Аннотация: Повесть о проклятом эльфе, написанная в 2007 году. Пока что первую часть выкладываю. Прошу не судить слишком строго, но комментариям буду очень рада :)
Его сны
[1]
- Ничего, и ты привыкнешь, - вздохнул одетый в темную рубашку заключенный и лениво повернулся на другой бок.
- Ага, - пробурчал новичок и уселся на полу перед решетками. Отсюда можно было наблюдать за всеми остальными: вернувшиеся с общих работ заключенные суетились, готовясь к ужину и ко сну. - Я привыкну, если до этого не помру со скуки.
- Ну-ну, здесь все тихо и спокойно, нас кормят и одевают... что тебя не устраивает?
- Там, где я был раньше, было веселее. Вечера были шумные... задорные ребята там были... А здесь все такое серое.
Конечно, о том, сколько всего плохого было в его предыдущей тюрьме, новичок умолчал. Да и зачем было рассказывать этим наивным созданиям байки про жестоких охранников, про драки и избиения? Судя по всему, здесь всего этого не было. Даже на общих работах все было так спокойно и мирно, что новичок просто не мог поверить своим глазам. Заключенные занимались каждый своей работой, охранники следили за порядком, иногда говорили о чем-то и много шутили.
- Здесь тоже есть свои законы и порядки. Есть и "задорные" ребята. И вообще есть много чего интересного. Просто нужно время, чтобы со всем этим как следует познакомиться. Хотя... тебе-то что. Ты скоро уйдешь отсюда. А как быть тем, у кого впереди еще много таких вот серых дней?..
Ничего не отвечая, новичок продолжал с тоской смотреть на заключенных в других камерах. С некоторыми из них он уже успел познакомиться на общих работах. С другими в чем он был уверен успел бы познакомиться за предстоящий срок.
- А почему те двое ссорятся?
- Да они постоянно ссорятся, - старожил махнул рукой и протяжно зевнул. - Всегда что-то поделить не могут. Не обращай внимания. Иногда их крики будут будить тебя по ночам.
- Даже странно для такого тихого места.
- Я же говорил тебе.
- А что охранники их не успокоят?
- Только им и удается их успокоить. Пригрозив дополнительными часами общих работ... - пробормотал старожил, продолжая зевать.
- Хм...
- Вообще у нас много интересных ребят. Взять хотя бы того типа из камеры напротив.
- Хм? А разве там кто-то есть? - новичок внимательно вгляделся в противоположную камеру и только теперь заметил, что в ней кто-то сидел, укутавшись в одеяло.
- Да, есть там один странный тип, - старожил повернулся на другой бок и со своей койки посмотрел в противоположную камеру.
- Ага, вижу. Что же я его не заметил на общих работах?
- Его не выводят на общие работы.
- Почему? Он настолько опасен? Даже для таких как мы?
- Опасен? - старожил расхохотался. Так сильно, что, кажется, даже сонливость его прошла. Наконец успокоившись, он продолжил: - Да такой дохляк даже мухи обидеть не сможет, даже если очень захочет.
- Хм... - пробормотал новичок, пытаясь разглядеть странного заключенного из противоположной камеры. Но темнота мало что позволяла увидеть. Да и тип этот окутался с головой в одеяло. - За что он сидит?
- Да кто его знает... - старожил повернулся лицом к стене. - С тех пор, как он здесь, он не проронил ни слова.
- Может, языка не понимает?
- Сначала и мы так думали. Но вроде понимает. Просто не особо разговорчив.
Звон колоколов где-то вдалеке дал заключенным понять, что настало время ужина. Вслед за звоном появились охранники, раздающие еду заключенным. Когда очередь дошла до них, новичок передал миску с похлебкой и хлеб старожилу, а сам со своей едой уселся там же, где сидел раньше: отсюда можно было наблюдать за всеми другими. Хоть какое-то занятие...
В последнюю очередь охранники подошли к странному созданию из противоположной камеры.
- Эй, ты! - воскликнул один из охранников как-то необычайно мягко. - Мы еду принесли!
Второй, подойдя, тоже заглянул в камеру сквозь решетки.
- Слышишь? Поешь, хорошо?
- Тебе обязательно нужно поесть! Не сиди голодный, слышишь?
Оставив еду и позабыв обо всем на свете, и, в первую очередь о собственном голоде после работ, новичок наблюдал за тем, как в течение нескольких минут двое охранников уговаривали заключенного из камеры напротив хотя бы немного поесть. Однако заключенный продолжал сидеть неподвижно, оставаясь безучастным к их монологам.
- Это еще что такое? - пробормотал новичок в недоумении.
Старожил усмехнулся.
- И к этому ты тоже привыкнешь. Мы эту сцену уже сколько времени наблюдаем.
Спустя несколько минут странное создание слегка повернулось к охранникам и еле заметно кивнуло. Впервые лунный свет упал на него и показал его бледное, лишенное красок лицо. Бесцветные губы и глаза, лишенные выразительности. Какие-то темные пятна покрывали его лоб и скулы. Подойдя ближе, можно было бы заметить, что это были вовсе не пятна, а какие-то символы. Что именно там было написано - никто не мог разобрать. Вроде бы на первый взгляд это был знакомый язык... но, приглядевшись, никто не мог разобрать ни слова. Переплетаясь и образовывая витиеватые узоры, символы спускались по его скулам на шею, покрывали спину и грудь, ноги, а также ступни и ладони - как с тыльной стороны, так и с внутренней.
Он был худощав и слаб. Заключенные и охранники даже боялись касаться его: любое прикосновение оставляло на его теле темные синяки, которые не проходили неделями. Если он вдруг выходил на общие работы, сил его хватало самое большее минут на десять. Потом он падал в обморок, и его очень долго приводили в чувства и целыми днями лечили в лазарете...
На прогулки он тоже никогда не выходил. Он вообще еле держался на ногах и ходил с большим трудом.
Смотрящих на него всегда одолевало какое-то странное чувство жалости, сердце начинала сжимать непонятно откуда возникшая нежность, и каждому, даже самому отъявленному преступнику хотелось обнять его, уговорить немного поесть, улыбнуться ему...
И хотя такое нежное обращение охранников удивило новичка, он сам поймал себя на мысли, что чувствует то же самое, что и они. Глубокое, щемящее чувство жалости.
- Он не похож на местного, - заметил новичок, вздохнув. - Хотя уши у него как у нас, ростом он мал. Может, лесной?
- Нет, лесные еще ниже... - пробурчал старожил сквозь одолевающий его сон. Ему не хотелось продолжать этот разговор, ведь он за многие месяцы сотни раз уже успел обсудить каждого из заключенных со всеми остальными.
- Может, темный? - спросил новичок и засмеялся. Для темного это создание было слишком светлым.
Когда все заключенные уснули, странное создание продолжало сидеть на том же месте, укутавшись в шерстяное одеяло и подрагивая время от времени. К еде оно так и не притронулось.
Луна почти всю ночь освещала маленькую, невероятно тесную камеру, в которой он находился. В этом маленьком мирке никогда не наступало полной темноты, а значит, не было и полного покоя. Кажется, он и забыл о том, что такое тьма. Даже закрывая глаза, он видел перед собой полную луну.
Проникая из закрытого решетками малюсенького окошка под самым потолком в камеру, куда его никто не приглашал, лунный свет падал прямо на постеленную на полу грязную постель, попутно освещая и старый, почти развалившийся деревянный столик, непонятно как и почему оказавшийся в этой камере и удобно устроившийся между самодельной постелью и решетками. Ничего другого в камере не было. Не считая того, кто в ней сидел. Если ему удавалось куда-нибудь спрятаться от лунного света, он сливался с тьмой и становился почти невидимым. Если же лунный свет все же добирался до него, он с чувством садистского удовольствия касался его бледной, болезненной кожи, гладил его волосы и плечи, переливаясь на его неподвижном, словно статуя, теле.
Однако в ту ночь полоска света переломилась, когда странное создание шевельнулось. Оно повернуло голову и посмотрело на ужин, который давно уже лежал на столе возле решеток. Ему не хотелось есть. Ему никогда не хотелось есть.
Одеяло упало с его головы, и лунный свет смог запустить свои пальцы в его тонкие серебристые волосы, а потом и осветить его лицо. Если бы в камере был кто-то еще, он смог бы увидеть, что у этого создания были необычные глаза: один глаз его был серебристого цвета, другой - золотисто-карего. Но этого никто никогда не замечал, потому что даже если кто-то находился рядом с ним, он почти никогда не поднимал глаз с пола.
Поежившись, он с какой-то ревностью отнял спину от стены. Стена была влажная. Видимо, наступали холода. Хорошо, что между ним и решеткой был этот стол.
Замерев на несколько секунд, он улегся на грязной койке и, подобрав расстелившиеся по полу волосы, свернулся калачиком. Тонкие руки луны, пролезая сквозь оконные решетки, гладили и убаюкивали его, словно маленького котенка.
Этой ночью было очень тихо.
Никто из заключенных точно не помнил, когда это создание здесь появилось. Его приход был тихим и незаметным, и никто бы не заметил, если бы он в один прекрасный день точно так же исчез.
Никто не знал, зачем он здесь. Разве мог этот дохляк сделать что-то такое, за что его надо было посадить в тюрьму?
Когда-то заключенные то и дело задавались этим вопросом. Но вскоре рутина и серость их жизни взяла верх. Заключенные после трудового дня становились не очень разговорчивыми. С ним никто не разговаривал. Над ним даже никто не издевался. Ибо нет занятия более неблагодарного, чем издеваться и подшучивать над кем-то, кто никак на это не реагирует.
Никто не знал, откуда он. Хотя, по всем признакам, он, вроде бы, был эльфом, как и многие из них. Только цветом кожи и ростом он отличался. Кроме того, эти странные узоры на его лице и теле... никто не мог понять, что они означали, а потому его немного боялись.
Звук шагов нарушил ночную тишину и сразу же прервал его чуткий сон. В его камеру втолкнули маленького худощавого "лесного" средних лет, еле державшегося на ногах.
Они не посмотрели друг на друга и не сказали друг другу ни слова. Но странное создание, давно уже обитающее в этой камере, по какому-то молчаливому согласию уступило незнакомцу свою койку. Само же оно устроилось под холодной стеной. Незнакомец прикрылся своим тоненьким плащом и вскоре впал в забытье.
Эльф продолжал сидеть под стеной и смотреть на него. Холод выглядел страшно, а на ощупь был еще и отвратителен. Спина эльфа чувствовала прикосновение его противных пальцев даже сквозь одеяло.
Спящий дрожал.
С трудом отойдя от стены, эльф почему-то приполз к нему и прикрыл его своим одеялом, а на себя накинул старенький плащ чужака и вновь съежился под стеной.
Спать он не мог. Точно так же он не мог бодрствовать.
Сколько времени прошло - он не знал и не заметил. Однако луна все еще заглядывала в его грязную камеру, а значит, была ночь. Тяжелые шаги вновь нарушили ночную тишину: трое охранников приближались к решеткам. Если бы он был более внимателен, он бы обязательно заметил, что это были не те охранники, что обычно приходили. И форма на них была другая... Но он не посмотрел на них и ничего не заметил.
- Большой ошибкой было приводить его сюда... Вы хоть представляете, как это опасно?..
- Простите...
- Где он?
- Вон там, в той камере.
- Его нельзя здесь оставлять. Это очень опасно для всех нас.
- Действительно... Не дай бог, подохнет еще, и тогда всем нам крышка.
- Он в любом случае долго не протянет.
Третий охранник шел за ними, прикрывая нос и рот рукавом.
- Да не бойся ты. Если он жив, ты не заразишься. Эта болезнь распространяется на довольно большую территорию и поражает всех вокруг лишь после смерти носителя.
- Вот как... Тогда молитесь, чтобы он был жив.
Когда охранники подошли, один из них вошел в камеру и, грубо схватив эльфа за локоть, поднял его на ноги и вытолкнул из камеры. Ничего не говоря, двое других взяли его под руки и повели по длинным темным коридорам; он еле держался на ногах.
Коридоры вывели их из тюрьмы. У последней двери один из охранников сказал, что провинциальный правитель даровал ему прощение и что он может идти. Не только может, но и должен. И чем дальше, тем лучше.
- От греха подальше... - услышал он у себя за спиной и с трудом зашагал вперед, уже без поддержки стражников.
- Он и нескольких часов не протянет, - сказал один из охранников.
- Ничего... пусть уйдет как можно дальше.
Он шел. Не останавливаясь и не оглядываясь. Здание тюрьмы, горы и холмы остались позади. Он был так слаб, что не было сил даже остановиться. Ноги сами шли вперед, очень медленно, и каждое движение отдавало болью во всем его теле. Глаза смотрели по сторонам, но ничего не видели и не воспринимали.
Через несколько голых холмов он перестал чувствовать боль, так как не чувствовал уже и собственного тела. Все вокруг начало кружиться, пропало чувство равновесия и ощущение земли под ногами. До лесов оставалось совсем чуть-чуть. Ему почему-то хотелось обязательно дойти до лесов. Если бы он мог о чем-нибудь думать, наверняка его первой мыслью было бы то, что смерть всегда шла за ним по пятам, но никак не могла догнать. Даже смерть ненавидела его, даже она сторонилась.
Он ходил. Всегда и много. Для чего и куда - он и сам не знал. Он вообще мало что знал. В его восприятии не было грани, которая отделяла бы реальность от сна, явь от бреда.
Как давно он начал скитаться - он и сам не помнил. Как и не помнил уже причину своих скитаний. Но они стерли из его жизни дни и ночи. Он потерял сон и потерял ощущение реальности. Он стал призраком, который появлялся и уходил незамеченным. Самые разные создания, встретив его как-то, жалели его, но мало что могли изменить; когда он уходил, они так же быстро забывали о его существовании... Он шел вперед, ничего не осознавая и не понимая. Он не знал, что двигало им. Кто и откуда он, куда и зачем он идет - это были вопросы, которыми он задался бы, если бы мог думать. А если бы он еще умел задумываться и ставить перед собой сложные вопросы, то наверняка одним из важнейших таких вопросов было бы то, за что жизнь его так ненавидела, что не хотела избавить его от своей назойливой компании.