Аннотация: Рассказ напечатан в журнале "Шалтай болтай" Љ1 (50) 2011г.
Джокер
--
А вообще, какой он, какой? - Светик подтянула коленки к груди, обхватила ноги руками, приготовилась слушать. Она сидела на диване, и казалось, что прямо из коленок треугольничком растёт её лицо, а на лице - глаза, в упор уставленные на Артёма.
--
Ну ты думаешь, я знаю, что ли? - ответил Артём.
--
Ты же видел его, Артём! Помнишь? Расскажи, ну пожалуйста, - Света просительно подняла уголками брови. Нет, когда она так делала брови и склоняла голову набок, становилась похожа на котёнка и отказать ей было нельзя ни в чём.
--
Да, видел, - Артём вздохнул, - какой-какой, ну никакой! Это с первого взгляда. Белесый, словно пятно. Но, если откинуть это впечатление, то окажется, что лет ему около тридцати, блондин с жиденьким каре и серыми, прозрачными глазами, среднего роста, в джинсах и олимпийке. Вроде, обычный парень. Мы с ним сидели рядом в аэропорту. Я летел тогда в Рим, а рейс задерживали бесконечно. Сначала на час, потом ещё на три часа. Вот мы и разговорились от скуки. Конечно, я не сразу узнал, что он -- меняла. Про хоккей поговорили, по кофе выпили, про аэрофобию и как от неё спасаться. Про то, про сё... Ещё раз по кофе. Через пятнадцать минут мне казалось, что я знаю его всю жизнь, что он мой друг закадычный со школьной скамьи. Потом, задним числом, когда я анализировал эту встречу, догадался, что это метода у него такая -- подстраиваться под собеседника, слегка копируя его жесты, отзеркаливая, но не слишком, без наигранности. Иначе не поменяешь.
--
А он и тебе хотел менять?
--
Честно? Не знаю. Думаю, сначала, он приглядывался ко мне, зеркаля на автомате по привычке. Может, прикидывал, что обменять. А потом. Чёрт возьми! Наверное и его иногда что-то достаёт. Хотя, уверен, быть менялой -- его суть, натура. Просто, бывает, нас тошнит от самих себя. Вот и у него, наверное, то же самое.
--
И он всегда выигрывает?
--
Он-то? Всегда! Это не потому, что надувает. Нет. Просто любой обмен для него выигрыш.
--
А для других? Для тех, с кем он обменивается?
--
Для других -- как повезёт. Может, очень повезёт, а может и нет. Джокер, он и есть джокер.
* * *
Вика была дома одна и маялась от июньской жары. Казалось, плавится всё -- само солнце, и улица под солнечными лучами-лавой, и трава, и её дом, и стёкла, врезанные в окна, сквозь стёкла - ламинат, а она, словно креветка, обданная кипятком. Она решительно не знала, что делать. "У итальянцев хоть есть сиеста, а я прихожу с работы, и выпадаю в осадок от этой жары, и ничего не хочется, остаётся плавиться и плавиться, словно сырок Дружба". Она пощёлкала пультом, на экране мелькнул анонс предстоящего футбольного матча. "Нет, так нельзя. Надо как-то встряхнуться. А! Пойду вечером в спорт-бар напротив, выпью пива, поболею за французов". Муж на неделю уехал к матери в Мариуполь, сын -- на целую смену в лагерь. Никто не ждал и не держал.
Она расчесала свои длинные, каштановые волосы, заплела в тугую, толстую косу, привычно закрепила косу резинкой, влезла в майку, бриджи, взяла сумочку, мобильник. "Начало матча через час, места ещё будут".
В спорт-баре было шумно. Села за столик, поближе к выходу, чтобы, когда наскучит, не толкаясь, утечь домой. Заказала тёмного нефильтрованного пива. Через столик от неё студенты громко смеялись, что-то обсуждая и широко жестикулируя, брызжа слюной и молодой энергией. Каких-то десяток лет назад она была такой. Всего лишь десяток лет. Будто в другой жизни. А что теперь? Муж, которого она не любит, а существует с ним в одной квартире в силу привычки. Привычка -- заводной механизм механических часов прирученной жизни. Её ручной жизни. Хотелось убежать от этого, но она не могла. Не хватало характера. Она всегда была слишком слабой для активного сопротивления. Поэтому и замуж вышла без любви, не в силах сопротивляться напору жениха и его навязчивым ухаживаниям. А потом родился Виталик. Что тут говорить. Во всём виновата сама. Вика отпила пива. "Пиво -- это вещь". Спорт-бар наполнился посетителями до отказа. Незнакомый парень, лет двадцати пяти, спросил разрешения сесть за её столик. Разрешила. Не жадина. Да и какая разница, сколько вокруг человек, если внутри мы всегда наедине?
--
Вы за кого? - это блондин, что расположился рядом.
--
За французов. А вы?
--
А я всегда болею за своих. А если своих нет -- мне всё равно. Тогда смотрю за интерес. Хорошее здесь пиво.
--
Да.
--
Я -- Олег.
--
Вика. И вам всё равно, кто победит?
--
Конечно, но я думаю, что сегодня победят французы. Вы знаете, вам не идёт.
--
Что?
--
Коса. Давайте меняться.
--
Смеётесь? Я с этой косой, с рождения, наверное.
--
Тем более. Уникальный шанс избавиться от залежалой вещи. Вы мне -- косу, а я вам..., - парень задумался.
--
Вы -- мне... что?
--
Я подарю вас самих, такой, какая вы есть.
--
А давайте! Когда ещё, если не сейчас?
Олег подошёл к барной стойке и долго разговаривал с барменом. Ножниц почему-то не оказалось, тогда худая длинноногая официантка, порывшись в где-то за дверью, она принесла маленькие маникюрные ножницы и протянула их Олегу - "только с возвратом!".
Вика взяла ножницы, расположила их поближе к тонкой шее, въелась ими в косу. Коса не поддавалась. Маленькими щипочками, тонкими прядями Вика отвоёвывала косу. "Что я делаю?" - подумалось и растворилось. В маленьких колечках ножниц, пальцам было больно. Наконец, коса отлепилась, отвалилась, упала. Вика встряхнула головой. Было непривычно легко. Покопалась в сумочке, достала маленькое зеркальце. Вгляделась. Молодая женщина, ещё девчонка, выглядывала из зеркала то правым глазом, то левым, то вихром, то косо срезанной прядью. Она засмеялась. "Боже! Как легко! Возьму Витальку, и перееду к маме! И с чего я взяла, что в двушке втроём не развернуться? Это душа моя калачиком свернулась все эти нелепые годы"
Когда Вика убрала зеркало, Олега в баре не было. Посмотрела на пол -- косы не было тоже. Вика быстро расплатилась и пошла к выходу. Она знала: победят французы.
* * *
Как Игорь увяз в этом романе, он не понял сам. Незаметно. Случайная встреча, приятный вечер, затем ряд неслучайных встреч. В принципе, ничего особенного. Так у многих. И его всё устраивало. До того момента, пока Ирина не сказала, что он должен сделать выбор: "Или оставайся с женой, или - со мной. Сроку тебе - три месяца. Думай". Если бы Игорю, рассказали об этом пол года назад, он бы рассмеялся широко и безудержно, во все своих тридцать... ну да, во все свои тридцать зубов. "Какой ещё выбор? Послать подальше -- и все дела! Кто будет менять родную жену, двоих детей, общее имущество, общих друзей, в конце концов, на пусть и чертовски привлекательную, аппетитную, но такую чужую суку". Он и послал. Легко, изящно, даже красиво: "Извини, дорогая, мы так не договаривались". А через три дня в семь утра караулил её с букетом чайных роз у подъезда. Он и сам не понимал, почему притащился в такую рань, но потерять Ирину казалось невозможным. И он стоял, как пацан, а потом только повторял: "Ну прости меня, прости. Три месяца -- и я всё решу. Веришь?" Она простила.
В эти выходные находиться дома было тошно. Ирина уехала к подруге за город. Дома -- жена, ещё любимая, но оставаться с ней наедине не хотелось. Игорь думал, что вот он, зрелый мужчина, любит двух женщин, почти одинаково, но в его любви к жене примешалось чувство вины, а его любовь к Ирине -- сплошная клубника со взбитыми сливками. Он решил скоротать вечер в "Космосе" - элитном бильярдном клубе. Созвонился с приятелем -- договорились встретиться на месте.
В "Космос" Игорь приехал пораньше. У одного из столов стильный блондин в чёрном один за другим в лузы загонял шары.
--
Разомнёмся? - предложил блондин
--
Идёт, - Игорь взял в руку кий.
--
Я -- Олег.
--
Игорь. Будем знакомы.
В бильярд новый знакомец Игоря играл виртуозно. Приятель что-то задерживался. Но Игоря захватил сильный соперник. Не спеша разговорились.
--
Знаешь. Так всё по-дурацки вышло. Встретил женщину, - рассказывал он Олегу, - Думал, для удовольствия. А вот ведь, бросить не могу. Не могу оставить её. И жену оставить не могу тоже.
Игорь потянул галстук за узел, нервно дёрнул головой.
--
Напрягает? - голос Олега прозвучал с участием, - Не хочешь ничего менять? Сохранить не сопоставимое трудно, но иногда получается. Меняйся!
--
Как?
--
Давай, ты мне свою удавку, галстук. Взамен - и твоя жена, и твоя женщина будут с тобой сколько захочешь.
--
Шутишь?
--
Ничуть!
--
А давай! - Игорь резким жестом сдёрнул с шеи галстук и протянул его Олегу.
Олег взял галстук, скрутил его колечком, сунул в карман брюк.
--
О! А вон и Женя! Друг.
--
Приятно было познакомиться.
--
Взаимно.
Через неделю Ирина заболела клещевым энцефалитом, там, на подружкиной даче, поймала клеща и не заметила. Болезнь протекала с осложнениями, на работу больше она не вышла. Сначала больничные, потом инвалидность. Она не ставила условий -- была счастлива, что не бросает, приходит. Игорь помогал, давал деньги. Год не оставлял. Потом -- ушёл, мобильник сменил. Он больше не любил, только помнил.
* * *
Было хреново. Дима выполз на улицу к своему подъезду, сел на на лавочку, широко расставив ноги, наклонился, помотал головой, сплюнул. Тошнило. Хотелось ширнуться. Ширнуться было нечем. Ещё не колбасило. Просто очень хотелось ширнуться. Деньги кончились. К вечеру должны подтянуться друзья. Они поделятся дурью. Но до вечера ещё далеко. Рядом на лавке сидел какой-то крендель, бросал сочувственные взгляды.
--
Что зыришь? Дурь есть?
--
Нет. Болеешь?
--
Ага.
--
А денег нет?
--
Точно.
--
Денег хочешь?
--
Кто их не хочет?
--
Тогда слушай, Дима, меня внимательно.
--
Чего так?
--
Сейчас поймёшь.
--
Ну слушаю...
--
Жить тебе, Дима, осталось десять лет. Ровно десять лет. Умрёшь от гепатита, в муках. Я предлагаю тебе обмен. Ты мне отдашь пять лет своей жизни, а я тебя в замен сделаю богатым. Не будешь ни в чём нуждаться. Ну, допустим, тридцать миллионов рублей на пять лет тебе хватит?
--
Я что-то не вкуриваю. Ты что, глюк что ли?
--
Нет. Не глюк. Ну что согласен? Или загибаться десять лет, или роскошная жизнь - пять.
--
Я не могу! Ты точно глюк. Расскажу вечером пацанам -- не поверят.
--
Отказываешся?
--
От тридцати лимонов? Я что -- дурак? Ну уморил, - Дима тоненько захихикал.
--
Тогда слушай сейчас меня очень внимательно. Слушаешь?
--
Слушаю, слушаю.
--
Вот тебе -- пятак. Пять рублей. Чтобы я тебе глюком не казался.
Парень протянул монету. Она показалась Диме странной. Вроде, всё -- как положено: пять рублей, и орёл, где надо, только монетка медная, словно совковая копейка. Дима повертел пятак в пальцах, сунул в карман.
--
Так вот, Дима. Деньги у тебя будут завтра. Тебе курьер доставит банковскую карточку. Бери. Пользуйся. Только помни, что жить тебе после этого только пять лет.
--
Жесть.
--
Да. Жесть. Поэтому, если передумаешь, если решишь всё повернуть назад, себе оставить свою судьбу, но и жить без денег... так вот. Слушай меня. Если передумаешь -- просто отдашь пятак, как милостыню. И всё. Понял?
--
Да понял я. Понял.
--
Ну тогда -- пока.
Дима смотрел в спину уходившему парню, он понял только одно: "Иногда встречаются челы ещё более сдвинутые, чем я сам. И это не может не радовать. Расскажу гаврикам -- не поверят".
На следующий день курьер крупной службы доставки принёс Диме бандероль. Он долго искал паспорт по квартире, нашёл, кривой закорючкой расписался за получение. Открыл бандерольку. В пакете лежала банковская карта известной Диме конторы, и листок, на котором напечатан пароль и кодовое слово. Кодовым оказалась "Медь". Дима прислонился к стенке: "Фига се! Вот люди разыгрывают!" Сунул руку в карман, нащупал прохладную медь. Достал монету. Повертел её, понюхал, попробовал на зуб. На вкус медь была медью. Сунул монету в карман. Присвистнул и метнулся по лестнице -- к банкоматам.
Следующие три года Дима много кололся, много катался, много веселился. У него всего всего было много. Но однажды ночью он проснулся в кошмаре: "Чёрт. Осталось только два года. Пойти -- отдать пятак? Нет. Я что, дурак? Отдам. Попозже отдам". Этого позже не наступило. Он забыл. Когда вспомнил, выбежал на улицу. Не было никого. Сел в свою тачку, вдавил в газ. А через тридцать минут спасатели отскребали машину от столба. Врач тоже был. Констатировал смерть.
В аэропорту время всегда течёт как-то иначе. Он давно заметил, вроде и быстро бегут минуты, собираясь в часы, но из-за того, что кругом одинообразие суеты, кажется, что время замирает. Прямо феномен какой-то. Джокер вздохнул. Рейс задерживали, ловушка аэропорта не торопилась отпускать. Ловушка! Хм, он сам устраивать ловушки мастер. Вспомнилась давнишняя история с наркоманом. Он был щедр. Так захотелось. Наркомана было не жаль. Но это была игра, как в рулетку. Один к ста он бы поставил, на то, что наркоман проведёт судьбу и его самого. Не вышло.
А история двоелюбца! Кажется, Игоря. Да, Игоря. Джокер невольно поморщился. Не достаточно изящно. В отношении Игоря - здесь всё чисто. Как говорится, как заказывали, получите-распишитесь. Да и судьба любовницы Ирины вполне допускала подобный исход. Всё в рамках дозволенного. И всё же, если бы был возможен другой, более нейтральный вариант, он бы предпочёл его. Только нейтрального варианта не было. Он усмехнулся. Что за самоедство? Работа есть работа. В конце концов история с девочкой Викой получилась кристально безупречной, аки алмаз. А какая коса! Она лежала на дне кейса шёлковой змейкой. Отличный трофей. 'Просто я по натуре - перфекционист. Какой уж есть'.
Джокер расплатился за кофе, и устроился за столиком. Парень рядом сосредоточенно жевал бутерброд. Джокер улыбнулся:
Тоже ждёте рейса в Рим?
Ага. Чёрте чё творится! Интересно, мы улетим сегодня? Я, кстати, Артём.
Очень приятно. Олег, - Джокер протянул руку.