Охотин Александр : другие произведения.

Сначала была война

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь приводятся лишь отдельные главы, так как повесть готовится к изданию. В тексте имеются опечатки и неточности, так как текст еще не выверен. Юный Маг Данилка Овсянников, попавший в 1942-год вместе с Экипажем звездолёта "Прометей-2", сумел отправить экипаж звездолёта в своё время, но сам остался в прошлом. Друзьч не понимали, почему он остался. Они никогда бы этого не узнали, если бы им не рассказал эту историю уучитель ИЗО Герой Советского Союза Роман Васильевич Гусев. Ну а вас эту историю расскажет ученик 4-го класса Саша Мережкин, кторый 15 лет вперёд был взрослым и летел на этом звездолёте в качестве члена экипажа.
  Первая часть. Детский дом
  
  
  Глава 1. Сначала была война
  
  
  
  Сначала была война... Хотя нет, не совсем так. Сначала всё-таки были мама и папа, родной город Горький, родная улица и двор, родной дом. Да, всё это было, но Ромка почти не помнил ни лиц, ни улицы, ни как выглядит дом, в котором он жил до войны. Вообще-то, помнил, но помнил как-то странно. Папа и мама иногда ему снились. Отчётливо. Он легко узнавал их во сне. Узнавал и лица, и голоса. Но... всё это мгновенно улетучивалось, когда он просыпался. Проснувшись, он уже не мог представить себе, как выглядели папа и мама. Зато война прочно засела в памяти.
  Ох уж эта война... Когда же она, наконец, закончится? Хотя, Ромке-то теперь уже всё равно. Что у него впереди? Куда он идёт? Некуда и не к кому ему идти, потому что остался он совсем один на белом свете.
  Ромка медленно брёл по одной из окраинных улочек города. Просто так, без цели. Улочка называлась Малиновой. Она начиналась от военного госпиталя, из которого Ромка сбежал три дня назад. Он потом несколько раз возвращался туда. Дойдёт до ворот, постоит там и идёт прочь. Вот и в то июльское утро он побывал там. Постоял, посмотрел на здание госпиталя и ушёл оттуда уже навсегда.
  Ромка и сам не понимал, зачем он туда возвращался, что его туда тянуло. Вернуться, повиниться и попроситься назад? Ведь нельзя же вечно скитаться по улицам, ночевать в полуразрушенном бомбёжкой доме. А без еды как прожить? Но нет, возвращаться было нельзя. Что он скажет? Как оправдает побег? Нет, пути назад не было.
  Улица была неширокой. Она тянулась в том же направлении, что и река за посёлком Осинки. Река плавно поворачивала налево, и улица повторяла этот изгиб. Большинство домов улицы были двух и трёхэтажными. Это были здания старой, некоторые дореволюционной постройки. Кое-где в окнах не было стёкол и даже оконных рам. Это результат бомбёжек. Вообще-то Малиновая пострадала от бомбёжек не так сильно, как другие улицы города, но и там встречались полностью разрушенные дома.
  Улица поднималась в гору, поэтому фундаменты многих зданий, высокие с ближней стороны, дальше почти уходили в землю. У некоторых зданий вторые этажи были вторыми только с ближней стороны, а дальше становились первыми.
  Вдоль улицы проходила мощённая камнем дорога, а посередине дороги тянулись трамвайные рельсы. По дороге и по узким тротуарам вдоль домов шли редкие прохожие. Их было ещё совсем мало, в большинстве - женщины, так как почти все мужчины были на фронте. Одеты они были по-летнему, как и подобает одеваться в середине июля. Наверное, холодно было только Ромке. Видимо, от голода и слабости. Ещё бы: уже третий день во рту не было ни крошки.
  А день обещал быть погожим. На утреннем небе не было ни облачка. Ромка брёл вверх по улице, опустив голову, уставившись в пыльную, с выбоинами, мостовую.
  Громыхая на рельсах, прошёл по улице первый трамвай. Солнце поднималось над городом всё выше и выше. Когда оно поднялось уже высоко и выглянуло из-за крыш домов, Ромке стало теплее, прошёл озноб.
  Ромка дошёл до проулка, через который он когда-то удирал от фашистов, которые перед этим пытали его два дня. Они хотели заставить Ромку выдать, где находится штаб подпольщиков, передающих партизанам важные сведения. Нет, ничего у них не вышло, а Ромка сумел тогда сбежать.
  Итак, Ромка остановился у поворота в проулок. Если повернуть туда, пройти три километра и спуститься вниз по склону, то окажешься в посёлке Осинки. Пойти туда и попросить немного еды? "Нет, не дадут, - решил Ромка. - Это когда я с партизанами туда ходил... а так... кто я для них...".
  Постояв в нерешительности, он всё-таки свернул в проулок. Миновав развалины разрушенного бомбёжкой дома, оставив позади полусгоревшие сараи, он вышел на тропинку, ведущую к посёлку.
  Там, на лугу, кипела и радовалась солнечному дню жизнь. Казалось, что не было никакой войны. В зелёной траве радостно желтели и белели одуванчики; росли белые ромашки и голубые васильки. В траве радостно стрекотали кузнечики - им было хорошо, не то что Ромке.
  Дойдя до края склона, Ромка остановился. Вдали за посёлком блестела на солнце река. Был виден и взорванный мост. От нахлынувших воспоминаний вернулось утреннее ощущение леденящего холода. Ромка ещё какое-то время постоял на краю склона, а потом повернулся и пошёл прочь.
  Вернувшись на городскую улицу, он побрёл дальше. Шёл, опустив голову, бессмысленно уставившись в мостовую. Резкий толчок. Это Ромка налетел на встречного прохожего - на высокого лохматого дядьку. Ругань:
  - Куда прёшься, оборванец! Смотреть надо, куда идёшь!
  Оборванец... Да, конечно. А что оставалось делать? Не уходить же в госпитальной пижаме. В ночь побега из госпиталя, Ромка тихо, чтобы не заметили дежурные медсёстры, пробрался в кладовую. Там ему удалось отыскать среди всякой рухляди то, что осталось от его одежды. Даже удивительно, что эту рвань так и не выкинули за целый год. Он даже нашёл какую-то фуражку, которую тут же нахлобучил на голову.
  Найденное тряпьё трудно было назвать одеждой. Разве что брюки. Они были почти целы, хотя и с бурыми пятнами от давно засохшей крови. А вот от рубашки и джемпера остались одни лохмотья. Ну что ж, ничего другого всё равно не было.
  Переодевшись, Ромка на цыпочках вернулся в палату. Он вынул из-под подушки свой пионерский галстук и долго смотрел на него, разложив на койке. Тот галстук вручил ему сам командир партизан Семён Игнатьевич, когда Ромку приняли в пионеры. Это было за месяц с небольшим до освобождения города от фашистов. Итак, Ромка аккуратно сложил галстук, спрятал его за пазуху. Аккуратно сложив на койке больничную одежду, он ушёл из госпиталя в ночь. Вот так он и стал "оборванцем", как выразился дядька.
  Итак, дядька пошёл дальше, что-то недовольно бурча под нос, а Ромка продолжил свой путь в никуда. Вот так он и оказался на базаре. С базара как раз и начинается эта история.
  
  Глава 2. Всё началось с базараќќ
  
  
  Итак, всё началось с бќќќазара. Ну, базар как базар. Чем-то похожий на тот, который Ромка не раз видел в своём родном городе Горьком, когда ходил туда с мамой. А вообще-то, наверное, все базары во всех городах хоть чем-то, да похожи друг на друга.
  Народа на базаре было не очень много. Побольше, конечно, чем на городской улице, но не намного. Покупатели, точнее покупательницы, ходили около прилавков, что-то искали, приценивались, покупали, меняли какие-то вещи на продукты.
  Вообще-то, бедновато было на прилавках. Это понятно, потому что только год назад город освободила от фашистов Красная Армия. Богато, нет ли, но и того съестного, что там было, хватило, чтобы от вида яств Ромке стало плохо. Особенно, от запаха печёных пирожков и лепёшек. Ими торговала пожилая упитанная тётка. От запаха заурчало в животе, к горлу подступила противная тошнота.
  Ромка на миг остановился напротив "пирожковой торговки". Это он её про себя так назвал - "пирожковая торговка". Тётка тоже взглянула на него. Что-то недоброе почувствовал Ромка в этом взгляде. Он отвернулся и пошёл к выходу с базара, чтобы уйти и не видеть больше всех этих вкусностей. Он дошёл до калитки, но выйти через неё уже не смог, потому что ему стало совсем плохо.
  Ромка уселся прямо на землю, привалившись спиной к углу между забором и ларьком у выхода. Не помогло, а тут ещё крик какой-то тётки:
  - Ворюга! Держите вора! Милиция!
  Голос был противный, визгливый и настолько пронзительный, что хоть уши затыкай. В другой раз Ромка посмотрел бы, что это там за ворюга, но ему в тот момент было не до этого. Он просто сидел с закрытыми глазами и не догадывался, что ворюга - это он сам.
  За милицией дело тоже не стало. Тут же появились двое. Один молодой и высокий, другой поменьше ростом, пожилой.
  - А ну вставай! - заорал высокий, и с силой дёрнул Ромку за руку - за больную, за правую. Боль, которая давно уже прошла, снова пронзила руку и правую сторону груди, помутилось сознание.
  - Не надо! - закричал Ромка. - Что вы делаете! Больно же!
  - Не ори! - прикрикнул высокий. - Не помрёшь, ворюга! Больно ему, понимаете ли...
  - Виктор! - сказал высокому милиционеру пожилой. - Поаккуратней!
  - Чего поаккуратней?!
  - А то и поаккуратней. Что он тебе сделал?
  - Вы знаете, Николай Афанасьевич, - ответил высокий, - я терпеть не могу ворьё.
  - А ты видел, как он что-то украл? Может, вот эти лохмотья, которые на нём?
  - Не украл, так собирался украсть! - не унимался высокий. - Знаю я эту шпану! Такой же, как и те!..
  - Угомонись! Те это те! А этот не те!
  Высокий продолжал держать Ромку за руку. Было больно.
  - Отпустите, - попросил Ромка, - я не убегу.
  - Ещё чего! - ответил высокий. - Знаю я вас, шпану!
  - Больно! Ну держите тогда за другую руку! Эта жуть как болит!
  - Виктор, - сказал пожилой милиционер, - да не держи ты его. Побежит - поймаем. Куда он тут денется?
  - Ага. Вы, что ли, будете ловить?
  - Ну держите за другую руку, - снова попросил Ромка. - Вам не всё равно, за какую? А эта жуть как теперь болит.
  - Виктор, - сказал пожилой, - боишься, что убежит, возьми его за другую руку. Вдруг и правда болит?
  - Да чёрт с вами обоими, - ответил высокий.
  Когда милиционер отпустил Ромкину руку, боль не прошла, а даже заболело ещё сильнее. Ну вот, тут ещё эта тётка - "пирожковая торговка". Вышла из-за прилавка и идёт к милиционерам. "Ага, сейчас и она что-нибудь наврёт, - подумал Ромка. - Скажет, что я у неё пирожок стащил. Вон тащит кулёк какой-то".
  Тётка, подойдя, говорит:
  - Да постойте же. Что вы набросились на мальца как волки? Ничего он не крал. Пусть эта дура не выдумывает. Я видела, как он только вот пришёл. Потом уйти хотел, но не смог. Вы что, не видите, что ребёнок голодный и ему плохо?
  - Голодный... - недовольно буркнул высокий. Вот такие же голодные на этой неделе... Да... что там говорить...
  Высокий отвернулся, а тётка... даёт Ромке кулёк с пирожками:
  - На, милый, покушай. И не бойся. Дяденьки отведут тебя в приют. Не век же тебе по улицам болтаться.
  Ромка растерялся. Такого поворота дел он не ожидал. Тётка, которая сначала показалась Ромке злой, оказалась совсем и не злой. Даже наоборот.
  - Ну чего ты. Бери, не стесняйся, - говорит тётка.
  Ромка хотел взять кулёк правой рукой, но рука сильно болела. Пришлось взять кулёк левой рукой.
  - Спасибо, тётенька, - сказал Ромка вслед уже уходящей торговке.
  - Да ладно уж, чего уж там, - обернувшись, ответила торговка. - Ты кушай, сынок, кушай. А то вон как изголодал.
  - Всё равно, спасибо вам, гражданка, - поблагодарил её пожилой милиционер, потом говорит Ромке:
  - А ты давай топай с нами в отделение. Там во всём и разберёмся.
  ***
  Идти было трудно, ноги заплетались от слабости. "Сесть тут, и пусть делают, что хотят", - подумал Ромка. Нет, он всё-таки не сел, а шёл дальше, жадно уминая пирожок за пирожком. А пирожки, после двух дней скитаний, казались вкуснющими. Плохо, только, что теперь болела рука. Приходилось доставать пирожки из кулька левой рукой, а кулёк удерживать, прижав его локтем правой руки.
  - Давай топай быстрее! - прикрикнул высокий. - Ишь, плетётся как черепаха!
  - Не могу быстрее, - ответил Ромка, - сил совсем нет.
  - Сил у него нет, видите ли... - Не подавись пирожком, щенок.
  - Угомонись, Виктор! - сказал пожилой милиционер.
  - Я-то угомонюсь, а вы, Николай Афанасьевич, смотрите, как бы этот воришка дёру не дал.
  - Куда мне дёру-то давать? - сказал Ромка. - И никакой я не воришка. Я украл что-нибудь?
  - Знаю я вашу воровскую породу, - ответил высокий.
  - Виктор, да перестань ты уже! - Строго прикрикнул пожилой милиционер. - Ты что, не слышал, что сказала та гражданка на базаре?! Что он только пришёл и хотел уйти!
  - Да чёрт с вами, - проворчал высокий. Всю остальную дорогу он не произнёс больше ни слова.
  ***
   Отделение милиции было недалеко от базара. Оно располагалось на улице Вокзальной в небольшом двухэтажном здании. Это было здание постройки явно прошлого ещё века. Неказистое на вид, с растрескавшейся и местами отвалившейся штукатуркой. Впрочем, таких домов в городе было немало.
  Вход в отделение милиции располагался ровно посередине здания. Над входом был деревянный козырёк, а к нему прикреплена фанерная табличка с надписью "Железнодорожное отделение милиции Љ1".
  В кабинете, куда привели Ромку, стоял огромный письменный стол и несколько стульев. Справа от стола стоял книжный шкаф, но вместо книг в нём были какие-то папки, стопка бумаг и несколько толстых тетрадей. За столом сидела молодая "милиционерша". Это Ромка её так про себя назвал - милиционершей.
  - Товарищ инспектор, - обратился к ней пожилой милиционер, - вот, привели с базара парнишку. Надо бы разузнать о нём и определить куда-нибудь.
  - В колонию его надо определить, - проворчал высокий милиционер.
  - Виктор, ну что ты, никак не возьмёшь себя в руки? - сказала ему "товарищ инспектор". - Нельзя же срываться на каждого ребёнка. Николай Афанасьевич, идите и подождите с Виктором у себя. Я позвоню, когда всё будет готово.
  - Правда, Вить, пойдём, - сказал пожилой милиционер. И успокойся.
  - Ладно, идёмте, - ответил высокий и вышел вместе с пожилым.
  В отличие от милиционера Виктора, "товарищ инспектор" разговаривала с Ромкой спокойно, не кричала, не обзывала. Она усадила его на стул около стола. Говорит:
  - Ну? И откуда же ты такой взялся?
  - С улицы, - ответил Ромка. А что ещё он мог сказать? Не говорить же, что сбежал из госпиталя.
  - Это понятно, что с улицы, - сказала "товарищ инспектор. - Живёшь-то где?
  - На улице и живу.
  - Так, ясно. Скажи тогда: родители или ещё кто-нибудь из родственников у тебя есть?
  - Нет у меня никого.
  - А как тебя звать?
  - Ромка.
  - Не Ромка, а Роман, - поправила "товарищ инспектор". - Надо называть полное имя. Ну а фамилия?
  - Гусев.
  "Товарищ инспектор" что-то записала в большущую толстую тетрадь.
  - Как звали отца, помнишь? Или маму?
  - Так бы и спросили - про отчество. Васильевич я. А маму звали Лидой.
  Как только Ромка подумал о папе с мамой, его глаза сразу намокли от слёз. "Товарищ инспектор" это заметила, и говорит:
  - Ну ладно, Рома, прости, что спросила. Просто нам нужна как можно более полная информация. Надо же всё оформить. Посиди немного здесь, а я пойду и попробую что-нибудь о тебе разузнать. Надеюсь, не убежишь?
  - Куда мне бежать-то? И зачем?
  - Вот и хорошо. Договорились, значит. Скажи, только: ты в городе жил до войны?
  - В городе. Только не в этом. Мы с мамой и папой приехали из Горького к знакомым, а тут как раз война началась. "Товарищ инспектор" остановилась на полпути к двери.
  - Вон оно как... - говорит. - Это усложняет дело... Вот если бы ты помнил, хотя бы, в каком районе жил... Хотя... откуда тебе это помнить.
  - Что это, я помню. В Автозаводском.
  - Помнишь?! - удивилась "товарищ инспектор". - Это уже лучше. Ладно, я постараюсь быстро всё разузнать. Ну, если получится, конечно.
  Но вернулась она не очень быстро. Два раза в кабинет заходили какие-то дядьки. Спрашивали у Ромки, где товарищ инспектор. Ромка говорил, что "ушла что-то проверять". Потом зашла тётка... ну, лучше сказать не "тётка", а "дама". Ну, впрочем, без разницы. Так вот, зашла она в кабинет, тоже спросила про "товарища инспектора". Узнав, что её нет, спросила, скоро ли будет. Ромка сказал, что не знает, что сам давно уже ждёт. Как раз в этот момент и вернулась "товарищ инспектор".
  - Здравствуйте, - поздоровалась дама.
  - Здравствуйте, - ответила товарищ инспектор". - Присядьте, подождите немного. Я вот с мальчиком сейчас закончу, тут срочное дело.
  - Ладно-ладно, я подожду, - ответила "дама". а "товарищ инспектор" уселась за стол, и говорит:
  - Рома, я еле дозвонилась до Горького. Связь очень плохая. И звонить пришлось два раза. Ждала, когда нам перезвонят - не дождалась. Пришлось снова звонить. Они очень долго искали твои данные. Нашли, что-то, но удалось прочитать только имя, отчество, фамилию и дату рождения. Возможно даже, что это не твои данные. Дело в том, что документы в архиве сильно пострадали во время бомбёжки. Скажи: тебе сейчас десять лет?
  - Наверно.
  - Что значит наверно?
  - Я не знаю. Не помню.
  - Да... Плохо, что не помнишь. Будем считать, что десять. Вот если бы ты помнил, хотя бы, какого числа твой день рождения... но...
  - Я помню, - сказал Ромка. - Четырнадцатого июля.
  - Вон оно как! Так это же прекрасно! Значит, всё правильно. В архиве нашли именно твои данные. Ну что ж, так и запишем.
  "Товарищ инспектор" что-то написала на листке бумаги, затем что-то в тетрадь. Потом говорит:
  - Рома, сейчас тебя отвезут в детский дом. Ты не бойся, там тебе будет хорошо.
  - Я и не боюсь, давно уже отбоялся, - сказал Ромка.
  - Вот и хорошо.
  - Сколько же горя принесла война, - произнесла "дама".
  "Товарищ инспектор" подняла трубку телефона, нажала на нём кнопку и сказала в трубку:
  - Виктор, давайте готовьте машину и с Николаем ко мне.
  Виктор что-то отвечал, но Ромка не слышал. А "товарищ инспектор" спрашивает:
  - Как нету? А где он?
  Ей что-то ответили, а она:
  - На вызове... Ладно, давай тогда ты один подходи. Отвезёшь мальчика в детский дом на улице Артельной. Там уже ждут. Только, Виктор, держи себя в руках.
  "Товарищ инспектор" положила трубку телефона. Говорит Ромке:
  - Роман, давай я налью тебе чай. Хочешь?
  - Ага, - сказал Ромка. - Страх как пить хочется.
  Да, жажда мучила его ещё сильнее, чем до этого голод. Особенно сильно хотелось пить после съеденных пирожков.
  "Товарищ инспектор" разговаривала с "дамой", а Ромка пил чай. Виктор зашёл в кабинет, когда Ромка допивал уже второй стакан. "Товарищ инспектор" отдала милиционеру записку, которую только что написала. Виктор присел на стул, дождался, когда Ромка допьёт чай, и сказал ему, вставая со стула:
  - Вставай, поехали.
  
  Глава 3. Детский дом
  
  
  Ромка вышел с милиционером из отделения милиции. На улице было очень тепло. Солнце на небосклоне давно перевалило за полуденную отметку, время шло к вечеру. Виктор теперь не держал Ромку за руку. Понял, что сбегать Ромка не собирается.
  Около отделения милиции стояла машина. Чёрная, с фургоном. У фургона были по два зарешёченных окошечка с каждой стороны, а сзади - дверь. Такие машины в народе называли воронками . При виде воронка Ромке стало неуютно. Он знал, что в таких машинах обычно возят преступников. Не в тюрьму, конечно, его повезут, но всё равно неприятно.
  - Виктор, ну сколько можно ждать? - проворчал дядька водитель, который тоже был в милицейской форме.
  - Это ты Ирочке спасибо скажи, - ответил ему Виктор. - Надо же было этого ворюгу напоить чаем, сопли подтереть.
  Было Ромке очень обидно от этих слов. Мало того, что ни за что ни про что назвали ворюгой, так ещё и про сопли выдумали. А Виктор командует:
  -Лезь в машину!
  Пришлось "лезть". Ромка еле вскарабкался в фургон, настолько там было высоко. Хоть бы милиционер помог, так нет же. Он дождался, когда Ромка залезет в фургон, и забрался туда уже следом за ним. Водитель сел за руль. Поехали. Ромка не устоял на ногах и шлёпнулся на пол.
  - Садись давай, - сказал милиционер, помогая Ромке подняться и показывая на скамью. Ромка уселся. Пока ехали, а это около десяти минут, Ромка даже не взглянул на милиционера.
  Когда машина остановилась, и Ромка в сопровождении милиционера вышел из неё, он увидел перед собой старинное трёхэтажное здание, окружённое дощатым забором. Раньше Ромка тут не был, и видел это здание впервые. Несмотря на местами растрескавшуюся, а кое-где и осыпавшуюся штукатурку, Ромку это здание очаровало. Ему нравилась старинная архитектура.
  В городе Горьком, в котором он жил с родителями до войны, тоже было много старинных зданий. Особенно, на улице Свердлова, куда он не раз ездил с родителями к маминым знакомым. Вот и тот дом, в который повёл его милиционер, тоже был построен в старинном стиле.
  Итак, детский дом, размещался в старинном трёхэтажном здании. Окна здания были обрамлены лепными украшениями. Над окнами были узорчатые белые карнизы с фронтонами . От карнизов по бокам окон спускались вниз лепные пилястры . Эти пилястры опирались на лепные подоконники. Вход в здание был окружён доходящей до второго этажа, могучей колоннадой. Колоннада поддерживала огромную террасу, огороженную балюстрадой . Над террасой была опирающаяся на четыре колонны плоская крыша. Ромка поднялся с милиционером по ступенькам, и милиционер открыл входную дверь.
  За дверью был небольшой коридорчик-тамбур, а дальше следующая дверь. После тамбура был просторный вестибюль с высоким сводчатым потолком. От вестибюля со стороны входа налево шёл длинный коридор. В дальней стороне вестибюля с левой стороны была широкая деревянная дверь. Такая же дверь была и с правой стороны вестибюля. Ещё одна дверь находилась за широким лестничным маршем, ведущим на второй этаж. Она, как в тот же день узнал Ромка, вела во внутренний двор детского дома.
  Милиционер повёл Ромку по лестнице на второй этаж. На втором этаже свернули в длинный коридор. С левой стороны коридора были окна, выходящие на улицу. Через окна была видна дорога за забором; на обочине дороги стоял "воронок", на котором привезли Ромку. По правой стороне располагались деревянные, видимо дубовые, двери. На предпоследней двери - табличка с надписью "ДИРЕКТОР", дальше - дверь с табличкой "МЕДКАБИНЕТ".
  Милиционер постучал в дверь с табличкой "ДИРЕКТОР"
  - Входите-входите, открыто, - послышался из-за двери мужской голос.
  Виктор открыл дверь. Вошли. В довольно просторной комнате стоял письменный стол, за которым сидел пожилой мужчина с добродушным, но очень усталым лицом. Напротив стола стояли четыре стула. У левой стены недалеко от входа стоял диван, на котором лежало сложенное одеяло, а поверх одеяла подушка в белой наволочке. У правой стены стояла пустая этажерка и шкаф с книгами.
  - Здравствуйте, Вячеслав Дементьевич, - поздоровался милиционер.
  - О! Виктор! - обрадовался Вячеслав Дементьевич. Он встал из-за стола и вышел навстречу.
  - Ну, заходите, заходите, - сказал он. - Рад тебя видеть, Виктор.
  Директор поздоровался с Виктором за руку, а Виктор говорит:
  - Вот, Вячеслав Дементьевич, привёл базарного воришку.
  - Воришку?! - удивился Вячеслав Дементьевич. - А почему определили к нам, а не в колонию? И Ирина не предупредила, когда звонила.
  - Ирина? Вы же её знаете. Она любого малолетнего преступника считает чуть ли не ангелом. А этого взяли на базаре. Пришёл туда воровать. К счастью, украсть ничего не успел. Спасибо бдительной гражданке, которая его заметила.
  Ромка молчал. Что толку доказывать? Кому поверят? Ему или взрослому? Тем более, милиционеру.
  - Ну ладно, - сказал директор. - Будем надеяться, что у нас он исправится. Сам понимаешь, Виктор. Воровать ему приходилось не от хорошей жизни. Ведь надо же было как-то выживать. Ну, ничего-ничего. Теперь у него всё будет по-другому.
  - Так ведь? - обратился Вячеслав Дементьевич уже к Ромке.
  - Ага, - ответил Ромка. - Только я на самом деле никогда не воровал.
  - А чем же занимался, пока бродяжничал? - сказал Виктор. - Воздухом питался?
  - Не воздухом. Только лучше умереть, чем украсть. Вы что, видели, как я что-нибудь украл на базаре?
  - Не успел украсть, - ответил Виктор, - потому что гражданка тебя заметила. Ведь не просто так ты туда пришёл.
  - Я туда случайно пришёл, и хотел уйти. Только дойти сумел только до забора. Вам же тётенька всё рассказала. Она всё видела. Ну та, которая дала мне пирожки.
  - Ладно-ладно, - прервал их спор Вячеслав Дементьевич. - Давайте оставим этот разговор. Главное, что теперь всё будет по-другому. Я смотрю, паренёк ты неплохой. Всё у тебя сложится. Сейчас сходим в столовую. Да ужина ещё нескоро, но хоть чем утолишь голод.
  - Я уже утолил. Тётенька на базаре дала пирожки.
  - Дала тётенька? Или всё-таки украл?
  - Нет, это правда, - сказал Виктор. - Пирожки гражданка ему действительно дала.
  - Ну и ладно. Тогда сейчас в баню. Помоешься, тебе выдадут чистую одежду... Ну, в общем... пойдём, я тебя провожу.
  - Да, чуть не забыл, - сказал милиционер. Он вынул из нагрудного кармана записку, которую дала ему "товарищ инспектор", и протянул её директору:
  - Вот, возьмите, Вячеслав Дементьевич. Тут его данные.
  Вячеслав Дементьевич взял записку, прочитал, говорит:
  - Гусев... Роман... Что-то знакомое... Роман Васильевич... нет, что-то крутится вголове, но не могу вспомнить... Ну ладно.
  Директор подошёл к этажерке, вытащил из ящика папку и положил туда записку.
   Ну, я пойду? - сказал милиционер. - Сами понимаете, служба.
  - Да-да, конечно. Заходи почаще, Виктор. Не забывай нас.
  - Хорошо, Вячеслав Дементьевич, - ответил милиционер.
  Виктор ушёл, а директор подошёл к столу, уселся на стул, говорит Ромке:
  - Роман, сейчас ты сходишь помыться в баню, потом получишь чистую одежду и постельное бельё. Потом к доктору.
  - Зачем к доктору?!
  Ромка испугался. Идти к доктору Ромке очень не хотелось. Вдруг доктор о чём-нибудь догадается? Ну, например, что Ромка не долечился и сбежал из госпиталя.
  Директор не обратил внимания на Ромкины слова. Его другое озадачило. Говорит:
  - Не пойму я что-то. Ты бродяжничал, а вид у тебя не как у беспризорника. Пострижен, не чумазый. Если бы не эти лохмотья вместо одежды, я не поверил бы, что ты беспризорничал.
  - А что, трудно в речке помыться, чтобы не быть чумазым? - ответил Ромка. - А постричься можно не только в парикмахерской.
  - А где же ещё можно постричься? - удивился Вячеслав Дементьевич.
  - А есть ещё добрые люди, вот где. Не все же такие злые как этот милиционер.
  - Роман, он не злой. Ну, может, он в чем-то неправ бывает... Видишь ли, у него большое несчастье. В общем, такие же беспризорники неделю назад...
  - Директор осёкся на половине фразы, потом говорит:
  - Ладно, Роман, давай не будем об этом. Идём. Я тебя провожу в баню.
  ***
  Ну что ж, жизнь, казалось, налаживалась. Во всяком случае, в тот день ничего плохого больше не случилось. Сначала была баня, после бани выдали чистую одежду и постельное бельё. Потом Вячеслав Дементьевич проводил Ромку в спальню и показал ему свободную кровать.
  Спальня была небольшая, не то что та огромная палата в госпитале. В спальне всего было пять коек. Две были уже заняты, и три свободны. Ромка выбрал свободную койку и положил на неё постельное бельё, после чего Вячеслав Дементьевич повёл Ромку к доктору.
  Идти к доктору было страшнее всего. И действительно, доктор сразу спросил про шрамы, хотя они и были уже чуть заметны. Даже не шрамы, а уже чуть заметные следы, но доктор есть доктор, сразу понял, что это не царапины. Ромка ответил что-то невразумительное. Что-то похожее на то, что упал и поцарапался.
  - Неслабо упал, - сказал доктор. - И поцарапался тоже неслабо.
  Потом доктор выслушал сердце и лёгкие, померил давление и сказал:
  - Со шрамами ты, конечно, обманываешь. Невозможно так упасть и так поцарапаться. Ну ладно, со здоровьем всё в порядке, поэтому можешь не рассказывать, раз не хочешь.
  Доктор ни о чём больше не спрашивал. В общем, обошлось.
  Подошло время ужина. Ужинали в обеденном зале на первом этаже. Вход в обеденный зал был из вестибюля. Точнее, из коридора, идущего от вестибюля в дальний конец здания. Там, в конце коридора, и находился вход в обеденный зал. Вообще-то, комната хоть и была довольно большой, но на зал явно не тянула. Название "обеденный зал" было для этой комнаты неоправданно громкое.
  В обеденном зале за двумя длиннющими, во всю комнату, столами уселись все воспитанники детского дома. Они были разного возраста: и совсем маленькие, и большие, лет по пятнадцать, хотя больших было не так уж и много. Когда Ромку привела туда одна из воспитательниц, все там собравшиеся сразу обратили на него внимание. Не просто так. Некоторые стали о чём-то перешёптываться, будто что-то уже о нём. Один, из старших, поглядывал на Ромку с плохо скрываемой усмешкой.
  После ужина все ребята разошлись кто куда. Ромке нечем было заняться, да и устал он от всего пережитого за три дня. Вот он и отправился в свою спальню. Там он застал двух ребят. На самом деле, он их уже видел в обеденном зале. Один был чуть выше Ромки и заметно шире в плечах. У него были тёмные волосы, карие глаза. Второй был Ромкиного роста, светловолосый и не очень крепкого сложения. Почти как Ромка.
  - Привет, - сказал первый, который был, наверное, чуть постарше Ромки. - Ты и есть, что ли, тот самый Гусев?
  - Ага, - ответил Ромка, - это я. Только почему тот самый?
  - Да так. Давай знакомится. Меня зовут Коля. Фамилия - Птицын. А это, - он кивнул на второго, - Васька. Не удивляйся, но фамилия у него очень подходит к имени. Васька Васькин.
  - Ну и что? - сказал Васька Васькин. - Я виноват, что ли, что такая фамилия?
  - Ну вот, обиделся, - сказал Коля. А Васька:
  - Ничего и не обиделся. Рома, а правда, что ты... ну, это... - Васька замялся.
  - Что правда? - не понял Ромка. Коля говорит:
  - Рома, не обижайся только. Я же почему сказал, что тот самый. Просто тут один урод про тебя такое всем рассказывал.
  - Урод?!
  - А что он про меня рассказывал? - спросил Ромка. - Откуда вообще про меня знает?
  - Он всегда всё первым узнаёт. Он ходил и всем рассказывал... Ты только не обижайся, ладно? Он всем говорил, что ты вор.
  
  - Вор?! Никакой я не вор. Это милиционер про меня наговорил всякого, хотя ничего про меня не знает.
  - Точно, - сказал Коля. - Я вижу, что ты не вор. Я людей насквозь вижу. Вот только другие что подумают.
  - Да ладно, - сказал Васька, - не больно-то этому гаду кто поверит. Ему только воспитатели верят и директор. Вот что милиционер набрехал, это плохо. Ну... Вячеслав Дементьевич потом всё равно поймёт, что всё, что про тебя наговорили, враньё.
  - Ром, а ты из этого города? - спросил Коля.
  - Нет, - ответил Ромка. Я с папой и с мамой к их знакомым приехал, а тут как раз война. Бомбить начали, потом фашисты появились. Мама и папа, когда бомбили, куда-то пропали. Мне сказали потом... В общем, нет у меня теперь никого...
  - Понятно. Мы с Васькиным тоже не из этого города. Нас сюда из Михайловского привезли, когда наши его освободили.
  - А что это такое Михайловское?
  - Посёлок такой. Это недалеко отсюда. Ну, вроде Осинок. Наши родители там погибли. Немцы их расстреляли. Когда наши освободили посёлок, нас сюда и привезли.
  Вот такие были дела. Ромка много всего узнал из рассказов Коли и Васьки. Ещё о многом можно было бы поговорить, но на улице начинало темнеть, наступил вечер. В комнату заглянула женщина. Не очень молодая, но и не старая. Не пожилая даже. С каштановыми слегка волнистыми волосами, собранными на затылке в пучок.
  - Всё-всё-всё! - сказала она. - Заканчиваем разговоры и спать. Уже десятый час.
  Женщина ушла, прикрыв за собой дверь, а Ромка поинтересовался, кто это.
  - Это наша воспитательница, - объяснил Васька. - Марина Ивановна. Она добрая, только строгая.
  - Ага, - подтвердил Коля, - строгая, зато справедливая. Ладно, давайте спать.
  
  Глава 4. Беды начались
  
  После трёх дней скитаний по улицам без пищи и крова, мягкая тёплая постель казалась Ромке верхом блаженства. Вот только никак не получалось быстро заснуть. Это оттого, что не давало покоя всё пережитое за день. Даже не за день, а за все три дня после побега из госпиталя. Заснуть удалось только под утро.
  Сон был беспокойным. Снился базар. Снилась визгливая тётка, орущая "держите вора". Снилось, как все торговцы, показывая на Ромку, хором кричали "ворюга". Потом появились два милиционера - оба одинаковые, с лицами милиционера Виктора. Потом приснился директор Вячеслав Дементьевич. Приснилось, как милиционеры наперебой рассказывали директору, что Ромка вор, что украл пирожки у торговки, а потом обокрал весь базар.
  Неожиданное резкое пробуждение. Это с Ромки рывком сдёрнули одеяло. Потом крик:
  - Ты что, из благородных бояр?! Или, может, воров общий порядок не касается?! Подъём - он для всех подъём! И для воров тоже!
  Это орал дежурный - один из старших воспитанников. Тот самый, который в обеденном зале ухмылялся, глядя на Ромку. Ромка сел на краю кровати, спустив ноги на пол. Огляделся. Увидел прямо перед собой дежурного. Коля и Васька уже не спали. Они стояли рядом.
  
  А спать Ромке хотелось жуть как. Веки слипались сами по себе.
  - Вставай, ворюга! Чего расселся?! - заорал дежурный.
  Ну до того стало Ромке обидно, что он не удержался и закричал в ответ:
  - Ты сам ворюга!
  Коля и Васька после Ромкиных слов испуганно замерли на месте. Они-то знали, что за этим последует.
  Сильный удар в грудь свалил Ромку с кровати на пол. Тут уж Ромка разревелся. Ещё бы. Ведь ещё в госпитале сколько прошло, пока утихла боль в груди и руке, а от удара заболело так, как никогда ещё не болело.
  - Марьин! Что происходит?! - Это в спальню вошла воспитательница Марина Ивановна.
  Марьин оправдывается:
  - Марина Ивановна, этот ворюга обозвал меня вором, вот я ему в воспитательных целях и отвесил.
  - Ты сам ворюга! - снова слёзы крикнул Ромка, пытаясь подняться с пола.
  - Гусев, - сказала воспитательница, - что это за манеры?! Ты почему хамишь старшим товарищам?!
  - А он почему?! - крикнул Ромка.
  - Так, хватит! - сказала Марина Ивановна. - Заканчивай истерику и быстро одеваться, раз уж проснулся! И на зарядку!
  Потом, уже Марьину:
  - А ты, Марьин, иди и буди остальных! А руки больше не распускай!
  Марьин вышел, а Марина Ивановна говорит Ромке:
  - Объясни, Гусев, как понимать твоё поведение? Почему обзываешь старших товарищей?
  - Товарищей?! - закричал Ромка. - Он мне не товарищ! Он фашист! Он первый начал обзывать! И так больно после вчерашнего, а тут он ещё! Стукнул где сильнее всего болело!
  - Так, хватит кричать, Гусев! Потом, обращаясь к Коле и Ваське:
  - А ты, Птицын, и ты, Васькин, тоже давайте не задерживайтесь. Проводите Гусева на спортивную площадку. Он, наверное, ещё не знает, где это. Вообще всё ему покажите.
  Марина Ивановна вышла, а Васька говорит:
  - Ром, ты зря обозвал Марьина.
  - Ага, - подтвердил Коля, - Зря ты его обозвал.
  - Да?! А что делать, если он первым обзывается?!
  - Ему лучше не отвечать, - сказал Коля. - Ты только себе сделаешь хуже. Он теперь будет мстить.
  - Не испугался! Пусть только заденет ещё раз! Зубами в него вцеплюсь! Умру, но не сдамся!
  - Ага, так ты с ним и справишься. Он знаешь, какой сильный. Даже старшие с ним не связываются. И вообще, он любимчик директора. Вячеслав Дементьевич не знает, какой гад этот Марьин.
  - Всё равно не боюсь! Отбоялся уже! Давно отбоялся!
  - Да ладно тебе, - сказал Васька, - всё равно его когда-нибудь побьют. Уже побили один раз, так он после этого долго никого не задевал. Пошли на зарядку, а то опоздаем.
  - Я не смогу на зарядку, - сказал Ромка. - Болит жуть как.
  - А что болит-то? - спросил Коля.
  - Вот тут, - показал Ромка. - Это из-за вашего Марьина. И так болело, а тут он ещё, гад.
  - Пройдёт, - сказал Коля.
  - Ага. Через год, и то может быть. А может, уже и никогда не пройдёт.
  - Да ладно тебе. Всё когда-нибудь проходит. Только старайся с Марьиным больше не спорить.
  ***
  Спортивная площадка находилась во дворе детского дома. Она была расположена недалеко от бани и со всех сторон была окружена деревьями: липами, клёнами, тополями. На площадке толпились мальчишки и девчонки - воспитанники детского дома.
  - Давайте скорее! - крикнул им пожилой дядька в синем спортивном костюме с динамовской эмблемой на груди. Это был физрук.
  - Все построились! - скомандовал он. - Разминка! На пра... во!
  Пока просто шагали вокруг спортивной площадки, все было хорошо, но вот потом...
  - Переходим на бег! - скомандовал физрук, и все побежали. Все, кроме Ромки. То есть Ромка тоже попробовал бежать, но у него не получилось. Кто-то из ребят налетел на него сзади. Ромка упал и, с трудом поднявшись, отошёл в сторону. А физрук ему:
  - Новичок, что происходит?! Почему не бежишь?! Ну-ка давай присоединяйся!
  - Я не могу! - крикнул Ромка. - Не получается, почему-то!
  -Эх ты! Знаешь, как я таких хлюпиков называю?! Жизнерадостными рахитами! Ну ладно! Придётся с тобой отдельно позаниматься!
  Разминку закончили. Построились. Физрук Ромке:
  - Новичок! Давай тоже становись в строй!
  Ромка встал в строй. Физрук продолжает:
  - Первое упражнение - потягивание! Руки поднимаем вверх, поднялись на носочки, вдох - раз, два! Опустили руки, расслабились, выдох - три, четыре! Раз, два! Три, четыре!..
  На следующие "раз, два" боль усилилась, на "три, четыре"- притупилась. Раз, два - заболело ещё сильнее, появилась боль в правой руке. Три, четыре - боль осталась. Раз, два... Боль пронзила всё тело, весь мир померк. Здание, деревья, земля - всё зашаталось. Потом... Ромка успел ощутить удар спиной о землю и увидеть бегущего к нему испуганного физрука. "Вот и всё, это конец..." - успел подумать Ромка.
  ***
  Нет, это был не конец. Ромка очнулся. Он лежал на кушетке в медкабинете. Под голову была подложена небольшая подушечка. Около стеклянного шкафа, в котором были разложены на полочках разные склянки и коробочки, суетился доктор Иван Евгеньевич. Заметив, что Ромка отрыл глаза, доктор подошёл к нему и говорит:
  - Что же это ты так, голубчик? Всех нас напугал. Даже собирались скорую помощь вызывать. Скажи: часто у тебя бывали обмороки?
  - Не было никогда, - ответил Ромка.
  - Как это? Не было, не было, и вдруг раз - и обморок?
  - Не обморок.
  - Да что ты говоришь. Что же, если не обморок?
  - Это от боли. Не пошёл бы на зарядку - ничего бы и не случилось.
  - Хм... от боли, говоришь?
  - Ну да. Вот тут болит, а ещё рука, - показал Ромка.
  - Странно... Ну-ка подними рубашку, я ещё раз послушаю.
  Доктор взял трубку, выслушал сердце. Заставил глубоко дышать. Дышать глубоко тоже было больно. Ромка сказал об этом. Доктор пожал плечами, и сказал:
  - Ничего не понимаю. Всё в норме. Вот только эти шрамы... Всё-таки было у тебя что-то серьёзное. Откуда эти шрамы?
  - Я же уже говорил, что упал. Давно.
  - Упал... От "упал" таких шрамов не бывает. И операцию не делают, а у тебя следы операционных швов. Обманываешь, конечно. А так... сердце в порядке, лёгкие... Не придумываешь про боль?
  - Не придумываю.
  - Странно. Ну ладно, я скажу, чтобы от физкультуры тебя пока освободили, а дальше посмотрим. Можешь идти.
  Ромка встал, заправил рубашку и вышел из кабинета. Коля и Васька, оказывается, ждали его за дверью.
  - Ну, ты как? - спросил Коля, как только Ромка вышел в коридор.
  - Нормально, - соврал Ромка.
  Нет, не совсем было нормально. Боль, хоть уже и несильная, ещё оставалась.
  - А что было-то? - спросил Коля. - Ты почему упал?
  - Да так, болит, потому что. Я же говорил, что не смогу. Если бы ещё не этот Марьин, может, ничего и не случилось бы. Из-за того, что стукнул, страх как заболело.
  - Не может так заболеть от того, что стукнули, - засомневался Васька.
  - Ага, если раньше ничего такого не было.
  - А что раньше-то было? - поинтересовался Коля.
  - Да так. Не хочу рассказывать.
  - Почему не хочешь?
  - Не хочу, чтобы знали. И вообще... вспоминать... Я вообще тогда думал, что убьёт, что насмерть.
  - Кто убьёт?! - испуганно спросил Коля.
  - Не кто, а что. И вообще... Не хочу, чтоб знали.
  - Ладно, Коль, - сказал Васька, - не надо выпытывать. Мало ли у кого что было.
  - Конечно, - согласился Коля. - У каждого может быть, о чём он не хочет рассказывать.
  - Ладно, айда в обеденный зал, а то опоздаем на завтрак, - сказал Васька.
  
  Глава 5. Мост
  
  
  
  "Мало ли у кого что было". Васька был прав, сказав это. И Колька это понимал. Ведь и Колька, и Васька тоже хлебнули горя. Но вот то, что довелось пережить Ромке, пережить было невозможно. Точнее не пережить, а остаться в живых. Ромка вообще не мог понять, каким чудом он остался жив.
  Это было в начале октября, когда город уже освободила Красная Армия. Фронт двинулся дальше на запад, а из военных в городе остался только небольшой взвод. Он охранял только что переведённый в город военный госпиталь. Оставался ещё бывший партизанский отряд, под командованием Семёна Игнатьевича Ивлева. Почему бывший? А потому, что это был уже не партизанский отряд, а отряд Красной Армии. Он тоже должен был присоединиться к наступающим частям. Должен был, но не успел.
  Того, что произошло через два дня после освобождения города, не ожидал никто. Фашисты смогли прорвать линию фронта на юге, за рекой. Танковый полк и армада эсэсовцев двинулись к мосту. Это была катастрофа. Если бы фашистам удалось войти в город, наступление Красной Армии на этом участке остановилось бы надолго. А сколько людей погибло бы, страшно было даже представить.
  Итак, кроме отряда Ивлева, остановить фашистов было некому. Шедшие на подмогу отряды с фронта не успевали. Но и у отряда Семёна Игнатьевича, дяди Сёмы, не хватило бы сил остановить такую армаду в открытом бою. Оставался только один шанс - взорвать мост через реку. Тогда фашисты не смогут переправить по мосту танки и другую технику. Это их задержит до подхода отрядов Красной Армии.
  Семейный лагерь решили на всякий случай отправить подальше в тыл, потому что неизвестно было, смогут ли партизаны остановить фашистов. Подготовили к эвакуации и военный госпиталь, только что обосновавшийся в бывшем здании городской больницы в конце улицы Малиновой.
  Ромка видел, как отряд уходил к мосту. Когда партизаны скрылись за прибрежным холмом, в путь отправился и семейный лагерь.
  Тревожно было у Ромки на душе. Он чувствовал, что должно случиться что-то страшное. Когда семейный лагерь двигался по улице Малиновой, со стороны реки донеслись звуки взрывов. Нет, это был не взрыв моста, это рвались снаряды. Послышались автоматные очереди. Было ясно, что у партизан что-то пошло не так. А не так пошло всё.
  Только спустя время узнали, что бойцы отряда успели заложить заряд, но взорвать мост им не удалось. Между партизанами и подошедшими к мосту эсэсовцами завязался неравный бой. Осколком снаряда перебило провод, идущий к заложенному заряду, поэтому мост так и оставался не взорванным.
  Стрельба быстро стихла. Ромка почувствовал, что случилось непоправимое. Вообще все почувствовали. Остановились. Стали строить догадки о том, что могло случится, о том, что делать дальше. Дядя Артём, которому Семён Игнатьевич поручил увести семейный лагерь в тыл, сказал, что нужно идти дальше.
  - Но там же что-то случилось! - закричал Ромка.
  - Не знаю, - ответил ему дядя Артём. - Мы всё равно ничем уже не поможем. У нас же только старики и вот такие как ты ребятишки. Что мы можем сделать?
  Да, Ромка понимал, что сделать они ничего не смогут, но спокойно продолжать путь, он тоже не мог. То, что творилось у него на душе, не описать словами. Улучшив момент, он сбежал от уходящего в тыл семейного лагеря.
  ***
  Когда Ромка прибежал на берег, все партизаны лежали там без движения на взрытой снарядами земле. Все до одного, и дядя Сёма тоже. Мост так и не был взорван, а танки на другом берегу уже подъезжали к мосту.
  Ромка стоял подавленный непоправимым горем. Слёз не было. То есть были, конечно, но только поначалу. Потом остались только отчаяние и ненависть к врагам, к убийцам, рвущимся в город, к тем гадам, из-за которых Ромка остался совсем один.
  Будто сжатая пружина сработала внутри и погнала Ромку к тому месту, откуда свисал обрывок перебитого провода. Ромка даже не помнит, откуда взялся у него тот револьвер.
  Когда Ромка бежал по мосту навстречу немецким танкам, ему показалось, что кто-то кричит ему, зовёт, умоляет: "Рома, не надо, вернись...". Голос был похож на голос дяди Сёмы. Ну, мало ли что может почудиться в те считанные секунды, когда прощаешься с жизнью.
  Вот уже и то место, под которым заложен заряд. Узкая щель между железными плитами моста. Ромка присел, поднёс дуло револьвера к щели между железными плитами настила и нажал на курок. Револьвер выстрелил, но пуля не попала по взрывателю. Второй выстрел - тоже мимо. А танки уже близко. Из люка ближнего танка высунулась фашистская морда. Весёлая. Смеётся и орёт:
  - Киндер, не убегайт! Мы тебя сейчас будет немного задавлять!
  Ромка с трудом просунул ствол револьвера в щель между плитами. Ствол еле пролез туда, но почти коснулся взрывателя. Ясно, что теперь Ромка не промахнётся. Снова голос: "Рома! Скорее уходи!"
  Ромка посмотрел вокруг. Вот он этот мир, который сейчас исчезнет. Исчезнет вместе с Ромкой. Ромка даже не будет знать, что этот мир был, есть. Просто всё пропадёт вместе с Ромкой.
  "Получайте, гады!" - Ромка закрыл глаза и нажал на курок. Огненная стена перед глазами. Будто тысячи иголок вонзились в правую руку. Что-то ударило в грудь и в живот. Летящая прямо на Ромку огромная железная плита от моста. Мост под ногами пошёл вниз, а Ромку ударило плитой и кинуло в реку.
  Падение. Удар спиной обо что-то не очень твёрдое, но и не очень мягкое. Всплеск воды. Долгое полузабытьё. Нереальные образы, встающие в угасающем сознании...
  ***
  Перед тем как Ромка очнулся, ему пригрезилось странное летучее "транспортное средство". Это непонятное сооружение медленно летело на небольшой высоте над покорёженными конструкциями рухнувшего моста. Оно было сделано из железных швеллеров, из таких же, что и высотные подъёмные краны. Эта непонятная штуковина была длиной не меньше пяти метров, сзади широкая - метра два в ширину, спереди - не больше метра.
  Итак, эта громадина медленно плыла по воздуху. Спереди и сзади были площадки, огороженные заборчиками из металлических прутьев. На передней площадке сидела девочка. На вид ей было лет восемь или девять. На задней площадке находился олень. Олень стоял задними ногами на площадке, а передними вращал педали, приводя это сооружение в движение.
  Было совершенно непонятно, как такая махина могла держаться в воздухе. Ведь у неё не было крыльев как, например, у самолёта. А если и были бы, то при такой медленной скорости они не смогли бы удержать эту громадину в полёте.
  "Летучая повозка" медленно проплыла над Ромкой и опустилась прямо на воду. Олень перестал вращать педели, а повозка стояла на воде, как на твёрдой поверхности.
  Девочка оказалась прямо напротив Ромки. У неё были густые прямые чёрные волосы, собранные и перевязанные сзади светлой лентой. Зрачки глаз у странной наездницы были совершенно чёрные. Были у неё длинные чёрные ресницы и чёрные брови. Девочка сказала:
  - Рома, ничего не бойся. Ты жив. Правда, твой организм повреждён очень сильно, но ничего. Я зарядила тебя энергией, так что всё будет хорошо. Не бойся, ты в любом случае останешься жив. Даже если у докторов ничего не получится, то поможет мой друг. А сейчас ребята тебе помогут.
  Послышались другие голоса:
  - Смотрите, пацаны! Вон ещё один не похороненный!
  - Ага... пацан какой-то...
  - Надо сбегать в посёлок, сказать, чтобы похоронили.
  - Ага...
  Ромка открыл глаза. Никакой летучей повозки он перед собой не увидел. Зато он увидел ватагу мальчишек разного возраста. Мальчишки уже стояли вокруг Ромки на песчаной отмели, на которой он лежал. Нет, это уже был не бред, мальчишки были настоящими.
  - Ой! Смотрите! - вскрикнул один из них. - Он живой!
  - Не может быть!
  - Глянь сам! Он смотрит!
  Мальчишки наклонились над Ромкой. Один из них, - похоже, что самый старший - говорит:
  - Валерка, давай быстрее гони в посёлок за лекарем! Мы пока сделаем носилки!
  - Ага! Я побежал! Я щас! Я быстро!
  Снова темнота, а потом видение - летучая повозка. Девочка улыбнулась и помахала Ромке рукой. Олень закрутил педали, повозка поднялась ввысь и растаяла в синеве.
  Потом снова были голоса, что-то плавно качало Ромку. Потом тишина, потом снова голоса. Ромка разбирал только обрывки фраз: "...жели не видишь, что всё бесполезно... может, есть ещё шанс... ранения смертельные, какой тут шанс... Хватит спорить! На счету каждая секунда! В операционную! Скорее!
  Тишина. Потом яркий свет. Потом что-то накрыло глаза, снова стало темно. Последняя услышанная фраза: "Наркоз..." - и... полное забытьё.
  ***
  Когда Ромка очнулся, было утро. Может, конечно, это было не утро, но всё равно за окнами палаты было светло. Утро, вечер ли, но за окном была зима. Ветви деревьев были без листьев и были покрыты белым пушистым снегом. Но самое главное было в том, что у Ромки ничего не болело. Была только страшная слабость.
  Ромка лежал на койке, укрытый одеялом. В большой палате стояло ещё множество коек. На них лежали и сидели мужчины. Некоторые из тех, что сидели или ходили были в армейской форме, некоторые - в больничных пижамах. Между коек ходил доктор в белом халате, накинутым поверх военной формы. Увидев, что Ромка очнулся, он быстро подошёл, присел на край койки, и говорит:
  - О, господи... Ну, наконец-то. А ведь никто не верил, что выкарабкаешься. Четыре месяца без сознания. Исхудал-то как на одних растворах. Ну, ничего, теперь дела пойдут на поправку. Будем постепенно привыкать к нормальной пище.
  Ромка хотел спросить, где он находится, но вместо слов получился шёпот. Даже не шёпот, а не поймёшь что. Доктор ему говорит:
  - Нет-нет, разговаривать ты пока не сможешь. Не трать силы. Давай условимся так. Я буду спрашивать, а ты - отвечать. Если хочешь сказать "да", моргни один раз, если нет - два раза. Кстати, давай познакомимся. Меня зовут Иваном Петровичем. Я главный врач военного госпиталя. Ну а своё имя ты назовёшь, когда сможешь говорить.
  ***
  Потянулись дни, недели, месяцы. Временами появлялась боль, медсестра делала укол - боль пропадала.
  На поправку дело шло медленно. В палате менялись раненые. Одни выздоравливали и отправлялись на фронт, но появлялись новые, а Ромка так и продолжал лежать, не вставая.
  Когда Ромка смог, наконец, вставать с постели, за окном была уже весна. Точнее, он мог только садиться в постели, а не вставать с неё. И всё-таки силы постепенно возвращались. Главное, ничего уже не болело и без уколов.
  Пришёл день, когда Ромка смог встать на ноги. Встать-то он смог, а вот ходить пришлось учиться заново. Но и ходить Ромка научился. Когда он уже мог ходить без посторонней помощи, он сбежал из госпиталя. На третий день после побега он оказался на базаре. Это было уже без малого через год после взрыва моста. Рассказывать обо всём этом Ромке не хотелось. Хотелось поскорей забыть весь этот ужас.
  
  
  Глава 6. Безобразная драка
  
  
  
  На завтрак, хоть чуть-чуть, но опоздали. Когда Ромка, Коля и Васька пришли в обеденный зал, Марина Ивановна спросила:
  - Вы где гуляли?
  - Марина Ивановна, - ответил Коля, - вы же знаете, что Гусеву было плохо.
  - Про Гусева знаю, но вы почему опаздываете? Вам тоже стало плохо?
  - А мы волновались. Ждали, когда его доктор отпустит.
  - Ладно, давайте проходите. После завтрака останетесь убираться. Ты, Птицын, и ты, Васькин.
  - А я? - спросил Ромка.
  - Что а ты?
  - Почему только им остаться? Почему мне нельзя? Мы же вместе.
  - Лучше, Рома, тебе сегодня не перенапрягаться. Отдохни. А то после того, что с тобой было...
  - Ну это из-за зарядки было. Тут же не зарядка. Можно и мне остаться?
  - Ну... не знаю... Я бы, на твоём месте, лучше отлежалась в постели.
  - Зачем? Доктор сказал, что всё в порядке. Он только от физкультуры пока освободил.
  - Ну ладно, ладно. Оставайся, если хочешь.
  После завтрака, когда комната опустела, друзья собрали со столов посуду, отнесли её в мойку. Она находилась в том же обеденном зале - за перегородкой. Там же, за перегородкой, находилась и кухня с железной кухонной печкой для приготовления пищи. Друзья помогли тёте Нюре вымыть посуду. Покончив с уборкой, решили отправились во двор, где были уже почти все воспитанники детского дома. Но... не тут-то было. Когда они вышли в вестибюль, у них на пути нарисовался Марьин. Нарочно поджидал, гад.
  Преградив путь, говорит Ромке:
  - Ну чё, гусь, будешь извиняться?
  Ромка сначала растерялся, но быстро нашёл, что ответить. Говорит Марьину:
  - Я, во-первых, не гусь, а во-вторых...
  - Я сказал, гусь, значит, гусь! - перебил его Марьин.
  - Коля Ромке:
  - Ром, не связывайся. Делай, что он скажет.
  Но Ромка снова говорит Марьину:
  - Повторяю. Во-первых, я не гусь, а во-вторых, за что это мне извиняться?
  - Ты чё, забыл?! - орёт Марьин. - Кто назвал меня вором?!
  - А меня кто?!
  - Так ты и есть вор! Мильтон про тебя всё рассказал!
  - А ты видел, как я воровал?!
  - Слышь, ты! Мне некогда с тобой базарить! Будешь извиняться, или нет?! А то ща ввалю неслабо!
  Колька Ромке:
  - Ром, не спорь с ним. Побьёт.
  - Пусть попробует! - ответил Ромка. - Умру, но не сдамся!
  - Умрёшь, если не извинишься! - "обнадёжил" Марьин.
  - Ты сам извинись! - со злостью сказал Ромка. - И за обзывательство, и за то, что ударил!
  - Чего?! Чего ты вякнул, букашка?
  - Сам букашка! - ответил Ромка.
  Марьин подскочил к Ромке и повалил его на пол. Ромка увидел летящий прямо в лицо кулак, но движение кулака вдруг замедлилось, почти остановилось. В этот же миг Ромке, как год назад, привиделась летучая повозка и девочка на ней.
  - Не бойся, Рома, ты справишься, - сказала девочка. - Я снова зарядила тебя энергий. Проучи этого хулигана. Видение исчезло, а в Ромку влилась невиданная сила. Он подумал в тот раз, что это от злости.
  Ромка двумя руками обхватил руку Марьина за запястье и, что есть силы, сжал её, остановил. У Марьина в руке что-то хрустнуло, и он вскрикнул от боли. Марьин попытался вырвать руку, которую держал Ромка, но не смог этого сделать.
  Ромка поднялся на ноги, с силой откинул руку Марьина. Нет, не только руку, потому что Марьин вслед за рукой по инерции отлетел к стене. Испугался, но снова пошёл на Ромку. Ромка, подпрыгнув, обхватил Марьина за шею. Марьин, упал на спину. Ромка, усевшись на него верхом, вцепился ему в волосы и с неожиданной для себя силой прижал его головой к полу. Марьин пытался вырваться, но у него ничего не получалось. Тогда он стал что есть силы колотить Ромку коленями по спине, а руками продолжал пытаться освободиться от Ромкиной железной хватки.
  От ударов по спине снова заболело в груди. После каждого удара боль усиливалась, но Ромка не сдавался. Он ещё сильнее прижал голову Марьина к полу. Марьин взвыл от боли, а Ромка говорит ему:
  - Проси прощения за вора!
  - Гусев! Прекрати немедленно! - услышал Ромка испуганный возглас Марины Ивановны. Ромка отпустил Марьина, поднялся. В руке остался клок волос. К боли, появившейся от ударов по спине, добавилась боль в правой руке.
  Колька и Васька стояли чуть поодаль со странным выражением на лицах. Это было что-то среднее между удивлением и восторгом.
  Марьин тоже поднялся с пола. Вид у него был испуганный, недоумевающий. Аккуратно причёсанные до этого волосы, были растрёпаны и торчали во все стороны. По выражению лица Марьина было видно, что он не может понять, как Ромка с ним справился.
  Снова видение - летучая повозка. Голос девочки:
  - Рома, восстанови энергию.
  Пауза. Потом снова:
  - Восстанови энергию! Ну восстанови же энергию! Ведь сразу всё пройдёт!
  Снова пауза, а потом:
  - Ну как хочешь, - и повозка исчезла.
  Марьин стоял теперь чуть позади от Марины Ивановны, а та продолжала кричать:
  - Как это понимать, Гусев?! Что ты вытворяешь?! Правильно говорил милиционер, что в колонии тебе место!
  - Марина Ивановна, Марьин сам первый полез, - пытался заступиться за Ромку Коля.
  - Ага, первый, - подтвердил Васька. - Мы видели.
  Марьин погрозил Коле и Ваське кулаком.
  - Не знаю, кто первый, кто второй, но я видела, что вытворял Гусев! - ответила воспитательница. - А ещё от физкультуры освободили! Симулянт! Сейчас соберём педсовет, и будем решать, что с ним делать!
  - Делайте, что хотите, - тихо сказал Ромка. - Можете хоть застрелить.
  - Что-что?! Ты ещё и дерзить задумал?!
  - Ничего я не задумывал. Просто мне уже всё равно.
  ***
  На сбор педсовета не ушло много времени. Через полчаса все воспитанники были в так называемом актовом зале. Вход туда был из вестибюля, через дверь в левой стороне.
  Актовый зал и правда оказался залом. Не то что обеденный. Как в кино или в театре. Там была сцена, "киношные" кресла. Правда, кресла были составлены около дальней стены, но их быстро расставили рядами и усадили на них "зрителей" - воспитанников. Напротив рядов кресел, почти около сцены, поставили длиннющий стол, за которым уселся весь "педагогический коллектив" во главе с Вячеславом Дементьевичем.
  Ромка тоже хотел сесть вместе с ребятами, но ему не позволили. Заставили стоять напротив стола. Стоять было трудно из-за ещё не прошедшей боли. Ромка сказал об этом, но Вячеслав Дементьевич всё равно не разрешил сесть.
  - Ничего, постоишь, не барин, - сказал он. - Провинившемуся положено стоять. И нечего врать, что что-то болит, потому что Марина Ивановна видела, что ты вытворял. Если бы болело, не справился бы с Серёжей.
  Потом Марине Ивановне.
  - Ну, рассказывайте, Марина Ивановна. Что наделал этот негодник?
  Марина Ивановна принялась живописать о том, как вор и бандит Гусев чуть не убил высокочтимого "Серёженьку Марьина". Так и сказала:
  - Только что я стала свидетелем безобразной драки, которую устроил Гусев. Гусев чуть не покалечил Серёженьку Марьина. Он, наверное, мог бы его даже убить, если бы я не оказалась там вовремя.
  - Ничего я не устраивал! - крикнул Ромка. - Он сам первый полез! Птицын и Васькин это видели!
  - Гусев, тебе ещё дадут слово! - прервал его директор. Продолжайте, Марина Ивановна.
  - А что продолжать? - сказала воспитательница. - Пусть Гусев сам объяснит, почему он напал на Серёжу.
  - Хорошо, - согласился директор. - Ну? Что скажешь, Гусев? Почему ты избил старшего товарища?
  - Товарища?! - возмутился Ромка. - Фашисты мне не товарищи!
  За столом поднялся возмущённый гул. Директор Ромке:
  - Гусев! Ты совсем обнаглел! Ты знаешь, что у Серёжи и мать, и отец погибли на фронте?! Они сражались с фашистами ради всех вас! Они отдали свои жизни, чтобы вы остались живы, и ты, кстати, тоже!
  - Это его родители сражались! А такие гады, как этот, были предателями и полицаями! - ответил Ромка.
  Шум за столом усилился, стали отчётливо слышны возмущённые реплики.
  - Выбирай слова, Гусев! - прикрикнула на Ромку Марина Ивановна.
  - Вот-вот, именно! - поддержал её Вячеслав Дементьевич. - Надо выбирать слова.
  - Я и выбираю, - сказал Ромка.- Фашиста называю фашистом, гада - гадом.
  - Гусев! Хватит уже! - крикнула из-за "судейского стола" Марина Ивановна. Что за манера обзывать товарищей!
  - Я же сказал, что фашисты мне не товарищи! Почему он меня преследует?!
  За столом теперь был не просто шум, а самый настоящий гвалт.
  - Тише, товарищи, тише, - обратился к "педагогическому коллективу" директор. Когда шум за столом стих, Вячеслав Дементьевич говорит Ромке:
  - Во-первых, Гусев, перестань обзывать Серёжу, а во-вторых, скажи, когда это он тебя преследовал?
  - Когда?! А с самого начала! Утром! И теперь он сам полез драться! Думал, что большой и справится! Ошибочка вышла! Не справился! Вы спросите у Птицына и у Васькина! Они всё видели!
  - Ладно, - сказал директор. - Птицын, что вы с Васькиным видели?
  - Всё видели, - ответил Коля. - И как Марьин стал приставать к Роме, а потом полез драться. И как Рома дал ему сдачи, мы всё видели. Правда, Вась?
  - Ага, точно, - подтвердил Васька.
  - Птицын, Васькин, - сказал Вячеслав Дементьевич, - вы что, не знаете правил? Когда отвечаете, надо вставать.
  Коля и Васька поднялись с кресел.
  - Ладно, садитесь уж... - сказал им Вячеслав Дементьевич. - Я вас понимаю. Вы хотите выгородить своего нового товарища. Только я вам не верю, потому что хорошо знаю Серёжу.
  Потом Вячеслав Дементьевич обратился к "педагогическому коллективу".
  - Товарищи, - сказал он, - я всё-таки считаю, что нужно дать Гусеву шанс. Он у нас только второй день. Даже первый. Он не привык ещё к нашим порядкам. Пусть пообещает, что больше не будет устраивать драки, и будет вести себя хорошо.
  А стоять Ромке было трудно. Мучила боль, хоть уже и несильная. Из-за этого он уже с трудом понимал, что говорил Вячеслав Дементьевич. Неожиданно Ромка услышал голос девочки с летучей повозки:
  - Я же говорила тебе, чтобы ты восстановил энергию. Почему не восстанавливаешь?
  - Как её восстановить? - тихо проговорил Ромка.
  - Просто, - ответил голос. - Взял, и восстановил.
  Потом прорезался шум за столом и голос Вячеслава Дементьевича:
  - Да, теперь это непросто. Думать надо было раньше. Восстановить репутацию всегда труднее, чем её потерять. И вообще, стой спокойно. Провинившемуся положено стоять, а не вертеться из стороны в сторону?
  - Стоять положено провинившемуся? - спросил Ромка.
  - Да, провинившемуся, - сказал директор.
  - Вот пусть тогда Марьин и стоит, а мне трудно стоять, потому что болит. Сил больше нет.
  - А избивать Серёжу были силы?!- возмутилась Марина Ивановна. - А теперь притворяешься, что нет сил?!
  - Я не притворяюсь, - ответил Ромка. - И вообще, делайте, что хотите. Я страх как устал. Что вам от меня нужно?
  Снова видение. Под самым потолком зала пронеслась и исчезла знакомая летучая повозка. Сидели на ней уже двое. Вместе с девочкой там был светловолосый мальчишка примерно её же возраста. Что удивительно, у Ромки мгновенно прошла боль. Вячеслав Дементьевич отвечает Ромке:
  - Нужно нам не так уж и много. Мы хотим, чтобы ты раскаялся в своём поступке и извинился перед Серёжей за драку и оскорбление.
  - Не буду извиняться! - ответил Ромка. - Не за что мне извиняться! И раскаиваться не в чем! Это он пусть извиняется и раскаивается!
  - Извинишься, - "обнадёжил" директор. Потом Марьину говорит:
  - Серёжа, подойди сюда.
  Марьин, который сидел в первом ряду, встал, подошёл и с надменной ухмылкой встал напротив Ромки. Ромке противно было даже смотреть на него.
  - Ну. Давай, Гусев, извиняйся, - сказал Вячеслав Дементьевич.
  - За что? - спросил Ромка.
  - За фашиста, - с противной ухмылкой произнёс Марьин.
  - А ты извинись за вора, за то, что утром ударил. А ещё за то, что было, когда мы закончили убираться.
  Марьин усмехнулся, и говорит:
  - Ты и есть вор.
  Ромка ему:
  - А ты и есть фашист. Если ещё хоть раз обзовёшь меня или полезешь драться, я тебя убью. Я смогу, я уже убивал фашистов.
  Что тут началось! Поднялся такой крик и гам, что невозможно было разобрать, кто что кричит. Когда же, наконец, шум затих, директор сказал:
  - Гусев, в наказание за сегодняшний проступок и за безобразное поведение на педсовете, проведёшь остаток дня в спальне.
  Потом воспитательнице:
  - Марина Ивановна, возьмите у завхоза ключ и заприте Гусева.
  
  Глава 7. Убивал фашистов
  
  "Убивал фашистов..." Да, это было. Там, на мосту, Когда Ромка выстрелил по взрывателю, по мосту уже двигались фашистские танки. Ещё и эсэсовцы, сидевшие на броне тех танков. Ромка и сам не мог ответить себе на вопрос, это ли он в виду, когда сказал, что убивал фашистов. Так или иначе, но это он, Ромка, взорвал заложенный партизанами заряд. Но в тот момент Ромка и сам прощался с жизнью. А на самом деле не так-то просто убить даже врага, фашиста.
  Воспоминания. Проклятая память. Она никак не хочет выкинуть из головы те события. Вот и теперь, когда Ромка остался один в запертой спальне, те события будто встали перед глазами как наяву.
  Амбар за посёлком Осинки. Охранники, стерегущие взятых в плен партизан. Казалось бы, что Ромке стоило бросить гранату в тех эсэсовцев? Что уж было проще? Ведь Ромка забрался тогда на крышу амбара, а охранники находились внизу, прямо под ним. Он их видел, а они его нет. Бросаешь сверху гранату - и всё, охранники убиты. Ромке останется только открыть дверь амбара, которая заперта всего лишь на щеколду, накинутую на петлю. Вынимаешь из петли деревянный клин, откидываешь щеколду - и партизаны на свободе. Но нет, сделать этого Ромка не смог. Почему? А потому, что не так-то просто убить.
  Итак, июль сорок третьего года. Ночь. Охраняющие амбар эсэсовцы сидели прямо около двери амбара вокруг костра. Грелись и о чём-то болтали. Их было всего трое. Ромка не понимал по-немецки, но с крыши хорошо были видны их лица. Весёлые, беззаботные - обычные человеческие лица. Ромка несколько раз порывался выдернуть чеку и бросить гранату вниз, но так и не смог этого сделать. Стоило ему представить, как взрывом гранаты убьёт фашистов, сразу становилось страшно.
  Надо было что-то делать, но что? Ведь утром фашисты казнят захваченных в плен партизан. Да, только утром. Время ещё было, но всё равно надо было торопиться. Идея пришла внезапно. И как он раньше не догадался? В перелеске за амбаром была большая и очень глубокая, не меньше трёх метров, яма. Надо каким-то образом заманить туда фашистов. Пока они будут выбираться оттуда, Ромка успеет отпереть амбар.
  Ромка тихо спустился с крыши по пристроенной к задней стене амбара лестнице и пошёл к перелеску. Вот и яма. Издали в темноте почти незаметная. Теперь надо собрать побольше веток, и замаскировать ими яму так, чтобы её совсем не было видно. Останется только заманить туда охранников.
  Ромка старался всё делать тихо, но тихо не получалось. Видимо, фашисты услышали шум со стороны перелеска. Это стало ясно по тому, как они замолчали. Насторожились. Ромка увидел, как они вышли из-за амбара. Держа наготове автоматы, они двинулись к перелеску.
  Ромка затаился, спрятавшись в овражке позади ямы под корнями упавшего дерева. Фашисты некоторое время стояли неподвижно, потом один из них что-то сказал двум другим. Все трое рассмеялись и вернулись к костру.
  Много ушло времени, чтобы полностью закрыть яму ветками, зато теперь её совсем не было видно. Ну что ж, теперь надо устроить шум, и Ромка его устроил. Он нашёл кусок толстой ветки, и стал колотить ей по стволу дерева. Фашисты снова притихли, потом все трое снова вышли из-за амбара.
  Теперь Ромка не прятался. Дразня фашистов, кричал им "хэндэ хок", "Гитлер капут" и ещё что-то. Фашисты сначала оторопели от такой наглости, а потом один из них заорал:
  - Киндер! Уходить прочь! А то мы тебя немножко стрэльять!
  Надо же. Фашисты, а стрелять сразу не стали. Просто хотели прогнать. Ромка продолжал кривляться и дразнить фашистов. Вот только тогда один из них поднял автомат и дал очередь, но не в Ромку, а поверх его головы. Ромка плюхнуться в овражек. Высунувшись из овражка, он крикнул:
  - Попробуй, попади, фашистская морда!
  Тут уж стрелять стали все трое. Теперь уже пытаясь попасть в него. Ромка снова успел спрятаться в овражке, а фашисты бегом бросились к нему. По треску ломающихся веток и ругани Ромка понял, что все трое попали в западню. Выглянув из овражка, Ромка убедился, что так оно и было. Фашисты что-то орали, стреляли из ямы по небесам, а Ромка побежал к амбару. Надо было торопиться, пока фашисты не выбрались из устроенной Ромкой ловушки.
  ***
  Ну что ж, дело сделано. Партизаны на свободе. Ромка отдал гранату дяде Сёме.
  - Как ты это сделал? - удивлённо спросил Семён Игнатьевич. Ромка рассказал.
  - Не ожидал я, - признался командир. - И всё-таки ты сильно рисковал. Мог погибнуть.
  - А что было делать? - сказал Ромка.
  - Ну... не обижайся. Спасибо тебе, Роман. Молодец.
  А в посёлке Осинки уже поднялся переполох. Это, услышав стрельбу около амбара, всполошились фашисты. Надо было торопиться, пока они ещё далеко. Партизаны быстро добежали до моста, подгоняя связанных эсэсовцев. Вот уже и другой берег, лес. Ночью фашисты туда не сунутся. Хотя они теперь и днём туда не совались. Боялись получить очередную взбучку от партизан.
  После того происшествия Семён Игнатьевич передал в Москву просьбу о предоставлении Ромки к очередной награде. Именно к очередной, хотя и две первых он ещё не получил, даже не знал об этом. Вот такое было у Ромки приключение. Не первое, так как Ромка много раз ходил в город в разведку. А ещё был и связным между подпольем в городе и партизанами. Не раз он попадал в ситуации, когда ему приходилось проявлять небывалую смелость и находчивость. Особенно во время последнего похода город. После которого на задания его больше не посылали. Боялись, что снова попадёт в лапы фашистов.
  Итак, Ромка должен был срочно доставить из штаба подпольщиков в городе какие-то сведения для партизан. Он, как всегда, переоделся в тряпье, чтобы выглядеть обычным беспризорником, и отправился в город. Вот только никто не учёл, что Ромку некоторые из фашистов уже знали в лицо. Знали и ненавидели его лютой злобой, так он здорово им насолил. В общем, попался он, не дойдя до штаба.
  Пытать начали не сразу. Сначала пытались выведать адрес штаба подпольщиков пытались, обещая, образно говоря, "золотые горы". Не получилось. Тогда стали грозить такими карами, от которых стыла кровь в жилах. Бесполезно. Вот тогда и дошло дело до пыток. Это продолжалось два дня.
  Перед самым рассветом третьего дня Ромке удалось освободиться от верёвок, которыми он был связан по рукам и ногам. Сделать это было непросто, но он сумел. Перекатываясь, извиваясь, как змея, он сумел добраться по полу к какой-то непонятной железяке, торчащей из стены. Минут десять ушло на то, чтобы перепилить об эту железяку верёвку, связывающую руки, а дальше было уже проще. Примерно через час все верёвки были распутаны, но вот как теперь выйти?
  Ромка знал, что первым в камеру приходит высокий тощий эсэсовец. Приходит один, а ещё трое, появляются позже. Так получилось и в этот раз.
  Итак, соорудив около двери "вышку" из стола и табуретки, Ромка залез туда, прихватив с собой тяжеленную гирю от рычажных напольных весов. Еле поднял её наверх, но ничего, справился. Стал ждать. Долго ждал, но, наконец, послышались шаги за дверью. Звук вставляемого в замок ключа. Дверь открылась, вошёл тощий эсэсовец. Войдя он остановился, не понимая, видимо, куда пропал Ромка и стол. Долго недоумевать ему не пришлось, потому что на его голову обрушилась гиря, когда он лежал на полу, на него рухнул ещё и Ромка вместе с табуреткой.
  Итак, тощий корчится на полу, орёт от боли, держась за голову. Ромка выскочил из камеры и бегом на улицу. К тому самому проулку, что ведёт с Малиновой в Осинки. Ромка же знал, что фашисты бросятся в погоню с овчаркой. Собака по следу уж точно его настигнет.
  Что делать? Но и тут Ромка быстро сообразил, как обмануть фашистов. Он пробежал мимо берёзы, растущей недалеко от полусгоревшего сарая в проулке, добежал до склона, а потом тем же путём вернулся к берёзе, и влез по ней до ветки, нависшей над обгоревшей крышей. По ветке добрался до крыши сарая и спрыгнул в чёрный от копоти прогал. Затаился на полусгоревшей балке под крышей и стал ждать.
  Долго ждать не пришлось. Фашисты пробежали с овчаркой мимо сарая. Овчарка исправно вела преследователей по следу. Ну и пусть. Через километр след оборвётся. Так и вышло. Вскоре преследователи вернулись. Остановились около сарая. Долго возбуждённо обсуждали неудачу. Не доходило до них, куда пропал Ромка. Наконец, фашисты убрались восвояси, но Ромка остался в сарае ждать, когда стемнеет.
  Задание Ромка всё-таки выполнил. Ночью прокрался к дому, в котором находился штаб подпольщиков, а точнее квартира одной из подпольщиц тёти Нины. Тётя Нина как бы служила у немцев переводчицей, поэтому знала, что Ромка попался. Увидев его, очень удивилась и обрадовалась. Отдав Ромке бумаги, которые он должен передать партизанам, велела ему быстрее уходить.
  Вот так и закончилось последнее Ромкино боевое задание. Когда Ромке исполнилось девять лет, в отряде его приняли в пионеры. Да-да, не удивляетесь, был в семейном лагере при партизанском отряде самый настоящий пионерский отряд.
  Всё эти события пронеслись в памяти, когда Ромка лежал на кровати в запертой спальне. Видимо, уже во сне. Потом всплыли события последних дней, только всё там было нереально перемешано: Базар; пирожковая торговка; тётка, орущая "ворюга"; Милиционеры вместе с Вячеславом Дементьевичем на базаре; противно ухмыляющийся Марьин в эсэсовской форме в компании с другими эсэсовцами. В общем, снился какой-то абсурд, но... сон внезапно прервался.
  
  
  Глава 8. Как Ромка "украл ключ"
  
  Нет, это было не пробуждение, а будто переход в иную реальность. Мало того, эта "иная реальность" помещалась в уже знакомой спальне, хотя немыслимо превосходила размеры комнаты. Ромка увидел возникшую неизвестно откуда летучую повозку с двумя пассажирами. Мальчишка, сидящий вместе с девочкой на передней площадке, крикнул оттуда:
  - Рома, не расстраивайся! Мы с тобой встретимся! Когда закончится Война, я приду к вам и наведу порядок! А на воспитателей не злись! Они не виноваты! Они просто заблуждаются!
  Повозка сделала два гигантских круга под крохотным по сравнению с ней потолком спальни и опустилась на пол. Было непонятно, как в спальне поместилась такая громадина. Даже этот олень с трудом бы там поместился, а тут такая махина.
  Мальчик и девочка сошли с повозки. Сошёл с задней площадки и олень. Олень подошёл к Ромке и ласково ткнулся носом ему в грудь. Сразу стало хорошо и спокойно, прошла тревога. Мальчик и девочка тоже подошли к Ромке. Теперь он мог без труда рассмотреть их лица. Девочка была черноволосой и черноглазой... ну её Ромка уже видел. Там, у моста. Мальчик, в отличие от неё, наоборот был светловолосый и с ясными голубыми глазами. На вид оба были немного младше Ромки.
  - Это всё из-за милиционера, - сказала девочка.
  - Ага, из-за него, - подтвердил мальчик, - но на него тоже не злись. У него случилось несчастье. То есть не у него самого, а с его другом беда. Его тяжело ранили беспризорники. Представь, из пистолета стреляли. Вот дядя Витя никак и не успокоится.
  - Как это ранили?! - в ужасе спросил Ромка. - Они что, фашисты?!
  - Нет, они не фашисты, им самим плохо.
  - Тогда почему стреляли?
  - От страха они стреляли, - сказала девочка. - Думали, что милиционеры хотят сделать им что-то плохое, вот и стреляли. И вообще, у вас тут теперь столько горя. Не понимаю, зачем люди устраивают войны.
  - Не люди, а политики, - возразил мальчик.
  - Но ведь политики, они же тоже люди, - сказала девочка.
  - Не все политики люди, - возразил мальчик. - Люди и политики не одно и то же. Есть такие политики, которые не люди, а нелюди. Из-за таких нелюдей и происходят все беды на Земле, и войны тоже.
  - А что делать, чтобы эти нелюди не устраивали войны? - спросил Ромка.
  - Это совсем не просто, - ответил мальчик, - но главное, надо самим не быть нелюдями. Если мы будем вершить Добро, то это Добро будет вытеснять, убивать Зло. Ну а с нелюдями надо поступать жёстко. Только так можно сделать мир лучше. Кстати, война закончится в следующем году. Девятого мая. То есть восьмого, но объявят об этом девятого.
  - Откуда знаешь? - спросил Ромка.
  - Знаю. Потому что я из будущего. Я потом всё тебе расскажу.
  Видение исчезло, и Ромка проснулся. Он представил себя на месте милиционера, и ему стало чуть не до слёз жалко и самого милиционера, и его друга. Утешеньем было только то, что рассказ о друге милиционера всего лишь приснился. И всё-таки обида на милиционера Виктора прошла, Ромка больше на него не злился.
  Ромка не сразу заметил, что дверь спальни открыта. Заметил только тогда, когда за дверью послышались шаги и голоса. В спальню зашли Вячеслав Дементьевич, Марина Ивановна и... Марьин.
  - Гусев, где ключ?! - прямо с порога спросил директор.
  - Какой ключ? - не понял Ромка. Он был в полном недоумении.
  - Который ты стащил у завхоза, и которым отпер дверь, - пояснил Вячеслав Дементьевич.
  - Я?! Стащил?! Ничего я не стаскивал! И дверь я не отпирал! Я уснул, а когда вот только что проснулся, дверь была открыта.
  - Не выдумывай, - сказала Марина Ивановна. - Серёжа всё видел.
  - Что он видел-то?!
  - Во-первых, не кричи. Серёжа видел, как ты подкрался к комнате завхоза и снял с гвоздя ключ.
  - А как я отсюда вышел, чтобы туда подкрасться? Ведь дверь-то была заперта.
  Марьин сначала растерялся, а потом противно усмехнулся и сказал:
  - А ты, гусь, ещё утром его стащил. Когда мы были на зарядке.
  "Так он ещё и дурак" - догадался Ромка. Говорит ему:
  - А ты, значит, не был на зарядке? И если я стащил ключ утром, то чем потом запирали дверь?
  Теперь Марьин совсем испугался, поняв, что сказал глупость.
  - Да, действительно, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Серёжа, ты ничего не напутал про ключ?
  - Он не напутал, а наврал, - сказал Ромка. - А ещё он дурак, оказывается. Не подумал, как правильно врать.
  - Гусев! - закричала Марина Ивановна. - Ты снова за своё?! Опять обзываешь?!
  - Ничего и не обзываю. Дурак - это же не обзывательство. Это болезнь такая. Психическая.
  - Так, хватит ёрничать,- сказал Вячеслав Дементьевич. - Не понимаю. Стащить действительно не мог... Но дверь-то отперта, и ключа нет на месте. Ничего не понимаю...
  - Вон ключ, - сказала Марина Ивановна, - лежит около тумбочки.
  Ключ и правда оказался там, куда показала воспитательница. Вячеслав Дементьевич подошёл, поднял ключ и сказал:
  - Серёжа, ты точно видел, как кто-то украл ключ?
  - Видел... только плохо рассмотрел, кто это был.
  - Это утром было?
  - Не помню... - стал выкручиваться Марьин. - Нет, это уже после того, как Гусева заперли.
  - Гусев, кто отпирал дверь? - спросил директор у Ромки.
  - Не знаю, я спал, - ответил Ромка. Потом, немного подумав, говорит:
  - Наверно Марьин и ключ украл, и дверь открыл.
  - Гусев! - закричал директор. - Прекрати выдумывать! Марьин не способен на подлость! Запомни это!
  - Запомню, только фашисты на всё способны.
  - Так! Хватит! Я хотел тебя выпустить, чтобы ты успел на обед, но теперь передумал! За обзывательство и клевету ты лишён сегодня и обеда, и полдника, и ужина! А если ещё что-нибудь вытворишь - отправишься в колонию!
  - Во, точно, - сказал Марьин. - Там будешь хвастаться, как убивал фашистов.
  - А я хвастался?! - закричал Ромка. - Думаешь, это так просто, убить?! Даже фашиста?!
  Вновь пронеслись в памяти события у амбара, мост. Слёзы вырвались наружу. Ромка плюхнулся на кровать, и заревел, уткнувшись лицом в подушку. А Марьин, насмешливо:
  - Смотрите, как разревелся этот, который гроза фашистов. Вот нюни распустил, герой.
  Ромка, сквозь слёзы:
  - Заткнись, гад! Что тебе от меня нужно?! Что я тебе сделал?!
  - Мне ничего не нужно, - ответил Марьин. - Просто я не терплю болтунов и трусов, которые хвалятся, какие они герои. А ещё не терплю воров.
  - Серёжа, хватит уже! - прикрикнул на Марьина Вячеслав Дементьевич. - Тоже знай меру! Иди на обед!
  - Но кто же мог украсть ключ? - вполголоса проговорила Марина Ивановна.
  - Может, Васькин или Птицын? - предположил директор.
  - Нет, они не могли, - сказала Марина Ивановна. - Ясно, что Гусев этого сделать не мог, но и Птицын с Васькиным не могли. Они сегодня работали в подсобном хозяйстве. Пропалывали грядки и никуда не отлучались.
  - Тогда ничего не понимаю, - сказал Вячеслав Дементьевич. Потом Ромке говорит:
  - Гусев, ладно уж. Тоже давай иди в обеденный зал.
  - Не хочу, - ответил Ромка. - Пусть моя порция достанется этому доблестному Марьину.
  - Марина Ивановна, - сказал воспитательнице Вячеслав Дементьевич,- пожалуйста, оставьте нас одних. Надо нам поговорить. Да, вот ещё, что. Занесите ключ завхозу.
  - Хорошо, занесу, - сказала Марина Ивановна и вышла.
  Вячеслав Дементьевич пододвинул к Ромкиной койке стул и уселся на нём.
  - Ну вот, что, - говорит, - давай не будем раздувать конфликт. Ни к чему хорошему это не приведёт. Прости за историю с ключом. Не понимаю, почему я сам не сообразил, что ты не мог его стащить. Ну ладно. Забыли. Хорошо?
  - Ага, хорошо, - ответил Ромка.
  - Вот и ладно. Но вот с той дракой... Вот смотрю я на тебя, и не пойму. Сразу, как только Виктор привёл тебя, мне показалось, что паренёк ты порядочный, что вести себя будешь хорошо, что всё у тебя хорошо сложится. А ты вон что вытворяешь. Драку устроил, обзывал Серёжу. Почему так?
  - Потому что я ничего не устраивал. Или надо было, чтобы Марьин меня поколотил? Я что, не имею права защищаться?
  - Рома, ну никогда я не поверю, что Серёжа может сделать что-то плохое. Я ведь его хорошо знаю.
  - Ага. Вы знаете, а ребята не знают? Коля... Ну, Птицын. И Васькин тоже. Они говорили, что он первый начал? Почему им не верите?
  - Ну то, что там у вас творилось, мне рассказала Марина Ивановна. Она видела, как Серёжа лежал на полу и пытался вырваться. Как ты вцепился ему в волосы, рассказала. Или ты хочешь сказать, что она всё это выдумала?
  - Нет, не выдумала. Так и было. Только она не видела, как Марьин стал ко мне приставать, а потом полез драться. Повалил на пол... Птицын и Васькин видели, а вы...
  - Ладно, давай оставим этот бесполезный разговор. Всё-таки постарайся вести себя хорошо. Вставай. Пошли на обед.
  
  ***********************************************************
  
  Глава 14. Бориска
  
  
  
  После линейки девятого мая Ромка вернулся в спальню; снял и спрятал за пазухой галстук; взял альбом, карандаш и ластик, и пошёл на террасу. Там он уселся за дощатый столик, и стал пытаться изобразить в альбоме лицо мамы. Нет, ничего не получалось. Закроет Ромка глаза, и как воочию представляет себе её лицо, откроет глаза - всё тут же улетучивается.
  Мучился Ромка с набросками долго. Он пробовал нарисовать портрет папы - тот же результат. Тогда он решил для начала изобразить двор своего родного дома, где жил до войны с родителями. Ну ладно бы портрет, но и двор у него никак не получался. Странная вещь - память. Она будто нарочно запрятывает в самые потайные уголки то, что человек усиленно хочет вспомнить.
  Воспитательница Галина Фёдоровна вывела на террасу малышей из младшей группы. Им было по пять, по шесть лет, некоторым даже меньше. Родились они почти перед самой войной. Многие из них совсем не помнили своих родителей. Ромка им завидовал, думал, что им легче от того, что не помнят.
  Младшая группа расположилась в дальнем углу террасы. Галина Фёдоровна стала читать малышам сказки из какой-то книжки. Малыши внимательно слушали, а Ромка снова и снова пытался изобразить в альбоме родной двор, улицу, дом. Он не сразу заметил, как к нему подошёл Бориска из младшей группы. Да и воспитательница не сразу заметила, что Бориска отлучился. Хотя... он же не ушёл с террасы на улицу.
  Бориске не было ещё пяти лет, но был он самостоятельным и рассудительным. Это воспитатели так о нём говорили. Удивлялись даже. Ну, может, так оно и было. Да и говорил он уже чисто, без младенческих "с", вместо "ш" и "л", вместо "р".
  Бориска влез на скамейку и говорит:
  - А ты чего рисуешь?
  Ромка вздрогнул от неожиданности.
  - Я там раньше жил, - отвечает, - только не помню, как там всё было.
  - Я тоже не помню.
  - Ну, это понятно, - сказал Ромка, - а я ведь там долго жил. Целых семь лет.
  - А можно, я посмотрю, как ты рисуешь?
  - Конечно, смотри, - разрешил Ромка.
  Ромка раз за разом стирал ластиком набросок, рисовал его снова...
  - Не получается? - спросил Бориска.
  - Нет, Бориска, не получается, - ответил Ромка.
  Бориска сочувственно вдохнул, а Ромка говорит:
  - Давай я тебя нарисую?
  - Не получится, - засомневался Бориска.
  - Получится. Ну-ка, посиди тихо. На меня смотри.
  Конечно же, у Ромки получилось. Даже странно было, что он не мог изобразить лицо мамы или папы.
  - Ух ты! как красиво! - восхищённо сказал Бориска, когда Ромка закончил рисовать и показал ему рисунок.
  - Похож? - спросил Ромка.
  - Ага.
  Ромка аккуратно вырвал из альбома листок с Борискиным портретом и отдал ему:
  - На, возьми.
  Бориска засиял от радости. Он схватил листок и побежал к Галине Фёдоровне:
  - Галина Фёдоровна, смотрите, как красиво.
  Галина Фёдоровна взяла рисунок, посмотрела, потом как-то странно взглянула на Ромку и, вдруг, улыбнулась ему. Тут уже вся младшая группа - четыре мальчика и три девочки - подбежали к Ромке стали наперебой просить, чтобы он и их тоже нарисовал. Ну что ж, пришлось Ромке потрудиться.
  С того случая Бориска привязался к Ромке. Даже в обеденном зале всегда садился рядом с ним.
  Глава 15. Новенький
  
  
  
  "Приду к вам и наведу у вас порядок..." Это слова привидевшегося мальчишки с летучей повозки. А ведь так иногда случается: приснится что-нибудь, а потом вдруг раз - и произойдёт. Вот так получилось и у Ромки.
  Шёл четвёртый день после победы. Было воскресенье. Ромка сидел за столиком на террасе и снова пытался нарисовать в альбоме свою родную улицу. Нарисует - нет, что-то не так. Сотрёт ластиком и рисует снова - всё напрасно. Бориска тоже был там, наблюдал, как Ромка рисует. Огорчался, что у Ромки ничего не получается.
  На террасу вышел Сеня Кашин - один из старших ребят. Сказал Ромке, что его попросил зайти в кабинет Вячеслав Дементьевич.
  - Ну вот, - проворчал Ромка, - опять я что-то натворил.
  - Ничего не натворил, просто там новенький, - сказал Кашин. - Вячеслав Дементьевич просил, чтобы ты проводил его в вашу спальню.
  Сеня ушёл, а Ромка расстроился. "Наверное, Кашин обманывает. Точно, обманывает. Сам, что ли, не проводил бы? Наверно, опять Марьин что-нибудь наврал". Но... ничего не поделаешь, нужно идти.
  Ромка проводил Бориску во двор к Галине Фёдоровне, которая гуляла там с малышами, отнёс альбом к себе в тумбочку, и пошёл к директору, предчувствуя очередное наказание.
  Но нет, когда он зашёл в кабинет, там не было ни Марины Ивановны, ни Марьина, а вот новенький и правда был. Увидев его, Ромка, опешил. Мальчишка был точь-в-точь похож на того, которого Ромка видел на летучей повозке.
  Вячеслав Дементьевич говорит:
  - Роман, это ваш новый товарищ. Его зовут Данил, фамилия - Овсянников. Он утверждает, что знает тебя, но откуда знает, не говорит. Ну да ладно. Он попросился в вашу комнату. Проводи его. У вас там свободны две койки. Покажешь, которые.
  Ромка стоял и во все глаза глядел на новенького, а тот говорит:
  - Ну, пошли, что ли? Что стоишь как истукан.
  - Да-да, Гусев, проводи Данилку, - сказал Вячеслав Дементьевич.
  "Данилка" на слова Вячеслава Дементьевича чуть слышно хихикнул. Когда вышли из кабинета, он сказал:
  - Вот не понимаю, Рома, почему все называют меня не Данилом, а Данилкой. Даже папа с мамой, дедушка с бабушкой... То есть... нет, они ещё никак не называют, а только будут называть.
  - А что, "Данилка" тебе больше подходит, - сказал Ромка.
  - Ну и ладно, - сказал Данилка, войдя в спальню раньше Ромки, - я привык.
  Ромка удивился. Данилка ориентировался в детском доме так, будто был тут не в первый раз. Мало того, не пришлось даже показывать, которые из коек свободны. Данилка сразу, без помощи Ромки, выбрал свободную койку, положил на неё одежду и постельное бельё.
  - А где твои родители? - поинтересовался Ромка. - Ты же сказал, что они называют тебя Данилкой. Что с ними?
  - С ними-то? Пока ничего. И я же сказал, что только будут называть. Они же ещё не родились.
  Ромка снова опешил.
  - Как это не родились?.. Ты родился, а твои родители нет? Так не бывает.
  - Не бывает, но так получилось. Я, если не знаешь, тоже ещё не родился.
  - Как это?! Ты же вот он...
  - А вот так. Я попал в это время из будущего.
  - Не может быть...
  - Я тоже думал, что не может, но вот я здесь, в вашем времени.
  - Не врёшь?
  - Я никогда не вру.
  - Чудеса...
  - Ага, они самые.
  - Слушай, а как ты узнал, где наша спальня?
  - Легко. Потом расскажу как-нибудь.
  - А как ты попал к нам из будущего? Нарочно?
  - Не-а. В общем, мы тогда, ну... больше ста лет вперёд, летели на звездолёте.
  - На чём летели? - не понял Ромка.
  - Ну, это штука такая... Как самолёт, только огромный, и может летать к другим планетам и, даже, к другим звёздам.
  - Так далеко?! - удивился Ромка.
  - Ну это для вас далеко. А в наше время это уже было обычным делом. Только мы летели ещё дальше, чем могли летать до нас.
  - Ничего себе. Ну и что дальше?
  Данилка уселся на свою койку. Продолжает:
  - Ну так вот, я летел с моими друзьями, как пассажир. Дело в том, что друзья, с которыми я учился в школе, были уже взрослыми, а мне было тогда одиннадцать лет.
  - Это как? - ещё больше удивился Ромка.
  - А вот так. Мне пришлось пропустить целых пятнадцать лет жизни. Просто у нас кое-что случилось, и мне пришлось... Даже не знаю, как это назвать... Короче, мне пришлось уйти из Мира Живых. Потом я сумел вернуться. Это уже через пятнадцать лет. В общем, друзья уже были в экипаже, а я попросился лететь с ними. Во время полёта случился пространственно-временной сбой, и мы все попали в прошлое. В тысяча девятьсот сорок второй год.
  - Погоди, я не понял. Или у меня что-то не так с арифметикой? Если тебе в сорок втором было одиннадцать лет, то сейчас должно быть четырнадцать. Что-то не похоже на четырнадцать.
  - Пятого июня мне должно исполниться одиннадцать лет, - сказал Данилка. - Это из-за того, что в сорок втором году я отправил экипаж звездолёта в наше время. Для того чтобы построить портал времени, мне пришлось отмотать мой возраст на три года назад.
  - Чудно как-то, - удивился Ромка. - Значит... Ну... которых ты отправил, они теперь живут в будущем?!
  - Рома, они ещё не живут. Их ещё нет, потому что будущее ещё не наступило. Они родятся в положенное время, то есть через восемьдесят девять лет. Просто однажды, когда они будут учиться в четвёртом классе, они вспомнят все события. Вспомнят, что были взрослыми; вспомнят про звездолёт; вспомнят про портал времени. Это будет на уроке в нашей школе. Они уснут на перемене, а когда проснутся, им покажется, что они только что переместились из тысяча девятьсот сорок второго года в своё время. Ну, то есть, не в то, когда отравились в полёт, а на пятнадцать лет раньше. Вот тогда, это уже будет через сто лет, я с ними и встречусь. Не только с ними.
  - А как же ты с ними встретишься через сто лет? Они родятся, а ты к тому времени... Ну, ты же знаешь, что столько же не живут.
  - Ну, сколько живут... то есть могли бы жить, если не убивали бы себя сами - это другой вопрос. Ведь на Кавказе некоторые живут и подольше.
  - А кто это сам себя убивает?
  - Да все.
  - Как это?
  - Просто. Едят то, что есть нельзя. Ещё водка, вино, даже пиво или квас... Ну, много ещё всего. Курят, например. Если жили бы правильно, то лет до двухсот легко доживали бы. И не болели бы ничем. Но это тоже не предел.
  - Но ведь не все же пьют водку и курят. Но и кто этого не делают, всё равно не живут по двести лет.
  - А их, если не знаешь, убивают те, которые это делают. Курилопитеки, например.
  - Какие питеки? - не понял Ромка.
  - Курилопитеки, - ответил Данилка. - Это я так называю куряк. Они отравляют воздух вокруг себя, а им дышат и те, которые не курят, и тоже от этого болеют и умирают. А ещё продукты с ядохимикатами... Да много всего.
  - А ты, значит, не дышишь их дымом и не ешь продукты?
  - Дымом не дышу. Пусть только кто попробует закурить рядом со мной. Сначала просто попрошу не курить или отойти, а если не поймёт, сильно пожалеет об этом.
  - Да, а если он взрослый? Или просто сильнее тебя?
  - А мне всё равно. А вообще, если не знаешь, я умру раньше, чем ты думаешь. Потом я всё равно рожусь, но нп одиннадцать лет позже положенного срока.
  - А почему позже? - спросил Ромка.
  - Потому, что мне пришлось остаться в этом времени, чтобы кое-что исправить.
  - Да... как сказка какая-то получается. Слушай, а откуда ты меня знаешь?
  - Интересное дело. Оттуда же, откуда и ты меня.
  - Я?!
  - Ага. Забыл, что ли? Мы с Зафирой помогали тебе энергией.
  - С какой ещё Зафирой.
  - С той девочкой, с которой мы летали на авиапеде.
  Вот оно. Как гром среди ясного неба. Ромка сразу догадался, о каком авиапеде и о какой Зафире идёт речь. Но ведь этого не могло быть! Не могла же быть настоящей привидевшаяся летучая повозка. Вот он и говорит:
  - Ничего себе. Разве это было по-правдашному? Мне это не привиделось?
  - Что не привиделось? - спросил Данилка.
  - Ну, эта летающая штуковина... Та, которая авиапед.
  - Не привиделась, - сказал Данилка. - Авиапед, если не знаешь, был настоящим.
  - А почему другие его не видели?
  - Так надо было. Я потом расскажу. Пошли лучше во двор. Сыгранём в футбол с пацанами.
  - Мне нельзя в футбол.
  - Почему?
  - Я не смогу бегать. Меня даже от физкультуры освободили. Я когда на зарядке попробовал бежать...
  - Да ты что! - перебил его Данилка. - С того случая прошло уже больше чем полгода! Сейчас ты сможешь бегать.
  - Не смогу, я знаю.
  - Ну ты и чудак. Сможешь. И вообще, ты даже раньше смог бы. Надо было слушаться Зафиру. Она же тебе говорила, чтобы ты восстановил энергию. Почему не восстанавливал?
  - А я что, знаю, как восстанавливать? И вообще, я думал, что мне всё это чудится.
  - Как это не знаешь?.. - удивился Данилка. - Тогда, на мосту, ты сумел силой воли направить плиту так, чтобы она закрыла тебя от взрыва и откинула на отмель. Значит, ты умеешь управлять энергией.
  - Откуда знаешь про то, что на мосту?
  - Зафира рассказала. Она всё видела, только не успела помочь. Ты же сумел тогда закрыться от взрыва плитой. Получилось, правда, не на все сто, но Зафира сумела сделать так, что ты остался жив.
  - Ерунда. Ничего я не смог бы сделать с плитой. Я, когда стрелял, думал, что мне крышка.
  - Как это?!
  - А вот так. Сам не понимаю, как получилось.
  - Тогда и я ничего не понимаю. Это что же значит? Чудо произошло само собой?
  - Не знаю.
  - Тогда ясно, почему ты не сумел защититься полностью. А я удивлялся. Если бы не Зафира... Ладно, идём лучше во двор.
  - А что там делать?
  -Ну, просто посидим на скамейке, посмотрим, как ребята в футбол играют.
  - Ладно. Пошли.
  - Только сначала проведём политико-воспитаќтельную работу с вашим Марьиным.
  - С Марьиным?! - удивился Ромка. - Какую ещё работу?
  - Да так. Он давно хочет получить встрёпку. Сейчас получит.
  - От кого получит-то? - не понял Ромка.
  - От меня получит.
  - Ага. Так ты с ним и справишься.
  - Легко, если не знаешь. Ну пошли, что ли?
  - Ну ладно, идём.
  
   
  Глава 16. Встрёпка
  
  Данилка был прав. Стоило только им выйти из спальни, как у них на пути нарисовался Марьин. Загоќродил проход, и говорит:
  - Слышь, гусь, ты, я слышал, нанялся Борисоньку нянчить? Во потеха!
  - Отстань! - крикнул Ромка.
  - Не отстану.
  - Чего тебе от меня нужно?!
  Вот тут Марьин и выдал себя. Причём, при свидеќтелях. Как раз в это время в коридоре пояќвились Васька, Коля и Наташка. Это не считая Данилки.
  - Мне нужно, чтобы ты, гусь, подох, - говорит Марьин. - Или чтобы тебя посадили в колонию. Нет, лучше не так. Лучше чтобы сначала тебя посадили в колонию, и чтобы в колонии ты подох.
  И Коля, и Васька, и Наташка это слышали. Они остановились позади Ромки, а Данилка говорит Марьќину:
  - Марьин, когда тебя последний раз били?
  Марьин сначала оторопел от такой "наглости", а потом как заорёт:
  - Чего ты сказал, сопля?!
  - За соплю ответишь, - спокойно ответил Данилка. - А ещё хочешь, я всем расскажу, сколько кошельков ты украл у прохожих и у зрителей в клубе?
  Марьин растерялся. Это было видно по его испуќганному лицу. Коля подошёл к Данилке и шепнул ему на ухо, чтобы он не связывался с Марьиным, что только себе сделает хуже. Данилка ему ответил, что ему никто ничего сделать не сможет.
  - Мальчик, перестань, - сказала Наташка. - Поколотит.
  - Пусть попробует, - ответил Данилка.
  А Марьин, отойдя от ступора, процедил сквозь зубы:
  - Ты чё вякнул?! Ты видел?!
  - Перестань, - сказал Данилке Коля. - Айда лучше во двор.
  А Марьин:
  - Нет, стоп! Я спрашиваю: ты видел?!
  - Допустим, и что? - ответил Данилка.
  - А то, что забудь! Не забудешь - зашибу и скажу, что гусь тебя кокнул!
  А как же свидетели? - спросил Данилка, кивнув на ребят.
  - А они и пикнуть не посмеют! - ответил Марьин.
  - Ну тогда ладно, попробуй, зашиби. Прямо сейчас. Хотя я тебе не советую даже пальцем прикоснуться. Учти, пощады не будет.
  - Чего?! Чего ты вякнул, овёс?!
  - Не "чего", а "что". И не вякнул, а сказал. Учи русский язык, Марусечкин-Мусечкин.
  Марьин взревел от ярости. Таким Ромка его ещё не видел, а тот словно разъярённый хищник бросился на Данилку. Того, что произошло дальше, не ожидал никто. Данилка даже не двинулся с места, а Марьина будто ветром сдуло. Он кубарем покатился по коридору; влетел головой в корзину с мусором, стоящую около самого выхода из коридора. Все, кто это видели, просто ахнули.
  - Мамочки мои...- прошептала Наташка.
  Марьин, со страхом глядя на Данилку, поднялся с пола, и попытался снять с головы корзину. Не успел.
  - Теперь ко мне! - сказал Данилка, и Марьин с корзиной на голове прокатился по полу в обратную сторону.
  Потом Марьина что-то грубо, рывком, будто за шкирку, приподняло над полом и с силой припечатало к стене. Корзина так и оставалась у него на голове. Мусор из корзины вывалился и лежал у Марьина на плечах, приклеился к рубашке и брюкам. Ноги не доставали до пола.
  - Ну что, зашиб? - спрашивает Данилка.
  Марьин молчал. Он стоял припечатанный к стене и с глазами навыкате.
  - Что молчишь? - не отставал от него Данилка.
  - Что это?.. - плаксивым голосом выдавил из себя Марьин. - Что меня держит?
  - Я тебя держу, - ответил Данилка. - Проси прощения за "соплю"! Или хочешь остаться тут навечно? Представляешь? Спать будешь стоя. Кормить тебя будут из ложечки. Представляешь, сам Вячеслав Дементьевич будет кормить. Ну как? Будешь извиняться?
  - Бу-у-уду... Только отпусти-и-и.
  - Извинишься - отпущу. Может быть, а может и нет.
  - Хорошо-хорошо-о-о. Прости за "соплю-у-у".
  -Ладно, иди уж, - сказал Данилка, - а про "зашибить" забудь. Следующий раз, если ко мне сунешься, я сам тебя зашибу. Или Рома зашибёт. Роме не привыкать. Он много таких же, как ты, фашистов зашиб. Эсэсовцев, кстати.
  Марьин "отлип" от стены, шлёпнулся на пол. Поднявшись с пола, он снял с головы мусорную корзину и, трусливо оглядываясь, побежал прочь. Нет, не убежал, потому что... жёстко ударился о невидимую преграду. Данилка ему:
  - Кто будет за тобой собирать мусор?! Ну-ка! Собрал быстро!
  Марьин вернулся, поставил перевёрнутую корзину, и начал собирать в неё рассыпавшийся мусор.
  - Не так! - крикнул Данилка. - Ты не человек, а зверь! Запомни это! У зверей нет рук, у них лапы! Берёшь мусор зубами и кладёшь в корзину!
  Корзина сама собой перевернулась, вытряхнула из себя то, что успел собрать Марьин, и встала на место. А Марьин захныкал как маленький:
  - Я не могу-у-у зуба-а-ами.
  - Жить хочешь?!
  - Хочу-у-у.
  - Тогда делай, как я велю!
  Пришлось Марьину всё сделать, как велел Данилка. Долго ползал на четвереньках по коридору, подбирал ртом мусор, и относил его в корзину.
  Когда весь мусор оказался в корзине, Данилка приказал Марьину в зубах отнести корзинку на место. Первая попытка оказалась неудачной, корзина перевернулась, и весь мусор рассыпался по всему коридору. Пришлось Марьину снова ползать по коридору и носить мусор в зубах. Со второй попытки Марьину удалось отнести корзину на место.
  - Ладно, ребята, пошли во двор, - сказал Данилка.
  - Пошли, - сказал Ромка.
  Проходя мимо зарёванного Марьина, Ромка сделал резкое движение в его сторону - сделал вид, что хочет ударить. Марьин в ужасе отшатнулся от Ромки и ударился головой о дверной косяк.
  - Оставь его, - сказал Данилка, - будет с него.
  - Слушай, а как ты это сделал с Марьиным? - спросил Васька, кода вышли во двор.
  - Не заморачивайся, - ответил Данилка. - Как сделал, так и ещё сделаю, если что.
  - А если он теперь и тебе будет мстить? - спросил Коля.
  После этих слов Данилка залился смехом.
  - А чего ты смеёшься? - не понял Коля. - Этот Марьин ты даже не представляешь, какой подлый.
  - Представляю, - ответил Данилка. - Ты видел, что только что с ним было?
  - Видел. Только не понял, как это получилось.
  - А как получилось, ещё получится, если что. Ему же, если не знаешь, хуже будет.
  - А тебя как звать? - спросил Васька.
  - Данил, - ответил Данилка.
  - А меня... - начал Васька, но Данилка его прервал. Говорит:
  - Я всех вас знаю, Вася.
  - Откуда? - удивилась Наташка.
  - Просто знаю. Если скажу, откуда, всё равно не поймёте и не поверите.
  Итак, познакомились, а во дворе Коля предложил Данилке сыграть в футбол.
  - Коль, - ответил Данилка, - мы с Ромой посидим и посмотрим, как вы играете. А то он боится, что не сможет бегать, а одному сидеть на лавке скучно.
  - Ну ладно, - понимающе сказал Коля.
  ***********************************************************
  
  Глава 18. Потрясение
  
  
  
  И всё-таки после полученной от Данилки встрёпки Марьин затих не очень надолго, только дней на десять. Он хоть и боялся Данилку пуще огня, но оставить Ром-ку в покое было выше его сил. Вот он и нашёл момент, чтобы нанести Ромке очередной удар. Да-да, именно удар, продуманный и жестокий. То, что довелось Ромке пережить в тот день, было ужасным потрясением.
  Это случилось девятнадцатого мая. Ребята соби-рались на праздник - отмечался день основания пио-нерской организации. После завтрака пионеры собира-лись пройти по улицам Артельной и Вокзальной до центральной площади города. Там, на площади, собе-рутся пионерские отряды со всего города. Потом будет поход в клуб моряков, где покажут кинофильм "Тимур и его команда".
  Из-за этих мероприятий время обеда придётся пе-ренести на два или три часа, зато сколько радости при-несёт ребятам праздник, сколько новых впечатлений. В общем, праздник должен получиться на славу. И полу-чился - для всех, кроме Ромки. Для Ромки тот день оказался самым, страшным днём в его жизни. Это было ещё страшнее, чем там, на мосту, когда Ромка думал, что пришёл последний миг его жизни.
  События стали развиваться стремительно. После завтрака Ромка вместе с Колей, Васькой и Данилкой пошли в спальню, чтобы переодеться для праздника. Друзья собрались быстро, а Ромка немного задержался. Данилка говорит ему:
  - Ром, мы пойдём. Давай собирайся быстрее, мы будем ждать тебя во дворе.
  - Ладно, я сейчас, я быстро, - пообещал Ромка.
  Друзья ушли, а Ромка достал из под подушки свой пионерский галстук. Как раз в этот момент в спальню ворвались разъярённые Вячеслав Дементьевич и Ма-рина Ивановна. С ними был и Марьин. Вячеслав Де-ментьевич выхватил из Ромкиных рук галстук и отдал его Марине Ивановне. Говорит ей:
  - Спрячьте у себя куда-нибудь подальше. А этот негодник отправиться в колонию, если не вернёт часы! Не понимаю, как его могли принять в пионеры! Неу-жели не видели, что это за типчик?!
  Марина Ивановна взяла Ромкин галстук и вышла из спальни. Ромка бросился следом. Он, споткнувшись о порог, успел схватить Марину Ивановну за ногу. Кричит:
  - Отдайте! Мне его в отряде дали! Я поклялся его беречь! Дяде Сёме поклялся! Вообще всем поклялся!
  Вячеслав Дементьевич выбежал следом, схватил Ромку, с трудом оторвал его от Марины Ивановны. Ромка вырывался, что-то кричал сквозь слёзы, но Вя-чеслав Дементьевич держал его крепко. Марина Ива-новна ушла, а директор кричит:
  - Где часы?!
  - Какие часы?! - сквозь слёзы кричит Ромка.
  - Которые ты украл у Александры Григорьевны, - с противной ухмылкой сказал Марьин.
  - Ничего я ни у кого не украл! Отдайте галстук!
  Вячеслав Дементьевич отпустил Ромку. Ромка чуть не упал. С ним происходило что-то такое, чего никогда ещё не было. Хотя нет, было - когда он лежал на отмели около взорванного моста.
  - Оставайся здесь, и если к возвращению ребят не отдашь часы, отправишься в колонию, - сказал Вя-чеслав Дементьевич и вышел из спальни. Следом за ним, противно хихикнув, вышел Марьин.
  Ромка какое-то время сидел на кровати. Ему было очень плохо. Слёзы не кончались. "Надо искать, куда Марина Ивановна спрятала галстук! - думал Ромка. - Сейчас все уйдут, а я пойду к ней в комнату, сломаю замок, найду галстук и уйду отсюда навсегда!". Нет, он это не просто думал, а кричал, хоть и не слышал своего крика. Зато этот крик слышал Марьин.
  Ромка встал, на подгибающихся от неожиданной слабости ногах вышел в коридор. Снова на пути ока-зался Марьин.
  - Ты куда? - говорит.
  - Не твоё дело, - ответил Ромка.
  - Нет, моё. Ты пошёл красть у Марины Ивановны галстук, потому что ты вор.
  - Отстань! Это не кража, потому что это мой гал-стук! Я поклялся его беречь!
  - А ты его не найдёшь. Всё, тю-тю твой ошейник. Марина Ивановна сожгла его в печке на кухне. - Эти слова были как удар обухом по голове. Ромке стало со-всем плохо.
  В коридоре появились Сеня Кашин и ещё двое старших. Марьин их не видел, зато заметил, что тво-рится с Ромкой. Обрадовался и решил совсем его до-бить. Говорит:
  - Ага! Наконец-то и ты сейчас подохнешь, как и твой обожаемый Бориска. Он этой ночью подох, и его только что отвезли в морг, а тебя отвезут следом. Буде-те там лежать рядышком, пока не закопают на кладби-ще.
  У Ромки потемнело в глазах, появился страшный шум в голове, холодный ужас заполнил душу. Ромка бросился в спальню Бориски. В спальне он застал Га-лину Фёдоровну и малышей, которых тоже собирались вести на прогулку. Бориски там не было...
  Это был уже не плач, не рыдания, а протяжный крик во весь голос. Ромка чувствовал, что сходит с ума. На ставших ватными ногах он вышел из спальни малышей.
  Держась за стену, чтобы не упасть, он пошёл к се-бе. По пути он увидел, как в коридоре старшие ребята избивали Марьина. На полу валялись часы. Наверное, те самые, украденные. Ромке было всё равно. Он зашёл в спальню, но до кровати не дошёл. Последнее, что он видел, были вбежавшие следом за ним испуганные Га-лина Фёдоровна и Кашин...
  ***
  Это было не просто беспамятство, а что-то ещё более страшное. Перед глазами как наяву вставал от-ряд, партизаны, дядя Сёма.
  - Всё Роман! - говорил дядя Сёма. - Ты предал нас! Не сберёг пионерский галстук!
  - Я не виноват! - кричал Ромка.
  - Нет, виноват! Помнишь те слова: "Как повя-жешь галстук, береги его. Он ведь с красным знаменем цвета одного"? Ты же всем клялся, что будешь его бе-речь!
  - Семён Игнатьевич! Я ничего не смог сделать! Они же сильнее меня! Ну и ладно, но ещё и Бориска умер! Как же теперь?! Ведь Бориски больше нет! Он же был совсем маленький! Даже пяти лет не прожил на свете!
  Темнота, зловещие звуки. Потом из багрового ту-мана снова возник дядя Сёма. Говорит:
  - Ты предал нас всех. Всех тех, что погибли око-ло моста. Да, мост так и не взорван, но мы стояли до конца. А ты отступил, струсил.
  - Семён Игнатьевич! Мост взорван! Я его взо-рвал!
  - Ты?! Как ты это сделал?!
  - Из револьвера. Прямо по взрывателю.
  - Значит, ты сбежал из семейного лагеря и без спроса пошёл на мост?!
  - Без спроса... А что было делать?! Ведь они бы проехали в город!
  - Негодник! Ну ничего! Вот и хорошо, что тебя убило!
  - Не убило! Я не знаю, почему! Я думал, что убь-ёт, что насмерть! А вместо этого!.. Я потом сбежал из того госпиталя...
  - Так ты ещё и из госпиталя сбежал?! Я всё по-нял! Не хочу больше с тобой разговаривать! Ты не дос-тоин быть пионером!
  Семён Игнатьевич исчез, словно растворился в тумане. Снова темнота и чьи-то возбуждённые голоса. Кто-то звал его из страшной пугающей мглы голосами Вячеслава Дементьевича, Марины Ивановны, доктора Ивана Евгеньевича. Потом грезились дороги, глухой тёмный лес, а в самом конце - незнакомая пустынная ночная улица, ведущая в пугающую непроглядную мглу. Над чёрными необитаемыми домами нависли багровые зловещие тучи. По улице в зловещую без-донную темноту понуро уходил Бориска. Он вёл за ру-ку плюшевого мишку. Это была его любимая игрушка. Игрушечный медведь шёл рядом с Бориской будто жи-вой.
  Ромка окликнул Бориску, но Бориска не оглянул-ся. Ромка побежал следом, но Бориска становился всё дальше и дальше, пока совсем не исчез во мгле. Над улицей раздался злобный смех, а потом голос Марьина: "Вот и всё! Ушёл твой Бориска навсегда! И ты иди туда же! Там места хватит для всех мёртвых! Там тебе..."
  Голос Марьина неожиданно прервался, и на фоне багрового неба возник авиапед. На нём сидела Зафира. Авиапед спустился прямо на дорогу, по которой только что навсегда ушёл Бориска.
  - Ну что мне с тобой делать? - говорит Зафира. Когда же ты будешь управлять энергией? Всё время мне приходится делать это за тебя. Вот и сейчас при-дётся, а то ведь совсем сойдёшь с ума. Ты что, не по-нял, что Марьин тебе наврал про Бориску? И про гал-стук наврал.
  - Не наврал, - отвечал Ромка. - Я заходил к ним в спальню. Бориски там не было.
  - Ладно, просыпайся. Сам всё увидишь. А то вон сколько народа около тебя собралось.
  Авиапед исчез, и Ромка очнулся. Он лежал на сво-ей кровати с расстёгнутой рубашкой. Около кровати на стуле сидел доктор Иван Евгеньевич, Рядом ещё на двух стульях - Вячеслав Дементьевич и Марина Ива-новна. Позади них стояли, Александра Григорьевна, Ростислав Александрович и Сеня Кашин.
  - Ну вот, всё обошлось, Вячеслав Дементьевич, - сказал доктор, убирая стетоскоп . - Немного по-лежит и сможет встать. Только пока не оставляйте его одного.
  - Спасибо, Иван Евгеньевич, - поблагодарил доктора директор. - А что всё-таки с ним было?
  - Вам же Кашин всё рассказал.
  - Да, рассказал. Это просто ужас... Неужели всё это правда?
  - Правда, - подтвердил Кашин. - Вам и раньше говорили, что он издевается над Гусевым, а вы не верили.
  - Кстати, и другие ребята давно об этом говорят, - сказал Иван Евгеньевич. - Не могут же все обма-нывать. Да и зачем им это?
  - В голове не укладывается, - тихо произнёс Вячеслав Дементьевич. - Ведь мы так ему верили...
  - Да, вот ещё что, - сказал Иван Евгеньевич. - Надо всё-таки выяснить насчёт шрамов. Я его в первый же день спрашивал, но он пробурчал что-то, чего я не понял. Судя по следам от шрамов и операционных швов, было тяжёлое осколочное ранение. Я позвоню в больницу, договорюсь насчёт рентгена.
  - Да-да, конечно, - ответил ему Вячеслав Де-ментьевич.
  Иван Евгеньевич встал со стула и вышел из спаль-ни. Вячеслав Дементьевич Ромке:
  - Рома, прости нас за всё что было. Хотя не знаю, сможешь ли такое простить. Мы все перед виноваты. Весь педагогический коллектив и особенно я.
  Ромка молчал. Ему было всё равно, а Вячеслав Дементьевич:
  - Рома, ты меня слышишь? Ты как вообще? Как себя чувствуешь?
  - Вам-то что... - ответил Ромка.
  - Рома, я всё понимаю, но надо исправлять си-туацию.
  - Ну и исправляйте, а мне теперь всё равно.
  - Ну как же это всё равно? Ведь надо же всё ула-дить, чтобы нормально жить дальше.
  - А Бориске не надо было жить дальше?! - за-кричал Ромка. - Не могли, что ли, вызвать скорую помощь?!
  - Погоди-погоди, не кричи. Ты так ничего и не понял? Марьин наврал тебе про Бориску? Жив он и здоров. Ничего с ним не случилось.
  - Неправда! Я заходил в их спальню! Бориски там не было!
  - А ты сам-то что? Ты всегда находишься в спальне?
  - Не всегда! Только они там собирались гулять, а Бориски не было! И больше не будет никогда!
  - Ладно, подожди, - сказал Вячеслав Дементье-вич. Потом учительнице:
  - Александра Григорьевна, у меня просьба. Схо-дите, пожалуйста, за Бориской. Пусть Рома убедится, что он жив и здоров. Они там, на террасе, с Галиной Фёдоровной.
  - Да-да, сейчас, - ответила Александра Гри-горьевна. - Сейчас приведу.
  Александра Григорьевна вышла, а у Ромки перед глазами как наяву стояло видение, как Бориска навсе-гда уходил с плюшевым мишкой по страшной пустын-ной улице. Ромка отвернулся к стене, не в силах сдер-жать рыдания. Он не слышал, как вернулась Александ-ра Григорьевна, но почувствовал, как кто-то залез к нему на кровать. Потом голос Бориски:
  - Ну ты чего? Ну вставай. Идём к нам.
  Ромка открыл глаза. Прямо перед ним на крова-ти... сидел Бориска. Он залез туда прямо в сандалиях и сидел около стены, глядя Ромке в глаза.
  Ладно, Бориска, - сказал Вячеслав Дементьевич, - Рома придёт. Полежит немного, отдохнёт, а потом придёт. Теперь иди к Галине Фёдоровне и подожди там Рому. Ладно?
  Потом Ромке:
  - Ну всё, Рома, хватит лить слёзы.
  Когда Александра Григорьевна увела Бориску, Марина Ивановна встала со стула, подошла к Ромке и положила ему на грудь его пионерский галстук.
  - Вот, возьми. Я его пыталась постирать, но он не отстирывается. Зашила порванный край, отгладила утюгом. Где ты его так вымазал?
  Ромка отвернулся к стене, прижал к груди галстук, погладил его рукой, будто галстук живой. Отвечает:
  - Я не вымазывал. Это от крови. И порвался по-тому же. Его потом тётя Даша зашила и постирала.
  - От крови?! - удивился Вячеслав Дементьевич. - От какой ещё крови?
  - От какой, от какой. От обыкновенной крови, от моей. Он же у меня под рубашкой был, когда там, на мосту... Я же не мог просто уйти.
  - На мосту?! - переспросил Вячеслав Дементье-вич.
  - Да на мосту. Его же надо было взорвать. Обяза-тельно надо было. Ну и вот потому он и испачкался и порвался.
  Вячеслав Дементьевич, Ростислав Александрович и Марина Ивановна молча переглянулись. С полмину-ты в спальне стояла тишина. Потом Александра Гри-горьевна шёпотом на ухо директору:
  - Но ведь в газете, которую нашёл Кашин, ясно написано, что посмертно.
  Вячеслав Дементьевич тоже шёпотом, отвечает:
  - Да, но всё остальное совпадает. Имя, фамилия, отчество, город, в котором родился. И в бреду он бор-мотал что-то про мост...
  - Действительно. Даже не бормотал, а кричал.
  - В общем надо подождать, я сделаю запрос, а там посмотрим.
  Потом Ромке говорит, уже не шёпотом, а нор-мальным голосом:
  - Ладно, Рома, ты можешь сейчас встать?
  - Могу... может быть. Я не знаю.
  - Ну попробуй. Я провожу тебя на террасу. Там тебя ждёт Бориска. Просто посидишь там с Бориской до обеда. Да, и никуда не уходи, пока не придут ребята. Ладно?
  - Ладно.
  
  Глава 19. С Марьиным разобрались
  
  Вячеслав Дементьевич проводил Ромку на террасу и ушёл. Подошла Галина Фёдоровна и, конечно же, тут же подбежал Бориска. Галина Фёдоровна спрашивает:
  - Ну что, Рома, всё в порядке?
  - Ага, - ответил Ромка.
  - Ну же ты и чудак.
  - Почему чудак?
  - А потому. Разве мы были бы так спокойны, ес-ли то, что сказал Марьин, было бы правдой? Ты же, ко-гда заглянул к нам, видел, что мы, как ни в чём не бы-вало, собирались на прогулку. Мог бы сразу понять, что Марьин тебе наврал.
  - Ага, поймёшь тут...
  - Ну ладно, посиди тут, пока ребята не вернутся.
  - А они уже вернулись, - сообщил Бориска.
  И точно, вернулись. Все воспитанники, в сопро-вождении вожатых - шефов из промышленного учи-лища - радостно наперегонки бежали к калитке.
  Ромка пошёл в вестибюль встречать друзей. Когда они вбежали, первыми к Ромке подошли Васька, Коля и Наташка. Стали наперебой расспрашивать, почему Ромка не был на празднике. Подошёл Данилка. Гово-рит:
  - Оставьте его в покое. Тут такое было. Если бы я знал, что так получится... В общем, скоро и так всё узнаете.
  Потом Ромке говорит:
  - Рома, прости, что так вышло.
  - За что простить-то, - не понял Ромка.
  - Ну, что я не рассчитал, что Марьин такое со-творит.
  - А что ты мог сделать, если бы рассчитал?
  - Я-то? Да всё что угодно. Марьину досталось бы - мама не горюй.
  - А при чём тут мама, которая горюет? - спро-сила Наташка.
  - Это у нас так говорят... то есть будут говорить. В будущем. Просто такое устоявшееся выражение. По-том узнаете. Лет через сорок. Коля, Вася, Рома, идёмте в спальню. Надо кое о чём поговорить.
  - Пошли, - сказал Коля.
  - А я? - спросила Наташка.
  Данилка немного подумал и говорит:
  - Ладно, и ты с нами. Только о нашем разговоре - никому.
  - Ладно, не скажу, - пообещала Наташка.
  Когда друзья пришли в спальню, Данилка говорит им:
  - Садитесь все, чтобы не упасть.
  - А почему мы должны упасть? - удивилась На-ташка.
  - От неожиданности, если не знаете.
  Друзья расселись кто куда. Ромка уселся на свою кровать, так как постель всё равно была вся помята, ос-тальные расселись на стульях. Данилка остался стоять посреди комнаты. Говорит:
  - Всё, ребята, Марьин попался на краже. Это по любому должно было случиться, но не так, как вышло сегодня.
  - А как должно было выйти? - спросил Коля.
  - Он должен был попасться на краже часов сразу, но что-то пошло не так. Из-за этого он успел донести на Рому.
  - Он что, украл у кого-то часы?! - спросил Васька.
  - Он много чего украл, а часы украл, чтобы сва-лить на Рому. Но ему этого было мало, и когда у Ромы отобрали галстук, он сказал ему, что галстук сожгли в печке, а ещё сказал Роме, что Бориска умер. В общем, Роме стало плохо, и если бы не Иван Евгеньевич... В общем, не знаю, что было бы.
  - Вот дела... - произнёс Коля. - И что же те-перь будет?
  - А будет педсовет после обеда. Я боюсь, как бы Марьин не выкрутиться.
  - А как он выкрутится, если уже попался? - спросила Наташка.
  - Просто. Сказал бы, что часы ему подбросили старшие, когда били.
  - Что били? - не поняла Наташка. - Часы?
  - Не что, а кого. Марьина били за то, что он с Ромой сделал. Вот часы у Марусечкина-Мусечкина из кармана и выпали.
  - Били Марьина?! - удивился Коля.
  - Ага. Если выкрутится, будет плохо. Надо обя-зательно сделать так, чтобы за всё, что он натворил, его посадили в тюрьму. Обязательно надо. Иначе, он станет политиком, а потом возглавит нашу страну. Это будет катастрофа, потому что у нас наступит фашизм. К власти придут преступники. И виноватым в этом буду я.
  - Ты?! - удивился Ромка.
  - Да, правда, ты-то при чём? - спросил Коля.
  - А при том, - ответил Данилка, - что я попал в ваше время из будущего и немного кое-что изменил. Я не должен был этого делать, но я страшно разозлился на фашистов. Много людей, которые по неизменённой истории должны были погибнуть, осталось в живых. Это хорошо, конечно, но жив остался и Марьин.
  - Ничего себе! - сказал Коля. - А как ты это сделал? Ну, чтобы люди остались живы.
  - Ребята, не удивляйтесь. Дело в том, что я Вели-кий Маг.
  - А разве маги бывают?! - удивилась Наташка. - Это же только в сказках.
  - Да, загнул ты, - сказал Коля. - Маг, да ещё великий.
  - Ничего и не загнул, - ответил Данилка. - Ма-гия существует, если не знаете. Только это не как в сказках, а особая наука. Вы помните, как я проучил Марьина?
  - А то! - сказал Васька.
  - Ну так вот, это я сделал с помощью боевой ма-гии. А когда я разозлился на фашистов, я уничтожил их танковый полк. Полк не дошёл до одного посёлка око-ло Брянска, и там остались живы те, кто по истории должны были погибнуть.
  Ага, - засомневался Коля, - целый полк. Так бы ты с ним и справился.
  - Справился. Это тоже с помощью боевой магии.
  - Да ладно тебе сочинять. Не может такого быть.
  - Не может? Ну что ж, я сейчас покажу вам то, что будет покруче боевой магии. Вот, смотрите.
  Данилка подошёл к окошку.
  - Подойдите все сюда, - позвал он друзей.
  Все подошли, а Данилка говорит:
  - Видите? На улице отличная солнечная погода.
  - Ну, видим, - сказал Коля.
  - А сейчас погода испортится и пойдёт снег. Не веришь?
  - Нет, - ответил Коля. - Докажи.
  Данилка взмахнул рукой, и... небо тут же оказа-лось затянуто тучами, начался сильный снегопад. Не просто сильный, а такой, сто сразу всё покрылось тол-стым слоем снега.
  - Ну всё хватит, - сказал Данилка, - а то неиз-вестно что подумают люди.
  - А они и так уже подумали... - прошептала Наташка.
  Снегопад прекратился. За окном снова сияло солнце, только на дороге и тротуаре стояли лужи. Про-хожие остановились и удивлённо оглядывались по сто-ронам, что-то говорили друг другу.
  Минуту, если не больше, в комнате стояла тишина. Потом Васька говорит:
  - Во, здорово!
  - Ага, - сказал Коля, - здорово! Теперь я пове-рил. А что нам теперь делать? Убить Марьина?
  - Ты что! Мы же не убийцы! - ответил Данилка. - Мы всё про него расскажем. Педсовет будет после обеда. Надо сделать так, чтобы на педсовет пригласили нас всех. В общем, сейчас все идём к Вячеславу Де-ментьевичу.
  ***
  Получилось. Данилка сумел убедить Вячеслава Дементьевича в том, что на педсовет надо пригласить всех ребят. Это был второй педсовет "со зрителями", но если на первом обсуждали, что делать с Ромкой, то в этот раз на месте Ромки оказался Марьин.
  В зале около сцены снова, стоял длинный стол, а в зале киношные кресла. В креслах расселись все воспи-танники, кроме Марьина. Марьина оставили стоять между "зрителями" и столом, за которым уселся "пе-дагогический коллектив". Старшие сидели в первом ряду. Туда же усадили Ромку, Колю, Ваську, Наташку и Данилку. Стоящий перед членами педсовета Марьин был изрядно помятый, с растрёпанными. Было понят-но, что побили его от души.
  Вячеслав Дементьевич объявил:
   - Ребята, сегодня старшие воспитанники Арсе-ний Кашин, Володя Конев и Матвей Тарасов избили Серёжу Марьина. Объясняют, что побили его после то-го, как Марьин чуть не убил Рому Гусева. Нет, не ру-ками, а словом. Да-да, убить можно и словом. Но это ещё не всё. Они утверждают, что всё, за что попадало Гусеву, творил Марьин. Говорят, что делал он это на-рочно, чтобы свалить на Гусева.
  В зале поднялся гомон. Воспитанники кричали с мест, что правильно, что давно пора было отлупить Марьина, что он всё время Ромку преследует.
  - Тише! Тише! Не надо шуметь! - сказал Вяче-слав Дементьевич. - Пусть Кашин ещё раз расскажет нам всем то, что рассказал мне. Давай, Сеня, рассказы-вай.
  Арсений Кашин встал. Да уж, высоковат он был для своих пятнадцати лет. К тому же был он довольно худ, и сильно напоминал известного Дон Кихота, с ри-сунка в одной книжке.
  - Арсений, ты садись, - сказал директор. - Да-вайте будем разговаривать сидя.
  Кашин снова уселся и стал рассказывать:
  - Вячеслав Дементьевич, Марьин с самого начала Гусева преследует. Как только его к нам привели. Сначала рассказывал всем, что Рома вор; потом устро-ил с ним драку, за которую Рому же и наказали; потом стал делать всякие гадости, за которые тоже наказывали Рому. А Рома хоть раз что-нибудь украл? Кто-нибудь видел? А вот что Марьин украл часы и свалил на Гусева, теперь даже вы знаете. И вообще, кроме этого гада кто-нибудь видел, чтобы Гусев что-то натворил? Гусева всегда наказывали из-за Марьина.
  В общем, Кашин рассказал почти обо всех случа-ях, о которых знал. Вячеслав Дементьевич, воспитате-ли, учителя слушали рассказ внимательно. Когда Ка-шин закончил говорить, Вячеслав Дементьевич сказал:
  - Ну ладно, Арсений, если всё это правда, то по-чему мне ничего об этом не говорили?
  - Говорили, Вячеслав Дементьевич, но вы не ве-рили, - ответил Кашин.
  - Да, действительно... - пришлось признаться директору. - И всё-таки... избивать... да ещё так... Не слишком ли это жестоко?
  - Вячеслав Дементьевич, а то, что этот гад вы-творял с Гусевым, не жестоко?! Особенно сегодня. Вы видели, что с ним было, когда этот гад наврал про Бо-риску?! Мы все испугались. Даже подумали сначала, что Рома умер! Он бледный был, даже почти белый! Только когда я его уложил на койку, заметили, что он дышит! Галина Фёдоровна всё это видела.
  - Да, это правда, - подтвердила Галина Фёдо-ровна. - Конев сразу побежал за Иваном Евгеньеви-чем. Если бы не Иван Евгеньевич, не знаю, чем бы это закончилось.
  - Вячеслав Дементьевич, - вмешался в разговор Ростислав Александрович, - вы сейчас посмотрите на Романа. По-моему, ему до сих пор плохо.
  - Да, правда, - согласился директор. - Рома, раз такое дело... Может, напрасно я тебя сюда выта-щил? Может, проводить тебя в спальню?
  - Не надо, - ответил Ромка. - Всё нормально. И вообще, я сегодня не был в кино, вот и хочу хоть это кино досмотреть до конца.
  После сказанного Ромкой ребята в зале засмея-лись.
  - Ну-ка, тихо-тихо, - сказал директор. Потом Ромке:
  - Рома, мы с тобой сходим на этот фильм завтра, а сейчас скажи, из-за чего у тебя начался конфликт с Марьиным.
  - А я знаю? - ответил Ромка. - Лучше у Марь-ина спросите.
  - Ладно. Марьин, давай ты объясни, из-за чего у вас произошёл конфликт с Гусевым.
  - Не из-за чего, - буркнул Марьин. - Просто я его...
  - Ну-ну, что ты его?
  - А ничего.
  - Ладно. Васькин, ты, говорят, видел, что про-изошло при первой встрече Ромы и Серёжи. Что там было?
  - А чё, - начал Васька, - он пришёл в спальню нас будить. Мы уже встали, а Рома ещё спал. Ну и что, что спал? Всегда ведь в первый день дают выспаться. А этот Марьин сорвал с него одеяло, стал кричать, об-зываться. Рома ответил, а Марьин его так ударил, что Рома упал. А у Ромы и так болело, а после того как ударил, он даже на зарядке потом упал. Вы же помни-те? Даже скорую помощь чуть не вызвали. Вон и Коля видел.
  - Ага, - подтвердил Коля. - А потом Марьин снова устроил драку, только он не ожидал, что Рома с ним справится. А раз справился - значит, виноват. Рому за это и наказали в первый раз. А потом вообще ни за что стали наказывать.
  - Да, некрасивое что-то вырисовывается, - ска-зал Вячеслав Дементьевич.- Кольцова, Овсянников сказал, что недавно Марьин снова цеплялся к Гусеву. Данил уверяет, что ты, Птицын и Васькин слышали тот разговор.
  - Слышали, - отвечает Наташка. - Он сначала назвал Рому нянькой. Это из-за того, что он всё время с Бориской. Рома спросил Марьина, что ему нужно, а Марьин сказал, что хочет, чтобы Рома подох. Он так и сказал: "чтобы подох". Потом Данилка сказал, что рас-скажет всем, что Марьин ворует деньги у прохожих.
  - Овсянников, это правда?! - спросил Вячеслав Дементьевич. - Я про деньги.
  - Правда, - ответил Данилка. - Он ещё сказал, чтобы я это забыл, а иначе зашибёт и свалит на Рому. Я спросил, а как же свидетели, а он сказал, что свидетели и пикнуть не посмеют. Ну, я ему и предложил заши-бить. Вот он и попробовал. Потом меня обходил за сто метров.
  - Кольцова, было такое? - спросил Вячеслав Дементьевич у Наташки.
  - Было, - ответила Наташка. - Марьин полез драться, а Данилка устроил ему взбучку. Мы даже не поняли, как он это сделал.
  - Птицын, это так? - спросил Вячеслав Демен-тьевич.
  - Ага, - ответил Коля.
  - Овсянников, а как же ты справился с Марьи-ным? - спросил директор Данилку.
  - Легко, - ответил Данилка. - Хотите, прямо сейчас повторю?
  - Нет, не надо. Марьин, это правда то, о чём го-ворят ребята?
  - Ну, правда, - ответил Марьин, покосившись на Данилку. - И чего?
  - И ты спрашиваешь?!
  - Кстати, Вячеслав Дементьевич, - сказал Ка-шин, - помните пожар в бане? Баню тоже поджёг Марьин. Чтобы на Рому свалить. Но свалить не полу-чилось. Не рассчитал он, потому что не знал, что Рома в это время был у Ростислава Александровича.
  - Не может быть, - тихо произнёс директор, - не могу в это поверить.
  - А если бы не было у Ромы алиби, если бы не Ростислав Александрович, то поверили бы, что Рома поджёг?
  - Ладно, - сказал Вячеслав Дементьевич, - до-пустим. Но пожарные сказали, что там мусор был об-лит керосином. Где Марьин мог достать керосин?
  - А Рома где?
  - И Рома не мог.
  - А вот Марьин достал. Когда мы перед этим хо-дили в кино в клуб моряков, он керосин купил в ларь-ке. Целую бутылку. Я его спросил, зачем ему керосин, а он сказал, что это не моё дело.
  - А откуда у Марьина деньги на керосин?! - удивился Вячеслав Дементьевич.
  - Овсянников же сказал, откуда. Оттуда же, от-куда и деньги на папиросы, которые он курит.
  - Он ещё и курит?!
  Ребята из старшей группы все подтвердили, что Марьин курит. А ведь никто из воспитателей в это не поверил бы, если бы об этом им сказали раньше. Те-перь поверили.
  - Марьин, зачем ты гадил Гусеву?! - спросил Вячеслав Дементьевич. - Что он тебе сделал, чтобы так с ним поступать?!
  Марьин закричал со злостью:
  - Потому что я его ненавижу! Ненавижу! Не-на-ви-жу!
  -Не ори! - прикрикнул Вячеслав Дементьевич. - За что ненавидишь?!
  - Слишком он, гад, правильный!
  - Я же просил не кричать. Вон, значит, какое де-ло. Правильные тебе не нравятся. А какие тебе по ду-ше? Бандиты? Воры? Может, предатели?
  - Фашисты! - подсказал Ромка.
  Марьин молчал. Опустил голову и уставившись в пол. Вячеслав Дементьевич немного подождал, потом говорит:
  - Всё ясно. Какой же я был дурак, что верил тебе, мерзавцу. Ты наш позор! Ты позор для родителей! Но ты скажи, всё-таки, где ты берёшь деньги на папиросы и керосин.
  Марьин покосился на Данилку. Данилка смотрел Марьину прямо в глаза. Намекал: "Попробуй только соврать".
  - Овсянников сказал, где, - угрюмо ответил Марьин. - Краду у прохожих и у зрителей в клубе мо-ряков.
  За столом поднялся шум. Марина Ивановна про-изнесла, довольно громко:
  - Какой ужас... И мы его считали образцом... Ужас...
  - Ужас в другом, - сказал Вячеслав Дементье-вич. - Ужас в том, что мы творили с Гусевым. Вот это всё как теперь исправить?
  Данилка директору:
  - Вячеслав Дементьевич, с Ромой всё будет в по-рядке. Пусть лучше Марусечкин-Мусечкин покажет свой тайник в подвале. Там не только украденные деньги, та и кошельки. Лучше сам пусть покажет, а то если я ему помогу, тюрьма покажется ему раем. Вызы-вайте милицию. Пусть придут, и всё это увидят.
  - Да, конечно, - согласился Вячеслав Дементье-вич.
  За столом стоял гомон. Воспитатели вполголоса о чём-то переговаривались. Марьин стоял, понуро опус-тив голову. Ромка встал, подошёл к Марьину, говорит ему:
  - Ну что, фашистская рожа? Всё-таки победило Добро?
  Марьин не ответил. Он только зло зыркнул на Ромку, и отвернулся.
  - Идём со мной, - выйдя из-за стола, сказал Марьину Вячеслав Дементьевич.
  Марьин в сопровождении Ростислава Александро-вича и Марины Ивановны понуро поплёлся следом за директором.
  
  
  
  Глава 20. Солист Роман Гусев
  
  
  
  Марьина увезли в милицию почти сразу после педсовета. Приехавшие милиционеры, среди которых был и знакомый уже Ромке Виктор, нашли в подвале тайник с украденными деньгами. Стало окончательно ясно, что делал в подвале Марьин, когда его застал там Ромка с друзьями.
  В отделение милиции, пригласили потерпевших, у которых пропали деньги. Потерпевшие свои кошельки опознали. Двое из потерпевших узнали и самого Марь-ина. Они запомнили его, когда сидели ряќдом с ним в кинозале. В общем, как сказал Данилка, "обќразцово-показательного Марусечкина-Мусечкина скоќро радо-стно примет в свои ласковые объятия тюрьма".
  О всём этом Ромка узнал позже, а вот утром сле-дующего дня он ходил с Вячеславом Дементьевичем в клуб моряков на фильм "Тимур и его команда". Потом, уже после обеда, произошло ещё одно неожиданное для Ромки событие.
  Ромка был тогда с друзьями во дворе детского до-ма. Там, во дворе, творилась весёлая кутерьма. Одни гоняли в футбол на спортивной площадке, даже дев-чонки в этом участвовали. Ромка и ещё несколько ре-бят опробовали только что построенные своими силами качели, катали на них малышей из младшей группы. Ромка катался на качелях вместе с Бориской.
  Вдоволь накатавшись, Ромка вместе с Бориской уселся на скамейку напротив спортивной площадки. Они смотрели, как ребята играют в футбол. Ромка за-видовал ребятам. Как же он мечтал вот так же бегать со всеми по "футбольному полю", забивать голы в им-провизированные ворота. Мечтал, но думал, что нико-гда этого делать не сможет.
   На "футбольном поле" сменились команды. К Ромке и Бориске подошли Коля, Васька, Наташка и Данилка, которые только что играли в футбол. Тоже уселись рядом с Ромкой и Бориской. Разговор, почему-то, сразу зашёл о хоре.
  - Наташ, а как теперь дела с солистом? - спро-сил Коля.
  - А никак, - ответила Наташка.
  - С солистом скоро всё решится, - обнадёжил Данилка. - Вот если бы солистом был Марьин, дело было бы плохо.
  - А как решится? - не понял Васька.
  - Забыли, что говорила Генриетта Карловна?
  - А что она говорила?
  - Не помнишь? И вообще, солиста, если не зна-ешь, найти не так уж трудно.
  - А что, - сказал Ромка, - вот бы Марьина вы-ставили на сцене. Вот потеха была бы.
  - Не потеха, а позор, - сказал Данилка.
  - И правда, - согласилась Наташка. Потом го-ворит:
  - Вот интересно, кого теперь выберут солистом?
  - Его не выберут, он уже есть, - сказал Данилка.
  - Кто?! - удивилась Наташка.
  - Наш будущий учитель по ИЗО. Ну, так будут потом называться уроки рисования в школах. Лет через сорок.
  - А почему наш? Мы же через сорок лет уже не будем учиться.
  - Вы не будете, а я буду. И не через сорок, а через сто лет. Ну, то есть, буду делать вид, что учусь.
  - Не понял, - сказал Коля. - Ты будешь учить-ся? Через сто лет?
  - Придёт время, и вы все всё поймёте. А сейчас... Вон, смотрите. Видите? К нам идёт Вячеслав Дементьевич. Это он идёт за солистом.
  - А за каким солистом? - не поняла Наташка.
  - Я же объяснял. За нашим будущим учителем ИЗО. Ну, который через сто лет будет учить нас в на-шей школе. За Романом Васильевичем.
  - Колька тихонько хихикнул, а Вячеслав Демен-тьевич и правда шёл к ребятам.
  - Коля, Вась, идёмте, - позвал Данилка. Нам надо подняться на третий этаж.
  - Зачем, - не понял Коля.
  - Узнаешь через десять минут.
  - Ну идём, - сказал Колька. Они встали со ска-мейки и направились к зданию детского дома. Наташка и Ромка тоже пошли с ними.
  - Погоди, Гусев, не уходи! - крикнул ещё изда-ли Вячеслав Дементьевич.
  Подойдя к Ромке, он сказал:
  - Роман, есть у меня к тебе одно дело. То есть предложение. Надеюсь, ты не откажешься.
  - Дело?! - удивился Ромка.
  - Да. В общем, выручай. Кстати, не держи на нас обиды. Мы ведь не знали, что происходит. Понимаю, что одним этим походом в кино, всего не искупить, но...
  - А я и не держу никакого зла, - ответил Ромка.
  - Это хорошо, что не держишь, но у меня навсе-гда останется чувство вины. Ну так вот. Такое, значит, дело... Ну давай поговорим об этом у меня в кабинете, в спокойной обстановке. Ты как? Можешь сейчас уде-лить мне внимание?
  - Могу, - ответил Ромка, удивлённо, а сам по-думал: "Вот это ничего себе! Спрашивает, могу ли я уделить внимание". И правда, было чему удивляться. Ведь в кои-то веки Вячеслав Дементьевич спрашивал у Ромки, может ли он уделить внимание?
  - Ну... пошли, тогда?
  - Идёмте, - ответил Ромка. Потом Бориске:
  - Бориска, иди пока к Галине Фёдоровне.
  - А ты придёшь? - спросил Бориска.
  - Конечно, Бориска, мы ненадолго, - ответил ему Вячеслав Дементьевич. - Побудь пока со своими ребятами.
  Бориска ушёл, а Ромка пошёл с Вячеславом Де-ментьевичем. Когда поднимались на второй этаж, им встретились Коля, Васька и Данилка. Они возвраща-лись во двор, откуда только что ушли.
  - Здравствуйте, Вячеслав Дементьевич, - по-здоровался Данилка.
  - Здравствуй, Данил. Здравствуйте, ребята, - ответил директор.
  - Здрасте, - сказал Васька.
  - Здравствуйте, - поздоровался Коля.
  "Странно, - подумал Ромка. - Ведь Вячеслав Дементьевич только что их видел. Забыл, что ли?" А директор говорит:
  - Данилка, не в службу, а в дружбу. Зайди, пожа-луйста, в актовый зал. Там должна быть Генриетта Карловна. Попроси её зайти ко мне.
  - Ладно, - сказал Данилка и подмигнул Ромке, - скажу ей.
  Данилка, Коля и Васька побежали по лестнице на первый этаж. Ромка с Вячеславом Дементьевичем за-шёл в кабинет, и директор говорит ему, показывая на стул напротив стола:
  - Присаживайся, Рома.
  Ромка уселся. Вячеслав Дементьевич тоже сел на своё место за столом. Говорит:
  - Рома, ты ведь знаешь, что у нас теперь нет со-листа для выступления в клубе.
  - А он был? - спросил Ромка.
  - Был. Негодяй Марьин, который сейчас в мили-ции. Эх, если бы я знал это раньше...
  - А какой от него толк? Я слышал, как он пел. Орал как мартовский кот.
  - Как мартовский кот? - усмехнулся Вячеслав Дементьевич. - Вот и Генриетта Карловна так же го-ворила, а я упрямился. Надо её дождаться. Она говори-ла, что ты хорошо поёшь. Это так?
  - Не знаю. Я со стороны не слышал. И вообще, я и не пел никогда по-правдашнему.
  Вячеслав Дементьевич не удержался от смеха. Го-ворит:
  - Ну, Роман, ты и сказал. "По-правдашнему", "не слышал со стороны". Откуда же тогда Генриетта Кар-ловна узнала, что ты хорошо поёшь?
  - Она просто попросила спеть один раз. Ну, это когда Марьин её довёл. Ну... и вот, подумала...
  - Ой, Рома, не напоминай больше о Марьине. И сам постарайся поскорее забыть всё плохое.
  - У меня и без Марьина было много всего плохо-го. Никак не забывается.
  - Рома, я кое о чём догадываюсь. Не только я... Но давай пока не будем об этом. Давай о другом. Ска-жи; ты хотел бы выступить в клубе с нашим хором?
  - Я не знаю. Я, наверно, не сумею.
  - Да? А вот Генриетта Карловна уверена, что ты как раз мог бы быть солистом.
  - Может и мог бы. Я же не пробовал.
  - Ну так давай попробуем. Вдруг получится? И нас выручишь, и сам отвлечёшься от всего что было.
  - А как пробовать-то?
  - Сейчас подойдёт Генриетта Карловна, и мы всё обсудим. Если получится, ты согласен участвовать в концерте?
  - Только если получится.
  - Вот и хорошо.
  Вячеслав Дементьевич взглянул на часы. Говорит:
  - Что-то она долго не идёт. Данилка забыл, на-верное, ей сказать.
  - Он никогда не забывает, - сказал Ромка.
  Да, это было правдой. Данилка и в самом деле ни-когда ничего не забывал, но Вячеслав Дементьевич об этом не знал:
  - Не забывает, говоришь? Но ведь уже прошло десять минут, а дойти сюда - минута. Ну, две макси-мум.
  Стук в дверь.
  - Ага, вот и она, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Заходите, Генриетта Карловна!
  Дверь открылась, и... в кабинет зашёл Данилка.
  - Вячеслав Дементьевич, - сказал он, - Генри-етта Карловна задержалась, но сейчас придёт. Уже поднимается по лестнице. Просто там кое-что случи-лось.
  - Случилось? - удивился Вячеслав Дементье-вич. - Что там ещё произошло?
  - Да так, ерунда. Она шла по лестнице и подвер-нула ногу. Ну, вывих в тазобедренном суставе, перелом берцовой кости... Пустяк, в общем.
  - Как?! Какой же это пустяк! Надо срочно вызы-вать "скорую"!
  - Не надо никого вызывать, я всё поправил.
  - Ты?!
  - Ага.
  - Каким образом?!
  - Просто. Только вы всё равно не поверите.
  - Почему не поверю?
  - Потому что вы не верите в чудеса.
  - Не верю. Но в данном случае, надеюсь, не чудо?
  - Именно чудо.
  Снова стук в дверь.
  - Входите! - сказал Вячеслав Дементьевич. Дверь кабинета отворилась. В этот раз пришла Генри-етта Карловна.
  - Вызывали, Вячеслав Дементьевич? - спросила она.
  - Да-да, вызывал.
  - Простите, что задержалась.
  - Что у вас было с ногой?
  - Данилка сказал?
  - Да, он.
  - Знаете, Вячеслав Дементьевич, шла по лестнице и оступилась. Боль - жуткая. Пробую встать - не получается. Сидела там, пока Данилка не помог.
  - А как он помог? Что сделал?
  - Я не поняла. Просто подошёл, прикоснулся к руке, и всё тут же прошло. Ещё, когда он прикоснулся, меня будто током передёрнуло.
  - Чу-де-са...
  - Ну вот, а вы не верили, - сказал Данилка.
  - Ну ладно. Я, Данилка, скоро сойду с ума и во всё поверю. Я вот для чего вас позвал, Генриетта Кар-ловна. Так как у нас нет теперь солиста... Кстати, Рома правильно сказал, наверное, что его и не было. В об-щем, нужно что-то решать. Вы говорили, что Рома поёт неплохо.
  - Он великолепно поёт, - сказала Генриетта Карловна.
  - Вы можете продемонстрировать мне его пение?
  - Я?!
  - Ну а кто же ещё?
  - Вообще-то, только он может это продемонст-рировать.
  Данилка чуть слышно хихикнул, и говорит:
  - Вячеслав Дементьевич, Генриетта Карловна не умеет петь Ромкиным голосом.
  Вячеслав Дементьевич на это:
  - Ну... Данил, я неправильно выразился. Он спо-ёт, а Генриетта Карловна, как профессионал в этом де-ле, послушает.
  Потом Генриетте Карловне:
  - Генриетта Карловна, давайте проверим ещё раз. Если получается, то надо начинать репетиции. Наде-юсь, успеем подготовиться до концерта.
  - Конечно, успеем, - ответила Генриетта Кар-ловна. - Роману особых репетиций и не потребуется.
  - Может быть, может быть. Давайте хотя бы про-верим ещё раз. Рома, ты можешь что-нибудь спеть?
  - Ну зачем же что-нибудь? - сказала Генриетта Карловна. - Пусть споёт то, что будет исполняться на концерте с хором моряков. Например, "Заветный ка-мень".
  - Ну, пусть. Сможешь, Рома?
  - Конечно, смогу, - ответил Ромка.
  - Ну, давай.
  И Ромка спел. Спел так, что и Вячеслав Дементье-вич, и Генриетта Карловна слушали его, затаив дыха-ние. Данилка просто слушал, а может, и не слушал, а просто так сидел в непонятно откуда взявшемся рос-кошном кресле. Даже не в кресле, а на чём-то, похожем на царский трон.
  Когда Ромка закончил петь, Вячеслав Дементьевич встал из-за стола, подошёл к Ромке и сказал:
  - Молодец, Рома. Напрасно я сразу не послушал Генриетту Карловну. Ну так как, выручишь? Высту-пишь на концерте?
  - Ладно, я попробую, - сказал Ромка, а Вячеслав Дементьевич в этот момент увидел сидящего в кресле Данилку. Опешил. Спрашивает:
  - Данил, это... Это откуда?.. Я про кресло. Его же не было. Не только тут, а вообще не было...
  - Ну, не было, так не было, - ответил Данилка и... исчез вместе с креслом.
  - Не понял... - тихо проговорил Вячеслав Де-ментьевич. - Что это было?..
  - Наверно, чудо, - сказал Ромка. - Данилка умеет, но вы ведь не верите в чудеса?
  
  Глава 21. Моряковый руководитель
  
  
  
  Вот и началась у Ромки совсем другая жизнь. Ре-петиции хора с новым солистом - с Ромкой - нача-лись на следующий день. В общем, права оказалась Генриетта Карловна. Репетиции и правда проходили без особых трудностей. И слух у Ромки оказался вели-колепным, и память. Слова песен и мелодии он запо-минал с первого раза и навсегда. Но главное, он чувст-вовал, если можно это так сказать, душу каждой песни. Это придавало каждой песне, которую он исполнял, особую окраску. Генриетта Карловна говорила об этом, что "Гусев поёт очень душевно".
  В актовом зале провели четыре репетиции, а два-дцать четвёртого мая, в четверг, была первая Ромкина репетиция с хором моряков в их клубе. Ромка вместе с Мариной Ивановной и Генриеттой Карловной отпра-вился туда к девяти часам утра.
  Клуб находился на улице Вокзальной, на той же, что и отделение милиции, в которое Ромку привели с базара почти год назад. Неприятное чувство возникало у него каждый раз, когда он проходил мимо отделения. Ходить там, правда, приходилось нечасто. Только ино-гда, когда воспитанников водили в клуб моряков смот-реть кинофильмы. Последний раз это было, всего день назад, но Ромка тогда не обратил внимания на то, как изменилась улица. Не до того ему было. Он запомнил Вокзальную такой, какой она была, когда на улице ещё лежал снег. Теперь же, когда снег сошёл окончательно и стало по-летнему тепло, улица преобразилась.
  Год назад, когда Ромку привели в отделение ми-лиции, Вокзальная выглядела ужасно. Многие дома были с растрескавшимися или полностью обваливши-мися после бомбёжек стенами. В домах вместо окон были пустые чёрные проёмы в стенах.
  Постепенно дома отстраивали, убирали с улицы мусор, и с приходом весны стало на Вокзальной хоро-шо и уютно. Теперь уже все дома там были отремонти-рованы, заново оштукатурены и покрашены. На улице не осталось ни завалов от разрушенных стен, ни просто мусора. Появились новые недавно посаженные деревца.
  Итак, Ромка с Генриеттой Карловной и Мариной Ивановной шёл по улице Вокзальной к клубу моряков. Через дом от отделения милиции, тоже по правой сто-роне улицы, тянулась красивая изгородь высотой около двух метров. Она состояла из железных секций из прутьев. Эти секции были вставлены в проёмы между оштукатуренными и побелёнными кирпичными, стол-бами. В заборе была каменная арка с воротами. Ворота были открыты, и за ними был зелёный сквер. Там рос-ли деревья, зеленела трава, на газонах появились пер-вые цветы. В глубине сквера стояло длинное двух-этажное здание. Ромке давно интересно было узнать, что это за здание, но спросить об этом у кого-нибудь он не догадывался.
  Ну а клуб моряков располагался с левой стороны улицы, через три дома от того сквера. Это было боль-шое белоснежное здание с колоннами вокруг. К широ-кому, состоящему из нескольких дверей входу вели широкие каменные ступеньки.
  Ромка с Мариной Ивановной и Генриеттой Кар-ловной поднялся по ступенькам. Марина Ивановна от-крыла дверь, и они втроём вошли в просторный холл. В холле, в этот раз, не было так многолюдно, как раньше. Это потому, что киносеанса или концерта в это время в клубе не было.
  - А где же Борис Степанович? - чуть слышно произнесла Генриетта Карловна.
  - А он кто? Ну, этот... Борис Степанович? - спросил Ромка.
  - Художественный руководитель хора моряков, - объяснила учительница.
  - Да вон он идёт, - сказала Светлана Ивановна.
  И правда, к ним шёл высокий дядька в шикарном чёрном костюме, с галстуком-бабочкой на белой ру-башке. Подошёл, поздоровался, а Ромка подумал: "По-чему у моряков руководитель художественный? Ведь это же хор моряков, а не художников. Тогда уж Борис Степанович должен называться не художественным, а морским... Хотя нет, не так. Морской руководитель должен водить за руку море, а где у моря руки? Навер-ное, правильнее ему называться моряцким... Хотя нет, не моряцким. Наверное, лучше его называть моряко-вым руководителем".
  Вообще-то, было непонятно, для чего морякам нужен какой-то руководитель. Моряки что, маленькие, что ли, чтобы водить их за ручки? А если бы даже хор состоял не из моряков, а из художников, то и художни-ков незачем водить за ручки. Художники, хоть они и не моряки, тоже умеют ходить сами. Вон, например, Рос-тислав Александрович - он же сам ходит, его никто за руку не водит".
  Ромке, на самом деле, было всё равно, кто и как называется. Ну, странно, конечно, но раз уж так назы-вается, то и пусть себе называется.
  А Борис Степанович спрашивает:
  - Генриетта Карловна, а где же Сергей. Уже пора начинать репетицию. Он будет?
  - Не будет его, - ответила Генриетта Карловна. У нас теперь другой солист. Вот, Рома Гусев.
  Оказалось, что ещё до прибытия моряков Бориса Степановича познакомили с Марьиным. Вот он и уди-вился. Спрашивает:
  - А почему вы поменяли солиста? Почему не Сергей?
  - Ой, тут такая история... - стала объяснять Марина Ивановна.- В общем, забрали Марьина в ми-лицию.
  - В милицию?! - воскликнул Борис Степано-вич. - Что он натворил?
  - Долго рассказывать, Борис Степанович. Он не просто натворил, а творил очень давно. На днях только узнали, какой он негодяй. А ведь был на хорошем сче-ту.
  - Ну а если кратко. Понимаете, мне Сергей ка-зался весьма положительным человеком, с которого можно и нужно брать пример.
  - Мы тоже считали его положительным, а он оказался таким мерзавцем... Знаете, Борис, Степано-вич, не хочется даже говорить о нём, даже вспоминать.
  - Вот так поворот событий... Думаете, этот ваш новый солист... Как его звать?
  - Ромка меня звать, - сказал Ромка.
  - Ага. Так вот, вы уверены, Роман, что справи-тесь с ролью солиста?
  - Попробую, - ответил Ромка.
  - Роман как раз справится, - сказала Генриетта, Карловна. - Вот если бы вы, Борис Степанович, ус-лышали "вокал" Сергея, то вам стало бы плохо. Ваш "восторг" был бы вплоть до разрыва сердца.
  - Разве? - удивился Борис Степанович. - Странно... Почему же его выбирали солировать?
  - Директор хотел, чтобы именно Марьин был со-листом. Я ему сколько раз говорила, что из этого ниче-го не выйдет, но он даже слышать об этом не хотел.
  - Да... Ну ладно, давайте попробуем исполнить что-нибудь с Романом.
  Репетицию начали минут через десять. На сцену вышли моряки. Ромку поставили у переднего края сце-ны, около микрофона, а моряки построились позади Ромки. С правой стороны сцены расположился оркестр. В первом ряду зала уселись члены комиссии и Борис Степанович с Мариной Ивановной и Генриеттой Карловной.
  Начали с песни "Заветный камень" . Дирижёр объяснил Ромке, какие части должен петь хор, а какие он - Ромка. Дирижёр взмахнул палочками, оркестр отыграл вступление, и Ромка начал петь. Уже с первых слов песни Борис Степанович, и члены комиссии за-мерли. Они слушали Ромку, затаив дыхание. Все стразу поняли, что Ромка - солист то что надо.
  
  Каждый, кто был в зале, чувствовал себя на месте того матроса, о котором пелось в песне. Матроса, по-следним покинувшего Севастополь и уплывающего на шлюпке в штормящее море. Дует пробирающий до костей мокрый и холодный штормовой ветер, волны и солёные брызги обрушиваются на шлюпку, а берег уже не виден за этими волнами и мокрым холодным тума-ном. Да и далеко уже тот берёг. Так далеко, что и не доплыть до него.
  Последние две строчки каждого куплета повторял хор. Получалось просто здорово.
  Потом отрепетировали исполнение ещё двух пе-сен: "Прощайте скалистые горы" и "Вечер на рейде". Всё прошло гладко. После репетиции Борис Степано-вич подошёл к Ромке и похвалил его:
  - Ну, Роман, вы гений! Я никогда ещё не слышал, чтобы пели с таким чувством. Ваше пение пробирает до слёз.
  При чём тут слёзы, Ромка не понял. Ну и ладно. Видимо, такая же "непонятка", как и художественный руководитель у моряков.
  Итак, первая репетиция в клубе прошла успешно. Решили провести ещё две репетиции. Следующая должна была состояться через четыре дня - во втор-ник двадцать девятого мая. Последнюю репетицию на-метили на пятницу, на первое июня - это за день до концерта. Вот этих двух репетиций могло и не состо-яться.
  Итак, после репетиции Ромка с Генриеттой Кар-ловной и Мариной Ивановной отправился на остановку трамвая. Остановка находилась напротив вокзала, пря-мо за переездом через железную дорогу. Но не успели они дойти до переезда, как случилось то, что Вячеслав Дементьевич назвал форс-мажором.
  
  ***********************************************************
  
  Глава 25. Концерт
  
  Остаток дня после предконцертной репетиции пролетел незаметно. Ромке удалось, наконец, почти точно изобразить в альбоме его родной двор в городе Горьком. Может, правда, ему только казалось, что точно, ну да ладно. Пусть будет хоть так. Оставалось только перенести всё это на холст, который дал ему Ростислав Александрович. Когда Ромка принёс из мастерской учителя холст, Данилка был на террасе. Говорит:
  - Ром, не надо портить холст. Оставь его Ростиславу Александровичу.
  - Почему портить? - удивился Ромка.
  - Ты не успеешь закончить картину.
  - Почему не успею? - спросил Ромка.
  - Об этом ты узнаешь в конце торжественной части концерта.
  - А при чём тут концерт и какая-то торжественная часть? - спросил Ромка. - Почему я из-за этой торжественной части не успею сделать картину?
  - Потому и не успеешь. Ты, если не знаешь, через неделю после концерта будешь жить в другом месте.
  - В каком ещё другом? - удивился Ромка.
  - В знаком тебе месте, но сейчас я не скажу в каком.
  - Почему не скажешь?
  - Чтобы не испортить историю.
  Вот это самое "не испортить историю" Данилка говорил часто. Иногда он всё-таки сообщал, что будет на следующий день, или через несколько дней, и это на самом деле происходило. Даже Вячеслав Дементьевич не раз в этом убеждался. Он хоть и не верил в чудеса, но когда убедился, что Данилкины пророчества всегда сбываются, стал верить его предсказаниям. Вот только никто не понимал, почему в одних случаях Данилка говорил о том, что будет, а в других - нет. Данилка объяснял, что он рассказывает только о том, что никак не может "испортить историю".
  ***
  Настал день концерта. Хор детского дома прибыл в клуб за час до начала выступления. Не только хор, а все воспитанники, директор и многие воспитатели. Через полчаса в зале появились первые зрители, а к началу концерта зал был переполнен. Собрались солдаты, матросы - рядовые и офицеры. Были и гражданские.
  Открыло концерт выступление хора моряков во главе с солистом Романом Гусевым. Моряки построились в середине сцены, с правой стороны сцены - музыканты. Вперёд к микрофону вышел Ромка. Всё, как на репетиции.
  Напрасно волновались директор и воспитатели с учителями. Они боялись, что Ромка растеряется при таком количестве зрителей. Нет, не растерялся. Ведущий концерта - конферансье, как его называют, - вышел на сцену и объявил:
  - Хор клуба моряков и солист Роман Гусев исполнят песню композитора Евгения Жарковского на слова поэта Николая Букина "Прощайте скалистые горы".
  Конферансье ушёл за кулисы, грянула музыка - вступление. После вступления - первый куплет, который спел Ромка. Хор моряков повторил последние две строчки и начал второй куплет. Когда Ромка спел последний куплет, зал разразился аплодисментами. Конферансье еле дождался, когда прекратиться шум в зале, и объявил:
  - Песня композитора Василия Павловича Соловьёва-Седого на слова поэта Александра Дмитриевича Чуркина "Вечер на рейде" .
  Снова грянула музыка. Теперь Ромке нужно было исполнять каждый куплет, а хору - припев.
  Ромкин голос разливался по залу, захватывал, очаровывал слушателей. Когда песня закончилась, зал снова взорвался аплодисментами. И тут на сцену поднялась... Зафира. Настоящая. Ромка раньше так близко её не видел. То есть видел, но будто в видениях. Зафира дала Ромке маленький букетик цветов и... чмокнула его в щёку. Ромка покраснел до самых, наверное, кончиков ушей, а Зафира шепнула ему:
  - Рома, будь спокойнее. Если что, я и Данилка поможем тебе энергией.
  - Я и так спокойный, - удивившись, шепнул в ответ Ромка.
  - Не совсем, - сказала Зафира. - Ты просто не видишь себя со стороны.
  Ромка удивился. Не понял, что такого необычного можно увидеть в нём со стороны. Зафира спустилась со сцены в зал, помахав Ромке рукой.
  Одна женщина, сидевшая в первом ряду, подошла к Марине Ивановне, села рядом на свободное место и что-то сказала ей, показав рукой на Ромку. Наверное, это была учительница, потому что рядом с ней сидели малыши, наверное - первоклашки. Марина Ивановна, кивнув, что-то ей ответила.
  Конферансье объявил следующую песню - "Заветный камень". Снова музыка, первый куплет, второй... В общем, всё получилось здорово. Снова аплодисменты в зале. На сцену поднялась Марина Ивановна. Она подошла к Ромке и тихо, на ухо спросила:
  - Рома, ты как, в порядке?
  - В порядке, - ответил Ромка, удивившись вопросу. - А что?
  - Да нет, ничего. Просто одной тётеньке показалось... Ну ладно, показалось просто, не будем об этом.
  Когда Ромкино участие в хоре моряков закончилось, он спустился со сцены в зал и уселся в первом ряду рядом с Мариной Ивановной. Там же, рядом, сидел и Данилка.
  - Молодец, Рома, - сказала воспитательница, - не подвёл нас.
  Хор моряков исполнил ещё несколько песен уже со своим, с настоящим солистом, а после них на сцену вышел иллюзионист. Во время выступления иллюзиониста произошёл конфуз. Это из-за Данилки. И зачем только он это устроил? Всё и так знают, что чудеса иллюзионистов - это не чудеса, а ловкость рук, но ведь зрителям всё равно интересно.
  Итак, сначала всё шло без происшествий. Иллюзионист показывал разные фокусы. С картами, с вылетающими из карманов голубями... Потом пошли фокусы с появлением и исчезновением разных предметов. Когда в руке иллюзиониста появился, будто из воздуха, блестящий синий шар, размером сантиметров десять, Данилка крикнул со своего места:
  - Дяденька, а настоящие чудеса вы умеете делать?
  В зале послышались смешки. Марина Ивановна шепнула Данилке, чтобы он вёл себя прилично. А вот "Дяденька" сделал глупость. Он ответил со сцены:
  - А я разве делаю не настоящие чудеса?
  - Не-а, - сказал Данилка. - Это просто ловкость рук.
  Ну, признался бы иллюзионист, что это ловкость рук, может быть на этом всё и закончилось бы, а он:
  - Ну ладно. Может тогда, ты, мальчик, разгадаешь секрет фокуса?
  - Запросто, - ответил Данилка. - В зале послышался дружный смех. А фокусник:
  - Ну попробуй. Поднимайся на сцену.
  Данилка встал и поднялся на сцену. Встал напротив фокусника. Фокусник взял только что "сотворённый" шар, сделал неуловимое движение, и шар исчез.
  - Ну, я же говорил, что это ловкость рук, - сказал Данилка. А иллюзионист:
  - Ловкость рук, говоришь? Тогда скажи, куда пропал шарик.
  - Он у вас под мантией, - сказал Данилка и поднял вверх руку. Из-под отворота мантии, надетой на иллюзиониста, медленно выплыл "исчезнувший" шар. Шар плавно "приземлился" в руку Данилке. Фокусник оторопел, а в зале раздались пока ещё хлипкие аплодисменты. Данилка говорит:
  - Вот угадайте, куда сейчас пропадёт этот шарик.
  Шар стал медленно терять очертания, становясь прозрачным, будто растворяясь в воздухе, и, наконец, совсем исчез. Аплодисменты в зале переросли из редких в бурные. Фокусник стоял на сцене с таким растерянным видом, что Ромке стало его жалко.
  - Ну, и куда же теперь пропал шарик? - спросил Данилка. Фокусник не смог ничего ответить толком. У него было только одно "объяснение", очень похожее на расхожую поповскую фразу "пути Господни неисповедимы". Он сказал:
  - У каждого иллюзиониста свои секреты, которые не знают другие иллюзионисты.
  - Ага, понятно, - сказал Данилка, буквально засияв своей солнечной улыбкой. - То есть, секреты иллюзионистов неисповедимы? Хороший ответ, но ведь я же не иллюзионист. Иллюзионист спрашивает:
  - Ну а куда пропал реквизит? Мне ведь ещё выступать и выступать...
   - Он там же, где и был, - ответил Данилка, - у вас под мантией.
  Иллюзионист достал из-под мантии исчезнувший "реквизит". Спрашивает:
  - Как ты это делаешь?! Поделишься секретом? Или как? Это тайна?
  - Никакая не тайна, - ответил Данилка. - Это настоящее чудо, а не ловкость рук. У вас всё равно не получится.
  - Чудо?!
  - Ага. А вот так сможете? - спросил Данилка. Он повернулся к залу, протянул вперёд руки, и в зал посыпался самый настоящий цветопад. Цветы - розы, гладиолусы, астры, пионы, ромашки - всё они появлялись прямо из воздуха. Их были сотни, тысячи... Они прямо в воздухе собирались в букеты и падали зрителям прямо в руки. Такого восторга зрительного зала не было, наверное, за всю историю выступлений иллюзионистов. Зал ликовал. Немало потребовалось времени, чтобы улёгся шум и аплодисменты в зале.
  Но это были ещё цветочки. Нет, не в том смысле, что в зал свалились тысячи непонятно откуда взявшихся цветов, а в том, что после выступления иллюзиониста получился хохот. Это когда начал демонстрировать "телепатию" всемирно известный прохиндей того времени. Нет, известен он был не как прохиндей, а как "медиум" и "телепат". Вот этих-то обманщиков Данилка, видимо, не любил больше всего. Ну ладно, если бы фокусник, в ведь этот телепат утверждал на полном серьёзе, что он настоящий телепат и медиум.
  Итак, медиума встретили бурными аплодисментами. А как же иначе? Ведь как-никак, всемирно известная знаменитость. Демонстрацию "телепатии" медиум начал с отыскивания спрятанных зрителями предметов. Собственно, на этом его выступление с треском провалилось .
  Итак, медиум выбрал среди зрителей наиболее поддающегося внушению индивида. Ну, отыскивать таких простачков он умёл. "Медиум" предложил испытуемому спрятать в зале ярко раскрашенную тряпичную куклу. Пока "медиум" стоял спиной к залу, испытуемый отдал куклу зрителю в среднем ряду зала и вернулся к сцене. "Медиум" спустился со сцены, взял испытуемого за руку и без труда привёл его туда, где была спрятана кукла. В зале раздались аплодисменты.
  То же самоё получилось со вторым испытуемым. Когда медиум отыскал предмет во второй раз, Данилка крикнул ему:
  - Товарищ обманщик, а поспорим, что вы не найдёте, если куклу спрячу я?
  Ну, что было делать всемирно известному "телепату"? Отказаться? - неизвестно что подумают зрители. Согласиться? - А что он теряет? Уж если взрослого он шутя обдуривает, то что ему стоит обдурить какого-то мальчишку. В общем, пришлось ему согласиться, чтобы не потерять, как говорили в Конце прошлого и в начале нашего века, имидж.
  Итак, "медиум" встал спиной к залу. Данилка взял куклу, спустился в зал и тихо шепнул Ромке:
  - Рома, кукла потом появится у тебя.
  После этого Данилка дошёл до середины зала и вернулся к сцене - уже без куклы.
  - Готово. Найдите, если сможете, - сказал он "медиуму".
  "Медиум", ничего не подозревая, спустился со сцены, уверенно взял Данилку за руку и... на лице "медиума" появилось выражение растерянности. Он вдруг суматошно заметался по залу, а Данилка с ехидной улыбкой тащился за ним следом. Бегая взад-вперёд, "медиум" повторял одну и ту же фразу:
  - Думайте, молодой человек, думайте.
  - Я думаю, - каждый раз громко, на весь зал, отвечал Данилка, - просто вы плохо телепаете.
  В зале сначала раздались робкие смешки, а минут через пять стоял такой хохот, что уже не было слышно этого "думайте", которое как попугай повторял вконец растерявшийся "медиум".
  Всё попытки "медиума" отыскать куклу закончились неудачей. А кукла давно уже была в руках у Ромки. Он её даже не прятал. Медиум пошёл к сцене. Когда он проходил мимо Ромки, Ромка отдал ему куклу. Поднявшись на сцену, "медиум" стал объяснять неудачу (точнее, провал) влиянием "внезапно возникших астральных помех". Тогда Данилка тоже поднялся на сцену и сказал:
  - Давайте вы спрячете куклу, а я её найду даже без вас. Увидите, что мне не помешают ваши "астральные помехи".
  "Медиум" сначала пытался правдами и неправдами отговорится от этого предложения, но зрители шумели, настаивали, чтобы медиум спрятал предмет, а Данилка попытался его найти. Так или иначе, медиуму пришлось согласиться на этот "эксперимент".
  На всякий случай, он попросил Данилку выйти на время из зала. Когда кукла была спрятана, "медиум" открыл дверь и пригласил Данилку. Данилка взглянул сначала на зал, потом на медиума, после чего сразу прошёл к тому зрителю, у которого была спрятана кукла.
  Отдав куклу "медиуму", Данилка поднялся на сцену, подошёл к микрофону и стал объяснять зрителям:
  - Товарищи, есть такая наука, которая называется психологией. Разные обманщики используют её для обмана людей. В психологии есть такое понятие, как психомоторная реакция. В данном случае, человеку кажется, что ведёт его к спрятанному предмету так называемый телепат, а на самом деле сам испытуемый ведёт обманщика туда, где он спрятал предмет. Так называемый "медиум" или "телепат" улавливает малейшие движения мышц испытуемого, которые возникают, когда человек думает, куда надо идти. Ну, это тоже искусство, конечно, и владеет этим искусством не каждый. Вот только ничего сверхъестественного в этом нет. Получается так, что не "медиум" ведёт испытуемого, а сам испытуемый, даже не замечая этого, шагает к тому месту, где спрятан предмет. "Медиуму" остаётся только следовать за ним. А я нашёл куклу по вашим взглядам. Некоторые из вас смотрели на того, у кого была спрятана кукла. Да и сам обманщик туда поглядывал.
  Никто не заметил, когда и как сбежал из клуба всемирно известный прохиндей. Да и вряд ли это кому-то было интересно. После провалившегося выступления "медиума" конферансье объявил антракт.
  Часть зрителей пошла в буфет - перекусить. К Ромке, Данилке и Марине Ивановне подошёл Вячеслав Дементьевич. Подошёл и говорит:
  - Молодец Рома! Не подвёл! А ты, Данил здорово утёр нос этому "телепату". Ну ладно, вы есть хотите?
  - Нет, - соврал Ромка, а Данилка сказал, что хочет.
  - А то пошли с нами в буфет, Рома, - снова предложил Вячеслав Дементьевич.
  - Не хочу, - ответил Ромка.
  - Ну смотри. До конца концерта ещё долго, а тебе надо остаться на "торжественную часть".
  - Зачем мне оставаться?
  - Узнаешь, если ещё не догадался, - сказал Вячеслав Дементьевич и вместе с Данилкой вышел из зала.
  Перед началом второго отделения к Ромке подошёл... генерал. Тот самый.
  - Ну, здравствуй, герой, - обратился он к Ромке. - После выступления не уходите. Будет сюрприз. - Это он уже сказал им обоим. И Ромке, и Марине Ивановне.
  - Да-да, конечно, - ответила ему Марина Ивановна. - Нас уже предупредили.
  Если честно, то Ромка устал и проголодался, хоть и не показывал вида. Конечно же, сидеть в зале в качестве зрителя-слушателя ему было и спокойнее, и интереснее. Особенно интересно было, когда Данилка "развлекался" с "медиумом". Но, ничего не поделаешь, потому что начало второго отделения открывал хор детского дома во главе с солистом Ромкой. Точнее не так. Ведущий сказал не "Ромка", а "Роман Гусев".
  Хор вышел на сцену, и Ромка подошёл к микрофону. Их встретили бурными аплодисментами. Конферансье объявлял песню, хор пел.
  Длилось выступление хора сорок минут. Потом хор род аплодисменты ушёл со сцены. Ромка остался на сцене один. Ему нужно было исполнить ещё две песни. Сначала Ромка спел песню композитора Вадима Кочетова на слова Агнии Барто "Юные Бойцы". Это была песня о борьбе испанского народа с фашистами. Последней была песня Кирилла Молчанова на слова Михаила Львовского "Вот солдаты идут".
  Исполнив эти песни, Ромка под аплодисменты зала спустился со сцены и уселся рядом с Мариной Ивановной и Данилкой. На этом Ромкино участи в концерте закончилось.
  Потом выступали поэты; юмористы; артисты цирка: клоуны, акробаты. Ромке это было уже неинтересно, потому что он устал и очень проголодался. Он мечтал, поскорее уйти из клуба. Но надо было дождаться загадочной торжественной части.
  Итак, антракт. Во время антракта всех воспитанников детского дома, ну и "первоклашек" из первого ряда повели в буфет "подкрепиться". Никакие Ромкины "не хочу" действия не возымели. Пришлось и ему пойти в буфет. Зато после этого "подкрепиться" стало легче. Не только голод пропал, но и ушла усталость.
  
  Глава 26. Боевые награды
  
  Итак, пришло время "торжественной части". На сцену вышел знакомый уже Ромке генерал. Он стал поимённо приглашать на сцену людей из зала. В основном, приглашённые на сцену были военными, но были и гражданские. Вызвали и ту "тётеньку" из зала, которая подходила во время концерта к Марине Ивановне. Её звали Анной Михайловной, а фамилия была странная, которую Ромка даже не разобрал. Потом... генерал произнёс Ромкино имя. Ромка даже не сразу сообразил, что вызывают на сцену его. Уж слишком официально. По имени, отчеству и фамилии. Генерал так и произнёс:
  - Гусев Роман Васильевич.
  Наконец, Ромка сообразил, что это назвали его имя. Растерялся. Главное, выходить снова на сцену не хотелось. Да и зачем?
  Подошёл Вячеслав Дементьевич. Говорит Ромке:
  - Ну. Что же ты не торопишься? Давай иди скорее. Только тебя ждут.
  - Зачем? - спросил Ромка.
  - Как это, зачем? Иди, скорее.
  Пришлось Ромке снова подняться на сцену. Сделал он это с большой неохотой. Генерал подвёл его к другим приглашённым и поставил в конец строя. Как раз рядом с "тётенькой". С той самой. С Анной Михайловной. Анна Михайловна удивилась:
  - И ты тоже? Вот уж не ожидала. Ну, поздравляю.
  - С чем поздравляете-то? - спросил Ромка, но как раз в этот момент генерал обратился к залу.
  - Всё, тихо, - шепнула Ромке "тётенька", а генерал говорит зрителям:
  - Товарищи, настало время вручить заслуженные награды бойцам, отличившимся в боевых действиях. Не все смогли получить эти награды вовремя, и мы вручаем их сегодня.
  На сцену вынесли стол, на котором были разложены маленькие коробочки. Генерал говорит:
  - Медаль за мужество, проявленное в боях при обороне Сталинграда, вручается Анатолию Яковлевичу Коровёнкову.
  Он взял со стола одну коробочку, отрыл её и достал, оттуда медаль. Подойдя к военному, стоящему первым в строю, генерал вручил ему медаль, пожал руку.
  Потом награждали некую Надежду Алексеевну Фельдман, потом ещё кого-то и ещё. Наконец очередь дошла до Анны Михайловны. Ей вручили медаль "За боевые заслуги".
  Ромка думал, что на этом всё и закончится, но тут - словно гром с ясного неба. Ромка даже не сразу поверил услышанному. Генерал остановился около него и снова обратился к сидящим в зале:
  - Товарищи, пришла очередь вручить боевые награды нашему самому юному герою Роману Васильевичу Гусеву. Мы специально делаем это в конце торжественной части. Ему будут вручены сразу несколько наград, которые он в силу обстоятельств не смог получить вовремя.
  Ромка растерялся: "Награды?.. За что? Я даже не был на фронте. Какие могут быть награды?". А генерал продолжал:
  - Ему было всего девять лет, когда он совершил этот подвиг...
  И... генерал стал рассказывать собравшимся в зале о том, что происходило на берегу у того моста, о том, как Ромка бежал навстречу немецким танкам, как он выстрелил по взрывателю...
  Наконец, генерал произнёс то, от чего у Ромки всё похолодело внутри, то, от чего он чуть не лишился чувств:
  - В июне прошлого года указом президиума Верховного Совета Союза ССР, Роману Васильевичу Гусеву было присвоено звание Героя Советского Союза ПОСМЕРТНО.
  В зале воцарилась неестественная тишина. Происходящее казалось Ромке кошмарным сном: "Как это?.. Присвоено?.. Мне?.. Посмертно?..", а генерал продолжал:
   - Только недавно мы с радостью узнали, что Рома жив. Он долго находился в госпитале, а сейчас живёт в детском доме. Узнав это мы торопились. Надо было исправить ошибку в приказе до сегодняшнего концерта. Мы успели. Из приказа убрали слово "посмертно", и сегодня мы вручаем Роману Орден Ленина и золотую звезду Героя Советского Союза.
  Генерал подошёл к столу, взял со стола две коробочки и подошёл к Ромке. Вынув из коробочек орден и медаль, генерал приколол прикрепил их к Ромкиной рубашке.
  Что творилось в зале, не описать словами. Зал не просто взорвался аплодисментами. Солдаты, матросы, от рядовых до офицеров - почти все собравшиеся в зале встали, отдавая честь ему, Ромке. А Ромке всё происходящее казалось нелепым сном. Но это было ещё не всё. Когда шум в зале стих, генерал снова обратился к собравшимся там:
  - Товарищи, Рома ещё раньше должен был получить несколько боевых наград, но не получил их в силу обстоятельств. Будучи в партизанском отряде, он не раз ходил в город в разведку, был связным между партизанами и подпольем в городе. Однажды он сумел в одиночку вызволить из плена захваченных фашистами партизан. Он сам был однажды схвачен фашистами...
  Всё, о чём рассказывал генерал было правдой. Много пришлось Ромке пережить за те четыре года. Вот только Ромка и подумать не мог, что ему положены боевые награды. Он думал, что они положены только взрослым, которые были на фронте. А вон как оказалось.
  Генерал закончил речь и вручил, точнее сам приколол к Ромкиной рубашке медаль "За отвагу", медаль "За боевые заслуги", медаль "Партизану Великой Отечественной войны" и орден "Красного знамени". Всё это еле поместилось на Ромкиной рубашке, а Ромке всё это ещё казалось сном. Нет, он понимал, конечно, что ему это не снится, просто он этого не ожидал.
  Вот, казалось бы, и всё, но... было продолжение как бы сна. Ромка устал. Слишком уж много свалилось на него за эти полчаса. Поскорее бы уйти со сцены, но поскорее не получилось. Генерал снова объявил:
  - Ну и последнюю награду вручит нашему герою
  начальник районной пожарной части за отважный поступок, совершённый совсем недавно.
  На сцену поднялся и подошёл к Ромке дядька в штатском. Он обратился к людям в зале. Речь шла о недавнем происшествии - о пожаре в доме на улице Вокзальной... Ромка старался не слышать, что говорил тот дядька. Он желал только одного: скорее бы всё это закончилось.
  Наконец, дядька закончил говорить и вручил Ромке ещё одну медаль. Пожав Ромке руку, он ушёл. Награждённые стали уходить со сцены. Ромка поспешил следом за ними, но его остановил подошедший к нему генерал.
  - Подожди, Рома, - тихо сказал он, положив руку ему на плечо. - Повернись и посмотри, кто за тобой пришёл.
  Ромка оглянулся и... увидел дядю Сёму и... маму с папой. Всё трое были в военной форме с орденами и медалями. Дядя Сёма был с погонами полковника.
  В это невозможно было поверить. Неужели это правда? Неужели не сон? А стоял Ромка уже на краю сцены. Он такой неожиданности, от непонятной смеси бесконечной радости и сомнения в реальности происходящего он оступился. Сцена словно повернулась, поменялась местами со зрительным залом и навстречу Ромке стремительно и неумолимо помчался пол около сцены. С мест в первом ряду вскочили Марина Ивановна, несколько "первоклашек", ещё какие-то люди. Все они бросились к сцене. "Первоклашки" успели первыми, потому что были ближе всех. Они подхватили Ромку раньше, чем он упал бы на пол. Нет, он конечно, ударился, но несильно. Первоклашки и успевший подбежать военный помогли Ромке встать на ноги.
  В мыслях у Ромки был полный сумбур. К нему бежали перепуганные мама, папа, дядя Сёма, Вячеслав Дементьевич, воспитатели, генерал, Данилка и Зафира.
  Мама обняла Ромку и прижала его к себе. "Телячьи нежности", - пронеслась в голове мысль. Да, не любил Ромка этого, но теперь ему стало так хорошо и спокойно, как не было, наверное, ещё никогда в жизни. Вот только снова слёзы. В два ручья. Ну почему?! Ведь теперь-то всё хорошо. Так хорошо, как не могло быть.
  ***
  Зал постепенно пустел. Анна Михайловна ругалась с Мариной Ивановной:
  - Я же вам говорила, что у мальчика что-то с нервами! Разве можно было вот так, сразу, не подготовив?!
  Марина Ивановна что-то ей отвечала - оправдывалась, наверное. Там же с виноватым видом стоял генерал.
  
  Глава 27. Домой
  
  Ничто не длится вечно. Вот и волнение в зале постепенно улеглось. Публика, видя, что всё в порядке, разошлась. Мама разговаривала с Вячеславом Дементьевичем, а папа стоял рядом, обнимая Ромку. А ещё рядом стояли дядя Сёма, Данилка, Зафира, Коля и Васька.
  - Ты слышал, как я тебе кричал, чтобы ты вернулся? - спросил дядя Сёма. - Ну там, когда ты побежал на мост?
  - Слышал, - ответил Ромка, - только я думал, что мне это кажется.
  - А если бы так не думал, вернулся бы?
  - Нет, ни за что.
  - Вот и я так подумал, когда всё уже свершилось.
  Зафира Ромке:
  - Рома, прости, что так получилось.
  - За что простить-то? - удивился Ромка.
  - Я не успела.
  - Чего не успела?
  - Помочь тебе, чтобы ты не упал.
  - Да ладно. Ничего же не случилось.
  - Ага, не случилось. Это потому не случилось, что к тебе успели подбежать ребята.
  - Да, повезло тебе, - сказал Ромке Коля, - поздравляю.
  - Ага, повезло, - подтвердил Васька. - Нам так уже не повезёт.
  - Ну почему же? - сказал папа. - Хотите жить с нами? Я поговорю с вашим директором.
  - А что, можно?! - обрадовался Васька.
  - А почему бы и нет? Если хотите, то можете хоть все четверо поехать с нами.
  - Двое, - поправил Данилка. - Вот они, кивнул он на Колю с Васькой.
  - А ты что, не хочешь? А девочка?
  - Я не поеду. И Зафира тоже не поедет. Она... ну... Она не из детдома.
  - Ага, - подтвердила Зафира. - У меня есть и папа, и мама, и бабушки с дедушками, а ещё... Ну, много кто. Только они... ну и я тоже. В общем, я из другого пространства Земли.
  - Ничего не понял,- сказал папа. - Что значит из другого пространства?
  - А про эльфов вы слышали?
  - Нет.
  - Ну и ладно, - ответила Зафира, - не думайте об этом.
  - Ладно, - сказал папа, - я не понял про эльфов и пространство, но раз ты не сирота... Я-то думал, что ты с ними.
  - А ты, мальчик, почему не хочешь? - спросил папа у Данилки.
  - Я из другого времени, - ответил Данилка. - В детском доме я последние дни. Через три дня я умру.
  - Как умрёшь?! - испугался Ромка. - Почему?!
  Дядя Сёма:
  - Мальчик, ну зачем ты нас пугаешь?
  - Не пугаю. Просто я выполнил свою миссию в этом времени. Если я ещё задержусь, то исчезну и уже не смогу родиться в своё время.
  - Почему?! - спросил Ромка.
  - Таковы Великие Законы Мироздания, - ответил Данилка. - Я всё рассчитал. Понимаешь, я чужой в этом времени. Но, ты, Рома, не печалься. Мы с тобой всё равно встретимся. В будущем. Через сто лет.
  - Через сто лет?! Но ведь столько не живут!
  - Живут некоторые. На Кавказе, например. Я же рассказывал. Ну а ты. Понимаешь, Зафира поделилась с тобой своей энергией.
  - И что?
  - А то, что она эльф, а эльфы бессмертны.
  Дядя Сёма и папа слушали этот разговор и ничего не могли понять. Папа так и сказал:
  - Не понимаю о чём вы. Ладно, пойду, поговорю с вашим директором. Вас как звать, мальчики, - обратился он к Коле и Ваське. Они назвали имена и фамилии, и папа пошёл к Вячеславу Дементьевичу.
  Через пару минут Вячеслав Дементьевич и мама с папой подошли к ребятам. Вячеслав Дементьевич спрашивает:
  - Ну, как, Коля, хочешь, чтобы дядя Вася и тётя Лида стали твоими папой и мамой? А ты, Вася, хочешь?
  - Я хочу, - обрадовался Коля.
  - Я тоже хочу, чтобы вместе с Ромой, - сказал Васька.
  - Данилка, а ты почему отказываешься? - спросил Вячеслав Дементьевич.
  - В этом нет смысла, - ответил Данилка.
  - Почему?
  - Потому что у меня будут родители. То есть, они были в будущем.
  - Как это понимать, были в будущем?
  - Потому что я сам из будущего.
  - Ты что, читал фантастику Герберта Уэллса?
  - Ничего это и не фантастика. Как думаете, Вячеслав Дементьевич, почему я мог предсказывать события.
  - Не знаю, Данил, но причём тут это? Даже если бы то, что ты говоришь, и было правдой, то всё равно непонятно.
  - Что непонятно?
  - Непонятно, почему ты не хочешь, чтобы у тебя были папа и мама.
  - Они у меня будут. А сейчас всё равно у меня осталось только три дня в этом времени. Через три дня я умру.
  - О боже! Ну не говори глупости! Не хочешь - значит, не хочешь. Зачем выдумывать всякие ужасы?
  - Ничего это и не ужасы. Я же всё равно ещё не родился. Вы не пугайтесь и не расстраивайтесь, когда это случится.
  - Надеюсь, что и не случится, - сказал Вячеслав Дементьевич, Потом папе с мамой:
  - Ну что ж, поживёте пока у нас. Место найдём. Думаю, пары дней хватит на оформление документов.
  И тут Ромка вспомнил. Нежданное, казавшееся невозможным, но свершившееся счастье, было грубо, безжалостно перечёркнуто непоправимым горем... Бориска. Как же он теперь без Ромки? А как Ромке жить без него?
  И откуда только берутся эти бесконечные горькие слёзы? Сколько уже пролито их за последние дни, но каждый раз они откуда-то берутся снова и снова.
  Что с Ромкой творилось, никто не понимал. Ни папа, ни мама, ни дядя Сёма, ни Вячеслав Дементьевич - вообще никто.
  - Бориска!!! - сквозь рыдания еле выговорил Ромка. - Я нико... никогда его... никогда больше не... не увижу...
  Вячеслав Дементьевич всё понял. Говорит Ромке:
  - Рома, погоди, сейчас я поговорю с твоими родителями. Думаю, что всё будет хорошо.
  Потом маме с папой:
  - Лидия Антоновна, Василий Захарович, отойдёмте в сторонку. Я всё сейчас вам объясню.
  Разговаривал Вячеслав Дементьевич с родителями недолго. Буквально через пять минут все трое вернулись к Ромке и дяде Сёме.
  - Ну вот Роман, - сказал директор, - всё и решилось. Большое у вас будет семейство. Завидую. Я ведь за свои пятьдесят с гаком лет так и не обзавёлся семьёй. Ну, давайте идёмте сначала к нам. Через пару дней - домой. И ты с папой и мамой, и Василий с Колей, и Бориска.
  Неожиданно Вячеслав Дементьевич изменился в лице. Воскликнул:
  - Ой! Что это?!
  - Что такое?.. - испугалась мама.
  - Я не понял, - сказал Вячеслав Дементьевич, - что это было?! Куда она пропала?!
  - Кто?..
  - Девочка, которая только что тут стояла. Смотрю - стоит, и вдруг раз - и пропала. Прямо на глазах.
  Данилка не удержался от смеха, а Ромка увидел, как Зафира садится в откуда-то появившийся авиапед. Она помахала Ромке рукой и улыбнулась. Грустная такая улыбка. Видно было, что горестно ей расставаться с Ромкой. Да и Ромке теперь было от этого нерадостно. Ему казалось, что теряет он что-то дорогое ему, почти родное.
  Олень завращал педали, авиапед поднялся под потолок зала... и исчез - сказка закончилась.
  ***
  На оформление документов и правда ушло всего два дня. А вечером следующего дня Ромка попрощался с друзьями. Именно попрощался, потому что уезжал в родной город навсегда. Вот только Данилка, вместо "прощай", сказал "до свиданья".
  Когда Ромка с мамой и папой, с новыми братьями Колей, Васькой и Бориской вышли за калитку, Ромка оглянулся назад. На террасе стояли и махали на прощание руками все воспитанники детского дома, воспитатели, учителя и сам Вячеслав Дементьевич. Ромка остановился. Остановились и Коля с Васькой, и Бориска. Они тоже помахали друзьям и отправились с мамой и папой на вокзал, на московский поезд, который отправится в восемь часов вечера.
  ***
  Ехали не один день. Сначала до Москвы, а уже из Москвы в Горький. Первое время пассажиры с удивлением поглядывали на Ромку, точнее, на его орден и медали. Ромка хотел снять их, но папа сказал, что не надо этого делать. Он сказал:
  - Разве можно стыдиться наград, которые заслужил? Ты рисковал жизнью, остановил фашистов на мосту и спас этим от смерти тысячи людей? Этого нельзя стесняться, этим надо гордиться. Посмотри, у меня тоже есть медали и орден, но я же их не прячу. И мама не прячет.
  Возразить было нечем, хотя и неловко было от взглядов пассажиров.
  И вот, наконец, станция Горький Московский. Почему Московский, Ромке было непонятно, но он не стал об этом спрашивать. Видимо, это такая же непонятка, как и художественный руководитель у моряков.
  Около вокзала сели в трамвай двенадцатого маршрута, и через час вся компания вышла на остановке "Проспект Кирова".
  Вышли, и Ромка окунулся в далёкое прошлое. Всё тут было родное, знакомое. И дома, и дорога и даже люди, спешащие по своим делам. В общем, всё, что окружало Ромку, казалось ему пришедшим из далёкого прошлого. Хотя, почему я говорю, что казалось? Нет, не казалось ему это. Для него это и в самом деле было далёкое прошлое. Ведь не был он тут почти половину своей жизни.
  Вот и дорога, ведущая домой. Впереди по правой стороне дороги - деревянный двухэтажный дом, в котором располагается районное отделение милиции. Напротив отделения милиции, через дорогу от него, поворот налево, на родную улицу.
  Вот оно. Вот чего не хватало на рисунках, когда Ромка пытался воскресить в памяти родную улицу, дом, двор. Вон он, его дом. За большой зелёной поляной и клёнами. Клёны около дома, сараи слева и справа, тротуар, идущий вдоль улицы... - всё было таким, как на рисунках, и всё-таки оно было другим. Клёны, правда, сильно выросли за время Ромкиного отсутствия, но всё равно были теми самыми клёнами. Незаметные подробности, которые скрывала память - вот чего не хватало в тех набросках.
  Во дворе недалеко от нашего подъезда стояла группа мальчишек и девчонок из нашего дома. Вообще-то, Ромка их должен был бы знать, так как до войны дружил с ними. Должен был, но не узнавал. Как не узнавали и они его. Ну да ладно. На следующий день Ромка был уже вместе с ними.
  ************************************************************
  Часть вторая. Школа
  
  Глава 1. Лучше бы не загорал
  
  Всё теперь было хорошо. Родной город, лето, солнце, зелёный парк, озеро Птичье за парком, раздолье на обширных холмах за озером. А ещё Ромка узнал, что есть у него бабушка и дедушка - мамины родители. Они жили в деревне, что располагалась на тех самых холмах. Ромка со своими новыми братьями, мамой и папой побывал у них на второй день после приезда в Горький. Было странно, что Ромка ничего о них не помнил. А вот они помнили внука и очень горевали, когда дошла до них весть о Ромкиной гибели. Зато сколько было радости, когда они узнали, что Ромка жив.
  Итак, на следующее после приезда в Горький утро Ромка, Коля, Васька и Бориска отправились с мамой в деревню к бабушке и дедушке. Как хорошо было Ромке идти по родной улице, на которой он не был целых четыре года. Она была небольшая - в пять двухэтажных шитковых домов-сталинок . Те дома стояли параллельно друг другу, выстроившись вдоль дорожки, проходящей через улицу. Слева от дорожки - дощатые "сарайки". Такие же сарайки расположились вдоль улицы и позади домов. Ромка не мог насмотреться на те дома, на сараи, на берёзки и клёны во дворах... - да вообще на всё, на что до войны не обращал внимания. Теперь-то уж ему ничего не стоило бы изобразить всё это. Не то что те наброски, которые он пытался сделать ещё в детском доме.
  Улица закончилась, перешли через дорогу. Там, дальше, за зелёной поляной, стояла школа. Та, в которой предстояло Ромке учиться. Дальше, за школой, был зелёный парк, а за ним - огромное озеро со странным названием "Птичье". За озером - те самые холмы.
  Пятнадцать минут шли вдоль берега, обходя озеро с левой стороны. Дальше по тропинке ведущей через холмы, дошли до начала деревни. В деревне была всего одна, но очень длинная улица, вдоль которой проходила песчаная дорога. Улица поднималась по некрутому склону и уходила вдаль, заворачивая налево. Деревня утопала в зелени берёз, тополей и клёнов.
  Дом бабушки и дедушки оказался третьим по правой стороне от начала деревни. Это был бревенчатый дом с пристроенным с задней стороны сараем для коровы и кур. Ну, так выглядели большинство старых деревенских домов.
  Бабушка Вера Степановна, или просто баба Вера, встретила их у крыльца дома. Она ждала семейство Гусевых чуть ли не с утра, сидя с другими старушками на лавочке возле забора палисадника перед домом. Внука Ромку узнала сразу. Обняла его и... заплакала.
  "Вот дела..." - подумал Ромка. А бабушка:
  - Внучек мой родненький. Я ведь уж и не ждала с тобой встретиться. Как прочла в газете про то, что ты погиб, жить расхотелось.
  - Ну мама, мама, перестань, всё же теперь хорошо, - пыталась успокоить бабушку мама.
  Коля и Васька стояли чуть в сторонке, а Бориска, видя, как плачет бабушка, сам заплакал. А мама бабушке:
  - Ну мама, ну смотри, вон и Бориска из-за тебя плачет. Ну не надо. Лучше познакомься с Ромиными братьями. Пошли в дом.
  Да, вот так бывает в жизни. Радость, а плачут. Даже взрослые. Ну ладно. Бабушка, отпустила, наконец, Ромку, вытерла лицо рукавом кофты, и пригласила всех в дом.
  А в доме было уютно. Главное, всё там вдруг показалось Ромке знакомым. И бревенчатые стены в небольшой прихожей-кухоньке, и побелённая печка между той кухонькой и передней комнатой в три окна, и комната поменьше в задней части дома... - да вообще всё. Теперь и лицо бабушки показалось Ромке знакомым. Нет, не просто знакомым, а родным и любимым. Похоже, Ромка начал кое-что вспоминать.
  Бабушка познакомилась с Ромкиными братьями, и успела о многом их порасспрашивать. Потом она сходила в сени и принесла оттуда кринку с молоком и варенье. Пригласила всех за стол, усадив на дощатые скамейки, вынула из печки тарелку с блинами, и поставила всё это на стол.
  - Ну-ка, - говорит, - испробуйте блинчиков. Для вас, милые мои, пекла. Вот вареньице малиновое, молочко парное. Кушайте на здоровье.
  Да, было очень вкусно. А ещё и особая атмосфера деревенского дома. Эти стены, маленькое оконце и цветущий сад за ним, фотографии на стене - много и в одной рамке, белые занавески на окнах...
  В сенях послышались шаги.
  - Вот и дед пришёл, - сказала бабушка, - рыболов окаянный. Ведь знал, что внук и дочка придут, а всё равно чуть ни заря рыбачить пошёл.
  - Не ворчи Вера, - послышалось из сеней. - Я как раз к их приходу рыбки принёс.
  Отворилась дверь и вошёл дед... Будто спала с памяти пелена, и Ромка всё вспомнил. И дедушку, и бабушку, и дом и саму деревню. А дед был рад увидеть и внука, и его сводных братьев и дочь - Ромкину маму. Вот только дед, в отличие от бабушки, не разревелся как маленький. Он просто подошёл к Ромке, пожал ему руку и сказал:
  - Ну, здравствуй, внук.
  Будто яркая вспышка пронзила сознание. Казалось, что память освободилась от внезапно развалившихся, рассыпавшихся в пыль, невидимых оков. Ромка не просто узнал деда, а вспомнил всё.
  - Здравствуй, деда Антон, - ответил Ромка деду.
  - Что, помнишь меня, значит?
  - Только теперь вспомнил, - признался Ромка.
  ***
  Ромка с Колей, Васькой и Бориской вышел на улицу. Был уже полдень. Вдоль деревни бежали мальчишка и две девчонки. Девчонки были примерно Ромкиными Ровесницами, а мальчишка заметно старше Ромки. А может, и не старше, как поймёшь с первого взгляда? Все трое были в одних только шортах. Даже девчонки. Загорелыми как африканцы, весёлые. Бежали явно наперегонки. Увидев Ромку с братьями, остановились.
  - Вы к дяде Антону пришли? - спросил мальчишка.
  - Ага, к нему, - ответил Коля.
  - А он про вас рассказывал. А кто из вас Рома?
  - Ну я, - ответил Ромка.
  - А я Ваня. Ваня Богатов.
  - А это Нинка Лисина и Маринка Безжанова. Айда с нами купаться?
  - Не, нас потом искать станут, - сказал Коля. - Заругаются, что без спросу ушли.
  - А вы скажите, что пошли на озеро. Тут близко. Вон там, за рощей.
  - Да идите-идите, - послышался с крыльца голос деда Антона. - Я скажу, где вы.
  Ну, раз скажет, то ладно. Главное, чтобы не волновались мама и бабушка. И братья побежали с деревенскими ребятами по тропинке, ведущей на озерцо за "рощей"... точнее, за небольшим перелеском.
  За перелеском, примерно в полукилометре, блестела на солнце водная гладь. Озерцо было небольшое. Метров по двести в каждую сторону. Зато вода там была настолько прозрачная, что сквозь неё можно было рассмотреть чуть ли не песчинки на дне.
  Ромка прибежал туда последним.
  - Ты что как плохо бегаешь? - спросил Ваня.
  - Да так... - неопределённо ответил Ромка, а потом соврал:
  - Мог бы и быстрее, только я наелся и пузо бегать мешает.
  - Что-то не похоже, - сказал Ваня. - А купаться пузо не помешает?
  Все засмеялись. Даже Бориска. А Ромка говорит:
  - Не, не помешает. Только если вода не холодная.
  - Да ты что, - сказала Нинка, - это же не река. Тут вода уже так прогрелась, что даже за ночь не остывает.
  - Ну тогда ладно, - сказал Ромка, и быстро скинул шаровары и рубашку.
  Братья тоже разделись, оставшись в одних трусах, и вбежали в воду.
  - Ух ты! - воскликнул Васька. - Вода и правда тёплая!
  Ромка подошёл к кромке воды, потом нерешительно зашёл в воду по щиколотку. Вода и правда была приятная и тёплая. Тогда Ромка зашёл немного подальше, по пояс. Окунулся. Да, это было здорово! Вот бы сидеть в этой воде целый день.
  - Поплыли на тот берег! - крикнула Маринка, и все поплыли. Ну, все, кроме Ромки и Бориски. Ромка-то плавать совсем не умел, да и Бориска тоже. Но Бориске простительно, он же ещё маленький, а вот Ромка...
  Ребята доплыли до противоположного берега и вернулись назад.
  - А ты чего с нами не плавал? - спросил Ромку Ваня.
  - Да я... ну, это... не могу. Я же говорил, что переел.
  Не признаваться же Ромке, что он плавать не умеет. Ну, Коля и Васька не стали ничего говорить. Они вышли вместе с деревенскими на берег и улеглись на горячий песок. Ну и Ромка с Бориской тоже улеглись загорать. Эх... Лучше бы Ромка не загорал.
  Нет, сначала ничего такого не было. Поболтали о всякой чепухе, побегали по пляжу. Ромка ещё узнал от них, что дед Антон был на фронте, даже две медали имеет. Колька чуть не проболтался про Ромку. Ну, что у него медалей даже больше. Ромка вовремя его остановил.
  Проблемы у Ромки начались, когда ребята возвращались с озера в деревню.
  - Ром, а что ты как странно загорел? - спросил Ваня.
  - Почему странно, не понял Ромка.
  - Да какой-то полосатый загар получается. С белыми полосками.
  Ромка глянул... и всё понял. Даже не знал, что ответить. Сказал, что не знает, что всегда так получается. А получилось вот что. Следы от шрамов давно уже стали незаметны. Но это без загара, а вот после того, как Ромка полежал на солнышке, кожа покраснела, но не вся. Белыми оставались места, где до этого были шрамы. Это были тонкие белые полосочки. Пока ещё еле-еле заметные, но когда кожа потемнеет, это уже станет заметно не еле-еле.
  Ромка быстро надел рубашку. Ваня сказал, что просто так полосок не бывает. Ну, Ромка соврал, что недавно свалился с дерева и поцарапался. Коля тихонько хихикнул, но ничего не сказал. И Васька тоже не сказал. А Бориска не сказал потому, что не знал.
  Вернулись в деревню вовремя. Мама как раз собиралась уходить домой и хотела уже идти за ними на озеро. Около дома Ромка и братья попрощались с деревенскими, и Ваня сказал, чтобы они ещё приходили.
  - Придём, - пообещал Васька, и всё семейство отправилось домой
  ***
  Уже дома, Ромка ушёл в "детскую", как теперь мама и папа называли комнату, которую до войны называли "маленькой комнатой". Эта комнат и правда была маленькой по сравнению с гостиной, которую родители называли "большой комнатой". Коля и Васька остались в большой комнате, а Бориска увязался следом за Ромкой.
  Ромка снял рубашку и достал из ящика стола масляные краски, которые на прощанье подарил ему Ростислав Александрович.
  - Рисовать будешь? - спросил Бориска.
  - Нет. Только никому не говори.
  - А чего не говорить?
  - Я краситься буду.
  - Зачем?
  - Чтобы загар был нормальный, а то некрасиво.
  Ромка взял тюбик с краской "краплак красный тёмный", тюбик с цинковыми белилами, краску "кадмий жёлтый средний" и стал на тарелочке, которая служила палитрой, подбирать цвет. Получилось почти точно. Ромка размазал пальцем получившуюся краску вдоль каждой полосочки на груди и животе. Потом точно так же закрасил полоски на правой руке. Теперь полоски были почти незаметны. Ну хоть так, хотя бы.
  Теперь надо было подождать, когда краска засохнет. Поэтому, Ромка не стал надевать рубашку, чтобы её не испачкать. Мама как раз позвала его и Бориску в большую комнату обедать. Увидев Ромку, говорит:
  - А ты здорово загорел.
  - Ага, - согласился Ромка, а Коля как-то странно на него посмотрел.
  После обеда Коля спросил:
  - Ром, а куда полоски исчезли? Ну, которые незагорелые?
  - Не знаю. Наверно, загорели.
  - Он их закрасил, - выдал Ромку Бориска.
  ***
  Проснулся Ромка рано. Братья ещё спали, папа собирался на работу, а мама на кухне готовила завтрак. Ромка вышел из детской в большую комнату, а из неё следом за папой в коридор. Коридор, если пойти прямо, вёл к двери из квартиры, а если налево, то на кухню. Папа вышел и закрыл за собой дверь, а Ромка пошёл на кухню - посмотреть, что мама готовит.
  Зашёл, мама оглянулась на него, и говорит, всплеснув руками:
  - Ты где так перепачкался?!
  - Как это вымазался? - не понял Ромка.
  - Посмотри на себя.
  Ромка посмотрел... и обомлел. Загар был теперь не красный, а смуглый. Краска на фоне коже выглядела теперь красной. Мало того, размазана-то она была пальцем. Поэтому на коже толстые получились красные полосы с неровными краями.
  - Ты зачем так вымазался? - снова спрашивает мама. Пришлось всё рассказать.
  - Ой... Ну ты и чудак. Иди, отмывайся.
  Да уж, лучше бы Ромка не загорал.
  
  Глава 2. Ужасная весть
  
  Кроме той неприятности с загаром, всё было хорошо. Ромка и его сводные братья познакомились с ребятами из их дома и из соседних домов. Вообще-то, Ромка дружил с некоторыми из них ещё до войны. Просто он плохо помнил, что было четыре года назад. Хотя, некоторых он всё-таки вспомнил, как и они его.
  Больше всего братья сдружились с Сашкой Рыбаковым и Толиком Мережкиным. Толик - мой будущий прадедушка - был одного возраста с Ромкой и Васькой. Он учился в нашей, в моей школе. Да-да, именно в моей, хотя меня тогда ещё и в проекте не было. Толик перешёл в четвёртый класс, в который приняли Ромку и Ваську.
  Сашка был на четыре года старше Ромки, но он тоже поступил в тот же четвёртый "а". Это было странно. Ромка даже думал сначала, что Сашка три или четыре раза оставался на второй год, хотя на второгодника Сашка похож не был. Ромка привык, что про второгодников говорят как о разгильдяях, хулиганах и грубиянах. Нет, Сашка не был ни разгильдяем, ни хулиганом, ни грубияном. Только в школе Ромка узнал, почему Сашка так отстал от сверстников.
  Теперь Ромка с братьями, с Толиком и Сашкой ходил гулять на холмы чуть ли не каждый день. Даже Бориску с собой брали. Там было так хорошо, что совсем не хотелось оттуда уходить. Перелески, озерца с чистой родниковой водой. Зелёные поляны... А ещё бабушка и дедушка. Ребята иногда заходили к ним, и их угощали всякими вкусностями. То блинчики со сметаной или малиновым вареньем, то оладьи. Запивали это парным молоком. А уж какой вкусный хлеб пекла бабушка в деревенской печке! Пальчики оближешь!
  Места на холмах были живописные. Ромка потом по памяти написал первую за лето картину. Это был пейзаж - вид деревни, за озерком и перелеском. Да-да, за тем самым озерком, в котором Ромка и братья купались вместе с деревенскими. С Нинкой Лисиной, Маринкой Безжановой и Ваней Богатовым. Получилось здорово, хотя вместо обычного холста Ромка использовал кусок старого кухонного полотенца. Он его отстирал, высушил, натянул на самодельный подрамник и загрунтовал столярным клеем. Папа потом заказал где-то картинную раму, и пейзаж занял место на стене в большой комнате.
  Потом были ещё картины. Это уже на настоящих холстах. Папа стал покупать те холсты в каком-то художественном магазине на улице Свердлова. Но это потом, а в конце июня Ромка узнал то, от чего долго не мог оправится.
  Итак, вернувшись, однажды, с братьями с холмов, Ромка увидел папу и маму, читающими письмо. Мама читала вслух, но когда Ромка зашёл в комнату, мама замолчала. Ромка сразу заметил, что родители чем-то расстроены. Вот он и спросил у мамы, что случилось.
  - Ничего не случилось, - ответила мама. - С чего ты взял, что что-то случилось?
  - Да вид у вас какой-то... ну, не такой.
  - Скажешь тоже. Не такой... Вид как вид.
  - А от кого письмо? - спросил Ромка.
  - От одной моей подруги, мы с ней вместе учились, - ответила Мама. - Давайте-ка марш умываться и на кухню обедать.
  Ромка чувствовал, что тут что-то не так, что мама что-то от него скрывает. Что же такого могло быть в том письме?
  Пообедав, братья пошли во двор играть с ребятами. Ромка не пошёл. Сказал, что немного отдохнёт, приготовит холст для новой картины, а потом выйдет. Это был не совсем обман. Ромка и правда собирался начать новую картину, но дело было не только в этом. Точнее, дело было не столько в картине, сколько в том письме. Ромка понимал, конечно, что нехорошо читать чужие письма, но что поделаешь. Он чувствовал, что это письмо каким-то образом касается и его. Не зря же, когда Ромка зашёл в комнату, мама перестала читать.
  Дождавшись, когда папа уйдёт в магазин, а мама на кухню готовить ужин, Ромка тихо подошёл к буфету, достал письмо из шкатулки, в которую положила его мама. Оно как раз лежало там сверху. Прочитал адрес... Письмо было от Вячеслава Дементьевича.
  Ромкино волнение усилилось. Не просто так Вячеслав Дементьевич написал это письмо, и не просто так расстроились папа с мамой. Ромка закрыл шкатулку и ушёл с письмом в "детскую". Вынув из конверта письмо, развернул его и стал читать. Вячеслав Дементьевич писал:
  "Уважаемые Лидия Антоновна и Василий Захарович, я сначала не решался вам написать. Даже не знаю, почему я всё-таки пишу вам это письмо. Может быть, мне от этого станет хоть немного легче. Прошу вас обязательно ответить мне. Дело в том, что у нас беда. Только не говорите об этом Роману. Боюсь, что он этого не переживёт. Помните того светленького парнишку, который был в клубе вместе с Романом и той странной девочкой? Так вот, он неожиданно умер. Это случилось на следующий день после вашего отъезда. Всё было как обычно. Вечером он лёг спать, но утром был уже мёртв..."
  Весь мир померк. Исчезли все чувства, кроме огромного, нескончаемого горя. Такого огромного, как вся бесконечная вселенная. Всё вокруг стало казаться ненастоящим: комната, окно, мебель, испуганно вбежавшая в комнату мама...
  Увидев в Ромкиной руке письмо, а на полу конверт с адресом детского дома, мама всё поняла. Она не знала, что теперь делать, как успокоить Ромку. Ромка даже не слышал, что она говорила. Вернулся из магазина папа, он тоже стал утешать Ромку, а слёзы всё не кончались.
  Папа вдруг вспомнил, как Данилка обещал Ромке встретиться с ним через сто лет. Напомнил об этом. Ромка ответил, всё ещё всхлипывая, что так не бывает. Папа ему говорит:
  - Рома, ты же сам помнишь, что этот Данил из будущего. И что он всё знал наперёд, ты нам рассказывал. Вдруг всё это правда?
  - Да? А если не правда?
  - Мы этого пока не знаем, но всякие случаются в жизни чудеса.
  - Ага, так уж и всякие...
  - Ну, ты давай всё-таки успокойся. Того, что случилось, всё равно уже не исправишь. Вот смотри, всё, что говорил тебе Данилка, абсолютно всё, оно ведь сбывалось?
  - Ну и что?
  - Он тогда ещё говорил нам, что умрёт через три дня. Он знал об этом, но нисколько этого не боялся. Радостный был. Даже смеялся, когда исчезла та девочка, а Вячеслав Дементьевич удивился.
  - Ну и что?
  - А то. Ты же сам говорил, что он волшебник, и всё равно родится в положенный срок. Надо просто подождать.
  - Сто лет?
  - А что? Может быть теперь, когда мы победили фашистов, наука дойдёт до того, что люди станут жить так долго?
  Ромка не знал, что на это ответить. Настроение нисколько не улучшилось.
  - Иди лучше во двор, - сказал папа. - Отвлекись от этого. Тебя же там ждут Коля с Васей, Бориска, друзья.
  Никуда в тот день Ромка не пошёл. И на следующий день не пошёл, и через день, и через два... Он просто целыми днями или сидел на стуле у окна, или лежал на кровати, отвернувшись к стене.
  Неизвестно как, но Коля и Васька догадались, что произошло. Тоже были подавлены случившимся. Ведь Данилка был и их другом. Только Бориска не понимал, что происходит.
  Неделю, если не больше, Ромка не выходил из дома. Уж как только его ни уговаривали Коля и Васька, не говоря уж о папе и маме - всё было бесполезно.
  И всё-таки однажды произошло чудо. Ромке приснился сон. Будто он был дома совсем один, и в это время кто-то постучался в дверь их квартиры. Ромка пошёл в коридор и открыл дверь. На пороге... стоял Данилка.
  - Здравствуй, - сказал он, а Ромка стоял, разинув рот и не двигаясь с места.
  - Ну что, так и будем стоять, или пригласишь меня в комнату? - сказал Данилка.
  - Да, конечно... проходи, - ответил Ромка.
  Когда прошли в комнату, Данилка уселся на диване, и говорит:
  - Слушай, я ведь всё тебе объяснил перед тем, как ты уехал из детского дома?
  - Ну... да, - ответил Ромка.
  - И что? Ты в это не веришь?
  - Не знаю.
  - Ну вот, знай, что всё будет так, как я тебе обещал. Когда я рожусь, мои родители будут жить в этом же доме. В четвёртой квартире.
  - Но там живут Можайские.
  - Они... ну... их потомки переедут оттуда в верхнюю часть города. На улицу Ульянова. Запомни, что в четвёртую квартиру приедут жить Иван Петрович и Галина Александровна Овсянниковы. Это мои будущие дедушка и бабушка. Потом у них родится дочка, моя мама. Потом... Ну сам всё увидишь.
  - А вдруг этого ничего не будет, - засомневался Ромка.
  - Будет, если не знаешь. А чтобы ты окончательно в это поверил, запомни, что я тебе скажу. Утром в восемь часов одиннадцать минут к тебе придёт Саня Рыбаков. Ну, это по вашим часам будет восемь одиннадцать. Он позовёт тебя и братьев на холмы. Обязательно пойди с ними. А сейчас я ухожу. Не буду тратить оставленное в пространстве сознание. Оно ещё пригодится. Да и твой папа и твоя мама проснулись. Идут к вам.
  Данилка исчез, и Ромка проснулся. В углу комнаты стояло голубоватое сияние. Васька и Коля не спали, и испуганно смотрели на это светящееся нечто. Открылась дверь, и в комнату зашла мама, а следом папа. Сияние погасло.
  - Что тут было? - спросила мама. - Почему не спите и что тут был за свет?
  - Какой свет? - не понял Ромка.
  - Ты чего, не видел? - говорит Коля. - Было светлее, чем на улице днём. Мы от этого и проснулись.
  - Да-да, сказа папа, - даже у нас в комнате было светло. Через щель под дверью светило.
  - Не знаю, что это было, - сказал Ромка. - Мне приснился Данилка, а когда он исчез, я проснулся.
  - Рома, давай сходим с тобой к доктору? - сказала мама. - Он пропишет что-нибудь успокаивающее. А то ведь совсем с ума сойдёшь.
  - Не надо, не сойду, - ответил Ромка, потом добавил:
  - Если утром в восемь часов одиннадцать минут придёт Рыбаков, значит, всё это правда.
  - Что правда? - не поняла мама.
  - То, что приснилось. Утром расскажу, если в одиннадцать минут девятого придёт Рыбаков.
  - А почему в одиннадцать минут? Почему не в десять? С чего ты взял, что он вообще придёт?
  - Придёт, вот увидишь. Мне приснилось, что Данилка это предсказал.
  
  
  Глава 3. Портрет
  
  Утро. Стук в дверь. Мама идёт отрывать. Ромка выходит в большую комнату и смотрит на часы, стоящие на буфетной полке. Часы показывают... восемь часов одиннадцать минут. Из прихожей - знакомый голос:
  - Здравствуйте, тётя Лида. Я к Роме. Можно?
  - Конечно, проходи, Саша. Рома тебя сегодня ждал.
  Сашка зашел в большую в комнату:
  - Привет, Ром. А где Коля и Вася?
  - Здесь мы, - ответил Васька, выходя из детской. Следом за Васькой вышел Коля, а за ним - Бориска.
  - Привет, пацаны, - поздоровался Сашка с Ромкиными братьями. Айда все на холмы. Ром, идём тоже с нами. Смотри, погода какая. Что ты всё сидишь дома? Даже во двор не выходишь. Заболел?
  - Не, не заболел, - Ответил Ромка.
  - Ну вот и пошли с нами.
  - Ладно, - сказал Ромка.
  - Я тоже с вами, - сказал Бориска.
  - Ты-то куда? - говорит ему мама, а Бориска отвечает:
  - С ними, гулять.
  - Это далеко. Устанешь.
  - Ну я же ходил. Не устал.
  - Да ладно, Лидия Антоновна, - сказал Сашка. - Если устанет, то у меня на плечах покатается.
  - Ладно, к обеду только не опаздывайте, - согласилась мама.
  - Мам, не опоздаем, - пообещал Бориска.
  ***
  А на холмах было хорошо. Вот только мысли о ночном сне и о сбывшемся предсказании не давали Ромке покоя. Что это? Совпадение?
  Дошли до знакомого уже озерка, около деревни за перелеском. Там, на песчаном пляже, знакомые уже деревенские мальчишки и девчонки играли в волейбол. Они, видимо, только что вылезли из воды.
  - Ребята, давайте тоже к нам! - крикнула оттуда Нинка Лисина.
  Ромка с братьями и Сашка подошли, поздоровались. Сашка говорит:
  - Мы сначала искупаемся.
  Вообще-то, купаться Ромке не хотелось. То есть хотелось, но вот как быть со ставшими очень заметными следами от ранения? Сказать, что не хочет купаться, тоже было неловко. А ещё все догадаются, что Ромка не умеет плавать. В общем, куча сомнений, но в этот момент... снова, будто продолжение сна. Прямо в голове раздался Данилкин голос:
  - Не парься. Я всё поправил. Шрамов больше нет и плавать ты теперь умеешь.
  "Наверно, показалось" - подумал Ромка, снимая рубашку и штаны, но...следов от шрамов больше не было. Ромка оторопел, а Сашка, Коля и Васька уже были в воде.
  - Ну ты чего?! - крикнул оттуда Сашка.
  - Я сейчас, - ответил Ромка.
  Он сложил одежду на песке и вошёл в воду. "умеешь плавать, умеешь плавать..." - словно повторялась в голове мысль. Ромка попробовал и... поплыл. Это оказалось совсем не трудно.
   Вода была как парное молоко. Тёплая, хотя воздух ещё не успел прогреться после ночи. Ромке не хотелось теперь выходить из воды, ну а Бориска точно уж не собирался выбираться на берег.
  Минут десять ребята плавали, ныряли. Потом вышли из воды, играли с мячом, загорали, снова купались. Когда Ромка с братьями в очередной раз вышел на берег озерца, ему показалось, что Данилкин голос сказал ему, что пора собираться домой. Сашка, выйдя из воды, тоже сказал Ромке, что пора.
  Попрощались с деревенскими и отправились домой. Ромка показалось, что кто-то идёт рядом с ним справа. Нет, не кто-то, а Данилка. Ромка вздрогнул, остановился, посмотрел направо. Нет, никого там не было, но пока не дошли до подъезда, Ромке постоянно казалось, что рядом с ним идёт Данилка. Посмотрит - нет его.
  Когда вернулись домой, мама уже готовила на кухне обед. Ромка ушёл с братьями в детскую, и уселся на стул около мольберта. На мольберте был закреплён так и не загрунтованный холст. Рядом, на столе, лежал альбом - тот самый, что дал ему в детском доме Ростислав Александрович.
  Коля и Васька зачем-то пошли на кухню, а Бориска остался с Ромкой. Ромка просматривал листы с неудачными набросками его улицы, дома, двора. А вот и тот рисунок, который казался Ромке удачным. Но нет, теперь Ромка видел, что изображённое там не очень-то похоже на настоящий двор его дома.
  Ромка открыл чистый лист. Теперь-то уж изобразить дом, улицу, двор не составляло труда, но Ромка не торопился. Он просто сидел на стуле, держа на коленях открытый альбом, а в правой руке простой карандаш. Мысли о Данилке, о странном сне всё ещё его не покидали. Он и сам не заметил, как стал постепенно наносить линию за линией, штрих за штрихом, изображая лицо его умершего друга. Опомнился, когда услышал голос Бориски:
  - А зачем ты нарисовал Данилку?
  Ромка будто очнулся. С альбомного листа, будто живой, смотрел на него Данилка.
  Идея пришла сразу. Он ответил:
  - Бориска, я сделаю большую картину, чтобы Данилка всегда был с нами.
  Ромка повернул холст из горизонтально в вертикальное положение. Прикинул. Получалось, что так можно было поместить на холсте хоть портрет Данилки, хоть изобразить его в полный рост.
  ***
  К вечеру холст был готов, хоть местами грунтовка и оставалась ещё влажной. Ромка приступил к работе, а Бориска теперь не просто смотрел, как Ромка "рисует", но и "помогал" ему. Подавал нужный тюбик с краской, мастихин , Отмывал от краски кисточки в бутылочке с керосином. Работа шла на удивление быстро.
  Пришли со двора Коля и Васька. Ромка слышал, как мама отчитывала их, за то, что не пришли к ужину, как отправила их ужинать на кухню. Поужинав, Коля и Васька пришли в детскую. Остановились, в удивлении, около мольберта. Бориска им говорит:
  - Смотрите, это Данилка.
  - Ага, видим, - сказал Коля.
  - Как здорово, - прошептал Васька.
  Зашёл папа. Постоял, молча. Вышел. Вернулся с мамой. Они оба постояли, глядя на почти готовую картину. Мама что-то шепнула папе на ухо. Папа кивнул. Вообще-то Ромка услышал, что шепнула мама. Слух-то у него отличный. Мама, оказывается, шепнула папе, что пусть, что теперь немного придёт в себя. Ромка положил кисть на полочку мольберта, повернулся и сказал:
  - Теперь Данилка всегда будет с нами.
  Мама кивнула, а папа ответил:
  - Да, всегда. И теперь, и через сто лет, когда ты с ним встретишься.
  
  
  Глава 4. Ну вот, и тут не заладилось
  
  Пролетело лето. Хотя... Ну нет, ну почему пролетело? Пролетело - это когда бесследно, когда нечего и вспомнить. Нет, не пролетело, а прошло. Много всего было летом. Походы на холмы, целых пять картин на стене в большой комнате. А ещё дни рождения: В конце июня у Бориски; ему исполнилось пять лет; потом, в июле, исполнилось одиннадцать лет Ромке; в августе, один за другим, дни рождения Коли и Васьки. Но, так или иначе, лето закончилось. Настал сентябрь.
  Итак, первое сентября, суббота. Сто двадцать восьмая школа. Первый Ромкин день в четвёртом классе "а" сто двадцать восьмой школы.
  Некоторых своих одноклассников Ромка уже знал. Это Толик и Сашка из нашего... Ой, всё время забываю, что ещё не из нашего. Точнее, не из моего. Но это не так важно. Так вот, в четвёртом "а" оказались ещё и деревенские: Нинка Лисина и Маринка Безжанова. Ну и ещё несколько ребят с нашей... ой, то есть с Ромкиной улицы.
  Первый день в четвёртом классе прошёл для Ромки без происшествий. Ромка и Васька выбрали свободную парту в ближнем от окна ряду. Она была второй от начала ряда. Когда прозвенел звонок, в класс зашла учительница Светлана Ивановна. Она положила на стол классный журнал; проверила, все ли ученики пришли в класс; познакомилась с новенькими. Новенькими были Ромка, Васька, а ещё Галя Яновицкая с соседней улицы.
  Приступили к уроку. Вообще-то, ничего трудного. Светлана Ивановна поспрашивала у ребят, что интересного было у них за лето. Рассказала забавную историю, случившуюся с ней самой. В конце урока Светлана Ивановна дала задание нарисовать к понедельнику рисунки. То есть, не просто рисунки, а то, что больше всего запомнилось этим летом.
  На следующем уроке повторяли пройденное в третьем классе. Вызывали к доске Галю Яновицкую решать задачку по математике. Задачка простая. Пока Галя писала решение на доске, Ромка её решил в уме. Потом вызвали Мишку Матвеева, потом ещё кого-то, и ещё.
  Потом был урок чтения, а в конце - урок пения, который вела уже не Светлана Ивановна, а учительница пения Антонина Сергеевна. На уроке разучивали старую пионерскую песню "Взвейтесь кострами". Вот на этом первый день учёбы и закончился.
  В воскресенье Ромка с мамой, Колей, Васькой и Бориской ходил в деревню в гости к бабушке и дедушке. После того, как вернулись домой, Ромка почти до вечера играл с друзьями и братьями во дворе, а вечером засел за домашние задание, в том числе и за рисунки. Васька тоже сел за свой стол и быстро нарисовал два рисунка. Ромке времени потребовалось больше. Зато выполнил он их акварелью по всем правилам техники живописи.
  Итак, выходной прошёл. Эх, если бы не те рисунки! Ромка с удовольствием занялся бы картиной, которую начал писать ещё в августе. Он давно бы её закончил, если бы не всякие неотложные дела.
  ***
  Понедельник, третье сентября. Первом уроком Светлана Ивановна решила сделать урок рисования. Вот на том уроке на Ромку и обрушился "удар судьбы". Точнее, этот удар судьбы обрушила на Ромку Светлана Ивановна.
  Учительница собрала рисунки и стала их просматривать. Показывала рисунки ученикам, и всем классом обсуждали эти рисунки. После обсуждения каждого рисунка Светлана Ивановна ставила оценки. Оказалось, что самым лучшим "художником" в классе был Мишка Матвеев. Когда дошла очередь до Мишкиного рисунка, Светлана Ивановна, показав его классу, сказала:
  - Вот смотрите, ребята, как здорово Матвеев нарисовал пейзаж. И берёзки, и речка, а берег ну прямо как настоящий. Будто солнышком всё освещено. Молодец, Матвеев. Ставлю тебе пять.
  Ромка, глядя на Мишкин рисунок, не увидел там ни солнышка, ни будто настоящего берега, да и вообще ничего, о чём говорила учительница. Нет, для ученика четвёртого класса нарисовано было неплохо, но не настолько хорошо, чтобы на рисунке хоть что-то выглядело как настоящее. У Гали Яновицкой рисунок был куда лучше Мишкиного. Ну и ладно, ей Светлана Ивановна тоже поставила пятёрку.
  Светлана Ивановна вдруг притихла, рассматривая очередной рисунок, и удивлённо произнесла:
  - Ой. Это что? Откуда это тут... Что такое?! Гусев?!
  Учительница с минуту перебирала Ромкины рисунки, потом говорит, возмущённо:
  - Гусев, как это понимать?!
  - А чего? - не понял Ромка.
  - И ты ещё спрашиваешь? И не стыдно выдавать чужие рисунки за свои?
  - Почему чужие?!
  Ромка ничего не понимал. Почему Светлана Ивановна решила, что Ромка сдал чужие рисунки.
  - А потому, что чужие, - ответила учительница. - Я что, не смогу отличить рисунок ученика четвёртого класса от рисунка, сделанного художником? Уж лучше признался бы, что не справился с заданием. И так, ставлю тебе за обман двойку.
  - За какой обман?! - закричал Ромка с места.
  - Во-первых, не кричи, Гусев. Во-вторых, тебе самому не совестно выдавать чужие рисунки за свои?
  - Это мои рисунки! Я их написал!
  - Не надо врать! - строго сказала Светлана Ивановна. - Можно подумать, что трудно отличить нарисованное художником от рисунка ученика четвёртого класса.
  - А как вы отличаете-то?!
  - Я же просила не кричать. И когда отвечаешь на уроке, нужно вставать. А отличить рисунок, сделанный профессионалом, не так уж и трудно. На рисунках, которые ты сдал, даже лица изображены так, как сможет изобразить только очень хороший художник.
  - А что делать, если я умею не хуже художника?! - встав из-за парты, сказал Ромка.
  В классе послышался дружный смех.
  - Вот видишь, - сказала учительница, - даже твои друзья смеются над тем, что ты сейчас брякнул. Стыдно врать, Гусев! Садись.
  Ромка сел за парту. Настроение испортилось. Светлана Ивановна отдала Ромке рисунки и сказала:
  - Отдай тому, у кого ты их взял.
  Васька поднял руку.
  - Ну что тебе, Васькин? - спросила учительница.
  Васька встал и говорит:
  - Светлана Ивановна, эти рисунки Рома сам нарисовал, а никакой не художник.
  - Ну вот, - ответила учительница, - и ты туда же. Решил заступиться за брата?
  - Ничего и не заступиться. Рома ведь правда хорошо рисует.
  - Садись Васькин, и не надо выдумывать. Кстати, а почему у вас с братом разные фамилии?
  - Так получилось, - ответил Васька.
  - Получилось... Странно. Ладно, садись. Уж лучше бы Гусев честно признался, что не выполнил задание, чем так врать.
  - А я и не вру! - закричал с места Ромка. Вон, и Вася знает, что не вру!
  - Не врёшь? Ладно. Ну-ка дай-ка рисунки.
  Учительница взяла Ромкины рисунки и показала их классу. Спрашивает:
  - Ребята, посмотрите. Скажите, мог ли ученик четвёртого класса нарисовать вот это?
  Почти все закричали с мест, чуть ли не хором, что не мог бы. Ну до того было обидно. Ромка встал, взял портфель и вышел из класса. Он слышал, как учительница кричала ему вслед, чтобы он вернулся, но Ромка ушёл. Он решил в школу больше не ходить. Ведь столько было всего плохого в его короткой ещё жизни, столько было бед и горя. Только всё устроилось, и вот на тебе, снова не заладилось.
  Ромка пришёл домой и улёгся на диван. А что ещё оставалось делать? Лежал, глядя в потолок, размышлял о тяготах жизни, о том, почему ему всё время так не везёт. Так он незаметно и заснул. Проснулся от шума. Это пришёл из школы Васька.
  Ромка поднялся и сел на краю дивана. Васька рассказал, что учительница поставила Ромке двойку за поведение. То есть ещё не поставила, но сказала, что поставит эту двойку за четверть. А ещё Васька сказал, что учительница написала родителям записку, которую велела отдать папе или маме.
  - Ну и отдавай, - сказал Ромка, - я всё равно в эту школу больше не пойду.
  - Да ладно тебе, - сказал Васька. - Потом на уроках рисования Светлана Ивановна сама увидит, что была неправа.
  - Всё равно не пойду.
  - Ну и зря.
  Когда из школы пришёл Коля, Ромка всё ему рассказал, и сказал, что в школу больше не пойдёт.
  - Ага, - сказал Коля, - и останешься неучем.
  - Ну и что?
  - А то, что это означает сдаться. Уж тебе-то точно нельзя сдаваться. Ты вон, в каких переделках побывал и не сдался, а уж тут-то вообще пустяки.
  - Ага. Пустяки. Посмотрел бы я, что бы ты на моём месте делал.
  - Да ладно тебе. Папа, или мама сходят в школу и всё Светлане Ивановне объяснят.
  В четыре часа дня пришли с работы родители. Привели из садика Бориску. Васька сразу отдал записку маме. Та прочитала, и нахмурилась. Села на стул около круглого обеденного стола, минуту молчала, потом отдала записку папе, и говорит:
  - Вася, прочитай.
  Потом Ромке:
  - Роман, я ничего не понимаю. Как можно было уйти с урока? Мало того, так ещё учительнице нагрубил.
  - Ничего я и не нагрубил, - ответил Ромка. - Она сама первая начала. Обозвала вруном, а ещё двойку поставила за рисунки. Я зря, что ли, вчера их весь вечер рисовал? Старался, а она - двойку.
  - Как двойку?! - удивилась мама.
  - А вот так! Сказала, что это не я нарисовал, а какой-то художник!
  - Точно, - подтвердил Васька, - я ей тоже сказал, что это Ромины рисунки, а она и мне не поверила.
  Папа усмехнулся, и говорит:
  - Всё ясно. Надо было тебе, Роман, нарисовать чей-нибудь портрет в стиле "точка-точка-запятая". Вот тогда Светлана Ивановна поверила бы, что это твой рисунок.
  - Вася, что тут смешного? - сказала ему мама.
  - Да так. Ты же сама понимаешь, что Светлана Ивановна неправа.
  - Понимаю, но это не повод хлопать дверью.
  - Не повод. Надо отстаивать свою правоту по-другому.
  - Ага! По-другому! - сказал Ромка. - Я уже устал по-другому! В детском доме - по-другому, теперь в школе - по-другому! Не пойду больше туда!
  Бориска, который всё слышал, сказал:
  - Нельзя не ходить, а то останешься неучем.
  Вот уж сказал, так сказал. Все засмеялись, только Ромке смеяться не хотелось.
  ***
  В школу Ромка всё-таки пошёл, но там его ждал очередной "сюрприз" - стенгазета в коридоре около класса. Точнее, даже не газете, а "сатирический листок" на целом листе ватмана. Посвящён он был... Ромке.
  Итак, в центре стенгазеты были понаклеены вырезанные откуда-то иллюстрации к картинам художников Шишкина, Левитана, Репина и ещё каких-то, которых Ромка не знал. Под каждой картинкой надпись: "Художник Р.Гусев". Всё это охватывали вокруг неуклюже нарисованные руки. Руки начинались прямо от головы, коряво нарисованной в самом верху стенгазеты. Волосы на голове были почему-то торчащими вверх. Внизу был нарисован человечек с портфелем, выбегающий в дверь. А в самом верху - заголовок: Знаменитый художник Гусев удирает от своей славы.
  Вокруг стенгазеты толпились ученики Ромкиного класса. И не только Ромкиного. Многие со смехом выдавали разные обидные шуточки в его адрес.
  От обиды у Ромки что-то закипело внутри. Опять эта "сжатая пружина". Та, что когда-то погнала его на мост. Та, что бросила его в горящий дом. Ромка, растолкав всех, решительно подошёл к стенгазете и сорвал её со стены. На глазах у изумлённых одноклассников, он разорвал её на мелкие клочки и, бросив их на пол, ушёл в класс.
  Следом за Ромкой в класс вбежал Мишка Матвеев. Он, с кулаками набросился на Ромку. Кричал что-то похожее на "Гад! Я вчера после уроков эту газету делал! А ты..."
  Ромка оттолкнул Мишку, и тот упал, но снова вскочил, завязалась драка. Кто-то неожиданно встал между Ромкой и Мишкой.
  - Перестаньте! - услышал Ромка голос Сашки Рыбакова. - А ты, Мишка не лезь! Гусев правильно сделал, а ты неправ!
  - Да?! неправ?! - ответил Мишка. - Я вчера весь вечер! А он раз - и всё!
  - А я, - сказал ему Ромка, - позавчера тоже весь вечер потратил на рисунки, а получил за это двойку.
  - Ты?! Потратил вечер?! Ты, наверно, совсем рисовать не умеешь. Светлана Ивановна сказала же, что это художник рисовал!
  - Ну всё! - сказал Сашка. - перестаньте оба! А ты, Мишка, виноват, потому что нечего было рисовать эту гадость! Это подло!
  С первого урока Ромку повели к директору. Светлана Ивановна рассказала директору о Ромкиной безобразной выходке со стенгазетой. Директор выслушал учительницу, и говорит:
  - Гусев, хулиганам в нашей школе не место.
  - А я хулиган?! - закричал Ромка.
  - А что, разве нет?
  - Нет!
  - То есть, срывать со стены стенгазету не хулиганство?
  - А эта газета разве не хулиганство?! За что на меня нарисовали такую гадость?!
  - Гадость, говоришь? А разве справедливая критика, это гадость? А врать красиво? А ставить себя выше коллектива?
  - А я врал? И при чём тут выше коллектива?
  - Да. Воспитание у тебя... даже не знаю, как и сказать. В общем, завтра пусть придёт кто-нибудь из родителей.
  - Не придут. Они работают. И я больше в эту школу не приду.
  В этот момент открылась дверь кабинета, и в кабинет зашёл Сашка Рыбаков.
  - Егор Анатольевич, - говорит Сашка, - вы ведь не знаете, с чего там началось.
  - Саша, мне Светлана Ивановна всё рассказала.
  - Светлана Ивановна, ну нельзя так. Разве можно позорить человека, ни в чём не разобравшись?
  - Саша, ну почему не разобравшись? - говорит учительница. - Разве Гусев не виноват? Пытался обмануть с рисунками, сбежал с урока, изорвал стенгазету.
  - Нет, ну действительно, Саша, - говорит директор, - разве можно вот так взять, и сорвать со стены стенгазету?
  - Можно, если в газете кого-то оскорбляют.
  - А разве сказать правду, это оскорбить?
  - Это если правду, а если это не правда? А если Гусев на самом деле умеет так хорошо рисовать? Никто же не проверял.
  - Ну ладно, Саша. Если бы кто-то другой... Но ты заслуживаешь, чтобы прислушаться к твоему мнению. Давайте прекратим этот ненужный конфликт.
  Итак, казалось, всё уладилось, но на следующем уроке Ромка снова получил двойку. За задачку, которую не смог решить в классе. Главное, что обидно, задачка простая, но Ромка после всего случившегося ни о чём не мог думать, кроме как о тяготах жизни: о войне; о том, как его пытали фашисты; про мост; про Марьинские подлости; про двойку за рисунки...
  ***
  Мама не ругала, не ворчала даже, хоть и расстроилась. Ромка всё объяснил. Папа даже сказал, что Ромка сделал правильно, что сорвал со стены газету. Мама возразила, сказала, что не уверена в правильности Ромкиного поступка. Зато она была уверена, что отметку Ромка всё равно исправит. А что, третий класс он ведь закончил даже без троек, а эта четверть только ещё началась.
  
  
  
  
  Глава 5.Тройка за домашнюю работу
  
  На этом Ромкины беды не закончились. Уже через день случилось очередное обидное для него событие. Светлана Ивановна раздала классу тетради с проверенными домашними заданиями по арифметике. Ромка открыл тетрадь и увидел там оценку - тройку. Ни одной ошибки нет - а тройка. Ромка поднял руку.
  - Ну что тебе, Гусев? - спросила учительница.
  - Светлана Ивановна, а почему тройку вы мне поставили? Ошибок не нашли, а поставили тройку.
  - А что я должна была поставить? - ответила Светлана Ивановна. - Да, написано всё правильно, но я не верю, что ты сам делал домашнее задание.
  - А кто же делал, если не я? Опять какой-то художник?
  - Не знаю, Гусев. Может, родители; может, ещё кто-то. Может, даже, художник.
  - Да?! Родители?! А почему другим не кто-то?! Откуда знаете?!
  - Гусев, не кричи. Что за привычка кричать? Просто после твоего обмана с рисунками я тебе не верю. Скажи спасибо, что хоть тройку поставила.
  - Не было никакого обмана! Откуда вы знаете, что это обман?! Если я и правда умею рисовать не хуже художника, я что, нарочно должен был нарисовать плохо?!
  В классе раздался дружный смех, а учительница Ромке:
  - Вот видишь, над твоими словами снова все смеются. Тоже мне, великий художник нашёлся. И нечего кричать.
  - Нечего кричать? А думаете, не обидно, когда стараешься сделать как лучше, а за это ставят двойку? И с домашним заданием тоже...
  - Видишь ли, Гусев, - объяснила учительница, - если бы дело было только в рисунках, я ещё могла бы поверить в то, что домашнюю работу ты делал сам. Но на прошлом уроке ты не смог решить даже простейшую задачу. И что, после этого я должна поверить, что ты сам выполнил домашнее задание на отлично?
  - На прошлом не решил. Потому что из-за рисунков... и из-за газеты этой... Обидно же. Целый вечер в воскресенье потратил. Старался. Так за это не только двойку, а ещё и карикатуру нарисовали.
  - Карикатуру правильно нарисовали. Не понимаю, почему директор решил не наказывать тебя за твою выходку со стенгазетой.
  - Правильно он решил.
  - Ну всё хватит пререкаться. Время только зря тратим. Садись. Переходим к уроку.
  Нет, Ромка не сел на место. Он, как и в тот раз, когда получил двойку по рисованию, взял портфель и ушёл из класса. Дальше всё повторилось точь-в-точь, как в прошлый раз. Пришёл из школы Васька, принёс записку для родителей. Потом пришёл Коля, потом - мама и папа с Бориской... Мама сначала ругалась. Папа сказал, что Светлана Ивановна неправа, но уходить с урока всё равно не следовало. Ромка сказал, что в школу больше не пойдёт. Бориска сказал, что нельзя не ходить в школу, что если не пойдёт - останется неучем... А на следующий день, когда закончился последний урок, Ромку вызвали к директору. Вместе со Светланой Ивановной.
  - Ну что, Гусев, - сказал директор, - опять безобразная выходка? Прошлый раз я тебя простил. Скажи спасибо Рыбакову. Но ты опять отколол фокус. Снова демонстративно ушёл с урока. Как это понимать?
  - А вот так и понимайте. Надоела, потому что, несправедливость.
  - Несправедливость, говоришь?
  - Да, несправедливость. До этого целый год терпел, пока во всём не разобрались. Только там всё стало нормально, так теперь и в этой школе всё с самого начала.
  - Ну и что же тебя не устраивает в нашей школе?
  - А что, думаете, не обидно, когда стараешься, а за это двойки и тройки?
  - Ну если сделал на двойку или тройку, то и поставят такую отметку. Тут уж совсем не важно, старался или нет.
  - А если не на двойку? Вот за что мне Светлана Ивановна поставила тройку, когда не было ни одной ошибки?
  - Гусев, - ответила учительница, - я уже тебе объясняла, за что.
  - А это правильно? Другим ставите отметки такие, на которые они... Ну, справедливые. Какие заслужили, а мне нет?
  - А почему ты считаешь, что тебе оценку поставили несправедливо? - спросил директор.
  - А вот сами посмотрите, - ответил Ромка, и достал из портфеля тетрадку с домашним заданием. - Вот возьмите.
  - Директор взял тетрадь, начал читать.
  - Егор Анатольевич, - сказала Светлана Ивановна, - я вам сейчас объясню ситуацию.
  - Погодите, Светлана Ивановна, - ответил ей директор.
  Егор Анатольевич внимательно всё прочитал, проверил вычисления на листке бумаги. Потом спрашивает:
  - Я не понимаю, Светлана Ивановна. Задание выполнено на отлично. Почему вы поставили тройку?
  - Понимаете, Егор Анатольевич, - оправдывается учительница, - я не верю, что задание выполнил Гусев.
  - Почему? Написано не его почерком?
  - Нет, писал он, но он сильно отстаёт по математике.
  - Почему вы так решили? Я видел его данные с предыдущего места учёбы. За третий класс у него были отличные и хорошие оценки.
  - Да, но, может быть, там не было таких требований, как в нашей школе?
  - Ну и что? Задание же выполнено на пятёрку.
  - Егор Анатольевич, Гусев на прошлом уроке не сумел решить даже простейшую задачу. Причём для третьего класса.
  
  - Возможно, но это не даёт права подозревать, что задание выполнил не он.
  - А что делать, если я ему не верю?
  - Подозрение к делу не пришьёшь, Светлана Ивановна.
  Директор встал из-за стола, подошёл к книжному шкафу и взял с полки задачник. Иткрыв его на первой попавшейся странице, говорит Ромке:
  - Гусев, ну-ка реши вот эту задачку. Садись вот сюда за стол.
  Положив перед Ромкой задачник и показав, какую задачку Ромке следует решить, дал ему листок бумаги и ручку с чернильницей. Условие задачи было следующее:
  "В саду собрали 1600 кг яблок. Пятую часть всех этих яблок разложили в ящики по 16 кг в каждый. Сколько потребовалось ящиков?"
  Ну, Ромка сразу и написал "1600 : 16 = 100".
  - Ну вот и, неправильно, - сказала учительница.- А что неправильного-то? - сначала не понял Ромка, но вдруг сообразил:
  - Ой! Не все же, а только пятую часть!
  - Ну, так. И что дальше? - спрашивает директор.
  - Просто, - ответил Ромка, - в два действия. Сначала надо узнать, сколько яблок погрузили в ящики.
  - Ну так пиши, сколько.
  Ромка сосчитал, поделил 1600 на 5. Получилось 320 килограммов.
  - Ну, хорошо, - сказала Светлана Ивановна. Следующий вопрос?
  - Сколько нужно ящиков, - ответил Ромка.
  - Ну давай, пиши и решай.
  Ромка сосчитал. Получилось всего двадцать ящиков.
  - Ну что ж, - сказала Светлана Ивановна. В этот раз решил правильно.
  - Не только в этот, - сказал Ромка.
  - Да, конечно, - согласился директор. - Умеешь решать задачи. Просто нужно внимательнее читать условие.
  И тут Ромку осенило. Говорит:
  - Егор Анатольевич, а ведь можно было сначала узнать, сколько нужно было бы ящиков, чтобы положить в них все яблоки. Я так сначала и сделал.
  - Думаешь? - спросил директор. - А что потом?
  - Так для пятой части нужно ящиков в пять раз меньше. Сто поделить на пять, получится тоже двадцать. Только считать проще.
  - Ну, вообще-то, ты прав. Можно и так. Молодец. Умеешь мыслить.
  Потом учительнице:
  - Светлана Ивановна, нужно исправит отметку. Я думаю, что домашнюю работу Гусева следует оценить в пять балов.
  - Ну... ладно... только. Ну хорошо, дай тетрадку, Роман,- я поправлю.
  Светлана Ивановна взяла Ромкину тетрадь, ручку, и, зачеркнув двойку, вывела красными чернилами пятёрку. Ниже написала: "Исправленному верить". Поставила подпись.
  
  Глава 6. Урок пения
  
  Казалось бы, всё уладилось. Четверг и пятница прошли без неприятностей. Ромка даже получил пятёрку за диктант. Светлана Ивановна поняла, наконец, что Ромка не двоечник, что он и правда неплохо учился в школе, из которой пришёл. Подходила к концу первая неделя учёбы. То есть, вторая, если считать первое сентября, единственный учебный день прошлой недели.
  Итак, суббота. На первом уроке Ромка получил ещё одну пятёрку - за выученное стихотворение. Его зауважали. Все, кроме Мишки. Мишка, видимо, всё ещё злился на Ромку из-за порванной стенгазеты. Ну и ладно, пусть злится. На перемене тоже всё было хорошо. Отличница Галя Яновицкая даже поздравила Ромку с пятёркой. Сказала, что сначала думала, что Ромка хулиган и двоечник.
  - А почему ты так думала? - спросил Ромка.
  - Ну... ты же сначала получил двойку по рисованию, а потом за задачку по арифметике, - объяснила Галя.
  - По арифметике я потому получил двойку, что расстроился из-за карикатуры. Ни о чём не мог думать. А хулиган-то почему?
  - Из-за стенгазеты, которую ты порвал.
  - Правильно, что порвал, - сказал только что подошедший вместе с Васькой Сашка.
  - Ага, правильно, - подтвердил Васька. - Рома на самом деле хорошо рисует. Он в детском доме ещё научился. Его там Ростислав Александрович учил рисовать. Ну, он там учителем рисования работает.
  - В детском доме?! - удивилась Галя.
  - Вася, не надо! - остановил Ромка Ваську. - Я же просил, чтобы не рассказывали, чтобы никто не знал.
  - Ну ладно, не буду, - сказал Васька.
  - Ага, не будешь... Теперь узнали уже.
  - Подумаешь, какая тайна, - сказала Галя. Потом пообещала:
  - Ладно, я никому не скажу.
  Звонок на урок. Вторым уроком был урок пения. Вела его опять не Светлана Ивановна, а Антонина Сергеевна. В этот раз она пришла на урок с аккордеоном. Светлана Ивановна просто сидела за партой недалеко от Ромки.
  На уроке разучивали песню Кирилла Молчанова на слова Михаила Львовского "Вот солдаты идут". Ромка эту песню знал. Он ведь уже пел её на концерте в клубе моряков. Вот потому он и слушал не очень внимательно. Ну, не только поэтому, а потому ещё, что расстроился из-за того, что Галя узнала про детский дом. Да и пели ребята так себе. Антонина Сергеевна несколько раз проигрывала мелодию, но дальше первого куплета дело не шло.
   Ромка просто сидел, задумавшись, за партой. Из-за слов песни снова вспомнилась война. Светлана Ивановна заметила, что Ромка о чём-то задумался. Когда очередной раз ребята неудачно пропели первый куплет, она встала, подошла к парте, за которой сидели Ромка и Васька, и говорит:
  - Гусев, где гуляют твои мысли? Почему не участвуешь в уроке? Не слушаешь Антонину Сергеевну.
  - Не знаю, - ответил Ромка. - Грустно, потому что. И поют неправильно.
  - А ты, можно подумать, правильно спел бы. Даже не пытаешься запомнить слова.
  - Я слова и так знаю. Я эту песню на концерте пел.
  Это слышали все, кто сидел за ближними к Ромке партами. И почему ребятам показалось это смешным? Ну что такого? Ну, пел на концерте, и что? А Светлана Ивановна, с усмешкой:
  - Да ну! Ты у нас, оказывается, не только знаменитый художник, но ещё и известный певец?
  Это вызвало ещё больший смех в классе. А Светлана Ивановна говорит:
  - Эх, Гусев, Гусев. И не стыдно бахвалиться?
  - А я бахвалюсь?! Я просто сказал, что на самом деле!
  - Опять кричишь. Ну хорошо. Если, как ты утверждаешь, что это было "на самом деле", может, споёшь перед всем классом? Порадуй нас своим вокалом.
  - Запросто!
  - Запросто? - спросила Антонина Сергеевна. - Ну тогда выходи к доске. Продемонстрируй свой великий талант.
  - Ну и выйду. При чём тут какой-то великий талант?
  Ромка вышел к учительскому столу. Говорит:
  - Играйте музыку, Антонина Сергеевна. Только медленнее, а то у вас получается не совсем та мелодия.
  Снова смех в классе. Ребята чуть с парт не попадали. А Антонина Сергеевна говорит, насмешливо:
  - Раз ты такой великий певец, То начни петь после вступления как считаешь нужным, а я уж подстроюсь под твой темп.
  - Ладно, - согласился Ромка.
  Ну что ж, Антонина Сергеевна и правда подстроилась. Она взяла аккордеон, отыграла вступление, и Ромка на положенном аккорде начал петь первый куплет. Смешки в классе тут же прекратились. А Ромка пел о том, как шли по опалённой степи солдаты, как они пели песню о родных краях, о грозном редуте, об отваге в бою.
  Пел Ромка, не фальшивя, и с таким чувством, что Светлана Ивановна от неожиданности замерла на месте. Класс тоже неестественно притих.
  Всё было бы хорошо, если бы не пережитые неприятности. Ромка начал петь последний куплет, в котором говорилось о том, как солдаты, разбив врагов, вернутся домой. Вот тут и случилось непредвиденное.
  Вдруг ожили воспоминания о войне. Ромка вспомнил о тех, кому никогда уже не "вернуться до дому". И что сам он не вернулся бы, если бы чудом не остался жив. Вот эти мысли и сыграли с Ромкой злую шутку. Он не допел этот куплет. С ним творилось что-то ужасное. Мало того, что снова эти проклятые слёзы, так ещё и на виду у всего класса. Сейчас снова будут смеяться. Потом дразнить ещё будут...
  Но... никто, почему-то не смеялся. В классе стояла неестественная тишина. Мишка только выкрикнул с места:
  - Рёва-корова, дай молока!
  Выкрикнул он это, и тут же слетел с парты на пол. Это его Оля Зимина столкнула. А Ромка - бегом из класса. Только сначала он попал не в открывающуюся створку двери, а в соседнюю, закрытую на щеколду. Страшно и жёстко ударившись, отлетел от двери и сел на пол. Поднялся, выбежал в школьный коридор и уткнулся лицом в стену, уже не в силах сдержать рыдания.
  Полкласса вышло следом за Ромкой. И Светлана Ивановна вышла, и Антонина Сергеевна. Светлана Ивановна подошла к Ромке, положила руку ему на плечо, говорит:
  - Рома, успокойся. Что же ты так? Ну ничего, давай иди в класс, садись на место.
  - Не пойду, - ответил Ромка.
  - Ну перестань. Ты очень хорошо поёшь. Я-то думала, что бахвалишься, а оказалось, что нет. Иди на место.
  - Не пойду.
  Ромка стоял, отвернувшись к стене. Рядом в растерянности стояли Васька, Толик Мережкин и Сашка Рыбаков.
  - Светлана Ивановна, - сказал Сашка, - пусть все идут на урок. Оставьте нас одних. Я с Ромой поговорю. Всё хорошо будет.
  - Да-да, конечно, - согласилась Светлана Ивановна. - Васькин, Мережкин, а вы давайте в класс. Давайте все в класс.
  Все ушли, дверь класса закрылась. Ромка и Сашка остались в школьном коридоре одни.
  - Ну, ты это, успокойся, что ли, - сказал Сашка. - Знаешь, всякое бывает.
  - Ага, всякое... - сказал Ромка. - Теперь все смеяться будут.
  - Не будут. Никто же не смеялся.
  - Ага, а Мишка?
  - Ты видел, как его Зимина за это треснула?
  - Не видел.
  - Ну, не видел, и ладно. Главное, хорошо она его стукнула. Он даже на пол упал. Знаешь, Рома, даже взрослые, бывает, плачут. Даже те, кто прошёл войну. Знаешь, когда я был на фронте, все наши из медсанбата навзрыд ревели, когда погиб Витька. Даже командир плакал, как маленький. Так что не бери в голову.
  - На фронте?! Какой ещё Витька?
  - Витька, ну... он как и я... Ну, знаешь, это называется сын полка. Он прибился к нашей части, когда наши освободили одну деревню. Он остался без родителей, вот и пришлось нам взять его с собой. Он в медсанбате помогал. Ну, как и я.
  - Так ты был на фронте?!
  - Был. В общем, попали мы в переделку. В окружение. Стрельба, крики, раненные... Вот Витька и бросился на помощь и... прямо под пули. Ему всего восемь лет было.
  Лучше бы Сашка этого не рассказывал. Как только Ромка всё это представил себе... А ещё всплыла в памяти та история с Бориской. В общем, Сашка его минут пять не мог успокоить. Потом говорит:
  - Рома, я понял. У тебя ведь тоже что-то такое было? Правда?
  - Ну... было... наверно, - признался Ромка.
  - Расскажи.
  - Не хочу.
  - Почему? Может, сразу станет легче.
  - Не станет.
  - Ну ладно. Не рассказывай, раз не хочешь. Пойдём к умывальнику. Приведёшь себя в порядок, а то всё лицо себе вымазал слезами.
  - Это потому что руками. Я же на пол шлёпнулся, а пол грязный.
  - Ну ладно, идём. Вот возьми платок, вытрешь лицо, когда умоешься.
  ***
  Когда вернулись в класс, ребята встретили Ромку тихо, без каких-либо ухмылок, которых Ромка ожидал. Всё было так, будто ничего и не случилось. Светлана Ивановна только спросила у Ромки:
  - Ну, всё в порядке, Рома?
  - В порядке, - ответил вместо него Сашка.
  - Ну, ладно, - сказала Светлана Ивановна, - ты нам очень помог. После тебя ребята научились петь правильно. А ты сейчас отправляйся домой.
  - Зачем домой? - не понял Ромка.
  - Так надо. Отдохни сегодня. Что задам на дом, узнаешь у брата.
  - Да ну ещё.
  - Никаких да ну. Рыбаков тебя отведёт и побудет с тобой до прихода родителей.
  Потом Рыбакову:
  - Саша, очень тебя прошу.
  - Ладно, Светлана Ивановна, - ответил Сашка.
  - Да, и расскажи, что произошло.
  Ребята из класса тоже стали наперебой говорить Ромке, чтобы он шёл домой. Светлана Ивановна классу:
  - Ну-ка, тихо, тихо. Гусев всё понял. Продолжаем урок. Хотя... уже осталось только две минуты.
  ***
  Ромка пришёл домой вместе с Сашкой. Как только Сашка вошёл в комнату, он сразу увидел картины на стене. Ромкины картины. Те, которые он написал за лето.
  - Ничего себе! - удивился Сашка. - У вас как на художественной выставке. Мы с отцом ещё летом туда ходили.
  - А папа твой, он кто?
  - У меня он не родной. Он бывший командир нашего медсанбата. Мои все погибли ещё в начале войны. Он сейчас работает в заводской поликлинике главным врачом.
  - Ого! Вот это ничего себе!
  - Вот такое ничего, - ответил Сашка. Потом спрашивает:
  - Слушай, а я не понял, у тебя родители родные?
  - Родные. А чего ты спрашиваешь?
  - Понимаешь, я не могу понять. Вот у тебя одна фамилия, у твоих братьев другие, причём разные. Вот я и подумал.
  - Ты же слышал, как Васька проговорился про детский дом.
  - Ну. Я потому ещё и подумал.
  - Это Васька и Коля неродные. Ещё Бориска. Только они всё равно как родные. Особенно Бориска. Ты только никому не говори.
  - Не бойся, не скажу.
  ***
  Пришёл из школы Васька, потом Коля. Уже полпятого пришли папа и мама. Они привели из садика Бориску.
  - О! Александр! Ну здравствуй, здравствуй, - поздоровался папа.
  - Здравствуй, Саша, - поздоровалась с ним мама.
  - Здравствуйте, - ответил Сашка.
  - А как дела у нашего Романа? - спросил папа.
  - Нормально, - соврал Ромка.
  - Ага, почти нормально, - сказал Сашка.
  - Что значит почти? - насторожилась мама. - Очередное происшествие?
  Ромка боялся, что Сашка расскажет о том, что случилось на уроке пения, но Сашка не рассказал.
  - Да нет, ничего такого, - ответил он.
  - Тогда почему почти?
  - Да это я так, случайно. Нормально всё. Рома получил пятёрку за стихотворение. Всё хорошо.
  ***********************************************************
  Часть третья. Тридцать лет спустя
  
  Глава 1. Ужас на кладбище
  
  Перед отпуском главный художник издательства "Буратино" Роман Васильевич Гусев получил письмо от бывшего директора детского дома Вячеслава Дементье-вича. Письмо было странное. Вячеслав Дементьевич пи-сал, что Романа просил обязательно приехать "некто", кого Роман знал. Кто этот загадочный "некто", в письме не сообщалось. А ещё директор бывшего детского дома, а теперь школы-интерната, писал, что это для Романа Ва-сильевича вопрос жизни и смерти.
  Роман не мог понять, почему его поездка - вопрос жизни и смерти. Ну да ладно, Роман давно хотел там по-бывать, чтобы повидаться с Вячеславом Дементьевичем, с друзьями по детскому дому - с теми, конечно, которые не разъехались по другим городам и весям. А ещё в последнее время Романа что-то тянуло побывать на мо-гиле Данилки. Память о Данилке терзала Романа всё больше и больше. Добрая и горькая память.
  У Николая тоже был отпуск, а Борис и Василий до-говорились с руководством института, в котором работа-ли, чтобы им перенесли отпуска на июль. Объяснили, что тоже хотят навестить друзей, с которыми не встречались уже тридцать лет. Ещё с Борисом хотела поехать его жена Маша, но у неё возникли неотложные дела по работе.
  Итак, седьмое июля тысяча девятьсот семьдесят пя-того года. Поезд на Москву отправлялся вечером. На Мо-сковский вокзал проводить братьев поехали отец и мать. Утром восьмого июля братья были уже в Москве, где пе-ресели на поезд, идущий уже до места назначения. И вот, наконец, они вчетвером вышли из поезда на знакомой станции.
  ***
  Многое изменилось в городе за те тридцать лет, что Роман не был в нём, но вокзал был таким, каким Роман запомнил его в сорок пятом. Точнее, тем же самым было здание вокзала, а вот платформы были другими. Вместо низких дощатых платформ там были теперь высокие бе-тонные с асфальтовым покрытием платформы.
  Улица Вокзальная изменилась мало. Вместо того злополучного сгоревшего бревенчатого дома стоял кир-пичный трёхэтажный дом. Здание районного отделения милиции было теперь трёхэтажное, побелённое. Роман с братьями направлялся именно туда, к начальнику отде-ления, к полковнику Виктору Степановичу Санину. Да-да, к тому самому милиционеру Виктору. Ему Роман по-звонил с телефона-автомата, и Виктор уже ждал их.
  Прибыв в отделение милиции, Роман позвонил Вик-тору по внутреннему телефону. Виктор вышел встречать Романа и его братьев. Да, сильно же он изменился. Если бы Роман встретил его на улице, то не узнал бы.
  Виктор немного постоял, пытаясь угадать, кто же из пришедших Роман - Ромка Гусев. Удивительно, но уз-нал. Рад был до бесконечности. Да и Роман был рад встрече, не то что раньше. Пожали друг другу руки, об-нялись.
  Виктор проводил гостей в свой кабинет. Обменялись новостями. Виктор удивился, что Роман до сих пор не женат.
  - Почему не женишься? - спрашивает. - Ведь те-бе уже за сорок. Вон, Борис даже семью завёл.
  - Не могу, Виктор Степанович, - ответил Роман. - Понимаешь, ещё тридцать... даже больше лет назад, свела меня судьба с одной загадочной особой моего воз-раста. Никак не могу её забыть. В общем, объяснить это трудно.
  - Да, бывает такое... Но всё-таки подумай об этом. Ту загадочную особу ты вряд ли уже встретишь. Да если даже встретишь, она наверняка давно уже замужем.
  - Скажите, Виктор Степанович, как там поживает Вячеслав Дементьевич?
  - О! Роман, дорогой ты мой. Он всё ещё работает. Там ведь сейчас школа-интернат.
  - Это я знаю. Он нам писал, пригласил нас прие-хать. Мне другое интересно - как у него сложилась жизнь.
  - Ну, как тебе сказать... Он же, как и ты, старый холостяк.
  - Ну, я-то пока не старый.
  - Это пока. Будешь медлить с этим делом - ста-нешь старым холостяком. Ну а Вячеслав Дементьевич. Понимаешь, он, несмотря на возраст, без работы жить не может. Сам посуди: что ему делать одному в пустой квартире? Да и без ребятишек он жизнь свою не пред-ставляет. Так и живёт там, в интернате. Домой только иногда заглядывает.
  - Значит, он в интернате?
  - Сейчас узнаю, - сказал Виктор. - Позвоню ему.
  Виктор подошёл к столу, поднял телефонную трубку и набрал номер... Да, Вячеслав Дементьевич оказался в интернате. Сказал, что ждёт с нетерпением.
  - Я через час освобожусь, и провожу вас туда, - сказал Виктор. - Ну, если не хотите ждать, идите без меня. Я подойду позже.
  - Нет, мы подождём, - сказал Роман.
  ***
  Знакомое старинное здание бывшего детского дома. Всё такое, но капитально отреставрированное. Когда Ро-ман с братьями и Виктором зашёл в знакомый вестибюль, на него нахлынули непередаваемые чувства. Он будто снова окунулся в те былые времена, когда жил здесь. Это была непонятная смесь и тоски, и радости. Всё там было как раньше, вот только ребят не было, потому что были каникулы. Видимо, и братья Николай, Виктор и Борис испытывали похожие чувства.
  Поднялись по знакомым лестничным ступенькам на второй этаж, прошли по знакомому коридору. Вот и дверь знакомого кабинета. Виктор постучал в дверь.
  - Да-да, заходите, - послышался из-за двери зна-комый голос..
  Открыли дверь - Виктор открыл - вошли. Вяче-слав Дементьевич вышел навстречу. Поздоровались.
  Да, постарел Вячеслав Дементьевич заметно. Хотя... для своих восьмидесяти с лишним лет выглядел он не та-ким уж и старым.
  - Виктор! Друзья! Проходите! - пригласил Вяче-слав Дементьевич гостей. - Вы не представляете, как я вам рад.
  - Ещё как представляем, Вячеслав Дементьевич, - ответил Борис. Мы тоже очень рады, что встретили вас.
  - Ну, проходите-проходите, присаживайтесь. Про-стите, что не узнаю. Сильно вы изменились.
  - Конечно, изменились, Вячеслав Дементьевич - согласился с директором Николай.
  Братья и Виктор уселись на стулья напротив стола. Вячеслав Дементьевич тоже сел рядом с ними.
  -Ну? И кто же из вас самый юный герой Советско-го Союза? - спросил Вячеслав Дементьевич.
  - Угадайте, - сказал Виктор. - Я его узнал.
  - Он уже давно не юный, - уточнил Василий.
  Вячеслав Дементьевич ещё раз внимательно осмот-рел гостей и, наконец, узнал. Встал со стула, подошёл к Роману:
  - Роман! Рома! Так вот ты какой стал!
  - Узнали, всё-таки, - улыбнувшись, сказал Роман.
  - Так, а вот это Птицын, Коля, - узнал Вячеслав Дементьевич Николая.
  - Да, это я, Вячеслав Дементьевич, - ответил Ни-колай. - А вот это Васька Васькин.
  - Снова ты за своё, - усмехнувшись, ответил "Васька Васькин".
  - Ну-ну, не обижайся Васькин, - сказал Вячеслав Дементьевич.
  - А разве я обижаюсь? - улыбнувшись сказал Ва-силий.
  - Ну а вот это Бориска, - говорит Вячеслав Де-ментьевич.
  - Так точно! - ответил "Бориска".
  Вячеслав Дементьевич неожиданно погрустнел. Го-ворит:
  - А вот четвёртого вашего товарища по спальне нет в живых.
  - Мы это знаем, - сказал Роман. - Вы ведь нам тогда написали в письме.
  - А, ну да, конечно... Не понимаю, как он узнал, что умрёт именно в тот день...
  - Он всегда всё знал наперёд, - сказал Коля.
  - Да, это правда, - согласился Вячеслав Дементь-евич.
  - Горько об этот вспоминать, - грустно прогово-рил Василий.
  - Мы хотели бы побывать на его могиле, - сказал Роман.
  - А вот это невозможно. Нет могилы. Есть только место, где она была.
  - Как это?! - не понял Роман.
  - Этого никто не сможет объяснить. Понимаешь, Роман, тут произошли очень странные события. Ну... во-первых, так и не удалось выяснить причину смерти. Ус-тановили, что Данилка был абсолютно здоров. Ну, напи-сали там какое-то заключение. Так, чтобы соблюсти формальности. Похоронили мы его на загородном клад-бище.
  Вячеслав Дементьевич замолчал.
  - Ну, и что дальше? Что случилось? - спросил Роман.
  - А вот то, что случилось, никто так объяснить и не смог. Понимаешь, Роман, я... Не поверишь. Я, когда это случилось, как маленький, навзрыд ревел. Заперся вот в этом кабинете, и ревел. Не только я, как потом оказа-лось... В общем, я в неделю раза два ходил туда, на кладбище. С ребятишками ходил. Там на могиле всегда были свежие цветы... В общем, когда мы пришли туда в очередной раз, никакой могилы там не оказалось. Даже земля не была вскопанной. Всё заросло травой, будто там никогда ничего и не было, кроме той травы.
  - Через сто лет... - тихо произнёс Николай.
  - О чём ты, Коля? - не понял Вячеслав Дементье-вич.
  - Он говорил тогда Роману... Ну, когда закончился концерт. Он говорил ему, что Роман встретится с ним че-рез сто лет.
  - Да было такое, - подтвердил Роман.
  - Да странно это, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Странно и горько. До слёз горько. Такой хороший был паренёк, и вот на тебе.
  - Вячеслав Дементьевич, - сказал Роман, - ну а всё-таки, хотя бы на то место, где была могила, мы мо-жем сходить? Мне кажется, что... Даже не знаю, как вам объяснить.
  - Мы должны туда сходить, - ответил Вячеслав Дементьевич. Для того я вас и пригласил. Хотя если бы не вы, я ни за что бы туда больше не пошёл.
  - Почему?
  - Нехорошее место.
  - Чем нехорошее?
  - Голос. Понимаешь, Роман, его голос. С ума мож-но сойти. Я ведь почему просил, чтобы вы приехали. Де-ло в том, что недавно я снова услышал его голос.
  - Голос? - переспросил Роман.
  - Да, голос.
  - Вячеслав Дементьевич, вы знаете, я тоже не раз слышал его голос. Однажды это слышал не я один, и ка-ждый раз была предотвращена беда.
  - Вот и мне голос сообщил о приближающейся бе-де. Голос велел мне написать тебе письмо. Я думал, что схожу с ума, но написал.
  - Может, вам это просто кажется? - предположил Коля. - Ну, голос и всё прочее.
  - Не знаю. Может, кажется. Но скажи, куда пропала могила?
  - Да, это странно, - согласился Роман. - А когда мы сможем туда сходить?
  - Да хоть сегодня. Но мне кажется, что вам всем стоит отдохнуть с дороги. Давайте завтра. Прямо с ут-речка. А сейчас я организую вам жильё. Вашу бывшую спальню. Ребята всё равно все на каникулах. Согласны?
  - Хорошо, Вячеслав Дементьевич. Договорились. Спасибо вам огромное.
  - Ну что ты, Роман, не за что.
  Итак, братья собрались в знакомой спальне. Всё там было, как раньше. Кровати, правда, были новыми, но расставлены они были так же, как и раньше.
  Николай, Василий и Роман улеглись на "свои" кой-ки, а Борис на бывшую Данилкину. Уснули быстро, так как устали с дороги, а утром отправились на кладбище.
  ***
  Кладбище было старое. Нет, не заброшенное, а про-сто старое. Только самые "древние" могилы были запу-щены, но не все. Вот туда, к тем старым могилам, Вяче-слав Дементьевич и повёл Романа с братьями. Шли минут пятнадцать, остановились.
  - Вот здесь, - сказал Вячеслав Дементьевич, пока-зав на заросший чахлой травой и лишайником прогал между могилами. - Вот так тут уже давно. Пытались вырыть новую могилу. Не раз пытались. Лопатой копнут - всё остаётся на месте. И грунт, и трава. Вообще всё.
  - Странно, - сказал Борис. - Если бы мы с Васи-лием знали, что тут такая чертовщина, захватили бы кое-какие приборы, чтобы...
  Борис не успел договорить.
  - Приборы ничего не покажут, - раздался до боли знакомый, пришедший из далёкого детства голос.
  - Вот оно. То самое, - прошептал Вячеслав Де-ментьевич. Все слышали?
  С минуту все стояли в оцепенении. Потом Николай говорит, чуть слышно:
  - Чертовщина...
  - Никакая не чертовщина, если не знаете, - отве-тило пространство Данилкиным голосом. Вот ещё и это его знакомое "если не знаете".
  - Что это может быть? - тихо спросил Роман.
  - Не знаю, ответил Борис. Не был бы я атеистом, подумал бы, что это его душа с нами разговаривает.
  Раздался звонкий смех. Всё тот же, такой же, каким смеялся Данилка, когда был жив. Потом снова его голос:
  - Ну ты и скажешь, Бориска. Конечно же, не душа. Почему вы все так испугались? Роман Васильевич, ну скажите: вот вы верите в души?
  Роман несколько секунд раздумывал, но, наконец, решился:
  - Не верю, конечно. Но кто разговаривает?
  - Ха! Вот умора! Вы же знаете, что я это я, а не дед Пихто.
  - Но...
  - Роман Васильевич, вы правильно сделали, что пришли сюда.
  - Так ты всё-таки...
  - Да, я всё-таки.
  - Но как? Каким образом?!
  - Объясню, когда встретимся.
  - Встретимся?!
  - Ну да. Я же обещал, что через сто лет. Тридцать лет прошло, остались каких-то семьдесят. Встретимся после того, как я рожусь.
  - Родишься?! Ничего не понимаю... Так ты живой, или нет? Где ты тогда, если, живой?
  - Роман, Василий, Коля, Боря, Вячеслав Дементье-вич, вы не сможете этого понять. Даже вы, Вася и Боря, не сможете понять, хоть вы и знакомы с теорией про-странства и времени. В общем, я и живой, и нет. Меня нет в вашем времени, но я появлюсь на свет через семьдесят лет. Время - и прошлое, и настоящее, и будущее - это одно единое целое. Вот почему я и есть, и меня нет.
  - Но как? Если не родился... Не понимаю...
  - Ну и не надо понимать. Может, вы всё поймёте, когда мы снова встретимся.
  И тут в разговор вступил Вячеслав Дементьевич:
  - Я не понимаю, Данилка, что происходит. Но даже если это правда, то вряд ли кто-то из нас доживёт до этой встречи. Я, во всяком случае, точно уж не доживу. Мне уже восемьдесят три года...
  - Вячеслав Дементьевич, - перебил его Данилкин голос, - Даже если кто-то из вас умрёт, я всё равно сде-лаю так... А впрочем...
  - Голос на несколько секунд умолк, потом снова заговорил:
  - Роман, помнишь, как Зафира сделала, чтобы ты выжил?
  - Помню, - ответил Роман.
  - Ну так вот, ты уже бессмертен. Я воспользуюсь способом Зафиры. Я заряжу вас энергией, которая всех вас сделает бессмертными. Вячеслав Дементьевич, на вас это подействует не сразу. Это для того, чтобы не удиви-лись, кто вас знает. И ещё, Роман, ни в коем случае не выкидывай шарик, который найдёшь в кармане. Только он тебя спасёт, когда на тебя нападут бандиты Шабанова.
  - Какого Шабанова? - не понял Роман.
  - Помнишь того мужика, который устроил пожар на Вокзальной.
  - Ну, помню.
  - Так вот, он недавно в очередной раз вышел из тюрьмы и узнал, где ты живёшь. Решил тебе отомстить. Ведь если бы не твой рисунок, его не поймали бы. Ему уже пятьдесят девять лет, силы у него не те, что были в молодости, но он главарь банды. Вот с бандой он и под-караулит тебя на проспекте Кирова. Я больше не смогу прийти на помощь как приходил раньше. Спасать тебя будет только этот шарик. Не расставайся с ним до моего рождения.
  - Но как может спасти какой-то шарик?
  - Объясню тебе всё во сне, а теперь не пугайтесь.
  Что-то произошло... Вздрогнули все, кроме Романа. Вздрогнули так, будто их ударило током. Потом на месте бывшей Данилкиной могилы почернела трава, пошёл дым.
  - Вот чёрт! - вскрикнул Николай. - Давайте бы-стрее! Уносим ноги! А то чёрт знает что сейчас будет!
  Да, испуг - великая сила. Бежали от того места, как спринтеры. Даже Вячеслав Дементьевич не отставал. А позади послышался заливистый Данилкин смех, потом его голос:
  - До встречи!
  Остановились только у кладбищенской калитки. Еле перевели дух.
  - Ничего не понимаю, - сказал, отдышавшись, Вячеслав Дементьевич. - Не ожидал я, что смогу задать такого стрекача. Даже чувствовать себя стал, как в два-дцать лет.
  - Да уж, тут поневоле побежишь, - сказал Нико-лай. - Меня будто током шарахнуло. Идёмте лучше от-сюда.
  Вдали, в том месте, откуда только что убежали, что-то грохнуло, и в небо взвился огненный шар, тут же рас-таявший как призрак.
  - Что это было? - тихо произнёс Василий.
  - Чертовщина какая-то, - ответил Борис. - Ско-рее всего, это сделал какой-то выдающийся шутник.
  - Ага, причём ещё в сорок пятом, - сказал Вяче-слав Дементьевич. Именно тогда это и началось.
  Василий говорит:
  - Боря, вот ты говоришь, шутник. Но как вообще можно такое сделать?
  - Скорее всего, это телепатия, - предположил Бо-рис, - действие психотронного устройства.
  - Ага, в сорок пятом. Тогда ещё и самого слова "психотроника" не знали.
  - Наверное, о психотронике в то время знал только тот "медиум", которого разоблачил Данилка, - сказал Николай.
  - Ага. Только тут не до шуток, - сказал Роман. Идёмте лучше отсюда подальше.
  Когда подошли к остановке автобуса, Вячеслав Де-ментьевич сказал:
  - Не понимаю. Самочувствие до сих пор как у мо-лодого.
  - Наверное, это от стресса, - предположил Борис.
  - Ага, от стресса, как же, - сказал Николай. - У меня после этого стресса до сих пор все поджилки тря-сутся.
  
  Глава 2. Чудеса продолжаются
  
  Вернулись с кладбища уже после полудня. Узнав, что в город приехал его бывший ученик, а ныне знаме-нитый художник Роман Гусев, в интернат пришёл Рости-слав Александрович. Изменился он несильно, и Роман сразу его узнал. И Ростислав Александрович сразу узнал Романа. И Роман, и Ростислав Александрович были бе-зумно рады встрече.
  - Ну, здравствуй, ухтышка, - прямо с порога по-здоровался Ростислав Александрович.
  Василий и Николай, дружно хохотнули. Они знали ту историю. Роман им рассказывал. Именно "ухтышка". Так назвал его учитель рисования, когда Ромка, в первый раз пришёл в его мастерскую. Это из-за того, что Ромка, увидав холсты, картины, мольберт произнёс от удивления это самое "ух ты!" Столько прошло времени, а не забыл учитель ту первую встречу.
  - Здравствуйте, - поздоровался Роман.
  - Проходите, Ростислав Александрович, - пригла-сил учителя в кабинет Вячеслав Дементьевич. - приса-живайтесь.
  Итак, поздоровались, крепко пожали друг другу ру-ки.
  - Ну здоров, ты стал, Рома, - сказал Ростислав Александрович. - Ну, рассказывай, как дошёл до жизни такой.
  - А что рассказывать? - ответил Роман. -Окончил школу. С отличием, кстати. Хотел поступить в художественное училище. Когда пришёл подавать доку-менты, директор, Дмитрий Дмитриевич, просмотрев принесённые мной работы акварелью, сказал, что посту-пать мне нет смысла. Я спросил, почему, а он ответил, что большему, чем я освоил, меня всё равно не научат.
  - Это моя вина, - сказал Ростислав Александро-вич.
  - Ну почему вина? Заслуга. Я вам очень благода-рен. А Дмитрий Дмитриевич посодействовал, чтобы меня приняли в союз художников. Ну и вот я теперь уже за-служенный художник. Работаю в издательстве.
  - Я знаю, - сказал Ростислав Александрович. - Издательство "Буратино", если не изменяет память?
  - Да, "Буратино".
  В это время в кабинет зашли две очень пожилые да-мы. Несмотря на то, что они заметно изменились, и Ро-ман, и Николай с Василием, и даже Борис сразу их узна-ли. Это были бывшая воспитательница Марина Ивановна и учитель пения Генриетта Карловна.
  - Так-так, - сказал Марина Ивановна, - ну и кто же тут кто?
  - Угадайте, - предложил Вячеслав Дементьевич.
  Марина Ивановна узнала Виктора, а Генриетта Кар-ловна узнала и Виктора, и Романа.
  - Ну, значит, это тот самый Бориска, - сказала Марина Ивановна. И как раз в этот момент в кабинет за-шли Галина Фёдоровна - воспитательница малышовой группы, и учительница начальных классов Александра Григорьевна.
  В кабинете директора было тесновато для такой компании, поэтому Вячеслав Дементьевич сразу предло-жил перейти в актовый зал. Там, в актовом зале, нашли стулья, даже кресла. Расставили всё это вокруг стоящего там стола. В общем, расположились уютно.
  Ростислав Александрович, усевшись в кресло, об-ращается к Вячеславу Дементьевичу:
  - Ну что Вячеслав Дементьевич, говорил я вам, что Роман станет известным художником?
  - Да, Ростислав, было такое. Ты оказался прав. Вот только жениться бы ему ещё для солидности.
  - А он не женился? - удивилась Марина Ивановна. Да все удивились, а Роман говорит:
  - Зачем, я и так вполне солидный.
  - Я и так, вполне солидный, - парировал Роман.
  - Да, я вижу, - сказал Ростислав Александрович, - солидный. И всё-таки нельзя же всю жизнь прожить холостяком.
  - Да-да, - поддержал Ростислава Александровича Вячеслав Дементьевич, - тебе уже больше сорока. Не равняйся на меня.
  - Вячеслав Дементьевич прав, - сказала Марина Ивановна. - Подумай об этом.
  - Я думал уже, - сказал Роман. - Понимаете, Ма-рина Ивановна, не раз уже была возможность жениться, но как вспомню... В общем вы её не знаете, хотя вы, Ма-рина Ивановна, и Вячеслав Дементьевич её видели, од-нажды. Помните, Вячеслав Дементьевич, ту девочку, ко-торая была с нами после концерта в клубе моряков? Как вспомню её, такая тоска надвигается. Не могу её забыть.
  - Та странная? Которая внезапно исчезла? - спро-сил Вячеслав Дементьевич.
  - Да. Она.
  - Странные события. Я так тогда ничего и не понял.
  - А я, кажется, понял. Она же вместе с Данилкой была. Они были друзья.
  Как только Роман упомянул Данилку, словно мрач-ная туча надвинулась на зал. С минуту стояла тишина, потом Марина Ивановна говорит:
  - Да... сколько же на свете горя. Так жалко Данил-ку...
  - Я не уверен, что это горе, - сказал Василий. - Марина Ивановна, вы ведь ничего не знаете. Скажите, может умереть тот, кто ещё не родился?
  - Я не понимаю, Вася, что ты имеешь в виду.
  - А то, что Данилка не один раз говорил, что он ещё не родился.
  - Ну, это его фантазии.
  - Не думаю, - сказал Роман. Вячеслав Дементье-вич, как думаете, сегодня было на кладбище?
  - Я не знаю, что об этом думать, - ответил Вяче-слав Дементьевич.
  - А что там было? - поинтересовалась Галина Фё-доровна.
  - В общем, Данилка сегодня разговаривал с нами, а потом что-то сделал...
  - Вы были на его могиле?! То есть... на том месте?! - удивилась Генриетта Карловна.
  - Были. Все пятеро.
  - Завидую вашей смелости, мы боимся туда ходить, - пояснила Марина Ивановна.
  - Вот и мы оттуда бежали, сломя голову, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Сначала кто-то... может быть, Данилка, может, кто-то другой его голосом, сообщил, что зарядит нас энергией. Потом словно удар током, потом дым... Там теперь, наверное, вся земля чёрная. Когда мы были у калитки кладбища, там, где была могила, что-то полыхнуло.
  - Ужас... - прошептала Генриетта Карловна. - Кстати, Вячеслав Дементьевич, что вы сделали с волоса-ми?
  - С какими волосами? - не понял Вячеслав Де-ментьевич.
  - Ну как это с какими? С вашими. Покрасили?
  - Нет. С чего вы решили, что я стану красить воло-сы?
  - Но у вас они были седые.
  - А сейчас не седые разве?
  - Только теперь Роман обратил внимание на то, что волосы у Вячеслава Дементьевича не просто потемнели, а стали тёмно-русыми. И никакой седины. Роман сообщил ему об этом.
  - Не может быть, - сказал, Вячеслав Дементьевич и, встав со стула, пошёл к зеркалу. Роман заметил, что и походка у Вячеслава Дементьевича изменилась. Она стала не старческой, а такой, будто Вячеслав Дементьевич стал как минимум ровесником Романа.
  Минуту, если не больше, Вячеслав Дементьевич смотрелся в зеркало. Потом отошёл. Говорит:
  - Ничего не понимаю. Что за чертовщина творится. А Николай ему:
  - Вячеслав Дементьевич, это, похоже, продолжение чудес, которые начались на кладбище.
  - Похоже, - сказал Роман. - Помните, что сказал голос? Он сказал, что зарядит всех энергией.
  - Знаешь, Роман, - ответил Вячеслав Дементьевич, - я эту энергию до сих пор чувствую. Почувствовал, когда бежал вместе с вами с кладбища. Чувство такое, будто я помолодел лет на пятьдесят.
  - Кстати, Вячеслав Дементьевич, - сказал Роман, - вы ведь не знаете, почему я остался жив после взрыва моста.
  - Неужели опять Данилка?
  - Нет. Зафира. Ну, та девочка, которая исчезла. Она тоже зарядила меня энергией. Там, у моста. Кода я лежал почти без сознания.
  - Вон как получается... И Данилкин голос. Он тоже говорил про энергию. А я не верил в чудеса.
  - Теперь верите?
  - Наверное... В общем, теперь скорее да, чем нет.
  - А как мне удалось справится с Марьиным, знаете? Ну, когда меня ещё за это... Ну не важно. Так вот, сил-то у меня тогда вообще не было. Это снова Зафира. Когда Марьин повалил меня на пол, она снова зарядила меня энергией. Сил стало как у буйвола.
  В зале на миг воцарилась гробовая тишина. Роман заметил, как погрустнели все воспитатели и директор. А Вячеслав Дементьевич говорит:
  - Роман, ты ведь ещё не знаешь. Марьина убили лет пять назад.
  - Как убили?! Кто?!
  - Не нарочно. Случайно получилось. Тот, на кого напала банда Марьина, не рассчитал силы. Его подельни-ки отделались травмами, а Марьин ударился головой об угол дома. Насмерть
  - Ужас... А на кого они напали? На одного парня, который получил за изобретение крупную сумму денег. А парень был хоть и хлипкий на вид, но оказался мастером спорта по самбо в наилегчайшем весе.
  Уж каким негодяем был Марьин, сколько бед принёс он Роману... то есть Ромке Гусеву... Казалось бы радо-ваться надо Роману, что пришло отмщение за все его бе-ды, но... В общем, настроение у Романа испортилось. Чуть не до слёз стало жалко негодяя Серёжу Марьина.
  - Вячеслав Дементьевич, - спросил Роман, - а кто-нибудь из бывших воспитанников, ну тех, которые тогда жили в детском доме. Кто-нибудь остался в городе?
  - Конечно, остались, - ответил Вячеслав Дементь-евич. - Наташа Кольцова работает в районной поликли-нике. Она окончила Медицинский институт в Сталин-граде и вернулась сюда. Ну... если хочешь, я завтра тебя сведу с теми, кто остался в городе. Но это ближе к вечеру, когда они закончат работу.
  - Со всеми не обязательно, Вячеслав Дементьевич. Я хотел бы встретится... ну, например, с Арсением Ка-шиным. А Боре, наверное, интересно было бы встретится с теми, кто был тогда в малышовой группе.
  - Ну, Борю я могу с ними свести, а вот с Кашиным - это проблема.
  - Как?! С ним что-то случилось?!
  - Да нет, ничего не случилось. Просто он сейчас в Москве. Сначала он был лётчиком-испытателем, а сейчас работает ведущим инженером в авиационном институте. Я могу дать тебе адрес. Вы же будете в Москве. Может, успеете встретиться.
  - Да, неплохо бы.
  - А давайте рванём сейчас в ресторан, - предло-жил, - Ростислав Александрович. Посидим там, переку-сим, отдохнём.
  - А что, неплохая идея, - согласился Вячеслав Дементьевич. - Вы как? Не возражаете? - спросил он у Романа, Николая, Бориса и Василия.
  - Только, без спиртного, - сказал Роман. - Мы его не употребляем.
  - Вот это правильно. Это я одобряю. Знаешь, Ро-ман, там отличные соки, компоты, а уж еда - пальчики оближешь.
  
  
   
  Глава 3. Вещий сон или снова Данилка
  
  День подходил к концу. Вечером Роман попытался узнать номер телефона или адрес Семёна Игнатьевича Ивлева. Вместе с Вячеславом Дементьевичем обзвонили справочные службы, но так ничего и не выяснили. Реши-ли утром съездить в военное училище и там разузнать о Семёне Игнатьевиче.
  Итак, день закончился. Роман с братьями отправился в спальню. Спать легли рано, ещё восьми часов не было. Уснул Роман почти моментально. Что-то снилось, но он не запомнил, что снилось вначале. Запомнил только по-следни, если можно так сказать, отрывок сна. он почти не запомнил. Запомнил только один отрывок сна.
  Итак, в сновидении неожиданно... появился Данил-ка. Такой, каким Роман запомнил его, когда видел в по-следний раз.
  - Рома, слушай и запоминай, - сказал он. Из тюрьмы сбежал Игнат Шабанов. Ты это уже знаешь. Он ищет тебя. Он со своей бандой живёт в Горьком, и ищет тебя, чтобы отомстить. Когда найдёт, будет не один, а с бандой. Я уже не смогу прийти на помощь, потому что заканчивается оставленная мной в пространстве энергия. Скоро моё сознание умрёт окончательно. Оно снова воз-никнет только через шестьдесят восемь лет. это за два года до моего рождения. Возникнет для того, чтобы за-вершить то, что я должен сделать. Запомни, что бандиты Шабанова подкараулят тебя на проспекте Кирова. Когда это случится, просто возьми шарик, который лежит у тебя в кармане, и отпусти его. Не бойся, тебя не заденет. Никто из посторонних не пострадает. Энергия в шарике запрограммирована только на бандитов. Запомнил?
  - Запомнил... - ответил Роман. - У меня хоро-шая память.
  - Да, хорошая, я знаю... то есть знал. А теперь за-помни адрес. Улица Красногвардейская, дом одинна-дцать, квартира семь. Это адрес Семёна Игнатьевича.
  Данилка исчез, но на протяжении оставшегося сна стояла перед глазами огненная надпись: "Ул. Красно-гвардейская, д.11, кв.7".
  ***
  Проснулся Роман в восьмом часу утра. Братья уже не спали.
  - Вставай, засоня, - сказал Николай.
  - Встаю, - ответил Роман, вылезая из-под одеяла.
  - Сейчас в столовку, - сказал Василий. - Тут не-далеко. Вячеслав Дементьевич обещал показать. Подкре-пимся, и Вячеслав Дементьевич проводит нас к военному училищу.
  - Мне кажется, что нам туда идти не надо, - отве-тил Роман.
  - Но ты же хотел увидеться с Семёном Игнатьеви-чем, - сказал Николай.
  - Похоже, что я знаю его адрес.
  - Откуда?
  - Кое-что приснилось. - И Роман рассказал о сне.
  - Неужели ты думаешь, что всё это реально? - спросил Борис.
  - А то, что было вчера на кладбище, реально, или как?
  - Да уж... Не знаю, что об этом и думать.
  В спальню зашёл Вячеслав Дементьевич. Он изме-нился по сравнению с тем, каким был ещё вчера. Уже не только волосы не были седыми, так ещё и морщины на лице заметно уменьшились.
  - Доброе утро, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Ну как, друзья мои, вы готовы к походу?
  - В принципе, мы готовы, - ответил Роман, - только... Скажите, Вячеслав Дементьевич, Есть в городе улица Красногвардейская?
  - Есть, а что?
  - Я, кажется, знаю адрес Семёна Игнатьевича. Красногвардейская, дом одиннадцать, квартира семь.
  - Откуда знаешь, Роман?
  - Данилка сказал. Во сне.
  - Так-так... Мне тоже что-то похожее снилось. Он говорил, что сообщил тебе адрес. Что же всё-таки проис-ходит?
  - А помните, что происходило в сорок пятом? Ко-гда он появлялся, будто прямо из воздуха? - спросил Роман.
  - Да, было такое... И, кстати, мог точно так же ис-чезнуть. А знаешь, как он оказался в детском доме?
  - Нет, я не в курсе, - ответил Роман.
  - Я сидел за столом, заполнял какие-то бланки. Точно не помню какие. Дверь кабинета точно не откры-валась, иначе, я это услышал бы. Вдруг голос: "Вячеслав Дементьевич, я к вам". Смотрю - стоит он передо мной. Я чуть дара речи не лишился, а он объясняет, что пришёл потому, что у него нет никого из родных. Мы проверили - так оно и оказалось. А ещё он сказал, что знает тебя. Ну и ты, будто бы, его знаешь.
  - Да... знал. Только я думал, что мне это привиде-лось. Кстати, если бы вы видели, как он "воспитывал" Марьина. Тот его потом как огня боялся.
  - Я не видел, - ответил Вячеслав Дементьевич. Мне ребята рассказывали. Кстати, Николай и Василий. Да, ещё Кольцова Наташа.
  - Да, она тоже тогда с нами была, - подтвердил Василий. - Это было эффектно. А на концерте. Помни-те, как он шокировал фокусника? А этого, который меди-ум и телепат? Помните, как он его разоблачил?
  - Да, это тоже было эффектно, - согласился Вяче-слав Дементьевич. Славный был парнишка. До сих пор до слёз больно сознавать, что он умер.
  - А вы уверены, что он умер? - спросил Николай.
  - Коля, я же сам видел его в то утро. А врачи? И кого же тогда похоронили?
  - Похоже, что того, кто ещё не родился, - сказал Роман. Точнее, никого не хоронили. Могилы-то нет.
  - Ладно бы если так, только чудеса чудесами, но не очень-то в это верится.
  - А я, почему-то, теперь верю в чудеса, - сказал Роман. - Не всё ещё известно науке.
  - Да, наверное, не всё, - согласился Вячеслав Де-ментьевич. - Тем более вчера на кладбище... Ладно, да-вайте собираться. Сначала в столовую, потом на Красно-гвардейскую. А уж оттуда, если не найдём, к военному училищу.
   Вячеслав Дементьевич, повернулся к двери, остано-вился. Снял очки, протёр их, снова нацепил. Говорит:
  - Что-то я совсем плохо стал видеть. Думал, очки запотели... Нет, надо менять на более сильные. Два ме-сяца назад только менял. Совсем, скоро, ослепну. Ладно, идёмте.
  Роман надел рубашку, натянул брюки и вместе с братьями и Вячеславом Дементьевичем вышел из спаль-ни. Вячеслав Дементьевич, оказавшись в коридоре, снова остановился. Говорит:
  - Да что же это такое? Что делать, не знаю. Ничего не вижу. Всё расплывается.
  Он снова снял очки, обернулся и... застыл в изумле-нии.
  - Ничего не понимаю... - чуть ли не шёпотом произнёс Вячеслав Дементьевич. - Вижу без очков! Лучше, чем в молодости, вижу!
  - Кладбище... - в полголоса проговорил Роман.
  - Причём тут кладбище?
  - Он зарядил вас энергией. Это то же самое, что было со мной. Там, у моста... Я только благодаря этому остался тогда жив. Только это не Данилка сделал, а его подруга Зафира. Та девочка, которая была с нами после концерта.
  - Интересно, что с ней, как сложилась судьба... - сказал Вячеслав Дементьевич.
  - Думаю, что с ней всё в порядке, - ответил Роман. Да и с Данилкой, наверное, всё в порядке.
  ***
  К дому одиннадцать на улице Красногвардейской пришли уже в десятом часу. Прежде чем зайти в подъезд, решили на всякий случай проверить, проживает ли тут Семён Игнатьевич Ивлев. Из всех жильцов дома во дворе были только малыши. Они с криками и визгом носились по двору, как угорелые. Роман кое-как всё-таки перехва-тил одного бегуна:
  - Погоди, мальчик, скажи, в какой квартире живёт дядя Семён Ивлев?
  - Он не дядя, - ответил мальчишка.
  - Но ведь не тётя же?
  - И не тётя.
  - А кто же?
  - Он мой дедушка.
  - Вон оно как! - усмехнувшись, сказал Вячеслав Дементьевич. - Ну извини, я же не знал. Ну и в какой же квартире живёт твой дедушка?
  - В седьмой. Только его всё равно нет дома.
  - А где он? Когда будет?
  - Он в магазин пошёл с бабушкой.
  Мальчишка побежал к друзьям.
  - Ну что ж, - сказал Вячеслав Дементьевич, - придётся нам подождать.
  - Ничего, дождёмся, сказал Борис. Вон скамейка у подъезда. Идёмте, сядем.
  И они пошли к подъезду. Уселись там на скамейке.
  - Да, дела, - сказал Вячеслав Дементьевич. - Вещий сон или чудеса продолжаются.
  Он вынул из кармана очки, посмотрел через них, по-том снова сунул в карман. Говорит:
  - Как жаль. Новые совсем очки. Месяца два назад только их получил. Хоть выкидывай. Ничего не пони-маю.
  - Значит, вы правы, - сказал Василий, - чудеса действительно продолжаются.
  - Я в этом уверен, - сказал Роман, - потому сто точно знаю, что Данилка маг.
  - Здравствуйте, Вячеслав Дементьевич, - услышал Ромка знакомый голос.
  - Приветствую вас, Семён Игнатьевич, - вставая со скамейки, ответил Вячеслав Дементьевич. - А мы к вам.
  Роман и его братья тоже встали и подошли.
  - Очень рад, очень рад. А как вы меня нашли?
  - Долго рассказывать, - ответил Вячеслав Демен-тьевич.
  Семён Игнатьевич был не один. С ним была пожилая дама. Оказалось, это жена его Рита. Семён Игнатьевич говорит ей:
  - Рита, познакомьтесь. Это директор интерната на Артельной Вячеслав Дементьевич.
  - Очень вам рады, - ответила Рита.
  - Простите, Вячеслав Дементьевич, - Говорит Семён Игнатьевич, - познакомьте нас с вашими моло-дыми спутниками.
  - А вот угадайте, кто они, - отвечает Вячеслав Дементьевич. - Одного вы очень хорошо знаете, да и других однажды видели. Давно, правда.
  Семён Игнатьевич сильно изменился. Постарел, но Роман его сразу узнал, а вот он Романа не узнавал. Хо-тя... это понятно. Не всегда просто бывает узнать во взрослом мужчине бывшего пацана. Нет, не узнавал.
  - Никак не могу припомнить, - сказал Семён Иг-натьевич.
  - А я, - сказал Вячеслав Дементьевич, - узнал, хоть и не сразу. Это бывшие воспитанники нашего дет-ского дома. Кстати, один из них - самый юный Герой Советского Союза
  - Это я, - сказал Роман, улыбнувшись.
  - Роман! - воскликнул Семён Игнатьевич. - Вот теперь узнал, родной ты мой. Вырос-то как! Возмужал!
  Радости было выше неба. Крепкие рукопожатия, объятия...
  ***
  У Семёна Игнатьевича пробыли почти до вечера. Роман рассказал о себе, о своей работе. Вспомнили пар-тизанский отряд, друзей - и живых, и погибших. В раз-говор вставлял "ценные замечания" внук Семёна Игнать-евича Кирюша.
  Почти перед тем, как Роман с братьями и Вячеслав Дементьевич собирались уходить, пришёл сын Семёна Игнатьевича с женой Галей. Семён Игнатьевич предста-вил гостей:
  - Вот познакомься Роман, - сказал он сыну. - Это твой тёска Роман Васильевич, о котором я тебе много рассказывал.
  - Тот самый?! - удивился сын Семёна Игнатьеви-ча.
  - Да. Тот самый.
  - Не представляете, как я рад с вами познакомиться Роман... Извините, что не знаю отчества, - сказал сын Семёна Игнатьевича.
  - Роман Васильевич, - ответил Роман.
  - Удивлён, Роман Васильевич? - спросил Семён Игнатьевич.
  - Вообще-то не очень.
  - Понимаешь, Рома, - говорит Семён Игнатьевич, - я ведь ещё тогда, в отряде... В общем, думал, что ко-гда закончится война, возьму тебя к себе. А потом... тот проклятый мост. Я был тяжело ранен, но видел, как ты побежал туда с револьвером... Потом взрыв... Не пред-ставляешь, что со мной творилось. Это была для меня не просто трагедия, а что-то гораздо худшее.
  - Ещё как представляю, Семён Игнатьевич, - ска-зал Роман Васильевич.
  - Знаешь, Роман, я только после госпиталя написал лично Сталину о том, что там произошло на самом деле, но никто и подумать не мог, что ты остался жив. Вот по-этому звание Героя тебе и присвоили посмертно. Потом, когда вдруг выяснилось, что ты жив, у меня снова появи-лась надежда на то, что ты станешь моим сыном. Недолго та надежда длилась. Мне удалось узнать, что живы и твои родители. Я сам поехал за ними в Горький. Самолётом, чтобы успеть к концерту. Ну а сына я назвал в память о тебе.
  - Понимаю, - сказал Роман Васильевич.
  Расставаться не хотелось, но надо было. Попроща-лись с Ивлевыми, и отправились в интернат.
  ***
  Утром, кода Роман с братьями уже не спали, в спальню зашёл Вячеслав Дементьевич. Он был явно чем-то озадачен. Спрашивает:
  - Ну как, выспались?
  - Да, - ответил Роман, - неплохо поспали. Уютно тут. Даже уезжать не хочется.
  - Понимаю. Поезд у вас вечером, так что есть ещё время. Давайте сейчас в столовую, перекусим, потом я сведу вас с вашими друзьями по детскому дому. С теми, что сейчас не на работе.
  - Да, мы очень хотели бы с ними повидаться.
  Роман заметил, что Вячеслав Дементьевич время от времени прикасается пальцами к губам. Опускает руку, снова ощупывает губы.
  Собрались быстро, отправились с Вячеславом Де-ментьевичем в столовую. Когда только ещё шли по кори-дору, Вячеслав Дементьевич сообщил очередную но-вость:
  - Друзья мои, я теперь окончательно поверил, что чудеса бывают. Представляете, встаю утром, беру зубной протез, пытаюсь поставить на место, но что-то мешает, не даёт. Я даже не сразу понял, что мешает, а оказалось, что мешают мои зубы неизвестно откуда появившиеся зубы. Понимаете? Мои, настоящие, совершенно здоровые.
  - Это результат зарядки энергией, - сказал Борис. - Значит, это правда.
  Было видно, что Борис почти не удивился. Хотя... Нет, никто уже, после всего случившегося, не удивлялся. А Вячеслав Дементьевич говорит:
  - Наверное, и правда энергия. Я теперь тоже не уверен, что Данилка умер по-настоящему.
  - Он не умер, а просто ещё не родился, - сказал Роман.
  ***
  День был насыщен событиями. Встреча со старыми друзьями по детскому дому, прогулка с ними по городу, посещение клуба моряков и встреча с "моряковым руко-водителем". прошёл быстро.
  На поезд братьев провожала большая компания: Вя-чеслав Дементьевич, воспитатели, учителя, бывшие вос-питанники детского дома. Грустно было расстоваться.
  
  
  
  Глава 4. Шарик
  
  На Московский вокзал города Горького братья при-были в воскресенье утренним поездом. Трамваи ещё не ходили, поэтому пришлось целый час сидеть в зале ожи-дания. Роман, усевшись на скамью, ощутил, что в карма-не брюк появился небольшой, но довольно тяжёлый предмет. Сунув руку в карман, Роман нащупал там что-то похожее на шарик. Вытащил его из кармана. Да, это был именно шарик. Размером с теннисный, но тяжёлый, будто стальной. Нет, гораздо тяжелее. Но нет, это был не ме-талл. Шарик был серого матового цвета, тёплый на ощупь. Казалось даже, что в шарике пульсирует жизнь.
  - Что это? - спросил Николай, увидев шарик.
  - Не знаю, - ответил Роман, но тут вспомнил сло-ва Данилки. Роман рассказал об этом братьям.
  - Чудеса, похоже, не закончились, - сказал Борис.
  - Точно, - подтвердил Василий, - похоже, что и не закончатся.
  - Если бы просто чудеса, - сказал Роман, - доб-рые чудеса. Как в какой-нибудь доброй волшебной сказ-ке.
  - К сожалению, в жизни не всегда получается, как в добрых сказках, - сказал Борис.
  - Да, не всегда, - согласился Роман и положил шарик в карман брюк. Он не сомневался, что приснив-шийся Данилка не обманывал. Ведь сообщил же он ему адрес Семёна Игнатьевича. А раньше, ещё в школьные годы сколько всего сбывалось после таких снов.
  Очень хотелось есть, несмотря на то, что неплохо поужинали в столовой в Москве. Так как до первого трамвая ещё оставалось время, зашли в столовую, которая находилась в здании ресторана "Антей". Подкрепились. Опоздали на первый трамвай. Домой приехали в девятом часу утра.
  Сначала все четверо пошли к Роману и Борису, что-бы "показаться на глаза" своим родителям. Мать, отец, а ещё Борина жена Аня и его дочка Света долго ворчали, на них из-за того, что задержались на вокзале.
  - Могли хотя ба позвонить с телефона-автомата, - сказала Аня.
  - Могли позвонить, - поддакнула Света.
  - Извини, Аня, - оправдывался Борис, - не по-думали об этом.
  Мама говорит:
  - А не подумали, что мы волнуемся? Вдруг что случилось?
  - Да что может случиться? - сказал Роман.
  - Да мало ли. Вон, к Рыбаковым приходили какие-то. Кстати, пытались узнать наш адрес. До драки дошло. Хорошо хоть Саша приёмами владеет, а то неизвестно, что было бы.
  - Когда приходили? - спросил Роман.
  - Да вчера только. Трое или четверо их было. Он их всех спустил с лестницы. Одному даже скорую вызывали.
  - Я к нему, - сказал Роман и, чуть ли не бегом, отправился в первый подъезд к Рыбакову.
  Саша оказался дома один. Родители и жена с сыном Павликом, оказалось, уехали в цирк. Ну, это даже лучше. Поздоровались. Роман сразу задал вопрос о незваных гостях.
  - Рома, не бери в голову, сказал Саша. Это Шаба-нов с бандой. Больше не сунутся. Если что, я с ними ещё не так поговорю.
  - Шабанов?!
  - Да, Шабанов. Криминальный авторитет.
  - Саша, он меня ищет.
  - Да, они о тебе спрашивали. Но не бойся. Вряд ли найдут. Кстати, ты не знаешь, что им от тебя нужно?
  Роман рассказал Рыбакову о событиях тридцатилет-ней давности. Рассказал всё. Рассказал и о кошмаре на кладбище, и о вещем сне. Выслушав это, Саша сказал:
  - Странное что-то во всей этой истории с вашим Данилкой. Кому другому я бы не поверил.
  - Я тоже не поверил бы, если бы это происходило не со мной.
  - А что за шарик? - поинтересовался Саша.
  - Вот, смотри, - сказал Роман и, вынув из кармана шарик, протянул его Рыбакову.
  - Тяжелый, - сказал Саша, потом добавил, - тёп-лый, будто живой. Будто даже чувствует, что я его держу.
  - Да, я тоже это заметил, - сказал Роман, убирая шарик в карман.
  - Ты знаешь, Рома, - сказал Рыбаков, - шарик шариком, но будь всё-таки осторожней.
  ***
  Встреча с бандитами произошла у Романа на сле-дующий после приезда день. Он пошёл в магазин за про-дуктами. Погода была так себе. Сыро, временами моро-сил мелкий дождь. Это несмотря на то, что по прогнозу погоды день должен был быть солнечным и жарким. Ро-ман вышел на проспект Кирова, и повернув налево, на-правился к гастроному, но...
  Одни вышли из арки дома номер четыре, другие подбежали со стороны автозаводского стадиона. Их было человек пятнадцать, если не больше. Они окружили Ро-мана, не обращая внимания на прохожих, некоторые из которых побежали в сторону отделения милиции.
  Внутрь образованного кольца вошёл ОН. Постарел тот дядька, но Роман его узнал. Узнал по наглой надмен-ной физиономии.
  - Ну что, узнал? - спросил Шабанов.
  - Узнал. Что тебе нужно? - стараясь оставаться спокойным ответил Роман.
  - А поквитаться надо.
  - Да? И за что же?
  - Ага, забыл, значит. А я вот по твоей милости уго-дил в колонию на пятнадцать лет. А потом ещё на десять.
  - Не по моей, а по своей милости. Ты бандит, а бандиту место в тюрьме. Ну-ка, расступитесь. Некогда мне с вами выяснять отношения.
  Стараясь, чтобы бандиты не заметили, Роман, будто просто так, опустил руку в карман. Нет, заметили. Шаба-нов орёт:
  - Вынь руку из кармана!
  - Это ещё зачем?
  - Я что тебе сказал?!
  Но Роман уже нащупал в кармане шарик. На этот раз шарик был не просто тёплым, а горячим. Роман вынул шарик. Говорит:
  - Ты на меня не тыкай! Ну-ка! Разошлись по-хорошему!
  Шабанов взбесился от такой "наглости". Орёт своим:
  - Братва! Мочи его!
  "Братва" успела сделать полшага, максимум шаг. Роман выпустил из рук шарик. Шарик не упал, а завис в воздухе, а потом... Шарик превратился в огненный шар. Потом были бегущие к бандитам милиционеры и...до боли знакомый Данилкин голос:
  - Эй, бандюга, Помнишь, я как-то обещал отпра-вить тебя в пекло? Вот и не обессудь. Отправляётесь туда все.
  Огненный вихрь, падающие деревья, гром, молнии, затягиваемые в возникшую в воздухе воронку бандиты. Крики, мольба о пощаде, остановившиеся от неожидан-ности милиционеры. Всё закончилось быстро. Встали на свои места вывернутые с корнем деревья. Пешеходы продолжили свой путь, забыв видимо, что только что происходило. Растерявшиеся милиционеры, забывшие, зачем оказались на проспекте. Голос Данилки:
  - Вот и всё Рома. Я израсходовал последнюю пор-цию своего сознания, которая хранилась в этом шарике. Через две... нет уже через полторы минуту моё сознание умрёт окончательно. Отдохну, наконец по-настоящему за оставшиеся шестьдесят восемь лет. Понимаешь, устал я. А тебе, если не знаешь, ничего больше не грозит.
  Всё. Голос Данилки пропал. Роман пытался загово-рить с ним, но всё было бесполезно. Только прохожие смотрели на него как на сумасшедшего и обходили сто-ронкой.
  После этого случая Роман больше не слышал Данилкиного голоса...
  ************************************************************
  
  Часть четвёртая. Сто лет спустя
  
  Глава 1. Странные события во дворе
  
  Две тысячи сорок пятый год, седьмое мая, воскресе-нье. Роман Васильевич Гусев проснулся поздно. Борис с правнучками Настенькой и Катей видимо ещё спали у себя в комнате. Роман Васильевич поглядел на часы: "Ну и засони. Десять часов почти, а они всё спят".
  Роман встал, прошёл на кухню, выглянул в окно. Во дворе в песочнице около нашего подъезда копались ма-лыши. Около первого подъезда спиной к нему сидели на лавке Иван и Галина Овсянниковы с новорождённым внуком. "Ну и новорождённый, - подумал ещё Роман Васильевич, - неделя отроду, а сидит на лавке сам по себе. Так же не бывает".
  Лет двадцать назад Овсянниковы переехали в их дом, в четвёртую квартиру. С дочкой, которая потом вы-шла замуж за космолётчика-испытателя Егора Злодюки-на. Егор, когда женился, сменил фамилию на фамилию жены. Он тоже стал Овсянниковым. Правильно сделал. Фамилия Злодюкин ему никак не подходила. Добрее Егора в этом доме никого, пожалуй, не было. Вообще, странно. Откуда только берутся такие фамилии?
  На странные мысли наводила эта семья. Нет, не то чтобы они были странными, а из-за фамилии. Это пото-му, что и фамилия умершего сто лет назад Данилки тоже была Овсянников. Совпадение? Мало ли на свете людей с одинаковыми фамилиями? Но ведь Данилка говорил как-то, что в четвёртую квартиру приедут жить его будущие бабушка и дедушка. Это совпадение и обещание Данилки встретиться с Романом через сто лет не давала покоя.
  Роман отошёл от окна, подошёл к холодильнику, за-глянул в него. В холодильнике было пусто. "Надо идти в магазин", - решил Роман. Он быстро собрался, вышел из квартиры, быстро сбежал вниз по лестнице, и вышел во двор.
  Когда он проходил мимо первого подъезда, Овсян-никовы всё ещё сидели на скамейке. Новорождённый не просто сидел на лавке без посторонней помощи, а... чи-тал, или делал вид, что читает книгу.
  Рядом с Овсянниковыми стоял я - Сашка Мереж-кин, мой младший брат Витька и ещё двое друзей. Мет-рах в трёх стояла перепуганная Марья Павловна из пер-вого подъезда и её муженёк - дворник дядя Федя. Марьпална - так её называет ребятня - стоит и, глядя на младенца, испуганно крестится, повторяя "свят-свят-свят, свят-свят-свят..."
  Роман Васильевич, проходя мимо этих двух сканда-листов и пакостников, даже плюнул от омерзения. Стои-ло ему свернуть за угол дома, как Марьпална с Фёдором догнали его, и Марьпална начала орать:
  - Ах ты, супостат анчихриставай! Мала таво, шты ужо чужой век жавёшь, дык яшо и пляваться вздумал!
  - Отстань, - ответил ей Роман Васильевич. - Скажи спасибо, что не в тебя плюнул.
  - Чаго?! - пьяным голосом заорал дворник. - Да я тобя сичас зашабу.
  - Иди, а то я сам тебя зашибу, - пригрозил Роман дворнику и пошёл дальше, стараясь не слушать грязную ругань позади себя.
  Возвращаясь с продуктами из магазина, он увидел идущую к первому подъезду старуху в чёрной мантии с капюшоном, несущую на плече косу. Лицо у старухи бы-ло похоже на череп, обтянутый сине-зелёной кожей.
  "Что за чертовщина? - подумал Роман. Сон, что ли?" Следом за старухой бежал я с друзьями. Старуха подошла к подъезду, встала напротив Овсянниковых и произнесла:
  - Вот и всё, щенок! Тебе конец! Теперь ты не смо-жешь причинить никакого вреда Тартанару! Иван и Га-лина Овсянниковы побледнели от испуга, а младенец, отложив книжку и... спрыгнув со скамейки, произнёс чисто, хоть и младенческим голосом:
  - Это тебе, Танат, конец, если не знаешь.
  Резануло по ушам это его "если не знаешь". "Точно, сон" - подумал Роман Васильевич, а тут ещё прямо из воздуха возник человек явно арабской внешности, в рас-шитом золотом халате, с чалмой на голове.
  - Стоять, Танат! - грозно произнёс он.
  Старуха испуганно остановилась, а малыш говорит арабу:
  - Не надо, Аладдин Хасанович! Она моя!
  После этих слов какая-то сила отодвинула "араба" с пути младенца. Младенец, неуклюже ступая своими крошечными ножками, пошёл прямо к старухе, протянул в её сторону крошечные ручонки и пролепетал что-то не-понятное. Старуха в ужасе попятилась назад.
  - Не туда! В Тартанар! - грозно крикнул младе-нец, и... старуха исчезла, а воздухе появился запах озона.
  Малыш повернулся к Роману. Говорит ему:
  - Рома, ещё рано.
  И... Роман Васильевич проснулся.
  "Вот чёрт! Приснится же такое!". Роман Васильевич встал, прошёл на кухню, посмотрел в окно. На скамейке около первого подъезда сидели Иван и Галина Овсянни-ковы. Внука с ними не было, зато был какой-то маль-чишка лет десяти или одиннадцати со светло-русыми во-лосами и... араб. Мальчишка сидел спиной к Роману Ва-сильевичу, но до боли напоминал умершего сто лет назад Данилку Овсянникова.
  "Что такое, что происходит?" - пронеслось в голо-ве. Роман Васильевич отошёл от окна: "Ладно, разберусь. Надо идти за продуктами. На всякий случай, он подошёл к холодильнику, открыл его... в холодильнике лежали продукты, которые он купил во сне.
  Роман Васильевич снова выглянул в окно. Картина та же: Овсянниковы, мальчишка, араб. К подъезду подо-шла Марьпална с муженьком. Марьпална что-то сказала, проходя мимо Овсянниковых, Фёдор кивнул и тоже что-то сказал. Араб встал со скамейки и... Марьпална с Фё-дором куда-то исчезли. От подъезда убежали и скрылись за углом дома две огромных свиньи. Огненная надпись перед глазами "Рома, ещё рано". И... Роман Васильевич снова проснулся.
  Не понимая, что происходит, Роман Васильевич бросился на кухню, посмотрел в окно... В песочнице снова капались малыши. Около первого подъезда никого не было. Роман Васильевич вернулся в комнату, посмот-рел на часы. На часах было уже почти двенадцать.
  Роман подошёл и постучал в дверь комнаты Бориса. Никто не ответил. Тогда он открыл дверь и заглянул туда. В комнате было пусто. "Значит это не они, а я засоня, - подумал про себя Роман Васильевич, но вдруг вспомнил, - продукты!" Он бросился к холодильнику, заглянул в него... - продукты, были на месте.
  
  Глава 2. Встреча в школе
  
  Пятнадцатое мая, понедельник. Учитель ИЗО Роман Васильевич проснулся рано. Борис был уже на работе. До урока Роману Васильевичу было ещё время. Он должен проводить его в шестом "А" после десяти утра. Роман Васильевич решил ещё поспать, но заснуть не смог. Он поднялся, вышел на кухню. Решил позавтракать, но есть тоже почему-то не хотелось. Решил, что перекусит в школьном буфете.
  Одному оставаться дома было невмоготу, поэтому быстро собравшись, Роман Васильевич отправился в школу. Когда он появился в учительской, там были уже все учителя. Поздоровались, и учителя быстро разошлись по классам. В учительскую заглянул директор школы Павел Павлович. Увидев Романа Васильевича, он тоже зашёл в учительскую, поздоровался.
  - Что-то вы сегодня раненько, Роман Васильевич, - сказал Пал Палыч.
  Именно "Пал Палыч" а не "Павел Павлович" Так обращались к директору и ученики, и педагоги, потому что так легче произносилось. А ещё школьники придума-ли директору прозвище - две палочки. О прозвище Ро-ман Васильевич узнал, однажды, от самого же директора.
  - Не спится, Пал Палыч, - объяснил Роман Ва-сильевич.
  - Что так?
  - Не знаю. Тревожно почему-то. Хотя... бессонница в моём возрасте - это нормальное явление.
  - Ну, вы скажете тоже. Уж не вам говорить про возраст? Мне вот всего пятьдесят один, но вы, в свои сто одиннадцать, выглядите на много моложе. Даже больше скажу: больше тридцати вам не дашь. Честно признаюсь, что я вам даже завидую. Вы, к тому же, известный ху-дожник.
   - Больше тридцати не дашь... - задумчиво повто-рил Роман Васильевич. - А знаете, Пал Палыч, мне один мой друг, когда я жил в детском доме, пророчил долго-жительство. Даже бессмертие.
  - Ну что ж. Может быть, ваш друг оказался проро-ком?
  - Да, пророк. Даже более того. Я никому из посто-ронних не рассказывал, потому что просто не поверили бы. Тот парнишка всё знал наперёд. Утверждал, что он маг, что попал в сорок третий год из будущего... Я не и сам не поверил бы, если не видел чудеса собственными глазами.
  - А знаете, Роман Васильевич, я теперь в любое чу-до поверю. Появился в нашей школе новенький. Неделю назад появился. Так я за эту неделю таких чудес насмот-релся. Он даже хулигана Шабанова с его прихвостнями прямо при мне выдрессировал. Не поверите, но он к ним даже не прикасался, а они летали по полу по второму этажу.
  - Мне это уже знакомо... - тихо проговорил Ро-ман Васильевич. - Тот мой друг точно так же воспитал одного гада.
  - Да, раньше я не поверил бы в такое, а теперь знаю, что такое возможно.
  - Я ещё и не такое видел, Пал Палыч. Тот паренёк менял погоду. Это чтобы мы поверили, что он маг. Пред-ставляете? На улице теплынь, а он раз и вызвал снегопад, а через минуту снова вернул прежнюю погоду.
  - Вот так, а говорят, что чудес не бывает, - сказал директор.
  - Вот и я раньше не верил в чудеса. Вы не пред-ставляете, как его жаль. Мне-то он напророчил долголе-тие, а сам...
  - А что такое? Что случилось?
  - Да, случилось. Он умер на следующий день после того, как я покинул детский дом. Ему даже одиннадцати лет не исполнилось.
  - Да. Печально. Много горя на Земле.
  - Много, - согласился с директором Роман Ва-сильевич. - А знаете, я иногда сомневаюсь, что он умер по-настоящему. Я несколько раз слышал его голос. Он уже после смерти предсказывал события, которые потом происходили. Он таким образом помог мне избежать многих бед.
  - А кстати, вы не один такой на Земле, - сказал Пал Палыч. - О Луганове слышали?
  - Ну кто же о нём не слышал. Я его даже знаю. Это бывший директор нашего детского дома.
  - Вон оно как! - удивился директор.
  - Да, вот такие дела. Я ведь и братья были тогда с ним. Вот и братья после того случая перестали стареть. Опять его работа. Пошли на кладбище, на его могилу. Точнее, на то место, где была могила, которая исчезла в тот же год, когда он умер. Снова его голос. Мы даже раз-говаривали с ним. Он сказал, что зарядит нас... Ну, то есть всех, кроме меня, энергией. Потом начался кошмар. Всех будто током ударило, потом из земли пошёл дым, обуглилась трава... Бежали мы оттуда сломя голову. Вот после этого Вячеслав Дементьевич с стал молодеть.
  - Да, дела, - сказал Пал Палыч. - И правда, не поймёшь, умер ли он по-настоящему...
  - Вы знает, Пал Палыч, я до сих пор не могу забыть его голос, его улыбку. Знал, что умрёт через три дня, а весёлый был, смеялся. Он когда улыбался, казалось, что это солнышко. Светленький такой, волосы светлые, глаза голубые, весёлые...
  - А знаете, Роман Васильевич, вы так точно описа-ли нашего нового ученика. Того, о котором я рассказы-вал.
  - Правда?
  - Да, правда. Есть теперь у нас в школе такое "сол-нышко". Ученик четвёртого класса "а". Овсянников Да-нил.
  Услышанное было для Романа Васильевича как вспышка молнии, как удар током, как... Нет, это не вы-разить словами. Роман Васильевич даже встал со стула. "Нет, не может быть, - говорил рассудок, здравый смысл. - Это просто совпадение. Можно найти много людей с такой фамилией и с таким именем".
  
  - Роман Васильевич, что с вами? - испуганно спросил Пал Палыч. - Что случилось?
  - Как вы сказали его имя?! - спросил Роман Ва-сильевич, ещё не веря услышанному.
  - Данил Овсянников, - повторил директор. - Что вас так встревожило?
  - И того звали так же... Он тогда, перед смертью, сказал мне, что мы встретимся через сто лет. А ещё раньше утверждал, что он из будущего. Как раз сто лет и прошло. Нет, не может быть. Это просто нелепое, неве-роятное совпадение.
  Директор в растерянности поднялся со стула.
  - Неужели... - проговорил он в полголоса и за-молчал на пару-тройку секунд, потом говорит:
  - Роман Васильевич, я такого насмотрелся за эту неделю, что поверю во всё что угодно. После вашего рас-сказа я уверен, что это он.
  ***
  Прозвенел звонок на перемену, Пал Палыч встал со стула. Говорит:
  - Роман Васильевич, идёмте скорее. Хотя бы взглянете на этого Данилку. Чудеса иногда случаются.
   есть у меня смутное предчувствие...
  - Что ж, идёмте, - сказал Роман Васильевич, - и отправился вместе с директором на второй этаж.
  Быстро поднялись по ступенькам. Там, в школьном коридоре, как и всегда на перемене, творилась кутерьма. Ну не могут ребята во время перемены тихо сидеть в классах или чинно, по-стариковски, прогуливаться по ко-ридорам.
  Директор спросил учеников:
  - Ребята, где Данилка?
  Подошла конопатая рыжая девчонка. Ну, это Ленка Мартынова из нашего класса. Говорит:
  - Пал Палыч, Данилка ждёт вас и Романа Василье-вича на спортивной площадке.
  У Романа Васильевича снова появилось тревожное чувство, а директор говорит:
  - Роман, идёмте скорее туда! Я теперь уверен, что это он!
  Быстро, почти бегом, спустились по лестнице. Вы-шли во двор... Вот оно - предчувствие... Но ведь этого не могло быть.
  Мальчишка стоял спиной к ним, но даже со спины он был до нереальности похож на Данилку Овсянникова из далёкого Ромкиного послевоенного детства. Ростом он, правда, казался ниже, но Роман Васильевич понял, что на самом деле он сам стал выше. И всё-таки...
  "Нет, это просто сходство, - пытался внушить себе Роман Васильевич. - Стоп! А имя и фамилия тоже слу-чайно совпали? А обо мне как он узнал?"
  Мальчишка повернулся к Роману Васильевичу ли-цом... Знакомая солнечная улыбка, знакомый из далёкого прошлого голос:
  - Здравствуйте, Роман Васильевич. Вот мы и встре-тились. Я ведь обещал, что мы встретимся через сто лет?
  Данилка, улыбаясь, подошёл к Роману Васильевичу.
  - Здравствуй, Данилка, - сказал Роман Василье-вич, пытаясь скрыть выступившие слёзы. - Не могу по-верить, что это происходит на самом деле.
  - Это, если не знаете, происходит на самом деле.
  Вот и это его знакомое "если не знаете". В точности, как раньше, как сто лет назад.
  - А я тебе тогда не поверил, - сказал Роман Ва-сильевич.
  - Напрасно не поверил... то есть не поверили, - ответил Данилка.
  - Данилка, прошу тебя, называй меня как раньше, на "ты", Ромой.
  - Хорошо. Но в школе я всё равно буду называть тебя Романом Васильевичем.
  - Договорились.
  Директор, молча, стоял рядом. По его лицу не было заметно, что он удивлён. Ну, может быть, он и был удив-лён, но самую малость. Видимо, чудес он за эту неделю и правда уже насмотрелся.
  Но... через пару минут директор удивился по-настоящему. Это когда из-за крыши школы вылетел и приземлился на спортивную площадку авиапед, приво-димый в движение оленем. С передней площадки авиа-педа сошла стройная девушка. Роман Васильевич сразу узнал её. Это была она, Зафира, повзрослевшая, но так же, как и Роман Васильевич, не состарившаяся. Те же черты лица, те же собранные назад и перевязанные красной лентой волосы. Она подошла и сказала:
  - Здравствуй Роман. Я так рада снова тебя видеть.
  - И я рад тебе, Зафира, - ответил Роман Василье-вич.
  - Знаешь, Роман, я так по тебе скучала. Мне тебя очень не хватало.
  - Зафира, и мне тебя не хватало, - сказал Роман Васильевич. - Тебя и Данилки.
  - Ну что ж, Рома, теперь мы уже не расстанемся надолго.
  - Но почему же тогда, сто лет назад, мы расстались так надолго? Почему ты больше не прилетала?
  -Так велел Данилка.
  - Но почему?!
  - Не знаю, но он не велел мне встречаться с тобой, пока он не родится.
  - Ну ладно, пусть так, хоть я и не понимаю много-го. Но ведь он родился больше десяти лет назад. Почему же мы не могли встретиться уже тогда?
  Данилка, который во время этого разговора стоял молча и ехидно улыбаясь, возразил:
  - Ты Рома, ошибаешься. Я родился чуть больше двух недель назад, а седьмого числа ты меня видел около нашего подъезда. Ты пошёл тогда в магазин, а я сидел на скамейке и читал книгу про Карлсона. За тобой ещё Марьпална с муженьком побежала.
  - Так это был ты?!
  - Ага. Я.
  - Но... я не понимаю... На скамейке сидел младе-нец, а теперь...
  - Рома, я же ещё в детском доме говорил, что ро-жусь позже, чем должен. Вот потому и младенец.
  - Но так не бывает... Тебе же сейчас лет одинна-дцать.
  - Ага. Пятого июня будет одиннадцать. Так поло-жено по неизменённой истории.
  - Но как? Седьмого числа - младенец, пятнадца-того одиннадцать лет.
  - Не пятнадцатого, а того же седьмого. Я маг, или не маг? Я сразу мог бы это сделать, но ждал, когда явится Танат.
  - Что ещё за Танат? - не понял Роман Васильевич.
  - Ты её видел, когда шёл из магазина. Ну, та тётка с косой. Её ещё Смертью называют. Пришла, стала передо мной права качать. Типа я жить не имею права, потому что тартанарцам этого не хочется. Вот и докаркалась. Отправил я её назад в Тартанар. Там до сих пор всё горит.
  - Горит?!
  - Ага, горит. Зря я, что ли заклинание сказал.
  - Нет, не понимаю.
  - А зачем тебе это надо? Понимать. Главное, мы встретились, как я и обещал.
  - Я не про то, - сказал Роман Васильевич. - Я не понимаю, как будучи новорождённым, ты смог всё это сделать.
  - Мог, Рома. Я же сохранил память о предыдущей жизни. Понимаешь, я родился уже с Великим Знанием.
  - Ну хорошо, пусть так, - сказал Роман Василье-вич, - но что будет дальше? Новая петля времени, как ты это когда-то называл?
  - Следующей петли времени не будет. Я просто этого не допущу. Дальше будет лучше, чем ты можешь себе представить.
  Зафира спрашивает у Данилки:
  - Данилка, портал на планету Рай уже достроили?
  - Достроили, Зафира, - ответил Данилка. - Скоро мы с Ромой, Васей, Колей и борей отправляемся туда за его папой и мамой и вообще за всеми, кого он знал.
  - Тогда я тоже с вами, - сказала Зафира.
  - Не понял... - сказал Роман Васильевич. - На какую планету? За кем за всеми? Они же давно умерли.
  - Да, давно, - сказал Данилка, - но и у меня дав-но был кристалл.
  - Какой кристалл?
  - Рома, за два года до того как родиться я вышел за пределы Вселенной, чтобы обогнать свет. Обогнав свет, я получил информацию обо всех умерших на Земле в тече-ние последних ста двадцати лет. Всю информацию я за-писал в кристалл, а потом оживил всех их на другой пла-нете, очень похожей на Землю. Мы назвали ту планету, планетой Рай.
  - Перед тем как родился?! Как можно куда-то вый-ти, не родившись?!
  - Рома, а как же тогда не родившись я столько раз помогал тебе?
  - Не знаю, - признался Роман Васильевич.
  - Ну и не думай об этом, - сказал Данилка. - Ты многого не поймёшь. Главное, скоро встретишь и папу, и маму... да вообще всех. А я очень хочу встретить Сашу Рыбакова. Он теперь и мой друг.
  - Саша умер, не дожив до шестидесяти, - сказал Роман Васильевич.
  - Знаю, - ответил Данилка.
  - А как он может быть твоим другом? - спросил Роман Васильевич. - Откуда ты его знаешь? Когда ус-пел подружиться?
  - Успел, Рома. Мы подружились Когда он держал меня в своей ладони.
  - Не понял... - сказал Роман Васильевич. В каком это смысле держал в ладони.
  - Не удивляйся, - ответил Данилка. - Это было, перед тем, как я отправил Бабаева с его бандой на Плане-ту Злодеев. Я был тогда тем самым шариком. Только хо-роший и добрый человек смог бы почувствовать, что ша-рик живой, и он это почувствовал.
  - Так шарик, это был ты?! - удивился Роман Ва-сильевич.
  - Да, можно сказать, что это был я. В шарике были остатки моего сознания.
  - Данилка, а когда ты собираешься отправиться на планету Рай.
  - Когда закончится учебный год. В июне. А в вос-кресенье надо будет наведаться к Вячеславу Дементьеви-чу. Понимаешь, он ведь остался совсем один. Ни родст-венников, ни старых друзей у него не осталось. Даже не осталось тех воспитанников детского дома, которые были там вместе с нами. Представляешь, как он будет рад, когда увидит нас. А когда встретится со своими родите-лями, с воспитателями и учителями детского дома, со старыми воспитанниками, представляешь, как он будет рад?
  - Представляю. Я тоже буду рад, если всё это прав-да.
  - Это, если не знаешь, правда.
  В разговор вступил Пал Палыч, который до этого слушал всё это молча:
  - Роман Васильевич, Данилка знает, что говорит. Я всего неделю его знаю, но верю ему как самому себе. Так что не сомневайтесь.
  - Ага, всё это правда, - подтвердила Зафира. - А ещё правда и то, что мы с тобой теперь всегда будем вместе. Расстанемся только до воскресенья, а потом уже не расстанемся никогда. Как ты на это смотришь?
  - Положительно смотрю, Зафира. Ведь мы с тобой ровесники.
  - Ну, тогда до воскресенья.
  - До воскресенья, - ответил Роман Васильевич.
   Зафира позвала оленя, который разгуливал около школьного забора, уселась на площадке авиапеда и, по-махав рукой, улетела в своё загадочное "другое про-странство". В этот раз улетела ненадолго.
  Роман Васильевич, Данилка и Пал Палыч отправи-лись в школу. Роман Васильевич пошёл в учительскую, а директор проводил Данилку в класс, чтобы сказать учи-телю, что Данилка задержался по важному делу. И это было правдой - по важному.
  ************************************************************
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"