Аннотация: "И ты все равно бежишь, хотя нет уже ни сил, ни желания. Бежишь дальше..."
Марафон
Огромный снежный ком неумолимо настигал его. Уже не хватало ни сил, ни дыхания, ни даже желания бежать дальше. Куда, зачем?.. Ледяные волны захлестнули его, накрыли собой, вовлекли в свой странный танец, стремясь заползти, проникнуть в малейшую щелочку на его теле. Он таял в этом ледяном пламене, не в силах противостоять ему, становился все меньше и меньше. Лед затягивал в себя целиком, не оставляя надежды даже шевельнуться, крикнуть или хотя бы что-то почувствовать...
И ничего, совсем ничего...
Он вдруг очнулся. Что?.. Что это было? Казалось, он что-то понял, каким-то образом узнал что-то неимоверно важное для себя из своего тающего виденья, вот только не успел зафиксировать... не успел запомнить это "что-то". Странный образ покинул его, но чувство холода осталось. Холодный липкий пот крупными противными каплями проступил по всему телу. Он передернул плечами и поднял глаза. Реальность снова вернулась к нему, выдернутому из утреннего сна, но что-то необычное присутствовало, точно видение все еще находилось где-то рядом, где-то совсем неподалеку. Он словно обрел возможность видеть и чувствовать нечто, недоступное ранее.
Он видел Ее. Как он не видел этого ранее?.. Или все-таки видел когда-то, но очень, очень давно? Уже и не помнил когда и при каких обстоятельствах. Она - казалось, сама гармония, что явила себя миру словно по мановению волшебной палочки, неожиданно, непостижимо, пронзившая пространство и время вокруг себя своим мягким проникновенным светом. Эти движения, преисполненные внутреннего благородства и изящества, гибкости и кипучей энергии, которая словно фонтаном била из ее стройного притягательного тела. О, это тело! Как оно манило к себе, оставаясь в то же время величественным и недоступным. Своими простыми, мягкими и столь грациозными линиями оно вызывало бурю желания в его груди и, одновременно, завораживало, восхищало своей страшной, почти идеальной, нечеловеческой красотой, пробуждающей лучшие порывы потрепанного черствого сердца. Тонкие черты лица, необыкновенная улыбка, плавные движения бедер, высокая грудь, мягко плещущаяся в обворожительно скромном разрезе платья - все это вместе и по отдельности вызывало в его душе какие-то бесконечно приятные ассоциации, порождало ощущение прекрасного. Она как будто парило в воздухе, насыщая все окружающее пространство своим ни с чем не сравнимым, почти неуловимым, сладостным ароматом, сводящим его с ума. Он задыхался от радости, счастья, захватывающего его целиком; ибо только он и никто другой может лицезреть такое чудо, больше напоминающее волшебную мечту, принцессу из сказочной страны, нежели реальную женщину. Но она была совсем рядом, он видел, чувствовал, обонял ее... и это было прекрасно. Прекрасней всего, что он когда-либо знал и ощущал в этом мире. Эйфория проникла в каждую клеточку его тела, сознания.
Счастье было жгучим, невыносимым. И это не прекращалось, нет, оно шло по нарастающей, все сильнее и сильнее, превращая его в ничто. Он корчился, он таял и исчезал, не в силах вынести всю глубину своего счастья. Это надо прекратить, прекратить немедленно!.. Он не мог, не мог больше выносить эту чудесную, нечеловеческую пытку... Но выход был.
(Все слишком хорошо, а ведь так не бывает, не может и не должно быть. Человек - есть жалкая тварь, вечный удел которой - страдание. Так порешили боги. И не пристало жалкой твари оспаривать решение Творцов)
И тогда его правая рука сама скользнула под кровать и легла на твердое и холодное древко топора. Больше не думая, не ожидая чего-то и не сомневаясь, он встал и шагнул навстречу. Навстречу Ей.
...В это утро Надя, как обычно, хозяйничала на кухне, пытаясь быстро и умело справиться с непомерным обилием кастрюль, кружек, тарелок, вилок и продуктов. Как всегда не хватало немного времени, но все же завтрак был почти готов. Главное искусство женщины - всегда оставаться женщиной и творить невозможное, не подвело ее и на сей раз. Пора уже и на работу... а то Степанов будет, как обычно, язвить. Ни к чему ей тратить лишние нервные клетки.
"Иду", - послышался знакомый до боли голос, и вслед за ним в дверь протиснулось тело мужа, который зачем-то держал в руке новенький топор.
"Смотри, что я вчера на рынке купил", - пояснил он, поворачивая древко в разные стороны, от чего по потолку быстро заскользили блики от лезвия. - "В хозяйстве, думаю, пригодиться..."
"Ну вот, опять ты за свое!.." - всплеснула она руками. - "Сколько можно тянуть в дом бесполезные вещи?! То вот ту бандуру приволок, до сих пор в коридоре стоит, всем мешает, то прибор какой-то неработающий... Ну вот скажи, зачем в хозяйстве топор?!.."
"Не знаю", - с какой-то странной улыбкой сказал муж, - "но, думал, может пригодиться..."
"Индюк тоже думал", - воскликнула она с обвинительной интонаций. - "а суп - остыл!.. Ох, нет у меня на тебя сил и времени... Все, я на работу..."
Надежда ушла, а муж в одиночестве стал медленно серпать ложкой холодный суп. Рядом на полу, поблескивая наточенным лезвием, лежал топор. Утро прошло, и время видений тоже, надолго, но не навсегда.
А жизнь стремительно покатила своим чередом. Работа, бесчисленные разговоры, долгие поездки, суета сует и огненный утешитель над головами. Покатила, словно огромный снежный ком, от которого уже нет ни сил, ни дыхания, ни даже желания бежать. Но ты все равно бежишь. БЕЖИШЬ ДАЛЬШЕ...