Огненный Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Последнее чудо Иисуса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прежде всего, хотел бы оговориться в маленьком предисловии, что в никоей степени не желал задеть чувства верующих, которые глубоко уважаю. Я сам верю, что есть что-то или кто-то, имеющий высшую власть над этим миром, видящий(ее) нас, иногда способный (способное?..) помочь, откликнуться... Просто моя вера не столь детализованна и тверда. По-моему, нам здорово не хватает знания, понимания основ этого мира. А, может быть, и чувства?.. Как бы то ни было, мое произведения, это всего лишь одна из версий, не более того, к тому же, написанная относительно давно. Может быть, оно и было так, а, возможно и вероятно - совсем иначе. Удел человека - думать, анализировать, искать истину в своем сердце и окружающем его мире...

ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО ИИСУСА

  -- Так что ты об этом думаешь, мой дорогой Иуда? - насмешливо улыбаясь, сказал Иисус, оправляя края белоснежного хитона, облегающего его тело. Его борода, контрастирующая с нарядом, придавала суровый и торжественный вид. Глаза Иисуса сияли.
  -- Совсем неплохо. - Иуда сдержанно улыбнулся в ответ, оценивающе измеряя Иисуса с головы до ног. - Я думаю, народу понравится. Только маленькая деталь: постарайся меньше дергать плечами, когда будешь говорить. А то подол будет вверх-вниз.
  -- Когда я буду говорить, - Иисус звучно выделил "я", - никто даже не посмотрит ни на мои плечи, ни на мои ноги. Они утонут в моих речах, как в розовом масле, одурманятся ими и вознесутся ввысь. Так было везде, так будет и в Иерусалиме, городе царей.
  -- Надеюсь. - коротко сказал Иуда, все еще тщательно осматривая Иисуса. - Люди всюду одинаковы. Но здесь малейший промах будет нам стоить жизни. Успех укрепит нашу славу. Я все подготовил. - Все получится. Когда у нас не получалось? - Иисус шумно рассмеялся и хлопнул Иуду по плечу. - Вместе мы сила, сладить с которой невозможно. Сейчас наступают решающие дни. Все пройдет как по маслу, ручаюсь. - Я верю в нас. - твердо сказал Иуда. Иисус порывисто протянул ему руку, и Иуда сжал ее. Они посмотрели друг другу в глаза внимательным долгим взглядом старых испытанных друзей, которыми они были уже очень, очень давно. С самого детства.
   Они всегда были непохожи друг на друга. Иисус - высокий, статный, с мужественным гордым лицом, горящим взором, устремленным вдаль, редкой покладистой черной бородкой, очерчивающей строгие скулы. Иуда - ниже его на пол - головы, коренастый, с низким покатым лбом, скрывающим большой настойчивый ум, спокойными, почти холодными глазами, безбородый, с нежными изящными пальцами, на одном из которых красовался золотой перстень. Они великолепно дополняли друг друга. Там, где Иисус не брал своим жадным пламенем, Иуда добивался железным льдом рассудка. Они вместе начали это. В глубокой тайне от всех их союз произвел на свет величайший из планов, когда-либо существовавших в умах людей. Началось же все так давно...
   10-летний Иисус мастерил что-то во дворе. Мама трудилась дома, а рядом с ним весело играли соседские дети. Иисус с тихой завистью смотрел на них. Он был всего лишь сыном плотника, он должен работать, чтобы прокормить семью. Его отец, уже пожилой пьяница, впадал в продолжительные забытья, после чего долго не мог вспомнить кто он и где его родные. С ним что-то произошло сразу после рождения Иисуса, отчего его разум все реже гостевал в седой с проседью голове. Скоро Иисусу предстояло стать кормильцем семьи. Дети из богатых семей не очень-то его любили и не принимали в свою компанию. Один из них, 12-летний Симеон, сейчас беззаботно прыгал с другими мальчишками. По крыше своего дома. Слева от дома Иисуса. Отец Симеона чинил кровлю, добродушно не замечая проделок юных сорванцов. Был ясный солнечный день, редкие облака проплывали по небу с леностью соседской кошки. Кедры. Иуда тоже был там, на крыше, он был вхож в любые компании, потому что отец его был богатым чиновником, а сам - Иуда - парнем не промах, всегда умевшим придумать что-то интересное. Симеон уже в четвертый раз громко крикнул Иисусу: "Эй ты, дворняга, ты что делаешь себе новые мозги?" Симеону нравилось издеваться над Иисусом. Недавно тот пытался побить его, но Иисус убежал. Он не был силен. Но все равно Иисус не понимал, отчего Симеон и другие пытаются обидеть его, ведь он же их не трогает? Когда он подрастет, то покажет им. В этот момент что-то пребольно ударило его по щеке, под самым глазом. Это был деревянный обрубок. Еще чуть-чуть - и он бы окривел. Подняв голову, Иисус увидел, что Симеон нахально скалится на него, а другие ребята смеются, и тоже подбирают куски дерева, валяющиеся на крыше, чтобы швырнуть в него. От бессильной злости Иисусу хотелось плакать, он вскочил, посмотрел на Симеона, и...
   Что-то произошло. Будто молния сверкнула перед его взором, он зажмурился, и услышал отчаянный дикий крик Симеона. Когда он открыл глаза, то увидел, что-то лежит на земле, свалившись с крыши, а под ним расплывается ярко-красная густая лужа крови. Дети очумело смотрели вниз, а Симеон еще раз дернулся и затих. Иисус закрыл глаза и кинулся в дом. На эту сцену широко открыв любознательные серые глаза глядел сверху Иуда, единственный из них что-то уловивший и что-то понявший. Он, казалось на секунду увидел испепеляющий луч, сверкнувший от Иисуса, а затем. Затем Симеон словно застыл в воздухе, и нечто швырнуло его вниз, с силой, буквально раздавившей парня о землю. Иуда стоял, и мысль зрела в его глазах.
   Они стали друзьями вскоре после этого. Иуда первым понял Иисуса, осознал, что он может нечто, недоступное другим. И, как разумный мальчик (он был старше Иисуса на 4 года), стал задумываться о том, как это можно использовать. Много позже о своих способностях стал понимать и Иисус. К тому времени их дружба стала крепкой, как корни столетнего дерева. Они нашли друг друга - эксцентричный, талантливый мечтатель и расчетливый мыслитель, оба честолюбивые и ищущие славы. Их общий невиданный замысел они выносили и выпестовали в течение долгих трех лет закаления зрелостью.
   /... В момент этого рукопожатия Иисусу вспомнилось, что сказал ему Иуда несколько дней тому, когда въезжали в ворота Иерусалима на навьюченных ослах, встречаемые приветственными криками жителей. "...Мы стелим кругом обман, и ему не видно границ. Он сладким ядом пропитывает души людей. Мы варим брагу желаний, кидаем в котел несколько кусочков правды, несколько капель тайны, размешиваем, придаем форму - и люди получают многое, а мы еще больше, это потрясающе". "Не знаю," - ответил тогда Иисус. - "Это оправдано с людской точки зрения, но с высшей ли?.. Ведь существует нечто, давшее мне эту силу, порой, мне кажется, я чувствую его, вот еще бы мгновение, но ...Оно ускользает, оставляя меня с моими сомнениями." "Сомнения ничто по сравнению с величием задуманного нами." - спокойно возразил Иуда, подстегивая сонного осла. -"Я не верю в высшие силы, возразил Иуда. Ты разве забыл, что мы их создаем? Оглянись кругом. Люди верят тебе, а мы пожинаем плоды. Фарисеи и правители - даже они уверовали в твое высшее предназначение. Конечно, мы поливаем семена, чтобы они взошли, и порой это самая обычная вода, но что с того? Все чего мы хотели в детстве, о чем мы смели только мечтать в тиши дубрав раскрывается перед нами ослепительным полуденным солнцем. Иерусалим станет высшим мерилом нашего триумфа". "Не знаю. Не знаю..." - Иисус покачал головой /
   Иуда первым прервал рукопожатие.
  -- Как обстоят дела с Советом? _ спросил Иисус, усаживаясь за грубый деревянный стол и пододвигая свечи, Иуда присел напротив. _ Первосвященники поддержат нас. Я провел там хорошую работу. Пилат их давно уже не устраивает, он сварлив и непредсказуем. Кроме того, говорят, он неизлечимо болен, и это есть причина его смелого поведения. Им нужен кто-то более покорный. И не римлянин.
  -- Что ж, мы будем покорными. Пока. - Иисус заговорщически подмигнул. _ Впрочем, - продолжил Иуда, - лучший язык, который они понимают - это язык денег. Они признают любого Мессию, на котором можно хорошо зарабатывать. А ведь мы не бедствуем, мой Иисус? ..- Иуда, а вслед за ним и Иисус, рассмеялись...
   ... "Легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому войти в небесное Царство", - так провозглашал он на своих проповедях. И люди шли за ним, оставляя свое добро, а Иуда через своих людей продавал его и множил серебрянники. Иуда хорошо знал: ничто не исчезает бесследно, не он, так другие распорядятся чужим богатством, употребят его вовсе не такие великие цели, которые стояли перед их Союзом. Нельзя всех сделать счастливыми, но можно всем дать надежду на счастье. Поэтому люди шли за Иисусом, бросая все, и упрочая его положение и славу.
   ...Но опереться только на народ опасно и рискованно. Народ переменчив в своей милости. Иуду заключил союз с фарисеями, явно устроив с ними вражду. Он гордился этой своей идеей. Так Иисуса многие недооценивали, считая очередным безумным проповедником, не видя той реальной силы, которая шла за ним. Совершив переход через всю страну, Иисус повел за собой не только толпу, но и многих богатых и сильных людей, заинтересованных в воцарении Сына Божьего на человеческом троне. "Истинно говорю вам, последовавшие за мной когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых..." - так сказал Иисус. Двенадцать верных, преданных душой и телом Апостолов, среди которых и Иуда, неотступно следовали за Иисусом, готовые приветствовать его возвышение.
   ...Оно было уже близко.
  -- Нет, ну эта сцена с побитием торговцев в храме, это, удивительно - смеясь, проговорил Иисус. - Народ принял за чистую монету. - Еще бы! Ты бы видел, как грозно сияли твои очи! - вторя его смеху, ответил Иуда. - "Дом мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников!.." Сильно сказано, сильно. Мы щедро заплатили этим "разбойникам", чтобы ты мог называть их как угодно.
   В дверь постучали.
  -- Господи, это Петр. - раздался низкий мужественный голос. - Народ ждет.
  -- Скажи им, что я выйду, не пройдет и вечности, - ответил Иисус.
  -- Да, господи. Петр удалился.
  -- Ждет! А что я им расскажу? - горько сказал Иисус, посерьезнев. - Очередную сумятицу из красивых мыслей и чувств? Миф о бессмысленной надежде? Веришь ли мне, мой друг, я б хотел вдохнуть в них нечто большее, нечто правдивое, как истоки Евфрата. - Иисус вздохнул. - Мы делаем из обмана высокую истину. Не обернется ли она против нас самих?
  -- На, выпей. - мягко сказал Иуда, пододвигая к Иисусу кубок с вином. Тот взял и махом выпил. - Вино вкусно на язык, приятно по ощущениям, захватывает душу. Обман оно или эликсир? Не нам судить. Главное, чтобы приносило пользу. Иисус, через пару дней ты будешь правителем. У тебя будет возможность претворить свои благородные планы в дело. Всему свое время.
  -- Да, ты прав. Кстати, а что ты мне, говорил, хотел показать? - поднимаясь, спросил Иисус.
  -- Книга о тебе. - ответил Иуда, доставая из-за пазухи и протягивая ему рукопись. - Написана почти наполовину. Она сделает тебя больше чем царем, она сделает тебя Богом.
   "Завет", вслух прочел Иисус. - Хм, звучит неплохо! Ну-ка. Он небрежно открыл наугад первую попавшуюся страницу.
   "... Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими, и тогда воздаст он каждому по делам его..."
   Воздаст! .. Не знаю. Я постараюсь. Знаешь, что я тебе скажу, мой дорогой Иуда: "Врач исцели себя..."
   И посмотрев на него одним из своих удивительных взглядов, каким умел смотреть только он. Иисус вышел. Иуда спрятал рукопись. "Кажется он сам не понимает, каким опасным он может быть в порывах своего вдохновенного безумия ..." - пробормотал он себе под нос. У него была эта сила, которая делала его выше Иуды, выше всех на свете. Откуда она взялась? .. Иуда бы дорого отдал, чтобы овладеть ею, пусть за то пришлось бы отдать все его богатства.
   ... Он действительно мог исцелять людей своим прикосновением. Но далеко не всех и не всегда. Поэтому Иуда всегда подстраховывал его из 7-ми "больных" пятеро были его "подставкой". Но двоих, двоих он всегда исцелял сам, без фокусов. Пять или шесть раз ему удавалось воскресить мертвых. Иуда чуть не тронулся мозгами, глядя на это. В хорошую погоду он ходил по воде, ступая босыми стопами по ее прозрачной глади. Он мог читать мысли, но почти этим не пользовался. Разные мелкие чудеса Иисус творил легко и непринужденно: он любил дарить детям подарки, женщинам - украшения. Все они возникали из воздуха. Из ничего. А как он говорил! Казалось его языком вещают все ангелы /или демоны/ мира. Он был гениален. Но, вместе с тем, истина крылась от него. Он знал о тайне этого мира столько же, сколько и любой человек. Он был честолюбив, импульсивен и благороден. И еще он был легковерен. Иуда знал хорошо эту его слабость. Он умел обращаться с этим горячим вороным конем, никогда не знавшим, куда понесет его могучее сердце.
   И он был опасен. Иуда хорошо помнил урок Симеона. Лужа крови под распластанным на земле телом никогда не выходила у него из головы. Иисус сумасброден. Ему нельзя доверять. Когда у него появится власть, он станет неуправляем.
   Впрочем, все нити у него. Точный расчет никогда его не подводил. Именно он, Иуда из Искариота, а не Иисус, станет новым правителем Иудеи. Иуда мысленно повторил строчку из "Завета":

"И ДА СВЕРШИТСЯ ВОЛЯ ГОСПОДА!.."

   Речь Иисуса удалась. Вновь он говорил мудро, но не заумно, красиво, но без витиеватости, созидая цельные картины, захватывающие воображение. Казалось, он клеймил, благославляя, и благославлял, осыпая проклятьями. Иерусалим был покорен, как все прочие города и селения, где он побывал. Находясь рядом с ним, люди чувствовали силу и благость, исходящую от него, слова его поднимали над бренной землей, давая возможность ощутить себя чище и лучше, чем есть на самом деле. Впрочем, гораздо чаще люди вслушивались скорее в тон его голоса, в само благородное звучание, чем в смысл того, что он говорил. Иисус не отдавался своим речам целиком, без остатка, порой он был честнее, чем мог бы сам подумать...
   ... Примерно в то же время на тайном совете фарисеев происходило следующее:
  -- Думаю, все уже убедились в том, как Пилат держит свое слово, - громко произнес Иуда, с кубком в руках поднимаясь над собравшимися. Он говорил здесь уже не в первый раз, и те, знатные вельможи, унизанные украшениями, словно состоящие из них, почтительно внимали ему, Иуде из Искариота, сыну богатого, но все же не знатного чиновника. Ему это нравилось. Он говорил тихо, но слова его звучали веско, точно камни выпущенные из пращи. - Он обещал вам свободу управления, возвышение над государством, обильные доходы. Где это? Умирающая ехидна, на ходу теряющая свои гнилые зубы, хрипло хохочет над вами. Пилат все прибрал все к своим жадным рукам. Самые почтенные люди Иерусалима /Иуда склонился в уважительном поклоне/ попираются им с легкостью, сравнимой с наглостью. Не пора ли положить этому конец?
  -- Ты прав, многоуважаемый Иуда. - поднялся один из самых старейших и уважаемых фарисеев, Ксарр. Несмотря на свою козлиную бородку, его вид внушал почтение и даже страх. Темные глаза, выглядывающие из-за морщинистых впалых щек, смотрели остро и проницательно. - Мы потеряли многие из своих привилегий, освященных веками и признанных многими царями, это так. Но что ты предлагаешь нам? Не теряем ли мы больше, чем имеем? Мы ущемлены и оскорблены, но мы не безумцы. Иисус, ведь так кажется зовет его народ /Ксарр надменно улыбнулся/, он несомненно пользуется доверием толпы. А нам хорошо известно, как ведут себя такие люди, оказавшись у власти. Ведь он сам из толпы - не так ли? Он - чернь, они одной крови. Кроме того он действительно делает эти /он недовольно взмахнул рукой, и его рукав взлетел, как боевое знамя/ странные, не постижимые, дьявольские вещи.
  -- Да, мы сами видели. - позволил себе вмешаться один из фарисеев, Лахх, более молодой, с подбородком, говорящим о слабой, скромной воле. - Он творит чудеса, и только бог ведает, как ему это удается.
  -- Вот именно. - хладнокровно продолжил Ксарр, жестом усаживая Лахха. - Ты говоришь, что ручаешься за него, но этого мало. Даже если бы вся Иудея молила бы меня за этого человека, я бы тысячи раз подумал, а затем все равно отказался бы. Этот Иисус опасен.
   Небрежным жестом Ксарр вытащил серебряную монету и швырнул ее на весы, стоящие посреди стола, перед собранием. Их правая чаша чуть дрогнула. - Вот чего стоят эти заверения. Он вытащил из кармана аккуратный шерстяной мешочек, побряцывающий наполненными монетами. - А вот, что достанется победителю. - Он бросил мешочек на левую чашу, и она гулко ударилась о твердь стола, придавленная драгоценной тяжестью. - Против нас стоит Рим. И если мы не будем уверены, что победим, то не станем рисковать, нет. Мы лучше подождем.
   "Та, мы лучше подождем", - раздались несколько нестройных голосов, поддерживающих Ксарра. Фарисеи смотрели на весы и кивали головами. Ксарр умеет разложить все по полочкам. Он говорит дело.
   И в этот момент Иуда поднял руку. Тотчас воцарилась тишина. Все взоры устремились на него. Наслаждаясь минутой, Иуда потянул паузу еще немного. На его лице играла торжествующая улыбка человека, контролирующего ход событий. В это мгновение многим показалось, что он даже стал чуть выше ростом, чем обычно.
  -- Друзья. - сказал он, и его слова звучно прокатились по залу, возвратившись к произнесшему их. - Но разве говорил я вам, что Иисус есть лучший и незыблемый вариант? Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, и я сказал, что за ним идет достаточная сила, могущая сделать его царем. Но не он управляет этой силой. Ей управляю я.
   Ропот прокатился по залу и тут же затих. Иуда внутренне улыбнулся с очарованием змея-искусителя.
  -- Я есть ключ к решению ваших проблем. Я стану на место Пилата и верну с лихвой все ваши права. Иудея станет свободной. А что касается надежности моих слов, - Иуда достал из ножен короткий кривой меч и положил на правую чашу, сразу погрузившуюся вниз. - Вот мой меч и вот моя голова. - Он гордо поднял последнюю вверх.
   Молчание длилось долго, бесконечно долго, как показалось Иуде, пот выступил на его лбу, но вот чуть слышно, а затем все громче пронесся одобрительный шум.
   - А что же Иисус? Что делать с ним? - спросил Ксарр, перекрывая эти звуки. - Убить?
  -- Убить ?! - спросил Иуда и усмехнулся. - Хотел бы я посмотреть на того, кто попытается это сделать. Не забывайте, он обладает даром, а в гневе он может удесятериться. Даже я не знаю того, на что он в действительности способен. Нет, он неуязвим, но его можно обмануть, - в полной тишине сказал Иуда, снимая с левой чаши мешочек с золотом и пряча его под накидку. - Предоставьте это мне.
  -- Но как? - Еще раз спросил Ксарр. - Как ты собираешься это сделать?
  -- Мы завяжем в единый узелок обоих Иисуса и Пилата. Оба они послужат упрочению нашей силы и установлению новой власти. Рим останется в дураках. Я все продумал. За наш союз! - и Иуда высоко поднял свой кубок.
  -- За Иуду! За нового правителя Иерусалима! - раздались отдельные, а затем и общий возглас фарисеев. Многие восторженно встали, с ними и Ксарр, кивком утвердивший негласно заключенную сделку.
  -- Расплескавшееся вино ручейком текло по скатерти, похожее на кровавые сгустки.
  
  -- Ну иди родная, - сказал Иисус рослой пышногрудой девице, стоящей подле него с отстраненным видом, точно статуя. - Вам с другом нужно кое-что обсудить.
   Та молча повиновалась, уходя странным медленным шагом, словно лунатик.
   Иуда, улыбаясь, хлопнул ее по попе, на что та, впрочем, никак не отреа­гировала и спросил:
   -Нет, все-таки, как ты это делаешь?
   -Я помогаю ей все забыть, - комфортно усаживаясь, ответил Иисус.
   Его борода слегка топорщилась, скрывая веселую усмешку.
   -Когда она придет домой, то будет думать, что провела время за чтением молитв или поливанием цветов. Все чисто и гладко, а приятные ощущения сохраняются на целый день. Ничего такого, я просто делаю хорошо и себе и ей, ведь так?
   - Разумеется, - усмехнувшись, сказал Иуда. - Ей совсем ни к чему знать, что она ублажала плоть Божьего Сына. Эта вроде ничего, да?
   -Как тебе сказать уже серьезно сказал Иисус. - Телом, но не сердцем.
   Я мужчина и мне как-то нужно решать свои проблемы, и все же не по себе от этого. Я развращаю их.
   -Чушь. - презрительно сказал Иуда, потерев подбородок. Женщины созданы для удовольствия по своей природе, это так же естественно, как утренний восход солнца. Ты даешь им то, чего они заслуживают - обман и... удовольствие. Именно этого требует их натура. Но скажи мне одно: зачем ты поиздевался над бедной Магдалиной? - Как это? - удивился Иисус. - Мария единственная, к кому я отнесся по-человечески. Даже не знаю почему, она просто приглянулась мне. Мне кажется, она внутри какая-то особенной, внутри ее горит пламя, и оно не жжется... Иисус непроизвольно вытянул вперед руки... Я люблю разговаривать с ней, она словно греет мою душу...
   Ты понимаешь меня? - Иисус задумчиво посмотрел на Иуду, в его глазах а сияло голубое небо и плавали барашки нежных кудрявых облаков. Иуда внутренне содрогнулся. Этот человек обвораживал, несмотря ни на что.
   -Это ты сделал ее такой, - громко заговорил он, заглушая угрызения совести, скребущие его горло, - Она шлюха, и была такой, пока не появился ты и не превратил ее в юродивую. Она теперь не зарабатывает деньги; а раздает их бедным. На нее страшно взглянуть: раньше она была озорная, не лезла за словом в карман, энергичная, в постели... ничего - Иуда хмыкнул и сглотнул комок. - А сейчас она вместо задницы готова подставить молитвенник, а вместо слов она точно окунает тебя взглядом в кисель - не выплыть, не проглотить. Да над ней весь народ смеется!
   Лицо Иисуса стало похожим на лицо обиженного ребенка.
   -Пусть смеются. Они не понимают, и ты тоже. Я и сам не понимаю. И все же...- он вздохнул и глаза его потемнели, - когда-нибудь я пойму это и подарю людям. Всем. Это будет по-настоящему царский подарок. - Его улыбка, казалось, осветила пространство вокруг. - Кстати, как там наши дела?
   "О,"- горько подумал Иуда, - " ты вспомнил о делах..." -Осталось совсем немного. - сказал он, пытаясь не выдать сарказма, - - Все идет по плану. Через несколько дней ты будешь правителем.
   -Что ж, - снова вздохнув, сказал Иисус. - Мы уже так давно ждем этого, я и ты. Ты знаешь, - сказал он, подсаживаясь к Иуде и обнимая его за плечи. - Что-то мне не по себе в последнее время. Меня осаждает тоска, и тесны ее объятия. У меня такое ощущение, что я скоро умру, не знаю отчего это, - Иисус в третий раз тяжко вздохнул. Иуду кинуло в дрожь, - Я не хочу умирать. Мне так тут тесно, - он постучал по груди, - и давит, как будто положил кто тяжелый камень. Близится все, - тихо, точно разговаривая с самим собой произносил Иисус, печально глядя на пламя свечи, тревожно колышущееся из стороны в сторону, напомнившее внезапно Иуде извивающее тело умирающего Симеона. Лужа, лужа алой крови плавно растекалась под ним, а сам Симеон, казалось, улыбался ему сквозь огонь страшной издевающейся улыбкой... - что я ожидал, чего хотел, о чем мечтал. Но больше, чем когда-либо я нахожу это пустым и надуманным, глупым ненужным лицедейством. Я будто смотрю сквозь копченое стекло, отчего все кажется серым и мерзким. И сгущается тьма. Я гляжу сквозь нее и, кажется, вижу нечто великое, грозное, но ... тщетно, тщетно!.. оно ускользает, пропадает, а мне больно и грустно. Словно эта тьма забралась в меня и поедает меня изнутри, наслаждаясь моей агонией.
   Нет ничего страшнее муки незнания. Во мне кроется столько силы, что мне порой кажется, что я мог бы стать вторым солнцем и светить этой земле и людям до скончания веков. Многим поколениям людей, приходящим на смену другим. Но я... нет, я не знаю...- Иисус неожиданно вздрогнул, словно вспомнив о существовании Иуды. - Да ты дрожишь, мой друг? Не надо.
   Все будет хорошо. Осталось подождать немного. - его тон был несколько отстраненным, и Иуде казалось, что он плавает мыслями все еще где-то там, далеко, - Мы победим и докажем всем этим пустомелям, чего мы стоим. Я рад, что у меня есть хотя бы ты, мой верный друг. - Иуда отвернулся, чтобы скрыть слезу. - Даже мать меня оставила. Я... один. Только ты....Иисус тепло обнял Иуду, и тот понял, что еще чуть-чуть, и он не выдержит этого.
   -Мне нужно идти, - тихо сказал он, призывая всю свою волю на помощь. "О, господи, если ты есть, - взмолился он - прокляни меня. но дай осуществится моим планам!.. Не дай мне воском растаять в его пламени..."
   -Да, иди...- мягко сказал Иисус, и на одно СТРАШНОЕ МГНОВЕНИЕ Иуде показалось, что он все знает, что его козни раскрыты, и в это мгновение он был бы счастлив умереть у ног Иисуса. -Я отдохну...
   Нетвердыми шагами отойдя от Иисуса, Иуда оглянулся. Тот сидел, откинув голову вправо и по-прежнему глядя на свечку. В его позе чувствовалось природное величие и гармония. Он был действительно красив странной непостижимой, нечеловеческой красотой. Иуда вдруг понял, что можно просто стоять и смотреть на него - и так прожить счастливо. "Да кто же ты?! Откуда у тебя эта сила?!"- отчаянная мысль обожгла мозг Иуды, и она помогла ему проделать еще несколько шагов в направлении двери. Она хлопнула, точно крышка гроба, оставив Иисуса наедине со своими раздумьями.
   За дверью лед вернулся в голову Иуды. Он почувствовал себя точно заново родившимся на свет, к нему вернулась энергия и уверенность в себе. "Сегодня последний раз, когда ты почти одолел меня, Иисус. Больше такого не будет. " - процедил он сквозь зубы и пошел прочь отсюда, от бередящих душу сомнений и искушений..
   "...Горе же тому человеку, которым Сын Человеческий предается; Лучше бы этому человеку вовсе не родится..."
   "Природа проста и глупа. Трава растет, чтобы ее поедали звери, которых сжирают другие звери, а их, в свою очередь, убивает человек и чувствует себя венцом творения. Кто-то закрутил это колесо, и оно все вертится и вертится, позволяя всем нам жить, дышать, жрать, убивать, получать удовольствие от всего этого. Но когда-то это колесо непременно остановится; и исчезнет все- трава, звери, птицы, и сам человек. Наступит тишина и спокойствие. Но пока человек живет - он должен бороться..."- так думал Иуда, неторопливо разглядывая блекло-синий горизонт, на котором виднелись крошечные дома, деревья, одиноко красующиеся на фоне пустынной безлюдной местности. Скудная, безрадостная картина. Но отворачиваться ему было лень, и он продолжал разглядывать окрестность. "Иуда!" - раздался сзади хорошо знакомый голос, и, обернувшись, он увидел Иисуса, идущего к нему с посохом в руке.
   -Ты звал меня?
   -Да, это так. - ответил Иуда. - У меня для тебя важные новости. Все должно решиться сегодня - завтра, Я все сделал, как надо, от тебя лишь требуется немного подыграть. На сегодняшней вечери мы устроим небольшое представление...
   -Так-так. И.,.- с любопытством ввернул Иисус. Он просто обожал любые представления, -...в результате которого тебя арестуют и отведут в тюрьму.
   -В тюрьму? Ха-ха! - Иисус расхохотался. К нему вернулось хорошее настроение. - Я еще никогда не был в тюрьме.
   - Это и будет последней точкой. Недовольство народа Пилатом и Римом доведено до крайности. Капнем чуть-чуть масла в огонь, и... -Иуда иллюстративно щелкнул пальцами, - оно взметнется диким зверем и пожрет наших врагов. Иисус слегка поморщился. "Надеюсь, обойдемся без жертв?" - спросил он.
   -"Я могу помочь своими способностями, ты же знаешь".
   -Нет - нет, - быстро ответил Иуда, - ближайшие дня три во что бы то ни стало избегай их демонстрации. Учти, прямо из тюремной камеры ты направишься занять еще не остывшее кресло правителя. Делай все, как я говорю. Ты же знаешь, по части планов я - мастер.
   -Да-да, конечно. - Иисус хлопнул Иуду по плечу. - Ты молодец. Итак, что я должен сделать?
   -Да собственно почти ничего, - вкрадчиво заговорил Иуда, - в этом все и дело. На вечере ты обязательно должен как-то показать то, что ты знаешь, что тебя сегодня арестуют. Это произведет впечатление. Скажи эффектно, как ты умеешь, что тебя предают... что тебя предает, к примеру, один из нас. Это звучит.
   -А что, такое возможно? - внезапно, с интересом спросил Иисус. Иуда чуть не поперхнулся. - Ты знаешь, пока я контролирую ситуацию, то, конечно, нет, - быстро ответил он.
   -Ты отвечаешь за внешнюю часть нашего плана, я за внутреннюю. Все цепочки и веревочки перед моими глазами. И если какая-то из них тянется в ненуж­ную сторону, я ее обрублю.
  
  
   - Хорошо. - Иисус мечтательно посмотрел вдаль. - Значит, все будет хорошо.
   "Интересно, кого он пытается уговорить?" - подумал про себя Иуда.
   -Да. Возможно, я что-то подскажу тебе еще прямо на пиру. Но основу ты понял. Не сегодня - завтра все это. - Иуда обвел пространство руками, - будет твоим. Может, не самая приглядная картина, но...
   -Ну почему, - сказал Иисус, с улыбкой глядя перед собой, - Природа всегда прекрасна, а люди ее часть. Посмотри на эти дома вдали. Сегодня они как редкие кустарники посреди высохшей пустыни, но пройдет совсем немного времени, и жизнь здесь зашумит совсем по-другому. Вода, свежесть, краски придут сюда и заструятся благодатным потоком. Придет день, и в мире воцарятся краса и гармония. Но самое приятное, клянусь, это разыскивать ее сейчас, находить посередь унылых пейзажей тайное очарование и наслаждаться им с невольным душевным трепетом. Как умна природа! Как прекрасен мир! Жаль, что многие не могут увидеть и оценить это.
   "И эти многие - поздравляю! - рядом с тобой." - насмешливо подумал Иуда. - "Ты городишь чепуху. Но разве найдется в свете глупец, который станет возражать мечтателю? Тем более, УМИРАЮЩЕМУ МЕЧТАТЕЛЮ..."
   -Ты прав, но это можно изменить, - горячо заговорил Иуда. - власть дает средства и силу. Ты сможешь дать людям много больше, чем сейчас. С твоим даром ты подаришь этому миру столько света и добра, что он /"захлебнется в нем, и начнет им тошнить," -мысленно продолжил Иуда/ станет много лучше, возможно, ты сделаешь его лучше, чей предпола­гает сама природа. По крайней мере, у тебя будет такая возможность /"а вот и нет..."/, и все будет зависеть от тебя. Как бы ни было, я во всем помогу тебе, хотя ты знаешь, я не во всем соглашаюсь с тобой. Но я понимаю и ценю твои благие намерения. - восторженно сказал Иуда, чувствуя, что он даже перегибает палку. Но остановится уже не мог. - Мы прошли сквозь годы жизни вместе, дышали одним воздухом, готовили общие замыслы, мечтали отомстить нашим обидчикам, - и вот этот час близок. Мы сделаем это вместе.
   -Да, мой верный Иуда, это так, - привлекая его к себе, немного печально произнес Иисус. - Мы победим. Я верю в нас. Но мне все равно отчего-то грустно... - Он встряхнулся и попытался улыбнуться. - Что за напасть такая? Все нормально, беседую с тобой, - а такая тоска накатывает, что хоть плачь. Ладно, я пойду, выступлю перед народом. Это как-то уже успокаивает. - Он еще раз улыбнулся, и это вышло уже более натурально.
   -Тюрьма, значит? Великолепие. Ну, до вечера. - он медленно пошел в направлении базарной площади. Недалеко, был храм.
   -До вечера, - тихо ответил Иуда. Он глядел Иисусу в спину, но видел вместо нее яркое, залитое кровью, улыбающееся лицо Симеона. Давно уже мертвый, он жаждал отмщения. И он получит его.
  -- "Мы будем квиты, - неслышно прошептал Иуда и улыбнулся. В его глазах терлись друг о друга хрупкие ломтики синего колючего льда.
   -"Настал же день опресноков, называемый Пасхою, в который надлежало заколоть пасхального агнца..."
   -От Иуды. - сказал гонец и передал в руки Ксарру небольшой свиток. Тот кивнул головой и посланник удалился. Возле Ксарра стояли несколько фарисеев, наиболее преданных и влиятельных. Они находились в его доме, просторном светлом жилище с большим количеством комнат, ходов, украшений. Ксарр развернул свиток.
  
   -Он говорит нам, что Иисуса необходимо взять сегодня, - медленно проговорил вслух Ксарр. Его лицо было исполнено сурового величия. Фарисеи переглянулись, ню не произнесли ни звука.- Что мы должны организовать это. Тогда Пилат казнит Иисуса, а возмущенный народ через день-другой, при нашей поддержке, проделает то же и с Пилатом. Иуда становится правителем на его месте, Иерусалим снова свободен.
   -Мы поступим так? - спросил один из фарисеев с тревожными нотками в голосе.
   -И да, и нет. - спокойно ответил Ксарр, поглаживая бороду. - Иуда думает только за себя. Законы Торы для него ничто. Мы же должны думать за весь наш еврейский народ, отмеченный божьим благословением. Господь послал нам испытание, и мы должны пройти его с честью. Играя с Римом, мы играем с огнем. Если мы сместим Пилата, император направит свои войска и Иерусалим, жемчужина мира, будет сровнен - этими варварами с землей. Для них нет ничего святого. Мы будем воевать с ними тогда, когда... когда мы будем к этому готовы. Время еще не настало. Мы поступим умнее... и хитрее. Бог говорит о возможности нарушения заповедей, если речь идет о защите жизни. Мы же говорим о защите жизни всего племени иудейского, происшедшего от Авраама. Мы сохраним мир, в котором живем. - и Ксарр гордо поднял голову к небу, точно бросая ему вызов.
   Фарисеи покорно склонили головы.
  
   ... пир продолжался, а солдаты все не приходили. Иуде было не по себе при мысли о том, что они могут совсем не прийти. Столько трудов, и все насмарку? Неужели так может быть? Фарисеи не те люди, на которых можно полностью полагаться. Да, впрочем, и есть ли такие люди вообще? У Иуды были большие сомнения по этому поводу. Держать людей в узде можно только силой или хитростью. Обманом. Разве не так Иисус собрал здесь 12 своих учеников? Нет, 11 - он не в счет, он знает. Остальные же считают Иисуса Мессией, даже если следую за ним со своими вполне земными планами. Что ж, его смерть еще более упрочит их в этой мнении. Почему-то человека принято наиболее возвышать именно после смерти. Так уж повелось. Грех этим не воспользоваться.
   Черт бы побрал этих фарисеев. Ну сколько можно? Из всех земных мук - ожидание одно из самых ужасных. Особенно сейчас, когда наступают решающие дни, решающие минуты. Это просто невыносимо. Сердце гулко стучало у него в груди, жадно и требовательно. В отличии от других присутствующих, он почти не пил. Вино не лезло ему в горло.
   Сам Иисус был уже прилично пьян. Так он что ли глушит свою тоску? Иуда усмехнулся. Ничего, главное чтоб не проболтался и не сделал ничего неприличного. Мессия, как никак.
   -...Друзья мои... нет, братья мои!.. - говорил тем временем Иисус,
   слегка запинаясь, ню все равно красивым мягким голосом, неизбежно проникающим в души слушателей. - У меня нет братьев, нет семьи, кроме Вас. Вы -- опора и надежда моя, каждый из Вас дорог мне по-своему. Каждому я верю, как самому себе. Но скажу вам важную вещь: Иисус отпил еще немного из кубка. - один из вас вполне способен предать меня. Любой из вас.
   В ответ раздались негодующие возгласы: "Нет!", "Ни за что!", "Среди нас нет таких!". Кто-то даже стукнул по столу в запальчивости. Ученики были явно обижены подобным предположением. Большинство из них искренне верили в Иисуса, как в сына Бога, и мысль о том, чтобы предать его казалась им ужасной, кощунственной. Те же совсем немногие, /Павел, Симон/, кто в глубине души все же сомневались в божественной природе Иисуса, высоко ценили его человеческие качества и тоже были преданы ему всей душой. Они действительно любили его, все - кроме одного...
   -Не надо, братья мои, - очень мягко, успокаивающе произнес Иисус.
   - Не зарекайтесь. Вот, например, ты, Петр, (тот с готовностью встал) мой любимый Петр, если - меня, допустим, арестуют, не отречешься ли ты от меня трижды, прежде чем петух запоет о приходе дня? /в глазах Иисуса показались слезы, при этом Иуда постарался уверить себя, что они пьяные/
   -Нет, Господи, - громко и уверенно произнес Петр, - Такого не произойдет никогда. Я предан тебе душей и телом, и я...
   -Но ты человек...- воскликнул Иисус, сжимая руку Петра. Петр нехотя сел, -Еще раз говорю: не зарекайся, брат мой. Как и все вы, братья мои, Беда приходит нежданно, и никто не знает, кроме Господа, чем она может обернуться для каждого. А порой...- тут Иисус умолк, опустив голову. Над столом воцарилась тяжелая тишина.
   ...этого не знает и сам Господь", - закончил про себя Иуда мысль Иисуса, и почувствовал себя сидящим на раскаленных угольках. Он вновь почувствовал дикое по своей нелепости желание вскочить и покаяться всем в содеянном им. Хотя он-то лучше всех знал, что Иисус - такой же человек, как и все, а собравшиеся здесь "братья" - обманутые люди. Впрочем, они сами хотели быть обманутыми! Чувствовать вину перед ними просто глупо. Если бы он любил их - тогда другое дело.
   Однако будучи честным с собой, Иуда понимал, что Иисус вызывает в нем скрытый страх, страх перед его силой, а к "братьям" он чувствовал лишь легкое презрение. Не больше. Иисус медленно поднял голову.
   -Однако же, не стоит скорбеть о том. чему не настал еще свой черед. Чему быть - тому должно быть. Давайте веселиться! - Иисус поднял кубок с вином, и в этот момент появились солдаты. Часть учеников повскакивала. Сердце Иуды радостно тукнуло, терпкими мурашками отозвавшись во всем теле. Он наклонился к Иисусу и прошептал:
   "Крепись. Ничего не бойся. Помни: из тюрьмы ты сразу сядешь на трон." Иисус взглянул ему в глаза, и в это мгновение Иуда с облегчением понял что он все-таки НЕ ЗНАЕТ; подозревает, догадывается, думает - но не знает, какая участь ему уготована. Это придало Иуде силы нагнуться -и поцеловать Иисуса в щеку, словно бы благославляя его. Еще тише он прошептал ему в самое ухо: "Держи себя в руках". Точно очнувшись от долгого сна, Иисус кивнул, встал и сказал, обращаясь к начальнику стражи: "Друг, для чего ты пришел? Делай это." Тот сделал жест, и солдаты направились к Иисусу. Тогда Симон, один из учеников, выхватив меч, с яростным криком ударил им одного из солдат. Лезвие скользнуло по лицу и отсекло ухо римлянина, упавшее прямо на праздничный стол. Брызнула кровь. Солдаты выхватили мечи, а вслед за ними ученики и полукругом стали напротив друг друга, готовые схватится в смертельной драке. Иуда похолодел. Это вовсе не входило в его планы. Если ученики скомпрометируют себя, то его ставка будет бита. Но что предпринять?..
   Он тоже, как и все" ученики, стоял с обнаженным мечом, с ужасом думая о том, что в этой битве может погибнуть все - он сам и его дело.
   Но в этот момент Иисус звучным голосом сказал: - Остановитесь! Все вздрогнули и обратили взоры на него. Его глаза были чисты и ясны.
   -Вложите мечи в ножны, ибо взявшие меч от меча и погибнут! - торжественно произнес Иисус и взмахнул рукой. Тотчас окровавленное ухо воина взметнулось в воздух и... неудержимо быстро вернулось на положенное место, будто приросло к голове солдата, с изумлением ощупавшего себя. Затем он встал, и... поклонился Иисусу.
   -Я иду с вами! - сказал Иисус, подойдя к солдатам. Те вложили мечи, а вслед за ними, нехотя, и ученики. В окружении римлян он удалился -навстречу своей судьбе.
   Пилат был грузным некрасивым мужчиной с отвислыми щеками и двойным подбородком, но острыми проницательными умными глазами, которые он часто любил закрывать, точно предаваясь дневному сну. Он выглядел больным, но Иисус почувствовал, что в его кажущемся недуге велика доля притворства. За своей мнимой немощью он" скрывал сильную волю и коварный ум. Он не был по природе зол, но часто вымещал свою скуку и неудовлетворенность на людях, давая повод говорить о его склочности. Кроме того, он был мстителен, так что считать его образцом добродетели могли разве что его собака, которой он отдавал большую часть тепла своей души, а также те, кому посчастливилось застать его в хорошем настроении и впоследствии не наблюдать в плохом, 4 посещавшем значительно чаще.
   Он был римлянином до глубины души - коварным, хитрым, жестоким, властолюбивым, с неожиданно прорывающимся порой великодушием и прирожденным презрением к трусости. Они стояли друг напротив друга - римлянин и иудей -- оценивающе прощупывая взглядами противника.
   "Так значит ты, говоришь, царь Иудейский?" - первым прервал молчание Пилат. Его голос был протяжным и немного с хрипотцой, будто у него першило в горле.
   "Да за мои испытания я уже сто раз заслужил этот титул," - с горькой насмешкой подумал Иисус. Прошедшие полтора дня явно не были лучшими днями его жизни. Нет, его не били, по крайней мере, почти не били - но унижали, как могли, морально. Это словно тебя окунают в ведро с помоями и говорят: дыши этим! глотай это! думай этим! Его отвели на собрание первосвященников, которые в течении нескольких часов давили на него, призывая сознаться в богохульстве и прочих мерзостях. Но Иисус преимущественно молчал. Во-первых, метать здесь бисер не имело смысла хотя бы потому, что свиней было слишком много; во-вторых, он должен был ждать, как сказал ему Иуда, терпеть. Все скоро изменится. Время - худшая пытка, но он должен ее вынести. С него сняли его одежды, напялили ему на голову какой-то дурацкий венчик, непрерывно оскорбляли при этом, кто-то даже плюнул. Иисус с трудом удержался от того. чтобы усилием воли разнести мозги этим несчастным; нет, они точно не ведают, что творят. Что он им сделал? Что??? Его останавливало то, что он еще ни разу не использовал свою силу во зло, как бы то ни было он помогал людям, В чем же его могут обвинить? В заговоре?
   Это - да; но странное дело: никто из первосвященников даже не упомянул про заговор. Значит, все идет по плану. Так должно.
   ... Пребывание в темнице не добавило ему оптимизма. Кандалы
   жгли руки, он хотел есть и пить, хотел вдохнуть свежего воздуха.
   Он сидел в углу клетки, в полной темноте, и думал, как все это отвратительно, ужасно, при этом странное чувство не покидало его: казалось, когда-то так уже было. Его мысли монотонно плавали по кругу, то и дело ныряя в омут забвения, пустота давила грудь железными клешнями огромного зловещего краба. "Самое поразительное, что здесь можно так умереть," - почти равнодушно думал он, -"посреди пыли, грязи и тьмы, отторгнутым от всего и вся." Внезапно перед его глазами встало чье-то детское лицо, лицо мальчика, искаженное мучительной болью, глаза его закатывались, но белки словно продолжали грозно смотреть перед собой. От его затылка расползались густые кровавые рисунки, похожие на какие-то дьявольские письмена. Затем лицо потухло. Кажется... Нет, он определенно знал откуда-то это лицо, этого мальчика... Но ОТКУДА? Может он тоже умер в этой темнице? Но что-то подсказывало ему, что нет. Он еще несколько секунд пытался вспомнить, а потом ему стало все равно. Он продолжал сидеть, ни о чем не думая. Руки, свешенные через правое бедро, вернее, кончики пальцев, непрестанно подергивались, точно он перебирал невидимые четки...
   Неизвестно, как много прошло времени, прежде чем пришли стражники и отвели его сюда. Время, опять время... Когда же это кончится?!
   Он одернул себя и приказал себе собраться с духом. Скоро. Совсем скоро. Он предстал перед Пилатом с гордо поднятой головой.
   ...0н очнулся, и понял, что нужно что-то ответить.
   -Разве я говорил? - спросил он, улыбнувшись. Улыбка придала ему спокойствия.
   -Так говорят свидетели. - Пилат широко развел руками, как бы говоря, что он тут не при чем. Его глаза продолжали внимательно изучать Иисуса.
   -Разве нужно верить всему, что говорят люди? - Иисус рассеянно повернул голову, и увидел, что собака Пилата, сидящая неподалеку
   тоже смотрит на него с большим вниманием. Иисус мысленно позвал ее, и она подбежала и улеглась у его ног, Пилат сделал вид, что не заметил этого.
   -Но этих людей много. Слишком много. - мягко сказал Пилат. Он встал и подошел к окну. - Тебя ведь зовут Иешуа? Иешуа Га-Норци?
   -Да, так меня зовут в миру. - Иисус постарался произнести это как можно более спокойно. Ему никогда не нравилось это его имя. Оно напоминало ему о его плотницком детстве, пропахшем потом и вином отце, грубых толчках матери... Напоминало о слишком многом, что он постарался забыть, путешествуя из города в город, купаясь в лучах людской славы. Чем дальше он уходил от своего города, тем дальше он удалялся от себя... от того хрупкого обидчивого мальчика, смотрящего вдаль с каким-то болезненным, отчаянным желанием. Он не мог объяснить себе ту мучительную сладостную ностальгию, которую он чувствовал, думая об этом...
   -В миру? Что ж, - насмешливо сказал Пилат и. взглянув на секретаря, усердно скребущего пером, закашлялся с каким-то непонятным наслаждением.
   -Ты умеешь творить чудеса?
   -Я? Чудеса творит он - Иисус указал вверх, - я лишь выполняю его волю.
   -Значит Он? - Пилат прищурил правый глаз, прошелся и опять сел, откинувшись на спинку. Закрыл глаза. Иисус обратил внимание, что он очень часто говорит "значит". "Чтобы это значило?" - мысленно пошутил он. Вслух же он не сказал ничего.
   -Ты хотел свержения власти Рима? - лениво спросил Пилат, не открывая глаз.
   -В моем сердце нет войны. Я несу мир, - горячо и искренне ответил
   Иисус.
   -И ради этого мутишь иудеев? Впрочем, это неважно. - сказал Пилат, чувствуя что Иисус хочет возразить. - Мне указали на тебя первосвященники, но у меня есть и свои источники. Я знаю своих врагов.
   Последовала пауза. Пилат с сомнением взглянул на свою собаку, мирно греющуюся у ног Иисуса и сказал:
   -Ты зря влез в политику, юноша. Я знал таких, как ты. Когда человек берется не за свое дело, он обычно плохо кончает. Впрочем, я дам тебе шанс. - Пилат усмехнулся и снова зашелся в кашле. - Подними вот эту колонну.
   Он кивком указал вправо, и проследив за его взглядом Иисус увидел большую мраморную колонну в виде нагой весталки, украшающую угол залы. Он почувствовал, как стражники сзади него напряглись. Иисус вопросительно глянул на Пилата.
   -Докажи силу своего Бога. Сдвинь ее, и я сохраню тебе жизнь, и даже больше: может...- Пилат сделал неопределенную мину... -может мы придумаем еще кое-что. Твоя вина не столь велика.
   Иисус прикинул варианты. Иуда оказал ему не показывать свою силу, но... Что, если его убьют, прежде чем придет помощь? Рано или поздно, ему придется применить ЕЕ. Пилат производил впечатление человека, с которым можно договориться. В отличие от тех елейных первосвященников, которых ему показывал Иуда, называя союзниками. Они выглядели людьми, У КОТОРЫХ ВСЕГДА ЕСТЬ ЗАПАСНОЙ ВЫХОД. Он все еще хотел стать царем, но после всего перенесенного он еще больше хотел жить. Вернуться к людям, которые его любят, которых любит он, исправить некоторые ошибки, вновь увидеть природу, взобраться на Елеонскую гору и посмо­треть в небо... Иисус вздохнул, вперился взглядом в колонну, и...
   Пустота.
   Никакой реакции. Он вдруг ощутил, что его сила куда-то ушла, точно спряталась в нем в какой-то укромный уголок, за какую-то расщелину, и он не мог вызвать ее своим желанием. Она всегда приходила сама. Но сейчас...
   Пустота.
   Он посмотрел на Пилата и сказал "Нет". Слова дались ему с трудом, язык шевелился как ленивый трупный червь. Он не знал, что еще сказать.
   -Значит, нет? - Пилат засмеялся неприятным скрежечущим смехом. -Хорошо. На нет и суда нет. Пусть тебя судят народ и священники. Посмотрим, что из этого выйдет. Я тут не причем. - и он опять засмеялся, еще более зловеще .- Я умываю руки. -Пилат сделал соответствующий жест. - И ты, и они /фарисеи, понял Иисус/ - все вы погибнете в тех ямах. которые сами себе роете. Я совершенно не причем.
   Пилат подозвал собаку. Та послушно поднялась и, виляя хвостом, подбежал к хозяину. Он погладил ее и снова взглянул на Иисуса. В его взгляде играли хорошо знакомые его ближайшим приспешникам желтые искорки, которые заставляли их быстро опускать глаза, скрывая страх. Это были пугающие, яростные искры.
   -Я УТВЕРЖДАЮ смертный приговор. - очень спокойно произнес Пилат. "...и весь народ сказал: кровь его на нас и детях наших."
   Иисус шел обратно в тюрьму, подталкиваемый стражниками, охваченный настоящей паникой. Нехорошие предчувствия забушевали в нем с новой силой. Что с ним такое? Почему исчез его дар?
   Именно сейчас, в решающие минуты, когда он так нужен... Впрочем, Иисус наполовину знал ответ: он был изнурен голодом и жаждой вообще чертовски устал, кроме того, его стесняли эти кандалы. При плохом настроении он не мог ходить по воде, да и другие вещи получались хуже. Сейчас же он чувствовал себя, как рыба выброшенная из морской стихии - паршиво, одним словом. А может силу у него отнял тот, КТО ЕЕ ДАЛ? Едкий страх сочился по его жилам, отдаваясь дрожью во всем теле. Вернется ли она? Упав в угол камеры, Иисус стал молиться, но не так, как предписывала ЕГО религия, однако не Богу, но всем богам этого мира, дабы они вернули ему силу; однако слова звучали пустыми и лишенными внутреннего смысла. Он замолчал и уставился в темноту сухими горящими глазами. Ему хотелось плакать, но не было слез. Теперь ему оставалось надеяться на помощь Иуды и... на удачу. Время шло неслышными шажочками убийцы-садиста.
   Иуда прокладывал себе дорогу сквозь толпу людей, не чувствуя ответных тычков и не слыша недовольных выкриков. Только что было окончательно утверждено: помилуют Вар-раввана / того придурковатого разбойника, которому не хватило ума вовремя скрыться с места преступления: он убил одного из чиновников и слишком долго копался в его вещичках. Вот же осел! /, Иисус вместе с двумя другими разбойниками /подходящая компания, нечего сказать!/ будет казнен, как и положено, завтра днем. До вечера все они уже умрут - того требовала традиция Пасхи. Их распнут и умертвят до захода солнца, затем уберут тела с глаз долой, дабы своим видом не омрачать праздника. Щеки Иуды пылали алым румянцем. Хорошо, что его сейчас не видел никто из учеников, не то они могли бы сразу догадаться о его маленькой тайне. Как же он все плотно повязал своими сетями: первосвященников, учеников, Иисуса, Пилата, народ - всех! Народ кричал: распни его! А почему? Потому что он подговорил священников, а те - народ, Что такое народ? Когда заплатишь пару - другой глоток, чтоб те кричали, можно быть уверенным - остальная часть подхватит крик, Может быть, человек произошел от барана, иначе как объяснишь эту вседовлеющую стадность? И старики, и дети, и женщины - которых Иисус считал своими самыми верными поклонницами, Иисус был глуп. Как можно верить людям? Все они внутри такие же как он, Иуда - готовы на все ради личной выгоды, просто у них нет его ума, его выдержки и его независимости. Да-да, независимости.
   Если Авраам заключил союз с Богом, как говорит Тора, то какое дело до этого ему, Иуде? Он сам себе голова.
   И какая! Царственная голова. Он прикинул, как звучит "правитель Иудеи Иуда Искариот", и пришел к выводу, что это звучит хорошо. Самые лучшие слова, которые он когда-либо слышал, Пилат задумчиво смотрел на расходящуюся толпу. Только что эти люди вынесли свой приговор и шли домой! с сознанием выполненного долга. Забавная сложилась ситуация, не правда ли? Он скривился в гримасе, похожей на улыбку, с удовольствием закрыв при этом глаза, избавив себе от излишне яркого солнечного света. С еще большим удовольствием он бы вообще никогда не видел всего этого - бесцельной суеты, надрывной фальши, людей, от которых она исходит... Ну почему Тиберию вздумалось послать его именно сюда, в эту безумную Иудею? Его место в Риме, ослепительном, живом, энергичном Риме, который сделал его таким, каким он есть сейчас. Здесь, в Иерусалиме, он чувствовал себя великаном, ступающим по хлюпающему мерзкому болоту, и каждый шаг затягивал его в это болото все глубже и глубже. Впрочем, такова его судьба, он должен ей подчиниться. Он вздохнул и снова открыл глаза. Странный город, но незримая внешне борьба за власть здесь не менее жестче, чем в его родном Риме. Каждый - думает, что он обводит другого вокруг пальца, но лишь он, Пилат, в действительности владеет ситуацией. Он уже слишком много прожил на свете, слишком многое повидал и знает, чтобы его можно было поймать на эти уловки. Фарисеи видали ему Иисуса и попросили о покровительстве, но ему-то очень хорошо известно, что они спят и видят его мертвым. Без сомнения, этого Га-Норци просто подставили, чтобы отвлечь его внимание от чего-то более важного. Ему было даже жаль его. Этот юноша по натуре больше поэт, чем воин, и не следовало ему влезать во все эти дела.
   Хотя Пилату сообщали о его способностях, о тех вещах, что он творил. Но сейчас это ему вряд ли поможет. Когда в дело вступают большие интересы, сверхъестественные силы всегда отступают на второй план.
   На глазах Пилата погибло множество магов, ведьм, вызывателей духов, и все они были бессильны перед топором палача. Га-Норци разделит их судьбу. Однако, нити заговора тянуться явно не от него. Кто-то стоит за всем этим, и он еще не знал кто. - Но он узнает, обязательно узнает, и горе тому, кто станет на пути старого опытного воина? Он разделается со всеми своими врагами и с корнем вырвет зубы у фарисейской ехидны. Пусть она подавится собственным ядом!
   Он снова взглянул на горизонт. Это гадкое солнце уже клонилось к своему закату. По небу разливались мягкие, розовые краски. Иерусалим был на пороге нового дня.
   Неумолимо клонилась к закату и звезда бродячего мессианского проповедника Иешуа Га-Норци, прозванного в народе Иисусом.
   Как и предвещал ему его первый учитель, Иоанн Креститель, у которого он перенял многие обороты речи, а также взял идею для своего учения, разработанного и усовершенствованного им вместе с Иудой, "Твоя звезда взошла в Вифлееме, а закатится она в Иерусалиме. Берегись этого города!". Впрочем, Иисус забыл об этих словах. Не помнил он и убиенного им в детстве Симеона, лицо которого не раз мелькала в его бессвязных и тревожных тюремных снах. Близился час казни Иисуса Христа.
   -Мама, мама! А куда дядя этого тащат? - дергал за подол пожилую женщину с суровым бледным лицом, сохранившим, впрочем, остатки былой красы, мальчик со смышленым лицом и маленькими черненькими глазами-буравчиками.
   -На казнь. - медленно ответила женщина. Ее глаза смотрели печально и тревожно.
   -А что он сделал? - не унимался сорванец.
   -Он... один - раз этот дядя вылечил нашу соседку, - тихо ответила / женщина. - Он спас ее, когда она... пауза/ сильно болела. А теперь говорят, что он богохульствовал и /пауза/ выдавал себя за другого.
   -И он умрет? - продемонстрировал свою осведомленность мальчик.
   -Надеюсь, Господь этого не допустит, - еще тише ответила женщина.
   -А мы посмотрим на это? - лицо паренька выразило живейший интерес.
   - Мы можем пойти посмотреть.
   -Нет - нет. - торопливо ответила мать. - Идем в дом.
   Подхватив мальчика на руки, она пошла прочь, вздымая ногами пыль. По ее щекам ползли невольные слезы.
   Таких людей в Иудее нашлось не так уж мало. Но были и другие.
   ЛЮДИ... Отчего они бывают так жестоки и несправедливы? Отчего свою неудовлетворенность жизнью они вымещают на других, непричастных к этому людях? Отчего они, с виду умные и спокойные люди, порой уподобляются диким животным? Об этом мучительно пытался думать Иисус, распятый иудеями жаркими днем, накануне великой Пасхи. У него была возможность и желание подумать об этом хотя бы потому, что он не чувствовал боли. Все шло чертовски плохо, но... боли не было, и это было скудным, малопонятным, но все же утешением. Боль ужасна. Иисус в душе всегда боялся боли, однако был готов принять ее - в те минуты, минуты прощания с надеждой. До последней ничтожной доли секунды он надеялся, что сюда, на Голгофу ворвутся всадники с копьями и мечами, а впереди их будет лететь Иуда, его старый верный друг, и он спасет его. Он живо представлял себе эту картину, вплоть до мельчайших деталей. Она помогала ему отрешиться от паскудной действительности, которая давила на него со страшной силой. Время прощания с надеждой, прощание с иллюзией. Люди хотели его смерти, и он не мог понять это. Да ЗА ЧТО ЖЕ??? Пусть он не пророк - но они же этого не знают... Не могут знать. Точно так же, как его, эти люди распяли бы и настоящего Бога, наслаждались бы Его агонией... ЧТО с этими людьми? Впрочем, он ставил себя на их место и, кажется, что-то понял. Если его, Мессию, можно унизить, распять, то на кой нужен такой Мессия - так думали они, сознательно или нет. Они видели его кажущееся бессилие, кровь льющуюся из его ран, и она благословен­ным бальзамом лилась на их души, жаждущие... зрелищ? нет - возвышения! Когда ему вбивали в руки и ноги эти железяки, даже верблюд, чуть склонивший голову набок, с отвисшей губой наблюдающий за ним, выглядел более сострадательным, чем иудеи. На секунду он, возможно, даже уловил искорку сочувствия во взоре этого животного.
   Хотя понимало ли оно, что происходило здесь? Наверное, да. Верблюдам знакома боль. Их научил этому человек. Впрочем, да... ЕМУ НЕ БЫЛО БОЛЬНО!
   Когда он осознал это, то почувствовал одновременно и радость, и... как это ни странно... разочарование. Боль помогла бы ему забыть о его моральном унижении, перешагнувшем всякие границы. Недавно эти люди... ну да, надо называть вещи своими именами - боготворили его, Иисуса, молились ему. Теперь они плевались в него и кричали обидные вещи. Например, "если ты бог, сойди с креста!" Вот бы посмотреть на их лица, если он действительно сойдет...
   Но это было невозможно. Его сила не возвратилась. Возможно, остатки ее ушли на то, чтобы убрать боль /он не знал/. Да что говорить! Он был пришпилен к кресту, как какая-то глупая бабочка, пронзенная любопытствующим мальчуганом. Всех интересовало только одно: как скоро он умрет?
   Точнее, как долго он продержится. Обида и не физическая, душевная боль нарастала в нем синхронно каждому новому обороту его мыслей. Проклятье, никто даже не даст попить... При мысли о питье он криво усмехнулся. Зачем ему пить, если не пройдет и нескольких часов, как все это станет бесконечно далеким от него. Но пока солнце жгло его насквозь, заставляя внутренности чувствовать себя одинокими, брошенными на произвол судьбы лишенцами. Это было не больно, но... противно. Он бы сплюнул, если бы у него было хоть немного слюны.
   С другой стороны, он мог винить только себя. Он же чувствовал, что все это может нехорошо закончиться. Знал, еще за несколько недель до этого. Но ничего не предпринял. Пытался заглушить эти мысли, отбрасывал их в сторону, прислушивался к утешающим словам Иуды... Интересно, где же он? Наверное, тоже схватили, как его.
   И всех его учеников. Их-то за что?! Это его вина...
   Почему-то ему вспомнилась его мать. Он давно уже не вспоминал о ней, даже во снах. Она убеждала его, чтобы он остался дома. Говорила, что добром это не кончится. Но она считала его за маленького, беспо­мощного, не верила в его дар - и он ушел, гордо кинув "не провожай". Он хотел быть сильным и известным. Она отреклась от него. Но ведь ОНА ЖЕ БЫЛА ЕГО МАТЕРЬЮ!.. Они оба виноваты. Она не пришла на его казнь. Господи, где же она сейчас?!..
   Он даже умирает ни как все люди. Без боли, с ощущением незавершенности, недоделанности. Он был так глуп и наивен. Он-думал, что эти люди встанут за него горой или хотя бы будут плакать за ним. Но они с явным нетерпением ждут, когда же он начнет пускать ртом пену. На площадь пожаловала куча паломников, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Не дождетесь! Он отчаянно попытался выдернуть волей гвозди из своих рук. Только бы освободиться!.. СВОБОДЫ!!!
   Он задергался, и это криками приветствовали собравшиеся, но толку не принесло. Он не мог. Некоторые подошли поближе. Время от самое времени кто-то подходил к нему и даже иногда кричал в самое ухо какие-то гадости, но Иисус не слушал. Крест был вкопан очень низко, прямо посреди людей. Лучше бы он был повыше, и ему не приходилось видеть этих тупорылых рож, изображающих сомнение и любопытство. Или чтоб ему выкололи глаза. Тьма куда гуманнее света.
   ...Склонив голову набок, Иисус ждал смерти. Надежда покинула его. Его оставили все - ученики, поклонники, удача, сила... Весь мир ополчился против него. Он не хочет умирать, но, кажется, никто всерьез не намерен считаться с его желанием.
   ...в этот момент к его кресту подошел человек в накидке с капюшоном, похожий на какого-то монаха, словно желающего дать умирающему последнее благословение. До Иисуса донесся тихий голос:
   -Как у тебя дела, мой дорогой Иисус?
   Он вздернул голову и приоткрыл глаза. Перед взглядом бегали туманные желтые пятна, похожие на песочные курганы. Голос показался ему знакомым. Нет, он не мог ошибиться... Наконец, пятна рассеялись, и перед ним возникло... улыбающееся лицо Иуды, выглядывающее из-под капюшона.
   -Ты пришел меня спасти? Слишком поздно... - вяло сказал Иисус, натужно двигая ресницами.
   -Я пришел спасти тебя? Да как ты мог такое подумать? - Иуда тихо расхохотался, не желая привлекать к себе внимание людей.
  
   -Глупец, разве ты еще не понял, что именно я предал тебя и обрек на смерть? Вот, Так сказать, пришел увериться, что ты не творишь тут никаких чудес. Попрощаться с тобой, Равви. /учитель/ Глаза Иисуса широко раскрылись. Он вздрогнул.
   -Ты? Но почему? За что? Разве я обидел тебя. Иуда?
   -Не будь ребенком. - слегка презрительно сказал Иуда, холодно поблескивая глазами. - В этом мире все люди хищники, готовые разорвать друг друга без видимой причины. Впрочем, могу тебя обрадовать: скоро у Иудеи будет новый правитель. Не догадываешься, кто?
   - Как ты мог? - тихо и отчаянно спросил Иисус. - Как ты мог? Почему ты меня оставил? - уже громче спросил он, приподнимая голову. Ты был моим лучшим, единственным другом...
   -И я горжусь этим, мой Иисус. - спокойно ответил Иуда. - Видит бог, если он действительно существует, я хорошо отыграл свою роль. Рад, что и тебе понравилось. Но все заканчивается. Я стану царем, а тебя зароют в землю. Наш план сработает. Разве это не есть высшая справедливость?
   -Я ненавижу тебя, - устало прошептал Иисус. Его грудь мучительно
   поддрагивала. - Ты мерзавец.
   -Покорно благодарю. - Иуду, казалось, забавляло общение с умирающим.
   -Но я же не виноват, что таким родился? Если ты еще не понял, я скажу тебе, Иисус: на этой земле побеждают только мерзавцы и негодяи. Правильно это, или нет, это уже другой вопрос. Если ты хочешь поспорить, то поспорь с этим: - Иуда с силой пхнул Иисуса по ноге, в место, куда был вбит гвоздь. Иисус болезненно дернулся и застонал. - А это тебе небольшой подарок от одного маленького мальчика. Если помнишь, его звали Симеон. Помни его, когда будешь подыхать. - глаза Иуды горели злым огнем, когда он говорил это.
   Внезапно Иисус запрокинул голову в небо и испустил страшный нечеловеческий вопль, от которого у Иуды застыла кровь в жилах. Он отшатнулся от креста. Затем голова Иисуса свесилась набок, но глаза продолжали смотреть на Иуду, но в них появился новый, мерцающий оттенок. Губы шевельнулись и, сведенные судорогой, прошептали:
   "Я вернусь". Затем замерли, но усмешка осталась. Глаза продолжали невидяще смотреть в лицо Иуде, который вдруг понял, что Спаситель умер.
   Он растерянно отступил еще на несколько шагов, в то время как толпа стала заинтересованно подтягиваться поближе к кресту. Волна необоснованной паники мелкой дрожью пронеслась по его телу, отозвавшись неприятным холодком в низу живота. Он повернулся и, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь от Лобного места. Позади него не утихал людской шум.
   Иисус снова удивил и поразил его - даже в последнюю минуту...
   Чтоб там ни было, он был великим человеком. Но он мертв, и это сейчас самое главное. Даже шелудивая псина лучше дохлого льва. Иуда чувствовал какую-то странную пустоту в своем сердце, словно от него что-то ушло, чего он не осознавал. Вместе с Иисусом. "Видит бог, если б я мог, я бы спас, я бы не убивал его. Так было нужно" - говорил он себе, но внутренний голос упорно твердил, что это не так. Он слишком завидовал ему, Иисусу, который был очень не похож на остальных людей. "Он был опасен", - говорил себе Иуда, ню голос отвечал, что он его не понимал, оттого и боялся. Однако, теперь все было кончено. Он был один, и мир лежал у его ног. Он шел быстрым торопливым шагом честолюбца, обуреваемого страстями и желаниями, а ветер подталкивал его в спину. Он становился все более пронзительным, а небо покрылось мрачноватыми бурыми пятнами небесного гнева. Похоже, над Иерусалимом собиралась гроза.
   "...и вышедшие из гробов по воскресении его вошли во святой град и явились многим."
   Звуки грома сотрясали воздух, было слышно как льется дождь.
   Эта распрекрасная погода сохранялась уже целых два дня. Два дня прошло со дня смерти Иисуса. Был вечер. Иуда стоял посреди иудейского храма, задумчиво глядя на молитвенную жертвенную чашу перед ним. Он не молился, но атмосфера успокаивала его, помогала думать. Вокруг находились зажженные свечи, придающие свету приятную прозрачность. Храм был великолепен, даже несмотря на то, что римляне притащили сюда фигуры своих Марса и Юпитера, их главных богов. Иуда был здесь совершенно один, и это радовало его. Эти прошедшие дни многое изменили. В его жизни наступал переломный момент.
   Все оказалось гораздо сложнее, чем он думал. Эти трусливые первосвященники обманули его. Они убрали с его помощью Иисуса, а теперь отказываются даже разговаривать с ним, льнут к Пилату, стремясь доказать свою смирность и лояльность. Не исключено, что сегодня - завтра они представят ему Иуду, как главного заговорщика - а тогда остается только бегство. Впрочем, еще было не все потеряно. Ученики Иисуса и его последовали сейчас находились в шоке и не были готов к каким-то активным действиям, но... это только сегодня, сейчас! Они отойдут, и их сердца воспылают местью, запоздалой, как всегда, но желанной. Они возьмутся за дело, а возглавит их он, Иуда. К тому же, в иудеях зреет давняя и, наверное, вечная неприязнь к нахальным и - жестоким римлянам-завоевателям, следует только посильнее раздуть огонек вражды. Он займется этим. Он станет Правителем, пусть для этого ему придется пройти сквозь ад!
   Иуда недовольно скрипнул зубами. Всегда, когда думаешь, что вот она, твоя мечта, стоит только протянуть руку, она взвивается в воздух и снова удаляется от тебя. Но тот, кто не умеет бороться, недостоин жить. Он - умеет.
   Издалека снова послышался раскат грома. У него неприятно кольнуло в кончиках пальцев. Противная, мерзкая погода. Когда же она кончится? Непрекращающийся звук льющейся воды действовал ему на нервы. Может, новый Потоп начался? Иуда усмехнулся. За спиной послышался неясный шорох. Иуда обернулся. Нет, никого, ничего. Двери Храма были затворены им изнутри. Кого понесет сюда вечером, в такую погодку? Благочестивые Исааки и Иаковы сидят по домам и творят Маарив /вечерняя молитва/.
   Несколько свечек потухло. Вероятно сквозняк. Говорят, в Храме даже появились крысы после того, как Пилат распорядился водрузить здесь громадную статую громовержца-Юпитера.
   Священники и народ твердили об осквернении, но даром. Может, эти твари /крысы/ и прогрызли здесь пару роскошных дыр.
   Ветер за стенами выл вовсю, с явным нежеланием униматься. Хоть ночуй здесь, что ли? Мрак, ветер, дождь, слякоть - не слишком ли много прелестей для одного вечера? Да и здесь как-то..., холодно, - Иуда передернул плечами. Просто прекрасно. Храм больше не казался Иуде милым и уютным. Дойти бы домой, бухнуться в теплую кровать... Согреться энергичной иудейкой, Забыть обо всем этом дерьме и проснуться полным новых сил. "Рано списывать его со счетов. Потухло еще несколько свечек.
   В этот момент Иуде почему-то вспомнился эпизод, вынырнувший из темных закоулков его памяти: детство, он сидит у окна, на улице хлещет дождь, а на пустой улице, словно купаясь в серебрянных нитях, стоит молодой Иисус. Его руки и лицо обращены к небу, вода нелепо капает с кончиков его пальцев, и он радостно смеется. Живая яркая картина, словно наполненная каким-то невидимым действом. Он всегда был странный. Ему бы понравилась такая погода.
   Снова померещился какой-то скрипучий звук. Будто разгибают намертво заржавевшие гвозди. Он огляделся, но кругом по-прежнему было спокойно и тихо. Большая часть свечей уже погасла, стояла полутьма. За стенами мерно журчала вода. Он взял одну из горящих свечей и стал поджигать те, которые потухли. Юпитер у дальней стены казался окутанным темной, мрачноватой завесой, ню Иуда знал, что это только игра света. Жертвенная чаша таинственно мерцала, словно глаз какого-то ночного зверя. Вольно или невольно. Иуда ощутил, что липкие пальцы страха прикоснулись к его затылку и отозвались холодом в животике. Его замерзшие руки с трудом слушались его, и после нескольких попыток он уронил свечу. Он постарался поднять ее побыстрее, пока она не последовала примеру своих безжизненных товарок, но опоздал. Дернув щекой, он отшвырнул ее, и тут шорох опять повторился, на этот раз где-то совсем близко. Иуда положил руку на меч и, выгнувшись, как дикая кошка, стал напряженно вглядываться в полутьму. Но никакого показался движения не наблюдалось. В это мгновение храм показался ему похожим на затаившийся могильный склеп, и он тряхнул головой, чтобы стряхнуть возникшие ассоциации: пустота, темень, но где-то внутри тихонько ворочается что-то страшное... нечеловеческое. Иуда был не из робкого десятка, но здесь одному ему оставаться совсем не улыбалось. Нужно идти домой и действительно хорошенько выспаться. Пусть он вымокнет насквозь, сидеть здесь и прислушиваться к шорохам он не намерен.
   Ночь - это смутное время. Если что-то и происходит в этом мире... не совсем обычное... то это бывает ночью. "Можно в это верить или не верить, - но в любом случае не стоит забывать об осторожности," -подумал Иуда. Пальчики страха снова напомнили о себе мерзостным прикосновением. Иуда с трудом сдерживал соблазн громко заговорить вслух, чтобы подбодрить себя звуками собственного голоса.
   Однако же, вокруг было обманчиво мирно. Неторопливо догорали оставшиеся свечки, поливая теплым воском серебрянные подсвечники. К счастью, все еще было относительно светло. Это обнадеживало. Никаких шорохов, только чертова вода, да редкие раскаты грома. Расслабившись, Иуда убрал руку с меча. Он развернулся к выходу,.... Боже!.. Боже!!! БОЖЕ!!!
   МЕРТВЫЕ МЕРЦАЮЩИЕ ГЛАЗА ИИСУСА СМОТРЕЛИ НА НЕГО В УПОР, ПОХОЖИЕ НА ДВА ПОДСОХШИХ КРОВАВЫХ ПЯТНА. ПОСАЖЕННЫХ НА БЕЛОЕ. КАК СКАТЕРТЬ. ЛИЦО... НА МГНОВЕНИЕ ОН СЛОВНО УПАЛ В ЭТИ СТРАШНЫЕ ГЛАЗА, ПРОВАЛИЛСЯ В НИХ. КАК В БЕЗДОННОЙ ЯМЕ. В НИХ ИУДА ПРОЧЕЛ СВОЙ ПРИГОВОР...
   "Ну вот, я вернулся," - сказал Иисус и улыбнулся. Его голос звучал вполне обычно, если не считать какого-то скрипучего металлического присвиста. Губы задвигались, будто маленькие змейки, потревоженные в своем логове. На нем был его обычный хитон, в котором он выступал перед народом. Борода висела слипшимся комком шерсти. Шею покрывали расплывчатые синие пятна.
   "Ты не можешь," - прошептал Иуда и стал пятиться назад. -"Ты умер". "Как видишь." - Иисус был грозен, но спокоен. Он не делал попыток остановить Иуду. Свет, казалось, стал еще более приглушенным.
   "И будь ты проклят!" - неожиданно вскричал Иуда небыстрым движением выхватив меч, всадил его Иисус в грудь почти по самую рукоятку. "Как? Ты хочешь убить меня второй раз?" - горько улыбаясь сказал Иисус. Он ухватил рукоятку меча и без малейшего усилия вытащил его из своего тела. На лезвие не было ни единой капли крови. Иисус отшвырнул меч и тот издал неприятный звон, больше похожий на чей-то стон. - "Тебе мало?"
   Губы Иуды шевелились, словно пытаясь что-то сказать, но не выле­тало ни единого звука. Рот открывался и закрывался, как у рыбы. Он бросился бы бежать со всех ног, но тело не слушалось его. И он не мог оторвать своего взгляда от глаз Иисуса. "Ты недостоин того, чтобы жить на земле. Иуда. Ты подонок. Я пришел, чтобы свершилась справедливость. Ведь ты уже давно забыл, что это такое." - Иисус щелкнул пальцами.
   В воздухе появилась длинная веревка. Сама по себе она взметнулась вверх, несколько раз обернулась вокруг балки на потолке и спустилась вниз, образовав крепкую петлю. Иуда с ужасом понял смысл этих приготовлений.
   "Ты творил зло во имя зла, и оно вернулось к тебе вместе со мной. Если только существует ад, ты отправишься туда и будешь там не одинок." - Иисус чуть наклонил вперед к свету бледное лицо, и Иуда понял, что он смотрит в окруженное огненным ореолом, кровожадно улыбающееся лицо Симеона. Он, казалось, подмигивал ему. - "Подлость человеческая, да будет наказана. После этих слов Иисуса все свечи вспыхнули ослепительно ярким пламенем, озарив светом весь храм. У дальней стены мрачно усмехался Юпитер. Жертвенная чаша призывно переливалась цветами радуги. Послышался раскат грома.
   Иуда почувствовал, что к нему вернулся голос. "Подожди." -хрипло сказал он, с отчаянием глядя на петлю перед ним, - "я только хочу знать одно... откуда? откуда у тебя эта сила? скажи мне. Прошу тебя." "Ты хочешь знать? Что ж, тогда Смотри." - глада Иисуса на мгновение блеснули, а затем, словно в зеркала, Иуда почувствовал, что видит в них отдельные необычайно отчетливые яркие картинки...
   ... Такой грозы давно не было над Вифлеемом. Густой зеленый лес гнулся и ломился под резкими, частыми ударами молний. Порывы ветра заставили кроны почтенных деревьев сгибаться чуть ли не до пояса, в причудливом поклоне. Дождь лил беспросветной стеной. Все утопало в грязи и слякоти. Даже животные, выгнанные стихией из своей родной обители, прибежали поближе к людским домам, жались у них, точно побитые собаки, мокрые и испуганные - косули, зайцы, лисы, даже змеи. Люди, в свою очередь, спрятались в своих домах, с природным страхом прислушиваясь к каждому раскату.
   ...А по улицам Вифлеема неторопливо плыл не замечаемый людьми
   большой светящийся шар. Он был размером примерно с медвежью голову. ... Но не везде люди просто пережидали непогоду. Кое-где шла активная жизнь, а кое-где... кое-где она нарождалась. Именно в этот вечер - в хижине небогатого плотника Иосифа и его жены Марии должен был появиться на свет ребенок, мальчик. И он вылез из чрева матери прямо посреди разыгравшегося ненастья, бушующего за уютными деревянными стенами.
   ...Животные в страхе разбегались в разные стороны от шара. Они не знали, но чувствовали его опасность. Казалось, он слегка сокращался, как сердце.
   ... Усталая, но гордая и счастливая мать положила с помощью Иосифа запеленанное маленькое чудо рядом, на соседнюю кровать. Глаза Марии светились тихой радостью, а мальчик мирно спал. Они не заметили, как к окну их хижины приблизился огненный шар...
   ...Соприкоснувшись с окном, шар недовольно зашипел, как обиженная кошка. Затем, слегка покачавшись в воздухе, продолжил свой путь. Задремавшая мать заметила его слишком поздно, когда он уже приблизился к кровати младенца.
   ... На крики Марии прибежал Иосиф. Он увидел, что огромный клубок пламени надвигается к их ребенку и без раздумий бросился остановить его. Однако, он опоздал. Нежданно набрав скорость шар обрушился на спящего мальчика и... исчез. Иосиф подхватил младенца на руки и тут же, испустив отчаянный вопль, уронил мальчика /к счастью, на кровать/, а сам, как подрубленный, свалился на пол.
   ... Мария в ужасе, плача и причитая, с огромнейшим трудом подняла на ноги, но колени подогнулись, и она чуть не расшибла себе голову. Не помня себя от страха она подползла к мужу и ребенку. Сначала ей показалось, что перед ней двое трупов и она дико закричала, однако крик ее заглушила гроза. Но потом она увидела, что грудь Иосифа слегка приподнимается, и поняла, что муж жив... а затем, прислушавшись к дыханию маленького Иисуса, поняла, что мальчик просто спит. Он сладко улыбался во сне, даже не подозревая о том, что сейчас произошло. Мария возблагодарила Бога... а затем в бессильном обмороке растянулась на полу рядом со своим мужем.
   Галерея картин закончилась. Иуда моргнул и тут же зажмурился, ослепленный струящимся со всех сторон светом. Затем он осторожно поднял веки и с удивлением обнаружил, что свет вовсе не режет глаза, напротив ласкает их, мягко скользя по ресницам. Внезапно Иуда успокоился и уже смело взглянул в глаза Иисуса.
   "Хорошо. Наверное, я это заслужил. Я всегда поступал так, как подсказывал мне мой разум, не считаясь с людьми, которых не любил, и богом, в которого не верил. Я делал то, что находил нужным, и не раскаиваюсь в этом. Пусть я умру. Но что ТЫ, Иисус, будешь делать с этими людьми?.."
   Не дожидаясь ответа. Иуда легко, даже с какой-то непонятной радостью, сунул голову в петлю. Он снова посмотрел на Иисуса. "Я готов." - сказал Иуда и облизнул языком губы.
   Несколько секунд Иисус стоял, опустив голову, точно в глубокой задумчивости, затем взмахнул рукой. Тотчас веревка с силой впилась в шею Иуды и дернулась вверх, на несколько метров оторвав его ноги от пола. Тело вздрогнуло и напряглось в последних отчаянных попытках безнадежной борьбы за жизнь. На мгновение в глазах Иуды вспыхнул страх, сменившийся мольбой о пощаде, затем их заволокло туманной дымкой. Ноги бессильно болтались внизу, не находя желанной опоры. Иисус наблюдал за этим без единого звука и движения. Наконец, напоследок издав несколько булькающих звуков, тело обмякло и, вытянувшись, замерло, все еще продолжая плавно покачиваться на веревке из стороны в сторону. Язык свисал изо рта, похожий на багровую змею. Иуда умер.
   В серебристых лучах света, пронизывающих храм, вся эта картина выглядела какой-то ирреальной, гротескной казалось, воцарилась странная гармония, и малейшее движение, колебание ветерка может враз ее разрушить. Бледное мертвое лицо Иисуса выглядело одухотворенным, точно излучающим дикое вдохновение. Медленным движением он извлек из складок хитона монету, достоинством в 30 Серебрянников и, подойдя к телу, он положил ее в раскрытую иудину ладонь и сжал ее в кулак. "Забери это с собой", - негромко произнес он. Потом, повернув­шись, он быстрым шагом покинул святилище; ворота за ним затворились сами собой. Сразу вслед за этим, свет стал постепенно гаснуть. Дождь за стенами тоже стал стихать. Вскоре храм погрузился во тьму.
   Иисусу приходилось оживлять мертвых, но он даже представить не
   не мог, что испытываешь при этом. Впрочем, и сейчас он мог говорить лишь только за себя. А у него... был особый случай.
   Его вернула назад ненависть. Жгучее желание мести, заполонившее все его естество перед самым концом. Он никогда не знал, что можно так ненавидеть. Ему было внове это чувство. Иуда словно засунул в него крючок и вывернул его наизнанку, когда открыл ему правду. Она проникла в его ум невыносимо болезненным ядом. Он испустил свой страшный предсмертный вопль, когда этот яд проник в каждую его клеточку, булькающей черной жидкостью подкатил к его горлу, ища себе выход. Потом он умер.
   Но это не было пустотой либо покоем. Он где-то бесконечно долго блуждал, кого-то или что-то искал, летел, распадался, просачивался сквозь разноцветные странные миры, сливался с ними. Невозможно описать ГДЕ он был, потому что это было СОВСЕМ ДРУГОЕ, непохожее ни на что. Сейчас то, что он помнил об этом, походило на бесплотный чешуйчатый туман, тающий при попытке прикоснуться к нему. Но одно он знал наверняка: ни на секунду, ни на тысячную, миллионную долю его - ТАМ его не покидало это чувство ненависти, оно незримо нарастало, как снежный ком, внутри, он с безумной скоростью несся вместе с ним сквозь окружающий его хаос, по немыслимым виражам... И всплеском огня вылетел НАРУЖУ, сделав невозможный поворот от небытия к бытию. НЕНАВИСТЬ была его проводником в этот мир. Который, как он смог убедиться, не был лучшим и конечным...
   "Он вернулся". Это было его первой мыслью, когда он очнулся в полной, идеальной темноте, накрытый чем-то сверху. Иисус прекрасно знал, что он должен сделать и куда ему идти. Он просто чувствовал это. А главное, к нему вернулась его СИЛА, которая делала его сродни богам.
   Он не чувствовал своего тела, но это его не беспокоило, поскольку он знал, что так и должно быть. Он мертв, но вернулся, чтобы отомстить. Он шел под сильным дождем, и вода стекала с него не делая мокрым.
   Однако, странно: чем ближе он был к храму, тем меньше становилась его ненависть. Иисус был мертв, но не утратил ни способности думать, ни чувствовать. Он оставался самим собой - внутри безжизненной телесной оболочки. И чем больше он думал, тем больше понимал, тем меньше зла оставалось в нем.
   Он сам говорил своим ученикам: "любой из вас может предать меня, Ибо вы люди." И это не было пьяным бредом, не было следование наставлениям Иуды /если честно, то он забыл о них/ - а было истиной.
   Люди были и останутся людьми, никто и ничто этого не изменит - непоследовательными, порой наивными, порой циничными, порой жестокими, порой великодушными, равно способными как к добру, так и ко злу. Верующими своим богам и презирающими и уничижающими чужих. Возможно, когда человек поймет, что можно и нужно быть хорошим, не ради бога, не оттого, что за это грозит кара, а РАДИ САМОГО СЕБЯ, тогда что-нибудь будет по-другому. Может быть. Но если это и случится, то /Иисус чувствовал это/ очень и очень нескоро.
   Иуда заслужил смерти, но не больше. А ведь в момент своей смерти он желал ему вечность пыток и теперь с легкостью мог бы осуществить это. Но теперь он не хотел, не чувствовал себя вправе подвергать его этому. Иуда был конченным мерзавцем /надо признать это/, но даже он заслуживал снисхождения. Не ему судить его. Может быть, этим займется кто-то другой.
   Когда он увидел Иуду, то месть снова заговорила в нем очень убедительным, требовательным тоном. Но он сумел приглушить ее, хотя... не полностью. Все же, его порадовала и даже вдохновила его агония. Что ж, он тоже человек. Все еще человек.
   Однако, последние слова Иуды поразили его, заставили задуматься. Этот негодяй удивительно точно сформулировал саму суть: Иисус знал, что ему делать с Иудой, но... ЧТО ЖЕ ЕМУ ДЕЛАТЬ С САМИМ СОБОЙ?
  
   Он стал чужим среди людей и мог им принести теперь только зло, но он этого не хотел. Иуда был мертв, и его ненависть исчерпалась, Она ушла водой в песок. Но не мог ли этот песок пропитаться ЭТОЙ водой и стать почвой для новых посевов темных семян?
   В своих проповедях он твердил о ненасилии, о противопоставлении добра злу. Он искренне верил в это - когда говорил. И сам же вытащил меч ненависти, позволив ему наказать своего врага.
   Он не знал и не знает, каким путем в действительности следует идти. Но хорошо знал, чего ему никак не хочется: подвести людей. Не тех, которые пришли поглазеть на его муки, а тех, кто втайне проливал за него горькие слезы, верили ему, верили В НЕГО. В них не умерла искорка человечности, тяга к добру, пусть и неосознанная, пришпорен­ная обманом. Его обманом. Он не сказал людям всей правды, балансируя на тонкой грани между полуложью и полу истиной. Он хотел как лучше. Впрочем, сейчас это уже не столь важно. Важно другое.
   Иисус взглянул в разглаживающееся ночное небо. Скоро наступит рассвет. Новое солнце взойдет над новой Иудеей. Иисус принял решение. Он широко раскинул руки, словно птица, и стремительно полетел по влажному прохладному воздуху, разрезая темноту - полетел НАВСТРЕЧУ ЛЮДЯМ. Его движения были уверенны и точны.
   Ранним утром, когда солнце своими первыми лучами воровато прокрадывалось над городом, окрашивая небо в нежные оранжевые тона, "первая шлюха на деревне", как ее называли некогда, а ныне частная Марина Магдалина вместе с еще несколькими женщинами, с которыми ее объединило горе, уже шли к месту захоронения Иисуса. Земля под их босыми ногами противно хлюпала, напоминающая бесформенное месиво после прошедшего ливня. Был первый день новой недели. Гроб, а точнее склеп, где похоронили Иисуса находился в саду, неподалеку от места, где он был распят. Все это было сделано с позволения всемилостивейшего Понтиссия Пилата, пятого прокуратора Иудеи /да продлит господь его лета!/. Женщины шли оплакивать своего Мессию, который спустился с небес к людям, дабы передать им слово Божье. Но также и человека, в котором каждая из них видела не только Учителя, но и мужчину. Доброго умного человека, после разговора с которым на душе становилось легче, а сердце обретало уверенность. Мария Магдалина любила Христа и не делала из этого секрета. Ее любовь была чиста и глубока, как спелый, налитой соком плод. Она полюбила его с первого мгновения, когда она увидела его из толпы, рано утром, возвращаясь поcле ночи, проведенной с четырьмя мужьями поочередно.
   Эта встреча, этот взгляд, когда их глаза пересеклись, перевернули всю ее жизнь; она узнала себя с новой, неожиданной стороны. И эта другая Мария, ее второе "я" было правдивее и лучше она испытывала совсем другие чувства, чем пресыщенная жизнью и дешевой любовью высокооплачиваемая иудейская проститутка. Иисус словно подарил ей второе рождение, шанс начать все сначала, которым она не могла не воспользоваться. Но люди не понимали ее, смеялись над нею. "Юродивая!"' кричали они. - "Чокнутая шлюха! Не хочешь ли помолиться за мой член?" Что ей было до этих людей? Она прощала им и молила за них Бога, ибо так велел поступать Господь. "Если тебя бьют по щеке, подставь другую..." Она понимала, что это значит. Ибо за каждым словом, что говорил Иисус она видела цельную ясную картину. Соединяясь вместе, они давали ИСТИНУ.
   Она лучше других понимала, видела, что говорил Иисус, потому что любила его. Сердцем, которое озарял приятный ровный свет, несущий ей радость, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.
   Жестокие люди не понимали всего этого и убили Иисуса. Но в них тоже есть этот свет, просто их сердца зачерствели, утратили веру и надежду. Без чего жизнь кажется нелепым нагромождением случайностей.
   Она шла оплакивать Иисуса, так же как она бы оплакивала любого дорогого и близкого ей человека. Удивительно, но она чувствовала, что идущими с нею женщинами двигают те же побуждения; беда сроднила их. Надолго ли? Об этом Мария даже не думала. Она доверилась своим чувствам так же, как зверь, попавший в опасную переделку, доверяется своим инстинктам. Они укажут верный путь.
   После вчерашнего воздух был довольно холодным. Глаза женщин застилал легкий туман, отчего очертания предметов казались несколько размытыми, будто нарисованные пьяным художником. Тем не менее, уже издалека Мария не столько увидела, сколько почувствовала, что с гробом Иисуса что-то НЕ ТАК. Она ускорила шаг, и женщины невольно последовали ее примеру, ощутив при этом легкое настораживающее волнение. Что-то в приближающимся к ним пейзаже выглядело необычно, вызывало дрожь в ладонях, хотя вроде было обычным Туман расступался, обнажая безмолвные каменные выступы. Господи!.. Да это же...
   КАМЕНЬ!!!- дико закричала одна из женщин, высказав зарождающееся на языке у каждой. Камень, заграждавший вход, был отвален, можно сказать, отброшен в сторону, при этом сохранялось упорно? Впечатление что это было сделано ИЗНУТРИ - на это указывало отсутствие следов у входа, положение камня, кривые борозды по краям отверстий... Похоже было на то, что кто-то или что-то вытолкнуло этот камень наружу, причем сделало это играючись, без напряжения.
   Женщины подступили поближе с недоверием и даже страхом осматривая камень, а одна, самая смелая, забежала вовнутрь, и тут же раздался еще один истошный крик: "ПУСТО!!!"
   Мария тоже, нагнувшись, вошла вовнутрь и ее взору предстали лежащие на каменном полу белые окровавленные пелены... без содержимого. В склепе никого не было.
   Мария задумчиво вышла на воздух. Он показался ей необычайно свежим и бодрящим, как глоток хорошего вина. Он говорил им, что вернется... Возможно ли?.. Это было похоже на дурной сон, в котором, однако же, не было ничего дурного. Скорее напротив, она чувствовала себя почти счастливой. "НАШ УЧИТЕЛЬ ЖИВ!"- звонко вскричала она.
   А уже в следующее мгновение, подняв голову вверх по какому-то наитию, она, а вслед за ней и другие женщины, увидели Иисуса.
   Он парил над ними на высоте примерно тридцати локтей" в ослепительное светящемся ореоле, окружающем его тело. Он улыбался. Женщины в неистовом экстазе попадали на колени и стали молиться. "Жив, наш Спаситель жив!" - шептали их губы.
   Иисус ждал их. Мария была самой верной и самой близкой его после­довательницей. Через нее и этих женщин он хотел попрощаться с людьми, которых он любил. Решение было принято, и назад дороги не было. Он знал, что поступает правильно. "Я несу мир, а не войну," - сказал он Пилату. "Я пришел с миром," - говорил он народу. 0н нес им самое главное: чувство прекрасного. То, что было у него, он поделился с Марией, учениками, тысячами и тысячами других людей. Он вдохнул в их души частицу света, а это уже немало. Правда, он не смог передать это чувство Иуде, отчего тот и погиб, лишенный радости понимания красы этого мира. Иуда не знал света. Он потакал своим низменным страстям, потому что боролся, отчаянно боролся в кромешной мгле. Стремясь прорубить себе хотя бы лучик света. Если бы он, Иисус, понял это раньше, то смог бы помочь ему, вылечить его, ню сейчас было уже поздно. "Врач, исцели себя..."
   И еще он подарил людям НАДЕЖДУ. Возможно, именно по этому он чувствовал за собой права уйти с миром, как и пришел. Это чувство наполняло его спокойной тихой радостью.
   Он скрестил руки на груди, выдвинув вверх указательные пальцы, а большой палец левой руки наложив на правый. Его сияющий взор был устремлен на склоненных перед ним женщин.
   "МИР ВАМ!"-
   громоподобно воскликнул он, и отзвуки его голоса на мгновение отозвались над всем Иерусалимом, городом царей и богов. Затем ореол вокруг него ярко вспыхнул, заставив женщин зажмуриться, а когда они открыли глаза, то увидели лик Иисуса медленно исчезающий в колышущихся отблесках пламени, очерчивающего огненной кистью выведшего в по-осеннему холодном небе очертания его фигуры. Он вызвал стихию. породившую его дар, и она обратила его тело в ничто, не оставив даже пепла. Некоторое время на том месте в воздухе сохранялось светлое пятно, потом исчезло и оно. Но остались женщины, поведавшие людям о ВОСКРЕСЕНИИ Христа...
   "Vox populi - Vox dei..."
  
   Часы жизни продолжали тикать, годы сменяли друг друга с пугающей быстротой и постоянством. Люди продолжали помнить и верить в Иисуса. Христианство стало главной религией мира. Но... люди верили и верят в СОВСЕМ ДРУГОГО ИИСУСА. По-прежнему предпочитая ОБМАН, красивый обман простой и незамысловатой правде. Так ли это плохо? Однозначного ответа нет. Иисус был необыкновенным, талантливым одаренным ЧЕЛОВЕКОМ, личностью, но люди сделали из него БОГА. Потому что люди - ЭТО ТОЛЬКО ЛЮДИ...
   Дмитрий ОГНЕННЫЙ. 7.02.99.
  
  
   37
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"