Будто опять промыл мозги, прожрал их своими паразитирующими мыслями, идеалами, прошёлся по изнанке и собрал заново из зловонных швов. Насилующе. Потухшая зелень напоминает ядовитую жижу. Запечатанная и тихая тьма. Красивая и изувеченная. Я хочу до тебя дотронуться. Зрачок в единственном глазу дёргается, и на какое-то время отравленная зелень начинает сиять. Хочется, чтобы сейчас помогли, хоть что-то сделали, протянули ладони. Если бы эра богов воцарилась, твой титан кормился бы человечеством ритуализированно, в эстетическом насилии, в крови, которую не устал бы пить и в спинномозговой жидкости, которую бы я отдавал тебе по своей воле, только чтобы смотреть, как ломятся алтарь и трон от почерневших костей. Никакое не чудесное дитя, а самое проклятое. Зрительный зелёный омут рвёт звериное естество на части и затягивает в себя навеки, чтобы истязать похлеще всех мёртвых. Плачет и шепчет. Повязка на лице мокнет кровью, и злобный, любящий зверь тычется в неё своим носом. Запах гнили и сладости окутывает, как спасительный дом, в котором хочется спрятаться во время урагана. Непростительное пахнет свободой, в которую хочется шагнуть. Хочется пойти за ней, остаться с ней, подчинить её. Вплавиться в гниль, врасти и взять, как осквернённую крепость перед лицом горящего солнечного заката. Если мы оба, как боги, то почему бы не продемонстрировать очередной акт священного кровопролития мировому светилу и всем недостойным? Я захлёбываюсь слезами и отчаянием. Ты хочешь во мне жить. Останови меня, пока я не сожрал тебя. Съешь меня самостоятельно. Мне хочется вспороть своё чрево, чтобы укрыть тебя там, в своих красных внутренностях, чтобы носить в себе, как ребёнка. Я еретик. Или психопат, который наслаждается собственным мучением и предвкушением скорой смерти. Дорвавшийся счастливый безумец. Воспылает знакомой режущей сосредоточенностью. Я захожусь истерическим воплем. Ешь мою душу.