Аннотация: в процессе, предполагается роман о жизни современной молодежи в Нью Йорке: секс, драгс и рок-н-рол, конечно прилагаются:)
Не нужно грустить о Лоурен
Гилберт смотрел на сына с удивление, потому, что никогда не видел его раньше, а парню было лет семнадцать. Он был высокий и стройный, с темно-русыми волосами до плеч. Марта сказала, что он подрабатывает в качестве модели, и даже участвовал в одном из ее показов. Она была в восторге от Кристиана, говорила, какой он умный и замечательный подросток, но Гилберта что-то настораживало в нем, особенно, он не мог выносить взгляда этих зеленых глаз, которые словно буравили его. Эти глаза напоминали ему о Лоурен, и о том, что их брак после месяца совместной жизни оказался очень неудачным, они расстались, и Гилберт даже не знал, что через 8 месяцев у него родился ребенок. Впервые о Кристиане он услышал лишь полгода назад, но приехать смог только сейчас. Им предстояло теперь жить вместе, это решение им обоим далось непросто, а чтобы осуществить его, притереться друг к другу, должно было пройти уйма времени. Но для Гилберта это был удачный год. Его повысили и перевели в Нью-Йорк, и таким образом он снова вернулся в то место, где все началось, где он когда-то встретил Лоурен, и нашел дело своей жизни, но теперь Лоурен в этом мире не было.
- Он наверно скучает по матери? - спросил Гилберт, в первый вечер, когда приехал, и они с Мартой смогли остаться одни.
- Даже не знаю, что тебе сказать. Когда я сообщила ему, что она умерла, он не произнес ни слова, ни звука не издал. И до сих пор я ничего не могу добиться от него по этому поводу.
Гилберт кивнул, но ему стало страшно, что если он не сможет найти общий язык с сыном, что если они так и останутся чужими людьми друг для друга, может быть, в этом случае им не стоило встречаться никогда, это было бы лучшим решением для них двоих, но Марта успокоила его:
- Он покладистый мальчик, ему нужен кто-то надежный. А Лоурен, как ты знаешь, никогда не была "надежной". Вечно у нее ветер в голове, хотя за это ее все и любили.
Гилберт кивнул и погладил Марту по плечу, он чувствовал, что они родственные души, хотя и не видел ее семнадцать лет.
Кристиан не пожал ему руку, но внимательно изучал его, потом, кажется, удовлетворенно кивнул и ушел к себе в комнату, так и началось их странное сосуществование: двое чужих людей под одной крышей - отец и сын. Сначала Гилберт старался, даже приготовил завтрак пару раз, но не получил в ответ какой-либо реакции. Кристиан даже не притронулся к еде, почти не говорил с ним, словно существовал в своем личном мире, где Гилберта просто не было.
Кристиан не знал, как реагировать на появление отца. Ему казалось, что это противоестественно обрести его вдруг в то время, когда он уже совсем не был ему нужен. Да, в раннем детстве он мечтал ходить с кем-то на футбольные матчи или на прогулку в парк, но это быстро прошло, Кристиан рано стал взрослым, осознал, что, чтобы пойти куда-то, ему совсем не нужна чья-то компания, он стал одиночкой, но в независимости от этого, люди липли к нему как мухи.
Первой, кто пришел пожалеть его, была Луиза - красивая, модель, Кристиан чаще всего встречал ее в Лондоне и Милане, когда отправлялся туда для работы. Они проводили время вместе, пару раз занялись странным непродолжительным сексом, который хоть и доставил удовольствие обоим, не оставил в душе Кристиана хоть каких-либо значимых переживаний. Но Луизе он позволял быть рядом, этим она отличалась от многих.
- Кристиан, к тебе пришли, - раздался голос Гилберта. Отец явно был рад, что у сына есть подружка. "Наверно, он ужасно боится, что я гей", - подумал юноша. Луиза только что вырвалась из объятий какого-то ночного клуба, на ней было очень короткое зеленое платье и манто из искусственного меха.
- Кристиан, дорогой, - вскричала она, пачкая лицо юноши красной помадой. Они сразу отправились к нему в комнату, она рассказала ему все последние сплетни про их общих знакомых, а потом ее рука потянулась к его животу и медленно стала спускаться ниже, несколько неуверенных движений не дали никакого результата, Кристиан ничего не почувствовал, и поэтому мягко убрал ее руку:
- Ты напрасно стараешься, дорогая, у меня уже полгода, как нет эрекции, и твои волшебные ручки вряд ли ее вызовут.
Она надула губки, но расстроена не была. Секс только был предлогом, ей хотелось остаться, поэтому приняв душ и раздевшись, они вместе легли в постель, и он слушал ее болтовню, а потом она прижалась к нему, обвив руками его шею, и сказала очень серьезно:
- Ты единственный, кого я могла бы любить.
Он погладил ее волосы, пахнущие его шампунем, и стал мягко гладить ее лицо руками.
- Ты прекрасна, дорогая, - прошептал он, - и ты единственная, с кем бы я хотел заняться любовью, если бы мог.
Они уснули под утро, когда за окном солнце уже прорисовывало очертания высотных зданий. Им было хорошо и уютно вдвоем, но когда она ушла, он не испытывал ни малейшего желания, чтобы она осталась хоть немного подольше.
Кристиан долго избегал общества своих "друзей", но рано или поздно они находили его. Так было и теперь, они застали его врасплох, когда он выходил с занятий в художественной студии, все еще одетый в школьную форму и погруженный в запахи краски, бумаги и растворителей.
- Детка!- вскричал Карло, парень неизвестного происхождения, всегда одетый в какие-то безумно яркие вещи и старающийся быть похожим на "nancy boy". Кристиана раздражала его манерность и привычка целоваться в губы со всеми знакомыми парнями и девушками. Но Карло не обратил ни малейшего внимания на сдержанное приветствие Кристиана и тут же потащил его к остальным подросткам, которые стояли группкой около здания студии и смеялись и пихали друг друга, как группа детей из начальной школы.
- Мы сегодня идем к Николя, ты с нами, детка? - этот вопрос задала Урсула, одетая как дешевая проститутка. Никто бы никогда не поверил Кристиану, скажи он, что она принадлежит к семье акционеров bp, полгода проводит в Англии в закрытом пансионе для благородных девиц и знает несколько иностранных языков.
- Прости, детка, - передразнил ее Крис, - но я сегодня ужинаю с отцом в L"Allegria, так что, похоже, вам одним придется веселиться.
Урсула настойчиво вцепилась ему в руку:
- Но ты ведь можешь прийти потом? Я буду тебя ждать. Луиза сказала мне, что ты стал плохим мальчиком, - девушка недвусмысленно посмотрела на аккуратную молнию его брюк, - но ведь нельзя совсем становиться недотрогой.
Кристиан улыбнулся, он позволил довести себя до перекрестка улицы, но там же, не поддаваясь ни на какие уговоры, распрощался с этой пестрой и шумной толпой, все-таки пообещав, что если его начнет мутить от итальянской еды и высокопарных разговоров, он обязательно приедет к Николя.
Но ужин был ужасно скучный и неловкий, Гилберт чувствовал себя не в своей тарелке в этом элегантном и недешевом заведении на 9-ой авеню. Кристиану все казалось безразличным и тусклым, он устал от суеты и яркого освещения, а атмосфера ресторана лишь усиливало ощущения дурноты и удушья, которые то и дело охватывали его. Кристиану кусок в горло не лез. Он почему-то вспомнил, как они покупали с Лоурен хот-доги на уличном латке и шли в Центральный парк, или садились на лавочку возле торгового центра, и Лоурен рассказывала ему много забавного из жизни своих клиенток, которые приходили к ней, чтобы шить наряды для светских приемов и элегантные коктельные платья. Многие из них были несчастны и счастливы по-своему, и Кристиан относился к каждой по-особенному, хотя никогда не видел ни одну из них. Наконец, принесли счет, они вышли из ресторана на воздух, поджидая такси. И когда Гилберт сел в машину, Кристиан не последовал за ним, а захлопнул за отцом дверь и быстрыми шагами направился к ближайшей станции метро.
Насколько помнил Крис, Николя был начинающим художником. Его картины были набором психоделических цветов и прикрепленных к этому безобразию мягких игрушек, полная безвкусица, но критиком нравилось, и Николя надеялся, что получит несколько ценных заказов к концу лета. Пробираясь сквозь каменные джунгли, отчаянно пустые в начале летних сезонов, Крис заметил впереди себя Джеймса, своего лучшего друга, которого чаще всего все называли Долли. Правда, дружба эта носила весьма странный характер, их совместное время провождение заключала в себе опаснейшие эксперименты друг над другом, порой кончающиеся дракой, поцелуями в общественных местах и обещаниями, что один из них никогда больше даже не взглянет в сторону другого.
- Эй, Куколка, - Кристиан окрикнул Долли, нагоняя его и кладя руку ему на плечо. Долли кокетливо улыбнулся, и взял Криса под руку:
- Отлично, а то я думал, что в жизни не дойду на этих каблуках до этого захолустья, которое Николя называет "Все еще Манхэттен".
Долли был одет в длинное вечерние платье, висевшее на нем мешком, сверху он накинул мужской пиджак с обрезанными рукавами, а на его ногах красовались ярко-синие туфли с высокими каблуками. Все как обычно, Долли оставался верен себе, что не раз веселило Кристиана, даже в самые неудачные дни. В дополнении к сложившемуся образу длинные рыжие волосы Долли были убраны в пучок, а серо-голубые глаза слегка подведены черным карандашом и ни капли туши, у Долли была на нее аллергия, и чтобы его разозлить, достаточно было подарить ему этот предмет косметики на какой-либо праздник.
- Поцелуй меня, - вдруг остановился и потребовал Долли. Кристиан ни минуты не раздумывая, наклонился и поцеловал друга в приоткрытые губы. - Хорошо, - кивнул юноша, и они отправились дальше, оглушая пустые улицы своими шагами.
Когда Кристиан и Долли добрались до квартиры Николя, вечеринка уже приобрела те масштабы, когда все смешивались в кучу, и было сложно разобрать, кто, где, с кем и чем занимается, поэтому их эффектное появление оценила только Урсула, замахав им рукой и воскликнув: "Да здравствует любовь!". Долли улыбнулся ей, он очень придирчиво выбирал людей, с которыми мог общаться, и Урсула каким-то волшебным образом попала в этот волшебный кружок его приближенных. Пока Долли и Урсула обменивались комплиментами и восхищенными возгласами, Кристиан нашел безопасный тихий угол в одной из ниш квартиры и пристроился там, прислонившись спиной к прохладной стене. Кто-то принес ему шампанского, и юноша сделал несколько глотков. За ужином Гилберт заказал бутылку красного вина, но Кристиан почти не притронулся к нему, выбор казался ему неудачным, отцу не хватало вкуса. Юноша удивлялся, что Лоурен могло привлечь в этом человеке, обладающим налетом какой-то грубой неуправляемой силы, варвар в костюме от Hugo, да и только, вот, какое впечатление сложилось о нем у Кристиана. И все это совсем не вязалось с образом, который создала его мать, в ее рассказах, он был прекрасным рыцарем и героем, который хотел спасти весь мир.
- Вот ты где? - раздался голос Куколки, и он сел рядом с Кристианом, вытянув свои длинные ноги. В его тонких пальцах появились две яркие таблетки: пилюли радости, - пояснил он, беря одну и, протягиваю другую Кристиану. Тот проглотил таблетку, запив ее остатками шампанского. Долли положил свою голову ему на плечо, и юноши стало уютно и хорошо, вскоре его окутало некое подобие сна, в которых он ощущал легкие прикосновения пальцев Долли и его губ, а потом настоящее совсем исчезло, превратившись в карамель цвета меда, медленно обволакивающее его тело. Из этих приятных ощущений его вернули в реальность крики, повисшие в воздухе. Вскочив и растирая затекшие плечи, Кристиан постепенно начал понимать, что происходит драка, а потом узнал и знакомый голос. Долли пытался дотянуться до Карло, размахивая руками и ногами, а Карло кричал на него диким визжащим голосом.
-Кристиан, уведи его, прошу тебя, он опять поссорился с Карло, а ведь все начиналось с невинного разговора о Рембрандте, - рядом стояла Урсула, бледная и растерянная. Кристиан кивнул и направился к молодым людям, которые удерживали Долли.
- Помогите мне затащить его в ванну.
Оказавшись в замкнутом пространстве, Кристиан ненадолго ощутил приступ паники, Долли же угрюмо молчал, забившись в промежуток между ванной и унитазом. Кристиан и один парень с вечеринки окунули Долли в холодную воду, после чего его гнев поутих, и он стал почти смирным. Потом они остались одни, но Долли хранил предательское молчание. Кристиан спокойно ждал, он знал Куколку, или нет Джеймса, ведь так его звали по- настоящему.
- Джейми, ты можешь молчать сколько угодно, но тогда я просто оставлю тебя здесь одного. Так что выбирай, ночь в обнимку с унитазом и холодным кафелем или свежий воздух и прогулка в моей компании.
Рыжеволосая красотка лишь отрицательно покачала головой, упрямо поджав губы.
- Джеймс, я жду, - начал терять терпение Кристиан.
По-настоящему имени Кристиан обращался к нему только в крайних случаях и только, чтобы достичь глубин его разума. Долли дулся еще какое-то время, но все-таки он знал, что виноват, что это он не сдержался и устроил скандал, поэтому ему предстояло повести себя как мужчина, т.е. признать свою вину.
- Ну, хорошо, - сказал он, вставая, и убирая длинные растрепанные пряди за плечи, - это я назвал эту истеричку Карло умалишенным придурком. Но ведь именно он совершил невероятную глупость, сказав, что Рембрандт продал свою душу в обмен на свой талант. Но посуди сам Криси, разве человек может так хорошо рисовать, если им не руководит сам Бог?
Эта фраза была произнесена весьма помпезно, но совершенно неуместно в обшарпанной ванной.
- Тебе бы лучше хоть иногда посещать классы живописи, - заметил Кристиан. - И давай уже уйдем отсюда, кажется, ты обидел Урсулу и Николя.
Они не стали ни с кем прощаться, но пока они спускались по лестнице, настроение Долли опять приняло самый неожиданный оборот, и он стал громко петь, пытаясь разбудить весь дом. Только теперь Кристиан заметил, что на нем нет его синих туфель, и он идет босиком.
- Ты невыносим, - заметил Кристиан, когда они, наконец, оказались на улице. Им пришлось ускорить шаг, так как из одного окна дома выглянул мужчина и пригрозил пустить им пули в затылок, если они сейчас же не умолкнут.
- О, да! - закричал Долли, и закружился вокруг себя, подобрав платье. - Нам не удалось потанцевать у этого сноба- художника, но ничего не мешает нам продолжить вечеринку здесь.
"И сдается мне, она закончится опознанием наших трупов в морге", - подумал Кристиан, но, тем не менее, подошел к Куколке и, протянув другу руку, сказал:
- Не потанцуете ли вы со мной, мисс.
Долли расхохотался, прижавшись к нему всем своим телом, он не был хрупким, нет, но тонким и сильным, и это ощущалось под тканью его платья, какая-то неимоверная энергия, которая так и грозила вырваться наружу и смести все вокруг.
- Я люблю тебя, - прошептал Джеймс, а потом они стали целоваться, обнимая друг друга и кружась под звуки неслышной ни для кого музыки.
Гилберт ждал сына очень долго, он беспокоился, потому что Кристиан не имел привычки не приходить домой на ночь без предупреждения. Конечно, вечер в ресторане можно было назвать провальным, но Кристиан просто сбежал после него, даже не сказав ни слова отцу. "Может, он ненавидит меня?", - упрекал себя Гилберт, но, даже убедив себя в этом, он понимал, что это не даст ему ощущения решения проблемы. Интересно, как с ним вела себя Лоурен, хотя ее не было сейчас рядом, казалось, ее незримое присутствие было постоянным. И почему после столь печального финала, они не могли обрести счастья, ведь он представлял себе все несколько иначе. Сколько раз, вдали от Нью-Йорка он мечтал, как вернется к Лоурен, как к нему навстречу выбежит темноволосый мальчик и обнимет его. Гилберт закрыл рукой вдруг ставшие влажными глаза, а потом в безмолвной комнате раздался телефонный звонок. Это была Марта.
- Не волнуйся, Кристиан у меня, он только что пришел со своим другом, Джеимсом. Да, да, его школьный приятель. Из прекрасной семьи, не беспокойся. Уже спят. Не дави на него, ладно? Давай, встретимся и поговорим, тебе нужно развеяться. Прости, что не позвонила раньше, но у нас скоро показ, столько дел. Да, да, до завтра. Спокойной ночи.
Гилберт ощутил, как его сердцебиение стало ровней, как лучше и яснее он теперь воспринимал все вокруг. И все-таки он ощущал себя глубоким стариком. Кто-то сказал ему как-то, что время не властно над ним, и он верил этому сам довольно долго, но лишь теперь понял, что все эти годы просто не смотрел на часы и ужасно опаздывал.
Была тысяча мелочей, которые Кристиан любил в этом городе. Например, прилавки со свежими газетами и журналами по утрам, желтые такси, красиво одетых женщин с сумками фирменных магазинов, бродяг-попрошаек на углу улицы, запах шоколада у магазина HERSHEY'S, и многое другое то, что он воспринимал вместе с Лоурен и в одиночку, часами бродя по этим улицам. Вот и сейчас весь их летний образ складывался в единую картину, которая для него ассоциировалась с четким названием "дом", весь город был его личным пространством, его персональной страной. И это было прекрасно! Джеймс остался у Марты, его должны были забрать родители в 11 часов. И Кристиан радовался этой возможности побыть одному и привести все свои мысли в порядок. А ведь еще предстояло встретиться с Гилбертом и извиниться за причиненное беспокойство. Кристиан не чувствовал вины, но этот ритуал мнимого повиновения и раскаянья он должен был совершить, потому что Лоурен очень хотела бы этого, так считала и Марта.
Две сестры были удивительно разные, как белое и черное. Марта всегда настоящая леди, носившая костюмы от Chanel и сумочки Prada, а Лоурен девчушка-сорванец, всегда смеющаяся с кучей идей в голове. Ей всегда было мало дня, мало времени, все нужно было успеть и ничего не успевалось. И умерла она как-то быстро нелогично и пугающе, на вечеринки в окружении друзей, вдруг засмеялась, закрыла глаза и упала на пол, в ярко-зеленом вечернем платье. "Я бы тоже выбрал подобную смерть", - потом признался Кристиан своему отражению в зеркале ванной комнаты, и это было единственное существо, с которым он говорил по этому поводу.
Гилберт знал, что им необходимо поговорить, но за ужином, сидя вместе за одним столом, они упорно молчали и избегали смотреть друг на друга. Кристиан молчал потому, что ему хотелось немного помучить отца, продлевая затянувшуюся паузу, а Гилберт молчал, так как все подходящие слова вдруг покинули его голову, и там зияла вопиющая неуверенность в своих силах. Это игра в безмолвие могла бы продолжаться вечно, если бы вдруг, когда они стали убирать посуду со стола, Кристиан ни произнес:
- Не нужно грустить о Лорен, она бы этого не вынесла, она всегда только смеялась, радовалась жизни и воспринимала все так, как оно есть, не различая плохое это или хорошее.
Гилберт кивнул, казалось, эти слова не произвели на него какого-либо эффекта, но Кристиан знал, что они словно бомба с часовым механизмом засели у него внутри, и нужно лишь немного подождать, чтобы наступило удачное время, и от прежнего Гилберта ничего не должно будет остаться. И Кристиан надеялся, что под этим старым Гилбертом, он, возможно, и найдет что-то интересное, что когда-то любила Лоурен, и уже совсем немного был готов полюбить и он.
Луиза окликнула его у входа в Barneys, она, очевидно, была очень зла, возможно это как-то было связано с женскими днями, но Кристиан точно не мог припомнить, чем он мог бы обидеть ее в эти дни. На ее бледном хорошеньком личике, синие глаза так и метали молнии, готовые убить любого невинного прохожего. Кристиан взял ее за руку, надеясь, что это убережет город от нелепых жертв.
- Пойдем в Barney Greengrass, дорогая.
Юноша знал, что Луиза обожала этот ресторан, поэтому он и решил встретиться с ней именно здесь. Урсула позвонила ему еще в 10 утра и предупредила, что у "Луизы съехала крыша" и "тебе нужно быть как можно более деликатным". Предупрежденный и вооруженный Кристиан просто излучал свежесть, благополучие и красоту, надеясь, что это переменит настроение Луизы, и он сможет получить на прощанье несколько быстрых поцелуев и торопливых объятий.
- Как ты повеселился со своим, Джейми? - сразу же спросила она, затрагивая "опасную тему" их разговоров таким тоном, как ревнивая жена допрашивает неверного мужа.
- Джеймс, - задумчиво произнес Кристиан, - даже и не знаю, я видел его мельком на вечеринке у Николя, но не скажу, что мы долго общались.
Лицо Луизы стало еще более суровым, она была похожа на прекрасную и грозную богиню Артемиду, Кристиан подумал, что не будь этот гнев обрушен на него, он бы любовался его проявлением часами.
- Лживая, тварь! - раздался опасный голос Луизы, и она замахнулась на него своей элегантной сумочкой от moschino, выполненной в виде пакета из-под молока. Кристиан во время увернулся, радуясь, что много лет занимался танцами и боевыми искусствами, и теперь подобные выпады были ему нестрашны. Но когда-то давно, когда они еще играли во дворе начальной школы много лет назад, Кристиану не раз доставалось от Луизы, и он поцарапанный и заплаканный приходил домой.
- Ну, что ты дорогая, разве я врал тебе когда-нибудь?
Он опять сжал ее руку, они поднялись в ресторан, и Кристиан был рад, что им достался столик на открытой веранде, здесь было много людей, свежий ветерок и приятная атмосфера. Кристиан не мог сказать, что любил это место, он предпочитал какие-нибудь индийские ресторанчики, но Луизе почему-то нравилось именно Barney Greengrass, и каждый раз, когда она приезжала из Европы, они шли сюда. Когда они сделали заказ, и она позволила себе закурить сигарету, каким-то совсем неестественным движением, словно украла его из старого голливудского фильма, он понял, она злилась не на него, а на себя, и признать ей это было сложнее, чем ударить Кристиана.
- Я уезжаю, Урсула тебе, наверное, сказала?
Кристиан кивнул, смотря на то, какая Луиза тоненькая в этом коричневом старомодном платье. "И где она только его обнаружила, наверно, в неком секонд-хенде в Лондоне", - подумал он.
- У нас с собой идеальные отношения, несмотря ни на что, но знаешь, я встретила кое-кого, одного модель, немца. Это было буквально на днях, нас Карло познакомил, он и сам запал на него, но Виктору совсем не нравятся мальчики, по крайне мере он меня в этом долго убеждал.
Кристиан опять закивал, подумав, что с каждым ее словом ему все больше хочется перешагнуть через край веранды и броситься вниз, только бы избежать этого разговора, потому что все, что она говорила, имело единственную цель, вызвать в нем какие-либо чувства, ощутить его ревность, понять, что он понимает свою ущербность и уязвимость перед ней.
- Мы переспали, так уж бывает, дорогой. Разве ты тем же самым не занимаешься иногда с Джейми?
Кристиан опять закивал, на этот раз автоматически, он решил даже не слушать бред, который она говорит. Ему сейчас от нее хотелось совсем другого: немного нежности, сочувствия, хорошо бы, если она просто бы дотронулась до его руки, и они так просидели бы с десяток минут, а потом поцеловались, он посадил бы ее в такси, и отправился бесцельно бродить по пятой авеню.
- Мы занимались этим, но, знаешь, я потом поняла, что толком ничего не почувствовала, как будто я провела ночь в постели с бревном, и все. С тобой всегда бывает по-другому.
Она выдержала театральную паузу, как будто вновь попыталась ударить его, и, наконец, произнесла: Кристиан? Ты ведь будешь по мне скучать, ну, хоть немного?
- Конечно, - сказал он, выдавив из себя улыбку, но ему было обидно, что она так и не прикоснулась к его руке.
Их расставание было весьма немногословным, Луиза несколько раз хотела возобновить разговор, добиться от него еще хоть слова, но Кристиан упорно хранил молчание. Лишь только поймав для нее такси, он обнял ее на прощание очень нежно и бережно, словно боялся помять ее одежду, и произнес:
- Я действительно буду очень скучать.
В этот день Кристиану нужно было закончить еще одно дело. Но для этого вначале следовало купить цветы. Он долго не мог определиться, пока одна из продавщиц в магазине не посоветовала взять ему букет чайных роз. Он удивился, откуда она почувствовала, что именно они больше всего подходит для данного случая, но не стал высказывать этих мыслей вслух, а лишь заплатил за букет и отправился в отель Four seasons.
Гилберта всегда бросало в дрожь от таких строений, от этого величия, богатства и роскоши. Не то, чтобы он никогда не мечтал, что ему будет позволено бродить по этим залам в качестве гостя и пользоваться всеми плюсами, которые дают деньги, но во всем этом он чувствовал некую несвободу, вызывающую в нем сильнейший протест. Поэтому он довольно бесцеремонно игнорировал мрамор и позолоту, роскошные букеты цветов и счастливых постояльцев, улыбающихся ему, когда он встречался с ними взглядом в холле. Раньше Гилберту никогда не доводилось бывать в Four seasons. Лоурен сыграла с ним злую шутку, заставив прийти попрощаться с ней в самое, казалось бы, неподходящее для этого случая место.
- Простите, вам, помочь? - к нему подошел мужчина в темном элегантном костюме, видимо, один из служащих отеля.
- Да, я хотел бы попасть в зал для приемов Метрополитан, если это возможно.
- Вы хотели бы посмотреть его для организации какого-то торжества?
Гилберт активно замахал головой, ему сейчас не хватало Марты, которая умела объяснять все легко и деликатно.
- Нет, мне просто нужно побыть там несколько минут, там умерла моя жена.
Мужчина понимающе кивнул, и, кажется, пробормотав что-то вроде "прошу вас подождать минутку", отошел к ресепшн, оставив Гилберта наедине со своими мыслями. Почему именно сегодня он решил прийти сюда, он не смог бы ответить на этот вопрос, даже имей он возможность за верный ответ избавить мир от войн и голода. Гилберт уже давно собирался прийти, но получилось именно сегодня. Он поблагодарил служащего, проводившего его в зал, тот был огромен, выдержанный в бордовых тонах. Сейчас все украшения и декорации были убраны, помещение казалось каким-то покинутым, но все еще торжественным. Гилберт подумал, что наверно в этих стенах тысячи раз раздавался эхом чей-то смех, и один из этих тысяч раз принадлежал ей.
- Прощай, Лоурен, - он произнес эти слова, словно, пробуя их на вкус, несколько раз едва слышно, чтобы не потревожить тишину зала.
Казалось, вот и все, пора бы расстаться с прошлым, с этого места начать новую точку отсчета, но это было нелегко, как нелегко вот так сразу придумать новую мечту.
"Марта всегда любила заниматься сводничеством", - подумал Кристиан, входя в зал и увидев Гилберта. Юноше не хотелось встречаться с отцом, но раз вышла такая ситуация, бежать уже бесполезно.
- Гилберт, - Кристиану стоило неимоверных усилий, чтобы выдавить эти слова из себя сейчас и здесь. Отец обернулся и посмотрел на него только, чтобы вновь между ними возникла та самая неловкость и даже неприязнь, что преследовала их с самой их первой встречи. Но Кристиан не хотел поддаваться этому чувству сейчас, хотя бы ради Лоурен, и пусть в этом месте он не смог ощутить какой-либо скорби по ней, но по крайне мере цветы здесь смотрелись весьма уместно. Кристиан протянул их Гилберту:
- Это для нее, - сказал он.
Гилберт был удивлен, но взял цветы, хотя присутствие Кристиана и смущало его. "Что со мной такое, почему я не могу ему и слова сказать, я же его отец?", - Гилберт ощутил себя потерянным и от волнения сунул руки в карманы брюк.
- Ты сейчас пойдешь домой? - спросил он, наконец.
- Мм? - юноша, кажется, не расслышал его вопроса. - Нет, я, я еще хотел встретиться с друзьями.
- Позвони мне, если что.
- Ок, конечно.
Гилберт проводил сына взглядом, тот выглядел весьма беззаботно, словно, в его жизни не существовало каких-либо причин для печали, он вышел из зала и исчез в ярком свете дверного проема. Но Кристиан обернулся, когда Гилберт уже не мог видеть его. Охваченный странным желанием ненавидеть его и быть с ним рядом, юноша решил, что готов простить отца, за что бы тот себя не винил.
У Кристиана начались каникулы, и он с Мартой съездил на несколько дней в Алабаму, где жили его дедушка с бабушкой. За это время он почти успокоился, отлично отдохнул и нарисовал пару прекрасных этюдов. Когда Кристиан вернулся в Нью-Йорк, Гилберта не было, он уехал в Атланту по делам на пару дней, но у двери их квартиры юношу ждал неожиданный сюрприз. Прислонившись к белым обоям стен, там сидело рыжее чудовище со спутанными волосами.
- Oh, lord, Долли, что ты с собой сделал? - падая на колени, попытался добиться от него объяснений Кристиан.
Но тот лишь замотал головой, не желая говорить. Долли выглядел осунувшимся, на щеке была ссадина, да и локоть один разбит. "Опять, наверное, подрался с кем-нибудь", - подумал Кристиан.
- Ок, пойдем, Куколка, я приведу тебя в порядок.
Юноша набрал Долли ванну, а сам сел рядом на кафельный пол, ожидая, что его друг проронит хоть слово. Кристиан внимательно посмотрел на него, но тот лишь отводил взгляд.
- Я чувствую себя нацистом, пытающим несчастного еврея, - вспылил Кристиан, - если ты не собираешься мне говорить, что с тобой произошло, можешь не говорить, но прошу тебя, прерви это тягостное молчание.
Кристиану взял мочалку и стал аккуратно отмывать ссадину на руке Куколки от крови, тот морщился, но терпел, а потом, когда Кристиан совсем потерял бдительность, поцеловал его.
- Я люблю тебя и хочу секса, - без тени смущения признался Долли.
Кристиан пожал плечами, спокойно обмакивая мочалку в мыльную воду, словно ничего и не произошло. Такая удивительная способность сохранять самообладание, часто играло ему на руку, особенно в таких ситуациях, когда на самом деле он не знал, что же ему делать.
- Я не способен любить кого-нибудь, - признался он, это откровение выскользнуло из его рта непроизвольно, и он уже был готов обругать себя мысленно за эту вольность.
- Но я не прошу любви, я хочу заняться с тобой сексом, слышишь?
Долли явно искал ссоры, или чего-то подобного, иначе он никогда не стал бы себя так вести, впрочем, Кристиан был готов к этому уже тогда, когда увидел его возле входной двери.
- И на это я тоже не способен, - по лицу юноши пробежала злая усмешка, и он поднялся с кафеля, с особым рвением выжимая мочалку, словно она была главным виновником всех его неудач, - Перестань, Джеймс, ты просишь невозможного.
- Неправда! - Долли закричал так, что соседи ниже этажом наверняка слышали этот крик, - Ты врешь, ты просто не хочешь, ты похоронил себя вместе с Лоурен в тот день, когда узнал, что ее больше нет, и больше не живешь. Ты не хочешь жить, ты просто мертвяк, кусок плоти, зомби.
Кристиан швырнул в Долли мочалкой, надеясь, что та угодит прямо в его лицо, и прекратит эти неистовые пылкие речи, сам он не увидел результата, так как предпочел позорно бежать из ванны, чтобы только не слышать этой ужасающей правды. Но Долли никогда не сдавался так просто. Вскоре Кристиан, устроившись на диване в гостиной, услышал его быстрые шаги и удары капель воды об пол. Долли стоял перед ним, не потрудившись даже накинуть на себя полотенце, или вытереть влажные длинные волосы, или стереть с лица самодовольную ухмылку.
- Если не хочешь заниматься со мной сексом, тогда сделай мне минет, - потребовал куколка, не собираясь терять своего запала, а так же желая еще больше позлить Кристиана, - или тогда давай я буду сверху.
Долли заметил, как его друг побледнел, а потом покраснел от этих слов. Кристиану действительно стало не по себе, он вдруг понял, что злиться, что его почти трясет от несдерживаемого гнева, почти как в тот вечер, когда он узнал, что Лоурен нет, что уже ничего не изменить, и что он бессилен перед фактом ее исчезновения.
- Ну, уж нет, просто убирайся, уходи, - голос Кристиан прозвучал ровно, но было заметно, как тяжело дается ему этот ровный тон, а уж Джеймса провести было невозможно.
- Ни за что, - упрямо сказал он, топнув босой ногой об пол и сжав кулаки, а в это время в глазах его плясали огоньки озорства и самой что ни на есть наглой усмешки.
- Я позвоню твоим родителям.
- Чурбан.
- Slut.
Кристиан знал, что стоит ему сказать грубое слово в адрес Долли, как это возымеет потрясающий эффект, может как раз потому, что такие слова он произносил лишь в самых крайних случаях. Марта и Лоурен в два голоса с детства твердили ему о рыцарских достоинствах и свободной любви, и вот получился такой парадокс. Нужно было что-то очень существенное, чтобы заставить Кристиана быть грубым. Но Долли непросто был потрясен, кажется, он был потрясен в самом положительном смысле слова, и в глазах его теперь проскользнуло что-то совсем недоброе, словно Кристиан сам сейчас загнал себя в ловушку. В ответ Долли обрушился на своего друга шквалом самых страстных поцелуев, граничащих с жестокостью. Кристиан едва успевал хватать ртом воздух, прижатый к стене и скованный руками ногами и всеми остальными частями тела Джеймса. А тот не собирался отпускать свою добычу так просто, он целовал, сжимал, гладил и ласкал Кристиана до тех пор, пока вся его холодность и невозмутимость не потеряли свою силу.
- Перестань, - требовал Кристиан, а минутой позже уже просил: прошу тебя, перестань, Джейми.
В какой-то миг Долли остановился, движение замерли, стало тихо, лишь только их сбившееся дыхание раздавалось в пространстве. Потом Долли сказал:
- Это неправильно.
А Кристиан со вздохом облегчения опустился на пол. Он не мог понять, то ли ему было слишком жарко, то ли холодно, но его трясло мелкой дрожью, и пришлось обнять себя за плечи, чтобы ее унять. Долли сел рядом, безмолвный и потерянный, погруженный в свои мысли, как никогда прежде. Кристиан не нашел ничего лучше, как погладить его по голове, так как гладят больного питомца, со смешенным чувством привязанности и тревоги.
- Я принесу твои вещи из ванны, - сказал он. А Долли кивнул ему в ответ. Вернувшись, Кристиан обнаружил друга все в той же позе, упрямо смотрящего в никуда. Он подошел к нему и наклонился, чтобы поднять его и отвести в спальню, хотел взять за руку, но Куколка вырвался, закричал: "Я мерзкий, не трогай меня!". Кристиану это не понравилось, он почувствовал бессилие внутри себя, отчаянье и безразличие в то же время. Ему захотелось ударить Джеймса, оставить его и уйти прочь. Но он не мог так поступить, только не теперь. И в который раз, словно говоря с капризным ребенком, он попросил:
- Джеймс, пожалуйста, пойдем отсюда. Я устал, ты тоже. Нам надо немного отдохнуть.
На этот раз Джеймс позволил себя поднять, и Кристиан провел его в спальню, уложил на кровать и, накрыв одеялом, сел рядом.
- Знаешь, Долли, порой больше всего мне хочется все забыть и ничего не помнить, - задумчиво произнес Кристиан, касаясь запястья Джеймса, - Стереть все-все, что было со мной за эту жизнь и начать все сначала, только не зная, не помня, что было там раньше.
Кристиан стал осторожно гладить ладонь Долли, проводя по начерченным линиям. Если в них скрыта судьба человека, то юноше хотелось бы знать, какой она будет у Куколки. А еще он коснулся рыжих прядей, влажных, расправляя их одну за другой, как будто пытаясь сплести необычный узор, и удивляясь игрой света, придающий каждый раз удивительный оттенок.
Удостоверившись, что Джеймс в порядке, Кристиан разделся и лег рядом, но заснуть ему не удавалось, в голове крутилось тысяча мыслей и образов. Он почему-то вспомнил Луизу, а потом Марту и Лоурен, и они переплетались в его сознании причудливым калейдоскопом ароматов духов, фасонов платьев и слов. И когда воспоминания об этих женщинах приняли в его голове совсем уж причудливые формы, он ощутил губы Долли на своей щеке, а потом тот дал ему таблетку, мягко шепнув на ухо: "это пилюля забвения". И это не было ложью, постепенно, проглотив пилюлю, Кристиан ощутил, что образы исчезают из его головы, и все, что он чувствует сейчас и слышит, это лишь свое дыхание, сливающиеся с дыханием Джеймса, лежащего рядом.
Гилберту вернулся домой, когда только начало светать. Его поездка сложилась очень удачно, переговоры прошли так, как он и ожидал, и ему даже удалось вернуться домой на день раньше. Войдя в квартиру, он поразился необычайной атмосфере спокойствия, которая царила здесь и еще чувству, что он действительно вернулся домой, что это его место. Кристиан конечно еще спал, если вообще ночевал дома. Гилберт старался не шуметь, ему не хотелось нарушить возникшее настроение. Развязывая галстук, он стоял у окна, любуясь на то, как солнечные лучи будят высотки небоскребов и пустые улицы, покрывая все ярчайшим слоем золотого света. Потом он услышал шаги и обернулся, перед ним стоял юноша с великолепными длинными рыжими волосами, одетый в синие джинсы и белую футболку. Казалось, он сам олицетворял собой солнце и являлся воплощением какого-то древнего духа, вдруг сошедшего на землю.
- Красиво, - сказал он, посмотрев на Гилберта и подходя к тому почти вплотную. - Настолько красиво, что даже немного больно смотреть на это.
А потом он чмокнул удивленного Гилберта в щеку и похлопал по плечу.
- Не будите Криси утором, ему нужно отдохнуть, OK? А я пойду, а то родители меня будут искать. Хорошего вам дня.
С этими словами Долли направился к выходу, как ни в чем не бывало, не ожидая ответа и насвистывая себе что-то под нос. Гилберт даже приоткрыл дверь после его ухода, удостоверившись, что парень вошел в лифт, а не вылетел в окно в коридоре, или растворился в воздухе. Потом мужчина подошел к комнате сына, прислушиваясь, тихо ли там. Осторожно войдя внутрь, он увидел, что Кристиан спит, натянув одеяло до самого подбородка. Он посмотрел на его лицо, во сне оно выглядело совершенно безмятежным, а еще оно напомнило ему черты Лоурен и свои собственные, так странно увековеченные в одном человеке. Это тронуло Гилберта, осознание своего символического бессмертия. Наверное, это не раз утешало и Лоурен.
(продолжение следует)