Грамотный ученый, в очках. И в голове у него так много всего понапихано, что не умещается уже. Вот он и выговаривает данные - место освобождает. Выговорил, забыл-вспомнил, пока другие сведения наружу просятся. Ну, какой механизм починить или машину, так это он тоже может... Много сам выдумывает... Казалось бы, чинил совсем простую вещицу… Будильник, к примеру, а как сделал, и не знаешь, какую штуку теперь этот будильник выкинет... Когда оно взорвется, и как его теперь называть... Это я опять пошутил господин полковник, гражданин следователь. Смышленый малыш.
- Надоело. Все время реформы, а рожи вокруг одни и те же. Человек мне нужен. Ищу человека! - Ты, наверное, удивишься президент- батюшка, но у нас для тебя уже и кандидатура есть. Помыслами чист. Хочешь - на баяне тебе сыграет, хочешь - сапоги съест; и все с улыбкой, цитируя твои же постановления. - Где ж такой молодец? - пожелал узнать всенародный избранник А ему: - Сидит в светелке, дожидается. Приоткрыл президент дверцу своего кабинетика, глянул осторожненько в щелочку. - Нет, - говорит - Schlaupech... - У него тоже рожа постная, как у вас. Зачем мне еще один такой же? Насупились генералы: - Испытай его, батюшка. Не такой он. А надо сказать, что стеснялся президент, когда его генералы приходили к нему целой дивизией. - Хорошо – говорит - испытаю. В дверку высунулся чуть дальше, чем прежде и пальчиком поманил - ходи сюда мил человек. - И чем же ты, голубчик, кандидатура, особенный? Рук у тебя вижу - две. Нос один. А тот ножкой шаркнул, глаз скосил и отвечает: - У меня все иначе устроено. Я иначе думаю. Я всем телом думаю, бля. Почему так?
И огромный гранитный, гипсовый, бронзовый, газетный, уваженный парламентариями, благословенный церковнослужителями, вылизанный имиджмейкерами Анашкин. Анашкин возносящийся к небесам и выше.
Адамов не умел летать. Иногда чрезвычайно сосредоточившись, он мог зависать в воздухе на пару секунд... и каждый раз, словно неведомый недоброжелатель щекотал невидимой травинкой у него в носу. Адамов чихал и мягко опускался на поверхность планеты. Петров постоянно подшучивал над товарищем по этому поводу. Сам он летал удивительно хорошо и, кроме того, с легкостью делался невидимым. Адамов же ни разу до конца не исчезал. В лучшем случае он становился призрачным, как сгусток тумана или прозрачным, словно ледяная скульптура в заброшенном парке, и мог здорово напугать случайного наблюдателя. - Слишком много в тебе материального, Стасик - выговаривал Адамову Петров, - ты, наверное, гегельянец - и слезы беззаботного веселья выступали на его глазах.
В вашем седьмом сне лакированные галоши с глазами как песок морской плодились, множились. А я в это самое время из чащобы на просеку выбираюсь. А потом вы резиновых утят считали, один еще такой одноглазый, все время занимал в конце очереди, а я тогда по подлеску шурудил палкой. Палку сам сделал. В орешнике выломал. Ножичком обтесал. Ножичек знаешь у меня какой острый. Как бритва Оккама.
Но и с деньгами не бросил Миша Театр, продолжал регулярно наряжаться в ливреи, кафтаны, брать в руки алебарды, копья, гусли и активно заниматься хоровым пением. В компании новых друзей он с готовностью признавался, что тратит время без финансовой отдачи, имея в виду возможные интересные знакомства. Если я случался при разговоре, тихо добавлял: "Ну, и для души, конечно". Жгучая смесь культурного воспитания с буквальностью восприятия, необходимой владельцам больших бабок, втянула моего приятеля в неприличную историю.
Картина "Автор наедине с музой" (вариант для материалистов "Автор сам с собой"). Автор один, нервно ходит по комнате, смотрит в рукопись, бубнит себе под нос и жестикулирует свободной рукой. Автор - Бу, бу, бу. Эх. Бу, бу, бу. (Напряженная пауза)(Вопросительно) Бу? (безнадежно роняет руку. Рука падает как плеть) Дрянь. Останавливается и с тоской смотрит вдаль от рукописи. Влетает муза с чувственной улыбкой. (Падает занавес) Балет Балет представляет хореографическую гармонию автора и музы, что временами затруднительно для автора, т.к. муза постоянно порхает.
С тех пор как моя лодка затонула. Я видел тебя, один, единый раз. Меня ты не узнала. Страданиями искажено лицо. Я с горя пил. Мне было жалко товарищей своих морских. Подводные морские волки, друзья дельфинов. Как сейчас я помню последний наш поход. Он в кошмарах часто снится мне. Я стоял на мостике, и вдруг удар, взрывы, огонь, вода льется на лицо, соленая морская. Как я спасся, не помню. Я один. Должно быть, выбросило взрывной волной, или друзья спасли. (Кричит) -- Эй вы, спасайте капитана, дураки. И знамя.
И здесь, на этом самом месте, вы ко мне оборачиваетесь: - Ах, как же ситра хочется.А я вам:- Дражжайшая Антонина Тиховна!А вокруг, как в раю, через каждые двадцать шагов будки с воздушными шариками.
Посмотрел мой муж, Володенька, на сию картину и расцвел душой. "Во, думает, сколько зайцев!" Подплыл совсем близко к островку, а они, твари глупые, сами в лодку прыгают. А он их по башкам прикладом. Прикладом по башкам. Для верности. Ни один не ушел. Некоторые уплывать от него пробовали не уплыли.
Не тот сперматозоид, не та мамаша попались. Одно недоразумение с хромосомами в самом начале, тысячи человеко-часов на воспитание, и вместо самодостаточной уверенной в себе дамы получился неврастеник мелкий с одутловатым лицом... Издерганный, желчный.... Меланхолик и брюзга... Вечно недовольный... Однако, недолгое знакомство с хрипящим мачо исправит старую ошибку.