Аннотация: Рассказ о русской женщине - известной в Швейцарии художнице и владелице салона товаров искусства.
ЗАЙКА
Перед отъездом в путешествие по Европе я решил позвонить своей бывшей жене в Израиль - поздравить с днём рождения. Когда-то давно, скорее всего чёрт дёрнул меня жениться в первый раз на богемной музыкантше. Это был предсказуемо неудачный брак для нас обоих, хотя отличный результат этого краткого союза - славная дочурка, всё-таки доказывает, что и в этом деле не обошлось без участия добрых небесных сил.
В разговоре с бывшей женой, мимоходом, упоминаю о предстоящей туристской поездке.
Экс-супруга затевает диалог:
- А в Швейцарии, в Цюрихе, вы будете?
- Мы там будем, но всего один день.
- Не поленись, зайди в центре города, в художественный салон на улице Стампфенбахштрассе, его легко найти - самый большой и вывеска на пяти языках, на английском кажется "Word of Arts". Обязательно зайди - точно не пожалеешь!
- Ну, что там такого интересного?
- Ты ведь любишь картины и всё вокруг художественного искусства. Зайди!
В Цюрихе захожу в дорогой салон картин и гобеленов, в самом центре города. Внимательно рассматриваю интересные работы и пытаюсь разгадать интригу экс-жены - ну не могла она меня просто так послать смотреть картины, она большая затейница по части всяких приколов. Ведь только на этой улице можно найти ещё пять подобных салонов, так почему же я должен был зайти именно в этот?
В углу помещения разговаривают, на немецком языке, две женщины средних лет. Явно разговор продавца и клиентки: одна тёмноволосая, с сединой, но ещё красивая и солидная женщина сидит за столом, а вторая, помоложе и блондинка, развалилась в отставленном в сторону кресле.
И тут, вдруг я сразу понимаю интригу - в хозяйке салона - старшей женщине, облепленной крутыми драгоценностями, я узнаю бывшую подругу моей первой жены - Зою или Зайку, как её называли в нашей компании. Теперь её зовут Зоя Берг...
Сначала мы вместе пообедали и поговорили о настоящем. Зайка показала мне фотографию семьи Берг, в полном составе, отдельное фото двух взрослых сыновей-близнецов, своей собаки и своих двух домов - в Цюрихе и шале в горах.
Зоя - известная в Швейцарии художница, она специализируется по модерновым гобеленам. Все гобелены в салоне - это её работы. Фрау Берг - владелица салона, кроме продажи своих работ, она принимает на комиссионную продажу работы знакомых художников. Бизнес идёт нормально.
И вот, наконец, мы дорвались до самого главного нашего разговора - мы вспомнили всех наших и обменялись сплетнями: кто из нас и о ком хоть что-нибудь слышал?
Наша компания образовалась из выпускников вузов, приехавших в прибалтийский город по распределению.
Мы прибыли на работу в разные организации, но были поселены в одно общежитие для молодых специалистов.
Общество сбилось славное: способные, свободные и весёлые ребята. Компания и события крутились вокруг нас четверых: Алексея, Бориса, Кости и меня. Мы вчетвером собирались почти каждый вечер: шли вместе ужинать после работы, а потом в кино или играть в пинг-понг и волейбол в спортзале Борькиного предприятия. Нам было интересно и легко вместе, было удивительно и приятно сознавать наше взаимопонимание с полуслова и, даже больше этого, понимание своего товарища, когда он ещё только собрался выразить свою мысль.
Борька, единственный среди нас, был ещё и настоящим спортсменом - мастером спорта по боксу, поэтому кроме наших разминок ради здоровья, он регулярно тренировался всерьёз.
К выходным дням численность компании обычно раздувалась в несколько раз, считая примыкавших к нам девушек. Иногда появлялись наши мореходы: Володя - судовой электромеханик, драчун и гуляка, и Андрей - судовой радист, интеллигент в золотых очках и большой ходок по женскому полу.
Эти двое, на несколько дней, переворачивали нашу ровную жизнь с ног на голову, из режима "пашем, отдыхаем, занимаемся спортом и гуляем" в состояние удалого и непрекращающегося загула.
В пятницу, как правило, заходили бывшие ленинградцы, конструкторы кораблей: Лёвка и Витя. Какое-то время в компании крутился москвич Сеня, которого через год арестовали люди из московского КГБ.
С нами выходил в свет хиппующий художник Лёша Листопад, с обязательно сопровождающими его девицами из мира искусства: художница Лена, дочь генерала-поэтесса Лера, пара балерин из Вильнюса (я уже не помню их имён) и другие в этом же духе.
Сначала мы собирались прямо у нас, в чьей-нибудь тесной комнатке общежития, а потом стали базироваться дома у Гарика - первого нашего товарища из местных городских жителей. Его обеспеченные родители уступили сыну целый этаж в своём частном доме. Папа Гарика был заведующим большого овощного магазина, а по тем временам, в совке, эта должность была более доходной, чем, например, должность главного инженера завода. Родители Гарика хотели, чтобы их баламут водился с нормальными ребятами и поэтому, когда они поняли, что других, лучше нас и подходящих Гарьке, не найти, стали радушно принимать нашу компанию на своей территории.
В этом гостеприимном доме регулярно, раз-два в неделю, кормили ужином с десяток друзей сына, совершенно не замечая никакого материального ущерба.
Папа создал для Гарьки тепличные условия, а взамен требовал только не бросать работу, продолжать учиться на вечернем факультете и не связываться с плохой компанией. Однажды Гарик преподнёс нам историю о том, что его папа принял на работу, в свой магазин, интересную молодую женщину, мать-одиночку и давал ей хорошо заработать с условием, что его двадцатидвухлетний сын сможет бывать у неё в гостях, когда ему сильно приспичит. Быль это была или сказка, мы так и не узнали.
Мы завидовали нашему товарищу на его лёгкое бытие, но сами гордились тем, что без посторонней помощи умудряемся устраивать своё собственное существование. Денег мы получали немного, но нам, общежитским, не нужно было покупать никаких дорогостоящих атрибутов оседлой жизни, поэтому никто из нас не экономил деньги. Молодые придурки, дорвались до собственных денег и устраивали себе жалкое подобие красивой жизни: водили девчонок в рестораны, покупали фирменную и дорогую одежду у фарцовщиков, собирали компании с выпивкой и танцами у Гарика.
В выходные и праздничные дни компания повадилась ездить в Юрмалу. Сезон в Юрмале короткий: июнь- август, а всю оставшуюся часть года корпуса пансионатов и санаториев летнего типа простаивают. Однажды, в один из очередных загулов, наши друзья-мореходы познакомились с Васильичем, завхозом и сторожем одного из пансионатов. Этот мужик за скромную плату сдавал доверенным людям любое количество, не принадлежащих ему комнат в охраняемом объекте. С этого дня общество никогда больше не имело проблем с местом проведения вечеринок, или, как мы называли такие мероприятия - пикничков. Конечно, в межсезонье пансионат отапливался очень слабо и только для защиты отопительной системы от замерзания, но холод нам был не помеха. Кроме молодости и подружек нас ещё согревало любое затребованное количество одеял, которое каждому из нас щедро выделял ночной директор пансионата.
Сначала мы таскали на наши пикнички случайных девиц, склеенных где вышло или в нашем всегдашнем кафе. Постепенно, по мере нашего возмужания, у нас начали устанавливаться продолжительные отношения с девушками. Некоторые даже умудрилась построить свои семьи в легкомысленной атмосфере наших пансионатских пикничков.
Именно в этот период, в нашей компании появились две новые, богемные и красивые девушки, которых, в первый раз, привёл художник Лёша. Пианистка Соня была выпускницей вильнюсской консерватории, а её подруга Зоя просто числилась любителем и знатоком музыки, по крайней мере на нашем фоне. У Сони был абсолютный музыкальный слух, она умела, балуясь, играть на многих видах музыкальных инструментов. Она редко бывала в нашей компании, но когда снисходила, её музыкальные импровизации и исполнение шуточных песенок под гитару всегда являлись гвоздём программы.
У Зои сразу завязался романчик с нашим спортсменом Борькой. Она начала появляться среди нас и в будние дни, бывать на всех соревнованиях, на которых выступал Борис, и даже познакомилась с родителями Борьки, которые приезжали навестить сына. Подружка друга стала и нашей подругой.
Мы называли её Зайка. Зайка была очень красивой, но она принадлежала к той породе женщин, которых мужчины редко выбирают для создания семьи. Во-первых, она происходила от очень странных родителей: её мать была взаправдашняя цыганка из табора, а отец - русский человек, отставной офицер и пьяница, работал учителем труда в школе.
В прошлом, когда молодой офицер только влюбился в свою цыганку, она сумела выторговать у него особую льготу. Земфира нашего времени согласилась стать женой офицера, но с обязательным условием, что каждое лето ей будет дозволено отбыть в свой кочующий цыганский табор. Маленькая Зайка на всё лето оставалась только с отцом. Заброшенный женой учитель, с девочкой на руках, ходил по пивным забегаловкам, а иногда просто закрывал свою дочь одну в квартире. Собачка-болонка, в те времена, была лучшим Зайкиным другом.
Мать возвращалась из табора весёлая и счастливая, с лихим блеском в глазах. Грустный, но по-прежнему до смерти влюблённый отец, усаживал свою заблудшую жену в ванну, с разведённым пахучим немецким средством для мытья тела и заставлял её часами отмокать. Таким образом, наверное, он выводил из её волос и кожи запахи цыганской вольницы, а может даже запахи других, вольных и лихих, мужиков. Потом, на несколько дней, наступала любовная идиллия, когда Зайка вообще не видела своих родителей, прячущихся от дочери за закрытыми дверями спальни.
Через неделю дом навсегда, до следующего лета, превращался в поле брани. Отец ругал мать грязными словами и грозился выгнать из дому, как паршивую собаку. Грозился, грозился, а выгнать не мог - сильно любил, поэтому ежевечерние ссоры всегда заканчивались его выходом в пивную к друзьям-собутыльникам. Следующим летом эта история повторялась опять, и повторялась бы ещё много лет подряд, если бы в сорок семь лет Зайкин отец не умер от инфаркта.
Второй причиной, из-за которой Зайку остерегались мужчины, была полная неясность с источниками её доходов. Она работала секретаршей какого-то большого начальника, с весьма скромной заработной платой, но носила только фирменные шмотки, кожаное пальто и французскую дублёнку зимой. Зайка легко тратила деньги, ездила на такси, могла заказать в ресторане шампанское на всю компанию и всегда делала подарки своим друзьям на день рождения.
Общество сплетничало о скрытых причинах её материального благополучия. Обсуждались варианты: большой начальник выплачивает ей ежемесячные дополнительные денежные премии за определённые услуги, то ли она имеет какую-то дополнительную работу в этой же сфере услуг. Я выдвинул тогда самую безобидную версию, что цыганские родственники присылают ей деньги из табора. Кто-то из Зайкиных сослуживцев распространил слух, что она тайная любовница старого и богатого дантиста, который щедро награждает свою возлюбленную за встречи.
Наш боксёр совершенно не брал в голову все эти сплетни, а совсем наоборот был очень счастлив, когда яркая и фирменно-упакованная Зайка, из первых рядов зала на соревнованиях, больше всех кричала, приветствуя Борькино появление на ринге.
Когда мы, из обычного среди друзей мужского любопытства, спросили у Борьки об его оценке навыков подруги в любовной сфере, счастливчик закатил глаза и сказал только одно слово:
- Нирвана!
Кто знает, чем бы закончился для Борьки и Зайки их восьмимесячный роман, если бы с Борькой не случилось страшное несчастье на работе. Борис - дежурный электромеханик судоремонтного дока, по вызову крановщика, долго ремонтировал электрический щит подключения подъёмного крана. Он делал переключения, менял предохранители, а потом отскакивал в сторону и кричал крановщику:
- Давай, трогай!
Крановщик включал скорость, а кран не двигался...
Такие неудачные пробы уже повторились десятки раз и Борька совсем потерял веру в успех своего дела, а вместе с верой, и осторожность.
Случайно, в какой-то раз у Бориса, наконец, собралась правильная схема подключения, но он, забыв об осторожности, не отскочил в сторону, а всё равно крикнул:
- Давай, трогай!
Кран поехал и придавил нашего друга к кнехту для швартовки. Борька умер в больнице на следующий день, врачи ничем не смогли ему помочь.
Наша компания просидела двое суток в заводском клубе, не вставая с кресел, установленных вдоль гроба Бориса, без сна, без еды и в полной депрессии. Бедная Зайка плакала без остановки, поочерёдно спрашивая у каждого из нас:
- А почему он?
Когда не стало Бориса, Зайка всё равно осталась держаться нашей компании. Она видимо видела в нас, интеллигентных парнях, подходящий материал для ощущения себя дамой хоть какого-то света, а может и для строительства своей семьи. Как это не странно, но Зайка, в отличие от своей матери, высоко ценила семейную жизнь и детей. Мы, не один раз, слышали об этих её приоритетах на будущую взрослую жизнь. Наша общажная неустроенность, наверное, казалась ей той слабинкой, которая уравнивала нас образованных приезжих интеллигентов с ней - секретаршей с десятью классами школы, но местной и имеющей свою квартиру девушкой.
Через пару месяцев, Зайкой увлёкся самый политизированный человек в нашей компании - Семён, а может быть, это она по-цыгански заворожила нашего праведного еврея.
Сеня работал в радиоцентре морского порта. Он, единственный среди нас, разбирался в политике, любил и заводил политические разговоры и, как правило, строил темы для дискуссий на, подходящей к случаю цитате из ленинских работ. Наш идеолог, на память, произносил цитату, а потом на примерах из реальной жизни страны, стройно и умело доказывал несоответствие реалий совка теориям великого вождя. Его вера в Ленина и коммунистические идеи была сравнима с верой фанатичных старых большевиков.
Сеня и Зайка начали вместе появляться на наших вечеринках, обжиматься и вместе исчезать. Пара: красивая Зайка и идейный еврей никак не смотрелась рядом и, по всей видимости, этот противоестественный союз разрушился бы натуральным образом, но каким-то высшим силам было угодно опять сделать из Зайки подругу мученика.
В средине одного из рабочих дней, ко мне в ВЦ на такси заехал взбудораженный Лёша, вызвал меня на проходную и, толком ничего не объяснив, потребовал, чтобы я немедленно отпросился с работы и ехал с ним. Оказалось, что Лёша сегодня работает во вторую смену. Когда он, проспав до десяти утра, вышел из нашего общежития и направился в соседнее кафе завтракать, он увидел Семёна, которого вели под руки двое мужиков, а третий уже держал нараспашку дверь черной "Волги". Мы все постоянно читали самиздатовские книги, которые Сеня привозил из Москвы. Как правило, хоть одна из этих книжек была спрятана у каждого из нас, а у меня на тот момент устроились три его книги: "Лолита" Набокова, изданная в Германии, самиздатовские стихи Бродского и переводная, тоже самиздатовская, книга "Исход" американского писателя Леона Юриса.
По Лёшиному сценарию выходило, что если Сенька начнёт колоться или в общаге будут расспрашивать: с кем водился Семён Лифшиц, то любая вахтёрша сумеет назвать его друзей.
Мы с Лёшей сели в такси и заехали, не отпуская машину, в нашу общагу, к Зайке на работу и домой, а потом к Гарику. Мы собрали книги, упаковали их в непромокаемую нейлоновую сумку-пакет и, напоследок, попросили водителя ехать загород. Мы похоронили девять отличных книг в знакомом лесочке у дороги, запомнив, как нам казалось, координаты места относительно самого большого дерева.
Позже выясниться, что никого из нас никто и не собирался арестовывать, нас даже никуда не вызывали, а Семёна арестовали приезжие кагебешники за его участие в диссидентской группе во время учёбы в Москве. Сенька отсидел пять лет, в тюрьме поменял свое коммунистическое мировоззрение на веру и религию, а по освобождении выехал в Израиль, где стал раввином.
Забегая напёрёд, скажу, что когда через полгода мы с Лёшей выбрались в наш лесок и старались найти книжки, у нас ничего не получилось: все деревья теперь казались одинаковыми и мы не смогли построить систему координат для отсчёта места захоронения.
А Зайка продолжала крутить романы с другими ребятами, не делая из этого никаких секретов. Эта раскованность, видимо перешла к ней на генном уровне от таборных предков. После того, как по Зайке проехалось ещё несколько парней, её статус в тусовке понизился до уровня девочки-выручалочки на подхвате - её приглашали в ресторан или на вечеринку тогда, когда прибывали из рейса наши моряки или в компании оказывался одинокий или приезжий товарищ.
Даже самые отчаянные парни перестали рассматривать Зайку, как возможный объект для серьёзных отношений - хоть и красива, но происхождение левое, себя совершенно не блюдёт и кровь дурная играет...
И тут Зайка, одним махом, утёрла нос всему сообществу. После продолжительного отсутствия на наших посиделках, она внезапно появилась в пятницу вечером у Гарика в доме - нашем обычном месте для сбора в конце рабочей недели. Громко и торжественным голосом, она пригласила всех на свою свадьбу, которая состоится через две недели в нашем любимом маленьком ресторанчике в Юрмале. Ресторанчик, по случаю большого банкета, будет закрыт для всех посторонних. Регистрация брака состоится в тот же день, в полдень.
Публика в шоке, но Зайкина новость искренне обрадовала всех: её любили, она надёжная, а некоторым парням - близкая подруга, а девушкам, так вообще советчица и помощница во всех бабских проблемах.
На свадьбу пошли всей компанией, а женская половина общества даже присутствовала на регистрации. Уже стали известны подробности об Зайкином женихе: он иностранец, его имя - Эрик Берг, гражданин Швейцарии, большой и красивый мужик, по специальности ветеринар. В нашем городе он живёт временно и работает в морском порту по контракту с французской фирмой, закупающей лошадей у СССР. Оказывается, через торговый порт нашего города потоком экспортируются лошади, а Зайкин ветеринар осуществляет санитарный контроль каждой партии животных. По рассказам моей подружки того времени, само прибытие на регистрацию Зайки и гражданина нейтральной Швейцарии довело важную чиновницу до полуобморочного состояния. Государственная служащая ещё никогда, в течение всей своей карьеры на поприще записи актов гражданского состояния, не регистрировала пару новобрачных, одетых в белоснежные джинсовые костюмы фирмы Lee.
Свадебная вечеринка происходила в маленьком ресторанчике, где мы считались завсегдатаями. Столы были накрыты на 50 человек. Вся обслуживающая команда относилась к нам по-приятельски всегда, но на этот раз они старались по первому разряду: повара приготовили отличное угощение, официанты вырядились в чёрные костюмы и белоснежные рубашки - все хотели показать швейцарскому жениху, что сервис у нас в Прибалтике соответствует красоте наших женщин. Ассортимент алкогольных напитков и деликатесов вообще поражал воображение - он был закуплен невестой в валютном магазине на доллары своего будущего мужа, к банковскому счёту которого Зайка сразу успела выторговать для себя свободный доступ.
Трое ресторанных лабухов тоже преобразились: сменили джинсовое рваньё на аккуратную одежду, вымыли волосы и даже, на один вечер, повернули свой репертуар от обычной пошлятины типа "... чёрная роза - эмблема печали..." на серьёзную музыку, включившую даже несколько, скверно исполненных, композиций группы Beаtles.
Зайкина свадьба потом ещё долго обсуждалась.
После свадьбы супруги Берг больше не появлялись в нашей компании. Наши подруги, поддерживающие телефонную связь с Зайкой, рассказывали, что процедура её выезда за границу, на родину мужа, прошла очень медленно и болезненно, но закончилась благополучно, благодаря щедрым подаркам, которые сделал Эрик мерзким чиновникам совкового ОВИРа.
Потом я долго вообще ничего не слышал о Зайке. Было не до неё: два своих брака, двое детей, развод, аспирантура, диссертация и, наконец, эмиграция в США и погружение в новую языковую среду настолько перегрузили мою память, что почти затёрли в моей голове воспоминания о весёлой, общажной молодости.
... Я смотрел на фрау Берг и думал об удивительном зигзаге судьбы, перенесшем русскую девушку из прибалтийского города в теплицу швейцарской демократии. Крутая перемена жизни, в свою очередь, развила в ней исключительный талант художника. Интересно, а сумела ли цыганская прорицательница из табора, к которой Зою водила мать, увидеть творческую линию в будущем Зайки?