Хантингтон Самуэль : другие произведения.

Столкновение Цивилизаций

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
  
  PHILOSOPHY
  
  Самюэль ХАНТИНГТОН
  
  СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  АСТ
  
  издательство
  
  Москва
  
  2003
  
  УДК 008 ББК 71.05 Х19
  
  Samuel P. Huntington
  
  THE CLASH OF CIVILIZATIONS
  
  AND THE REMAKING OF WORLD ORDER
  
  1996
  
  Перевод с английского Ю. Новикова (главы 1-8) под редакцией E Кривцовой и Т. Велимеева (главы 9-12)
  
  Под общей редакцией К Королева Послесловие С. Переслегина
  
  Подписано в печать 26.11.02. Формат 84х108 1/32. Усл. печ. л. 31,92. Тираж 5000 экз. Заказ ? 2339.
  
  Книга подготовлена издательством 'Terra Fantastica' (Санкт-Петербург)
  
  С19
  
  Хантингтон С.
  
  Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон; Пер. с англ. Т. Велимеева. Ю. Новикова. - М: ООО 'Издательство АСТ', 2003. - 603, [5] с. - (Philosophy).
  
  ISBN 5-17-007923-0
  
  Книга Самюэля Хантингтона 'Столкновение цивилизаций' - один из самых популярных геополитических трактатов 90-\ годов
  
  Возникшая из статьи в журнале Foreign Affairs которая вызвана наибольший резонанс за всю вторую половину ХХ века, она по-hobomv описывает политическую реальность наших дней и лает прогноз глобального развития всей земной цивилизации
  
  УДК 008
  
  ББК 71.5
  
  No Samuel P. Huntington, 1996
  
  No Перевод Т. Велимеев, 2003
  
  No Перевод Ю. Новиков, 2003
  
  No Послесловие С. Переслегин, 2003
  
  No ООО 'Издательство АСТ', 2003
  
  Электронное оглавление
  
  Электронное оглавление
  
  ОТ РЕДАКЦИИ. ПРАКТИКА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  ЧАСТЬ 1. МИР ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ГЛАВА 1. НОВАЯ ЭРА МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ
  
  ВВЕДЕНИЕ: ФЛАГИ И КУЛЬТУРНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ
  
  МНОГОПОЛЮСНЫЙ, полицивилизационный мир
  
  ДРУГИЕ МИРЫ?
  
  КАРТЫ И ПАРАДИГМЫ
  
  ОДИН МИР ЭЙФОРИЯ И ГАРМОНИЯ
  
  ДВА МИРА МЫ И ОНИ
  
  ПОЧТИ 184 СТРАНЫ
  
  СУЩИЙ ХАОС
  
  СРАВНЕНИЕ МИРОВ: РЕАЛИИ, ТЕОРЕТИЗИРОВАНИЕ И ПРЕДСКАЗАНИЯ
  
  ГЛАВА 2. ИСТОРИЯ И СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  СИНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ЯПОНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ИНДУИСТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ИСЛАМСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ПРАВОСЛАВНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ЗАПАДНАЯ
  
  ЛАТИНОАМЕРИКАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  АФРИКАНСКАЯ (ВОЗМОЖНО) ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ
  
  СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ ЦИВИЛИЗАЦИИ ДО 1500 ГОДА ДО Н.Э.
  
  Рисунок 2.1. Цивилизации западного полушария
  
  КОЛЛИЗИЯ ПОДЪЕМ ЗАПАЛА
  
  ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. полиЦиВилизАЙионнАЯ СИСТЕМА
  
  Таблица 2.1. Использование терминов 'Свободный мир' и 'Запад'
  
  ГЛАВА 3. УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ? МОДЕРНИЗАЦИЯ И ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ
  
  УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА
  
  ЯЗЫК
  
  Таблица 3.1. Носители наиболее распространенных языков
  
  Таблица 3. 2. Носители основных китайских и западных языков
  
  РЕЛИГИЯ
  
  Таблица 3 3. Процентное соотношение мирового населения, следующего основным религиозным традициям
  
  УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНА
  
  ЗАПАД И МОДЕРНИЗАЦИЯ
  
  АНТИЧНОЕ (КЛАССИЧЕСКОЕ] НАСЛЕДИЕ
  
  КАТОЛИЦИЗМ И ПРОТЕСТАНТСТВО
  
  ЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ
  
  РАЗДЕЛЕНИЕ ДУХОВНОЙ И СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
  
  ГОСПОДСТВО ЗАКОНА
  
  СОЦИАЛЬНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ
  
  ПРЕДСТАВИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ
  
  ИНДИВИДУАЛИЗМ
  
  ОТВЕТЫ НА ВЛИЯНИЕ ЗАПАДА И МОДЕРНИЗАЦИЮ
  
  ОТТОРЖЕНИЕ
  
  КЕМАЛИЗМ
  
  РЕФОРМИЗМ
  
  Рисунок 3. 1. Альтернативные ответы на влияние Запада
  
  Рисунок 3. 2. Модернизация и культурное возрождение
  
  ЧАСТЬ 2. СМЕЩАЮЩИЙСЯ БАЛАНС ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ГЛАВА 4. УПАДОК ЗАПАДА: МОГУЩЕСТВО, КУЛЬТУРА И ИНДИГЕНИЗАИИЯ
  
  МОЩЬ ЗАПАДА. ГОСПОДСТВО И ЗАКАТ
  
  ТЕРРИТОРИЯ И НАСЕЛЕНИЯ
  
  Таблица 4. 1. Территория, находящаяся под политическим контролем цивилизаций, 1990-1993
  
  Таблица 4. 2. Население стран, принадлежащих к крупнейшим мировым цивилизациям, 1993 (в тыс.)
  
  Таблица 4. 3. Доля мирового населения в структуре цивилизации (в процентах)
  
  ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПРОДУКТ
  
  Таблица 4. 4. Доля цивилизаций или стран в выпуске продукции обрабатывающей промышленности, 1750-1980, в процентах (Весь мир = 100%)
  
  Таблица 45. Доля цивилизаций в валовом мировом продукте, 1950-1992 (в процентах)
  
  ВОЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
  
  Таблица 4. 6. Личный состав вооруженных сил различных цивилизаций (в процентах)
  
  ИНДИГЕНИЗАЦИЯ: ВОЗРОЖДЕНИЕ НЕ-ЗАПАДНЫХ КУЛЬТУР
  
  LA REVANCHE DE DIEU
  
  ГЛАВА 5. ЭКОНОМИКА, ДЕМОГРАФИЯ И ЦИВИЛИЗАЦИИ, БРОСАЮЩИЕ ВЫЗОВ
  
  АЗИАТСКОЕ САМОУТВЕРЖДЕНИЕ
  
  Рис. 5. 1. Экономический вызов: Азия и Запад
  
  ИСЛАМСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
  
  Рисунок 5. 2. Демографические изменения исламский мир, Россия и Запад
  
  Таблица 5. 1. 'Молодежные пики' населения в мусульманских странах*
  
  Рис 5. 3. Мусульманские 'молодежные пики' по регионам
  
  ВЫЗОВЫ МЕНЯЮТСЯ
  
  ЧАСТЬ 3. ВОЗНИКАЮЩИЙ ПОРЯДОК ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ГЛABA 6. КУЛЬТУРНАЯ ПЕРЕСТРОЙКА СТРУКТУРЫ ГЛОБАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ПОИСКАХ ОБЪЕДИНЕНИЯ ПОЛИТИКА ИДЕНТИЧНОСТИ
  
  КУЛЬТУРА И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО
  
  СТРУКТУPA ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  РАЗОРВАННЫЕ СТРАНЫ ПРОВАЛ СМЕНЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  РОССИЯ
  
  ТУРЦИЯ
  
  МЕКСИКА
  
  АВСТРАЛИЯ
  
  ЗАПАДНЫЙ ВИРУС И КУЛЬТУРНАЯ ШИЗОФРЕНИЯ
  
  ГЛАВА 7. СТЕРЖНЕВЫЕ ГОСУДАРСТВА, КОНЦЕНТРИЧЕСКИЕ КРУГИ И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ПОРЯДОК
  
  Цивилизации и порядок
  
  ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ ЗАПАДА
  
  РОССИЯ И ЕЕ БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
  
  Украина: Расколотая страна
  
  БОЛЬШОЙ КИТАЙ И ЕГО 'СФЕРА СОВМЕСТНОГО ПРОЦВЕТАНИЯ'
  
  ИСЛАМ ОСОЗНАНИЕ БЕЗ СПЛОЧЕННОСТИ
  
  ЧАСТЬ 4. СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ГЛАВА 8. ЗАПАД И ОСТАЛЬНЫЕ: МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ВОПРОСЫ
  
  ЗАПАДНЫЙ УНИВЕРСАЛИЗМ
  
  РАСПРОСТРАНЕНИЕ ВООРУЖЕНИЙ
  
  Таблица 81. Некоторые продажи оружия Китаем в 1980-1991 годах
  
  ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ДЕМОКРАТИЯ
  
  ИММИГРАЦИЯ
  
  Таблица 8 2. Разбивка населения США по расовой и этнической принадлежности (в процентах)
  
  Соединенные Штаты: расколотая страна?
  
  ГЛАВА 9. ГЛОБАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  СТЕРЖНЕВЫЕ СТРАНЫ И КОНФЛИКТЫ ПО ЛИНИИ РАЗЛОМА
  
  ИСЛАМ И ЗАПАД
  
  АЗИЯ, КИТАЙ И АМЕРИКА. КОТЕЛ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  АЗИАТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ХОЛОДНЫЕ ВОЙНЫ
  
  КИТАЙСКАЯ ГЕГЕМОНИЯ-БАЛАНСИРОВАНИЕ И 'ПОДСТРАИВАНИЕ'
  
  ЦИВИЛИЗАЦИИ И СТЕРЖНЕВЫЕ СТРАНЫ: СКЛАДЫВАЮЩИЕСЯ СОЮЗЫ
  
  Рисунок 9.1. Глобальная политика цивилизаций: складывающиеся союзы
  
  ГЛАВА 10. ОТ ВОЙН ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА К ВОЙНАМ ПО ЛИНИИ РАЗЛОМА
  
  ВОЙНЫ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА: АФГАНИСТАН И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ
  
  ОСОБЕННОСТИ ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  
  СФЕРА РАСПРОСТРАНЕНИЯ: КРОВАВЫЕ ГРАНИНЫ ИСЛАМА
  
  Таблица 10.1. Этнополитические конфликты, 1993-1994
  
  Таблица 10.2. Этнические конфликты, 1993
  
  Таблица 10.3. Милитаризм мусульманских и христианских стран
  
  ПРИЧИНЫ: ИСТОРИЯ ДЕМОГРАФИЯ, ПОЛИТИКА
  
  Рисунок 10.1. Шри-Ланка: 'молодежные пики' сингальцев и тамилов
  
  Таблица 10.4. Возможные причины предрасположенности мусульман к конфликтам
  
  ГЛАВА 11. ДИНАМИКА ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  
  ИДЕНТИЧНОСТЬ: ПОДЪЕМ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО САМОСОЗНАНИЯ
  
  СПЛОЧЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ РОДСТВЕННЫЕ СТРАНЫ И ДИАСПОРЫ
  
  Рисунок 11.1. Структура сложной войны вдоль линии разлома
  
  ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  
  ЧАСТЬ 5. БУДУЩЕЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  ГЛАВА 12. ЗАПАД, ЦИВИЛИЗАЦИИ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  ВОЗРОЖДЕНИЕ ЗАПАЛА?
  
  ЗАПАД В МИРЕ
  
  ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ВОЙНА И ПОРЯДОК
  
  ОБЩНОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
  
  БИБЛИОГРАФИЯ
  
  ГЛАВА 1
  
  ГЛАВА 2
  
  ГЛАВА 3
  
  ГЛАВА 4
  
  ГЛАВА 5
  
  ГЛАВА 6
  
  ГЛАВА 7
  
  ГЛАВА 8
  
  ГЛАВА 9
  
  ГЛАВА 10
  
  ГЛАВА 11
  
  ГЛАВА 12
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ О СПЕКТРОСКОПИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ, ИЛИ РОССИЯ НА ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРТЕ МИРА
  
  ГРАНИЦЫ РУССКОГО ГЕОПОЛИТИЧЕСКОГО СУБКОНТИНЕНТА
  
  СТРУКТУРООБРАЗУЮЩИЕ ПРИНЦИПЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ МЕТА-ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ 'ДОСКА'
  
  ДОМЕН, СОЦИАЛЬНАЯ ФОРМА СЕВЕРНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
  
  РОССИЯ КАК ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - 'ОКНО В ЕВРОПУ' ИЛИ ГОРОД-МИФ
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  
  ОТ РЕДАКЦИИ. ПРАКТИКА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Книга Самюэля Хантингтона 'Столкновение цивилизаций' - первая проба практического применения новых смыслов, вложенных в понятие 'цивилизация' во второй половине ХХ века..
  
  Базовое понятие 'цивилизованного' было развито в XVII веке французскими философами в рамках бинарного противостояния 'цивилизация - варварство'. Это послужило онтологической основой экспансии Европейской цивилизации и практики передела мира без учета мнений и желаний любых неевропейских культур. Окончательный отказ от бинарной формулы произошел лишь в середине ХХ века после Второй Мировой войны. Вторая Мировая стала завершающим этапом распада Британской империи, последнего воплощения классической французской формулы цивилизации (См., например, Б. Лиддел Гарт 'Вторая Мировая война', СПб: TF, M: АСТ, 1999).
  
  В 1952 году появляется работа американских антропологов немецкого происхождения А. Кроебера и К. Клукхона 'Культура: критический обзор концепций и понятий', где они указали, что классический немецкий постулат XIX века о категорическом разделении культуры и цивилизации - обманчив. В окончательной форме теза о том, что цивилизация определяется культурой - 'собрание культурных характеристик и феноменов' - принадлежит французскому историку Ф. Броделю ('Об истории', 1969).
  
  В 80-годы успех в 'холодной войне' определил два отправных пункта для идеологов Евро-Атлантической цивилизации:
  
   представление о том, что цивилизационный образ 'условного Запада' стал в мире определяющим для современного мира и история в своем классическом формате завершена (Ф. Фукуяма)
  
  6
  
   существование в современном мире множества цивилизаций, которые еще придется вводить в требуемый цивилизационный образ (С.Хантингтон)
  
  Новая формула 'цивилизованного' потребовала иного практического решения в системе цивилизационных отношений. И идеологами новой практики стали американцы 3. Бжезжинский с 'Великой шахматной доской' и С. Хантингтон с представляемой книгой. Бывший государственный секретарь США, описывая работающие геополитические технологии назвал Россию 'большой черной дырой на карте мира', а доктор Хантингтон отнес ее к православной цивилизации и практически списал на пассивную форму сотрудничества.
  
  Собственно главной сложностью поставленной проблемы стали классификация и география цивилизаций. Вся практика управления цивилизациями сводится в истинность описания поля 'Великой Игры'. Доктрины Бжезинского и Хантингтона присутствуют в современной политике и, очень хорошо решив самые первые задачи, очевидно испытывают сложности на границах старых религиозных войн и в зоне разрушения Советского проекта.
  
  На границе тысячелетий понятие цивилизации претерпевает очередные изменения. В рамках тезы, предложенной русскими философами П. Щедровицким и Е. Островским в конце 90-х годов, предполагается уход от географической составляющей, и окончательный переход от формулы 'кровь и почва' к принципу 'язык и культура'. Тем самым, границы новых единиц структурирования человеческой цивилизации, как их назвали авторы Миров, проходят по ареалам распространения языков и соответствующих образов жизни, включающих и броделевские 'собрания культурных характеристик и феноменов'.
  
  Николай Ютанов
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  Летом 1993 года журнал Foreign Affairs опубликовал мою статью, которая была озаглавлена 'Столкновение цивилизаций?'. По словам редакторов Foreign Affairs, эта статья за три года вызвала больший резонанс, чем любая другая, напечатанная ими с 1940-х годов. И конечно же, она вызвала больший ажиотаж, чем все что я написал ранее. Отклики и комментарии приходили из десятков стран, со всех континентов. Люди были в той или иной степени поражены, заинтригованы, возмущены, напуганы и сбиты с толку моим заявлением о том, что центральным и наиболее опасным аспектом зарождающейся глобальной политики станет конфликт между группами различных цивилизаций. Видимо, ударило по нервам читателей всех континентов.
  
  С учетом того, какой интерес вызвала статья, а также количества споров вокруг нее и искажения изложенных фактов, мне видится желательным развить поднятые в ней вопросы. Замечу, что одним из конструктивных путей постановки вопроса является выдвижение гипотезы. Статья, в заглавии которой содержался проигнорированный всеми вопросительный знак, была попыткой сделать это. Настоящая книга ставит своей целью дать более полный, более
  
  8
  
  глубокий и подтвержденный документально ответ на вопрос, поставленный в статье. Здесь я предпринял попытку доработать, детализировать, дополнить и, по возможности, уточнить вопросы, сформулированные ранее, а также развить многие другие идеи и осветить темы, не рассмотренные прежде вовсе или затронутые мимоходом. В частности, речь идет о концепции цивилизаций; о вопросе универсальной цивилизации; о взаимоотношениях между властью и культурой; о сдвиге баланса власти среди цивилизаций; о культурных истоках не-западных обществ; о конфликтах, порожденных западным универсализмом, мусульманской воинственностью и притязаниями Китая; о балансировании и тактике 'подстраивания' как реакции на усиление могущества Китая; о причинах и динамике войн по линиям разлома; о будущности Запада и мировых цивилизаций. Одним из важных вопросов, не рассмотренных в статье, является существенное влияние роста населения на нестабильность и баланс власти. Второй важный аспект, не упомянутый в статье, подытожен в названии книги и завершающей ее фразе: '...столкновения цивилизаций являются наибольшей угрозой миру во всем мире, и международный порядок, основанный на цивилизациях, является самым надежным средством предупреждения мировой войны.'
  
  Я не стремился написать социологический труд. Напротив, книга задумывалась как трактовка глобальной политики после 'холодной войны'. Я стремился представить в ней общую парадигму, систему обзора глобальной политики, которая будет ясной для исследователей и полезной для политиков. Проверка ее ясности и полезности заключается не в том, охватывает ли она все, что происходит в глобальной политике. Естественно, нет. Проверка заключается в том, предоставит ли она в ваше распоряжение более ясную и полезную линзу, сквозь которую можно рассматривать международные процессы. Кроме того, никакая парадигма не может существовать вечно. В то время как международный
  
  9
  
  подход может оказаться полезным для понимания глобальной политики в конце двадцатого - начале двадцать первого века, это не означает, что он окажется в равной мере действенным для середины двадцатого или середины двадцать первого века.
  
  Идеи, которые затем воплотились в статье и этой книге, были впервые публично выражены на лекции в Американском институте предпринимательства в Вашингтоне в октябре 1992 года, а затем изложены в сообщении, подготовленном для проекта института им. Дж. Олина 'Изменение среды безопасности и американских национальных интересов', который был воплощен благодаря фонду Смита- Ричардсона. После публикации статьи я участвовал в бесчисленных семинарах и дискуссиях с представителями правительственных, академических, предпринимательских и иных кругов в Соединенных Штатах. Кроме того, мне посчастливилось принимать участие в обсуждениях статьи и ее тезисов во многих других странах, включая Аргентину, Бельгию, Великобританию, Германию, Испанию, Китай, Корею, Люксембург, Россию, Саудовскую Аравию, Сингапур, Тайвань, Францию, Швецию, Швейцарию, ЮАР и Японию. Эти встречи познакомили меня со всеми основными цивилизациями, кроме индуистской, и я вынес бесценный опыт из общения с участниками этих дискуссий. В 1994 и 1995 годах я проводил в Гарварде семинар о природе мира после 'холодной войны', и меня вдохновили его живая атмосфера и довольно критичные подчас замечания студентов. Неоценимый вклад в работу внесли также мои коллеги и единомышленники из Института стратегических исследований имени Джона М. Олина и Центра международных дел при Гарвардском Университете.
  
  Рукопись была полностью прочитана Майклом С. Дэшем, Робертом О. Кеоханом, Фаридом Закария и Р. Скоттом Циммерманном, чьи замечания способствовали более полному и ясному изложению материала. В ходе написания
  
  10
  
  Скотт Циммерманн оказал неоценимое содействие в исследовательских работах. Без его энергичной, квалифицированной и преданной помощи книга ни за что не была бы завершена в такие сроки. Наши ассистенты из студентов - Питер Джун и Кристиана Бриггс - также внесли свой конструктивный вклад. Грейс де Мажистри напечатала раннюю версию рукописи, а Кэрол Эдвардс с вдохновением и энтузиазмом переделывала рукопись так много раз, что она, должно быть, знает ее почти наизусть. Дениз Шеннон и Линн Кокс из издательства 'Жорж Боршар' и Роберт Ашания, Роберт Бендер и Джоанна Ли из издательства 'Саймон энд Шустер' энергично и профессионально провели рукопись через процесс публикации. Я бесконечно благодарен всем, кто помогал мне с созданием этой книги. Она получилась намного лучше, чем была бы в ином случае, и оставшиеся недоработки лежат на моей совести.
  
  Моя работа над этой книгой стала возможной благодаря финансовой поддержке фондов Джона М. Олина и Смит-Ричардсона. Без их содействия процесс написания растянулся бы на годы, и я премного благодарен им за их щедрую помощь в этом начинании. В то время как другие фонды фокусируют свою деятельность на внутренней проблематике, фонды Олина и Смит-Ричардсона заслуживают одобрения за то, что с интересом относятся и содействуют изучению вопросов войны и мира, национальной и международной безопасности.
  
  С.П.Х.
  
  ЧАСТЬ 1. МИР ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ГЛАВА 1. НОВАЯ ЭРА МИРОВОЙ ПОЛИТИКИ
  ВВЕДЕНИЕ: ФЛАГИ И КУЛЬТУРНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ
  
  3 января 1992 года в зале одного из правительственных зданий Москвы состоялась встреча российских и американских ученых. За две недели до этого Советский Союз прекратил свое существование, и Российская Федерация стала независимым государством. Вследствие этого памятник Ленину, красовавшийся прежде на сцене аудитории, исчез, зато на стене появился российский флаг. Единственной проблемой, как заметил один из американцев, было то, что флаг вывесили вверх ногами. После того как замечание было передано представителям принимающей стороны, во время первого же перерыва ошибка была быстро и спокойно исправлена.
  
  За годы, прошедшие после окончания 'холодной войны', мы стали свидетелями начала огромных перемен в идентификации народов и символах этой идентификации. Глобальная политика начала выстраиваться вдоль новых линий - культурных. Перевернутые флаги были знаком перехода, но все больше и больше флагов развеваются высоко и гордо, а русские и другие народы мобилизуются и несут перед собой эти и другие символы своей новой культурной идентификации.
  
  18 апреля 1994 года две тысячи человек собрались в Сараево, размахивая флагами Саудовской
  
  14
  
  Аравии и Турции. Подняв над собой эти стяги, вместо флагов ООН, НАТО или США, эти жители Сараево отождествляли себя со своими братьями-мусульманами и показали миру, кто их настоящие и 'не такие уж и настоящие' друзья.
  
  16 октября 1994 года в Лос-Анджелесе 70 ООО человек вышли на улицы с 'морем мексиканских флагов', протестуя против вынесенной на референдум поправки 187, которая отменяла многие государственные льготы для незаконных эмигрантов и их детей. 'Почему они вышли на улицы с мексиканским флагом и требуют, чтобы эта страна давала им бесплатное образование?- поинтересовались наблюдатели. - Им следовало бы размахивать американским флагом'. И в самом деле, две недели спустя протестующие вышли на улицы с американским флагом - перевернутым. Эта выходка с флагом обеспечила победу поправки 187, которая была одобрена 59 процентами жителей Калифорнии, имеющих право голоса.
  
  В мире после 'холодной войны' флаги имеют значение, как и другие символы культурной идентификации, включая кресты, полумесяцы и даже головные уборы, потому что имеет значение культура, а для большинства людей культурная идентификация - самая важная вещь. Люди открывают новые, но зачастую старые символы идентификации, и выходят на улицы под новыми, но часто старыми флагами, что приводит к войнам с новыми, но зачастую старыми врагами.
  
  В романе Майкла Дибдина 'Мертвая лагуна' устами венецианского националиста-демагога выражен весьма мрачный, но характерный для нашего времени взгляд на мир: 'Не может быть настоящих друзей без настоящих врагов. Если мы не ненавидим того, кем мы не являемся, мы не можем любить того, кем мы являемся. Это старые истины, которые мы с болью заново открываем после более чем столетия сентиментального лицемерия. Те, кто отрицает эти истины, отрицает свою семью, свое наследие, свое право по рождению, самое себя! И таких людей нельзя с легкостью
  
  15
  
  простить'. Прискорбную правдивость этих старых истин не может отрицать ни ученый, ни политик. Для людей, которые ищут свои корни, важны враги, и наиболее потенциально опасная вражда всегда возникает вдоль 'линий разлома' между основными мировыми цивилизациями.
  
  Основная идея этого труда заключается в том, что в мире после 'холодной войны' культура и различные виды культурной идентификации (которые на самом широком уровне являются идентификацией цивилизации) определяют модели сплоченности, дезинтеграции и конфликта В пяти частях книги выводятся следствия из этой главной предпосылки.
  
  Часть I: Впервые в истории глобальная политика и многополюсна, и полицивилизационна; модернизация отделена от 'вестернизации' - распространения западных идеалов и норм не приводит ни к возникновению всеобщей цивилизации в точном смысле этого слова, ни к вестернизации не-западных обществ.
  
  Часть II: Баланс влияния между цивилизациями смещается: относительное влияние Запада снижается; растет экономическая, военная и политическая мощь азиатских цивилизаций; демографический взрыв ислама имеет дестабилизирующие последствия для мусульманских стран и их соседей; не-западные цивилизации вновь подтверждают ценность своих культур.
  
  Часть III Возникает мировой порядок, основанный на цивилизациях: общества, имеющие культурные сходства, сотрудничают друг с другом; попытки переноса обществ из одной цивилизации в другую оказываются бесплодными; страны группируются вокруг ведущих или стержневых стран своих цивилизаций.
  
  Часть IV: Универсалистские претензии Запада все чаще приводят к конфликтам с другими цивилизациями, наиболее серьезным - с исламом и Китаем; на локальном уровне войны на линиях разлома, большей частью - между мусульманами и не-мусульманами, вызывают 'сплочение
  
  16
  
  родственных стран', угрозу дальнейшей эскалации конфликта и, следовательно, усилия основных стран прекратить эти войны.
  
  Часть V: Выживание Запада зависит от того, подтвердят ли вновь американцы свою западную идентификацию и примут ли жители Запада свою цивилизацию как уникальную, а не универсальную, а также их объединения для сохранения цивилизации против вызовов не-западных обществ. Избежать глобальной войны цивилизаций можно лишь тогда, когда мировые лидеры примут полицивилизационный характер глобальной политики и станут сотрудничать для его поддержания.
  МНОГОПОЛЮСНЫЙ, полицивилизационный мир
  
  Политика в мире после 'холодной войны' впервые в истории стала и многополюсной, и полицивилизационной. Большую часть существования человечества цивилизации контактировали друг с другом лишь время от времени или не имели контактов вовсе. Затем, с началом современной эры, около 1500 года н. э., глобальная политика приобрела два направления. На протяжении более четырехсот лет национальные государства Запада - Британия, Франция, Испании, Австрия, Пруссия, Германия, Соединенные Штаты и другие - представляли собой многополюсную международную систему в пределах западной цивилизации. Они взаимодействовали и конкурировали друг с другом, вели войны друг против друга. В то же время западные нации расширялись, завоевывали, колонизировали и оказывали несомненное влияние на все остальные цивилизации (см. карту 1.1). Во время 'холодной войны' глобальная политика стала биполярной, а мир был разделен на три части Группа наиболее процветающих и могущественных дер-
  
  17
  
  жав, ведомая Соединенными Штатами, была втянута в широкомасштабное идеологическое, экономическое и, временами, военное противостояние с группой небогатых коммунистических стран, сплоченных и ведомых Советским Союзом. Этот конфликт в значительной степени проявлялся за пределами двух лагерей - в третьем мире, который состоял зачастую из бедных, политически нестабильных стран, которые лишь недавно обрели независимость и заявили о политике неприсоединения (карта 1.2)
  
  В конце 1980-х коммунистический мир рухнул, и международная система времен 'холодной войны' стала историей. В мире после 'холодной войны' наиболее важные различия между людьми уже не идеологические, политические или экономические. Это культурные различия. Народы и нации пытаются дать ответ на самый простой вопрос, с которым может столкнуться человек: 'Кто мы есть?'. И они отвечают традиционным образом - обратившись к понятиям, имеющим для них наибольшую важность. Люди определяют себя, используя такие понятия, как происхождение, религия, язык, история, ценности, обычаи и общественные институты. Они идентифицируют себя с культурными группами: племенами, этническими группами, религиозными общинами, нациями и - на самом широком уровне - цивилизациями. Не определившись со своей идентичностью, люди не могут использовать политику для преследования собственных интересов Мы узнаем, кем являемся, только после того, как нам становится известно, кем мы не являемся, и только затем мы узнаем, против кого мы.
  
  Основными игроками на поле мировой политики остаются национальные государства. Их поведение, как и в прошлом, определяется стремлением к могуществу и процветанию, но определяется оно и культурными предпочтениями, общностями и различиями. Наиболее важными группировками государств являются уже не три блока времен 'холодной войны', но, скорее, семь или восемь основных мировых Цивилизаций (карта 1.3). He-западные общества, особенно
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  24
  
  в Южной Азии, повышают свое экономическое благосостояние и создают базис для увеличения военной мощи и политического влияния. С повышением могущества и уверенности в себе не-западные страны все больше утверждают свои собственные ценности и отвергают те, которые 'навязывает' им Запад. 'Международная система двадцать первого века,- заметил Генри Киссинджер, - будет состоять по крайней мере из шести основных держав - Соединенных Штатов, Европы, Китая, Японии, России и, возможно, Индии, а также из множества средних и малых государств' [1]. Шесть держав Киссинджера принадлежат к пяти различным цивилизациям, и кроме того, есть еще важные исламские страны, чье стратегическое расположение, большое население и запасы нефти делают их весьма влиятельными фигурами мировой политики. В этом новом мире локальная политика является политикой этнической, или расовой, принадлежности, глобальная политика - это политика цивилизаций. Соперничество сверхдержав сменилось столкновением цивилизаций.
  
  В этом новом мире наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут не между социальными классами, бедными и богатыми, а между народами различной культурной идентификации. Внутри цивилизаций будут случаться межплеменные войны и этнические конфликты. Насилие между странами и группами и группами из различных цивилизаций, однако, несет с собой потенциал эскалации, так как другие страны и группы из этих цивилизаций призывают к помощи своих 'братских стран' [2]. Кровавое столкновение кланов в Сомали не несет угрозы расширения конфликта. Кровавое столкновение племен в Руанде имеет последствия для Уганды, Заира и Бурунди, но не более того. Кровавые столкновения цивилизаций в Боснии, на Кавказе, Центральной Азии или в Кашмире могут разрастись в большие войны. В югославском конфликте Россия предоставляла дипломатическую помощь сербам, а Саудовская Аравия, Турция, Иран и Ливия предоставляли
  
  25
  
  27
  
  личным цивилизациям. Наибольшую степень вероятности перерастания в крупномасштабные войны имеют локальные конфликты между группами и государствами из различных цивилизаций. Доминирующие модели политического и экономического развития различаются от цивилизации к цивилизации. Нарастание государственной мощи смещается от давно господствующего Запада к не-западным цивилизациям. Глобальная политика стала многополюсной и полицивилизационной.
  ДРУГИЕ МИРЫ?
  КАРТЫ И ПАРАДИГМЫ
  
  Конечно, это упрощение - считать, что картина мировой политики после 'холодной войны' и в самом деле определяется только культурными факторами и касается взаимоотношений между странами и группами из различных цивилизаций, поскольку при этом не учитываются многие факторы, некоторые вещи искажаются, а другие становятся неясными. Но для вдумчивого анализа ситуации в мире и эффективного воздействия на нее необходима какая-то упрощенная карта реальности, какая-то теория, модель, парадигма. Без таких умозрительных построений останется, как выразился Уильямс Джемс, лишь 'пестрое шумное смятение'. Интеллектуальный и культурный прогресс, как показал Томас Кун в своем классическом труде 'Структура научных революций', состоит из замены одной парадигмы, которая перестала находить объяснения новым или вновь открытым фактам, иной парадигмой, которая более удовлетворительно толкует эти факты. 'Чтобы быть принятой как парадигма,- писал Кун,- теория должна казаться лучшей, чем ее конкуренты, но ей не нужно - и на самом деле она никогда этого не делает - объяснять все факты, с которыми она может столкнуться' [4]. 'Чтобы
  
  28
  
  пройти по незнакомой территории,- мудро заметил Джон Льюис Гэддис, - нам обычно требуется какая-нибудь карта. Картография, как и само познание, является необходимым упрощением, которое позволяет нам увидеть, где мы находимся и куда мы можем пойти'. Он также подчеркнул, что образ состязания супердержав времен 'холодной войны' был подобной моделью, впервые охарактеризованой Гарри Труменом как 'метод геополитической картографии, который описывает международный ландшафт общедоступными терминами, подготавливая таким образом почву для сложной стратегии сдерживания, каковой суждено вскоре появиться'. Мировоззрения и причинные теории являются неотъемлемыми ориентирами международной политики [5].
  
  На протяжении сорока лет в области международных отношений было принято думать и действовать в рамках крайне упрощенной, но весьма полезной парадигмы мировых взаимоотношений времен 'холодной войны'. Эта парадигма не могла принять во внимание все, что происходило в мировой политике. Было много аномалий, выражаясь языком Куна, и временами этот традиционный взгляд закрывал глаза ученых и государственных деятелей на важные события, как например китайско-советский конфликт. И все же, как простая модель глобальной политики, она позволяла рассматривать больше значительных явлений, чем все ее конкуренты, была важной отправной точкой для понимания международных дел, а вследствие этого была принята практически повсеместно и формировала видение мировой политики двух поколений.
  
  Упрощенные парадигмы и карты необходимы для человеческого мышления и деятельности. С одной стороны, мы можем ясно формулировать теории или модели и сознательно применять их как ориентиры нашего поведения. С другой стороны, мы можем отрицать необходимость подобных ориентиров и делать вид, что мы действуем в рамках каких-то 'объективных' факторов, разбираясь каждый
  
  29
  
  раз 'по существу'. Однако если примем такую позицию, мы будем обманывать себя. Потому что где-то в глубине нашего сознания сидят скрытые допущения, предубеждения и предрассудки, которые определяют наше восприятие реальности, и наше видение фактов, и наше суждение об их важности и сущности. Нужны явные (эксплицитные) или неявные (имплицитные) модели, которые позволили бы нам:
  
   систематизировать и обобщать реальность;
  
   понимать причинные связи между явлениями;
  
   предчувствовать и, если повезет, предсказывать будущие события;
  
   отделять важное от неважного;
  
   показывать, каким путем двигаться, чтобы достичь наших целей.
  
  Любая модель или карта является абстракцией и будет более полезной для одних целей, чем для других. Карта дорог показывает нам, как доехать из пункта А в пункт Б на машине, но она вряд ли поможет нам, если мы летим на самолете, - в таком случае понадобится карта с указанными аэродромами, радиомаяками, летными коридорами и топографией. Однако совсем без карты мы заблудимся. Чем более подробна карта, тем более подробно она отражает реальность. Чрезвычайно подробная карта, однако, не будет полезна для многих целей. Если мы хотим добраться из одного большого города в другой по главной автостраде, нам не нужна будет (и мы сочтем ее запутывающей) карта, на которой приведено много информации, не относящейся к автомобильному транспорту, а главные шоссе будут теряться в паутине второстепенных дорог. С другой стороны, карта, на которой указана только одна автострада, будет ограничивать нас в способности найти альтернативный маршрут в случае крупной автокатастрофы и возникшей после нее 'пробки'. Короче говоря, нам нужна карта, которая
  
  30
  
  одновременно и отображает, и упрощает реальность таким образом, чтобы это лучше всего подходило нашим целям. К концу 'холодной войны' было разработано несколько карт, или парадигм, мировой политики.
  ОДИН МИР ЭЙФОРИЯ И ГАРМОНИЯ
  
  Одна широко озвученная парадигма была основана на предпосылке, что конец 'холодной войны' означал конец широкомасштабного конфликта в глобальной политике и возникновение одного относительно гармоничного мира. Наиболее широко обсуждаемая формулировка этой модели - тезис о 'конце истории', выдвинутый Фрэнсисом Фукуямой*. 'Видимо, мы становимся свидетелями, - утверждал Фукуяма, - конца истории как таковой: это означает конечную точку идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как конечной формы человеческого правления. Конечно же, кое-где в третьем мире могут иметь место конфликты, но глобальный конфликт позади, и не только в Европе. Именно в неевропейском мире произошли огромные изменения, в первую очередь в Китае и Советском Союзе. Война идей подошла к концу. Поборники марксизма-ленинизма могут по-прежнему встречаться в местах типа Манагуа, Пхеньяна и Кембриджа с Массачусетсом, но победу с триумфом одержала всемирная либеральная демократия. Будущее посвящено не великим битвам за идеи, но скорее решению приземленных экономических и технических проблем. И все это будет достаточно скучно' [6].
  
  Это предвкушение эйфории было широко распространено. Политики и выдающиеся представители интеллиген-
  
  * Параллельная линия этого вопроса, которая концентрирует внимание не на конце 'холодной войны', а на социальных тенденциях, приводящих к 'универсальной цивилизации', рассматривается в главе 3.
  
  31
  
  37
  
  В то время как страны остаются ключевыми игроками на поле международной политики, они также могут утратить суверенитет, государственные функции и власть. Сейчас международные институты отстаивают право судить о том, что государства могут делать на своей территории, и ограничивать их в этом. В определенных случаях (наиболее это заметно в Европе) международные институты приобрели важные функции, ранее принадлежавшие государству. Были созданы мощные международные бюрократические образования, которые могут влиять напрямую на жизнь отдельных граждан. В мировом масштабе сейчас имеет место тенденция утраты власти центрального аппарата государственного управления из-за передачи оной субгосударственным, региональным, провинциальным и местным политическим образованиям. Во многих странах, включая государства развитого мира, имеются региональные движения, требующие значительной автономии или отделения. Государственные власти в значительной мере утратили возможность контролировать поток денег, текущих в их страны и наружу, и сталкиваются со все большими трудностями в контролировании потока идей, технологий, товаров и людей. Короче говоря, государственные границы стали максимально прозрачны. Все эти изменения привели к тому, что многие стали свидетелями постепенного отмирания твердого государства-'бильярдного шара', общепризнанного как норма со времен Вестфальского мира 1648 года [12], и возникновения сложного, разнообразного и многоуровневого международного порядка, который сильно напоминает средневековый.
  СУЩИЙ ХАОС
  
  Ослабление государств и появление 'обанкротившихся стран' наводит на мысли о всемирной анархии как четвертой модели. Главные идеи этой парадигмы: исчезновение государственной власти; распад государств; усиление межплеменных, этнических и религиозных конфликтов;
  
  38
  
  появление международных криминальных мафиозных структур; рост числа беженцев до десятков миллионов; распространение ядерного и других видов оружия массового поражения; расползание терроризма, повсеместная резня и этнические чистки. Эта картина всемирного хаоса была убедительно описана и резюмирована в названиях двух нашумевших трудов, опубликованных в 1993 году: 'Вне контроля' Збигнева Бжезинского и 'Pandaemonium' Дэниэла Патрика Мойнигана [13].
  
  Как и статистическая многоцентровая модель, это представление о надвигающемся всеобщем хаосе близко к реальности. Оно достаточно наглядно объясняет многие явления, происходящие в мире, но при этом делает акцент на значительных изменениях в мировой политике. Например, на начало 1993 года по всему миру велось около 48 этнических войн, а на территории бывшего Советского Союза имели место 164 'территориально-этнических притязания, связанных с границами', из них 30 привели к той или иной форме вооруженных конфликтов [14]. И все же эта парадигма еще в большей степени, чем парадигма государств, страдает от излишней приближенности к реальности. Картина всеобщей и недифференцированной анархии дает нам мало ключей к пониманию мира и не помогает упорядочивать события и оценивать их важность, предвидеть тенденции в этой анархии, находить различия между типами хаоса и их возможными причинами и последствиями, а также разрабатывать руководящие принципы для государственных политиков.
  СРАВНЕНИЕ МИРОВ: РЕАЛИИ, ТЕОРЕТИЗИРОВАНИЕ И ПРЕДСКАЗАНИЯ
  
  Каждая из рассмотренных четырех парадигм предполагает различные пропорции учета реалий и теоретических раз-
  
  39
  
  мышлений. У каждой есть свои отличительные черты и ограничения. Вероятно, от недостатков можно избавиться, комбинируя парадигмы и постулируя, что в мире идут одновременные процессы дробления и интеграции [15]. На самом деле сосуществуют обе тенденции и больше соответствовать действительности будет более сложная модель. Но она заставляет жертвовать теоретическими построениями ради реализма, что в конце концов приводит к отрицанию всех парадигм и теорий. Кроме того, объединив две взаимно противоположные тенденции, теория дробления-интеграции не может объяснить, при каких обстоятельствах будет превалировать одна тенденция и при каких - другая. Вопрос состоит в том, что необходимо разработать парадигму, которая будет рассматривать более значительные события и давать лучшее понимание тенденций, чем другие парадигмы, оставаясь на том же уровне абстракции.
  
  Кроме того, эти четыре парадигмы несовместимы друг с другом. Мир не может быть одновременно единым и фундаментально разделенным на Восток и Запад или Север и Юг. Не может и национальное государство быть краеугольным камнем международных отношений, если оно дробится или разрывается разрастающейся гражданской войной. Либо мир един, либо их два, либо это 184 государства, либо это бесконечное количество племен, этнических групп и национальностей.
  
  Рассматривая мир в рамках семи или восьми цивилизаций, мы избегаем множества подобных сложностей. Эта модель не приносит реальность в жертву теоретизированию, как в случае с парадигмами одно- и двухполюсного мира; в то же время она не жертвует абстрагированием в пользу реальности, как статистическая и хаотическая парадигмы. Это обеспечивает довольно простую и ясную систему понимания мира и определения того, что важно и что не важно среди многочисленных конфликтов, предсказания будущего развития, а также дает ориентиры политикам.
  
  40
  
  Эта схема также включает в себя элементы других парадигм и частично построена на их основе и даже позволяет их согласовать. Полицивилизационный подход, например, утверждает, что:
  
   Силы интеграции в мире реальны и именно они порождают противодействующие силы культурного утверждения и цивилизационного сознания.
  
   Мир в каком-то смысле делится на два, но принципиальное различие эта парадигма проводит между Западом как доминирующей до сих пор цивилизацией и всеми остальными, которые, однако, имеют между собой мало общего (если имеют что-либо общее вообще). Короче говоря, мир разделен на западную и не-западную совокупности
  
   Национальные государства есть и останутся наиболее важными игроками на международной сцене, но их интересы, союзы и конфликты между ними в значительной степени определяются культурным и цивилизационным факторами.
  
   В мире на самом деле царит анархия, он изобилует межплеменными и национальными конфликтами, но конфликты, которые представляют наиболее серьезную угрозу для стабильности, - это конфликты между государствами или их группами, относящимися к различным цивилизациям
  
  Полицивилизационная парадигма, таким образом, представляет собой четвертую - упрощенную, но не слишком - схему для понимания того, что происходит в мире в конце двадцатого века. Ни одна парадигма тем не менее не может работать вечно. Модель мировой политики, принятая во времена 'холодной войны', была полезной и важной на протяжении сорока лет, но в конце 80-х она устарела, и в какой-то момент полицивилизационную парадигму постигнет та же судьба. Тем не менее на сегодняшний день она предоставляет удобный инструмент для того, чтобы провести линию между более важным и менее важным. Чуть менее половины из сорока восьми этнических конфликтов,
  
  41
  
  имевших место в мире на начало 1993 года, например, велись между группами из различных цивилизаций. Полицивилизационный подход заставил бы Генерального секретаря ООН и госсекретаря США сконцентрировать свои миротворческие усилия на этих конфликтах, имеющих намного больший, чем остальные, потенциал перерастания в крупномасштабные войны.
  
  Различные парадигмы также позволяют сделать прогнозы, точность которых и является ключевой проверкой работоспособности и пригодности теории. Статистический подход, например, позволил Джону Мирсхаймеру предположить, что 'отношения между Россией и Украиной сложились таким образом, что обе страны готовы развязать соперничество по вопросам безопасности. Великие державы, которые имеют одну общую протяженную и незащищенную границу, часто втягиваются в противостояние из-за вопросов безопасности. Россия и Украина могут преодолеть эту динамику и сосуществовать в гармонии, но это будет весьма необычным развитием ситуации' [16]. Полицивилизационный подход, напротив, делает акцент на весьма тесных культурных и исторических связях между Россией и Украиной, а также на совместном проживании русских и украинцев в обеих странах. Этот давно известный ключевой исторический факт Мирсхаимер полностью игнорирует в полном соответствии с 'реалистической' концепцией государств как цельных и самоопределяющихся объектов, фокусируясь на цивилизационной 'линии разлома', которая делит Украину на православную восточную и униатскую западную части. В то время как статистический подход на первый план выдвигает возможность российско-украинской войны, цивилизационный подход снижает ее до минимума и подчеркивает возможность раскола Украины. Учитывая культурный фактор, можно предположить, что при этом разделении будет больше насилия, чем при распаде Чехословакии, но оно будет куда менее кровавым, чем развал Югославии. Эти различные прогнозы, в свою очередь,
  
  42
  
  приводят к различным политическим решениям. Статистический прогноз Мирсхаймера о возможности войны между Украиной и Россией позволил ему сделать вывод о том, что Украине лучше иметь ядерное оружие. Цивилизационный подход предполагает сотрудничество между Украиной и Россией и побуждает Украину отказаться от ядерного оружия, а также оказывать Украине значительную экономическую помощь и предпринимать другие меры для сохранения единства и независимости Украины и выделять средства на планирование непредвиденных затрат при возможном распаде Украины.
  
  Многие важные события, имевшие место после 'холодной войны', согласуются с полицивилизационной парадигмой и могли быть предсказаны ею. В число таких событий входит: разрыв между Советским Союзом и Югославией; войны, вспыхнувшие на их бывшей территории; подъем религиозного фундаментализма по всему миру; борьба за идентификацию, идущая в России, Турции и Мексике; усиление торговых конфликтов между Соединенными Штатами и Японией; сопротивление исламских государств в ответ на давление Запада на Ирак и Ливию; усилия исламских и конфуцианских государств, направленные на получение ядерного оружия и средств их доставки; продолжающаяся роль Китая как 'аутсайдера' среди великих держав; консолидация новых демократических режимов в одних странах и неконсолидация в других; ускорение гонки вооружений в Восточной Азии.
  
  Обоснованность полицивилизационной парадигмы в зарождающемся мире можно подкрепить событиями, подпадающими под нее, которые произошли за шесть месяцев 1993 года:
  
   продолжение и усиление конфликтов между хорватами, мусульманами и сербами в бывшей Югославии;
  
   неспособность Запада обеспечить значительную помощь боснийским мусульманам или осудить зверства хорватов так же, как были осуждены зверства сербов;
  
  43
  
   нежелание России присоединиться к остальным членам Совета безопасности ООН в вопросах принудительного для сербов заключения мира с хорватским правительством, а также в отношении предложения Ирану и другим мусульманским странам выслать восемнадцатитысячный контингент для защиты боснийских мусульман;
  
   усиление войны между армянами и азербайджанцам, требования Турции и Ирана к Армении об отказе от завоеваний, развертывание турецких и иранских войн вдоль азербайджанской границы и российские предупреждения о том, что действия Ирана приводят к 'эскалации конфликта' и 'подталкивают его к опасной черте выхода на международный уровень';
  
   продолжающаяся борьба российских войск с партизанскими движениями моджахедов;
  
   конфронтация на конференции по правам человека в Вене между Западом, во главе с госсекретарем США Уорреном Кристофером, осудившим 'культурный релятивизм', и коалицией государств, ориентированных на традиции ислама или конфуцианства и отвергших 'западный универсализм';
  
   одновременное переключение внимания военных аналитиков в России и НАТО на 'угрозу с Юга';
  
   голосование, прошедшее явно почти полностью по цивилизационному признаку, которое отдало право проведения Олимпиады-2000 Сиднею, а не Пекину,
  
   продажа Китаем деталей ракет Пакистану и, как следствие,
  
  санкции США против Китая и конфронтация между Китаем и Соединенными Штатами из-за якобы имевшей место передачи ядерных технологий Ирану;
  
   нарушение Китаем моратория на испытания ядерного оружия, несмотря на решительные протесты США; отказ Северной Кореи участвовать в дальнейших переговорах относительно ее ядерной программы;
  
   разоблачение политики 'двойного сдерживания', осуществляемой Государственным департаментом США по отношению к Ираку и Ирану,
  
  44
  
   объявление Государственным департаментом США новых стратегических направлений по подготовке к двум 'крупным региональным конфликтам', нацеленных против Северной Кореи и против Ирана или Ирака;
  
   призыв президента Ирана к альянсу с Китаем и Индией, чтобы 'за нами было последнее слово в международных событиях';
  
   новые законы Германии, которые резко сократили прием беженцев;
  
   соглашение между президентами России Борисом Ельциным и Украины Леонидом Кравчуком о разделе Черноморского флота и по другим вопросам;
  
   реакция на американские бомбардировки Багдада: фактически единогласная поддержка западных правительств и осуждение бомбардировки почти всеми мусульманскими странами как очередного примера 'двойных стандартов' Запада;
  
   зачисление Соединенными Штатами в список террористических государств Судана и обвинение египетского шейха Омара Абдель Рахмана и его последователей в заговоре 'с целью ведения войны городского терроризма против Соединенных Штатов',
  
   реальные перспективы возможного вступления Польши, Венгрии, Чехии и Словакии в НАТО,
  
   парламентские выборы 1993 года, которые продемонстрировали, что Россия и в самом деле 'разорванная страна' и ее народы и элита не определились, стоит им присоединиться в Западу или бросить ему вызов.
  
  Такой список событий, который демонстрировал бы пригодность цивилизационной парадигмы, можно составить на основе любого шестимесячного периода начала 90-х годов.
  
  В первые годы 'холодной войны' канадский государственный деятель Лестер Пирсон сделал пророческое заявление о возрождении и жизнеспособности не-западных об-
  
  45
  
  ществ. 'Было бы ошибочно, - предупреждал он, - полагать, что все эти новые политические общества, зарождающиеся на Востоке, будут копиями тех, к которым мы привыкли на Западе. Возрождаясь, эти древние цивилизации обретут новую форму'. Подчеркнув, что 'международные отношения на протяжении нескольких столетий были отношениями между странами Европы', он утверждал, что 'влекущие самые серьезные последствия проблемы возникают уже не в пределах одной цивилизации, но между самими цивилизациями' [17]. Затянувшаяся биполярность 'холодной войны' отложила события, наступление которых предвидел Пирсон. Окончание 'холодной войны' высвободило культурные и цивилизационные импульсы, которые он предугадал уже в начале 50-х, и целый ряд ученых и наблюдателей уже приняли и выдвинули на первый план этот новый фактор глобальной политики [18]. '...Как известно, любому, кто интересуется современным миром, - мудро предостерегал Фернан Бродель, - и любому, кто желает действовать в нем, весьма полезно знать, как рассмотреть на карте мира действующие ныне цивилизации, а также определить их границы, их центры и периферии, области их существования и атмосферу, общие и частные формы их проявления. Иначе можно сделать вопиющую ошибку!' [19].
  
  ГЛАВА 2. ИСТОРИЯ И СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Человеческая история - это история цивилизаций. Невозможно вообразить себе развитие человечества в отрыве от цивилизаций. История охватывает целые поколения цивилизаций - от древних (шумерской и египетской, классической и мезоамериканской) до христианской и исламской цивилизаций, а также проявления синской и индуистской цивилизаций. В течение всей истории цивилизации предоставляли для людей наивысший уровень идентификации. В результате этого истоки, возникновение, подъем, взаимодействие, достижения, закат и падение цивилизаций обстоятельно изучались выдающимися историками, социологами и антропологами, среди которых были: Макс Вебер, Эмиль Дюркгейм, Освальд Шпенглер, Питирим Сорокин, Арнольд Тойнби, Альфред Вебер, А. Л. Крёбер, Филипп Бэгби, Кэрролл Куигли, Раштон Колборн, Кристофер Даусон, С. Н. Айзенштадт, Фернан Бродель, Уильям Г. Мак-нил, Адда Боземен, Иммануил Валлерстайн и Фелипе Фернан-дез-Арместо [1]. Из-под пера этих и других исследователей вышли увесистые научные труды, посвященные сравнительному анализу цивилизаций. Эта литература крайне различна по подходу, методологии, акцентам и концепциям. Но тем не менее все сходятся в основных по-
  
  47
  
  нятиях, затрагивающих природу, отличительные черты и движущие силы цивилизаций.
  
  Во-первых, существует различие в восприятии понятия 'цивилизация' как единственная таковая и понятия 'цивилизация' как одна из многих. Идея цивилизации была разработана французскими философами восемнадцатого века как противопоставление концепции 'варварства'. Цивилизованное общество отличается от примитивного тем, что оно оседлое, городское и грамотное. Быть цивилизованным хорошо, а нецивилизованным - плохо. Концепция цивилизации установила стандарты, по которым судят об обществах, и в течение девятнадцатого столетия европейцы потратили немало интеллектуальных, дипломатических и политических усилий для того, чтобы разработать критерии, по которым о неевропейских обществах можно было судить как о достаточно 'цивилизованных', чтобы принять их в качестве членов международной системы, в которой доминировала Европа. Но в то же самое время люди все чаще говорили о цивилизациях во множественном числе. Это означало 'отказ от определения цивилизации как одного из идеалов или единственного идеала' и отход от предпосылки, будто есть единый стандарт того, что можно считать цивилизованным 'ограниченным, - по словам Броделя, - несколькими привилегированными народами или группами, "элитой" человечества'. Вместо этого появлялось много цивилизаций, каждая из которых была цивилизованна по-своему. Короче говоря, понятие 'цивилизация' 'утратило свойства ярлыка' и одна из множества цивилизаций может на самом деле быть довольно нецивилизованной в прежнем смысле этого слова [2].
  
  Цивилизации во всем их разнообразии и являются предметом рассмотрения данной книги. И все же различие между прежним и новым пониманием не утратило важности, и старая идея единственной цивилизации вновь проявляется в заявлениях о том, что якобы есть всеобщий цивилизованный мир. Эти доводы нельзя поддержать, но
  
  48
  
  54
  
  И наконец, исследователи обычно согласны в идентификации важнейших цивилизаций в человеческой истории и тех, что существуют в современном мире. Их мнения тем не менее часто расходятся в том, что касается общего числа существовавших в истории цивилизаций. Куигли отстаивала шестнадцать явных исторических случаев и еще восемь очень вероятных. Тойнби сначала назвал число двадцать два, затем - двадцать три; Шпенглер выделил восемь основных культур. Макнил называл во всей истории девять цивилизаций; Бэгби тоже видел девять важнейших цивилизаций или двенадцать, если из китайской и западной выделить японскую и православную. Бродель называл девять, а Ростовани - семь важнейших современных цивилизаций [13]. Эти различия отчасти зависят от того, считать ли такие культурные группы, как китайцы и индусы, единой исторической цивилизацией или же двумя близкими друг другу цивилизациями, одна из которых отпочковалась от другой. Несмотря на эти различия, идентичность не оспаривается. Сделав обзор литературы, Мелко приходит к заключению, что существует 'разумное согласие' относительно двенадцати важнейших цивилизаций, из которых семь уже исчезли (месопотамская, египетская, критская, классическая, византийская, центрально-американская, андская), а пять продолжают существовать (китайская, японская, индуистская, исламская и западная) [14]. К этим пяти цивилизациям целесообразно добавить православную, латиноамериканскую и, возможно, африканскую цивилизации.
  СИНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Все ученые признают существование либо одной отдельной китайской цивилизации, которая возникла по крайней мере в 1500 году до н. э. (возможно - даже на тысячу лет раньше), или двух китайских цивилизаций, одна их которых сменила другую в первые столетия христианской эпохи. В своей статье в журнале 'Foreign Affairs' я назвал эту ци-
  
  вилизацию конфуцианской. Более точным термином, однако, будет 'синская цивилизация'. Несмотря на то что конфуцианство является основной составляющей китайской цивилизации, китайская цивилизация - нечто большее, чем учение Конфуция, и не ограничивается также Китаем как политической целостностью. Термин 'синский', который употребляли многие ученые, подходяще описывает общую культуру Китая и китайских сообществ в Юго-Восточной Азии и везде вне Китая, а также родственные культуры Вьетнама и Кореи.
  ЯПОНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Некоторые ученые объединяют японскую и китайскую культуры под единой вывеской дальневосточной цивилизации. Большинство ученых, однако, не делают этого, выделяя Японию в отдельную цивилизацию, которая отпочковалась от китайской цивилизации в период между 100 и 400 годами н.э.
  ИНДУИСТСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  По крайней мере одна из ряда сменяющих друг друга цивилизаций, как это повсеместно признано, существовала в Индостане как минимум с 1500 г. до н. э. Все цивилизации этого ряда именуются индийскими, индусскими или индуистскими, причем последний термин предпочтительнее в отношении самой современной цивилизации. В той или иной форме индуизм был центральной культурой Индостана со второго тысячелетия нашей эры - '... это более чем религия или социальная система; это сама суть индийской цивилизации' [15]. Индуизм сохранил эту роль до наших дней, несмотря на то что в самой Индии имеется значительная мусульманская община, а также несколько менее многочисленных культурных меньшинств. Как и 'синский', термин 'индуистский' также проводит различие между названием
  
  56
  
  цивилизации и названием стержневого государства, что крайне желательно в случаях, подобных тому когда цивилизация не ограничивается пределами этой страны.
  ИСЛАМСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Все ведущие ученые признают существование отдельной исламской цивилизации. Возникший на Аравийском полуострове в седьмом веке нашей эры, ислам стремительно распространился на Северную Африку и Пиренейский полуостров, а также на восток, в Среднюю Азию, Индостан и Юго-Восточную Азию. В результате этого внутри ислама существует множество отдельных культур и субцивилизаций, включая арабскую, тюркскую, персидскую и малайскую.
  ПРАВОСЛАВНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Некоторые ученые выделяют отдельную православную цивилизацию с центром в России, отличную от западного христианства по причине своих византийских корней, двухсот лет татарского ига, бюрократического деспотизма и ограниченного влияния на нее Возрождения, Реформации, Просвещения и других значительных событий, имевших место на Западе.
  ЗАПАДНАЯ
  
  Зарождение западной цивилизации обычно относят к 700- 800 годам нашей эры. Ученые обычно подразделяют ее на три основных составляющих. Европа, Северная Америка и Латинская Америка.
  ЛАТИНОАМЕРИКАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Латинская Америка, однако, имеет одну характерную особенность, которая отличает ее от Запада. Хотя Латинская
  
  57
  
  Америка и является отпрыском европейской цивилизации, она эволюционировала совершенно другим путем, чем Европа и Северная Америка. Культура там клановая и авторитарная, что в Европе проявилось значительно слабее, а в Северной Америке не проявилось вовсе. И Европа, и Северная Америка почувствовали на себе влияние Реформации и объединили в себе католическую и протестантскую культуры. Латинская Америка исторически была только католической, хотя сейчас ситуация может меняться. Латиноамериканская цивилизация ассимилировала местные культуры, которые не существовали в Европе и были полностью уничтожены в Северной Америке и значимость которых меняется от Мексики, Центральной Америки, Перу и Боливии с одной стороны до Аргентины и Чили - с другой. Политическая эволюция и экономическое развитие Латинской Америки резко отличаются от моделей, превалирующих в североамериканских странах. Сами жители Латинской Америки отличаются по субъективной самоидентификации. Некоторые говорят: 'Да, мы - часть Запада'. Другие заявляют: 'Нет, у нас своя уникальная культура', а великие писатели Латинской и Северной Америки тщательно описывают свои культурные различия [16]. Латинскую Америку можно рассматривать либо как субцивилизацию внутри западной цивилизации, либо как отдельную цивилизацию, близко связанную с Западом и не определившуюся во мнении, принадлежит ли она к Западу или нет. Для анализа, который фокусирует внимание на международных политических аспектах цивилизаций, включая взаимоотношения между Латинской Америкой с одной стороны и Северной Америкой и Европой - с другой, последняя точка зрения более приемлема.
  
  Таким образом, Запад включает в себя Европу, Северную Америку, а также страны, населенные выходцами из Европы, то есть Австралию и Новую Зеландию. Взаимоотношения между двумя основными составляющими Запада, однако, менялись со временем. В течение длительного
  
  58
  
  периода своей истории американцы определяли себя как общество, противопоставленное Европе Америка была страной свободы, равенства возможностей, будущего, Европа олицетворяла угнетение, классовый конфликт, иерархию, отсталость Заявлялось даже, что Америка - отдельная цивилизация Это противопоставление Америки и Европы было в значительной мере следствием того, что по крайней мере до конца девятнадцатого столетия контакты Америки с не-западными цивилизациями были ограничены Однако как только Соединенные Штаты вышли на мировую арену, у них появилось чувство более широкой идентификации с Европой [17] Если Америка девятнадцатого века ощущала себя отличной от Европы и противопоставленной ей, то Америка двадцатого столетия определяет себя как часть и, несомненно, как лидера более широкой идентификации - Запада, - которая включает в себя Европу
  
  Сейчас термин 'Запад' повсеместно используется для обозначения того, что раньше именовалось западным христианством Таким образом, Запад является единственной цивилизацией, которая определяет себя при помощи направления компаса, а не по названию какого-либо народа, религии или географического региона*
  
  * Использование терминов 'Восток' и 'Запад' для обозначения географических районов является сбивающим с толку и этноцентрическим 'Север' и 'юг' имеют повсеместно принятые исходные точки - на полюсах У понятий 'Восток' и 'Запад' такие базисные точки отсутствуют Вопрос заключается в следующем восток и запад чего? Все зависит от того, где вы стоите По-видимому 'Запад' и 'Восток' изначально относились к западной и восточной частям Евразии С точки зрения американца, однако, Дальний Восток следует называть Дальним Западом Большую часть китайской истории Запад означал Индию, в то время как 'в Японии 'Запад" обычно обозначает Китай' William E Naff, 'Reflections on the Question of 'East and West' from the Point of View of Japan', Comparative Civilizations Review, 1986
  
  59
  
  Такая идентификация вырывает эту цивилизацию из ее исторического, географического и культурного контекста Исторически западная цивилизация является европейской цивилизацией В современную эру западная цивилизация стала евроамериканской, или североамериканской, цивилизацией Европу, Америку и Северную Атлантику можно найти на карте, а Запад - нельзя Название 'Запад' также дало повод для возникновения концепции 'вестернизации' и способствовало обманчивому объединению понятий 'вестернизация' и 'модернизация' легче представить себе 'вестернизацию' Японии, чем ее 'евроамериканизацию' Европейско-американская цивилизация, однако, повсеместно называется западной цивилизацией, и этот термин, несмотря на его серьезное несоответствие, будет использоваться и в этой книге
  АФРИКАНСКАЯ (ВОЗМОЖНО) ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Большинство ведущих ученых, изучающих цивилизации, кроме Броделя, не признают отдельной африканской цивилизации Север Африканского континента и его восточное побережье относятся к исламской цивилизации Эфиопия исторически сама по себе составляла цивилизацию Во все другие страны европейский империализм и поселенцы привнесли элементы западной цивилизации В Южной Африке поселенцы из Голландии, Франции, затем из Англии насадили мозаичную европейскую культуру [18] Что самое главное, европейский империализм принес христианство на большую часть континента к югу от Сахары По всей Африке еще сильна племенная идентификация, но среди африканцев быстро возрастает чувство африканской идентификации, и, по-видимому, Африка 'ниже' Сахары (субсахарская) может стать отдельной цивилизацией, вероятно, с ЮАР в роли стержневого государства
  
  Религия является центральной, определяющей характеристикой цивилизаций, и, как сказал Кристофер Даусон
  
  60
  
  'великие религии - это основания, на которых покоятся великие цивилизации' [19]. Из пяти 'мировых религий' Вебера, четыре - христианство, ислам, индуизм и конфуцианство - связаны с основными цивилизациями. Пятая, буддизм - нет. Почему так случилось? Как ислам и христианство, буддизм рано разделился на два течения и, как христианство, не выжил на земле, где зародился. Начиная с первого столетия нашей эры одно из направлений буддизма - махаяна - было экспортировано в Китай, затем в Корею, Вьетнам и Японию. В этих обществах буддизм был в различной степени адаптирован, ассимилирован местными культурами (в Китае, например, в форму конфуцианства и даосизма) или запрещен.
  
  Таким образом, в то время как буддизм остается важной составляющей культуры в этих обществах, они не являются частью буддийской цивилизации и не идентифицируют себя подобным образом. Однако в Шри-Ланке, Бирме, Таиланде, Лаосе и Камбодже существует то, что можно по праву назвать буддийской цивилизацией теравады. Кроме того, население Тибета, Монголии и Бутана исторически приняло ламаистский вариант махаяны, и эти общества образуют второй район буддистской цивилизации. Однако наиболее важен тот факт, что существует явное отличие буддизма, принятого в Индии, от его адаптации в существующую культуру в Китае и Японии. Это означает, что буддизм, являясь одной из главных религий, не стал базой ни для одной из основных цивилизаций* [20].
  
  * Но что можно сказать насчет еврейской цивилизации? Большинство исследователей цивилизаций едва упоминают о ней. Если судить по количеству людей, то иудаизм - это явно не основная цивилизация. Тойнби описывает ее как остановившуюся цивилизацию, которая эволюционировала из раннесирийской. Исторически она связана и с христианством, и исламом. На протяжении нескольких веков евреи сохраняли свою культурную идентификацию, живя в западной, православной и исламской цивилизациях С созданием Израиля евреи получили все объективные атрибуты цивилизации: религию, язык, обычаи, общественные институты, политический и территориальный 'дом'. Но как насчет субъективной идентификации? Евреи, живущие в иных культурах, по-разному соотнесли себя со средой, начиная от абсолютной идентификации себя с иудаизмом и Израилем, до номинального иудаизма и полной идентификации с той цивилизацией, внутри которой они находятся. Последнее, однако, имело место главным образом среди евреев, живущих на Западе. См.: Mordecai M. Kaplan. Judaism as a Civilization. 1981.
  
  61
  ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ
  СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ ЦИВИЛИЗАЦИИ ДО 1500 ГОДА ДО Н.Э.
  
  Взаимоотношения между цивилизациями уже эволюционировали сквозь две фазы и сейчас находятся на третьей. На протяжении более чем трех тысяч лет после того, как впервые появились цивилизации, контакты между ними, за некоторыми исключениями, либо не существовали вовсе и были ограничены, либо были периодическими и интенсивными. Природа этих контактов хорошо выражена тем словом, которое используется историками для их описания: 'случайные встречи' [21]. Цивилизации были разделены временем и пространством. Одновременно существовало лишь небольшое их количество, и, как утверждают Бенджамин Шварц и Шмуэль Айзенштадт, есть существенные различия между аксиальными и до-аксиальными цивилизациями в плане того, могли они познать разницу между 'трансцендентным и мирским'. Среди цивилизаций аксиальных, в отличие от предшествующих им, мифы распространял отдельный интеллектуальный слой 'еврейские пророки и проповедники, греческие философы и софисты, китайские поэты, индуистские брамины, буддийские сангха и
  
  62
  
  исламские улемы' [22]. Некоторые религии пережили два или три поколения родственных цивилизаций, когда умирала одна цивилизация, затем следовало 'междуцарствие' и нарождение другого поколения-наследника. На рис. 2.1 показана упрощенная схема (взятая у Кэрролл Куигли) того, как менялись взаимоотношения основных евразийских цивилизаций в разное время.
  
  Цивилизации также были разделены географически. До 1500 года андская и мезоамериканская цивилизации не имели контактов с другими цивилизациями и друг с другом. Ранние цивилизации в долинах Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Желтой реки также не взаимодействовали друг с другом. Со временем контакты между цивилизациями стали множиться в Восточном Средиземноморье, Юго-Западной Азии и Северной Индии. Однако связь и коммерческие взаимоотношения затруднялись расстояниями, которые разделяли цивилизации, и ограниченным количеством транспортных средств, способных пересечь эти расстояния. В то время как в Средиземном море и Индийском океане еще велась какая-то торговля, 'пересекающие степь лошади, караваны и речной флот были единственным средством передвижения, с помощью которого цивилизации в мире, каким он был до 1500 г. н. э., были связаны вместе - в той небольшой мере, в которой они поддерживали контакты друг с другом' [23].
  
  Идеи и технологии передавались из одной цивилизации в другую, но зачастую для этого требовались столетия. Пожалуй, наиболее значимой культурной диффузией, не являвшейся результатом завоевания, было распространение буддизма в Китае, что произошло через шесть веков после его возникновения в Северной Индии. Книгопечатание было изобретено в Китае в восьмом веке нашей эры, печатные машины с подвижными литерами - в одиннадцатом, но эта технология достигла Европы только в пятнадцатом веке. Бумага появилась в Китае во втором веке нашей эры, пришла в Японию в седьмом столетии, затем распространи-
  
  63
  
  лась на запад, в Центральную Азию, в восьмом, достигла Северной Африки в десятом, Испании - в двенадцатом, а Северной Европы - в тринадцатом. Еще одно китайское изобретение, порох, сделанное в девятом веке, проникло к арабам несколько сот лет спустя и достигло Европы в четырнадцатом веке [24].
  
  Рисунок 2.1. Цивилизации западного полушария
  
  Источник: Кэрролл Куигли. The Evolution of Civilizations: An Introduction to Historical Analysis., 1979.
  
  Наиболее драматические и значительные контакты между цивилизациями имели место, когда люди из одной цивилизации покоряли, уничтожали или порабощали народы другой. Как правило, эти контакты были кровопролитными, но короткими, и носили эпизодический характер. Начиная с седьмого века нашей эры стали возникать относительно длительные и временами сильные межцивилизационные контакты между миром ислама и Западом, а также исламом и Индией. В основном коммерческие, культурные и военные взаимоотношения развивались внутри
  
  64
  
  цивилизаций. И если Индия и Китай, например, иногда подвергались набегам и завоевывались другими народами (моголы, монголы), то обе эти цивилизации знали также и продолжительные периоды войн в пределах своей цивилизации. То же самое греки - они торговали и воевали друг с другом куда чаще, чем с персами и другими не-греками.
  КОЛЛИЗИЯ ПОДЪЕМ ЗАПАЛА
  
  Европейское христианство стало возникать как отдельная цивилизация в восьмом-девятом веках. На протяжении нескольких веков, однако, она плелась позади многих других цивилизаций по своему уровню развития. Китай при династиях Тан, Сун и Мин, исламский мир с восьмого по двенадцатый век и Византия с восьмого века по одиннадцатый далеко опережали Европу по накопленному богатству, размерам территории и военной мощи, а также художественным, литературным и научным достижениям [25]. Однако между одиннадцатым и тринадцатым столетиями европейская культура начала бурно развиваться, чему способствовало 'горячее стремление и систематическое усвоение подходящих достижений более развитых цивилизаций - ислама и Византии, а также адаптация этого наследия в особые условия и интересы Запада'. В тот же самый период были обращены в западное христианство Венгрия, Польша, Скандинавия и Балтийское побережье, также распространились римское право и другие составляющие западной цивилизации, и восточная граница западной цивилизации стабилизировалась там, где ей суждено было остаться без значительных изменений еще надолго. В течение двенадцатого и тринадцатого веков жители Запада боролись за расширение своей зоны влияния на Испанию и добились устойчивого господства над Средиземноморьем. Тем не менее впоследствии подъем турецкого могущества привел к падению 'первой морской империи Западной Европы' [26]. И все же к 1500 году возрождение европейской культуры уже шло
  
  65
  
  69
  
  ду. Коллапс марксизма в Советском Союзе и его последующая реформа в Китае и Вьетнаме не означает, однако, что эти общества способны лишь импортировать идеологию западной либеральной демократии. Жители Запада, которые так считают, скорее всего, будут удивлены творческой силой, гибкостью и индивидуальностью не-западных культур.
  ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. полиЦиВилизАЙионнАЯ СИСТЕМА
  
  Таким образом, в двадцатом веке взаимоотношения между цивилизациями перешли от фазы, характеризующейся однонаправленным влиянием одной цивилизации на все остальные, к этапу интенсивных, непрерывных и разнонаправленных взаимоотношений между всеми цивилизациями. Обе характерные черты предыдущей эры межцивилизационных отношений начали исчезать.
  
  Во-первых, как любят говорить историки, завершилась 'экспансия Запада' и началось 'восстание против Запада'. Неравномерно, с паузами и 'отыгрываниями', снижалось могущество Запада по сравнению с влиянием других цивилизаций. Карта мира образца 1990 года мало чем похожа на карту мира в 1920 году. Баланс военного и экономического могущества, а также политического влияния изменился (что более подробно рассматривается в следующей главе). Запад продолжал оказывать значительное влияние на другие общества, но взаимоотношения между Западом и другими цивилизациями все больше обуславливались реакцией Запада на развитие этих цивилизаций.
  
  Уже не являясь просто объектами создаваемой Западом истории, не-западные общества быстро становились движущими силами и создателями как своей собственной, так и западной истории.
  
  Во-вторых, в результате этих изменений, международная система вышла за рамки Запада и стала полицивилизационной. Одновременно с этим конфликт между западными странами, которые доминировали в системе на протяжении
  
  70
  
  столетий, угас. К концу двадцатого века Запад перешел от фазы воюющего государства как этапа развития цивилизации к фазе универсального государства. К концу нашего века эта фаза все еще не завершена, поскольку страны Запада состоят из двух полууниверсальных государств в Европе и Северной Америки. Эти две целостности и их составляющие объединены тем не менее невероятно сложной сетью формальных и неформальных институтов. Универсальные государства предыдущих цивилизаций - империи. Однако поскольку демократия является политической формой правления в западной цивилизации, зарождающееся универсальное государство является не империей, а скорее целостностью федераций, конфедераций, международных уставов и организаций.
  
  Основные политические идеологии двадцатого века включают либерализм, социализм, анархизм, корпоративизм, марксизм, коммунизм, социал-демократию, консерватизм, национализм, фашизм и христианскую демократию. Объединяет их одно: они все - порождения западной цивилизации. Ни одна другая цивилизация не породила достаточно значимую политическую идеологию. Запад, в свою очередь, никогда не порождал основной религии. Все главные мировые религии родились в не-западных цивилизациях и, в большинстве случаев, раньше, чем западная цивилизация. По мере того как мир уходит от господства Запада, сходят на нет идеологии, олицетворяющие позднюю западную цивилизацию, и на их место приходят религиозные и другие культурные формы идентификации. Вестфальское разделение религии и международной политики, идиосинкратический продукт западной цивилизации, подходит к концу, а религия, по словам Эдварда Мортимера, 'все чаще вмешивается международные дела' [32]. Внутрицивилизационное столкновение политических идей, порожденное Западом, сейчас вытесняется межцивилизационным столкновением культур и религий.
  
  Глобальная политическая география, таким образом, изменилась: вместо одного мира в 1920 году на карте по-
  
  71
  
  явилось три мира в 1960-м и более чем полдесятка миров в девяностых. Глобальные западные империи соответственно сжались до более ограниченного 'свободного мира' в шестидесятых (понятие, которое включало множество не-западных государств, противостоящих коммунизму), затем до еще более узкого 'Запада' в 1990-х. Это изменение было отражено семантически между 1988 и 1993 годами снижением употребления идеологического термина 'свободный мир' и все более частым появлением цивилизационного понятия 'Запад' (см. таблицу 2.1). Это подтверждается также более частым употреблением слов 'ислам' (как культурно-политический феномен), 'Большой Китай', Россия и ее 'ближнее зарубежье', а также 'Европейский союз' в качестве терминов с цивилизационным значением. Межцивилизационные отношения в этой третьей фазе намного более часты и интенсивны, чем они были во время первой фазы, и более равноправны, чем во время второй. Кроме того, в отличие от времен 'холодной войны' уже не доминирует один раскол: между Западом и другими цивилизациями и
  
  Таблица 2.1. Использование терминов 'Свободный мир' и 'Запад'
  
  
  
  
  
  
  Количество упоминаний
  
  
  Изменение количества упоминаний, %
  
  
  
  
  1988
  
  
  1993
  
  New York Times
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Свободный мир
  
  
  71
  
  
  44
  
  
  -38
  
  Запад
  
  
  46
  
  
  144
  
  
  + 213
  
  Washington Post
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Свободный мир
  
  
  112
  
  
  67
  
  
  -40
  
  Запад
  
  
  36
  
  
  87
  
  
  +142
  
  Congressional Record
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Свободный мир
  
  
  356
  
  
  114
  
  
  -68
  
  Запад
  
  
  7
  
  
  10
  
  
  43
  
  Источник: Lexis/News Количество упоминаний означает количество статей о 'свободном мире' и 'Западе' или содержащих такие термины Упоминания термина 'Запад' проверялись на контекстное значение, чтобы убедиться, что данный термин был использован в качестве названия цивилизации или политической целостности
  
  72
  
  также многими не-западными цивилизациями существует несколько расколов.
  
  Как заметил Хедли Булл, 'если два или более государства поддерживают контакты между собой и оказывают значительное влияние на решения друг друга, то чтобы заставить их действовать - по крайней мере, в какой-то степени - как части единого целого, существует международная система. Международное сообщество тем не менее существует только тогда, когда страны, входящие в международную систему, имеют 'общие интересы и общие ценности', считают себя связанными единым сводом правил', 'принимают совместное участие в работе общих институтов' и имеют 'общую культуру или цивилизацию' [33]. Как и ее шумерская, греческая, эллинистическая, китайская, индийская и исламская предшественницы, европейская международная система с семнадцатого по девятнадцатый век также была международным сообществом. В девятнадцатом и двадцатом столетии европейская международная система расширилась до такой степени, что включила в себя практически все общества в других цивилизациях. Некоторые европейские институты и порядки также были экспортированы в эти страны. И все же этим обществам пока недостает общей культуры, лежащей в основе европейской международной системы. Таким образом, выражаясь терминами британской теории международных отношений, мир является хорошо развитой международной системой, но в лучшем случае лишь весьма примитивным международным сообществом.
  
  Каждая цивилизация видит себя центром мира и пишет свою историю как центральный сюжет истории человечества. Это, пожалуй, даже более справедливо по отношению к Западу, чем к другим культурам. Такие моноцивилизационные точки зрения, однако, утратили значимость и пригодность в полицивилизационном мире. Исследователям цивилизаций уже давно знаком этот трюизм. В 1918 году Шпенглер развеял превалирующий на Западе близорукий
  
  73
  
  взгляд на историю с ее четким делением на античный, средневековый и современный периоды. Он говорил о необходимости заменить 'птолемеев подход к истории коперниковым' и установить вместо 'пустого вымысла об одной линейной истории - драму нескольких могущественных держав' [34]. Несколькими десятилетиями спустя Тойнби подверг критике 'ограниченность и наглость' Запада, выражавшиеся в 'эгоцентрических иллюзиях' о том, что мир вращается вокруг него, что существует 'неизменный Восток' и что 'прогресс' неизбежен. Как и Шпенглер, он на дух не выносил допущения о единстве истории, допущения, что существует 'только одна река цивилизации - наша собственная и что все остальные являются либо ее притоками, либо затеряны в песках пустыни' [35]. Бродель спустя пятьдесят лет после Тойнби также признал необходимость стремления к более широким перспективам и пониманию 'великих культурных конфликтов в мире и множественности его цивилизаций' [36]. Иллюзии и предрассудки, о которых предупреждали нас эти ученые, все еще живы и в конце двадцатого века расцвели и превратились в широко распространенную и ограниченную по сути концепцию о том, что европейская цивилизация Запада есть универсальная цивилизация мира.
  ГЛАВА 3. УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ? МОДЕРНИЗАЦИЯ И ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ
  УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА
  
  Некоторые считают, что в сегодняшнем мире происходит становление того, что В. С. Найпаул назвал 'универсальной цивилизацией' [1]. Что означает этот термин? Термин в общем подразумевает культурное объединение человечества и все возрастающее принятие людьми всего мира общих ценностей, верований, порядков, традиций и институтов. В более узком смысле эта идея означает некоторые вещи, которые глубоки, но несущественны, некоторые другие, которые существенны, но не глубоки, и третьи, которые не существенны и поверхностны.
  
  Во-первых, люди практически во всех обществах принимают определенные основные ценности, полагая, например, что убийство - это зло, и некоторые базовые социальные институты, такие как семья, в той или иной форме. Как правило, люди в большинстве обществ имеют общее 'чувство морали', 'узкие' моральные рамки для основных понятий правильного и дурного [2]. Если под универсальной цивилизацией имеется в виду это, то это глубоко и чрезвычайно важно, но отнюдь не ново и не существенно. Если люди в течение истории разделяли некоторые фундаментальные ценности и институты, это может определить определенные константы в человеческом поведе-
  
  75
  
  нии, но не может осветить или объяснить историю, которая состоит из перемен в человеческом поведении. Кроме того, если универсальная цивилизация, общая для всего человечества, существует, то какими терминами нам тогда пользоваться для описания главных культурных общностей человечества, кроме 'человеческая раса'? Человечество разделено на подгруппы - племена, национальности и более широкие культурные идентичности, обычно именуемые цивилизациями. Если термин 'цивилизация' поднять и распространить на все, что есть общего у человечества в целом, то нам придется либо изобретать новый термин для обозначения самых крупных общностей людей, за исключением человечества в целом, либо предположить, что эти большие, но не охватывающие все человечество группы испарились. Вацлав Гавел, например, утверждал, что 'мы сейчас живем в одной глобальной цивилизации' и что это не более чем 'легкий налет', который 'покрывает или укрывает огромное множество культур, народов, религиозных миров, исторических традиций и исторически сложившихся отношений, всего того, что, в каком-то смысле, лежит 'под' ним' [3]. Однако мы добьемся лишь семантической путаницы, если ограничим термин 'цивилизация' глобальным уровнем и назовем 'культурами' или 'субцивилизациями' те самые большие культурные целостности, которые исторически всегда называли цивилизациями*.
  
  * Хейворд Олкер справедливо обратил внимание, что в своей статье в Foreign Affairs я 'преднамеренно отверг' идею о мировой цивилизации, определив цивилизацию как 'наивысшую культурную общность людей и самый широкий уровень культурной идентификации, помимо того, что отличает человека от других биологических видов'. Конечно же, именно так этот термин использовался большинством исследователей цивилизации. В этой главе, однако, я применил не столь строгую формулировку, чтобы допустит!: возможность существования в мире людей, которые идентифицируют себя с отдельной глобальной культурой, дополняющей или замещающей цивилизации в западном, исламском или синском смысле
  
  76
  
  80
  
  все еще сталкивается с вавилонским столпотворением' [8]. Рональд Дор являет собой яркий пример представителя глобальной интеллектуальной культуры давосского типа среди дипломатов и государственных служащих. Но даже он тем не менее приходит к достаточно сложному выводу о влиянии быстрорастущей коммуникации: 'при прочих равных условиях [курсив Дора], увеличивающаяся плотность связи призвана обеспечить возрастающую базу для взаимопонимания между народами, или, по крайней мере, дипломатами мира', и далее он добавляет, что 'могут оказаться важными некоторые вещи, которые не являются неизменными во всем мире' [9].
  ЯЗЫК
  
  Центральными элементами любой культуры или цивилизации являются язык и религия. Если сейчас зарождается универсальная цивилизация, значит, должны иметь место тенденции к возникновению универсального языка и универсальной религии. Такие заявления часто делаются по отношению к языку. 'Мировой язык - английский', - как выразился редактор Wall Street Journal [10]. Это может означать две вещи, лишь одна из которых может служить подтверждением в случае с универсальной цивилизацией. Это могло бы означать, что все увеличивающаяся доля мирового населения говорит по-английски. Доказательств такой точки зрения не существует, и наиболее надежные из существующих источников, которые, вероятно, могут быть не очень точными, показывают обратное. Доступные данные за более чем три десятилетия (1958-1992) показывают, что общее соотношение использования языков в мире кардинально не изменилось, а также что произошло значительное снижение доли людей, говорящих на английском, французском, немецком, русском и японском языках, чуть меньше снизилась доля носителей мандаринского диалекта, а вот доля использования хинди, малайско-
  
  81
  
  индонезийского, арабского, бенгали, испанского, португальского, наоборот, увеличилась. Доля носителей английского языка в мире упала с 9,8% в 1958 году до 7,6% в 1992-м (см. табл. 3.1). Процентное соотношение населения мира, говорящего на пяти крупнейших европейских языках (английский, французский, немецкий, португальский, испанский), снизилось с 24,1 % в 1958 году до 20,8% в 1992-м. В 1992 году примерно вдвое больше людей говорили на мандаринском (15,2% мирового населения), чем на английском, и еще 3,6% говорили на других диалектах китайского (см. табл. 3.2).
  
  С одной стороны, язык, не являющийся родным для 92% мирового населения, не может быть мировым языком. С другой стороны, однако, его модно назвать именно так, если это язык, который используется людьми различных языковых групп и культур для общения друг с другом, если это мировая lingua franca, или, выражаясь лингвистическими
  
  Таблица 3.1. Носители наиболее распространенных языков
  
  (в процентном отношении от мирового населения*)
  
  Язык
  
  
  1958
  
  
  1970
  
  
  1980
  
  
  1992
  
  Арабский
  
  
  2.7
  
  
  2.9
  
  
  3.3
  
  
  3.5
  
  Бенгальский
  
  
  2.7
  
  
  29
  
  
  32
  
  
  3.2
  
  Английский
  
  
  9.8
  
  
  9.1
  
  
  8.7
  
  
  7.6
  
  Хинди
  
  
  5.2
  
  
  53
  
  
  53
  
  
  6.4
  
  Мандаринский
  
  
  15.6
  
  
  16.6
  
  
  15.8
  
  
  15.2
  
  Русский
  
  
  5.5
  
  
  5.6
  
  
  6.0
  
  
  4.9
  
  Испанский
  
  
  5.0
  
  
  5.2
  
  
  5.5
  
  
  6.1
  
  * Указано общее количество людей, говорящих на языках с более чем 1 миллионом носителей
  
  Источник процентное соотношение рассчитано на основании данных, скомпилированных профессором Сидни Калбертом из Вашингтонского университета, факультет психологии, и учитывает количество людей, говорящих на языках, на которых говорит более 1 миллиона человек Эти данные ежегодно приводятся в World Almanac and Book of Facts Расчеты профессора Калберта включают как носителей языка, так и тех, для кого этот язык не является родным, и основаны на данных переписей населения, выборочных опросов, опросов по радио и телевидению данных по росту населения, вторичных исследованиях и других источниках
  
  82
  
  Таблица 3. 2. Носители основных китайских и западных языков
  
  
  
  
  1958
  
  
  1992
  
  Язык (диалект)
  
  
  Кол-во носителей (в миллионах)
  
  
  Процентная доля от населения мира
  
  
  Кол-во носителей (в миллионах)
  
  
  Процентная доля от населения мира
  
  Мандаринский
  
  
  444
  
  
  15 6
  
  
  907
  
  
  152
  
  Кантонский
  
  
  43
  
  
  15
  
  
  65
  
  
  11
  
  By
  
  
  39
  
  
  14
  
  
  64
  
  
  11
  
  Мин
  
  
  36
  
  
  1,3
  
  
  50
  
  
  0,8
  
  Хакка
  
  
  19
  
  
  0,7
  
  
  33
  
  
  0,6
  
  Китайские языки
  
  
  581
  
  
  20,5
  
  
  1119
  
  
  18,8
  
  Английский
  
  
  278
  
  
  9,8
  
  
  456
  
  
  7,6
  
  Испанский
  
  
  142
  
  
  5,0
  
  
  362
  
  
  6,1
  
  Португальский
  
  
  74
  
  
  2,6
  
  
  177
  
  
  3,0
  
  Немецкий
  
  
  120
  
  
  4,2
  
  
  119
  
  
  2,0
  
  Французский
  
  
  70
  
  
  2,5
  
  
  123
  
  
  2,1
  
  Западные языки
  
  
  684
  
  
  24,1
  
  
  1237
  
  
  20,8
  
  Итого в мире
  
  
  2845
  
  
  44,5
  
  
  5979
  
  
  39,4
  
  Источник. процентное соотношение рассчитано на основании данных, скомпилированных профессором Сидни Калбертом из Вашингтонского университета, факультет психологии, и приведенных в World Almanac and Book of Facts за 1959 и 1993 годы
  
  терминами, универсальный язык широкого общения (УЯШО) [11]. Люди, которым необходимо общаться друг с другом, вынуждены искать способ сделать это. На одном уровне они полагаются на специально обученных профессионалов, которые свободно владеют двумя или более языками и работают устными или письменными переводчиками. Это, однако, неудобно, долго и дорого. Поэтому в течение всей истории возникали lingua franca, латынь во времена античности и Средневековья, французский на протяжении нескольких веков на Западе, суахили во многих частях Африки и английский во многих частях света во второй половине двадцатого столетия. Дипломаты, бизнесмены, ученые, туристы и обслуживающие их службы, пилоты авиалиний и авиадиспетчеры - все они нуждаются в каком-нибудь средстве эффективного общения друг с другом, и сейчас они де-
  
  83
  
  88
  
  сербохорватским, и сменили западные буквы своих католических врагов на кириллицу российских друзей. Параллельно с этим хорваты переименовали свой язык в хорватский и стараются очистить его от турецких заимствований и других иностранных слов, в то время как 'турецкие и арабские заимствования, лингвистический осадок, оставшийся после 450-летнего пребывания Оттоманской империи на Балканах, вошли в моду' в Боснии [18]. Язык преобразовывается и перестраивается, чтобы соответствовать новым идентичностям и контурам цивилизаций. По мере того как рассеивается власть, распространяется вавилонизация.
  РЕЛИГИЯ
  
  Универсальная религия имеет ненамного больше шансов возникнуть, чем универсальный язык. Конец двадцатого века стал свидетелем повсеместного возрождения религий (la Revanche de Dieu). Это возрождение заключалось в усилении религиозного сознания и подъеме фундаменталистских движений. Таким образом, различия между религиями усилились. Данные, касающиеся приверженцев различных религий, еще более отрывочны и ненадежны, чем информация по носителям языков. В таблице 3.3 даны цифры, взятые из одного широко используемого источника. Эти и другие данные показывают, что относительная (в численном выражении) сила мировых религий в этом столетии значительно не изменилась. Наибольшее изменение, зафиксированное этим источником, было увеличение доли людей, именующих себя 'неверующими' или 'атеистами', - от 0,2% в 1900 году до 20,9% в 1980 году. Вероятно, это могло бы отражать значительный отход от религии, и в 1980 году религиозное возрождение еще только набиралось сил. И все же увеличение числа неверующих на 20,7% почти совпадает с девятнадцатипроцентным снижением адептов 'китайских народных религий' с 23,5% в 1900 г. до 4,5% в 1980 г. Эти практически равные снижение и увеличение означают,
  
  89
  
  Таблица 3 3. Процентное соотношение мирового населения, следующего основным религиозным традициям
  
  Религия
  
  
  1900
  
  
  1970
  
  
  1980
  
  
  1985
  
  
  2000
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  (прогноз)
  
  
  (прогноз)
  
  Западное христианство
  
  
  26,9
  
  
  30,6
  
  
  30,0
  
  
  29,7
  
  
  29,9
  
  Православное христианство
  
  
  7,5
  
  
  3,1
  
  
  2,8
  
  
  2.7
  
  
  2,4
  
  Мусульманство
  
  
  12,4
  
  
  15,3
  
  
  16,5
  
  
  17,1
  
  
  19,2
  
  Неверующие
  
  
  02
  
  
  15.0
  
  
  16 4
  
  
  16.9
  
  
  17.1
  
  Индуизм
  
  
  12,5
  
  
  12.8
  
  
  13,3
  
  
  13,5
  
  
  13,7
  
  Буддизм
  
  
  7,8
  
  
  6,4
  
  
  6,3
  
  
  6,2
  
  
  5.7
  
  Китайские народные религии
  
  
  23,5
  
  
  5.9
  
  
  4.5
  
  
  3,9
  
  
  2,5
  
  Племенные верований
  
  
  6.6
  
  
  2,4
  
  
  2.1
  
  
  1,9
  
  
  1,6
  
  Атеисты
  
  
  0,0
  
  
  4.6
  
  
  4,5
  
  
  4,4
  
  
  4,2
  
  Источник David Barron (ed ) World Christianity Encyclopedia Comparative Study of Modern Churches And Religions 1900 2000 Oxford, 1982
  
  что с приходом коммунистической власти внушительная часть населения Китая было просто переименована из приверженцев народных религий в неверующих.
  
  О чем эти данные свидетельствуют, так это об увеличении доли приверженцев двух основных религий, стремящихся обратить других в свою веру - ислам и христианство - более чем за 80 лет. Западное христианство охватывало 26,9% мирового населения в 1900 году и 30 процентов в 1980 г. Мусульмане увеличили свой удельный вес более заметно - с 12,4% в 1900 году до 16,5% (по некоторым оценкам - 18%) в 1980 г. За последние несколько десятилетии двадцатого века ислам и христианство значительно увеличили число своих сторонников в Африке, а основной сдвиг в сторону христианства произошел в Южной Корее. Если традиционная религия в обществах со стремительной модернизацией неспособна адаптироваться к требованиям модернизации, создаются потенциальные возможности для распространения западного христианства и ислама. В таких обществах наиболее удачливые сторонники западной культуры - это не неоклассические экономисты, не демократы-крестоносцы и не руководители транснациональных
  
  90
  
  корпораций. Скорее всего, это есть и будут христианские миссионеры. Ни Адам Смит, ни Томас Джефферсон не могут отвечать психологическим, эмоциональным, моральным и социальным запросам выпускников средней школы в первом поколении. Иисус Христос тоже может не отвечать им, но у Него шансов побольше.
  
  По большому счету, однако, побеждает Магомет. Христианство распространяется в первую очередь путем обращения приверженцев других религий, а ислам - за счет как обращения, так и воспроизводства. Процентное соотношение христиан в мире, которое достигло своего пика в 30% в восьмидесятые, выровнялось и сейчас снижается, и, скорее всего, будет равняться 25% от населения мира к 2025 году. В результате чрезвычайно высоких темпов прироста населения (см. главу 5), относительная доля мусульман в мире будет продолжать стремительно расти, достигнув на рубеже столетий 20 процентов мирового населения, превзойдя количество христиан в течение нескольких последующих лет, и, вероятно, может равняться 30% к 2025 году [19].
  УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНА
  
  Концепция универсальной цивилизации является характерным продуктом западной цивилизации. В девятнадцатом веке идея 'бремени белого человека' помогла оправдать распространение западного политического и экономического господства над не-западными обществами. В конце двадцатого столетия концепция универсальной цивилизации помогает оправдывать западное культурное господство над другими обществами и необходимость для этих обществ копировать западные традиции и институты. Универсализм - идеология, принятая Западом для противостоя-
  
  91
  
  ния не-западным культурам. Как это часто случается среди маргиналов и прозелитов, среди наиболее восторженных адептов идеи единой цивилизации есть интеллектуальные мигранты на Запад, такие как Найпаул и Фуад Аджами, которым эта концепция дает в наивысшей мере удовлетворительный ответ на центральный вопрос: 'Кто я?'. Однако один из арабских интеллектуалов применил в отношении этих мигрантов термин 'ниггер белого человека' [20], а идея универсальной цивилизации находит мало поддержки в других цивилизациях. Не-Запады видят западным то, что Запад видит универсальным. То, что жители Запада объявляют мирной глобальной интеграцией, например распространение всемирных средств массовой информации, представители остального мира осуждают как гнусный западный империализм. В той же мере, какой жители не-Запада видят его единым, они видят в нем угрозу.
  
  Аргументы в пользу того, что сейчас зарождается некая универсальная цивилизация, основываются как минимум на одной из следующих трех предпосылок. Во-первых, есть допущение, рассмотренное в главе 1, что падение советского коммунизма означает конец исторической борьбы и всеобщую победу либеральной демократии во всем мире. Этот довод страдает от ошибки выбора, которая имеет корни в убеждении времен 'холодной воины', что единственной альтернативой коммунизму является либеральная демократия и что смерть первого приводит к универсальности второй. Однако очевидно, что существуют многочисленные формы авторитаризма, национализма, корпоративизма или рыночного коммунизма (как в Китае), которые благополучно живут в современном мире И, что более важно, есть все религиозные альтернативы, которые лежат вне мира светских идеологий. Религия в сегодняшнем мире - одна из центральных, пожалуй, самая главная сила, которая мотивирует и мобилизует людей. Наивной глупостью является мысль о том, что крах советского коммунизма означает окончательную победу Запада во всем
  
  92
  
  94
  
  европейцам и католикам - полякам. Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из Канады и европейских стран. Аналогичную мысль высказал Дональд Горовиц: 'В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть ибо-оуэрри, либо же ибо-ониша. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем. А в Нью-Йорке - африканцем' [25]. Созданная в рамках социологии теория глобализации приходит к такому же выводу: 'Во все больше глобализующемся мире, который характеризуется не знающей аналогий в истории степенью цивилизационной, общественной и другими видами взаимозависимости, а также широко распространенным осознанием этого, имеет место обострение цивилизационного, общественного и этнического самосознания'. Глобальное религиозное возрождение, 'возвращение к святыням', является ответом на тенденцию восприятия мира как 'единого целого' [26].
  ЗАПАД И МОДЕРНИЗАЦИЯ
  
  Третий и наиболее распространенный аргумент в пользу возникновения универсальной цивилизации рассматривает ее как результат широких процессов модернизации, которая идет с восемнадцатого века. Модернизация включает в себя индустриализацию, урбанизацию, растущий уровень грамотности, образованности, благосостояния и социальной заботы, а также более сложные и многосторонние профессиональные структуры. Это - продукт потрясающей экспансии научных и инженерных знаний, которая началась в восемнадцатом веке и позволила людям управлять средой и формировать свою среду в небывалых масштабах. Модернизация - революционный процесс, который можно сравнить только с переходом от примитивного к цивилизо-
  
  95
  
  97
  
  Каковы же были эти отличительные черты западного общества, которыми оно обладало в течение сотен лет до его модернизации? Ответы на этот вопрос, которые предоставили нам различные исследователи, расходятся в деталях, но сходятся в определении ключевых институтов, обычаев и убеждений, которые можно по праву назвать стержневыми для западной цивилизации. Их список приводится ниже [29].
  АНТИЧНОЕ (КЛАССИЧЕСКОЕ] НАСЛЕДИЕ
  
  Запад как цивилизация третьего поколения многое унаследовал от предыдущих цивилизаций. Особенно это касается античной цивилизации. Запад унаследовал от античной цивилизации многое, включая греческую философию и рационализм, римское право, латынь и христианство. Исламская и православная цивилизации также получили наследство от античной цивилизации, но в значительно меньшей мере, чем Запад.
  КАТОЛИЦИЗМ И ПРОТЕСТАНТСТВО
  
  Западное христианство, сначала католицизм, а затем католицизм и протестантство, - это, несомненно, самая важная историческая особенность западной цивилизации. В течение большей части первого тысячелетия то, что сейчас известно как западная цивилизация, называлось западным христианством. Среди народов западного христианства существовало хорошо развитое чувство единства, люди осознавали свои отличия от турок, мавров, византийцев и других народов, и жители Запада шли завоевывать мир в шестнадцатом веке не только во имя золота, но и во имя Бога. Реформация и Контрреформация, а также разделение западного христианства на протестантство на севере и католицизм на юге также оказали влияние на западную историю, которая абсолютно отличается от восточного православия и весьма далека от латиноамериканского опыта.
  
  98
  ЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ
  
  Язык как фактор определения людей одной культуры уступает только религии. Запад отличается от большинства остальных цивилизаций своим многообразием языков. Японский, мандаринский, русский и даже арабский признаны стержневыми языками своих цивилизаций. Запад унаследовал латынь, но появилось множество народов, а с ними и национальных языков, которые объединены в широкие категории романских и германских. К шестнадцатому веку эти языки, как правило, уже приобрели свою современную форму.
  РАЗДЕЛЕНИЕ ДУХОВНОЙ И СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
  
  В течение всей западной истории сначала церковь вообще, затем многие церкви существовали отдельно от государства. Бог и кесарь, церковь и государство, духовные и светские власти - таков был преобладающий дуализм в западной культуре. Только в индусской цивилизации было столь же четкое деление на религию и политику. В исламе Бог - это кесарь; в Китае и Японии кесарь - это Бог, в православии кесарь - младший партнер Бога. Это разделение и неоднократные столкновения между церковью и государством, столь типичные для западной цивилизации, ни в одной другой из цивилизаций не имели место. Это разделение властей внесло неоценимый вклад в развитие свободы на Западе.
  ГОСПОДСТВО ЗАКОНА
  
  Концепция центрального места закона в цивилизованном бытии была унаследована от римлян. Средневековые мыслители развили идею о природном законе, согласно которому монархи должны были применять свою власть, и в Англии появилась традиция общего права. Во время фазы абсолютизма (шестнадцатый-семнадцатый века) торжество
  
  99
  
  права наблюдалось скорее в нарушении закона, чем в соблюдении его, но продолжала существовать идея о подчинении власти человеческой неким внешним ограничениям: Son sub homine sed sub Deo et lege*. Эта традиция господства закона лежала в основе конституционализма и защиты прав человека, включая право собственности, против применения деспотической власти. В большинстве других цивилизаций закон был куда менее важным фактором, обусловливающим мышление и поведение.
  СОЦИАЛЬНЫЙ ПЛЮРАЛИЗМ
  
  Исторически западное общество было в высшей степени плюралистичным. Как пишет Дойч, Запад отличает то, что там 'возникли и продолжают существовать разнообразные автономные группы, не основанные на кровном родстве или узах брака' [30]. Начиная с седьмого - восьмого веков эти группы сначала включали в себя монастыри, монашеские ордена и гильдии, затем они расширились и к ним во многих регионах Европы присоединились множество союзов и сообществ [31]. Помимо этого союзного плюрализма существовал плюрализм классовый. В большинстве европейских обществ были относительно сильная и автономная аристократия, крепкое крестьянство и небольшой, но значимый класс купцов и торговцев Сила феодальной аристократии была особенно значима в сдерживании тех пределов, в которых смог прочно укорениться среди европейских народов абсолютизм. Этот европейский плюрализм резко контрастирует с бедностью гражданского общества, слабостью аристократии и силой централизованных бюрократизированных империй, которые одновременно существовали в России, Китае и на Оттоманских землях, а также в других не-западных обществах.
  
  * Не под человеком, но под Господом и законом. - Прим перев.
  
  100
  ПРЕДСТАВИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ
  
  Социальный плюрализм рано дал начало сословиям, парламентам и другим институтам, призванным выражать интересы аристократов, духовенства, купцов и других групп. Эти органы обеспечили формы представительства, которые во время модернизации развились в институты современной демократии. В некоторых случаях во времена абсолютизма эти органы были запрещены или их власть существенно ограничили. Однако даже когда это происходило, они могли, как во Франции, возрождаться вновь, чтобы стать средством для возросшего политического участия народа. Ни одна другая современная цивилизация не имеет даже сравнимой тысячелетней истории в области представительных органов. На местном уровне начиная с девятого века также стали возникать органы самоуправления, сначала в итальянских городах, а затем они распространились на север, 'заставляя епископов, местных баронов и других представителей знати делиться властью с гражданами и в конце концов уступать им' [32]. Таким образом, представительство на национальном уровне дополнялось значительной автономией на местном, чего не было в других регионах мира.
  ИНДИВИДУАЛИЗМ
  
  Многие из перечисленных выше отличительных черт западной цивилизации способствовали возникновению чувства индивидуализма и традиции индивидуальных прав и свобод, не имеющих равных среди цивилизованных обществ. Индивидуализм развился в четырнадцатом - пятнадцатом веках, а принятие права на индивидуальный выбор - то, что Дойч назвал 'революцией Ромео и Джульетты', - доминировало на Западе уже к семнадцатому веку. Даже призывы к равным правам для всех индивидуумов - 'у самого последнего бедняка в Англии такая же жизнь, как у первейшего богача' - были слышны повсюду, если не повсеместно приняты. Индивидуализм остается отличительной чер-
  
  101
  
  той Запада среди цивилизаций двадцатого века. В одном анализе, который сравнивал одинаковые показатели в пятидесяти странах, двадцать государств с наибольшим показателем индивидуализма включали все западные страны, кроме Португалии и Израиля [33]. Автор другого межкультурного исследования индивидуализма и коллективизма также подчеркнул преобладание индивидуализма на Западе и превалирование коллективизма во всех других культурах и пришел к выводу, что 'ценности, которые наиболее важны на Западе, менее важны во всем мире'. Снова и снова жители Запада и не-Запада указывают на индивидуализм как на центральную отличительную черту Запада [34].
  
  Приведенный выше список не ставит своей целью полное перечисление отличительных характеристик западной цивилизации. Не означает он также, что эти характеристики всегда и повсеместно присутствовали в западном обществе. Очевидно, что они порой отсутствовали: многие деспоты в западной истории регулярно игнорировали господство закона и распускали представительные органы. Не утверждается и того, что ни одна из этих характерных черт не проявлялась в других цивилизациях. Очевидно, они имеют место: Коран и шариат составляют основополагающий закон для исламских государств; в Японии и Индии существуют классовые системы, весьма схожие с сословиями Запада (возможно, в результате этого только эти две основные не-западные цивилизации могут выдержать демократическое правительство в течение любого времени). По отдельности ни один из этих факторов не был уникален для Запада. Однако их сочетание было уникально, и это дало Западу его отличительные особенности. Эти концепции, принятые практики и общественные институты просто были более широко распространены на Западе, чем в других цивилизациях. Они - то, что сделало Запад Западом, причем уже давно. И они же во многом стали факторами, которые позволили Западу занять ведущую роль в модернизации самого себя и всего мира.
  
  102
  ОТВЕТЫ НА ВЛИЯНИЕ ЗАПАДА И МОДЕРНИЗАЦИЮ
  
  Экспансия Запада повлекла за собой модернизацию и вестернизацию не-западных обществ. Ответную реакцию политических и интеллектуальных лидеров этих обществ на влияние Запада можно отнести к одному из трех вариантов: отторжение как модернизации, так и вестернизации; принятие и того, и другого с распростертыми объятиями; принятие первого и отторжение второго [35].
  ОТТОРЖЕНИЕ
  
  Япония следовала ярко выраженному отторженческому курсу начиная с первых контактов с Западом в 1542 году и вплоть до середины XIX века. В этой стране были разрешены лишь ограниченные формы модернизации, такие как приобретение огнестрельного оружия, а импорт западной культуры - наиболее заметно это в отношении христианства - находился под строгим запретом. Отсюда в середине семнадцатого века были полностью изгнаны иностранцы. Конец позиции отторжения был положен с насильственным открытием Японии командором Перри в 1854 году и драматическими попытками перенять уроки у Запада после реставрации Мейдзи в 1868 году. На протяжении нескольких веков Китай также пытался отгородиться от любой значительной модернизации или вестернизации. Хотя христианские миссионеры были допущены в страну в 1601 году, они были полностью изгнаны из нее в 1722 г. В отличие от Японии в Китае политика отторжения обуславливалась тем, что эта страна воспринимала себя как Срединное царство и твердо была уверена в превосходстве китайской культуры над культурами всех других народов. Китайской изоляции, как и японской, конец положило за-
  
  10З
  
  падное оружие, поставленное в Китай британцами во время опиумных войн 1839-1842 годов. Все эти случаи говорят о том, что в девятнадцатом столетии западное могущество чрезвычайно затруднило и сделало практически невозможным сохранение стратегии изоляции и исключительности для не-западных обществ.
  
  В двадцатом веке усовершенствования в транспорте и коммуникациях, а также глобальная взаимозависимость сделали цену изоляции крайне высокой. За исключением небольших изолированных сельских обществ, желающих существовать на грани выживания, крайне маловероятными стали отторжение модернизации и вестернизации в мире, который стремительно становится современным и высоко взаимосвязанным. 'Лишь самые экстремальные фундаменталисты, - пишет Дэниэл Пайпс об исламе, - отвергают модернизацию и вестернизацию. Они выбрасывают телевизоры в реки, запрещают наручные часы, отказываются от двигателя внутреннего сгорания. Однако непрактичность программ таких групп накладывает жесткие ограничения на их привлекательность; и в некоторых случаях - например, с убийцами Садата, террористами, напавшими на мечеть в Мекке, или с малазийскими группами даква - поражение в яростных стычках с властями заставило их исчезнуть практически бесследно' [37]. Практически бесследное исчезновение - такова общая судьба всех поборников чисто отторженческой политики к концу двадцатого века. Фанатизм, пользуясь терминологией Тойнби, это нежизнеспособный выбор.
  КЕМАЛИЗМ
  
  Вторая вероятная реакция на влияние Запада - это 'геродианизм' Тойнби, то есть встреча с распростертыми объятиями как модернизации, так и вестернизации. Такой ответ основан на предположении о том, что модернизация является желанной и необходимой, и местная культура
  
  104
  
  несовместима с модернизацией, поэтому она должна быть забыта или запрещена, и что обществу для того, чтобы модернизироваться, нужно полностью вестернизироваться. Модернизация и вестернизация взаимно поддерживают друг друга и должны идти бок о бок. Этот подход был воплощен в призывах некоторых представителей японской и китайской интеллигенции конца девятнадцатого века о том, что во имя модернизации надо забыть свои исторические языки и принять английский в качестве национального языка. Неудивительно, что эта точка зрения среди жителей Запада была даже более популярна, чем среди не-западных элит. Основная идея состоит в следующем: 'Чтобы добиться успеха, вы должны быть как мы; наш путь - единственный путь'. И приводится довод, что 'религиозные ценности, этические нормы и социальные структуры этих [не-западных] обществ в лучшем случае чужды, а иногда враждебны по отношению к принципам и практике индустриального развития'. Таким образом, экономическое развитие 'потребует радикальной и деструктивной переделки жизни и общества и, зачастую, нового толкования сути самого бытия теми людьми, которые живут в этих цивилизациях' [37]. Пайпс говорит о том же применительно к исламу:
  
  'Для того чтобы избежать аномии, у мусульман остается единственный выбор, потому что модернизация требует вестернизации... Ислам не предлагает никакого альтернативного пути модернизации. Секуляризации не избежать. Современная наука и технология требуют впитывания сопровождающих их мыслительных процессов; то же самое касается и политических институтов. Ибо содержание нужно копировать не меньше, чем форму. Чтобы перенять уроки западной цивилизации, необходимо признать ее превосходство. Европейских языков и западных образовательных институтов нельзя избежать, даже если последние поощряют свободомыслие и вольный образ жиз-
  
  105
  
  ни. Только когда мусульмане окончательно примут западную модель во всех деталях, они смогут провести индустриализацию и затем развиваться' [38].
  
  За шестьдесят лет до того, как были написаны эти слова, Мустафа Кемаль Ататюрк пришел к аналогичным выводам и создал новую Турцию на руинах Оттоманской империи и предпринял энергичные усилия как по модернизации, так и по вестернизации страны. Последовав этим курсом и отказавшись от исламского прошлого, Ататюрк сделал Турцию 'оторванной страной' - обществом, которое было мусульманским по своей религии, наследию, обычаям и институтам, но которым правила элита, намеренная сделать его современным, западным и объединить его с Западом. В конце двадцатого века несколько стран следуют кемалистскому выбору и стараются заменить западную идентичность не-западной. Эти усилия анализируются в главе 6.
  РЕФОРМИЗМ
  
  Отторжение связано с безнадежной задачей изолировать общество от охватывающего его современного мира. Кемализм связан с трудной и болезненной задачей уничтожения культуры, которая просуществовала на протяжении веков, и установления на ее месте совершенно новой культуры, импортированной из другой цивилизации. Третий выбор - попытка скомбинировать модернизацию с сохранением центральных ценностей, практик и институтов родной культуры общества. Этот выбор, по понятным причинам, был самым популярным среди не-западных элит. В Китае в последние годы правления династии Цинь девизом стал Ti-Yong - 'китайская мудрость для фундаментальных принципов, западная мудрость для практического использования'. В Японии таким девизом стал Wakon Yosei - '"японский дух" и западная техника'. В Египте в 1830-х Мухаммед Али предпринял попытку 'технической
  
  106
  
  модернизации без чрезмерной культурной вестернизации'. Однако эти попытки провалились, когда британцы вынудили его отказаться от большей части его реформ по модернизации. В результате, как пишет Али Мазруи, 'Египту не суждено было разделить судьбу Японии - технической модернизации без культурной вестернизации, и не удалось повторить опыт Ататюрка - технической модернизации через культурную вестернизацию' [39]. Однако в конце девятнадцатого столетия Джамаль аль-Дин аль-Афгани, Мухаммед Абду и другие реформаторы снова попытались примирить ислам и современность, провозглашая 'совместимость ислама с современной наукой и лучшими западными мыслями', а также давая 'исламское логическое обоснование для принятия современных идей и институтов, будь то научных, технологических или политических (конституционность и парламентское правление)' [40]. Это был широкомасштабный реформизм, близкий к кемализму, который принимал не только современность, но и некоторые западные институты. Реформизм такого типа был преобладающей реакцией на влияние Запада со стороны мусульманских элит на протяжении сорока лет - с 1870-х до 1920-х, когда ему бросили вызов сначала кемализм, а затем более чистый реформизм в виде фундаментализма.
  
  Отторжение, кемализм и реформизм основаны на различных предпосылках того, что возможно и что желательно. При отторжении и модернизация и вестернизация нежелательны, поэтому возможно отторгнуть их. Для кемализма и модернизация и вестернизация желательны, последняя - по той причине, что без нее нельзя достичь первой, следовательно, и то, и другое возможно принять. Для реформизма модернизация желательна и возможна без значительной вестернизации, которая нежелательна. Таким образом, существует конфликт между отторжением и кемализмом по вопросу желательности модернизации и вестернизации и между кемализмом и реформизмом по поводу того, может ли модернизация проходить без вестернизации.
  
  107
  
  Рисунок 3. 1. Альтернативные ответы на влияние Запада
  
  На рис. 3.1 показана диаграмма, которая рисует все эти три курса. Отторжение останется в точке А; кемализм будет продвигаться по диагонали к точке В; реформатор будет двигаться горизонтально к точке С. Однако по какому пути на самом деле двигались эти общества? Конечно же, каждое не-западное общество следует своим собственным курсом, который может значительно отличаться от этих трех путей-прототипов. Мазруи даже утверждает, что Египет и Африка двигались к точке D сквозь 'болезненный процесс культурной вестернизации без технической модернизации' В тех пределах, в которых любая обобщенная модель модернизации и вестернизации существует в качестве ответной реакции не-западных обществ на влияние Запада, она будет находиться в рамках кривой А-Е. Изначально модернизация и вестернизация тесно связаны, и не-западные общества, впитывая значительные элементы западной культуры, достигают прогресса на пути к модернизации.
  
  108
  
  Однако с увеличением темпов модернизации удельный вес вестернизации снижается и происходит возрождение местных культур. Дальнейшая модернизация, таким образом, изменяет цивилизационный баланс власти между Западом и не-западным обществом и усиливает приверженность местной культуре.
  
  Таким образом, во время ранних этапов изменений, вестернизация поддерживает модернизацию. На более поздних этапах модернизация стимулирует возрождение местной культуры. Это происходит на двух уровнях. На социальном уровне модернизация усиливает экономическую, военную и политическую мощь общества в целом и заставляет людей этого общества поверить в свою культуру и утверждаться в культурном плане. На индивидуальном уровне модернизация порождает ощущение отчужденности и распада, потому что разрываются традиционные связи и социальные отношения, что ведет к кризису идентичности, а решение этих проблем дает религия. Этот процесс упрощенно показан на рисунке 3.2.
  
  Эта гипотетическая общая модель соответствует как социологической теории, так и историческому опыту. Подробно изучив имеющиеся факты в области 'гипотезы инвариантности', Райнер Баум пришел к выводу, что 'вечные человеческие размышления над мерой признания авторитетов и осознание личной независимости происходят исключительно по культурным сценариям. В этих вопросах нет тенденции к межкультурной гомогенизации мира. Напротив, создается впечатление, что есть некая инвариантность в этих моделях, которые развились в четкие формы во время исторического и раннего современного этапа развития' [41]. Теория заимствования, разработанная такими учеными, как Фробениус, Шпенглер и Боземен, помимо прочего, делает акцент на том, насколько избирательно цивилизация-реципиент совершает заимствования из других цивилизаций и адаптирует, трансформирует и ассимилирует их, чтобы усилить и обеспечить выживание базовых
  
  109
  
  Рисунок 3. 2. Модернизация и культурное возрождение
  
  ценностей, или 'paideuma', своей культуры [42]. Почти все не-западные цивилизации мира существовали не менее одного тысячелетия, а в некоторых случаях - и несколько тысяч лет. Они показали примеры заимствований из других цивилизаций для укрепления своей собственной. Исследователи сходятся во мнении, что заимствование Китаем буддизма из Индии не привело в 'индианизации' Китая. Китайцы адаптировали буддизм под китайские цели и задачи. Китайская культура осталась китайской. Китайцам сейчас приходится сталкиваться с пока безуспешными, но все более настойчивыми попытками Запада обратить их в христианство. Если в какой-то момент они все-таки импортируют христианство, то следует ожидать, что оно будет адаптировано и переделано так, чтобы сочетаться с центральными элементами китайской культуры. Точно так же арабы-мусульмане получили, оценили и использовали свое 'эллинистическое наследие для чисто утилитарных целей. Будучи в основном заинтересованными в заимствовании определенных внешних форм или технических аспектов, они знали, как пренебречь всеми элементами в греческих мыслях, которые вступали в конфликт с установленными Кораном фундаментальными нормами и принципами' [43]. Япония выбрала ту же модель. В седьмом веке Япония импортировала китайскую культуру и провела 'преобразования по своей собственной инициативе, без экономического или военного давления' на благо своей цивилизации. 'В течение следующих столетий периоды относительной изоляции от континентального влияния, в течение которых предыдущие заимствования сортировались, а наиболее полезные из них принимались, сменялись периодами
  
  110
  
  112
  
  об изменениях, сопровождающих модернизацию, таких как переход от сельскохозяйственного уклада к индустриальному, от села к городу, от социальной стабильности к социальному изменению; не вмешивается он и в такие области, как всеобщее образование, резкое развитие коммуникаций, новые формы транспорта или здравоохранение' [47].
  
  Точно так же, даже ярые поборники антивестернизма и возрождения местных культур не колеблясь используют современную технику - электронную почту, кассеты и телевидение, - чтобы распространять свои идеи.
  
  Короче говоря, модернизация не обязательно означает вестернизацию. He-западные общества могут модернизироваться и уже сделали это, не отказываясь от своих родных культур и не перенимая оптом все западные ценности, институты и практический опыт. При этом какие бы преграды на пути модернизации ни ставили не-западные общества, они бледнеют на фоне тех преград, которые воздвигаются перед вестернизацией. Как выразился Бродель, было бы 'по-детски наивно' думать, что модернизация или 'триумф цивилизации может привести к окончанию множественности исторических культур, воплотившихся за столетия в величайшие мировые цивилизации [48]. Модернизация, напротив, усиливает эти культуры и сокращает относительное влияние Запада. На фундаментальном уровне мир становится более современным и менее западным.
  
  ЧАСТЬ 2. СМЕЩАЮЩИЙСЯ БАЛАНС ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ГЛАВА 4. УПАДОК ЗАПАДА: МОГУЩЕСТВО, КУЛЬТУРА И ИНДИГЕНИЗАИИЯ
  МОЩЬ ЗАПАДА. ГОСПОДСТВО И ЗАКАТ
  
  Существуют две картины, которые описывают соотношение власти Запада и других цивилизаций. Первая - это подавляющее, триумфальное, практически абсолютное могущество Запада. С распадом Советского Союза исчез единственный серьезный конкурент Запада, и в результате этого облик мира определяется целями, приоритетами и интересами главных европейских наций, пожалуй, при эпизодическом участии Японии. Соединенные Штаты как единственная оставшаяся сверхдержава вместе с Британией и Францией принимают важнейшие решения по вопросам политики и безопасности; Соединенные Штаты совместно с Германией и Японией принимают важнейшие решения по экономическим вопросам. Запад - единственная цивилизация, которая имеет значительные интересы во всех других цивилизациях или регионах, а также имеет возможность влиять на политику, экономику и безопасность всех остальных цивилизаций или регионов. Обществам из других цивилизаций обычно требуется помощь Запада для достижения своих целей или защиты своих интересов. Как резюмирует один автор, западные нации
  
  116
  
   владеют и управляют международной банковской системой;
  
   контролируют все твердые валюты;
  
   являются основными мировыми потребителями;
  
   поставляют большую часть готовых изделий;
  
   доминируют на международных рынках ценных бумаг;
  
   играют роль морального лидера для многих обществ;
  
   способны на крупную военную интервенцию;
  
   контролируют морские линии,
  
   занимаются наиболее современными техническими исследованиями и разработками;
  
   контролируют передовое техническое образование;
  
   доминируют в аэрокосмической индустрии;
  
   доминируют в области международных коммуникаций;
  
   доминируют в производстве высокотехнологичных вооружений [1].
  
  Вторая картина Запада совершенно иная. Она рисует цивилизацию в упадке, чья доля мирового политического, экономического и военного могущества снижается по сравнению с другими цивилизациями. Победа Запада в 'холодной войне' привела не к триумфу, а к истощению. Запад все больше поглощают его внутренние проблемы и нужды, и он сталкивается с замедлением экономического роста, спадом роста населения, безработицей, огромными бюджетными дефицитами, снижением рабочей этики, низкими процентами сбережений, и, во многих странах, включая США - социальной дезинтеграцией, наркоманией и преступностью. Экономическое могущество стремительно перемещается в Восточную Азию, а за ними начинают следовать военная мощь и политическая власть. Индия находится на пороге экономического взлета, а исламский мир все враждебнее относится к Западу. Готовность других обществ принимать диктат Запада или повиноваться его поучениям быстро испаряется, как и самоуверенность Запада и его воля к господству. В конце восьмидесятых годов было
  
  117
  
  много споров о справедливости тезиса об упадке применительно к Соединенным Штатам. К середине 90-х в результате довольно взвешенного анализа был сделан соответствующий вывод:
  
  ...во многих важных аспектах их [Соединенных Штатов] могущество будет убывать все быстрее. С учетом базового экономического потенциала положение Соединенных Штатов по сравнению с Японией, а вскоре и с Китаем, будет продолжать ухудшаться. В военном плане баланс реальных потенциалов между Соединенными Штатами и рядом растущих региональных держав (включая, возможно, Иран, Индию и Китай) будет смещаться от центра к периферии. Некоторая часть структурного могущества Америки переместится к другим народам; другая (и часть ее 'мягкой власти') окажется в руках негосударственных игроков вроде многонациональных корпораций [2].
  
  Какая из этих двух противоположных картин, рисующих место Запада в мире, описывают реальность? Ответ, конечно же, следующий: они обе. Сейчас господство Запада неоспоримо, и он останется номером один в плане могущества и влияния также и в двадцать первом веке. Однако постепенные, неотвратимые и фундаментальные перемены также имеют место в балансе власти между цивилизациями, и могущество Запада по сравнению с мощью других цивилизаций будет и дальше снижаться. Когда превосходство Запада исчезнет, большая часть его могущества просто-напросто испарится, а остаток будет рассеян по региональному признаку между несколькими основными цивилизациями и их стержневыми государствами. Наиболее значительное усиление могущества приходится на долю азиатских цивилизаций (и так будет продолжаться и далее), и Китай постепенно прорисовывается как общество, которое скорее всего бросит вызов Западу в борьбе за глобальное господство. Эти сдвиги в соотношении власти
  
  118
  
  120
  ТЕРРИТОРИЯ И НАСЕЛЕНИЯ
  
  В 1490 году западные общества контролировали большую часть европейского полуострова, кроме Балкан, или что-то около 1,5 миллиона квадратных миль из общей поверхности суши (за исключением Антарктики) - 52,2 миллиона квадратных миль. Когда территориальная экспансия Запада достигла своего апогея в 1920 году, он напрямую управлял территорией около 25,5 миллиона квадратных миль - почти половиной земной суши. К 1993 году подконтрольные территории сократились наполовину, до 12,7 миллиона квадратных миль. Запад вернулся к своему изначальному европейскому 'ядру', плюс он имеет обширные, освоенные поселенцами земли в Северной Америке, Австралии и Новой Зеландии. Территория независимых мусульманских государств, напротив, увеличилась с 1,8 миллиона квадратных миль в 1920 году до 11 с лишним миллионов квадратных миль в 1993-м. Схожие изменения произошли и в плане контроля людских ресурсов. В 1900 году жители Запада составляли около 30% от общего населения мира, а западные правительства управляли почти 45 процентами населения (в 1920 году эта цифра увеличилась до 48%). В 1993 году западные правительства правили, за исключением мелких остатков империи типа Гонконга, только жителями Запада. Население Запада составляло чуть больше 13% человечества, и к началу следующего столетия его доля должна упасть до 11%, а затем и до 10% к 2025 году [5]. По общему числу населения Запад занимал в 1993 году четвертое место после синской, исламской и индусской цивилизаций.
  
  Таким образом, в количественном плане жители Запада составляют стабильно сокращающееся меньшинство мирового населения. В качественном отношении баланс между Западом и остальными цивилизациями также меняется. He-западные народы становятся более здоровыми, более урбанизированными, более грамотными и лучше образо-
  
  121
  
  ванными. К началу 1990-х показатели детской смертности в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Южной Азии, в Восточной Азии и Юго-Восточной Азии уменьшились в два-три раза по сравнению с теми, что были тридцатью годами ранее. Продолжительность жизни в этих регионах также значительно возросла - увеличение колеблется от одиннадцати лет в Африке до двадцати трех в Восточной Азии. В начале 1960-х в большинстве стран третьего мира грамотным было менее одной трети взрослого населения. В начале 1990-х лишь в нескольких странах (не считая Африку) было грамотным менее половины населения. Около 50% индийцев и 75% китайцев могли читать и писать. Уровень грамотности в развивающихся странах в 1970 году составлял 41% от показателя развитых странах; в 1992 году он увеличился до 71%. К началу 1990-х во всех регионах,
  
  Таблица 4. 1. Территория, находящаяся под политическим контролем цивилизаций, 1990-1993
  
  Год
  
  
  Западная
  
  
  Африканская
  
  
  Синская
  
  
  Индус-
  
  ская
  
  
  Исламская
  
  
  Японская
  
  
  Латиноамериканская
  
  
  Право славная*
  
  
  Другие*
  
  
  
  
  Совокупная территория цивилизаций в тысячах квадратных миль
  
  
  
  
  1900
  
  
  20290
  
  
  164
  
  
  4317
  
  
  54
  
  
  3592
  
  
  161
  
  
  7721
  
  
  8733
  
  
  7468
  
  1920
  
  
  25447
  
  
  400
  
  
  3913
  
  
  54
  
  
  1811
  
  
  261
  
  
  8098
  
  
  10258
  
  
  2258
  
  1971
  
  
  12806
  
  
  4636
  
  
  3936
  
  
  1316
  
  
  9183
  
  
  142
  
  
  7833
  
  
  10346
  
  
  2302
  
  1993
  
  
  12711
  
  
  5682
  
  
  3923
  
  
  1279
  
  
  11054
  
  
  145
  
  
  7819
  
  
  7169
  
  
  2718
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Территория s процентах от общемировой"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1900
  
  
  38,7
  
  
  0.3
  
  
  8,2
  
  
  0,1
  
  
  6,8
  
  
  0,3
  
  
  14,7
  
  
  16,6
  
  
  14,3
  
  
  
  
  1920
  
  
  48,5
  
  
  0,8
  
  
  7,5
  
  
  0,1
  
  
  3,5
  
  
  0,5
  
  
  15,4
  
  
  19,5
  
  
  4.3
  
  
  
  
  1971
  
  
  24,4
  
  
  8,8
  
  
  7,5
  
  
  2,5
  
  
  17.5
  
  
  0,3
  
  
  14,9
  
  
  19.7
  
  
  4,4
  
  
  
  
  1993
  
  
  24,2
  
  
  10,8
  
  
  7,5
  
  
  2,4
  
  
  21,1
  
  
  0,3
  
  
  14,9
  
  
  13,7
  
  
  5,2
  
  
  
  
  
  Примечание относительная доля занимаемой территории в процентах основывается на границах, которые превалировали в указанный год.
  
  * Общая мировая территория 52,5 миллиона квадратных миль не включает Антарктику Источник. Statesman's Year-Book (New York St Martin's Press, 1901-19271, World Book Atlas (Chicago Field Enterprises Educational Corp, 19701. Britannica Book of the Year (Chicago Encyclopaedia Britannica Inc, 1992 1994)
  
  122
  
  Таблица 4. 2. Население стран, принадлежащих к крупнейшим мировым цивилизациям, 1993 (в тыс.)
  
  Синская
  
  
  1340900
  
  
  Латиноамериканская
  
  
  507500
  
  Исламская
  
  
  927600
  
  
  Африканская
  
  
  329100
  
  Индуистская
  
  
  915800
  
  
  Православная
  
  
  261300
  
  Западная
  
  
  805400
  
  
  Японская
  
  
  124700
  
  Источник Рассчитано на основе данных, приведенных в Encyclopedia Bntannica 1994 Book of the Year (Chicago Encyclopedia Bntannica, 19941 P 764 69)
  
  за исключением Африки, практически вся возрастная группа была охвачена начальным образованием. И самый значительный факт: в начале 1960-х годов в Азии, Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке менее одной трети соответствующей возрастной группы было охвачено средним образованием; к началу 1990-х оно распространялось уже на половину этой возрастной группы (за исключением Африки). В 1960 году городские жители составляли менее
  
  Таблица 4. 3. Доля мирового населения в структуре цивилизации (в процентах)
  
  Год
  
  
  [Всего в мире]*
  
  
  Западная
  
  
  Африканская
  
  
  Синская
  
  
  Индуистская
  
  
  Исламская
  
  
  Японская
  
  
  Латиноамериканская
  
  
  Православная
  
  
  Другие
  
  1900
  
  
  [1,6]
  
  
  44 3
  
  
  0,4
  
  
  19,3
  
  
  0,3
  
  
  4,2
  
  
  35
  
  
  3,2
  
  
  8,5
  
  
  16,3
  
  1920
  
  
  11.9]
  
  
  48,1
  
  
  0.7
  
  
  17,3
  
  
  0,3
  
  
  2,4
  
  
  41
  
  
  4,6
  
  
  13,9
  
  
  86
  
  1971
  
  
  [3,7]
  
  
  14,4
  
  
  5,6
  
  
  22,8
  
  
  15,2
  
  
  13,0
  
  
  2,8
  
  
  8,4
  
  
  10,0
  
  
  5,5
  
  1990
  
  
  [5,3]
  
  
  14,7
  
  
  8,2
  
  
  24 3
  
  
  16 3
  
  
  13,4
  
  
  2,3
  
  
  9,2
  
  
  6,5
  
  
  5,1
  
  1995
  
  
  [5,8]
  
  
  13,1
  
  
  9,5
  
  
  24,0
  
  
  16,4
  
  
  15,9#
  
  
  2,2
  
  
  9,3
  
  
  6,1#
  
  
  3,5
  
  2010
  
  
  [7,2]
  
  
  11,5
  
  
  11,7
  
  
  22,3
  
  
  17,1
  
  
  17,9#
  
  
  1,8
  
  
  10,3
  
  
  5,4+
  
  
  2,0
  
  2025
  
  
  [8 5]
  
  
  10 1
  
  
  14,4
  
  
  21,0
  
  
  16,9
  
  
  19,2#
  
  
  1,5
  
  
  9,2
  
  
  4,9+
  
  
  2,8
  
  Примечание относительная доля мирового населения основывается на границах, которые превалировали в указанный год Расчеты на 1995~2025 годы основаны на границах 1994 года
  
   Население планеты приведено а миллиардах
  
   Цифры не включают членов Содружества Независимых Государств или Боснии
  
   Цифры включают Содружество Независимых Государств, Грузию и бывшую Югославию Источники United Nations, Population Division, Department for Economic and Social Information and Policy Analysis World Population Prospects The 1992 Revision Wew York United Nations, 1993] Statesman's Year-Boot (New York St Martin's Press, 1901-1927), World Almanac and Book of Facts (New York Press Pub Co, 1970 1993)
  
  123
  
  одной четверти населения развивающихся стран. Однако за период с 1960 по 1992 год процентная доля горожан выросла с 49% до 73% в Латинской Америке, с 34% до 55% в арабских странах, с 14% до 73% в Африке, с 18% до 27% в Китае и с 19% до 26% в Индии [6].
  
  В результате роста грамотности, образования и урбанизации возникли социально мобилизованные слои населения с возросшими возможностями и более высокими ожиданиями, которые можно активизировать для политических целей, используя способы, для неграмотных крестьян не подходившие. Социально мобилизованные общества - это более сильные общества. В 1953 году, когда менее 15 процентов иранцев были грамотными и менее 17% жили в городах, Кермит Рузвельт и несколько агентов ЦРУ довольно легко подавили восстание и вернули шаху его трон. В 1979 году, когда 50% иранцев были грамотными и 47% жили в городах, никакое применение американской военной мощи уже не могло удержать трон под Шахом. Значительный разрыв по-прежнему отделяет китайцев, индийцев, арабов и африканцев от жителей Запада, японцев и русских. И все же этот разрыв быстро сокращается В то же самое время возникает другой разрыв Средний возраст жителей Запада, японцев и русских постоянно растет, и все большая доля неработающего населения тяжелой ношей ложится на плечи тех, кто еще продуктивно трудится. Другие цивилизации отягощены большим количеством детей, но дети - это будущие рабочие и солдаты
  ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПРОДУКТ
  
  Доля Запада в мировом экономическом продукте также, по-видимому, достигала своего пика к 1920 году, и после Второй Мировой войны явно снижалась. В 1750 году на долю Китая в выпуске продукции обрабатывающей промышленности приходилось одна треть, Индии - одна четвертая,
  
  124
  
  Таблица 4. 4. Доля цивилизаций или стран в выпуске продукции обрабатывающей промышленности, 1750-1980, в процентах (Весь мир = 100%)
  
  Общество
  
  
  1750
  
  
  1800
  
  
  1830
  
  
  1860
  
  
  1880
  
  
  1900
  
  
  1913
  
  
  1928
  
  
  1938
  
  
  1953
  
  
  1963
  
  
  1973
  
  
  1980
  
  Запад
  
  
  18 2
  
  
  233
  
  
  311
  
  
  53 7
  
  
  68 8
  
  
  774
  
  
  816
  
  
  84 2
  
  
  78 6
  
  
  74 6
  
  
  65 4
  
  
  612
  
  
  57 8
  
  Китай
  
  
  32 8
  
  
  33,3
  
  
  29 8
  
  
  19 7
  
  
  12 5
  
  
  
  
  
  36
  
  
  34
  
  
  31
  
  
  23
  
  
  35
  
  
  39
  
  
  50
  
  Япония
  
  
  38
  
  
  35
  
  
  28
  
  
  26
  
  
  24
  
  
  24
  
  
  27
  
  
  3}
  
  
  52
  
  
  29
  
  
  51
  
  
  88
  
  
  91
  
  Индия/ Пакистан
  
  
  24 5
  
  
  19 7
  
  
  17 6
  
  
  86
  
  
  28
  
  
  17
  
  
  14
  
  
  19
  
  
  24
  
  
  17
  
  
  18
  
  
  21
  
  
  23
  
  Россия/ СССР*
  
  
  50
  
  
  56
  
  
  56
  
  
  70
  
  
  76
  
  
  88
  
  
  82
  
  
  53
  
  
  90
  
  
  16 0
  
  
  20 9
  
  
  201
  
  
  211
  
  Бразилия и Мексика
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  08
  
  
  06
  
  
  07
  
  
  08
  
  
  08
  
  
  08
  
  
  09
  
  
  12
  
  
  16
  
  
  22
  
  Другие
  
  
  15 7
  
  
  14 6
  
  
  13 1
  
  
  76
  
  
  53
  
  
  28
  
  
  17
  
  
  11
  
  
  09
  
  
  16
  
  
  21
  
  
  23
  
  
  25
  
  * Включая страны Варшавского договора во время 'холодной воины'
  
  Источник Paul Bairoch International Industrialization Levels from 1750 to 1980 Journal of European Economic History 1982
  
  Запада - менее одной пятой К 1830 году Запад немного обогнал Китай За последующие десятилетия, как заметил Пауль Байрох, индустриализация Запада привела к деиндустриализации остального мира К 1913 году выпуск продукции обрабатывающей промышленности не-западных стран равнялся примерно двум третям от того, каким он был в 1800-м Начиная с середины девятнадцатого века, доля Запада стала стремительно расти, достигнув своего пика в 1928 году - 84,2% от мирового выпуска После этого доля Запада снижалась, а темпы роста его производства оставались скромными, в то время как менее индустриализованные страны резко увеличили выпуск продукции после Второй Мировой войны К 1980 году доля Запада в выпуске продукции обрабатывающей промышленности равнялась 57,8% от всемирного, примерно равняясь тому значению, которое было 120 лет назад, в 1860-е [7]
  
  Достоверные данные по валовому экономическому продукту в период, предшествующий Второй Мировой войне, отсутствуют Однако в 1950 году доля Запада в мировом валовом продукте составляла 64 процента, к 1980-м это соот-
  
  125
  
  ношение упало до 49% (см табл 4 5) К 2013 году, согласно одному из прогнозов, доля Запада в валовом мировом продукте будет равняться 30% Согласно другой оценке, четыре из семи крупнейших экономик мира принадлежали не-западным странам Японии (второе место), Китаю (третье), России (шестое) и Индии (седьмое) В 1992 году экономика Соединенных Штатов была самой мощной в мире, а в десятке крупнейших экономик было пять западных стран плюс ведущие страны из других цивилизаций Китай, Япония, Индия, Россия и Бразилия Правдоподобные прогнозы говорят, что в 2020 году пять сильнейших экономик будет у пяти различных цивилизаций и ведущие десять экономик будут включать три западные страны Этот относительный упадок Запада обуславливается, конечно, в большей части стремительным подъемом Восточной Азии [8]
  
  Валовые цифры по экономическому объему производства отчасти затеняют качественное превосходство Запада Запад и Япония почти полностью господствуют на рынке высоких технологий Однако технологии начинают рассеиваться, и если Запад желает сохранить свое превосходство,
  
  Таблица 45. Доля цивилизаций в валовом мировом продукте, 1950-1992 (в процентах)
  
  Год
  
  
  Западная
  
  
  Африканская
  
  
  Синская
  
  
  Индуист cкая
  
  
  Исламская
  
  
  Японская
  
  
  Латиноамериканская
  
  
  Право славная*
  
  
  Другие
  
  1950
  
  
  641
  
  
  02
  
  
  33
  
  
  38
  
  
  29
  
  
  31
  
  
  56
  
  
  16 0
  
  
  10
  
  1970
  
  
  53 4
  
  
  17
  
  
  48
  
  
  30
  
  
  46
  
  
  78
  
  
  62
  
  
  17 4
  
  
  11
  
  1980
  
  
  48 6
  
  
  20
  
  
  64
  
  
  27
  
  
  63
  
  
  85
  
  
  77
  
  
  16 4
  
  
  14
  
  1992
  
  
  48 9
  
  
  21
  
  
  10 0
  
  
  35
  
  
  110
  
  
  80
  
  
  83
  
  
  62
  
  
  20
  
  * Цифры по православной цивилизации на 1992 год включают бывший Советский Союз и бывшую Югославию
  
  * Столбец 'другие' включает другие цивилизации и ошибку при округлении Источник цифры за 1950 1970 и 1980 год рассчитаны на основе данных по неизменному доллару Herbert Block The Planetary Product in 1980 A Creative Pause? (Washington DC Bureau of Public Affaires U S Dept of State 1981) P 30 45) Проценты за 1992 год рассчитаны на основе данных Всемирного Банка Реконструкции и Развития по паритету покупательной силы которые приведены в таблице 30 Отчета World Development Report (New York. Oxford University Press 1994)
  
  126
  
  ему следует сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это рассеивание. Но из-за того, что благодаря Западу мир стал теперь взаимосвязанным, замедлить это распространение технологий среди других цивилизаций с каждым днем все труднее. И еще труднее это стало в условиях отсутствия единой, неодолимой и всем известной угрозы, подобно той, что существовала во время 'холодной войны', и это также снизило эффективность контроля за распространением технологий.
  
  Кажется весьма вероятным, что на протяжении большего периода истории у Китая была самая крупная экономика в мире. Распространение технологий и экономическое развитие не-западных обществ во второй половине двадцатого века приводят к возврату этой исторической схемы. Это будет медленный процесс, но к середине двадцать первого века, если не раньше, распределение экономического продукта и выпуска продукции обрабатывающей промышленности среди ведущих цивилизаций будет скорее всего напоминать ситуацию, имевшую место в 1800 году. Двухсотлетний 'всплеск' Запада в мировой экономике подойдет к концу
  ВОЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
  
  Военная мощь имеет четыре измерения: количественное - количество людей, оружия, техники и ресурсов, технологическое - эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное - слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное - способность и желание общества эффективно применять военную силу. В 1920-е годы Запад был далеко впереди остальных по всем этим измерениям. В последующие годы военная мощь Запада снизилась по сравнению с потенциалом других цивилизаций. Это снижение выразилось в изменении баланса количества военнослужа-
  
  127
  
  Таблица 4. 6. Личный состав вооруженных сил различных цивилизаций (в процентах)
  
  Год
  
  
  [Всего в мире]
  
  
  Западная
  
  
  Африканcкая
  
  
  Синская
  
  
  Индуистcкая
  
  
  Исламcкая
  
  
  Японcкая
  
  
  Латиноамериканская
  
  
  Правоспавная
  
  
  Другие
  
  1900
  
  
  [10086]
  
  
  43.7
  
  
  1.6
  
  
  10,0
  
  
  0.4
  
  
  16,7
  
  
  1.8
  
  
  9.4
  
  
  16.6
  
  
  0,1
  
  1920
  
  
  [8645]
  
  
  48.5
  
  
  3,8
  
  
  17,4
  
  
  0.4
  
  
  3,6
  
  
  2.9
  
  
  10,2
  
  
  12.8*
  
  
  0.5
  
  1970
  
  
  [23991]
  
  
  26,8
  
  
  2.1
  
  
  24.7
  
  
  6,6
  
  
  10,4
  
  
  0,3
  
  
  4.0
  
  
  25.1
  
  
  2,3
  
  1991
  
  
  [25797]
  
  
  21.1
  
  
  3.4
  
  
  25 7
  
  
  4.8
  
  
  20,0
  
  
  1,0
  
  
  6.3
  
  
  14,3
  
  
  3,5
  
  Примечание данные основаны на границах, которые превалировали в указанный год
  
  Общие количество военнослужащих в мире (состоящих на действительной военной службе) указано в тысячах
  
  * Цифры по СССР являются данными за 1924 год, и взяты из книги J. М. Macintosh // В. Н. Liddel Hart. The Red Army 1918-1945, the Soviet Army -1946 to Present NY, 1956
  
  Источники U. S. Army Control and Disarmament Agency, World Military Expenditures and Arms Transfers, Washington. 197 -1974. Statesman's Year-Book, N.Y. 1901-1927
  
  щих - одна из составляющих, пусть и не самая важная, военной мощи. Модернизация и экономическое развитие порождают необходимые ресурсы и желание стран развивать свой военный потенциал, и лишь считанные страны не делают этого. В 1930-х годах Япония и Советский союз создали очень мощные вооруженные силы, что они продемонстрировали во время Второй Мировой войны. В настоящий момент Запад монополизировал способность развертывать значительные обычные вооруженные силы в любой точке мира. Нет уверенности, что Запад сможет поддерживать эту способность Однако весьма вероятным кажется прогноз, что ни одно не-западное государство или группа государств не смогут создать сравнимый потенциал в ближайшие десятилетия.
  
  В общем и целом, в годы после 'холодной войны' в глобальной эволюции военных потенциалов преобладали пять основных тенденций.
  
  Во-первых, вооруженные силы Советского Союза перестали существовать вскоре после распада Советского Союза. Кроме России, только Украина унаследовала значительный военный потенциал Российские войска были
  
  128
  
  значительно сокращены и выведены из Центральной Европы и Прибалтики. Варшавского договора больше нет. Была забыта цель бросить вызов американскому ВМФ. Военная техника была либо ликвидирована, либо заброшена, и в результате вышла из строя. Бюджетные средства, выделяемые на оборону, были радикально сокращены. Деморализация проникла в ряды офицеров и рядовых. В то же самое время российские военные определяли для себя новые миссии и доктрины и перестраивали себя для новых целей по защите русских и участию в региональных конфликтах в ближнем зарубежье.
  
  Во-вторых, стремительное сокращение российского военного потенциала стимулировало более плавное, но значительное снижение западных военных расходов, сил и потенциала. По планам администраций Буша и Клинтона, американские расходы на оборону должны снизиться на 35% - с $542.3 млрд (в долларах 1994 года) в 1990 году до $222.3 млрд. в 1998-м. Силовые структуры к этому году будут составлять две трети от того, что было в конце 'холодной войны'. Многие крупные программы поставки вооружения отменены или отменяются. Между 1985 и 1995 годом ежегодные закупки крупного вооружения сократились с 29 до 6 кораблей, с 943 до 127 самолетов, с 720 до 0 танков, с 48 до 18 стратегических ракет. Начиная с 1980-х годов Британия, Германия и в меньшей степени Франция пошли на аналогичные сокращения оборонных расходов и военных потенциалов. В середине девяностых было принято решение о сокращении вооруженных сил Германии с 370 000 до 340 000 (вероятно - до 320 тыс.); французская армия планирует сократить свои силы с 290 000 в 1990 году до 225 000 в 1997-м. Количество британских военнослужащих снизилось с 377 100 в 1985 году до 274 800 в 1993-м. Континентальные члены НАТО также сократили сроки военной службы по призыву и рассматривают возможность отказа от обязательной военной службы.
  
  129
  
  132
  
  ИНДИГЕНИЗАЦИЯ: ВОЗРОЖДЕНИЕ НЕ-ЗАПАДНЫХ КУЛЬТУР
  
  Распределение культур в мире отражает распределение власти. Торговля может следовать за флагом, а может и не следовать, однако культура всегда следует за властью. В течение всей истории экспансия власти какой-либо цивилизации обычно происходила одновременно с расцветом ее культуры, и почти всегда эта цивилизация использовала свою власть для утверждения своих ценностей, обычаев и институтов в других обществах. Универсальной цивилизации требуется универсальная власть. Римская власть создала почти универсальную цивилизацию в ограниченных пределах античного мира. Западная власть в форме европейского колониализма в девятнадцатом веке и американская гегемония в двадцатом расширили западную культуру на большую часть современного мира. Европейский колониализм позади; американская гегемония сходит на нет. Далее следует свертывание западной культуры, по мере того как местные, исторически сложившиеся нравы, языки, верования и институты вновь заявляют о себе. Усиление могущества не-западных обществ, вызванное модернизацией, приводит к возрождению не-западных культур во всем мире*.
  
  * Связь между властью и культурой почти повсеместно игнорируется теми, кто утверждает, что универсальная цивилизация существует или вот-вот должна возникнуть, а также теми, кто заявляет, что вестернизация является необходимой предпосылкой модернизации Они отказываются признать, что логика их доводов требует от них поддержать экспансию и усиление западного господства в мире и что, если другим обществам предоставить свободу определять собственную судьбу, они вдохнут новые силы в старые мировоззрения, привычки и обычаи, которые, согласно универсалистам, враждебны прогрессу. Люди, которые превозносят достоинства универсальной цивилизации, тем не менее не склонны говорить о достоинствах универсальной империи.
  
  133
  
  138
  
  себя членами Запада. Однако для того, чтобы занять свое место в западном международном мире, им пришлось ввести западные демократические институты, вследствие чего у власти появилась высоко вестернизированная черная элита. Тем не менее, если сработает фактор индигенизации второго поколения, их последователи будут намного более хоса, зулусами и африканцами по мировоззрению и все больше будут воспринимать себя как африканское государство.
  
  В различное время до девятнадцатого века византийцы, арабы, китайцы, турки, монголы и русские были глубоко уверены в своей силе и достижениях, сравнивая их с западными. В то же самое время они также с презрением относились к культурной неполноценности, отсталости институтов, коррупции и загниванию Запада. Когда успехи Запада перестали быть выдающимися, это отношение появляется вновь. Люди считают, что 'с них хватит'. Иран - исключительный случай, но, как заметил один обозреватель, 'западные ценности отвергаются по-другому, но не менее твердо, в Малайзии, Индонезии, Сингапуре, Китае и Японии' [16]. Мы становимся свидетелями 'конца прогрессивной эры', когда доминировала западная идеология, и вступаем в эру, в которой многочисленные и разнообразные цивилизации будут взаимодействовать, конкурировать, сосуществовать и приспосабливаться друг к другу [17]. Этот глобальный процесс индигенизации широко проявляется в возрождении религии, которое имеет место во многих частях земного шара и наиболее заметно выражается в культурном возрождении азиатских и исламских государств, вызванном во многом их экономическим и демографическим динамизмом.
  LA REVANCHE DE DIEU
  
  В первой половине двадцатого века представители интеллектуальной элиты, как правило, полагали, что экономическая и социальная модернизация ведет к ослаблению роли религии как существенной составляющей человечес-
  
  139
  
  кого бытия. Это предположение разделялось как теми, кто его с радостью принимал, так и теми, кто сокрушался по поводу этой тенденции. Атеисты-адепты модернизации приветствовали ту степень, в которой наука, рационализм и прагматизм вытесняли суеверия, мифы, иррационализм и ритуалы, которые формировали основу существующих религий. Возникающее государство должно стать толерантным, рациональным, прагматичным, прогрессивным, гуманным и светским. Обеспокоенные консерваторы, с другой стороны, предупреждали об ужасных последствиях исчезновения религиозных верований, религиозных институтов и того морального руководства религии, которое она предоставляет для индивидуального и коллективного человеческого поведения. Конечным результатом этого будет анархия, безнравственность, подрыв цивилизованной жизни. 'Если вы не желаете почитать Бога (а Он - ревнивый Бог), - сказал Т.С. Элиот, - вам придется уважительно относиться к Гитлеру или Сталину' [18].
  
  Вторая половина двадцатого столетия показала, что эти надежды и опасения беспочвенны. Экономическая и социальная модернизация приобрела глобальный размах, и в то же время произошло глобальное возрождение религии. Это возрождение, la revanche de Dieu, как назвал его Жиль Кепель, проникло на каждый континент, в каждую цивилизацию и практически в каждую страну. В середине 1970-х, как заметил Кепель, курс на секуляризацию и замирение религии с атеизмом 'развернулся в обратную сторону. Появился на свет новый религиозный подход, ставящий своей Целью уже не принятие светских ценностей, а возвращение священных основ для организации общества - изменив для этого общество, если необходимо. Выраженный множеством способов, этот подход пропагандирует отказ от претерпевшей неудачу модернизации, объясняя ее провал и тупиковое положение отходом от Бога. Это уже не преувеличение aggiornamento, а 'второе крещение Европы', другой целью соответственно является не модернизировать ислам, а 'исламизировать современность' [19].
  
  140
  
  149
  
  Среди мусульман зачастую молодежь религиозна, а их родители - атеисты. С индуизмом ситуация во многом схожа, здесь лидеры движений возрождения также являются выходцами из индигенизированного второго поколения и часто они - 'удачливые предприниматели и администраторы'. Индийская пресса окрестила их 'скаппи' - одетые в шафрановое яппи. Их поборники в начале 1990-х все чаще принадлежали к 'значительному среднему классу индийских индусов - торговцам, бухгалтерам, адвокатам и инженерам', а также к 'высшим государственным служащим, интеллигенции и журналистам' [39]. В Южной Корее тот же самый тип людей заполнил католические и пресвитерианские церкви в 1960-е и 70-е годы.
  
  Религия, местная или импортированная, дает смысл и направление для зарождающихся элит в обществах, где происходит модернизация. 'Придание ценности традиционной религии, - заметил Рональд Дор, - это призыв к взаимному уважению, в противовес 'господствующей другой' нации, и чаще, одновременно с этим и более непосредственно, против местного правящего класса, который принял ценности и образ жизни тех других господствующих наций'. 'Чаще всего, - замечает Уильям Макнил, - повторное утверждение ислама, в какой бы конкретной сектантской форме оно ни проявлялось, означает отрицание европейского и американского влияния на местное общество, политику и мораль' [40]. В этом смысле не-западные религии являются наиболее мощным проявлением антизападничества в не-западных обществах. Подобное возрождение - это не отвержение современности, а отторжение Запада и светской, релятивистской, вырождающейся культуры, которая ассоциируется с Западом. Это - отторжение того, что было названо термином 'вестоксификация' не-западных обществ. Это - декларация о культурной независимости от Запада, гордое заявление: 'Мы будем современными, но мы не станем вами'.
  ГЛАВА 5. ЭКОНОМИКА, ДЕМОГРАФИЯ И ЦИВИЛИЗАЦИИ, БРОСАЮЩИЕ ВЫЗОВ
  
  Индигенизация и возрождение религии - феномены глобальные. Однако наиболее ярко они проявились в культурном утверждении Азии и ислама, а также тех вызовах, которые они бросают Западу. Это самые динамичные цивилизации последней четверти двадцатого века. Исламский вызов выражается во всеобъемлющей культурной, социальной и политическим Исламское возрождение в мусульманском мире и сопровождающем этот процесс отвержении западных ценностей и институтов. Азиатский вызов присущ всем восточно-азиатским цивилизациям - синской, японской, буддистской и мусульманской - и делает акцент на их культурные отличия от Запада и, время от времени, на их общность, которая часто отождествляется с конфуцианством. Как азиаты, так и мусульмане подчеркивают превосходство своих культур над западной. Люди из других не-западных цивилизаций - индусской, православной, латиноамериканской, африканской,- напротив, могут говорить о самобытности своих культур, но в середине девяностых они не решались провозглашать свое превосходство над западной культурой. Азия и ислам стоят особняком, а иногда - вместе, из-за своей все растущей самонадеянной самоуверенности в отношениях с Западом.
  
  За этими вызовами стоят взаимосвязанные, но различные причины. Азиатская самоуверен-
  
  151
  
  ность основана на экономическом росте; уверенность в себе мусульман в значительной мере является результатом социальной мобилизации и роста населения. Каждый из этих вызовов имеет в высшей степени дестабилизирующий эффект на глобальную политику и будет продолжать оказывать его и в двадцать первом веке. Однако природа этих вызовов значительно различается. Экономическое развитие Китая и других азиатских стран дает их правительствам стимул и средства для того, чтобы быть более требовательными во взаимоотношениях с другими государствами. Рост населения в мусульманских странах, особенно увеличение возрастной группы от 15 до 24 лет, обеспечивает людьми ряды фундаменталистов, террористов, повстанцев и мигрантов. Экономический рост прибавляет сил азиатским правительствам; демографический рост представляет собой угрозу как мусульманских правительств, так и немусульманских стран.
  АЗИАТСКОЕ САМОУТВЕРЖДЕНИЕ
  
  Экономическое развитие Восточной Азии было одним из наиболее важных событий в мире во второй половине двадцатого века. Этот процесс начался в Японии в 1950-х годах, и на протяжении некоторого времени Япония воспринималась как большое исключение: не-западная страна, которая была успешно модернизирована и стала экономически развитой. Тем не менее процесс экономического развития распространился и на 'Четырех Тигров' (Гонконг, Тайвань, Южная Корея, Сингапур), а затем и на Китай, Малайзию, Таиланд и Индонезию; сейчас он приходит в Индию, Филиппины и Вьетнам. В этих странах на протяжении десятилетия, а то и больше, средний экономический рост составлял не менее 8-10 процентов. Этот экономический рост в Азии резко контрастирует с умеренным развитием экономики в
  
  152
  
  Европе и Америке, а также застоя, охватившего большую часть мира.
  
  Таким образом, исключением стала не только Япония, а почти вся Азия. Отождествление благополучия с Западом, а недоразвитости - с не-Западом не переживет двадцатое столетие. Скорость этой трансформации поражает. Как заметил Кишор Мабубани, для того, чтобы удвоить доход на душу населения, Британии и Соединенным Штатам понадобилось соответственно сорок восемь и сорок семь лет, в то время как Япония сделала это за тридцать три года, Индонезия - за семнадцать, Корея - за одиннадцать, Китай - за десять. Китайская экономика росла в среднем на 8% в восьмидесятых годах и первой половине девяностых, а 'Тигры' недалеко от него отстали (см. рис. 5.1). 'Китайский экономический регион,- как объявил в 1993 году Всемирный банк реконструкции и развития,- стал четвертым полюсом роста в мире', наряду с Соединенными Штатами, Японией и Германией. Согласно большинству прогнозов, китайская экономика станет крупнейшей в мире в самом начале двадцать первого века. Имея у себя вторую и третью в мире по величине экономики в 1990-х годах, к 2020 году Азия будет иметь четыре из пяти и семь из десяти крупнейших экономик. К этому времени на долю азиатских стран будет приходиться 40% всемирного экономического продукта. Большая часть конкурентоспособных экономик также, скорее всего, будут азиатскими [ 1 ]. Даже если экономический рост Азии замедлится быстрее, чем это ожидается, последствия этого роста для Азии и всего мира будут поистине потрясающими.
  
  Экономическое развитие Восточной Азии изменит баланс сил между Азией и Западом, особенно Соединенными Штатами. Удачный экономический рост порождает уверенность в себе и агрессивность со стороны тех стран, в которых он существует и приносит выгоду. Богатство, как и власть, считается доказательством добродетели, демонстрацией морального и культурного превосходства. По мере
  
  153
  
  Рис. 5. 1. Экономический вызов: Азия и Запад
  
  Примечание На графике точками представлены усредненные за три года показатели Источник: World Bank, World Tables. 1995, 1991, Directorate-General of Budget, Accounting and Statistics, Statistical Abstract of National Income, Taiwan Area, Republic of China, 1951 - 1995
  
  того как страны Восточной Азии добиваются экономических успехов, их жители не упускают случая сделать акцент на отличия своей культуры и воспеть превосходство этих ценностей над устоями Запада и других стран. Азиатские государства все меньше прислушиваются к требованиям и интересам США и все больше сопротивляются давлению Соединенных Штатов и западных стран.
  
  'Культурное возрождение,- как выразился в 1993 году посол Томми Ко,- пронеслось по Азии'. Оно принесло с собой 'растущую самоуверенность', которая призывает азиатов 'не рассматривать все западное и американское как обязательно лучшее' [2]. Это возрождение проявляется во все большем акценте, который делается как на отличие культурных особенностей различных азиатских стран, а также общих местах в азиатских культурах, которых отличают их от западных культур. Значимость этого культурного
  
  154
  
  162
  
  ценности - это европейские ценности', - заявил премьер-министр Магатир главам европейских государств в 1996 году [16]. Одновременно на сцену выходит и азиатский 'оксидентализм', который рисует Запад в таких же негативных красках, в которых западный ориентализм якобы некогда рисовал Восток. Для жителей Восточной Азии экономическое преуспевание является доказательством морального превосходства. Если в какой-то момент Индия отберет у Восточной Азии титул наиболее быстроразвивающегося региона в мире, то мир должен быть готовым ко всесторонним исследованиям, посвященным вопросам превосходства индусской культуры, вкладу кастовой системы в экономическое развитие и тому, как возвращение к корням и отказ от губительного западного наследства, оставленного британским империализмом, наконец-то помогли Индии занять должное место среди ведущих цивилизаций. Культурное утверждение следует за материальным успехом; жесткая власть рождает мягкую власть.
  ИСЛАМСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
  
  В то время как жители Азии все больше уверены в себе в результате экономического роста, огромное количество мусульман обращаются к исламу как к источнику идентичности, смысла, законности, развития, могущества и надежды, которая была выражена лозунгом 'Ислам - вот решение'. Исламское возрождение* по своему размаху и глубине -
  
  * Некоторые читатели могут удивиться, отчего выражение 'Исламское возрождение' пишется с большой буквы. Причина в том, что этими терминами описывают чрезвычайно важные исторические события, затрагивающие, по меньшей мере, одну пятую человечества и не менее важные, чем Американская революция, Французская революция или Русская революция, а также сравнимы и схожи с протестантской Реформацией в западном обществе, чьи названия пишутся с прописной буквы.
  
  163
  
  это последняя фаза в приспособлении исламской цивилизации к Западу, попытка найти 'решение' не в западных идеологиях, а в исламе. Она состоит из принятия современности, отвержения западной культуры и возвращению в исламу как проводнику в жизни и в современном мире. Как пояснил один чиновник высокого ранга из Саудовской Аравии, 'импорт из-за рубежа хорош в виде блестящих и высокотехнологичных "штучек". Но неосязаемые общественные и политические институты, ввезенные в страну откуда бы то ни было, могут нести с собой смерть - спросите Шаха Ирана... Ислам - это не только религия, это еще и стиль жизни. Мы, саудовцы, хотим модернизироваться, но не обязательно вестернизироваться' [17].
  
  Исламское возрождение является попыткой мусульман добиться своей цели. Это - широкое интеллектуальное, культурное, социальное и политическое движение, распространившееся на весь исламский мир. Исламский 'фундаментализм', который часто воспринимается как политический ислам, является всего лишь одной из составляющих в намного более всестороннем процессе возрождения исламских идей, обычаев и риторики, а также возвращения мусульманского населения к исламу. Исламское возрождение - это основное направление, а не экстремизм, всеобъемлющий, а не изолированный процесс.
  
  Исламское возрождение затронуло мусульман в каждой стране и большинство аспектов общественной и политической жизни в большинстве мусульманских стран.
  
  'Признаков исламского пробуждения в личной жизни, - писал Джон Л. Эспозито, - множество: повышенное внимание к соблюдению религиозных обрядов (посещение мечети, молитва, пост), распространение религиозных программ и публикаций, больший акцент на исламскую одежду и ценности, воскрешение суфизма (мистицизма). Это широкомасштабное обновление сопровождается и тем, что ислам вновь утверждается в общественной жизни: налицо рост числа ориентированных на
  
  164
  
  176
  
  1993 года темпы роста составляли: 2,9% в Таджикистане, 2,6% в Узбекистане, 2,5% в Туркменистане, 1,9% в Кыргызстане, всего 1,1% в Казахстане, чье население почти наполовину состоит из русских. В Пакистане и Бангладеш темпы роста населения составили более 2,5% в год, а в Индонезии - свыше 2%. В целом же мусульмане, как уже упоминалось, составляли в 1980 году около 18% населения мира К 2000 году эта доля, по-видимому, будет составлять более 20%, а к 2025-му увеличится до 30% [34].
  
  Темпы роста населения в странах Магриба и других государствах достигли своего пика и сейчас начинают снижаться, но рост в абсолютном выражении продолжается, и он будет оставаться высоким Влияние этого роста будет ощущаться в первые годы двадцать первого века, потому что среди мусульманского населения будет непропорционально большая доля молодого населения с преобладанием подростков и двадцатилетних (см. рис. 5.2). Кроме того, люди из этой возрастной группы будут проживать преимущественно в городах и иметь по крайней мере среднее образование Это сочетание большой численности и социальной мобильности имеет три значительных политических последствия
  
  Во-первых, молодежь - это олицетворение протеста нестабильности, реформ и революции История знает немало примеров, когда значительная величина доли молодежи в обществе совпадала с такими явлениями Есть мнение. что 'Протестантская Реформация - это пример одного из самых выдающихся молодежных движений в истории' Демографический рост, как убедительно показал Джек Голдстоун, был центральным фактором двух революционных волн, прокатившимся по Евразии в середине семнадцатого и конце восемнадцатого столетий [35]. Заметное увеличение доли молодежи в западных странах совпало с 'Веком демократической революции' в последние десятилетия восемнадцатого века В девятнадцатом веке успешная индустриализация и эмиграция снизили политическое влияние
  
  177
  
  Рисунок 5. 2. Демографические изменения исламский мир, Россия и Запад
  
  
  
  
  
  США
  
  
  
  
  страны Ислама
  
  
  
  Европа
  
  
  
  
  Российская Федераций
  
  Источники United Nations. Population Division Departament for Economie and Social Information and Policy Analysis, World Population Prospects the 1994 Revisien (New York United Nations 1995) United Nations, Population Divisien Departament for Economie and Social Information and Policy Analysis,Sex and Age Distribution of the World Popelztions, the 1994 Revision (New York United Nations 1994)
  
  молодого населения в европейских странах Однако доля молодых в обществе вновь поднялась в 1920-е, обеспечив кадрами фашистов и другие экстремистские движения [36] Четыре десятилетия спустя послевоенный всплеск рождаемости оставил о себе политический след в виде демонстраций и протестов 1960-х
  
  Исламская молодежь раскрывается в Исламском возрождении После того как началась Исламское возрождение в 1970-е годы и набрала обороты в 1980-е, доля молодежи (т. е лиц от пятнадцати до двадцати четырех лет) в основных мусульманских странах значительно возросла и стала переваливать за 20%. Во многих мусульманских странах 'молодежный пик' (увеличение доли молодежи среди населения) уже достигал максимума в семидесятых и восьмидесятых, а в других этот пик придется на следующее столетие
  
  178
  
  Таблица 5. 1. 'Молодежные пики' населения в мусульманских странах*
  
  1970-е
  
  
  1980-е
  
  
  1990-е
  
  
  2000-е
  
  
  2010-е
  
  Босния
  
  
  Сирия
  
  
  Алжир
  
  
  Таджикистан
  
  
  Кыргызстан
  
  Бахрейн
  
  
  Албания
  
  
  Ирак
  
  
  Туркменистан
  
  
  Малайзия
  
  ОАЭ
  
  
  Йемен
  
  
  Иордан
  
  
  Египет
  
  
  Пакистан
  
  Иран
  
  
  Турция
  
  
  Марокко
  
  
  Иран
  
  
  Сирия
  
  Египет
  
  
  Тунис
  
  
  Бангладеш
  
  
  Саудовская
  
  
  Йемен
  
  Казахстан
  
  
  Пакистан
  
  
  Индонезия
  
  
  Аравия
  
  
  Иордан
  
  
  
  
  Малайзия
  
  
  
  
  
  Кувейт
  
  
  Ирак
  
  
  
  
  Кыргызстан
  
  
  
  
  
  Судан
  
  
  Оман
  
  
  
  
  Таджикистан
  
  
  
  
  
  
  
  
  Ливия
  
  
  
  
  Туркменистан
  
  
  
  
  
  
  
  
  Афганистан
  
  
  
  
  Азербайджан
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  " Десятилетия, в которые число 15-24-летних было или прогнозируется пиковым (больше или равно 20%) относительно общего населения В некоторых странах пики достигались дважды
  
  Источники: см рисунок 5.2
  
  (см. таблицу 5.1). Действительные или прогнозируемые пики во всех этих странах, с одним исключением, превышают 20%. Прогнозируемый пик для Саудовской Аравии, который приходится на первое десятилетие двадцать первого века, лишь немного не дотягивает до этой цифры. Эта молодежь обеспечивает новыми кадрами исламистские организации и политические движения. Видимо, не является чистым совпадением тот факт, что доля молодежи в Иране резко возросла в 1970-х, достигнув 20 процентов во второй половине этого десятилетия (т. е. семидесятых), как раз во время иранской революции, которая произошла в 1979 году, или другой факт - что эта отметка доли молодежи была достигнута в Алжире в начале девяностых, именно когда исламистский Фронт исламского спасения добился народной поддержки и записывал на свой счет победы на выборах. Возможно, существуют региональные вариации в положении 'молодежного пика' среди мусульман (рис. 5.3). Необходимо относиться к этим данным крайне осторожно, но прогнозы показывают, что доля молодежи среди боснийского и албанского населения начнет резко снижаться на стыке столетий. В странах Залива, напротив, 'пик молодежи' бу-
  
  179
  
  Рис 5. 3. Мусульманские 'молодежные пики' по регионам
  
  
  
  
  
  Балканы
  
  
  
  
  Государства Залива
  
  
  
  
  Сев Африка
  
  
  
  
  Ю В Азия
  
  
  
  Средняя Азия
  
  
  
  
  Среди Восток
  
  
  
  
  Южная Азия
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Источники см рисунок 5 2.
  
  дет оставаться достаточно высоким. В 1988 году наследный принц Саудовской Аравии Абдулла заявил, что величайшей угрозой для его страны является рост исламского фундаментализма среди саудовской молодежи [37]. Согласно этим прогнозам, такая угроза будет еще долго сохраняться в двадцать первом веке.
  
  В главных арабских странах (Алжир, Египет, Марокко, Сирия, Тунис) число людей двадцати с небольшим лет, ищущих работу, будет расти примерно до 2010 года. По сравнению с 1990-м, количество соискателей на рынке труда увеличится на тридцать процентов в Тунисе, примерно на 50% в Алжире, Египте и Марокко и более чем на 100% в Сирии. Резкий рост грамотности в арабских странах приводит к разрыву между грамотным молодым поколением и преимущественно неграмотным старшим, поэтому 'несовпадение знаний и власти', скорее всего, 'внесет напряженность в политические системы' [38].
  
  180
  
  Большему населению необходимо больше ресурсов, поэтому населению из стран с плотным и/или быстро растущим населением свойственно занимать территории и оказывать давление на другие, менее динамичные в демографическом плане народы. Таким образом, рост исламского населения является основным фактором, вызывающим конфликты вдоль границ исламского мира между мусульманами и другими народами. Перенаселенность в сочетании с экономической стагнацией способствует миграции мусульман на Запад и другие немусульманские общества, создавая из эмиграции проблему для этих стран. Соприкосновение быстро растущего народа из одной культуры с медленно растущим или угасающим народом другой культуры приводит к проблемам в экономическом и/или политическом устройстве в обоих обществах. В 1970-е годы, например, демографический баланс в бывшем Советском Союзе резко изменился, когда число мусульман выросло на 24%, а русских - на 6,5%, что вызвало немалую тревогу у коммунистических лидеров Центральной Азии [39]. Подобный рост количества албанцев не воодушевил сербов, греков и итальянцев. Израильтяне озабочены высокими темпами роста населения Палестины, а Испания, чье население растет менее чем на одну пятую процента в год, с беспокойством смотрит в сторону своих соседей из Магриба, где темпы роста в десять раз выше, а доля валового национального продукта (ВНП) на душу населения - в десять раз ниже.
  ВЫЗОВЫ МЕНЯЮТСЯ
  
  Ни в одной стране не может вечно продолжаться экономический рост, измеряемый двузначными числами, и азиатский экономический бум пойдет на спад где-то в начале двадцать первого века. Темпы японского экономического роста значительно упали в середине 1970-х и с тех пор не намного превышали показатели Соединенных Штатов и
  
  181
  
  европейских стран. Одна за другой азиатские страны 'экономического чуда' будут наблюдать у себя снижение показателей роста и переход на 'нормальный' уровень, свойственный обычной развитой экономике. То же самое и с религиозным возрождением - оно не может длиться вечно, и на каком-то этапе Исламское возрождение сойдет на нет и канет в Лету. Это, скорее всего, произойдет после того, как демографический импульс, подпитывающий ее, ослабеет во втором-третьем десятилетии двадцать первого века. В это время ряды активистов, воинов и мигрантов сократятся, а высокий уровень противоречий внутри ислама, а также между мусульманами и другими обществами (см главу 10), скорее всего, пойдет на убыль. Взаимоотношения между исламом и Западом не станут близкими, но они станут менее конфликтными, а квази-война (см. главу 9), скорее всего, уступит место 'холодной войне' или, пожалуй, даже 'холодному миру'.
  
  Экономическое развитие в Азии оставит в наследство богатые, сложные экономические структуры, прочные международные связи, преуспевающую буржуазию и благополучный средний класс. Все это должно привести к возникновению более плюралистичной и, возможно, более демократичной политики, которая, однако, не обязательно будет более прозападной. Усиление могущества, напротив, послужит стимулом развития азиатской самоуверенности в международных делах и попытках направить глобальные тенденции в сторону, неблагоприятную для Запада, и перестроить международные институты таким образом, чтобы там не использовались западные нормы и модели. Исламское возрождение, как и схожие движения, включая Реформацию, также оставит после себя значительный след Мусульмане будут иметь намного более ясное представление о том, что у них есть общего и что отличает их от не-мусульман. Новое поколение лидеров, которое придет к власти после того, как поколение мусульманского 'пика молодежи' станет старше, не обязательно будет фундаменталистским, но будет более предано идеалам ислама, чем его предшественники.
  
  182
  
  Усилится индигенизация. Исламское возрождение создаст сеть исламистских общественных, культурных, экономических и политических организаций в рамках стран и международных союзов более крупных обществ. Кроме того, Исламское возрождение покажет, что 'ислам - это решение' проблем с моралью, идентичностью, смыслом и верой, но не проблем социальной несправедливости, политических репрессий, экономической отсталости и военной слабости. Эти неудачи могут вызвать всеобщее разочарование в политическом исламе и вызвать определенную реакцию против него, а также подтолкнуть к поиску альтернативных 'решений' этих проблем. Вероятно, может возникнуть даже более яростный антизападный национализм, который будет обвинять Запад во всех неудачах ислама. Есть и другая возможность: если в Малайзии и Индонезии продолжится экономический прогресс, они смогут передоложить 'исламскую модель' развития, которая будет конкурировать с западной и азиатской моделями.
  
  В любом случае, в ближайшие десятилетия экономический рост в Азии будет оказывать глубоко дестабилизирующий эффект на установивший международный порядок, где доминирует Запад, а развитие Китая, если оно продолжится, приведет к значительным изменениям в соотношении сил среди цивилизаций. Кроме того, Индия может добиться бурного экономического роста и заявить о себе как о главном претенденте на влияние на мировой арене Тем временем рост мусульманского населения будет дестабилизирующей силой как для мусульманских стран, так и их соседей. Большое количество молодежи со средним образованием будет продолжать подпитывать Исламское возрождение и поощрять мусульманскую воинственность, милитаризм и миграцию. В результате этого в начале двадцать первого века мы станем свидетелями продолжающегося возрождения могущества и культуры не-западных обществ, а также увидим столкновение народов из не-западных цивилизаций с Западом и друг с другом.
  
  ЧАСТЬ 3. ВОЗНИКАЮЩИЙ ПОРЯДОК ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ГЛABA 6. КУЛЬТУРНАЯ ПЕРЕСТРОЙКА СТРУКТУРЫ ГЛОБАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ПОИСКАХ ОБЪЕДИНЕНИЯ ПОЛИТИКА ИДЕНТИЧНОСТИ
  
  Под влиянием модернизации, глобальная политика сейчас выстраивается по-новому, в соответствии с направлением развития культуры. Народы и страны со схожими культурами объединяются, народы и страны с различными культурами распадаются на части. Объединения с общими идеологическими установками или сплотившиеся вокруг сверхдержав уходят со сцены, уступая место новым союзам, сплотившимся на основе общности культуры и цивилизации. Политические границы все чаще корректируются, чтобы совпасть с культурными: этническим, религиозными и цивилизационными. Культурные сообщества приходят на смену блокам времен 'холодной войны', и линии разлома между цивилизациями становятся центральными линиями конфликтов в глобальной политике.
  
  Во времена 'холодной войны' страна могла не принадлежать ни к какому блоку, что многие и делали, или, как поступали некоторые, переходить из одного союза в другой. Лидеры страны могли принимать решения на основе своих соображений относительно интересов безопасности, расчетов соотношения сил и своих идеологических предпочтений В новом мире центральным
  
  186
  
  фактором, определяющим симпатии и антипатии страны, станет культурная идентичность. Да, страна могла избежать вступления в блок во время 'холодной войны', но она не может не иметь идентичности. Вопрос 'На чьей вы стороне?' сменился более принципиальным: 'Кто вы?'. Каждая страна должна иметь ответ. Этот ответ, культурная идентичность страны, и определяет ее место и мировой политике, ее друзей и врагов.
  
  1990-е годы увидели вспышку глобального кризиса идентичности. Почти везде, куда ни посмотри, люди спрашивали себя. 'Кто мы такие?' 'Откуда мы?' и 'Кто не с нами?'. Эти вопросы были центральными не только для народов, пытающихся построить новые национальные государства, как в бывшей Югославии, но и для многих других. В середине 90-х среди стран, где активно обсуждались вопросы национальной идентичности, были: Алжир, Канада, Китай, Германия, Великобритания, Индия, Иран, Япония, Мексика, Марокко, Россия, ЮАР, Сирия, Тунис, Турция, Украина и Соединенные Штаты. Наиболее остро вопрос идентичности стоял, конечно же, в расколотых государствах, в которых проживают значительные группы людей из различных цивилизаций.
  
  Когда приходит кризис идентичности, для людей в первую очередь имеет значение кровь и вера, религия и семья. Люди сплачиваются с теми, у кого те же корни, церковь, язык, ценности и институты и дистанцируются от тех, у кого они другие. В Европе таким странам, как Австрия, Финляндия и Швеция, которые в культурном плане принадлежат к Западу, пришлось 'развестись' с Западом и стать нейтральными в годы 'холодной войны'. Сейчас они смогли присоединиться к своим братьям по культуре из Европейского Союза. Католические и протестантские страны из бывшего Варшавского договора - Польша, Венгрия, Чешская Республика и Словакия - стремятся вступить в Евросоюз и НАТО, и их примеру следует Прибалтика. Европейские державы явно дают понять, что они не хотят прини-
  
  187
  
  194
  
  бизнесе, соперники в достижениях, оппоненты в политике. Естественно, люди не доверяют тем, кто отличается от них и имеет возможность причинить им вред, и видят в них угрозу. Разрешение одного конфликта и исчезновение одного врага порождает личные, общественные и политические силы, которые дают толчок к новым конфликтам. 'Тенденция "мы" против "них", - как сказал Али Мазруи, - почти повсеместна на политической арене' [2]. В современном мире 'ими' все чаще и чаще становятся люди из других цивилизаций. С окончанием 'холодной войны' конфликт не завершился, а вызвал к жизни новые идентичности, имеющие корни в культуре, и новые модели конфликтов между группами из различных культур, которые на самом широком уровне называются цивилизациями. В то же самое время общая культура стимулирует сотрудничество между государствами и группами, которые к этой культуре принадлежат, что можно видеть в возникающих моделях региональных союзов между странами, в первую очередь экономических.
  КУЛЬТУРА И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО
  
  В начале 1990-х было слышно много разговоров о регионализации мировой политики. Региональные конфликты заняли место глобальных в повестке дня мировой безопасности. Ведущие державы, такие как Россия, Китай и Соединенные Штаты, а также государства второго плана, такие как Швеция и Турция, определили для себя новые интересы в области безопасности, явно руководствуясь региональными приоритетами. Торговля внутри регионов развивалась быстрее, чем торговля между регионами, и многие предвидели появление региональных экономических блоков: европейского, североамериканского, восточно-азиатского и, возможно, некоторых других.
  
  195
  
  Однако термин 'регионализация' неадекватно описывает происходившие тогда процессы. Регионы - это географические, а не политические или культурные целостности. Как в случае с Балканами или Ближним Востоком, их могут раздирать внутри- и межцивилизационные конфликты. Регионы служат основой для сотрудничества только тогда, когда география совпадает с культурой. В отрыве от культуры соседство не ведет к общности и может иметь прямо противоположный результат. Военные альянсы и экономические союзы требуют сотрудничества от своих членов; сотрудничество опирается на доверие, а доверие легче всего возникает на почве общих ценностей и культуры. В результате этого, хотя требования времени и цель также играют роль, общая эффективность региональных организаций обратно пропорциональна накоплению цивилизационных различий их членов. Организации, созданные внутри одной цивилизации, как правило, добиваются большего успеха и делают больше, чем межцивилизационные организации. Это касается как политических организаций и организаций по обеспечению безопасности, так и экономических союзов.
  
  Успех НАТО в большой мере объясняется тем, что это центральная организация по обеспечению безопасности западных стран с общими ценностями и философскими предпосылками. Евросоюз - это продукт общеевропейской культуры. ОБСЕ, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, напротив, имеет в своих рядах страны по крайней мере из трех цивилизаций с довольно-таки разными ценностями и интересами, что является основной преградой для возникновения у ее членов значительной институциональной идентичности, а также для осуществления целого ряда важных действий. Тринадцать англоязычных бывших английских колоний, которые входят во моноцивилизационное Сообщество стран Карибского бассейна (CARICOM), подписали между собой целый ряд договоренностей по сотрудничеству, причем между некоторыми подгруппами этой общности имеет место еще более
  
  196
  
  тесное сотрудничество. Однако попытки создать более широкую организацию, которая соединила бы англо-испанский разрыв в одну линию в Карибском регионе провалились. То же самое и с созданной в 1985 году Южноазиатской ассоциацией регионального сотрудничества*, состоящей из семи индуистских, мусульманских и буддистских стран, которая оказалась практически недееспособной, неспособной даже проводить встречи [3].
  
  Взаимоотношения культуры и регионализма наиболее явно проявляются в экономической интеграции. Можно выделить четыре степени экономической интеграции (по мере возрастания):
  
   зоны свободной торговли,
  
   таможенные союзы;
  
   общие рынки,
  
   экономические союзы.
  
  Европейский Союз продвинулся дальше всех по пути интеграции, достигнув общего рынка со многими элементами экономического союза. Относительно однородные страны МЕРКОСУР и Андского Пакта в 1994 году находились на стадии установления таможенного союза. Полицивилизационная Ассоциация государств Юго-Восточной Азии АСЕАН только в 1992 году подошла к созданию зоны свободной торговли. Другие полицивилизационные экономические организации отставали еще больше. В 1995 году, за исключением НАФТА, ни одна подобная организация не создала зона свободной торговли, не говоря уже о более интенсивной форме экономической интеграции.
  
  В Западной Европе и Латинской Америке цивилизационная общность стимулирует сотрудничество и региональную организацию. Жители Западной Европы и Латинской
  
  * Включает в себя Бангладеш, Бутан, Индию, Мальдивские острова, Непал, Пакистан и Шри Ланку
  
  197
  
  202
  
  Как уникальная страна и цивилизация, Япония встречается с трудностями в установлении экономических связей с Восточной Азией и разрешении экономических различий с Соединенными Штатами и Европой Какие бы сильные торговые и инвестиционные связи ни удалось установить Японии с другими восточно-азиатскими странами, ее культурные отличия от других стран, особенно от их прокитайских экономических элит, мешает Японии создать региональную экономическую организацию, сравнимую с НАФТА или Евросоюзом, и стать ее лидером В то же время культурные отличия Японии от Запада обостряют непонимание и антагонизм во взаимоотношениях Страны восходящего солнца с Соединенными Штатами и Европой Если экономическая интеграция зависит от культурной общности (а это, по всей видимости, именно так), то Япония как одинокая в культурном отношении страна может иметь экономически одинокое будущее В прошлом модели торговли среди наций следовали и повторяли модели альянсов между нациями [14] В зарождающемся мире решающее влияние на структуру торговли будут оказывать культурные связи Бизнесмены заключают сделки с теми, кого они могут понять и кому они могут доверять, государства отказываются от независимости ради международных союзов, созданных из стран со схожей ментальностью, где доверие появляется на почве взаимопонимания Основой экономического сотрудничества является культурная общность
  СТРУКТУPA ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Во время 'холодной войны' все страны соотносились с двумя сверхдержавами как союзники, сателлиты, партнеры, нейтральные или неприсоединившиеся В мире после 'холодной войны' страны соотносятся с цивилизациями как страны-участницы, стержневые государства, страны-оди-
  
  203
  
  ночки, расколотые страны и разорванные страны Подробно племенам и нациям, цивилизации имеют политическую структуру Страна-участница - это страна, которая в культурном плане полностью отождествляет себя с одной цивилизацией, как Египет с арабско-исламской цивилизацией, а Италия - европейско-западной Цивилизация также может включать в себя народы, которые разделяют ее культуру и отождествляют себя с ней, но живут в странах, где доминируют члены других цивилизаций В цивилизациях обычно есть одно или более мест, которые рассматриваются ее членами как основной источник или источники культуры этой цивилизации Такие источники обычно расположены в одной стержневой стране или странах цивилизации, то есть наиболее могущественной и центральной в культурном отношении стране или странах
  
  Количество и роль стержневых государств в различных цивилизациях отличаются и могут меняться со временем Японская цивилизация практически совпадает с единственным стержневым государством - Японией Синская, православная и индуистская цивилизации имеют абсолютно доминирующие стержневые страны, другие страны-участницы и народы, связанные с этими цивилизациями, которые живут в странах, где доминируют люди из других цивилизаций (зарубежные китайцы, русские из 'ближнего зарубежья', тамилы из Шри-Ланки) Исторически Запад обычно имел несколько стержневых стран, теперь у него два стержня Соединенные Штаты и франко-германский стержень в Европе, плюс дрейфующий между ними дополнительный центр власти - Великобритания Ислам, Латинская Америка и Африка не имеют стержневых стран Отчасти это объясняется империализмом западных держав, которые делили между собой Африку, Ближний Восток, а в предыдущие столетия в меньшей мере - Латинскую Америку
  
  Отсутствие исламского стержневого государства представляет серьезную проблему как для мусульманских, так
  
  204
  
  209
  
  В расколотой стране основные группы из двух или более цивилизаций словно заявляют: 'Мы различные народы и принадлежим к различным местам'. Силы отталкивания раскалывают их на части и их притягивают к цивилизационным магнитам других обществ. Разорванная страна, напротив, имеет у себя одну господствующую культуру, которая соотносит ее с одной цивилизацией, но ее лидеры стремятся к другой цивилизации. Они как бы говорят: 'Мы один народ и все вместе принадлежим к одному месту, но мы хотим это место изменить'. В отличие от людей из расколотых стран люди из разорванных стран соглашаются с тем, кто они, но не соглашаются с тем, какую цивилизацию считать своей. Как правило, значительная часть лидеров таких стран придерживается кемалистской стратегии и считает, что их обществу следует отказаться от не-западной культуры и институтов и присоединиться к Западу; что необходимо одновременно и модернизироваться, и вестернизироваться. Россия была разорванной страной со времен Петра Великого, и перед ней стоял вопрос: стоит ли ей присоединиться к западной цивилизации или она является стержнем самобытной евразийской православной цивилизации. Конечно же, классической разорванной страной является страна Мустафы Кемаля, которая с 1920 годов пытается модернизироваться, вестернизироваться и стать частью Запада. После того как на протяжении почти двух столетий Мексика, противопоставляя себя Соединенным Штатам, определяла себя как латиноамериканскую страну, в 1980-е годы ее лидеры сделали свое государство разорванной страной, попытавшись переопределиться и причислить себя к североамериканскому обществу. Лидеры Австралии в 1990-е, напротив, пытаются дистанцироваться от Запада и сделать свою страну частью Азии, создав таким образом 'разорванную-страну-наоборот'. Разорванные страны можно узнать по двум феноменам. Их лидеры определяют себя как 'мостик' между двумя культурами, и наблюдатели описывают
  
  210
  
  их как двуликих Янусов: 'Россия смотрит на Запад - и на Восток'; 'Турция: Восток, Запад, что лучше?'; 'Австралийский национализм: разделенная лояльность' - вот типичные заголовки, иллюстрирующие проблемы идентичности, стоящие перед разорванными странами [17].
  РАЗОРВАННЫЕ СТРАНЫ ПРОВАЛ СМЕНЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Чтобы разорванная страна могла переопределить свою цивилизационную идентичность, должны быть выполнены как минимум три условия. Во-первых, политическая и экономическая элита страны должна с энтузиазмом воспринимать и поддерживать данное стремление. Во-вторых, общество должно по крайней мере молча соглашаться с переопределением идентичности (или стремиться к этому). В-третьих, преобладающие элементы в принимающей цивилизации (в большинстве случаев это Запад) должны хотя бы желать принять новообращенного. Процесс переопределения идентичности может быть длительным, прерывающимся и болезненным в политическом, социальном, институциональном и культурном плане. На данный момент этот процесс нигде не увенчался успехом.
  РОССИЯ
  
  К 1990-м годам Мексика была разорванной страной в течение нескольких лет, Турция - на протяжении нескольких десятилетий. Россия же была разорванной страной на протяжении нескольких столетий, и в отличие от Мексики или республиканской Турции она является еще и стержневым государством основной цивилизации. Если Турция и Мексика успешно переопределят себя как членов западной цивилизации, то влияние этого на исламскую или латиноаме-
  
  211
  
  риканскую цивилизации будет слабым или умеренным. Если же Россия примкнет к Западу, православная цивилизация перестанет существовать. Крах Советского Союза вызвал жаркие споры среди россиян по центральному вопросу отношений России с Западом.
  
  Взаимоотношения России с западной цивилизацией можно разделить на четыре фазы. Во время первой фазы, которая длилась вплоть до царствования Петра Великого (1689-1725), Киевская Русь и Московия существовали отдельно от Запада и имели слабые контакты с обществами Западной Европы. Русская цивилизация развивалась как 'отпрыск' византийской, затем в течение двухсот лет, с середины тринадцатого и до середины пятнадцатого века, Россия находилась под сюзеренитетом Монголии. Россия вовсе не подверглась или слабо подверглась влиянию основных исторических феноменов, присущих западной цивилизации, среди которых: римское католичество, феодализм, Ренессанс, Реформация, экспансия и колонизация заморских владений, Просвещение и возникновение национального государства. Семь из восьми перечисленных ранее отличительных характеристик западной цивилизации - католическая религия, латинские корни языков, отделение церкви от государства, принцип господства права, социальный плюрализм, традиции представительных органов власти, индивидуализм - практически полностью отсутствуют в историческом опыте России Пожалуй, единственным исключением стало античное наследие, которое, однако, пришло в Россию из Византии и поэтому значительно отличалось от того, что пришло на Запад непосредственно из Рима. Российская цивилизация - это продукт самобытных корней Киевской Руси и Москвы, существенного византийского влияния и длительного монгольского правления. Эти факторы и определили общество и культуру, которые мало схожи с теми, что развились в Западной Европе под влиянием совершенно иных сил.
  
  212
  
  218
  
  Наиболее экстремальные националисты делились на русских националистов, таких как Солженицын (которые ратовали за то, чтобы Россия включала в себя всех русских, а также тесно связанных с ними православных славян - белорусов и украинцев), и на имперских националистов, таких как Владимир Жириновский (которые хотели воссоздать советскую империю и российскую военную мощь). Представители второй группы зачастую исповедовали антисемитские, а также антизападнические взгляды и хотели переориентировать российскую внешнюю политику на Восток и Юг, либо добившись господства на мусульманском Юге (за что ратовал Жириновский), либо вступив в альянс с мусульманскими странами и Китаем против Запада. Националисты также призывали оказывать более ощутимую поддержку сербам в их войне против мусульман. Разногласия между космополитами и националистами прослеживались в заявлениях МИДа и военного руководства. Также они нашли отражение в перемене ельцинской внешней и внутренней политики сначала в одну, затем в другую сторону.
  
  Российская общественность была разделена так же, как и российская элита. В 1992 году из 2069 опрошенных жителей европейской части России 40% респондентов заявили, что они 'открыты для Запада', 36% сочли себя 'закрытыми для Запада', в то время как 24% не определились с позицией. На парламентских выборах 1993 года реформистские партии набрали 34,2% голосов, антиреформистские и националистические - 43,3%, центристские- 13,7% [22]. ' Аналогичным образом разделилась российская общественность на президентских выборах 1996 года, когда примерно 43% электората поддержало кандидата Запада, Ельцина, и других кандидатов, стоящих за реформы, а 52% проголосовало за националистических и коммунистических кандидатов. По отношению к центральному вопросу идентичности Россия в 1990 годах явно оставалась разорванной страной, и западно-славянофильский дуализм оставался 'неотъемлемой чертой... национального характера* [23].
  
  219
  ТУРЦИЯ
  
  При помощи тщательно рассчитанной серии реформ в 1920-е и 30-е годы Мустафа Кемаль Ататюрк попытался заставить свой народ оторваться от оттоманского и мусульманского прошлого. Основные принципы, или так называемые 'шесть стрел' кемализма, включали в себя: популизм, республиканство, национализм, атеизм, государственный контроль в экономике и реформизм Отвергнув идею многонациональной империи, Кемаль поставил себе целью создание однородного национального государства, изгоняя и убивая при этом армян и греков. Затем он низложил султана и установил республиканскую систему политической власти западного типа. Он упразднил халифат, центральный источник религиозной власти, покончил с традиционным образованием и религиозными министерствами, закрыл отдельные религиозные школы и училища, установил унифицированную светскую систему народного образования и положил конец религиозным судам, руководствовавшимся исламскими законами, заменив их новой судебной системой, основанной на швейцарском гражданском кодексе Идя по стопам Петра Великого, он запретил ношение фесок, потому что они были символом религиозного традиционализма, и призывал людей носить шляпы. Кроме того, он выпустил указ, согласно которому турецкий язык должен использовать латинский, а не арабский алфавит. Именно эта реформа имела фундаментальное значение 'Она практически лишила новые поколения, получившие образование с латинским алфавитом, доступа к огромному наследию традиционной литературы; она стимулировала изучение европейских языков; кроме того, она сильно облегчила проблему распространения грамотности' [24]. Переопределив национальную, политическую, религиозную и культурную идентичность турецкого народа, Кемаль в 1930-е годы активно пытался ускорить экономическое
  
  220
  
  
  
  228
  
  как сказала в 1993 году премьер-министр Тансу Чиллер, это и 'западная демократия', и 'часть Ближнего Востока', и она 'соединяет две цивилизации, физически и философски' Отражая эту амбивалентность, в своей стране Чиллер часто старалась быть мусульманкой, но на переговорах с НАТО она утверждала, что 'Турция - европейская страна, и это географический и политический факт' Президент Сулейман Демирель также называл Турцию 'очень важным мостом в регионе, который простирается от Запада до Востока, то есть от Европы до Китая' [37] Однако мост - это искусственное сооружение, которое объединяет два берега, но не является частью ни одного, ни другого Когда турецкие лидеры применяют термин 'мост' по отношению к своей стране, они эвфемистически подтверждают, что она разорвана
  МЕКСИКА
  
  Турция была разорванной страной уже в 1920-е, а Мексика стала ею только в 1980-е И все же в исторических отношениях этих стран с Западом есть много общего Подобно Турции, Мексика имела самобытную не-западную культуру Даже в двадцатом веке, по выражению Октавно Паза, 'стержень Мексики - индейцы Это страна не-европейских традиций' [38] В девятнадцатом веке Мексика, подобно Оттоманской империи, была разбита на части западными странами В течение второго-третьего десятилетий двадцатого века Мексика, подобно Турции, прошла сквозь революцию, которая подготовила основу для национальной идентификации и новую однопартийную политическую систему В Турции, однако, результатом революции стал как отказ от традиционной исламской и оттоманской культуры, так и попытки импортировать западную культуру и присоединиться к Западу В Мексике, как в России, революция привела к заимствованию и адаптации элементов западной культуры, что породило национализм, направленный про-
  
  229
  
  231
  
  ты, после ратификации НАФТА США развили как более тесное сотрудничество с Мексикой, так и противостояние с ней. Звучат требования ограничить иммиграцию, жалобы о переносе заводов на юг и вопросы о способности Мексики придерживаться североамериканских принципов свободы и законопослушания [39].
  
  Третья предпосылка успешной смены идентичности разорванной страной - это всеобщее согласие (при необязательной поддержке со стороны общественности). Важность этого фактора в некоторой степени зависит от того, насколько важно мнение общественности при принятии государственных решений. Прозападная ориентация Мексики в 1995 году не выдержала проверку демократизацией. Новогоднее восстание нескольких тысяч хорошо организованных повстанцев в Чиапасе, получившее внешнюю поддержку, само по себе не было проявлением серьезного сопротивления североамериканизации. Однако то сочувствие, с которым отнеслись мексиканские интеллектуалы, журналисты и другие люди, формирующие общественное мнение, говорит о том, что североамериканизация в целом и НАФТА в частности могут встретить серьезное сопротивление мексиканской элиты и общественности. Президент Салинас сознательно отдает приоритет экономическим реформам и вестернизации, а не политическим реформам и демократизации. Но как экономическое сотрудничество, так и растущее сотрудничество с Соединенными Штатами укрепят те силы, которые выступают за реальную демократизацию мексиканской политической системы. Ключевой вопрос о будущем Мексики звучит так: 'В какой степени модернизация и демократизация будут стимулировать девестернизацию (приводя к выходу страны из НАФТА или ослаблению участия в этой организации), а также, одновременно с этим, изменения в политике, вызванные действиями ориентированной на Запад мексиканской элиты в 1980-х и 1990-х? Совместима ли североамериканизация Мексики с ее демократизацией?
  
  232
  АВСТРАЛИЯ
  
  В отличие от России, Турции и Мексики, Австралия с самого начала была западной страной. В течение всего двадцатого века она была близким союзником сначала Великобритании, затем Соединенных Штатов; в годы 'холодной войны' она была участницей не только западного сообщества, но и американо-британско-канадско-австралийского военного и разведывательного стержня Запада. Однако в начале 1990-х политические лидеры Австралии решили, что хорошо бы их стране оставить Запад, переопределиться, стать азиатским обществом и наладить тесные связи со своими географическими соседями. Австралии, по заявлению ее премьер-министра Поля Китинга, следует перестать быть 'филиалом империи', стать республикой и поставить своей целью 'слияние' с Азией. Это необходимо, утверждал он, для того чтобы определить идентичность Австралии как независимой страны. 'Австралия не может представить себя миру как многокультурную независимую страну. Влиться в Азию, сделать этот шаг и сделать его решительно, поскольку в некоторой степени, по крайней мере согласно своей конституции, Австралия остается искусственно созданной страной'. Австралия, утверждает Китинг, в течение долгих лет страдала от 'англофилии и оцепенения', и дальнейший союз с Британией будет 'подрывать нашу национальную культуру, наше экономическое будущее и нашу судьбу в Азии и Тихоокеанском регионе'. Министр иностранных дел Гарет Эванс высказывает схожие суждения [40].
  
  Поводом для того, чтобы Австралия переопределила себя как азиатскую страну, стала победа мнения, что экономика важнее культуры в определении судьбы наций. Главным толчком послужил динамичный рост восточноазиатских экономик, что, в свою очередь, вызвало резкий рост торговли Австралии с Азией. В 1971 году Восточная и Юго-Восточная Азия принимала 39% экспорта Австралии и да-
  
  233
  
  вала 21% импорта. К 1994 году Восточная и Юго-Восточная Азия поглощала 62% австралийского экспорта и давала 41% ее импорта. Для сравнения: в 1991 году лишь 11,8% австралийского экспорта шло в Европейское сообщество и 10,1 % - в Соединенные Штаты. Это углубление экономических связей с Азией было усилено в умах австралийцев верой в то, что в мире развиваются три основных экономических блока и что место Австралии - в восточноазиатском блоке.
  
  Несмотря на развившиеся экономические связи, увлечение Австралии Азией вряд ли приведет разорванную страну к успешному цивилизационному сдвигу. Во-первых, в середине 1990-х австралийская элита далеко не восторженно воспринимала этот курс. В какой-то мере этот вопрос, активно поддерживаемый лидерами Либеральной партии, встречал непонимание и сопротивление. Лейбористское правительство тоже подверглось огню критики со стороны целого ряда интеллектуалов и журналистов. Среди элиты также не было явного консенсуса относительно азиатского выбора. Во-вторых, и общественное мнение было противоречивым. В период с 1987 по 1993 год доля австралийской общественности, выступающей за отмену монархии, выросла с 21% до 46%. Однако в этот момент общественная поддержка начала колебаться и слабеть. Количество сторонников того, чтобы убрать 'Юнион Джек' с австралийского флага, упало с 42% в мае 1992 года до 35% в августе 1993-го. Как заметил в 1992 году один австралийский высокопоставленный чиновник: 'Народу трудно мириться с этим. Когда я время от времени заявляю, что Австралия должна стать частью Азии, я даже посчитать не берусь, сколько гневных писем я получаю' [41].
  
  Третий и самый важный аспект - это то, что представители элиты азиатских стран еще меньше жаждут принять 'заигрывания' Австралии, чем европейские - Турции. Они ясно дают понять, что если Австралия хочет стать частью Азии, она должна стать по-настоящему азиатской,
  
  234
  
  237
  
  рая ничего не приобретет от бесплодных попыток сделаться азиатской страной
  ЗАПАДНЫЙ ВИРУС И КУЛЬТУРНАЯ ШИЗОФРЕНИЯ
  
  В то время как лидеры Австралии в поисках решений обращаются в сторону Азии, руководители других разорванных стран - Турции, Мексики и России - попытались включить Запад в свои общества и включить свои общества в Запад Однако практика этих стран стала ярким примером силы, упругости и вязкости местных культур их способности обновляться и сопротивляться заимствованиям с Запада, а также ограничивать его и приспосабливаться к нему Покуда оказывается невозможным отказаться от влияния Запада, то успешной будет кемалистская реакция Но если не-западным обществам суждено модернизироваться, то они должны пойти своим, а не западным, путем, и, подражая Японии, использовать все и рассчитывать на свои собственные традиции, институты и ценности.
  
  Политических лидеров, которые надменно считают, что могут кардинально перекроить культуру своих стран, неизбежно ждет провал Им удается заимствовать элементы западной культуры, но они не смогут вечно подавлять или навсегда удалить основные элементы своей местной культуры И наоборот, если западный вирус проник в другое общество, его очень трудно убить Вирус живучий, но не смертельный: пациент выживает, но полностью не излечивается Политические лидеры могут творить историю, но не могут избежать истории. Они порождают разорванные страны, но не могут сотворить западные страны Они могут заразить страну шизофренией культуры, которая надолго останется ее определяющей характеристикой.
  ГЛАВА 7. СТЕРЖНЕВЫЕ ГОСУДАРСТВА, КОНЦЕНТРИЧЕСКИЕ КРУГИ И ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ПОРЯДОК
  Цивилизации и порядок
  
  В зарождающейся глобальной политике стержневые государства главных цивилизаций занимают места двух сверхдержав периода 'холодной войны' и становятся основными полюсами притяжения и отталкивания для других стран. Эти изменения наиболее явно видны в западной, православной и синской цивилизациях. Здесь возникают цивилизационные группы, в которые входят стержневые государства, страны-участницы, родственное в культурном плане меньшинство, проживающее в соседних странах, и (хотя это спорно) народы других культур, которые проживают в соседних государствах. Страны в этих цивилизационных блоках зачастую можно расположить концентрическими кругами вокруг стержневой страны или стран, отражая степень их отождествления с этим блоком и интеграции в него За неимением признанной стержневой страны ислам усиливает свое общее самосознание, но до сих пор создал лишь рудиментарную общую политическую структуру.
  
  Странам свойственно 'примыкать' к странам со схожей культурой и противостоять тем, с кем у них нет культурной общности. Это особенно
  
  239
  
  верно в случае со стержневыми государствами, чья мощь привлекает родственные культурно страны и отталкивает культурно чуждые. По соображениям безопасности стержневые государства пытаются включить в свой состав или подчинить влиянию народы других цивилизаций, которые, в свою очередь, пытаются сопротивляться или уйти из-под такого контроля (Китай, тибетцы и уйгуры, Россия и татары, чеченцы и мусульмане Центральной Азии). Исторические взаимоотношения и соображения баланса власти также заставляют некоторые страны сопротивляться влиянию своих стержневых стран. И Грузия, и Россия - православные страны, но грузины исторически сопротивлялись российскому господству и тесным связям с Россией. Несмотря на то что и Вьетнам, и Китай - конфуцианские государства, между ними существовала такая же вражда. Однако со временем культурная общность и возникновение более широкого и сильного цивилизационного сознания может объединить эти страны, как объединились европейские страны
  
  Порядок, сложившийся во времена 'холодной войны', был результатом господства сверхдержав двух блоков и их влияния на третий мир. В зарождающемся мире глобальная власть уже устарела, а глобальное сообщество остается далекой мечтой. Ни одна страна, включая Соединенные Штаты, не имеет значительных глобальных интересов безопасности. Условия для установления порядка в сегодняшнем более сложном и однородном мире лежат как внутри цивилизаций, так и между ними. В мире сложится либо порядок цивилизаций, либо вообще никакого В этом мире стержневые страны цивилизаций являются источниками порядка внутри цивилизаций, а также влияют на установление порядка между цивилизациями путем переговоров с другими стержневыми государствами.
  
  Мир, где стержневые страны играют доминирующую роль, - это мир сфер влияния каждой из них. Но это также и мир, где влияние стержневой страны ограничивается и
  
  240
  
  241
  
  попытаться играть эту роль. Неэффективность подобных действий объясняется тем, что у Америки не было стратегических интересов в переделе границ на территории бывшей Югославии, у нее отсутствовали культурные связи с Боснией, а европейцы противодействовали созданию мусульманского государства на территории Европы. Отсутствие стержневых государств в африканском и арабском мире значительно усложнили проблему окончания продолжающейся гражданской войны в Судане. Там же, где есть стержневая страна, появляются центральные составляющие нового международного порядка, основанного на цивилизациях.
  ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГРАНИЦ ЗАПАДА
  
  Во время 'холодной войны' Соединенные Штаты были центром большой, разнообразной, полицивилизационной группы стран, которые преследовали одну общую цель - прекратить дальнейшую экспансию Советского Союза Эта группа, известная под многими названиями - 'свободный мир', 'Запад' или 'союзники', - включала многие, если не все западные страны, Турцию, Грецию, Японию, Корею, Филиппины, Израиль, а также, в меньшей степени, такие страны, как Тайвань, Таиланд и Пакистан. Эта группа противостояла другой (почти столь же разнородной), которая включала в себя все православные страны, кроме Греции, несколько стран, исторически принадлежавших к Западу, а также Вьетнам, Кубу, в определенной степени - Индию, и временами - одну или более африканских стран. С окончанием 'холодной войны' эта многонациональная межкультурная группировка распалась. Распад советской системы, особенно Варшавского договора, был драматическим. Медленнее, но столь же уверено полицивилизационный 'свободный мир' времен 'холодной войны'
  
  242
  
  244
  
  от остальных республик. На Балканах эта линия совпадает с исторической границей между Австро-Венгерской и Оттоманской империями. Это - культурная граница Европы, и в мире после 'холодной войны' она стала также политической и экономической границей Европы и Запада.
  
  Таким образом, полицивилизационная модель дает четкий исчерпывающий ответ на вопрос, стоящий перед жителями Западной Европы: 'Где заканчивается Европа?'. Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие. Именно такой ответ хотят услышать западные европейцы, именно его они в подавляющем большинстве поддерживают sotto voce*, именно такой точки зрения открыто придерживается большая часть интеллигенции и политиков. Необходимо, как призывает Майкл Говард, осознать размытую в советскую эпоху разницу между Центральной Европой и собственно Восточной Европой. Центральная Европа включает в себя 'те земли, которые когда-то составляли часть западного христианства; старые земли империи Габсбургов, Австрии, Венгрии и Чехословакии, и также Польшу и восточные границы Германии. Термин "Восточная Европа" должен быть зарезервирован для тех земель, которые развивались под покровительством православной церкви: черноморских государств Болгарии и Румынии, которые освободились от Оттоманского господства в девятнадцатом веке, а также "европейской" части Советского Союза'. Первой задачей Западной Европы, утверждал Говард, должно стать 'вовлечение народов Центральной Европы в наше культурное и экономическое сообщество, к которому они по праву принадлежат: заново связать Лондон, Париж, Рим, Мюнхен и Лейпциг, Варшаву, Прагу и Будапешт'. Возникает 'новая линия разлома', заявил два года спустя Пьер Беар, 'преимущественно культурная граница между Европой, характеризуемой западным христианством (римским католицизмом
  
  * Про себя, вполголоса (итал.) - Прим. перев.
  
  246
  
  и протестантством) с одной стороны, и Европой и характеризуемой восточно-христианскими и исламскими традициями - с другой'. Руководство Финляндии также считает, что на смену 'железному занавесу' пришел принцип разделения Европы на основе 'давнего культурного разлома между Западом и Востоком', который относит 'земли бывшей Австро-Венгрии, а также Польши и Прибалтики' к Западной Европе, а другие восточноевропейские и балканские страны оставляет вне ее. Это, как согласился один выдающийся англичанин, 'великий религиозный раскол... между восточной и западной церквями: проще говоря, между теми народами, к которым христианство пришло напрямую из Рима или от его кельтских или германских посредников, и теми восточными и юго-восточными землями, куда христианство пришло через Константинополь (Византию)' [2].
  
  Жители Центральной Европы также придают большое значение этой разделительной линии. Страны, достигшие значительных успехов в отказе от коммунистического наследия, в продвижении к демократии и рыночной экономике, отделены от государств, которым это не удалось, 'линией, разделяющей католицизм и христианство, с одной стороны, от православия, с другой' Столетия назад, утверждает президент Литвы, литовцам пришлось выбирать между 'двумя цивилизациями' и они 'предпочли латинский мир, приняли римское православие и выбрали форму государственного устройства, основанного на законе'. Примерно в тех же выражениях поляки утверждают, что они стали частью Запада с момента выбора в десятом веке латинского, а не византийского христианства [3]. Жители стран Восточной Европы, напротив, по-разному смотрят на важность, которая сейчас приписывается этой культурной линии разлома. Болгары и румыны видят огромные преимущества в том, что они - часть Запада, и постепенно интегрируются в его институты; но они при этом отождествляют себя со своими собственными православными традициями, а болгары со своими исторически тесными связями с Россией и Византией.
  
  247
  
  251
  
  кедонии Грецией встретила серьезное противодействие западных правительств и привела к тому, что Европейская Комиссия обратилась в Европейский суд с просьбой запретить Греции подобные действия. По отношению к конфликтам в бывшей Югославии Греция заняла отличную от главных западных государств позицию, активно поддерживая сербов и открыто нарушая санкции, наложенные на них ООН. С распадом Советского Союза и исчезновением коммунистической угрозы у Греции появились общие с Россией интересы в отношении противостояния Турции. Греция допустила значительное присутствие России на греческой части Кипра, и из-за 'общей восточной православной религии' греки-киприоты с радостью встретили русских и сербов [5]. В 1995 году на Кипре было порядка двух тысяч фирм, чьими владельцами были русские; там выпускалась русская и сербохорватская пресса; правительство греческого Кипра делало основные закупки вооружений в России. Кроме того, Греция обсуждала с Россией вопрос транспортировки нефти с Кавказа и из Центральной Азии в Средиземноморье через болгарско-греческий трубопровод в обход Турции и других мусульманских стран. Вся греческая внешняя политика приняла ярко выраженную православную ориентацию. Греция несомненно формально останется членом НАТО и Евросоюза. Однако по мере усиления процесса культурной реконфигурации это членство станет более слабым, менее значимым и более сложным для всех сторон. Антагонист Советского Союза во времена 'холодной войны' превращается в союзника России после 'холодной войны'.
  РОССИЯ И ЕЕ БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ
  
  Преемником царской и коммунистической империй стал Цивилизационный блок, во многом схожий с западным блоком в Европе. Россия как ядро (эквивалент Франции и
  
  252
  
  Германии) тесно связана с внутренним кольцом, в который входят две преимущественно славянские православные республики - Беларусь и Молдова - а также Казахстан, 40% населения которого составляют русские, и Армения, которая исторически была верным союзником России. В середине 1990-х во всех этих странах были пророссийские правительства, которые пришли к власти путем выборов. Тесные, хотя и не настолько, связи у России с Грузией (в подавляющем большинстве православной) и Украиной (большей частью православной); но обе эти страны обладают сильным чувством национальной идентичности и помнят былую независимость. На православных Балканах Россия имеет тесные отношения с Болгарией, Грецией, Сербией и Кипром и немного менее тесные связи с Румынией. Мусульманские республики бывшего Советского Союза остаются сильно зависимыми от России как экономически, так и в сфере безопасности. Прибалтийские республики, напротив, привлекло притяжение Европы, и они успешно покинули российскую сферу влияния.
  
  В целом Россия создает и возглавляет блок государств, имеющий православный центр, окруженный относительно слабыми исламскими странами, в которых она продолжает в той или иной степени доминировать и куда она будет пытаться не допустить распространения влияния других держав. Россия также ожидает, что мир примет и поддержит такую систему Зарубежные правительства и международные организации, как сказал Ельцин в 1993 году, должны 'предоставить России особые полномочия как гаранту мира и стабильности на территории бывшего СССР'. Если Советский Союз был сверхдержавой с глобальными интересами, Россия - это крупная держава с региональными и цивилизационными интересами.
  
  Православные страны бывшего Советского Союза занимают центральное место в создании единого российского блока в евразийской и мировой политике. Во время распада Советского Союза все пять этих стран сначала развивались в крайне националистическом направлении, подчеркивая
  
  253
  
  256
  
  Различия между Восточной и Западной Украиной проявляются во взглядах их населения. Так, например, в конце 1992 года треть русских на Западной Украине заявила о том, что пострадали из-за антироссийских выступлений, в то время как в Киеве эта доля составила 10% [7]. Наиболее очевидно этот раскол Востока и Запада проявился на президентских выборах в июле 1994 года. Действующий президент, Леонид Кравчук, который, несмотря на тесные связи с российскими лидерами, идентифицировал себя как 'национального' политика, победил в двенадцати областях западной Украины с большинством, доходящим до 90%. Его оппонент Леонид Кучма, который во время предвыборной кампании брал уроки разговорного украинского языка, одержал победу в тринадцати восточных областях со сравнимым преимуществом. Кучма победил, набрав 52% голосов. Примечательно, что украинская общественность с очень небольшим перевесом голосов подтвердила выбор Хмельницкого 1654 года. Эти выборы, как заметил один американский эксперт, 'отразили и даже выкристаллизовали раскол между европеизированными славянами в Восточ-
  
  Украина: Расколотая страна
  
  257
  
  ной Украине и русско-славянским видением того, во что должна превратиться Украина. Это не столько этническая поляризация, сколько различные культуры' [8].
  
  В результате этого разделения отношения между Украиной и Россией могут развиваться тремя путями. В начале 1990-х между странами существовали важные нерешенные вопросы, в числе которых было ядерное оружие, Крым, права русских на Украине, Черноморский флот и экономические отношения. Многие считали, что вероятен вооруженный конфликт, отчего украинские аналитики стали утверждать, что Запад должен поддержать стремление Украины оставить у себя ядерное оружие для сдерживания российской агрессии [9]. Однако если общность цивилизации имеет значение, то конфликт между русскими и украинцами маловероятен. Оба эти народа славянские, преимущественно православные; между ними на протяжении столетий существовали тесные связи, а смешанные браки - обычное дело. Несмотря на спорные вопросы и давление крайних националистов с обеих сторон, лидеры обеих стран приложили немало усилий и достигли значительных успехов в решении проблем. Выборы явно ориентированного на Россию президента на Украине в середине 1994 года еще больше снизили вероятность острого конфликта между этими двумя странами. В то время как на всем постсоветском пространстве имеют место серьезные столкновения между мусульманами и христианами, а также немалое напряжение между русскими и прибалтийскими народами, к 1995 году насилия между русскими и украинцами не было.
  
  Второй, и более вероятный вариант развития ситуации - это раскол Украины по линии разлома на две части, восточная из которых войдет в состав России. Вопрос отделения впервые был поднят в Крыму. Крымская общественность, 70% которой составляют русские, решительно поддержала независимость Украины от Советского Союза на референдуме 1991 года. В мае 1992 года Крымский парламент также проголосовал за провозглашение независимости
  
  258
  
  
  
  259
  
  ной проблемой станут экономические вопросы, решение которых будет отчасти облегчаться общей культурой и тесными личными связями. По словам Джона Моррисона, российско-украинские отношения значат для Восточной Европы то же самое, что франко-немецкие для Западной [12]. Точно так же, как последние две страны образуют ядро Европейского Союза, первые две являются стержнем, необходимым для единства православного мира.
  БОЛЬШОЙ КИТАЙ И ЕГО 'СФЕРА СОВМЕСТНОГО ПРОЦВЕТАНИЯ'
  
  Китай исторически считал, что он объединяет следующие части: 'синскую зону', куда входит Корея и Вьетнам, острова Лиу-Чиу и, временами, Япония; 'внутреннюю азиатскую зону', населенную не-китайцами- маньчжурами, монголами, уйгурами, тюрками и тибетцами, которых нужно контролировать по соображениям безопасности; а также 'внешнюю зону' варваров, от которых тем не менее 'ожидается, что они отдадут должное и признают превосходство Китая' [13]. Современная синская цивилизация приобретает знакомую структуру: центральное ядро - ханьский Китай; отдаленные провинции, которые являются частью Китая, но обладают значительной автономией; провинции, официально являющиеся частью Китая, но имеющие значительную часть не-китайского населения из других цивилизаций (Тибет, Синцзян); и китайские общества, которые станут или могут стать частью Китая с центром в Пекине на определенных условиях (Гонконг, Тайвань); одно преимущественно китайское государство, все более ориентированное на Пекин (Сингапур); крайне влиятельное китайское население в Таиланде, Вьетнаме, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах, а также не-китайские страны (Северная и Южная Кореи, Вьетнам), которые тем
  
  260
  
  не менее разделяют многие составляющие китайской конфуцианской культуры.
  
  В 1950-е Китай определял себя как союзника Советского Союза. Затем, после китайско-советского раскола, он увидел себя в роли предводителя третьего мира в борьбе с обеими сверхдержавами, что повлекло за собой значительные издержки и немногочисленные преимущества. После смены американской политики при администрации Никсона Китай попытался стать третьим участником в игре 'баланс власти между двумя сверхдержавами', уравновесив в 1970-х США, которые тогда казались слабыми, но затем, в 1980-е, когда военный потенциал Соединенных Штатов возрос, а СССР испытывал экономические трудности и увяз Афганистане, Китай занял равноудаленною позицию. С окончанием состязания двух сверхдержав, однако, 'китайская карта' потеряла свою ценность, и Китаю пришлось снова переопределять свою роль на мировой арене. Он поставил перед собой две задачи: стать центром китайской культуры, стержневой страной, цивилизационным магнитом, на который будут ориентироваться все остальные китайские сообщества, и восстановить утраченное в девятнадцатом веке историческое значение ведущей державы в Восточной Азии.
  
  Эти намерения Китая видны в следующем: во-первых, в том способе, при помощи которого Китай описывает свою позицию на мировой арене; во-вторых, в той степени, в которой зарубежные китайцы принимают участие в экономической жизни Китая, и, в-третьих, во все усиливающихся связях Китая с тремя основными (помимо самого Китая) китайскими сообществами: Гонконгом, Тайванем и Сингапуром, а также все более явной ориентации на Китай стран Юго-Восточной Азии, где Китай имеет значительное политическое влияние.
  
  Китайское правительство рассматривает материковый Китай как стержневую страну своей цивилизации, на которую следует ориентироваться все остальным сообще-
  
  261
  
  269
  
  мут шаги по возвращению Тайваня. По всей видимости, то, как это произойдет, зависит от нескольких факторов: от того, насколько сильной будет поддержка движения к формальной независимости в Тайване; от исхода борьбы за право стать преемником главы государства в Пекине, которая заставляет политических и военных лидеров занимать крайне националистическую позицию; и наконец, от развития военного потенциала Китая до такой степени, что станет осуществимой блокада или вторжение на Тайвань. Видимо, в начале двадцать первого столетия Тайвань по принуждению или путем переговоров, а скорее всего при помощи сочетания того и другого будет более тесно интегрирован с материковым Китаем.
  
  До поздних 1970-х отношения между непоколебимо антикоммунистическим Сингапуром и Китайской Народной Республикой оставались прохладными, а Ли Кван Ю и другие лидеры Сингапура с презрением относились к отсталому Китаю. Однако когда в восьмидесятых начался резкий экономический взлет Китая, Сингапур начал ориентироваться на материк, используя классическую тактику 'под-страивания'. К 1992 году Сингапур вложил в Китай 1,9 миллиарда долларов, а на следующий год объявил о своих планах построить промышленный район 'Сингапур II' неподалеку от Шанхая, что означает миллиарды долларов инвестиций. Ли стал горячим сторонником экономического развития Китая и поклонником его мощи. 'Китай, - заявил он в 1993 году, - это место, где разворачивается бурная деятельность' [24]. Сингапурские зарубежные инвестиции, которые до этого были сконцентрированы в основном в Малайзии и Индонезии, потекли в Китай. Половина зарубежных проектов, получивших поддержку сингапурского правительства в 1993 году, были внедрены в Китае. Во время своего первого визита в Пекин, который состоялся в 1990-х, Ли Кван Ю постоянно настаивал на том, чтобы разговор велся не на мандаринском, а на английском. Вряд ли он сделал бы это два десятилетия спустя.
  
  270
  ИСЛАМ ОСОЗНАНИЕ БЕЗ СПЛОЧЕННОСТИ
  
  Структура политической лояльности среди арабов и мусульман всегда была совершенно иная, чем принятая в настоящее время на Западе, где вершиной политической лояльности было национальное государство. Все частные проявления преданности и верности подчинены чувству лояльности по отношению к национальному государству и уже включены в него. Группы, выходящие за рамки национального государства - языковые или религиозные сообщества, или цивилизации, - вызывают к себе не такое сильное доверие и преданность. Таким образом, среди множества широких и узких общностей западные проявления лояльности имеют пик где-то посередине, образуя кривую наподобие перевернутой U. В исламском мире структура лояльности представляет собой зеркальное отражение европейской модели. В исламской иерархии лояльности пустой является середина. 'Двумя фундаментальными, изначальными и вечными структурами', как заметил Айра Лапидус, были семья, клан, племя, с одной стороны, и 'понятия культуры, религии и империи на самом высоком уровне'- с другой. 'Трайбализм и религия (ислам) играли и продолжают играть, - соглашается с ней ливийский исследователь, - значительную и определяющую роль в социальном, экономическом и политическом развитии арабских общественных и политических систем'. На самом деле, они переплетены так, что считаются наиболее важными факторами и переменными, которые определяют арабскую политическую культуру и арабское политическое мышление. Племена стоят в центре политики арабских государств, многие из которых, как выразился Тасин Башир, сами являются просто 'племенами с флагами'. Основатель Саудовской Аравии преуспел во многом из-за своей способности создать коалицию племен при помощи браков и дру-
  
  271
  
  гих средств, и саудовская политика до сих пор остается во многом политикой племен, где судаири стравливаются с шамар и другими племенами. В жизни Ливана принимает участие по крайней мере восемнадцать крупных племен, а в Судане живет около пятисот племен, самое большое из которых составляет примерно 12% населения страны [26].
  
  Исторически в Центральной Азии не существовало национальной идентичности. 'Преданность выказывалась племени, клану, семье, но не государству'. С другой стороны, у людей были общие 'язык, религия, культура и стиль жизни', а 'ислам был самой мощной объединяющей силой среди людей, силой, намного превосходящей власть эмира'. Около сотни 'горных' и семьдесят 'равнинных' кланов насчитывается среди чеченцев и родственных им народов Северного Кавказа. Они контролировали политику и экономику настолько, что в отличие от советской плановой экономики чеченскую экономику стали называть 'клановой' [27].
  
  Центрами лояльности и преданности в исламе всегда были небольшие группы и великая вера, племя и умма, а национальное государство не имело такого большого значения. В арабском мире существующие государства имеют проблемы с легитимностью, потому что они в основной массе - результат деспотичных, если не капризных действий европейского империализма. Границы арабских стран не всегда совпадают с границами этнических групп, таких, например, как берберы или курды. Эти государства разделили арабскую нацию, но панарабское государство, с другой стороны, так и не стало реальностью. Кроме того, идея суверенного национального государства несовместима с верой в верховную власть Аллаха и превосходство умма. Подобно революционному движению, исламский фундаментализм отказывается от национального государства во имя единства ислама, совсем как марксизм отвергал его во имя единства пролетариата всех стран. Слабость национального государства в исламе также находит отражение в том
  
  272
  
  278
  
  Фундаментализм сейчас в Турции на подъеме; при Озале Турция прилагала значительные усилия, чтобы идентифицировать себя с арабским миром: страна извлекла выгоду из этнических и лингвистических связей, чтобы играть определенную скромную роль в Центральной Азии. Турция поддерживала и поощряла мусульман в Боснии. Среди мусульманских стран Турция занимает уникальное положение благодаря наличию обширных исторических связей с мусульманами на Балканах, Среднем Востоке, Северной Африке и Центральной Азии. Вполне вероятно, Турция может 'стать еще одной Южной Африкой': отказаться от светскости как чуждой ей идеи, подобно тому как ЮАР отменила апартеид и таким образом сменила свой статус страны-изгоя на роль ведущей державы своей цивилизации. Усвоив уроки добра и зла западного влияния, от христианства до апартеида, ЮАР имеет особенное право вести за собой Африку. Усвоив уроки добра и зла западного влияния - секуляризм и демократию,- Турция может добиться аналогичного права стать лидером ислама. Но чтобы добиться этого, ей нужно отречься от наследия Ататюрка еще решительней, чем Россия отказалась от ленинских заветов. Возможно, для этого потребуется лидер масштаба Ататюрка, который объединит религиозное и политическое наследие, чтобы превратить Турцию из разорванной страны в стержневое государство.
  
  ЧАСТЬ 4. СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ГЛАВА 8. ЗАПАД И ОСТАЛЬНЫЕ: МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ВОПРОСЫ
  ЗАПАДНЫЙ УНИВЕРСАЛИЗМ
  
  В возникающем мире отношения между странами и группами из различных цивилизаций не будут тесными и зачастую будут антагонистическими. И все же некоторые межцивилизационные отношения больше чреваты конфликтами, чем другие. На микроуровне наиболее напряженные линии разлома проходят между исламом и его православными, индуистскими, африканскими и западнохристианскими соседями. На макроуровне самое главное разделение - 'Запад и остальные', и наиболее ожесточенные конфликты случаются между мусульманскими и азиатскими странами, с одной стороны, и Западом - с другой. Самые опасные столкновения в будущем, скорее всего, будут происходить из-за заносчивости Запада, нетерпимости ислама и синской самоуверенности.
  
  Запад - единственная из цивилизаций, которая оказала огромный и временами разрушающий эффект на все остальные цивилизации. Следовательно, взаимоотношения между властью и культурой Запада и властью и культурами других цивилизаций - вот наиболее всеобъемлющая характеристика мира цивилизаций. По мере того как относительное влияние других цивилизаций возрастает, утрачивается привлекательность
  
  282
  
  западной культуры и не-западные жители все больше доверяют своим исконным культурам и все больше преданы им. В результате этого основной проблемой взаимоотношений между Западом и остальными стало несоответствие между стремлением Запада - особенно Соединенных Штатов - насаждать универсальную западную культуру и все снижающейся способностью делать это.
  
  Падение коммунизма обострило это несоответствие, укрепив на Западе мнение, что идеология демократического либерализма триумфально победила во всем мире, и поэтому она универсально приемлема. Запад, с его давними миссионерскими традициями, и главным образом Америка, полагает, что не-западные народы должны перенять западные ценности демократии, свободного рынка, контролируемого правительства, прав человека, индивидуализма, господства права и затем должны воплотить все эти ценности в своих институтах. Меньшинства из других цивилизаций с радостью принимают и поддерживают эти ценности, но в не-западных культурах преобладает другое отношение к этим ценностям: от широко распространенного скептицизма до жесткого противодействия. То, что для Запада - универсализм, для остальных - империализм.
  
  Запад пытается и будет продолжать пытаться сохранить свое высокое положение и защищать свои интересы, называя их интересами 'мирового сообщества'. Это выражение стало эвфемизмом (заменив 'свободный мир') и призвано придать иллюзию правомочности в глазах всего мира действиям, отражающим интереса США и других западных держав. Так, например, Запад пытается интегрировать не-западные страны в глобальную экономическую систему, в которой он доминирует. При помощи МВФ и других международных экономических институтов Запад поддерживает свои экономические интересы и вынуждает другие страны вести ту экономическую политику, которую считает приемлемой. При любом опросе общественного мнения в не-западных обществах, МВФ несомненно заручился бы
  
  283
  
  286
  
  общества уважать права человека, как их понимают на Западе, и принять демократию по западной модели; (3) защитить культурную, общественную и этническую целостность западных стран, ограничив количество въезжающих в них жителей не-западных обществ в качестве беженцев или иммигрантов. Во всех этих трех областях Запад сталкивается и, скорее всего, будет продолжать сталкиваться с проблемами по защите своих интересов перед не-западными обществами
  РАСПРОСТРАНЕНИЕ ВООРУЖЕНИЙ
  
  Рассеивание военного потенциала стало последствием глобального экономического и социального развития. По мере того как азиатские страны - Япония, Китай и другие - становятся богаче, они становятся более могущественными в военном отношении, что со временем произойдет и с исламскими обществами. То же самое будет и с Россией, если она успешно реформирует свою экономику. В последние десятилетия двадцатого века мы стали свидетелями того, как многие не-западные нации получили современное оружие из рук западных стран, России, Израиля и Китая, а также создали собственные мощности по производству новейшего оружия Этот процесс продолжится и вероятнее всего ускорится в первые годы XXI века. Тем не менее еще достаточно долго в будущем столетии Запад в лице Америки с некоторой помощью Британии и Франции сможет в одиночку совершить военное вторжение практически в любую точку мира. Одни только Соединенные Штаты будут иметь достаточно военно-воздушных сил, чтобы совершить бомбардировку практически любой точки в мире. Таковы центральные элементы военного положения США как глобальной державы и Запада как господствующей цивилизации в мире. В ближайшее время соотношение обычных видов вооружений в пользу Запада будет подавляющим.
  
  287
  
  Время, усилия и затраты, необходимые для создания первоклассного потенциала обычных вооружений, хорошо стимулируют не-западные страны к поиску других способов противостояния мощи Запада в области обычных вооружений. Очевидным средством 'срезать угол' является приобретение оружия массового уничтожения и средств их доставки. Стержневые государства и страны, которые являются или стремятся стать доминирующими в своем регионе державами, имеют особый стимул к приобретению ядерного оружия. Такое оружие, во-первых, позволит этим странам добиться господства над другими странами своей цивилизации и своего региона и, во-вторых, даст им средство отражения вторжения в их цивилизацию или регион Соединенных Штатов или любой другой внешней державы. Если бы Саддам Хуссейн отложил свое вторжение в Кувейт на два-три года, пока не получил бы ядерное оружие, в его руках, скорее всего, оказался бы Кувейт и, вполне возможно, и саудовские нефтяные месторождения. Не-западные страны вынесли очевидные уроки из Войны в Заливе. Для Северной Кореи это были военные уроки: 'Нельзя давать американцам наращивать свои силы; нельзя давать им вводить в бой авиацию; нельзя давать Америке вести войну с низким процентом потерь среди американцев'. Для высших военных чинов Индии урок был даже более ясен: 'Не воюй с США, если у тебя нет ядерного оружия' [2]. Этот урок был очень серьезно воспринят многими политическими лидерами и представителями военного командования по всему не-западному миру, как и вполне логичный вывод: 'Если у тебя есть ядерное оружие, Соединенные Штаты с тобой воевать не будут'.
  
  'Вместо того чтобы, как обычно, укреплять политику с позиций силы,- заметил Лоуренс Фридмен,- обладание ядерным оружием на самом деле подтверждает тенденцию дробления международной системы, в которой некогда великие державы играют более скромную роль'. Таким образом, роль ядерного оружия для Запада после 'холодной войны' отличается от той, какую оно играло во
  
  288
  
  292
  
  К 1990-м годам связи в области вооружений были налажены также у Китая с Ираном. Во время ирано-иракской войны в восьмидесятых Китай поставил Ирану 22% его вооружений, а к 1989 году стал единственным крупным поставщиком вооружений в эту страну. Китай также активно сотрудничает с Ираном в его открытых попытках получить ядерное оружие Сначала страны подписали 'исходное китайско-иранское соглашение о сотрудничестве', а немного позже, в январе 1990 года - десятилетний договор и сотрудничестве в научной области и сфере передачи военных технологий. В сентябре 1992 президент Рафсанджани в сопровождении иранских специалистов-ядерщиков посетил Пакистан, после чего отправился в Китай, где подписал еще один договор о сотрудничестве в ядерной области, а в феврале 1993-го Китай подрядился построить в Иране два ядерных реактора по 300 МВт каждый. Китай также является основным поставщиком ракет и ракетных технологий в Иран. Так, например, в конце восьмидесятых он поставил в Иран через Северную Корею ракеты 'Silkworm' и 'десятки, возможно, сотни ракетных систем наведения и систем компьютеризированного автоматического оружия' в 1994-1995 годах. Кроме того, Китай продал Ирану лицензию на производство китайских ракет класса 'земля--земля'. Северная Корея также внесла свою лепту в помощь Ирану: поставила туда 'Скады' и помогла создать собственные производственные мощности, а в 1993 году договорилась о поставках в Иран ракеты класса СС-20 с радиусом действия в 600 миль. Третья сторона этого треугольника - Иран и Пакистан - также развивает тесное сотрудничество в ядерной области. Пакистан обучает иранских ученых, а в ноябре 1992 года Пакистан, Иран и Китай договорились о совместной разработке ядерных проектов [8]. Активная помощь Китая по созданию оружия массового уничтожения в Пакистане и Иране свидетельствует о невероятно высоком уровне доверия и сотрудничества между этими странами.
  
  293
  
  Таблица 81. Некоторые продажи оружия Китаем в 1980-1991 годах
  
  
  
  
  Иран
  
  
  Пакистан
  
  
  Ирак
  
  Боевые танки
  
  
  540
  
  
  1100
  
  
  1300
  
  Бронетранспортеры
  
  
  300
  
  
  
  
  
  650
  
  ПТУРС
  
  
  7500
  
  
  100
  
  
  -
  
  Орудийные установки/ракетные пусковые установки
  
  
  1200*
  
  
  50
  
  
  720
  
  Истребители
  
  
  140
  
  
  212
  
  
  -
  
  Противокорабельные ракеты
  
  
  332
  
  
  32
  
  
  -
  
  Ракеты класса 'земля-воздух'
  
  
  788*
  
  
  222*
  
  
  -
  
  * Отмеченные звездочкой цифры не полностью подтверждены
  
  Источник: Karl W Eikenberry Explaining and Influencing Chinese Arms Transfers (Washington National Defense University, Institute for National Strategic Studies McNair Paper No 36, February, 1995 p. 12
  
  В результате всех этих событий и потенциальной угрозы, которую они представляют для западных интересов, распространение оружия массового поражения стало вопросом номер один по обеспечению безопасности Запада. Так, например, в 1990 году 59% американцев считали, что предотвращение распространения ядерного оружия - это важная задача американской внешней политики. В 1994 году так думали уже 82% общественности и 90% высших чинов из внешнеполитического ведомства. Президент Клинтон в сентябре 1993 года особо подчеркнул приоритет задачи нераспространения, а осенью 1994-го объявил 'чрезвычайное положение в стране' для противодействия 'необычайной и серьезной угрозе национальной безопасности, внешней политике и экономике Соединенных Штатов', которую представляет 'распространение ядерного, биологического и химического оружия, а также средств их доставки'. В 1991 году ЦРУ создало Центр по нераспространению со штатом в 100 человек, а в декабре 1993-го министр обороны Эспин представил новую 'оборонную инициативу нераспространения' и объявил о создании новой должности - помощника министра по ядерной безопасности и нераспространению [9].
  
  294
  
  297
  
  на бессрочном продлении. Целый ряд других стран, однако, был против такого продления, если оно не будет сопровождаться значительным сокращением ядерного оружия у пяти признанных атомных держав. Кроме того, Египет поставил условием к продлению подписание договора Израилем и допуск туда экспертов для инспекций. В конце концов Соединенные Штаты добились подавляющего большинства при голосовании за бессрочное продление. Это удалось сделать при помощи весьма успешной стратегии уговоров, взяток и угроз. Например, ни Египет, ни Мексика, которые были против бессрочного продления, не смогли подтвердить свою позицию из-за экономической зависимости от США В то время как договор был принят большинством голосов, представители семи мусульманских стран (Сирии, Иордании, Ирана, Ирака, Ливии, Египта и Малайзии) и одной африканской (Нигерии) во время финального обсуждения высказались против [12].
  
  В 1993 году главная цель Запада, определенная в американской политике, сместилась от нераспространения к контрраспространению. Это изменение стало признанием того, что определенного ядерного распространения все равно не избежать. В свое время политика США сменится от противодействия распространению к приспособлению к распространению, и если правительству удастся оторваться от штампов времен 'холодной войны', то и к шагам, направленным на то, чтобы ограниченное распространение служило на благо американским и западным интересам. Однако на 1995 год Соединенные Штаты и Запад остаются приверженцами политики сдерживания, которая в конце концов обязательно провалится Распространение ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения - это центральная составляющая медленного, но неминуемого рассеивания силы в полицивилизационном мире.
  
  298
  ПРАВА ЧЕЛОВЕКА И ДЕМОКРАТИЯ
  
  В семидесятых-восьмидесятых годах двадцатого века более тридцати стран в мире перешли от авторитарной политической системы к демократической. Эта волна была вызвана несколькими причинами. Безусловно, наиболее важным фактором, который породил эти политические изменения, стало экономическое развитие. Кроме того, политика и шаги Соединенных Штатов, ведущих западноевропейских держав и международных институтов помогли установить демократию в Испании, Португалии, многих странах Латинской Америки, на Филиппинах, в Южной Корее, в Восточной Европе. Демократизация была наиболее успешной в государствах с сильным христианским и западным влиянием. Новые демократические режимы легче всего устанавливались в странах Южной и Центральной Европы, населенных преимущественно католиками и протестантами; чуть менее уверенно чувствуют себя демократы в Латинской Америке. В Восточной Азии в 1980-е к демократии вернулись католические и испытывающие сильное влияние США Филиппины, а христианские лидеры поддерживали движение к демократии в Южной Корее и Тайване. Как уже упоминалось выше, в бывшем Советском Союзе прибалтийские республики довольно успешно перешли к стабильной демократии; мера и стабильность демократии в православных республиках сильно различаются, и пока перспективы остаются неясными; будущее демократии в мусульманских республиках призрачно К 1990-м демократические перемены произошли во всех (кроме Кубы и стран Африки) странах, где люди исповедуют западное христианство или где сильно христианское влияние.
  
  Эти перемены, а также крах Советского Союза породили на Западе, особенно в США, веру в то, что в мире происходит глобальная демократическая революция и что в ско-
  
  299
  
  ром времени западный подход к правам человека и западные формы политической демократии будут превалировать во всем мире. Таким образом, поддержка распространения демократии стала целью номер один для жителей Запада. Эту цель поддержала администрация Буша: госсекретарь Джеймс Бейкер в апреле 1990 года заявил, что 'за политикой сдерживания лежит демократия' и что в мире после 'холодной войны' 'президент Буш определил нашу новую цель: поддерживать и консолидировать демократию'. Во время своей предвыборной кампании в 1992 году Билл Клинтон неоднократно повторял, что поддержка демократии станет наивысшим приоритетом его администрации, а демократизация стала единственной внешнеполитической темой, которой он целиком посвятил одну из основных предвыборных речей. Став президентом, он порекомендовал увеличить на две трети финансирование Национального фонда демократии; его помощник по национальной безопасности определил центральной темой внешней политики клинтоновской администрации 'увеличение демократии'; его министр обороны включил поддержку демократии в список из четырех важнейших задач и хотел даже создать высокий пост в своем министерстве по обеспечению этой задачи. Пусть в меньшей степени и не столь явным образом, поддержка прав человека и демократии играет важную роль во внешней политике европейских стран, а также в критериях, которые используют контролируемые Западом международные экономические институты при выдачи ссуд и субсидий развивающимся странам.
  
  К 1995 году европейские и американские усилия, направленные на достижение этих целей, достигли скромных успехов. Почти все не-западные цивилизации сопротивлялись давлению Запада. Сюда можно включить индуистские, православные, африканские и в некоторой мере даже латиноамериканские страны. Однако на самое ожесточенное сопротивление западные усилия по демократизации наткнулись в исламских и мусульманских государствах. Это
  
  300
  
  308
  
  в Китае может быть крайне националистичным. По мере того как западные лидеры осознают, что демократические процессы в не-западных обществах часто приводят к власти недружественные Западу правительства, они, во-первых, стараются оказать влияние на ход этих выборов, а во-вторых, с меньшим энтузиазмом борются за демократию в этих странах.
  ИММИГРАЦИЯ
  
  Если демография - это судьба, то перемещения населения - это двигатель истории. В прошлые столетия различные темпы роста населения, экономические условия и политики правительств приводили к массовой миграции греков, евреев, германских племен, скандинавов, турков, русских, китайцев и других народов. В некоторых случаях эти перемещения были сравнительно мирными, в других - достаточно кровавыми. Однако европейцы девятнадцатого века были доминирующей расой по демографическому вторжению. С 1821 по 1924 год около 55 миллионов европейцев мигрировали за океан, около 35 миллионов из них - в Соединенные Штаты. Жители Запада покоряли и порой уничтожали другие народы, исследовали и обживали менее густонаселенные земли. Экспорт людей был, пожалуй, наиболее важным аспектом расцвета Запада с шестнадцатого по двадцатое столетие.
  
  Конец двадцатого века ознаменовался другой, еще большей волной миграции. В 1990 году количество легальных международных мигрантов составило 100 миллионов, беженцев - 19 миллионов, а нелегальных мигрантов - по крайней мере на 10 миллионов больше. Эта новая волна миграции была отчасти результатом деколонизации, образования новых стран и политики государств, которые поощряли отъезд людей или вынуждали их делать это. Однако
  
  309
  
  это было также и результатом модернизации и технологического развития. Улучшения в сфере транспорта сделали миграцию легче, быстрее и дешевле; усовершенствование в области коммуникаций дало больший стимул использовать экономические возможности и усилило связи между мигрантами и семьями из их родных стран. Кроме того, подобно тому, как экономический рост Запада стимулировал эмиграцию в девятнадцатом веке, экономическое развитие не-западных обществ стимулировало эмиграцию в двадцатом столетии. Миграция становится самонарастающим процессом. 'Если в миграции и есть хоть один "закон", - утверждает Майрон Вайнер, - то он заключается в том, что миграционный поток, однажды начавшись, увеличивает свою скорость. Мигранты дают возможность мигрировать своим друзьям и знакомым, снабжая их информацией о том, как мигрировать, средствами для облегчения переезда, а также оказывают помощь в поиске работы и жилья'. Результатом, по выражению Вайнера, становится 'глобальный миграционный кризис' [21].
  
  Жители Запада последовательно и удачно противостояли распространению ядерного оружия и поддерживали демократию и права человека. Их взгляды на иммиграцию, напротив, были двойственными и значительно изменялись одновременно с изменением баланса за последние два десятилетия двадцатого века. До 1970-х европейские страны в общем благосклонно относились к иммиграции и, в некоторых случаях, наиболее заметно в Германии и Швейцарии, поощряли ее, чтобы компенсировать нехватку рабочей силы. В 1965 году Соединенные Штаты пересмотрели свои ориентированные на Европу квоты, принятые еще в 1920-е, и радикально изменили свои законы, значительно увеличив поток иммиграции и открыв новые ее источники в семидесятые-восьмидесятые годы. Однако к концу 1980-х высокий уровень безработицы, увеличившееся количество иммигрантов и преимущественно 'неевропейский' характер иммиграции привели к резким изменениям в европейских
  
  310
  
  319
  
  издержках в виде нехватки рабочей силы и снижения темпов развития страны.
  
  Проблема мусульманского демографического нашествия, однако скорее всего, ослабнет после того, как пройдет пик роста рождаемости в Северной Африке и на Ближнем Востоке, как это уже произошло в некоторых странах, и рождаемость начнет снижаться [31]. Если иммиграция вызвана демографическим давлением, то мусульманская иммиграция может существенно сократиться к 2025 году. Но это не касается субсахарской Африки. Если экономическое развитие вызовет и поддержит социальную мобилизацию на Западе и в Центральной Африке, а стимулов и возможностей мигрировать станет больше, то на смену угрозе 'исламизации' придет угроза 'африканизации'. Вероятность того, что это произойдет, сильно зависит от того, насколько население Африки сократиться из-за СПИДа и других эпидемий, и того, насколько привлекательной для иммигрантов со всей Африки окажется ЮАР.
  
  В то время как мусульмане представляют насущную проблему для Европы, то мексиканцы являются проблемой для Соединенных Штатов. Если предположить, что существующие тенденции и политика продолжатся, американское население, как показывают цифры, приведенные в
  
  Таблица 8 2. Разбивка населения США по расовой и этнической принадлежности (в процентах)
  
  
  
  
  1995
  
  
  2020
  
  
  2050
  
  Белые не латиноамериканцы
  
  
  74
  
  
  64
  
  
  53
  
  Латиноамериканцы
  
  
  10
  
  
  16
  
  
  25
  
  Чернокожие
  
  
  12
  
  
  13
  
  
  14
  
  Азиаты и жители островов Тихого океана
  
  
  3
  
  
  6
  
  
  8
  
  Американские индейцы и коренные жители Аляски
  
  
  <1
  
  
  <1
  
  
  1
  
  Всего (в миллионах)
  
  
  263
  
  
  323
  
  
  394
  
  Источник: U S Bureau of the Census. Population Projections of the United States by Age Sex Rасе and Hispanic Ongin 1995 to 2050 (Washington U S Government Printing Office 19961 PP 12-13
  
  320
  
  таблице 8.2, значительно изменится в первой половине двадцать первого века, став почти на 50% белым и 25% латиноамериканским. Как и в Европе, изменения в иммиграционной политике и эффективное усиление антииммиграционных мер могут повлиять на эти прогнозы. Но даже в этом случае самой актуальной проблемой будет то, насколько латиноамериканцы ассимилируются в американское общество, как были ассимилированы предыдущие группы иммигрантов. Второе и третье поколения латиноамериканцев сталкиваются с широким спектром стимулов и способов давления, побуждающих сделать это. С другой стороны, мексиканская иммиграция по целому ряду признаков - и это имеет большую потенциальную важность - отличается от других иммиграций. Во-первых, иммигранты из Европы или Азии пересекают океан; мексиканцы переходят границу пешком или вброд по реке. Этот плюс - доступность транспорта и коммуникаций - позволяет им поддерживать тесные связи с родными сообществами дома. Во-вторых, мексиканские иммигранты сконцентрированы на юго-западе Соединенных Штатов, образуя часть мексиканского общества, которое простирается от Юкатана до Колорадо (см. карту 8.1). В-третьих, есть доказательства того, что сопротивление ассимиляции значительно выше среди мексиканских иммигрантов, чем среди других иммигрантских групп, и что мексиканцы склонны сохранять свою мексиканскую идентичность, яркий пример чему был продемонстрирован во время борьбы вокруг поправки 187 в Калифорнии в 1994 году. В-четвертых, район, населенный мексиканскими мигрантами, был аннексирован Соединенными Штатами после победы над Мексикой в середине XIX века. Экономическое развитие Мексики наверняка вызовет у мексиканцев реваншистские настроения. В скором времени результаты американской военной экспансии в XIX веке будут поставлены под угрозу, а возможно, окажутся обратными из-за мексиканской демографической экспансии в двадцать первом веке.
  
  Соединенные Штаты: расколотая страна?
  
  Прогнозируемое процентное соотношение чернокожих, азиатов, коренных американцев и латиноамериканцев среди населения в 2020 году, по округам.
  
  Источник: Основано на данных Бюро переписи Rodger Doyle copyright for US/ News and World Report
  
  322
  
  Изменяющийся баланс между могуществом цивилизаций все больше затрудняет достижение Западом своих целей в сферах нераспространения оружия, прав человека, иммиграции и в других областях. Чтобы свести к минимуму потери в данной ситуации, Западу требуется умело распорядится своими экономическими ресурсами, чтобы применять к другим обществам политику кнута и пряника, укрепить свое единство и координировать свою политику так, чтобы другие общества не могли стравливать одну западную страну с другой, а также поддерживать и использовать различия между не-западными странами. С одной стороны, способность Запада следовать такой стратегии будет зависеть от природы и силы его конфликтов с цивилизациями, бросающими вызов, а с другой стороны - от той степени, в которой он сможет найти и развить общие интересы с колеблющимися цивилизациями.
  
  ГЛАВА 9. ГЛОБАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  СТЕРЖНЕВЫЕ СТРАНЫ И КОНФЛИКТЫ ПО ЛИНИИ РАЗЛОМА
  
  Цивилизации представляют собой человеческие племена в предельной форме развития, и столкновение цивилизаций суть племенной конфликт в глобальном масштабе. В складывающемся ныне мироустройстве государства и группы людей, принадлежащие к двум различным цивилизациям, для достижения общих целей или для отстаивания своих интересов против представителей какой-либо третьей цивилизации могут вступать в ограниченные, ad hoc, тактические отношения и коалиции. Тем не менее отношения между группами из различных цивилизаций никогда не станут близкими, обычно они остаются прохладными и зачастую - враждебными. Унаследованные из прошлого связи между государствами разных цивилизаций, такие как, например, военные альянсы времен 'холодной войны', по всей видимости, слабеют или исчезают бесследно. Не осуществятся и надежды на тесное 'межцивилизационное' партнерство, о котором заявляли лидеры России и Америки. Складывающиеся ныне межцивилизационные отношения будут варьироваться от холодности до применения насилия, но в большинстве случаев они будут балансировать ближе к середине диапазона между этими крайностями. Во
  
  324
  
  многих случаях они, по всей вероятности, станут тяготеть к 'холодному миру', который, как предостерегал Борис Ельцин, может в будущем возникнуть во взаимоотношениях между Россией и Западом. Иные межцивилизационные отношения, возможно, будут напоминать состояние 'холодной войны'. Термин la guerra fria принадлежит испанцам тринадцатого века, этим выражением они характеризовали свое 'беспокойное сосуществование' с мусульманами в Средиземноморье; в 1990-х годах многие сочли, что между исламом и Западом вновь разворачивается 'цивилизационная холодная война' [1]. В мире цивилизаций не только это явление характеризуется данным термином. Холодный мир, 'холодная война', торговая война, квази-война, неустойчивый мир, напряженные отношения, острое соперничество, конкурентное сосуществование, гонка вооружений - в подобных выражениях с наибольшей вероятностью описываются взаимоотношения между объектами, относящимися к различным цивилизациям. Доверие и дружба встречаются редко.
  
  Межцивилизационный конфликт принимает две формы. На локальном (или микроуровне) возникают конфликты по линии разлома: между соседними государствами, принадлежащими к различным цивилизациям, внутри одного государства между группами из разных цивилизаций и между группами, которые, как в бывшем Советском Союзе и Югославии, пытаются создать новые государства на обломках прежних. Конфликты по линиям разлома особенно часто возникают между мусульманами и немусульманами. Причины конфликтов, а также их природа и динамика рассмотрены в главах 10 и 11. На глобальном, или макро-, уровне, возникают конфликты между стержневыми государствами - между основными государствами, принадлежащими к различным цивилизациям. В этих конфликтах проявляются классические проблемы международной политики, среди которых:
  
  325
  
  1. Оказание влияния на формирование глобальных процессов и на действия мировых международных организаций, таких как ООН, МВФ и Всемирный банк;
  
  2. Уровень военной мощи, что проявляется в таких спорных вопросах, как нераспространение и контроль над вооружениями, а также в гонке вооружений;
  
  3. Экономическое могущество и благосостояние, что находит свое отражение в разногласиях по вопросам торговли, вложения капиталов и пр.;
  
  4. Конфликты из-за людей, к которым относятся стремление государства одной цивилизации защитить своих соплеменников в другой цивилизации, проведение им в отношении людей, принадлежащих к другой цивилизации, дискриминационной политики или применение мер, направленных на вытеснение указанной группы со своей территории;
  
  5. Моральные ценности и культура: конфликты в этой области возникают тогда, когда государство навязывает собственные ценности людям, принадлежащим другой цивилизации;
  
  6 Территориальные споры, во время которых стержневые государства, превращаясь в 'прифронтовые', участвуют в конфликтах по линиям разлома.
  
  Разумеется, эти спорные вопросы на протяжении всей истории служат источником конфликтов между людьми Однако когда в конфликт вовлечены государства, принадлежащие к различным цивилизациям, культурные различия только обостряют его. В своем соперничестве стержневые страны стремятся сплотить цивилизационные когорты, заручиться поддержкой стран третьих цивилизаций, усугубить внутренний раскол и способствовать отступничеству в противостоящих цивилизациях; для достижения своих целей они прибегают к целому комплексу разнообразных дипломатических, политических, экономических действий и тайных акций, а также к использованию
  
  326
  
  пропагандистских приманок и средств принуждения. Тем не менее маловероятно применение стержневыми странами непосредственно друг против друга вооруженных сил, за исключением ситуаций наподобие тех, что сложились на Ближнем Востоке и на полуострове Индостан, где границы между такими государствами проходят вдоль линии цивилизационного разлома. В иных случаях война между стержневыми государствами, по всей вероятности, возможна только при двух обстоятельствах. Во-первых, при эскалации конфликта на линии разлома между локальными группами, когда для поддержания местных воюющих сторон происходит сплочение родственных групп, включая и стержневые государства. Однако для стержневых государств, принадлежащих к противостоящим цивилизациям, подобная перспектива развития событий является важнейшим стимулом сдерживания или мирного разрешения конфликтов по линии разлома.
  
  Во-вторых, война стержневых стран может стать результатом изменений в мировом балансе сил между цивилизациями. Именно растущее могущество Афин в древнегреческой цивилизации, по утверждению Фукидида, привело к Пелопоннесской войне. Сходным образом история западной цивилизации являет собой пример 'войн за гегемонию' между державами, переживавшими расцвет и упадок. В какой степени сходные факторы разжигают конфликт между стержневыми странами различных цивилизаций, находящимися на подъеме или в стадии упадка, зависит отчасти от того, какая форма приспособления к возвышению нового государства является предпочтительной для этих цивилизаций - силовое противодействие или 'подстраивание' под победителя. Возможно, переход на сторону победителя более характерен для азиатских цивилизаций, а подъем китайской державы может породить стремление государств иных цивилизаций, таких как США, Индия и Россия, сбалансировать этот процесс. История За-
  
  327
  
  пада не знала войн за гегемонию между Великобританией и Соединенными Штатами Америки, и, по-видимому, мирный сдвиг от Pax Britannica к Pax Americana в значительной мере произошел благодаря близкому культурному родству двух обществ. Отсутствие подобного родства при изменении баланса сил между Западом и Китаем не делает вооруженный конфликт неизбежным, но увеличивает вероятность его возникновения. Динамизм ислама представляет собой постоянный источник многих относительно локальных войн по линиям разлома; а возвышение Китая - потенциальный источник крупной межцивилизационной войны между стержневыми странами.
  ИСЛАМ И ЗАПАД
  
  Некоторые представители Запада, в том числе и президент Билл Клинтон, утверждали, что у Запада противоречия не с исламом вообще, а только с непримиримыми исламскими экстремистами. Четырнадцать веков истории свидетельствуют об обратном. Отношения между исламом и христианством - как православием, так и католичеством во всех его формах, - часто складывались весьма бурно. Каждый был для другого Иным. По сравнению с продолжительными и глубоко конфликтными отношениями между исламом и христианством конфликт двадцатого века между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом является всего-навсего быстротечным, даже поверхностным историческим феноменом. Временами преобладало мирное сосуществование; много чаще отношения выливались в открытое соперничество и накалялись до различной степени 'горячей' войны. Как отмечает Джон Эспозито, 'динамика истории... зачастую ставила эти общества в положение соперников и временами сталкивала в смертельной схватке за
  
  328
  
  власть, землю и души' [2] На протяжении веков судьбы двух религий испытывали взлеты и падения в череде грандиозных всплесков, затишья и ответных приливов
  
  Первоначальная арабо-исламская экспансия, происходившая с начала седьмого века до середины восьмого, установила господство мусульман в Северной Африке, на Иберийском полуострове, на Среднем и Ближнем Востоке, в Персии и Северной Индии Приблизительно на два века границы, разделявшие ислам и христианство, стабилизировалась Затем, в конце одиннадцатого века, христиане вновь обрели контроль над западным Средиземноморьем, завоевали Сицилию и захватили Толедо В 1095 году начались крестовые походы, и на протяжении полутора столетий христианские государи пытались, с убывающим успехом, установить христианское правление в Святой земле и в примыкающих областях Ближнего Востока, пока в 1291 году не потеряли Акру, свой последний оплот Тем временем на сцене появились турки-османы Сначала они ослабили Византию, а затем завоевали большую часть Балканского полуострова, а также Северной Африки, в 1453 году захватили Константинополь, а в 1529 году - Вену 'Почти тысячу лет, - отмечает Бернард Льюис, - с первой высадки мавров в Испании и вплоть до второй осады турками Вены, Европа находилась под постоянной угрозой со стороны ислама' [3] Ислам является единственной цивилизацией, которая ставила под сомнение выживание Запада, причем случалось это по меньшей мере дважды
  
  К пятнадцатому веку, однако, прилив сменился отливом Постепенно христиане вернули себе Иберийский полуостров, выполнив эту задачу в 1492 году у стен Гранады Тем временем развитие навигации позволило португальцам, а затем и другим европейцам обогнуть исконно мусульманские земли, проникнуть в Индийский океан и даже достичь Китая Одновременно русские покончили с двухсотлетним монголо-татарским владычеством В последую-
  
  329
  
  343
  
  Штаты и Советский Союз друг против друга в 'холодной войне'. За редкими исключениями, ни одна из супердержав не убивала целенаправленно граждан или даже военнослужащих стороны противника. В квази-войне подобное происходит постоянно.
  
  Американские лидеры утверждают, что мусульмане-террористы, вовлеченные в квази-войну, составляют меньшинство по сравнению с умеренным большинством. Возможно, так и есть, но доказательств этому заявлению недостаточно. В мусульманских странах молчаливо одобряют любые акты насилия, направленные против Запада. Мусульманские правительства, даже бункерные, дружественные Западу и зависимые от него, поразительно сдержанны, когда дело доходит до осуждения террористических актов против Запада. С другой стороны, европейские правительства и народы широко поддерживают и редко критикуют те шаги, которые предпринимают США в отношении мусульманских противников, что удивительным образом контрастирует с энергичным сопротивлением, которое они во время 'холодной войны' оказывали действиям американцем, направленным против Советского Союза и коммунизма. В цивилизационных конфликтах, в отличие от идеологических, родич стоит плечом к плечу с родичем.
  
  Основная проблема Запада - вовсе не исламский фундаментализм. Это - ислам, иная цивилизация, народы которой убеждены в превосходстве своей культуры и которых терзает мысль о неполноценности их могущества. Для ислама проблема - вовсе не ЦРУ и не министерство обороны США. Это - Запад, иная цивилизация, народы которой убеждены во всемирном, универсалистском характере своей культуры и которые верят, что их превосходящая прочих, пусть и клонящаяся к упадку мощь возлагает на них обязательство распространять свою культуру по всему миру. Вот главные компоненты того топлива, которое подпитывает огонь конфликта между исламом и Западом.
  
  344
  АЗИЯ, КИТАЙ И АМЕРИКА. КОТЕЛ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Экономические изменения в Азии, особенно в Восточной, представляют собой наиболее важные события, произошедшие в мире во второй половине двадцатого века К 1990-м годам этот экономический подъем породил экономическую эйфорию среди многих наблюдателей, которые рассматривали Восточную Азию и весь Тихоокеанский регион как постоянно расширяющуюся торговую сеть, которая должна бы гарантировать мир и гармонию среди государств. Это оптимизм основывался на крайне сомнительном допущении, будто торговый взаимообмен неизменно является гарантом мира. Однако данный пример вовсе не тот случай. Экономический рост порождает политическую нестабильность внутри стран, а также и в отношениях между ними, изменяя сложившийся между странами и регионами баланс сил. Экономический обмен способствуют взаимным контактам народов, но далеко не всегда способствует согласию. Из истории известно, что чаще он усугублял различия между народами и порождал взаимные опасения. Торговля, как и прибыль, является источником конфликта При сохранении прежнего жизненного уклада Азия экономического расцвета породит Азию политической тени, Азию нестабильности и конфликта.
  
  Экономическое развитие Азии и растущая уверенность азиатских государств в своих силах подрывают международную политику по меньшей мере в трех отношениях. Во-первых, экономическое развитие позволяет азиатским странам наращивать свою военную мощь, повышает неуверенность относительно будущих взаимоотношений между этими странами и снова выдвигает на передний план проблемы и вопросы соперничества, которые оказались загнаны вглубь во время 'холодной войны'; таким образом, по-
  
  345
  
  вышается вероятность конфликта и возрастает нестабильность в регионе. Во-вторых, экономическое развитие усиливает напряженность в конфликтах между азиатскими странами и Западом, главным образом - США, и повышает способность азиатских стран добиваться своего в этой борьбе. В-третьих, экономический подъем в самом крупном в Азии государстве усиливает китайское влияние в регионе и увеличивает вероятность того, что Китай вновь станет претендовать на свою традиционную гегемонию в Восточной Азии, вынуждая другие страны либо 'подстроиться' к победителю, либо 'балансировать', то есть пытаться скомпенсировать китайское влияние.
  
  На протяжении нескольких веков западного доминирования международные отношения, которые только и принимались в расчет, представляли собой игру Запада - ее разыгрывали ведущие западные государства, которых в некоторой степени дополняла Россия с восемнадцатого века, а затем в двадцатом веке - Япония. Основной ареной конфликта и сотрудничества великих держав была Европа, и даже на протяжении 'холодной войны' главная линия противостояния сверхдержав проходила по центру Европы В мире после 'холодной войны' зоной событий становится Азия, в особенности - Восточная Азия. Азия представляет собой котел цивилизаций. В одной только Восточной Азии расположены страны, принадлежащие к шести цивилизациям - японской, китайской, православной, буддистской, мусульманской и западной, - а с учетом Южной Азии к ним прибавляется еще и индийская. Стержневые страны четырех цивилизаций - Япония, Китай, Россия и США - являются главными действующими лицами в Восточной Азии; Южная Азия дает еще и Индию; а Индонезия представляет собой находящееся на подъеме мусульманское государство. Вдобавок в Восточной Азии есть несколько стран среднего уровня, чье экономическое влияние возрастает; к ним можно отнести, например, Южную Корею и Малайзию плюс потенциально сильный Вьетнам. В результате
  
  346
  
  349
  
  Экономический динамизм, территориальные споры, воскресшее соперничество и политическая неопределенность послужили причинами существенного роста в 1980-х и 1990-х годах военных бюджетов стран Восточной Азии и наращивания военного потенциала. Используя свое ново-обретенное богатство и - что характерно для целого ряда случаев - хорошо образованное население, правительства Восточной Азии взяли курс на замену больших, плохо оснащенных 'крестьянских' армий меньшими по численности и более профессионально подготовленными, оснащенными современной техникой вооруженными силами Испытывая растущие сомнения в отношении политики США в Восточной Азии, страны региона все большие надежды возлагают на свою военную мощь. Хотя государства Восточной Азии продолжали импортировать значительные объемы вооружений из Европы, Соединенных Штатов и бывшего Советского Союза, предпочтение они отдавали импорту технологий, которые позволяли им производить у себя такие сложные системы вооружений, как самолеты и ракеты, а также электронное оборудование. Япония, синские страны - Китай, Тайвань, Сингапур - и Южная Корея обладают современной военной промышленностью, которая продолжает развиваться. Упор они сделали на военное планирование и на воздушную и морскую военную мощь, что обусловлено приморским географическим положением Восточной Азии. В результате государства, которые в прошлом не имели военного потенциала для борьбы друг с другом, обретают для оного все большие возможности. Эти военные приготовления отличались малой прозрачностью и, следовательно, способствовали росту подозрительности и неуверенности [21]. В ситуации, когда отношения между странами то и дело меняются, каждое правительство задается неизбежным и закономерным вопросом: 'Кто через десять лет будет моим врагом и кто, если таковой найдется, будет моим другом5'.
  
  350
  АЗИАТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ХОЛОДНЫЕ ВОЙНЫ
  
  Во второй половине 1980-х годов и в начале 1990-х годов в отношениях между Соединенными Штатами Америки и азиатскими странами, если не говорить о Вьетнаме, все в большей степени нарастал антагонизм, и США все реже удавалось брать верх в этих конфликтах. Особенно эти тенденции были заметны в отношениях с ведущими государствами Восточной Азии, и американские взаимоотношения с Китаем и Японией развивались аналогичным образом. Американцы, с одной стороны, и китайцы и японцы, с другой, говорили о том, что между их странами развертываются холодные войны [22]. Эти совпавшие по времени тенденции возникли при администрации Буша и ускорились при Клинтоне. К середине 1990-х годов отношения США с двумя основными азиатскими странами в лучшем случае можно было описать как 'натянутые', а перспективы с точки зрения ослабления напряженности казались весьма слабыми*.
  
  * Следует заметить, что, по крайней мере в США, существует терминологическая путаница относительно межгосударственных отношений. 'Хорошими' считаются отношения сотрудничества, дружественные; 'плохие' отношения - враждебные, антагонистические. Подобное употребление терминов соединяет в себе два в высшей степени различных аспекта: дружественные отношения против враждебных и желательность их или нежелательность Это обстоятельство отражает исключительно американское допущение, что гармония в международных отношениях - всегда хорошо, а конфликт - всегда плохо Отождествление хороших отношений с дружественными, однако, обосновано только в том случае, если конфликт не является желательным. Большинство американцев полагает 'хорошим', что администрация Буша превратила отношения США с Ираком в 'плохие', вступив в войну за Кувейт. Чтобы избежать путаницы, означает ли слово 'хорошие' желательные или гармоничные отношения, а слово 'плохие' - нежелательные или враждебные, я буду употреблять 'хорошие' и 'плохие' исключительно в смысле желательных и нежелательных. Примечательно, хотя это и озадачивает, что американцы приветствуют в американском обществе конкуренцию мнений, групп, партий, ветвей государственной власти, фирм. Почему американцы убеждены, что конфликт в их собственной стране - хорошо, и тем не менее считают, что плохо, если конфликт имеет место между странами? Вот интереснейший вопрос, который, насколько мне известно, всерьез никто не изучал.
  
  351
  
  В начале 1990-х годов японо-американские отношения начали все больше и больше накаляться, разногласия касались широкого круга вопросов, в том числе и роли Японии в войне в Персидском заливе, американского военного присутствия в Японии, японской позиции относительно проводимой американцами политики по вопросу о правах человека в Китае и других странах, участию Японии в деятельности по поддержанию мира; что самое важное, споры затрагивали экономические отношения, особенно в области торговли. Банальностью стали ссылки на торговые войны [23]. Американские официальные лица, особенно в администрации Клинтона, настойчиво требовали все больших и больших уступок от Японии; японские чиновники все более и более упорно сопротивлялись выдвигаемым требованиям. Каждый японо-американский торговый спор сопровождался все большим числом взаимных обвинений и оказывался еще труднее для разрешения, чем предыдущий. В марте 1994 года, например, президент Клинтон подписал распоряжение, дающее ему право применять более строгие торговые санкции к Японии, что вызвало возражения не только у японцев, но и у главы ГАТТ (Генерального соглашения по тарифам и торговле), ведущей мировой торговой организации. Несколько позже японцы ответили 'яростной атакой' на политику США, и вскоре после этого США 'официально обвинили Японию' в дискриминации американских компаний, которым были предоставлены правительственные контракты. Весной 1995 года администрация
  
  352
  
  364
  
  что к 1990-м годам все страны Восточной Азии полагали, что они имеют гораздо больше общего с соседями, чем с США.
  
  Таким образом, в конце 'холодной войны' углубляющиеся контакты между Азией и Америкой и относительный спад американского могущества сделали явным столкновение культур и дали восточно-азиатским странам возможность противостоять американскому нажиму. В результате подъема Китая США оказались перед лицом более фундаментального вызова. Американские противоречия с Китаем охватывают более широкий спектр вопросов, чем в случае с Японией, в том числе экономические вопросы, права человека, ситуацию в Тибете, проблемы Тайваня и Южно-Китайского моря и распространение оружия. Почти по всем основным политическим проблемам у США и Китая нет общих взглядов. Однако противоречия между США и Китаем также включают в себя и более фундаментальные вопросы. Китай не желает принимать американское главенство; США не желают принимать китайскую гегемонию в Азии. На протяжении более чем двухсот лет США старались предотвратить появление в Европе страны, занимающей чрезмерно доминирующее положение. На протяжении почти ста лет, начиная с политики 'открытых дверей' в отношении Китая, они пытались осуществить то же самое в Восточной Азии. Для достижения поставленных целей США приняли участие в двух мировых войнах и в 'холодной войне' против имперской Германии, нацистской Германии, имперской Японии, Советского Союза и коммунистического Китая. Заинтересованность Америки в этом вопросе остается на повестке дня, и она была вновь подтверждена президентами Рейганом и Бушем. Пробуждение Китая как доминирующей региональной силы в Восточной Азии бросает вызов американским интересам. Подоплека конфликта между Америкой и Китаем заключается в кардинальном отличии их позиций относительно того, каким должен быть баланс сил в Восточной Азии.
  
  365
  КИТАЙСКАЯ ГЕГЕМОНИЯ-БАЛАНСИРОВАНИЕ И 'ПОДСТРАИВАНИЕ'
  
  В начале двадцать первого века развитие межгосударственных отношений в Восточной Азии, где насчитывается шесть цивилизаций и восемнадцать стран, где быстрыми темпами развивается экономика, а между странами существуют коренные политические, экономические и социальные различия, может пойти по любому из нескольких вариантов. Понятно, что в крайне сложный комплекс отношений могут оказаться вовлеченными большинство ведущих и средних государств региона. Или появится одно ведущее государство, и тогда может сформироваться многополюсная международная система, когда между собой конкурировали бы и уравновешивали бы друг друга Китай, Япония, США, Россия и, возможно, Индия. В качестве альтернативы, Восточная Азия может надолго превратиться а арену биполярного состязания между Китаем и Японией или между Китаем и США, в то время как другие страны будут вступать в союзы с той или с другой стороной или придерживаться курса на неприсоединение. Или же, что очевидно, восточно-азиатская политика может вернуться к своей традиционной однополярной картине, где в центре иерархического распределения сил будет находиться Пекин. Если в двадцать первом столетии Китай сохранит свой высокий уровень экономического роста, не утратит единства в пост-сяопиновскую эру и не будет связан борьбой за престолонаследие, весьма вероятно, что он попытается реализовать последний из указанных вариантов. Удастся ли ему преуспеть, будет зависеть от действий других игроков на политической шахматной доске.
  
  История Китая, его культура, обычаи, размеры, динамизм экономики и самопредставление - все это побуждает Китай занять гегемонистскую позицию в Восточной
  
  366
  
  Азии. Эта цель - естественный результат быстрого экономического развития. Все остальные великие державы, Великобритания и Франция, Германия и Япония, США и Советский Союз, проходили через внешнюю экспансию, утверждение своих притязаний и империализм, совпадающий по времени с годами, когда шла быстрая индустриализация и экономический рост, или сразу после этого этапа. Нет оснований полагать, что обретение экономической и военной мощи не окажет такое же влияние на Китай. На протяжении двух тысяч лет Китай являлся исключительной силой в Восточной Азии. Теперь китайцы все в большей степени заявляют о своих намерениях вновь обрести эту историческую роль и положить конец слишком долгому периоду унижений и зависимости от Запада и Японии, который начался с навязанного Великобританией в 1842 году Нанкинского договора.
  
  В конце 1980-х годов Китай начал превращать свои растущие экономические ресурсы в военную мощь и в политическое влияние. Если экономическое развитие продолжится, то процесс превращения примет значительные размеры. В соответствии с официальными цифрами, на протяжении большей части 1980-х годов китайские военные расходы уменьшались. Однако в период между 1988 и 1993 годом военные расходы выросли на 50 процентов в реальном выражении. На 1995 год был запланирован рост в 21 процент. Оценки китайских военных расходов на 1993 год разнятся в пределах от приблизительно 22 млрд долларов до 37 млрд долларов по официальным курсам валют и доходят до 90 млрд долларов по паритету покупательной способности. В конце 1980-х годов Китай заново сформулировал свою военную стратегию, перейдя от концепции обороны в большой войне с Советским Союзом к региональной стратегии, в которой особое значение придается перспективной оценке сил. В соответствии с этой сменой акцентов Китай начал развивать свои военно-морские возможности, приобретать современные боевые самолеты дальнего радиуса действия,
  
  367
  
  382
  
  экономики, в Китае все выше становится уровень благосостояния, экономический рост порождает динамичную буржуазию и быстро растущий средний класс, а также приводит к сосредоточению экономической власти вне правительственного контроля. Помимо того, через торговлю, капиталовложения и образование китайский народ оказывается 'вовлечен' во внешний мир. Все эти процессы создают социальный базис для движения к политическому плюрализму.
  
  Предпосылкой для политической открытости обычно является приход к власти реформистских элементов внутри авторитарной системы. Случится ли подобное в Китае? Вероятно, при первом преемнике Сяопина этого не будет, но уже при втором вероятность повышается. По всей видимости, новый век станет свидетелем возникновения на юге Китая групп, которые будут ставить перед собой политические цели и которые если не по названию, то фактически окажутся зародышами политических партий. Вероятно, такие группы будут иметь тесные связи с китайцами на Тайване, в Гонконге и Сингапуре и пользоваться их поддержкой. Если в южном Китае появятся подобные движения и если в Пекине власть окажется в руках фракции реформаторов, то в стране, возможно, произойдут политические перемены. Демократизация могла бы вдохновить политиков на националистические лозунги, что повысит вероятность войны, хотя в перспективе стабильная плюралистическая система в Китае, вероятнее всего, смягчит его отношения с другими странами.
  
  Возможно, как и предполагал Фридберг, прошлое Европы есть будущее для Азии. Более вероятно, что прошлое Азии окажется будущим для Азии. Выбор таков: либо баланс сил ценой конфликта, либо мир, залог которого - гегемония одной страны. Западные государства могли выбирать между конфликтом и балансом. История, культура и реалии власти со всей определенностью подводят к предположению, что Азии предстоит сделать выбор в пользу мира
  
  383
  
  и гегемонии. Эра, которая началась с приходом Запада в 1840-х и в 1850-х годах, подходит к концу, Китай вновь занимает свое место регионального гегемона, а Восток начинает играть подобающую ему роль.
  ЦИВИЛИЗАЦИИ И СТЕРЖНЕВЫЕ СТРАНЫ: СКЛАДЫВАЮЩИЕСЯ СОЮЗЫ
  
  После 'холодной войны' сложился многополюсный, полицивилизационный мир, в котором нет того всеохватного, господствующего во всех сферах раскола, что существовал в прежние годы. Однако до тех пор, пока продолжаются мусульманский демографический рост и азиатский экономический подъем, конфликты между Западом и цивилизациями-претендентами будут иметь в глобальной политике куда более важное значение, чем другие линии раскола. Весьма вероятно, правительства мусульманских стран и дальше будут все менее и менее дружественными Западу, а между исламскими группировками и западными государствами будут происходить стычки - временами, возможно, весьма ожесточенные. Отношения между США, с одной стороны, и Китаем, Японией и другими азиатскими странам будут носить весьма конфликтный характер, и попытка Соединенных Штатов Америки оспорить возвышение Китая как державы-гегемона в Азии может привести к крупномасштабной войне.
  
  В таких условиях взаимосвязь конфуцианского и исламского миров будет, вероятно, расширяться и углубляться. Центральным моментом их взаимодействия являлось сотрудничество мусульманских и синских стран, занимавших противоположные Западу позиции по вопросам распространения вооружений, прав человека и т. д. По своей сути весьма тесными являлись взаимоотношения между Пакистаном, Ираном и Китаем, которые выкристаллизовались в
  
  384
  
  начале 1990-х годов после визитов президента Ян Шанькуня в Иран и Пакистан и президента Рафсанджани в Пакистан и Китай. Эти визиты 'указали на возникновение зачаточного союза между Пакистаном, Ираном и Китаем'. В Исламабаде, направляясь в Китай, Рафсанджани заявил, что между Ираном и Пакистаном существует 'стратегический союз' и что нападение на Пакистан будет рассматриваться как нападение на Иран. Подтверждая этот курс, в октябре 1993 года, сразу после своего вступления в должность премьер-министра, Иран и Китай посетила с визитом Беназир Бхутто. Сотрудничество между тремя странами включало регулярные обмены государственными и военными делегациями, визиты политических деятелей и объединение усилий в гражданской и военной сферах, в том числе и в области оборонных технологий, не говоря уже о поставках Китаем оружия другим странам. Развитие этих взаимоотношений было решительно поддержано в Пакистане теми, кто склонялся во внешней политике к курсу 'независимости' и 'мусульманства', теми, кто ожидал возникновения 'оси Тегеран-Исламабад-Пекин', в то время как в Тегеране были убеждены, что 'особенный характер современного мира' требует 'тесного и последовательного сотрудничества' между Ираном, Китаем, Пакистаном и Казахстаном. К середине 1990-х годов возникло нечто вроде союза де-факто, корни которого уходили в противостояние Западу, озабоченность отношениями с Индией и стремление противостоять турецкому и российскому влиянию в Средней Азии [43].
  
  Какова вероятность того, что эти три страны станут ядром более широкой группировки, в которую будут вовлечены другие мусульманские и азиатские страны? Неформальный 'конфуцианско-исламский альянс', как утверждал Грэм Фуллер, 'мог бы обрести реальность не только потому, что учения Мухаммеда и Конфуция анти-западны по сути, но и потому, что эти культуры предлагают средство реализации недовольства, за которое отчасти несет ответственность Запад, - Запад, чье политическое,
  
  38S
  
  394
  
  Очевидно, что при противостоянии если и не широкому конфуцианско-исламскому альянсу, то, по меньшей мере, союзу Китай-Пакистан, в интересах Индии сохранять ее тесные взаимоотношения с Россией и оставаться основным покупателем российской военной техники. В середине 1990-х годов Индия закупала у России почти все основные виды вооружений, включая авианосец и криогенную ракетную технологию, что повлекло за собой санкции со стороны США. Помимо распространения вооружений, между Индией и США существуют и другие спорные проблемы, среди которых - соблюдение прав человека, Кашмир и либерализация экономики. Со временем, однако, охлаждение американо-пакистанских отношений и общая заинтересованность в сдерживании Китая, весьма вероятно, сблизят Индию и США. Распространение индийской мощи на Южную Азию не может повредить американским интересам, но могло бы послужить им.
  
  Взаимоотношения между цивилизациями и их стержневыми государствами являются сложными, нередко двойственными и подвержены изменениям. Формируя свои взаимоотношения со странами, принадлежащими другой цивилизации, большинство государств, как правило, следуют примеру стержневой страны своей цивилизации. Но так будет не всегда, и, разумеется, не у всех стран одной цивилизации сложатся идентичные отношения со всеми странами другой цивилизации. Общие интересы, обычно наличие общего врага в третьей цивилизации, могут рождать сотрудничество между странами, принадлежащими к разным цивилизациям. Понятно, что в рамках одной цивилизации, особенно внутри исламской, также случаются и конфликты. Кроме того, взаимоотношения между группами, располагающимися у линий разлома, могут существенно отличаться от отношений между стержневыми государствами тех же цивилизаций. Тем не менее общие тенденции вполне очевидны, и можно сделать достаточно правдоподобные предположения о том, какие складывают-
  
  395
  
  Рисунок 9.1. Глобальная политика цивилизаций: складывающиеся союзы
  
  ся союзы между цивилизациями и стержневыми странами и какие между ними возникают антагонизмы. Выводы см. на рис. 9.1. Относительно простая двухполюсная картина 'холодной войны' уступает место намного более сложным отношениям в многополюсном, полицивилизационном мире.
  
  ГЛАВА 10. ОТ ВОЙН ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА К ВОЙНАМ ПО ЛИНИИ РАЗЛОМА
  ВОЙНЫ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА: АФГАНИСТАН И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ
  
  'La premiere guerre civilisationnelle' - так известный марокканский ученый Махди Эльманджра назвал шедшую в Персидском заливе войну [1]. На самом деле она была второй. Первая - это советско-афганская война 1979-1989 годов. Обе войны начались с непосредственного вторжения одной страны в другую, но трансформировались в войны цивилизаций и именно в таком качестве получили новое определение. В сущности, они представляли собой войны переходного периода - периода перехода к эпохе, когда будут преобладать этнические конфликты и войны по линиям разлома между группами из различных цивилизаций.
  
  Афганская война начиналась как попытка Советского Союза поддержать режим-сателлит. Она превратилась в войну эпохи 'холодной войны', когда последовал решительный ответ США, которые организовали, субсидировали и вооружили афганских мятежников, оказывавших сопротивление советским войскам. Для американцев в поражении Советов нашла подтверждение доктрина Рейгана о поощрении вооруженного сопротивления коммунистическим режимам, и США ощутили уверенность от унижения Советов, сравнимого с тем, какое американцы испытали во
  
  397
  
  Вьетнаме. Последствия этого поражения сказались на всем советском обществе и на его политическом истеблишменте и сыграли значительную роль в дезинтеграции Советской империи. Для американцев и для людей Запада вообще Афганистан был окончательной, решающей победой в 'холодной войне', ее своеобразным Ватерлоо.
  
  Однако для тех, кто сражался с Советами, афганская война была не просто Ватерлоо. Как отметил один западный ученый, эта война показала 'первый пример успешного сопротивления иностранной державе, основанного ни на националистических, ни на социалистических принципах' [2], но на исламских принципах; сопротивления, представлявшего собой джихад и придавшего уверенности исламу. Воздействие афганской войны на исламский мир оказалось сравнимо с тем влиянием, которое оказало на восточный мир поражение, нанесенное японцами России в 1905 году. То, что Запад полагал победой свободного мира, мусульмане рассматривали как победу ислама.
  
  Без американских долларов и ракет не было бы поражения Советов. Однако другим решающим фактором оказалась объединенная борьба ислама, когда целый ряд правительств и различных групп соперничали друг с другом, стремясь одержать победу, которая послужила бы их интересам. Со стороны мусульман финансовую поддержку войны осуществляла главным образом Саудовская Аравия. В период между 1984-м и 1986 годами саудовцы выделили для движения сопротивления 525 млн. долларов США; в 1989 году они согласились восполнить 61% от 715 млн. долларов, или 436 млн. долларов, с тем, чтобы оставшуюся часть суммы дали США. В 1993 году они предоставили афганскому правительству 193 млн. долларов. Общая сумма средств, которые они выделили в ходе войны, превышала 3 млрд. долларов, а возможно, была даже больше. Для сравнения: США потратили на эти цели 3,3 млрд. долларов. Во время войны в боевых действиях участвовало около 25 000 добровольцев из других исламских стран, главным
  
  398
  
  407
  
  тельствами эмиратов, чья безопасность зависит от западной военной мощи, или независимыми антизападными режимами, которые в состоянии воспользоваться 'нефтяным оружием' против Запада? Запад потерпел неудачу в свержении Саддама Хусейна, но добился определенного успеха, продемонстрировав зависимость безопасности государств Персидского залива от себя и увеличив свое военное присутствие в районе Персидского залива. До войны за влияние в этом регионе соперничали Иран, Ирак, Совет стран Персидского залива и США. После войны Персидский залив превратился в 'американское озеро'.
  ОСОБЕННОСТИ ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  
  Во все эпохи и во всех цивилизациях самыми распространенными были войны между кланами, племенами, этническими группами, религиозными общинами и народами; причины таких войн коренятся в несхожести людей между собой. Обычно эти столкновения носят локальный характер, то есть не затрагивают более широкие идеологические или политические вопросы или непосредственные интересы не участвующих в конфликте сторон, хотя и могут вызывать гуманитарные проблемы у стоящих в стороне от конфликта групп Для них также свойственны ожесточенность и кровопролитность, поскольку на кону - фундаментальные вопросы идентичности. Вдобавок все подобные конфликты продолжительны; их могут приостановить перемирия или соглашения, но последние обычно нарушаются? и конфликт возобновляется. С другой стороны, решающая военная победа одного из участников гражданской войны увеличивает вероятность геноцида [19].
  
  Конфликты по линиям разлома - национально-религиозные, или межобщинные, конфликты между государствами или группами государств, принадлежащими к различным
  
  408
  
  цивилизациям. Войны по линиям разлома - конфликты, которые переросли в насильственные действия. Подобные войны могут происходить между государствами, между неправительственными группировками и между государствами и неправительственными группами. В конфликты по линиям разлома в пределах одной страны могут быть вовлечены группы, которые расположены в географически удаленных районах; в этом случае группировка, которая не контролирует правительство, обычно сражается за независимость и на что-то меньшее либо готова согласиться, либо нет. В конфликты по линиям разлома в пределах одной страны могут также быть втянуты и группы, которые географически перемешаны. В этом случае постоянная напряженность отношений время от времени взрывается насилием, как то происходит с индусами и мусульманами в Индии и с мусульманами и китайцами в Малайзии; возможна и полномасштабная война - в особенности когда возникают новые государства и устанавливаются их границы, - и тогда народы разделяют насильно, прибегая к крайней жестокости.
  
  Иногда конфликты по линиям разломов представляют собой борьбу за контроль над народом. Гораздо чаще борьба идет за обладание территорией. Целью по меньшей мере одного из участников конфликта является завоевание территории и освобождение ее от другого народа путем изгнания или физического уничтожения, или и того и другого вместе, что представляет собой 'этническую чистку' Такие конфликты обычно принимают самые отвратительные формы, и обе стороны оказываются причастны к массовым убийствам, террору и пыткам. Являющаяся объектом спора территория часто рассматривается одной или обеими сторонами как крайне важный символ их истории и идентичности, как некая священная земля, на которую они имеют незыблемое право; Западный берег реки Иордан, Кашмир, Нагорный Карабах, долина Дрины, Косово.
  
  Как правило, войнам по линиям разломов присущи некоторые, но не все черты особенности национально-религи-
  
  409
  
  озных войн. Они являются затянувшимися конфликтами. Когда такие войны происходят внутри государств, то длятся они в среднем в шесть раз дольше, чем войны между государствами. Затрагивая существенные вопросы групповой идентичности и власти, они с большим трудом поддаются разрешению посредством переговоров и компромиссов. Если соглашение достигнуто, часто случается так, что его подписывают не все группы с обеих сторон конфликта, и обычно этому соглашению следуют недолго. Войны по линиям разломов являются войнами переменного характера: они могут взорваться акциями массового насилия и затем угаснуть до вялотекущих боевых действий или вылиться в угрюмую враждебность только для того, чтобы полыхнуть вновь. Костры общинной идентичности и ненависти редко затухают полностью, если не считать случаев геноцида. Так как войны по линиям разломов, подобно другим межобщинным войнам, имеют затянувшийся характер, следствием этого обычно является большое число погибших и беженцев. К оценкам численности тех и других следует подходить с осторожностью, но признанные цифры для погибших в идущих в настоящее время войнах по линиям разломов в начале 1990-х годов таковы: 50 000 чел. на Филиппинах, 50 000-100 000 чел. на Шри-Ланке, 20 000 чел. в Кашмире, 500 000-1,5 млн. чел. в Судане, 100 000 чел. в Таджикистане, 50 000 чел. в Хорватии, 50 000-200 000 чел. в Боснии, 30 000-50 000 чел. в Чечне, 100 000 чел. в Тибете, 200 000 чел. в Восточном Тиморе [20]. Численность беженцев в результате всех этих конфликтов в действительности намного больше.
  
  Многие из современных войн представляют собой последний по времени раунд затянувшейся истории кровавых конфликтов, и насилие конца двадцатого века постоянно не дает положить им конец. Вооруженная борьба в Судане, например, вспыхнула в 1956 году, продолжалась до 1972 года, когда заключенное соглашение предоставило Южному Судану некоторую автономию, но в 1983 году
  
  410
  
  война разразилась вновь. Тамильское сопротивление на Шри-Ланке началось в 1983 году; мирные переговоры, призванные прекратить насилие, провалились в 1991 году, но были возобновлены в 1994 году, и в январе 1995 года было достигнуто соглашение о прекращении огня. Однако четыре месяца спустя повстанцы-'тигры' нарушили перемирие и отказались от переговоров о мире, и война приняла еще более ожесточенный характер. Восстание мусульман-моро на Филиппинах вспыхнуло в начале 1970-х годов и пошло на убыль в 1976 году после заключенного соглашения, которое дало некоторое самоуправление отдельным районам на острове Минданао. К 1993 году, однако, вспышки насилия повторялись все чаще и приобретали все больший размах, по мере того как от восставших откалывались различные группы диссидентов, отвергавших усилия по заключению мира. В июле 1995 года российские и чеченские лидеры пришли к соглашению о демилитаризации, призванному положить конец насилию, которое вспыхнуло в декабре предыдущего года. Война ненадолго затихла, но затем возобновилась: чеченцы стали нападать на отдельных российских и пророссийски настроенных лидеров, русские предприняли ответные действия, в январе 1996 года произошел чеченский набег на Дагестан, а затем началось массированное российское наступление.
  
  В то время как войны вдоль линий разлома сходны с другими национально-религиозными войнами по затянувшемуся характеру, высокому уровню насилия и идеологической двойственности, отличаются они в двух аспектах. Во-первых, в межобщинных войнах могут участвовать этнические, религиозные, расовые или языковые группы. Однако поскольку религия является основным определяющим признаком цивилизации, войны вдоль линий разломов почти всегда происходят между людьми, принадлежащими к различным цивилизациям. Некоторые аналитики преуменьшают важность этого фактора. Они обращают внимание, к примеру, на общую этническую принадлежность и
  
  411
  
  412
  
  дипломатическую, финансовую и материальную поддержку - и намного труднее стало этого не делать. Для предоставления подобной помощи развиваются международные сети, и эта помощь намного продлевает конфликт. По меткому выражению Г.Д.С. Гринуэя, основным признаком войн, идущих по линиям разломов, является 'синдром родственных стран' [22]. Более того, даже малые проявления насилия между людьми, принадлежащими к различным цивилизациям, как правило, дают такие результаты и имеют такие далеко идущие последствия, каких не бывает в случаях внутрицивилизационного насилия. Когда в феврале 1995 года в Карачи террористы-сунниты расстреляли молившихся в мечети шиитов, они нарушили закон и создали проблему для Пакистана. Когда ровно год спустя еврейский поселенец убил двадцать девять мусульман, молившихся в Пещере патриархов в Хевроне, он сорвал переговорный процесс на Ближнем Востоке и создал проблему для всего мира.
  СФЕРА РАСПРОСТРАНЕНИЯ: КРОВАВЫЕ ГРАНИНЫ ИСЛАМА
  
  Межобщинные конфликты и войны по линиям разломов являются предметом изучения истории; последняя насчитывает тридцать два этнических конфликта, случившихся во время 'холодной войны', включая войны по линиям разломов - между арабами и израильтянами, индийцами и пакистанцами, суданскими мусульманами и христианами, шриланкийскими буддистами и тамилами, ливанскими шиитами и маронитами. Войны идентичностей составили около половины всех гражданских войн в период 1940-х и 1950-х годов, но на протяжении последующих десятилетий эта доля составила уже около трех четвертей, и сила восстаний, в которых участвовали этнические группы, утроилась
  
  413
  
  за период между началом 1950-х годов и концом 1980-х годов. Поскольку упорное соперничество сверхдержав затмевало эти конфликты, они, не считая отдельных примечательных исключений, привлекали сравнительно мало внимания и зачастую рассматривались сквозь призму 'холодной войны'. По мере того как 'холодная война' близилась к завершению, межобщинные конфликты все более бросались в глаза и, что далеко не бесспорно, стали более распространенными, чем прежде. В истории этнических конфликтов на самом деле наблюдалось нечто очень похожее на 'подъем' [23].
  
  Эти этнические конфликты и войны вдоль линий разломов не были распространены в равной степени среди цивилизаций. Основные конфликты происходили между сербами и хорватами в бывшей Югославии и между буддистами и индусами на Шри-Ланке, в то время как конфликты, сопряженные с меньшим уровнем насилия, отмечались между не-мусульманскими группами в ряде других мест. Однако преобладающее большинство конфликтов по линиям разломов имело место вдоль границы, петлей охватывающей Евразию и Африку, - вдоль границы, которая разделяет мусульман и не-мусульман. В то время как на глобальном, или на макроуровне мировой политики основное столкновение цивилизаций происходит между Западом и остальным миром, на локальном, или на микроуровне, оно происходит между исламом и другими религиями.
  
  Между соседствующими мусульманскими и не-мусульманскими народами - глубокий антагонизм и ожесточенные конфликты В Боснии мусульмане вели кровавую и разрушительную войну с православными сербами и участвовали в вооруженной борьбе с католиками-хорватами. В Косово албанские мусульмане страдают под сербским правлением и сформировали собственное подпольное параллельное правительство, и между двумя группами сохраняется высокая вероятность насилия. Албанское и греческое правительства оказались в ссоре друг с другом,
  
  414
  
  417
  
  2. Газета New York Times привела список из сорока восьми районов, в которых в 1993 году происходило примерно пятьдесят девять этнических конфликтов. В половине из названных мест мусульмане сталкивались с другими мусульманами или с не-мусульманами. В тридцати одном случае из пятидесяти девяти конфликты происходили между группами из различных цивилизаций, и, согласуясь с данными Гурра, две трети (двадцать один) из этих межцивилизационных конфликтов разворачивались между мусульманами и остальными (Таблица 10.2).
  
  3. В исследовании Рут Леджер Сивард показано, что в 1992 году шло двадцать девять войн (таковыми, по определению, считались конфликты, приводившие к гибели 1000 или более человек в год). Девять из двенадцати межцивилизационных конфликтов были между мусульманами и не-мусульманами, и снова мусульмане принимали участие в большем числе войн, чем люди из какой бы то ни было другой цивилизации [24].
  
  Таблица 10.1. Этнополитические конфликты, 1993-1994
  
  
  
  
  Внутрицивилизационные
  
  
  Межцивилизационные
  
  
  Всего
  
  Ислам
  
  
  11
  
  
  15
  
  
  26
  
  Другие
  
  
  19*
  
  
  5
  
  
  24
  
  Всего
  
  
  30
  
  
  20
  
  
  50
  
  * Из которых 10 - племенные конфликты в Африке
  
  Источник Ted Robert Gurr, 'People Against States Ethnopolitical Conflicts and the Changing World System'. International Studies Quarterly, Vol 38 (September 1994)
  
  Я воспользовался классификацией конфликтов по Гурру, за исключением того, что переставил китайско-тибетский конфликт, который он классифицировал как нецивилизационный, в межцивилизационную категорию, поскольку очевидно, что это - столкновение конфуцианских ханьских китайцев и тибетцев-буддистов ламаистского толка.
  
  418
  
  Таблица 10.2. Этнические конфликты, 1993
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Внутрицивилизационные
  
  
  Межцивилизационные
  
  
  Всего
  
  Ислам
  
  
  7
  
  
  21
  
  
  28
  
  Другие
  
  
  21*
  
  
  10
  
  
  31
  
  Всего
  
  
  28
  
  
  31
  
  
  59
  
  * Из которых 10 " племенные конфликты в Африке Источник:. 'New York Times', Feb 7, 1993
  
  Таким образом, эти разные статистические данные приводят к одному и тому же заключению: в начале 1990-х годов мусульмане были вовлечены в большее число актов межгруппового насилия, чем не-мусульмане, и от двух третей до трех четвертей межцивилизационных войн происходило между мусульманами и не-мусульманами. Границы ислама и в самом деле кровавы*.
  
  К выводу о предрасположенности мусульман к насилию в конфликтах подталкивает и степень милитаризма мусульманских государств. В 1980-х годах процентные соотношения вооруженных сил (которые определяются численностью военнослужащих на 1000 человек) и индексы военных усилий (соотношение вооруженных сил с поправкой на национальное богатство страны) в мусульманских странах были существенно выше, чем у других. В христианских странах все с точностью до наоборот. Средние значения соотношений вооруженных сил и индексы военных усилий у мусульманских стран примерно вдвое превышают те же по-
  
  * Ни одно взятое в отдельности утверждение в моей статье, опубликованной в Foreign Affairs, не навлекло на меня больше критических стрел, чем это: 'У ислама - кровавые границы'. Такую оценку я сделал на основе беглого обзора межцивилизационных конфликтов Количественные данные, взятые из любого незаинтересованного источника, убедительно демонстрируют ее обоснованность.
  
  419
  
  казатели христианских стран (Таблица 10.3). 'Вполне очевидно, - заключает Джеймс Пэйн, - что существует прямая связь между исламом и милитаризмом' [25].
  
  Таблица 10.3. Милитаризм мусульманских и христианских стран
  
  Среднее соотношение вооруженных сил
  
  
  Средний индекс военных усилий
  
  Мусульманские страны (п = 25) 11,8
  
  
  17,7
  
  Другие страны (п = 112) 7,1
  
  
  12,3
  
  Христианские страны (п = 57) 5,8
  
  
  8,2
  
  Другие страны (п = 80) 9,5
  
  
  16,9
  
  Источник: James L. Payne Why Nations Arm (Oxford Basil Blackwell, 1989) Мусульманские и христианские страны - это те страны, в которых более чем 80 процентов населения придерживаются определенной религии
  
  Для мусульманских государств также характерна ярко выраженная тенденция прибегать к насилию в международных кризисах; так, из 142 кризисов, в которые были вовлечены мусульманские страны в период между 1928-м и 1979 годами, они воспользовались силой для разрешения 76 из них. В 25 случаях сила была главным средством разрешения кризисной ситуации; в 51 кризисе мусульманские страны использовали насилие в качестве дополнительной меры. Когда мусульманские государства использовали насилие, то степень его была весьма высока: к полномасштабной войне они прибегали в 41% случаев и вступали в крупные столкновения еще в 38% случаев. В то время как мусульманские страны прибегали к насилию в 53,5% кризисов, силовые методы были использованы Соединенным королевством всего лишь в 11,5%, США- в 17,9% и Советским Союзом - в 28,5% кризисов, в которые были вовлечены эти страны. Среди великих держав только у Китая тенденция применять силовые способы разрешения своих споров больше, чем у мусульманских стран: он использовал силу в
  
  420
  
  76,9% кризисов [26]. Мусульманская воинственность и предрасположенность к силовым решениям конфликтов являются реальностью конца двадцатого века, и этого не могут отрицать ни мусульмане, ни не-мусульмане.
  ПРИЧИНЫ: ИСТОРИЯ ДЕМОГРАФИЯ, ПОЛИТИКА
  
  Какими факторами обусловлен всплеск в конце двадцатого века войн вдоль линий разлома и ведущая роль мусульман в таких конфликтах? Во-первых, эти войны имеют свои корни в истории. В прошлом бывало, что между разными цивилизационными группами периодически случались акты насилия по линии разломов, и в настоящем живут воспоминания о прошлых событиях, что, в свою очередь, по обе стороны конфликта порождает страхи и чувство тревоги. Мусульмане и индусы на полуострове Индостан, кавказские народы и русские на Северном Кавказе, армяне и турки в Закавказье, арабы и евреи в Палестине, католики, мусульмане и православные на Балканах, русские и турки от Балкан до Средней Азии, сингальцы и тамилы на Шри-Ланке, арабы и черные по всей Африке - все это примеры взаимоотношений, когда на протяжении веков периоды взаимной подозрительности чередовались с жестокими вспышками насилия. Историческое наследие конфликтов существует, и им пользуются те, кто считает это выгодным для себя. В подобных взаимоотношениях история оживает и вселяет страх.
  
  Однако история то затихающей, то вновь разгорающейся бойни не способна сама по себе объяснить, почему в конце двадцатого века вновь началась полоса насилия. Ведь, как указывали многие, сербы, хорваты и мусульмане десятилетиями спокойно уживались вместе в Югославии. Мусульмане и индусы вполне мирно соседствовали в Индии.
  
  421
  
  В Советском Союзе жили вместе многие этнические и религиозные группы, не считая нескольких явных исключений (но тому причиной была политика советского правительства). Тамилы и сингальцы также спокойно сосуществовали на острове, который часто описывали как тропический рай. Ход истории не мешал тому, чтобы эти относительно миролюбивые отношения преобладали на значительных отрезках времени; следовательно, история сама по себе не может объяснить нарушения мира. Должно быть, в последние десятилетия двадцатого века в процесс вмешались другие факторы.
  
  Одним из таких факторов стали изменения в демографическом балансе. Численный рост одной группы порождает политическое, экономическое и социальное давление на другие группы и вызывает ответное противодействие. Что более важно, он вызывает военное давление на демографически менее динамичные группы. Крушение в начале 1970-х годов тридцатилетнего конституционного порядка в Ливане в значительной мере стало результатом резкого прироста шиитского населения относительно христиан-ма-ронитов. На Шри-Ланке, как показал Гэри Фуллер, пик сингалезского националистического мятежа в 1970-х годах и тамильского восстания в конце 1980-х годов в точности совпал с годами, когда 'молодежная волна' людей от пятнадцати до двадцати четырех лет в этих группах превосходил 20 процентов от общей численности группы (см. рисунок 10.1) [27]. Как подметил один американский дипломат на Шри-Ланке, практически все сингалезские повстанцы были не старше двадцати четырех лет, и 'Тигры Тамила', как сообщалось, были 'уникальны в своем роде, поскольку опорой им служила, по сути, детская армия', ряды которой пополняли 'мальчики и девочки, едва достигшие одиннадцати лет', а погибшие в боях даже 'еще были подростками на момент гибели, лишь нескольким исполнилось восемнадцать'. 'Тигры', как отмечал 'Экономист', вели 'войну несовершеннолетних' [28]. Аналогичным
  
  422
  
  образом войны по линии разлома между русскими и мусульманскими народами на юге подпитывались значительной разницей в приросте населения. В начале 1990-х годов общий коэффициент рождаемости в Российской Федерации составлял 1,5, в то время как в мусульманских среднеазиатских республиках бывшего СССР этот коэффициент равнялся 4,4, а показатель общего прироста населения (общая, т. е. из расчета на 1000 человек, рождаемость минус общая смертность) в конце 1980-х годов у последних в пять-шесть раз превосходил показатель России. В 1980-х годах численность чеченцев увеличились на 26 процентов, и Чечня была одним из самых густонаселенных мест в России; высокая рождаемость в республике привела к появлению переселенцев и боевиков [29]. Аналогично высокие показатели рождаемости мусульман и миграция в Кашмир из Пакистана стали причиной возобновления сопротивления индийскому правлению.
  
  Рисунок 10.1. Шри-Ланка: 'молодежные пики' сингальцев и тамилов
  
  У непростых процессов, которые привели к межцивилизационным войнам в бывшей Югославии, было много причин и много отправных точек. Однако вероятно, самым важным фактором были демографические изменения в Косово. Косово являлось автономным краем в границах Сербской республики, имея де-факто те же права, что и шесть югославских республик, за исключением права на отделе-
  
  423
  
  ние. В 1961 году население края на 67% было албано-мусульманским и на 24% - православно-сербским. Однако коэффициент рождаемости у албанцев был наивысшим в Европе, и Косово стало самым густонаселенным районом Югославии. К 1980-м годам около 50% албанцев находились в возрасте менее двадцати лет. Оказавшись перед лицом такого численного превосходства, сербы эмигрировали из Косово, переезжали в Белград и в другие районы в поисках экономических перспектив. И в результате в 1991 году Косово на 90% стало мусульманским и лишь на 10% - сербским [30]. Тем не менее, сербы рассматривали Косово как свою 'святую землю' или 'Иерусалим' - место, где, среди прочего, 28 июня 1389 года произошло знаменитое сражение, в котором они потерпели поражение от турок-осман и почти на пять веков оказались под турецким владычеством.
  
  К концу 1980-х годов изменяющийся демографический баланс привел к тому, что албанцы выдвинули требование о повышении статуса Косово до статуса югославской республики. Сербы и югославское правительство возражали из опасения, что, как только Косово обретет право на отделение, оно именно так и поступит и, возможно, соединится с Албанией. В марте 1981 года в поддержку требований за республиканский статус начались акции протестов, разразились беспорядки. Согласно заявлениям сербов, все больший размах приобретала дискриминация в отношении сербов, усиливались гонения на них, учащались акты насилия. 'В Косово, начиная с конца 1970-х годов, - замечал хорватский протестант, - ...имели место многочисленные инциденты и факты насилия, в числе которых - нанесение ущерба собственности, лишение работы, харассмент, изнасилования, драки и убийства'. И как следствие, 'сербы заявили, что угроза приняла масштабы геноцида и что они не станут больше этого терпеть'. Тяжелое положение косовских сербов находило отклик во всей Сербии, и в 1986 году на свет появилась декларация, подписанная 200 ведущими
  
  424
  
  427
  
  число актов межгруппового насилия, чем те, кто принадлежит другим цивилизациям? Всегда ли дело обстояло именно так? В прошлом христиане убивали своих собратьев-христиан и других людей, и число этих жертв было весьма значительно. Чтобы оценить предрасположенность к насилию у каждой цивилизации на протяжении истории, потребовалось бы обширное исследование. Здесь возможно следующее - определить возможные причины того, почему в настоящее время мусульманские группы прибегают к насилию, причем как в рамках ислама, так и за его границами. Затем нужно отделить причины, которые объясняют большую склонность к групповым конфликтам на протяжении истории, буде таковые существуют, от тех, которые объясняют такую тенденцию только для событий конца двадцатого века. Сразу напрашиваются шесть возможных причин. Три объясняют исключительно насилие между мусульманами и не-мусульманами, а еще тремя возможно объяснить как эти факты, так и насилие внутри ислама. Три причины объясняют только современную предрасположенность мусульман к насилию, в то время как три другие объясняют и историческое тяготение мусульман к насилию. Однако в случае, если такого тяготения все же не существует, эти предположительные причины, по всей вероятности, не объяснят современную тенденцию мусульман к межгрупповому насилию. Значит, последнее может быть объяснено только причинами, которые характерны для двадцатого века и которых не существовало в предыдущие столетия (таблица 10.4).
  
  Таблица 10.4. Возможные причины предрасположенности мусульман к конфликтам
  
  
  
  
  Конфликты за пределами ислама
  
  
  Конфликты внутри ислама и за его пределами
  
  Исторические и современные
  
  конфликты
  
  
  Близкое соседство Нетерпимость
  
  
  Милитаризм
  
  Современные конфликты
  
  
  Статус жертвы
  
  
  Демографический пик Отсутствие стержневой страны
  
  428
  
  Во-первых, следует помнить, что ислам с самого начала был религией меча и что он прославляет военную доблесть. Истоки ислама - среди 'воинственных племен бедуинов-кочевников', и это 'происхождение в среде насилия отпечаталось в фундаменте ислама. Самого Мухаммеда помнят как закаленного воина и умелого военачальника' [35]. (Подобного нельзя сказать ни о Христе, ни о Будде.) Догматы ислама, как утверждается, предписывают войну против неверных, и когда первоначальная экспансия ислама со временем сошла на нет, мусульманские группы, вопреки религиозной доктрине, стали сражаться между собой. Соотношение фитна, или внутренних столкновений, и джихада коренным образом переменилось в пользу первого. Коран и прочие установления мусульманской веры содержат единичные запреты насилия, и в мусульманском учении и практике отсутствует концепция отказа от применения насилия.
  
  Во-вторых, начиная с места его возникновения в Аравии, распространение ислама по Северной Африке и по большей части Среднего Востока, а позже и в Средней Азии, по Индостанскому полуострову и на Балканах приводило мусульман в тесный контакт со многими народами, которые были завоеваны и обращены, и наследие этого процесса сохраняется. После завоевания турками Балкан проживавшие в тамошних городах южные славяне часто переходили в ислам, в отличие от живших в деревнях крестьян, и таким образом возникло различие между боснийцами-мусульманами и православными сербами. Наоборот, экспансия Российской империи к Черному морю, на Кавказ, в Среднюю Азию, втянула ее в продолжающийся несколько веков конфликт с рядом мусульманских народов. Поддержка Западом, находившимся на вершине своего могущества, еврейского государства на Ближнем Востоке в противовес исламу заложила основу для непрекращающегося арабо-израильского противостояния. Таким образом, сухопутная мусульманская и не-мусульманская экспансии привели к
  
  429
  
  431
  
  ле, Индонезия, соперничают между собой за влияние в мусульманском мире. Ни одно из них не занимает достаточно сильной позиции, чтобы вмешиваться в конфликты внутри границ ислама; и ни одно из них не способно выступать от лица всего ислама в конфликтах между мусульманскими и не-мусульманскими группами.
  
  Наконец, что самое важное, демографический взрыв в мусульманских странах и значительная доля в общей численности населения мужчин в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, зачастую не имеющих работы, является естественным источником нестабильности и насилия как внутри самого ислама, так и в отношении не-мусульман. Каковы бы ни были другие причины, одного этого фактора достаточно для объяснения мусульманского насилия в 1980-х и 1990-х годах. Старение поколения 'слона в удаве' к третьему десятилетию двадцать первого века и экономическое развитие мусульманских стран, если и когда таковое произойдет, могли бы, следовательно, привести к существенному снижению тенденции мусульман к насилию, а значит, и к общему спаду в повторяемости и напряженности войн по линиям разломов.
  ГЛАВА 11. ДИНАМИКА ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  ИДЕНТИЧНОСТЬ: ПОДЪЕМ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО САМОСОЗНАНИЯ
  
  Войны по линиям разломов проходят через этапы усиления, всплеска, сдерживания, временного прекращения и - изредка - разрешения. Эти процессы обычно последовательны, но часто они накладываются один на другой и могут повторяться. Единожды начавшись, войны по линиям разломов, подобно другим межобщинным конфликтам, имеют тенденцию жить собственной жизнью и развиваться по образцу 'действие-отклик'. Идентичности, которые прежде были множественными и случайными, фокусируются и укореняются; общинные конфликты соответствующим образом получают название 'войн идентичностей' [1] По мере нарастания насилия поставленные на карту первоначальные проблемы обычно подвергаются переоценке исключительно в терминах 'мы' против 'них', группа сплачивается все сильнее и убеждения крепнут. Политические лидеры активизируют призывы к этнической и религиозной лояльности, и цивилизационное самосознание укрепляется по отношению к другим идентичностям. Возникает 'динамика ненависти', сравнимая с 'дилеммой безопасности' в международных отношениях, в которой взаимные опасения,
  
  433
  
  недоверие и ненависть подпитывают друг друга [2]. Каждая сторона, сгущая краски, драматизирует и преувеличивает различие между силами добра и зла и в конечном счете пытается превратить это различие в основополагающее различие между живыми и мертвыми.
  
  По мере развития революций умеренные, жирондисты и меньшевики проигрывают радикалам, якобинцам и большевикам. Аналогичные процессы обычно происходят и в войнах по линиям разломов. Умеренные, ставящие перед собой узкие цели, как, например, автономия, а не независимость, не добиваются своих целей посредством переговоров - которые почти всегда на начальной стадии терпят неудачу, - и их дополняют или вытесняют радикалы, стремящиеся к достижению куда более отдаленных целей насильственным путем. В конфликте между моро и филиппинским правительством основную группировку мятежников, Фронт национального освобождения моро, поначалу дополнял Фронт исламского освобождения моро, который занимал намного более крайнюю позицию, а затем - 'Абу Сайяф', отличавшийся еще большим радикализмом и отказавшийся соглашаться с договоренностями о прекращении огня, к которым пришли на переговорах с филиппинским правительством другие группы В Судане на протяжении 1980-х годов правительство занимало все более и более происламистские позиции, и в начале 1990-х годов христианское движение раскололось, появилась новая группа, Движение за независимость Южного Судана, ставящая своей целью не просто автономию, а независимость. В продолжающемся противостоянии между израильтянами и арабами, стоило поддерживаемой большинством Организации освобождения Палестины сделать несколько шагов в сторону переговоров с израильским правительством, как радикальная группировка 'Хамас' поставила под сомнение ее верность палестинцам. В то же время согласие израильского правительства на участие в переговорах вызвало в Израиле протесты и акты насилия со стороны экстремистских религиозных групп. Когда в 1992-1993 годах обострился
  
  434
  
  443
  
  ческие документы', относящиеся к тамильской культуре, а сербские артиллеристы обстреляли и разрушили Национальный музей в Сараево. Сербы очистили боснийский городок Зворник от проживавших там 40 000 мусульман и установили крест на месте османской башни, которую они только что взорвали и которая была возведена вместо православной церкви, снесенной турками в 1463 году [15]. В войне между цивилизациями потери несет культура.
  СПЛОЧЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ РОДСТВЕННЫЕ СТРАНЫ И ДИАСПОРЫ
  
  На протяжении сорока лет 'холодной войны' конфликт распространялся по нисходящей, по мере того как сверхдержавы стремились вербовать союзников и партнеров и пытались низвергнуть, перетянуть на свою сторону или нейтрализовать союзников и партнеров другой сверхдержавы. Разумеется, соперничество наиболее интенсивно проходило в 'третьем мире', новообразовавшиеся и слабые страны подвергались давлению со стороны сверхдержав, старавшихся втянуть их в грандиозную глобальную борьбу. В мире, сложившемся после 'холодной войны', многочисленные межобщинные конфликты на религиозной или национальной почве пришли на смену единственному конфликту сверхдержав. Когда в эти межобщинные столкновения втягиваются группы из различных цивилизаций, конфликт приобретает тенденцию к расширению и обострению. По мере того как он углубляется, каждая сторона стремится заручиться поддержкой стран и группировок, принадлежащих к ее цивилизации. Поддержку в той или иной форме, официальную или неофициальную, открытую или тайную, материальную, общественную, дипломатическую, финансовую, символическую или военную, всегда предоставляет одна или несколько родственных стран или
  
  444
  
  групп. Чем дольше длится конфликт по линии разлома, тем больше, по всей вероятности, родственных стран окажутся вовлечены в него как помощники, как средство сдерживания или как посредники. В результате такого 'синдрома родственных стран' конфликты по линии разлома обладают более высоким потенциалом эскалации, чем внутрицивилизационные, и для их погашения обычно требуются совместные межцивилизационные действия. Если сравнивать с 'холодной войной', то конфликт не 'стекает' сверху вниз, он бьет ключом снизу вверх.
  
  Уровни вовлеченности стран и групп в войны, идущие по линиям разлома, различны. На главном уровне находятся те участники, которые фактически ведут боевые действия и убивают друг друга. Ими могут быть государства, как в войне между Индией и Пакистаном и между Израилем и его соседями, а также местные группировки, которые являются, в лучшем случае, государствами в зачаточном состоянии, как в случае с Боснией и с армянами Нагорного Карабаха. В эти конфликты могут быть в то же время вовлечены второстепенные участники; обычно это государства, впрямую связанные с главными участниками, как, например, правительства Сербии и Хорватии в бывшей Югославии и правительства Армении и Азербайджана на Кавказе. Еще более отдаленно связаны с конфликтом третьестепенные участники, находящиеся много дальше от реальных сражений, но имеющие цивилизационные узы с его участниками; таковыми, к примеру, являются Германия, Россия и исламские страны по отношению к бывшей Югославии и Россия, Турция и Иран - в случае армяно-азербайджанского спора. Эти участники третьего уровня часто оказываются стержневыми государствами своих цивилизаций. Диаспоры участников первого уровня - там, где они существуют, - также играют определенную роль в войнах по линиям разломов. Принимая во внимание, что обычно на первичном уровне непосредственно задействовано небольшое число людей и вооружений, то относительно скромная
  
  445
  
  внешняя помощь, в виде денежных средств, оружия или добровольцев, часто способна оказывать существенное воздействие на исход войны.
  
  Ставки других участников конфликта - не те же самые, что у участников первого уровня. Наиболее активно и искренне участников первого уровня обычно поддерживают различные объединения в диаспорах, которые в высшей степени ревностно выступают за дело своих 'родичей' и становятся 'большими католиками, чем сам Папа Римский' Более сложна заинтересованность правительств стран второго и третьего уровня участия. Обычно они оказывают поддержку участникам первого уровня и, даже если они так не поступают, противостоящие группы подозревают их в подобных действиях, что оправдывает для последних помощь своим 'родичам'. Но, кроме того, правительства второго и третьего уровней заинтересованы в том, чтобы сдержать разрастание войны и самим не оказаться непосредственно в ней замешанными. Следовательно, одновременно поддерживая участников первого уровня, они также стремятся обуздать последних и вынудить их умерить свои амбиции. Обычно они еще и пытаются вести переговоры со своими противниками второго и третьего уровней по другую сторону линии разлома и таким образом не допустить перерастания локальной войны в более крупную, в которую окажутся втянутыми стержневые государства. На рисунке 11.1 показаны взаимоотношения потенциальных участников войн по линии разлома. Не во всех случаях можно выделить полный спектр действующих лиц, но для ряда конфликтов, включая и те, что происходили в бывшей Югославии или в Закавказье, он выявлен, и едва ли не все войны по линиям разломов имели потенциальную возможность для эскалации и вовлечения в нее участников всех уровней.
  
  Тем или иным образом, во все войны по линиям разломов в 1990-х годах были вовлечены диаспоры и родственные страны. Принимая во внимание ведущую роль мусульманских группировок в подобных войнах, мусульманские
  
  446
  
  Рисунок 11.1. Структура сложной войны вдоль линии разлома
  
  
  
  
  
  насилие
  
  
  
  поддержка
  
  
  
  сдерживание
  
  
  
  переговоры
  
  правительства и объединения являются наиболее частыми участниками второго и третьего уровней. Наибольшую активность проявляли правительства Саудовской Аравии, Пакистана, Ирана, Турции и Ливии, которые совместно, а иногда с другими мусульманскими странами, в различной степени оказали поддержку борьбе мусульман против немусульман в Палестине, Ливане, Боснии, Чечне, Закавказье, Таджикистане, Кашмире, Судане и на Филиппинах. Вдобавок к правительственной поддержке, многим мусульманским группам первого уровня помогали 'летучие отряды' исламистского интернационала бойцов-ветеранов афганской войны, которые участвовали в целом ряде конфликтов, от гражданской войны в Алжире до Чечни и Филиппин. Согласно выводам одного аналитика, этот исламистский интернационал был причастен к таким действиям, как 'отправка добровольцев для установления правления исламистов в Афганистане, Кашмире и Боснии; совместные пропагандистские войны против правительств,
  
  447
  
  478
  
  'Босния - это наша Испания', - заметил Бернар-Анри Леви, а саудовский редактор согласился: 'Война в Боснии и Герцеговине превратилась в эмоциональный эквивалент борьбы с фашизмом во время гражданской войны в Испании. Тех, кто там погиб, почитают за мучеников, которые старались спасти своих собратьев-мусульман' [54]. Сравнение вполне уместно. По возрасту цивилизаций Босния - для всех Испания. Гражданская война в Испании шла между политическими системами и идеологиями, а боснийская война - война между цивилизациями и религиями. Демократы, коммунисты и фашисты отправлялись в Испанию, чтобы сражаться плечом к плечу со своими идейными товарищами, и демократические, коммунистические и - наиболее активно - фашистские правительства оказывали помощь сражающимся сторонам. Войны в Югославии продемонстрировали схожий пример разнообразной внешней поддержки со стороны западных христиан, православных и мусульман в интересах своих цивилизационных родственников. В процесс оказания помощи оказались глубоко вовлечены ведущие державы православия, ислама и Запада. После четырех лет сражений, с победой сил Франко, гражданская война в Испании окончательно завершилась Войны среди религиозных общин на Балканах, возможно, стихнут и даже на время приостановятся, но, вероятно, ни одна сторона не одержит полную победу, и никакая победа не будет означать конца вражде. Гражданская война в Испании стала прелюдией ко Второй Мировой войне. Боснийская война является наиболее кровавым эпизодом в продолжающемся столкновении цивилизаций.
  ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЙН ПО ЛИНИЯМ РАЗЛОМА
  
  'Все войны должны кончаться', - таков традиционный образ мыслей. Верно ли подобное суждение в случае войн, ко-
  
  479
  
  торые идут вдоль цивилизационных разломов? И да, и нет. На какое-то время насилие по линии разлома остановить возможно, но надолго его прекратить удается редко. Для войн по линиям разлома свойственны частые периоды затишья, договоренности о прекращении огня, перемирия, но вовсе не всеобъемлющие соглашения о мире, которые призваны разрешить основополагающие политические вопросы. Подобный переменчивый характер такие войны имеют потому, что корни их - в глубоком конфликте по линии разлома, который приводит к длительным враждебным отношениям между группами, принадлежащими к различным цивилизациям. В основе конфликтов, в свою очередь, лежат географическая близость, различные религии и культуры, разные социальные структуры и разная историческая память двух обществ. В течение столетий они могут эволюционировать, и лежащий в первооснове конфликт может исчезнуть без следа. Или же конфликт будет исчерпан быстро и жестоко - если одна группа уничтожит другую. Однако если ничего из вышесказанного не произойдет, то конфликт продолжится, как продолжатся и повторяющиеся периоды насилия Войны по линиям разлома являются периодическими, они то вспыхивают, то затухают; а конфликты по линиям разломов являются нескончаемыми.
  
  Войну, идущую по линии разлома, возможно прекратить хотя бы на время; обычно это зависит от двух факторов. Первый - истощение главных участников В какой-то момент, когда людские потери возрастают до десятков тысяч, число беженцев исчисляется сотнями тысяч, а города - Бейрут, Грозный, Вуковар - превращаются в руины, люди взывают: 'Безумие, безумие! Хватит, натерпелись1', а радикалы по обе стороны больше не способны разжечь народную ярость, переговоры, которые до того вяло и непродуктивно велись годами, оживают, на переднем плане вновь возникают умеренные, и достигается некая разновидность соглашения для приостановки кровавой бойни. К весне 1994 года шестилетняя война за Нагорный Карабах
  
  480
  
  492
  
  остановить воины, которые идут вдоль линий цивилизационных разломов. Остановить их и предотвратить их перерастание в глобальные войны - разрешение этой задачи зависит главным образом от интересов и действий стержневых стран основных мировых цивилизаций Войны вдоль линии разлома закипают снизу, мир по линии разлома просачивается сверху.
  
  ЧАСТЬ 5. БУДУЩЕЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  ГЛАВА 12. ЗАПАД, ЦИВИЛИЗАЦИИ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  ВОЗРОЖДЕНИЕ ЗАПАЛА?
  
  Для каждой цивилизации, по крайней мере, единожды, а временами и чаще, история заканчивается. Когда возникает универсальное государство, его народ обычно бывает ослеплен тем, что Тойнби называл 'миражом бессмертия', и убежден, что их государство есть последняя форма человеческого общества. Так было с Римской империей, с халифатом Аббасидов, с империей Великих Моголов, с Оттоманской империей. Граждане подобных универсальных государств 'совершенно пренебрегая очевидными фактами... склонны считать его не пристанищем на ночь в пустыне, а землей обетованной, целью человеческих стремлений'. То же самое было верно, когда вершины своего расцвета достиг Pax Britannica. Для английского среднего класса в 1897 году 'как они себе это представляли, история закончилась... И у них имелись все причины, чтобы поздравить себя с постоянным государством благоденствия, которым подобное окончание истории их одарило' [ 1 ]. Однако государства, предполагающие, будто для них история закончилась, обычно суть те государства, история которых начинает клониться к закату.
  
  Является ли Запад исключением из общей схемы? Мелко удачно сформулировал два ключевых вопроса.
  
  496
  
  Первое: является ли западная цивилизация новым видом цивилизации, единственной в своем роде, несравнимой со всеми прочими цивилизациями, которые когда-либо существовали?
  
  Второе: угрожает ли (или сулит ли) всемирная экспансия исчерпать возможности развития всех прочих цивилизаций? [2].
  
  Вполне естественно, что большинство жителей Запада склонно на оба этих вопроса отвечать утвердительно. И, возможно, они правы. Однако в прошлом народы других цивилизаций полагали точно так же, и полагали неверно.
  
  Очевидно, Запад отличается от всех прочих когда-либо существовавших цивилизаций тем, что он имел преобладающее влияние на все другие цивилизации, которые существовали в мире, начиная с 1500 года. Он также знаменовал собой процессы модернизации и индустриализации, которые охватили весь мир, и, как следствие этого, государства в иных цивилизациях пытаются нагнать Запад, стать столь же современными и богатыми. Но означают ли подобные характеристики Запада, что развитие западной цивилизации фундаментально отличается от моделей, которые главенствуют во всех иных цивилизациях? Свидетельства истории и суждения ученых, занимающихся сравнительной историей цивилизаций, заставляют предполагать иное. По сегодняшний день развитие Запада существенно не отклонялось от эволюционных схем, обычных для цивилизаций на протяжении всей истории. Исламское возрождение и экономический динамизм Азии наглядно демонстрируют, что и другие цивилизации жизнеспособны, активны и, по меньшей мере, потенциально угрожают Западу. Нельзя сказать, что большая война с участием Запада и стержневых государств, принадлежащих к другим цивилизациям, является неизбежной, но она может случиться. В качестве альтернативы, постепенный и неравномерный процесс упадка Запада, начавшийся в начале двадцатого века, продолжался бы десятилетия, а возможно, и грядущие столетия. Или
  
  497
  
  507
  
  вить' трансатлантические взаимоотношения, который привел к подписанию важного пакта между Евросоюзом и США. Одновременно многие европейские политические и деловые лидеры одобрили создание трансатлантической зоны свободной торговли. Хотя АФТ-КПП противятся деятельности НАФТА и другим мерам по либерализации торговли, его глава горячо поддержал соглашение о трансатлантической зоне свободной торговли, которое не будет угрожать американским рабочим местам конкуренцией со стороны низкооплачиваемых стран. Его также поддержали консерваторы, как европейские (Маргарет Тэтчер), так и американские (Ньют Гингрич), а также канадские и английские политики.
  
  Запад, как было показано в главе 2, миновал первую, европейскую, фазу развития и экспансии, которая длилась несколько столетий, а затем прошел через вторую, американскую, фазу в двадцатом веке. Если Северная Америка и Европа вновь обратятся к 'добродетельной жизни', основанной на их культурной общности, и создадут тесные формы экономической и политической интеграции, дополнив свое сотрудничество во имя безопасности в НАТО, то они способны породить третью, евро-американскую, фазу западного экономического изобилия и политического влияния. Содержательная политическая интеграция в какой-то мере уравновесила бы относительное падение доли Запада в мировом народонаселении, экономической продукции и военном потенциале и воскресила бы мощь Запада в глазах лидеров других цивилизаций. 'Имея подобное влияние на торговлю, - предупреждал Азию премьер-министр Махатхир, - конфедерация Евросоюза и НАФТА смогла бы диктовать условия остальному миру' [13]. Однако объединится ли Запад политически и экономически, в огромной мере зависит от того, подтвердят ли Соединенные Штаты свою идентичность как западной нации и заявят ли о своей глобальной роли лидера Западной цивилизации.
  
  508
  ЗАПАД В МИРЕ
  
  В мире, где культурные идентичности - этнические, национальные, религиозные, цивилизационные - занимают главное место, а культурные сходства и различия формируют союзы, антагонизмы и политические линии государств, Западу вообще и Соединенным Штатам в частности следует опираться на три основания в своей политике.
  
  Во-первых, только принимая и понимая реальный мир, государственные деятели способны конструктивно изменять его. Складывающаяся ныне политика, основанная на культуре, возвышение и усиление могущества не-западных цивилизаций и растущая культурная уверенность в себе этих стран широко признаны не-западным миром. Европейские лидеры указывали на культурные силы, сближающие людей и отдаляющие их друг от друга. Американская же элита, наоборот, чересчур медлит с признанием возникающих реалий. Администрации Клинтона и Буша поддерживали единство полицивилизационных Советского Союза, Югославии, Боснии и России, в тщетных усилиях сдержать мощные этнические и культурные силы, подталкивающие эти государства к разделению. Они выступали в поддержку планов полицивилизационой экономической интеграции, которые либо оказывались бессмысленными, как в случае с АПЕК, либо приводили к значительным непредвиденным экономическим и политическим издержкам, как в случае с НАФТА и Мексикой. Они стремились развивать тесные взаимоотношения со стержневыми странами других цивилизаций в форме 'глобального партнерства' с Россией или 'конструктивного привлечения' с Китаем, вопреки существующему между США и вышеупомянутыми странами естественному конфликту интересов. В то же самое время администрации Клинтона не удалось полностью привлечь Россию к поискам мира в Боснии, несмотря на то, что эта война непосредственно затрагивала интересы России как
  
  509
  
  525
  
  их имеют только три цивилизации. Соединенные Штаты Америки согласны с членством Японии и Германии, но, очевидно, постоянными членами они станут только в том случае, если это решение также одобрят и другие страны. Бразилия предложила пять новых постоянных членов, пусть и не имеющих права вето: Германию, Японию, Индию, Нигерию и свою кандидатуру. Однако тогда остался бы без представительства 1 миллиард мусульман мира, если не принимать в расчет то, что подобную ответственность могла бы взять на себя Нигерия. С цивилизационной точки зрения понятно, что место постоянных членов должны занять Япония и Индия, а Африке, Латинской Америке и мусульманскому миру необходимо иметь место постоянного представителя, которое на основе ротации могли бы занимать ведущие страны этих цивилизаций, а отбор проводили бы Организация исламской конференции, Организация африканского единства и Организация американских государств (при воздержавшихся США). Также было бы уместно объединить в одно места, занимаемые Великобританией и Францией, его будет занимать представитель Европейского Союза, определяемый Союзом на основе ротации. Таким образом, семь цивилизаций получили бы по одному постоянному месту, а у Запада было бы два, что в общих чертах отражает распределение населения, материальных ценностей и баланса сил в мире.
  ОБЩНОСТИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
  
  Отдельные американцы поощряют мультикультурность на родине; некоторые поддерживают универсализм за границей; а некоторые содействуют и тому, и другому. Мультикультурность на родине угрожает Соединенным Штатам и Западу; универсализм за границей угрожает Западу и миру. Оба отрицают уникальность западной культуры. Глобальные
  
  526
  
  монокультуралисты стремятся весь мир сделать похожим на Америку. Доморощенные мультикультуралисты хотят сделать Америку похожей на мир. Мультикультурная Америка невозможна, потому что не-западная Америка - уже не американская. Мультикультурный мир неизбежен, потому что глобальная империя невозможна. Сохранение США и Запада требует обновления западной идентичности. Безопасность мира требует признания глобальной мультикультурности.
  
  Приведут ли неизбежно и окончательно к духовному и культурному релятивизму бессодержательность западного универсализма и реальность глобального культурного многообразия? Если универсализм легитимирует империализм, легитимирует ли релятивизм репрессии? И вновь ответ на эти вопросы - и 'да', и 'нет'. Культуры - относительны; мораль - абсолютна. Культуры, как утверждал Майкл Уолзер, являются 'мощными'; они описывают институты и задают поведенческие шаблоны, служащие для людей ориентиром, направляющие их на те пути, какие считаются правильными в каждом отдельно взятом обществе. Однако за пределами этой максималистской этики находится 'маломощная' минималистская этика, которая содержит в себе 'повторенные особенности отдельных 'мощных', или максимальных, принципов поведения'. Минимальные нравственные понятия правды и справедливости можно обнаружить во всех 'мощных' моральных системах, и они неразделимы. Существуют также минимальные моральные 'запретительные принципы, которые, вероятно, запрещают убийства, обман, пытки, угнетение и тиранию. Общее у людей то, что является 'скорее осознанием общего врага [или зла], чем приверженностью общей культуре. Человеческое общество универсально потому, что оно - человеческое, а особенное потому, что оно - общество. Иногда мы шагаем вместе с другими; по большей части, мы шагаем в одиночку' [19]. Однако 'маломощная' этика на самом деле проистекает из общего человеческого состоя-
  
  527
  
  532
  
  мира - Африке, Латинской Америке, бывшем Советском Союзе, Южной Азии, Ближнем Востоке - они как будто бы испаряются, в то время как в Китае, в Японии и на Западе они также подвергаются серьезной угрозе На мировой основе Цивилизация, как кажется, во многих отношениях уступает под натиском варварства, отчего возникает впечатление о возможно поджидающем человечество беспрецедентном явлении - наступлении глобальных Темных веков
  
  В 1950-х годах Лестер Пирсон высказывал предостережение человечество движется к 'эпохе, когда различные цивилизации научатся жить рядом в мире, обмениваясь друг с другом, учась друг у друга, изучая историю, идеалы, искусство и культуру друг друга, взаимно обогащая жизнь каждой из них Альтернативой в этом переполненном маленьком мирке будет непонимание, напряженность, столкновение и катастрофа' [22] Будущее и мира, и Цивилизации зависит от понимания и сотрудничества между политическими, духовными и интеллектуальными лидерами главных мировых цивилизаций В столкновении цивилизаций Европа и Америка будут держаться вместе - либо погибнут поодиночке В более масштабном столкновении, глобальном 'настоящем столкновении' между Цивилизацией и варварством, великие мировые цивилизации, обогащенные своими достижениями в религии, искусстве, литературе, философии, науке, технологии, морали и сочувствии, также должны держаться вместе, или же они погибнут поодиночке В нарождающейся эпохе столкновения цивилизаций представляют величайшую угрозу миру во всем мире, и международный порядок, основанный на цивилизациях, является самой надежной мерой предупреждения мировой войны
  
  БИБЛИОГРАФИЯ
  ГЛАВА 1
  
  1 Henry A Kissinger, Diplomacy (New York Simon & Schuster, 1994), pp. 23-24
  
  2 Выражение Г.Д.С Гринуэя, Boston Globe, 3 December
  
  1992, p. 19
  
  3 Vaclav Havel, 'The New Measure of Man', New York Times, 8 July 1994, p A27, Jacques Delors, 'Questions Concerning European Security', Address, International Institute for Strategic Studies, Brussels, 10 September 1993, p 2
  
  4. Thomas S. Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions, (Chicago University of Chicago Press, 1962), pp. 17-18
  
  5. John Lewis Gaddis, 'Toward the Post-Cold War World' Foreign Affairs, 70 (Spring 1991), 101, Judith Goldstein and Robert О. Keohane, 'Ideas and Foreign Policy An Analytical Framework', в J. Goldstein and R. О. Keohane, eds , Ideas and Forei Policy Beliefs, Institutions, and Political Change (Ithaca Cornell University Press, 1993), pp. 8-17
  
  6. Francis Fukuyama, 'The End of History', The National Interest, 16 (Summer 1989), 4, 18
  
  7. 'Address to the Congress Reporting on the Yalta Conference' 1 March 1945, в кн.: Samuel I Rosenman, ed., Public Papers and Addresses of Franklin D Roosevelt (New York Russell and Russell, 1969), XIII, 586
  
  8. Cm.: Max Singer and Aaron Wildavsky, The Real World Order Zones of Peace, Zones of Turmoil (Chatham, NJ. Chatham House, 1993), Robert О. Keohane and Joseph S. Nye, 'Introduction The End of the Cold War in Europe', в R. О. Keohane, J. S. Nye, and Stanley Hoffmann, eds, After the Cold War International Institutions and State Strategies in Europe, 1989-1991 (Cambridge Harvard University Press, 1993), p. 6, and James M. Goldgeier and Michael McFaul, 'A Tale of Two Worlds Core and
  
  534
  
  Periphery в the Post-Cold War Era', International Organization, 46 (Spring 1992), 467-491
  
  9. См.: F.S.С. Northrop, The Meeting of East and West An Inquiry Concerning World Understanding (New York Macmillan, 1946)
  
  10 Edward W Said, Orientalism (New York Pantheon Books, 1978), pp 43-44
  
  11. Cm.: Kenneth N.Waltz, 'The Emerging Structure of International Politics', International Security, 18 (Fall 1993), 44-79, John J. Mearsheimer, 'Back to the Future Instability in Europe after the Cold War', International Security, 15 (Summer 1990), 5-56
  
  12. Стивен Д. Краснер ставит под сомнение важность Вестфальского мира как точки раздела См.: Stephen D. Krasner, 'Westphalia and All That', в кн.: Goldstein and R. О. Keohane, eds , Ideas and Foreign Policy, pp 235-264
  
  13. Zbigniew Brzezinski, Out of Control Global Turmoil on the Eve of the Twenty-first Century (New York Scribner, 1993), Daniel Patrick Moynihan, Pandaemonium Ethnicity in International Politics (Oxford Oxford University Press, 1993), см также Robert Kaplan, 'The Coming Anarchy', Atlantic Monthly, 273 (Feb 1994), 44-76
  
  14. Cm.: New York Times, 7 February 1993, pp 1, 14, и Gabriel Schoenfeld, 'Outer Limits', Post-Soviet Prospects, 17 (Jan 1993), 3, цитируя выражение российского министра обороны
  
  15. См.: Gaddis, 'Toward the Post-Cold War World', Benjamin R Barber, 'Jihad vs McWorld', Atlantic Monthly, 269 (March 1992), 53-63, и Jihad vs McWorld (New York Times Books, 1995), Hans Mark, 'After Victory in the Cold War The Global Village or Tribal Warfare', в кн.: J. Lee and Walter Korter, eds., Europe in Transition Political, Economic, and Security Prospects for the 1990s (LBJ School of Public Affairs, University of Texas at Austin, March 1990), pp 19-27.
  
  16. John J. Mearsheimer, 'The Case for a Nuclear Deterrent' Foreign Affairs, 72 (Summer 1993), 54
  
  17. Lester В Pearson, Democracy in World Politics (Princeton Princeton University Press, 1955), pp. 82-83
  
  18. Независимо от меня сходное исследование провел Йохан Галтунг, изучая особое место в мировой политике семи или восьми крупнейших цивилизаций и их стержневых государств См.: Johan Galtung 'The Emerging Conflict Formations', в Katharine and Majid
  
  535
  
  Tehranian, eds , Restructuring for World Peace On the Threshold of the Twenty-First Century (Cresskill NJ Hampton Press, 1992), pp 23-24 Галтунг рассматривает появление семи регионально-культурных группировок, в которых ведущую роль играют гегемоны США, Европейское сообщество, Япония, Китай, Россия, Индия и 'Исламское ядро' В числе других авторов, кто в начале 1990-х годов предал аналогичную аргументацию Michael Lind, 'American as an Ordinary Country', American Enterprise, 1 (Sept / Oct 1990), 19-23, Barry Buzan, 'New Patterns of Global Security in the Twenty-first Century', International Affairs, 67 (1991), 441, 448-449, Robert Gilpin, 'The Cycle of Great Powers Has It Finally Been Broken?' (Princeton University, unpublished paper, 19 May 1993), pp 611, Wilham S. Lind, 'North-South Relations Returning to a World of Cultures in Conflict', Current World Leaders, 35 (Dec 1992), 1073-1080, and 'Defending Western Culture', Foreign Policy, 84 (Fall 1994), 40-50, 'Looking Back from 2992 A World History, chap 13 The Disastrous 21st Century', Economist, 26 December 1992-8 January 1993, pp 17-19, 'The New World Order Back to the Future', Economist, 8 January 1994, pp. 21-23, 'A Survey of Defence and the Democracies', Economist, 1 September 1990, Zsolt Rostovanyi, 'Clash of Civilizations and Cultures Unity and Disunity of World Order', (unpublished paper, 29 March 1993), Michael Vlahos, 'Culture and Foreign Policy', Foreign Policy, 82 (Spring 1991), 59-78, Donald J. Puchala, 'The History of the Future of International Relations', Ethics and International Affairs, 8 (1994), 177-202, Mahdi Elmandjra, 'Cultural Diversity Key to Survival in the Future', (статья была представлена на Первом мексиканском конгрессе по исследованию будущего, в Мехико в сентябре 1994 года ) В 1991 году М. Эльманджра опубликовал на арабском книгу, вышедшую на следующий году на французском под названием Premiere Guerre Civilisationnelle (Casablanca Ed Toubkal, 1982, 1994)
  
  19 Fernand Braudel, On History (Chicago University of Chicago Press, 1980), pp. 210-211
  ГЛАВА 2
  
  1. 'Мировая история есть история великих культур',- сказал Освальд Шпенглер Oswald Spengler, Decline of the West (New York A A Knopf, 1926-1928), II, 170 В основных работах следующих
  
  536
  
  авторов анализируется природа и динамика цивилизаций Мах Weber, The Sociology of Religion (Boston Beacon Press, trans Ephraim Fischoff, 1968), Emile Durkheim and Marcel Mauss, 'Note on the Notion of Civilization', Social Research, 38 (1971), 808- 813, Oswald Spengler, Decline of the West, Pitirim Sorokin, Social and Cultural Dynamics (New York American Book Co , 4 vols , 1937-1985), Arnold J. Toynbee, A Study of History (London Oxford University Press, 12 vols , 1934-1961), Alfred Weber, Kulturgeschichte als Kultursoziologie (Leiden A W Sijthoff's Uitgerversmaatschappij N V , 1935), A L Kroeber, Configurations of Culture Growth (Berkeley University of California Press, 1944), и Style and Civilizations (Westport, CT Greenwood Press, 1973), Philip Bagby, Culture and History Prolegomena to the Comparative Study of Civilizations (London Longmans, Green, 1958), Carroll Quigley, The Evolution of Civilizations An Introduction to Historical Analysis (New York Macmillan, 1961), Rushton Coulborn, The Origin of Civilized Societies (Princeton Princeton University Press, 1959), S N Eisenstadt, 'Cultural Traditions and Political Dynamics The Origins and Modes of Ideological Politics', British Journal of Sociology, 32 (June 1981), 155-181, Fernand Braudel, History of Civilizations (New York Alien Lane- Penguin Press, 1994) и Оп History (Chicago University of Chicago Press, 1980), William H McNeill, The Rise of the West A History of the Human Community (Chicago University of Chicago Press, 1963), Adda В Bozeman, 'Civilizations Under Stress', Virginia Quarterly Review, 51 (Winter 1975), 1 - 18, Strategic Intelligence and Statecraft (Washington Brassey's (US), 1992), и Politics and Culture in International History From the Ancient Near East to the Opening of the Modem Age (New Brunswick, NJ Transaction Publishers, 1994), Christopher Dawson, Dynamics of World History (LaSalle, IL Sherwood Sugden Co , 1978), и The Movement of World Revolution (New York Sheed and Ward. 1959), Immanuel Wallerstein, Geopolitics and Geoculture Essays on the Changing World-system (Cambridge Cambridge University Press, 1992), Felipe Fern{a/}ndez-Armesto, Millennium A History of the Last Thousand Years (New York Scribners, 1995) К этим трудам можно прибавить последнюю, трагически отмеченную работу Луиса Гарца - Louis Hartz, A Synthesis of World History (Zurich Humanity Press, 1983) - которая, как отозвался Сэмюэль Бир, 'с примечательным предвидением предугадала разде-
  
  537
  
  ление человечества (что очень похоже на современную модель мира, сложившегося после холодной войны') на пять великих 'культурных пространств' христианское, мусульманское, индусское, конфуцианское и африканское Memorial Minute, Louis Hartz, Harvard University Gazette, 89 (May 27, 1994) Большую ценность представляет краткий обзор и введение в исследование цивилизаций представляет работа Мэттью Мелко Matthew Melko, The Nature of Civilizations (Boston Porter Sargent, 1969) Я также признателен Хэйворду В Олкеру за крайне полезную критическую статью на мою работу в Foreign Affairs (Hayward W Alker, Jr., 'If Not Huntington's "Civilizations", Then Whose?', unpublished paper, Massachusetts Institute of Technology, 25 March 1994)
  
  2. F. Braudel, On History, pp 177-181, 212-214, и History of Civilizations, pp 4-5, Gerrit W Gong, The Standard of 'Civilizations' in International Society (Oxford Clarendon Press, 1984), 81 ff, 97-100, I Wallerstein, Geopolitics and Geoculture, pp 160ff and 215ff, Arnold J. Toynbee, Study of History, X, 274- 275, и Civilization on Trial (New York Oxford University Press, 1948), p. 24
  
  3. F Braudel, On History, p 205 Более обширный обзор определений культуры и цивилизации, особенно немецких, см A L Kroeber and Clyde Kluckhohn, Culture A Critical Review of Concepts and Definitions (Cambridge Papers of the Peabody Museum of American Archaeology and Ethnology, Harvard University, Vol XLVII, No 1, 1952), passim, но особенно - pp. 15-29
  
  4. A. D. Bozeman, 'Civilizations Under Stress' p 1
  
  5. E. Durkheim and M Mauss, 'Notion of Civilization', p 811, F Braudel, On History, pp 177, 202, M. Melko, Nature of Civilizations, p 8, I Wallerstein, Geopolitics and Geoculture, p 215, С. Dawson, Dynamics of World History, pp 51, 402, О. Spengler, Decline of the West, I, p 31 Интересно, что в International Encyclopedia of the Social Sciences (New York Macmillan and Free Press, ed David L Sills, 17 vols , 1968) нет основных статей, дающих определения 'цивилизации' или 'цивилизаций' 'Концепция цивилизации' (в единственном числе) рассматривается в статье 'Урбанистическая революция', в то время как цивилизации мимоходом упомянуты в статье 'Культура'
  
  6. Herodotus, The Persian Wars (Harmondsworth England Penguin Books, 1972), pp. 543-544
  
  538
  
  7 Edward A Tiryakian, 'Reflections on the Sociology of Civilizations', Sociological Analysis, 35 (Summer 1974), 125
  
  8. A. J. Toynbee, Study of History, I, 455, цит. по: M Melko, Nature of Civilizations, pp. 8-9, и F. Braudel, On History, p 202
  
  9. F. Braudel, History of Civilizations, p. 35, и Оп History, pp. 209-210
  
  10. A. D. Bozeman, Strategic Intelligence and Statecraft, p. 26
  
  11. С. Quigley, Evolution of Civilizations, pp.146ff, M Melko, Nature of Civilizations, pp. 101 См.: D С Somervell, 'Argument' в его кратком изложении Arnold J. Toynbee, A Study of History, vols I-VI (Oxford Oxford University Press, 1946), pp.569
  
  12. Lucian W. Pye, 'China Erratic State, Frustrated Society', Foreign Affairs, 69 (Fall 1990), 58
  
  13. См.: С. Quigley, Evolution of Civilizations, chap 3, esp. pp. 77, 84, Max Weber, 'The Social Psychology of the World Religions', в From Max Weber Essays in Sociology (London Routledge, trans and ed H. H. Gerth and С Wright Mills, 1991), p 267, Ph Bagby, Culture and History, pp.165-174, О. Spengler, Decline of the West, II, 31 ff, A. J. Toynbee, Study of History, I, 133, XII, 546-547, F. Braudel, History of Civilizations, passim, W H McNeill, The Rise of the West, passim, и Z. Rostovanyi, 'Clash of Civilizations', pp. 8-9
  
  14. M. Melko, Nature of Civilizations, p. 133
  
  15. F. Braudel, On History, p. 226
  
  16. В качестве важного дополнения к этой литературе за 1990-е годы тем, кто хорошо знаком с обеими культурами, см Claudio Veliz, The New World of the Gothic Fox (Berkeley University of California Press, 1994)
  
  17. Cm.: Charles A and Mary R Beard, The Rise of American Civilization (New York Macmillan, 2 vols , 1927) и Max Lerner, America as a Civilization (New York Simon & Schuster, 1957) С патриотической горячностью Лернер утверждает 'Хорошо это или плохо, Америка такова, какая она есть - культура сама по себе со множеством характерных, свойственных только ей особенностей и смыслов, непохожих на прочие, являющаяся наряду с Грецией и Римом одной из великих цивилизаций' Но он также признает 'Почти без исключений знаменитые теории истории не находят места для какой бы то ни было концепции Америки как самостоятельной цивилизации'(рр 58-59)
  
  18. О роли осколков европейской цивилизации в создании новых государств в Северной Америке, Латинской Америке, Южной
  
  539
  
  Африке и Австралии, см.: Louis Hartz, The Founding of New Societies Studies in the History of the United States, Latin America, South Africa, Canada, and Australia (New York Harcourt, Brace & World, 1964)
  
  19. С Dawson, Dynamics of World History, p 128 См.:также Mary С Bateson, 'Beyond Sovereignty An Emerging Global Civilization', в R. В. J. Walker and Saul H Mendlovitz, eds , Contending Sovereignties Redefining Political Community (Boulder Lynne Rienner, 1990), pp.148-149
  
  20. А Тойнби классифицирует буддизм-ламаизм и буддизм Тхеравады как реликтовые цивилизации, Study of History, I, 35,91-92
  
  21. См.:, например, Bernard Lewis, Islam and the West (New York Oxford University Press, 1993), A. J. Toynbee, Study of History, chap IX, 'Contacts between Civilizations in Space (Encounters between Contemporaries)', VIII, 88ff, Benjamin Nelson, 'Civilizational Complexes and Intercivihzational Encounters', Sociological Analysis, 34 (Summer 1973), 79-105
  
  22. S. N. Eisenstadt, 'Cultural Traditions and Political Dynamics The Origins and Modes of Ideological Politics', British Journal of Sociology, 32 (June 1981), 157, и 'The Axial Age The Emergence of Transcendental Visions and the Rise of Clerics', Archives Europeennes de Sociologie, 22 (No 1, 1982), 298 См.:также Benjamin I Schwartz, 'The Age of Transcendence in Wisdom, Revolution, and Doubt Perspectives on the First Millennium В.С.', Daedalus, 104 (Spring 1975), 3. Концепция 'осевого времени' восходит к Карлу Ясперсу, см.: Karl Jaspers, Vom Ursprung und Ziel der Geschichte (Zurich Artemisverlag, 1949)
  
  23. A. J. Toynbee, Civilization on Trial, p. 69 Ср.: William H McNeill, The Rise of the West, pp.295-298, кто подчеркивал значимость того, как наступление христианской эры, 'выстроило торговые пути, как по суше, так и по морю и соединило четыре великих культуры континента'
  
  24. F. Braudel, On History, p.14 '...влияние культуры осуществляется малыми дозами, приходится преодолевать долгий и длинный путь, что замедляет и задерживает ее распространение Если верить историкам, то китайские моды Танского периода передвигались так медленно, что добрались до острова Кипр и ослепительного двора Лю-Цинь-Яня лишь в пятнадцатом веке Оттуда они достигли,
  
  540
  
  с той возможной быстротой, что позволяла средиземноморская торговля, Франции и эксцентрического двора Карла IV, где сразу же стали популярными эннены и обувь с длинными носками - наследие давно исчезнувшего мира Во многом это похоже на то, как до нас доходит еще свет от уже погасших звезд'
  
  25 См.:A. J. Toynbee, Study of History,VIII,347-348
  
  26 W. Н. McNei'll, Rise of the West, p 547
  
  27 D. К. Fieldhouse, Economics and Empire, 1830-1914 (London Macmillan, 1984), p. 3, F. J. С. Hearnshaw, Sea Power and Empire (London George Harrap and Co, 1940), p 179
  
  28 Geoffrey Parker, The Military Revolution Military Innovation and the Rise of the West (Cambridge Cambridge University Press, 1988), p 4, Michael Howard, 'The Military Factor in European Expansion', в Hedley Bull and Adam Watson, eds , The Expansion of International Society (Oxford Clarendon Press, 1984), pp.:33ff.
  
  29 A. G. Kenwood and A. L. Lougheed, The Growth of the International Economy 1820-1990 (London Routledge, 1992), pp.:78-79, Angus Maddison, Dynamic Forces in Capitalist Development (New York Oxford University Press, 1991), pp.:326- 27, Alan S. Blinder, заметка в New York Times, 12 March 1995, p 5E См.: также Simon Kuznets, 'Quantitative Aspects of the Economic Growth of Nations - X Level and Structure of Foreign Trade Long-term Trends', Economic Development and Cultural Change, 15 (Jan 1967, part II), pp.:2-10
  
  30 Charles Tilly, 'Reflections on the History of European State-making', в С Tilly, ed , The Formation of National States in Western Europe (Princeton Princeton University Press, 1975), p 18
  
  31 R. R. Palmer, 'Frederick the Great, Guibert, Bulow From Dynastic to National War', в Peter Paret, ed , Makers of Modern Strategy from Machiavelli to the Nuclear Age (Princeton Princeton University Press, 1986), p 119
  
  32 Edward Mortimer, 'Christianity and Islam', International Affairs, 67 (Jan 1991), 7
  
  33 Hedley Bull, The Anarchical Society (New York Columbia University Press, 1977), pp.:9-13 См.:также Adam Watson, The Evolution of International Society (London Routledge, 1992), и Barry Buzan, 'From International System to International Society
  
  541
  
  Structural Realism and Regime Theory Meet the English School', International Organization, 47 (Summer 1993), 327-352, кто проводит различие между 'цивилизационной' и 'функциональной' моделями международного сообщества и делает вывод, что ' цивилизационные международные сообщества превалируют в исторических записях' и что 'по-видимому, не бывает чистых случаев функциональных международных сообществ' (р. 336)
  
  34 О Spengler, Decline of the West, I, 93-94
  
  35 A. J. Toynbee, Study of History, I, 149ff, 154, 157ff
  
  36 F. Braudel, On History, p. хххiii
  ГЛАВА 3
  
  1. V. S. Naipaul, 'Our Universal Civilization', The 1990 Wriston Lecture, The Manhattan Institute, New York Review of Books, 30 October 1990, p 20
  
  2. Cm.: James Q. Wilson, The Moral Sense (New York Free Press, 1993), Michael Walzer, Thick and Thin Moral Argument at Home and Abroad (Notre Dame University of Notre Dame Press, 1994), особенно гл 1 и 4, и для краткого обзора, см Frances V Harbour, 'Basic Moral Values A Shared Core', Ethics and International Affairs, 9 (1995), 155-170
  
  3. Vaclav. Havel, 'Civilization's Thin Veneer', Harvard Magazine, 97 (July-August 1995), 32
  
  4. Hedley Bull., The Anarchical Society A Study of Order in World Politics (New York Columbia University Press, 1977), p 317
  
  5. John Rockwell 'The New Colossus American Culture as Power Export', и ряд авторов, 'Channel-Surfing Through U S Culture in 20 Lands', New York Times, 30 January 1994, sec 2, pp.:Iff, David Rieff, 'A Global Culture', World Policy Journal, 10 (Winter 1993-94), 73-81
  
  6. Michael Vlahos, 'Culture and Foreign Policy', Foreign Policy, 82 (Spring 1991), 69, Kishore Mahbubani, 'The Dangers of Decadence What the Rest Can Teach the West', Foreign Affairs, 72 (Sept /Oct 1993), 12
  
  7. Aaron L Friedberg, 'The Future of American Power', Political Science Quarterly, 109 (Spring 1994), 15
  
  8. Richard Parker, 'The Myth of Global News', New Perspectives Quarterly, 11 (Winter 1994) 41-44 Michael
  
  542
  
  Gurevitch, Mark R Levy, and Itzhak Roeh, 'The Global Newsroom convergences and diversities in the globalization of television news', в Peter Dahlgren and Colin Sparks, eds , Communication and Citizenship Journalism and the Public Sphere in the New Media (London Routledge, 1991), p 215
  
  9. Ronald Dore, 'Unity and Diversity in World Culture', в Hedley Bull and Adam Watson, eds , The Expansion of International Society (Oxford Oxford University Press, 1984), p 423
  
  10. Robert L Bartley, 'The Case for Optimism - The West Should Believe in Itself', Foreign Affairs, 72 (Sept /Oct 1993), 16
  
  11. Cm Joshua A Fishman, 'The Spread of English as a New Perspective for the Study of Language Maintenance and Language Shift', in Joshua A Fishman, Robert L Cooper, and Andrew W Conrad, The Spread of English The Sociology of English as an Additional Language (Rowley, MA Newbury House, 1977), pp.:108ff
  
  12. J A Fishman, 'Spread of English as a New Perspective', pp.: 118-119
  
  13. Randolf Quirk, в Braj В Kachru, The Indianization of English (Delhi Oxford, 1983), p n, R S Gupta and Kapil Kapoor, eds , English in India - Issues and Problems (Delhi Academic Foundation, 1991), p 21 Сравни Sarvepalh Gopal, 'The English Language in India', Encounter, 73 (July/Aug 1989), 16, который оценивает, что 35 млн индийцев 'говорят и пишут на каком-либо варианте английского языка' World Bank, World Development Report 1985, 1991 (New York Oxford University Press), table 1
  
  14 К Kapoor and R S Gupta, 'Introduction', в R S Gupta and К Kapoor, eds , English in India, p 21, S Gopal, 'English Language' p 16
  
  15. J A Fishman, 'Spread of English as a New Perspective', p 115
  
  16. Cm.: Newsweek, 19 July 1993, p 22
  
  17. Цит по R N Srivastava and V P Sharma 'Indian English Today', в R S Gupta and К Kapoor, eds , English in India, p 191, S Gopal, 'English Language', p 17
  
  18. New York Times, 16 July 1993, p A9, Boston Globe, 15 July 1993, p 13
  
  19. Вдобавок к проектам в World Christian Encyclopedia, См.:также Jean Bourgeois-Pichat, 'Le nombre des hommes {/E}tat et prospective', в Albert Jacquard et al , Les Scienttfiques Parlent (Paris Hachette, 1987), pp.:140, 143, 151, 154-156
  
  543
  
  20. Edward Said on V S Naipaul, цит по Brent Staples, 'Con Men and Conquerors', New York Times Book Review, 22 May 1994, p 42
  
  21. A G Kenwood and A L Lougheed, The Growth of the International Economy 1820-1990 (London Routledge, 3rd ed 1992), pp.:78-79, Angus Maddison, Dynamic Forces in Capitalist Development (New York Oxford University Press, 1991), pp.:326- 327, Alan S Blinder, New York Times, 12 March 1995, p 5E
  
  22. David M Rowe, 'The Trade and Security Paradox in International Politics', (unpublished manuscript, Ohio State University, 15 Sept 1994), p 16
  
  23. Dale С Copeland, 'Economic Interdependence and War A Theory of Trade Expectations', International Security 20 (Spring 1996), 25
  
  24. William J McGuire and Claire V McGuire, 'Content and Process in the Experience of Self', Advances in Experimental Social Psychology, 21 (1988), 102
  
  25. Donald L Horowitz, 'Ethnic Conflict Management for Policy-Makers', в Joseph V Montville and Hans Binnendijk, eds , Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies (Lexington, MA Lexington Books, 1990), p 121
  
  26. Roland Robertson, 'Globalization Theory and Civihzational Analysis', Comparative Civilizations Review, 17 (Fall 1987), 22, Jeffery A Shad, Jr, 'Globalization and Islamic Resurgence', Comparative Civilizations Review, 19 (Fall 1988), 67
  
  27. Cm Cyril E Black, The Dynamics of Modernization A Study in Comparative History (New York Harper & Row, 1966), pp.:1-34, Reinhard Bendix, 'Tradition and Modernity Reconsidered', Comparative Studies in Society and History, 9 (April 1967), 292-293
  
  28. Fernand Braudel, On History (Chicago University of Chicago Press, 1980), p 213
  
  29. Литература по отличительным особенностям западной цивилизации, конечно же, чрезвычайно обширна См.:, среди прочих, William H McNeill, Rise of the West A History of the Human Community (Chicago University of Chicago Press, 1963), F. Braudel, On History и более ранние работы, Immanuel Waller-stein, Geopolitics and Ceoculture Essays on the Changing World-System, (Cambridge Cambridge University Press, 1991) Карл В Дойч провел всеобъемлющее, сжатое и наводящее на серьезные
  
  544
  
  размышления сравнение Запада и девяти других цивилизаций по двадцати одному географическому, культурному, экономическому, технологическому, социальному и политическому фактору, особенное внимание уделив тому, насколько Запад от них отличается См.:Karl W Deutsch, 'On Nationalism, World Regions, and the Nature of the West', в Per Torsvik, ed , Mobilization, Center-Periphery Structures, and Nation-building A Volume in Commemoration of Stein Rokkan (Bergen Universitetsforlaget, 1981), pp.:51-93 Краткое изложение характерных отличительных особенностей западной цивилизации в 1500 году, см Charles Tilly, 'Reflections on the History of European State-making', в С Tilly, ed , The Formation of National States in Western Europe (Princeton Princeton University Press, 1975), pp.:18ff
  
  30. К W Deutsch, 'Nationalism, World Regions, and the West', p 77
  
  31. Cm Robert D Putnam, Making Democracy Work Civil Traditions in Modern Italy (Princeton Princeton University Press, 1993), p. 121ff.
  
  32. К W Deutsch, 'Nationalism, World Regions, and the West', p 78 См.: также Stein Rokkan, 'Dimensions of State Formation and Nation-building A Possible Paradigm for Research on Variations within Europe', в Charles Tilly, The Formation of National States in Western Europe (Princeton Princeton University Press, 1975), p 576, и R Putnam, Making Democracy Work, pp.: 124-127
  
  33. Geert Hofstede, 'National Cultures in Four Dimensions A Research-based Theory of Cultural Differences among Nations', International Studies of Management and Organization, 13 (1983), 52
  
  34. Harry С Triandis, 'Cross-Cultural Studies of Individualism and Collectivism' в Nebraska Symposium on Motivation 1989 (Lincoln University of Nebraska Press, 1990), 44-133, и New York Times, 25 December 1990, p 41 См.:также George С Lodge and Ezra F. Vogel, eds , Ideology and National Competitiveness An Analysis of Nine Countries (Boston Harvard Business School Press 1987), passim
  
  35. В связи типологией вариантов ответной реакции почти неизбежно возникают дискуссии о взаимодействии цивилизаций См.: Arnold J Toynbee, Study of History (London Oxford
  
  545
  
  University Press, 1935-61), II, 187ff, VIII, 152-153, 214, John L Esposito, The Islamic Threat Myth or Reality (New York Oxford University Press, 1992), pp.:53-62, Daniel Pipes, In the Path of God Islam and Political Power (New York Basic Books, 1983), pp.:105-142
  
  36. D. Pipes, Path of God, p 349
  
  37. William Pfaff, 'Reflections Economic Development', New Yorker, 25 December 1978, p 47
  
  38. D. Pipes, Path of God, pp.:197-198
  
  39. Ali Al-Amin Mazrui, Cultural Forces in World Politics (London James Currey, 1990), pp.:4-5
  
  40. J. L. Esposito, Islamic Threat, p 55-62, и D Pipes, Path of God, pp.: 114-120
  
  41. Rainer С Baum, 'Authority and Identity-The Invanance Hypothesis II', Zeitschrift für Soziologie, 6 (Oct 1977), 368-369 См.: также Rainer C Baum, 'Authority Codes The Invanance Hypothesis', Zeitschrift fur Soziologie, 6 (Jan 1977), 5-28
  
  42. См.: Adda В Bozeman, 'Civilizations Under Stress', Virginia Quarterly Review, 51 (Winter 1975), 5ff, Leo Frobenius Paideuma Umrisse einer Kultur- und Seelenlehre (Munich С Н Beck, 1921), pp.: 11ff, Oswald Spengler, The Decline of the West (New York Alfred A Knopf, 2 vols., 1926, 1928), II, 57ff
  
  43. A. D. Bozeman, 'Civilizations Under Stress', p 7
  
  44. William E Naff, 'Reflections on the Question of East and West" from the Point of View of Japan', Comparative Civilizations Review, 13/ 14 (Fall 1985 & Spring 1986), 222
  
  45. David E Apter, 'The Role of Traditionalism in the Political Hodernization of Ghana and Uganda' World Politics 13 (Oct 1960), 47-68
  
  46. S. N. Eisenstadt, 'Transformation of Social, Political, and Cultural Orders in Modernization', American Sociological Review, 30 (Oct 1965) 659-673
  
  47. D Pipes, Path of God, pp.:107,191
  
  48. F. Braudel, On History, pp.:212-213
  ГЛАВА 4
  
  1. Jeffery R Barnett, 'Exclusion as National Security Policy' Parameters 24 (Spring 1994) 54
  
  546
  
  2. Aaron L Friedberg, 'The Future of American Power', Political Science Quarterly, 109 (Spring 1994), 20-21
  
  3. Hedley Bull, 'The Revolt Against the West', в Medley Bull and Adam Watson, eds , Expansion of International Society (Oxford Oxford University Press 1984) p. 219
  
  4. Barry G. Buzan, 'New Patterns of Global Security in the Twenty-first Century', International Affairs, 67 (July 1991), 451
  
  5. Project 2025, (draft) 20 September 1991, p. 7, World Bank, World Development Report 1990 (Oxford Oxford University Press, 1990), pp.229, 244, The World Almanac and Book of Facts 1990 (Mahwah, NJ Funk & Wagnalls, 1989), p. 539
  
  6. United Nations Development Program, Human Development Report 1994 (New York Oxford University Press, 1994), pp. 136- 137, 207-211, World Bank, 'World Development Indicators', World Development Report 1984, 1986, 1990, 1994, Bruce Russett et al., World Handbook of Political and Social Indicators (New Haven Yale University Press, 1994), pp.222-226
  
  7. Paul Bairoch, 'International Industrialization Levels from 1750 to 1980', Journal of European Economic History, 11 (Fall 1982), 296, 304
  
  8. Economist, 15 May 1993, p. 83, цит. по: International Monetary Fund, World Economic Outlook, 'The Global Economy', Economist, 1 October 1994, pp.3-9, Wall Street Journal, 17 May 1993, p. A12, Nicholas D. Kristof, 'The Rise of China', Foreign Affairs, 72 (Nov /Dec 1993), 61, Kishore Mahbubani, 'The Pacific Way' Foreign Affairs, 74 (Jan /Feb 1995), 100-103
  
  9. International Institute for Strategic Studies, 'Tables and Analyses', The Military Balance 1994-95 (London Brassey's, 1994)
  
  10. Project 2025, p. 13, Richard A. Bitzinger, The Globalization of Arms Production Defense Markets in Transition (Washington, D. С. Defense Budget Project, 1993), passim
  
  11. Joseph S Nye, Jr , 'The Changing Nature of World Power', Political Science Quarterly, 105 (Summer 1990), 181 - 182
  
  12. William H McNeill, The Rise of the West: A History of the Human Community (Chicago University of Chicago Press, 1963), p. 545
  
  13. Ronald Dore, 'Unity and Diversity in Contemporary World Culture', в M Bull and A Watson, eds , Expansion of International Society, pp. 420-421
  
  547
  
  14. William E Naff, 'Reflections on the Question of "East and West" from the Point of View of Japan', Comparative Civilizations Review, 13/14 (Fall 1985 and Spring 1986), 219, Arata Isozaki, 'Escaping the Cycle of Eternal Resources', New Perspectives Quarterly, 9 (Spring 1992), 18
  
  15. Richard Sission, 'Culture and Democratization in India', в Larry Diamond, Political Culture and Democracy in Developing Countries (Boulder Lynne Rienner 1993), pp.55-61
  
  16. Graham E Fuller, 'The Appeal of Iran', National Interest, 37 (Fall 1994), 95
  
  17. Eisuke Sakakibara, 'The End of Progressivism A Search for New Goals', Foreign Affairs, 74 (Sept /Oct 1995), 8-14
  
  18. T S Eliot, Idea of a Christian Society (New York Harcourt, Brace and Company, 1940), p. 64
  
  19. Gilles Kepel, Revenge of God The Resurgence of Islam, Christianity and Judaism in the Modem World (University Park, PA Pennsylvania State University Press, trans Alan Braley 1994), p. 2
  
  20. George Weigel, 'Religion and Peace An Argument Complexified', Washington Quarterly, 14 (Spring 1991), 27
  
  21. James H Billington, 'The Case for Orthodoxy', New Republic, 30 May 1994, p. 26, Suzanne Massie, 'Back to the Future', Boston Globe, 28 March 1993, p. 72
  
  22. Economist, 8 January 1993, p. 46, James Rupert, 'Dateline Tashkent Post-Soviet Central Asia, Foreign Policy, 87 (Summer 1992), 180
  
  23. Fareed Zakaria, 'Culture Is Destiny A Conversation with Lee Kuan Yew', Foreign Affairs, 73, (Man/Apr 1994), 118
  
  24. Hassan Al-Turabi, 'The Islamic Awakening's Second Wave' New Perspectives Quarterly, 9 (Summer 1992), 52-55 Ted G. Jelen, The Political Mobilization of Religious Belief (New York Praeger, 1991), pp.55ff
  
  25. Bernard Lewis, 'Islamic Revolution', New York Review of Books, 21 January 1988 p. 47, G. Kepel, Revenge of God, p. 82
  
  26. Sudhir Kakar, 'The Colors of Violence Cultural Identities, Religion, and Conflict' (Unpublished manuscript), chap 6, 'A New Hindu Identity', p. 11
  
  27. Suzanne Massie, 'Back to the Future', p. 72, J. Rupert, 'Dateline Tashkent', p. 180
  
  28. Rosemary Radford Ruther, 'A World on Fire with Faith', New York Times Book Review, 26 January 1992, p. 10, William H
  
  548
  
  McNeill, 'Fundamentalism and the World of the 1990s', в Martin E Marty and R Scott Appleby, eds , Fundamentalisms and Society (Chicago University of Chicago Press, 1993), p. 561
  
  29. New York Times, 15 January 1993, p. A9, Henry Clement Moore, Images of Development Egyptian Engineers in Search of Industry (Cambridge MIT Press, 1980), pp.227-228
  
  30. Henry Scott Stokes, 'Korea's Church Militant', New York Times Magazine, 28 November 1972, p. 68
  
  31. Rev Edward J Dougherty, S J , New York Times 4 July 1993, p. 10, Timothy Goodman, 'Latin America's Reformation', American Enterprise, 2 (July-August 1991), 43, New York Times 11 July 1993, p. 1, Time, 21 January 1991, p. 69
  
  32. Economist, 6 May 1989, p. 23 11 November 1989, p. 41, Times (London), 12 April 1990, p. 12, Observer, 27 May 1990, p. 18
  
  33. New York Times, 16 July 1993, p. A9, Boston Globe, 15 July 1993, p. 13
  
  34. Cm Mark Juergensmeyer, The New Cold War? Religious Nationalism Confronts the Secular State (Berkeley University of California Press, 1993)
  
  35. F. Zakaria, 'Conversation with Lee Kuan Yew', p. 118, H Al-Turabi, 'Islamic Awakening's Second Wave', p. 53 См.: Terrance Carroll, 'Secularization and States of Modernity', World Politics, 36 (April 1984), 362-382
  
  36. John L Esposito, The Islamic Threat Myth or Reality (New York Oxford University Press, 1992), p. 10
  
  37. Regis Debray, 'God and the Political Planet', New Perspectives Quarterly, 11 (Spring 1994), 15
  
  38. J L Esposito, Islamic Threat, p. 10, Жиль Кепель цит в Sophie Lannes, 'La revanche de Dieu - Interview with Gilles Kepel', Geopolüique, 33 (Spring 1991), 14, H С Moore, Images of Development, pp.214-216
  
  39. M Juergensmeyer, The New Cold War, p. 71, Edward A Gargan, 'Hindu Rage Against Muslims Transforming Indian Politics', New York Times, 17 September 1993, p. Al, Khushwaht Singh, 'India, the Hindu State', New York Times, 3 August 1993, p. A17
  
  40. R Dore в M Bull and A Watson, eds , Expansion of International Society, p. 411, W H McNeill in M E Marty and R S Appleby, eds , Fundamentalisms and Society, p. 569
  
  549
  ГЛАВА 5
  
  1. Kishore Mahbubam, 'The Pacific Way', Foreign Affairs, 74 (Jan /Feb 1995), 100-103, IMD Executive Opinion Survey, Economist, 6 May 1995, p. 5, World Bank, Global Economic Prospects and the Developing Countries 1993 (Washington 1993) pp.66-67
  
  2. Tommy Koh, America's Role in Asia Asian Views (Asia Foundation, Center for Asian Pacific Affairs, Report No 13, November 1993), p. 1
  
  3. Alex Kerr, Japan Times, 6 November 1994, p. 10
  
  4. Yasheng Huang, 'Why China Will Not Collapse', Foreign Policy, 95 (Summer 1995), 57
  
  5. Cable News Network, 10 May 1994, Edward Friedman, 'A Failed Chinese Modernity', Daedalus, 122 (Spring 1993), 5, Perry Link, 'China's "Core" Problem', ibid , pp.201-204
  
  6. Economist, 21 January 1995, pp.38-39, William Theodore de Bany, 'The New Confucianism in Beijing', American Scholar, 64 (Spring 1995), 175ff, Benjamin L Self, 'Changing Role for Confucianism in China', Woodrow Wilson Center Report, 7 (September 1995), 4-5, New York Times, 26 August 1991, A19
  
  7. Lee Teng-hui, 'Chinese Culture and Political Renewal', Journal of Democracy, 6 (October 1995), 6-8
  
  8. Alex Kerr, Japan Times, 6 November 1994, p. 10, Kazuhiko Ozawa, 'Ambivalence in Asia', Japan Update, 44 (May 1995), 18-19
  
  9. О некоторых из этих проблем, см Ivan P Hall, 'Japan's Asia Card', National Interest, 38 (Winter 1994-95), 19lf
  
  10. Casimir Yost, 'America's Role in Asia One Year Later', (Asia Foundation, Center for Asian Pacific Affairs, Report No 15, February 1994), p. 4, Yoichi Funabashi, 'The Asiamzation of Asia' Foreign Affairs, 72 (Nov /Dec 1993), 78 Anwar Ibrahim, International Herald Tribune, 31 January 1994, p. 6
  
  11. Kishore Mahbubam, 'Asia and a United States in Decline', Washington Quarterly, 17 (Spring 1994), 5-23, о противоположной позиции, См.: Eric Jones, 'Asia's Fate A Response to the Singapore School', National Interest, 35 (Spring 1994), 18-28
  
  12. Mahathir bin Mohamad, Mare jirenma (The Malay Dilemma) (Tokyo Imura Bunka Jigyo, trans Takata Masayoshi,
  
  550
  
  1983), p. 267, цит по Ogura Kazuo, 'A Call for a New Concept of Asia', Japan Echo, 20 (Autumn 1993), 40
  
  13. Li Xiangiu, 'A Post-Cold War Alternative from East Asia', Straits Times, 10 February 1992, p. 24
  
  14. Yotaro Kobayashi, 'Re-Asianize Japan', New Perspectives Quarterly, 9 (Winter 1992), 20, Y Funabashi, 'The Asianization of Asia', pp. 75ff, George Yong-Soon Yee, 'New East Asia in a Multicultural World', International Herald Tribune, 15 July 1992,
  
  15. Yoichi Funabashi, 'Globalize Asia', New Perspectives Quarterly, 9 (Winter 1992), 23-24, Kishore M Mahbubani, 'The West and the Rest', National Interest, 28 (Summer 1992), 7, Hazuo, 'New Concept of Asia', p. 41
  
  16. Economist, 9 March 1996, p. 33
  
  17. Bandar bin Sultan, New York Times, 10 July 1994, p. 20
  
  18. John L Esposito, The Islamic Threat Myth or Reality (New York Oxford University Press, 1992), p. 12, Ali E Hillal Dessouki, 'The Islamic Resurgence', в Ah E Hillal Dessouki, ed , Islamic Resurgence in the Arab World (New York Praeger, 1982), pp.9-13
  
  19. Thomas Case, цит по Michael Walzer, The Revolution of the Saints A Study in the Origins of Radical Politics (Cambridge Harvard University Press, 1965), pp. 10-11, Hassan Al-Turabi, 'The Islamic Awakening's Second Wave', New Perspectives Quarterly, 9 (Summer 1992), 52 Единственным, самым полезным томом для понимания характера, притягательности, ограничений и исторической роли исламского фундаментализма в конце двадцатого века может вполне послужить исследование М Уолцера об английском кальвинистском пуританизме шестнадцатого и семнадцатого веков
  
  20. Donald К Emerson 'Islam and Regime in Indonesia Who's Coopting Whom'' (unpublished paper, 1989) p. 16, M Nasir Tamara, Indonesia in the Wake of Islam, 1965-1985 (Kuala Lumpur Institute of Strategic and International Studies Malaysia, 1986) p. 28 Economist 14 December 1985, pp. 35-36, Henry Tanner, 'Islam Challenges Secular Society', International Herald Tribune, 27 June 1987, pp. 7-8, Sabn Sayan, 'Politicization of Islamic Re-traditionalism Some Preliminary Notes', в Metin Heper and Raphael Israeli, eds , Islam and Politics in the Modem Middle East (London Groom Helm, 1984), p. 125, New York Times, 26 March 1989, p. 14, 2 March 1995, p. A8 См.:, например, репортажи об этих странах в New York Times, 17 November 1985, p. 2E, 15 November 1987, p. 13, 6 March 1991, p. All 20 October 1990, p. 4,
  
  551
  
  26 December 1992, p. 1, 8 March 1994, p. A15, и Economist, 15 June 1985, pp.36-37 и 18 September 1992, pp.23-25
  
  21. New York Times, 4 October 1993, p. A8, 29 November 1994, p. A4, 3 February 1994, p. 1, 26 December 1992, p. 5, Erika G Alin, 'Dynamics of the Palestinian Uprising An Assessment of Causes, Character, and Consequences', Comparative Politics, 26 (July 1994), 494, New York Times, 8 March 1994, p. A15, James Peacock, 'The Impact of Islam', Wilson Quarterly, 5 (Spring 1981), 142, Tamara, Indonesia in the Wake of Islam, p. 22
  
  22. Olivier Roy, The Failure of Political Islam (London Tauris, 1994), p. 49ff, New York Times, 19 January 1992, p. E3, Washington Post, 21 November 1990, p. A1 Cm Gilles Keppel, The Revenge of God The Resurgence of Islam, Christianity, and Judaism in the Modem World (University Park, PA Pennsylvania State University Press, 1994), p. 32, Farida Faouzia Charfi, 'When Galileo Meets Allah', New Perspectives Quarterly, 11 (Spring 1994), 30, J L Esposito, Islamic Threat, p. 10
  
  23. Mahnaz Ispahani, 'Varieties of Muslim Experience', Wilson Quarterly, 13 (Autumn 1989), 72
  
  24. Saad Eddin Ibhrahim, 'Appeal of Islamic Fundamentalism', (Paper presented to the Conference on Islam and Politics in the Contemporary Muslim World, Harvard University, 15-16 October 1985), pp.9-10, и 'Islamic Militancy as a Social Movement The Case of Two Groups in Egypt', в A Dessouki, ed , Islamic Resurgence, pp 128-131
  
  25. Washington Post, 26 October 1980, p. 23, J Peacock 'Impact of Islam', p. 140, Ilkay Sunar and Binnaz Toprak, 'Islam in Politics The Case of Turkey', Government and Opposition 18 (Autumn 1983), 436, Richard W Bulltet, 'The Israeli-PLO Accord The Future of the Islamic Movement', Foreign Affairs, 11 (Nov/ Dec 1993), 42
  
  26. Ernest Gellner, 'Up from Imperialism', New Republic, 22 May 1989, p. 35, John Murray Brown, 'Tansu Ciller and the Question of Turkish Identity', World Policy Journal, 11 (Fall 1994), 58, О Roy, Failure of Political Islam, p. 53
  
  27. Fouad Ajami, 'The Impossible Life of Muslim Liberalism', New Republic, 2 June 1986, p. 27
  
  28. Clement Moore Henry, 'The Mediterranean Debt Crescent' (Unpublished manuscript), p. 346, Mark N Katz, 'Emerging Patterns in the International Relations of Central Asia', Central
  
  552
  
  Asian Monitor, (No 2, 1994), 27, Mehrdad Haghayeghi, 'Islamic Revival in the Central Asian Republics', Central Asian Survey, 13 (No 2, 1994), 255
  
  29 New York Times, 10 April 1989, p A3, 22 December 1992, p 5, Economist, 10 October 1992, p 41
  
  30 Economist, 20 July 1991, p 35, 21 December 1991-3 January 1992, p 40, Mahfulzul Hoque Choudhury, 'Nationalism, Religion and Politics in Bangladesh', в Rafiuddin Ahmed, ed , Bangladesh Society, Religion and Politics (Chittagong South Asia Studies Group, 1985), p 68, New York Times, 30 November 1994, p A14, Wall Street Journal, 1 March 1995, pp 1, A6
  
  31 Donald L Horowitz, 'The Qur'an and the Common Law Islamic Law Reform and the Theory of Legal Change', American Journal of Comparative Law, 42 (Spring and Summer, 1994), 234ff
  
  32 A Dessouki, 'Islamic Resurgence', p 23
  
  33 Daniel Pipes, In the Path of God Islam and Political Power (New York Basic Books, 1983), pp 282-283, 290-292, John Barrett Kelly, Arabia, the Gulf and the West (New York Basic Books, 1980), pp 261,423, цит по D Pipes, Path of God, p 291
  
  34 United Nations Population Division, World Population Prospects The 1992 Revision (New York United Nations, 1993), table A18, World Bank, World Development Report 1995 (New York Oxford University Press, 1995), table 25 Jean Bourgeois-Pichat, 'Le Nombre des Hommes Etat et Prospective', в Albert Jacquard, ed ,Les Scientifiques Parlent (Pans Hachette 1987), pp 154 156
  
  35 Jack A Goldstone Revolution and Rebellion in the Early Moaem World (Berkeley University of California Press, 1991) passim but esp 24-39
  
  36 Herbert Moeller '\outn as a Force in the Modern World' Comparative Studies in Society and History, 10 (April 1968) 237- 260 Lewis S Feuer 'Generations and the Theory of Revolution' Suroey 18 (Summer 1972), pp 161 - 188
  
  37 Peter W Wilson and Douglas F Graham Saudi Arabia The Coming Storm (Аттопк, NY M E Sharpe, 1994), pp 28-29
  
  38 Philippe Fargues, 'Demographic Explosion or Social Upheaval', в Ghassen Salame, ed , Democracy Without Democrats? The Renewal of Politics in the Muslim World (London I B Tauris, 1994), pp 158-162, 175-177
  
  39 Economist, 29 August 1981 p 40, Denis Dragounski, 'Threshold of Violence' Freedom Review 26(March/Apnl 1995) 11
  
  553
  ГЛАВА 6
  
  1 Andreas Papandreou, 'Europe Turns Left', New Perspectives Quarterly, 11 (Winter 1994), 53, Vuk Draskovic, цит по Janice A Broun, 'Islam in the Balkans', Freedom Review, 22 (Nov /Dec 1991), 31, F Stephen Larrabee, 'Instability and Change in the Balkans', Survival, 34 (Summer 1992), 43, Misha Glenny, 'Heading Off War in the Southern Balkans', Foreign Affairs, 74 (May/June 1995), 102-103
  
  2 Ali Al-Amin Mazrui, Cultural Forces in World Politics (London James Currey, 1990) p 13
  
  3 См например Economist 16 November 1991, p 45, 6 May 1995, p 36
  
  4 Ronald В Palmer and Thomas J Reckford Building ASEAN 20 Years of Southeast Asian Cooperation (New York Praeger 1987), p 109, Economist, 23 July 1994, pp 31-32
  
  5 Barry Buzan and Gerald Segal, 'Rethinking East Asian Security), Survival, 36 (Summer 1994), 16
  
  6 Far Eastern Economic Review, 11 August 1994, p 34
  
  7 An interview between Datsuk Sen Mahathir bin Mohamad of Malaysia and Kenichi Ohmae, pp 3, 7, Rafidah Azia, New York Times, 12 February 1991, p D6
  
  8 Japan Times, 7 November 1994, p 19, Economist 19 November 1994 p 37
  
  9 Murray Weidenbaum, 'Greater China A New Economic Colossus?' Washington Quarterly 16 (Autumn 1993), 78-80
  
  10 Wall Street Journal 30 September 1994, p A8, New York Times, 17 February 1995 p A6
  
  11 Economist, 8 October 1994, p 44, Andres Serbin 'Towards an Association of Caribbean States Raising Some Awkward Questions', Journal o[ Interamerican Studies, 36 (Winter 1994), 61-90
  
  12 Far Eastern Economic Review, 5 July 1990, pp 24-25, 5 September 1991, pp 26-27, New York Times, 16 February 1992, p 16, Economist, 15 January 1994, p 38, Robert D Hormats, 'Making Regionalism Safe', Foreign Affairs, 73 (March/April 1994), 102- 103 Economist, 10 June 1994 pp 47-48, Boston Globe, 5 February 1994 p 7 О Mercosur См Luigi Manzetti, 'The Political Economy of MERCOSUR' Journal of Interamerican Studies 35
  
  554
  
  (Winter 1993/94), 101-141, и Felix Pena, 'New Approaches to Economic Integration in the Southern Cone', Washington Quarterly, 18 (Summer 1995), 113-122
  
  13. New York Times, 8 April 1994, p. A3, 13 June 1994, pp. D1, D5, 4 January 1995, p. A8, Mahathir Interview with Ohmae, pp.2,5, 'Asian Trade New Directions', AMEX Bank Review, 20 (22 March 1993), 1-7
  
  14. Cm Brian Pollins, 'Does Trade Still Follow the Flag'' American Political Science Review, 83 (June 1989), 465-480, Joanne Gowa and Edward D Mansfield, 'Power Politics and International Trade', American Political Science Review, 87 (June 1993), 408-421, и David M Rowe, 'Trade and Security in International Relations', (unpublished paper, Ohio State University, 15 September 1994), passim
  
  15. Sidney W Mintz, 'Can Haiti Change'' Foreign Affairs, 75 (Jan /Feb 1995), 73, Ernesto Perez Balladares and Joycelyn McCalla quoted in 'Haiti's Traditions of Isolation Makes U S Task Harder', Washington Post, 25 July 1995, p. Al
  
  16. Economist, 23 October 1993, p. 53
  
  17. Boston Globe, 21 March 1993, pp. 1, 16, 17, Economist, 19 November 1994, p. 23, 11 June 1994, p. 90 На сходство в этом отношении между Турцией и Мексикой указали Барри Бьюзен , см Barry Buzan, 'New Patterns of Global Security in the Twenty-first Century', International Affairs, 67 (July 1991), 449, и Ягдиш Бхагвати , см.:Jagdish Bhagwati The World Trading System at Risk (Princeton Princeton University Press, 1991), p. 72
  
  18. Cm Marquis de Custine, Empire of the Czar A Journey Through Eternal Russia (New York Doubleday, 1989, originally published in Paris in 1844), passim
  
  19. P Ya Chaadayev, Articles and Letters [Statyi i pisma] (Moscow 1989), p. 178 и N Ya Danilevskiy, Russia and Europe [Rossiya i Yevropa] (Moscow 1991), pp.267-268, цит по Sergei Vladislavovich Chugrov, 'Russia Between East and West', в Steve Hirsch, ed , MEMO 3 In Search of Answers in the Post Soviet Era (Washington, D С Bureau of National Affairs, 1992), p. 138
  
  20. Cm Leon Aron, 'The Battle for the Soul of Russian Foreign Policy', The American Enterprise, 3 (Nov/Dec 1992), l0ff, Alexei G Arbatov, 'Russia's Foreign Policy Alternatives', International Security, 18 (Fall 1993), 5ff
  
  21. Sergei Stankevich, 'Russia in Search of Itself', National Interest, 28 (Summer 1992), 48-49
  
  555
  
  22. Albert Motivans, '"Openness to the West" in European Russia', RFE/RL Research Report, 1 (27 November 1992), 60-62 Ученые различными способами высчитали распределение голосов с незначительной разницей в результатах Я опирался на анализ Сергея Чугрова , см.: Sergei Chugrov, 'Political Tendencies in Russia's Regions Evidence from the 1993 Parliamentary Elections' (Unpublished paper, Harvard University, 1994)
  
  23. S Chugrov, 'Russia Between', p. 140
  
  24. Samuel P Huntington, Political Order in Changing Societies (New Haven Yale University Press, 1968), pp.350-351
  
  25. Duygo Bazoglu Sezer, 'Turkey's Grand Strategy Facing a Dilemma', International Spectator, 27 (Jan /Mar 1992), 24
  
  26 Clyde Haberman, 'On Iraq's Other Front', New York Times Magazine, 18 November 1990, p. 42, Bruce R Kuniholm, 'Turkey and the West', Foreign Affairs, 70 (Spring 1991), 35-36
  
  27. Ian Lesser, 'Turkey and the West after the Gulf War', International Spectator, 27 (Jan /Mar 1992), 33
  
  28. Financial Times, 9 March 1992, p. 2, New York Times, 5 April 1992, p. E3, Tansu Ciller, 'The Role of Turkey in "the New World"', Strategic Review, 22 (Winter 1994), p. 9, С Haberman, 'Iraq's Other Front', p. 44, John Murray Brown, 'Tansu Ciller and the Question of Turkish Identity', World Policy Journal, 11 (Fall 1994), 58
  
  29. D В Sezer, 'Turkey's Grand Strategy', p. 27, Washington Post, 22 March 1992, New York Times, 19 June 1994, p. 4
  
  30. New York Times, 4 August 1993 p. A3, 19 June 1994 p. 4 Philip Robins 'Between Sentiment and Self interest Turkey s Policy toward Azerbaijan and the Central Asian States', Middle East Journal, 47 (Autumn 1993), 593-610 Economist, 17 June 1995 pp.38-39
  
  31. Bahri Yilmaz, 'Turkey s new Role in International Politics' Aussenpolitik, 45 (January 1994), 94
  
  32. Eric Rouleau, 'The Challenges to Turkey' Foreign Affairs 72 (Nov/Dec 1993) 119
  
  33. E Rouleau 'Challenges to Turkey' pp. 120-121, hew York Times, 26 March 1989, p. 14
  
  34. Ibid
  
  35. J M Brown, 'Question of Tu kish Identity', p. 58
  
  36. D В Sezer, 'Turkey's Grand Strategy', pp.29-30
  
  37. T Ciller, 'Turkey in "the New World"', p. 9, J M Brown, 'Question of Turkish Identity', p. 56 Tansu Ciller, 'Turkey and NATO Stability in the Vortex of Change' NATO Review, 42 (April
  
  556
  
  1994), 6, Suleyman Demirel, BBC Summary of World Broadcasts, 2 February 1994 О другом использовании метафоры моста, см Bruce R Kuniholm, 'Turkey and the West', Foreign Affairs, 70 (Spring 1991), 39, I Lesser, 'Turkey and the West', p 33
  
  38 Octavio Paz, 'The Border of Time', interview with Nathan Gardels, New Perspectives Quarterly, 8 (Winter 1991), 36
  
  39 Как выражается эта последняя озабоченность, см Daniel Patrick Moynihan, 'Free Trade with an Unfree Society A Commitment and its Consequences', National Interest, (Summer 1995), 28-33
  
  40 Financial Times, 11 -12 September 1993, p 4, New York Times, 16 August 1992, p 3
  
  41 Economist, 23 July 1994, p 35, Irene Moss, Human Rights Commissioner (Australia), New York Times, 16 August 1992, p 3, Economist, 23 July 1994, p 35, Boston Globe, 7 July 1993, p 2, Cable News Network, News Report, 16 December 1993, Richard Higgott, 'Closing a Branch Office of Empire Australian Foreign Policy and the UK at Century's End', International Affairs, 70 (January 1994), 58
  
  42 Jat Sujamiko, The Australian, 5 May 1993, p 18 цит по R Higgott, 'Closing a Branch', p 62, R Higgott, 'Closing a Branch', p 63, Economist, 12 December 1993, p 34
  
  43 Transcript, Interview with Keniche Ohmae, 24 October 1994, pp 5-6 См также Japan Times, 7 November 1994, p 19
  
  44 Former Ambassador Richard Woolcott (Australia), New York Times, 16 August 1992, p 3
  
  45 Paul Kelly, 'Reinventing Australia', National Interest, 30 (Winter 1992), 66, Economist 11 December 1993 p 34 R Higgott 'Closing a Branch', p 58
  
  46 Lee Kuan Yew цит по R Higgott, 'Closing a Branch', p 49
  ГЛАВА 7
  
  1 Economist, 14 January 1995, p 45, 26 November 1994, p 56, резюмируя статью Жюппе в Le Monde, 18 November 1994, New York Times, 4 September 1994, p 11
  
  2 Michael Howard, 'Lessons of the Cold War', Survival, 36 (Winter 1994), 102-103, Pierre Behar, 'Central Europe The New Lines of Fracture', Geopolitique, 39 (English ed , August 1992), 42,
  
  557
  
  Max Jakobson, 'Collective Security in Europe Today', Washington Quarterly, 18 (Spring 1995), 69, Max Beloff, 'Fault Lines and Steeples The Divided Loyalties of Europe', National Interest, 23 (Spring 1991), 78
  
  3 Andreas Oplatka, 'Vienna and the Mirror of History', Geopolitique, 35 (English ed , Autumn 1991), 25, Vytautas Landsbergis, 'The Choice', Geopolitique, 35 (English ed , Autumn 1991), 3, New York Times, 23 April 1995, p 5E
  
  4 Carl Bildt, 'The Baltic Litmus Test', Foreign Affairs, 73 (Sept /Oct 1994), 84
  
  5 New York Times, 15 June 1995, p A10
  
  6 RFE/RL Research Bulletin, 10(16March 1993), 1,6
  
  7 William D Jackson, 'Imperial Temptations Ethnics Abroad', Orbis, 38 (Winter 1994), 5
  
  8 Ian Brzezmski, New York Times, 13 July 1994, p A8
  
  9 John F Mearsheimer, 'The Case for a Ukrainian Nuclear Deterrent Debate', Foreign Affairs, 72 (Summer 1993), 50-66
  
  10 New York Times, 31 January 1994, p A8
  
  11 Цит по Ola Tunander, 'New European Dividing Lines?' в Valter Angell, ed , Norway Facing a Changing Europe Perspectives and Options (Oslo Norwegian Foreign Policy Studies No 79, Fridtjof Nansen Institute et al , 1992), p 55
  
  12 John Morrison, 'Pereyaslav and After The Russian-Ukrainian Relationship', International Affairs, 69 (October 1993), 677
  
  13 John King Fairbank, ed , The Chinese World Order Traditional China's Foreign Relations (Cambridge Harvard University Press, 1968), pp 2-3
  
  14 Perry Link, 'The Old Man's New China', New York Review of Books, 9 June 1994, p 32
  
  15 Perry Link, 'China's "Core" Problem', Daedalus, 122 (Spring 1993), 205, Weiming Tu, 'Cultural China The Periphery as the Center', Daedalus, 120 (Spring 1991), 22, Economist, 8 July 1995, pp 31-32
  
  16 Economist, 27 November 1993, p 33, 17 July 1993, p 61
  
  17 Economist, 27 November 1993, p 33, Yoichi Funabashi, 'The Asianization of Asia', Foreign Affairs, 72 (Nov /Dec 1993), 80 См также Murray Weidenbaum and Samuel Hughes, The Bamboo Network (New York Free Press, 1996)
  
  18 Christopher Gray, цит по Washington Post, 1 December 1992, p A30, Lee Kuan Yew, цит по Maggie Farley, 'The Bamboo
  
  558
  
  Network', Boston Globe Magazine, 17 April 1994, p. 38, International Herald Tribune, 23 November 1993
  
  19. International Herald Tribune, 23 November 1993, George Hicks and J. А. С. Mackie, 'A Question of Identity Despite Media Hype, They Are Firmly Settled in Southeast Asia', Far Eastern Economic Review, 14 July 1994, p. 47
  
  20. Economist, 16 April 1994, p. 71, Nicholas D Kristof, 'The Rise of China', Foreign Affairs, 72 (Nov /Dec 1993), 48, Gerrit W Gong, 'China's Fourth Revolution', Washington Quarterly, 17 (Winter 1994), 37, Wall Street Journal, 17 May 1993, p. A7A, Murray L Weidenbaum, Greater China The Next Economic Superpower? (St Louis Washington University Center for the Study of American Business, Contemporary Issues Series 57, February 1993), pp.2-3
  
  21. Steven Mufson, Washington Post, 14 August 1994, p. A30, Newsweek, 19 July 1993 p. 24, Economist, 7 May 1993, p. 35
  
  22. Cm Walter С Clemens, Jr and Jim Zhan, 'Chiang Ching-Kuo's Role in the ROC-PRC Reconciliation', American Asian Review, 12 (Spring 1994), 151 - 154
  
  23. Koo Chen Foo, цит. по: Economist, 1 May 1993, p. 31, P Link, 'Old Man's New China', p. 32 См.: 'Cross-Strait Relations Historical Lessons', Free China Review, 44 (October 1994), 42-52 Gong, 'China's Fourth Revolution' p. 39, Economist, 2 July 1994 p. 18, Gerald Segal, 'China's Changing Shape The Muddle Kingdom?' Foreign Affairs, 73 (May/June 1994), 49, Ross H Munro 'Giving Taipei a Place at the Table', Foreign Affairs, 73 (Nov /Dec 1994), 115, Wall Street Journal, 17 May 1993, p. A7A, Free China Journal 29 July 1994 p. 1
  
  24. Economist, 10 July 1993, pp.28-29, 2 April 1994, pp.34- 35, International Herald Tribune, 23 November 1993, Wall Street Journal, 17 May 1993, p. A7A
  
  25. Ira M. Lapidus, History of Islamic Societies (Cambridge UK Cambridge University Press, 1988), p. 3
  
  26. Mohamed Zahl Mogherbi, 'Tribalism, Religion and the Challenge of Political Participation The Case of Libya', (Paper presented to Conference on Democratic Challenges in the Arab World, Center for Political and International Development Studies, Cairo, 22-27 September 1992, pp. 1,9, Economist, (Survey of the Arab East), 6 February 1988, p. 7, Adlan A. El-Hardallo, 'Sufism and Tribalism The Case of Sudan', (Paper prepared for Conference on
  
  559
  
  Democratic Challenges in the Arab World, Center for Political and International Development Studies, Cairo, 22-27 September 1992), p. 2, Economist, 30 October 1987, p. 45, John Duke Anthony, 'Saudi Arabia From Tribal Society to Nation-State', in Ragaei El Mellakh and Dorothea H El Mellakh, eds , Saudi Arabia, Energy, Developmental Planning, and Industrialization (Lexington, MA Lexington, 1982), pp.93-94
  
  27. Yalman Onaran, 'Economics and Nationalism The Case of Muslim Central Asia', Central Asian Survey, 13 (No 4, 1994), 493, Denis Dragounski, 'Threshold of Violence', Freedom Review, 26 (Mar /April 1995), 12
  
  28. Barbara Daly Metcalf, 'The Comparative Study of Muslim Societies', Items, 40 (March 1986), 3
  
  29. В D Metcalf, 'Muslim Societies', p. 3
  
  30. Boston Globe, 2 April 1995, p. 2 О PAIC вообще, см 'The Popular Arab and Islamic Conference (PAIC) A New "Islamist International"?' TransState Islam, 1 (Spring 1995), 12-16
  
  31. Bernard Schechterman and Bradford R McGuinn, 'Linkages Between Sunni and Shi'i Radical Fundamentalist Organizations A New Variable in Middle Eastern Politics?' The Political Chronicle, 1 (February 1989), 22-34, New York Times, 6 December 1994, p. 5
  ГЛАВА 8
  
  1. Georgi Arbatov, 'Neo-Bolsheviks of the I.M.F.', New York Times, 7 May 1992, p. A27
  
  2. Взгляды северокорейцев выразил высокопоставленный американский аналитик, см Washington Post, 12 June 1994, р С1, индийский генерал, цит по Les Aspin, 'From Deterrence to Denuking Dealing with Proliferation in the 1990"s', Memorandum, 18 February 1992, p. 6
  
  3. Lawrence Freedman, 'Great Powers, Vital Interests and Nuclear Weapons', Survival, 36 (Winter 1994), 37, Les Aspin, Remarks, National Academy of Sciences, Committee on International Security and Arms Control, 7 December 1993, p. 3
  
  4. Stanley Norris , цит по Boston Globe, 25 November 1995, pp.1, 7, Alastair Iain Johnston, 'China's New "Old Thinking" The Concept of Limited Deterrence', International Security, 20 (Winter 1995-96), 21-23
  
  5Б0
  
  5 Philip L Ritcheson, 'Iranian Military Resurgence Scope, Motivations, and Implications for Regional Security', Armed Forces and Society, 21 (Summer 1995), 575-576 Warren Christopher Address, Kennedy School of Government, 20 January 1995, Time, 16 December 1991, p. 47, Ah Al-Amin Mazrui, Cultural Forces in World Politics (London J Currey, 1990), pp.220,224
  
  6 New York Times, 15 November 1991, p. A1, New York Times, 21 February 1992, p. A9, 12 December 1993, p. 1, Jane Teufel Dreyer, 'U S /China Military Relations Sanctions or Rapprochement?' In Depth, 1 (Spring 1991), 17-18, Time, 16 December 1991, p. 48, Boston Globe, 5 February 1994, p. 2, Monte R Bullard, 'U S -China Relations The Strategic Calculus', Parameters, 23 (Summer 1993), 88
  
  7 Цит по Karl W Eikenberry, Explaining and Influencing Chinese Arms Transfers (Washington, D С National Defense University, Institute for National Strategic Studies, McNair Paper No 36, February 1995), p. 37, Pakistani government statement, Boston Globe, 5 December 1993, p. 19, R Bates Gill, 'Curbing Beijing's Arms Sales', Orbis, 36 (Summer 1992), p. 386, Chong-pin Lin, 'Red Army', New Republic, 20 November 1995, p. 28, New York Times, 8 May 1992, p. 31
  
  8 Richard A Bitzinger, 'Arms to Go Chinese Arms Sales to the Third World', International Security, 17 (Fall 1992), p. 87, Philip Ritcheson, 'Iranian Military Resurgence', pp. 576, 578 Washington Post, 31 October 1991, pp. A1, A24 Time, 16 December 1991, p. 47, New York Times, 18 April 1995, p. A8, 28 September 1995, p. 1, 30 September 1995, p. 4, Monte Bullard, 'U S -China Relations', p. 88 New York Times, 22 June 1995 p. 1 R В Gill 'Curbing Beijing s Arms' p. 388 New York Times 8 April 1993, p. A9, 20 June 1993 p. 6
  
  9 John E Reilly 'The Public Mood at Mid-Decade', Foreign Policy, 98 (Spring 1995), p. 83, Executive Order 12930, 29 September 1994, Executive Order 12938 14 November 1994 Более подробно они изложены в подписанном президентом Бушем Executive Order 12735, 16 November 1990, где заявлено о национальном чрезвычайном положении по отношению к химическому и биологическому оружию
  
  10 James Fallows, 'The Panic Gap Reactions to North Korea's Bomb', National Interest, 38 (Winter 1994), 40-45, David Sänger New York Times, 12 June 1994, pp.1,16
  
  11 New York Times, 26 December 1993, p. 1
  
  561
  
  12 Washington Post, 12 May 1995, p. 1
  
  13 Bilahari Kausikan, 'Asia's Different Standard', Foreign Policy, 92 (Fall 1993), 28-29
  
  14 Economist, 30 July 1994, p. 31, 5 March 1994, p. 35, 27 August 1994, p. 51, Yash Ghai, 'Human Rights and Governance The Asian Debate', (Asia Foundation Center for Asian Pacific Affairs, Occasional Paper No 4, November 1994), p. 14
  
  15 Richard M Nixon, Beyond Peace (New York Random House, 1994), pp.127-128
  
  16 Economist, 4 February 1995, p. 30
  
  17 Charles J Brown, 'In the Trenches The Battle Over Rights', Freedom Review, 24 (Sept /Oct 1993), 9, Douglas W Payne 'Showdown in Vienna', ibid , pp.6-7
  
  18 Charles Norchi, 'The Ayatollah and the Author Rethinking Human Rights', Yale Journal of World Affairs, 1 (Summer 1989), 16, В Kausikan, 'Asia's Different Standard', p. 32
  
  19 Richard Cohen, The Earth Times, 2 August 1993, p. 14
  
  20 New York Times, 19 September 1993, p. 4E, 24 September 1993, pp. 1, B9, B16, 9 September 1994, p. A26, Economist, 21 September 1993, p. 75, 18 September 1993, pp.37-38, Financial Times, 25-26 September 1993, p. 11, Straits Times, 14 October 1993, p. 1
  
  21 Фразы и цитаты взяты из Myron Weiner, Global Migration Crisis (New York HarperCollins, 1995), pp.21-28
  
  22 M Werner, Global Migration Crisis p. 2
  
  23 Stanley Hoffmann, 'The Case for Leadership' Foreign Policy, 81 (Winter 1990-91), 30
  
  24 См.: В A Roberson, 'Islam and Europe An Enigma or a Myth?' Middle East Journal 48 (Spring 1994) p. 302 New York Times, 5 December 1993 p. 1,5 May 1995, p. 1, Joel Klotkin and Andries van Agt 'Bedouins Tribes That Have Made it', New Perspectives Quarterly, 8 (Fall 1991), p. 51, Judith Miller, 'Strangers at the Gate', New York Times Magazine 15 September 1991, p. 49
  
  25 International Herald Tribune, 29 May 1990, p. 5, New York Times, 15 September 1994, p. A21 Организатором опроса французов выступило французское правительство, а немцев - Американский еврейский комитет
  
  26 Смотри Hans-George Betz, 'The New Politics of Resentment Radical Right-Wing Populist Parties in Western Europe' Comparative Politics 25 (July 1993) 413-427
  
  562
  
  27 International Herald Tribune, 28 June 1993, p. 3, Wall Street Journal, 23 May 1994, p. B1, Lawrence H Fuchs, 'The Immigration Debate Little Room for Big Reforms', American Experiment, 2 (Winter 1994), 6
  
  28 James С Clad, 'Slowing the Wave', Foreign Policy, 95 (Summer 1994), 143, Rita J Simon and Susan H Alexander, The Ambivalent Welcome Print Media, Public Opinion and Immigration (Westport, CT Praeger, 1993), p. 46
  
  29 New York Times, 11 June 1995, p. E14
  
  30 Jean Raspail, The Camp of the Saints (New York Scribner, 1975) and Jean-Claude Chesnais, Le Crepuscule de l'Occident Demographie et Politique (Pans Robert Laffont, 1995), Pierre Lellouche, цит по J Miller, 'Strangers at the Gate', p. 80
  
  31 Philippe Fargues, 'Demographic Explosion or Social Upheaval?' в Ghassan Salame, ed , Democracy Without Democrats? The Renewal of Politics in the Muslim World (London I B Taurus, 1994), pp.157ff
  ГЛАВА 9
  
  1 Adda В Bozeman, Strategic Intelligence and Statecraft Selected Essays (Washington Brassey's (US), 1992), p. 50, Barry Buzan, 'New Patterns of Global Security in the Twenty first Century', International Affairs, 67 (July 1991), 448-449
  
  2 John L Esposito, The Islamic Threat Myth or Reality (New York Oxford University Press, 1992), p. 46
  
  3 Bernard Lewis, Islam and the West (New York Oxford University Press, 1993), p. 13
  
  4 J L Esposito, Islamic Threat, p. 44
  
  5 Daniel Pipes, In the Path of God Islam and Political Power (New York Basic Books, 1983), 102-103, 169-173, Lewis F Richardson, Statistics of Deadly Quarrels (Pittsburgh Boxwood Press, 1960), pp.235-237
  
  6 Ira M Lapidus, A History of Islamic Societies (Cambridge Cambridge University Press, 1988), pp. 41-42, Princess Anna Comnena, цит по Karen Armstrong, Holy War The Crusades and Their Impact on Today's World (New York Doubleday-Anchor, 1991), pp. 3-4, цит по Arnold J Toynbee, Study of History (London Oxford University Press, 1954), VIII, p. 390
  
  7 Barry Buzan, 'New Patterns', pp.448-449, Bernard Lewis, 'The Roots of Muslim Rage Why So Many Muslims Deeply Resent
  
  563
  
  the West and Why Their Bitterness Will Not Be Easily Mollified', Atlantic Monthly, 266 (September 1990), 60
  
  8 Mohamed Sid Ahmed, 'Cybernetic Colonialism and the Moral Search', New Perspectives Quarterly 11 (Spring 1994), 19, M J Akbar, цит по Time, 15 June 1992, p. 24, Abdelwahab Belwahl цит
  
  по ibid , p. 26
  
  9 William H McNeill, 'Epilogue Fundamentalism and the World of the 1990's', в Martin E Marty and R Scott Appleby eds Fundamentalisms and Society Reclaiming the Sciences the Family and Education (Chicago University of Chicago Press), p. 569
  
  10 Fatima Mernissi, Islam and Democracy Fear of the Modem World (Reading, MA Addison Wesley, 1992)
  
  11 Подборку таких сообщений, см Economist 1 August 1992,
  
  pp 34-35
  
  12 John E Reilly, ed , American Public Opinion and U S Foreign Policy 1995 (Chicago Chicago Council on Foreign Relations, 1995), p. 21 Le Monde, 20 September 1991, p. 12, цит по Margaret Blunden, 'Insecurity on Europe's Southern Flank' Survival, 36 (Summer 1994), 138, Richard Morin, Washington Post (National Weekly Ed ), 8-14 November 1993, p. 37, Foreign Policy Association National Opinion Ballot Report, November 1994 p. 5
  
  13 Boston Globe, 3 June 1994, p. 18, John L Esposito 'Symposium Resurgent Islam in the Middle East' Middle East Policy 3 (No 2, 1994), 9 International Herald Tribune 10 May 1994 pp.1 4 Christian Science Monitor 24 February 1995 p. 1
  
  14 Robert Ellsworth Wall Street Journal, 1 March 1995 p. 15 William T Johnsen, NATO's New Front Line The Growing Importance of the Southern Tier (Carlisle Barracks PA Strategic Studies Institute US Army War College 1992), p. vii Robbin Laird French Security Policy in Transition Dynamics of Coniinuitu and Change (Washington, D С Institute for National Strategic Studies McNair paper 38, March 1995) pp.50-52
  
  15 Ayatollah Ruhollah Khomeini, Islam and Revolution (Berkeley CA Mizan Press 1981) p. 305
  
  16 Economist, 23 November 1991, p. 15
  
  17 Barry Buzan and Gerald Segal, 'Rethinking East Asian Security', Survival, 36 (Summer 1994), 15
  
  18 Can China's Armed Forces Win the Next War?, отрывки переведены и опубликованы в Ross H Munro, 'Eavesdropping on the Chinese Military Where It Expects War - Where It Doesn't', Orbis, 38 (Summer 1994), 365 Авторы этого документа далее сказали, что
  
  564
  
  использование военной силы против Тайваня 'было бы в действительности неразумным решением'
  
  19 В Buzan and G Segal, 'Rethinking East Asian Security', p. 7, Richard К Berts, 'Wealth, Power and Instability East Asia and the United States After the Cold War', International Security, 18 (Winter 1993/94), 34-77, Aaron L Friedberg 'Ripe for Rivalry Prospects for Peace in Multipolar Asia', International Security, 18 (Winter 1993/94) 5-33
  
  20 Can China's Armed Forces Win the Next War? отрывки переведены в R H Munro, 'Eavesdropping on the Chinese', pp.355ff New York Times 16 November 1993, p. A6, A L Friedberg, 'Ripe for Rivalry', p. 7
  
  21 Desmond Ball, 'Arms and Affluence Military Acquisitions in the Asia Pacific Region', International Security, 18 (Winter 1993/ 94), 95-111, Michael T Klare, 'The Next Great Arms Race', Foreign Affairs, 72 (Summer 1993), 137ff, В Buzan and G Segal, 'Rethinking East Asian Security', pp. 8-11, Gerald Segal, 'Managing New Arms Races in the Asia/Pacific', Washington Quarterly, 15 (Summer 1992), 83-102, Economist, 20 February 1993, pp.19-22
  
  22 См.: например, Economist, 26 June 1993, p. 75, 24 July 1995, p. 25, Time,3 July 1995, pp.30-31, и о Китае, см Jacob Heilbrunn, 'The Next Cold War', New Republic, 20 November 1995, pp.27ff
  
  23 О разновидностях торговых войн и о том, как они могут привести к войне с участием вооруженных сил, см.:David Rowe Trade Wars and International Security The Political Economy of International Economic Conflict (Working paper no 6, Project on the Changing Security Environment and American National Interests, John M Olin Institute for Strategic Studies, Harvard University, July 1994), pp.7ff
  
  24 New York Times, 6 July 1993, p. A1, A6, Time, 10 February 1992, pp. 16ff, Economist, 17 February 1990, pp. 21-24, Boston Globe 25 November 1991, pp. 1,8 Dan Oberdorfer, Washington Post, 1 March 1992, p. Al
  
  25 Цит в New York Times, 21 April 1992, p. A10, New York Times, 22 September 1991, p. E2, 21 April 1992, p. Al, 19 September 1991, p. A7, 1 August 1995, p. A2, International Herald Tribune, 24 August 1995, p. 4, China Post (Taipei), 26 August 1995, p. 2, New York Times, 1 August 1995, p. A2, цитируя репортаж Дэвида Шамбо об интервью в Пекине
  
  565
  
  26 Donald Zagoria, American Foreign Policy Newsletter, October 1993, p. 3, Can China's Armed Forces Win the Next War?, b R H Munro, 'Eavesdropping on the Chinese Military', pp.355ff
  
  27 Roger С Airman, 'Why Pressure Tokyo? The US - Japan Rift', Foreign Affairs, 73 (May-June 1994), p. 3, Jeffrey Garten, 'The Clinton Asia Policy', International Economy, 8 (March-April
  
  1994), 18
  
  28 Edward J Lincoln, Japan's Unequal Trade, (Washington, D С Brookings Institution, 1990), pp.2-3 См.:С Fred Bergsten and Marcus Noland, Reconcilable Differences'? United States-Japan Economic Conflict (Washington Institute for International Economics, 1993), Eisuke Sakakibara, 'Less Like You' International Economy, (April-May 1990), 36, он различает американскую капиталистическую рыночную экономику и японскую некапиталистическую рыночную экономику, Marie Anchordoguy, 'Japanese-American Trade Conflict and Supercomputers', Political Science Quarterly, 109 (Spring 1994), 36, цитируя Rudiger Dornbush, Paul Krugman, Edward J Lincoln, and Mordechai E Kreinin, Eamonn Fingleton, 'Japan's Invisible Leviathan', Foreign Affairs, 74 (Mar /April 1995), p. 70
  
  29 Неплохой обзор различий в культуре, моральных ценностях, общественных отношениях и взаимосвязях, см.: Seymour Martin Lipset, American Exceptionalism A Double-Edged Sword (New York W W Norton, 1996), chapter 7, 'American Exceptionalism - Japanese Uniqueness'
  
  30 Washington Post, 5 May 1994, p. A38, Daily Telegraph, 6 May 1994 p. 16 Boston Globe, 6 May 1994, p. 11, New York Times, 13 February 1994, p. 10, Karl D Jackson, 'How to Rebuild America s Stature in Asia', Orbis, 39 (Winter 1995) 14 Yohei Kono цит в Chalmers Johnson and E В Keehn, 'The Pentagon's Ossified Strategy', Foreign Affairs, 74 (July-August 1995), 106
  
  31 New York Times, 2 May 1994, p. A10
  
  32 Barry Buzan and Gerald Segai, 'Asia Skepticism About Optimism', National Interest, 39 (Spring 1995), 83-84, Arthur Waldron, 'Deterring China', Commentary, 100 (October 1995), 18, Nicholas D Kristof, 'The Rise of China', Foreign Affairs, 72 (Nov / Dec 1993), 74
  
  33 Stephen P Walt, 'Alliance Formation in Southwest Asia Balancing and Bandwagoning in Cold War Competition', в Robert Jervis and Jack Snyder, eds , Dominoes and Bandwagons Strategic
  
  566
  
  Beliefs and Great Power Competition in the Eurasian Rimland (New York Oxford University Press, 1991), pp.53,69
  
  34 Randal! L Schweller, 'Bandwagoning for Profit Bringing the Revisionist State Back In', International Security, 19 (Summer 1994), 72ff
  
  35 Lucian W Pye, Dynamics of Factions and Consensus in Chinese Politics A Model and Some Propositions (Santa Monica, CA Rand, 1980), p. 120, Arthur Waldron From War to Nationalism China's Turning Point, 1924-1925 (Cambridge Cambridge University Press, 1995), pp. 48-49, 212, Avery Goldstein, From Bandwagon to Balance-of Power Politics Structured Constraints in Politics in China, 1949-1978 (Stanford, CA Stanford University Press 1991), pp. 5-6, 35ff См.: также Lucian W Pye, 'Social Science Theories in Search of Chinese Realities', China Quarterly, 132 (December 1992), 1161 - 1171
  
  36 Samuel S Kim and Lowell Dittmer, 'Whither China's Quest for National Identity', в Lowell Dittmer and Samuel S Kim, eds , China's Quest for National Identity (Ithaca, NY Cornell University Press, 1991), p. 240, Paul Dibb, Towards a New Balance of Power in Asia (London International Institute for Strategic Studies, Adelphi Paper 295, 1995), pp. 10-16, Roderick MacFarquhar, 'The Post-Confucian Challenge', Economist, 9 February 1980, pp. 67-72, Kishore Mahbubani, '"The Pacific Impulse"', Survival, 37 (Spring 1995) 117, James L Richardson, 'Asia-Pacific The Case for Geopolitical Optimism' National Interest 38 (Winter 1994-95) 32, Paul Dibb, 'Towards a New Balance', p. 13 См.:Nicola Baker and Leonard С Sebastian, 'The Problem with Parachuting Strategic Studies and Security in the Asia/Pacific Region' Journal of Strategic Studies, 18 (September 1995), 15ff, эта работа представляет обширное обсуждение неприменимости к Азии концепций, основанных на европейском опыте, таких как, например, баланс сил и дилеммы безопасности
  
  37 Economist, 23 December 1995 5 January 1996 pp.39-40
  
  38 Richard К Betts, 'Vietnam's Strategic Predicament', Survival, 37 (Autumn 1995), 61ff, 76
  
  39 New York Times, 12 November 1994, p. 6, 24 November 1994, p. A12, International Herald Tribune, 8 November 1994, p. 1, Michel Oksenberg, Washington Post, 3 September 1995, p. C1
  
  40 Jitsuo Tsuchiyama, 'The End of the Alliance' Dilemmas in the US - Japan Relations', (Unpublished paper, Harvard
  
  567
  
  University, John M Olin Institute for Strategic Studies, 1994), pp.18-19
  
  41 Ivan P Hall, 'Japan's Asia Card', National Interest, 38 (Winter 1994-95), 26, Kishore Mahbubani, 'The Pacific Impulse', p. 117
  
  42 Mike M Mochizuki, 'Japan and the Strategic Quadrangle', в Michael Mandelbaum, ed , The Strategic Quadrangle Russia, China, Japan, and the United States in East Asia (New York Council on Foreign Relations, 1995), pp.130-139, Об опросе Asahi Shimbon сообщалось в Christian Science Monitor, 10 January 1995, p. 7
  
  43 Financial Times, 10 September 1992, p. 6, Samina Yasmeen, 'Pakistan's Cautious Foreign Policy', Survival, 36 (Summer 1994), p. 121, 127-128, Bruce Vaughn, 'Shifting Geopolitical Realities Between South, Southwest and Central Asia', Central Asian Survey, 13(No 2, 1994), 313, Editorial, Hamshahri, 30 August 1994, pp.1, 4, в FBIS-NES-94-173, 2 September 1994, p. 77
  
  44 Graham E Fuller, 'The Appeal of Iran', National Interest, 37 (Fall 1994), p. 95, Mu'ammar al-Qadhdhafi, Sermon, Tripoli, Libya, 13March 1994, в FBIS-NES-94-049, 14March 1994, p. 21
  
  45 Fereidun Fesharaki, East-West Center, Hawaii, цит по New York Times, 3 April 1994, p. E3
  
  46 Stephen J Blank, Challenging the New World Order The Arms Transfer Policies of the Russian Republic (Carlisle Barracks, PA U S Army War College, Strategic Studies Institute, 1993) pp.53-60
  
  47 International Herald Tribune, 25 August 1995, p. 5
  
  48 J Mohan Malik, 'India Copes with the Kremlin s Fall', Orbis, 37 (Winter 1993) 75
  ГЛАВА 10
  
  1 Mahdi Elmandjra, Der Spiegel, 11 February 1991 цит по Elmandjra, 'Cultural Diversity Key to Survival in the Future', (First Mexican Congress on Future Studies, Mexico City, 26-27 September 1994), pp.3, 11
  
  2 David С Rapoport, 'Comparing Militant Fundamentalist Groups', в Martin E Marty and R Scott Appleby, eds , Fundamentalisms and the State Remaking Polities, Economies, and Militance, (Chicago University of Chicago Press, 1993), p. 445
  
  568
  
  3 Ted Galen Carpenter, 'The Unintended Consequences of Afghanistan', World Policy Journal, 11 (Spring 1994), 78-79, 81, 82, Anthony Hyman, 'Arab Involvement in the Afghan War', Beirut Review, 7 (Spring 1994), 78, 82, Mary Anne Weaver, 'Letter from Pakistan Children of the Jihad', New Yorker, 12 June 1995, pp.44- 45, Washington Post, 24 July 1995, p. Al, New York Times, 20 March 1995, p. 1, 28 March 1993, p. 14
  
  4 Tim Werner, 'Blowback from the Afghan Battlefield', New York Times Magazine, 13March 1994, p. 54
  
  5 Harrison J Goldin, New York Times, 28 August 1992, p. A25
  
  6 James Piscatori, 'Religion and Realpolitik Islamic Responses to the Gulf War', в James Piscatori, ed , Islamic Fundamentalisms and the Gulf Crisis (Chicago Fundamentalism Project, American Academy of Arts and Sciences, 1991), pp.1, 6-7 См.:также Fatima Mernissi, Islam and Democracy Fear of the Modern World (Reading, MA Addison-Wesley), pp.16-17
  
  7 Rami G Khouri, 'Collage of Comment The Gulf War and the Mideast Peace, The Appeal of Saddam Hussein', New Perspectives Quarterly, 8 'Spring 1991), 56
  
  8 Ann Mosely Lesch, 'Contrasting Reactions to the Persian Gulf Crisis Egypt, Syria, Jordan, and the Palestinians', Middle East Journal, 45 (Winter 1991), p. 43, Time, 3 December 1990, p. 70, Kanan Makiya, Cruelty and Silence War, Tyranny, Uprising and the Arab World (New York W W Norton, 1993), pp.242ft
  
  9 Eric Evans, 'Arab Nationalism and the Persian Gulf War', Harvard Middle Eastern and Islamic Review, 1 (February 1994), p. 28 San Nusselbeh, цит по Time, 15 October 1990 pp.54-55
  
  10 Karin Haggag, 'One Year After the Storm', Civil Society (Cairo) 5 (May 1992) 12
  
  11 Boston Globe, 19 February 1991, p. 7, Safar al-Ha\vah, цит Mamoun Fandy, New York Times, 24 November 1990, p. 21, King Hussein, цит David S Landes, 'Islam Dunk the Wars of Muslim Resentment' hew Republic, 8 April 1991 pp. 15-16 Fatima Mernissi, Islam and Democracy, p. 102
  
  12 Safar Al-Hawali, 'Infidels, Without, and Within', New Perspectives Quarterly, 8 (Spring 1991), 51
  
  13 New York Times, 1 February 1991, p. A7, Economist, 2 February 1991, p. 32
  
  14 Washington Post, 29 January 1991, p. A10 24 February 1991, p. Bl, New York Times, 20 October 1990, p. 4
  
  569
  
  15 Цит по Saturday Star (Johannesburg), 19 January 1991, p. 3, Economist, 26 January 1991, pp.31-33
  
  16 Sohail H Hasmi, review of Mohammed Haikal, 'Illusions of Triumph', Harvard Middle Eastern and Islamic Review, 1 (February 1994), 107, F Mernissi, Islam and Democracy, p. 102
  
  17 Shibley Telhami, 'Arab Public Opinion and the Gulf War', Political Science Quarterly, 108 (Fall 1993), 451
  
  18 International Herald Tribune, 28 June 1993, p. 10
  
  19 Roy Licklider, 'The Consequences of Negotiated Settlements in Civil Wars, 1945-93', American Political Science Review, 89 (September 1995), 685, который определяет национально-религиозные воины как 'войны идентичностей', и Samuel P Huntington 'Civil Violence and the Process of Development', в Civil Violence and the International System (London International Institute for Strategic Studies, Adelphi Paper No 83, December 1971), 12-14, который в качестве пяти главных характеристик национально-религиозных войн приводит высокую степень поляризации, идеологической двойственности, партикуляризм, значительный уровень насилия и продолжительный характер
  
  20 Эти оценки взяты из сообщении прессы и следующей работы Ted Robert Gurr and Barbara Harff, Ethnic Conflict in World Politics (Boulder Westview Press, 1994), pp.160-165
  
  21 Richard H Shultz, Jr and William J Olson, Ethnic and Religious Conflict Emerging Threat to U S Security (Washington, D С National Strategy Information Center), pp. 17ff H D S Greenway, Boston Globe, 3 December 1992, p. 19
  
  22 Roy Licklider, 'Settlements in Civil Wars', p. 685 T R Gurr and В Hartf, Ethnic Conflict, p. 11, Trent N Thomas, 'Global Assessment of Current and Future Trends in Etnnic and Religious Conflict', в Robert L Pfaltzgraff, Jr and Richard H Shultz, Jr , eds Ethnic Conflict and Regional Instability Implications for U S Policy and Army Roles and Missions (Carlisle Barracks, PA Strategic Studies Institute, U S Army War College, 1994) p. 36
  
  23 Cm R H Shultz and W J Olson, Ethnic and Religious Conflict, pp.3-9, Sugata Bose, 'Factors Causing the Proliferation of Ethnic and Religious Conflict', в R L Pfaltzgraff and R H Shultz, Ethnic Conflict and Regional Instability, pp. 43-49, Michael E Brown, 'Causes and Implications of Ethnic Conflict', в Michael E Brown, ed , Ethnic Conflict and International Security (Princeton, NJ Princeton University Press, 1993), pp. 3-26
  
  570
  
  О контраргументе, что этнический конфликт не усиливался после окончания холодной войны, см Т N Thomas, 'Global Assessment of Current and Future Trends in Ethnic and Religious Conflict', pp.33-41
  
  24 Ruth Leger Sivard, World Military and Social Expenditures 1993 (Washington, D С World Priorities, Inc , 1993), pp.20-22
  
  25 James L Payne, Why Nations Arm (Oxford В Blackwell, 1989), p. 124
  
  26 Christopher В Stone, 'Westphalia and Hudaybiyya A Survey of Islamic Perspectives on the Use of Force as Conflict Management Technique' (unpublished paper, Harvard University), pp. 27-31, и Jonathan Wilkenfeld, Michael Brecher, and Sheila Moser, eds , Crises in the Twentieth Century (Oxford Pergamon Press, 1988-89), II, 15,161
  
  27 Gary Fuller, 'The Demographic Backdrop to Ethnic Conflict A Geographic Overview', в Central Intelligence Agency, The Challenge of Ethnic Conflict to National and International Order in the 1990"s Geographic Perspectives (Washington, D С Central Intelligence Agency, RTT 95-10039, October 1995), pp.151 - 154
  
  28 New York Times, 16 October 1994, p. 3, Economist, 5 August 1995, p. 32
  
  29 United Nations Department for Economic and Social Information and Policy Analysis, Population Division, World Population Prospects The 1994 Revision (New York United Nations, 1995), pp. 29, 51, Denis Dragounski, 'Threshold of Violence', Freedom Review, 26 (March-April 1995), 11
  
  30 Susan Woodward, Balkan Tragedy Chaos and Dissolution after the Cold War (Washington, D С Brookings Institution, 1995), pp. 32-35, Branka Magas, The Destruction of Yugoslavia Tracking the Breakup 1980-92 (London Verso, 1993), pp.6, 19
  
  31 Paul Mojzes, Yugoslavian Inferno Ethnoreligious Warfare in the Balkans (New York Continuum, 1994), pp.95-96, В Magas, Destruction of Yugoslavia, pp. 49-73, Aryeh Neier, 'Kosovo Survives', New York Review of Books, 3 February 1994, p. 26
  
  32 Aleksa Djilas, 'A Profile of Slobodan Milosevic', Foreign Affairs, 72 (Summer 1993), 83
  
  33 S Woodward, Balkan Tragedy, pp.33-35, цифры взяты из результатов переписи населения Югославии и из прочих источников, William T Johnsen, Deciphering the Balkan Enigma Using
  
  571
  
  History to Inform Policy (Carlisle Barracks Strategic Studies Institute, 1993), p. 25, цит Washington Post, 6 December 1992, p. C2, New York Times, 4 November 1995, p. 6
  
  34 Bogdan Denis Denitch, Ethnic Nationalism The Tragic Death of Yugoslavia (Minneapolis University of Minnesota Press, 1994), pp.108-109
  
  35 J L Payne, Why Nations Arm, pp.125, 127
  
  36 Middle East International, 20 January, 1995, p. 2
  ГЛАВА 11
  
  1 Roy Licklider, 'The Consequences of Negotiated Settlements in Civil Wars, 1945-93', American Political Science Review, 89 (September 1995), 685
  
  2 Cm Barry R Posen, 'The Security Dilemma and Ethnic Conflict', в Michael E Brown, ed , Ethnic Conflict and International Security (Princeton Princeton University Press, 1993), pp.103-124
  
  3 Roland Dannreuther, Creating New States in Central Asia (International Institute for Strategic Studies/Brassey's, Adelphi Paper No 288, March 1994), pp. 30-31, Dodjom Atovullo, цит в Urzula Doroszewska, 'The Forgotten War What Really Happened in Tajikistan', Uncaptive Minds, 6 (Fall 1993), 33
  
  4 Economist, 26 August 1995, p. 43, 20 January 1996 p. 21
  
  5 Boston Globe, 8 November 1993, p. 2, Brian Murray, 'Peace in the Caucasus Multi-Ethnic Stability in Dagestan', Central Asian Survey 13(No 4 1994) 514-515, New York Times, 11 November 1991, p. A7, 17 December 1994, p. 7, Boston Globe, 7 September 1994, p. 16, 17 December 1994, pp.???
  
  6 Raju G С Thomas, 'Secessionist Movements in South Asia', Survival, 36 (Summer 1994), 99-101, 109, Stefan Wagstyl 'Kashmiri Conflict Destroys a "Paradise"', Financial Times, 23-24
  
  October 1993 p. 3
  
  7 Alija Izetbegovic, The Islamic Declaration (1991), pp.23,33
  
  8 New York Times, 4 February 1995, p. 4, 15 June 1995, p. A12,
  
  16 June 1995, p. A12
  
  9 Economist, 20 January 1996, p. 21, New York Times, 4
  
  February 1995, p. 4
  
  10 Stojan Obradovic, 'Tuzla The Last Oasis', Uncaptive Minds 7 (Fall-Winter 1994), 12-13
  
  572
  
  11 Fiona Hill, Russia's Tinderbox Conflict in the North Caucasus and Its Implications for the Future of the Russian Federation (Harvard University, John F Kennedy School of Government, Strengthening Democratic Institutions Project, September 1995), p. 104
  
  12 New York Times, 6 December 1994, p. A3
  
  13 Cm P Mojzes, Yugoslavian Inferno, chap 7, 'The Religious Component in Wars', В D Denitch, Ethnic Nationalism The Tragic Death of Yugoslavia, pp.29-30, 72-73, 131 - 133, New York Times, 17 September 1992, p. A14, Misha Glenny, 'Carnage in Bosnia, for Starters', New York Times, 29 July 1993, p. A23
  
  14 New York Times, 13 May 1995, p. A3, 7 November 1993, p. E4, 13 March 1994, p. E3, Boris Yeltsin, цит в Barnett R Rubin, 'The Fragmentation of Tajikistan', Survival, 35 (Winter 1993-94), 86
  
  15 New York Times, 7 March 1994, p. 1, 26 October 1995, p. A25, 24 September 1995, p. E3, Stanley Jeyaraja Tambiah, Sri Lanka Ethnic Fratricide and the Dismantling of Democracy (Chicago University of Chicago Press, 1986), p. 19
  
  16 Khalid Duran, цит по Richard H Schultz, Jr and William J Olson, Ethnic and Religious Conflict Emerging Threat to U S Security (Washington, D С National Strategy Information Center), p. 25
  
  17 Khaching Tololyan, 'The Impact of Diasporas in U S Foreign Policy', в Robert L Pfaltzgraff, Jr and Richard H Shultz, Jr , eds , Ethnic Conflict and Regional Instability Implications for U S Policy and Army Roles and Missions (Carlisle Barracks, PA Strategic Studies Institute, U S Army War College, 1994), p. 156
  
  18 New York Times, 25 June 1994, p. A6, 7 August 1994, p. A9 Economist, 31 October 1992, p. 38, 19 August 1995, p. 32, Boston Globe, 16 May 1994, p. 12, 3 April 1995, p. 12
  
  19 Economist, 27 February 1988, p. 25, 8 April 1995, p. 34 David С Rapoport, 'The Role of External Forces in Supporting Ethno-Rehgious Conflict', d R L Pfaltzgraff and R H Shultz, Ethnic Conflict and Regional Instability, p. 64
  
  20 D С Rapoport, 'External Forces', p. 66, New York Times, 19 July 1992, p. E3, Carolyn Fluehr-Lobban, 'Protracted Civil War in the Sudan Its Future as a Multi-Religious, Multi-Ethnic State', Fletcher Forum of World Affairs, 16 (Summer 1992), 73
  
  21 Steven R Weisman, 'Sri Lanka A Nation Disintegrates', New York Times Magazine, 13 December 1987, p. 85
  
  573
  
  22 New York Times, 29 April 1984, p. 6, 19 June 1995, p. A3, 24 September 1995, p. 9, Economist, 11 June 1988, p. 38, 26 August 1995, p. 29, 20 May 1995, p. 35, 4 November 1995, p. 39
  
  23 Barnett Rubin, 'Fragmentation of Tajikistan', pp. 84, 88 New York Times, 29 July 1993, p. 11, Boston Globe, 4 August 1993, p. 4 Относительно развития войны в Таджикистане я полагался, главным образом, на следующие работы Barnett R Rubin, 'The Fragmentation of Tajikistan', Survival, 35 (Winter 1993-94), 71 - 91, Roland Dannreuther, Creating New States in Central Asia (International Institute for Strategic Studies, Adelphi Paper No 288, March 1994), Hafizulla Emadi, 'State, Ideology, and Islamic Resurgence in Tajikistan', Central Asian Survey, 13 (No 4 1994) 565-574, а также на сообщения прессы
  
  24 Urszula Doroszewska, 'Caucasus Wars', Uncaptive Minds, 7 (Winter-Spring 1994), 86
  
  25 Economist, 28 November 1992, p. 58, F Hill, Russia's Tinderbox, p. 50
  
  26 Moscow Times, 20 January 1995, p. 4, F Hill, Russia's Tinderbox, p. 90
  
  27 Economist, 14 January 1995, pp.43ft , New York Times, 21 December 1994, p. A18, 23 December 1994, pp. A1, A10, 3 January 1995, p. 1, 1 April 1995, p. 3, 11 December 1995, p. A6, Vicken Cheterian, 'Chechnya and the Transcaucasian Republics', Swiss Review of World Affairs, February 1995, pp.10-11, Boston Globe, 5 January 1995, pp. 1ff, 12 August 1995, p. 2
  
  28 Vera Tolz, 'Moscow and Russia's Ethnic Republics in the Wake of Chechnya', Center for Strategic and International Studies, Post-Soviet Prospects, 3 (October 1995), 2, New York Times, 20 December 1994, p. A14
  
  29 F Hill, Russia's Tinderbox, p. 4, Dmitry Temin, 'Decision Time for Russia', Moscow Times, 3 February 1995, p. 8
  
  30 New York Times, 7 March 1992, p. 3, 24 May 1992, p. 7, Boston Globe, 5 February 1993, p. 1, Bahri Yitmaz, 'Turkey's New Role in International Politics', Aussenpolitik, 45 (January 1994), 95, Boston Globe, 7 April 1993, p. 2
  
  31 Boston Globe, 4 September 1993, p. 2, 5 September 1993, p. 2, 26 September 1993, p. 7, New York Times, 4 September 1993, p. 5, 5 September 1993, p. 19, 10 September 1993, p. A3
  
  32 New York Times, 12 February 1993, p. A3, 8 March 1992, p. 20, 5 April 1993, p. A7, 15 April 1993, p. A9, Thomas Goltz, 'Letter
  
  574
  
  from Eurasia Russia's Hidden Hand', Foreign Policy, 92 (Fall 1993), 98-104, F Hill and P Jewett, Back in the USSR, p. 15
  
  33 Fiona Hill and Pamela Jewett, Back in the USSR Russia's Intervention in the Internal Affairs of the Former Soviet Republics and the Implications for the United States Policy Toward Russia (Harvard University, John F Kennedy School of Government, Strengthening Democratic Institutions Project, January 1994), p. 10
  
  34 New York Times, 22 May 1992, p. A29, 4 August 1993, p. A3, 10 July 1994, p. E4, Boston Globe, 25 December 1993, p. 18, 23 April 1995, pp.1,23
  
  35 Flora Lewis, 'Between TV and the Balkan War', New Perspectives Quarterly, 11 (Summer 1994), 47, Hanns W Maull, 'Germany in the Yugoslav Crisis', Survival, 37 (Winter 1995-96), 112, Wolfgang Krieger, 'Toward a Gaullist Germany? Some Lessons from the Yugoslav Crisis', World Policy Journal, 11 (Spring 1994), 31-32
  
  36 Misha Glenny, 'Yugoslavia The Great Fall', New York Review of Books, 23 March 1993, p. 61, Pierre Behar, 'Central Europe The New Lines of Fracture', Geopolitique, 39 (Autumn 1994), 44
  
  37 Pierre Behar, 'Central Europe and the Balkans Today Strengths and Weaknesses', Geopolitique, 35 (Autumn 1991), p. 33 New York Times, 23 September 1993 p. A9 Washington Post, 13 February 1993, p. 16, Janusz Bugajski 'The Joy of War', Post Soviet Prospects (Center for Strategic and International Studies), 18 March 1993 p. 4
  
  38 Dov Ronen, The Origins of Ethnic Conflict Lessons from Yugoslavia (Australian National University Research School of Paci?he Studies Working Paper No 155 November 1994), pp.23-24, Bugajski, 'Joy of War', p. 3
  
  39 New York Times, 1 August 1995, p. A6 28 October 1995, pp. 1, 5 5 August 1995, p. 4, Economist, 11 November 1995 pp.48-49
  
  40 Boston Globe, 4 January 1993, p. 5, 9 February 1993, p. 6, 8 September 1995 p. 7, 30 November 1995, p. 13, New York Times, 18 September 1995, p. A6, 22 June 1993, p. A23, Janusz Bugajski, 'Joy of War', p. 4
  
  41 Boston Globe, 1 March 1993, p. 4, 21 February 1993, p. 11,5 December 1993, p. 30, Times (London), 2 March 1993, p. 14, Washington Post, 6 November 1995, p. A15
  
  575
  
  42 New York Times, 2 April 1995, p. 10, 30 April 1995, p. 4, 30 July 1995 p. 8, 19 November 1995, p. E3
  
  43 New York Times, 9 February 1994, p. A12, 10 February 1994, p A1, 7 June 1995 p. A1, Boston Globe, 9 December 1993, p. 25, Europa Times, May 1994, p. 6, Andreas Papandreou, 'Europe Turns Left', New Perspectives Quarterly, 11 (Winter 1994) 53
  
  44 New York Times, 10 September 1995, p. 12, 13 September 1995 p. All, 18 September 1995, p. A6, Boston Globe, 8 September 1995, p 2, 12 September 1995, p. 1, 10 September 1995, p. 28
  
  45 Boston Globe, 16 December 1995, p. 8, New York Times, 9 July 1994, p. 2
  
  46 Margaret Blunden, 'Insecurity on Europe's Southern Flank', Survival 36 (Summer 1994), 145, New York Times, 16 December 1993, p. A7
  
  47 Fouad Ajami, 'Under Western Eyes The Fate of Bosnia' (Report prepared for the International Commission on the Balkans of the Carnegie Endowment for International Peace and The Aspen Institute, Арril 1996), pp.5ff, Boston Globe, 14 August 1993, p. 2, Wall Street Journal, 17 August 1992, p. A4
  
  48 В Yilmaz, 'Turkey's New Role', pp.94,97
  
  49 Janusz Bugajski, 'Joy of War', p. 4, New York Times, 14 November 1992, p. 5, 5 December 1992, p. 1, 15 November 1993, p 1, 18 February 1995, p. 3, 1 December 1995, p. A14, 3 December 1995, p. 1, 16 December 1995, p. 6, 24 January 1996, pp. A1, A6, Susan Woodward, Balkan Tragedy Chaos and Dissolution After the Cold War (Washington, D С Brookings Institution, 1995) pp.356-357, Boston Globe, 10 November 1992, p. 7, 13 July 1993, p. 10, 24 June 1995, p. 9 22 September 1995 pp. 1 15 Bill Gertz Washington Times, 2 June 1994, p. Al
  
  50 Jane's Sentinel, цит в Economist, 6 August 1994, p. 41 Economist, 12 February 1994, p. 21, New York Times, 10 September 1992, p. A6, 5 December 1992 p. 6 26 January 1993, p. A9, 14 October 1993, p. A14, 14 May 1994, p. 6, 15 April 1995, p. 3, 15 June 1995, p. A12, 3 February 1996, p. 6, Boston Globe, 14 April 1995, p 2, Washington Post, 2 February 1996, p. 1
  
  51 New York Times, 23 January 1994, p. 1, Boston Globe, 1 February 1994, p. 8
  
  52 Об американском попустительстве поставок оружия мусульманам, см.:New York Times, 15 April 1995, p. 3,3 February
  
  576
  
  1996, p. 6, Washington Post, 2 February 1996, p. 1, Boston Globe, 14 April 1995, p. 2
  
  53 Rebecca West, Black Lamb and Grey Falcon The Record of a Journey through Yugoslavia in 1937 (London Macmillan, 1941), p. 22, цит по Charles G Boyd 'Making Peace with the Guilty the Truth About Bosnia', Foreign Affairs 74 (Sept /Oct 1995), 22
  
  54 Цит no Timothy Carton Ash, 'Bosnia in Our Future', New York Review of Books, 21 December 1995, p. 27, New York Times, 5 December 1992, p. 1
  
  55 New York Times, 3 September 1995, p. 6E, Boston Globe 11 May 1995, p. 4
  
  56 Cm US Institute of Peace, Sudan Ending the War, Moving Talks Forward (Washington, D С U S Institute of Peace Special Report, 1994), New York Times, 26 February 1994, p. 3
  
  57 John J Maresca, War in the Caucasus (Washington United States Institute of Peace, Special Report, no date), p. 4
  
  58 Robert D Putnam, 'Diplomacy and Domestic Politics The Logic of Two Level Games', International Organization, 42 (Summer 1988), 427-460, Samuel P Huntington, The Third Wave Democratization in the Late Twentieth Century (Norman, ОК University of Oklahoma Press, 1991), pp.121 - 163
  
  59 New York Times, 27 January 1993, p. A6, 16 February 1994 p. 47 О российской инициативе в феврале 1994 года, см Leonard J Cohen, 'Russia and the Balkans Pan-Slavism Partnership and Power', International Journal, 49 (August 1994), 836-845
  
  60 Economist, 26 February 1994, p. 50
  
  61 New York Times 20 Арril 1994 p. A12 Boston Globe 19 April 1994, p. 8
  
  62 New York Times, 15 August 1995, p. 13
  
  63 F Hill and P Jewett, Back in the USSR p. 12,Paul Henze Georgia and Armenia - Toward Independence (Santa Monica CA RAND P-7924, 1995), p. 9, Boston Globe, 22 November 1993, p. 34
  ГЛАВА 12
  
  1 Arnold J Toynbee, A Study of History (London Oxford University Press, 12 vols , 1934-1961), VII, 7-17, Civilization on Trial Essays (New York Oxford University Press, 1948) 17-18 Study of History, IX 421-422
  
  577
  
  2 Matthew Melko, The Nature of Civilizations (Boston Porter Sargent, 1969), p. 155
  
  3 Carroll Quigley, The Evolution of Civilizations An Introduction to Historical Analysis (New York Macmillan, 1961), pp.146ff
  
  4 С Quigley, Evolution of Civilizations, pp. 138-139,158- 160
  
  5 Mattel Dogan, 'The Decline of Religious Beliefs in Western Europe', International Social Science Journal, 47 (Sept 1995), 405-419
  
  6 Robert Wuthnow, 'Indices of Religious Resurgence in the United States', в Richard T Antoun and Mary Elaine Hegland, eds , Religious Resurgence, Contemporary Cases in Islam, Christianity, and Judaism (Syracuse Syracuse University Press, 1987), pp.15- 34, Economist, 8 (July 1995), 19-21
  
  7 Arthur M Schlesinger, Jr , The Disuniting of America Reflections on a Multicultural Society (New York W W Norton, 1992), pp.66-67, 123
  
  8 Цит в A M Schlesinger, Disuniting of America, p. 118
  
  9 Gunnar Myrdal, An American Dilemma (New York Harper & Bros , 1944), I, 3 Richard Hofstadter цит в Hans Kohn, American Nationalism An Interpretive Essay (New York Macmillan, 1957), p. 13
  
  10 Takeshi Umehara, 'Ancient Japan Shows Post-Modernism the Way', New Perspectives Quarterly, 9 (Spring 1992) 10
  
  11 James Kurth 'The Real Clash', National Interest, 37 (Fall 1994) 3-15
  
  12 Malcolm Rifkind, Speech, Pilgrim Society London 15 November 1994 (New York British Information Services, 16 November 1994), p. 2
  
  13 International Herald Tribune, 23 May 1995, p. 13
  
  14 Richard Holbrooke, 'America A European Power', Foreign Affairs, 74 (March/April 1995), 49
  
  15 Michael Howard, America and the World (St Louis Washington University, the Annual Lewin Lecture, 5 April 1984), p. 6
  
  16 A M Schlesinger, Disuniting of America, p. 127
  
  17 О формулировке в 1990-х годах этой заинтересованности см.:'Defense Planning Guidance for the Fiscal Years 1994-1999', черновик, 18 February 1992, New York Times, 8 March 1992, p. 14
  
  578
  
  18. Z. A. Bhutto, If I Am Assassinated (New Delhi: Vikas Publishing House, 1979), pp. 137-138, цит. в Louis Delvoie, 'The Islamization of Pakistan's Foreign Policy', International Journal, 51 (Winter 1995-96), 133.
  
  19. Michael Walzer, Thick and Thin: Moral Argument at Home and Abroad (Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1994), pp. 1-11.
  
  20. James Q. Wilson, The Moral Sense (New York Free Press, 1993), p. 225.
  
  21. Government of Singapore, Shared Values (Singapore: Cmd. No. 1 of 1991, 2 January 1991), pp. 2-10.
  
  22. Lester B. Pearson, Democracy in World Politics (Princeton: Princeton University Press, 1955), pp. 83-84.
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ О СПЕКТРОСКОПИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ, ИЛИ РОССИЯ НА ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ КАРТЕ МИРА
  
  Лейтмотивом этой статьи станет геополитика, хотя новому тысячелетию пристало мыслить в более современных - геоэкономических и геокультурных категориях. Да и феномен России столь сложен, что его истолкование - даже на столь примитивном смысловом уровне, как политика, - представляет серьезные трудности. Сегодня нельзя однозначно определить место, которое наша страна занимает на 'мировой шахматной доске', некогда описанной польским американцем, культурологом, теоретиком постиндустриализма и политиком З.Бжезинским.
  ГРАНИЦЫ РУССКОГО ГЕОПОЛИТИЧЕСКОГО СУБКОНТИНЕНТА
  
  Текст С.Хантингтона, хотя он имеет некоторые черты научной работы и все 'родовые признаки' публицистики, следует отнести к разряду 'стратегий'. В сущности, речь идет о военно-политическом планировании в запредельном масштабе, когда государство/этнос играет роль минимальной тактической единицы.
  
  Всякая стратегия есть использование уникального ресурса системы во имя достижения
  
  580
  
  уникальных целей Пользователя* Ресурсы западной цивилизации используются С Хантингтоном в полной мере, что же касается цели, то она, по сути, сводится к сохранению существующего положения дел То есть речь идет о долговременной стратегической обороне
  
  Такое планирование не имеет позитивной цели, ибо представляет собой 'движение от ', а не 'стремление к ' характерное для живой содержательной стратегии Можно, впрочем, согласиться с доктором 3 Таррашем ' это дело темперамента и характера - некоторым вместо прямолинейной наступательной стратегии больше подойдет ее противоположность'
  
  Здесь следует заметить, что оборонительная стратегия возможна далеко не всегда, кроме того, в долгосрочной перспективе она представляет собой вполне ясную перспективу глобального поражения Но, наверное, нельзя порицать С Хантингтона за то, что он не смог предложить новые пути развития Запада, не сумел объяснить, во имя чего Западу жить В конце концов, если уж философы пишут о 'конце истории', велик ли спрос с политолога? Стратегическая оборона может быть предпринята для выигрыша времени и поиска новых структурообразующих идей
  
  Разговор о реалистичности оборонительной стратегии С Хантингтона впереди Прежде следует разобраться в ее предпосылках Стратегия вырастает из географии и для геополитических построений это верно вдвойне Насколько же цивилизационная схема С Хантингтона географически обоснована?
  
  На мировой геополитической карте Океан представляет собой глобальное 'пространство коммуникации', в то
  
  * Здесь Пользователь - это, скорее, определенная 'позиция', обозначающая человека или группу людей, отождествляющих свои интересы с интересами данной системы Это не подразумевает обязательной принадлежности к высшим политическим элитам
  
  581
  
  время как производство, в том числе демографическое, носит почти исключительно континентальный характер* Само по себе это предопределяет деление этносов/государств/культур/цивилизаций на преимущественно океанические (торговые) и преимущественно континентальные (производящие)
  
  Геополитический чертеж земного шара несколько отличается от географической карты
  
  Понятно, что Антарктида, где нет ни постоянного населения, ни промышленности, на этом чертеже вообще отсутствует Это в значительной степени относится и к Африке, хотя в последние десятилетия на Черном континенте явно происходит формирование самостоятельной геополитической общности
  
  Граница между Азией и Австралией проходит, отнюдь, не по побережью австралийского материка сложнейшее переплетение островов и морей в районе Зондского и Соломонова архипелагов издавна выделяется в самостоятельную геополитическую общность - Австралазию Несколько неожиданным может показаться то обстоятельство, что к Австралазии следует отнести также Малаккский полуостров и сопровождающие его островные дуги, а также северное побережье самой Австралии Заметим в этой связи, что Тихоокеанская война 1941-1945 гг включила в свою орбиту всю Австралазию и совершенно не коснулась Австралийского материка геополитические границы охраняются значительно лучше, нежели государственные
  
  Обе Америки - Северная и Южная объединяются в единый суперконтинент, в границы которого попадают также Огненная Земля и острова Канадского архипелага
  
  В этой связи выделение С Хантингтоном самостоятельной латиноамериканской цивилизации выглядит достаточно странно Из его собственных построений вытекает, что при
  
  * Используется материал статьи Переслегин С Самоучитель игры на мировой шахматной доске В кн Геополитика М СПб Аст Terra Fantastica 2002
  
  582
  
  наличии цивилизационного противоречия между Северной и Южной Америкой 'доктрина Монро' не могла бы претворяться в жизнь столь успешно. Между тем она более ста лет рассматривалась как структурирующий принцип для Западного полушария; американский геополитический континент сохранил единство и во всех 'горячих' и 'холодных' конфликтах ХХ века, несмотря на очевидное влияние Великобритании и Германии на ряд южноамериканских стран.
  
  Исландия и острова Вест-Индии (Багамы, Бермуды, Большие и Малые Антильские острова, Ямайка), географически и геологически несомненно принадлежащие к американскому суперконтиненту, образуют самостоятельную структуру, которую по аналогии с Австралазией можно назвать Еврамерикой. Близость Еврамерики к американскому материку предопределяет ее роль в системе мировых противоречий наступившего столетия.
  
  Сложнее всего обстоит дело с нашим Евроазиатским суперконтинентом, распадающимся на несколько геополитических 'блоков', которые местами накладываются друг на друга, а иногда разделены тысячемильными 'пустошами'.
  
  Наиболее устойчивой сущностью Евразии является длящийся 'из вечности в вечность' Китай, территория которого структурирует Азиатско-Тихоокеанский регион. Зона влияния АТР включает в себя Алеутские острова, Аляску (которая в некоторых историко-стратегических 'вариантах' оказывается 'Русской Америкой'), Японские острова, Филиппины, Вьетнам и Таиланд.
  
  Очень устойчивым 'блоком' является Индийский субконтинент, включающий остров Цейлон (Шри-Ланка). Сегодня, как и во время Второй Мировой войны, территория Бангладеш, Бирмы, Лаоса и Камбоджи представляет собой геополитическую 'пустыню', непригодную для развертывания крупных операций - неважно, военных или инвести-
  
  583
  
  ционных.
  
  При всей важности Европейского субконтинента (а он представляет собой 'расширенный центр' 'мировой шахматной доски') вопрос о его геополитических очертаниях далеко не очевиден. Так, неясно, следует ли понимать Ирландию как часть Европы, или она должна - вместе с Фарерскими островами и Исландией - быть отнесена к Еврамерике? Рассматривая в качестве 'протоевропы' территорию Римской Республики, мы приходим к выводу, что вся Северная Африка: Египет, Ливия, Тунис, Марокко, - должна быть отнесена к Европе. Что же касается 'восточной границы Европы', то эта проблема уже столетиями обсуждается публицистами и политиками. Сегодня, следуя модели С.Хантингтона, принято проводить ее по линии раздела между восточным и западным христианством, то есть по границе Польши.
  
  Заметим здесь, что, во-первых, непонятно, какая именно граница (и какой именно Польши) имеется в виду. Во-вторых, расхождения между католицизмом и православием носят в основном догматический характер, то есть они касаются, прежде всего, ритуальной стороны христианства. Соответственно, они намного менее существенны, нежели этическая пропасть между католичеством и протестантизмом. Наконец, в-третьих, с геополитической точки зрения конфессиональные 'разломы' вторичны по отношению к географическим.
  
  Естественным геополитическим барьером, замыкающим с востока европейский субконтинент, является линия Западная Двина - Днепр, стратегическое значение которой проявилось во всех войнах между Россией и европейскими государствами. Необходимо, однако, иметь в виду, что территория между меридианами Днепра и Одера прорезана крупными реками (Висла, Сан, Неман) и труднопроходимой горной системой Карпатских гор. Иными словами, она представляет собой типичный 'слабый пункт', владе-
  
  584
  
  ние которым может оспариваться Здесь русский и европейский субконтиненты накладываются друг на друга, и, подобно тому, как граница столкновения литосферных плит обозначена землетрясениями и вулканическими извержениями, зона взаимодействия геополитических субконтинентов отличается крайней нестабильностью Здесь появляются и исчезают не только государства, но и сами народы
  
  Русский субконтинент продолжается на восток вплоть до Уральских гор и далее Где-то между долинами Оби и Енисея он переходит в пустошь, простирающуюся до побережья Тихого океана Вопрос о естественной восточной границе Руси весьма важен с исторической и этнографической точек зрения, но не представляет никакого практического интереса Представляется правильным связать восточную границу русского субконтинента с той условной линией, восточнее которой исчезают 'классические' русские города, включающие ядро, посад и контролирующую округу крепость
  
  Район генезиса исламской цивилизации, включающий Аравийский полуостров, Малую Азию, Переднюю Азию, Иранское нагорье, а также Сомали и Судан, является самостоятельной геополитической структурой (Афразией) В настоящее время Афразия не только достигла своих естественных границ (Инд, Нил, южное побережье Черного, Каспийского, Мраморного морей), но и проникла на территорию геополитической Европы, закрепившись в зоне Проливов и установив контроль над Северной Африкой В районе Кавказских гор Афразия сталкивается с Русским субконтинентом
  
  Наконец, уже в наши дни формируется как геополитическая общность Центрально-азиатский субконтинент, включающий район Памира, территорию Афганистана и так называемые 'прикаспийские страны' Вполне понятно, что эта 'зона разлома' и ее непосредственное окружение обречены стать в первой половине XXI столетия полем по-
  
  585
  
  литических и военных конфликтов
  
  Что касается геополитических океанов, то из водных просторов максимальное значение имеют 'средиземные моря', разделяющие/соединяющие этносы, наиболее экономически развитые для данной эпохи Последовательно роль таких 'открытых линий' мировой 'шахматной доски' играло собственно Средиземное море, Северное море - Ла-Манш, Северная Атлантика В наши дни роль главной коммуникационной структуры постепенно переходит к Тихому океану, во времена нового климатического оптимума* возрастет (хотя и незначительно) роль Полярных морей
  
  Геополитические структуры, отнюдь, не являются неизменными Они рождаются и умирают, и в этой связи современное положение русского субконтинента вызывает тревогу На его западную и южную оконечность оказывается раскалывающее давление Восточный край тонет в 'пустоши' среди богатейших земель Сибири и Дальнего Востока - все больше антропопустынь - ландшафтов, некогда освоенных людьми и брошенных ими Что же касается северной оконечности, то здесь судьба русских культурных и цивилизационных смыслов всецело определяется двумя обстоятельствами функционированием Северного Морского Пути и статусом Санкт-Петербурга
  СТРУКТУРООБРАЗУЮЩИЕ ПРИНЦИПЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ МЕТА-ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ 'ДОСКА'
  
  Игроками на 'мировой шахматной доске' сегодня являются только Империи - государства, для которых выполняются следующие условия
  
  * Все наблюдательные данные по так называемому 'глобальному потеплению' укладываются в картину короткопериодической (около 1000) пульсации криосферы Земли климатический оптимум - малый ледниковый период
  
  586
  
   есть осознанная и отрефлектированная ассоциированность
  
  с одной из самостоятельных геополитических структур ('Америка для американцев'),
  
   существует один или несколько этносов, соотносящих себя с данным государством,
  
   хотя бы одним из этих этносов проявлена пассионарность (идентичность) в форме господствующей идеологии,
  
   у государства наличествует определенное место в мировой системе разделения труда,
  
   государство смогло сформировать собственную уникальную цивилизационную миссию, иными словами оно способно ответить на вопрос, зачем оно существует?
  
  Из национальных государств такими 'обобщенными Империями' являются сегодня только Соединенные Штаты Америки, Япония и Китай Региональные объединения также способны создавать имперские структуры, и не подлежит сомнению, что Европейский Союз должен рассматриваться как один из ведущих мировых игроков Внесем в этот весьма привилегированный список также Россию, несмотря на ее крайне низкий экономический и политический статус в современном мире Хотя бы по традиции Россия имела все отличительные признаки Империи, по край ней мере последние двести лет Даже если сейчас она утратила некоторые из них (что не очевидно), она должна учитываться в среднесрочном геополитическом реестре На этом, кстати, настаивают и С Хантингтон, и 3 Бжезинский (хотя, ни того ни другого это обстоятельство не радует)
  
  При всей важности 'спектроскопии по Империям', позволяющей ввести в геополитику субъектность и назвать поименно 'игроков' за 'мировой шахматной доской', можно согласиться с С Хантингтоном, что эта классификация вторична по отношению к разбиению, задаваемом понятием цивилизации
  
  Представление о различных цивилизациях (культурно-исторических общностях), сосуществующих на земном
  
  587
  
  шаре, было введено в науку H Данилевским Он же связал формирование цивилизации с особенностями господствующих ландшафтов и показал, что цивилизации не смешиваются между собой и изменяются только в исторических масштабах времен
  
  Для А Тойнби цивилизации всегда являлись 'ответом на вызов' Тем самым и классифицировались они по типам вызовов (вызов моря, вызов пустыни, вызов тропического леса ) К сожалению, великий английский историк не опубликовал свои представления об иерархии вызовов, поэтому построить эвристическую картину цивилизаций в рамках модели А Тойнби затруднительно
  
  Но не эвристичен и С Хантингтон, который подошел к понятию цивилизации, скорее, с позиции H Данилевского или О Шпенглера, нежели А Тойнби Американский исследователь не определяет само понятие, вернее, определяет очень подробно и только описательно, что, по сути, одно и то же.
  
  С Хантингтон понимает под признаками цивилизации 'культурную общность' язык, историю, религию, обычаи В рамках такого подхода решительно невозможно объяснить, почему между Испанией и Ирландией есть 'культурная общность', а между Россией и Польшей ее нет Чтобы защититься от подобных возражений, автор выкладывает на стол следующую карту каждый сам знает, к какой цивилизации он принадлежит Иными словами, спектроскопия цивилизаций вытекает, по С Хантингтону, из рамки идентичности
  
  Заметим, что здесь налицо формальная логическая ошибка в лучшем случае каждый знает, к какой цивилизации он хочет принадлежать В рамках подхода H Данилевского (и, насколько можно судить, С Хантингтона) цивилизационные признаки маркируются архетипами, то есть 'прописаны' на уровне коллективного бессознательного Которое, конечно же, совершенно не обязательно согласуется с индивидуальным созданием
  
  588
  
  Очень сложное понятие идентичности американский исследователь также не определяет. Строго говоря, он его даже не вводит. Между тем без моделирования социальной идентичности совершенно невозможно как-то разумно ввести в геополитические построения процедуру самоидентификации. Сугубо формально, идентичность есть онтологическое убеждение (личности, группы, социосистемы), проявленное в процессе взаимодействия с некоторой 'инаковостью'*. Процессы формирования, проявления, утраты идентичности очень сложны, по-видимому, именно идентичности представляют собой социальное 'горючее', источник общественных движений.
  
  Выдвигая свой тезис, С. Хантингтон оказывается перед необходимостью, во-первых, ответить на вопрос, какие идентичности образуют, а какие не образуют цивилизаций (ибо последних в рамках модели С. Хантингтона насчитывается только восемь)**, и, во-вторых, доказать, что никакие идентичности никогда не смешиваются. Ни того ни другого автор не делает.
  
  По всей видимости, С. Хантингтон считает первичным
  
  * Переслегин С , Переслегина E , Боровиков С Социальная термодинамика и проблема идентичностей Тезисы к докладу (Март 2002 г ) В сборнике Проблемы и перспективы междисциплинарных фундаментальных исследований Материалы Второй научной конференции Санкт-Петербургского союза ученых 10-12 апреля 2002 г Санкт-Петербург. 2002 ** Утверждая, что каждый знает, к какой он цивилизации принадлежит, С Хантингтон, конечно, не предполагает услышать в ответ на вопрос 'Кто ты'' чеканный ответ 'Я - представитель Западной, Православной, Конфуцианской, Мусульманской, Латиноамериканской, Японской, Буддистской, Африканской (нужное подчеркнуть) цивилизации' В лучшем случае такой ответ можно получить 'наводящими вопросами' Мне неоднократно приходилось работать с системой убеждений человека (в рамках психологического тренинга), и я должен сказать, что цивилизационную идентичность люди рефлектируют и, тем более, проявляют крайне редко
  
  589
  
  признаком, порождающим расслоение Человечества на цивилизации, этно-конфессиональную идентичность. Во всяком случае, он говорит: 'Можно быть наполовину арабом и наполовину французом, сложнее быть наполовину католиком и мусульманином'.
  
  Но почему? В эпохи Халифата или реконкисты такая самоидентификация была устоявшейся и довольно распространенной практикой. Да и позднее конфессиональные различия отступали перед опасностью или выгодой. Отец Мушкетона из бессмертного романа А.Дюма 'избрал для себя смешанную протестантско-католическую веру'. В это же время на островах Карибского моря произошло столкновение идентичностей, и ответом на фразу: 'мы повесили их не как французов, а как еретиков' было: 'вас повесят не как испанцев и католиков, а как бандитов и убийц' В сущности, автор делает очень далеко идущие выводы из такого случайного и преходящего явления, как развернувшийся на рубеже тысячелетий 'парад конфессиональных идентичностей'. И даже одной, а именно мусульманской, конфессиональной идентичности. Можно согласиться с автором, когда он настаивает на судьбоносности 'мусульманского возрождения' для Запада (во всяком случае, с необходимостью учитывать современный политический ислам как стратегический фактор спорить не приходится), но вот имеет ли это социальное явление теоретическое значение? В конце концов, никто не доказал, что распространение политического ислама представляет собой естественный, а не сконструированный социальный процесс
  
  Вероятно, построения С. Хантингтона можно исправить и конкретизировать (в результате 'Конфликт цивилизаций' превратится, скорее всего, в осовремененную форму 'России и Европы' Н. Данилевского), однако и модернизированная версия будет содержать все 'родовые признаки' индуктивного подхода, малопригодного для геополитического анализа.
  
  590
  
  Попытаемся мыслить в аналитической парадигме.
  
  Определим 'цивилизацию', как образ жизни, заданный в виде совокупности общественно используемых технологий и рамочных ограничений, наложенных на эти технологии. Иными словами, 'цивилизация' есть способ взаимодействия носителей разума с окружающей средой.
  
  Рамочные принципы, маркирующие цивилизации, можно выбирать различными способами. Таким образом, можно построить несколько цивилизационных разложений, которые - при одинаковом числе параметров отбора - должны быть эквивалентными. Собственно, те инварианты, которые будут оставаться неизменными при любых 'вращениях' в пространстве параметров и должны рассматриваться нами как наиболее фундаментальные социальные общности, формы существования Человечества.
  
  В рамках восьмиаспектной структуры информационного пространства, модель рамочных принципов цивилизации может быть построена дихотомическими разложениями:
  
   время - пространство;
  
   личность - масса;
  
   рациональное - трансцендентное;
  
   духовное - материальное.
  
  Такой подход выделяет 16 возможных цивилизаций, не все из которых, однако, существуют в реальности. Эквивалентное распределение по цивилизациям предлагает анализ по мирам-экономикам А.Кондратьева; А.Неклесса использует спектроскопию, основанную на мировом разделении труда.
  
  Современный подход к понятию цивилизации отказывается от обязательной аналитической дихотомии, используя взамен сложную мыслеконструкцию, известную как мета-онтологическая система координат. Эта система, представляющая собой единство трех 'ортогональных' миров: 'плана' идей, 'плана' вещей и 'плана' людей (носителей разу-
  
  591
  
  ма). В каждом из этих миров задается своя системная иерархия. Например, для 'плана' людей такая иерархия может иметь вид: человек-семья-этнос-государство- Человечество.
  
  Категория времени в этой модели не задана явно и рассматривается как мера взаимодействия мета-онтологических миров. Такое взаимодействие по построению имеет тройственную природу и разбивается на мыследействие ('план' вещей + 'план' идей), социодействие ('план' людей + 'план' идей), онтодействие ('план' вещей + 'план' людей).
  
  В рамках построенной модели технология есть любая маршрутизация, сшивающая мысле-, социо- и онтодействие. Соответственно цивилизация определяется начальной (и она же конечная) точкой обхода, направлением обхода, уровнем иерархии, по которому производится обход.
  
  Теоретически, таких уровней может быть сколько угодно. Практически, ни одна цивилизация не оперирует отдельными людьми или, напротив, всем человечеством, и реально выделяются три структурных уровня, соответствующих различным административным организованностям.
  
  Наиболее простой из этих организованностей является ПОЛИС, самоуправляющаяся и самообеспечивающаяся община, жизнь которой регулируется гражданским правом, освященном религией, но не сводящимся к ней. ПОЛИСная структура тяготеет к демократичности, отделению науки и искусства от религии и права. Как правило, ПОЛИС поддерживает 'принцип развития' и включает в семантический оборот понятие 'личности'.
  
  Обычно, число граждан ПОЛИСа ограничено количеством людей, которые умещаются на центральной площади (7! - по Аристотелю). ПОЛИСы тяготеют к открытости, смешиванию различных деятельностей, охотно развивают торговлю.
  
  Альтернативой ПОЛИСу служит НОМОС, для которого характерно единство физических законов (законов
  
  592
  
  природы), социальных законов (права) и трансцендентных законов (воли Богов). Соответственно различие между природой, обществом и Божеством не проводится. Высший общественный иерарх не замещает Бога на земле, он сам есть такой Бог. Он повелевает миром данного НОМОСа, дарует жизнь, обрекает на смерть, поддерживает мировое равновесие.
  
  Жизнь в социосистемах-НОМОСах регулируется одним структурообразующим процессом, являющим собой единство природного явления и производственной деятельности. НОМОС замкнут и ограничен как в пространстве, так и во времени.
  
  Наконец, наиболее сложным иерархичным уровнем является КОСМОС - организованность, объединяющая в единую структуру неоднородные государства, разные области которых управляются разными смысловыми, правовыми, религиозными системами.
  
  Характерным признаком КОСМического государства является наличие некоего зародыша 'мета-права': рамочных принципов, порождающих любое частное ('областное') право. Часто космическое мета-право принимает форму идеологической или трансцендентной системы, иногда оно сводится к единой сакральной фигуре 'символа империи'.
  
  КОСМические государства с неуклонностью порождают развитую бюрократию, 'переводящую' мета-закон в управленческие решения. Соответственно КОСМОС тяготеет к аристократическим системам управления, которые в каких-то случаях маскируются под демократические представительные структуры, а в каких-то - под абсолютную монархию, но во всех случаях сохраняют основополагающий принцип - существование 'номенклатуры' и 'ведомств'.
  
  Понятно, что КОСМические государства не имеют и не могут иметь единого структурообразующего процесса, кроме процесса управления. Динамические противоречия системы складываются из зон напряженности на областных
  
  593
  
  границах - административных, экономических, смысловых - и постоянной борьбы областей с имперским метаправом. Соответственно КОСМические структуры динамически неустойчивы: они либо пульсируют с характерными периодами порядка поколения, либо порождают внешнюю экспансию в форме агрессии или эмиграции
  
  Предложенная модель позволяет выделить девять возможных цивилизаций (с точностью до направления обхода), что меньше, нежели в классической дихотомической схеме (шестнадцать), но явно больше, чем наблюдается в действительности.
  
  Схема 'мета-онтлогических вращений' показывает, что природа цивилизаций может меняться, хотя и очень медленно, поскольку изменение подразумевает многократный обход 'координатной системы', накопление изменений и затем трансформацию господствующей технологии. Наиболее вероятен переход на другой иерархический уровень: например, развитие от ПОЛИСа к КОСМОСу, либо, напротив, деградация КОСМОСа до НОМОСа. Цивилизация может выстроить некий промежуточный структурный уровень. Чаще всего это свидетельствует о системной катастрофе и редукции 'государственной административной картинки'. Так, НОМОС может истончиться до ЛЕГОСа, цивилизационной структуры, в которой единый закон, пронизывающий все стороны жизни и порождающий внятные поведенческие стандарты, редуцируется до юридического, установленного людьми и для людей закона. Человек, существующий внутри ЛЕГОСа, считает, что 'правовое общество' охватывает не только носителей разума, но также животных и даже мертвую природу. Мир НОМОСа довольно неуютен (с точки зрения КОСМического мышления), но он самосогласован и способен к развитию. Мир ЛЕГОСа можно понять как пародию, карнавал, шутку, но эта шутка повторяется из года в год, из десятилетие в десятилетие - с совершенно серьезным видом. Конечно, рано или поздно 'больная' цивилизация либо выздоровеет: восстановит у
  
  594
  
  себя НОМОС, создаст КОСМОС или найдет новую жизнеспособную цивилизационную структуру, - либо умрет.
  
  Современные Западные культуры* больны ЛЕГОСом, что характерно для США и большой части Западной Европы, ТЕУСом** (изолированная, но вместе с тем едва ли не самая Западная из всех культура Ватикана), ТЕХНОСом*** (исчезнувшая советская цивилизационная структура).
  
  КОСМОС и ПОЛИС также имеют свои 'больные' подуровни. Так, первый может вырождаться в ЛИНГВОС (культура, построенная на сугубо языковом формате) или ЭТНОС (это рождает совершенно фантастический, но короткоживущий оксюморон - моноэтническую империю). Второй, обычно, сводится к потерявшей трансцендентную составляющую МУНИЦИПИИ - самоуправляющейся общине, не имеющей информационного гения-покровителя своего существования, утратившей миссию развития и смысл существования.
  
  В процессе естественного развития цивилизации (например, от НОМОСа к КОСМОСу) могут возникнуть весьма необычные ситуации, когда маршрутизация, задающая господствующую технологию и вместе с ней цивилизацию, проходит 'план' людей на уровне КОСМОСа, в то время как мир идей еще сохраняет характерные для НОМОСа структуры. Такое противоречие есть повод и причина развития.
  
  В этой связи нет необходимости беспокоиться (в долгосрочной перспективе) по поводу деятельности современно-
  
  * Цивилизации стратифицируются в виде культур, которые различаются между собой не базовыми принципами (обычно связанными аналогом соотношения неопределенности - либо человек живет в парадигме развития/времени, либо 'дао'/пространства), но всего лишь господствующими убеждениями.
  
  ** Подмена единого закона НОМОСа Божественным законом.
  
  *** Редукция всей трансценденции до законов природы.
  
  595
  
  го политического ислама. Он - всего лишь структура, временно пытающаяся на КОСМическом уровне оперировать НОМОСными смыслами.
  ДОМЕН, СОЦИАЛЬНАЯ ФОРМА СЕВЕРНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
  
  'Невооруженным глазом' в современном глобализованном мире можно разглядеть три основные цивилизации, причем если различие между 'Западом' и 'Востоком' прослеживается на протяжении всей мыслимой истории, то цивилизация 'Юга' существенно более молода. Заметим, что 'Юг' занимает всего одну геополитическую 'единицу' - Афразию, а 'Восток' - две. Все остальные геополитические блоки либо находятся под прямым управлением 'Запада', либо так или иначе соотносятся с ним.
  
  В рамках традиционного дихотомического подхода Запад есть цивилизация, базисными принципами которой является развитие* (время), личность, рациональное и материальное. Восток отличен от Запада во всем: это цивилизация 'дао' (пространство, соответствие), ориентирована на коллектив, трансцендентное и духовное. Отношения между Западом и Востоком могут быть выражены формулой 'интерес, но не конфликт': этим цивилизациям нечего делить - каждая из них владеет той 'половиной' мета-онтологической системы координат, которая представляет для нее ценность.
  
  * Это, кстати, сразу зачеркивает оборонительную стратегию С.Хантингтона. Время-ориентированная цивилизация либо развивается, то есть растет вглубь и вширь, осуществляет экспансию в физическом и смысловом слое, либо же - деградирует. Запад погибнет в тот момент, когда он 'остановится'. 'Конец истории' и наступление 'общества мечты', которое уже не будет меняться, поскольку и так прекрасно, станет концом для Запада.
  
  596
  
  Юг гораздо ближе к Западу, чем к Востоку, и не зря ислам рассматривается рядом исследователей как христианская по своей сути цивилизационная структура. Ориентиры Юга - время, рациональность, материальность. Но - масса вместо личности.
  
  Теория идентичностей предсказывает, что чем меньше различия в аксиологии (системе ценностей) и чем они при этом существеннее, тем ярче конфликт идентичностей. С этой точки зрения Югу есть что делить с Западом, и тревога С.Хантингтона вполне оправдана.
  
  В рамках нового мета-онтологического подхода вырисовывается следующая картина. Запад весь лежит на КОСМическом уровне, но его культуры имеют 'родимые' пятна своего различного происхождения. Если Североамериканские Соединенные Штаты изначально строили у себя КОСМОС, то средневековая Европа представляла собой царство ПОЛИСов, а Ватикан и Франция, 'старшая дочь католической церкви', все время воссоздавали классические НОМОСные системы отношений. Так что сегодняшнее единство вполне может вылиться в серьезный раскол по линии господствующей архетипической иерархии.
  
  Для Запада начальной и конечной точкой маршрутизации является человек (ориентация на личность), направление мета-онтологического вращения рационально - онто-деятельность предшествует мыследеятельности, а последняя социодеятельности.
  
  Для Востока маршрутизация начинается в мире идей, направление обхода рационально - от мира идей в мир людей и лишь затем в мир вещей, социодействие предшествует онтодействию, оргпроект - проекту. Характерный иерархический уровень - НОМОС.
  
  Наконец, Юг начинает технологические маршруты в мире вещей, находится на иерархии НОМОСа* и обходит
  
  * Поэтому в мире нет единого Ислама, есть очень много разных исламов.
  
  597
  
  координатную систему в том же направлении, что и все остальные, - рационально. Можно себе представить Юг, овладевший КОСМическим уровнем иерархии, но это будет уже совсем другая цивилизация, и 'совсем другая история'.
  
  Итак, восемь цивилизаций С.Хантингтона свернулись в три, причем Запад остался Западом, и в этом смысле название одной из глав труда американского исследователя идеально отражает содержание: 'Запад против всех остальных'. Различие между замкнутыми, живущими в остановленном (с точки зрения европейца) времени буддистской и конфуцианской культурами мы определили как цивилизационно несущественное. Может быть, зря. Исторически Китай всегда придерживался 'рационального' направления обхода, в то время как в культуре Индии прослеживаются трансцендентные устремления. В перспективе это может оказаться важным, но, впрочем, не в рамках стратегического подхода С.Хантингтона.
  
  Что действительно вызывает недоумение, так это выделение в самостоятельную сущность Японской цивилизации. Даже сами японцы не скрывают, что их утонченная культура представляет собой крайнюю, 'островную' форму культуры Китая, из которого Страна Восходящего Солнца заимствовала все - от иероглифов до единоборств. Если считать особенности японской культуры настолько существенными, то и Запад придется разделить на несколько фракций: различие между США и Германией заведомо сильнее, нежели между Китаем и Японией.
  
  Относительно латиноамериканской 'цивилизации' все уже сказано. Нельзя же в самом деле использовать страницы геополитического трактата для обоснования империалистических устремлений, к тому же давно удовлетворенных... Проблема Африки остается открытой. Можно согласиться с С.Хантингтоном, что 'там' что-то формируется, но это 'что-то' станет кризисом завтрашнего дня.
  
  И еще остается Россия, которую С.Хантингтон, вероятно по договоренности с РПЦ, именует 'православной
  
  598
  
  цивилизацией', хотя едва ли 10% ее населения серьезно относится к религии, и вряд ли более 1 % из числа 'относящихся' способны внятно объяснить, чем православные отличаются от католиков.
  
  Россия, в особенности Россия Петра, как правило, претендовала на роль самостоятельной культуры в рамках Западной цивилизации. Это стремление стать частью Запада подогревали тесные контакты петербургской элиты с европейскими столицами. Как следствие, Петербург, столица и воплощение Империи, быстро приобрел имидж города более западного, нежели сам Запад. В советское время этот образ несколько потускнел, но до конца не стерся.
  
  Постперестроечные события похоронили надежды российской интеллигенции на действительную унию с западным миром. Во-первых, выяснилось, что никто не ждет Россию в этом мире. Во-вторых, оказалось, что именно теперь Евро-Атлантическая цивилизация вступила в период глубокого кризиса, да к тому же оказалась на грани войны. Наконец, в-третьих, определилось, что, следуя путем 'конкордата', Россия не только найдет, но и потеряет. Может быть, не столько найдет, сколько потеряет.
  
  Исторически сложилось так, что Россия выполняет роль 'цивилизации-переводчика', транслируя смыслы между Востоком и Западом (а в последние десятилетия - между Югом и Западом). Таково ее место в общемировом разделении труда. Положение 'мирового переводчика' привело к своеобразному характеру российских паттернов (образов) поведения: они всегда неосознанно маскировались под чисто западные.
  
  В результате русский поведенческий паттерн оказывается скрытым от взгляда социолога: он воспринимается - в зависимости от системы убеждений исследователя - либо как 'недозападный'*, либо же - как 'перезападный'.
  
  * Такова, конечно, позиция С. Хантингтона. Трудолюбиво сработанная из одного слова 'православная цивилизация' - всего лишь лейбл, призванный объяснить полное отсутствие у Запада желания взаимодействовать с Россией иначе чем на условиях полной блокады транслируемых ею смыслов.
  
  599
  
  В действительности этот паттерн просто другой, что, как мы увидим, дает нам возможность отнести Россию к совершенно самостоятельной и уникальной культуре, имеющий предпосылки к формированию на своей основе четвертой основной цивилизации современности - Севера.
  
  Первой из таких предпосылок является наличие в сугубо российской иерархии мира людей отдельного структурного уровня. Если Восток (а в известной мере, и Юг) есть цивилизации этносов/НОМОСов, если Запад представляет собой цивилизацию нуклеарной семьи, развившуюся до КОСМических размеров, то характерным российским явлением является домен.
  
  Домен представляет собой группу людей численностью обычно 10-20 человек, идущих по жизни как единое целое. Домен всегда имеет лидера, разумеется неформального, и вся структура домена выстраивается через взаимодействие с лидером. Интересно, что связи внутри домена не носят национальной, религиозной, родовой, групповой, семейной окраски. Вернее, каждый человек связан с лидером (и с другими членами домена) по-разному: для каждой конкретной пары можно указать природу связующей силы, но придумать единое правило для всего домена невозможно. В отличие от кланов домены динамически неустойчивы: они живут ровно одно поколение.
  
  Структура домена выглядит довольно рыхлой, что не мешает домену реагировать на любые внешние события как единое целое. Это проявилось, в частности, после дефолта 1998 года, когда социальные паттерны восстановились удивительно быстро - примерно на порядок быстрее, чем это должно было произойти по расчетам западных социологов, ориентирующихся на иерархический уровень семьи.
  
  Идентичность домена является скрытой, поэтому его существование можно установить только тонкими косвенными
  
  600
  
  исследованиями. Очень похоже, однако, что именно доменной структуре русский этнос обязан своей эластичностью ('ванька-встанька', как известно, один из общепризнанных символов русского народа), а также высочайшим потенциалом социокультурной переработки.
  РОССИЯ КАК ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
  
  Второй важнейшей особенностью России является трансцендентный характер русской культуры. В рамках трехмерной мета-онтологической модели для России, как и для Запада, отправной/конечной точкой является мир людей. Однако обход осуществляется в противоположных направлениях: Евро-Атлантическая цивилизация сначала связывает мир людей с миром вещей (рациональная, предметная деятельность), а затем мир вещей с миром идей. Для русской культуры характерно первичное связывание мира людей с миром идей (иррациональная, информационная деятельность).
  
  Таким образом, наши различия с Западом очень существенны. Но:
  
   уровень домена лежит между ПОЛИСОМ и НОМОСОМ и,
  
  как правило, очень трудно обнаружим (особенно, в те периоды истории, когда Россия занимает привычную для себя нишу Империй и существует на иерархическом уровне КОСМОСА*);
  
   еще сложнее определить 'направление обхода' мета-онтологической доски - различается не столько сама деятельность, сколько трансцендентное обоснование этой деятельности, которое, как правило, не рефлектируется.
  
  * Может быть, Империя для того и была разрушена, чтобы мы смогли, наконец, оказаться лицом к лицу с собой. И - понять себя.
  
  601
  
  То есть при минимальном желании Россию можно воспринять как 'неправильный Запад' и приступить к исправлению ошибок. Проблема, однако, в том, что исправить 'ошибки', вытекающие из цивилизационной парадигмы, практически невозможно: за каждым исправлением будет вырастать новая задача.
  
  Так, при всем желании невозможно инициализировать в России западное отношение к авторскому праву. И, равным образом, - восточное отношение к государству. Внутри некоторых пределов устойчивости (как показал опыт монголо-татарского нашествия, эти пределы очень широки) при любых операциях с русским социумом будет восстанавливаться доменная структура общества и трансцендентный характер его существования.
  
  Это обстоятельство, наряду с выраженным кризисом Евро-Атлантической общности, ставит на повестку дня вопрос о самостоятельной русской (северной) цивилизации: ее провозглашении, ее парадигмальных принципах, ее жизненных форматов и производственных стандартов.
  САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - 'ОКНО В ЕВРОПУ' ИЛИ ГОРОД-МИФ
  
  Такое провозглашение может, на мой взгляд, состояться только в Санкт-Петербурге, городе инноватики, городе имперских смыслов, трансграничном городе*.
  
  Петербург можно и должно рассматривать в качестве примера города, который правильно размещен на мета-онтологической 'доске'. Как и всякий живой город, он социален и материален. Как очень немногие города, он образует собственную 'астральную проекцию' на мир идей, 'небесный Санкт-Петербург'. Более того, Санкт-Петербург
  
  * Переслегин С. Санкт-Петербург как транслятор культур. Доклад на конференции 'Феномен Петербурга', август, 2001 г.
  
  602
  
  нарочито трансцендентен, нарочито литературен. Даже для наших гостей с запада Санкт-Петербург - это город-текст.
  
  В действительности, возможно, дело обстоит даже сложнее.
  
  Применение системного оператора к миру идей позволяет выделить три уровня высокоструктурированной информации.
  
  Простейшим из них является уровень Текста. Тексты создаются при помощи символов, обретают литературную, живописную, музыкальную или иную семиотическую форму. На уровне текстов существуют такие информационные конструкты, как голем, эгрегор, душа города. На этом уровне естественное превращается в искусственное и наоборот.
  
  Глубже расположен уровень Мифа, заархивированного в текстах нарративами, а в коллективном бессознательном - архетипами. Известно, что структурообразующих Мифов существует всего два: о бродяге, умирающем на Голгофе, и о страннике, потерявшем свой дом и скитающемся в Средиземном море.
  
  Мифы порождают столь сложные информационные объекты, как динамические сюжеты. И здесь более чем уместно вспомнить, что Петербург - в ряду таких городов, как Александрия и Константинополь, - сам по себе образует динамический сюжет.
  
  Мифы смешивают возможное и невозможное, модифицируя вероятности. Создаются мифы при помощи языка образов (паттернов).
  
  Санкт-Петербург представляет собой город-миф 'по построению'. Он остается таковым и сегодня, и, очень может быть, скоро мы будем говорить не о реальном Петербурге вещей и зданий и не об объективном Петербурге обывателей и гениев, но о мифологическом Петербурге. Городе сюжетов и текстов.
  
  603
  
  Наконец, еще выше находится уровень сказки, о котором мы не знаем практически ничего, кроме того, что на этом уровне смешивается живое и неживое.
  
  Северная цивилизация станет явью, если Санкт-Петербург откажется от амбиций имперской столицы, от снобизма столицы культуры и даже от мифа столицы Петра. Тогда город проникнет на уровень сказки и превратит мертвые цивилизационные принципы в живую ткань бытия.
  
  Сергей Переслегин
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  
  От редакции Практика цивилизаций
  
  Н. Ютанов 5
  
  Предисловие автора 7
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МИР ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Глава первая Новая эра мировой политики 13
  
  Глава вторая История и сегодняшний день цивилизаций 46
  
  Глава третья. Универсальная цивилизация? Модернизация и вестернизация 74
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ СМЕЩАЮЩИЙСЯ БАЛАНС ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Глава четвертая Упадок Запада: могущество, культура и индигенизация 115
  
  Глава пятая Экономика, демография и цивилизации, бросающие вызов 150
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВОЗНИКАЮЩИЙ ПОРЯДОК ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Глава шестая Культурная перестройка структуры глобальной политики 185
  
  Глава седьмая Стержневые государства, концентрические круги и цивилизационный порядок 238
  
  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Глава восьмая Запад и остальные: межцивилизационные вопросы 281
  
  Глава девятая Глобальная политика цивилизаций 323
  
  Глава десятая. От войн переходного периода к войнам по линии разлома 396
  
  Глава одиннадцатая Динамика войн по линиям разлома 432
  
  ЧАСТЬ ПЯТАЯ БУДУЩЕЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
  
  Глава двенадцатая Запад, цивилизации и Цивилизация 495
  
  Библиография 533
  
  Послесловие
  
  О спектроскопии цивилизаций, или Россия на геополитической карте мира 579
  
  С. Переслегин
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"