Аннотация: История Танхи, вольного скакуна Пандоры, рассказанная им самим...
Вы спросите, было ли мне страшно?
Я отвечу: да. Было.
Но разве у меня был выбор?..
Твердая земля, что до этого ровно и гладко ложилась мне под ноги, внезапно прервалась, и, едва успев зацепиться задними ногами за осыпающийся край обрыва, я изо всех сил рванулся вперед, вкладывая все, что еще оставалось в моем теле, в этот чудовищный прыжок... На что я надеялся? Меня не хватило даже на то, чтобы пересечь половину глубокого каменного ущелья, и, закричав скорее от бессилия, чем от страха, я рухнул вниз, прямо в грохочущую бездну реки. И последним, что я услышал до того, как меня поглотила ледяная вода, был разочарованный рев едва не последовавшего за мной хищника, что, всеми лапами вцепившись в осыпающуюся землю, сумел удержать себя на краю обрыва, и теперь его ужасающее рычание тысячью отголосков мчалось вперед... а в следующий миг я, точно тяжелый камень, ушел на дно. Броня на спине частично защитила меня от серьезных повреждений, когда я со всего размаху ударился о подводные валуны, и, перевернувшись, я попытался зацепиться за какой-нибудь камень или уступ... но насмешливая река открыто высмеяла все мои жалкие попытки спастись - и, легко подхватив мое тело, поволокла его за собой.
Я едва успел сжать края дыхательных отверстий, чтобы не задохнуться, но легкие почти тут же начали гореть, требуя свежего воздуха, и я изо всех сил начал выбрасывать наверх голову, чтобы хоть мельком, хоть на мгновение увидеть раскинувшееся где-то высоко над моей головой небо... и, едва успев схватить ртом немного воздуха пополам с водой, вновь уйти на глубину. Течение было невероятно сильным, и, отражаясь от каменных стен ущелья, оно тащило меня сразу во все стороны, словно пытаясь разорвать на кусочки, и я даже не всегда мог определить, где же верх, а где вниз, и куда мне стоит плыть... Вода была повсюду, вода заливалась в уши, в легкие, вода слепила глаза и замораживала разум... Я пытался грести, пытался отталкиваться от камней, чтобы хоть как-то управлять своим медленно стынущим телом, но я был слишком слаб и мал, чтобы противостоять обезумевшей стихии, а воздуха оставалось так мало...
Воздух, воздух! Каким же далеким и неизмеримо драгоценным он мне казался! Какой же это неоценимый дар, великое чудо - возможность дышать, до отказа наполняя легкие свежим, чистым воздухом! Как только можно жить, не замечая этого счастья?! Мое тело слабело, и легкие полыхали, точно охваченные лесным пожаром, но этот жар не мог изгнать влагу, что, точно паразит, засела в моей измученной груди... и внезапно словно чья-то когтистая лапа схватила меня за горло, еще более холодная, чем окружающая вода... Ибо я понял, что умираю.
Я был молод. Мне едва исполнилось два года, и, по меркам своего народа, я был еще почти детенышем - молодой, сильный, полный надежд и планов на будущее... но - нелепая случайность! - и внезапно все мои мечты, все, во что я верил и что любил - обратилось в прах, разрушенное беспощадной силой стихии. Вода не знала жалости, не знала сострадания, и она легко, почти беспечно уносила меня за собой, только смеясь, когда я пытался спастись, неразумно тратя последние силы, которых и так едва хватало, чтобы, сделав отчаянный, рвущий жилы рывок, вырвать у неба еще один глоток воздуха... каждый раз мне казалось, что этот глоток будет последним...
Неожиданно я всей грудью налетел на что-то твердое, и с легким шипением весь остававшийся во мне воздух вырвался наружу густым облаком пузырьков, и вместо него в мои легкие тут же хлынула вода... за миг перед тем, как мое тело внезапно стало необычайно легким, и, шутя перекинув меня через торчащие над водой валуны, река сбросила меня вниз, с самой вершины гигантского водопада.
Вот тогда я точно осознал, что сейчас умру.
И когда какой-то торчавший из водяной стены камень врезался мне промеж глаз, словно бы выбив из них искры и позволив моему измученному сознанию погрузиться в густую, бархатистую мглу... я был ему за это даже благодарен...
Резкая, обжигающая боль пронеслась по моему телу, точно волна пламени, вырывая меня из черного забытья, и я вновь обрел способность дышать, чувствовать... жить. Я лежал, натужно раздувая бока, и каждый вдох отдавался во мне острой болью, словно бы мне в грудь воткнулся осколок камня, но я был даже рад этой боли, ведь она доказывала мне, что это не сон и не греза - что я действительно все еще жив и здоров. Правда, "здоров" - это не совсем про меня. В легких хрипело и клокотало, словно после жестокой болезни, перед закрытыми глазами мелькали зеленоватые тени, а в голове все плыло, к тому же, я почти не чувствовал собственного тела, и с какой-то отрешенностью услышал где-то поблизости некий влажный, крайне неприятный хруст... Лишь несколькими мгновениями позже до меня дошло, что это хрустели мои собственные кости - когда очередная волна боли накрыла меня с головой, и я закричал - вернее, попытался, потому что получился лишь какой-то жалкий писк, точно у новорожденного жеребенка. Из моих плотно зажмуренных глаз брызнули слезы, и я внезапно почувствовал, как что-то мягкое коснулось моей щеки, стирая соленую влагу. Веки были тяжелы, как будто обмазаны глиной, но я все же сумел их разомкнуть, чтобы бросить один-единственный взгляд вверх.
Судя по всему, солнце уже клонилось к закату, и его косые лучи тут же ужалили мои глаза, привыкшие к темноте, но я не зажмурился, ибо надо мной, перевернутое, словно отражение в луже воды, застыло лицо двуногого.
Такого я не ожидал. Естественно, я слышал о двуногих, ведь в моем стаде не было ни одного, кто не знал бы об этих странных существах, похожих и не похожих на прочих зверей. Однажды мне даже довелось видеть троих таких синекожих - они ехали через лес, сидя на спинах моих сородичей, и тех, кажется, это ничуть не беспокоило! Помнится, в тот день я страшно оскорбился, и даже думал выскочить из леса, чтобы наказать двуногих за такое непочтение... Благо, рядом со мной была моя мать, и она сумела меня удержать. Двуногие, сказала она, очень странные существа, ибо они слабее любого из нас - но при этом обладают странным, почти невероятным могуществом. Их кожа тонка и нежна, но они научились делать себе вторые шкуры из листьев и стеблей растений, у них нет когтей и больших клыков - но они способны убивать на расстоянии, как смертонос, они не умеют быстро и долго бежать - но они заставляют служить себе других животных с сильными ногами или могучими крыльями, и те с радостью подчиняются их приказам!
Все это было выше моего понимания, и непонимание рождало страх, а страх порождал ярость. Гневно захрипев, я попытался приподнять голову, чтобы хотя бы укусить эту странную, наверняка враждебную руку, но сил не хватило даже на то, чтобы как следует приподнять голову, и, едва сумев оторвать ее от земли, я тут же уронил ее обратно, чувствуя себя еще более изможденным и уставшим. Но мягкая ладонь не убралась с моей морды, и это меня еще больше злило. Раздался какой-то странный, переливчатый звук, похожий на несколько коротких, отрывистых птичьих трелей, и краем глаза я увидел еще одного двуногого. У этого черты лица были более резкими и грубыми, так что я решил, что это самец. Самка, все еще гладящая мою голову, что-то ответила ему, и, подумав, он согласно кивнул, после чего обернулся и издал еще один странный звук, похожий на свист. В ответ послышался топот копыт, и в поле моего зрения объявилось еще одно существо - на этот раз это был мой соплеменник, крупный жеребец, что вполне беззлобно на меня покосился. На его спине, удерживаемое широкими ремнями, крепилась какая-то штуковина, вроде коричневой нашлепки, и к ней была привязана свернутая кольцами веревка. Сняв веревку, паренек принялся обвязывать ею спину и плечи своего скакуна, за чем я следил с безмерным удивлением, пока, закончив, он не подошел ко мне со спины и не уперся плечами мне в область загривка. Судя по всему, он пытался поднять меня на ноги, но я смог лишь вяло дернуться в ответ - сил не было никаких. Девушка, тоже оторвавшись от своего дела, присоединилась к нему, и совместными усилиями им удалось слегка приподнять меня, после чего парень живо просунул свою веревку под моим брюхом и вновь позволил мне аккуратно лечь наземь. Я чувствовал, как этот безмерно длинный зеленоватый червяк трется о мою броню, но пока что действия двуногих оставались для меня полной загадкой - до тех пор, пока сзади не послышался еще один топоток, и я не понял, что здесь не один мой собрат, а двое. Веревка натянулась, и я увидел, как напряглись ноги чужого жеребца, когда необъяснимая сила заставила меня сначала просто приподняться, а там и вовсе подняла на ноги, прижав к боку незнакомца. С другого бока меня также приперло что-то большое и теплое, а, скосив взгляд, я встретился с двумя очаровательными зеленоватыми глазами, что весело посмотрели на меня - и, клянусь вам, я был в самом наипаскуднейшем из своих состояний, но этот взгляд - один-единственный взгляд - заставил мое сердце на мгновение сбиться с привычного ритма.
Ибо я смотрел на самую очаровательную кобылицу - мама, не при тебе сказано! - какую когда-либо видел в своей жизни.
Она была просто великолепна. И хотя я мог видеть лишь небольшую часть ее тела - так плотно мы были притянуты друг к другу, это не уменьшило моего восхищения. Явно почувствовав мой интерес, кобыла с чисто женским кокетст-вом покосилась на меня, но тут протянувшаяся синяя рука похлопала ее по плечу, и только тогда я заметил, что на ее спине, подвернув под себя ноги, сидит девушка, а ее длинное черное щупальце, растущее откуда-то из затылка, присоединено к одному из щупалец кобылицы. Судя по улыбке, девушка прекрасно поняла, что между нами только что произошло, и, почувствовав досаду пополам со смущением, я отвернулся, уставившись себе под ноги. Гм... Странно. Моя левая передняя была привязана к какой-то палке, и обмотана широкими зеленоватыми лентами, что придавало ей несколько комичный вид. Однако, попытавшись ею пошевелить, я понял, в чем дело - она была сломана, и острая боль едва не заставила меня вновь рухнуть на землю - благо, поддержали. Юноша, сидевший верхом на жеребце и точно так же присоединенный к его щупальцу, отдал короткую команду, и мы, точно некое нелепое существо о восемнадцати ногах, тронулись в путь.
Слаженности движений удалось добиться не сразу, и первое время я то и дело спотыкался, но постепенно мне удалось словить ритм, и, не желая и дальше падать мордой в грязь (в самом прямом смысле слова), я начал потихоньку перебирать ногами, и через какое-то время уже вполне сносно продвигался вперед, уже почти не наваливаясь на плечи сопровождающих. Пропущенная под брюхом веревка удерживала меня на месте, но я уже почти не замечал ее, вполне бодро хромая рядом и стараясь, по возможности, опираться лишь на средние и задние ноги, чтобы не терять равновесие. Тем временем мы все глубже уходили в лес, и хотя я тут ни разу не был, не заметить признаки присутствия здесь моих сородичей было просто невозможно - содранные полоски молодой коры, отпечатавшиеся в мягкой почве следы, даже запах - видимо, этой тропой пользовались не раз и не два, обходя территорию... Территорию кого? Я внимательно смотрел по сторонам, надеясь высмотреть хоть какие-то признаки присутствия здесь двуногого табуна - или стаи? Или как они там называли свои сообщества? - но пока что ничего заметить не мог, и меня стало разбирать недоумение. Судя по рассказам мамы, этот народ обладал могуществом, которое и не снилось ни одному из моих соплеменников - так почему же лес, что, как и обычно, шумел вокруг, выглядел совершенно обычным, а не обжитым высшими созданиями?.. Этот вопрос мучил меня все время, пока мы пробирались по довольно-таки узкой тропе, но тут мои ноздри расширились, и чуткий нос сообщил, что путь подходит к концу, ибо мой нос уловил в воздухе отчетливый запах такого же, как я, гребнешея. И не одного, не двух - это был запах целого табуна, некий тяжеловатый, теплый и душный аромат, который я знал с самого детства. Это был не мой табун, ведь я не распознать ни одного знакомого запаха, но, по крайней мере, это были мои собратья по крови, и это меня невольно успокоило.
Вскоре стволы деревьев словно бы расступились, и мы ступили на довольно-таки широкую прогалину, уже окутанную светлыми предзакатными сумерками. Тут же неподалеку текла мелководная лесная речушка, совсем не похожая на бурный, клокочущий поток, что едва не отнял у меня жизнь. И здесь были гребнешеи - как я и предполагал, довольно-таки крупный табун, численностью почти в два десятка особей. Они лежали рядом, и их тела призрачно светились, переливаясь неяркими огоньками, что внезапно вспыхнули ярче, когда все головы почти разом повернулись в нашу сторону. Я невольно напрягся, готовый, если что, к неласковому приему, но моих сопровождающих это почему-то совсем не обеспокоило, и они уверенно повели меня вперед, но не к отдыхающему табуну, а куда-то в сторону, где листвяной навес образовывал уютный закуток. Там уже отдыхала какая-то старая кобылица, скучающе бросившая на меня мимолетный взгляд и тут же положившая голову обратно. Тем временем оба двуногих, спрыгнув со спин своих скакунов, осторожно отвязали веревку, и мне было позволено кое-как улечься на толстую растительную подстилку, вытянув сломанную ногу. Жеребец и кобылица, спокойно дождались, пока их освободят от веревки, после чего - у меня сердце сжалось - кобылка ласково на меня посмотрела, и они, сопровождаемые своими всадниками, вместе направились к табуну... я посмотрел им вслед с невольной завистью. Счастливые - им можно спать вместе, а я остаюсь в обществе... Моя короткая вспышка злости утихла, заставив меня пристыжено прижать щупальца к шее. Ну, а эта-то старушка тут при чем... К тому же, девушка, проводив свою кобылицу, вернулась ко мне, и, присев рядом, погладила по голове. Я принял ее ласку, хоть и неохотно - правда, у меня и возникло нехорошее желание, но я быстро его задавил, а она, тронув мой лоб - то самое место, куда пришелся удар валуна, пока я летел с водопада - ласково улыбнулась и проговорила своим удивительно чистым, певучим голосом, похожим на лепет ручейка:
- Танхи. Фко сйау нгару Танхи.
Что это значило - я не понял, но, судя по улыбке девушки, это было что-то хорошее, и я не обиделся. А она, улыбнувшись, пружинисто вскочила на ноги и побежала прочь, легкая и изящная, точно крошечная птичка... я невольно залюбовался, следя за ее движениями. Хотя... та кобылица двигалась не хуже. Воспоминания о ней заставили меня слегка улыбнуться, но тут я бросил взгляд в сторону табуна, и моя улыбка тут же увяла. Проследив мой взгляд, старая кобыла, неожиданно оживившись, протянула ко мне одно из своих щупалец. Не заподозрив ничего дурного, я коснулся ее щупальца своим, и бледные отростки тут же переплелись, а в моих ушах прозвучал ее хрипловатый голос:
"Не волнуйся. Твоя Аизиз никуда не денется".
"Аизиз?" - я невольно удивился странному слову.
"Только не говори мне, что ты на нее не запал! - сказала старуха, - Но не волнуйся - ты не один такой. За этой красавицей вьется половина табуна! - и она усмехнулась - а, вернее, фыркнула, продемонстрировав свои желтоватые зубы, кое-где обломанные, но пока что еще довольно крепкие, - Правда, пока что она еще никому не ответила благосклонностью, так что у тебя еще есть шансы".
"Да не собирался я!.. - не знаю, почему, но внезапно я почувствовал, как у меня защипало в носу, - И вообще... Почему ты зовешь ее... как?"
"Аизиз. Это ее имя".
"Имя?"
"Слово, с которым к ней обращаются другие. Имя. И у тебя оно тоже есть".
"Нет у меня никакого... имени! - я поморщился, - И никогда не было".
"Верно... не было. До сегодняшнего вечера, - старуха снова засмеялась, ее желтовато-карие глаза сощурились, - Но тебе его дали, дружок".
"Дали? Кто?"
"Ли'она. Она хорошая девочка... Добрая. Она дала тебе твое имя. Ты разве не слышал? Твое имя - Танхи".
"Танхи? Что это значит?"
"Это значит Звезда. У тебя на лбу - неужели не заметил? - отметинка в виде беловатой звездочки. Поэтому она так и назвала тебя... Звезда".
"У меня нет имени! - тут же возроптала моя гордость, - Я никому не принадлежу! И не обязан носить чье-то имя!"
"Возможно, - пожала плечами старуха, - Но имя - это не седло и не налоб-ник, который можно носить, а можно сбросить с себя за ненадобностью... Когда тебе дается имя - оно становится частью тебя, хочешь ты того или нет. И потому, - еще одна усмешка, - теперь, по крайней мере, я знаю, как к тебе обращаться. Приятно познакомиться, Танхи".
"Ну, а ты-то! - с немалым раздражением сказал я, - У тебя-то есть имя?!"
"А как же... - кобыла зевнула, - Меня зовут Пале. Добрых тебе снов, юнец", - и, отсоединив свое щупальце, она, все еще тихо фыркая, улеглась поудобнее и, спустя несколько мгновений, тихо засопела, а я вот еще долго не мог заснуть... пока мои веки сами собой не закрылись, и, глубоко вздохнув, я вновь не погрузился в темноту. Но на этот раз... это был просто сон.
Обычно, чувствуя себя в безопасности - а здесь, под защитой таинственных двуногих, я, как ни странно, не ощущал ни малейшего повода для беспокойства - я мог проспать хоть целый день, наслаждаясь долгожданным покоем, тем более, что сны мне снились очень уж хорошие - что-то про аромат цветов и солнечные блики на широких зеленых листьях, отражающиеся в таких же зеленых глазах... Но - как всегда, кто бы дал... Приученный нелегкой жизнью вскакивать при малейшем же признаке угрозы, я, тем не менее, умудрился удержаться на месте (во многом благодаря тому, что нога ныла по-прежнему...), и, с трудом разлепив глаза, я осмотрелся по сторонам. Место рядом со мной пустовало - видимо, Пале отправилась попастись, но я не особо расстроился этому - не хватало еще, чтобы вредная старуха вновь начала меня подкалывать! Но, тем не менее, в гордом одиночестве меня так и не оставили - всего в нескольких шагах от моего навеса стоял молодой жеребец, с аппетитом уплетавший сладкий сок из росших тут же огромных цветов. Его длинный язык быстро-быстро вылизывал ароматную жидкость, и я невольно ощутил, что страшно проголодался!
Ну что ж... После хорошего сна сил в моем теле прибавилось, и, подвернув под себя здоровые ноги и держа вытянутой вперед сломанную, я кое-как, опираясь о ближайший древесный ствол, поднялся во весь рост и, слегка покачиваясь, захромал вперед. Цветов тут росло достаточно, и хватило бы на десять гребнешеев, но, как только я, не ожидая ничего дурного, подошел ближе и попытался выудить для себя хотя бы глоток нектара, незнакомец, будто бы и не заметив моего присутствия, сильно двинул меня плечом. Надо сказать, сбит он был крепко, и, даже будь я здоров, не уверен, что устоял бы, а тут уж и вовсе рухнул вверх тормашками. От дикой боли, пронзившей мое тело, у меня слезы на глазах выступили, но еще больнее было то, что этот жеребец, медленно, словно издеваясь, вылакав весь нектар, повернул ко мне свою холеную морду и, насмешливо выгнув губы, фыркнул, выплюнув в меня сладкой желтоватой слюной.
Будь я на ногах, и, к тому же, здоров - увернулся бы без труда, но тогда я лежал почти беспомощный, ослепленный болью и обидой... Плевок попал мне прямо в лоб, туда, где, сколотая подводным валуном, белела оставленная рекой отметина, давшая мне мое имя. И я почувствовал, как теплая вязкая слюна растеклась по моему лбу... почувствовал все заключенное в ней презрение... и... и... не смог ответить. Не успел... Потому что внезапно увесистый камень прилетел откуда-то сбоку и крепко ударил незнакомца в плечо, заставив его, взвизгнув от неожиданности, шарахнуться в сторону - и хорошо, потому что Ли'она, точно хищница, выскочившая из зарослей травы, явно не собиралась его жалеть. Огромные желтые глаза ее сверкали, точно у разъяренного зверя, и, подхватив с земли еще один камень, она что есть силы швырнула его в жеребца. Она что-то гневно кричала, и если я не мог понять ни единого слова, то вот чужой гребнешей, судя по всему, все понимал прекрасно - и это при том, что эта девушка ему едва до уха доставала! В конце же концов жеребец, не выдержав, фыркнул - но не презрительно, а, скорее, смущенно - и, развернувшись, легкой рысцой направился прочь, то и дело косясь через плечо, но остановиться он так и не решился.
Убедившись, что возвращаться он не собирается, Ли'она крикнула ему что-то вслед - после чего посмотрела на меня... И тут-то до меня дошло, что же именно тут только что произошло.
Меня защитила девушка.
Сказать, что мне стало стыдно - значит, пожалеть мои чувства. Я почувствовал, как горячая кровь раскаленной лавой хлынула по моим жилам и прилила к чувствительной коже на морде, отчего у меня на глазах аж слезы выступили. Я был жеребцом, сильным, быстроногим (до недавнего времени), гордым лесным странником, готовым до последнего защищать тех, кто нуждался в моей защите... и потому осознать, что теперь я настолько беспомощен, что даже женщина вынуждена за меня вступаться - было горько.
- Танхи, - невероятно мягко и ласково прозвучал во внезапно наступившей тишине ее позванивающий, точно россыпь маленьких речных камушков, голос, и я вздрогнул всем телом, хотя, как ни скудны были мои познания в тональности голосов двуногих, я мог утверждать точно - она не сердилась. А если и сердилась, то не на меня... Но мне было все равно неловко в ее присутствии.
Всю мою жизнь меня учили, что двуногие - хитрые и опасные существа, что они способны покорить даже самого могучего зверя и отнять у него его свободу... А уж что, что, но свободу свою я терять не хотел! И когда Ли'она, присев рядом, протянула руку к моей голове, я следил за этой самой рукой с большим подозрением. Когда она коснулась меня в прошлый раз, она дала мне имя... а что будет на этот раз? Что, если, только дав мне новое имя, она уже начала опутывать меня невидимыми нитями, отнимая любовь к свободе и делая своим послушным слугой? Мои глаза недобро сощурились, и мощная шея выгнулась дугой, а губы сами собой оттянулись к уголкам рта, обнажив крепкие зубы. Рука девушки на мгновение замерла, но, тем не менее, не остановилась совсем, и мягко, очень, очень осторожно коснулась моего лба, смахивая на землю презрительный плевок. Я следил за ней, и мои щупальца нервно подрагивали, а горло слегка дрожало, порождая вибрирующий звук, похожий на предупреждающее ворчание хищника.
Я не собирался так просто позволять ей себя трогать, и, едва дождавшись, пока она уберет руку, тут же подогнул под себя здоровые ноги и медленно поднялся. Теперь, стоя в полный рост, я чувствовал себя более уверенно, хотя сломанная нога болела нещадно, и я по-прежнему был настроен весьма реши-тельно, так что, когда Ли'она, улыбнувшись, потянулась, чтобы коснуться моей головы, я недовольно фыркнул и отступил назад. Мое тело напряглось, и пластины на шее приподнялись над кожей, так что вид у меня стал крайне недоброжелательный. Я был благодарен этой девушке за то, что она спасла меня, но позволять ей с собой вольничать не собирался, и когда она, словно бы проигнорировав мое первое предупреждение, попыталась коснуться моего носа, я не выдержал - и, презрев боль, поднялся на дыбы, издав низкий, клокочущий рев, мало похожий на мое обычное негромкое пофыркивание. Одно из тяжелых копыт просвистело в каком-то ноготке от плеча девушки, и она шарахнулась назад, но, споткнувшись, рухнула наземь, и я, точно парящая гора, навис над ней... но тут раздался шорох листвы и гневное ржание - я даже опомниться не успел, как прямо мне в грудь пришелся слитный удар сразу четырех копыт, и, не удержавшись, я со всего размаху рухнул на спину. Мягкая лесная почва оказалась более удобной для приземления, чем подводные камни, однако, думаю, я бы не почувствовал боли, окажись подо мной хоть скала - ибо ударившей меня оказалась... Аизиз.
Юная кобылица была в ярости. Вот уж не думал, что столь нежное и хрупкое создание способно на что-либо подобное! Ее прекрасные глаза полыхали огнем, и, гневно оскалившись, она бросилась на меня, словно собираясь затоптать, как ядовитую гадину - и, клянусь Матерью, в тот момент я был уверен, что именно это она и сделает! Не знаю, откуда силы взялись, но я, как ошпаренный, откатился прочь, чтобы разъяренная Аизиз не превратила меня в лепешку, после чего со всей возможной скоростью поднялся - но она вновь толкнула меня, сбивая с ног, и, думаю, в конце концов все же растоптала бы, если бы не Ли"она. Подскочив к кобылице сбоку, она обхватила ее за шею, и каким-то чудом удержала на месте, выкрикивая что-то... я разобрал лишь имя "Аизиз" и странное, отрывистое, что-то вроде "рэ"э", значения которого я не понял, но именно это слово заставило Аизиз постепенно успокоиться, хотя дышала она по-прежнему часто, и глаза ее с ненавистью буравили меня, по-прежнему распластавшегося на земле. А я смотрел на нее... и чувствовал себя... потерянным. Совершенно опустошенным. И когда Ли'она, все еще удерживая Аизиз за плечи, увела кобылицу подальше от меня, я еще долго лежал, молча глядя на грязь перед глазами... и даже не вздрогнул, когда рядом с моей мордой опустилось широкое копыто, а чье-то щупальце слегка коснулось моего, безвольно лежащего на шее...
"Дурак ты, - не скупясь на выражения, прямо сказала мне Пале, и, робко подняв голову, я взглянул на старуху, - Просто дурак".
"Пале... - мой собственный голос показался мне слабым и жалким, как у еще не родившегося малыша, - Я... я не понимаю..."
"И не должен! - рявкнула та, и я невольно сгорбился, как, бывало, делал в детстве, сотворив какую-нибудь пакость и поняв, что взрослые о ней узнали, - Что ты можешь понимать, ты, неблагодарный, несдержанный, самовлюбленный дикарь! Что ты можешь понимать!.. - и, не удержавшись, она хлестнула меня свободным щупальцем по загривку, после чего, прокипев еще пару мгновений, вздохнула и уже тише сказала: - Ты просто не понимаешь... Ты... да что ты... - она покачала головой, после чего прошептала, - Ли"она - мать Аизиз".
Если бы она мне сказала, что у нее самой по ночам вырастают клыки, и она охотится на молодых жеребят - я бы, наверное, удивился меньше...
"Что?!"
"То, что слышал! - вспылила она, но тут же сбавила тон, и добавила поспокойнее, - Мать Аизиз погибла, когда малышке не было еще и месяца, и Ли'она взяла на себя всю заботу о ней, когда даже мы, ее родня, уже потеряли надежду на то, что она выживет. Поэтому, тупица, ты только что умудрился нанести ей самое страшное оскорбление, какое только можно придумать! Подумай над этим, ладно?" - и, не слишком-то нежно разорвав нашу связь - я невольно вздрогнул - она одарила меня на прощание недовольным взглядом, после чего, раздраженно фыркнув, направилась прочь, оставив меня валяться в грязи. Подниматься на ноги мне пришлось самому... Надо сказать, я чувствовал себя совершенно разбитым, и, даже не покосившись на ароматные цветы, еле-еле дотащился до своей лежанки, на которую и рухнул, как подкошенный. На душе было на удивление мерзко...
Следующие несколько дней я помню смутно, словно бы сквозь сон. Аизиз я так ни разу и не увидел, хотя несколько раз пытался ее отыскать, но она словно бы нарочно избегала меня - и я бы не удивился, узнав, что так оно и есть. Моя нога медленно заживала, и, хотя я все еще передвигался с трудом, улучшения с каждым днем становились заметнее... и я дождаться не мог того момента, как смогу покинуть это место и вернуться домой. Каждый день пребывания здесь медленно превращался в пытку - ведь я знал, что Аизиз не придет, а, чувствуя мою уязвимость, Т'ур - а именно так, как я выяснил, звали моего недавнего обидчика - совсем обнаглел, не давая мне ни мгновения спокойной жизни. Это был сильный, умный, а, что важнее, здоровый жеребец, и я не рисковал с ним связываться - мне как-то, знаете ли, не хотелось вновь валяться в грязи, и потому, едва заметив на горизонте эту нахальную рожу, я тут же разворачивался и уходил, либо притворялся спящим - обычно срабатывало. Естественно, это не мешало Т'уру вовсю поносить меня за моей спиной, наверняка во всех красках расписывая тот злосчастный день, так что постепенно даже остальные гребнешеи начали коситься на меня с подозрением, так что постепенно я остался в полном одиночестве... не считая Пале, но, помилуйте, о чем можно разговаривать с престарелой кобылой, которая помнила день, в который родилась моя мама?! И потому я просто ждал... надеялся и ждал... до того самого вечера.
Это случилось внезапно... Впрочем, как я погляжу, в последнее время вся моя жизнь сплошь состояла из неожиданностей. Солнце уже дрожало над горизонтом, и весь табун уже приготовился ко сну, а я, лежа на своем месте, флегматично пережевывал полоску молодой коры, содранной с дерева, когда внезапно услышал некий шум, доносящийся с поляны. Судя по всему, о покое табуна можно было благополучно позабыть, ибо доносящееся оттуда ржание вполне красноречиво свидетельствовало о том, что там обсуждалось нечто совершенно особенное, и, признаюсь честно, плевать бы я на это хотел... но тут до меня донеслось пронзительное, отчаяние ржание Аизиз - и тут-то я насторожился. Поднявшись - моя нога уже почти зажила, и я вполне легко двигался - я, едва заметно прихрамывая, двинулся туда, предпочитая держаться в тени. Табун я заметил издали - гребнешеи стояли рядом, и от них прямо-таки волнами исходило охватившее их напряжение.
И посреди этой толпы, освещенная алыми лучами заката, стояла Аизиз.
Она выглядела ужасно... Судя по всему, она пробежала галопом через весь лес, и теперь вся ее кожа была покрыта клочьями пены, а дыхание с хрипом вырывалось из ноздрей, но ее глаза... Но ее глаза! Я сразу понял, что что-то не так, и, воспользовавшись тем, что Пале стояла неподалеку, осторожно подошел к ней и, едва ощутимо коснувшись ее щупальца, подумал:
"Что случилось?"
"Похоже, что Ли'она попала в беду, - мрачно ответила старуха, ничуть не удивившись моему присутствию - а я так надеялся хоть раз в жизни ее попугать! - Они с Аизиз повстречали черного демона".
Черный демон! Я почувствовал, что у меня захолодело сердце. Этот чудо-вищный зверь был самым страшным хищником, какого только знал лес, а его ужасные челюсти и острые клыки внушали почти панический ужас в сердца всех живых существ. Наметив себе добычу, он уже ни перед чем не останавливался, чтобы настичь ее, а, попав к нему в пасть, оставалось лишь молиться Матери, чтобы она ниспослала быструю и безболезненную смерть...
"А что с Ли'оной?" - я даже не удивился дрожи, прозвучавшей в моем голосе.
"Она... упала со спины Аизиз, когда та понесла, - тихо сказала Пале, - Ма-лышка перепугалась до смерти... она просто не заметила, как ее всадница внезапно исчезла, - и, глубоко, резко вдохнув в себя воздух, она напряженно промолвила, - Теперь Аизиз хочет вернуться туда".
"Туда? Она что, с ума сошла?! Там же демон!"
"И Ли'она, - Пале сделала вид, что не заметила, с каким ужасом я произнес имя лесного владыки, - А, если она еще жива, Аизиз сделает все возможное, чтобы ей помочь".
"Но... как? Как, Пале?!"
"Я не знаю, Танхи. Но..." - однако что "но" - я так и не узнал, ибо в этот самый миг раздался отчаянный, полный боли стон, и Аизиз, взметнувшись на дыбы, отчаянно закричала - так, словно из нее, живой, вырезали сердце. Она молила о помощи - но никто из ее сородичей не откликнулся, и кобылица, поняв, что все бесполезно, внезапно рванулась вперед, расталкивая их плечами, и не успели мы оглянуться, как она исчезла в кустарнике. Ни один гребнешей из табуна не тронулся с места - видимо, они не хуже меня знали, с кем имеют дело...
Но я, в отличие от них, не собирался отпускать Аизиз на верную гибель!
"Танхи, стой!" - едва уловив мою мысль, крикнула Пале, однако я не послушал ее - и, разорвав связавшие нас щупальца, помчался следом за Аизиз. Сумеречный лес встретил меня фиолетовым полумраком, расцвеченным яркими пятнами синеватого и розового света, но впервые с момента рождения волшебная ночная феерия не произвела на меня ни малейшего впечатления, и, презирая тупую боль в еще не до конца зажившем переломе, я со всех ног мчался следом за Аизиз. Кобылица, изможденная и напуганная, тем не менее, была на диво резва на ногу, и прошло еще немало времени, прежде чем она, ослепленная горем, услышала за собой погоню - и так резко остановилась, что я едва на нее не налетел.
Даже сейчас я не мог не заметить, какая она все-таки красивая... Но сверк-нувшие в темноте зеленые глаза кобылицы вмиг напомнили мне, что сейчас не время для этого, и я просто молча фыркнул, стараясь выразить в этом незамысловатом звуке желание помочь. Кажется, она меня поняла - во всяком случае, напряженная поза стала чуть менее вызывающей, а потом... потом я заметил словно бы капельки росы в уголках ее глаз, и успел опомниться, как она бросилась вперед и прижалась ко мне своей головой, вздрагивая от беззвучного плача. Она была сильной - она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее слезы, но я все равно осторожно погладил щупальцем ее изящную шею. Все будет хорошо, все будет хорошо... по крайней мере, мне самому очень хотелось в это верить...
"Ты с ума сошел!"
"Возможно. Но другого выхода у нас нет".
"Танхи, я... я ни за что... ты не должен!"
"Должен, - во имя Матери, я и не надеялся услышать, как она произносит мое имя... - Должен... и могу. Ты... поняла, что ты должна делать?"
"Да, но..."
"Вот и хорошо. Будь сильной, Аизиз. Ради нее. И ради меня тоже", - после чего, не дожидаясь, пока она придумает очередной повод, чтобы удержать меня от готовящегося безумия, я нежно отсоединил свое щупальце от ее и, не скрываясь, вышел на открытое место. Они застыли всего в нескольких шагах от меня - пораженная Ли'она, сидящая на ветвях высокого дерева, чьи огромные желтые глаза казались каплями смолы, в которых, отражая свет ночного леса, плясали собственные золотистые огоньки - и черный демон, что, точно статуя, застыл среди мощных древесных корней, в полном изумлении разглядывая сумасшедшего, что осмелился бросить вызов повелителю леса... Справедливости ради стоило отметить, что этот демон был довольно стар, и его дряблая шкура бесформенными складками висела на исхудавших плечах, подчеркивая торчащие ребра и по-прежнему мощные пластины брони, смотревшиеся почти комично на жилистой спине. Кожа на его морде казалась распухшей и больной, но, тем не менее, она ничуть не скрывала острые, и пока еще вполне целые зубы. Способные легко, точно сухую травинку, перебить мою шею и оборвать жизнь...
"Но я сильнее тебя, - твердо, жестко "сказал" я ему, - Потому что ты - хищник. Ты привык, что любое живое существо станет твоей пищей, стоит тебе лишь пожелать... Но ты не прав. Ты не прав! Хочешь доказать обратное? Хочешь?!" - и, приподнявшись на дыбы, я вызывающе, яростно заржал, точно видел перед собой не смертоносного зверя, первый удар которого мог оказаться для меня последним, а такого же жеребца, как я сам - соперника, вставшего между мной и тем, к чему я шел всю свою жизнь... Ну же, схвати меня! Поймай! Докажи, что ты выше меня! Можешь?! Угрожающе, утробно зарычав, демон, казалось, напрочь забыв о сидящей на ветке Ли'оне, начал красться в моем направлении, зачем-то пригибаясь к земле и не сводя с меня своих жутких, горящих глаз... Но впервые - я смотрел в них без страха. Я знал, что сейчас произойдет. Внезапно замрут, напрягутся мощные задние лапы... Вздуются, точно тугие клубки, узловатые старческие мышцы, и бросят вперед все еще сильное, гибкое тело - для того, чтобы я в последний момент успел отшатнуться, притворно испугаться и со всех ног броситься наутек, увлекая его за собой. Я уведу его... далеко. Я сумею. И даже если судьба окажется ко мне не слишком благосклонна... Я дам Аизиз и Ли'оне шанс спастись! Ну же, Аизиз...
Короткий, похожий на задыхающийся крик, вздох, точно удар грома, нарушил внезапно наступившую тишину. И мы обернулись вместе - я и демон... Чтобы увидеть замеревшую на месте Аизиз, ее большие глаза... она смотрела не на хищника - на меня. "Умереть! - кричал ее говорящий взгляд, - Неужели ты... готов умереть?!"
- Аизиз, тул! - закричала Ли'она, - Тул! - но кобылица как и не слышала ее, глядя на меня и не в силах отвести взгляд...
И тут демон прыгнул.
Он действительно был еще очень силен. Даже слишком, на мой взгляд. Я едва успел заметить начало его движения, а вот уже он вытянулся, точно стрела, бесшумно разрезая плотный ночной воздух...
Он готов был накрыть ее одним-единственным прыжком. Придавить к земле. Сломать. Уничтожить...
Нет!
"Аизиз!"
Я ни о чем не думал. Я ничего не решал. Я знал лишь одно: я не могу этого допустить. Не могу! И мое тело все сделало за меня. Страх? О да. Был. Но, как и в тот раз... У меня просто не было выбора.
Со всего размаху я врезался в летящее тело хищника, и мы, сплетясь в еди-ный клубок, рухнули наземь, рыча и воя от ярости. Огромные когти обхватили меня за плечи, скрипя по прочным пластинам брони, но захват оказался неудачным, и могучим лапам не удалось удержать меня на месте - я почти без труда вывернулся из смертоносных объятий хищника, и, вскочив на ноги, бросился бежать. Я знал, что он помчится следом, но, услышав за спиной тяжелый топот, я не почувствовал страха - только что-то вроде... удовлетворения.
Я знал, что нужно делать. И все, что мне оставалось - это бежать. Бежать. Бежать! Точно дикий вихрь, я мчался через густой подлесок, проламываясь сквозь кустарник, перепрыгивая через толстенные стволы упавших деревьев и кучи бурелома, едва не касаясь их копытами. Мое сердце гулко, отчаянно билось в груди, гоня по жилам кипящую кровь, и дыхание с хрипом вырывалось из широко распахнутых дыхал, но я только быстрее мчался вперед, с чем-то вроде болезненного наслаждения слушая жадный рев черного демона, которому, наверное, то и дело казалось, что он вот-вот меня настигнет... Беги, беги! Догоняй меня! Думай, что я вот-вот окажусь в твоей власти! Я, всего лишь жалкое травоядное...
Осмелившееся бросить вызов властителю леса.
Чудовищное рычание опалило мне уши, и что-то черное мелькнуло где-то на периферии моего зрения, заставив инстинктивно бросить в сторону... Демону удалось схватить меня за круп, но, не растерявшись, я тут же взбрыкнулся, едва не попав ему по челюсти, и хватка его ослабла, но одна из когтистых лап схватила меня за ногу, и, не удержавшись, я кувырком покатился по земле, едва не свернув себе шею. Сильный удар в висок едва не лишил меня сознания, но усилием воли я удержался от сладкого соблазна забытья, но мгновенная задержка дорого мне обошлась - демон, точно каменный валун, обрушился мне на спину. Он был ужасно тяжелый, и его вес практически распластал меня по земле, но я не растерялся - и, стремительно перевернувшись на спину, принялся кататься по земле.
Старая, как мир уловка сработала безотказно - хищник начал задыхаться под моим весом, и его хватка ослабла, дав мне возможность вырваться из его когтей и вскочить на ноги, после чего я, не теряя своей возможности, резко развернулся и, вскинувшись на дыбы, принялся охаживать все еще изрядно придавленного демона копытами передних ног, метя по глазам. Этот зверь хотел убить Аизиз! Убить Аизиз! Разорвать ее на куски! Мои глаза покраснели от ярости, и я нарочно воображал себе, как эти острые черные зубы вонзаются в тело кобылицы... как они разрывают ее нежную, бархатистую кожу... как ранят ее - смертельно ранят, как она кричит от боли, истекая кровью! Воображаемые картинки практически вытеснили из моего сознания настоящие воспоминания, и, с силой оттолкнувшись всеми шестью ногами от земли, я взвился вверх, точно на крыльях, и камнем обрушился на черного зверя.
Угоди я по нему - проломил бы череп, но хищника спасла его реакция - он успел вывернуться из-под самых моих копыт, так что они лишь проскребли по его бронированному боку, после чего вскочил на ноги, и, пригнувшись к земле, скользнул вперед, точно живой клок тумана, у самого моего носа взвившись во весь рост - я и не думал, что он такой высокий! - и его когти внезапно оказались так близко к моим глазам... слишком близко!
Кривые лезвия едва коснулись меня - едва, чуть заметно! - но левую поло-вину моей морды тут же обожгло свирепое пламя, и я мгновенно ослеп от боли и густой, липкой крови, хлынувшей по щекам. Громкий, рвущий душу крик огласил ночной лес, и лишь мгновением позже, я понял, что этот крик исторгло мое собственное горло... Тем не менее, голос крови оказался сильнее голоса тела - и я вслепую рванулся прочь. В обоих левых глазах словно полыхал лесной пожар, и я то и дело натыкался на деревья, но ужас, дикий, неизъяснимый ужас гнал меня вперед, заставляя спотыкаться, падать, но тут же вскакивать - и вновь бежать в черно-багровый мрак, без единого проблеска света! Сквозь треск ветвей и шорох листвы я слышал, как хрипло рычит, продираясь сквозь подлесок, мой преследователь, каждым прыжком сокращая разделяющее нас расстояние, как он жадно опаляет воздух своим горячим дыханием, как он... как он...
- Танхи!
Звонкий, звенящий крик Ли'оны буквально разорвал окутавшее меня отчаяние, и в тот же миг я почувствовал, как чье-то удивительно легкое тело опустилось мне на плечи, и странно щекочущееся щупальце присоединилось к моему. В тот же миг целый шквал чужих мыслей обрушился на мое сознание, сметая все на своем пути, подобно дикому горному потоку... но этот же поток как бы отнял у меня часть моей боли, и мой взгляд прояснился, а с уцелевших правых глаз словно бы спала багровая пелена, и я в последний момент успел увидеть перед собой толстый ствол упавшего дерева - ударься я о него всей грудью, не избежал бы серьезных травм! - и, всеми ногами оттолкнувшись от мягкой земли, почти перелетел через него... и по другую сторону бревна опавшей листвы и поросли папоротника коснулись уже не шесть, а двенадцать копыт!
"Аизиз! - отчаянно крикнул я, хоть и знал, что она меня не услышит, - Что... что вы обе делаете?!"
"Спасаем тебя! - невозмутимо ответила Ли'она, почти распластавшаяся по моей шее - ветки нависали над самой землей, и мне приходилось то и дело подныривать под них, чтобы не зацепиться за них высоким гребнем на шее, - Ты бежишь не в ту сторону! Поворачивай!" - и, не дожидаясь моего согласия, она направила свои мысли ко мне в голову, так что я даже не заметил, как мое тело само собой повернулось и во весь опор рвануло куда-то влево, уводя за собой и Аизиз. Мои ноги пружинисто несли меня через лес, повинуясь воле Ли'оны, и я, сам не знаю, откуда, не сомневался, что там, впереди - спасение. Кто-то... или что-то... что поможет, защитит, спасет нас от ярости черного демона, уже почти что ловившего нас за хвосты! И когда впереди внезапно ярко вспыхнул проблеск молочно-голубого света - не приглушенного густой листвой лесного мерцания, а именно настоящего, яркого ночного света! - я, не задумываясь, бросился туда.
Я уже знал, что там увижу - толстый древесный ствол, лежащий поперек глубокого ущелья, на дне которого грохотала река. Корявые, изломанные корни, точно растопыренные когти на лапе хищника, торчали над давно уже заросшей густым травянистым покровом землей, точно надеясь содрать с нее живое зеленое покрывало, вцепиться во влажную, комковатую почву, вновь поднять до небес давным-давно уже осыпавшуюся крону... Но по этому стволу, каким бы мощным он ни был, мог пройти только один. Либо я, либо Аизиз... Решайся, Танхи!
"Не волнуйся, - раздался в моей голове голос Ли'оны, и я едва не выругался - я совсем забыл, что она может слышать мои мысли! - Все будет хорошо".
"Я в порядке, - не слишком искренне уверил я ее, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно, - Но все же... Иди с Аизиз, хорошо?"
"Хорошо, - кивнула она, - Только поторопись!" - и, мягко спрыгнув на землю, она побежала к своей кобылице, что уже пробовала копытом размякшую от времени и дождей древесину, прежде чем поставить на нее копыто. Я внимательно следил за ее осторожными движениями, словно запоминая, хотя прекрасно знал, что у меня не получится и вполовину так же красиво - и медленно, чудовищно медленно! Мое сердце словно кольнуло иголкой - не успеем! - но я быстро успокоил себя - нет. Успеем. Успеет. А это главное... Демон был уже совсем близко, а я вовсе не собирался позволять ему последовать за Аизиз, поэтому глубоко вздохнул - и направился к торчавшим древесным корням.
..Я едва успел пройти несколько шагов, прежде чем за моей спиной затрещали ветки, и на открытое место, проломив грудью кустарник, вырвался черный ком клокочущей ярости. Пасть демона была бела от покрывшей ее пены, и, увидев меня, он издал ужасающий рев - мне показалось, что даже сама земля содрогнулась от этого рвущего душу рычания, словно бы готового одним своим звуком любую душу разорвать в клочья!
Однако и на этот раз я не испугался.
Наоборот - я сделал еще несколько шагов и остановился. А потом и вовсе повернулся к хищнику головой, гордо и прямо застыв против него. В выбитых когтями глазах мало-помалу вновь начал разгораться болезненный огонь, но я терпел, стараясь не морщиться от неприятного покалывания, сохраняя неподвижное, непреклонное и вызывающее выражение.
- Танхи! - раздалось позади меня, вместе с испуганным ржанием Аизиз, но я подавил в себе горячее желание обернуться. Я смотрел только на демона. А он смотрел на меня. Во всем мире существовали только мы двое... Никто больше. И нам не нужно было особо напрягаться, чтобы понять, о чем думает противник.
Я разорву тебя на куски!
Что, хочешь меня сожрать? Да пожалуйста! Только сперва поймай...
Мысленную тираду я завершил презрительным фырканьем и, на свой страх и риск, слегка приподнявшись на задних ногах, с силой ударил передним копытом по своей ненадежной опоре, словно вызывая демона на поединок - как будто против меня стояло не самое страшное существо в лесу, а такой же, как я, молодой гребнешей, едва положивший взгляд на мою Аизиз!
Мою?
Да. Именно, что мою. Только мою, и ничью больше... И каждый, кто хотя бы косо на нее посмотрит - узнает, каков я в ярости!
Кажется, демон это понял... Во всяком случае, его губы чуть заметно дрогнули, словно готовясь опуститься, но, видимо, как и я, он не любил сдаваться, а потому занес лапу и решительно поставил ее на бревно. Старое дерево опасно прогнулось под его весом, но он, словно и не заметив этого, медленно, пригибаясь, начал подкрадываться ко мне... Его широкие лапы касались полусгнившей коры, покрытой густым влажным мхом, абсолютно бесшумно, а мышцы перекатывались под черной шкурой, рождая переливающиеся волны на его бронированной спине... Ну же, ближе! Ближе! Ты же хочешь это сделать, так давай!..
Демон рванулся вперед. Я всегда поражался тому, как быстро двигаются эти существа, но на этот раз мне пришлось удивиться еще раз - черное пятно, едва заметно подсвеченное чередой крохотных огоньков, смазалось и расплылось, превратившись в бесформенный ком плоти и клыков, сплошь утыканный огромными когтями. Один удар такой лапы сломал бы мне шею...
Но кто сказал, что я собирался дожидаться его удара?!
"Ты проиграл", - молча сказал я зверю с оскаленной пастью, и, за миг до того, как он накрыл меня собой, прыгнул назад... я специально встал так, чтобы демон приземлился как раз на середину бревна! И мой план сработал. Старое дерево не выдержало, когда в него с чудовищной скоростью врезалась тяжеленная бронированная туша, и толстенное бревно переломилось, точно сухой стебелек, а огромный хищник канул в грохочущее ущелье. Я невольно отвернулся... я не хотел видеть, как его поглотит вода, и почти обрадовался, когда услышал свое имя и смог посмотреть на... на них. Они стояли чуть поодаль, словно не решаясь подойти, и у Ли'оны отчетливо дрожали руки, а глаза Аизиз... о, эти глаза! Я ласково фыркнул, не зная, что и сказать... однако внезапно позади меня раздался шорох - и, не успел я опомниться, как что-то огромное схватило меня за задние ноги, и, отчаянно закричав, я почувствовал, что падаю вниз! Моему голосу эхом вторили голоса Аизиз и Ли'оны, но я лишь успел заметить, как их прекрасные лица словно бы канули куда-то в бездну, а, извернувшись в воздухе, я едва успел увидеть два огромных глаза - два чудовищно желтых, горящих в темноте глаза! - как они тоже пропали, и я с головой ушел под воду. Что-то твердое ударило меня в бок, но это "что-то" совсем не напоминало подводный валун, и я едва успел увидеть промелькнувшую перед самым моим глазом когтистую лапу, как она тут же исчезла, а мощное течение поволокло нас обоих прочь, то и дело сталкивая друг с другом и будто бы смеясь над хищником и его добычей, что одинаково упорно продолжали цепляться за жизнь! Ущелье вскоре кончилось, оборвавшись скалистым обрывом, но я понял это лишь потому, что Ночной Великан заставил воду вокруг стать чуточку светлее, и я еще подумал: ну что ж, по крайней мере, я умру не в темноте... Однако от подобных размышлений меня вывело тело демона, вновь протаранившее меня под водой, и на этот раз казавшиеся уже мертвыми глаза приоткрылись, даже сквозь воду сверкнув желтизной... а потом хищник, видно, собрав последние силы, рванулся ко мне и навалился на плечи. Сперва я решил - убьет! - но он лишь обхватил меня поперек туловища сразу четырьмя лапами и... потащил наверх! Его широкие задние лапы и мощный уплощенный хвост действовали, подобно гигантскому веслу, а, поймав ритм, я принялся ему помогать, хотя, честно говоря, понятия не имел, что он задумал. Точно я знал лишь одно - слой воды надо мной истончается, а значит... скоро... я смогу... дышать!
Это придало мне сил, и, яростно ударив ногами по воде, я буквально выдернул себя на поверхность, тут же, до отказа, втянув в себя воздух. Холодный и влажный, он обжег мои легкие, как огонь, и я едва вновь не начал тонуть, но крепкий тычок под ребра заставил меня опомниться - и, заодно, сообщил, что мой клыкастый спаситель все еще рядом! Он все еще крепко держал меня за плечи, но я уже совершенно не боялся, что он нападет, и, пользуясь хоть какой-то передышкой, огляделся по сторонам. В этом месте река явно расширялась, и мы оказались почти в точности на ее середине, но левый берег, крутой и обрывистый, нам явно не подходил, поэтому я начал загребать вправо - там, насколько я мог разглядеть, твердая земля почти полого сходила в воду.
Благодаря усилиям демона течению пока что не удавалось утащить нас под воду, но я, понимая, что его сил хватит ненадолго, греб, как сумасшедший, до боли в мышцах, до треска сухожилий! Я плыл, совсем как тогда - разрываясь от жгучего, невозможно яростного желания выжить, только на этот раз я спасал уже не одну, а две жизни, и каждый мой рывок буквально выдергивал нас из реки почти на полкорпуса, отзываясь во всем моем теле ужасающим нытьем... Когда под моими ногами все же оказалась твердая земля, я даже не сразу понял, что спасен, и лишь когда тело демона на моей спине, покинув воду, стало слишком уж тяжелым, я внезапно почувствовал, что мои колени ослабли, словно мышцы в ногах стали жидкой грязью - и с глухим стоном я рухнул на живот, уткнувшись мордой в землю и с наслаждением ощущая на губах родной вкус - вкус лесной почвы. Сколько я так пролежал - не знаю, но, когда нашел в себе силы повернуть голову, то первое, что я увидел - не ночное небо, не деревья, шумящие от легкого ветра, и не реку, едва не отнявшую мою жизнь!
Я увидел черную четырехпалую лапу, вооруженную загнутыми когтями, похожими на блестяще-черные кривые лезвия...
Я даже не заметил, как он свалился с моей спины, и теперь его огромное угольно-черное тело неподвижно лежало на земле - лишь чуточку, едва заметно шевелилась грудь, разгоняя по телу воздух. Его губы расслабились, почти скрыв ужасные клыки, а глаза были плотно закрыты, словно страшный хищник... спал? Я не был уверен, и потому осторожно коснулся его кончиком щупальца... провел по щербатой, покрытой множеством борозд и выбоин броне... Демон никак не отреагировал, и я не на шутку встревожился, а потому, преодолев мгновенное колебание, потянулся к его собственному щупальцу, безвольно покоящемуся на широком плече...
... и почти тут же почувствовал, что наши отростки переплелись.
"Я уж думал, не решишься..."
Голос демона, хриплый и раскатистый, неприятно резал уши, заставив меня чуть заметно вздрогнуть, но я постарался ответить спокойно:
"Ты спас меня. Почему?"
"Хороший вопрос, - судя по интонации, он усмехнулся, но его губы остались неподвижны, - Наверное... потому, что иначе и сам бы не выбрался из реки... во всяком случае, живым. Я помог тебе, а ты помог мне. Все очень просто, - и, с явным трудом приоткрыв один глаз, он посмотрел на меня. Его зрачки, обычно узкие, сейчас казались круглыми, как Ночной Великан, - Так что считай, что это была услуга за услугу. А теперь - оставь меня. Иди... твои друзья, наверное, уже заждались..."
"А как же ты?"
"Я сказал - иди! - мысленно зарычал демон, хотя мои уши услышали лишь слабое, булькающее шипение, вряд ли кого-то способное напугать, - Иди к своей подружке! Люби! И будь ты счастлив, гниль меня сожри!" - его губы изогнулись, обнажив блестящие черные клыки, и, кажется, он даже попытался встать, но тут же оступился, и с тяжелым вздохом рухнул обратно. Его бока вздымались тяжело, словно ему не хватало воздуха, и воздух проходил в грудь с отчетливым всхлипыванием, словно там все еще оставалась вода, и он никак не мог ее вытолкнуть наружу. В воздухе пахло кровью...
"Ты же умираешь!"
"Ну и что? - кажется, это известие его не особо обеспокоило, - Я свое отжил. Хорошо ли, плохо ли... пусть решает Мать. А я больше не хочу".
"Но... так же нельзя! Нельзя сдаваться! Борись!"
"За что? - его зрачки вновь сузились, - За вот это? Чтобы бродяжничать вокруг собственной территории, глядя, как мой сын наслаждается плодами своей долгожданной победы?! - на этот раз у него все же получилось приподнять голову, и сиплый рев, больше похожий на стон, вырвался из-за его клыков, но сил хватило ненадолго, и, вновь крепко стукнувшись о землю подбородком, он добавил еле слышно, - Нет уж... Это будет ненамного лучше, чем смерть. К тому же... я уже не уйду отсюда".
"Но ведь ты..."
"Бесполезно. У меня переломаны все ребра... и, кажется, большинство из них уже сидит в моих легких, так что, даже если я встану, далеко не уйду. Захлебнуться собственной кровью? - и снова она, эта мысленная усмешка, - Не знаю, как ты, но я считаю это сомнительным удовольствием".
"Мне... очень жаль, что так вышло".
"Мне тоже. Но, по крайней мере, я сумел вытащить тебя. Значит, моя смерть... не так уж бессмысленна", - и, тяжело вздохнув, он положил голову на скрещенные передние лапы. Его веки медленно опустились.
"Я могу что-нибудь для тебя сделать?"
"Можешь, - донесся до меня словно бы затухающий голос старого демона, - Будь счастлив. Мне будет жаль, если ты погибнешь прежде времени, ведь ты очень даже сообразительный... для травоядного".
"Что значит "для травоядного?!" - невольно возмутился я, но демон не ответил, однако уголки его губ чуть приподнялись... да так и остались, а шелковистые отростки, словно бы вздохнув, медленно втянулись обратно в щупальце, что мягко упало на землю, и больше не шевелилось.
Он умер.
А я так и не успел спросить, как его зовут...
"Я буду скучать по тебе, - вздохнула Ли"она, поглаживая мою мощную шею кончиками пальцев, и я уже без всякого страха принимал эту незамысловатую ласку, - Хотя, конечно, я всегда знала, что ты не останешься у нас надолго".
"Прости..."
"Нет, не стоит, - она покачала головой, - Это с моей стороны было бы глупо и эгоистично надеяться, что ты променяешь свою свободу на... В общем, я понимаю, Танхи. Хотя это не значит, что мне не грустно с тобой расставаться".
"Мне тоже, - совершенно искренне ответил я, - Ты... дала мне куда больше, чем думаешь, Ли'она. Без тебя... Все было бы совсем не так".
"Я знаю, Танхи, гордый лесной скакун, которому я дала его имя... Ты ведь будешь носить его?"
"С гордостью и с великой радостью, - торжественно пообещал я, - Во все лета моей будущей жизни. Всегда".
"Ну что ж... - она улыбнулась с какой-то потаенной нежностью, - Тогда иди, и будь свободным. Но... не забывай меня".
"Обещаю, - я потерся о ее щеку здоровой половиной морды - та, на которой оставил свою метку демон - или палулукан, как называли его двуногие - все еще очень болела, но я не посчитал это увечье, уже зарастающее молодой кожей, за веский повод оставаться здесь, - Я тебя не забуду Ли'она. Прощай!" - и, отцепив свое щупальце, я, легонько ткнувшись носом в ее шею и обдав теплым дыханием, неторопливо затрусил прочь. Правда, уже на самом краю поляны, меня подстерегла Пале, и - что ж делать! - пришлось остановиться, вопросительно глядя на старуху, что ради меня в такую несусветную рань слезла со своей теплой подстилки под навесом из листвы. Она стояла странно прямо, пристально изучая меня своими жутковатыми глазищами, но потом внезапно, словно укушенная, дернулась вперед и, одним щупальцем ухватив меня за морду, а вторым - безошибочно поймав мое собственное, медленно, чуть ли не по слогам, проговорила:
"Я, конечно, не спорю, что это не мое дело, и не мне совать свой нос в ваши отношения... но предупреждаю тебя по-хорошему, Танхи: если с Аизиз хоть что-нибудь - подчеркиваю, хоть что-нибудь! - случится, причем меня не волнует, по твоей вине это будет или нет... то тебе лучше не подходить к этому самому месту и на три дня перехода, ясно?! Иначе..." - она позволила концу угрожающей фразы повиснуть в воздухе, а я, признаться, со всей серьезностью восприняв ее слова, осторожно высвободился из захвата и, почтительно кивнув старой кобылице, уже степеннее направился прочь. Впрочем... моего настроя хватило ненадолго - засмеявшись, точно молоденький жеребенок, я, привстав на дыбы, со всех ног бросился вперед - туда, где меня уже ждала моя Аизиз, туда, куда звал меня ветер, куда манили плывущие по небу облака - в чудеснейшее из мест в этом мире, которому я принадлежал по праву рождения - ибо был рожден свободным!