Новикова Марина Юрьевна : другие произведения.

Sapieti satis

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Марина Новикова.
  
  
  
   Сказки для усталых мам.
   Sapieti satis.
  
  
  
  
   Сказка первая.
  Переполненный трамвай, постукивая и дребезжа, медленно подползал к очередному светофору. В вагоне душно, закрыты все окна - на улице дождь. Вернее не дождь, а та пронизывающая и всепроникающая слякоть с повисшей в воздухе водяной пылью, которая еще хуже дождя. Сумка оттягивала руку, левый туфель немилосердно сжимал уставшие за день пальцы. Маруся попыталась переменить положение, в котором пребывала уже двадцать минут, с тех пор, как втиснулась в вагон, почувствовала, что зацепилась коленом за чей-то зонтик. "Пропали колготки", - горестно подумала она. "Идиотка, надо было надеть брюки!". Волна злости, не успев подняться, сменилась жалостью к себе. В горле стало горячо, в носу защипало... Над головой закаркал и защелкал репродуктор. "Слава Богу, приехала". Подступившие было слезы растворились в суете, сопровождавшей попытку выбраться из трамвая. Помятая, с оторванной пуговицей и дырой на колене, она боролась с зонтом, который упорно не желал защищать от дождя, выворачиваясь под порывами ветра.
  "Хлеб, сахар и сигареты", - твердила про себя Маруся. В хлебном, как всегда, очередь. "Сигареты купила. Так, теперь остался сахар". Сумка, переполнившись, тоже проявила характер, попытавшись избавиться от явно лишнего пакета с сахаром.
  Укротив в очередной раз зонтик, Маруся перехватила непокорный пакет почти у асфальта, и водрузила его на место. "Ключи надо бы достать", - но останавливаться под дождем и разыскивать их в недрах сумки не хотелось. "Ладно, авось дома кто-нибудь есть".
  Дома действительно кто-нибудь был, читай - собака. Она бурно радовалась Марусиному появлению, но дверь не открывала. Вздохнув, Маруся поставила сумку на грязные ступеньки и начала рыться в ней. Ключей не было. Под руку попадались носовые платки, помада, маникюрные ножницы, салфетки. "Нет, это уже слишком!". Ключей не было. И выхода, то есть входа, тоже. Собака ныла под дверью, Марусе очень хотелось составить ей компанию. Туфли промокли насквозь, дырка на колене расползалась уже почти до щиколотки, мокрый зонт, зажатый подмышкой, холодил... Ключей не было. Замызганный подъезд, сумерки, запертая дверь. Безнадега... Озверев, Маруся пнула дверь, плюхнулась на ступеньку рядом с сумкой и достала сигареты. Зажигалка, естественно, не сработала. Упорно проворачивала и проворачивала она колесико: искра есть, а огня нет.
  "Да что же это за день такой сегодня!", - в сердцах сказала она: "Все одно к одному: трамвай, дождь, колготки, зонтик, ключи, а теперь еще и это! Надоело!"
  "Огоньку?", - раздался над ухом тихий вкрадчивый голос. Маруся вздрогнула. Рядом с ней на ступеньке сидел пушистый черный Кот невероятных размеров, непонятно откуда взявшийся. "Огоньку?", - нетерпеливо повторил он. В лапе его блеснул "Ронсон". Он ловко поднес зажигалку к сигарете обалдевшей Маруси, сигарета пахнула ментоловым дымком. В голове у Маруси что - то стукнуло, во горле что - то пискнуло, губы пересохли...
  "Ну - ну", - снисходительно сказал Кот, "Никакой чертовщины. Вы оказались в затруднительном положении, было бы неловко предложить помощи. Тем более, это такая мелочь! Что там еще вас расстроило: ключи? Такая, право, ерунда - извольте". В лапе его оказалась хорошо знакомая Марусе связка. Дверь, скрипнув, открылась. Галантно подхватив Марусину сумку, кот расшаркался перед открытой дверью: "Прошу". Не приходя в сознание, Маруся на ватных ногах сделала шаг, еще один и как-то сразу оказалась в своей квартире. Кот меж тем проявлял чудеса услужливости: снял с остолбеневшей Маруси куртку, подсунул тапочки, закрыл дверь. Пройдя с полной сумкой на кухню, пригласил и Марусю: "Проходите смелее, присаживайтесь. Вам хорошо бы выпить горячего кофе. Не возражаете, если похозяйничаю?". Сил удивляться уже не оставалось. На плите весело шумел закипающий чайник. Маруся обнаружила себя сидящей в своем любимом уголке, с тлеющей сигаретой в руке. Перед ней стояли пепельница, чашка с крепким черным кофе, коробка шоколадных конфет и изрядная порция коньяку в пузатом фужере.
  "Это... что?" - слабо пискнула Маруся, - "Откуда? Кто вы такой, наконец?!"
  "Это трудно объяснить так сразу" - Задумчиво промолвил Кот, сидящий напротив Маруси на табуретке. "Скажем, я помогаю уставшим мамам." "Только мамам?" - неизвестно зачем спросила Маруся. "Исключительно!" - важно кивнул Кот.
  "Видите ли, мамы - это совершенно особенное состояние души. Мамины руки, мамин голос, мамин поцелуй... В конце концов, мамина сказка. Ведь без этого просто невозможно вырасти. Вы согласны со мной?" - Маруся кивнула. "Отлично!" - обрадовался Кот. "Вы пейте кофе и коньячком не побрезгуйте. Конфеты, кажется, Ваши любимые?". "А Вы что же?", - спросила Маруся. "Ах, нет, помилуйте. Это же неловко: я явился незваным гостем и ..." "Глупости!", - решительно прервала Маруся дальнейшие реверансы. "Считайте, что я Вас пригласила, прошу вас". "Ну, если так...", - неуверенно протянул Кот. И подхватил откуда-то из воздуха пузатый фужер и медную джезву . проворно налил в чашку (где он ее взял) китайского фарфора крепчайший ароматный кофе, лихо глотнул изрядную порцию коньячку, и, задумчиво огладив усы, посмотрел Марусе в глаза: "Аналогия неуместна. Бегемот пил водку и закусывал грибком. Закусывать же коньяк сорокалетней выдержки - кощунство" "Простите", - бормотнула Маруся, минуту назад действительно подумавшая о том, что это уже происходило, не с ней и не сейчас, но было же что-то, было...
  "Да, так вот я и говорю: мама - это... мама..."
  Голос его журчал, кофе был вкусным, коньячок легким, да и "Трюфели" далеко не каждый месяц появлялись в вазочке на столе, появившись же, они - увы! - там не задерживались.
  Марусе было так уютно слушать Кота, прихлебывая вкуснотищу и заедать ее конфетами, что, право слово, абсурдность происходящего ее не волновала. Ну, подумаешь, Кот...
  "Э-э, нет, голубушка, все это ерунда, так просто не бывает," - сердито сказал ей внутренний голос, - "взрослая женщина, а ведешь себя как девчонка. Встряхнись, возьми себя в руки, разъясни эту чертовщину как-нибудь!" "Отстань", - вяло попыталась отбиться Маруся от внутреннего голоса, - "Мне так хорошо". Но голос (нет, не так: Голос) был неумолим. Он зудел и зудел, взывая к ее разуму и жизненному опыту, напоминая о том, что на дворе уже двадцать первый век и, наконец, прибег к решающему аргументу: "Бабе 45 стукнуло, внуки на горизонте, а она..."
  "Хватит", - решительно сказала Маруся и Голосу, и Коту.
  "Сударь, извольте объясниться: кто вы, что вы и зачем Вы здесь?". Кот попытался успокаивающе зажурчать снова, но Маруся была тверда: "Извольте объясниться. И, кстати, где собака? Она терпеть не может котов, странно что...". Ее прервал мокрый нос, ткнувшийся в ухо. Оказывается собака, очаровательная жесткошерстная такса, все время сидела на диванчике рядом, мечтательно обоняя недоступные "трюфели" и словно не замечая Кота.
  "Почему?", - прохрипела Маруся, "Почему?"
  "Ну-ну, я ведь уже говорил: никакой чертовщины. Все в порядке, Вы видите, собака спокойна, Вам ничего не грозит. Что же до моего появления здесь... А почему бы и нет? Сколько раз, целуя заплаканные глаза дочери и разбитые коленки сына, Вы были доброй волшебницей, способной спасти, вылечить, совершить для них чудо? Считайте, что я - маленькое персональное чудо".
  Вагон качнуло. Маруся ощутила не щеке легкое дуновение ветерка, несущего запах весны. Она сидела у окна, трамвай бодренько подъезжал к остановке. "Как быстро я сегодня добралась", - подумала Маруся, выходя из трамвая, - "и сумки совсем не тяжелые. Хорошо, что нет дождя - зонтик-то я оставила дома".
  "Хлеб, сахар и сигареты", - твердила она про себя. В хлебном не было ни души. "Сигареты купила... Так, остался сахар." Пакет с сахаром уютно устроился в сумке рядом с хлебом.
  "Ключи надо бы достать", - подумала Маруся, но останавливаться и разыскивать их в недрах сумки не хотелось.
  "Ладно, авось кто-нибудь есть".
  Дома действительно кто-нибудь был. Собака запела, почуяв Марусю еще на первом этаже, муж, выйдя на площадку, перехватил у нее сумку. "Мама пришла!!!", - заорал, вылетая в прихожую, сын, "а мы как раз вскипятили чайник. Тебе кофе сделать?"
  Муж снял с немного обалдевшей от приключившегося шума Маруси куртку, подсунул уютные тапочки, закрыл дверь. Пройдя с полной сумкой на кухню, позвал Марусю: "Иди скорее, тебе бы хорошо выпить горячего кофе". На плите весело свистел закипающий чайник. Маруся обнаружила себя сидящей в своем любимом уголке с сигаретой в руке. Перед ней стояли пепельница, чашка с крепким черным кофе, коробка шоколадных конфет и изрядная порция коньяку в пузатом фужере.
  "Это... что? Откуда?" - слабо пискнула Маруся.
  "Премию дали неожиданно большую" - сказал муж, сидящий напротив на табуретке.
  "Вот мы и придумали про "Трюфели" и коньячок", - встрял улыбающийся до ушей сын. "Надо же помогать усталым мамам ... немножко расслабиться".
   Мокрый нос ткнулся Марусе в ухо. Это маленькая очаровательная жесткошерстная такса выражала свои чувства, попутно мечтательно обонявшая недоступные "Трюфели". Маруся прикрыла глаза в блаженстве, кофе был крепким, коньяк мягким, конфеты - вкусными. На минуту ей показалось, что все это она уже переживала совсем недавно, чуть ли не сегодня. "Глупости", - решительно тряхнув головой, Маруся подошла к окну. На дереве, росшем рядом, сидел пушистый черный кот невероятных размеров и... улыбался.
  
  
   Сказка вторая.
  Выходной катился по накатанной колее: сначала перестирала небольшой холмик белья, сварив попутно борщ и пожарив котлеты, затем прогулялась на рынок, проведала мать, притащив ей полтонны продуктов, затем второй заход на рынок: еще полтонны - для семьи. Когда взмыленная Маруся, едва успев разобрать покупки, подумывала о чашке кофе и сигарете, вернулся с работы муж и примчался сын, который только что приволок из бювета бабуле питьевой водички ("хватило бы наполнить небольшой бассейн" - прокомментировало ситуацию дитя).
  "А чем у нас так вкусно пахнет?", - вопросила семейка.
  "Борщ!", - сказал муж, "Куриные котлеты!", - заорал сын.
  Попрепиравшись для порядка, кто моет посуду, муж и сын вымелись наконец из кухни. Маруся оглядела заляпанную плиту, чайник, лужу на полу (сыночка вымыл посуду!) и взялась за швабру.
  Полчаса спустя, преодолев и это, Маруся намазала руки кремом, и потянулась за кофе.
  "Мама!", - заорал сын, влетая на кухню, - "а вкусненького ничего нет?"
  "Нет", - в голосе Маруси были все снега Антарктиды.
  "Мам, ты так давно шарлотку не пекла", - заныл сын, заглядывая в глаза. "Хочешь, я миксер принесу и яйца из холодильника?"
  Снега не помогли, Маруся добавили льда во взор и, молча, смотрела на сына.
  "Ты ведь самая лучшая мама в мире", - подлизывался тот, такса тихонько гавкнула, подтверждая сказанное.
  "Хорошо", - сказала Маруся, - "тащи миксер".
  Ну, вот и шарлотка стынет на блюде, кофе сварен, у ног сопит такса. Вечереет. Из комнаты доносятся голоса семейки, бурно выясняющей, КТО был тот идиот, который все же нажал клавишу "Enter", когда ясно же было и ежу, сто форматить диск С...
  Маруся взялась за зажигалку. Прокрутив колесико, но, не добыв огня - газ кончился, видимо, она вздохнула. Ну конечно, все одно к одному: стирка, уборка, готовка, рынок, а тут еще и это!..
  "Огоньку?", - раздался над ухом тихий вкрадчивый голос. Маруся вздрогнула. Напротив нее на табуретке сидел огромный пушистый черный Кот невероятных размеров. В его лапе поблескивал золотом "Ронсон".
  "Вы... кто?", - голос, не подчинившись ей, сорвался.
  "Ну - ну, никакой чертовщины", - успокаивающе мурлыкнул Кот, поднося зажигалку к сигарете Маруси. Сигарета пахнула ментоловым дымком. На минуту Марусе показалось, что...
  "Конечно", - важно кивнул Кот, "неужели не припоминаете? На днях, на лестнице... Вы были расстроены. Но ведь все уладилось?"
  "Да", - медленно сказала Маруся, "конечно. Это Вы. Маленькое персональное чудо для усталых мам.
  "Помнится, нас прервали", - сказал Кот, - "если не возражаете - продолжим беседу".
  "С удовольствием", - сказала Маруся. Внутренний Голос что-то квакнул, но она быстро сказала ему: "Еще раз напомнишь о возрасте - отрежу язык",он посопел немного, но больше не возникал.
  "Итак, мы говорили о маме", - продолжал Кот, "быть мамой, знаете ли, не так - то просто", - Маруся хмыкнула. "Особое же место среди мам занимают так называемые "Всехные мамы", если Вы понимаете, что я имею в виду".
  Речь Кота лилась плавно, кофе в чашке парил, дымок сигареты завивался в кольца, такса беззастенчиво дрыхла, похрапывая. Марусе было необычайно уютно. Наступившие сумерки навевали некие романтические мысли, воспоминания о мокрой ветке акации, стучавшей в окно той памятной ночью, смутные сожаления о том, что так быстро годы и она уже... Внутренний Голос не выдержал: "Внуки на горизонте", - укоризненно квакнул он, - "какая акация?!"
  Кот внимательно смотрел в Марусины глаза.
  "Ерунда!!!", - отчеканил он, - "до внуков еще - половина вечности. И к тому же у Вас есть я!"
  Маруся проснулась от запаха кофе. Глянув на часы (проспала все на свете!), сорвалась было с постели, но тут вспомнила - сегодня же выходной.
  Дверь в спальню открылась, показав милую мордаху сына.
  "Мама проснулась!", - заорал он, - "папа, она уже проснулась, давай".
  Дверь распахнулась, пропустив мужа с подносом, на котором стояла чашка крепкого черного кофе.
  "С добрым утром, любимая!", - пропел он, - "мы не хотели тебя будить и поэтому сварганили себе яичницу".
  "И посуду помыли", - встрял сын.
  В немом изумлении Маруся смотрела на них, долго-долго, так долго, что в подступивших слезах размылись любимые лица. Тряхнув головой, она поглядела в окно. На дереве, росшем рядом, сидел и улыбался пушистый черный кот невероятных размеров.
  
  
   Сказка третья.
  Надев очки и сжав изо всех сил зубы, Маруся сражалась с ниткой, которая не желала вдеваться в игольное ушко.
  "Черт, черт и еще раз черт", - прошипела Маруся, доведенная до белого каления. У мужа, в последний момент вспомнившего об этом, вчера оторвалась пуговица. Правильно, на брюках, а на одной "молнии" брюки, сами понимаете, не держатся.
  До выхода у него три минуты, а проклятая нитка...
  Но тут каким - то чудом кончик нитки все же скользнул в ушко. Дрожащими руками Маруся пришила пуговицу и закрыла входную дверь.
  "Уф", - выдохнула она. Но расслабляться было рано: растолкать сына, накормить, выгнать гулять с собакой, позвонить матери, привести себя в порядок. За все про все час.
  "Вода, газ, свет, окна - все проверено. Ах, да! Накрасить губы. И отсекая домашнюю суматошность утра от предстоящего рабочего дня, громко лязгнула металлом дверь подъезда.
  Опять покупки, сумка, трамвай - рабочий день уже позади. Впереди - семейные радости. Жалуясь на тяготы жизни, в ногах суетилась такса. Сын с "бананами" в ушах, гонял компьютерных монстров, балдея под тяжелый рок.
  Маруся огляделась: на диване вперемешку валялись джинсы, свитер и еще какие-то тряпки сына. На столе громоздились тарелки. У компа (под рукой) - здоровенная чашка из-под кофе.
  "Ой, мама пришла!", - заорал сын, - "а я уже поел и уроки сделал. Мам, можно я пойду погуляю?"
  Был он весь длинный, голенастый, похожий непробиваемым оптимизмом на щенка.
  "Иди", - вздохнула Маруся и принялась собирать тарелки на поднос, демонстративно сметая крошки. Сын усовестился, тарелки помыл.
  "А чашка?", - спросила Маруся. Он помыл и чашку.
  "А вещи?", - продолжала занудствовать Маруся. Он, горестно вздыхая, сложил и вещи. Кротко глянув Марусе в глаза(голубь - не ребенок), спросил: "Ма, а рублика лишнего нет? На компьютерный зал?"
  Выпроводив, наконец, чадо из дому, Маруся глянула на часы: до прихода мужа еще сорок минут. Что в холодильнике? Ну, на сегодня хватит, а завтра с утра что-нибудь придумается. Разложить пасьянс, что ли? Или лучше все же нажарить котлет в запас? Да ну их, эти котлеты, в самом деле. Позвонила дочери, вполне взрослой замужней даме двадцати двух лет от роду. "Что-то голосок у нее уставший", - подумала Маруся, хотя чему удивляться: у нее ведь тоже семья.
  Маруся принялась размышлять, хватит ли денег на еду, если купить ту оливковую блузку... и сумочку. Поняв, что и без покупок до зарплаты не дотянуть, вздохнула, заварила кофе, вытащила сигарету и принялась щелкать зажигалкой. Колесико прокручивалось, огня не было.
  "Огоньку?", - раздался над ухом тихий вкрадчивый голос.
  Маруся подняла глаза, напротив нее сидел на табуретке пушистый черный Кот невероятных размеров с золотым "Ронсоном" в лапе. Сигарета пахнула ментоловым дымком.
  "Вы уже не пугаетесь", - ровно сказал Кот, - "и даже не удивляетесь"
  Маруся покачала головой и чуть ехидно сказала: "Здравствуйте, маленькое персональное чу3до для усталых мам".
  "Ирония - оружие слабых, а "всехная мама" сильна по определению", - назидательно произнес Кот.
  "Хотя иногда..."
  "Что же происходит иногда со стойкими "всехными мамами"?", - спросила Маруся.
   Она ощущала определенный дискомфорт: Внутренний Голос не подавал признаков жизни.
  Кот поиграл своим "Ронсоном", пригладил усы, откашлялся.
  "Это очень печально", - сказал он, - "но иногда "всехной маме" начинает казаться, что жизнь ее беспросветна, годы идут, дети почти выросли, колготки рвутся мгновенно и деньги всегда кончаются намного раньше дня зарплаты, а оливковая блузка и новая сумочка..."
  "Прекратите", - всхлипнула Маруся. "Вот видишь", - проворчал Внутренний Голос, - "говорил же: разъясни ты эту чертовщину, а теперь плачешь, хотя внуки уже на горизонте..."
  Услыхав знакомую песню о внуках, Маруся завыла в голос. Такса суетливо и бестолково толкалась носом в лицо, слизывала слезы со щек и пальцев Маруси. И - апофеоз! - наконец завыла с ней дуэтом.
  Звонок в дверь прекратил всеобщий плач. Сердито вытираясь прихваченным из ванной полотенцем, Маруся распахнула дверь. Муж, стоя на пороге, протянул ей букетик ландышей и встревожено спросил: "Ты плакала? Почему?"
  Маруся прижалась к нему лицом, шмыгнула распухшим носом, вдыхая нежный запах ландышей.
  "Потому что я очень тебя люблю".
  Муж засмеялся нелогичности ответа. Обнявшись, они прошли на кухню. Накрывая на стол, Маруся выглянула в окно. Пушистый черный кот невероятных размеров улыбался ей с росшего рядом дерева.
  
   Сказка четвертая.
  Над ухом зудел комар. Маруся попыталась не обращать внимания на надоедливый звон. Не тут-то было! Коварный враг, нашедший щелку, проник под простыню и впился в ладошку.
  "З-з-ар-раз-за!", - выразительно подумала Маруся, почесывая мгновенно вздувшийся и нестерпимо зудящий укус. Сна как не бывало. Повертевшись еще несколько минут, она тихонько выползла на кухню. Двадцать минут четвертого. Час Быка. В этот час зачастую уходят старики и рождаются дети. Город спал. Ночная прохлада пахла сиренью, дождем, близким летом. Заварив кофе, Маруся устроилась в своем любимом уголке и взяла сигарету.
  "Сударыня", - укоризненно сказал над ухом тихий вкрадчивый голос, - "сейчас ночь, знаете ли. Меня это, конечно, не смущает, но Вам ведь предстоит обычный рабочий день, Вы не выспитесь, будете не в духе".
  Маруся щелкнула зажигалкой. Огня, естественно, не было.
  "Ну, как знаете!", - вздохнул пушистый черный Кот невероятных размеров, проявляясь на табуретке и покорно поднеся золотой "Ронсон" к Марусиной сигарете. Сигарета пахнула ментоловым дымком.
  "Начнете тему беседы сами или позволите мне?", - вопросил Кот. Маруся, помолчав, кивнула: "Позволю вам".
  "Благодарю. Ну-с, итак, мы говорили о "всехных мамах", и Вы расстроились, даже заплакали. Так что затрагивать эту тему сейчас мне представляется неразумным. Поговорим лучше о детях. Вы знаете, в старину в славном городе Париже была улица Добрых детей".
  "Я же читала Дюма", - фыркнула Маруся.
  "Вот и славно, мы поговорим о Добрых Детях".
  Голос Кота отдалился от Маруси, он звучал, не нарушая течения ее мыслей, не диссонируя с открывающимися внутреннему взору картинами: Крохотную дочурку Маруся, распластав на своей груди, подставляет голой попкой под шприц медсестры. Дитя, взревывая и задыхаясь в соплях, выводит: "Не хочу лечича в больниче, мамка девочку замучиля-а-а!!!"
  Вот сын, весь в золотых кудряшках и перевязочках (Купидон!!!) протягивает ладошку и украдкой гладит раскаленный утюг.
  Ага, а это уже "Первый звонок". Да. Сынишка - первоклассник, а дочь пошла в 11-й.
  Выпускной бал, вступительные экзамены, изжеванные нервы - студентка.
  Сыну - 10. Первый юбилей.
  Невеста. Неужели эта красавица в фате - моя крохотная девочка?
  Диплом. "... О, сколько в этом слове для сердца мамского слилось!" (простите, Александр Сергеевич). Вы знаете, у меня дочь - инженер-системотехник. Да какая разница, что это значит! Но как звучит!"
  Да-да, ему уже 14,усы вовсю пробиваются, да и выше меня на голову. "Детка, наклонись, мама тебя поцелует".
  "Мамик, привет. Как дела? У вас все в порядке?", - это Замужняя Дама (Солнце мое, как я люблю тебя) - звонит, беспокоится.
  "Мам, я завтра на рынок с тобой пойду, а то опять нагрузишься", - басом, и вдруг фальцет: "Ура, скоро каникулы!"
  Господи, когда же вы выросли, Добрые Дети?!
  Маруся очнулась. Сигарета давным-давно истлела в пепельнице, кофе безнадежно остыл. Половина шестого. Пора начинать новый день. Солнце золотило верхушки каштанов, громко и радостно орали коты на крышах и что-то бодренько чирикали воробьи.
  "Кстати, где же Кот? Табуретка пуста. А обещанное чудо? Для усталой мамы?".
  Заспанная мордаха сына неловко ткнулась губами Марусе в ухо.
  Маруся посмотрела в окно. С росшего рядом дерева пушистый черный кот невероятных размеров улыбался ей.
  
  
   Сказка пятая.
  Маруся маялась на остановке. Автобусы вымерли как вид. Переполненные маршрутки, ехидно подмигнув поворотником, пролетали мимо. Наконец, в лиловых клубах выхлопных газов, показался одышливый "Львов".
  "Рыдван", - мрачно подумала Маруся, пытаясь угадать, где окажется дверь (если автобус все же остановится).
  "И с этой стороны ничуть не лучше", - почти вслух бормотнула она, проходя в запыленное нутро. Картинка впечатляла: из 22-х пригодных к сидению мест 13 занимали мужчины. Обвешанный сумками и пакетами прекрасный пол обмяк на поручнях, пытаясь хоть часть веса перенести на захватанный и липкий алюминий. Сидящие упорно рассматривали свою обувь, не поднимая глаз. Бойкий пенсионер, распихивая стоящих, ринулся к освобождающемуся местечку, плюхнулся с победительным видом и попытался затеять склоку: дескать, молодежь нынче, да и транспорт тоже, а на пенсию и помереть "по-людски" не выйдет. Умученные бабы молчали, склока тихо угасала, не родившись.
  Светофоры вредничали, подолгу светя красным глазом и лишь на мгновение мигая зеленым. Водители стада машин тихо материли раздолбанную, в ямах и выбоинах, дорогу, стараясь проскочить на зеленый, не угробив при этом на ямах верного коняшку.
  Автобус, астматически посипывая, все же приближал Марусю к дому.
  "Эх, третью бы руку мне", - пробурчала Маруся, пытаясь двумя пальцами нажать одновременно три кнопки кодового замка на двери подъезда.
  Такса пела, мечтая дотянуться до лица и егозя всем жирненьким тельцем. Наклонившись за тапочками и утратив на минуту контроль над ситуацией, Маруся ощутила толчок, из глаз посыпались искры: такса с размаху ткнулась носом в левый глаз. "Твою бы энергию да в мирных целях", - вздохнула Маруся, отпихнув собаку, но тут же, устыдившись, чмокнула ее прямо в сопливый нос.
  Так, судя по идеальному порядку в комнате сына (постель застелена, учебники аккуратной стопкой высятся на столе), нашкодил он изрядно. Что на этот раз: смылся с уроков или очередное замечание от классной в дневнике?
  В холодильнике одиноко замерзал суп, колбасы же (изрядный, между прочим, был кус) и след простыл.
  Соображая, что бы сварганить на ужин (побыстрее, подешевле, повкуснее), Маруся включила чайник и потянулась за сигаретой. И тут жизнь забурлила: хлопнув дверью, примчался сын. Обиженный Марусиными инсинуациями, гордо заявил, что порядок в комнате - это нормально ,а смылся он только с последнего урока(она все равно такая дура, что этот урок никому и не нужен вовсе), мимоходом стянул из сумки сладкую булочку и растворился в дебрях квартиры.
  Неожиданно приехала дочь, одновременно с ней (еще поцелуи и приветствия висели в воздухе), появился голодный муж.
  Сковородка скворчала, чайник посвистывал, муж прихлебывал суп, сын висел на телефоне, такса егозила, ожидая вкусненького, дочь плевалась ядом в адрес мужа (4 часа выбирала ему брюки! Наотрез отказался их примерять - дескать, заголяться принародно не буду, дома надел - велики!). Маруся, кивая, помалкивала. И тут муж (ума палата!) встрял не вовремя: "Я бы тоже принародно не заголился!", и сын что-то вякнул подтверждающее. Дочь, сменив яд на огонь, с криком: "Мальчик - это диагноз!" летала по квартире, тыкая носом отца и брата во все, совершенный ими когда-либо ошибки и промахи. Те вяло отбивались, больше для порядка, сознавая, что переспорить женщину во гневе - дурное дело.
  Скандал переместился в комнату. Постепенно затихая. Ужин поспел. Самое время для кофе и сигаретки.
  "Что-то давно знакомец мой не появлялся", - подумала Маруся, безуспешно щелкая зажигалкой (право, легче добыть огонь трением).
  "Я здесь, сударыня", - прозвучал тихий вкрадчивый голос и черный пушистый котище невероятных размеров возник на табуретке. Знакомо блеснул "Ронсон", пахнула ментоловым дымком сигарета.
  Маруся с удовольствием затянулась, разглядывая Кота:
  "Что же Вы все-таки такое, сударь мой?", - подумала она, но озвучить мысль постеснялась.
  "Не кажется ли Вам", - словно продолжая разговор, вступил вдруг Кот - "что единственная настоящая роскошь на свете - это роскошь общения? В колготне и суете приходят дни, недели... Стирка сменяется уборкой, пироги исчезают мгновенно, автобусы непозволительно запаздывают, а отпуск еще (уже!) так далеко. И все еще будет когда-то, мечтается нам. Когда?!
  С тревогой обнаруживаете Вы новую морщинку и седой волосок (еще вчера его не было!), и понимаете - это и есть жизнь, Ваша единственная жизнь.
  И пусть опять не дотянули до зарплаты, и шубка потерлась изрядно, но зато на столе горит свеча, дочь негромко просит: "Мам, почитай стиха", и сын, примолкнув, слушает Бодлера, а муж придвигает чашку с кофе и прикуривает Вам сигарету, и такса мирно посапывает, положив голову на тапочек. И весь мир со своими проблемами отступает, остается только круг света, который зажгли Вы, и любимые лица - понимающие..."
  "Мам, ты чего загрустила?", - дочь неслышно обняла за плечи, потерлась носом о щеку.
  "Да так, задумалась", - ответила Маруся, глядя в окно на сидящего на привычной ветке пушистого черного кота невероятных разметов. И улыбнулась ему.
  
   Сказка шестая.
  Тупо глядя на безобразное пятно, расползающееся по бежевой глади новеньких брюк (перекресток, лужа, блестящая иномарка - остальное, надеюсь, понятно?), Маруся застыла, так и не перейдя дороги.
  "Ну почему такая несправедливость?!", - взвыл Внутренний Голос, - "этот козлина поехал себе дальше, как ни в чем не бывало, а ты стоишь столбом, вызывая жалостливые взгляды прохожих?!".
  "Заткнись", - буркнула Маруся, - "без тебя тошно".
  "Нет, жалеть себя я не буду (хоть и не одну неделю поглядывала на эти брючки, прежде чем смогла их купить), не дождется этот гад моих слез!", - твердила Маруся, мрачно одолевая квартал за кварталом и стремясь обрести хоть подобие душевного равновесия, - "а вот куплю-ка я лучше шоколадку. Нет, две что такое на троих жалкая стограммовая плиточка?".
  Маруся, остановившись у ларька, долго, со вкусом приглядывалась к разнообразию этикеток. И, наконец, выбрав, полезла в сумку за кошельком, одновременно называя продавщице выбранный сорт. В кошельке гордилась собой одинокая пятерка, пряталась в уголок затертая гривня и жалобно позвякивала мелочишка.
  "Ой, а хлеб?", - вспомнила вдруг Маруся. Пунцовая от стыда, она, невнятно извинившись перед продавщицей, отказалась от покупки и поплелась дальше. В хлебном привычно змеилась очередь. Ее подтолкнули, посоветовали проснуться, и , прижимая к себе батон, она, наконец-то добралась домой.
  Такса прыгала и вопила, норовя заехать носом в ухо, но Маруся была настороже, и взаимное облизывание закончилось без членовредительства.
  Горячей воды, естественно, не было. Согрев чайник, Маруся развела в тазу супер-пупер-разрекламированный порошок (о, дух воздуха, где ты?!) и замочила брюки.
  Спустя 20 минут она извлекла из таза равномерно-грязную тряпку, еще час назад бывшую новенькими брючками, обалдело покрутила головой - реклама, так ее за ногу! - и принялась перестирывать по-своему серо-бурую дрянь. Справившись с уроком, Маруся обозрела результат: цвет уже почти бежевый, сойдет.
  На автопилоте соорудила ужин, прикинула, хватит ли ресурсов на завтрак, обругала по телефону сына за не съеденный суп и схомяканные на бегу бутерброды, накормила страдающую таксу, сварила кофе и плюхнулась в уютный уголок. Потянулась было к сигарете, но, передумав, глянула в окно. Котище бдел на облюбованной ветке.
  "Фигушки", - подумала Маруся и взяла спички. У одной - отлетела головка, вторая, пыхнув, тут же погасла, третья, четвертая... Маруся подняла глаза. Кот, демонстративно повернувшись к ней задом, нервно подрагивал хвостом.
  "Сударь", - нерешительно позвала Маруся. Тот и ухом не повел, "сударь, пожалуйста, не могли бы Вы..."
  Подрожав немного хвостом, Кот сухо вымолвил: "Мы не навязываемся. Но если кто-то (в голосе его явственно зеленел яд) вдруг (тут он через плечо остро взглянул на Марусю) вспомнит историю нашего знакомства, то, простите, сударыня, будет вынужден признать, что я только и делаю, что расхлебываю Ваши многочисленные проблемы..."
  Он продолжал выговаривать Марусе, упиваясь собственным красноречием.
  Маруся слушала-слушала, сдерживая закипающее раздражение и, наконец, взорвалась: "Нет, права дочка! Мальчик - это точно диагноз!!!"
  В этом вопле слилось все: досада на козла, испортившего новую тряпку; усталость; разочарование, что тряпка не стоила заплаченных за нее денег; унижение, пережитое у ларька с шоколадом; сознание, что никогда-никогда у нее не будет упоительно дорогого белья, увиденного недавно в женском журнале; да и в кошельке осталось нечто, не стоящее внимания, а до зарплаты еще...
  Кот, очевидно, тонко различавший нюансы и акценты, мгновенно материализовался на табуретке напротив, привычно щелкнул золотым "Ронсоном". Сигарета пахнула ментоловым дымком.
  "Успокойтесь, сударыня", - примирительно сказал он. "Ваша досада вполне объяснима, но..." Он запнулся, подыскивая слово. "...напрасна. Это жалкая суета, мелкое тщеславие, может быть, даже... зависть? К молодым, пробивным, успешным?
  Сударыня, Вам ли не знать цену тщете человеческих желаний?". Он укоризненно потряс усатой башкой.
  И Марусе как-то сразу полегчало: брюки подсохли и были почти что бежевыми; козел с такой манерой езды наверняка нарвется на еще более крутого козла; деньги, заплаченные за брюки, в целом, не так уж велики; упоительно дорогое белье... "Да черт с ним! Разве можно носить на себе многомесячную зарплату?" И, к стати, в заначке обнаружилось кое-что. Не пропадем! Что там еще осталось? Не купленная шоколадка? Вот это действительно жаль. Белый, пористый, с миндалем... Маруся судорожно сглотнула. Звонок в дверь. Муж пришел!
  Открывая дверь, Маруся заготовила бодренькую улыбочку, призванную продемонстрировать, что все пережитое сегодня - чупуховинка, так... крошки, крошки, чуток саднящие душу.
  Но дурацкая улыбочка сползла с ее лица при виде того, ЧТО протянул ей муж: белый, пористый, с миндалем... Две плитки.
  Маруся подняла на него глаза, ставшие почему-то бездонными. И он ответил, извинившись за собственную расточительность: "Ты ведь любишь именно такой?".
  Она зажмурилась. Слов не было. Было огромное, теплое, пушистое Нечто, обнявшее и баюкающее усталую Марусю.
  Из-под крепко зажмуренных век ей улыбалась усатая кошачья морда невероятных размеров.
  
   Сказка седьмая.
  Маруся не узнавала города, в котором родилась и прожила практически всю жизнь.
  Душа города умерла и осыпалась с сухим шелестом. Из-под ее руин выглядывала хищная будущность раскрашенного картона, мертвенная похожесть восковой фигуры. С огромных рекламных щитов щерились нестерпимо белыми острыми и длинными клыками красотки, насквозь фальшивые, как и рекламируемый ими стиль жизни. Шныряли прилизанные юнцы с сотовыми телефонами, барсетками, умопомрачительными иномарками и крысиными мордочками, раскрашенные дивы, переступая километровыми ногами в туфлях с гротескно - длинными носами трясли пергидроле - платиновыми челками, закрывающими верхнюю губу...
  Маруся выбралась в центр по грустной надобности - в старейшую и известнейшую аптеку. В ее спальном районе все это как-то сглаживалось, не бросалось в глаза так безжалостно. И реклама, и мода были попроще, поближе.
  И вот теперь она - бедная провинциалка - крутила головой, присматриваясь и не узнавая знакомых с детства лиц.
  "Бути эксклюзивного сэконд-хэнда!", - вопила реклама слева. "Бриллианты только от... - стиль Вашей жизни!", - призывала справа. Прямо по курсу виднелся человеческий мозг в стеклянной банке с притертой крышкой, обвитой цепью с замком, какими можно бы запирать города. "Кокон", - Вещал плакат, - "сопротивление бесполезно!"
  "Мамочка!", - С ужасом подумала Маруся, ощущая постыдную дешевизну своих новых брюк, туфелек и сумочки трехлетней давности, выбранной с любовью, но безнадежно устаревшей.
  Влекомая вьюношем к "Мерину" дива, столкнувшись с одуревшей Марусей, смерила ее презрительно-снисходительным взглядом и процедила сквозь почти голливудские протезы: "Старая мочалка!"
  Маруся извинилась, отошла в сторонку и, украдкой достав польскую пудреницу, глянула в зеркальце. Налицо если не все пережитые, то 42 из них - точно.
  "Х-х-холера!", - разозлилась на себя Маруся. "Это мой город! Никогда не поверю, что все утеряно, продано, сменяно на иноземную мишуру. Вот в этом доме жила тетя Бетя, потерявшая в гетто семью, но не сломавшаяся, сильная вековой мудростью вечно гонимого народа.
  А под этими часами ОН подарил мне самые первые цветы.
  О, тут мы пили шампанское, обмывая свои новенькие врачебные дипломы, здесь фотографировали дочуру - первоклассницу, а вот здесь - уже невесту".
  Вздрюченная Маруся неслась на всех парах и бормотала: "Не верю, не верю, что такой Город можно продать на корню!"
  Злость кипела, переливаясь через край, но чувство юмора возобладало: убогая фальшь рекламных улыбок, откровенная глупость "эксклюзивного сэконд-хэнда", жалкие раскрашенные мордашки глупышек. Пытавшихся продать себя подороже, напыщенная псевдо-солиднось крысо-юношей рассмешили вдруг Марусю до слез. "Нет, мой Город так просто не продашь и не купишь !", - решила она - "скорее он купит их и продаст - но уже дороже!" (Светлая Вам память, Илья Ильф, Евгений Петров и незабвенный Зиновий Гердт!), походка ее стала летящей, как в юности, и, купив все необходимое в старинной аптеке, она вдруг как-то сразу оказалась дома, в любимом уголке, с пристроившейся на коленях хитрющей таксой.
  Впереди добрый час без любимой громкоголосой семейки, под рукой чашка крепкого черного кофе, сигарета и... Зажигалки нет! Спихнув таксу, Маруся прошлепала босыми в прихожую, вывернула сумку. Не-ту-ти! Ну, и что прикажете делать? Снова отдаваться на милость своенравному велеречивому чудовищу с золотым "Ронсоном" в лапе?
  Маруся глянула за окно: знакомая ветка пуста. Странно. А где же наш добрый знакомец?
  Курить хотелось нестерпимо, невозможность действия доводила желание до апогея.
  "А", - легкомысленно махнула рукой Маруся, - "прикурю от конфорки". Поднеся пьезозажигалку к плите и добыв, наконец, огонь, Маруся наклонилась к конфорке. Резко запахло паленой курицей, коротко, но выразительно ругнувшись, Маруся обозрела последствия собственной глупости. Челка изрядно подкоротилась, брови несколько... э-э-э... - ну, неважно. А в целом, могло быть и хуже.
  "Простите, сударыня!", - произнес, задыхаясь, тихий вкрадчивый голос, - "мне нет оправданий - я опоздал. Но, видите ли, возникло некое обстоятельство... Она мама всего-то две недели, но уже так устала... У нее, знаете ли, родилась двойня. Очаровательные малыши, но несколько... беспокойны".
  Маруся повернулась к Коту. Он сидел на законной табуретке, продолжая: "Вы не могли бы... Простите, сударыня, мне неловко Вас просить, но ситуация грозит выйти из-под контроля... Ну, Вы знаете, "всехных мам" так немного и все они очень заняты... а девочке трудно. Представляете, он перестала радоваться Материнству?!!", - в голосе его звучали благоговейный трепет и ужас перед возможными последствиями.
  "Где она?", - спросила Маруся, решительно всовываясь в тапочки.
  "благодарю Вас!", - голос Кота затухал вдалеке.
  Худенькие плечики, осунувшаяся полудетская мордашка и два розовых крикуна в кроватке.
  "Инстинкты", - ехидно квакнул Внутренний Голос, - "тебе пора нянчить внуков".
  "Пошел вон", - коротко рявкнула Маруся.
  Когда залежи мокрых пеленок перестирались, обед (на два дня!) и ужин томились на плите, а девчушка, облизанная и обласканная (мама так далеко, а муж работает день и ночь!) посапывала на диване, Маруся взглянула на часы.
  "Ох, батюшки-светы!!! Как же там мои-то?!"
  Девчушка открыла прояснившиеся глаза и сказала: "А правда это здорово - быть мамой?"
  Успокоенная Маруся закрыла дверь.
  "Мама пришла!", - заорал сын, вылетая в прихожую.
  "Ты откуда?", - удивился муж, - "в тапочках-то?".
  Маруся, чмокнув сына в нос, прижалась к мужу: "Я репетировала", - пробормотала она, глядя в окно на черного пушистого Кота невероятных размеров, кое-как примостившегося на тонкой ветке.
  "Что?", - "Ре-пе-ти-ро-ва-ла", - четко выговорила Маруся, - "роль бабушки. Знаешь, мне понравилось". Черный Кот загадочно улыбнулся.
  
   Сказка восьмая.
  Маруся нежилась в постели. Это невероятно, но она никуда не спешила. Еды полно, сын выведет таксу, стирка подождет, а муж сегодня тоже выходной. Праздник! Четыре предстоящих празднично-входных дня представлялись если и не вечностью, то уж ее половиной определенно.
  Мурлыкнув, она перевернулась на бочек, уютно сложила ладошки "лодочкой", подсунув их под щеку и внезапно поняла, что выспалась на сто лет вперед.
  Часы показывали 6-15.
  "Вот ведь подлость какая!", - огорченно подумала Маруся, - "Был бы сегодня рабочий день - стонала бы: ах, спать хочу! Ну хоть бы до семи поваляться1 А сейчас лежу - глаза врастопырку - и бодрость в организме необычайная!". Поняв, что затянувшееся блаженство - это разновидность каторги, Маруся выползла на кухню и включила чайник.
  "Доброе утро, сударыня!", - раздался над ухом тихий вкрадчивый голос.
  "Здрасьте вам!", - рявкнул Внутренний Голос, - "вот не было печали - ни свет, ни заря - гости!".
  Над известной табуреткой клубился дымок-туман, в котором угадывался кошачий силуэт. Маруся, от неожиданности едва не упустив банку с кофе, определила в сгустившемся тумане улыбку.
  "Сударь", - строго сказала она, - "проявляйтесь живее. Я не Алиса, а Вы, конечно, кот, но не Чеширский же!".
  "Ах, сударыня", - мурлыкнуло туманное нечто, - "нам не дано предугадать...".
  "Хотите кофе?", - спросила Маруся, дабы вернуться к реальности из заоблачных высот.
  "Спасибо, с удовольствием", - ответил Кот, мгновенно обретая четкость и основательность.
  Кофе разлит по тяжелым керамическим кружкам (о, хрупкость китайско-японского фарфора!), рядом валяется пачка сигарет. Маруся брякнула керамическую же пепельницу на стол. Кот протянул блеснувший золотом "Ронсон". Маруся затянулась ментоловым дымком, глотнула кофе и спросила: "Чему обязана, сударь мой?".
  Кот помялся, потеребил усы, без нужды щелкнул золотым "Ронсоном".
  "Ну!", - поторопила Маруся.
  "Это не объяснить вот так вдруг", - решился Кот, - "но не хотели бы Вы, не сможете ли Вы...", - и но увяз в словесных ухищрениях, приседая и расшаркиваясь. Маруся терпеливо слушала, пытаясь отделить зерна от плевел; но запутавшись окончательно в изящно-кружевной паутине, рубанула напрямик: "Объяснитесь же, сударь!".
  Суть же дела оказалась такова: Некто (не будем называть имени, сударыня), предприняв некие действия, уяснил для себя следующее: если бы Вы, сударыня согласились, моя работа протекала бы значительно эффективнее...
  
  "Сладкая парочка - Бегемот и Коровьев", - радостно заржала Маруся. Она веселилась, представив себя в клетчатой паре, а Кот - с наколотым на вилку грибочком. Кот, укоризненно потряся усатой башкой, внятно произнес: "Сударыня, лопоухий восторг уместен в юности! Вы же солидная дама, мать семейства... Как можно?!!".
  Маруся хлебнула кофе, покатала на языке несколько смачных слов, но сдержалась.
  "Итак, сударь, чего же Вы ждете от меня?"
  "Вчера, у этой малышки, Вы показались мне уместней, нежели сейчас... Простите великодушно...", - сухо произнес Кот, - "Я, видимо, ошибся". И, собрав воедино себя, зажигалку и собственный имидж, обиженный котяра медленно растворился над табуреткой.
  "Минутку!", - прекратила резвёж Маруся.
  Туман, почти рассеявшись, вновь уплотнился, глянул хмурый глаз.
  "Простите, сударь, я не думала, что Вы всерьез...", - покаялась Маруся, проклиная неуместную жизнерадостность, столь чуждую ей в обычной жизни.
  "Почему это Вы не восприняли всерьез мои слова?", - ощетинился Кот.
  "Все это так странно, я никак не возьму в толк чего же Вы, собственно, ждете от меня?".
  "Всего лишь быть Мамой", - буркнул Кот, подтаскивая поближе хвост, очутившийся в опасной близости от таксиного носа.
  "Ну, это мне не привыкать", - простодушно брякнула Маруся, - "общий "мамский" стаж у меня значительно превышает возраст!".
  "Как так?", - Кот казался озадаченным.
  "Считайте сами: 24 года - я мама мужу, 22 - дочери, 14 - сыну, и вот еще шестой год я мама этому зверенышу", - Маруся почесала разнежившуюся таксу по пузу, - "и еще 10 лет я была мамой... но это - совершенно другая история, достаточно грустная... Не считая мелких увлечений в виде подружек дочери, прибегающих за советом, приятелей сына, самозабвенно поглощающих его именинные торты (да и среди молодых людей, ухаживающих за дочкой, встречались, знаете ли, недолюбленные дети), так вот, суммарный "мамский стаж" у меня перевалил за 75 лет!", - Маруся зыркнула на Кота, предвкушая произведенное впечатление.
  Но Кот не впечатлился.
   Он раздумчиво потирал усы "Ронсоном", глядя сквозь Марусю. Молчание повисло вполне ощутимой тяжестью. Кот, очнувшись, рассеяно бормотнул: "Ну что же, вполне - вполне...".
  Маруся оскорбленно молчала, над ней сгущались эмоции.
  Кот, уловив напряжение, и, сделав над собой усилие, вернулся к действительности окончательно: "Расставим же точки над "и", сударыня!", - напыщенно произнес он, - "К сожалению, миру не хватает Любви, нежности и ласки. Сказки тоже становятся редкостью. Старые сказки подзабылись, а новых, в суете и погоне за наживой, почти что некому писать... и читать. Поэтому было бы весьма своевременно...", - он помолчал, - "... напомнить людям, что все они родом из Детства, и что у каждого была или есть мама. А усталым мамам не грех посмеяться и задуматься: стоит ли срывать усталость на детях?"
  "Но при чем же здесь я?", - хотела спросить Маруся, и проснулась. Часы показывали 6-15, но выспалась она на сто лет вперед. "Вот ведь подлость какая!", - огорченно подумала Маруся, - "Был бы сегодня рабочий день...".
  Муж обнял ее и привлек к себе.
  "С добрым утром, любимая!", - шепнул он. Обуреваемая ревностью такса, сопя, пыталась вбиться между ними наподобие клина.
  "Какой мне сон чудной привиделся", - начала было Маруся. Но тут взгляд ее упал на пушистого черного Кота невероятных размеров, пристроившегося на ветке росшего рядом дерева. В лапе он держал тоненькую книжечку карманного формата "Сказки для усталых мам" - было написано на ней, вверху - Марусина фамилия, и улыбался во всю пасть.
  
   Сказка девятая.
  Маруся швыряла в нержавеющую раковину вили, ложки, ножи, с размаху чуть не шваркнула и тарелки. Но притормозила. Такса, перепуганная канонадой, забилась под стол и притихла, притворяясь, что ее тут вовсе и нет.
  "Поломойка-судомойка-прачка-кухарка-нянька... и кухонный комбайн в придачу!", - злилась Маруся. В качестве завершающего аккорда, она швырнула половник и крышку от кастрюли.
  "А еще и грузовая лошадь", - подзудил Внутренний голос.
  "Ты мне еще Некрасова с Коржавиным приплети!", - шикнула на него Маруся, натягивая резиновые перчатки.
  Выходной несся на всех парах. Переделала уже целую кучу накопившихся за неделю пустяков, но оставшаяся куча впечатляла.
  С остервенением вытирая посуду, Маруся думала, что живут же где-то женщины, у которых функции судомойки и прачки ввыполняют предназначенные для этого машины. "Ха. А кухарка?", - ехидствовал Внутренний Голос.
  "Нет, кухаркой я не прочь... Если, конечно, продуктов достаточно", - механически ответила Маруся, переключаясь с уже неактуального обеда на проблематичный ужин. Два яйца, три привядших редиски, плавленый сырок...
  "Мам", - ангельским голоском завел сын, бочком пробираясь на кухню, - "а вкусненького..."
  "Брысь", - гаркнула Маруся на некстати подвернувшегося вечно голодного ребенка. Такса вылетела вслед за сыном, благоразумно решив пересидеть бурю в комнате.
  "Ну и что мне делать с вышеперечисленной роскошью?", - горестно размышляла Маруся.
  "Возьмите полкило серых королевских креветок, граммов триста пармезана и розовое "Божоле"... а также устрицы "Белон" - немного, две дюжины..."
  "А еще каперсы, омаров и лионскую ветчину", - мгновенно отреагировала Маруся на гнусные инсинуации Внутреннего Голоса, - "Обалдел?!! У меня из сыро один вид встречается - плавленый."
  Остроумно разрешив проблему ужина, Маруся как-то очень быстро разобралась с ждущими своей очереди пустяками, и, решив передохнуть, заварила кофе.
  Уютно устроившись в любимом уголке, Маруся вдруг фыркнула, вспомнив недавнюю злость. Теперь, за чашкой кофе, все представлялось ерундой - ерундишкой! -, не стоящей внимания.
  В комнатах было подозрительно тихо: не орали муж с сыном, выясняя, чья же сейчас очередь сидеть у компа, не вопил телевизор и такса не комментировала происходящее. Непривычная тишина холодила затылок.
  Марусю сдуло с диванчика, открывшаяся картина превратила ее в подобие жены Лота: муж гладил перестиранные ею с утра рубашки, а сын разгребал завалы в своей комнате.
  "Вы что?", - обрела дар речи Маруся.
  "А чего?", - спросил муж, доглаживая последнюю рубашку. Сын высунул из-за угла свою хитрющую рожицу "Я тоже почти уже справился! Мам, а вкусненького нет?"
  "Сейчас будем ужинать", - жизнь продолжалась.
  Благоразумно отказавшись от предложенной сыном помощи в мытье посуды (свежевылизанные полы!), Маруся, прислушиваясь одним ухом к доносящемуся из комнат привычному тарараму, планировала завтрашний день.
  Камнем преткновения опять получался ужин. Плюнув на него мысленно, она потянулась за сигаретой.
  "Добрый вечер, сударыня", - раздался тихий вкрадчивый голос, и материализовавшийся на табуретке котяра щелкнул "Ронсоном". Сигарета пахнула ментоловым дымком.
  "Благодарю", - коротко сказала Маруся. Бодро тикали часы, но это был единственный звук, только подчеркивавший тишину. Маруся курила, уставившись невидящими глазами в стену. Кот тоже помалкивал.
  "Вы сегодня не расположены к беседе, сударыня", - констатировал Кот, когда молчать стало вовсе неприлично.
  Маруся оторвалась от созерцания стены и взглянула на Кота мрачноватыми глазами.
  "Да-да, я в курсе", - поспешно сказал Кот, - "некоторые затруднения..."
  "Затруднения!", - хмыкнула Маруся, - "очень изящный эвфемизм!"
  "Сарказм?", - спросил как бы сам себя Кот, нахмурившись в демонстративной задумчивости.
   "Нет, бурная радость, сменяющаяся восторгом!", - буркнула Маруся.
  "Сарка-а-зм", - удовлетворенно протянул Котяра, - "ну-с, мне пора. Не обессудьте, сударыня, за кратость визита. Дела, знаете ли..."
  "Ну и катись", - шепнула Маруся уже теряющему четкость силуэту, - "тоже мне "персональное чудо для усталых мам!". Силуэт дрогнул и медленно растаял.
  Еще покурив, Маруся собралась укладываться. Семейка тоже готовилась ко сну, хоть и несколько своеобразно: сын прыгал на одной ноге, вытряхиваясь из джинсов, и продолжал канючить: "Так нечестно - загонять человека в постель в такую рань. Мне же завтра диск отдавать!".
  Муж неумолимо загонял с CD-ROM что-то свое, приговаривая: "Иди-иди, вот обсохнет молоко на губах..."
  Маруся пошла в ванную.
  Вернувшись, она узрела полное благолепие: диван расстелен, настольная лампа мягко освещает комнату, муж с книжкой устраивается поудобнее на своей половинке. Такса свила гнездо в кресле
  Пройдя в детскую, Маруся поцеловала сына, шепнув ему: "Пусть тебе снятся добрые и ласковые сны". Протянув руку к выключателю, она услышала, как он бормотнул, засыпая: "Ты самая лучшая мама на свете..."
  Выключив свет и постояв минутку в темноте, Маруся глянула в окно. Пушистый черный Кот невероятных размеров уставился на нее с растущего рядом дерева. Минутку они смотрели друг другу в глаза, а потом кошачья физиономия расплылась в улыбке.
  
   Сказка десятая.
  Такс ныл у ног, судорожно потягиваясь и нервно зевая. Движенье, которым он попытался вонзить когти в Марусино колено, было почти кошачьим. Когда горькое предположение о собственной ненужности и заброшенности перешло почти в стопроцентную уверенность, он сел, задрал бородатую морду к потолку, закатил глаза и душераздирающе завыл. Маруся очнулась, отвела глаза от плотного слоя гущи, покрывавшего дно кружки из-под кофе, и подхватила рыдающую псину. Оглаживая и нежа атласные ушки и контрастно-жесткую бородищу, она приговаривала всякие нежные глупости, ворковала и нашептывала, прижимая к себе горячее колючее тельце. Хитрющий такс затаился на Марусиной груди, прикрыв глаза и блаженствуя.
  Но жизнь, как известно, безжалостна. Уловив краем глаза движение стрелок, Маруся глянула на часы, охнула и, спихнув такса, понеслась к холодильнику. Привычная круговерть подхватила ее, покружила пару часов и, потеряв интерес к измочаленной Марусе, отступила.
  "Спа-а-ать", - мечтала Маруся, плетясь в ванную.
  Добравшись до родного дивана, она блаженно вытянулась, хрустнув уставшими косточками и представила себе сладкую безбрежность целых шести часов сна.
  Рядом завозился, засопел, протопал, вколачивая лапы, по животу, ткнулся носом в ухо и застучал хвостом по колену такс. Попытался уложить усатую морду на Марусину подушку, получил отпор и, обидевшись, свалил в кресло.
  Маруся выключила свет.
  Огромный бледно-лиловый с розоватыми щупальцами SMART DRV шевелился, пульсируя, невдалеке. Он не нападал но отвязаться от него Маруся не могла. Он преследовал ее упорно уже довольно давно; что-то бубня голосом мужа и взрываясь протестующими воплями, совсем как сын. "Ну и пусть себе", - решила Маруся. Внимание ее привлекла куртинка одуванчиков. Ярко-желтые солнышки тянулись из листьев, поворачивая к Марусе мордашки. Их было много. Припекало. Пахло летом, детством, и почему-то малиной.
  "Не угодно ли, сударыня, отведать?", - прозвучал над ухом тихий вкрадчивый голос. К Марусе приближался Котяра, держа в лапах поднос, уставленный бутылочками, часть которых была окутана паутиной, другие же просто запылились, третьи сверкали. К горлышку каждой из них была привязана бирочка, на которой каллиграфическим почерком выведена дата.
  "Вино из одуванчиков", - гордо вымолвил Кот так, как будто он лично вырастил эти одуванчики, а потом осуществил весь процесс по превращению их в вино.
  "Не угодно ли?"
  Скользнув глазами по датам, Маруся удержалась на одной, которая решительно ничего не говорила ей.
  "Эту!", - Кот ловко откупорил бутылочку и капнул в стаканчик янтарной жидкости. Вино чуть горчило, запах малины усилился и Маруся вспомнила: этот день дочура начала, свалившись с черешни, росшей в саду при старенькой дачке. К счастью, муж был настороже и подхватил обвалившееся дитя. Затем она полезла через забор, зацепилась за ржавый гвоздь и повисла на шортах, вопя благим матом. Отцепив и утешив чадо, Маруся забралась в густой малинник. Ягоды, частично попадая и в миску, таяли на языке. Услышав могучий рев, Маруся поперхнулась малиной и, теряя шлепки, выскочила из калитки. Дочь синела, заходясь в крике. Колени ее представляли собой сплошное месиво из песка и крови. Обработав ссадины и облизав измученную дочь, Маруся утешила ее мороженым, и присела с чашкой кофе в гамак. Пять минут спустя она опять лила перекись на многострадальные коленки и завлекала детенка перспективой похода в кафе. Когда же в третий раз зазвучала сирена, муж в сердцах рявкнул: "Да уйми ты своего ребенка!"
  Маруся, глотая обиды и жалости к себе и дочери, осторожно забинтовала ее почти до щиколоток и, чмокнув распухший носик, побежала натягивать сарафан - торжественный выход в кафе состоялся. Завершился день ко всеобщему удовольствию поеданием огромного арбуза, который приволок муж, чувствующий себя чуток неловко за тот срыв...
  "Еще прикажете?", - осведомился Кот. SMART DRV копошился у ног, пытаясь дотянуться загребущими щупальцами до подноса.
  "Брысь", - Маруся ткнула лиловое чучело тапочком в бок, оно съежилось и отползло в сторону.
  "Спасибо, вполне достаточно", - сказала Маруся и проснулась. Такс был наготове, и тут же запел, старательно обмусоливая шершавым языком ухо. Муж, вынырнув из глубин интернета, поцеловал Марусю в нос.
  Сын, отпихнув такса, подлез под бочек и тут же завел песню о том, что "ХРюша" значительно лучше, чем "этот отстой"... Муж немедленно озверел, и утро понеслось о ухабам и выбоинам.
  Включив чайник, Маруся глянула в окно. Котяра обретался на облюбованной ветке.
  "Что такое SMART DRV?", - спросила у него Маруся, с удовольствием наблюдая, как созревающая улыбка сменяется недоуменной гримасой.
  
   Сказка одиннадцатая.
  
  Возмущенный муж демонстрировал Марусе рубашку, не сходящуюся на животе чуть ли не на пять сантиметров и рычал: "Эти твои пироги!...".
  Виноватая, она быстренько раскопала в шкафу что-то более подходящее, подсунула ему сложенную сумку, скороговоркой спросила: "Ключи, пропуск, деньги?", шепнула вслед: "В добрый час!" и, облегченно вздохнув, включила стиральную машину.
  Предстоял обычный выходной день: стирка-уборка-готовка, к вечеру ожидались гости.
  Маруся понимала мужа: она и сын нежились дома в послепраздничном благодушии, его гнала на работу суровая необходимость добывать для семейки пропитание. Рубашка же, столь неосмотрительно предложенная, бережно лелеялась в шкафу (любимая ковбойка - ностальгия по юности!) вот уже... Страшно подумать сколько лет.
  Картошка чистилась, сковородка брызгалась маслом, поджаривая биточки, верная "Малютка", периодически икая, молотила белье. "Селедку почистить!", - Маруся покрутила носом. "Вот ведь пакость какая, холодная, скользкая и рыбой воняет!", - Маруся с омерзением выдирала из несчастной рыбины хребет.
  Над табуреткой дрогнул воздух, предвещая нечто...
  "Не до Вас, сударь!", - Маруся, мимоходом задвинув табуретку под стол, погнала сына выгуливать такса. "И хлеб купи", - вспомнила она, на ходу всовывая ему помятую "двушку", - "и мусор...". Но дверь уже хлопнула, сын ссыпался по лестнице, поспевая за истошно вопящим от восторга предстоящей прогулки таксом. Маруся осталась стоять с пакетом, от которого явственно пованивало селедкой.
  Задумчиво отскребая плиту и шваркая по углам новомодной губчатой поломойкой, она принюхивалась. "Ну, погоди!", -мстительно сказала Маруся и поставила тушить капусту. Результат оказался сногсшибательным, селедка чуть отступила, зато капуста...
  "Лучку бы сюда... побольше!"
  Сын, вернувшийся с улицы, потянул носом и спросил: "мам, а что ты готовишь?"
  "Отвяжись!"
  "Пахнет-то как... крепко!"
  Пахло действительно крепко. Маруся, взяв тайм-аут, налила себе кофе и, дабы облагородить атмосферу, потянулась за сигаретой. Опасливо щелкнула зажигалкой... "Обошлось!", - она облегченно затянулась.
  В комнатах надсаживался пылесос, пытаясь заглушить музон. "Ду хаст!", - выговаривал сын, вторя "Рамштайну" и елозя щеткой по старенькому паласу. "Ду хаст!!!" Эмоции в его голосе звучали как-то уж чересчур натурально.
  А Маруся невесть почему припомнила забавный казус, приключившийся в прошлом году. Семейка, трепетно относившаяся к ее профессиональному празднику, задумала сюрприз. На столе - цветы, мороженое, клубника (перечищенная на этот раз не ее руками). Марусю препроводили в кресло. Отзвучавшие по радио торжественные звуки "Белых халатов", несколько потускневших за долгие годы бессменного употребления сменились бодреньким треньканьем гитары: "О, нищее племя, коллеги врачи, за что ж нас судьба наказала?", - с изумлением слушала Маруся, - "... я гол, как сокол и я зол, как шакал, я нищ, как Ван-Гог перед смертью!...", - выводил некто, знакомый, видимо, с ситуацией изнутри, - "... Как вещий Олег я намерен прибить свой щит на воротах Минздрава!.."
  Маруся хохотала, как безумная, представив себе подобный "профессиональный гимн" на торжественном собрании под сводами конференц-зала стариннейшей больницы города.
  "Кто... кто это?", - еле вымолвила она, вытирая слезы.
  "Тимур Шаов", - в унисон сказали муж и сын, довольные эффектом.
  "тебе понравилось?"
  "Бесподобно!", - она благодарно перецеловала семейку, сумевшую бы превратить в цирк и более значимое мероприятие.
  К действительности Марусю вернула настоятельная необходимость заняться собой - до приход гостей (ближайшая подруга, крестившая дочуру, сама дочура и -возможно - зять), оставалось всего-ничего.
  Набрасывая "здоровьечко на щечки" и завинчивая золотые "гвоздики" в ушах, Маруся размышляла, не слишком ли простецки выглядит меню. Но менять что-либо было все равно поздно, да и практически исчерпавшиеся ресурсы (четвертый день праздники!) не располагали к расточительству. Раздавшийся звонок возвестил начало торжеств.
  Насыщаясь и ублажая душу беседой, приятно провели вечер.
  Проводив подругу домой и посадив детей на маршрутку, Маруся с мужем возвращались домой. Такс и сын то плелись сзади, то уносились вперед, влекомые хорошим настроением и заманчивыми перспективами, ожидающими их дома: сына ждал комп, а такса - полная миска.
  Цвели каштаны.
  "Хорошо-то как!", - выдохнул муж, Маруся согласно покивала.
  В четыре руки быстренько разметали бедламчик и Маруся погрузилась в ароматную пену ванны. "Благодетели наши!", - ехидствовал Внутренний Голос, - "водички горяченькой не пожалели для нас к праздничку!"
  Не вступая с ним в дискуссию, Маруся прикрыла глаза. Вода остыла, из горячего крана, неосмотрительно отвернутого потерявшей бдительность в пенной благодати Марусей, хрюкнув, стремительно ударила ледяная струя.
  Взвизгнув, Маруся вылетела из ванны и, дрожа, обернулась полотенцем.
  Пережитое потрясение требовало компенсации. Маруся включила чайник и закурила. Зажигалка сработала безотказно.
  "как прикажете понимать сие?", - вопросила она неизвестно кого. Вопрос повис без ответа. Знакомая ветка пуста.
  "Вот, значит, как...", - огорчилась Маруся, - "Обиделись мы, видите ли! Но ведь действительно было не до Вас, сударь!"
  Зловредный котяра ничем не проявлялся.
  Она засыпала, уронив книжку. Муж осторожно снял с нее очки и выключил свет. Маруся повернулась на привычный бочок и поерзала, устраиваясь.
  "Спокойной ночи и приятных снов, сударыня", - донеслось до нее издалека.
  И всю ночь она спала спокойно и видела приятные сны, а на рассвете, на излете последнего, привиделась ей ухмыляющаяся кошачья физиономия невероятных размеров.
  
   Сказка двенадцатая и последняя.
  Маруся нежилась и таяла, предвкушая долгое и сладостное безделье. Накануне она, почти убившись, переделала все: белье досыхало на балконе, окна сияли, свежевыстиранные занавески явственно приванивали "альпийской свежестью", ведерные казаны и кастрюли с едой заполняли холодильник. Хорошо!
  Муж, естественно, на работе, сын умелся ни свет - ни заря к приятелю, пообещав проявиться (хотя бы по телефону) ближе к вечеру. Такс выгулян и "загорает" теперь в солнечном прямоугольнике. Разбросав коротюсенькие кривульки, заменяющие ему лапы, так вольготно, что, право слово, на занятом им пространстве, чуть потеснившись, разместилась бы и овчарка.
  Маруся, старательно обходя таксиные уши, включила чайник и задумалась: каким бы приятностям посвятить высвобожденный ценой тяжких усилий день. Перспективы были разнообразны и заманчивы. Можно было, например, завалиться на диван с новой книжкой... Или засесть за "Солитер" - благо на комп никто не претендует. Или, пользуясь недосмотром "благодетелей", почему-то не отключивших горячую воду, хотя праздник уже миновал, влезть в ванну? Кстати, пора бы и маникюр освежить... Дочура подкинула новый лак: "Мамик, глянь: точь-в точь твоя помада - тот же "золотой песок"... Чайник засвистел. "Сначала кофе", - решила Маруся, - "потом ванна и маникюр, а там видно будет."
  Завернувшись в пушистое полотенце и благоухая ландышем и липой ("Рецепты природы" - что может быть лучше - и цена подходящая), Маруся критически разглядывала отточенные ноготки, поблескивающие "золотым песком". "Недурственно", - решила она, - "весьма!".
  Такс не разделял ее оптимизма, его хмурая бровасто-усатая мордаха выражала неодобрение: сначала пришлось, прервав кайф на солнышке, плестись за Марусей в ванную, когда его решительно выставили вон, - ныть под дверью, декламируя заботу о "маме" (справится ли без его подсказки?), затем - обонять омерзительные парфюмерно-косметические запахи... Утешив несчастного пса лакомым кусочком, Маруся поглядела на часы. Времени до прихода мужа еще уйма. Разложила десяток раз "Солитер" - ничего интересного - слетается вмиг, вяло полистала новую книжку. "Надо же, - удивилась про себя - "всего полчаса прошло". Заняться было решительно нечем. Конечно, можно бы разобрать шкафы, но тратить на это так долго вынашиваемый в мечтах день безделья, было жаль.
  Еще полчаса убила на питательную масочку. Подщипала брови... Время тянулось и Маруся, увязая в нем, начала тяготиться отдыхом. Сын не звонил, до прихода мужа еще... ой, как долго!
  Так часто она, сцепив зубы, стирала, одновременно ваяя обед, начищала плиту, вылизывала полы и клялась мысленно, что однажды, отделавшись от любимой семейки, посвятит день только и только себе... "Почему", - думала Маруся, заваривая от нечего делать кофе, - "выкроенные десять минут на тот же "Солитер" - в радость; с боем выдранный у сына лукьяненковский "Дозор" - а не хватай чужую книжку! - читается с упоением, пусть на ходу, одним глазом; выцарапанный из прорвы черной дыры домашних обязанностей час, потраченный "на красоту" - почти блаженство? Хоть бы Кот появился - все же собеседник".
  Но ветка росшего под окном дерева пуста.
  Помаявшись еще немного и чувствуя нарастающее раздражение и недовольство устройством мира, Маруся завела тесто на пироги. Уцелевшая после праздника тушеная капуста замечательно годилась для начинки.
  Тесто подходило. Духовка грелась. Выложив из последнего кусочка затейливо-растопырчатую завитушку - для красы! - Маруся обмазала будущую румяную корочку пирога взбитым желтком и, благословясь, сунула противень в духовку.
  Поглядывая одним глазом на термометр, уменьшила огонь и, едва успевая переворачивать странички раньше охаянной огульно и облыжно книги, погрузилась в перипетии сюжета, следуя за драконоборцем на Изнанку мира.
  Пирожище остывал на подносе, наполняя кухню сытным духом, такс толокся возле, напоминая о себе сдержанным посапыванием, события в книге набирали обороты... Случайно глянув на часы, Маруся помчалась в комнату перепроверить время. Все правильно, вот и муж звонит в дверь.
  Вдохнув домашние запахи, и укоризненно покачав головой: "Ты же хотела отдохнуть!" - муж слопал изрядный кус пирога. Тут примчался сын и, отметая обвинения ("А что звонить: вот он - я!"), поддержал папика: "Правда, ты же хотела отдохнуть - зачем завелась с пирогом?", хомякая при этом упомянутый пирог так, что за ушами трещало.
  Время приближалось ко сну. Прервав увлекательнейшую дискуссию о возможности безошибочного введения 48 разнообразных символов, составляющих "ключ" программы, примчался сын и, погрюкивая подносом, уволок в комнату остатки пирога. На слабую попытку отстоять кусочек для завтрака, проорал: "Так это не только мне, папик тоже хочет!.."
  "Ага", - ехидно подумала Маруся и тут появился муж.
  "Эти твои пироги...", - оправдывался он, - "не могу удержаться, так вкусно!".
  Выбив чистосердечным признанием своей слабости из рук Маруси оружие, он прикурил ей сигарету.
  "Давайте ложиться", - вздохнула Маруся, отбирая у сына поднос, с которого он - бедный воробушек! - склевывал распоследние крошечки.
  "Славный день какой получился", - думала Маруся сквозь наплывающую дрему, - "жаль только, Кот что-то избегает меня". Голос сына (против обыкновения он не орал) с трудом доходил до Маруси: "Мам, а пиццу ты испечешь? Завтра?"
  "Тише, мама спит", - прошептал муж.
  "Не сплю", - попыталась возразить Маруся и провалилась в сон.
  Наступившее утро начинало рабочую неделю, праздники кончились.
  Маруся включила чайник и, реализовав вечерние заготовки, разложила завтрак по тарелкам. В кружках дымится чай - для мужа, и кофе - для себя и сына. Растолкав и накормив семейку, проводила мужа на работу, сына же отправила гулять с таксом. Докрашивая второй глаз, уловила некое движение. Котище был тут как тут - на облюбованной табуретке. Предваряя вопросы, он заявил: "Сударыня, боюсь, мы не увидимся с Вами... какое-то время. Обстоятельства вынуждают... Неотложные дела, знаете ли. И еще...", - тут тон его стал просительным, - "не откажите в любезности присмотреть за ребенком".
  Не давая остолбеневшей Марусе вставить и словечко, но, пристально глядя ей в глаза, таял в воздухе. "Прощайте, сударыня!", - донеслось из ниоткуда.
  "Ну и ну!", - Маруся приходила в себя. Почему-то в голове звучало: "... Спешу. Зашился. Подбери. Авось не канет в лету..."
  На привычной ветке сидел малюсенький взъерошенный черный котишка, глядя на Марусю прозрачными виноградинами глаз.
  "Привет, дружок", - сказала Маруся и улыбнулась.
  
  
  P.S. Я закрыла тетрадку. Семейка, только что похохатывающая и перешептывающаяся, узнавая написанное, молчала.
  "Мам, а почему "Маруся"? Тебя-то ведь иначе зовут?", - спросила наконец дочь. Вклинился сын: "С Котом классно придумала! Мам, а Кот - Он кто?".
  Муж, посапывая обиженно, сказал: "Ты уж там хватила - рубашка у меня на пять сантиметров, видите ли, не сходится. Ерунда, я ее почти застегнул!".
  Я ответила всем сразу: "Маруся - потому что она не Катя и не Лена, тем более не Ира. Она - Маруся. Кот - это Кот, кто же еще? И ничего я не придумывала... Кстати, рубашка действительно расползлась на пузе".
  Сын, открыл было рот, но вспомнив что-то, не заорал, а тихонько спросил: "А вкусненького... То есть, ужинать будем?".
   Дочка не упустила момент: "Вот проглот и есть! Мама правду написала". Муж налил мне и дочери пивка, подрожал бутылкой над своим стаканом и, махнув рукой, налил и себе: "А здорово ты описала, как дочура нас "строила"!".
  "Мальчик - это диагноз!", - процитировал он, поддразнивая. Дочка, почти поддавшись на провокацию, притормозила: "Нет, мне больше про "круг света" понравилось, там, в конце..."
  "Ребята, давайте зажжем свечку!".
   И еще какое-то время, перебивая друг друга, посмеиваясь и цитируя показавшиеся забавными фразы и эпизоды, семейка обменивалась мнениями. Я смотрела на них. Такс уютно сопел на моих тапочках.
  Выслушала и критику: "А зять у тебя что - бесплотный призрак или не входит в семейку? Косвенно упомянут два раза - и только!".
  "Исправлюсь!", - пообещала я, - "в следующий раз он у меня будет монументален".
  "В тринадцатой сказке?", - уточнил сын.
  "Нет. В следующей книжке. А здесь, сынок, только двенадцать сказок".
  "Почему такая регламентация?", - удивился муж.
  "А что, вы хотите тысячу и одну сказку?", - порадовалась я.
  "Не, тысяча и одна - это уже перебор", - простодушно брякнул сын, "но еще немножко - можно".
  "Нет, сынок, эти сказки уже написаны и прочитаны. И их только двенадцать".
  "Жаль", - задумчиво протянула дочь.
  "Мне тоже. Но это так".
  "Мам, а может, ты еще когда-нибудь расскажешь нам про Марусю? Я не хочу расставаться с ней!", - сын.
  "Да мы и не расстаемся с ней - ведь она сидит с нами. И пьет пиво.", - муж потрепал сына по жесткому ежику волос.
  Выгуляв такса и посадив дочь на маршрутку, мы возвращались с мужем домой.
  Благополучно избежав баталий у компа, расползлись по норкам сын и муж. Такс привычно вил гнездо в кресле.
  "Спокойной ночи", - сказала я, чувствуя, что засыпаю.
  Муж осторожно снял с меня очки и выключил свет: "Спокойной ночи... Маруся моя", - шепнул он.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"