Аннотация: - А что же ты рассчитывал получить за бутылку пива? Возьми, что хочешь, но за все заплати.
Моей музе
А началось все, как в бульварном романе, - с жары, парка и пива. Ох уж это пиво. Итак, двадцатого августа, в полдень, в самый пик испепеляющей жары я сидел на лавочке в Детском парке и боролся с неблагоприятной внешней средой. Боролся я изо всех сил при помощи двух бутылочек пока еще прохладной "Рогани". Когда первая была опорожнена и водный баланс в организме более-менее восстановился, на мою лавочку присело видение. Ее большие, чуть удлиненные, пронзительно голубые глаза казались бесконечно глубокими. Эту глубину подчеркивало легкое бирюзовое платье сложного, явно не местного покроя. Легкий румянец, немного полные, но хорошо очерченные губы, тонкий нос. Прямые льняные волосы собраны в прическу "под античность". Еще я обратил внимание, что на девушке не было никаких украшений, даже уши не были проколоты. Видение закинуло ногу на ногу, гипнотизируя меня медово-золотистыми яблоками колен, достало из сумочки сигарету, зажигалку и закурило. Срочно надо было что-то делать! Я не дам ей просто так уйти. В голове затрещало и защелкало, но в высушенных солнцем мозгах не родилось ничего оригинального. Выругавшись про себя, я, наконец, слабо прохрипел:
- Девушка, давайте познакомимся.
Верх банальности! Самая дурацкая фраза, произнесенная мною при знакомстве с особой противоположного пола. Видение, между тем, перевело на меня свои небесно-голубые удивленные глаза, на мгновенье задумалось и молвило - именно молвило, будто роняя крупный жемчуг на серебряное блюдо:
- Давайте. Я - муза.
То ли от солнца, то ли от пива, то ли еще от чего меня понесло. Сразу вспомнился Гомер:
- А, муза!
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел...
Муза смущенно улыбнулась. При этом я заметил, что один ее верхний резец чуть-чуть кривой и выступает из-под губы, отчего улыбающаяся муза стала похожа на грызуна.
- Нет, нет, вы ошибаетесь. Я не Афинея Паллада.
Хм, удивительная эрудиция для девушки с ее внешними данными!
- Так что же вы за муза, прелестница? Мельпомена? Терпсихора? Миневра?
- Я - Универа, - не без гордости ответила барышня.
- И чему покровительствует прекрасная леди?
- Как следует из моего имени - всему.
Разговор забавлял меня чем дальше, тем сильнее.
- Ну вот. А я думал, что муз только девять и они орудуют в строго определенных границах.
- О, это было очень давно, - Универа улыбнулась, снова показав выступающий резец. - С тех пор и штат расширился, и направлений работы стало больше. А потом на Олимпе решили, что будущее все-таки не за узкопрофильными специалистками, а за универсальными. Я, например, могу посетить любого человека, и его "озарит" в зависимости от тех способностей и склонностей, что в нем заложены. И родится новая компьютерная программа, гениальный соус, формула полимера или бессмертное произведение искусства.
При последних словах я вздрогнул и посмотрел в глаза Универе. Что-то в них блеснуло. На самом дне. Но что? Тогда я еще не знал. Должен заметить, что в то время я считал себя писателем-новеллистом. Считал. По крайней мере, я поддерживал существование тем, что иногда получалось втиснуть в какую-нибудь газету или журнал свой рассказик. И как раз в описываемое время я зашел в глухой творческий тупик, в полнейший штиль. Естественно, что я клюнул на наживку, брошенную музой. И она это поняла - точеная фигурка Универы замерла в напряженном ожидании.
- Э-э, а сегодня вы, случайно, не ко мне пришли?
Муза кокетливо склонила на бок свою белокурую головку:
- Вообще-то, я просто гуляла... Ваня, а не пора ли нам перейти на "ты"?
То, что блондинка знала мое имя, почти убедило меня в ее олимпийско-древнегреческом происхождении. Перспектива быть на "ты" с музой, к тому же, бесспорно, красивой и умной, очень вдохновляла. Но все-таки мне, старому скептику, хотелось еще доказательств ее, так сказать, профессиональной принадлежности.
- Послушай, а ты могла бы сделать так чтобы на меня "снизошло"? Прямо сейчас.
Муза окинула меня взглядом, затем посмотрела прямо в глаза. От этого у меня аж дыхание перехватило. А муза поинтересовалась:
- И что же ты готов отдать за мгновение божественного вдохновения?
Ничего себе вопросик девушка задала! У меня-то и нет ничего. Тут мой взгляд упал на открытую, но еще не початую бутылку "Рогани".
- А пиво пойдет?
- Вполне, - муза взяла протянутую бутылку и сделала глоток. Обожаю девчонок, пьющих пиво. Особенно пьющих "с горла". От удовольствия Универа даже закрыла глаза. - Ну что ж, приготовься, - сейчас "снизойдет"!
Тотчас в голове что-то зашуршало так, что аж волосы на голове зашевелились. И родилась... "Ода пиву". До сих пор помню ее наизусть:
Позвольте, други, мне воспеть сегодня пиво.
Еще Гомер воспел вино, Есенин - водку, но - о диво! -
Забыли о напитке олимпийцев и героев,
Немало тем ахейцев всех расстроив...
Одним словом, веселенький стилизованный бред, годный для студенческой пирушки. Но не более. Об этом я и сказал Универе. Та хмыкнула.
- А что же ты рассчитывал получить за бутылку пива? Возьми, что хочешь, но за все заплати.
- Ничего себе магазинчик! - я даже растерялся.
- А ты как думал?! Любимый тобой Гомер отдел глаза за свои поэмы. Правый - за "Илиаду", левый - за "Одиссею". А ты - бутылку пива. И еще чем-то недоволен. - Муза негодовала и от этого стала еще прелестнее. - В общем, так. Надумаешь что-нибудь серьезное - позвони.
Видение исчезло. На лавочке остались почти полная бутылка пива и прямоугольник визитки с написанным золотом телефонным номером и кодом города Харькова впереди.
Если сказать коротко, я был ошеломлен. И находился в таком состоянии два дня. Меня мучило воспоминание о той тысячной доле секунды, когда на меня снизошло вдохновение. С чем это можно сравнить? Со свободным полетом? С наркотиком? С первой женщиной? Все это тускло. Но как скоротечен был тот миг! Я - будто путник, измученный жаждой, которому милосердная Универа отмерила ровно 40 граммов воды. Мне хотелось еще. Мне было необходимо еще... И я позвонил, на третий день, вечером. И я предложил мизинец. Муза обладала чувством юмора и, как я понял, ей нравились фильмы Квентина Тарантино. Этот вывод я сделал, когда увидел утром под окнами "ягуар", как в "Четырех комнатах". Универа была вежлива и обходительна, как с больным. Мы прошли на кухню. Муза достала из своей сумочки какой-то жуткий тесак. Я положил руку на разделочную доску, и... Боли почти не было. Уже через минуту заботливые руки милой леди профессионально наложили повязку. А мизинец был опущен в толстостенную колбу с прозрачной жидкостью.
Когда прощались в прихожей, муза сказала:
- Через час, когда немножко оклемаешься, бери ручку, бумагу и садись за стол. Желаю творческих успехов.
С этими словами муза положила руку мне на плечо. Меня будто обожгло от холода ее ладони, и я непроизвольно дернулся. Как я не ощутил этот пронизывающий холод, когда муза перебинтовывала мне руку? Наверное, действовала какая-то анестезия. Универа отняла ладонь и посмотрела на нее с сожалением:
- Да, все еще холодная... Ну ничего.
Входная дверь хлопнула, а еще через минуту я услышал, как отъехал красный тарантиновский "ягуар", увозя с собой частичку меня.
То, что я ощутил через час, было чем-то невероятным. Идеи били из меня, как шампанское из откупоренной бутылки. Я был если не богом литературы, то уж полубогом - точно. Мне не нужно было есть, пить, спать. Мне нужно было только одно - возможность писать. Через сутки на столе лежала новелла на одиннадцать страниц - "В утробе зверя". Еще около суток я жил написанным: перечитывал, смакуя, каждый абзац.
А потом пришла пустота.
И была душной.
И была липкой.
Я снова взял в руки визитку и снова позвонил. Потом позвонил еще. И еще. Появились рассказы: "Кладбище камней", "Лестница на небо", "Дуратино", "Безобразная Эльза", повести "Триарх" и "Команда мечты". Остановиться было невозможно. На стол лег роман "Сюр". Руки Универы становились все теплее с каждым приходом. А меня, материального - все меньше. Но чем глубже я погружался в творчество, тем явственнее становилась для меня ненужность многих частей тела. Ступни, голени, левая кисть, предплечье, бедра... Разменная монета исчезала, как фишки в казино. "Дождь", "Пограничье", "Мясник", "Дети земли", "Кузькина мать".
Когда от меня остался обезображенный череп (без ушей и носа), небольшой фрагмент грудной клетки с шеей и правая рука с тремя пальцами, ко мне пришла Универа. Пришла без приглашения. Пришла тогда, когда я писал этот рассказ, и ее приход стал логическим завершением маленькой эпопеи. Муза вошла неслышно. Я увидел ее и отложил ручку. Универа взглянула на исписанные листки:
- Последний?
- Последний. Я посвящаю его тебе.
- Подумав, я написал справа, ниже названия: "Моей музе". Универа благодарно улыбнулась, подняла руку и провела ладонью по моему лицу. По тому месту, где еще недавно было ухо. Ладонь была горячей. Я перевел взгляд на стопку исписанной бумаги, стоящей возле стола - мои творения. Муза снова улыбнулась:
- Не беспокойся. Хоть наша контора и не занимается дилерством, но ничего из того, что ты написал, не пропадет.
- Мое дело написать, а там... Универа, я давно хотел спросить: а что ты делаешь с тем, что берешь у меня?
Муза смущенно опустила глаза:
- Я это ем...
- ???
- Без этого я не могу дать тебе вдохновение. Это все на физиологическом уровне - особенности клеточного метаболизма муз.
- Это, в общем-то, не имеет значения. Кстати, я тебе не звонил. Да и дать тебе уже нечего.
- Я знаю. Просто подумала - может быть, после всего, ты хочешь исчезнуть? Не волнуйся, за это платить не надо.
- Ага, похороны за счет фирмы! А как же деловой принцип: "Возьми все, что хочешь, но за все заплати"? еще один вопрос: исчезать буду совсем?
- В материальном плане - да.
- Ну что ж, тогда ставлю точку.
Точка.
Последнее, что я видел, были влажные, чуть полные губы Универы. Они трепетно приоткрылись, и показался немного кривой, идеально белый резец.