Иван Серафимович взглянул на доктора и снова попросился домой.
- Мне очень нужно, сынок! - морщинистое лицо расплылось в улыбке.
Он чувствовал себя значительно лучше, и не мог больше оставаться в больнице, нельзя упустить время. Он очень торопился домой. Доктор понимал, что если этот человек куда-то спешит, надо отпустить, уйдет, ведь сам, такой решимостью светились глаза старика. После сердечного приступа ему лучше, а лекарства от старости все равно нет, и подписал бумаги.
Старик медленно побрел в сторону остановки. Он знал, что она ждет его сегодня. Ее ветви раскачиваются на ветру, наполняя воздух ароматом множества молодых зеленых листочков. Ранка от предыдущего сбора сока уже затянулась, он всегда заботился о ней, старательно замазывая глиняной смесью небольшую прорезь. Он помнил, как более полувека назад посадил эту березу со своим отцом. Именно под ним, молодым и тонким деревцем, крона которого ласково пела любовную мелодию в памятный июньский вечер, он сделал Галине предложение. Ее уже давно не было рядом, дети разъехались, а береза стояла.
Иван Серафимович собрал необходимые вещи, закинул на плечо котомку и отправился в другой конец деревни. Немалый путь для его больных старых ног. Он всегда сидел под деревом до тех пор, пока банка не наполнится, отдыхал и разговаривал с ней, вспоминая жизнь. Чаще всего он рассказывал о войне. Слава Богу, выстояла родимая, пережила. Он гладил наросты на стволе, которые образовались в местах повреждений от взрыва бомбы. Тогда ее только зацепило осколками. Весной сорок пятого она вся заливалась соком, словно текла слезами обо всех погибших и несчастных. Он плакал вместе с ней, когда замазывал "раны" землей. Он спас березу, а то ведь иссохла бы.
"Ох, и жарко сегодня!" Старик расстегнул ворот рубахи и вытер пот со лба, оставалось повернуть за угол последнего дома и там шагов двадцать до березы. Он замечал, как с каждым годом все больше времени занимает дорога. "Ну, ничего, милая, я дойду, в этом году еще дойду. А твоя живая вода подлечит старого друга". Ему очень хотелось посидеть в ее тени, закрыть глаза и на несколько минут вернуться обратно, чтобы еще раз прочувствовать самые дорогие сердцу моменты.
Повернув за угол, Серафимович зажмурился от яркого солнца. Идти стало легче, непонятная тревога заставила ускорить шаг. Облака скрыли на миг слепящий свет, и его слабое зрение позволило разглядеть страшную картину - березы не было.
Котомка упала с плеча, банка, в которую он столько лет собирал сок, покатилась по недавно положенному асфальту. Иван Серафимович еле доплелся, ноги отказывались держать его. Он опустился на землю, обхватил дрожащими руками пень и прижался щекой к его мокрой древесине. "Как же так, родимая моя, как же это?"
Где-то неподалеку спиленное дерево пропело им обоим последнюю песню шорохом засыхающих листьев.