Осень. Завершение очередного витка. Подготовка к следующему кругу. Ему нравились такие тихие октябрьские дни, когда природа, словно прислушиваясь к себе, с легким шуршанием раскладывала замысловатый пасьянс из разноцветных листьев. Удивительно, как сам факт очередного умирания природы вызывает в людях умиление и восхищение. Наверное, потому, что подсознательно человек знает - придет весна и все оживет. Смерть не навсегда. Впрочем, его подобные рассуждения отнюдь не радовали. Он просто отдыхал душой, рассматривая постоянно меняющийся узор под ногами, слушая прощальный шелест, вдыхая запахи осени. Последние годы он облюбовал себе скамеечку, стоящую под огромным кустом калины на самом краю парка. Там где окультуренная и выстроенная параллельно и перпендикулярно людьми растительность, переходила в первозданный хаос. Где терялись красивые мощеные аллейки, и им на смену приходило хитросплетение вьющихся тропинок. Здесь редко в будние дни появлялись люди, позволяя почти полностью раствориться в природе. А что ему еще осталось в этой жизни?
Погруженный в мысли и созерцание, он не сразу заметил, как на крохотную полянку, на краю которой стояла укромная скамейка вломились четверо здоровенных лбов. Все как под шаблон деланные - бритоголовые, в кожаных куртках. На рукавах эмблема из скрещенных молний на фоне черепа. Наверное, какое-нибудь крайне левое молодежное движение. Молодчики пинками и матом гнали пятого, по виду, их ровесника. Старик не хотел вмешиваться в непонятные для него разборки и предпочел бы остаться незамеченным, прикрытый спасительным кустом калины. Но когда увидел, как пятого поставили на колени, а один из молодчиков, очевидно предводитель, приставил к его голове пистолет, ноги сами вынесли его на открытое пространство. Увидев нежданного свидетеля, бритоголовые ребятки на мгновение опешили, но рассмотрев одинокого седого высокого старика, в длинном распахнутом черном пальто, успокоились. Предводитель, убрав оружие от головы жертвы, неторопливо, приминая армейскими ботинками опавшую листву, двинулся к мужчине, в то время как один из четверки, с бейсбольной битой на плече, уже давно зашел тому в тыл. Не дойдя шага два, и не думая убирать оружие, парень, взглянув на старика холодными "арийскими" глазами, усмехнулся:
- И чего тебе дед не сиделось? Тут такое дело, кто много знает, долго не живет. - Пожевав губами, взглянул в спокойное лицо старика. - А может, ты поучаствовать хочешь? Точно! - Судя по всему, мысль ему очень понравилась. - Ей, Дик, дай ему мобилу, камеру включи пусть снимает, как мы землю от этого жиденыша чистить будем. Смогёшь, дед?
Старик оглянулся на стоящего сзади увальня с битой, молча взглянул в холодные глаза истинного наци и потянулся за мобильником, который гогоча протягивал шкафоподобный Дик. Еще один стоял придерживая жертву за шиворот. Ну, что ж, дислокация вполне понятна... Поехали!
Ладонь, скользнув по телефону, захватила мизинец и безымянный палец, ничего не ожидавшего противника. Рука полетела вверх, выламывая пальцы из суставов. Дик взвыл и рухнул на землю, получив боковой удар в колено. Бейсбольная бита, которой положено было опуститься на голову взбунтовавшегося деда, канула в пустоту. А затем, нагло сменив хозяина, въехала тому в пах. Обратным движением маятника бита выбила оружие у вожака. В следующее мгновение удар под кадык заставил его с хрипом рухнуть на землю. Держащий жертву так и не успел ничего понять, когда, брошенный с расстояния нескольких метров, американский спортивный снаряд, звонко щелкнув о бритый череп, уложил его вслед за товарищами. Старик, осмотрев поле битвы, прислушался к своим ощущениям. Даже дыхание не сбилось. Кому сказать, что ему восемьдесят, так не поверят. Он усмехнулся, судя по всему, есть шансы протянуть в этот раз значительно дольше. Подняв пистолет, размахнулся и зашвырнул его за кусты, памятуя, что там находится небольшое озерцо. Услышав бульканье, удовлетворенно кивнул, и не глядя на парня с бессмысленно распахнутыми глазами, все еще стоявшего на коленях, направился к тропинке, выходящей на главную аллею парка.
- Спасибо Вам. - Старик скосил глаза влево и только хмыкнул в ответ. Спасенный, приноравливаясь к его шагу, шел рядом. Какое-то время они молча продолжали путь по аллее, но видимо у паренька начался некий откат и слова, накопившиеся в нем, просто рвались наружу.
- И ведь я их даже не знаю. Морда моя, видите ли, им не понравилась. - Он засопел и зло сплюнул в сторону. Не дождавшись ответа или хоть каких-то проявлений эмоций от странного спутника, поддел носком кроссовка камушек на дорожке и, с неожиданным надрывом, добавил. - Ну, что за жизнь долбанная! Куда не кинь, всюду клин! За что не возьмешься, в результате лажа. Надо ж было такому уродиться. Почему одним всё, а другим фигу. Где справедливость?
- Только дурак ищет в этом мире справедливость. - На лице старика не отразилось никаких эмоций. Так, человек просто констатировал факт, изрек общеизвестную истину.
Молодой человек несколько мгновений смотрел на профиль собеседника, пытаясь соотнести свой скудный жизненный опыт с услышанным. Но, видимо, отойти от привычного русла мыслей и желаний было не в его силах. И занудная жалоба на неудавшуюся жизнь продолжилась.
- Эх, если бы можно было начать жизнь зан... - Закончить фразу он не успел, как, впрочем, не успел заметить и взлетевшую левую руку старика. Получив мощнейшую затрещину, парень, щелкнув зубами, улетел в ворох листьев на краю аллеи. Затравленно, ничего не понимая, лежа на спине, он смотрел на искаженное лицо, до этого момента совершенно безучастного человека.
- Никогда! Слышишь ты, никогда не говори подобных вещей. Прошлое нельзя изменить, оно умерло. Живи сегодняшним, предвкушай завтрашнее и никогда не жалей о прошлом. - Мужчина очевидно только сейчас заметив, что держит опешившего паренька за грудки, оттолкнул того обратно в ворох листьев и, выпрямившись проронил. - Это мой тебе секрет счастья, если действительно не дурак - поймешь.
Молодой человек долго смотрел вслед уходящему спасителю, пытаясь понять, что вызвало такой взрыв эмоций в человеке, до этого момента просто воплощавшем бесстрастие...
... Как отчетливо он помнит тот, первый случай, до малейших деталей, намертво вколоченный в память. Кто говорил о тоннеле со светом впереди? Бархат. Мягкий черный бархат, без единой искорки света. Ощущение кокона, укутавшего тебя со всех сторон. А затем кокон рвется в полной тишине, клочья черной ткани истаивают, и ты обнаруживаешь себя по колено в странном тумане. Окружающий пейзаж беспрерывно плывет и меняется. На нем невозможно сосредоточиться и так же немыслимо запомнить. Единственные незыблемые вещи - это нечто твердое под ногами и темное огромное пятно впереди, почему-то вызывающее ассоциации с зевом тоннеля. И еще... рядом с "тоннелем", за неким подобием стола, сидящий некто, внешне смахивающий на человека, но назвать его таковым почему-то язык не поворачивался. Впрочем, гуманоидная личность, листая некий талмуд на столе, рассматривала его, улыбаясь, и просто таки излучая радушие.
- С прибытием вас, дорогой Аркадий Борисович. - Голос был тоже бархатным и словно текучим. Хотя, прозвучавший в полной тишине, поначалу вызвал некий дискомфорт.
- Я собственно вроде никуда и не направлялся. - Аркадий вдруг обнаружил, что совершенно наг, и это странное обстоятельство смутило его, придав голосу определенную ворчливость.
- Ну как же, дорогой вы наш. - Жутковатое личико расплылось в еще более широкой улыбке, доведя выражение до полного гротеска. В то время как палец о четырех (?!) фалангах ткнул в объемистый том. - У нас всё четко. Вот, 15 января сего года. М-м-м... Инфаркт. Умер во сне. Направлен для дальнейшего распределения.
- То есть я умер? - Удивительно, но известие о собственной смерти он воспринял без истерики, ощутив только странную горечь. - И куда меня теперь "распределят"? В рай или ад? Впрочем, рай мне точно не светит, никогда особой святостью не отличался. Хватает за мной всякого, сам знаю.
- Странные вы, люди. Сколько с вами ни работаю, а всё одно и то же. - Улыбка с лица существа не сошла, но будто слегка поблекла. - Рай. Ад. Как вы после смерти то о них говорить начинаете. Не понимая, что давно носите в себе и рай и ад. В своих желаниях и устремлениях. Не я выбираю - вы. Сами. Вот Вам, Аркадий Борисович, чего бы сейчас хотелось?
- Хм. А чего человек хочет после смерти? Воскреснуть? - Он скептически посмотрел на своего визави, уже совершенно не думая о собственной наготе. Чего уж теперь стесняться.
- Ну, вы насмешили! - Сидящий за "столом" всплеснул ладонями, зашелся в хохоте и даже утер несуществующую слезу умиления. - Хотя... Вы у нас юбилейный посетитель и можете высказать любое, самое невероятное желание. Возможно, и сбудется. - Он лукаво подмигнул Аркадию.
Некий кураж внезапно овладел человеком. За спиной осталось не полных шестьдесят лет. Ошибок по жизни наделано - грузовиком не увезти. И планов, сколько еще было впереди. Эх! Была, не была! Чего не повеселиться напоследок, терять ведь уже нечего.
- А можно всё сначала и чтобы жить вечно? - Он так же лукаво и проникновенно посмотрел в глаза существа, только сейчас заметив, что в каждом из них по два зрачка.
- Два желания в одном? - "Распределитель" откинулся на спинку невидимого стула. - А давайте рискнем, дорогой Аркадий Борисович. Под мою, так сказать ответственность. Проходите.
Он ухнул в темный провал и действительно увидел далеко внизу свет. Именно внизу, поскольку в нем все сильнее нарастало ощущение падения. Падения в колодец с далеким дном, отражающим небо... Крик, разрывающий легкие, перевернутый, размытый мир в белых тонах и дикое, взрывающее мозг ощущение себя в теле новорожденного... Наверное, только врожденный оптимизм помог ему не сойти с ума, когда он понял, что его разум шестидесятилетнего живет в своем собственном заново сотворенном, его же родителями, теле. Что за окном серые шестидесятые, а он вынужден проделать путь заново. От яслей до смерти. Покуражился, твою мать!! Жуть этой жизни не передать словами. Знать, что идешь по знакомому коридору существования, но понимая, что ступить в уже оставленные следы не получается. Да, многие знакомые препятствия удавалось обойти, что не мешало вляпываться в новые, до того не существовавшие. Он был мудрее своих сверстников, часто не понимая их забав, неся на плечах груз ранее прожитых шестидесяти. Чем дальше, тем больше вторая жизнь расходилась со старой. Любимая в прошлой жизни жена, в этой, почему-то предпочла ему менее успешного сокурсника. И живя с другой женщиной, имея двоих детей, он ночами просыпается в слезах, когда ему снится, как он забирает из роддома свою дочь, из той, первой жизни. Став вполне успешным бизнесменом, чем дальше, тем больше он понимал, что устал от этих двух жизней просто смертельно. И когда в возрасте сорока пяти лет, он на своем внедорожнике, несущемся на скорости сто шестьдесят километров в час, влетел в опору моста, то, в последний момент, бросив руль, вздохнул с облегчением...
А не следовало... Два в одном. Таки вечную жизнь заказывали? Увидев белые стены, мутное лицо акушерки и ощутив запах карболки, он заорал от ужаса. И кошмар начался заново. Жизнь накладывалась на жизнь. Сплетаясь в реальности и воспоминаниях. Сколько раз он прошел, начиная сначала, Аркадий уже не помнил. Умирая в самых разных возрастах. И в младенчестве под колесами грузовика, и в Афганистане на срочной, и девяносто пяти летним стариком. Оставляя за спиной разные профессии, жен и детей. И каждый раз, рождаясь у своих родителей, в одном и том же роддоме, начиная с одной и той же точки бытия. При этом историческая канва не менялась совершенно. Всё так же летели в космос Гагарин и Титов. Так же прокатывался кризис по стране. Меняли друг друга до боли знакомые мировые лидеры. Разваливался Союз. Передовые технологии возносили человечество до небес. Окружающему миру было глубоко плевать на то, что и как делает этот человечек, для асфальтоукладчика истории он не значил ничего. Аркадий не знал адекватен ли он, неся в себе груз бесконечного круговорота жизней или уже давно впал в маразм и просто барахтается в своем бреду. Единственной его целью теперь стало как можно дольше продержаться на очередном витке, оттягивая неизбежный момент смерти-рождения. На грани его удерживала лишь тонюсенькая ниточка надежды, что возможно этот бег по кругу когда-нибудь закончится. И еще, как ни странно, но в череде жизней, людей и событий, его первая, возможно не совсем удачная, но такая настоящая жизнь, стояла особняком. Яркая и запомнившаяся до мельчайших деталей. Первая детская влюбленность, первый поцелуй, первая женщина. Такие милые поражения и такие сладкие победы. Жизнь, такая искренняя в своем несовершенстве. Возможно, она тоже держала его на грани своеобразным якорем...
А теперь, этот, очередной недовольный жизнью на его пути. Начать ему снова хочется. Идиот малолетний! Не понимает, с чем играет. Аркадий вышел из парка, погруженный в свои мысли, и не сразу обратил внимание на мотоцикл, выскочивший из-за угла здания. Из задумчивости его вывел визг тормозов. Он успел увидеть кожаную куртку, скрещенные молнии на рукаве и холодные "арийские" глаза, а затем три выстрела в упор швырнули его к ограде парка...
...Темное мгновение небытия и... белые размытые перевернутые стены родзала, запах крови и карболки, немощное тельце...
Старая акушерка, принявшая не одну сотню младенцев, почувствовала, как зашевелились волосы на голове, а по спине поползли мурашки, услышав привычный крик младенца, сменившийся невообразимо горестным всхлипом...