В доме было тихо. Мистер Вемисс, забрав с собой Лиззи и миссис Баг, отправился на мельницу, а для гостей было слишком поздно - все обитатели Риджа готовились к ночи: кормили животных, носили дрова и воду, разжигали очаги для приготовления ужина.
Наш скот был уже накормлен и загнан в стойла. Адсо свернулся клубочком на окне и, блаженно закрыв глаза, грелся в последних лучах заходящего солнца. Мой вклад в ужин состоял из блюда, которое Фергюс элегантно называл "lapin aux chanterelles" (среди нас же оно по-простому именовалось тушеным кроликом); кролик булькал в котле с самого утра и не требовал от меня много внимания. Что касается подметания полов, мытья окон, стирания пыли и другой тяжелой работы подобного вида ... Ну что ж, если женскую работу всю не переделать, то зачем стремиться сделать ее именно сейчас?
Я взяла чернила и ручку из шкафа, а также большой журнал в твердом переплете и уселась на солнышке рядом с Адсо. Я детально описала образование на ухе маленького Джорди Чихзолма, за которым нужно было наблюдать, и добавила результаты последних осмотров левой рукой Тома Кристи.
Кристи страдал от артрита обеих рук, и его пальцы были сильно искривлены. Но увидев его близко за обедом, я поняла, что деформация пальцев на его левой руке (безымянный палец и мизинец, словно крюки, загибались к ладони) была вызвана не артритом, а контрактурой Дюпюитрена(1) - укорочением ладонного апоневроза.
При других условиях этот диагноз не вызвал бы у меня проблем, но ладони Кристи были в тяжелых мозолях, и я не могла прощупать характерный нарост в основании безымянного пальца. Этот палец показался мне подозрительным с самого первого раза из-за рванного шва на нем, и я осматривала его всякий раз, когда могла заловить Кристи и уговорить его на осмотр, что случалось довольно редко.
Несмотря на подозрительность Джейми, Кристи пока был идеальным арендатором; он вел спокойный замкнутый образ жизни и в школе проявил себя как строгий, но хороший учитель.
Я ощутила чье-то присутствие возле моей головы. Солнечный луч переместился, и Адсо вместе с ним.
- Даже не думай, кот, - произнесла я. Рокочущее мурлыканье раздалось возле моего левого уха, и большая лапа потрогала мою макушку.
- О, ладно, - сказала я, сдаваясь. Действительно никакого выбора, если только я не встану и не уйду писать в другое место. - Пусть будет по-твоему.
Адсо обожал волосы. Любые волосы независимо от того, находились ли они на голове или нет. К счастью, единственным пострадавшим от этой любви явился майор МакДональд, который имел неосторожность сесть в пределах досягаемости Адсо и в результате лишился своего парика. Я вернула его майору, хотя мне пришлось лезть под дом, куда кот удалился со своей добычей; никто больше не осмелился забрать парик из его зубов. Майор был весьма рассержен инцидентом, и хотя не прекратил посещать нас, во время своих визитов никогда не снимал треуголку и, попивая кофе из цикория, бдительно следил за перемещениями кота.
Я расслабилась, хотя и не мурлыча, но чувствуя себя совершенно размягченной. Было довольно приятно ощущать, как лапы с полувыпущенными когтями ерошат волосы и топчут голову, время от времени делая паузу, когда кот ласково терся мордой о мою голову. Полузакрыв глаза, я раздумывала над тем, как описать контрактуру Дюпюитрена, не называя ее этим именем, ведь барон Дюпюитрен еще не родился.
Однако рисунок стоит тысячи слов, и я подумала, что смогу сделать вполне грамотный набросок. Я принялась старательно рисовать, раздумывая тем временем, как убедить Томаса Кристи позволить мне прооперировать его руку.
Это довольно быстрая и простая процедура, однако имея в виду, что Кристи был истовым пресвитерианцем и трезвенником ... Может быть, Джейми усядется ему на грудь, Роджер - на ноги, а Брианна будет держать его запястье ...
Я вяло зевнула и пока оставила эту проблему. Сонливость резко исчезла, когда в окно влетела трехдюймовая желтая стрекоза, треща, как маленький вертолет. Адсо подпрыгнул, оставив мои волосы в диком беспорядке, а моя лента, которую он оказывается жевал, мокрой измятой тряпицей повисла за моим левым ухом. Я с умеренным отвращением вытащила ее и, положив на подоконник сушиться, перевернула несколько страниц, залюбовавшись аккуратным рисунком раны от укуса ядовитой змеи на ноге Джейми и чертежом устройства для подкожного впрыскивания, сделанного Брианной из зуба гремучки.
Нога Джейми, к моему изумлению, зажила хорошо и чисто, и хотя было довольно обильное отторжения некротических масс, личинки великолепно с ним справились. В результате на икре остались лишь два небольших углубления, где первоначально были следы укуса, и тонкий прямой шрам там, где я сделала разрез для санации раневой полости и помещения туда личинок. Джейми все еще немного прихрамывал, но я думаю, что со временем это пройдет само собой.
Удовлетворенно мурлыча, я пролистала журнал назад, лениво просматривая последние несколько страниц записей Дэниела Роулингса.
"Джозеф Ховард. Главная жалоба - запущенный гнойный геморрой. Лечение - отвар из собачьей мяты, смешанный с жженными квасцами и небольшим количеством меда, перекипятить с соком ноготков".
Более поздние ссылки на эту страницу месяц спустя указывали на эффективность состава с иллюстрациями состояния пациента до и после лечения. Я приподняла брови при виде изображений. Роулингс рисовал не лучше меня, но сумел отразить с замечательной точностью все подробности.
Я постучала пером по губам в размышлении, потом добавила примечание на полях о том, что дополнительно к такому лечению должна быть рекомендована богатая волокнистыми веществами диета, которая также поможет бороться с запорами и их худшими осложнениями.
Я вытерла перо и перевернула страницу. Я почти пропустила ее - запись, которая была сделана после изображения геморроя, как случайное упоминание о событиях прошедшего дня.
"Говорил с мистером Гектором Камероном из Речного потока, который попросил меня приехать к нему и посмотреть его жену, которая безвозвратно теряет зрение. Плантация его находится не близко, но он отправит за мной повозку".
Это замечание сразу же сломало сонную атмосферу дня. Я стала листать журнал, пытаясь узнать, осматривал ли доктор Джокасту. Я сама - после длительных уговоров - обследовала ее глаза, и мне было интересно узнать его заключение. Без офтальмоскопа не было никакой возможности определить причину ее слепоты, но у меня были предположения, и я с большой степенью уверенности могла исключить такие болезни, как диабет и катаракта. Мне было интересно, нашел ли Роулингс что-то, чего не заметила я, и сильно ли изменилось состояние ее зрения с тех пор.
Несмотря на свои иногда грубые методы, Дэниел Роулингс был хорошим врачом. Я еще раз задалась вопросом, что же с ним произошло, и будет ли у меня шанс встретить его когда-либо. Хотя у меня было довольно грустное предчувствие, что этого не произойдет. Я не могла поверить, что доктор не вернулся бы, чтобы забрать свои прекрасные инструменты, если бы у него была такая возможность.
Джейми, подталкиваемый моим любопытством, навел справки, но без всякого результата. Дэниел Роулингс отправился в Вирджинию, оставив свой чемодан с инструментами, и бесследно исчез.
Еще страницы. Еще пациенты, пускание крови, очистка, вскрытие фурункула, удаление загноившегося ногтя, рисунок зуба с абсцессом, прижигание раны на ноге женщины ... У Роулингса было много дел в Кросс-Крике. Добрался ли он до Речного потока?
Да. Это произошло неделю спустя и через несколько страниц.
"Достиг Речного потока после ужасного путешествия под ветром и дождем, который мог утопить корабль. Дорогу совершенно размыло, так что пришлось ехать под градом через поля, в грязи по самые брови. Выехал на рассвете с черным рабом мистера Камерона, который пригнал повозку, и прибыл в усадьбу поздней ночью, усталый и голодный. Был встречен мистером Камероном, который предложил мне бренди".
Войдя в расходы по приглашению врача, Гектор Камерон, очевидно, решил максимально использовать шанс и заставил Роулингса осмотреть всех его рабов и слуг, как и самого хозяина.
Роулингс описал Камерона, как мужчину семидесяти трех лет, среднего роста, широкоплечего, но несколько согбенного, с руками, так изуродованными ревматизмом, что он не мог пользоваться орудием более тонким, чем ложка. В остальном вполне хорошо сохранившийся и очень энергичный для его возраста человек. Жалуется на то, что часто приходиться вставать по ночам, и на болезненное мочеиспускание.
"Я склонен предполагать расстройство мочевого пузыря, а не камни или хроническое заболевание мужских органов, поскольку боли имеют периодический характер примерно с двухнедельной продолжительностью каждого приступа, сопровождаемого жжением в мужском органе. Небольшой жар, мягкость при пальпации низа живота и черная моча, имеющая сильный запах, утверждают меня в моем предположении.
Поскольку в доме, имеется большое количество сушеной клюквы, предписал пить ее отвар три раза день по одной чашке. Рекомендовал также пить настой подмаренника утром и вечером из-за его охлаждающего эффекта и в случае присутствия камней в мочевом пузыре, которые могут ухудшить положение".
Я одобрительно кивнула. Я не всегда соглашалась с Роулингсом по вопросам диагноза или по методам лечения, но думаю, в данном случае он был прав. А что же Джокаста?
Вот про нее, на последней странице.
"Джокаста Камерон. Шестьдесят четыре года, tri-gravida(2), упитанная и в общем здоровая женщина, очень молода для своих лет".
Tri-gravida? Я на мгновение остановилась, прочтя это сухое замечание. Такой простой, такой бесстрастный термин для обозначения вынашивания, не говоря уже о потере, трех детей. Выносить, родить, вырастить детей, минуя опасности младенчества, для того, чтобы потерять их таким жестоким образом. Солнце все еще грело, но я почувствовала холод в сердце, думая об этом.
Если бы это была Брианна? Или Джемми? Как женщина могла перенести такую потерю? Я сама потеряла ребенка и все еще не знала, как это пережить. Это случилось давно, и все же я время от времени просыпаюсь, ощущая теплый вес ребенка, спящего на моей груди, чувствуя его теплое дыхание на моей шее. Я подняла рука и погладила свое плечо, как если бы на нем лежала голова ребенка.
Я думала, что легче потерять дочь при родах, не зная ее многие годы. Однако я знала Фейт до последнего атома ее существа, и в моем сердце всегда оставалась пустота, которая точно соответствовала ей. Вероятно, от того, что это была естественная смерть, во мне оставалось чувство, что она все еще со мной, что она не одна. Но потерять детей, убитых, погибших на войне?
Очень многое могло случиться с детьми в то время. Я с обеспокоенным умом вернулась к чтению записей о ее болезни.
"Никаких признаков органических заболеваний, никаких внешних повреждений глаз. Белок глаз чистый, гноя нет, опухолей не наблюдается. Зрачки реагируют на свет нормально. Свеча, поднесенная сбоку и освещающая стекловидную жидкость, не показала там заметных дефектов. Я отметил небольшое затемнение, указывающее на развивающуюся катаракту в хрусталике правого глаза, но этого не достаточно, чтобы объяснить потерю зрения".
- Хм, - громко хмыкнула я. И наблюдения Роулингса, и его заключения совпадали с моими. Он отметил так же, что потеря зрения продолжалось около двух лет, ничего внезапного, лишь постепенное сужение поля зрения.
Я подумала, что на самом деле процесс длился дольше; иногда потеря зрения происходит столь незаметно, что люди не замечают его, пока оно значительно не ухудшится.
" ... остатки зрения проявляются только в сумеречном свете, поскольку при ярком свете пациент испытывает сильное раздражение и боль.
Я встречал такие симптомы два раза у людей пожилого возраста, хотя не так ярко выраженные. Мое мнение, что никаких шансов на его улучшение нет, и это остаточное зрение скоро исчезнет. К счастью, у мистера Камерона есть черный слуга, который умеет читать, и он приставил его к своей жене, чтобы читать ей и помогать ориентироваться в доме".
Болезнь прогрессировала, и Джокаста теперь была полностью слепа. Однако это ни о чем не говорит; большинство глазных болезней ведут к такому результату. Когда Роулингс осматривал ее?
Это могло быть любое заболевание: дегенерация макулы, опухоль оптического нерва, поражение паразитами, пигментный ретинит, темпоральный артериит - за возможным исключением отслоения сетчатки, так как оно происходит довольно резко. Но я все-таки склонялась к глаукоме. Я вспомнила Федру, горничную Джокасты, которая смачивала тряпку холодным чаем, жалуясь, что у ее хозяйки снова головные боли, и Дункана, который попросил, чтобы я сделала подушку, набитую лавандой, для ослабления мигрени ее жены.
Хотя головные боли могли и не иметь никакого отношения к зрению Джокасты и, в частности, к глаукоме. Артериит, например, также мог вызывать головную боль. Самое плохое заключалось в том, что у глаукомы не было ярко выраженных характерных признаков, кроме возможной слепоты. Эта болезнь вызывалась нарушением оттока внутриглазной жидкости, что приводило к повышению давления внутри глазного яблока и его повреждению. Но и другие виды заболеваний, приводящих к слепоте, были также бессимптомны ...
Я все еще размышляла об этом, когда заметила, что Роулингс продолжил свои записи на обороте листа на латыни. Я удивленно моргнула. Они были сделаны в то же время, что и предыдущие записи, а не добавлены позднее. Но почему внезапный переход на латынь? Роулингс явно ее знал, что говорило о его систематическом, если не медицинском, образовании, но использовал из нее лишь отдельные термины или фразы для описания клинических случаев. Здесь же было полторы страницы латыни старательным убористым почерком, как если бы он тщательно продумывал то, что писал.
Я перелистала журнал назад, чтобы проверить свое впечатление. Да, он писал по-латыни тут и там, но не часто, и всегда, как продолжение фразы, написанной на английском. Как странно. Я вернулась к записям на латыни, сделанным в Речном потоке, и стала их переводить.
После двух предложений я оставила попытки и пошла искать Джейми. Он был в своем кабинете, писал письмо. Или просто сидел.
На столе стояла чернильница, сделанная из маленькой тыквы и заткнутая пробкой для предотвращения высыхания чернил; я могла ощущать деревянный запах чернильных орешков, смешанный с запахом железных опилок. Новое перо индейки лежало рядом, заточенное до такой остроты, что подходило скорее для укалывания, чем для письма. На чистом листе бумаги одиноко чернели три слова. Мне было достаточно взглянуть ему в лицо, чтобы понять, что было написано там.
"Моя дорогая сестра".
Он взглянул на меня и, криво улыбнувшись, пожал плечами.
- Что я могу написать?
- Не знаю.
Увидев его, я закрыла журнал, зажав его подмышкой, подошла к нему и положила руку ему на плечо. Он накрыл ее своей ладонью и на мгновение мягко сжал, потом потянулся за пером.
- Я не могу бесконечно писать, что сожалею, - он медленно катал перо между большим и средним пальцами. - Я пишу об этом в каждом письме. Если она простила меня ...
Если бы она собиралась сделать это, Дженни ответила хотя бы на одно письмо, которое он отправлял в Лаллиброх каждый месяц.
- Иэн простил тебя. И дети.
Послания от шурина приходили спорадически, иногда с примечаниями от молодого Джейми и строчками от Мэгги, Китти, Майкла или Джанет. Но молчание Дженни было столь оглушительно, что сводило на нет эффект от всех других писем.
- Да, было бы хуже, если ... - он замолчал, уставившись на чистый лист бумаги. В действительности ничего не могло быть хуже этого отчуждения. Дженни была ближе, важней для него, чем любой человек в мире, за возможным исключением меня самой.
Я делила с ним постель, его жизнь, его любовь, его мысли. Она делила с ним свое сердце и душу с самого его рождения до дня, когда он потерял ее младшего сына. Или так она считала.
Мне было больно видеть, как он продолжает нести вину за исчезновение Иэна, и я чувствовала невольное негодование по отношению к Дженни. Я понимала глубину ее потери и сочувствовала ее горю, но Иэн не был мертв, по крайней мере, насколько мы знали. Она одна могла освободить Джейми от чувства вины, и она, несомненно, знала об этом.
Я подтащила табурет и села рядом с ним, отложив журнал в сторону. Маленькая стопка бумаг, покрытых его корявым почерком, лежала сбоку. Ему стоило большого труда писать изуродованными пальцами, но он упорно скарябал каждый вечер, описывая события дня. О посетителях Риджа, здоровье животных, продвижении строительства, новых поселенцах, о новостях из восточных округов ... Он записывал все, чтобы в один день отправить с оказией исписанные листы в долгое путешествие к берегам Шотландии. Не все письма прибудут в место назначения, но некоторые дойдут. Также большинство писем, если они были посланы, могли достигнуть нас.
Какое-то время я надеялась, что письмо Джении затерялось где-то в пути. Но прошло слишком много времени, и я прекратила надеяться. Джейми нет.
- Я думаю, может быть, мне послать ей это, - он перебрал листы в стопке и вытащил маленький грязный и помятый листочек, неровный с одного края, где он был вырван из книги.
Это было сообщение от Иэна, единственное доказательство, которое мы имели, что мальчик все еще жив и с ним все в порядке. Его принес нам в ноябре на Сбор Джон Квинси Майерс, охотник, который бродил по горам, был своим человеком, как в хижинах индейцев, так и поселенцев, но больше времени проводил с оленями и опоссумами, чем с теми, кто жил в домах.
Написанная на плохой латыни, записка уверила нас, что Иэн жив и счастлив. Женат на девушке по обычаю могавков (думаю, он решил разделить ее дом, постель и очаг, и она позволила ему), ждет, что весной станет отцом. Это было все. Весна наступила и прошла без каких-либо вестей от него. Иэн не был мертв, но для нас перспектива встретиться с ним была очень туманной, и Джейми знал это. Дикая местность поглотила юношу.
Джейми мягко коснулся бумажки, обводя по-детски округлые буквы. Он написал Дженни про записку, я знала об этом, но в то же время я понимала, почему он не отправил ее сестре. Она была его последней физической связью с Иэном, и отказаться от нее значило в некоторой степени уступить его могавкам.
"Ave! - было написано еще несформировавшимся почерком Иэна. - Ian salutat avunculus Jacobus". Иэн приветствует своего дядю Джеймса.
Для Джейми Иэн был больше, чем один из его племянников. Как бы он не любил детей Дженни, Иэн для него был почти сыном, как Фергюс, но только родной крови, заменой сына, которого он потерял. Тот сын не был мертв, но он никогда не сможет заявить на него отцовские права. Мир внезапно показался мне полным потерянных детей.
- Да, - произнесла я, чувствуя напряжение в горле. - Я думаю, что ты должен послать ее. У Дженни она должна быть, даже если ... - я кашлянула, внезапно вспомнив о записи в журнале. Я взяла журнал и открыла его, надеясь, отвлечь Джейми.
- Гм. Если разговор зашел о латыни ... здесь есть кое-что. Ты мог бы взглянуть сюда?
- Да, конечно, - он отложил записку Иэна и взял у меня журнал, поднося его ближе к свету. Немного хмурясь, он водил пальцем по строчкам.
- Христос, человек так же мало знает о латинской грамматике, как и ты, сасссенах.
- О, спасибо. Мы не можем все быть учеными, не так ли? - я придвинулась ближе, заглядывая через его плечо, пока он читал. Значит, я была права, Роулингс прибег к латыни не удовольствия ради и не для того, чтобы похвастаться своей эрудицией.
- Странно ... - медленно переводил Джейми, - я проснулся, нет - он имел в виду - был разбужен звуками в комнате, примыкающей к моей. Я думал, нет, подумал, что мой пациент вышел до ветра и встал, чтобы последовать за ним. Интересно, зачем он это сделал?
- Пациент - это Гектор Камерон, и у него, кстати, были проблемы с мочевым пузырем. Роулингс хотел понаблюдать, как он мочится, испытывает ли он при этом боли, и есть ли кровь в моче.
Джейми искоса взглянул на меня, приподняв бровь, потом вернулся к журналу, пробормотав про специфические вкусы врачей.
- Homo procediente ... мужчина проследовал ... Почему он называет его мужчиной, а не по имени?
- Он писал по латыни, чтобы сохранить секрет, - сказала я, нетерпеливо ожидая продолжения. - Если бы Камерон увидел свое имя в журнале, я думаю, его бы это заинтересовало. Что дальше?
- Человек вышел на улицу, или он имел в виду, только из комнаты? Все-таки на улицу, я думаю. Удивительно, но он шел решительно и быстро ... Почему он не должен? О, вот. Я дал ему двенадцать гран лауданума ...
- Двенадцать гран? Ты уверен, что здесь так написано? - я наклонилась через плечо Джейми, вглядываясь в черные слова, на которые он указывал. - Но этой дозы достаточно, чтобы свалить лошадь!
- Да, двенадцать гран лауданума, чтобы помочь ем уснуть, так он написал. Неудивительно, что доктор был изумлен, увидев, как Камерон бегает по поляне среди ночи.
Я подтолкнула его локтем.
- Продолжай!
- Ммфм. Ладно. Он пишет, что отправился в нужник, думая найти там Камерона, но никого там не обнаружил, и даже не было запаха, что кто-то ... э ... здесь недавно побывал.
- Ты не должен деликатничать со мной, - сказала я.
- Я знаю, - ответил он, усмехаясь, - но моя чувствительность не совсем загрубела, несмотря на длительную связь с тобой, сассенах. Ой! - он резко дернулся, потирая руку в месте, где я ущипнула ее. Я нахмурила брови и кинула на него нарочито сердитый взгляд, хотя внутренне была рада, что подняла настроение нам обоим.
- Поменьше о твоей чувствительности, пожалуйста, - сказала я, топая ногой. - Кроме того, у тебя ее нет, иначе ты не женился бы на мне. Так, где же был Камерон?
Он просмотрел страницу, шевеля губами.
- Он не знал. Он бродил по усадьбе, пока не появился дворецкий, решивший, что к ним забрался вор, и не стал угрожать ему бутылкой с виски.
- Страшное оружие, - заметила я с улыбкой при мысли о размахивающим бутылкой Улиссе в ночном колпаке. - Как по-латыни "бутылка с виски"?
Джейми взглянул на страницу.
- Он пишет "aqua vitae"(3), и это самое близкое, что он мог подобрать. Это должен быть виски, поскольку он пишет, что дворецкий дал ему глотнуть из бутылки, чтобы избавиться от шока.
- Значит, он так и не нашел Камерона?
- Нашел после того, как оставил Улисса. Громко храпящего в своей кровати. На следующее утро он спросил Камерона, но тот не помнил, что вставал ночью, - он перевернул страницу одним пальцем и посмотрел на меня. - Лауданум затемняет память?
- Может, - ответила я, нахмурившись. - Но просто невероятно, что кто-то, приняв такую большую дозу, может расхаживать вокруг ... если только ... - я подняла бровь, вспомнив одно замечание Джокасты. - Существует ли возможность, что твой дядя употреблял опиум или что-нибудь подобное? Достаточно много и регулярно, чтобы выработать привычку, так что доза Роулингса не могла оказать на него действие?
Никогда не удивляющийся порокам своих родственников, Джейми серьезно рассмотрел мое предположение и, наконец, покачал головой.
- Если он и пристрастился к опиуму, то я никогда не слышал об этом. Хотя, - добавил он логически, - кто бы мог мне рассказать.
Действительно. Если Гектор Камерон и имел возможность баловаться наркотиками - а так оно, скорее всего, и было - Речной поток был богатым процветающим поместьем, так что это никого не касалось, кроме него самого. Однако я полагала, что кто-то должен был упомянуть об этом.
Размышления Джейми были направлены в другую сторону.
- Зачем человеку выходить из дома среди ночи, чтобы помочиться, сассенах? - спросил он. - Я знаю, что у Гектора Камерона был ночной горшок; я сам им пользовался. На нем были его имя и его знак.
- Хороший вопрос, - я уставилась на запись в журнале. - Если у Гектора Камерона были проблемы с мочеиспусканием, например, из-за камней, он мог выйти, чтобы не будить домашних.
- Я не слышал, чтобы мой дядя злоупотреблял опиумом, но я также не слышал, чтобы его волновал покой его жены или его слуг, - скептически заметил Джейми. - Исходя из всех сведений, Гектор Камерон был порядочным ублюдком.
Я рассмеялась.
- Без сомнения, именно поэтому твоя тетя посчитала Дункана таким приятным человеком.
Пришел Адсо с остатками стрекозы, торчащими из пасти, и сел у моих ног, чтобы я могла восхититься его удачной охотой.
- Прекрасно, - сказала я ему, небрежно погладив его по голове. - Однако не порти себе аппетит, в кладовой много тараканов, и я хочу, чтобы ты с ними разобрался.
- Ecce homo(4), - задумчиво пробормотал Джейми, постукивая пальцем по журналу. - Француз, как ты думаешь?
- Что? - я непонимающе уставилась на него.
- Тебе не приходило в голову, что человек, которого доктор преследовал, не был Камероном?
- Нет, - я наклонилась и всмотрелась в страницу. - Почему это должен быть кто-то другой, да еще и француз?
Джейми указал на край страницы, где располагались несколько рисунков, которые, как я подумала, были начерчены машинально. Рисунок под пальцем Джейми был французской геральдической лилией.
- Ecce homo, - повторил он, постукивая пальцем. - Доктор не был уверен, кого он преследовал, поэтому не называл его имени. Если Камерон принял лауданум, то это должен быть другой человек, хотя Роулингс не упоминал, что в доме присутствовал кто-то еще.
- Но он мог и не упоминать, если он не осматривал этого человека, - сказала я. - Он иногда делает личные заметки, но большей частью пишет об истории болезни, своих медицинских наблюдениях и методах лечения. И лилия, начерченная на краях, не обязательно должна что-то означать, тем более о присутствии там француза.
Исключая Фергюса, французов в Северной Каролине не было. Существовали французские поселения к югу от Саванны, но это было в сотнях миль от нас.
Геральдическая лилия могла быть машинальным наброском, и все же, насколько я помнила, Роулингс никогда не делал случайных рисунков. Когда он рисовал, он делал это тщательно и с определенной целью, как напоминание себе или справочник для любого врача, который будет пользоваться его журналом.
Над лилией была нарисована фигура, напоминающая треугольник с маленьким кругом в вершине и изогнутым основанием, под ним были буквы. Au et Aq.
- А ... у, - медленно произнесла я, глядя на них. - Аурум.
- Золото? - Джейми удивленно взглянул на меня. Я кивнула.
- Это сокращение для золота. Aurum et aqua. Золото и вода. Полагаю, он имел в виду гольдвассер - взвесь песчинок золота в водном растворе. Лекарство от артрита. Странно, но оно работает; никто не знает почему.
- Дорогое, - заметил Джейми. - Хотя Камерон мог себе это позволить, он ведь сохранил унцию или две золотых слитков, да?
- Он действительно писал, что Камерон страдал от артрита, - я, нахмурившись, смотрела на страницу с загадочными маргиналиями(5). - Возможно, он хотел посоветовать гольдвассер для его лечения. Но при чем тут геральдическая лилия или этот другой знак? - я указала на него. - Насколько я знаю, она никогда не использовалась, как символ врачевания.
К моему удивлению, Джейми рассмеялся.
- Я так не думаю, сассенах. Это масонский циркуль.
- Что? - я моргнула и посмотрела на Джейми. - Камерон был масоном?
Он пожал плечами и провел рукой по своим волосам. Джейми никогда не говорил о своем масонстве. Он был посвящен в Ардсмуире, и помимо того, что членство в масонской ложе предполагало тайну, он редко говорил о том, что происходило в этих сырых каменных стенах.
- Роулингс тоже мог быть им, - сказал он, нежелающий говорить о масонстве, но неспособный удержаться от логических заключений. - Иначе он не стал бы рисовать его.
Длинный палец указала на рисунок циркуля.
Я не знала, что сказать, но была отвлечена от колебаний Адсо, который, выплюнув пару янтарных крыльев, вскочил на стол в поисках следующей поживы. Джейми одной рукой схватил чернильницу, другой перо. Лишенный добычи, Адсо прошелся по краю стола и уселся на исписанные листы, слегка помахивая хвостом.
Глаза Джейми сузились от такой дерзости.
- Убери свою пушистую задницу с моего письма, животное, - сказал он, тыча в кота острым концом пера. Адсо расширенными зелеными глазами следил за кончиком движущегося пера, и его лопатки напряглись. Джейми повертел пером, дразня его, и Адсо сделал неудачную попытку ударить по нему лапой.
Я торопливо подхватила кота, издающего протестующее мяуканье, и сняла его с бумаг, пока он не натворил беспорядка.
- Нет, это его игрушка, - сказала я коту и с упреком взглянула на Джейми. - Идем, тебя ждут тараканы.
Свободной рукой я потянулась за журналом, но моему удивлению, Джейми остановил меня.
- Пусть журнал побудет у меня, сассенах, - сказал он. - Есть нечто странное в том, что по Речному потоку по ночам бродит французский масон. Я хотел бы посмотреть, что еще Роулингс может написать на латыни.
- Хорошо, - я прижала громко мурлыкающего Адсо к своему плечу и выглянула в окно. Солнце превратилось в золотистое сияние за каштанами, а из кухни доносились голоса женщин и детей; миссис Баг наставляла на стол, и ей помогали Брианна и Марсали.
- Скоро обед, - сказала я и, наклонившись, поцеловала Джейми в макушку, сияющую в последнем солнечном луче. Он улыбнулся и, коснувшись пальцами своих губ, дотронулся до моей руки, но когда я подходила к двери, он уже полностью погрузился в чтение. Листок с тремя черными словами, забытый, лежал на краю стола.
(1)Контрактура Дюпюитрена (Dupuytren 'S Contracture) - сгибательная контрактура одного или нескольких пальцев (обычно третьего и/или четвертого) кисти в результате сжатия поверхностного ладонного апоневроза (ред.) и сращения сухожилия сгибателя пораженного пальца с кожей ладони. Данная контрактура устраняется путем хирургического разделения фиброзных волокон, с помощью которых сухожилие прикрепляется к коже.