64 Я ЕСТЬ ВОЗРОЖДЕНИЕ, ЧАСТЬ 2

     Я все еще спала большую часть времени, просыпаясь только для еды. Видения, вызванные лихорадкой, ушли, и сон был как глубокое черное озеро, где я вдыхала забвение и медленно перемещалась между колышущимися водорослями, бездумная, словно рыба.

     Иногда я поднималась близко к поверхности и осознавала присутствие людей и вещей в дышащем воздухом мире, но не могла присоединиться к ним. Голоса звучали рядом приглушенные и бессмысленные. Временами некоторые фразы проникали внутрь озера и подплывали ко мне, где висели, словно круглые прозрачные медузы. Значения фраз пульсировали внутри их тел, опутанных сетью слов.

     Каждая фраза висела некоторое время в поле моего зрения, сжимаясь и разжимаясь в странном ритме, а потом медленно уплывала вверх и прочь, оставляя за собой молчание.

     А между этими медузами были открытые пространства чистой воды, иногда наполненные сияющим светом, иногда - тьмой полного покоя. Я дрейфовала вверх и вниз между поверхностью и дном по прихоти неизвестных течений.

     «Доктор, посмотрите». Шипение, Движение и какая-то спящая спора сознания трескается и расцветает. Затем толчок резкий, как металл. Кто зовет меня? «Доктор, посмотрите.»

     Я открыла глаза.

     Шока не было, так как комната была наполнена сумрачным светом, словно я все еще находилась под водой и от того не почувствовала резких изменений.

     «Господь наш Иисус, Ты великий целитель. Взгляни на слугу свою с милосердием, дай мудрость и благоразумие тем, кто лечит ее в ее болезни; благослови все средства, употребленные для ее выздоровления …»

     Слова текли мимо меня шепчущим потоком, холодя кожу. Передо мной находился мужчина, его черноволосая голова склонилась над книгой. Свет в комнате обтекал его фигуру, и сам он казался его частью.

     - Протяни длань свою, - шептал он над страницами надтреснутым голосом, - и волею своей верни ей здоровье и силу, чтобы жила она, прославляя Твою доброту и милость Твою во имя славы Твоей. Аминь.

     - Роджер? – произнесла я, вспоминая имя. Мой голос хрипел от долгого молчания, и говорить было невыносимо трудно.

     Его закрытые в молитве глаза резко открылись, и я подумала, какие же они яркие и сияющие, зеленый серпентин и летняя листва.

     - Клэр? – его голос сорвался, как у подростка, и он уронил книгу.

     - Не знаю, - сказала я, чувствуя, что погружение готово снова поглотить меня. – Это я?

     Я могла поднять руку на секунду или две, но была слишком слаба, чтобы приподнять голову, не говоря уже о том, чтобы сесть. Роджер приподнял меня, прислонив к подушкам, и придерживая сзади болтающуюся голову, поднес чашку к моим пересохшим губам. Странное ощущение его руки на моем затылке запустило процесс осознания. Я почувствовала теплоту его руки прямо на коже моей головы и дернулась, как пойманный лосось, выбив чашку из его рук.

     - Что? Что? – выплюнула я воду и схватилась за голову, слишком потрясенная, чтобы сформулировать полный вопрос, и не обращая внимания на холодную воду, намочившую простыни. – Почему?

     Роджер выглядел почти таким же потрясенным, как я. Он сглотнул, подыскивая слова.

     - Я … я думал, вы знаете, - произнес он, заикаясь, ломаным голосом. – Вы не …? Я имею в виду … я думаю … Но они же вырастут!

     Я чувствовала, как мой рот открывается, безуспешно пытаясь сформировать слова, но связи между мозгом и языком не было, было только понимание, что привычная тяжелая масса моих мягких густых волос исчезла, замененная пушком щетины.

     - Мальва и миссис Баг обрезали их позавчера, - торопливо сказал Роджер. – Они … нас не было здесь, Бри и меня. Мы бы не позволили им. Они думали, что так нужно, когда у человека сильная лихорадка. Бри была в бешенстве, но они действительно считали, что спасают вашу жизнь. О, боже, Клэр, не глядите так, пожалуйста!

     Его лицо внезапно исчезло во вспышке света, и завеса мерцающей воды, наконец, упала, защищая меня от внешнего мира.

     Я совсем не сознавала, что плачу. Горе просто вылилось из меня, как вино, брызнувшее из бурдюка, проткнутого ножом. Пурпурно-красное, как костный мозг, заливая все вокруг.

     - Я позову Джейми, - каркнул он.

     - Нет! – я схватила его за рукав с силой, которую не ожидала от себя. – Боже, нет! Я не хочу, чтобы он видел меня такой!

     Он замолчал, а я упрямо держала его за рукав, не зная, как еще предотвратить немыслимое. Я моргнула, слезы текли по моему лицу, как вода по скале, и силуэт Роджера снова стал размытым по краям.

     - Он … э-э … он видел вас, - хрипло произнес Роджер, глядя вниз, избегая моих глаз. – Уже, я имею в виду … - он неопределенно махнул рукой возле своих черных кудрей. – Он видел это.

     - Видел? – это стало таким же потрясением, как и первоначальное открытие. – Что … что он сказал?

     Он глубоко вздохнул и отвернул голову, словно боялся увидеть Горгону.

     - Он ничего не сказал, - Роджер положил ладонь на мою руку. – Он ... он просто заплакал.

     Я тоже продолжала плакать, но уже по-другому. Исчезли задыхающиеся всхлипы. Чувство промозглости до костей прошло, и члены мои согрелись, хотя я все еще ощущала леденящий ветерок на голове. Сердце замедлило свое биение, и слабое чувство, что я нахожусь вне своего тела, охватило меня.

     Шок? Подумала я с некоторым удивлением, когда слово сформировалось в моей голове. Я знала, что можно испытать физический шок в результате душевных ран … я знала, конечно …

     - Клэр! – услышала я встревоженный голос Роджера. С большим усилием я смогла сфокусировать на нем взгляд. Он выглядел действительно испуганным, и я отстраненно подумала, не собираюсь ли я умирать снова. Но нет, слишком поздно.

     - Что?

     Он выдохнул. С облегчением, подумала я.

     - Вы странно выглядели, - его голос надтреснуто хрипел, и звучал так, будто Роджеру больно говорить. – Я подумал … Может еще воды?

     Окончание фразы показалось мне таким неуместным, что я едва не рассмеялась. Но мне ужасно хотелось пить, и сейчас чашка с прохладной водой казалась самой желанной вещью в мире.

     - Да, - слезы продолжали течь, но сейчас, казалось, дарили утешение. Я не делала попыток остановить их, это вряд ли было возможно, и лишь промокнула лицо уголком простыни.

     У меня забрезжила мысль, что я сделала не самый мудрый выбор – или по крайней мере не самый легкий – когда решила не умирать. Ко мне начали возвращаться проблемы, не относящиеся к состоянию моего тела. Тревоги, трудности, опасности … печаль. Темные, устрашающие вещи, как стаи летучих мышей. Мне не хотелось смотреть на восопминания, лежащие в дальних уголках моей памяти, куда я их задвинула, чтобы не утонуть.

     Но вернуться назад, значит вернуться к тому, кем я была. А я была врачом.

     - Болезнь … - я вытерла остатки слез и позволила Роджеру приобнять меня, помогая держать новую чашку. - … Она все еще …?

     - Нет, - ответил он мягко и прижал край чашки к моим губам. Что это, подумала я. Вода, но с чем-то … мята и что-то более резкое – дягиль?

     - Она остановилась, - Роджер придерживал чашку, позволяя мне медленно глотать жидкость. – Никто не заболел за прошедшую неделю.

     - Неделю? – я дернулась, пролив жидкость на подбородок. – Как долго я …?

     - Столько же, - он прочистил горло, не сводя глаз с чашки, потом стер пальцем капли с моего подбородка. – Вы заболели одной из последних.

     Я потянула воздух и сделала еще глоток. В жидкости также ощущался сладковатый привкус … мед. Моя память нашла слово, и я почувствовала облегчение от еще одного кусочка реальности.

     Я поняла по его виду, что некоторые больные умерли, но не стала спрашивать … пока. Решение жить – это одно, а присоединиться к миру живых – это борьба, требующая сил, которых у меня не было. Я вырвала свои корни из земли и лежала, как увядшее растение, не в силах зарыть их снова в землю.

     Знание, что люди, которых я знала и, может быть, любила, умерли, казалось сродни потери моих волос – и то и другое было больше, чем я могла вынести.

     Я выпила еще две чашки подслащенной воды с горьковатым привкусом, потом со вздохом откинулась на подушку. Мой желудок ощущался, как маленький холодный шарик.

     - Вам лучше отдохнуть немного, - посоветовал Роджер, поставив чашку на стол. – Я позову Брианну, да?

     У меня не было сил кивнуть, но смогла искривить губы, что могло сойти за улыбку. Протянув трясущуюся руку, я осторожно провела по своей остриженной макушке.

     Роджер едва заметно моргнул и поднялся. Я увидела, каким исхудавшим он выглядел. Вероятно, он помогал ухаживать за больными всю эту неделю, и не только за мной, подумала я. И хоронил умерших, у него была лицензия на проведение похоронных обрядов.

     - Роджер? – говорить было очень трудно; так ужасно трудно найти слова в путанице, творящейся в моей голове. – Ты ел сегодня?

     Его лицо изменилось, среди напряжения и беспокойства на нем промелькнуло облегчение.

     - Нет, - ответил он, кашлянул и улыбнулся. – Со вчерашнего вечера.

     - О, - произнесла я и подняла руку тяжелую, как из свинца. – Поешь. Иди и найди что-нибудь.

     - Да, - согласился он, но не ушел, а некоторое время колебался, потом наклонился ко мне, взял мое лицо в руки и поцеловал в лоб.

     - Ты прекрасна! – яростно сказал он и вышел.

     - Что? – слабо пробормотала я, но в ответ только вздулась занавеска, потревоженная влетевшим ветерком, который принес запах яблок.

     На самом деле я выглядела, как скелет, особенно с этой неприглядной стрижкой, как я могла убедиться, когда нашла в себе силы попросить Джейми принести зеркало.

     - Не думаю, что ты станешь носить чепец? – спросил он, теребя муслин головного убора, который принесла Марсали. – Только пока волосы не подрастут.

     - К черту чепец.

     Я с трудом выговорила слова, слишком шокированная видом в зеркале. Фактически я испытывала сильное желание вырвать чепец из его рук, надеть его на голову и натянуть до самых плеч.

     Я отказалась ранее от чепцов, которые предлагали мне миссис Баг, которая с гордостью приписывала мое выздоровление своему кардинальному лечению, Марсали, Мальва и ряд других женщин, которые приходили навестить меня.

     Я упрямилась. Вид моих буйных кудрей годами возмущал их шотландское чувство приличия, и они пытались с различной степенью такта навязать мне этот головной убор. И будь я проклята, если поддамся и позволю обстоятельствам сыграть им на руку.

     Сейчас увидев себя в зеркале, я была не столь категорична. И моя скальпированная голова мерзла. С другой стороны, я понимала, что если я сдамся, Джейми будет сильно напуган, а я уже достаточно его напугала, судя по его осунувшемуся лицу и синякам под глазами.

     И действительно, его лицо засветилось, когда я отказалась от чепца, который он держал в руках и который поспешно отбросил после моего отказа.

     Я медленно перевернула зеркало и положила на одеяло с подавленным вздохом.

     - Наверное, стоит посмеяться, глядя на лица людей, увидевших меня.

     Джейми поглядел на меня. Уголки его губ дрогнули.

     - Ты прекрасна, сассенах, - нежно произнес он. Потом не выдержал и рассмеялся, фыркая и хрипя. Я приподняла одну бровь, глядя на него, потом взяла зеркало и погляделась в него снова, что заставило его смеяться еще сильнее.

     Я откинулась на подушки, чувствуя себя гораздо лучше. Лихорадка прошла, но я все еще ощущала себя призраком, не способная сидеть прямо без поддержки, и впадала в сон после малейшего усилия.

     Джейми, все еще пофыркивая, взял мою руку и поцеловал. Тепло его губ приподняла светлые волоски не моей руке, и пальцы непроизвольно сжались.

     - Я люблю тебя, - очень мягко сказал он.

     - О, - произнесла я, внезапно почувствовав себя гораздо лучше. – Я тоже тебя люблю. Ну, а волосы все равно вырастут.

     - Конечно, - он еще раз поцеловал мою руку и положил ее на одеяло. – Ты ела?

     - Немного, - со всем терпением, какое могла собрать, ответила я. – Я поем позже.

     Много лет назад я поняла, почему лечащихся больных называют пациентами. Это слово происходит от латинского слова «терпение», и действительно, не имеющие в большинстве случаев возможность обслуживать самих себя, пациенты вынуждены мириться с навязчивой заботой и раздражением со стороны здоровых людей.

     Лихорадка прекратилась, и я пришла в сознание два дня назад, и с тех пор каждый, кто меня видел, сначала открывал рот от моей внешности, потом пытался навязать мне чепец и затолкать в рот что-нибудь съестное. Джейми, более чувствительный к моему тону, чем миссис Баг, Мальва, Брианна или Марсали, благоразумно промолчал, кинув быстрый взгляд на поднос возле кровати и убедившись, что я действительно что-то поела.

     - Расскажи, что произошло, - попросила я, собравшись с силами. – Кто болел? Как они сейчас? И кто … - я прочистила горло. – Кто умер?

     Он, прищурившись, посмотрел на меня, словно решал – не упаду ли я в обморок, не умру ли или не выпрыгну из кровати, если он расскажет.

     - Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, сассенах? – спросил он с сомнением. – Новости могут подождать.

     - Нет, но я все равно должна знать. И знать лучше, чем волноваться о том, чего я не знаю.

     Он кивнул и вздохнул.

     - Ладно. Падрик и его дочь почти выздоровели. Эван, он потерял младшего ребенка, маленький Бобби и Грэйс все еще болеют, а Хью и Кэтлин вообще не заболели, - он сглотнул и продолжил. – Трое из рыбаков умерли, еще около дюжины больных, но большинство выздоравливают. – Он нахмурил брови, вспоминая.

     - И еще Том Кристи. Я слышал, он очень плох.

     - Да? Мальва не упоминала об этом.

     Хотя Мальва вообще ничего мне не рассказывала, заявляя, что я должна отдыхать и не волноваться.

     - Как Аллан?

     - Он в порядке.

     - Как давно Том болеет?

     - Не знаю. Спроси у девочки.

     Я кивнула. Весьма непредусмотрительный жест с моей стороны, так как головокружение все еще оставалось. Я была вынуждена прикрыть глаза и откинуться назад, светящиеся пятна замелькали под опущенными веками.

     - Очень странно, - произнесла я, немного задыхаясь, и услышала, как Джейми, испуганный моим состоянием, вскочил на ноги. – Когда я закрываю глаза, я вижу звезды, но не такие, как на небе. Они похожи на звезды на подкладке в коробке из-под куклы, которая была у меня в детстве. Как ты думаешь, почему?

     - Не имею ни малейшего понятия, - судя по шуму, он снова сел. – Ты же не бредишь все-то, да?

     - Не думаю. А я бредила? – стараясь дышать ровно, я открыла глаза и попыталась улыбнуться ему.

     - Да.

     - Мне нужно знать, что я говорила?

     Уголок его рта дернулся.

     - Вероятно, нет, но я все же расскажу тебе когда-нибудь.

     Я подумывала закрыть глаза и погрузиться в сон, а не размышлять о будущем конфузе, но передумала. Если я собираюсь жить дальше, а я собираюсь, я снова должна восстановить связи, привязывающие меня к земле.

     - Семьи Бри и Марсали … они в порядке? – я спросила ради проформы, так как и Бри, и Марсали постоянно приходили, чтобы озабоченно квохтать над моим простершимся телом, и хотя ни одна не стала бы говорить мне то, что могло меня расстроить, они не смогли бы скрыть, если бы их дети были серьезно больны.

     - Да, - ответил он медленно. – Да, у них все хорошо.

     - Что? – спросила я, уловив в его голосе неуверенность.

     - Они в порядке, - быстро повторил он. – Никто из них не заболел.

     Я кинула на него холодный взгляд, однако стараясь при этом сильно не двигаться.

     - Ты можешь сказать мне, - настаивала я. – Я ведь могу узнать у миссис Баг.

     И мои слова словно притянули ее. Я услышала стук ее деревянных башмаков на лестнице. Она двигалась медленнее, чем обычно, и осторожно, видимо, была сильно нагружена.

     И действительно, она боком протиснулась в дверь с сияющей улыбкой, с наполненным подносом в одной руке и Генри-Кристианом в другой.

     - Я принесла немножко поесть, a leannan^[1], - сказала она, сдвигая в сторону миску с едва тронутой кашей и блюдо с холодными тостами, чтобы освободить место для свежей провизии. – Вы не подержите?

     Не дожидаясь моего кивка, она наклонилась и осторожно вручила мне мальчика. Неизменно дружелюбный ко всем без исключения, он ткнулся головой мне под подбородок и принялся грызть мои пальцы, оставляя острыми зубками маленькие ямки на моей коже.

     - Привет, что с нами произошло? – я нахмурилась и убрала локоны ребенка с круглого лба. На границе волос желтело безобразное пятно подживающего синяка.

     - Дьявольские отродья едва не убили бедного ребенка, - проинформировала меня миссис Баг, поджав рот. – И убили бы, если бы не Роджер Мак, благослови его господь.

     - И чьи отродья это были? – спросила я, знакомая с ее манерой выражаться.

     - Дети рыбаков, - ответил Джейми. Он вытянул палец и коснулся носа Генри-Кристиана, быстро убрав, когда мальчик попытался схватить его, потом снова тронул нос ребенка. Генри-Кристиан, восхищенный игрой, со смехом ухватился за свой нос.

     - Злобные негодяи хотели утопить его, - уточнила миссис Баг. – Украли корзину с бедным ребенком и пустили плыть по ручью.

     - Не думаю, что они собирались его утопить, - примирительно произнес Джейми, продолжая игру. – Если бы хотели, то выбросили бы из корзины.

     - Хмф! – был ответ миссис Биг на это логическое заключение. – Они не желали ему ничего хорошего, - мрачно добавила она.

     Я быстро осмотрела Генри-Кристиана и обнаружила еще несколько подживших синяков, небольшой порез на пятке и поцарапанное колено.

     - Ну, ты немного ударился, не так ли? – спросила я его.

     - Хи-хи-хи, - ответил Генри-Кристиан, которого очень развлекли мои исследования.

     - Роджер спас его? – я кинула на Джейми вопросительный взгляд.

     Он кивнул, криво ухмыльнувшись.

     - Да. Ко мне прибежала крошка Джоани с криком, что мальчишки забрали ее брата, но я появился уже к концу.

     Мальчики пустили плавать корзину с ребенком в форелевом омуте, самом глубоком и тихом месте ручья. Добротная корзина, сплетенная из тростника, плавала достаточно долго, чтобы течение подтолкнуло ее к выходу из омута, где вода, убыстряясь среди камней, бежала к трехфутовому водопаду.

     Роджер делал изгородь недалеко от ручья и услышал крики мальчишек и пронзительный визг Фелисити. Бросив жердь, он бросился вниз с холма, решив, что ее мучают.

     Когда он выскочил из леса, то увидел Генри-Кристиана в корзине, которая перевалилась через край омута и крутилась, натыкаясь на камни и зачерпывая воду.

     Прыгнув в воду, он приземлился перед водопадом как раз вовремя, чтобы подхватить рыдающего Генри-Кристиана, который выпал из промокшей корзины и свалился вниз прямо в руки Роджера.

     - Я как раз прибежал к этому времени, - рассказывал Джейми, ухмыляясь, - и увидел, как Роджер Мак поднялся из воды, словно тритон, с водорослями в волосах, кровью из носа, и ребенком на руках. Это было устрашающее зрелище.

     Негодные мальчишки, которые с криками бежали за корзиной по берегу, застыли, потом бросились удирать, но Роджер наставил на них грозящий палец и взревел: «Sheas!»^[2] таким голосом, что они замерли от страха.

     Удерживая их разъяренным взглядом, Роджер побрел к берегу. На мелководье он присел на карточки, зачерпнул горсть воды, которую вылил на голову вопящего младенца.

     - Я крещу тебя, Генри-Кристиан, - проревел он своим хриплым надтреснутым голосом. – Во имя Отца, Сына и Святого духа! Слышите меня, маленькие ублюдки? Его имя Кристиан! Он принадлежит богу! Тронете его еще раз, паршивцы, и выскочит сатана, чтобы утащить вас в ад!

     Он еще раз ткнул обвиняющем жестом в мальчишек, которые отмерли и бросились прочь в кусты, спотыкаясь и падая в стремлении убежать.

     - О, боже, - произнесла я, разрываясь между испугом и смехом. Генри-Кристиан с удовольствием сосал большой палец, чему научился совсем недавно. – Это, должно быть, выглядело впечатляюще.

     - Меня это точно впечатлило, - заявил Джейми, все еще ухмыляясь. – Понятия не имел, что Роджер Мак может так призывать проклятия. Такой рык, да еще голос хрипит. Он собрал бы большую аудиторию, если бы выступил на сборе.

     - Это объясняет, что случилось с его голосом. Все-таки, как ты думаешь, это было просто проказа? Когда они спустили корзину в ручей.

     - Конечно, просто проказа, - сказал он и положил руку на круглую голову ребенка. – Хотя не только мальчишеская.

     Джейми схватил одного из пробегающих мимо мальчишек, взял его за шею и напугал до заикания. Уведя парнишку в лес, прижал его к дереву и потребовал ответа: зачем они пытались убить Генри-Кристиана.

     Дрожа и всхлипывая, тот просил прощения, говоря, что не хотели причинить вреда ребенку. Они только хотели посмотреть, как он плавает. Ведь их родители говорят, что он дьявольское отродье, а все знают, что рожденные от сатаны не тонут, так как вода их отвергает. Они пустили ребенка плавать в корзине, а не вытащили, потому что боялись обжечься.

     - Я сказал, что сам сожгу их, - произнес Джейми мрачно. Он отпустил обмочившегося мальчишку домой с наказом поменять штаны и сообщить своим сообщникам, что их ожидают в кабинете Джейми перед ужином, чтобы получить свою долю наказания. Иначе после ужина Сам придет к ним домой и побьет их перед родителями.

     - Они пришли? – спросила я с восхищением.

     Он удивленно поглядел на меня.

     - Конечно. Они получили свое лекарство, а потом все пошли на кухню и ели хлеб с медом. По моей просьбе Марсали принесла Генри-Кристиана. Я усадил его на колени и позволил мальчишкам подойти и потрогать его.

     Он криво улыбнулся.

     - Один из мальчиков спросил, правда ли, что ребенок принадлежит богу, как сказал Роджер Мак? Я ответил, что ни в коем случае не хочу спорить с мистером Роджером, но кому бы он не принадлежал, он принадлежит также и мне. И им лучше это запомнить.

     Он ласково провел пальцем по круглой гладкой щечке Генри-Кристиана. Ребенок засыпал, прикрыв тяжелые веки; обслюнявленный большой палец был наполовину вытащен изо рта.

     - Жаль, что я пропустила это, - сказала я тихо, чтобы не разбудить его. Он стал значительно более горячим, как бывает у спящих младенцев, и ощущался тяжелым слитком в моих руках. Джейми увидел, что мне стало трудно держать его, взял ребенка и передал миссис Баг, которая крутилась по комнате, прибираясь и с удовольствием слушая рассказ Джейми.

     - О, это надо было видеть, - шепотом сказала она мне, беря Генри-Кристиана. – Мальчишки с опаской тыкали его в животик, словно он был горячей картошкой, а он извивался и хихикал. У этих идиотов глаза были с шестипенсовик!

     - Воображаю, как это было, - сказала я с улыбкой.

     - С другой стороны, - заметила я sotto voce^[3] Джейми, когда она с ребенком ушла, - если их родители думают, что он отродье сатаны, а ты его дедушка …

     - А ты его бабушка, сассенах, - парировал он. – Это можешь быть ты. Но да, мне бы не хотелось, чтобы они останавливались на этом аспекте.

     - Да, - согласилась я. – Кто-нибудь из них знает, что Марсали не твоя дочь по крови? Они, должно быть, знают про Фергюса.

     - Не имеет значения, - сказал он. – Они считают Генри подменышем.

     - Откуда ты знаешь?

     - Люди говорят, - ответил он коротко. – Ты хорошо себя чувствуешь, сассенах?

     Освобожденная от тяжести ребенка, я откинула одеяло, чтобы проветриться. Джейми с неудовольствием уставился на меня.

     - Христос, я могу сосчитать все твои ребра даже сквозь рубашку?

     - Пользуйся, пока есть возможность, - едко посоветовала я ему, хотя ощутила острый укол боли. Он почувствовал это, взял мою руку и стал поглаживать ее вдоль голубых вен.

     - Не сердись, сассенах, - сказал он ласково. – Я не хотел обидеть тебя. Мне кажется, миссис Баг принесла тебе что-то вкусненькое.

     Он поднял крышку с маленькой мисочки и уставился в нее, потом сунул в нее палец, втащил и облизал.

     - Кленовый пудинг, - объявил он со счастливым видом.

     - Да? – произнесла я с сомнением. Есть мне не хотелось, но, по крайней мере, кленовый пудинг показался мне безопасным, и я на возражала, когда он зачерпнул полную ложку и поднес к моему рту с сосредоточенностью пилота, управляющего самолетом.

     - Я могу есть сама, - запротестовала я, но он засунул ложку в мой рот, и мне пришлось снять с нее пудинг. Восхитительные ощущения кремовой сладости взорвались во рту, и я в маленьком экстазе прикрыла глаза.

     - О, боже. Я забыла, какой вкусной бывает еда.

     - Я знаю, что это вкусно, - сказал он с удовлетворением. – Вот, еще немного.

     Я настояла на самостоятельном кормлении и съела почти половину пудинга, вторую половину после моих убеждений съел Джейми.

     - Ты не должен выглядеть таким худым, как я, - сказала я, переворачивая руку и с гримасой рассматривая выступающие кости запястья, - но ты тоже почти не ел.

     - Да, - он выскреб остатки пудинга и облизал до блеска ложку. – Некогда было.

     Я с подозрением посмотрела на него. Он выглядел спокойным и веселым, но утраченная чувствительность стала возвращаться ко мне. На протяжении какого-то промежутка времени я не имела сил на внимание ни к чему, что находилось вне сотрясаемого лихорадкой тела. Теперь я видела и узнавала черты мужа, его голос и манеру поведения, и снова настраивалась на него, как скрипичная струна по камертону.

     Я могла ощущать, как в нем вибрировала какая-то напряженность, и начинала думать, что она не вся связана с моей почти-смертью.

     - Что? – спросила я.

     - Что? – он вопросительно приподнял брови, но я слишком хорошо его знала. Этот вопрос подтвердил, что я была права.

     - Что ты не говоришь мне? – спросила я, набираясь терпения. – Снова Браун? У тебя новости о Стивене Боннете, или Доннере? Или белая свинья съела ребенка и подавилась?

     При последнем предположении он на мгновение улыбнулся.

     - Нет. Она погналась за МакДональдом, когда он был несколько дней назад, но он спасся на крыльце. Очень проворный для человека его возраста.

     - Он моложе тебя, - указала я.

     - Ну, я тоже проворный, - логично заметил он. – Свинья меня не еще ни разу не догнала.

     Я почувствовала прилив тревоги при упоминании майора, но не политические волнения и не военные брожения беспокоили Джейми. Я снова посмотрела на него, сузив глаза.

     Он глубоко вздохнул.

     - Я думаю, я должен отослать их, - сказал он тихо и взял мою руку.

     - Кого отослать?

     - Фергюса и Марсали с детьми.

     Я задохнулась, будто кто-то ударил меня под дых.

     - Что? Почему? И … куда? – с трудом выговорила я.

     Он потер большим пальцем косточки моих пальцев взад вперед, не сводя глаз с этого движения.

     - Три дня назад Фергюс хотел покончить с собой, - сказал он тихо.

     Я конвульсивно ухватилась за его руку.

     - Святый боже, - прошептала я. Он кивнул головой, закусив нижнюю губу, и я увидела, что он не мог говорить.

     Теперь уже я взяла его ладонь обеими руками, чувствуя холод, проникающий в мою плоть. Мне хотелось все отрицать, полностью отвергнуть это сообщение, но не могла. Оно сидело между нами, как безобразная ядовитая жаба, и мы оба не желали прикасаться к ней.

     - Как? - наконец, спросила я. Казалось, мой голос эхом отозвался в комнате. Я хотела спросить: «Ты уверен?», но знала, что это так.

     - Ножом, - ответил он буквально на вопрос. Уголок его рта дернулся, но не от улыбки. – Он сказал, что хотел повеситься, но не мог завязать веревку одной рукой. К счастью.

     Пудинг, как холодный кусок резины, лежал на дне моего желудка.

     - Ты нашел его … или Марсали?

     Он покачал головой.

     - Она не знает. Или, думаю, догадывается, но не признается.

     - Он, должно быть, не сильно поранился, иначе она знала бы наверняка.

     - Не сильно. Я выделывал оленью шкуру, когда он прошел мимо и стал подниматься к холмам. Он меня не заметил, а я не стал его окликать. Не знаю, что мне показалось в нем странным, но я еще немного поработал, я не хотел уходить от дома далеко, если …

     Он опустил мою руку и потер пальцем под носом.

     - Но мысль, что что-то не так, не выходила из головы, и я пошел за ним следом, ругая себя полным дураком.

     Фергюс прошел поселок и стал спускаться к Белому ручью. Это был самый удаленный и уединенный из трех ключей Риджа, называемый белым из-за большого бледного валуна, который стоял возле истока.

     Джейми вышел из-за деревьев и увидел, что Фергюс лежит на берегу, рукава засучены, куртка под головой, а левая культя лежала в воде.

     - Мне следовало окликнуть его, - сказал он, ероша свои волосы, - но я не мог поверить, просто не мог.

     Потом Фергюс взял маленький разделочный нож в правую руку, повернулся и разрезал вену на локте левой руки. Кровь небольшим клубящимся облаком растеклась вокруг белой руки.

     - Тогда я закричал, - Джейми закрыл глаза и сильно протер лицо, словно пытаясь стереть память об этом.

     Он сбежал вниз с холма, вздернул Фергюса за руки и ударил.

     - Ты ударил его?

     - Да, - коротко ответил он. – Ему повезло, что я не сломал ему шею, маленький ублюдок.

     Краска бросилась ему в лицо, и он поджал губы.

     - Это случилось после того, как мальчишки спустили Генри-Кристиана в ручей? – спросила я, живо вспомнив разговор с Фергюсом в конюшне. – Я имею в виду …

     - Я понял, о чем ты, - прервал он. – Да, это произошло на следующий день. Хотя не только из-за этого, не из-за беспокойства, что мальчик – карлик, я имею виду.

     Он взглянул на меня с расстроенным видом.

     - Мы поговорили. После того, как я привел его в чувство и перевязал руку. Он сказал, что уже некоторое думал об этом, а происшествие с ребенком стало последней каплей.

     - Но … как он мог? – потрясенно спросила я. – Оставить Марсали, детей … как?

     Джейми опустил взгляд на руки, сжатые на коленях, и вздохнул. Окно было открыто, и легкий ветерок, залетающий в него, приподнимал его волосы, отчего они походили на язычки пламени.

     - Он решил, что им будет лучше без него, - сказал он. – Если он умрет, Марсали может снова выйти замуж … найти мужчину, который сможет заботиться о ней и детях. Обеспечит их и защитит Генри.

     - Он думает … думал … что сам не может.

     Джейми остро взглянул на меня.

     - Сассенах, он очень хорошо знает, что не может.

     Я вдохнула, собираясь протестовать, но прикусила губу, не находя нужных аргументов.

     Джейми встал и беспокойно заходил по комнате, подбирая и кладя на место различные вещи.

     - Ты поступил бы так же? – спросила я. – В таких же обстоятельствах?

     Он на мгновение замер спиной ко мне с моей щеткой в руках.

     - Нет, - произнес он негромко. – Но для мужчины очень трудно жить с этим.

     - Я понимаю … - начала я медленно, но он резко развернулся ко мне. Его лицо было напряженным и наполненным усталостью, которая имела мало общего с недостатком сна.

     - Нет, сассенах, - сказал он. – Ты не понимаешь. – Он говорил мягко, но в его голосе звучала такая безнадежность, что у меня на глаза навернулись слезы.

     Это произошло вследствие как физической слабости, так и эмоционального расстройства, но я знала, что если я им уступлю, то расклеюсь совсем, а это никому сейчас не нужно. Я закусила губу и вытерла слезы уголком простыни.

     Я слышала, как он с глухим стуком опустился на колени возле меня. Я слепо потянулась к нему и прижала его голову к своей груди. Он глубоко вздохнул и обнял меня. Его теплое дыхание коснулось моей кожи сквозь рубашку. Я гладила его по волосам дрожащей рукой и чувствовала, как напряжение покидает его, словно вода, вытекающая из кувшина.

     У меня было странное чувство, что сила, за которую он держался, теперь была отпущена … и перетекала в меня. Контроль над телом усиливался, и неустойчивое колыхание сердца превратилось в обычное неутомимое биение.

     Слезы отступили, хотя и были близки к поверхности. Я гладила пальцами его бронзовое лицо с морщинами от солнца и забот; высокий лоб с густыми темно-рыжими бровями, высокие скулы, прямой длинный нос, прямой, как клинок. Закрытые глаза, слегка раскосые и таинственные, со странными ресницами, светлыми у корней и темными, почти черными, на краях.

     - Разве ты не знаешь? – мягко сказала я, проводя пальцем по его уху. Крошечные светлые волоски, торчащие из ушного отверстия, щекотали кожу. – Разве никто из вас не знает? Это ты. Не то, что ты можешь дать, сделать или добыть. Просто ты.

     Он с дрожью втянул воздух и кивнул головой, но не открыл глаза.

     - Я знаю, я сказал об этом Фергюсу, - сказал он. – По крайней мере, я думаю, что сказал. Я очень много чего говорил.

     Они сидели в обнимку на берегу, мокрые от крови и воды, и он держал Фергюса, словно одной силой воли мог удержать его на земле и в семье, не имея понятия, о чем говорил в тот момент.

     - Ты должен жить, хотя бы ради семьи, если не ради себя, - шептал он. Голова Фергюса лежала на его плече, и мокрые от пота и воды волосы холодили его щеку. - Tu comprends, mon enfant, mon fils? Comprends-tu?^[4]

     Я почувствовала, как его горло дернулось, когда он сглотнул.

     - Понимаешь, я думал, что ты умираешь, - сказал он очень тихо. – Я был уверен, что тебя уже не будет, когда я приду домой, и я останусь один. Я говорил не только Фергюсу, я говорил также себе.

     Он поднял голову и взглянул на меня сквозь смех и слезы.

     - О, боже, Клэр, - сказал он. – Я бы очень рассердился, если бы ты умерла и оставила меня.

     Мне хотелось то ли плакать, то ли смеяться, или то и другое одновременно. И если бы я до сих пор испытывала сожаление о потере вечного покоя, то в этот момент я бы без колебаний оставила его.

     - Я не умерла, - сказала я и коснулась его губ. – Я не умру. По крайней мере, постараюсь.

     Я обняла его за голову и притянула к себе. Он был намного больше и тяжелее Генри-Кристиана, но мне казалось, что если будет нужно, я буду держать его вечно.

     Приближался полдень, и свет начал смещаться, проникая сейчас через окна, выходящие на запад. Комната наполнялась чистым ярким светом, который сиял на волосах Джейми и его поношенной рубашке. Я чувствовала его позвонки и упругую плоть между хребтом и лопаткой.

     - Куда ты их отправишь? – спросила я и попыталась пригладить вихор на его макушке.

     - В Кросс-Крик, может быть … или в Уиллмингтон, - ответил он. Он полузакрытыми глазами следил за тенями от листьев на боковой стенке шкафа, который он сделал для меня. – Туда, где лучше развито печатное дело.

     Он пошевелился и, сжав сильнее мои ягодицы, нахмурился.

     - Христос, сассенах, у тебя совсем не осталось задницы!

     - Не беспокойся, - ответила я. – Уверена, она быстро нарастет.