Роджер медленно пришел в сознание, ощущая пульсирующую боль и ужасную жажду. Он понятия не имел, где находится, и как он здесь оказался, но слышал голоса, много голосов, произносящих что-то за пределами его понимания, словно пронзительным диссонансом пели гарпии. На мгновение ему показалось, что голоса были в его голове. Он мог видеть их, небольших коричневых существ с кожаными крыльями и острыми зубами, который сталкивались друг с другом в своем беспорядочном метании, и от этого маленькие бомбы взрывались за его веками.
Он чувствовал горящий шов, по которому раскалывалась от давления его голова. Он хотел, чтобы кто-нибудь пришел и раскрыл его череп, выпустив голоса наружу, оставив пустой свод сияющей кости.
Он не понял, когда открыл глаза, и некоторое время оцепенело смотрел на происходящее вокруг, считая его только частью хаоса, творящегося в его голове. Люди толпились перед ним в море вращающихся цветов: голубого, красного, желтого, смешанных с зелеными и коричневыми пятнами.
Дефект зрения лишал его перспективы и заставлял видеть все фрагментарно - отдаленное скопление голов, плавающих как связка волосатых шаров, рука, машущая темно-красной тряпкой, по-видимому, отделенная от тела. Несколько пар ног рядом с ним ... он сидит на земле? Да. Муха прогудела рядом и села на его верхнюю губу. Он рефлекторно дернулся, чтобы согнать ее, и осознал, что в действительности он не спал и все еще был связан.
Его руки занемели и уже не чувствовали ничего, но боль билась в мускулах его плеч. Он потряс головой, пытаясь прочистить ее. Страшная ошибка. Ослепительная молния пронзила его голову, вызвав обильные слезы.
Он моргнул и глубоко вздохнул, желая удержать чувство реальности и прийти в себя. "Сконцентрируйся, - сказал он себе. - Держись". Поющие голоса исчезли, оставив негромкий шум в ушах. Но разговоры продолжались, и теперь он знал, что они реальны. Он мог уловить отдельные слова и удержать их в голове, пытаясь определить их значение.
- Пример.
- Губернатор.
- Веревка.
- Моча.
- Регуляторы.
- Тушеное мясо.
- Нога.
- Повесить.
- Хиллсборо.
- Вода.
"Вода". Это имело смысл. Он знал воду. Он ужасно хотел воды. Его горло пересохло, во рту как будто было что-то напихано ... в нем действительно было что-то напихано, он попытался глотнуть и чуть не задохнулся.
"Губернатор". Повторно произнесенное слово заставило его взглянуть вверх. Он закрепил свое колеблющееся внимание на лице, худом и темном от жесткого выражения.
- Вы уверены? - сказало лицо. Уверен, в чем? Он ни в чем не был уверен, кроме того, что ему плохо.
- Да, сэр, - ответил другой голос, и он увидел, что рядом с первым выплыло еще одно лицо. Оно казалось знакомым с густой темной бородой. - Я видел его в лагере Хермона, с которым он разговаривал. Спросите у пленных, они подтвердят.
Первая голова кивнула, потом повернулась, обращаясь к кому-то более высокому. Глаза Роджера тоже двинулись следом, и он дернулся, когда увидел, что зеленые глаза холодно взглянули на него.
- Это Джеймс МакКуистон, - сказал зеленоглазый мужчина, кивнув в подтверждение. - Из Хаджин-Ферри.
- Вы видели, что он сражался? - первый человек теперь был виден полностью, офицер около сорока лет. В центр внимания Роджера попало слово "Джеймс МакКуистон". Он слышал о МакКуистоне ... но что?
- Он убил мужчину из моего отряда, - сказал зеленоглазый гневным голосом. - Хладнокровно застрелил его, когда тот раненный лежал на земле.
Губернатор, это, должен быть, губернатор ... Трайон! Это его имя!
Губернатор кивнул с хмурым выражением на лице.
- Возьмите также его, - произнес он, отворачиваясь. - Трех пока достаточно.
Двое мужчин, одетых в военные мундиры, схватили Роджера и вздернули на ноги, потом потащили волоком. Он попытался вырваться и найти этого зеленоглазого дьявола, как же его зовут? Но его дернули и потащили на возвышенность с огромным дубом на нем.
Дуб был окружено морем людей, но они расступились, давая дорогу Роджеру и его конвоирам. Чувство необходимости вернулось к нему, сверля под черепом, словно там бегали муравьи.
"МакКуистон, - думал он, когда имя внезапно возникло в его памяти. - Джеймс МакКуистон".
МакКуистон был одним из незначительных лидеров регуляторов, представителем от Хаджин-Ферри, чьи пламенные угрозы и обвинения были напечатаны в бюллетене, который Роджер видел.
Проклятие, что этот зеленоглазый ... Баккли! Это был Баккли. Чувство облегчения от того, что он вспомнил его имя, сменилось потрясением, когда он понял, зачем Баккли назвал его МакКуистоном. Почему ...
У него не было даже времени, чтобы сформулировать вопрос, когда последний ряд людей раздвинулся, и он увидел лошадей под деревом; над их пустыми седлами с ветвей дуба свисали петли.
Лошадей держали под уздцы, пока мужчин усаживали в седла. Листья коснулись его щеки, веточки запутались в волосах, и он инстинктивно наклонил голову, чтобы не повредить глаз.
На некотором расстоянии, на краю полянки он увидел фигуру женщины, полускрытую толпой, но с безошибочно узнаваемой фигуркой ребенка на руках; маленькая мадонна в коричневом. Ее вид заставил его резко выпрямиться; ему вспомнилась Бри с Джемми на руках.
Он резко бросился вбок и заскользил с седла. Руки поймали его и затолкали назад, сильно ударив по лицу. Он потряс головой, стряхивая слезы с глаз, и сквозь размытое пятно увидел, что мадонна в коричневом толкнула свою ношу кому-то в руки и, приподняв юбки, бросилась бежать, словно сам дьявол преследовал ее.
Что-то упало на его грудь, тяжелое и сколькое, как змея. Колючая пенька коснулась его шеи, затягиваясь на горле, и он закричал сквозь кляп.
Он боролся, не думая о возможности и последствиях, побуждаемый отчаянным инстинктом выжить, не обращая внимания на истекающие кровью запястья и мучительную боль в мускулах. Его бедра сжали бока лошади с такой силой, что она протестующе взбрыкнула. Он натягивал стягивающие его веревки с силой, которую никогда в себе не предполагал.
На поляне заплакал ребенок и стал звать свою мать. Толпа притихла, и крики ребенка раздавались очень громко. Черный воин сидел на лошади, высоко подняв в руке меч. Он, казалось, что-то говорил, но Роджер ничего не слышал из-за рева крови в его ушах.
Кости его запястий трещали, и полоса жидкого жара пробежала по одной руке, когда мускул на ней порвался. Меч упал со вспышкой отраженного от лезвия света. Его ягодицы скользнули по лошадиному крупу, ноги беспомощно обвисли, и вес потянул его вниз.
Мучительный толчок ...
И он закрутился, задыхаясь и борясь за глоток воздуха; его пальцы царапали веревку, глубоко впившуюся в плоть. Его руки освободились, но было слишком поздно, он не мог чувствовать их, не мог управлять ими. Его пальцы скользили на крученой веревке, бесполезные, оцепенелые и нечувствительные словно деревяшки.
Он висел, дергая ногами, и слышал отдаленный ропот толпы. Он пинался и брыкался, цепляясь пальцами за горло. Грудь его напряглась, спина выгнулась, а в глазах засверкали маленькие черные молнии. Он обратился к Богу, но не услышал в себе молитвы о милосердии, только крик "Нет!", отдававшийся эхом в его костях.
Потом упрямый инстинкт оставил его, и он почувствовал, что его тело ослабло, вытягиваясь вниз к земле. Прохладный ветерок охватил его, и он ощутил теплые испражнения, побежавшие по его ногам. Сияющий свет вспыхнул в его глазах, и он не слышал больше ничего, кроме разрыва своего сердца и отдаленных криков осиротевшего ребенка.