Со временем Иэн обнаружил, что не может спать. Потребность поехать и найти Рэйчел жгла его так, что он все время ощущал горячие угли где-то под ложечкой. Тетушка Клэр назвала это изжогой, и, наверное, так оно и было. Однако она сказала, что это из-за переедания, но дело было в том, что он едва мог есть.
Он проводил дни со своим отцом, сколько мог. Сидя в углу кабинета и наблюдая, как отец и старший брат занимаются делами Лаллиброха, он не мог понять, как можно встать и уйти, оставив их. Оставив отца навсегда.
Днем были дела, люди, которых нужно посетить и поговорить с ними, земля, по которой нужно было пройти. Ее суровая красота успокаивала, когда его чувства становились невыносимыми. Однако ночью в доме царила тишина, скрипучая тишина, прерывающаяся кашлем отца в отдалении и тяжелым дыханием двух его племянников в комнате рядом с ним. Он начинал чувствовать, как сам дом дышит вокруг него, издавая прерывистые, тяжелые вздохи, и ощущал его тяжесть на своей груди. Тогда он садился на кровати, глотая воздух только для того, чтобы убедиться, что он может. И, наконец, выскальзывал из постели, прокрадывался вниз, держа башмаки в руках, и выходил из кухонной двери, чтобы прогуляться ночью под облаками или звездами. Чистый ветер раздувал угли в его сердце до открытого пламени, и он гулял, пока не находил успокоение в пролитых слезах.
Однажды ночью он обнаружил, что дверь уже открыта. Он осторожно вышел и огляделся, но никого не увидел. Вероятно, молодой Джейми ушел в хлев; должна была отелиться одна из двух коров. Может быть, ему следует пойти и помочь … но жжение под ребрами было болезненным, нужно было сначала немного пройтись. Джейми в любом случае позвал бы его, если бы решил, что ему нужна помощь.
Он отвернулся от дома и надворных построек и направился вверх по склону холма, прошел загон, где бледными бугорками под луной лежали спящие овцы, время от времени издавая негромкое и неожиданное «бе-е», словно видели что-то в своем овечьем сне.
Неожиданное видение предстало перед ним в виде темной фигуры возле изгороди, и он от неожиданности вскрикнул. Потревоженные поблизости овцы испуганно заблеяли.
- Ш-ш-ш, a bhailach[1], - тихо сказала его мать. – Потревожишь овец, и они разбудят даже мертвых.
Теперь он мог разглядеть ее тоненькую фигурку с распущенными волосами, выделяющимися на ее светлой рубашке.
- Кстати о мертвых, - сказал он довольно сердито, заставив сердце встать на место. – Я подумал, вы привидение. Что вы здесь делаете, мама?
- Считаю овец, - сказала она с ноткой юмора в голосе. – Так ведь всегда делают, когда не могут уснуть, да?
- Да, - он подошел и встал рядом с ней, прислонившись к изгороди. – И помогает?
- Иногда.
Они постояли немного, наблюдая, как овцы постепенно успокаиваются. От них пахло грязью, жеваной травой, овечьим дерьмом и сальной шерстью, и Иэн обнаружил, что быть рядом с ними удивительно уютно.
- А счет помогает, когда точно знаешь, сколько их? – спросил он после короткого молчания. Мать покачала головой.
- Нет, я перечисляю их по именам. Это словно перебираешь четки, только ничего не просишь. Просить очень утомительно.
Особенно когда знаешь, что ответ будет отрицательный, подумал Иэн и, движимый неожиданным порывом, обнял ее за плечи. Она удивленно хмыкнула, но затем расслабилась, прислонившись к нему головой. Он чувствовал ее тонкие косточки, легкие, как у птицы, и ему казалось, что его сердце разорвется.
Они постояли так некоторое время, а потом она мягко высвободилась, отодвинулась и поглядела на него.
- Хочешь спать?
-Нет.
- Ладно. Тогда идем, - не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла в темноту прочь от дома.
Луна была в первой четверти, и он находился вне дома достаточно долго, чтобы его зрение приспособилось, так что следовать за ней было просто, даже через спутанную траву, камни и кусты вереска, росшего на склоне холма.
Куда она ведет его? Или скорее, зачем? Они шли вверх к старой башне и кладбищу, расположенному рядом с ней. Он почувствовал холод в сердце. Она собиралась показать место для могилы отца?
Но она внезапно остановилась и наклонилась. Он едва не налетел на нее. Выпрямившись, она повернулась к нему и положила в его руку камень.
- Сюда, - мягко сказала она и подвела его к маленькому квадратному камню, торчащему из земли. Он подумал, что это могила Кейтлин – девочки, родившейся перед Дженни и прожившей всего один день – но потом увидел, что камень с именем Кейтлин находился на нескольких футах в стороне. Он присел на корточки перед могилой и, проведя пальцем по вырезанной надписи, прочитал имя.
«Yeksa’a»
- Мама, - произнес он странно прозвучавшим даже для собственных ушей голосом.
- Все в порядке, Иэн? – спросила она немного встревожено. – Твой отец сказал, что не уверен в правильности написания индейского имени. Я вырезала на камне оба имени. Думала, это будет правильно.
- Оба имени? – его пальцы двинулись ниже и нашли второе имя.
«Изобель»
Он сильно сглотнул.
- Все правильно, - тихо сказал он и прижал ладонь к холодному камню.
Она присела рядом с ним и положила свой камень на могилу. Это всегда делается так, подумал он, когда приходишь навестить мертвого. Ты оставляешь здесь камень, как знак, что ты был здесь, что не забыл.
Камень все еще был в руке. Слезы бежали по его лицу, и мать положила ладонь на его руку.
- Все в порядке, mo duine[2], - мягко сказала она. – Поезжай к своей девушке. Ты всегда будешь здесь с нами.
Пар от слез поднялся, как фимиам из его сердца, и он аккуратно положил камень на могилу своей дочери. В безопасности среди своей семьи.
И лишь много дней спустя среди океана он понял, что мать назвала его мужчиной.