Сондва
Я встретил его на улице, когда сами фонари уже давно не горели.
Нет, они не были разбиты.
Да, на нашей окраине уже давно не было электричества. Лишь он скакал, как солнечный зайчик, меж тротуарами. Возможно, он и был солнечным зайчиком в наших душах, затемнённых, нерассвеченных душах обитателей кошмаров.
И воды не было в нашем районе. Выпили. Провода перегрызли. Трубы повыдували. Кошмарный был год. Под землёй всё кишело, гудело, и лишь добрый друг всех нас, солнечный зайчик, милое достояние сумрачных подворотен, скакал от фонаря к фонарю, ловя в наших лицах улыбки.
Да, мы тогда ещё дарили улыбки. Тогда нам ещё не перекрыли кислород. Он тогда ещё не оседал конденсатом на мостовых, и брюхастые квадрокоптеры, как налившиеся плазмой комары, не собирали его из сливных канав, да с дырищ посреди дорог.
Скачущий солнечный зайчик из Ка-Лавераса. В том году моя невестка родила двойню. У обоих была разная судьба. Одного назвали Ген. Он мечтал о космических просторах, запускал ракетные модели, затем профессионально занялся поджогами. Второго звали Сень. Он наводил ужас на окружающих, шутник был ещё тот, одевался в костюмы и злобно смеялся. Он был роботом. Это не совсем нормально для одного приплода, чтобы один был Геном, а второй роботом.
Оба ни разу в жизни не встречали нашего солнечного зайчика. А я встречал и даже знал его имя: Пётр Григорьевич, последний фонарщик. Он предпочитал называть себя крайним. Он и был крайним в пищевой цепочке, ведь только у него стояли триподы переработки мёртвых и раненых. Говорили, что он бывший военный и потерял голову где-то в боях под Царь-градом. Не потеряй он голову, мы бы потеряли куда больше.
Шёл последний день войны. Воевали правые с левыми. Левых было больше из-за естественной кривизны Земли. Поэтому правым сказали сражаться как дьяволам. В итоге, победили нижние правые. С тех пор с четвёртой четверти никаких вестей.
А Пётр Григорьевич пожирал да пожирал. За ним гонялись котята, пытаясь обнять лапками. Он раздавал детишкам яйца вкрутую, хворь лечил, просушивал смазку, приносил окружающим радость. А со мной он говорил по душам. Иногда мне казалось, что в нашем квартале души остались только у него, у меня и у старого кашалота. Про кашалота я не могу рассказать ничего приличного: пил много, проектировал фонтаны. Он вообще появился, свалившись с небес. Нежданно возник и невзначай свалился. И почему у него есть душа, я не скажу. Маленькая подлая душа, говорящая ему волочиться за каждой девчонкой в квартале. Бывало, ползёт опять за кем-то, шлёпает ластами по мостовой. Ему говорят: "Куда ты лезешь, душа бога, куда?" Девчата кричат ему: "У тебя даже усов нет!" А ему только завести пластинку: "Погладьте меня, у меня же есть душа. У вас её нет, но у меня есть. И у солнечного зайчика есть! Он сны видит!"
Я тоже видел сны. В кино сны видел, в газетах их читал. Встречал сны о чём-то большем, о чём-то меньшем, рождающие чудовищ и вызываемые полётами пчёл. А Пётр Григорьевич был дрим-сёрфером. Я бы не сказал, что хорошим, всё-таки снов осталось немного: о возвращении героя домой - мой самый любимый. Пётр Григорьевич говорил, что снилась ему тьма тьмущая людей. У всех белые лица, широко открытые глаза. И все шли домой во тьме. Я его расскажу напоследок.
А до того приснилось, как Петр Григорьевич стоит на огромном космодроме перед готовой к старту ракетой. Суетящиеся инженеры проводят тесты скафандра и корабля. "Сальпинготусу" предстоит великая миссия спасения Земли. Звезда, дарящая жизнь - то самое Солнце над нашей зелёной планетой - должно скатится вниз фаэтоном, уничтоженным термоядерной нановакуумной бомбой, встроенной в пётрогригориевишную ракету. Ведь в результате смс-голосования, загодя завершавшего реалити-шоу, пилотом-камикадзе для судьбоносного корабля был выбран солнечный зайчик. Последний отсчёт - он сидит в кабине, и все психозрители исторического старта зрят, как он храбро переносит перегрузки. Фотонный самолёт достигнет Солнца за пять часов.
За бортом справа и слева пылают планеты, несутся спутники и кометы, трещит вечность. Громадный шар огненной плазмы приближается и уменьшается. Пётр Григорьевич без страха смерти и во весь голос поёт.
"Светит незнакомая звезда,
снова мы оторваны от дома..."
А Солнца остаётся всё меньше и меньше.
И вот, когда корабль затормозил, герой планеты Земля открывает кабину и осматривается. Ярко блиставшее на Землю светило висит в космосе небольшим диодным огоньком на млечной гирлянде, ватт на пятнадцать, не больше. "Оставим про запас", - подумал Пётр Григорьевич о бомбе, надевает толстые рукавицы, отсоединяет Солнце и спасает Землю. Пустой цоколь болтается в пустоте. Порывшись в бардачке Пётр Григорьевич достаёт маленькую лампочку, ватт на пять, не больше, и вкручивает. Окружающий космос заливает нежный полусвет.
Хотел бы я такой сон. Мне кажется, что Петр Григорьевич был из ветхозаветных времён, когда люди долетали до Солнца. Сейчас ни одна сейсмическая катапульта не позволяет подкинуть человека выше стратосферы. Именно с помощью такой Ген, в итоге, исполнил свою мечту и стал космонавтом. За поджоги.
Солнечный зайчик начинал каждый день с оды о радости. Затем кашалот наползал на улицу, с которой поднимался разорванный мелкими клочками туман, леденевший потом на жестяных крышах и столбах со всеми забытым электричеством. Иногда он стекал в лужи у подножий памятников великим философам, разрушая одну гранитную теорию за другой. Жизнь была непредсказуемой. Сень пропал в одну из душных ночей, когда особо неприятный шквалистый ветер поднимал из моря любопытных кальмаров и бросал на ветряки. В такие дни к Кашалоту приезжала вся его семья. Они, лобызая одну вышку за другой, подползали всё ближе к Чёрному морю, из которого всплывёт то бакен, то любопытная рубка подводной лодки. Там тоже жили друзья кашалота.
А мне всё время снился сон о возвращении домой. Многоголосье ног, проламывающих тонкий наст, идущих по снегу, чтобы уйти за Великую стену и найти там солнце. Окутывающие пласты тьмы, разные для каждого роста, обматывающие по несколько десятков человек брамы, и во главе этой толпы один, повыше других на голову. Он разверзает себе грудь и поднимает над собой нечто яркое и слепящее. Тьма рассеивается, щупальца уползают, трескается Великая стена. И лишь зоркий глаз Петра Григорьевича мог бы объяснить, что в руках у того ведущего людей лидера - сердце или лампочка для четырнадцатого цоколя. Но ему этот сон больше не снился.
2016...