Зашвырнул себя на Киевскую по надуманной причине, понимая, что иначе вряд ли смогу выползти из квартиры, буду пролежни нарабатывать. А так хоть до дома прогуляюсь. Дважды за час сесть в метро я себя так же не смог бы уговорить, да к тому же пустого времени, как говна, хоть в прохожих кидайся.
Сидел под Новоарбатским мостом, как раз спиной к загону для вывода осетровых, курил, смотрел сквозь летящие машины и заделанную пластиком галерею, и вдруг понял.
- Знаешь, что мне сейчас нужно? - Выскочил в голове мудила из старой рекламы.
- Знаю, - ответил я, кинул бычок под колеса столичных лексусов и пошел дальше по набережной.
Глядя на окна Трехгорной мануфактуры, понял, что вот, где нужно оставлять надписи, которые провисят века, это вам не поезда малевать с бойлерными. Поковырялся в голове, ничего стоящего внешней чистоты пальцев не нашел, и поплелся дальше, время от времени, в основном поблизости высоких домов с большими окнами, вспугивая стайки людей с пайками: мобила, стакан кофе, сигарета.
Пришел.
Искал-искал его, серость владимирская, да никак не мог найти. С Яшиным поздоровался, Нетто, Николай Петровичем. Генералам кивал изредка. Спросил у отца с матерью - сказали, не знают. Так и не понял, его ли это родители. Вернулся в начало - и сразу же нашел.
- Здорово, Владимир Семеныч, - пробурчал я, закуривая, и тут же осекся, - ничего, что я так фамильярно?
- Ерунда, - рыкнул тот. - Ну, что у тебя?
- Да, короче дела... - Начал было я, но был перебит взрывом смеха.
- Дела твои я и без тебя знаю, по телеку видел, всем адом ржали. В рюкзаке, говорю, есть чего?
- А, ты об этом...Не, нету. Не лезет уже.
- Это бывает, - согласился Высоцкий и весело напел: - А потом бросил пить, потому что устал...
- Согласился.
- Ты вот, что, дружище, слушай тогда. Во-первых, у тебя все хорошо. Это раз. Но если хочешь, можешь пойти к одной бабе, она тут у входа цветами торгует. От входа - первая аллея влево, и там вместо одной из могил сидит она, под черным крестом и белым зонтом. Ее мамаша, помню, бормотуху молдавскую нам продавала. Рядом с "Созидателем" жила, как раз тут рядом. Ох, и попили ж мы ее...Короче, купи у этой бабы венок, можешь даже с ленточкой, - как засмеется, - пожелания написать. По пути домой купи бутылку водки, наиболее паленой. О, или лучше спирту! Половину сам выпей, половину вылей на венок и подожги на балконе. Потом можешь купить еще водки, друзей позвать, подруг, ну, поехать куда-нибудь. Короче, как пойдет.
Повисла пауза.
- И все?
- Ну да. На балконе тапки только не сожги, - и снова хрипло засмеялся.
- А что будет? Все мои трудности исправятся что ли? - не поверил я.
- Трудности? А они у тебя есть? - Удивился Высоцкий, и как вдруг засмеется, аж всхлипывая, - Трудности у тебя потом будут, когда соседи увидят, что ты вытворяешь, и вызовут бригаду в белых халатах. Вот отмазаться от таких - это действительно трудность!
Мне стало обидно, но неудобно же злиться на легенд, к тому же мертвых, поэтому вежливо уточнил:
- А зачем тогда все это?
- Ну как зачем, - продолжал он смеяться, - расскажешь кому - со смеху обоссутся. Ладно, пойду я, полдник тут у нас.
И пропал, издав еле слышный звук удара по струнам.
Немного ошарашенный таким разговором, я решил заглянуть к Сергею Александровичу. Не успел подойти, слышу, как негромкий тонкий голос говорит мне:
- Все у тебя будет хорошо, успокойся ты. - Есенин вытащил палец из-под рукава левой руки и с приветливым, невозмутимым видом продолжил, - иди лучше домой супа свари. Хоть поешь нормально.
- А венок не надо? - Растерянно спросил я.
- Не надо, - сдержанно усмехнулся гений и пропал.
А я пошел домой через пахнущий путешествиями мост, испытывая странное светлое чувство внутри.
Пойду суп что ли сварю...