В то время, о котором пойдёт повествование, я был молодым беззаботным парубком, кроме механизмов и девок ничем не интересовавшимся. По правде сказать, девки тоже не обходили меня своим вниманием. Но к чести своей, а скорее из-за воспитания, я не был деревенским донжуаном, ловеласом, альфонсом и тому подобным человеком. Женский интерес к своей персоне тогда я, по наивности своей, приписывал в счёт своей привлекательности и красоты. Это сейчас я понимаю, что их привлекал не столько я, сколько мой мотоцикл.
Ни у кого больше в нашей деревне не было чехословацкого "CZ" ("Чезет") с двухтактным одноцилиндровым двигателем. И девки в большинстве своём просто хотели прокатиться на новеньком красавце.
Сам я не то, чтобы был влюблён, мне просто нравилась Любава Орлова - красивая, статная, с длинной косой. Ко всем её достоинствам можно добавить ещё одно немаловажное для деревни качество - трудолюбивая. В своих отношениях с Любавой мы давно перешли ту грань, которая в те времена считалась запретной. Жили мы как муж и жена с той лишь разницей, что мы не расписывались, да и о наших отношениях никто в деревне не знал.
Встречались мы тёплыми летними вечерами. Я отвозил Любаву в лес, где пустовала избушка лесника, там мы и предавались забвению и любовным утехам.
Никаких особых требований мы друг другу не предъявляли. И всё меж нами было хорошо до той самой поры, пока Любава не сказала, что ждёт ребёнка.
Потерять свободу, навсегда увязнуть в пелёнках мне в мои неполные восемнадцать лет не совсем хотелось. Об этом я в грубой форме и сказал Любаве.
Естественно, Любава обиделась. Сказала, что аборт всё равно делать не будет и что, как бы ни было стыдно перед родителями и односельчанами, всё же родит ребёнка и воспитает его одна без сопливых.
Последняя её фраза (это я-то сопляк?) вывела меня из себя и мы окончательно разругались. Наши ежедневные встречи с этого момента прекратились также неожиданно, как и начались. Я стал избегать Любаву. Однако, какое-то непонятное чувство вины не давало мне покоя. От этих своих переживаний я не находил себе места, не знал чем заняться, потихоньку начал заглядывать в бутылку.
Я не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы не пришло известие от моей сестры, старшей и единственной, жившей в двадцати километрах от нас. Сестра просила приехать помочь ей по хозяйству, хотя бы тех же дров нарубить. От неё недавно ушёл муж, оставив одну с двумя пацанами, младшему из которых недавно исполнилось два года.
Недолго думая, я завёл мотоцикл и отправился к сестре.
Дорога мне была хорошо знакома, так как я неоднократно бывал у сестры. Населённый пункт находился в стороне от оживлённой трассы, так что я мог выжать из своего красавца всё, на что он был способен - как ни как 350-кубовый двигатель. Для тех, кто не знает - чем больше объём камеры сгорания топлива, тем мощнее двигатель.
Увидев голосующую женщину, я остановился. Не знаю почему, но я просто не мог не остановиться. В тот момент я не придал никакого значению тому факту, как, почему и откуда появилась он на пустынной дороге.
Эта женщина, если её можно было назвать женщиной, поразила меня своей внешностью. Это была старуха лет семидесяти-восьмидесяти, если не старше. Лицо её, всё вдоль и поперёк изрезанное разного размера морщинами, напоминало мертвецов из фильмов ужасов. Однако, её фигуре позавидовала бы любая красавица нашего села.
Белая, модная у молодёжи кофточка, одетая в обтяжку, выделяла две выпуклости на передней верхней части её туловища. Такая же упругая среднего размера грудь была у моей Любавы.
Чёрная короткая юбка с разрезом на боку и не могла спрятать стройные загорелые ноги женщины. И только пепельного цвета седые волосы, выбивавшиеся из-под чистого чёрного платка и, как я уже сказал, морщинистое лицо не только сводили на "нет" все её прелести, но и отпугивали любого, кто на неё посмотрит.
Старуха улыбнулась, и эта улыбка моментально преобразила её лицо. Оно перестало быть таким страшным, каким выглядело в первую минуту.
- Садитесь, бабушка, довезу, - сказал я и, не удержавшись, добавил: - Если не рассыплетесь по дороге.
Старуха пропустила мою колкость мимо ушей, а может просто была глуховата, что вполне возможно в её возрасте.
- Спасибо, сынок, - только и промолвила она.
Старуха надела на голову свободный шлем, который я всегда возил с собой (им раньше пользовалась Любава), и ловко, словно и не было за плечами её преклонного возраста, водрузилась на заднее сидение, сразу же крепко обхватив меня обеими руками.
- С ветерком прокати, сынок, - попросила она.
- Прокатить прокачу, но только не называйте меня "сынком", я не ваш сын.
- Как знать, - безразличным голосом произнесла старуха. - Кому-то, может, и чужая мать в радость, когда своей нет.
Я опешил. У меня действительно не было матери, она умерла рано от рака.
- А у кого-то мать есть, а отца нет, - продолжала старуха. - Это плохо, когда дети остаются сиротами при живых родителях. А если их сразу двое родится, как одна мать будет с ними справляться?
Я ничего не ответил, мне не хотелось вступать в ненужный спор, который мне был почему-то неприятен. Я завёл мотоцикл и, желая проучить назойливую старуху, разогнал его до предельной скорости.
По мере увеличения скорости настроение моё стало заметно улучшаться. Дело в том, что я ощущал на себе тепло рук не старухи, а моей Любавы. Не знаю, долго ли я находился под этим приятным впечатлением, но в какой-то момент я явственно ощутил, что тепло исчезло, и что старухи сзади нет. Я оглянулся и обмер - старухи действительно не было. Вот тут я действительно испугался. Моё лихачество за рулём когда-нибудь должно было привести к подобному финалу.
Считая, что я угробил старого человека, я развернулся и проделал обратный путь, обращая внимание на каждый камешек, лежащий на дороге. Вплоть до того места, где я подобрал несчастную женщину, никого не было. Не провалилась же она сквозь землю!
Я оставил мотоцикл и, находясь в шоковом состоянии, поэтому прошёлся по асфальту и для убедительности на нём попрыгал. Да здесь танк не провалится, не то, что человек.
Я стоял в подавленном состоянии, тупо смотрел на мотоцикл и не знал что делать. Так продолжалось некоторое время, пока я вдруг явственно не увидел то, что само бросилось мне в глаза. Шлем, который одевала старуха, висел на своём привычном месте. Если бы я действительно, как подумал в первую минуту, потерял женщину, шлем исчез бы вместе с ней.
Я разозлился. Подшутила надо мной, где-то спрыгнула, а я тут с ума схожу. Да, но спрыгнуть на скорости сто тридцать километров в час и я бы не решился.
На всякий случай я ещё раз просмотрел всю дорогу. Ни самой старухи, ни каких-либо следов от её возможного падения я так и не обнаружил.
Остальной путь я проехал без каких-либо приключений, и уже через полчаса был у сестры.
- Толя! - увидев меня, обрадовалась сестра. - Как же ты вовремя приехал!
Нина, так зовут мою сестру, светилась от счастья. Я думал, что это вызвано моим приездом, а оказалось, что незадолго до моего приезда вернулся Гоша, муж Нины. Правда, не насовсем, а проведать детей. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы усадить нас за стол, на который можно поставить и бутылочку красненького. Мол, выпить за встречу не грех.
По своей наивности я полагал, что таким образом, сестра, подпоив загулявшего мужа, оставит его у себя хотя бы на одну ночь, а там видно будет. Но у моей сестры на уме было совершенно другое, о чём я, естественно, не имел никакого понятия.
- Проследи, чтобы Гоша поел сала, - уличив минуту, шепнула мне на ухо сестра. - Обязательно поел сала.
Я хотя и вырос, и живу в деревне, не очень-то люблю сало. Предпочитаю ему свиное мясо или домашние колбасы. На сколько мне было известно, вкусы Гоши ничем не отличались от моих.
Мы выпили по первой, закусили салом. И хотя иногда я и ем сало, сегодня оно просто не лезло мне в рот, я, еле сдерживая отвращение, пережёвывал этот твёрдый животный жир. Я посмотрел на Гошу. Его состояние ничем не отличалось от моего. И только тогда я начал что-то соображать.
Как я узнал позже, Нина ходила к какой-то бабке и та делала на этом самом сале заговор на возврат Гоши в семью. То ли заговор был слабый, то ли приворот женщины, к которой ушёл Гоша, был сильнее, но ни сало, ни выпитое вино не помогло. Поиграв какое-то время с детьми, сделав им подарки, Гоша, несмотря на наши уговоры, всё же ушёл.
Нарубив дров, подремонтировав забор, я на другой день уехал домой. Ехал я, никуда не торопясь, почему-то надеясь ещё раз встретить свою старуху. И я облегчённо вздохнул, когда этого не случилось.
Дома я первым делом пошёл к Любаве. Не столько к ней самой, сколько к её родителям. На моё удивление Любава им ещё ничего не рассказывала о своём интересном положении и том человеке, который её в это положение ввёл. Мне пришлось, как говорят в таких случаях, весь удар принять на себя. И в переносном, и в прямом смысле.
После разговора с моим отцом, при согласии Любавы нас всё же поженили.
Я не говорил, что после восьми классов, я дальше нигде не учился. Устроился работать у нас в селе слесарем в тракторную бригаду, во время уборки работал потом помощником комбайнёра. То, что я смогу самостоятельно обеспечить семью, родители Любавы не сомневались. Их беспокоило другое. В ближайшее время, не согодня-завтра, меня должны были призвать на службу в Армию.
- Об этом можете не беспокоиться, - вдруг вспомнив старуху, которую я непонятным образом потерял, уверенно заявил я. - Родителей, у кого двое детей, в Армию не призывают.
У нас с Любавой действительно родилась двойня. Потом, когда они уже начали самостоятельно ходить, ещё трое детей.
Я никогда не уходил от Любавы, и никогда не изменял ей. Но у нас на столе никогда не было сала.