На следующий день с первым рейсом Изольда улетела, чтобы как можно скорее доставить приготовленный для Максима антидот.
И вот уже заканчивались третьи сутки томительного ожидания с того момента, как за ней закрылась дверь. Неизвестность сводила с ума, грозя превратить в вечность тянущиеся в бесконечности минуты.
Максиму уже сообщили: что Изольда в течении первых суток благополучно долетела, что ей передали опытный антидот-ингибитор, и уже на следующий день возвращалась обратно. Но из-за неполадки самолета и его вынужденной посадки где-то на полпути её рейс задерживался.
И вот уже вторые сутки его властная нордическая душа трепетала от ранее неведанного ему волнения за эту женщину, ставшую для него, как оказалось, небезразличной.
На рассвете четвертого дня еле уловимый звук, вызванный поворотом ключа в замке входной двери, вывел Максима из оцепенения.
На пороге квартиры стояла Изольда. Необыкновенная бледность её лица не ускользнула от его внимания. Максим почувствовал: что-то изменилось в ней за время отсутствия, но не мог сразу понять суть этих перемен.
Изольда стремительно вошла в квартиру, передала ему в руки сумку и прошла на кухню к холодильнику.
- У нас ещё осталось мясо? - каким-то изменившимся голосом произнесла она.
- Ты задержалась, я волновался и почти всё съел. Вот только крысы и остались, пара штук, - ответил Максим. - Вас в самолете не кормили?
Он с тревогой разглядывал Изольду. За эти три дня она сильно изменилась, и казалось, что еле скрывает своё раздражение. Её красивое бледное лицо временами перекашивала гримаса недовольства, а тонкие пальцы удивительно изящных рук то нервно сжимали, то теребили друг друга.
- Не могу даже смотреть на ту еду, меня от неё тошнит. Я хочу мясо! Сырое! - прерывистым, пропадающим голосом произнесла Изольда.
Когда она с жадностью ела найденных в холодильнике крыс, Максим с удивлением заметил, что зрачки её серых глаз приобрели более вытянутую форму.
Изольда заметно нервничала, но насытившись, приняла душ и отправилась в магазин пополнять запасы еды.
Весь день она хмурилась и была не разговорчива. За обедом Максим с трудом выпытал у неё подробности поездки, а к вечеру ему окончательно стало ясно, что пережитый Изольдой стресс, вызванный этим утомительным перелетом, спровоцировал в её организме первый мучительный этап метаморфозы.
С головой укрывшись одеялом, Изольда больше не реагировала на его вопросы, а когда Максим попытался её расшевелить, то заметил, что у неё поднялась температура и её сильно знобило.
Он понимал, что все симптомы указывали на то, что без посторонней помощи она может и не перенести такую острую реакцию иммунной системы.
Глядя на то, что происходит с Изольдой, Максим, чувствуя свою вину и ответственность за то, что случилось, размышлял над возможными вариантами последствий. Ведь это его укус и попадание ей в кровь нестабильного и неизученного биоматериала запустили этот процесс преобразований. Сожалеть о случившемся уже не имело смысла. Но ему опять предстояло сделать выбор, последствия которого невозможно было как рассчитать, так и предугадать заранее. Он, как пытливый ученый, позволил себе поставить этот рискованный эксперимент на себе, распорядился своей жизнью и получил в результате не только свои проблемы. И теперь должен... Обязан решить проблему Изольды, которая стала невольной жертвой его любопытства.
Привезённый Изольдой опытный антидот, созданный по его расчетам и под его непрерывным контролем, Максим изначально планировал испытать на себе. Теперь же, учитывая её состояние, он, не задумываясь и не теряя времени, решил ввести его Изольде.
Максим уже вскрыл привезенную Изольдой термосумку, в которой находился прозрачный блистер с двумя одноразовыми шприцами, наполненными своим подобием - модифицированными вирусами, которые, едва коснувшись живой клетки, ввинчивают в неё свои "пружинки" ДНК, представляющие собой хитроумную программу, позволяющую избавиться от сильно поврежденных генов, прерывая только начавшийся симбиоз с чуждыми генами, попавшими в организм Изольды при укусе.
Максим понимал: что хотя и удалось его команде создать математическую теорию клетки, и он сам принял немаловажное участие в её разработке, сделавшей возможным создание этого опытного антидота, но сейчас ему вновь придётся рисковать, так как не оставалось других вариантов.
После того, как он ввел Изольде в вену содержимое первого шприца, Максим связался по интернету с коллегой (в лаборатории которого и был создан этот антидот), и тот в весьма взволнованной манере сообщил ему своё мнение о результатах последних экспресс-анализов, доставленных Изольдой образцов его крови.
Эти результаты, по мнению Семена, гласили о совершенно невероятных процессах, происходящих в организме Максима. Он с уверенностью заявил, что в геноме Максима после двух метаморфоз уже активно протекает процесс, в результате которого был запущен совершенно не изученный цикл мутаций клеток, вызванный нетипичным процессом удлинения теломер и позволяющий предполагать, что они уже не разговаривают на языке, свойственном человеческой клетке - у них иной генетический код.
А также, он выразил своё мнение о том, что данный антидот Максиму уже бесполезен. А в случае с Изольдой подтвердил, что есть смысл попробовать, так как он и создавался в расчете на такой, как у неё, начальный этап мутаций.
Семен пригласил его к сотрудничеству и заверил Максима в том, что уже полностью согласовано финансирование нового проекта и назначение именно его на должность научного руководителя этого проекта; а также в том, что в его распоряжение будет предоставлена лучшая лаборатория, оснащенная самым современным оборудованием.
Максим понимал: как бы не сложилась его судьба в случае согласия на участие в этом экспериментальном проекте - обещанные ему гарантии могут оказаться и не выполненными, но, тем не менее, принял это предложение.
Анализируя создавшуюся ситуацию, Максим с горечью осознавал - куда завели его поиски смысла жизни, своей неповторимой экзистенции - "я есть мой труд", в преодолении пределов своей свободы, вернее, свободы в нарушении критериев морали общества, в постижении недозволенного, в стремлении истолковать этот "шифр бытия". Неотступно его преследовала мысль о том пределе, пройдя который наука превращается в служанку человеческих пороков. А человек, вообразив себя богом, начинает преобразовывать под себя действительность и законы природы.
Кроме того, оставалась ещё одна проблема - он ещё не мог ходить, так как нижняя часть его тела по-прежнему являлась змеиным хвостом, а появляться в таком виде перед коллегами ему не позволяли ни принципы, ни здравый смысл.
Он решил воспользоваться уже однажды пережитым - пусть болезненным, но эффективным опытом, который смог бы запустить новый виток метаморфозы - отсечением части тела.
На кухне он отыскал тот самый топорик, которым в прошлый раз воспользовалась Изольда, и ещё раз попытаться сыграть с судьбой в рулетку. Но на сей раз, это всё пришлось делать самому.
Сосредоточившись на том, что ему предстоит вытерпеть невыносимо сильную боль и, нанеся первый удар топориком по ненавистной конечности, он с удивлением обнаружил, что с ней ничего не произошло - инстинктивно его тело защищалась от попыток Максима нанести себе вред. Он не знал - сколько времени провел в тщетных попытках отрубить себе хвост, на котором по-прежнему не было ни одной значительной царапины. Обессилив, Максим улёгся на полу кухни, подложил руки под голову и начал размышлять.
Неожиданно он вспомнил, как от хвоста избавляются ящерицы.
И вдруг ему пришла в голову бредовая идея. Он представил себя ящерицей, которой жизненно необходимо избавится от хвоста, и через некоторое время, повторив попытку, с удивлением обнаружил, что ему удалось отрубить хвост, почти не испытав боли и большой кровопотери.
А через некоторое время, когда ему удалось вырастить ноги, он уже вполне обладал способностью передвигаться по квартире довольно уверенной походкой. Как и в прошлый раз, он съел весь бесценный биоматериал и, чтобы не шокировать коллегу, убрал все последствия своей метаморфозы.
Новое тело, отражающееся в полный рост в огромном зеркале на стене ванной комнаты, было великолепно. Оно отвечало не только эстетическим, но и функциональным требованиям хозяина, невзирая на то, что почти всё было по-прежнему покрыто неестественно белой змеиной кожей.
Максим знал, что скоро Семен доставит ему одежду, и после этого его внешний вид будет мало чем отличаться от остальных людей.
Потом он принял душ и, завязав на бедрах полотенце, вернулся в комнату, где лежала Изольда, присел на край кровати. У неё по-прежнему был жар, испарина покрывала лоб, и она тревожно металась во сне. Убедившись, что уже прошло три часа, Максим сделал вторую инъекцию антидота-ингибитора.
Не прошло и полчаса после инъекции, как Максиму стало заметно, что состояние Изольды улучшилось. Она перестала метаться, температура тела нормализовалась. Для того, чтобы в дальнейшем быть уверенным, что удалось стабилизировать процессы восстановления исходного генома, Максим взял образец её крови и бережно упаковал в термосумку.
Для Изольды выход из этого состояния напоминал внезапное пробуждение: еще не открыв глаза, она ощутила его беспокойство, нежную ласку его души, едва уловимые убаюкивающие оттенки его голоса. Время от времени она то открывала, то закрывала глаза, стараясь сдержать слезы, и внимала, как бьётся его сердце. Максим был рядом, совсем близко: она явственно ощущала его присутствие, его руки. Максим ей что-то объяснял, она слышала его мысленный голос, он звал её и что-то повторял. Но вопреки всему, Изольда осторожно освободилась от его объятий и расширившимися глазами уставилась на него, будто видела в первый раз. Она уже его не понимала и снова погрузилась в живительный сон.
Ночью, в назначенное время в сопровождении машины охраны подъехал Семен. Он поднялся в квартиру и передал Максиму большую сумку с одеждой. Максим оделся и, стараясь не разбудить Изольду, жестом попросив ожидающего его коллегу подождать ещё минуту, быстро написал записку и покинул квартиру, полагая, что всё, что он мог, уже сделал.
Звук захлопнувшейся входной двери окончательно вывел Изольду из забытья. Она села на постели и увидела, что стул, на котором сидел Максим, пуст.
На её вопрос:
- Максим, ты где? - ответом была тишина.
Изольда быстро выбежала в прихожую, на тумбочке белела записка. Не читая её, она устремилась к кухонному окну, из которого можно было видеть выходящих из подъезда двух мужчин.
Максим, в сопровождении неизвестного ей мужчины, уверенной походкой подошёл к машине и прежде чем сесть в неё, некоторое время стоял неподвижно, глядя на окно, в котором был виден изящный силуэт Изольды.
Проводив взглядом машину, Изольда дрожащими руками развернула записку; в ней четким разборчивым почерком было написано:
"Мы больше не можем быть вместе. Я опасен для тебя. Моё будущее туманно. Я всегда с благодарностью буду помнить то, что ты сделала для меня. Забудь меня. Будь счастлива. Максим."
Прочитанное письмо дрожало в её руке, по щекам катились и капали на него слезы отчаянья.
Эта часть жизни была для Изольды чем-то новым - таким необычным и романтичным приключением.
За свою - до сего дня - недолгую жизнь, состоящую из счастливого детства, учебы, карьеры, экзотического отдыха и путешествий, она ещё не знала, что есть на свете люди как цветы, которые, чем больше за ними ухаживают, тем меньше они отвечают стараниям садовника.
В памяти Изольды Максим так и запечатлелся красотой своего неподвижного властного лица, так напоминавшего ей образ змееподобного божества, названного ею Мехентом, привыкшего отдавать команды и соотносить их только с собственным мнением.