В лето от Рождества Христова четыреста пятьдесят второе, когда звёзды ещё писали хронику на пергаменте неба, земля снова устроила спектакль. Италия тогда походила на старого льва, которого тянут за гриву - один за веру, другой за власть, третий просто потому, что скучно.
И вот пришёл Аттила. Говорят, его звали Бич Божий, но, судя по делу, Бог в тот момент был в отпуске. Аттила шёл на юг, как налоговая инспекция: быстро, беспощадно и с чувством миссии. Милан пал, Павия упала, а впереди - Аквилея, гордая жемчужина Адриатики.
Город стоял красиво, но слишком прямо - и этим раздражал. Аттила посмотрел на его башни и сказал примерно так:
- Что за наглость, торчать передо мной, как совесть после праздников?
И пошёл брать город.
Гунны осадили Аквилею. Дым пошёл столбом, будто кто-то жарил гигантского гуся. Камни трещали, мозаики скучали, и город пал. От него осталась тишина - но именно из этой тишины потом вырос Аквилейский патриархат. Как это часто бывает: сначала всё рушат, а потом объявляют святость.
Патриархи Аквилеи стали левами без когтей - ревут духовно. Они спорили с императорами, как кот с пылесосом: громко, но с верой, что Бог на их стороне. И, надо признать, иногда Бог действительно подыгрывал.
Тем временем в Риме паника. Аттила идёт! Народ крестится, кто чем может - кто рукой, кто мечом, кто налогами. Но тут выходит Папа Лев Первый, в рясе, как броне, и говорит:
- Я сам пойду.
Все подумали, что святой отец перегрелся, но нет - он действительно вышел навстречу Аттиле.
И тут случается великая сцена, достойная Netflix. С одной стороны - Папа Лев, пастырь Божий, человек в белом. С другой - Аттила, сын степи, волк в мехах. Лев и Волк, как в хорошем притворстве. Один с крестом, другой с саблей. Один - говорит, другой - рычит.
Лев смотрит на Аттилу и вещает:
- Сила - не в том, чтобы рушить города, а в том, чтобы удержаться от этого.
Аттила хочет ответить, но тут небо решает сыграть камео: над головами появляются апостолы Пётр и Павел с мечами. Аттила поднимает глаза и впервые боится не человека, а свет. Волк уступает. Лев побеждает без меча.
(По другой версии, Аттиле просто надоело, и он решил: "Пойду домой. У нас там степь, свежий воздух и никто не молится вслух".)
Рафаэль, художник с чувством драматургии, спустя тысячу лет написал фреску "Встреча Льва Великого и Аттилы". Но, будучи сыном своего времени, он нарисовал Льва с лицом Льва X - Джованни Медичи. А тот был не святой, а банкир. То есть Лев - но уже ренессансный: рычит тихо, считает громко.
И вот у Рафаэля на стене получилось так:
древний Лев говорит о Боге,
а новый - о процентах.
Но оба правы - каждый на своём рынке.
Аквилея же после всех приключений снова ожила - как стартап после кризиса. Патриархат процветает, пока в 568-м не приходят лангобарды. Волки с Севера. Длиннобородые, решительные, как менеджеры на совещании. Они рушат город снова - но из его пепла поднимаются лагуны Венеции. Где волки становятся торговцами, а руины - домами на воде.
Так продолжается великий диалог - Льва и Волка, Веры и Варварства.
Лев говорит: "Подумай".
Волк отвечает: "Поздно".
Но оба нужны - иначе пьеса скучна.
И небеса, глядя на всё это, вздыхают:
- Опять спектакль. Но хоть сюжет хороший.
И если прислушаться к Рафаэлевой фреске, можно услышать, как где-то между золотом и молитвой звучит тот самый рык - не звериный, а человеческий.
Лев рычит - и Волк уходит.
А небо, перекрестившись, шепчет:
- Ну, наконец-то немного тишины.
А пока Аттила и Папа Лев устраивали на Западе духовный стендап, Восток не хотел отставать. Ведь в Поднебесной тоже кипел сюжет - такой, что даже небо чесало облака от удивления.
Там правил дом Северная Вэй - потомки степняков, решивших, что цивилизация это не страшно, если при ней хорошая охрана.
Император Тоба Дао - суровый, как утренний чай без сахара, - строил дороги, реформы и порядок.
В общем, играл в Конфуция на коне. Но при дворе завёлся человек -Цзун Ай. Придворный евнух, мастер интриг и лёгкой улыбки. И имя у него подходящее "Люблю, люблю"
Он понимал, что власть - это не трон, а слухи о том, кто на нём сидит.
Когда-то он услужливо наклонялся перед Тоба Дао, а потом - над ямой, куда этот трон летел вместе с хозяином.
Император был убит, и в календарях появилась лаконичная запись: "Тоба Дао более не правит".
Так история обычно говорит, когда не хочет вдаваться в подробности.
На престол взошёл Тоба Юй, молодой, амбициозный и, к несчастью, умный.
А Цзун Ай, привыкший дергать за нитки, решил, что даже марионетки должны быть шелковыми.
Он отравил и Юя.
В этот момент Вселенная зевнула и решила, что хватит - пора ставить последнюю сцену.
Цзун Ай был схвачен и казнён.
На трон усадили Тоба Цзюня, мальчика, которому, кажется, ещё не купили вторую пару ботинок. А вокруг снова зашуршали бумаги, чиновники и философы, рассуждая, кто виноват.
Так Восток и Запад встретились в одном уроке - просто на разных языках: - Рим говорил: "Кто сильнее - Лев или Волк?" - Поднебесная уточняла: "Кто хитрее - Император или Евнух?"
И оба мира пришли к одному выводу: силу можно победить словом, но слово всё равно напишет тот, кто переживёт автора.
С тех пор империи падают не от мечей, а от протоколов.
Варвары меняются на евнухов, а евнухи - на советников по стратегии.
Только Небо остаётся всё тем же зрителем и с лёгким сарказмом смотрит вниз: - Ну вот, опять что-то делите.
А я думал, вы уже выросли.
И если на закате взглянуть в ту же сторону, где Лев убеждает Волка, а потом перевести взгляд на Восток, где Цзун Ай объясняет императору, кто тут главный, можно заметить: все они играют одну пьесу.
Просто сцены разные. А режиссёр - всё то же Небо, которое любит иронию больше, чем порядок.