- Я так люблю её. Ты же знаешь, что это такое?- Напирал на своего друга Роман.- Ты собака последняя будешь, если мне не поможешь. Да и сам немного встрепенёшься, похоро-хоришься. Ты ж красавец-мужчина, орёл... Грех такому добру пропадать. Тем более ты как раз временно холостой. Ну, зря что ли мы с тобой в институте в театральный кружок ходили?
Он выдохся, перечисляя все аргументы, какие только приходили ему в голову. Прихо-дилось говорить, не останавливаясь, потому что (он видел) Васильчиков колебался. Его нужно было дожать. И в ход шли комплименты, призывы к мужской солидарности, припо-миналась старая дружба.
А что Васильчиков? Да, он колебался. Во-первых, он был холостым не по своей воле. От него ушла жена, а не наоборот. Во-вторых, он немного завидовал Ромке, которому, на взгляд Васильчикова, незаслуженно повезло с молодой любовницей, с которой друг, в безум-стве приступов любви, даже собирался родить ещё одного ребенка. Но, главное, самое большое сомнение вызывал сам план. Скользкий какой-то... А на Ромкин взгляд - так про-сто блестящий!
Дело в том, что Ромкина жена, Ирина, развода не давала. Ей казалось, что у него про-сто блажь, кризис сорокалетних, что нельзя же вот так взять и поменять любящую, вер-ную жену на какую-то вертихвостку. Ну не верилось ей в голубиную любовь. Тем более что таких голубок за время их расставания уже перебывало несколько. Подружки это убежде-ние в ней поддерживали. Не сексом единым жив человек! Их стратегия была такая: разво-да не давать под любым предлогом, а там Ромка, глядишь, одумается и назад запросится. Поэтому, чтоб её с этой дорожки свернуть, Эдику Васильчикову надлежало эту Ирину в себя влюбить, соблазнить и даже намекать ей на вступление в новый брак, чтоб у неё появился стимул расторгнуть старый.
Ирину Эдик видел пару раз на корпоративных вечеринках (бывшие сокурсники стали коллегами). Но контора была большая, сотрудники и то не все друг друга знали. На корпо-ративках с их броуновским движением не больно запомнишь все новые лица. Ромка его Ирине вроде бы представлял, но у него было только какое-то смазанное впечатление, что приятная женщина. И больше ни-че-го... никаких подробностей. Он мучительно пытался решить, будет ли подставной романчик с Ириной считаться подлостью, или нет. И по-чти решил, что всё-таки нет. Ведь это её выбор: влюбиться или нет. В конце концов, мозги надо иметь. Сквозь эти размышления пробился очередной аргумент:
- Ёлки-палки, тебя же самого жена бросила! Натерпелись мы от них. Они, бабы, вечно жертвами прикидываются, несчастненькими такими. А проехаться могут не хуже танка. Что твоя по тебе, что моя - по мне. Мужики мы или нет? Надо их на место ставить. Пока они нас окончательно не загнездили.
Когда Эдику напомнили в очередной раз, что его бросила жена, в его душе поднялась волна ожесточённости. Этот аргумент решил всё.
- Фотографию мне притащи. Как я её узнаю? И всякие места, где я могу "случайно" её перехватить мне скажи. Ну, супермаркет там её любимый, прачечная... Куда там она ходит часто? Не сберкасса. Не могу же я целый месяц её у сберкассы караулить!- Объяс-нил он Ромке, явно не ожидавшему от друга такой молниеносной реакции и предприимчи-вости.
- Ну, брат, я в тебе не ошибся! Ты гусь каков!- С восхищением присвистнул Роман.- Мыслишь, прям как разведчик какой-то.
Фотография Ирины была выдана. Правда, пятилетней давности. На Эдика смотрела женщина не особенно фотогеничная, но вполне симпатичная.
- Интересно,- наморщил лоб Васильчиков,- я её при встрече узнаю? Иногда люди так сильно отличаются от собственных фотографий. Взять хотя бы паспортные... Он хмыкнул. Потому что сам себе казался в паспорте уродом. Лопоухий какой-то и вообще... А в миру, в зеркале себе нравился. И женщины ему симпатизировали, что можно считать косвенным признаком харизматичности, правда?
- Слушай,- внезапно спросил он,- а на последнюю корпоративку она в каком костюме ходила?
- А фиг его знает,- развел руками мечтающий стать бывшим муж.
- Ну, и ладно,- не отступал от своего плана Эдик.- Я на корпоративном сайте фотки последней новогодней корпоративки пересмотрю. Нашего Женьку-сисадмина ты знаешь - воображает себя папарацци, носится со своей мечтой каждому преподнести после вече-ринки фотошедевр. Наверняка он Иру не упустил. В последний раз было строго заявлено явиться в карнавальных костюмах для создания атмосферы и настроения. Для папарацци костюмированный бал - праздник души, именины сердца.
- А зачем тебе?- начал допытываться Роман.
- Это шаг моего плана по совращению твоей супруги,- уклончиво ответил Васильчиков.
* * *
Совершенно неожиданно эта интрига в духе пятиклассников внесла вдохновение в од-нообразную жизнь брошенного женой Васильчикова. Видимо, сидела в нём подсознательная жажда мести своей вероломной жене, болел укол ревности, страдало самолюбие. Он настраивал себя, что будет безжалостным мачо. В памяти всплыло студенческое ощуще-ние лёгкости, авантюризма, куража что ли... И самому Эдьке это очень понравилось.
Для начала он пересмотрел корпоративные фотки. Иришу легко обнаружил на группо-вом снимке в костюме Красной Шапочки. Видимо, позировать Женьке отдельно и для крупного плана она не рвалась, потому что Евгений обычно такую жажду только поощрял. Но маскарадный костюм на общем снимке был виден вполне достаточно: Ирина красова-лась в белой кофточке с доисторическим рукавом фонарик, на туфельках - кокетливые красные бантики. Поверх рубашки Красной шапочки был надет чёрный корсаж с цветным шнуром, который подчеркивал красивую и совсем уж не детскую грудь. На голове - не то чепчик, не то капор (в этом Эдик не разбирался), из-под которого на плечи падали зави-тые, наверное, волосы. Маленький кружевной передничек лежал поверх чёрной юбочки, тоже, как и рукава, каким-то колокольчиком. На девочку Красную Шапочку Ирина похожа не была. Это надо признать честно. А вот на аппетитную хозяйку трактира позапрошло-го века - весьма. Ну, что ж... Эдик приготовился к попытке знакомства.
* * *
Он "засёк" Ирину в супермаркете, но подходить не стал. Потихоньку следил за ней, присматривался. Она была какая-то... самодостаточная, погружённая в себя, но не злая, как Эдик представлял себе женщину, не дающую мужу развод. Вовсе нет! Мало того, когда она улыбалась продавцам или отвечала что-то другим покупателям, её лицо освещала ми-лая улыбка. И сама она при ближайшем рассмотрении оказалась милая. Залихватский бе-ретик набекрень, перчатки в тон торчат из кармана укороченного плащика. Совсем не бука. "Ну, и хорошо,- подумал Эдик, - она мне, пожалуй, нравится. Значит, мне приятно будет за ней ухаживать". С чувством возрастающего волнения, природа которого не вполне была ему понятна, он продолжал за ней следить. Потом уехал домой, вспоминая все подробности, анализируя и... вечер пролетел незаметно. Редкий, заметим мы, вечер, когда Эдик не вспомнил свою бывшую жену.
* * *
Через два дня, в пятницу вечером, Эдик снова вышел на "дело". Он предварительно по-звонил по телефону. Ира сняла трубку, поаллёкала, подула в неё, но он молчал. Ему нрави-лось, как она недоумённо аллёкает. "Дома,- удовлетворенно подумал он,- сейчас поужинает и в магазин, наверное, пойдёт. Там её и подсеку". Он часа два протолкался в супермаркете, куда, как он выяснил, жена Ромки чаще всего ходила за продуктами, но Ирина так и не объявилась. Поразмыслив, он решил зайти на следующий подвиг с утра. Народа утром поменьше, отсыпаются все. Было бы логично недельную закупку сделать в субботу утром, если ты не хронический засоня, конечно.
Эдик незаметно для себя втянулся в эту игру.
Ирина толкала перед собой тележку, сверяясь со списком продуктов, которые надлежа-ло купить на неделю. Помимо списка глазами старалась по прилавкам не шарить. Денег с уходом Ромки стало существенно меньше.
- Сама виновата, дура,- вздохнула она.- Правильно мама говорила, нужно было аспиран-туру не бросать, карьеру делать. Ездила бы сейчас в какую-нибудь Сорбонну лекции чи-тать.
Она вспомнила, что бросила аспирантуру из-за того, что Мишутка оказался несадов-ским ребёнком. Сначала думала посидеть с ним до школы. Потом начались первые классы. Всю дорогу работала на полставки. Какая может быть карьера? Она снова вздохнула. Жал-ко, конечно, но зато Мишутка какой славный растёт. Сынуля... Один у меня остался муж-чина. В носу предательски защипало. Она приготовилась удерживать слёзы, когда её ощу-тимо толкнул налетевший на неё мужчина.
- Ой, извините, ради Бога!- он схватил её за руки.- Я вас не убил?
- А хотелось бы?- Улыбнулась она.
Эдик растерялся. Он почему-то готовился к негодованию, и все домашние заготовки предполагались вокруг этой темы.
- Да... нет... конечно... - мямлил он.
Ириша прищурилась и вдруг рассмеялась:
- Ну, вы и тип! Так, да? Нет? Или конечно?- она рассматривала его какими-то увлаж-нёнными, будто в них стояли слёзы (или это ему показалось?) зелёными глазами. И неожиданно продолжила.- Слушайте, а ведь я вас откуда-то знаю. Где-то уже видела. Не помню только - где,- она развела в недоумении руками.
Эдуард за время её речи оправился от смущения. Кажется, беседа сама потекла в нуж-ное ему русло. Теперь прищурился он.
- А я вот помню, где Вас видел! Вы были в костюме Красной Шапочки. Кофточка такая на вас была... с жилетиком таким...
Помимо его желания это прозвучало довольно... плотоядно. Экс-Красная Шапочка даже смутилась.
- Бантики красненькие на туфельках,- вырулил на более безопасную деталь туалета Эдик.- А про шапочку, вернее, фасон её, я ничего не скажу. Я в них не разбираюсь, кроме того, что такая Вы в ней были милая. Я вот не помню точно,- подпустил он лести,- это не Вам тогда первый приз дали?
- Нет,- смутилась она. Ведь когда мужчина помнит подробности твоего туалета, это уже больше, чем просто внимание, но была польщена, Эдик это почувствовал.
- Я там с мужем была,- добавила вдруг она грустно. Эдик не преминул этим воспользо-ваться.
- А почему так грустно?- протянул он.
- Потому что с тех пор муж меня бросил,- неожиданно для себя призналась Ира. Прежде ей казалось стыдным признаваться. Ведь бросают только что-то плохое или не-нужное.
- Меня самого жена бросила. Два года назад,- уточнил он.- Я только недавно понял, что самое тяжёлое время миновало.
Это было чистосердечное признание. Оно соответствовало действительности. Лука-вил он только в одном: жену перестал вспоминать только последние дни, увлекшись своей операцией по имени "Ирочка". Можно сказать, благодаря ей. Ни одного слова неправды! Дальше он как-то органично попёрся её провожать.
По дороге они перешли на "ты". Не потому, что сверстники, а потому, что друзья по несчастью. Эдик дотащил Ирине сумки, она пригласила благодетеля выпить чая, а потом ненавязчиво выставила вон. Телефон свой, правда, дала.
Эдик не заметил, как добрался до дома. Он гордился собой, как мальчишка: "Yes! Я сде-лал это!" План его оказался всем хорош и сработал. И ещё одно его радовало: Иришечка (так он её про себя окрестил) ему очень уж понравилась. А ему, дураку, казалось, что он навек очерствел, так бирюком и доживёт свой век. А веку - конца-края не видать. Честное слово, если бы мог у неё сегодня остаться на ночь - со счастьем бы остался. Да вот вы-перла... И ещё... Ему безумно хотелось её потрогать. Как ребенку, в рамках познания. Ну, какая она? Тёплая? Мягкая? Сухая? Гладкая? Упругая? Какая? Словно от этого что-то зависело. Его мозги лихорадочно искали путь к исполнению желания. "Есть ещё порох в пороховницах!"- засмеялся вдруг Эдик в темноте, уже почти засыпая.
* * *
"Свалился на мою голову!"- С притворной досадой говорила себе Ира. Конечно, её взволновало это знакомство. Согласитесь, романтично! Это раз. Ира никому не признава-лась, что на интерес к себе со стороны мужчин уже не рассчитывала. А тут - такое! Это два. Что-то между ними протянулось тонкое, нежное, что боишься спугнуть. Именно поэтому она не кинулась звонить подругам, что сделала бы в любом другом случае. Они начнут давать практические советы. Одни - пугать аферистами, охотниками за одиноки-ми дамочками, другие - ругать за то, что не воспользовалась случаем и не развила знаком-ство. И всё, и волшебство сразу этим закончится. Но она внутренне чувствовала, что ничего не должно закончиться. "Он позвонит",- вздохнула она в темноту ночи перед сном и рассмеялась, потому что уж очень напомнила самой себе - себя, восемнадцатилетнюю.
"Пацан сказал - пацан сделал!"- потирая руки, ликовал на следующий день Эдик. Сего-дня вечером он снова напросился к Иришечке, теперь уже на ужин. В остальной части плана его спас Интернет. Считая себя человеком взрослым, Эдик приступом брать Ири-шечку робел. Он и смолоду не был ни наглым, ни развязным. Его роман с женой мог бы длиться веками, если бы она не проявила инициативу, про себя ругая его рохлей.
После ужина, который, кстати сказать, был очень вкусным, Эдик приступил к выпол-нению плана. Начал издалека. Повёл разговор про хобби. Иришечка застеснялась. У неё какого-нибудь экзотического хобби, вроде декупажа или оригами, соответствующего со-временной женщине, не было. Не увлекалась она вышиванием или выведением редких сор-тов орхидей, впрочем, и помидорной рассадой - тоже. Как-то и погордиться нечем, по-этому она, как ей казалось, ловко перевела разговор на другие рельсы. Дескать, милый Эду-ард, а сам-то ты чем дышишь? Эдик потупился, поколупал пальцем цветочек на льняной скатерти и нехотя признался, что последнее время как-то заинтересовался хироманти-ей. Не может пока считать себя специалистом, конечно, но считает, что за хироманти-ей, незаслуженно забытой, большое будущее. Наступит время, когда совсем не станет лжи: рука, ладонь человека сама расскажет о нём всю правду. Ира загорелась: "Эдик, по-смотри, пожалуйста, мою руку! Какие у меня линии судьбы?". Тот не торопился, но и уго-варивать себя долго не заставлял. Ладонь у Иришечки была горячая, пульсирующая каки-ми-то токами. Самозваный практик стал водить по линиям ладони пальцем, и обоим стало совсем как-то не до хиромантии...
Потом уже, когда он сладко спал, доверчиво привалившись к её боку, она внезапно проснулась. Лежала, боясь пошевелиться и побеспокоить его, сквозь его сон, чувствуя, что он счастлив. К Иришке приходили разные мысли. Могла ли она ещё неделю назад знать, что познакомится с Эдиком? Она сидела тогда и думала: четыре года - это много или ма-ло? Ребёнок за это время успевает из небытия стать разумным человечком. Четыре года не вместе - это много или мало? За эти годы (не вместе) она пустила на тряпки почти все рубашки, оставленные им при поспешном бегстве из их дома. Сначала не трогала, и они целый год висели на плечиках пятьдесят второго размера. За четыре года сменился её гардероб. Из него ушли блузки и юбки, которые покупались в соответствии с Ромкиным вкусом. Почему она вдруг вспомнила неделю назад об этом? Рвала на куски батистовую ночную рубаху, уже обветшавшую, когда-то купленную для первой брачной ночи. Один из последних островков воспоминаний... Зачем она не даёт Ромке развод? Ведь его возвраще-ние уже невозможно. Уже пролегла черта невозвратности. Ей просто жаль видеть, как он сменяет одну девицу на другую. Как-то казалось, что этим формальным браком она удер-живает Ромку от скоропалительного поступка. Ну, и подружки, конечно... "Вот из прин-ципа не давай развод! Из принципа!"- вспомнила она кликушу-Зинку. Из какого такого принципа? Им принцип, а ей - жить с нелюбимым Ромкой? Когда бросил, больно было. Как ненужную, старую вещь отшвырнул. А теперь-то... Ирина вздохнула, покосилась на спящее рядом сокровище. Растворилась вся в этом ощущении блаженства... и заснула.
***
После завтрака Эдик, демонстрирующий полное нежелание отсюда уходить, сидел в комнате и рассматривал фотографию Мишутки, стоящую на комоде.
- А сын твой где?- запоздало поинтересовался он.
- У мамы моей неделю живёт. Выходные - со мной. В эти выходные не велели мне при-ходить за ним - они вирусом с мамой болеют. Температуры нет, а меня к себе не пускают. У меня командировка на следующей неделе, вот и боятся, как бы я не заболела в дорогу,- объяснила она со вздохом.- Знаешь, как мне без Мишутки моего тяжело.
- А я? - обиделся Эдик.
- А ты?- Рассмеялась Иришка и дёрнула его за нос.- Я тебя знаю три дня. А Мишку - десять лет. Да ещё год в животике. Знаешь, с его именем целая история была. Можно сказать, война. Муж мой, Роман, имел отчество Мельхиорович.
- Ну да?- как-то глупо удивился Эдуард. Век Ромку знает, а что у него настолько экзо-тическое отчество - никогда не знал. Правда, он его по имени-отчеству никогда и не вели-чал.
- Вот родился мой сынуля,- продолжала Иришечка,- и стали спорить, как его назвать. Ромкина родня вцепилась: назовите Мельхиор. Я в слёзы. Как же мы дома звать его будем? Будете звать Мелик. Ага, говорю, чтобы его во дворе дразнили Мелик-велик? Они обиде-лись на меня. И я, глупенькая такая, чтобы смягчить ситуацию решила назвать как-то созвучно, похоже - Миша. Ну дразнили его во дворе Мишка-коротышка, а когда зубы молоч-ные стали выпадать "Мишка, Мишка, где твоя улыбка?"
Она преобразилась, рассказывая о сыне:
- А сейчас учится в лицее с углубленным изучением французского языка. У нас в спальном районе с хорошими школами-то не очень. А где твои дети? Они у тебя есть?- Вдруг спохватилась Иришечка. Им предстояло еще столько узнать друг о друге.
Эдькина дочка осталась с женой, что понятно - Жанна не алкоголичка какая-нибудь. Девочка накормлена-напоена по часам, посещает музыкальную школу по классу флейты, но страсть у неё одна, как у матери - магазины. Каждая их встреча с дочерью начиналась одинаково, вопросом: "А в магазин пойдем?" и завершалась сразу после наступления отцов-ской некредитоспособности. В театр-зоопарк-сквер-гости к бабушке дочка не хотела. Канючила, вредничала, а бабушке намеренно говорила колкости. Всё равно Эдик по дочери скучал. Ему верилось, что это детское, перерастётся.
Иришечка слушала серьёзно, не перебивала. И Эдик рассказывал всё вольнее и вольнее свои тревоги и боль. То, что не говорил даже матери, самому близкому человеку.
- А давай, детей в зоопарк сводим,- внезапно предложил он.
- С ума сошел. Поздняя осень! Все звери в тёплые вольеры переведены или в спячку впали. Я бы тоже в спячку впала,- призналась она.
- Если с тобой, я бы в хоть какую спячку впал,- согласно кивнул Эдик головой.
***
Командировка у Иришечки была короткая, трехдневная. Между решением рабочих мо-ментов, она отсылала SMS-ки Мишке, маме и Эдику, но все равно скучала по ним, тревожи-лась. Со стороны, их с Эдиком любовь (а это сомнения у неё не вызывало) казалась какой-то ненатурально счастливой, какой-то искусственно сахарной. И она всё не могла решить: озвучить ей свои сомнения Эдику или нет?
А Эдик мучился только одним: он тосковал без неё, без обретённой им женщины. Ири-на вернулась. Роман полыхал вовсю. Нет, не муж Роман, а любовный роман.
Роман заглядывал к Эдику, чтобы узнать, как продвигаются дела. Первое время тот отмахивался. Хорошо, мол! Однажды не выдержал и спросил: "Как ты мог такую женщину бросить?" Ромка даже удивился.
- А что? Ирка от меня никуда не денется. Кому она нужна? Сидит и мечтает, что я к ней вернусь. Да если я свистну, она пешком за мной до Лиссабона пойдет. Мне других охо-та попробовать. А что, понравилась?- как-то гаденько осклабился он. И Эдик с трудом сдержал себя, чтобы не двинуть ему в морду.
Справедливости ради, надо отметить, что если Романа отцом пылким не назовешь, то пунктуальным он всё-таки был. Алименты заносил лично - ежемесячно. Он был неприят-но удивлён переменами в Ирине. Она катастрофически похорошела. Ту женщину, от кото-рой Роман уходил, бросать было не жалко: наседка, домашняя клуша, сексуальности ноль, стервозности (считай - изюминки!) никакой. С этой, сегодняшней Ириной, он не очень знал, как говорить, как подступиться. Самодостаточная, вот что он учуял. Он хотел было поговорить о разводе, но передумал. Ирина сама начала разговор.
- Ты, Рома, не волнуйся. Развод я тебе дам.
- Мне уже не к спеху,- хмыкнул он.- Никак замуж собралась?
- Пока не предлагали,- обезоруживающе улыбнулась она,- а у тебя, вроде, ребёнок наме-чается? Нехорошо будет ему вне брака родиться.
- Ребёнок уже не намечается,- сквозь зубы нехотя процедил Роман.
"Видно, и эта любовь пошла на убыль",- догадалась Ирина и решила эту тему не подни-мать. Она старалась при Романе пригасить своё счастье, не показывать ему. Боялась, словно он мог его отобрать или сломать. Вообще-то раньше сломать её радость мужу уда-валось одним хлёстким словом, одним презрительным взглядом. "А вот теперь не поддам-ся",- решила она.
***
Эдик настаивал на том, чтобы познакомить друг друга с детьми. Для него почему-то это было принципиально. И ещё, ему очень хотелось познакомить Иришечку с мамой. Та-кой у него был уровень комфортности, чтобы все его близкие дружили друг с другом. Он волновался, как поведет себя дочь, но совершенно неожиданно встреча прошла без сучка, без задоринки, "на ура". Ладе очень понравился мальчик Миша, и она не то, чтобы не ка-призничала или вымогала подарки, а изо всех сил старалась понравиться ему и, главное, его маме. Маленькая ещё женщина, мудрая по рождению, прекрасно понимала расстановку сил и авторитетов.
"Господи, как я счастлив, что всё прошло отлично!"- радовался Эдик, когда вёз Ладу к Жанне.
"А девочка-то крепенький орешек. Хитра,- размышляла Ирина,- помучаюсь я с ней. Ес-ли почаще будет с нами время проводить, может, и выправится немного. Хотя, когда нам почаще с ней видеться, когда мы сами редко видимся?"- Вздохнула она и обняла Мишку за плечи. А Мишке всё понравилось: и что мама рядом была, и что у неё глаза, наконец, весё-лые стали, как когда-то, и что дядя Эдя оказался нормальный: не нудный и не строгий. И что девчонка его Мишке в глаза глядела и с ним заигрывала.
***
В понедельник с утра Роман прямиком отправился к Эдику в кабинет. Он застал ста-рого друга в хорошем настроении, деятельно занимавшегося делами. Роман с неприязнью смотрел на его довольное лицо, посветлевшее какое-то, на его новый пуловер взамен рас-тянутой трикотажной тряпки. "Да он влюбился, дурак, в Ирку",- прострелила его догад-ка. И он предложил своему другу студенческой юности выйти перекурить.
- Ты, это, операцию сворачивай. Я разводиться передумал. Вот прикинул, что я копья ломаю? От добра добра не ищут. Все они одинаковые. В конце концов, всегда смогу органи-зовать себе тихий отдых с какой-нибудь зайкой, если уж совсем невмочь станет. А у меня Мишка растёт,- начал он.
- Вспомнил,- усмехнулся Эдик. - И Ирину я не брошу. Спасибо тебе, кстати, что, пусть и таким нелепым способом, но познакомил меня с ней. Мне всё равно: замужем она или нет. Это дело двадцать пятое.
- Не бросишь, говоришь?- Скривил зло губы Роман.
- А что ты сделаешь?- Сжал кулаки Эдик, готовый вспомнить кулачные бои детства.
- Нет, драться я с тобой не буду. И убеждать тебя ни в чём не буду. Ты же упертый у нас. Я просто всё Ирке расскажу, а она девушка принципиальная, гордая. Посмотрим, ка-ким огнём ваш роман дальше заполыхает,- он развернулся на каблуках и, задыхаясь от злости, стремительно вышел из курилки, саданув напоследок дверью.
***
Первой мыслью Эдика было бежать к Ирине и объясниться с ней. Сказать ей всё, об-нять её, стиснуть и не отпускать, пока она будет вырываться, биться в его руках, дер-жать, целовать и успокаивать, а когда она устанет, обмякнет - просить прощения и объ-ясниться в любви. Он ведь не говорил пока о любви ничего. Взрослые люди... такими сло-вами запросто не бросаются! Ну что поделать, если жизнь свела их при вот таких кре-тинских обстоятельствах? Чувства не имеют к этому никакого отношения. Это судьба. Бежать к ней немедленно он не мог. Ирина была на работе. Да и он тоже... По телефону говорить на эту тему нельзя, неправильно. Не зря он с самого начала сомневался. Ситуа-ция действительно оказалась скользкая, а он - её заложник. Такое нужно рассказывать только глядя человеку в глаза. Скользкая... Но именно она - водевильная, фарсовая, бредовая - подарила ему Иришечку. От мысли, что он может её потерять, Эдуарда бросило в жар. Наконец он решил сделать вот что: позвонил Ирине, просил её ни под каким предлогом с Романом не говорить до тех пор, пока она не увидится с ним, Эдиком. Он взял с неё чест-ное слово, чем привёл в замешательство.
- Иришечка,- помедлив решился он,- главное, что ты должна знать и помнить, я тебя очень люблю. Мне без тебя не жить.
И опустил трубку. Трус несчастный...
***
"Я так и знала. Я чувствовала, что это всё слишком хорошо, - у неё упало сердце,- вот сейчас приедет и скажет, что возвращается к жене, что нервная система ребёнка ему дороже личной жизни. И что у него есть ещё трое детей: один в Саратове, и двое - в Пен-зе. Хотя при чём тут Ромка? Неужели что-то связанное с ним?". Ромка действительно настойчиво звонил ей. Два, три, четыре раза, испытывая её терпение, но она не снимала трубку. Во-первых, она же обещала Эдику. И во-вторых, с тайным удовольствием, что не по своей воле заставляет понервничать Ромку.
Эдик явился бледный, полный решимости и с букетом цветов. Сам не понял, зачем ку-пил? Нервы... И мама учила когда-то: к любимой женщине - всегда с цветами. Он и не ви-дел, что выбирал в цветочном киоске. Сейчас он крутил этот веник в руках, пока не подо-шла Ирина и не отобрала цветы. Она поставила букет в воду, тоже натянулась вся, как струна. Держать вечно паузу невозможно. Она не выдержала первой и спросила, в чём, собственно, дело. И тогда он попросил уважить его странную просьбу.
- Иришечка, я кое-что должен рассказать тебе, но мне проще будет это сделать, если я тебя обниму. Можно?
- Можно,- удивилась, но разрешила она.
А дальше всё было так, как он предполагал: вырывалась, билась, устала, обмякла, цело-вал, целовались...
Потом она отстранилась от Эдуарда, поправила прическу.
- Хорошо, что Ромка меня бросил, правда, Эдь? Как бы я жила с ним, подлым таким? Из-за Мишутки только и общаюсь. И знаешь что? Ты не беспокойся. Всё я поняла. Предо-ставь теперь дело мне. Я с Романом сама разберусь. Как-нибудь...
Она простилась с Эдуардом почти спокойная, проводила до порога, закрыла за ним дверь. На кухне сварила чашку крепчайшего кофе, машинально отметив про себя: "Удар по печени!" и постаралась "причесать" сумбур мыслей в голове. Странно, но на Эдика она не сердилась. Хоть он и не клялся ей ежесекундно в любви, она была в ней уверена. Его сдав-ленное "Мне без тебя не жить" дорогого стоило. А вот Ромка ее разозлил. Она пила осты-вающий кофе, не чувствуя его вкуса, и машинально писала на бумажке... Амур, амур-стрелок, амур-снайпер, амур - "Воршиловский стрелок", амур-киллер... Почему он когда-то избрал её своей целью? У неё вертелась неопределенная мысль о том, как обратить в бег-ство Романа. Это нужно сделать так, чтобы он оставил её без злобы, без жажды мести, потому что она как никто знала мелочный Ромкин характер. Он её бывший муж, она и должна, как обещала Эдуарду, разобраться с ним сама... Как-нибудь...
***
"Как-нибудь" настало в субботу. Роман был вызван к Ирине для важного разговора. Его настораживало, что она как-то непохоже на себя с ним мурлыкала. Последние годы обща-лись только официально, а сегодня Ирина так его зазывала, так зазывала. Может, её уже Эдька бросил? Ну да, струсил и бросил, чтобы ничего не объяснять и чтобы не всплыло, какой он герой. Ромка довольно засмеялся. Эдька и в студенчестве такой был. Чистоплюй. Вечно носился со своей порядочностью. У других что ни день, то новая девчонка, а у него вечные поиски единственной любви его жизни. Больше всего Романа злило, когда он гово-рил: "А вдруг я ошибусь, и это разобьёт ей сердце?". И бесполезно было убеждать, что поплачет и забудет. Они, девчонки, такие... Если Иринку Эдька бросил, так ей и надо. Си-дит теперь, небось, слёзы льёт, раны зализывает. И хочет опять на меня хомут набро-сить. Нет уж, дудки!.. А, впрочем, как уговаривать будет, чтобы я вернулся... Цветов, конечно, она от меня не дождётся, а вот бутылку вина на всякий случай Ромка купил.
Ирина открыла дверь, и Ромка остолбенел. Она была накрашена как для вечернего вы-хода. А вот одежда её была не вечерней... Скорее, ночной. Пеньюарчик шёлковый. Он при-щурился, вспоминая. Нет, в их семейной жизни такой одежды не водилось. Наверное, это приобретение уже последнего времени. "Это для кого это?"- колыхнулась в нём ревнивая мысль. И все эти завязочки так легко развязать, и шёлк так легко скользнёт с плеч на пол. Романа захлестнуло совершенно естественное желание. Ирка кинулась на шею и прижалась к нему всем телом. Он, было, отозвался, но она, корова, как всегда всё испортила. "Ромочка, давай всё вернем опять! Ты же знаешь, я люблю только тебя. Давай родим ребеночка! В знак примирения. Давай прямо сейчас его и сделаем. Ну, обещай мне бэбика, Ромочка! Мальчика, а лучше двух: одного сейчас, а другого через год. Представь, Ромик, ночь, мы встаём к малютке, меняем ему памперс, качаем колыбельку... О, Ромик, я уже присмотрела таааааакую колыбельку... Всего за две штуки гринов..."- она шептала ему на ухо и внима-тельно прислушивалась к его реакции. Одежда не из её гардеробчика, слова не её лексикона, мысли не её... Не переборщить бы!
У Ромки стремительно портилось настроение. Опять на деньги раскручивают. Ну что за бабы! Раньше Ирка такой не была. Да, видно, всё, что может испортиться - пор-тится. Какой бэбик? Тем более, два. Бежать отсюда со скоростью света. Он представил себя встающим ночью к орущему младенцу. Потом картина ещё страшнее проплыла перед ним: один ребенок ползает по ковру, а второй лежит в кроватке. А Мишка в это время просит помочь ему с уроками. Кошмар! Прочь из этого сумасшедшего дома! Точно надо разводиться. Если Ирка захотела родить - она ведь своего добьётся. Я ж её знаю. Она все-гда добивается того, чего хочет.
Ромка отцеплял её руки от своих плеч, а она хваталась. И чем больше она хваталась, тем сильнее ему хотелось удрать.
- Ир, я вообще-то пришёл тебе сказать, что я на развод подаю,- ляпнул он первое, что пришло в голову.
Она сняла с него свои руки. "А как же наши будущие дети?"- она капризно надула губки. Сейчас заплачет. Только этого не хватало!
- Ира, какие дети? Ты что, не слышишь? Не до детей, в мире кризис! Я от алиментов на Мишку не отказываюсь, ребёнок остаётся с тобой,- он пятился задом к двери с един-ственной мечтой: смыться как можно скорее. Сумасшедшая совсем стала! Дети, пеленки... Срочно подавать на развод и развестись. Он уже узнавал: даже если она против, всё равно со второго раза разведут. Имущественных разногласий у них нет, от алиментов он не отказывается, скажет, что семью сохранить невозможно. Хорошо, что бутылку вина он не вытаскивал. Сейчас приедет домой и напьётся. Позвонит, чтобы зайка приехала... Нет, сегодня что-то и зайку не хочется. Один напьётся. Главное, прочь отсюда, прочь...
Ирина закрыла за ним дверь и в изнеможении прислонилась к ней спиной. Отдышалась немного. Проходя мимо зеркала в прихожей, не удержалась и оглядела себя в новом образе. Актриса... Усмехнулась про себя. Оглядела повнимательнее. Фигура плывёт? "Плывёт",- не могла не признаться себе. Возрастная убыль заметна? Заметна. Она прищурилась, подбоченилась, тряхнула распущенными волосами. Но ведь в этом пеньюаре ещё ничего? "Ничего", - улыбнулась сама себе. Что ж такой красоте пропадать? И пошла звонить Эди-ку.