Рассказывали об одном человеке,
который оставался всю жизнь холостым,
потому что искал совершенную женщину.
Когда ему было семьдесят, кто-то спросил:
- Вы много путешествовали: из Кабула в Катманду, из Катманду в Гоа, из Гоа в Пуну - вы искали.
Нашли ли вы совершенную женщину?
Старый человек стал очень печальным. Он сказал:
- Да, однажды я встретил одну совершенную женщину.
- И что случилось? Почему вы не женились?
Он стал еще печальнее и ответил со вздохом:
- Что делать? Она искала совершенного мужчину...
МАРТА
Единственное правило в любви - то,
Превеликою слыву - поцелуйщицей.
Марта уже минут пять яростно мыла вазу из-под цветов. Она терла её, крутила в руках с такой энергией, что если бы это была волшебная лампа с джинном, заключенным внутри, то тот сам, раскаленный до цвета меди, вылетел бы без всяких заклинаний, чтобы исполнить любые её желания! На данный момент у Марты было два желания. Одно - долгосрочное, выйти замуж. Второе - мелкое и краткосрочное: чтобы замолчала её закадычная подруга Люсьен. Ну, в детстве Люська, понятное дело. В Люсьен она превратилась после четырех законных браков, как бы дававших ей развитие статуса и обогащавших, каждый брак по-своему, бесценным жизненным опытом. К сегодняшнему дню Люсьен была совершенно согласна с древне-шумерской мудростью, гласившей, что "Счастье в женитьбе, а если подумать - в разводе!" У нее вообще была привычка цитировать кого-нибудь через слово. До такой степени, что это производило впечатление уже не эрудиции, а отсутствия собственной мудрости, из-за чего постоянно приходится прибегать к чужой. Сейчас она с видом превосходства, которое давали ей её четыре замужества, излагала свое понимание психологии мужского племени. Марта, замужем не бывавшая, слушала её, сдерживая раздражение, хотя в чем-то Люсьен была, безусловно, права и некая логичность и стройность в ее теории присутствовали.
- Видишь ли, Марта, почти все книги по психологии посвящены мужчинам. И описывают их бесконечные кризисы! В три года они хотят утвердить свое "я" и становятся "мальчиками наоборот". Потом этот их безумный пубертат... Из кожи вон лезут, чтобы доказать, что они не такие как все. А чуть что - оправдания типа "ну мужики пошли, и я за ними"... И всю дорогу так. Про кризис среднего возраста я вообще молчу: неудовлетворенность собой, капризы, хандра. Стандартный способ утешиться: коньячок, молоденькая любовница и демонические страдания... дома воцаряется полноценный и нарядный семейный психоз. Через какое-то время оказывается, что кто-то должен выслушать про терки на работе, предложить теплую грудь для сдавленных рыданий и капель для успокоения. А также сварить суп для нормального пищеварения... А мы?.. Почему о женщинах никто так подробно не пишет? А ведь огромная тайна заключена в женщине среднего возраста! Не зря же говорят "45 - баба ягодка опять". Какие химические реакции бурлят в нас, женщинах среднего возраста! Какие демоны и ангелы рвутся наружу!
Люська разглагольствовала... Но Марте не было особенно интересно ее слушать. До 45 Марте предстояло еще 6 лет. С ангелами-демонами она умудрялась жить так, чтобы не иметь репутации ни того, ни другого. Так, приятная женщина. Симпатичная внешне, милая душой и легкая по характеру. Вообщем, ее друзья диву давались, почему она одна? Марте досадно было слушать Люськины рассуждения, потому что отчетливо становилось ясно, какой огромный пласт жизни прошел мимо нее. А она старалась об этом не думать. Глупо сожалеть о том, что не сложилось. Неконструктивно. Это так мужчины писали в умных психологических книгах. Правы, конечно. Только женские эмоции трудно пришить к этой теории. Вот Марта и злилась, что эмоции, как пар из-под крышки чайника, вырывались наружу. Она пригласила подругу, чтобы обсудить с ней одну странность, которая происходила с ней последнее время. Но теперь сильно сомневалась, что стоит это делать.
Странность эта была, как бы лучше выразиться, странного свойства. Впервые это произошло вот при каких обстоятельствах. Она спускалась в полутемном подъезде своего дома. Выскочила на минутку в булочную. Ее еще стройные ноги мелькали на лестнице. Она сбегала по ней, как девчонка! Потому что знала каждую выбоинку на ступеньке, каждую выщерблинку за годы жизни в этом доме и с этим домом. Почти все жильцы предпочитали пользоваться лифтом. Поэтому упрекнуть в несолидности Марту будет некому. Все ж таки не девочка уже... Хотя лестница помнила себя еще новенькой и целой, а Марту именно что девчонкой: конопатой, нескладной и смешливой... Не боялась Марта кого-нибудь встретить, а встретила. Снизу ей навстречу поднимался мужчина приятной наружности. Двигался бесшумно, грациозно, немного по-кошачьи... Нет, скорее, по-тигриному... Она глянула ему в лицо, отметив про себя: "Симпатичный!", смутилась и, опустив глаза, шмыгнула мимо. Оттого и не увидела, как на его щеке расцвел след поцелуя. Он недоуменно потер щеку, запылавшую невесть от чего. И пока поднялся до нужного этажа, поцелуя этого нечаянного уже и след простыл. А шел он к любовнице. Можно сказать, крался, чем и объяснялись его тигриные повадки. И поцелуй этот совсем бы ему был без интереса. Впрочем, ничего этого Марта не знала.
Вот, собственно, с этого все и началось. Способность отмечать людей поцелуями Марта обнаружила у себя несколькими днями позже, в той самой булочной, что упоминалась выше. Она, как человек верный привычкам, без колебаний двинула к своим любимым багетам, которые позволяла себе раз в неделю, решительно наплевав на диету. Пока она взглядом выбирала багет порумяней-понарядней, за спиной закипела семейная ссора. Марта обернулась. Обладательница неприятного резкого голоса - судя по всему, законная супруга. Тот, что пытался урезонить её, краснел и стеснялся - судя по всему, муж. Марта прищурилась: ну надо же! Такой приятный мужчина, а достался такой стерве.
Она посмотрела на него оценивающе, пытаясь представить себя рядом с ним... И вдруг у него на щеке появился след женских губ, который становился все отчетливее. Марта перевела взгляд чуть выше - и там тут же заалел еще один. Увидела это и жена. Она на секунду задохнулась, а потом перешла на ультразвук. Как жена крыла его! И бабником, и еще кое-как (из области зоологии), а муж недоуменно тер щеку, ни в чем не виноватый... Марта не стала дожидаться исхода этой битвы и покинула поле боя в растерянности. Она изнеможенно села дома на галошницу. А потом ринулась к компьютеру, как всякий современный человек, надеясь найти в Интернете объяснение своему внезапному... таланту? дару? наказанию?.. В Интернете ничего не нашлось, зато сама Марта успокоилась и решила поставить эксперимент, чтобы понять: не случайность ли имела место?
В качестве подопытного кролика коварная Марта избрала своего начальника по кличке Тушкан. Кличка его происходила не из того, что он был похож на тушканчика. Вовсе нет. Скорее в нем была какая-то фальшивость, как в Эллочкином мексиканском тушкане. Не говоря уже о том, какой он был зануда! Назавтра предстояла утренняя планерка, где Тушкан устраивал разборки полетов. Тоскливые это были часы. Он по мелочам придирался то к одному, то к другому... Особенно то и было противно, что по мелочам. И все это время нужно было выдержать, изображая подлинный интерес. Вот его-то (время!) и собиралась скрасить Марта, справедливо полагая, что если не удастся изукрасить Тушкана поцелуями, то в попытках сделать это оно все равно пробежит побыстрее.
Редкий случай, когда она не опоздала. Пришла заранее. Села, выбирая место по центру, как в театре. Рядом с ней обосновалась секретарша Леночка, готовая записывать все мудрые мысли руководства. Да-да, Тушкан еще вел протоколы планерок! Видно, комсомольское прошлое не давало ему покоя. А Леночка - да! Леночка была по-своему талантлива, потому что протоколировать бессвязную Тушканову речь, придавая ей вид законченных мыслей - это искусство. Однозначно! В час означенный, Тушкан вышел на арену. Марта подперла щеку рукой, как снайпер готовит свое оружие. Прищурилась-прицелилась... Уже, по идее, дырка должна была прожечься в Тушкановской щеке. Но ничего не происходило.
"Ну и ладно. Что не делается - всё к лучшему! - Со смешанным чувством облегчения и разочарования подумала она. И мысли её заструились не по-научному. - И как с ним жена живет, с таким нудным? Хотя он дома, может, и не такой! Вообще, если посмотреть, то он симпатичный мужчина. И не нахал. Даже не без галантности. Дверь, например, откроет и тебя вперед пропустит. И без сальностей. И своим служебным положением не пользуется. А другие, говорят, ужас, что творят! Нет, если с этой точки зрения, то Тушкан очень даже ничего..."
Всё так же опираясь на щеку, Марта уже по-другому смотрела на Тушкана: оценивающе и не без нежности. Противоречивая женская натура. Вот тут и расцвел на Тушкане поцелуйчик. Народ замер. Тушкан сначала ничего не понял, продолжал нудить, только щеку почесывал. Поцелуй становился ярче. Народ волновался все явственнее. Заелозили на стульях, и ропот прошелестел. Босс понял по изумленным взглядам, что что-то с ним не то и перевел вопросительный взгляд на Леночку. Леночка, потерявшая дар речи, но всегда имевшая в кармашке зеркальце, чтобы убедиться в своей эталонной секретарской красоте, протянула его Тушкану. Тушкан схватился за щеку. Во взгляде его прочиталось что-то безумное... Собственно, на этом планерка и закончилась. Тушкан заперся в кабинете, куда-то звонил, а потом уехал, сказавшись больным. Да, собственно, почти так оно и было.
А в кулуарах кипели обсуждения. Марта сидела с задумчивым видом и в дискуссии не вступала. Ей было интересно выслушивать версии - не без тайного самодовольства, потому что правду знала только она. Ситуация экстраординарная - с этим согласились все! Научного объяснения не было. Ненаучную трактовку предложила Светлана, которая зачитывалась журналами с гороскопами, обожала всякую мистику и в силу тонн прочитанной макулатуры на эту тему считала себя знатоком. Наконец-то, багаж ее познаний можно было применить, так сказать, на деле.
- Первый поцелуй, девочки, это знак любовницы. А второй - второй любовницы. Находится ближе к носу, потому, что она его бросит. Натянет, так сказать, нос!
- Ну тогда уж второй поцелуй должен был быть на лбу. - Возразила Лидочка.
- Это почему же? - удивилась Светлана.
- Так к рогам поближе! - под общий смех парировала Лидочка.
Н-да, несерьезные люди работали в коллективе у Марты. Кроме разговоров, эта история имела и другое продолжение. Не все, оказывается, потеряли дар речи и соображение при виде Тушкана в поцелуях. Кто-то под шумок сфотографировал его в таком виде на телефон и отправил его фотки законной супруге героя. Дома разразился скандал. Жена, рыдая, собрала детей и чемоданы и укатила к теще. Совершенно несчастный Тушкан был безутешен, в нем, наконец, проглянуло что-то человеческое.
Марта испытывала жгучее чувство вины. Она, конечно, недолюбливала Тушкана, но не до такой степени, чтобы развалить его семейную жизнь! В маленьком коллективе все про всех всё знают. Потому что работают нынешние любовники, бывшие любовники, друзья друзей, дальние родственники. Короче, через несколько дней стало известно, что они помирились. Удалось убедить жену, что это фотомонтаж, шантаж и вообще... какая-то женщина хочет их разлучить. После этого жена Тушкана, прежде не больно-то баловавшая его вниманием, взялась опекать его, и стеречь, и, представьте, ревновать к каким-то гипотетическим дивам... Так что, по большому счету, он даже выиграл.
Однако эта ситуация заставила Марту поволноваться и серьезнее отнестись к своей такой способности. Она, получается, заимела оружие, обращаться с которым нужно с осторожностью. А как, собственно, с ним обращаться? Инструкций на этот счет не предусмотрено. Она старалась поменьше обращать на мужчин внимание. Глаз лишний раз не поднимать. Чтоб там юбку, открывающую симпатичные еще коленки, надеть - Боже упаси! Вдруг кто окликнет? Она вот так раз вскинула глаза на мужчину и раз тебе - весь в поцелуйчиках, как в веснушках! В метро - как монашенка, опустив глаза. Как пограничник, стерегущий военную тайну, все время начеку. Это так изматывает, как оказалось. Что делать - непонятно. К доктору не пойдешь. Подругам - и тем не решалась признаться. Скажут, ну все, Марта наша с приветом! А нервишки уже начали сдавать.
На работе тоже заметили разительную перемену в прежде такой веселой и доброжелательной сотруднице. Заметили необычную её тоску. Кончилось тем, что Тушкан вызвал ее к себе в кабинет.
- Марта, знаете, меня последнее время беспокоит ваше состояние. У вас проблемы в семье? Что-то со здоровьем? В коллективе не знают, что и думать! Сплетни ходят, что вы в секту какую-то определились. Я, конечно, не верю. Потому что вы всегда такая рассудительная. И в вашем возрасте...
"И что ему дался мой возраст? - С тоской подумала Марта. - Я не дряхлая старуха. Почему у меня не может быть проблем личного, например, порядка? Ну да, не институтка. Но, как известно, любви все возрасты покорны. И если "ее порывы" будут "благотворны", то можно еще родить ребенка. Нет, это уже под большим вопросом. Но замуж выйти - легко!"
Она подняла тоскливый взгляд на Тушкана.
- В чем дело, Марта? - По-отечески мягко выговаривал ей шеф. Он вообще сильно умягчился сердцем после того, как безвинно пострадал в семейных баталиях. - Марта, ну что вы молчите? Может, вы устали? Может, вам в отпуск пойти?
Ага, добренький какой! Середина апреля. Куда сейчас податься? Хотя... куда угодно, лишь бы подальше. Пора обдумать плачевное положение в спокойной обстановке, подвести итоги и решить, что делать.
- У меня, - продолжал Тушкан, - есть друг, владелец турбюро. Я тут говорил с ним недавно. У него горит путевка на остров в южном море. Стоит поэтому - копейки. Ну я вам готов как старейшему сотруднику премию выписать...- Неправильно истолковал он ее молчание.
Да, сомнительный, конечно, комплимент для женщины... Насчет старейшего сотрудника. Но перспектива поехать на остров, побыть в одиночестве. В конце концов, безбоязненно смотреть вокруг. Марте казалось в тот момент, что остров - это нечто малонаселенное... Опять же остров, какая-никакая романтика... И Марта, конечно, согласилась.
Так Марта оказалась на острове. А ночью после её приезда на остров налетел ветер. Он гнул ветки деревьев, скручивал листья, срывал и швырял оземь недоспелые плоды, хулиганил в женских прическах, вспенивал морскую воду, нес по дорогам тонкую песчаную пыль. Она проникала в дома сквозь невидимые щели и устилала подоконники и мебель. Насекомые пытались укрыться от ветра, набиваясь в комнаты несметными полчищами. Шум моря и деревьев, шуршание сухих завихряющихся листьев, сливаясь, все вместе порождали звук, похожий на кипение воды в гигантской кастрюле. Все шумело и качалось. В конце концов, начинало казаться, что раскачивается вся Земля, как будто шар на новогодней елке. Ветер дул несколько дней кряду, не переставая. Для Марты неожиданным открытием оказалось, что от ветра сильно устаешь. К концу третьего дня она окончательно впала в тоску. Романтикой не пахло. Это еще мягко сказано. Мысли как будто тоже разметывало ветром.
Она сидела на веранде небольшого ресторанчика, обхватив голову руками. Сегодня даже великолепно сваренный кофе не радовал и не бодрил своим чудесным ароматом. Местный старик, хозяин кафе, собственноручно варил его для Марты, непонятно почему проникнувшись симпатией к этой грустной иностранке. Впрочем, отдыхающих пока не было. Поэтому он ценил даже саму возможность поболтать со свежим человеком. Старик неутешительно рассказывал ей местную байку о том, что ветер дует число дней, кратное трем. Если, к примеру, сегодня к вечеру не утихнет - значит, будет дуть еще три дня. Если еще через три дня не утихнет, пробушует еще три. У Марты сделалось совсем кислое лицо, потому что он поспешил завершить тираду:
- Да ты не грусти. Дольше двенадцати дней все равно никогда не бывает. Ты здесь надолго?
- На две недели...
- Н-да! - крякнул дед. - А приехала когда?
- Накануне ветра.
- Ну тогда ничего! - подбодрил ее старик. - Тогда хоть сколько-нибудь дней хорошей погоды поймаешь! Да ты сама виновата, - всплеснул он руками. - Чего так рано приехала? В это время часто ветра налетают. Удивительно было бы, если бы не налетали. Вот месяцем позже - другое дело!..
Чего приехала так рано? Конечно, Марта знала ответ. Но всего ее словарного запаса не хватило бы, чтобы объяснить. Все вместе пригнало ее на этот остров в это неурочное время. Усталость. Одиночество. Страх перед непонятным и таинственным даром помечать человека поцелуями. И желание разобраться в себе, в своей жизни. При её простой, как ей казалось, даже примитивной жизни хотелось расставить все точки над "i". Она, конечно, была несправедлива к себе, как и все мы. Несправедлива со знаком минус. Её назвали Мартой, потому что она родилась весной, в марте. Ну и в память о маминой подружке детства, обрусевшей маленькой немочке с кукольным личиком и белыми кудряшками. Что-то весеннее в Марте было: милая и обаятельная в свои почти 40. Конечно, некая возрастная убыль наметилась, но легкость походки и движений осталась. Жизненные бури вроде любовных неудач и карьерных терний закалили ее, но не сделали бесчувственной или недоверчивой. Согласитесь, это удается не каждому!
Старый абориген не унимался.
- Ну чего такая унылая, девочка?
- Ночью плохо сплю. - Пыталась отговориться Марта. - Сны замучили.
- Это из-за ветра, - нашлось у него простое объяснение, - неспокойно на море - неспокойно на суше - неспокойно на душе, на сердце. Что, небось, снилось про любовь? - Лукаво подмигнул он. Её ответ был лишен романтики и деда разочаровал:
- Работа мне снится, отец. Как будто люди сидят в очереди. Я должна решить их вопросы. Тороплюсь, ничего не выходит. Все делаю неправильно. Сегодня вообще бред приснился... - Внезапно припомнилось ей. - Будто я на работу пришла голая!
Он наморщил и без того изборожденный морщинами лоб, подумал.
- Это стыд.
- Стыд? В смысле? - Опешила Марта.
- Стыд тебе приснился. Что-то мучает. Или за что-то стыдно. Сама знаешь, за что. Но, наверное, боишься об этом думать или себе признаться. Это, девочка, зря, - старик покачал головой. - Единственный человек, перед которым нужно быть честным, это ты сам! Над этим стоит подумать. Именно, между прочим, в ветреные дни. И тогда ветер унесет все твои печали. Так у нас говорят. Так что подумай, дорогая, я искренне тебе советую.
Ну что ж. Марта находила, что в этом есть свой резон. В такую тоскливую погоду сидеть и передумывать свои тоскливые мысли. И, чем черт не шутит, вдруг они и в самом деле улетят от нее вместе с ветром? Ведь именно ради этого она сюда и приволоклась.
- А знаешь что, отец... принеси-ка мне красного вина! И кувшин холодной воды. Я буду разбавлять вино водой, пить его и думать. Скажи, это не будет вызывающе выглядеть? Ну если женщина будет пить вино, к тому же в одиночку. К тому же до наступления темноты.
- Э, девочка... - махнул рукой он. - Я бы и сам к тебе присоединился. Но, знаешь, возраст есть возраст. Давление, подагра, будь она неладна! Но рюмку я с тобой выпью. Да! Из солидарности, - торжественно завершил он.
Старик принес ей вина и воды. От щедрот добавил орешки в крошечной вазочке. Махнул свою рюмочку, судя по ее наперсточному размеру, с содержимым покрепче, чем у Марты, и удалился. Ему нужно было вершить бизнес. Крошечный, межсезонный, допотопный, островной, но все-таки бизнес!
Марта пыталась думать. Но как-то не получалось. Сердце щемило немного от невнятной тоски. В пустой голове мыслям было бы просторно. Да вот они не спешили приходить. "Угораздило же меня с этим поцелуйным даром! - горевала она. - И спросить не у кого. Это, наверное, свойственно людям моего поколения. Интересные мы люди: утеряли связь с прошлым, не живем настоящим, стараемся не думать о будущем. А ведь, возможно, в прошлом и кроется какая-нибудь тайна. Пылкая прапрабабушка или сердцеразбивец дедушка... Спросить некого. Как в революционном гимне "Отречемся от старого мира!", отреклись когда-то от пращуров, начали все с нуля, а последующие поколения все равно закольцевались с предыдущими, но грубым швом, с потерей звеньев. Какая тут может получиться красота?.."
Рассуждая так, Марта имела в виду себя конкретно. Своих прабабушек знала по фотографиям. Настоящим не жила. Торопилась работать, чтобы поменьше думать об одиночестве. Она уже несколько лет готовила себя к тому, что едет не на ярмарку, а с ярмарки. Еще с десяток лет назад Марта жила предвкушением счастья, а недавно спохватилась, что если оно не наступит в ближайшие год-два, то потом уже и вовсе не поймаешь эту быстрокрылую птицу-любовь. Объективно говоря, шансы у нее были. Выглядела она хорошо. Легкая сеточка намечающихся морщин вокруг глаз не портила, потому что была следствием улыбок. А в остальном... Она, видно, была из той породы, что в сорок пять становятся ягодками опять. Мы же понимаем, что это удел немногих. Некоторые, например, становятся фуриями. Брызжут вокруг себя ядом. Но Марта явно шла "ягодной" тропой. И поэтому сеяла вокруг себя поцелуи. Да и те доставались не всем, а только избранным.
Возраст возрастом, а сказать, что Марта хорошо разбиралась в мужчинах - это было бы преувеличением. Ну да, был роман с женатым мужчиной. Поначалу ей казалось, что пусть женатый, лишь бы был. Жену он, разумеется, не любил. Зато любил актрису Скарлетт Йоханссон. Ему нравилась она внешне, конечно, в том числе и тем, что походила на великую Монро. Тем, что во всех интервью скромно признавалась, что у нее никогда не было вредных привычек вроде пристрастия к алкоголю или наркотикам. Можно подумать, что они были у его жены! Ему нравилось, что Скарлетт находила, что финал романа - это всегда слишком больно и печально... Жизнь его пролегала в решении проблемы сложного выбора между женой, с которой его не связывало ничего кроме долга, Скарлетт Йоханссон, с которой, собственно говоря, его не связывало вообще ничего в физическом плане, кроме небольших денежных расходов на покупку журналов с ее портретами и интервью, ну и мечтаний о том, как с ней все было бы гораздо лучше. Марта в этих списках не числилась вообще. Это потом, когда страсти-мордасти поулеглись, она поняла, что чувств у него к ней нет. Она нужна была ему как приправа к обеду. Ну, специй маловато, но от супа же никто не отказывается! А от специй - запросто. Пресно - зато предсказуемо.
- Высокий у тебя полет, Марта, - смеялась над ней Люсик (она так любила называться иногда, на французский манер: МонИк, ФелИкс, ЛюсИк). - Все-таки выбирают между женой, тобой и самой Скарлетт Йоханссон!
Романтический флёр опал. Расставили все точки над "ё" да и расстались. Не вышло великой любви всей жизни. Все-таки Марта оказалась совсем не похожа на Йохансонн: после окончания романа не было ни больно, ни печально. Грустно - это да! И ощущение потерянного времени. И почти никаких ярких воспоминаний. Видимо, чтобы было печально и больно, нужно встречаться и любить совсем других мужчин.
А другой роман и того смешнее. Или грустнее. Даже не знаю, как точнее выразиться. Познакомилась по аське с мужчиной. Началась переписка, день ото дня все более пылкая. Он оказался с чувством юмора, с хорошим слогом. То да се, Вы женщина высокой души, пришлите мне Ваше фото. Марта компьютер позже включит, а он уже со своими беспокойствами: дескать, Марта, все ли в порядке? Я таааак переживаааааю... Переписывались про высокие материи месяц, другой. Уже узнали всяческие привычки друг друга и увлечения. Ну у нее, там, кошка Мошка. У него - попугай Кешка. Что мамам пожилым от нервов давать и от давления обсуждали. Сплетничали про сослуживцев. Словом, переписывались уже как давно знакомые и вполне близкие люди. А чтоб встретиться - это нет. Марта отринула свою женскую гордость и стыдливость и предложила встретиться где-нибудь. Но Костя все откладывал и откладывал встречу. Марта не могла сначала взять в толк, что происходит? А потом поняла. Костику нужны были романтические виртуальные отношения... Он вроде бы и был привязан к ней, и волновался за нее и местами переживал... Но при этом можно было ничего не делать, за нее не отвечать и не разочаровываться. Да, пожалуй, именно это было главным - сохранить свои возвышенные представления о Марте, как о женщине высокого полета. Встречаться - это означало рисковать образом прекрасной дамы. А ну как Марта сказала бы что-нибудь не то, или неэлегантно оказалась бы одета, или неграциозно повернулась бы... Ведь все равно земная женщина имеет земные плотские проявления. Да вот хоть, например, в туалет ходит. Фу, какая проза жизни... А по аське - и не хлопотно, и низкобюджетно, и языками почесали, и мозги повострили.
Конечно, в разрушении, можно даже сказать, сокрушении грез поучаствовала и Люсьен. Она как раз была без романтических заморочек, крепко стояла на земле, в воздусях не парила, поэтому ей сразу стало ясно, что свиданий Марта не дождется. Надо признаться, Марте непросто оказалось закончить отношения с Костей. "Не могу же я вот просто так, без видимых причин, взять и перестать общаться с человеком!" - вяло отбивалась она от Люськи.
- Ой, видимые причины нужны для твоего невидимого кавалера. Тоже мне, страдаешь о его тонкой душе! А он вот о твоей -нет! Сколько переписываетесь, сколько он времени у тебя отнял... И ты еще рассуждаешь о том, прилично ли перестать глупые какие-то записки писать человеку, который тебя за нос водит! Ну сама подумай, если он здоров и романится с тобой уже вот полгода кряду, значит, кто-то у него параллельно есть. Для здоровья хотя бы. Это честно, по-твоему? А если никого у него нет, значит, он больной какой-нибудь. Или маньяк.
Напрасно Марта приводила в пример великого поэта Блока с его чистой любовью к Любочке. Пример и правда был неудачный, если вспомнить, чем закончились эти высокие отношения. Общими с Люськой усилиями приговорили роман с Костей к смертной казни. Марте, с одной стороны, жалко было, а с другой - она и сама понимала, что если оставить роман в его эпистолярном жанре, без развития, то нервы у нее не выдержат. Покручинилась-покручинилась, удалила его из списка. Конечно, ждала некоторое время, что он, как герой сказки, отыщет её по всяким приметам, которых было полно. Не говоря о том, что она прозаически писала ему номер своего телефона, которым он, кстати, так и не воспользовался. И на том постепенно успокоилась.
Грустноватый, конечно, список любовных историй. Но вот у нас так. В смысле, у разных людей по-разному складывается. Не у всех же получается, как у Люськи: многочисленные свадьбы и всегда в белом платье и с фатой. "Но это же в последний раз и навсегда!" - поражалась она недогадливости тех, кто спрашивал её, не смешно ли быть вечной невестой?
Но в общем к острову это отношения не имело. Думать Марте нужно было о настоящем и будущем. Взгляд её скользил, машинально перемещаясь с одного на другое. Глазом зацепиться было не за что. Недавно еще свежие, но сейчас от ветра посеревшие кусты, пара таких же пропыленных собак, что спали в тени пожухлого дерева - пейзаж не из самых прекрасных. Даже море, после нескольких дней шторма выбрасывавшее на берег грязноватую желтую пену и обрывки водорослей, красотой не радовало."И что я себе думала? Какого принца надеялась тут встретить? "Рапунцель, Рапунцель, покажи свои косоньки!" Тоже мне, сказочная героиня! Волос - на одну драку, а все туда же. - иронизировала она сама над собой. - Этот остров достался мне, конечно, не случайно. Странный такой, пустой. Такое ощущение, что я, да дед, да пара этих бродячих собак под кустом составляем все народонаселение этого острова. Хотя ресторанчики и летние кафе уже открыты - посетителей еще нет. Персонал находится где-то внутри помещений - это понятно, но кажется, что никого нет. По вечерам идешь по освещенной улице, одна среди огней, и жутко делается. Как на вымершей планете. И сам остров, и его скудная растительность, и ветер, и кривые старинные улочки - все это создано как какие-то деко
рации к фильму. Про меня? Для меня? Понятно, что это иллюзия. Через пару недель начнется сезон. И все уже вычищено и готово к нему. Здесь воцарятся толкотня, бойкая торговля китайскими сувенирами, одинаковыми на всех курортах мира, разноязычный говор наполнит улицы, а еще ее станет разрывать треск мотороллеров, на которых так любит рассекать молодняк.
Но сейчас... Все как будто создано для того, чтобы побыть в одиночестве. Все обдумать. И красиво расстаться с частью своего прошлого. И придумать, наконец, как укротить свой поцелуйный дар. Кое-что про него Марта все-таки поняла. Поцелуями она одаривала не всех подряд, хотя вроде бы и спонтанно. На самом деле, это происходило, когда она смотрела на мужчину как на мужчину: предполагаемого мужа, любовника, отца будущих детей. Если удавалось остаться в рамках дружеских или человеческих отношений, короче говоря, вне половых пристрастий, то ничего и не происходило. Но эта грань так тонка, так эфемерна, сознание так текуче, воображение неудержимо, что и происходили постоянные осечки, когда она то в метро, то на работе, то в толпе метила кого-то любовным знаком. И боялась потом, что человеку это осложнит жизнь.
Немного событий происходило на ее глазах на этом унылом острове. Поэтому маленькая, совершенно бытовая сценка привлекла ее внимание. По пустынной улице шла, судя по всему, мать, подталкивая в спину сына-подростка. Она шумно, с южным темпераментом, ругала его неизвестно за что, подталкивала его в спину, пошлепывала в сердцах, воздевала руки к небесам, призывая их в свидетели... Но во всем ее сиюминутном негодовании чувствовалась такая любовь к сыну, что, кажется, посмей кто-то обидеть его и мать порвет в клочья обидчика. Мальчик, да что там, уже юноша не сопротивлялся, не возражал. Во всей его фигуре было смирение перед материнским гневом, и обида в лице (видно, мать была не совсем справедлива, по его мнению), и стыд, что вся улица, все эти невидимые, но существующие в глубине магазинов и кафе зрители потешаются над ним. Это было видно, как в кино. Реализм... "А ведь пройдет немного лет, станет сын мужчиной, и материнское отношение сменится на глубочайшее почитание. Здесь, на южном острове - так! Самое глубочайшее несчастье женщины - одиночество. Пусть муж пьяница и гуляка, но если есть семья, дети и статус замужней женщины - жизнь удалась. Мужчина - особое существо - воин, созидатель, создатель, у него нет границ в творчестве и возможностях. Как женщина, детьми он не опутан. Мужчина - странник в этой жизни. Хочет, может путешествовать с женой, а нет - налегке. Красивый из мальчика выйдет мужчина! Чуть раздастся в плечах, чуть огрубеют черты лица, станут больше руки..." - так размышляла Марта, пока они шествовали мимо нее.
На шум выглянул старик-хозяин. Усмехнулся, видно, знает эту парочку. Да и понимает, за что мамаша так кроет отпрыска своего. А Марта вглядывалась сквозь время и видела мальчика мужчиной... И он начал расцветать поцелуями. Первой увидела их мать. Остановилась в изумлении. Потрогала его лицо руками. Юноша недоумевал, потому что ее ругань вдруг сменилась таким же неистовым восторгом. Она уже обнимала его и снова воздевала руки к небесам, но уже с благодарностью. Как перевел старый хозяин, мать кричала, что всегда знала, что ее сын - необыкновенный ребенок, что его отметила поцелуями сама мадонна, что он избранник небес. Пусть теперь все видят это чудо! Он покрыт небесными поцелуями! Этому чуду было много свидетелей, действительно исподтишка наблюдавших за матерью и сыном из-за занавесок и из глубины магазинов и кафе (это любопытство так понятно и простительно на острове, где даже такая маленькая семейная сценка становится событием!). Мальчика уже фотографировали, толпились вокруг него, пытаясь дотронуться до чудесного ребенка. Сам того не зная, он сейчас стал сенсацией и чуть ли не символом острова, центральным событием этого курортного сезона. "Хоть кому-то мой поцелуйный дар принесет удачу!" - почему-то с тоской подумала Марта. А ужасно взволнованный дед пританцовывал вокруг нее:
- Марта, девочка, ты не просто так приехала к нам на остров! Не в сезон и в этот ужасный ветер! Ты стала свидетелем чуда! Чуда!.. Ты понимаешь, что судьба принесла тебя именно ради этого? Ты стала свидетелем чуда и в твоей жизни тоже произойдут чудеса!
Марта только улыбнулась. Знаю я, кто сочинил эти чудеса! До отъезда оставалось три дня. Три дня для исполнения чудес - это не много, и не мало. Если суждено - они исполняются мгновенно. Или готовятся годами. Наверное, каждый раз по-разному их организует небесная канцелярия.
Марта шла по проходу салона самолета. Взгляд скользил по лицам. Она обратила внимание на то, что, как ни странно, большинство пассажиров оказались мужчинами. И ни один из них не нравился ей. Впрочем, она им, наверное, тоже не нравилась. Чего уж там. Она и самой себе не нравилась.
Во время полета Марта пыталась заснуть - и не могла. Интересно, а что испытала бы она сама, покрывшись внезапно поцелуями под чьим-то пристальным взглядом? Поди, была бы польщена. Хотя это в том случае, если бы знала, что поцелуйчики цветут от произведенного ею, женщиной, впечатления. А иначе могла бы и испугаться. Но недоумевала бы уж как минимум. А если бы помнительнее оказалась, то замучила бы врачей и родственников. И так нехорошо, и этак не ладно. Ей было грустно. Она мечтала зависнуть в воздухе, попасть во временную яму и остаться где-то между островом и домом навсегда.
Она так и не увидела остров во всей красе в разгар туристического сезона, когда тот, может быть, и действительно напоминал рай земной. Ей не хотелось возвращаться домой, где придется опять стеречь себя каждую минуту. Такой тоскливый взгляд был у нее, что сидевший рядом пассажир не выдержал.
- Не грустите! Хотите, я угощу вас конфетой?
- Не хочу, - кисло отозвалась Марта.
- А я не простой конфетой вас угощу, - он лукаво прищурился и наклонил голову набок. - Знаете кто я?
- Неужели волшебник? - не могла не улыбнуться она.
- Отчасти да. У меня такая профессия, что сама звучит как сказка. - Интриговал мужчина.
- Не могу придумать такой профессии...- вынуждена была признаться Марта.
- Это можно было предположить, - самодовольно улыбнулся он. Он вообще почти все время улыбался. - Я - шоколатье. Конфеты сочиняю. Вот сейчас угощу вас одной, собственного сочинения. Иногда мне кажется, что моя профессия похожа на музыку, иногда - что на волшебство.
Он предложил ей круглую конфетку из небольшой баночки, на которой названия не было.
- Зовут меня Всеволод, для краткости - Сева. А вот у конфет названия пока что нет. Что предложите? - поинтересовался он.
- Не знаю даже. - Растерялась Марта. И не могла опять не улыбнуться. - Вы - сладкий мужчина, получается.
- Ну шоколад бывает и горький.
- Но все равно, он ведь сладкий. Значит, Сева, в вас намешано как в жизни - и горькое, и сладкое.
- Не без того! - согласился он. Они смаковали конфеты. Сева ликвидировал пробелы в ее шоколадном образовании рассказками про то, что дерево какао создал в райском саду ацтекский бог Кетцакоатль. Как Кортеса - завоевателя принятого за бога, угощали горьким напитком из отваренных какао-бобов со специями, перцем и мёдом, взбитыми до густой пены, который дымился в золотой чаше. Про то, как шоколад проник в Европу. Какие смешные суеверия были связаны с его использованием. И много другого всякого занятного. Так что долетели с разговорами приятно. Марта, конечно, на коротком поводке держала свои мысли и чувства. Но в этот раз все получилось у нее. Наверное, все-таки она отдохнула.
В аэропорту простились, обменявшись телефонами.
- Знаешь, - за время полета они перешли на "ты", - назову-ка я конфеты "Марта" - в твою честь. Конфеты с добавлением изюма, и ты - с изюминкой. В конфетах есть орешки, и ты тоже такая, чувствуется, крепкий орешек. Надеюсь, ты не против?
- Я еще не знаю, против или нет. В мою честь конфеты еще не называли никогда! Только праздники - 8 марта. Что, на фантиках теперь напечатают мой портрет?
- Посмотрим. Сделаем из тебя шоколадную принцессу!
- Не выйдет, - отмахнулась рукой Марта. - Я же не шоколадного цвета!
- Придумаем что-нибудь...
Знакомство на этом, как ни странно, не закончилось. Сева позванивал время от времени. Вспоминать его было приятно. На волшебника он похож не был. А на игрушечного целлулоидного пупса - был! Такое же несколько вытянутое лицо с выраженным подбородком. Ямочки на щеках. Немного детская улыбка. Даже по телефону слышно было, что он часто улыбается. И такой стружечкой кверху заворачивающийся вихор смешной: детский, непослушный. Совершенно, короче говоря, вид несерьезный и ни на какого шоколатье не похож.
Уже май заканчивался, как Сева свидание назначил. Поехали в Ботанический сад. Смотреть японский садик. Что такое в Москве есть, Марта, конечно, знала. А выбралась первый раз. Да ничего удивительного! В Москве много всего заманчивого. Сева и тут оказался на высоте. Практически провел экскурсию. Рассказал про сам Ботанический сад, пока шли по центральным аллеям. И что упоминается он в хрониках со времен царя Алексея Михайловича, отца Петра I. И про искусственно созданные пруды. И про оранжерею с ее диковинками. Потом свернули в боковые аллеи. Сева как-то увлекал Марту направо-налево, она и дороги потом вспомнить не могла. Неожиданно оказались у ворот Японского сада. Небольшой, как поведал Сева, созданный по проекту японского архитектора Накадзима. Но Марту уже увлекло и очаровало другое: очевидная гармония растений, камней, воды и лягушачьего кваканья. Она попала в другой мир. Большая беседка, каменные фонари и тринадцатиярусная пагода как будто напоминали что-то из прошлого. До боли знакомое, родное, умиротворяющее. Они сели в беседке, созерцая красоту и слушая природу. Марта поворачивалась то в одну сторону, то в другую и замирала... Сева замолчал. Но не обиделся, что Марта сосредоточилась не на нем. А будто даже обрадовался. Странноватое такое свидание получилось у них! Ближе к восьми сторож начал шумно обходить владенья. Не прогоняя - ни Боже мой! - но так с укоризной посматривая на посетителей, что те нехотя потянулись к выходу. Очнулась от непонятных своих грез и очарований и Марта. Сева как всегда посмеивался.
- Марта, ты была просто самое прекрасное изваяние Японского сада! Я в тебе не ошибся!
- В чем? - удивилась она.
- Да вот загадал, что если ты фыркать начнешь и скучать, или скепсисом обольешь мой выбор...
- И что тогда? - покосилась на него Марта.
- Значит, выбор мой неверный. А теперь бери меня под руку, мой верный выбор, и пойдем ко мне в гости.
В гости! - Оторопела Марта. Она не была готова к такому обороту событий! Кавалеры у нее прежде были размеренные. Ну большее, что она планировала - это кофе в кафе выпить... для первого-то раза. Сева расценил ее задумчивость по-своему.
- Марта, да ты не бойся! Я приставать к тебе не стану.
"Может, это и обидно! - противоречиво подумала она. Может, взять да и рассказать ему про мои таланты? Ну испугается и сбежит - так даже к лучшему. С моей любовью настроить планов, намечтать себе человечище размеров с небоскреб... Чем скорее, тем безболезненнее. Вон я уже жду его телефонных звонков. Японский сад этот..." - не к месту вспомнилось ей. Нет, сегодня признаваться не выходило никак! Что ж он, из собственной квартиры от нее сбегать будет? Не смешно... А поспешно натягивать туфли в прихожей, хватать сумку... Унизительное расставание. Пусть уж лучше Сева из её квартиры сбегает! Так решила Марта и на этом успокоилась!
Отношения продолжались, затягивая Марту в свой водоворот. "Ну что ж, этот роман лучше предыдущего. Есть динамика: мы не только переписываемся, но и созваниваемся. Иногда даже встречаемся! Нечасто...- вздыхала она. - Это не виртуальный, а настоящий человек. По крайней мере, не придуманный, как персонаж из переписки. Из всех трех моих романов этот - самый приятный".
Её мысли все больше были заняты Севой. Она и вообще не любила разбрасываться. Случай поговорить с ним на волнующую её тему все не представлялся. При встречах Марта старалась держать свой талант под контролем. По телефону, она решила это однозначно, такое обсуждать нельзя. Нужно только при личной встрече, глядя в глаза. "Глаза не обманут!" - патетически восклицала Люсьен. В данном случае, Марта была с ней согласна.
- Знаешь, Сев, - немного застенчиво косясь в сторону начала она разговор, - у меня странность есть. Или дар... Или талант... Я вот смотрю на мужчин и иногда у них на лице проявляются следы поцелуев. Не знаю, откуда это и как управляться с этим. Ты только не считай меня сумасшедшей! - умоляюще посмотрела она на него. - Я не могу по заказу тебе продемонстрировать, оно само как-то проявляется. Ну если мужчина мне симпатичен, например. Я стараюсь контролировать себя каждую минуту!
Сева выглядел озадаченным. Но не шокированным.
- Вот почему ты такая напряженная бываешь...- протянул он. - Понятно. Бедная моя! Значит, я тебе как мужчина не нравлюсь? - с грустью спросил Сева. - Я не был ни разу тобою отмечен.
- Ну что ты! - с горячностью откликнулась она. И сама смутилась, что проболталась. - Я каждую минутку себя в руках держу. Боялась, что ты сбежишь от такой странной женщины. Очень даже нравишься!
Нежного взгляда было достаточно, чтобы Сева расцвел, как розовый куст. Марта скользила взглядом по его лицу. Потом подвела его к зеркалу. "Видишь?" - положила руку ему на плечо и принялась рассматривать его лицо уже в зеркальном отражении.
- Удобно, - улыбнулся Сева. И рассмеялся в ответ на ее недоуменный взгляд. - Я ревнивый такой! А тут совершенно наглядный тест. Раз расцвел мужчина, значит, Марта милая моя глаз на него положила. И не отвертишься, дорогуша! Давай что ли я тебя тоже в ответ поцелую. А то ты меня вон прям всего как веснушками усеяла, а я и думать не моги! Несправедливо получается!
Да и поцеловал ее. Да и не раз! Ну в общем и правильно. Долг платежом красен. Когда долги были окончательно розданы, лежали обнявшись на диване и шептались. Вот чего было, спрашивается, шептаться, когда дома они были одни?
- Как же ты все это выдерживала, бедная моя? - спрашивал Сева, гладя ее по щеке. - Это уму непостижимо: бдительность и сверхбдительность... Да другая на твоем месте возненавидела бы весь род мужской, все наше адамово племя. Невроз, психоз и больничная койка... Вот до чего могло дело дойти. Слушай, как хорошо, что ты мне все рассказала. По крайней мере, при мне можешь не напрягаться. Ну расцвету - да и пусть! А встречаться нам надо по домам: то у тебя, то у меня. Без лишних глаз. Хоть будешь отдыхать.
И они стали встречаться. Все чаще и чаще. И, так как в любой истории всегда есть место хэппи энду, то в конце концов поженились. Сорокалетняя новобрачная, кроме своего шоколатье никого уже не замечающая и не воспринимающая, как-то незаметно утеряла свои необычайные способности. Обсудив, они решили никому об этом не рассказывать. Все равно не поверит никто. А репутацией людей с нормальной психикой решили не рисковать. Только однажды, во время внепланового визита к гинекологу, Марта нарушила обещание, данное Севе.
- А Бог его знает! - легкомысленно отмахнулась врачиха от ее вопроса о том, почему может случиться такое. - Гормональные дела. Это все по небесному ведомству. На свете и не такое случается...
Она склонилась над картой, что-то в ней записывая, и Марта не увидела, как прищурились и хитренько блеснули при этом ее глаза. Как будто сама она знала такоооое!.....ПРО МУРОЧКУ
Жилось Муре Чердакли непросто. Представьте себе: с такой-то фамилией, да с самого детства. Ну, тут уж, как говорится, что досталось, то досталось. А вот Мурой, сокращенная версия от нейтрального имени Мария, она предпочла называться сама, прекрасно осознавая, насколько вызывающе будет такое сочетание. Зато уж кто ее имя-фамилию раз в жизни услышал, тот его вовек не забывал. Ее имя само было, как приглашение поиграть. А играть Мура любила: в саму жизнь, в работу, в любовь... Она была игроком в широком смысле этого слова. И, конечно, особенно важной, как и в любой игре, была роль партнера. Для работы, например, она подбирала себе необученного сотрудника, желательно, с непростым характером. Потом, как скульптор, отсекала все лишнее и получала на выходе не бриллиант, конечно, но улучшенный и подрихтованный образец менеджера по продажам. Получалось это у нее неплохо, судя хотя бы по тому, что ее менеджеров всегда пытались переманить конкурирующие фирмы. А ей и не жаль! Она уже набирала новых и начинала состязаться с ними в упрямстве, изобретательности, обаянии, пока не загоняла в прокрустово ложе, которое казалось им к тому времени весьма приятным.
Аналогично все происходило и в личной жизни. Какое-нибудь примитивное "познакомиться-повстречаться-пожениться" не проходило. Обязательным условием отношений была игра: шуточки, намеки, подначки, изматывающая тактика кнута и пряника, переписка, создание ситуаций - все это будоражило ее куда больше, чем лепестки роз, рассыпанные на постели и аналогичные амурные пошлости. Игра ума - вот что больше всего пленяло Муру. Ну и в Муре, конечно...
Кроме характера, другой незаурядностью, ее отличающей, был бюст. Средний по объему, красивой лепки, где надо посаженный. И не надо смеяться! Понятно, что не на спине и не на шее. Но и не ближе к животу, и не далеко - не близко, а как надо. Вообщем, все эти нюансы вам легко растолкует любой мужчина. Но главное, что Мура умела им управлять! Когда она нервничала, то сама как бы цепенела, вытягиваясь в струну, а ее грудь в это время вздымалась и опускалась, живя как бы отдельно от тела. То есть она как бы благородно пыталась скрыть свои чувства, а ее грудь в это время их демонстрировала. Все это страшно напоминало кадры из немого кино начала прошлого века и эффект всегда имело оглушительный! Для мужчин - так просто засада и западня... В минуты гнева или обиды, Мурина грудь гордо выпячивалась вперед, как некие орудия готовые к бою. В сочетании с гордо вскинутой головой этой миниатюрной женщины эффект опять же получался фантастический. И для мужчин опять же засада и западня! Конечно, и другие женщины пытались освоить эти трюки. Да не выходило ни у кого. У одних фактуры не хватало, у других, наоборот, был избыток природного материала, а, главное, ни у кого не шла эта гимнастическая техника, и вместо роскошного волнения Муриной груди, похожего на немое кино, выходило нечто вроде Амурских волн, когда вздымалось все, включая живот, страшно вытаращивались глаза и надувались щеки. Было это не величественно и романтично, а смешно. Просто смешно! ТАК могла только Мура Чердакли!
Если романы и производство были, если образно выразиться, марафонскими играми, то существовали и кратковременные тренинги, для поддержания формы: походы в гости. Надо сказать, в гости Муру приглашали очень часто. Остроумная и заводная, она вносила суматоху в объевшееся гостевое царство. Народ оживлялся, начинал улыбаться, втягиваться в какие-то хитроумно Мурой составленные дискуссии на совершенно дурацкие темы. Например, всегда ли 1+1=2. Или нужны ли водоросли для приготовления торта "Птичье молоко"? Или какого размера должен быть пупок у настоящей танцовщицы живота? Выяснение истины превращалось в спор. Проигравший (чаще всего, конечно, не Мура!) исполнял ее желания. Это незаметно превращалось в игру в фанты. В итоге, кому-то доставалось зажигательно исполнить танец, и начиналась дискотека. Все ускорялось, искрилось, наполнялось смехом и поздно расходящиеся гости благодарили хозяев и оставались в приятном впечатлении: "Давно мы так хорошо не отдыхали!"
Сегодня Мура убирала елку. Из-за того, что в нашей стране очень серьезно относятся к Новому году и празднуют все немыслимые версии его прихода, попутно зацепляя рождество и Крещение (попутно, потому что в стране некогда повального атеизма большинство нынешних верующих молитву начинают с "Господи, если, конечно, ты есть!.."), цепляя дни рождения, чей-то приезд-отъезд и прочие другие личные даты. Праздники затягиваются на месяц. Месяц, наполненный поеданием салата "Оливье", откупориванием шампанского и любованием тающими свечами создавал ощущение, что время приостановило свой бег, устало и замедлилось.
Мура, хотя и жила одна, елку всегда ставила живую. Хотя какие в городе сейчас елки? Так, чепуха на постном масле. Ни запаха, ни красоты, осыпаются на второй день. Одна морока. Но Муру это не смущало. Она доставала игрушки, среди которых были еще времен детства ее родителей. Ежегодно докупала еще несколько новых, прельщаясь красотой исполнения или необычным сюжетом. А иногда и просто невесть что, просто заражаясь предпраздничным покупательским соблазном приобрести как можно больше даров. Мура собирала игрушки, упаковывая их в оберточную бумагу, оставшуюся от новогодних многочисленных подарков. Таким образом, каждая игрушка выглядела сама как Новогодний подарок. За долгий год забывалось, конечно, что во что упаковано. И поэтому убранство елки происходило как множество приятных открытий и воспоминаний. Некоторые игрушки приветствовались радостными возгласами. Старинные осторожно извлекались из коробочек (происхождение имевших то же, что и упаковочная бумага). Так что украшение елки превращалось в праздник. А вот разбор - наоборот. Хоть и говорят, мол, ломать - не строить, но вот именно в данном случае ломать оказывалось нудно, монотонно и грустно. С чем бы это можно было сравнить? Да хоть вот с чем... Что у вас получится делать быстрее и приятнее: разворачивать конфеты или заворачивать их?
Так что Муру терзала легкая грусть. Приходилось с ленью бороться, да и уходящих праздников было жаль. Она как раз снимала, стоя на табурете, с ветки мишку с баяном, мордастого, выражение которого не оставляло сомнения, что исполняет он не какую-нибудь "В лесу родилась елочка", а как минимум "По тундре, по широкой дороге", когда в дверь неожиданно позвонили... Мура вздрогнула, игрушка выскользнула из рук, упала с высоты табурета плюс маленький Мурин рост и разбилась на множество мелких осколков. Первым ее желанием было открыть дверь и дать в глаз тому человеку, из-за которого погибла одна из самых любимых игрушек ее коллекции. Глядя на осколки, ей казалось, что это разбилась часть ее детства! Вторым желанием - сесть за стол, уронить голову на руки и долго и вдумчиво оплакивать свою потерю. Однако сделала она третье -открыла дверь и как женщина с хорошим воспитанием сказала: "Здравствуйте". На пороге стоял мужчина. При виде Муры, лицо его изобразило крайнее изумление и, минуя всякие условности, он спросил: "А вы кто?".
- А что? - Мура надменно вскинула голову.
- Мне нужен М. Чердакли.
- Это я, - обрезала его она.
- Не может быть! У меня посылка для М. Чердакли.
- Да говорю вам, бестолковый вы человек, это я! Мура Чердакли.
- А я думал Михаил почему-то...
- Не верите? Заходите, я вам паспорт покажу.
Она потянула его за рукав. "Разувайтесь только," - не оборачиваясь, приказала Мура. Он послушно разулся и с посылкой прошествовал за ней в комнату. Она достала паспорт и сунула ему в руки.
- Да не нужен мне ваш паспорт! Я же говорю, что не ожидал вас увидеть. Думал почему-то, что Чердакли - мужчина. А тут вы, такая...
Он смутился. Муру это повеселило. Она улыбнулась.
- Как же вас не предупредили?
- Да вот так! - Он развел руками. - В последний момент сунули посылку, дали адрес.
Он осмотрел комнату, пытаясь что-то понять о ее хозяйке. Залюбовался на елку.
- Разряжаете? Хотите, я помогу? У меня самолет через четыре часа. Так что час я могу совершенно спокойно побыть у вас.
- Из какого аэропорта? - деловито осведомилась она в ответ.
- Тогда можно и через два часа выезжать. Я вас отвезу. Начинайте мне помогать. Кстати, как вас звать-то?
- Ираклий, - улыбнулся он. "Иракли" - так это прозвучало из его уст.
Игрушки Ираклий заворачивал хорошо. Это Мура про себя отметила. Медленно, но аккуратно и даже эстетично! Получалось такое подобие крошечных новогодних подарков. Елку в четыре руки, да с разговорами разрядили довольно шустро. И еще успели поужинать.
- Вот, игрушку из-за тебя разбила! - пожаловалась Мура. К этому времени они уже перешли на "ты".
- Почему из-за меня?
- Ты позвонил. Я от неожиданности из рук ее выпустила. Жалко так! Одна из любименьких была....
- Ну если бы телефон зазвонил, ты точно так же могла уронить. Что за игрушка была, бесценная такая?
- Мишка. С баяном.
- В шароварах? С оскалом? Чудовищным?
- Ну да.
- У меня в детстве тоже такой был. Правда, жаль что разбился.
Остаток ужина проболтали довольно миленько, и Мура даже рада была внезапному появлению Ираклия. Из дома вышли, опаздывая на четверть часа. Некритично, конечно! Все объездные пути Мура знала. Пробок в четверг вечером особенных не предвиделось. Так и вышло. В аэропорту царила традиционная суматоха. Пока зарегистрировали билет, то да сё, наступила минута прощания.
- Ну, счастливо долететь! - пожелала Мура. Как-то глупо приглашать практически незнакомого человека, да еще мужчину снова приехать в гости
- Спасибо, что довезли, - откликнулся Ираклий с мыслью, что глупо приглашать эту столичную, совершенно необыкновенную девушку приехать в гости в провинциальный городок. Хотя большой М. Чердакли оказался по факту миниатюрной М. Чердакли, Ираклий перед ней робел. Простились, понятно, без поцелуев. Легким пожатием рук. Она махнула ему напоследок, улыбнулась, повернулась и пошла к машине.
- Вот так, черт возьми, разбил любимую игрушку и уехал! - с досадой и грустью думала она.
Дома Мура наконец стала разбирать посылку и среди деликатесов национальной кухни нашла письмо от тети. После традиционных приветов и расспросов, тетя что-то уж как-то слишком подробно и слишком восторженно начала описывать ее курьера, Ираклия. Он оказался сыном ее старинной подруги. Что-то такое Мура припоминала. Хорошая семья, единственный сын, неудачная любовь... Из пылких описаний тети следовало, что Ираклий - самый лучший жених, из него получится самый лучший муж и отец. А женщины, дуры, куда смотрят их глаза? Мура обиделась. Эти намеки адресовались ей. Что она, дура, что ли получается? Фигушки... И она стала припоминать Ираклия. Ну да, милый. Легко с ним. Приятный. Именно что приятный. И ничего особенно выдающегося. Очень уж сквозило теткино желание пристроить "нашего дорого жениха". Она вспомнила, как они вместе разряжали елку. Слаженно, без лишней суеты, переговариваясь, мягко улыбаясь друг другу - как старые супруги, вдруг пришло ей в голову. Да, семейная какая-то атмосфера была. И ужинали потом также. Она не старалась сделать застольную беседу интересной. Было хорошо и так. Своей простотой. Незамысловатый ужин (она ведь никого не ожидала) не привел ее в смущение (а такое бывало!), а его в разочарование (хотя ассортимент и правда был ахти какой). Он с благодарностью, выраженной не словами, а другими какими-то знаками, принял ее ужин. Не как должное (все же он пёр эту посылку на себе через весь город), а как проявление ее доброты и гостеприимства. Чем больше Мура думала об Ираклии, тем больше находила, что тетя-то была права.
Через месяц Ираклий снова появился на пороге ее дома.
- Здравствуй, Мура, - улыбнулся он. И не только белозубая его улыбка сияла, сияли глаза, и весь он сиял каким-то внутренним светом. Но не двинулся с места до тех пор, пока она за руку не потянула его в квартиру.
- Я хочу восстановить нанесенный урон, - и он не без торжественности протянул ей старинную картонную коробочку. Под крышкой ее, аккуратно с боков подоткнутый ватой, лежал медведь с баяном. Она подняла на Ираклия глаза, склонила голову набок и улыбнулась лукаво.
- Ираклий, игрушка не та!
- Как не та? - ахнул он, и улыбка его погасла, как будто выключилась. И перемена была столь разительной, что Мура остро пожалела, что из-за азарта игрока не смогла просто признаться, что ее победили.
- Мой мишка был в красных шароварах. А этот - в зеленых.
- Понятно, - и он так стремительно развернулся и вышел, что она не успела ни остановить его, ни догнать.
С игрушкой в руках она просидела весь вечер, не понимая, что произошло. Обидеть его она не хотела. Цвет шаровар вообще не играл никакой роли. Честно говоря, ее язык первый раз в жизни сослужил ей такую недобрую службу. Муру мучила совесть. И эта картина не выходила из памяти: Ираклий с улыбкой счастья и мгновенная перемена... Через два дня этих тяготивших ее мыслей, она решилась позвонить тетке.
- Тетя, здравствуй, дорогая! Как здоровье, как дядя Миша, как дети, как дом?
Начала она вязь семейных разговоров. Она томилась, задавая эти вопросы, но раньше спросить про Ираклия было не в традиции ее народа. Да и просто неприлично. Наконец настал тот момент, которого Мура так ждала.
- Тетя, Когда заезжал Ираклий, вышло недоразумение. Он, по-моему, обиделся. Это так неприятно. Я не хотела его обидеть. Он очень славный. Мне так неловко, ведь он сын вашей подруги...
Она потихоньку подводила тетку к мысли, что если та озвучит ей номер телефона Ираклия, его адрес, да хоть что-то, то Мура готова отбросить свою гордость, позвонить или написать и извиниться перед ним. Всегда такая догадливая, сегодня тетушка слушала ее, не перебивая, и молчала. В образовавшейся паузе она сказала несколько скорбным голосом: "Я передам твои извинения моей дорогой подруге, чтобы она передала их сыну. Правда, мальчик вернулся домой сам не свой. Бедный Ираклий, думали мы. Что с ним стряслось? Какой злой человек мог обидеть такого золотого парня?". Тетушка вздохнула и неожиданно переключилась на расспросы о здоровье Муриных родителей и вся обойма традиционных расспросов покатилась в обратную сторону. Второй раз поднимать тему Ираклия Мура не решилась. Это уже навязчиво. Еще решат, что она живет только мыслями о нем. Еще чего не хватало!
И Мура решила выбросить из головы этого Ираклия с его трепетной душой. Однако должна была признаться себе, что его явление с игрушкой, которую (она это знала наверняка) раздобыть было непросто, произвело на нее впечатление. Тем не менее, Ираклий искал и раздобыл. Но явился к ней, естественно, не ради мишки. Это был только повод. Он хотел видеть ее, Муру Чердакли! Именно ради этого была придумана и исполнена эта сложная комбинация. А Мура, вместо того, чтобы проявить благодарность и благородство, оценить его внимание, вместо того, чтобы пригласить его в дом, как радушная хозяйка, как вежливая женщина, накормить путника ужином, провести в его присутствии приятный вечер, который опять бы напомнил семейный... Она обидела его... и потеряла возможность увидеть его улыбку... и сияние его глаз, обращенных на нее. А сияли они оттого, что любовались Мурой, зажигались об нее. Через неделю эта мысль формулировалась еще конкретнее и еще отчаяннее: "Потеряла возможность увидеть его улыбку навсегда!" Её так заклинило на этой мысли, что она перестала ходить в гости, замедлился поток ее остроумия, появилась раньше несвойственная Муре рассеянность. В один из дней, в сумерках надвигающегося вечера, раздался звонок в дверь. За дверью стоял Ираклий. Опять со своей волшебной улыбкой, весь светящийся только ради нее.
- Вот! - протянул он к ней руки с коробочкой. - Теперь в красных шароварах!
- Какие к чёрту шаровары?.. - закричала она и втащила его в квартиру, наплевав на все правила хорошего тона...
Через два часа назойливый междугородний звонок заставил ее оторваться от этого волшебного состояния: созерцать Ираклия. Звонила тетя.
- Здравствуй, Мура! Как дела? Родители? Как здоровье? Как дом?..
- Извини, тетя, я не могу разговаривать с тобой. У меня в гостях Ираклий. - И она бросила трубку, мимолетно подумав о том, что это невежливо и нужно будет перезвонить. Потом...
Тетя с подругой пили домашнее вино на кухне.
- Дорогая, жизнь - это игра. Надеюсь, у наших дорогих детей все сложится. Или мы с тобой не сами игроки? Чего только не придумаешь ради их счастья! А еще говорят, что старую собаку новым трюкам не научишь.
Они рассмеялись и выпили еще вина.
- Ты мне напомни, кстати. У меня на антресоли этих медведей в шароварах еще штук пять лежит. Подарим им на свадьбу. И пожелаем, чтобы у них было пятеро детей. И все мальчики!
Посвящается моей сестре Галине,
Маленькая, довольно хрупкая женщина сидела на диване и плакала. Она старалась сдерживать себя, плакать безмолвно, отчего рыдания получались сдавленные. И выглядело это совсем уж душераздирающе. Впрочем, зрителей у этой печальной картины не было. И тогда вообще становилось совершенно непонятно, зачем она прилагала такие усилия? Уж плакала бы в голос, от души! Эти тихие рыдания - они самые страшные, самые отчаянные, самые бессильные, свидетельствующие о том, что человек и надежду-то потерял... Женщине казалось, что сердце ее разбито. Что оно осыпалось крошащимися обломками, похожими на битые черепки глиняного кувшина. Что никогда уже сердце не обретет упругость, не заволнуется от радости, не откроется кому-то навстречу. Так бывает, когда человек очень устал. Одеревенел от усталости и вообще сомневается в том, что еще человек. Так бывает, когда человека предали. У предательства много ликов. Теперь стараются осторожнее с определениями. Всякие обтекаемые слова используют. Интеллигентно так получается, по форме изложения... Только это сути не меняет. Предательство - это как снайперский выстрел: не ранил, так убил!
Маленькая женщина оплакивала себя, свое несовершенство и несовершенство человечества в целом... Мы тратим жизнь, чтобы понять других и не понимаем себя... Мы декларируем превосходство одиночества и не выпускаем мобильник из рук... Мы шокируем людей и не находим в себе мужества просто сказать "люблю"... Мы говорим, что жизнь прекрасна и вслед за этим идем в магазин за водкой...
Сегодня вечером, вернувшись с работы, Марина увидела, что ее маленький дружок, певучая и веселая канарейка лежит мертвая в клетке. Кверху лапками, полуприкрывши карие бусинки-глазки. Утром птичка еще разбудила Марину своим пением, прыгала и была такая веселая! А сейчас маленький желтый комочек перьев лежал, отбросив в сторону одно крылышко. Маленькая женщина почувствовала, как сердце ее сжалось. Понятно, что птичка - это всего лишь птичка, и век ее недолог. И можно купить другую. Но смерть птички странным образом по
казалась несчастным предвестником собственной судьбы. Словно бы вместе с ней закончилось что-то, подломилась последняя надежда и плакала Марина сейчас не столько о птичке, сколько о себе.
Вчера остановились часы. Наручные, простенькие, но миленькие, их подарила мама на восемнадцатилетие. Советских времен еще часики отличала точность хода и универсальность, присущая вещам, выполненным со вкусом: они подходили к любой одежде. А еще неоспоримым их достоинством был циферблат. Не какие-нибудь четыре намека на время, а четко нанесенные часы и между ними рисочки минут. Марине показалось, что время приостановилось для того, чтобы жизнь замедлилась. Ей показалось, что в этом рядовом, в общем-то, событии содержался намек на предстоящие какие-то обстоятельства. Наверное, не особенно приятные. И смерть птички сегодня это подтвердила. Похожа ли надежда на птичку? Отчасти да. И эта птичка, сдаваясь судьбе, задрала кверху лапки.
Дом безмолвно взирал на Маринины слезы. Она свой дом любила. Ей каждый предмет мебели казался одушевленным. Да, пожалуй, так оно и было на самом деле. Все старинное, вручную сработанное, не наспех, а как положено. На чем-то стояло клеймо мастера, показывающее, что он своей работой гордился. Душу вкладывал. От многих лет существования мебель приобрела благородный цвет, аристократическую потрепанность. Зеркала с пятнами потемневшей и растрескавшейся амальгамы благосклонно скрадывали недостатки, размывали очертания, при этом как-то улучшая общий облик. Марина замечала, что ее подружки тоже имели слабость к ее зеркалам. Засматривались на себя, выискивая в себе что-то новое. Будто приоткрывали завесу какой-то тайны. За такими бы столами, как у Марины, книги писать! На таких бы диванчиках принимать любовные признания! В таких бы ушастых креслах читать увлекательнейший роман, поджав под себя ноги, а после задремать, уронив голову на мягкий боковой фигурный выступ, не зря так романтически называемый "крылья ангела". Да ничего этого не происходило в Марининой жизни. И жила она в окружении старинной мебели, как в декорациях чужой жизни, среди теней прошлого, у которых имелись страсти, мужья и жены, дети... Но лучшими ее друзьями были письма, сохранившиеся в семейном архиве, и девичий дневник прабабушки. Все-таки язык мебели она угадывала, а язык писем - понимала.
Прабабушкин альбом вообще с детства был ее любимейшей игрушкой. Еще не умея читать, девочка с удовольствием рассматривала его страницы. Размером с половину альбомного листа, в темно-зеленом сафьяновом переплете с почти полностью вытертой от времени, некогда золотым тисненой надписью "Poesie", он был заполнен стихами и рисунками. Стихи были выведены по большей части трогательным девичьим почерком. Сам этот вид слов с витиеватыми "ятями", с выцветшими чернилами был живописным и даже немного загадочным: буквы оставляли след на обратной стороне листа, что делало их разглядывание еще более интригующим. Среди рисунков преобладали пылающие сердца, цветы, амуры. Стихи про разбитую любовь, как сейчас бы выразились, органично сочетались с изображением надгробий и руин.
Заполнение альбома, однако, хаотичным не было. Все по тогдашней моде: сначала писали родители, крестные, любимые тетушки со своими пожеланиями... Дальше - подруги и знакомые. Последние странички приберегались для самых нежных посланий. А вот самая первая - должна остаться незаполненной... Примета такая. Простенькие стишки всяких там Мур, Тат и Мух постепенно сменились на преисполненные всяческих намеков записи Аркадиев, Александров и Алексов. Частенько, конечно, просто переписывали из классиков, того же Пушкина, начертавшего шутливо в альбом Керн:
"Мне изюм
Нейдет на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила не хороша
Без тебя, моя душа!"
С возрастом Марина поняла, что написание в альбом было своего рода искусством. Писалось набело, без помарок, для "вечной памяти", показывалось (понятно, под строгим секретом!) почти всему свету, поэтому должно быть красиво. Случались экспромты, не все же драли у великих. Встречались шаржи. Были авторы весьма бойкие на перо. Большинство акварелей сохранили свои нежные цвета, что удивительно. Особенно Марине нравились два сюжета: купидончик с колчаном испуганно улетал от собаки, которая подпрыгивала, чтобы ухватить малыша за мягкое местечко, и букет цветов в вазочке. Особенно удались анютины глазки. Постепенно из детского рассматривания картинок Марина выросла до чтения записей, потом до понимания смысла того, что заключалось между строк. И могла только сожалеть, что теперь все не так и не то. Неудивительно, что именно альбом оказался тем утешительным островком, который у другого человека воплощается в плюшевого мишку.
В жизни существовало как бы две Марины. Одна - для работы, городской жизни, поездок в переполненном метро, общения с коллегами и немногочисленными друзьями. Другая - из мира грез, мира, который фантастическим образом сочетал далекое прошлое, которое казалось сказочно прекрасным, с будущим, которое тоже мнилось сказочно прекрасным. А настоящее - это так, временное и не совсем или совсем не комфортное состояние. По идее, ей бы подошел какой-нибудь мужчина-ребенок, незаземленный добыванием денег на хлеб насущный, какой-нибудь интеллигентный и романтический единственный сын обеспеченного семейства. Понятно, что при этом он должен идеально вписаться в декорации Марининого дома, а главное, в его атмосферу.
Рассматривание девичьего альбома давно уже перестало быть досужим глазением на картинки и кружевным почерком выведенные буквы. Это было медитативное почти, благоговейное перелистывание, практически путешествие на машине времени. Она, в конце концов, прижала альбом к груди, прилегла на диване и задремала, уставшая после своего всплеска эмоций, с ощущением полной опустошенности, но как будто под его священной охраной, как под щитом, делающим ее неуязвимой даже во сне.
Воспитание в прежние времена отличалось строгостью, даже в самых элитных заведениях. А, может быть даже, в элитных заведениях особенно. Строптивой бунтаркой можно было прослыть за дерзкий взгляд, громкий смех, острословие... Неаккуратно заплетенная коса, неправильное использование столовых приборов, некрасиво провисшая спина, излишняя порывистость или проявление чувств - это были поводы для наказания. Не телесного, избави Бог! Просто на время отбирали белый крахмальный фартук - красу и гордость ученицы - а вместо него выдавали серый, грубого полотна, тем самым превращая белую лебедь в гадкого утенка. В общем, под определение "моветон" подходило практически всё. И прабабушка слыла "мовеш
кой" (за такие по нынешним меркам мелкие шалости!), а вот Марину бы, конечно, причислили бы к "парфеткам" (от французского "parfaite" - совершенная!). Ну не любила она этих революционных свершений! Ей всегда было легче плыть по течению. К белокаменному дворцу оно ее пока не принесло, но и не утопило, на порогах, образно выражаясь, не побило! А примеры в жизни были всякие. Ну и в самом деле, не всем же быть первопроходцами и новаторами.
Вообще говоря, Марина оплакивала завершение романа ее жизни. То, что теоретически идеально подходило для нее - воплотилось. Но без некоторых уточнений "то" оказалось совершенно не "то"! Впрочем, судите сами.
Осколок некогда родовитого семейства, Дмитрий Бахмин сохранил все его родовые признаки: несколько искривленный мизинец левой руки с крохотным родимым пятнышком, которое тоже казалось благородной отметинкой, красивую посадку головы, с легкой горбинкой нос и утолщенную нижнюю губу, по которым, собираясь изредка на застолья в семейном кругу, его безоговорочно принимали за своего. Занятно было смотреть на потомков одного корня. Как наглядное пособие к разделу о наследственности. Митя, разумеется, был прекрасно образован. Но не из желания выбраться наверх, что было бы характерно для мальчика из бедной семьи, или из природной жажды знаний. Нет, это был результат инертного отношения, скорее непротивление родительской воле, чем вхождение в информационные поля. Единственный наследник, заласканный родителями, которые предупреждали любые его желания, казалось, еще до их появления, Дмитрий с некоторых пор утерял и желания. Потому что это означало хоть минимальные, но усилия над собой. Митя благополучно отучился в школе, поступил в институт. Он интуитивно сторонился влюбленностей и романов, потому что это означало эмоции, нервы и какие-то действия. Мите было достаточно литературных источников. В доме его приучили относиться к классике как к истине в последней инстанции. А классики счастливого развития любовного сюжета не сулили: сплошь разбитые сердца, обманутые надежды и развеянные иллюзии. А с иллюзиями было так приятственно, так нехлопотно. Они не разочаровывали и не ранили горьким словом. Правда, не могли и приголубить, но это уж другая сторона медали.
Родители нарадоваться не могли! Они безумно боялись, что в семью внедрится какая-нибудь парвенюшка и, мало того, что закружит их мальчика, так еще и приберет к рукам все наследство! Понятно, что ради счастья сына никаких денег не жалко. Но с другой стороны, все-таки предки веками по крупицам наращивали это, не миллионерское конечно, богатство. Поэтому поиск невесты затягивался, что до поры до времени всех устраивало. Ближе к Митиному тридцатилетию родители забеспокоились. Хотелось внуков. Молоденькую "осьмнадцатилетнюю деву" рядом с ним никто не представлял. Женщину его возраста, разведенную и с ребенком, что было бы логично - тоже. А женщина Митиного же возраста, не побывавшая к этому времени замужем, вызывала опять же сомнения. Потому что посудите сами, были же на то какие-то причины? А изъяны в их породистой семье не приветствовались.
Митя работал. Карьеру особенно делать не стремился. Родители помогали. Да еще, при всей своей незаземленности, цены нескольких картин прадедушкиной коллекции, он знал. Не баснословные, конечно, но кругленькие такие, симпатичные. Незаметно, интеллигентно, будто боясь потревожить окружающих, тихо сошли в могилу дедушки и бабушки обеих ветвей. Начали сильно прихварывать родители сорокапятилетнего, все еще жениха, Мити. Несколько летучих романов ничем не завершились. Мать тревожилась не на шутку. Кому сдать чадо на руки? И более прагматичные мысли посещали: кто будет ходить за ней самой, когда час придет? Уж что не Митя - это стало очевидно даже ей.
Жених делался все разборчивей. Он декларировал, что ежели жениться в таком зрелом возрасте, то раз и навсегда. Ему некогда черновики семейной жизни писать. Только чистовик. Известная логика в этих рассуждениях присутствовала. Родители смотрели вокруг. Дочери их друзей (из приличных семейств) не то, что замуж не собирались, но по большей части развелись и наслаждались нагрянувшей свободой, собираясь с силами для грядущей педагогической борьбы с внуками. Это казалось им более интересной перспективой с многовариантным исходом событий, нежели удобрение вянущего мужа. Тут все ясно. Проходили. Плавали, как говорится, знаем!
Родители сходили с арены. Большая часть семейных сокровищ была уже бестолково продана, чтобы быть также бестолково истраченной. То, что уцелело в перестройке, как песок в воду уходило в условиях инфляции. Митя по привычке ожидал, что все уладится само собой, как-нибудь... Он старел, внешняя привлекательность как-то сползала с него, как позолота с поддельной сахарницы, делался все капризнее. Он гордился по-прежнему своим происхождением, уютным (стараниями матушки) домом и антикварной мебелью, диванами, как он шутил, с клопами, в жилах которых текла дворянская кровь. Вот такой принц был у Марины.
Их роман длился благодаря нескольким обстоятельствам: она была ненавязчива, также как и он, принадлежала к "приличному обществу", жила одна, что позволяло улизнуть к ней из собственного дома, где все-таки что-то от Мити иногда требовали. У Марины он был желанным гостем: они ужинали, говорили о литературе, обсуждали какой-то фильм, вскользь упоминали работу или здоровье его родственников. По-английски обстоятельно обсуждали погоду. Само собой, с чувством сентиментальной грусти часто рассматривали девичий альбом. Митя был всегда вежлив, и никогда - нежен. Всегда предупредителен, и никогда - влюблен. До какой-то поры Марине казалось, что и без любви все обстоит неплохо. Все-таки в ее доме присутствовал мужчина. Интеллигентный и воспитанный, надежный (не в том смысле, что плечо подставит, а в том, что ложку столового серебра не унесет!). О моральном аспекте Марина старалась не думать. Хотя, что прабабушка сказала бы по этому поводу, представляла себе, конечно. А ругать ее было некому: осиротела уже...
Понимание того, что местоимения "мы" из их отношений не получится, далось Марине с трудом. За ним пришло ощущение безнадежности, бессмысленности. Как женщина образованная, она мыслила образами. "Если посмотреть, то, что он из себя представляет? Типичный Нарцисс! Самолюбование сплошное. Жизнь подчинена строго своим интересам. И все на свете рассматривается сквозь эту призму. Правильно, Митя - Нарцисс. А я тогда - нимфа Эхо! Ничего своего. Вторю ему, даже когда он говорит очевидные глупости. Как будто у меня нет никакой индивидуальности, самостоятельности..."
Марина вспомнила встреченную вчера в метро пожилую монахиню. Она была маленькая, чтобы не сказать крошечная, круглолицая, румяная, в своем черном облачении, но до того светлая, что похожа была на состарившегося ангела. Свет внутренней чистоты, непринадлежность к земной грязи - вот что Марина увидела в этой женщине. И еще... Монахиня была со всеми вместе, улыбчива и вежлива, но в то же время сама по себе и во власти своих особенных дел и дум. И ей явно не тяжело было ни метрошное окружение, со всем его компотом не особенно приятных запахов, не всегда возвышенных оборотов речи, ни ее внутреннее одиночество. Марина смотрела на монахиню и завидовала ей.
Марина решилась (для нее это почти подвиг!) на разрыв. Это было трудно сделать, потому что должно было сопровождаться выяснением отношений, а она всегда этого избегала. И повода прямого не было. Признаться, что не видит перспектив в дальнейших отношениях для Марины было равносильно тому, как открыто заявить о корыстных намерениях из которых ничего не вышло. Все-таки втайне она мечтала, что привязанность перерастет во влюбленность. Совместные вечера станут необходимостью, душевной потребностью. И закончится все сказочным финалом, где будет шампанское, современная альтернатива флердоранжу, карете и посаженной матери.
Марина волновалась, объясняясь с Митей. Крещендо ее кружевной блузки выдавало чувства. В глубине души, она ожидала, что Митю заденет разрыв, спровоцирует на проявление эмоций. Но нет... И не потому, что он был стальной выдержки человек... Просто по отношению к ней у него не было эмоций. И слава Богу, что она не знала его истинной реакции... "Вот дура!.. Порушила такую удобную схему. Конечно, она нудная, не красавица. Так ведь и нетребовательная. И все же до чего же они одинаковые. Всем подавай замуж!"...
Но в этом Дмитрий Бахмин, жених со стажем, заблуждался, когда тешил себя такой мыслью. Не всем. Подруга Марины, например, не то что замуж за него не пошла бы, но даже в качестве "любовника-нужного-для-здоровья" его не одобряла.
- Какое от него может быть здоровье? Все со стороны видно. Ты - донор, он - реципиент. И не говори мне, что союз человека и пиявки - обоюдовыгодный! Ты ему не лишнее отдаешь, а главное и самое дорогое - свою прекрасную душу! А взамен? Хотя какой может быть взамен у человека, у которого, кажется, и сердца нет... Ты, Марин, в прошлой жизни наверное женой полярника была или капитана дальнего плавания: можешь ждать бесконечно долго!
- Верблюдом я в прошлой жизни была, - вяло отмахнулась та, - могу бесконечно долго без воды среди миражей. Боюсь, следы прошлой жизни отразились и на моей внешности.
- Тоже мне, корабль пустыни, прекрасная белая верблюдица! - засмеялась подруга.
А Марина вспомнила верблюдицу из зоопарка, облезлую, с клочкастой шерстью, с унылым видом механически перетиравшую свою травяную жвачку. Ей стало себя жаль. Показалось, что и сама она похожа на отупевшее животное, некрасивое, неграциозное. Ей не пришло в голову, что любое животное в неволе вряд ли будет выглядеть счастливым. А, может быть, дело в том, что и сама Марина просто не ощущала себя свободной, не умела быть свободной и этой свободе радоваться!
- Мариш, ты только не обижайся, ладно? Я давно об этом думала, но не решалась тебе сказать. Ты бы забросила свои дворянские заморочки! Ну нельзя же быть рабом воспитания! Понимаешь, нельзя идентифицировать человека, как своего, только из-за того, что он тоже может пользоваться всеми шестью вилками, включая рыбные и пирожковые! Родство не в этом!
- Причем здесь дворянские заморочки? - Марина перебила подругу. Это был тот редкий случай, когда хорошее воспитание ей отказало! - Это необязательное условие, чтобы мужчина был с родословной. А вот чтобы он в скатерть не сморкался - обязательное! Мне все равно, из какой семьи будет мужчина, который, как ты говоришь, может пользоваться всеми шестью вилками, включая рыбные и пирожковые. Но что-то среди сантехников и электриков мне таковые не встречались!
- А надо снисходить до того, чтобы обращать на них внимание! Вот у нас электрик - Оскар, армянин, беженец! Так у него степень кандидата математических наук. Не сомневаюсь, что он и приборами владеет. Столовыми, не только электрическими!
- Ну и что? Почему ты до сих пор с Оскаром не под ручку?
- Потому что наш Оскар бежал вместе с женой и тремя детьми...
- Вот видишь! - грустно улыбнулась Марина, - все съедено до нас!
- Ну не думаю, что так уж все съедено! Скорее, не успевают принцев мастерить. Больно много принцесс развелось! Ты не обижайся, Марин, но ведь ты действительно принцесса - не от мира сего! Сидишь себе в обнимку с девичьим альбомом, фея Грёза! Ну где тебе мужчину найдут, чтобы был сильный телом и духом, тонкой душой и мощным интеллектом? Это, честно скажу, собирательный герой литературного произведения! Мне такие не попадались.
Марина молчала. Крыть, как говорится, было, нечем! Её опыт общения с мужчинами был скудным. Митя существенно расширил границы ее понимания противоположного пола. Ей не то, чтобы было стыдно за свою некрасочную личную жизнь, скорее грустно: приятельницы успели по несколько раз выйти замуж, развестись, прожить упоительные периоды междубрачия и прийти к выводу, что с мужчиной лучше жить в разных квартирах, желательно, в разных домах, а если подумать, то еще лучше - на разных улицах!
- Слушай, Тамарочка, а как ты представляешь себе счастливую старость? - неожиданно поинтересовалась она.
- Старость? Счастливую? - в свою очередь озадачилась подруга. На раздумья ей хватило минуты. - Ну он - смотритель на маяке. Я - при нем. Раз в неделю плаваем на соседний остров за провизией и всякой чепухой вроде книг, батареек для фонариков и стирального порошка. Спим с ним в разных комнатах. Но иногда встречаемся в одной постели. Не так, чтобы из шкафов вещи выпадали, но с удовольствием! Можем день-другой не разговаривать. Не от неприязни, а потому что все переговорено. Да и вообще - с этим человеком и молчать комфортно! А можем проболтать всю ночь на кухне. Зимой у него, конечно, болит поясница. Я натираю его всякой вонючей гадостью, отчего ему легчает. Раз в месяц я езжу на материк. Ну, в театр там сходить, прогулять платье, побродить среди людей, а потом начинаю отчаянно скучать по острову, по своему смотрителю и тороплюсь возвратиться домой. На летние каникулы приезжают погостить внуки. Их самолично доставляют повзрослевшие дети. И это огромное счастье, когда они все вокруг и жизнь наполняется новым смыслом!
- Да ты не только лирик! Ты в таких подробностях представляешь все это, словно не будущее рассказываешь, а прошлое! - изумилась Марина.
- Все это прекрасно, конечно, только для того, чтобы это сбылось, скажем, лет через двадцать, у меня сейчас должен быть один ребенок на руках, а второй за руку. Не считая, собственно, самого будущего смотрителя!.. Марин, а что у тебя с мечтами о старости. Об идеальной старости, ну ты понимаешь!
- Да просто все. Сидим на диване вот этом самом и листаем каждый вечер...
- Девичий альбом! - продолжила за нее Тамарочка. - Предсказуемо...
Тамарочка считала, что расставание Марины с Димой - благополучный исход любовной истории. Еще бы лучше - кабы это случилось раньше. В целом и общем, Тамарочка, вероятно, была права. Но Марина страдала. Когда вы расстаетесь с любимым человеком, то теряете сразу двоих: любимого человека и себя. Понятно, что со временем пустота заполнится, дырка в сердце затянется. Но первое время - тяжеловатенько! Марина все планы подстраивала под Митю, жила, можно сказать, его интересами. И когда необходимость в этом отпала, она почувствовала пустоту. Поняла, что не знает, куда девать освободившиеся энергии и мысли. Любимое женское утешение - хождение по магазинам - Марина отложила до светлого дня получения зарплаты.
- Займись домом! - посоветовала прагматичная Тамарочка, которая в минуты скорби принималась мыть пол и драить санузлы. - Понимаешь, - простодушно убеждала она подругу, - плачешь-то ты плачешь, но параллельно дело делается. Чем больше в тебе тоски, тем сильнее ты трешь и, соответственно, тем лучше оттираешь всякую грязь! Отгрустила свое. Слезки утерла. Дома красота! Можно начинать новую жизнь! Так уж я устроена - даже из плохого стараюсь извлечь пользу! У тебя вот все краны текут, с унитазом проблема... Понятно, что твоего аристократа к сантехническим работам привлекать было бесполезно. Тебе самой было не до этого. А теперь - займись! Меня лично это равномерное капанье за вечер почти до неврастении довело. Как ты выдерживаешь? Не понимаю!
- Что, надеешься выдать меня замуж за цивилизованного сантехника? - грустно улыбнулась Марина. - Сына персидского шаха, выпускника Оксфорда, приехавшего инкогнито для изучения русского языка с погружением в языковую среду?
- Очень смешно! - согласилась с ней Тамарочка. - Но краны все равно текут!
Признаваться, что не знает, как вызвать сантехника Марина не решилась. Потому что последовала бы очередная тирада на полчаса. А критику... Кто ж ее любит, критику в свой адрес? За такой информацией проще было обратиться многомудрой в житейском плане подруге Лике. Начинать разговор прямо с сантехника, конечно, совершенно невежливо. Прежде нужно поинтересоваться: "Как жизнь?" Как у Лики жизнь! Об этом она могла говорить часами!
Как считала Лика, ее характер не смогли испортить ни 21 год проживания с мамой, ни 21 год последующего замужества! Все самое главное произошло: Лика подросла, чтобы выйти из маминой юрисдикции и развелась, чтоб вывернуться из семейной тирании. Теперь можно было пожить в свое удовольствие. По натуре Лика - человек общественный, любитель всего новенького. Она всегда в курсе новинок: от последней выставки до последней модели продвинутых мясорубок. Что уж там говорить о каких-то несчастных сантехниках? Впрочем, болтать с ней было интересно. Лика всегда с таким пылом отдавалась новым увлечениям, что трудно было удержаться и не последовать за ней.
- Я надеюсь, ты присоединилась к движению "флайледи"?
- Это в переводе как? - озадачилась Марина. - Летающие женщины?
- Фу, - с негодованием откликнулась Лика, - ты еще переведи как "мухотетки"! Так нас только недоброжелатели называют! Это расшифровывается по аббревиатуре "наконец-то возлюбившие себя"! Марина, наша философия близка каждой женщине: быт должен быть в радость. Есть специальные приемы, с помощью которых, уделяя буквально 15 минут ежедневной уборке, можно привести хозяйство в порядок! Серьезно! Представляешь, сколько времени у тебя высвободится для отдыха и возможности заняться собой! У нас есть свой сайт, где мы обмениваемся советами, результатами... Тебе будет интересно! Ты ведешь довольно замкнутый образ жизни, а там обновишь круг знакомств. Возможно, и твой опыт окажется кому-то полезен!
И Лика с пылом начала излагать Марине идеологию ведения домашнего хозяйства мухотетками. Все было привлекательно, кроме одного пункта: раз в неделю нужно проводить операцию "расхламление", для чего следовало выбросить за раз 27 ненужных вещей. Вещи Марина выбрасывать не любила, и вообще расставалась с ними с трудом. С каждой была связана история, какой-то кусок памяти, да и вообще - вещь верой и правдой служила, а ее взять и предательски выбросить на помойку? В крайнем случае, отдать в хорошие руки! Да только они, эти самые руки, годами не находились. Марина поклялась зайти на сайт и приступила к главному вопросу. Где же взять сантехника?..
Заснула в тот день Марина с мыслью, что день вышел очень содержательный! В самом деле, пора стать современней и расширить круг общения. В самом деле, если начинать новую жизнь, то почему бы не с того, чтобы устранить явные бытовые неполадки?.. Ночью ей приснился Ангел. Звали его странно, Баракаиель. Странно было и то, что она это запомнила. В отличие от привычного представления об ангелах, Баракаиель был с арабским цветом лика и крылья имел коричневые, цвета тростникового сахара, немного меняющие оттенок. Он взял ее за руку, улыбнулся белозубой улыбкой и взлетел вместе с ней. Она видела себя как бы со стороны: висит за руку как тряпичная кукла. А взлетать приятно и ни капельки не страшно! Утром проснулась радостная. С приятным предчувствием.
Сантехника вызвать оказалось несложно. Никаких чудес! Договорилась, через день он и пришел. Пожилой сантехник представился Леонидом Михалычем. Одет был в синий комбинезон. Аккуратный и чистенький. На голове - синий берет, не без щегольства сдвинутый на одну сторону. В небольшом чемоданчике, видать, инструменты. Достал из кармашка очки, нацепил на нос.
- Ну что у вас, хозяйка?
Марина провела его в туалет. Показала рукой на унитаз.
- Да вот засоряется время от времени!
Леонид Михалыч заглянул в унитаз, потом укоризненно покачал головой: "Что ж вы с ним делаете?" Марина покраснела. Можно подумать, были какие-то безумно разнообразные возможности применения унитаза. Михалыч принялся за работу, что-то нелестное бормоча себе под нос. После перешел на кухню, исследовать краны.
- Прокладки в доме имеются? - каким-то безнадежным голосом спросил у Марины.
Она снова густо покраснела. "Нет! Это черт знает что! Что он себе позволяет? Зачем ему мои прокладки?" Михалыч махнул рукой, достал какие-то кружки резиновые и полез за инструментами. Марина вышла из кухни, вконец озадаченная. Работу свою сантехник сделал, все ей продемонстрировал, слупил с Марины денег и ушел, порекомендовав звать его не раз в сто лет, а раз в полгода, если уж так вышло, что мужиков в доме не имеется. Денег Марине было не жалко. Она подбодрила себя мыслью, что если приход сантехника будет знаменовать начало новой жизни, то выйдет редко, а потому не смертельно.
Вообще говоря, Марина собой в этот день просто гордилась! Теперь пора было осуществить обещание, данное Лике. Она зашла по ссылке на сайт и начала читать статьи. Оказалось интересно. Затем шли письма "флаюшек". Все это напомнило Марине мультик советских времен со слетом Василис по обмену премудростями. Она скользнула взглядом по переписке и "зацепилась" за одну подпись: Ленушка. Таким теплом, домашним уютом повеяло на нее. Марина начала читать. Автор излагала свою концепцию уборки ванных и туалетов. Марина улыбнулась: сегодня явно туалетная тема! Идеи были, может, и не новые, но изложено системно. Молодец она, эта Ленушка! Так Марина ей и написала. Потом поколебалась и в духе бабушкиного девичьего альбома предложила дружить и переписываться. Кратко изложила о себе и стала ждать ответа.
Ответ пришел на следующий день. Очень доброжелательный. Ленушка, наверное, просто Лена, одна воспитывала дочку. Девочке исполнилось восемь лет. Марина отругала себя мысленно нытиком, потому что это ведь невероятно трудно одной воспитывать ребенка. А она, Марина, отвечала только за себя и еще смела раскисать! Понятно стало, откуда столько практической сметки у новой подруги. Еще бы: все приходится делать самой. Только успевай поворачиваться! А вот готовила Ленуша, видимо, не очень, потому что просила поделиться кулинарными рецептами. А может просто решила такой ход сделать, чтобы не подавлять Марину окончательно своим величием. Марина допускала и такое. Она проштудировала поваренные книги, а потом достала прабабушкину тетрадку, еще дореволюционную, с самолично внесенными прабабушкой записями, заменила фунты на граммы да и отправила Ленуше пару рецептиков. Первый из чистого пижонства. Заливное из серны. Понятно, совершенно нереально к приготовлению. А другой - блинчатого пирога. Это Марина сама прекрасно готовила и могла всеми тонкостями поделиться. Её расчет удался. Ленуша изумлялась, что существуют такие блюда, а еще более, что существуют люди, которые умеют их готовить и знают что это такое - серна! С блинчатым пирогом Ленуша проэкспериментировала, ей он тоже удался, как и Марине, за что Марину она благодарила, но сетовала, что так и растолстеть недолго.
Так они обменивались письмами, и это весьма оживляло Маринину пока еще одинокую жизнь. От обсуждений хозяйственных изобретений, они перешли к более пространным рассуждениям о жизни вообще. Марина интересовалась, как дела у дочки Ленушиной, Оленьки, как они живут и ладят ли между собой? Помогает ли Оленькин папа? Потом поколебалась и попросила, чтобы Ленуша выслала ей по почте электронной фотографию девочки, а еще лучше и свою, потому что так ведь легче общаться, когда представляешь человека! Физиогномистом Марина себя не считала, но интересно было, конечно, любопытно. Стала свою фотографию подбирать и выяснила, что ни на одной себе не нравится. Попросила Тамарочку, чтобы та сфотографировала ее на фоне домашнего антиквариата. Тамарочка примчалась, сгорая от любопытства. Она вообразила, что подруга нашла себе друга по переписке и страшно разочаровалась, когда узнала, для чего нужна фотосъемка.
Правда, фотосессия вышла занятной. Они развеселились. Марина переодевалась несколько раз, погримасничала и посмеялись они от души... Лучше всего вышла фотография, где Марина сидела в фамильном ожерелье и тяжелых массивных серьгах, с волосами, забранными наверх, разглядывая с романтическим видом прабабушкин альбом и сжимая в руке полураскрытый веер. Многовато было атрибутов, но получилось красиво. Нет, стильно! "Да, Марин, вижу теперь, что ты настоящая дворянка!" - со вздохом невольной зависти признала Тамарочка. Ну и отправили эту фотографию Ленуше. Одновременно и от нее пришло письмо с вложением. Марина смотрела на фотографию женщины, обнимающей девочку. Оле на снимке было лет 5, маленькая еще, и очень на Ленушу похожая! Ленуша красивая, но какая-то... капризная что ли... или несколько надменная... Что-то неприятное в лице, несмотря на его явную красоту. Марина расстроилась. Она представляла новую подругу совсем другой. Почему? Бог его знает! По письмам получалась другая Ленуша. Этой вряд ли был интересен рецепт блинчатого пирога. А уж штурмующей санузлы ее и вовсе невозможно было представить! Примирило ее само письмо. Ленуша восхищалась Марининым портретом. Изумлялась ее благородной стати. Делала комплименты интерьеру. И вообще была само доброжелательство. Она интересовалась, понравилась ли ей Оленька? И столько было затаенного материнского тщеславия, что Марина решила не зацикливаться на этой фототеме. В конце концов, фотографии явно несколько лет, за это время и характер может поменяться! Может, от той надменной красавицы и следа уже не осталось? Переписка продолжилась...
Жизнь шла своим чередом. Вслед за сантехником пришла очередь электрика. И для этого уже не пришлось выслушивать многочасовые опыты о Ликиной жизни. Выручила всезнающая и немногословная Ленушка, попутно проконсультировала на что обратить внимание, чтобы все сделали надлежащим образом.
Электрик оказался не доктором математических наук, а бывшим гинекологом из ближнего зарубежья. Он не уставал сетовать, что был у себя на родине специалистом - золотые руки (вгоняя Марину в краску этим заявлением!), а теперь жизнь до чего его довела? Марина ничего ему не отвечала, но сдавалось ей, что гинеколога - золотые руки женщины никуда бы не отпустили! А, впрочем, Бог его знает, какие там на самом деле причины существовали? Усилиями бывшего знатного гинеколога засверкали, освещая все вокруг, хрустальные бра. Краны не текли. Благодаря изучению эссе "101 сияющая раковина" и применению супер-технологий флаюшек, над которыми беззлобно иногда посмеивались, но неукоснительно им следовали Марина и Ленушка, изделия из санфаянса и керамики становились все белоснежнее. Были разобраны одна за другой кухонные полки. Тамарочка, которую очень радовали эти перемены настроения и быта, подарила новую скатерку на стол. И наступил момент, когда захотелось праздника! Такого приятного застолья с приятными людьми.
Поразмыслив недолго, Марина поняла, что этими людьми окажутся Тамарочка и Ленуша, одна или с Оленькой. С Тамарочкой они созвонились, и та согласилась, конечно. Кроме всего прочего, ей любопытно было познакомиться с загадочной приятельницей своей закадычной подруги. Марине и самой уже хотелось более близкого знакомства. Она отправила письменное приглашение и, в общем, не сомневалась, что оно будет принято. Ответ пришел на следующий день: спасибо огромное! Что в меню? Заливное из серны? Или гусарская печень? Марина удивилась еще: что это за блюдо такое? Полезла в кулинарную книгу Елены Молоховец, только не репринтного, а первого издания, и оказалось, что это говядина под соусом из селедки. Посмеялась, что действительно по-гусарски. Что-то неудобоваримое совсем! Однако... Она сподвигла новую подругу на кулинарные раскопки! Корреспонденция последующего дня Марину огорчила. В назначенный день Ленуша приехать к ней не могла. Марина предлагала ей другие числа - у нее не получалось и в другие. Это оставляло неприятный осадок, как будто Ленуша привередничала, или капризничала, или вовсе приезжать не хотела.
- Знаешь, Мариша, сдается мне, что это не числа ей не подходят. А наше с тобой общество. Это обидно. Женщины мы неплохие, неглупые. А вот фотография этой Ленуши твоей, видать, все-таки точно передает ее психологический портрет! И довольно-таки противный!
Ночью Марина плакала. В темноте своей уютной квартиры ей было грустно. Праздничное настроение окончательно покинуло ее. Она уговаривала себя, Ленуша ей без году неделя знакомая, и глупо так огорчаться... И огорчалась. Марина чувствовала себя отвергнутой, чувствовала себя девочкой-второклассницей, как когда-то, когда она предложила по тогдашней моде дружить своей соседке по парте розовощекой толстенькой Марусе, а та подумала-подумала и ответила: "Неа, не буду! Я буду лучше с Сонькой дружить!" Это "лучше с Сонькой" повергло тогда ее в отчаяние. Слава Богу, Марина давно перестала быть ребенком, но чувствовала сейчас себя в таком же горе. Утром она написала письмо, в котором впервые обратилась к собеседнице Елена.
"Елена, здравствуйте! Простите мне назойливость! Я понимаю, что глупо обижаться на Ваш отказ прийти ко мне в гости. Право, я не хотела навязывать Вам своего общества, но наша предыдущая переписка показывает, что была у Вас причина писать мне! Признаться честно, я обижена. Первой мыслью было прекратить отношения. Но мне она показалась недостойной двух женщин разумного возраста. Я одна, это правда! Но не одинока! У меня есть друзья, коллеги, есть свой круг интересов. Мне казалось это очевидным. Если Вам неинтересно со мной, если Вы ищете повод, чтобы прекратить переписку - уверяю Вас, в этом нет нужды! Достаточно просто изъявить такое желание, без объяснения причин. С уважением Марина".
Получилось суховато, старомодно как-то, но уж как вышло. Отправила письмо и успокоилась. Подумала, что научилась заканчивать отношения. Это искусство, которым мечтала овладеть с детства: сказать "Нет!".
Утром Марина ехала в метро и размышляла. Она вообще любила эти размышлялки по дороге. Иногда думалось о пустяках. Вот, например, лето заканчивается, овощи весь сезон поедались, фрукты, а талия так и не случилась... Иногда мысли бывали серьезные. Вот, например, встретятся ли они всей семьей после смерти ее в иных мирах, а если встретятся, то как узнают друг друга, после многочисленных-то реинкарнаций. В реинкарнацию Марина верила. Ей казалось, что она припоминала что-то из прошлых жизней, и именно поэтому так уютно чувствовала себя среди старинной мебели и все искала на старинных фотографиях знакомые лица, не из числа родственников, но чем-то безумно дорогие.
Сегодня она анализировала свое письмо. Не сказать, чтоб всем была довольна, но сохранила достоинство, не сбилась на претензии, что было бы просто глупо! Марина загадала себе, что если ответ в три дня не придет, то она прекратит залезать на сайт к мухотеткам. В конце концов, квартира в надлежащем порядке. А переписки эти - баловство чистой воды. Но почему-то ей верилось, что Ленушка ответит. Уж больно у нее системный подход, аналитический склад ума, хорошо развитое чувство юмора и, судя по всему, привычка все доводить до конца. Тем более было странным ее "виляние" с этим приглашением в гости! Марина не хотела выпускать в полет свою фантазию, но как-то приятно было вообразить, что в Ленушиной биографии имели место тайны или слабые места. Например, она послала фотографию, как ей кажется, красивой подруги с дочерью вместо своей. А в самом деле она другая - симпатичная толстушка, чем-то похожая на Марусю из детства. И дочка у нее такая же: веселая толстушка с румянцем во всю щеку, косичкой смешной, которую вершит розовый топорщащийся бант. Почему-то и в воображении мать с дочерью были похожи друг на друга, как на присланной фотографии. До самого вечера Марина "держала фасон": не залезала в свой почтовый ящик, чтобы не показывать своего нетерпения. Перед уходом домой заглянула: письмо пришло. Выдохнула воздух и открыла его.
"Дорогая Мариша! Письмо Ваше огорчило меня и одновременно подтолкнуло к объяснению. Вот только я предпочитаю делать это не в переписке. Письмами выясняют отношения, которые уже безнадежно испорчены, когда боятся высказать все в лицо собеседнику, когда не верят, что будут выслушаны. Это ведь не наш с Вами случай, правда? Объяснения мои Вас рассмешат, а, может, огорчат. Для начала хотелось бы попросить Вас позвонить мне, лучше на домашний телефон, чтобы без суеты и лишних ушей поговорить. Я буду ждать Вашего звонка в течение трех дней с момента отправки письма с 21:00 до 24:00".
Далее шел номер телефона. Марина списала его на клочок бумаги и решила, что позвонит из дому. Не сегодня, а завтра. И постарается продумать, как вести завтрашнюю беседу. Все-таки она немного волновалась.
К вечеру следующего дня Марина уже устала от самой себя. У нее сто раз поменялось настроение. В голове проигралось сто сценариев предстоящего телефонного разговора. И теперь она ругательски ругала себя за все. Нечего было так близко принимать к сердцу эту переписку. Марину с самого начала должно было насторожить, что ее приятельница не предлагает, например, обменяться номерами телефонов. Что было бы логично, да и общаться проще! Не собиралась Ленуша сближаться с самого начала. Марину мучили приступы гордости. Они перемежались приступами любопытства. Как все запутано... Что требовать от других, когда не удается понять самое себя! Вообщем, соткана вся из противоречий... решила поступить так: без всяких сценариев позвонить и сразу станет ясно, первый это разговор или последний.