Аннотация: Альтернативная история. Портсмутский мир 1905 г. не заключен. Русско-японская война продолжается
ПРОЛОГ
Портсмут,
Североамериканские Соединенные Штаты
16 (29) авг. 1905
Две делегации вошли в зал через противоположные двери, заняв места за длинным столом. За спинами представителей России были высокие окна, за ними - улицы Портсмута, дальше - ширь Атлантического океана, озаряемая жарким солнцем конца лета. За спинами японцев была только гладкая стена, выкрашенная белой краской. Глядя на нее, Сергей Юльевич Витте, главный уполномоченный от России, по обыкновению мял лежавшую перед ним бумагу. Второй уполномоченный барон Розен задумчиво курил папиросу, секретари Плансон, Набоков и Коростовец не подымали глаз от блокнотов. Японцы хранили каменную неподвижность, только щурились от бьющего в глаза солнечного света. Наконец, министр иностранных дел Японии Ютаро Комура достал из папки исписанный листок и спокойным голосом зачитал текст заявления:
- Императорское правительство решило в знак своего миролюбия сделать последнюю уступку. Япония больше не настаивает на уплате военных издержек и отказывается от требований на весь остров Сахалин, удовлетворяясь южной половиной острова.
Витте издал горлом какой-то неясный звук, потом ответил таким же ровным, спокойным голосом:
- Его Императорское Величество приказали мне в любом случае окончить сегодня переговоры. Наши требования остаются прежними - ни пяди русской земли не будет уступлено. Россия предпочитает продолжать войну, нежели признать утрату части собственной территории.
Могло показаться, что в глазах японцев мелькнуло удивление, однако ни одного слова больше не было сказано.
Обе делегации одновременно поднялись из-за стола, еле слышно скрипнув креслами по паркету, и, повернув в разные стороны, покинули зал заседаний.
Где-то совсем неслышно скрипнули стрелки истории, переводя людей и страны на иные, новые пути.
Война России с Японией продолжалась год и семь месяцев. Внезапная ночная атака без объявления войны русской эскадры у Порт-Артура, последний бой "Варяга" в Чемульпо - все это было, кажется, так давно, ведь столько всего случилось с того времени. Новые сражения на море и суше, гибель адмирала Макарова, на которого возлагались такие надежды, отступление главной армии генерала Куропаткина в Маньчжурии, оправдываемое малочисленностью войск, не получивших пока подкреплений. Долгие месяцы героической обороны Порт-Артура, отбитые один за другим яростные штурмы.
Весь прошлый год - весну, лето, осень - война шла малоудачно, но, всё же, не позорно для России. Во всяком случае, не более позорно, чем были три Плевны в прошлую войну с Турцией. Да, говорили при дворе, враг оказался сильнее, чем думалось вначале, напрасно было считать, что один русский солдат стоит пятерых японцев, но Великая Россия не может не победить маленькую Японию, еще вчера пребывавшую в первобытной дикости. Вот доберутся, наконец, к Куропаткину кадровые дивизии из европейской России, закончат свой беспримерный переход через три океана балтийские броненосцы адмирала Рожественского, тогда Порт-Артур будет освобожден от осады, а японцы отброшены на свои острова. Ведь еще святой Серафим Саровский, предвидя войну с Японией, прозорливо предсказал, что победоносный мир будет заключен в Токио.
Всё изменилось прошлой зимой, когда под Новый год внезапно сдался Порт-Артур, который привыкли считать неприступным. Со сдачей крепости был потерян и весь Тихоокеанский флот. А весной разразилась катастрофа. Неудачная война превратилась в самое постыдное поражение. Сначала, в марте, был Мукден. Русская армия, уже превосходившая по численности японскую, оказалась совершенно разбитой, и едва успела отступить, избежав полного окружения, но потеряла тысячи пленных, брошенную артиллерию и обозы, включая походный штаб Куропаткина с его кроватью, иконостасом и всей канцелярией с шифрами и архивом. А в мае грянула Цусима. Вторая Тихоокеанская эскадра Рожественского, дойдя, наконец, до Японии, была полностью истреблена Объединенным флотом адмирала Того. При равном соотношении сил в тяжелых кораблях и превосходстве в крупнокалиберной артиллерии русские потеряли семь броненосцев и три броненосных крейсера, не считая меньших судов; четыре броненосца после боя сдались противнику. Японцы не потеряли ни одного корабля, только несколько крошечных миноносцев. Это было не просто поражение, это был небывалый по позору разгром. К тому же в стране всё больше разгорался огонь революции. Даже самые упрямые при дворе поняли, что война проиграна, и заговорили о мире.
Государь император Николай II принял посредничество президента Североамериканских Штатов Теодора Рузвельта, но ехать в Портсмут заключать мир согласился один опальный Витте. Русский император пошел на переговоры, чтобы не допустить захвата японцами Сахалина. Однако японцы всё-таки взяли беззащитный остров, когда делегации уже отправились в дорогу. Выдвинутые Японией в Портсмуте требования вначале были абсолютно неприемлемыми для России. Контрибуция в три миллиарда рублей золотом, признание прав Японии на Корею, Порт-Артур, Южную Маньчжурию и весь Сахалин, а также разоружение Владивостока, запрет держать на Тихом океане военный флот, передача японцам интернированных в нейтральных портах русских судов, полная свобода для японского рыболовства в российских водах.
Столкнувшись с неуступчивостью русской делегацией, японцы стали снимать одно требование за другим. Действительно, зачем настаивать на ограничениях русского флота в Тихом океане, если у России после Цусимы и так не осталось никаких морских сил? Да и Владивосток в качестве укрепленной базы без флота для России бесполезен. Труднее всего японской делегации дался отказ от гигантской контрибуции, на которую они возлагали большие надежды; во время войны Япония изрядно поиздержалась в денежном плане. Но, в конце концов, японцы поняли, что Россия за одно признание поражения платить не будет, а продолжение войны обойдется Японии дороже. Со своей стороны, российская делегация не видела смысла отказывать японцам в уже взятых ими Корее и Южной Маньчжурии, включая Порт-Артур. Согласились и на неограниченный лов рыбы в российских водах, всё равно Россия была не в состоянии этот лов пресекать.
Главным камнем преткновения становился, таким образом, Сахалин. Остров был, как-никак, не взятой у Китая колонией, а своей, русской землей. Японцы дали понять, что готовы вернуть северную половину Сахалина - за компенсацию военных издержек в полтора миллиарда рублей. Витте ответил, что и весь остров стоит куда меньше, но в принципе вопрос можно обсудить. Японцы задумались, но тут Витте одернули из Петербурга. Николай II приказал денег японцам не давать и требовать назад весь Сахалин целиком. Переговоры в Портсмуте были прерваны на несколько дней. В это время посланники Североамериканских Штатов в Петербурге и Токио склоняли первых лиц России и Японии к компромиссу. Наконец делегации получили новые инструкции. Воюющие державы должны были сделать последние уступки - японцы отказывались от денег, русские - от Южного Сахалина. Во время предварительной частной встречи Витте и Комуры позиции сторон были согласованы. Казалось, что трудности позади, и после достижения принципиального согласия сторон подписание мирного договора становится чисто техническим вопросом. Однако в ночь накануне решающего заседания Витте получил экстренную телеграмму от Николая II. Она отменяла все предыдущие указания и требовала стоять в деле сохранения русских земель до конца. Главному уполномоченному оставалось лишь донести решение своего императора до японцев.
Выйдя из Портсмутского адмиралтейства, красный от злости Витте бросил журналистам, ожидавшим новостей:
- Прошу прощения, господа, но переговоры сорваны из-за неуступчивости Японии. Война продолжается!
Рядом оглушительно бухнули пушки. Салют, который должен был знаменовать наступление мира, успели отменить только после первого залпа, показавшегося от этого сиротливо одиноким. Замолчали и начавшие, было, радостный перезвон колокола городских церквей. Празднично одетая публика расходилась от адмиралтейства с разочарованным видом.
- Что же теперь будет? Что будет? - потеряно повторял военный консультант полковник Генерального штаба Самойлов. - Ведь нет никакой надежды на наш успех в войне. Дело окончательно проиграно!
- Ничего не проиграно! - вмешался капитан 1-го ранга Русин, прибывший из штаба Маньчжурской армии. - Вы всё сделали правильно, Ваше Высокопревосходительство! Настроение в войсках бодрое, армия и не рассчитывала на мир...
Витте пожал плечами
- Убежден, что мир был нам необходим. Раз он не случился, России грозят новые бедствия и полная катастрофа, которые могут кончиться свержением царствующей династии.
Самойлович тихо охнул. Витте на минуту задумался, потом продолжил со слабой улыбкой:
- С другой стороны, я, скорее, рад тому, что произошло. При всех моих дипломатических стараниях этот мир делал Россию безусловно проигравшей. Давно уже не было такого подавляющего для русского самолюбия мира. И, если бы мне пришлось его подписывать, тяжелое чувство угнетало бы меня, наверное, до конца жизни. Пускай уж его теперь заключают другие!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХРАБРЫЕ НА "ХРАБРОМ"
"ХРАБРЫЙ" - русская канонерская лодка. Корабль построен в С.-Петербурге на судоверфи Новое Адмиралтейство. Спущен на воду 9 ноября 1895 г. В 1897 г. вошел в состав Балтийского флота. С 1899 по 1906 г. находился на Средиземном море, участвовал в международной миротворческой операции на о. Крит. Во время первой мировой войны действовал в Рижском заливе, прикрывал с моря русские войска, оборонял Ирбенский пролив. Во время Моозундского сражения 1917 г. вел бой с немецкими эсминцами на Кассарском плесе, буксировал под огнем поврежденный эсминец "Гром", а потом снял с него команду. При советской власти переименован в "Красное знамя". Зимой 1939-1940 г. поддерживал огнем наступление на Карельском перешейке. Во время Великой Отечественной войны участвовал в обороне Нарвы и Ленинграда, вел контрбатарейную борьбу. 16 ноября 1942 г. в Финском заливе потоплен в дозоре финскими торпедными катерами, но вскоре поднят и вновь введен в строй. В 1944 г. доставил в Хельсинки Союзную комиссию по перемирию. С 1956 г. учебное судно. В 1957 г. снимался в художественном фильме "Балтийская слава" к 50-летию сражения за Моозунд (изображал "Гром"). В 1960 г., прослужив 63 года и пройдя пять войн, старейший боевой корабль Балтийского флота был пущен на слом.
Глава первая.
Тучи на западе
Велосипед катил, дребезжа, по пыльному переулку, затененному раскидистыми платанами. Ездоком был темноволосый морской офицер с нервным лицом и печальными глазами. По возрасту ему явно полагались погоны более высокого звания, чем украшавшие тощие плечи лейтенантские; скрипящие педали он крутил в порывистой, неровной манере. Появление в публичных местах на велосипедах для офицерских чинов возбранялось, однако в провинциальном Измаиле привыкли сквозь пальцы смотреть на строгость военных уставов, и редкие прохожие не обращали на велосипедиста никакого внимания. Он съехал с пригорка к домику санитарной инспекции и, оставив свой механизм у беленой стены, вошел внутрь.
- А, это ты, Петя! - приветствовал его краснолицый инспектор за покрытым пятнами столом. - На велосипеде опять катаешься? Всё лучше, чем водку пить. Кстати, будешь? А то в одиночку уже не тянет.
Не отвечая, лейтенант рухнул на облезлый диван, закрыв руками лицо.
- Зря! - сказал инспектор с укоризной. - Водка нервы успокаивает. Что с тобой случилось? Влюбился опять?
- Не смей так говорить! - прорычал офицер сквозь пальцы.
- Понятно... И чего ты каждый раз так переживаешь? Как мальчишка, прямо. Радоваться надо, что кровь еще бурлит. Как она, молода? С молодыми сейчас надо держать ухо востро. Больно умные стали.
Офицер вскочил, прошел по комнате, потом сел на жалобно заскрипевший стул.
- Ей двадцать лет! Почти вдвое моложе меня!
- Это не страшно. Ты ведь еще не старик. Мужчину возраст, как хорошее вино, только крепит.
- Брось острить! Она - дочка адмирала!
- Оппа! Ну, ты, Петя, не промах! С другой стороны, сам ведь адмиральский сынок...
- Прекрати!
- Лучше скажи, кто она?
- Мария Григорович.
- Григорович... Это какого же адмирала дочь?
- Контр-адмирала Ивана Константиновича Григоровича, начальника штаба флота.
- Аааа! Его ж только-только в Севастополь назначили, я и забыл. Это ж геройский адмирал! Броненосцем "Цесаревич" командовал, а потом начальником Артурского порта всю осаду был. Его японцы после сдачи крепости выпустили под подписку, что он в войне участвовать не будет. Поэтому и определили к нам на Черное море. Когда ж ты с его дочкой успел встретиться?
- Катался сегодня на велосипеде за городом. Вижу, она. Тоже на велосипеде. Только он сломался, она и не знала, что делать. Я посмотрел, сообразил, как починить. Поехали вместе, познакомились, разговорились...
- То, что ты додумался, как починить, это я не удивляюсь. В голове у тебя от мыслей разных тесно. Но то, что ты смог сделать, и оно у тебя заработало - вот что удивительно! Невезучий ты больно. Знай тебя девица, как я тебя знаю, побоялась бы на велосипед после твоего ремонта влезать.
- Брось! После меня всё работает!
- И часы мои? И кран портовый? Сколько с ним потом возились... Ладно, считай, повезло тебе, да и адмиральской дочке тоже. Так она тебе симпатии какие-то выказывала?
- Не знаю. Улыбалась, шутила. Разрешила, чтобы я писал ей.
- И чего тогда ты смурной такой? Всё удачно складывается. С девицей познакомился, услугу ей оказал, развеселил. О переписке сообразил договориться, а писать красиво ты умеешь.
- Тут такое дело... Она ведь всё о войне твердила, о подвигах моряков, о которых ей папенька рассказывал... Кто я для нее? Как объясню, что меня только из-за болезни со эскадры списали в Суэце. Эх! Надо было тогда перетерпеть, остаться на "Иртыше".
- Ну и доедали бы тебя сейчас крабы на дне Цусимского пролива. Или сидел бы ты в японском лагере для военнопленных.
- Закончится война, вернутся из плена офицеры. Все молодые, все храбрецы, герои. Что я рядом с ними для Маши буду?!
- Не волнуйся, скоро не вернутся. Гляди - сегодняшняя газета. Переговоры в Портсмуте прерваны, война продолжается.
Офицер вскочил на ноги, по лицу его блуждала улыбка:
- Война продолжается? Так я на нее еще успею!
- На войне отличиться хочешь? А революции твои как же?
Лейтенант помрачнел:
- Маша ничего о революции и слышать не хочет. Только я начал об угнетении народа, долге просвещенного класса - сразу меня прервала. Очень резко. Нет, сейчас ей ничего не объяснить. Узость сословного сознания. Но вот, если я для нее стану не просто не пойми кем, а персоной, в лицо самой смерти смотревшей, тогда... Сегодня же отправлю рапорт о переводе во Владивосток!
- Так ты говорил, отправлял уже в том году. Думаешь, с тех пор что изменилось? Во Владивостоке кораблей - по пальцам перечтешь. Вакансий на них нет. Разве что на подводную лодку могли бы взять, будь ты, Петя, помоложе да здоровьем покрепче. Так что отправят тебя, в лучшем случае, командовать плавучей батареей в амурском устье. Но в Амур-то японцы вряд ли полезут. И будешь ты там сидеть, как в нашем дунайском устье сейчас сидишь, только уж на велосипеде по тайге не покатаешься. И никакого геройства, лишь времени потеря.
- Что же делать?
- Повоевать так хочется? Могу, Петя, тебе в этом помочь. Знаешь ли ты, что мы не с одними японцами сейчас воюем?
- С кем же еще?
- А с кандиотами.
- Греками критскими? Да какая это война!
- Какая ни есть! Ты газеты читал последнее время? Только и слышно - то банды Венизелоса ушли в горы, то банды Венизелоса спустились с гор. Никак этого Венизелоса четыре державы поймать не могут.
- Я ведь не пехотный офицер, чтобы по горам за венизелосами лазить.
- Зачем же по горам? На Крите стоит Отдельный отряд судов Средиземного моря. И командир одного из тамошних миноносцев, как мне совершенно случайно стало известно, просится по здоровью в Россию. Вот бы тебе с ним поменяться. Сейчас, Петя, греков на Крите усмиряют, в том числе, и огнем с моря. Я думаю, тот командир миноносца не случайно оттуда так рвется. Не хочет в единоверцев стрелять. Ну, а ты ведь, Петя, атеист...
- Неправда, я в Бога верую!
- Хорошо, веруешь, только в церковь не ходишь.
- Да какая разница?
- Вот и я говорю. Какая тебе разница - японцы или греки. Но до японцев тебе не добраться, а до греков - вполне. Ну что, будешь рапорт писать? Я со своей стороны могу медицинское заключение помочь сделать, что тебе для полного выздоровления нужен сухой жаркий климат, как раз как на Крите.
- А что, там взаправду можно отличиться?
- Думаю, случай будет. Вызовись сходить разок с десантной партией. Тем более что других охотников вряд ли много найдется. Впрочем, тебе решать. По моему скромному мнению, скоро и здесь у нас в боевых действиях недостатка не будет. На Кавказе бунтуют против властей, да и среди морячков неспокойно. Как бы снова большого мятежа не было. В прошлый раз посылали ведь миноносцы с офицерами топить "Потемкин", только они его в море не нашли. А если какой-нибудь другой броненосец красный флаг поднимет, а ты его миной на дно... Тебе тогда орден наверняка дадут.
- Нет уж, я лучше на Крит, к грекам. Есть у тебя бумага? Прямо здесь рапорт напишу.
***
 
Дорогая Мария Ивановна!
О, как бы я хотел, чтобы отношения наши были такими, каких всю жизнь ждала душа моя, какими должны быть, соединяя, возвышая душу, мысли!
Вскоре после нашей встречи в Измаиле забросила меня судьба на далекий остров Крит. Он хоть и считается частью Турецкой империи, но турок здесь не осталось совершенно. Восемь лет назад, в 1897 году ради благородной цели предотвращения резни христиан сюда прибыли войска четырех держав - России, Франции, Англии и Италии (относимой к державам весьма условно), и с того времени Крит находится под их совместным управлением. Остров разделен на четыре зоны, каждая - под контролем войск соответствующей нации. Россия взяла себе Ретимнонский округ. Мы также держим корабли и часть войск в гавани Суда и ближайшем к ней главном городе Кандии, которые объявлены общей международной зоной. Высший начальник на Крите - королевич Георгий Георгиевич, наследник Греческого королевского дома, который, впрочем, имеет на острове мало власти, поскольку находится под бдительным присмотром Совета консулов держав-покровителей.
После ухода с Крита турок главной задачей четырех наций стало недопущение присоединения острова к Греческому королевству. Запрет на воссоединение с единокровной Грецией вызывает у критян большое недовольство, что и привело к нынешнему восстанию против иностранных войск. Во главе восставших стоит Элевтерий Венизелос, бывший ранее начальником местной полиции, которая, в противоположность нашей, пользуется у здешнего народа полным доверием. В марте этого года Венизелос внезапно уехал из Кандии и объявил о присоединении Крита к Греции. Венизелоса признают за главного во всей внутренней горной части острова. Лишь в городах на побережье, где стоят иностранные гарнизоны, по-прежнему правит, хотя бы на бумаге, королевич Георгий.
Наша война против Венизелоса идет без большого успеха. Как рассказывали мне офицеры - участники первых военных экспедиций, прибыв в мятежные деревни, они призывали вооруженных критян сложить оружие, а те без спешки прятали оное или удалялись в горы. Если же дело доходило до открытия огня, то обе стороны стреляли из винтовок поверх голов, и несколько ранений имели, как правило, случайный характер. Большую угрозу представляли камни, которые весьма метко кидали в наших солдат здешние мальчишки. К сожалению, в ряде случаев дело дошло до применения нами артиллерии, в том числе тяжелой морской. Тут уж были многие погибшие среди мирных жителей. Так мало-помалу война пошла всерьез. Теперь критяне сами атакуют, отбивая назад свои деревни, и уже приходится опасаться за безопасность городов. По ночам там сидят без огня, поскольку на свет в окнах летят пущенные с гор пули. Еженощно русские, итальянские, французские караулы в Кандии стоят вместе в готовности к отражению штурма (англичане, как обычно, держатся в отдельности).
Обычных здесь прежде развлечений - конных прогулок по горам, игры в гольф на устроенном англичанами поле или посещений музыкальных вечеров в консульствах и в интернациональном собрании теперь не стало вовсе. Я сам почти ежедневно совершаю велосипедные прогулки из Суды до Кандии. Дорога между ними неплохая, хотя и каменистая. В Кандии, прежде чем отправиться обратно, выпиваю кофе в одной из местных кофеен, разговариваю с людьми. Иностранцы относятся к нам, русским, совсем не так, как год назад, когда я был здесь со Второй Тихоокеанской эскадрой. Разве что англичане ведут себя по-обычному - с враждебной холодностью. Французы, наши союзники, после Цусимы стали смотреть на нас с высокомерием, чуть ли не презрительно, боясь, что наше военное ослабление подтолкнет Германию на войну с ними. Зато итальянцы держатся теперь с нами, как с равными, напоминая, что их тоже побили дикари, только не желтые, а черные - абиссинцы негуса Менелика. Больше же всего удивили меня греки. В прошлом году они всячески злорадствовали по поводу наших неудач от японцев, так как были обижены за 1897 год, когда мы не помогли им в войне с турками и не дали присоединить Крит. Теперь же греки беспокоятся, что если мы уж совсем ослабеем, то турки возьмутся за них всерьез. Поэтому, хотя мы и воюем с их Венизелосом, отношение греков к нам скорее дружеское. Говорят, что понимают, не по доброй воле мы противимся их соединению с Грецией, а связанные договором с другими державами
Пробыв некоторое время в Кандии, возвращаюсь я на велосипеде в Суду. Гавань эта, надо сказать, - примечательное место в новейшей истории русского флота. Когда России, как держава-покровитель Крита, получила законное право держать здесь военные корабли, наш флот наконец-то обрел на Средиземном море пристанище. Особенно это стало важно во время войны с Японией, когда судам воюющих стран запрещалось задерживаться в нейтральных портах дольше суток. На Крите же наши корабли, идущие на Дальний Восток, могли спокойно стоять сколько угодно - грузить уголь, провиант, проводить судовой ремонт. Здесь останавливались по дороге к Цусиме броненосцы "Ослябя", "Наварин", "Сисой Великий", "Император Николай I", "Адмирал Ушаков", "Адмирал Сенявин", "Адмирал Апраксин", крейсера "Владимир Мономах", "Олег", "Светлана", "Изумруд", "Жемчуг", "Алмаз". Ныне эти корабли либо упокоились на дне морском, либо интернированы в нейтральных портах, либо достались японцам. Один лишь маленький "Алмаз" сумел проскочить во Владивосток. А вместо прежней большой эскадры в Суде остался лишь наш Отдельный отряд судов во главе с канонерской лодкой "Храбрый". Входили еще в состав нашего отряда большие миноносцы-истребители "Пронзительный", "Резвый" и "Прозорливый", отставшие по дороге от эскадры Рожественского, но вот недавно решили отправить их назад на Балтику. С тех пор на Крите, помимо "Храброго", остались только два миноносца - номер 213 и номер 212. На последнем служит сейчас я, Ваш покорный слуга.
Все наши офицеры горят желанием сражаться с японцами, а не препятствовать зачем-то греческому объединению,. Пока вся моя деятельность сводится к периодическому обходу побережья Крита в очередь с французскими, итальянскими и английскими миноносцами, да к регулярным рейсам в Ретимнон, центр нашего округа, в качестве посыльного судна между консульством и штабом экспедиционного отряда. Ретимнон за восемь лет, истекших с начала русской оккупации, перестроен в совершенно обычный уездный город со всеми соответствующими учреждениями, в том числе - отделением российской императорской почты. Завтра я надеюсь воспользоваться оной для отправки Вам этого письма.
Преданный Вам всем сердцем, ППШ.
P.S.: Находясь в Ретимноне, узнал важные новости и решил, вскрыв конверт, дописать письмо уже на самой почте. Итак, как говорят, японские корабли появились в Красном море. Вначале я не поверил в это сообщение. Когда в прошлом году мы шли на соединение с эскадрой Рожественского, нас тоже пугали крейсерами Камимуры, идущими навстречу через Индийский океан, чтобы перехватить наши транспорты возле Адена. На самом же деле, как оказалось потом, ни Камимура, ни какой другой вражеский адмирал и не думали удаляться от берегов Японии.
Но теперь всё похоже на правду. Большой японский флот видели уже у Джидды. Едва ли противник ограничится плаванием к побережью Аравии и не попытается пройти Суэцким каналом в Средиземное море. Так что скоро, возможно, моей мечте сойтись с японцами в смертельном бою лицом к лицу суждено будет сбыться. Будет бой! Сегодня почта отбывает через Смирну и Стамбул в Севастополь. Когда вы получите это письмо, моя судьба, возможно, уже будет решена.
На всякий случай, прощайте!
Не поминайте лихом!
Лейтенант Шмидт 3-й
***
Контр-адмирал Иван Константинович Григорович, проверив перед зеркалом в прихожей аккуратность мундира, пробора и бороды, посмотрел поверх эполета на встревоженное лицо дочери.
- Это какой такой Шмидт?
- Сын контр-адмирала Петра Петровича Шмидта, начальника Бердянского порта.
- Знал я двух его сыновей по Артуру. Оба служили мичманами при штабе адмирала Макарова. При взрыве "Петропавловска" один из братьев погиб, второй спасся. Потом отличился при сухопутной обороне, командовал батареей. Да, был произведен в лейтенанта. Думал, что он в плену. Но, может, выпустили как раненого. Незадолго до сдачи его, кажется, ранили в штыковой. Твой, Маша, ровесник.
- Нет, Петру Петровичу лет сорок.
- Того, молодого, вспомнил, Владимиром звали. Твой, значит, Петр? Теперь понял, о ком ты. Это его старший сводный брат. Что называется, в хорошей семье не без урода. Скандальная личность. Женился когда-то на продажной женщине, запятнал офицерскую часть.
- Женился?!
- Да, давно... Потом жена его бросила, вернулась к древнейшему ремеслу. Бедный адмирал Шмидт! Что ему довелось пережить из-за безумного старшего сына.
- Про Чацкого тоже говорили, что он сумасшедший!
- Чацкий - это из книжки. И про него только говорили. А Петр Шмидт на самом деле не вылезал из нервных клиник. Правда, потом решили, что, вроде, там его вылечили. Но, похоже, не совсем. Когда взяли на эскадру Рожественского, так опять скандал с ним был за скандалом. Пришлось его на Черноморский флот перевести, засунуть в самый глухой угол - на Дунай. Так и там не успокоился. На Крит зачем-то напросился.
- Если бы ты его видел! Он такой талантливый!
- Не сомневаюсь! Безумцы - они часто талантами блещут. А этот Шмидт... Рожественскому он проект машины для угольной перегрузки в открытом море предлагал. Оригинальная, говорят, вещица, многие заинтересовались. Хотя, конечно, Рожественскому в походе было не до новых механизмов. А вот этой весной, когда мы маневры проводили у румынского побережья, Шмидт на своей миноноске из Дуная вышел и умудрился среди бела дня на минный выстрел к флагману подойти. Представляешь, Маша, чего придумал! Закрыл дымовую трубу брезентом, фальшивые мачты с парусами поставил, вылитый рыболовный баркас получился. Командующий адмирал Чухнин с нами потом долго по этому поводу говорил. Не надо, мол, забывать о возможности того, что у противника найдется непредсказуемый идиот, который измыслит такое, что никаким уставом или инструкцией предусмотреть невозможно. Даже благодарность объявил Шмидту за находчивость.
- Вот видишь! Сам Чухнин ему объявил благодарность!
- Пусть Чухнин свою дочь замуж за него и выдает!
- Папа, да не собираюсь я пока замуж!
- А пора бы! Скоро начнут говорить, что в девках засиделась, - адмирал отвернулся, наконец, от зеркала и строго посмотрел в глаза дочери. - За кого другого я бы тебя, пожалуй, благословил. А за Петра Шмидта - и не проси!
- Ну а про японцев в Средиземном море - тоже сумасшествие?
- Сумасшествие конечно, но, к сожалению, истинная правда, - Григорович потянулся, хрустнув тканью тесного мундира. - Столько кричали: "волки! волки!", что мы и внимание перестали обращать. По определению считали все сообщения о японцах в Индийском океане дезинформацией. А они на самом деле послали большую эскадру. Шли скрытно, не заходя в порты, брали уголь в море с английских угольщиков. Поверили только, когда наш агент уже открытым текстом послал телеграмму через консульство в Джибути. А его же телеграммам из Сингапура и Бомбея - не верили. Он, ведь, японцев с самого Дальнего Востока вел. Пересаживаясь с одного пароходного рейса на другой. Прямо чистый воды Жюль Верн "Восемьдесят дней вокруг света". Бравый офицер это разведчик, старый артуровец, еще с Китайской войны. Служил на "Боярине", потом в Чифу работал нелегалом под видом североамериканского подданного, обеспечивал нам связь с Россией. Так что информация точная, хотя и невероятная. Кто мог подумать, что всего за полтора месяца противник перебросит за десятки тысяч миль свои главные силы на море!
- А что будет с нашими на Крите?
- Ну не воевать же им одной канонеркой против всего японского флота. С ним, знаешь, Рожественский и с дюжиной броненосцев не справился
- И никто им не придет на помощь?
- Кто, Маша?! Балтийского флота, по существу, больше нет, а наш заперт в Черном море. Через Босфор и Дарданеллы военные корабли по международным соглашениям пройти не могут. Да не волнуйся ты за этого Шмидта! Разоружатся "Храбрый" и миноносцы у французов или итальянцев. Команды интернируют. Офицеры, по крайней мере, будут жить со всеми удобствами.
Адмирал Григорович направился к выходу, но потом внезапно остановился, взял дочь за плечи, прижал к колючим орденам на груди:
- Тебе бы тоже хорошо куда-нибудь в Италию или во Францию, пока у нас тут не успокоится. Ох, боюсь я за тебя в Севастополе. Уж лучше японцы, чем здешняя революционная матросня!
***
Даже в октябре набережная Порт-Саида - не самое удачное место для полуденного променада. Тем не менее, именно в этот час здесь неторопливо прогуливались два скромно, но недешево одетых господина. В первом из них, высоком грузноватом мужчине со стрелками ухоженных усов наблюдательный глаз мог распознать заядлого кавалериста; второй, крепыш с обветренным лицом, был явный моряк. И, хотя в книге постояльцев соседнего отеля "Савой" они были записаны как мсье Дэстен, французский коммивояжер, и мистер Никсон, североамериканец, негромкий разговор на пустынной набережной рядом с памятником Лессепсу, создателю Суэцкого канала, эти господа вели между собой не по-французски и не по-английски, а на чистом русском языке.
- Слышал, Поднебесная нам войну объявила? - усатый иронично улыбнулся. - Кто бы мог подумать, что богдыханша Цыси решится на такое, хотя бы и за спиной у японцев.
- Да уж, незадача! - моряк горестно покачал головой. - Конечно, Китай не отнести к серьезным противникам, но во Владивостоке половина населения, выходит, теперь подданные враждебного государства. И что с ними прикажите делать? И обидней всего, что наши интернированные в китайских портах корабли врагу достались. Крейсер "Аскольд", канонерка "Маньчжур", миноносец "Грозовой" в Шанхае, а еще "Статный", "Скорый", "Сердитый" и "Властный" в Чифу, куда они из Артура перед сдачей прорвались. Надеюсь, что хотя бы экипажи успели перебраться в международную зону.
Моряк замолчал, погруженный в свои мысли, потом повернулся к усатому визави:
- А вас, Константин Константинович, можно поздравить? "Крафтона" вы перехватили блестяще, со всем содержимым. Теперь полковнику Акаси придется объяснять своему начальству в Токио, почему десять тысяч винтовок, купленных на японские деньги, попали не к финской красной гвардии, а в руки жандармского управления.
- Да, груз оказался у нас, - ответил усач. - Но, к сожалению, заслуги управления в этом нет. Капитан "Крафтона" сам посадил корабль на камни в финских шхерах. А полковник Акаси теперь занят отправкой нового парохода. На этот раз он повезет винтовки на Черное море, для грузинских эсеров-федералистов. Впрочем, в свете того, что я здесь вижу, это не самая серьезная наша проблема.
- Константин Константинович! - моряк осторожно тронул усача за руку. - Это вы на англичан сейчас смотрите. А мои подопечные...
- Да знаю я, Дмитрий Владимирович! Не такой всё же полный профан. Просто британцы эти - старые знакомые. Вон они, голубчики, все восемь штук на якорях стоят, броненосец к броненосцу. А всего полгода назад их четырнадцать здесь на Средиземном море было, пока новейшие "Дунканы" в Ла-Манш не вернули. Представляете, какая это была армада! Крупнейший флот Британской империи, да и мира, пожалуй.
- "Дунканы", на мой взгляд, так себе корабли. Ход хороший, но броня слабовата.
- Не буду спорить со специалистом. Однако смею заметить, нам сейчас не то что англичан, а и этих новых гостей более чем достаточно.
С набережной было отлично видно пачкавшие небо столбами угольного дыма эскадры - восемь стандартных двухтрубных английских броненосцев и троицу очень похожих, но, всё же, отличавшихся от них кораблей. Их силуэты казались длиннее и грациознее, чем у массивных британцев.
- Да, это уже мои старые знакомые, - сказал моряк с невеселым смешком. - Трехтрубный "Сикисима", двухтрубные "Асахи" и "Фудзи".
- Всего трое.
- Целых трое! А могло было быть и четверо, если бы "Микаса" не взорвался.
- Да, в Питере после того, как "Микаса" на воздух взлетел, так ликовали, будто войну уже выиграли. Говорили, мол, слава Богу, что Государь не дал Витте мир заключить - не успела наша делегация из Портсмута уехать, а японцы своего главного корабля лишились. Кстати, Дмитрий Владимирович, если честно, не ваша ли служба к сему руку приложила?
- Эх, Константин Константинович! Да если бы мы могли врага в Сасебо топить, то война бы с самого начала совсем по-другому пошла. Нет, "Микаса" без нас взорвался.
- Жаль адмирала Того в тот момент на борту не было.
- Тогда и броненосец, наверняка, остался бы в целости. Если на "Микасе" всё из-за возгорания в боевом погребе случилось, адмирал мог спасти ситуацию. Вернее, предотвратить.
- Тогда, слава Богу, что его там не было! И лучше бы здесь его не было тоже.
- Где же ему быть, как не со своим флотом? А тут именно весь Объединенный флот - и Первая, и Вторая эскадры. Я практически полностью корабельный состав определил, пока сюда вместе с японцами добирался. Семь броненосных кораблей для эскадренного сражения в боевой линии. Из них главные - три эскадренных броненосца, вот они перед вами. Самые серьезные враги для нас - "Сикисима" и "Асахи". Корабли британской постройки самого новейшего типа. Собственно, это улучшенные "Маджестики" с удлиненным корпусом. Идеально сбалансированное вооружение, защита и быстроходность. В общем, не слабее потонувшего "Микасы". Разве у того броня была чуть получше, крупповская.
- Да вы, Дмитрий Владимирович, просто влюблены в них. Кстати, на каком броненосце адмирал Того теперь держит флаг?
- Насколько я смог узнать, вначале Того сделал флагманом "Сикисиму", но потом перебрался на "Асахи". Во всяком случае, командовать он будет с одного из этих двух кораблей, а не с "Фудзи". Этот постарше, поменьше и потихоходней. Разница, конечно, невелика, но всё же радует, что он будет чуть сдерживать скорость вражеской эскадры.
- Это Первая японская эскадра, а что со Второй?
- Броненосные крейсера? Стоят сейчас в Большом Соленом озере, ждут своей очереди для прохода каналом. Четыре башенных крейсера. Мощные корабли, способные сражаться в одной линии с броненосцами, что вполне подтвердилось при Цусиме, но с меньшим, 8-дюймовым главным калибром и более быстроходные. Все - английской постройки, армстронговские из Эльзвика. Два новейшие - "Идзумо" и "Ивате", два постарше - "Асама" и "Токива". Разницы, впрочем, большой нет, разве что первые пары разводят быстрее.
- У японцев ведь при Цусиме больше было броненосных крейсеров?
- Четыре оставшихся - "Адзумо", "Якумо", "Ниссин" и "Касугу" - я в составе нынешней эскадры не обнаружил. Предполагаю, что Того взял с собой исключительно броненосные корабли британской постройки. Их японцы считают самыми надежными. Вероятно, другие крейсера, купленные у итальянцев, французов и немцев, остались против наших Владивостокских крейсеров.
- Радости от этого нам, говоря честно, немного.
- Также тут у японцев восемь быстроходных бронепалубных крейсеров. "Собачки", так мы их в Артуре звали, для загонной охоты. То есть для дозора, разведки и преследования разбитого противника. Лучшие из них - "Касаги" и "Читосе", самые большие, сильные и быстроходные. Далее четыре крейсера средние по величине и силе - старые "Нанива" и "Такачихо", новые "Нийтака" и "Цусима". Два оставшихся, "Акаси" и "Отова" - самые маленькие. Из крупных кораблей, пожалуй, все.
- Есть и некрупные?
- Два малых безбронных крейсера, то есть авизо или минные канонерки - "Тацута" и "Чихайя". Их японцы, видимо, как посыльные корабли используют. Ну и, собственно, минные силы. Того взял с собой четыре отряда истребителей миноносцев сиречь дестроеров, итого шестнадцать кораблей. Все одного примерно типа, 350-тонные, по справочнику могут дать 30-узловой ход, но я надеюсь, что за время перехода машины свои они побили. Также в эскадре имеются угольщики, прочие транспорты, плавучие мастерские и госпитальные суда. Если хотите, попробую их тоже перечислить.
- Бог с вами, Дмитрий Владимирович! Я и так в изумлении, что вы всё это в голове держите. Ну-с, с силами противника имеется ясность. Осталось одно выяснить - ради чего японцы на Средиземное море сию Великую армаду снарядили?
- Боюсь даже предполагать, Константин Константинович! Если бы японцы послали сюда несколько легких крейсеров, это выглядело логично. Перекрыли бы нам коммуникации по Средиземному морю в черноморские порты. Серьезный, между прочим, убыток, мы ведь почти весь хлеб на продажу через Одессу и Бердянск вывозим. Керосин опять же через Батум. Но зачем японцам тащить сюда броненосцы? Что мы можем им на Средиземноморском театре противопоставить - одну канонерку и пару миноносцев? Против них и одного крейсера вполне было бы довольно. Значит, намерения у Того другие...
- Какие же, Дмитрий Владимирович?
- Как бы из Средиземного моря японцы дальше не пошли. На Балтику! Шел же наш Рожественский оттуда к ним в Японию.
- Думайте, попробуют высадить десант у Петербурга?
- Не думаю. Нет в японской эскадре транспортов с войсками. Ну, разве, несколько штук, на которых больше пехотной бригады не погрузить. Да и не по силам это никому, кроме, быть может, англичан, - через полмира морем такую армию отправить, чтобы она серьезному государству угрожала.
- Так какой вывод, Дмитрий Владимирович?
- Вывод по вашей, Константин Константинович, внутриполитической части. Если своих сухопутных войск у японцев нет, значит, они рассчитывают на поддержку наших инсургентов. Не зря же финнам "Графтон" с оружием послали. Подойдет, допустим, Того к Або или Гельсингфорсу, а в Финляндии в этот момент антирусское восстание начнется. Тут даже не о чисто военной операции речь идет, а о политической демонстрации. Поэтому, кстати, у японцев силы избыточные. На Балтике ведь у нас серьезного флота не осталось. Хватило бы японцам одного Камимуру туда послать. А вот чтобы по максимуму свою мощь продемонстрировать, врагов России воодушевить - вот для этого сам Того весь Объединенный флот ведет. Появятся японцы у Либавы, а рядом Польша опять заполыхает. Я ведь слышал, что и в Лифляндии с Эстляндией теперь неспокойно.
- Эх, Дмитрий Владимирович, давно же вы в России не были! В польских и балтийских губерниях положение действительно сейчас, считайте, военное. Но неспокойно у нас теперь практически везде. Революция!
- Действительно всё так серьезно?
- Более чем. В городах - стачки, погромы, в деревнях - крестьяне бунтуют, жгут усадьбы. В армии дисциплина падает, про Черноморский флот и говорить не буду. В газетах при самом строгом цензурном уставе - самые необузданные статьи. Вся общественность против нас. Дело ведь к всеобщей забастовке идет. А это будет катастрофа! Представляете, если разом железные дороги по всей стране встанут. И телеграф отключится. Даже не будем знать, что в творится. Рассыплется Россия... Самое обидное, после того, как отказались от позорного мира с японцами, начался, казалось бы, новый патриотический подъем. Газеты изменили тон, писали о том, как "Микаса" взорвался, что Линевич обещает вот-вот перейти в наступление в Маньчжурии... А потом - ничего. Японцы вместо одного своего погибшего броненосца четыре наших в Артуре подняли, Линевич с места так и не сдвинулся. В газетах опять разочарование, критика правительства, революционная пропаганда.
- Думаю, японцы это хорошо подогревают. Вот у нас в Чифу в том году был случай. Один американец издавал печатный листок на английском языке для иностранной колонии сугубо антирусского содержания. Непрестанно восхвалял успехи культурных, просвещенных и храбрых японцев, а Россия-матушка описывалась исключительно как отсталая страна произвола и деспотизма, где варварский царизм постоянно организует погромы. Нашему консулу, Петру Генриховичу Тидеману наконец всё это надоело. Пошел он для разговора к издателю, и уже на следующий день передовица в этой газете гласила: "Нельзя не иметь в виду, что Россия сражается сейчас с Японией не только за свои права на Дальнем Востоке, она стоит на страже интересов всей белой расы...". Спросил я консула, как, мол, удалось ему такое чудесное превращение, а он улыбнулся и отвечает: "Шестая великая держава, пресса, очень неравнодушна к звону презренного металла. Газетчик заломил сначала две тысячи шанхайских долларов, говорил, что японцы тысячу ему предлагали... Ну, а сошлись на восьмистах".
Усач рассмеялся:
- Однако должен сказать вам, Дмитрий Владимирович, что у нас тут, к западу от Суэца, расценки на свободное печатное слово гораздо выше.
- Кстати, Константин Константинович, раз уж мы с вами сейчас к западу от Суэца. Как вы думаете - не настала ль пора вводить в действие наш оборонительный союз с Францией? Раньше ведь французы уклонялась от объявления войны Японии по причине удаленности театра военных действий от Европы. Но сейчас-то - враг у ворот Европы! Если уж Того напрямик по Средиземному морю пошел, хватит ведь у французов сил японцев через Гибралтар не пустить.
- Я бы на это, Дмитрий Владимирович, не рассчитывал. Французы теперь изо всех сил с англичанами дружбу налаживают, поэтому японцам, английским союзникам, мешать не будут. Но помочь нам они готовы. Деньги вот для контрибуции, которую от нас японцы требуют, давно уже обещают ссудить.
- А немцы? Я слышал, Государь подписал этим летом с германским императором соглашение о военном союзе. Может, тогда немцы не пустят японцев на Балтику?
- Во-первых, Дмитрий Владимирович, ничего такого вы слышать не имели права, поскольку договор этот секретный. Во-вторых, договор вступает в силу лишь после окончания нашей войны с Японией, то есть в настоящий момент не действует.
- Ну не у шведов же с датчанами нам, в конце концов, помощи просить? Перекройте, мол, японцам дорогу через балтийские проливы Христа ради!
- Шведы еще неизвестно, за кого будут. Впрочем, скорее известно. Полковник Акаси ведь не случайнов Стокгольме свои штаб-квартиру сделал. Главное, чтобы еще хуже не было. Швеция вот только что Норвегии лишилась. Вполне может решить компенсировать эту потерю за счет Финляндии и прочих принадлежавших ей когда-то провинций.
- Для нас в нынешнем положении и Швеция, выходит, может оказаться опасной. До чего Россия докатилась!
- Самый страшный грех, Дмитрий Владимирович, уныние.
- Да, вы правы, Константин Константинович! Главное - не сдаваться!
***
Председатель Комитета министров Российской империи Сергей Юльевич Витте сноровисто кидал лопатой уголь в паровозную топку. Занимался он этим не по странной прихоти, не ради пари или спорта, а по той причине, что из-за забастовки железнодорожников не удалось найти машиниста, который бы доставил главу правительства в Петергоф по срочному вызову Государя. Можно было бы, конечно, отправиться дневным рейсом на казенном пароходе "Онега", пущенном для чиновников на время всеобщей стачки. Но по нынешним временам и казенная команда могла оказаться ненадежной, поэтому Сергей Юльевич решил добираться по суше, хотя бы для этого пришлось вспомнить давние навыки рабочей юности и ехать на царский прием в паровозной кабине.
На Балтийский вокзал он, впрочем, прибыл на авто. Магазины были закрыты, трамваи не ходили, однако улицы заполняла шумная толпа, через которую приходилось прокладывать дорогу пронзительными гудками. В осенних сумерках, которые не разгонял более свет фонарей, эта серая толпа казалась особенно зловещей. С образованной публикой (особенно много было студентов) мешались фабричные, пригородные крестьяне, какие-то оборванцы, мелькали и солдатские шинели. А вот полиции не было видно, лишь раз в отдалении процокал казачий разъезд. Откуда-то слышалась "Марсельеза", бесконечно повторяемая разлаженным духовым оркестром, - едва ли в честь какого-нибудь официального представителя Французской Республики. Витте в дорожной кожаной куртке и защитных очках оставался никем не узнанным. Очевидно его, вместе с шофером, принимали за спортсменов-автомобилистов. Отыскав на вокзале с помощью дежурного агента стоявший под парами паровоз, премьер не без труда вывел его на свободный путь. Все пригородные подъезды были заполнены вставшими составами.
В Петергофе, находившимся под усиленной охраной гвардейских частей, на первый взгляд всё было спокойно. На станцию для Витте вызвали придворный экипаж, в котором по дороге в Александрию он успел переодеться во всё чистое, взятое с собой в саквояже. Во дворце председатель Комитета министров получил приглашение отобедать с Августейшим семейством. Помимо обычной свиты, за столом присутствовали председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич и начальник Главного управления Генерального штаба генерал от инфантерии Палицын. А вот военный министр Редигер, стоящий в оппозиции к Николаю Николаевичу, отсутствовал, что Витте конечно отметил. Зато тут был морской министр вице-адмирал Бирилев, по обыкновению смешивший императрицу и великих княжон забавными историями. Отобедав, император пригласил великого князя, Витте, Палицына и Бирилева в свой кабинет.
Николай II закурил сам и, предлагая папиросы остальным, положил на стол раскрытый портсигар:
- Ну что же, господа, в настоящий момент внешний враг действует против нас и с суши, и с моря, а внутри страны нам угрожает революционный бунт. Обсудим, как следует предотвратить три эти опасности. Сначала вы, Алексей Алексеевич! - император обернулся к морскому министру.
- Ваше Величество! После отправки всех активных сил Балтийского флота на Тихий океан, Петербург оказался практически без защиты со стороны моря. Мы шли на такой риск, поскольку считали, что сама удаленность мест, где идет война с Японией, гарантирует безопасность столицы империи. Однако мы ошибались. Гибель обеих наших Тихоокеанских эскадр освободила мощь японского флота, позволив противнику свободно направлять свои морские силы на новые театры боевых действий. В настоящее время большая часть флота Японии переброшена в Средиземное море. Видимо, еще до конца года следует ждать вражеской экспедиции на Балтику, к нашим берегам.
Витте тут вдруг вспомнил, как по дороге на мирные переговоры беседовал в Париже с французским премьером Рувье. Тот уговаривал соглашаться на все японские требования и приводил пример Франции, выплатившую огромную контрибуцию после поражения от Германии. На этот пример Витте тогда ответил, что когда японская армия подойдет к Москве, как германская подходила к Парижу в 1870 году, тогда, возможно и Россия будет относиться к вопросу о контрибуции более гибко. Тогда, летом, это казалось изящной остротой. Но вот и полугода не прошло, а японский флот на пути к Петербургу.
Бирилев терзал пальцами незажженную папиросу:
- Силы японской эскадры в линии мы оцениваем в семь броненосных кораблей. Должен с сожалением сообщить, что противопоставить им на море мы ничего не можем ...
- Совсем ничего? - лениво спросил великий князь Николай Николаевич. На правах старшего царского родственника он вальяжно раскинулся в кресле и пускал к потолку кольца табачного дыма. - Совсем, совсем?
- Почти ничего! - устало поправился Бирилев. - Новые броненосцы "Андрей Первозванный" и "Павел I" будут спущены на воду только в следующем году. Всё, чем мы располагаем сейчас на Балтике, это Отдельный отряд судов Балтийского флота под началом контр-адмирала Беклемишева. Отряд составляют четыре корабля, которые мы, к счастью, не успели отправить на Дальний Восток вдогонку Рожественскому. Единственный ценный корабль из них - эскадренный броненосец "Слава". Это новейший броненосец самого современного типа, который ни в чем не уступит сильнейшим японским броненосцам...
- Только вот четыре точно таких же броненосца у Рождественского при Цусиме ничего не смогли поделать с четырьмя японскими, - перебил Николай Николаевич. - Три наших новейших дорогущих кораблика японцы потопили, а последний сам сдался.
- Полно, дядя! - вступился за адмирала государь. - Ситуация тут может быть прямо обратная Цусиме. Там Рожественский плыл через три океана, а сейчас японцы сами к нам через полсвета плывут. Продолжайте, Алексей Алексеевич!
- Кроме "Славы" из эскадренных броненосцев у нас остался лишь старый "Император Александр II". Этот броненосец был заложен еще двадцать лет назад и сейчас представляет корабль полностью устаревшего типа. У него низкая скорость, старая железная броня и всего одна башня главного калибра, да и там короткоствольные пушки. Похожий броненосец "Николай I" в конце Цусимской баталии под огнем сам не мог достать снарядами до противника, что стало поводом для его сдачи. С остальными двумя кораблями - еще хуже. Это старые рангоутные крейсера "Память Азова" и "Адмирал Корнилов". Ваше Величество должны хорошо знать "Память Азова", Вы путешествовали на нем на Дальний Восток, еще будучи наследником...
- Как же, помню, помню, - отозвался император. - Вот тогда надо было разделаться с японцами, тем более, что они на меня руку подняли.
- По нынешнему времени "Память Азова" и "Корнилов" совершенно устарели. Это тихоходные, громоздкие и слабовооруженные корабли. По своей боевой ценности они примерно соответствуют "Дмитрию Донскому" и "Владимиру Мономаху", которых японцы при Цусиме уничтожили без особого труда. В целом я бы определил соотношение сил в боевой линии как один к трем в пользу японцев, возможно даже - один к четырем. Однако наше положение еще более осложняется тем, что, помимо линейных сил, японский флот обладает восьмью быстроходными крейсерами, тогда как у нас нет ни одного такого корабля. "Память Азова" и "Корнилов" задачи крейсеров как разведчиков эскадры выполнять не могут, так как скорость у них ниже, чем у флагмана "Славы". Можно было бы составить крейсерский отряд из вернувшихся с Дальнего Востока вспомогательных крейсеров "Рион", "Днепр" и "Кубань". Однако, как показала судьба погибшего с эскадрой Рожественского "Урала", для вспомогательных крейсеров, то есть вооруженных пассажирских пароходов, участие в эскадренном сражении означает быструю гибель. К тому же у всех наших вспомогательных крейсеров после дальних океанских походов возникли проблемы с машинами. В противостоянии японскому флоту никакой роли эти корабли играть не могут.
- А воздухоплавательный крейсер "Русь"? - спросил вдруг Николай II. - Видел недавно, как с него воздушные шары запускали в Кронштадте.
- Ваше Величество, иметь при эскадре в качестве разведчика быстроходное судно с привязными аэростатами - весьма полезно. Однако "Русь", к сожалению, оказалось совершенно негодным старым судном, просто хламом. Найти же новое хорошее судно под воздухоплавательный парк сейчас невозможно. Поэтому считаю нужным исключить "Русь" из боевого состава, а воздухоплавательную часть с нее отправить на Черноморский флот, взамен Севастопольского воздушного парка, забранного во Владивосток. Об этом просил адмирал Чухнин. Турки затеяли укреплять Босфор, и Чухнин хочет организовать за этим наблюдение с аэростатов.
- Согласен, хотя и сожалею, что мы лишаемся воздухоплавательного крейсера, - император пометил у себя в блокноте. - Только предупредите Чухнина, что бы он слишком турок не дразнил. Нам еще с Портой сейчас войны недоставало. Но вернемся к положению на Балтийском море. Каков же итог, Алексей Алексеевич?
- Японцы будут сильнее нас в эскадренных силах в пять раз. Какого-то серьезного сопротивления в сражении в открытом море наш Отдельный отряд японскому флоту оказать не сможет.
- Мда, грустно, - протянул Николай Николаевич. - Я думал, будет всё же побольше старой посуды. Столько же всего у нас есть по спискам!
- По спискам у нас действительно изрядная эскадра. Чтобы оправдать несусветное число состоявших на службе адмиралов, прежнее морское ведомство поддерживало большой численный состав флота, не списывая даже самые ветхие суда. Так что кораблей у нас много, как и адмиралов. Только почти все они - почтенные древние старцы, к сражению совсем непригодны. Из судов постройки 70-х годов самый сильный - "Петр Великий", первый наш эскадренный броненосец. Однако в прошлом году он был поставлен на капитальную перестройку, и в строй его сейчас вернуть невозможно. Имеются четыре учебных полуброненосных фрегата: "Минин", "Князь Пожарский", "Герцог Эдинбургский" и "Генерал-адмирал". Это корабли, схожие с "Памятью Азова" и "Корниловым", но еще более тихоходные, со старой слабой артиллерией. Числятся еще крейсерами 2-го ранга ветераны Американских экспедиций - пароходы "Азия" и "Африка", корвет "Рында" и пять клиперов. Пользы от них против японцев будет не больше, чем было от клиперов "Джигит" и "Разбойник" в Артуре.