Как я был рад снова оказаться в этих "домашних" стенах, где свет ярок и из потолка не растут мерзкие коконы!
Виталю в бредовом состоянии уложили на диван в светлой гостиной. Он был очень плох и мы реально обеспокоились за его жизнь. Меня, конечно, сразу засыпали вопросами, на которые я не мог ответить вразумительно, но трижды повторил обеим дамам, что никто нас не кусал, хотя Виталя побывал внутри огромной жабы, которая его едва не переварила.
Серафима мокрым полотенцем обтерла мальчишке лицо, залила в приоткрытые губы целую кружку чистой воды и все пыталась достучаться до него, без конца спрашивая, слышит ли он её. Но это было бесполезно. Тогда тётка нервно прикрикнула на Ольгу, чтобы та что-то сделала, поскольку паренька трясло так, словно ему уже вручили билет на тот свет.
Ольга убежала в кухню и скоро вернулась с одноразовым шприцом и несколькими ампулами универсального лекарства против укусов местных тварей. На Витале разорвали кофту и рубашку, протерли спиртом предплечье, а после ввели подкожно тройную дозу. Через минуту дрожь прекратилась, и он отключился спокойным глубоким сном.
Обо всем, что произошло в квартире 28, пришлось рассказывать мне одному. Грязный и измотанный, я сидел по-турецки на ковровом полу перед диваном и рисовал такие фантастические картины, от которых у любого бы волосы встали дыбом.
Ольга заботливо принесла воды и осталась на полу рядом со мной. Всё то время, что я говорил, она смотрела мне в рот так, будто я был новый мессия. Серафима внимательно слушала, восседая на диване в ногах у нашего раненого товарища. Она закинула одну ногу на колено, и облокотившись на неё, курила одну сигарету за другой, пуская мне в лицо дымные кольца, как рыжая шаманка.
Во время рассказа я не переставал шмыгать носом, чуя терпкий густой аромат французского парфюма, которого раньше из-за адреналина почти не замечал.
В конце своих излияний я ожидал бурного непонимания или намека на помутнение рассудка, но слушательницы приняли мой рассказ относительно спокойно. Лишь Ольга все время охала, прижимала ладонь к губам и приговаривала "кошмар" или "боже мой" или "не может быть". В завершении я искренне сознался, что сам себе верю с трудом, но все, что рассказано - чистая правда.
- Это невероятно! - ахает Ольга в том месте, где должны следовать аплодисменты. - Ты точно в порядке? Может тебя осмотреть? - и уже подползла вплотную и ручонками голову мою вертит, отыскивая пробоины.
- Да все в порядке, - ласково так отталкиваю пиявку эту - А чего вы так надушились? - спрашиваю.- Ждете кого-то?
- Это гусеницы всё, - качает головой Ольга. - Из вентиляции полезли, как только вы ушли.
- Чего?
И тут прямо к моим ногам падает здоровенное мохнатое насекомое экзотического темного оттенка. Я по привычке сразу на пару метров назад отскочил с ножом заготовленным. А Серафима взяла и просто растоптала гусеницу сандалией в склизкое черно-белое пятно.
- Так голова куклы была у вас на виду с самого начала? - спрашивает тетка погодя, вся в дымчатых узорах.
- Да,- киваю, а сам на потолок смотрю.
А там еще пару гусениц ползет. Ольга, видя мой испуг, бегом в спальню сбегала, принесла оттуда парфюм женский и давай вокруг меня пшыкать.
- Зачем это? - отмахиваюсь.
- От гусениц, - удивленно отвечает Ольга, - Так они тебя не побеспокоят.
Я так мягко вырываю у неё из рук флакон и говорю:
- Ничего, с гусеницами как-нибудь справлюсь.
Тем временем Серафима всё продолжала что-то обмозговывать, а потом вдруг просветляется.
- Вам кто-то помогал! - говорит и выпускает торжественную струю дыма. - Хулахлоп обычно не оставляет подсказок. Ведь так, Ольга?
- Так, - кивает моя худая защитница, энергично отмахиваясь от сигаретного дыма. - Но кто же это мог быть?
- Ты сказал, вы видели в телевизоре сундук, - напоминает Серафима, затушивая окурок о полированный подлокотник старого советского дивана. - Ты узнал это место?
- Желтые шторы...- вслух вспоминаю я, - Да, точно, теперь вспомнил! Это спальня, где меня тварь та покусала.
- Ты уверен, что это именно та спальня?
- Более чем.
- Сдается мне, Петровна зовет к себе в гости, - продолжает излагать Серафима с рассеянным взглядом.
- А что по-вашему эти "два- пять" значат? - спрашиваю.
- Двадцать пятая квартира? - неуверенно предполагает Ольга.
-Так вы считаете, - наконец прозреваю я, - что дух бабки говорил с нами через куклу? А два и пять это номер квартиры? Но ведь она сказала две разные цифры!
- Это вполне возможно, - объясняет Ольга, - Духи живут в иной плоскости реальности и не могут адекватно отображать объекты мира живых. Это похоже на помехи, которые искажают радиосигнал.
- Я уверена, что это она, - твердо заявляет Серафима. - Она единственная, кто умер своей смертью за последние десять лет. И с её кончины еще не прошло сорока дней.
- Значит, она не была с вами?
- Нет, - отвечает Серафима, закуриваю новую сигарету. - Сама по себе она была. Всегда я диву дивилась, как она долго так продержалась одна. Бог видать её берег.
- Петровна была доброй, но скрытной, - вспоминает Ольга, - Может и знала чего, что нам неведомо.
- Да неужели? - говорю с такой саркастической ухмылкой, а сам уж злиться начинаю.
- Чего это с тобой? - Ольга от моей ухмылки даже поежилась.
- Со мной то ничего! - продолжаю ухмыляться и своим лицом в лицо Ольги наступаю - А вот с вами что? Что вы от меня скрываете, а? Почему в той квартире на стенах везде кровь, а? Что там произошло?
С последним вопросом я метнул взгляд от пристыженной Ольги на хладнокровную Серафиму.
Мою гневную тираду тетка выслушала с каменным лицом.
- Ты знаешь уже всё, что тебе нужно знать, - Серафима спокойно обдает меня сигаретным дымом.
- Та девочка... Вика...- продолжает она говорить в дыме вся. - Она была хорошей девочкой. Очень хорошей. Виталя дружил с ней, когда еще был совсем ребенком, а потом... Потом все изменилось. Что бы ты там не видел, никто из нас не виноват в смерти этих людей. Их всех убил демон. Тебе правда нужны подробности?
Несколько секунд я смотрю в голубые глаза этой рыжей женщины с вавилонской прической, окутанной сигаретным дымом. Сейчас она совсем не похожа на ту фривольную домохозяйку, которую я встретил пару дней назад.
- Нет, - говорю, - Не нужны.
- Вот и отлично, - удовлетворенно хлопает ресницами тетка. - Если все, что ты рассказал правда, то ты сражался храбро, - подхалимничает она дальше, как старый пират. - Теперь ты один из нас. Часть команды, если угодно. И от твоих действий теперь зависит жизнь остальных.
- Да понял, понял, - говорю, - А ты теперь значит главная?
- Ничего она не главная, - фыркает иронично Ольга.- Кто это её главной то назначал?
- Хочешь покомандовать, библиотечная твоя душа? - Серафима свою здоровенную ногу с колена на пол снимает и грозно глазами начинает сверкать. - Ну так вперед! Только это не книжки тебе по полкам расставлять. Здесь думать головой надо.
-Чего? - Ольга гримасу корчит. - Ты у нас чо типа головой самая умная теперь? Всю жизнь в кастрюлях прожила, а теперь военачальницу изображать пошла? Ты лучше, Серафима, не смеши народ то. Умная она, блин. Эйнштейн прям ходячий.
- Ну, дождешься, чертовка! - шипит тетка.
И снова за нож хватается. Ну, ей богу, как пират! А Ольга монтировку Виталину взяла и тоже готова задать трепку сопернице.
- Эй, эй, эй! - вскакиваю между ними и едва голос не срываю, - Мы тут только что чуть не подохли, а вы снова грызетесь, как гиены. Никто не будет главный! Все будут главными! Окей? Давайте думать, что мы решим? Куда идем дальше?
- Пойдем по порядку, - Серафима предлагает, нож опуская. - Сначала двадцать пятая, после квартира Петровны.
- И кто ж пойдет? - с нервинкой Ольга спрашивает, монтировку не отпуская.
- Я и Лёша, - отрезает Серафима, затушившая сигарету о подошву сандалии. - И даже не начинай визжать!
- Пошла ты, Серафима! - Ольга в отчаянии запускает монтировку в чугунную батарею под подоконником, заламывает руки и начинает метаться от дивана к столу, как дикий мустанг. - Пошла ты в задницу! Я не хочу ждать и гадать, умерли ли вы еще или нет! Я тут с ума на хрен сойду!
-Кто-то должен здесь остаться, ты же знаешь,- осаживает её Серафима. - Посмотри на него, - тут она на Виталю глазами указывает. - Он беспомощен. Его нужно защищать. Ты же не хочешь оставить его тут наедине с той штукой...
Последние слова заставляют Ольгу остановиться. В её взгляде, обращенном к Серафиме, читается бунтующая покорность.
- Но почему я?
- Потому, что снаружи у меня больше шансов выжить! - психует Серафима.
-Стойте, стойте, стойте! - кричу я, пока их ссора снова не перешла в потасовку. - Что это еще за штука такая?
Штука, о которой я услышал вот так вскользь, находилась на стене родительской спальни, прямо над изголовьем супружеского ложа. Она появилась спустя несколько минут после того, как мы с Виталей ушли разыскивать калеку в квартире 28. Сначала это была просто вертикальная черная полоска в месте стыка розовых обоев. Но после полоска разбухла и превратилась в пятно, размером с арбуз. Ольга заметила аномалию первой и сразу же признала в этом козни нечистого. Она попыталась остановить рост этой штуки, обведя на обоях круг красным фломастером. За линией круга она нарисовала семь магических символов, для сдерживания нечистой силы. Но это не помогло. Черное пятно разрослось далеко за пределы магических линий. Когда оно выросло размером с автомобильное колесо, по центру засочилась темная маслянистая жидкость, похожая на нефть. Эта жидкая чернота сползала тоненькой струйкой по розовым обоям к плинтусу и по приклеенному скотчем куску полиэтилена стекала в глубокую сковородку. Каждые полчаса, пока нас не было, Ольга и Серафима поочередно выливали эту черную гадость в унитаз. Темное пятно тем временем продолжало расти.
Когда меня привели показать эту новую для нас напасть, пятно уже превратилось в черную здоровенную кляксу на пол стены. Эта клякса здорово напоминала черное жидкое солнце с многочисленными протуберанцами, которые ложились на розовых обоях странными темными узорами.
В комнате было жарко, как в кочегарке. Кровать сместили к центру спальни. Между изголовьем кровати и стеной на полу из светлого дерева теснились бок о бок две сковороды: одна под сбор темной жижи, другая на смену. Вся эта передвижка мебели усугубляла ощущение надвигающегося ужаса. Бело-розовая атмосфера спальни будто варварски пожиралась таинственной темнотой.
Ольга достала из кармана платья круглый секундомер на цепочке и прошла к сковородкам засечь скорость наполнения. Судя по её наблюдением течь медленно, но все же ускорялась. По какой-то сакральной причине сама стена при этом нагревалась, отчего все мы быстро покрылись бисеринками пота. Серафима как раз проверяла температуру "зараженной" стены. Её ладонь едва коснулась сухих обоев и тут же отдернулась назад.
- Всё горячее и горячее, - сообщает мне через плечо. - Хочешь проверить?
Я не хотел. От вида жуткого, влажно поблескивающего пятна я попятился назад, стукнулся о бежевый комод у противоположной стены и чуть не уронил высокую китайскую вазу. Я сразу же поддержал её руками и едва снова не свалился от испуга, узрев свое отражение в круглом зеркале над комодом. Все мое лицо было в засохшей зеленовато-бурой грязи, на лбу алели ссадины, рубашка с оборванным рукавом превратилась в лохмотья. И все же страшнее всего был не я, а то черное солнце на розовых обоях.
- Черт, да что это за дрянь такая? - восклицаю, оборачиваясь весь такой возмущенный.
- Это Дэмиэл, - отвечает Ольга, продолжая смотреть на секундную стрелку.
С этими часами в платье для библиотекарш из шестидесятых она здорово напоминала призрак прошлого.
- Он нашел нас, - Ольга захлопывает крышку часов и бросает взгляд в мою сторону. - И теперь пытается проникнуть, чтобы убить.
- Ты уверена? - говорю с легкой дрожью в коленках.
- Ольга у нас книжница, всё знает, - хитроумно льстит Серафима, отирая капельки пота.
- Так и что же нам теперь делать? - паникую уже весь.
- Пока успеваем сливать эту гадость, - морщит Ольга нос над сковородой, - всё будет хорошо.
- А если не успеем?
Ольга смотрит на меня так, будто я спросил её о чем-то неприличном.
- Бог нам поможет, - говорит она так, словно верит в это всем своим существом.
В кармане у неё зажужжали часы. Она выключила будильник, убрала полную сковороду и подставила вместо неё порожнюю.
Пока она уходила сливать темную жидкость в унитаз, Серафима перелезла через кровать и пробралась к крысиной норе за комодом. Как и не кухне, дыра была законопачена простынями. Серафима присела над этими тряпками и демонстративно понюхала воздух.
Над полом стоял запах спиртного с какой-то травой.
- Водка?
- Мятный ликер, - объясняет Серафима, шумно вдыхая ноздрями - Крыс от него воротит, как чертей от ладана. Теперь они здесь точно не пролезут.
- Слушай, - говорю,- а у тебя еще этого ликера не осталось?
Спустя несколько минут мы втроем сидели на кухне, а Виталя, оставаясь в поле зрения, по-прежнему лежал на диване в гостиной. Я отмыл лицо и руки, сменил свою убитую рубашку на чистую из гардероба Виталиного отца. Это была винтажная вещь с длинным заостренным воротником, с пестрыми оранжевыми и лиловыми узорами и с раструбными манжетами.
Кухня изменилась. Все следы кровавых разборок с линолеумного пола были тщательно убраны, холодильник снова сиял белизной. Из грыничкиной норы под батареей торчал кусок законопаченной простыни - моя работа.
Но первым я заметил не чистоту кухни, а квадратное отверстие вентиляционной отдушины в стене высоко над газовой плитой. Как и сказала Ольга, оттуда изредка выползали жирные черные гусеницы, из которых обычно вылупляются мотыльки. Однако, эти гусеницы были несколько иной природы, в чем я скоро убедился.
Чтобы уничтожать их в зародыше Ольга придумала хитрость. Пластиковую решетку отдушины она смазала подсолнечным маслом. Под отдушиной на крайней конфорке на слабом огне кипела водой большая алюминиевая кастрюля. На край кастрюли упирался нижний конец гладкого противня, прислоненного к стене. Гусеницы, выползая из решетчатых отверстий, соскальзывали на противень, а по нему скатывались прямиком в кипящую воду. Каждый раз, когда это происходило, слышалось характерное "бульк" и я готов был поклясться, что вместе с этим звучал тоненький писк.
- Зато бегать за ними по всей квартире не надо, - объясняет Ольга, следя за моим любопытном взглядом. - Но, правда, некоторые все равно выползают по потолку. Ты бы побрызгался лучше. Они французские ароматы терпеть не могут. У Виталиной матушки вон сколько духов было, - и кивает на подоконник, где стоит целая батарея парфюмерных флакончиков разного объема.
- Нет, - морщусь - Я тоже их не терплю.
Ольга пожарила яичницу с колбасой, открыла консервы с тунцом, расставила столовые приборы и вообще суетилась, будто на собственном дне рождения. Серафима достала из буфета непочатый ликер. Когда она открывала дверцу шкафчика, я успел заметить целую батарею разного алкоголя на верхних полках.
- Виталя запасся здорово, и едой, и выпивкой, - говорит Серафима, расставляя стаканы на синей клеенчатой скатерти.
- И оружием, - с усмешкой замечаю я, - Но откуда он мог знать?
- Я ему сказала, - признается между делом Ольга, скидывая мне на тарелку порцию яиц с докторской.
- Что?
- После того, как в меня впервые вошел Макруб, я стала видеть много снов, - рассказывает она, усаживаясь за стол спиной к подоконнику. - И почти в каждом меня окружали стены без дверей. Вот я и подумала, что в конце концов эта нечисть нас здесь всех живьем и похоронит.
- Как пить дать, похоронит, - тяжко вздыхает Серафима, присаживаясь с другой стороны стола.
Она наполнила стаканы и призвала выпить за возвращение в строй нашего подкошенного лидера. Стаканы столкнулись с трех сторон громким звоном и я почти залпом осушил мятную отраву. Алкоголь мигом растекся по внутренностям сладковатым теплом. Я взялся за вилку и давай уплетать еду, как суданский беженец.
И тут мне в тарелку падает эта черная гусеничная мерзость. Я бесцеремонно матькнулся и со злости попытался прикончить мерзавку вилкой. Вонзаю, значит, поперек тела, будто в макаронину и слышу такое странное "хрум". Поднимаю вилку то, а у неё стальные зубья до середины откусаны. Гусеница в колбасному жиру разворачивается, как разрезанная надвое сосиска, а внутри у неё вдоль всего тела два ряда острых мелких зубов.
- Ах, чтоб меня! - ору и выскакиваю из стола, как ошпаренный.
Серафима быстро стряхнула тварь с тарелки на пол и придавила сандалией, оставив смачное сопливое пятно.
Я конечно больше брезговать духами женскими не стал.
- Парфюм! - требую весь такой побледневший.
Ольга, улыбаясь, к подоконнику оборачивается, а там целые батареи французских флаконов.
- Какой тебе? - спрашивает.
После гусеницы ел я уже не так уверенно, всё на потолок посматривал.
Мы ели и пили, а Серафима не забывала подливать ликера. Где-то после четвертой рюмки я заметил, что Ольга на меня бесцеремонно пялится, подперев ладонью свое романтичное, обрамленное длинными прядями, личико.
- Ты что-то хочешь сказать? - спрашиваю, чтобы себя неловко не чувствовать.
- Съесть она тебя хочет с потрохами, - гогочет Серафима, барабаня кулаками по столу.
- Не ходите в двадцать пятую, - вдруг Ольга заявляет с тревогой в глазах, - Лучше к Петровне сразу.
Тут и Серафима вдруг успокоилась, нахмурилась вся.
- Но почему? - не понимаю, на обоих взоры метая. - Кто жил в двадцать пятой?
- Ну конечно! - сокрушаюсь, - Психованных духов нам не хватало. И как же он спятил?
- Говорят от любви, - отвечает Серафима, выпуская дым, как аристократка.
- Ничего не от любви, - порывисто возмущается Ольга, - Книгу он писал про любовь, поэтому и спятил.
- Ну, а я что сказала? - Серафима спорит, - Это, по-твоему, не от любви?
- Нет, не от любви - с чувством протестует Ольга - От любви так с ума не сходят. Он из дома то никуда не выходил. Какая там у него любовь могла быть?
-Так, так, - говорю. - Стоп! А о чем книжка была?
- Что-то там про корабли и про остров, - явно с трудом вспоминает Серафима, - Все уши мне про этот остров прожужжал. У него ведь никого не было. Готовить он толком не готовит. Как жрать припрет, так ко мне сразу идет. А я кормлю конечно, куда деваться. Сосед же, хоть и двинутый. Зимой, бывало, выйдет без одежды, так я ему шапку выношу, чтобы мозги последние не простудил. Вот мне и приходилось целыми днями его слушать. Замоталась я с ним, если честно.
- Не ты одна его слушала, - возмущается Ольга. - И ничего не про корабли он писал. Не знаешь уж и не говори. Я то всё помню. Книга то была хорошая, только не закончил он её.
- И о чем там было? - спрашиваю весь заинтригованный.
- О машине он писал сложной, - рассказывает Ольга дальше. И сама все кистями жестикулирует, ну точно ей надо было в актрисы идти. - Он же сам раньше инженером на заводе работал, пока крыша у него не поехала. Ну, так вот, у него и главный герой тоже инженер. И этот герой по молодости в длинноногую стриптизершу влюбился, а она его отшила, в общем. Ну, потом у него начались страдания тяжкие. И однажды в старой городской библиотеке он находит книжку без даты издания, а там на страницах схема машины изображена...Машина вроде самогонного аппарата, только не для спирта, а для целебного нектара, чтобы избавлять человека от любовных мук. Для варева нужны были эндемичные цветы, которые росли на острове в Тихом океане. У него герой несколько глав этот остров ищет, но потом находит все-таки и там остается на всю жизнь, чтобы машину свою собирать. И вот годами он мастерил машину свою, собирал и разбирал её по новой потому, что она никак не работала. Ну и через сорок лет он все-таки собрал её. Машина сварила нектар ровно на кружечку и после сломалась снова. А герой у него уже старик совсем, взял и выпил все за один присест. Ему сразу полегчало, но на следующий день стала одолевать лютая жажда. И утолить обычной водой её нельзя. Нужен был снова нектар. Поэтому пришлось собирать машину во второй раз. А жажда все не прекращалась и не прекращалась, и это было в сто раз мучительней, чем быть просто человеком с разбитым сердцем. Только собрать машину повторно он так и не смог. У него герой там, в общем, с ума сходит. От жажды. Целыми днями он ходит по острову и все просит "пить, пить, пить...".
- Это я с тобой согласна, - вздыхает Ольга и уже с надеждой: - Так что? Не пойдете в двадцать пятую?
- Что за детский сад, - устало фыркает Серафима и голос у неё уже явно пьяненький. - А если наш парень в двадцать пятой? Сама себя еще умной считаешь.
Ольга глаза опустила, не знает, что ответить.
- Ты не волнуйся, - по-дружески руку на её хрупкое плечо опускаю. - Ничего с нами не будет.
Тут Ольга глаза подняла и от её серого взгляда меня слегка тряхануло, будто она до меня голого коснулась. На какую-то долю секунду я даже решил, что в неё снова вошел Макруб.
- Обещаешь? - спрашивает.
- Обещаю, - говорю, а самого волна расслабона накрывать стала.
То ли алкоголь вдруг дошел, то ли усталость о себе знать дала. Веки точно свинцом налились, а в ушах голоса уже поплыли.
- Эх, жалко мне вас, - нарочито вздыхает Серафима, отдувая тяжелый рыжий локон, спавший с её вавилонов. - Какая бы пара получилась!
Я уже был не в состоянии как-то реагировать на эти брачные намеки, а вот Ольга взорвалась не на шутку. Обозвала Серафиму дурой крашеной, встала из-за стола, сказала, что пойдет Виталю проверить, а по пути сильно дернула Серафиму за торчащий локон.
Но та лишь посмеялась в ответ.
- Ты смотри за этой чертовкой, - подмигивает мне Серафима, - глазом не успеешь моргнуть, как охмурит тебя так, что потом не отклеишься.
- Ольга хорошая.... - рассеяно отзываюсь.
Серафима снова себе бокал ликером заправила, а про мой уж забыла. Выпила залпом и надо моим ухом склонилась.
- Поспи немного, - слышу её слова. - Сил наберись. Скоро снова на охоту.
Слова Серафимы подействовали на меня, как сигнал гипнотизера. Локти на столе разъехались в стороны, я упал лицом на клеенчатую скатерть и отрубился.
Через один час сорок пять минут я проснулся от касания её пальцев на моей шее. Проснувшись, я не сразу узнал девушку и обстановку вокруг. В первые секунды я думал, что всё еще сплю и мне снится сон с какой-то заумной девчонкой из шестидесятых, которая таскает с собой часы, как кэролловский кролик. Но терпкий дух французских парфюмеров быстро вернул меня в реальность. Ольга поднесла палец к своим чувстсвенным губам, призывая меня не шуметь.
Оказывается после того, как я заснул, Серафима решила тоже вздремнуть перед выходом. Ольга должна была нас разбудить нас ровно через два часа, но меня она подняла раньше.
- Где Серафима? - спрашиваю шепотом, глаза протирая.
- Она в зале, на полу спит, возле Витали.
Ольга уже заварила свежий чай, налила его в кружку и подвинула мне, усевшись рядом.
- Пей вот.
- Сс..спасибо, - говорю, все еще глаза отлепляя. - Как он там?
- Плохо. Пятна какие-то на теле пошли и снова его трясёт всего. Температура поднялась. Я ему еще антибиотиков дала, но думаю тут все гораздо сложнее.
- Что же это может быть?
- Отравила его жаба, чую что в этом дело, - вздыхает Ольга - Какие-то токсины в кровь попали. Это серьезно. Он может не выкарабкаться.
- Вот черт! - сокрушаюсь.
- Тихо! - Ольга снова палец к губам прижимает и назад в сторону гостиной оглядывается.
- А почему шепотом? - не понимаю я.
- Скоро я разбужу Серафиму, - продолжает шептать Ольга, но в этот раз уже более возбужденно, - и вы пойдете вниз, но я не знаю, вернетесь вы или нет...
- Перестань, мы вернемся.
- Да, я надеюсь, что так и будет, но, тем не менее, хочу, чтобы ты знал... - здесь Ольга замолкает и прислушивается, не проснулась ли Серафима. А после продолжает:
- Про эти пятна на обоях и вообще...
- Да...? - протягиваю так вопросительно-настороженно. - Что это за пятна?
Несколько долгих секунд серые глаза Ольги что-то высматривали на клеенчатой скатерти, но потом она взглянула на меня и говорит:
- Всех этих людей.... ну или большинство.. убил не Грыничкин....их...их убили мы.
Я выплюнул чай и едва не упал с табурета.
- Сначала выслушай, - Ольга порывисто накидывает свою ладонь поверх моей и глаза её горят тайной. - Да, мы убили их, но ты бы сделал тоже самое.
- Что произошло? - спрашиваю пересохшим ртом и чувствую, кружка с чаем у меня в руке трясется.
Ольга вытащила из кармана раритетные часы с металлической крышкой и для успокоения принялась перебирать стальную цепочку в руках, словно четки. Перебирает и в стол смотрит, не знает, как с мыслями собраться.
- Я тебе с самого начала расскажу, - говорит, взгляд поднимая, - Чтобы ты все правильно понял. Я хочу, чтобы ты мне доверял...
- Хорошо, я тебя слушаю.
- Я сюда переехала из деревни, когда мне шестнадцать стукнуло. Слухи конечно и у нас в деревне ходили, что с этим домом что-то не так. Ну а квартиры тут за дешево сдавали. Ну, я взяла и заселилась, а потом и выкупила её потихоньку. Жила себя вполне хорошо, на врача училась, но потом бросила по глупости, поссорилась там с профессорами. Парень у меня был. Юра. Со мной здесь жил несколько лет, женится мы хотели, а потом ...В общем.. - тут Ольга путается и снова с мыслями собирается, со скатерти на меня взгляд поднимает:
- Слышал о том, что земля здесь дурная?
- Что-то слышал, - киваю.
- Так вот,- Ольга снова цепочку перебирает и взгляд её то к моим глазам прилипает, то снова на скатерть отскакивает, - тут, когда фундамент закладывали, земля разом метров на пять или семь вниз провалилась, будто карман подземный был. Нельзя было дом строить, но тогда времена были такие. Сказали строить и хоть трава не расти - все равно построили. А потом опомнились... и остальной город в стороне вырос. А канализационный коллектор отсюда к городу, считай целых три километра глубоко под землей тянется. Да еще в две стороны. Сначала по старой схеме хотели трубы класть в сторону полей, а потом пришлось в другую сторону тянуть.....Никто не знает, что там ползает в этих коллекторах. Наверняка, эту тварь где-то поблизости в земле потревожили. Аномалии здесь пространственные, понимаешь?
Я хотя уже сна давно не ощущал, но понимал её с трудом.
- Не совсем.
- Да и ладно, - отмахивается Ольга. - И не важно это. Норы эти здесь чуть ли не самого начала были. Все думали крысы это, но это было что-то другое. Оно выходило по ночам в квартиры и бродило повсюду. А один раз в год обязательно кто-то умирал во сне. Мальчишки местные сразу на привидений стали грешить, а я мигом зло почувствовала. С детства у меня такое. Если человек или место плохое, то чувствую от него какой-то жар особый. И этот жар он скоро повсюду был. Эту тварь первым учитель наш заметил.
- Фёдор Палыч? - спрашиваю, вспоминая рассказ Серафимы
- Да, он. Это было лет пять назад. Помню, прибежал как-то ко мне, как псих ненормальный и давай рассказывать, что видел мохнатого зверя. Описывал его, как какую-то чупакабру. И чуть ли волосы не рвет на себе, клянется, что это чупакабра. Я для приличия ему поверила, конечно, но сама подозревала, что душевное это у него. У нас тут у многих, кого жены бросают, голова набекрень становится. Ну, какая может быть чупакабра в двадцать первом то веке? Ну, а потом это случилось....
- Что случилось? - спрашиваю весь холодный от страха.
- Была глубокая ночь, - голос Ольги дрожит, она смотрит в кирпичную кладку за кухонным окном, будто там оживает давно забытый кошмар. - Мы с Юрой спали давно.... И тут я стала задыхаться, проснулась и вижу перед собой эти желтые проклятые глаза. Он забрался мне на грудь, зажал рот, чтобы я не кричала, прижал коготь к сонной артерии и сказал, чтобы лежала смирно и слушала внимательно. У него был отвратительный скрипучий голос, какого нет ни у кого на земле. И хотя это был не чупакабра, я знала, что передо мной само воплощение зла человеческого. Демон в теле этой зверушки сказал мне, что кто-то в этой комнате сегодня должен умереть. И он дал мне выбор, спросил, кто это будет: я или мой парень. И тогда я молча на Юрку глянула, а Грыничкин сразу всё понял. Одним прыжком прыгнул на Юрку спящего и прокусил ему плечо, но так, что тот не проснулся. Я даже не смогла крикнуть что-то, я просто тихо рыдала. Выбор был сделан. Демон прочел его у меня в голове. Когда мохнатый повернулся ко мне снова, на его зубах уже блестела кровь и он сказал, что добить придется мне. Он сказал, что утром мой суженый обратится в адское создание и разорвет меня на части. После он убрался в свою нору, а я осталась в спальне. Я нашла в кухне нож с широким лезвием и просидела в постели несколько часов, глядя на спящего Юру. Я вся вспотела, несколько раз замахивалась с ножом и снова отступала. Я плакала и хотела, чтобы он проснулся, но сама боялась его разбудить. Я надеялась, что все это сон и скоро все кончится. Но ничего не кончилось. Ближе к утру его кожа стала плавиться, он будто гнил заживо. Вонь была ужасная. За несколько минут до рассвета я услышала гортанный рык. У него отросли когти, а вены на шеи вздулись как индийские реки в сезон дождей. Он просыпался, но он уже был не человек... - здесь Ольга впервые сделала паузу. Во время рассказа она не переставала перебирать цепь, как буддийский монах. Она задержалась всего на несколько секунд, вздохнула поглубже и продолжила, словно ныряя с утеса в омут:
- И тогда я зарезала его, - тут в её голосе прозвучали стальные интонации - Еще до того, как он открыл глаза. Я проткнула его спящего, проткнула его сердце....
- Боже... - говорю, весь побледневший, - Это правда?
- Это правда, - глаза Ольги сверкнули, возвращаясь из прошлого. - Я говорю тебе правду, потому что хочу, чтобы ты знал, кто с тобой сейчас в этом доме. Но Грыничкин навестил не меня одну....
Я молча в сторону гостиной голову поворачиваю.
- И Виталя? - спрашиваю ошарашенный. - Но ему всего...
- Ему было всего девять, - заканчивает Ольга. - Но он принял свою судьбу. Он выбрал судьбу, и для него теперь нет ничего кроме ненависти к Макрубу. Эта ненависть сделала его гораздо старше, чем он выглядит. Может где-то он еще и мальчишка, но это очень злой и целеустремленный мальчишка, которому больше нечего терять. Мы доверяем ему роль лидера, потому он гораздо сильнее нас. Ты сам видел, что Макруб больше разговаривает с ним, чем с нами.
- Боже, - я чувствую, что покрываюсь гусиной кожей - Боже...
- Твое возмущение оправдано, - продолжает Ольга с улыбкой сожаления. - Да, мы очень грешны. И, возможно, темного в нас больше, чем светлого и потому демон поглотил нас в свои замыслы. Ты спрашивал, почему он нас выбрал. Теперь ты знаешь почему. Мы выбрали собственную жизнь в служении ему, но тайно не переставали надеяться на освобождение. Желание искупить свой грех есть в каждом из нас. Я в этом ручаюсь за всех троих.
- А остальные жильцы?
- Все эти долгие годы Макруб готовил ловушку для своего брата, - дальше рассказывает она, глядя мне в глаза. - Для привлечения демона нужны жертвы. Человеческая смерть испускает особый аромат. В течении последних пяти лет Макруб выбирал кого-то из жильцов и кусал. Обреченные приходили в мои сны. Наутро мы втроем собирались вместе, взламывали квартиру и убивали. Не всегда это проходило гладко. Порой приходилось заливать кровью полквартиры. Это было ужасно, но теперь... конец уже близок. Я это чувствую.
- Но лекарство? - не понимаю я. - У вас же есть лекарство против укусов?
- Лекарство действовало не на всех. Формулу вакцины оставил Федор Палыч. Он единственный укушенный, которой прожил целых три дня. Он мог бы прожить и дольше, но заметил укус слишком поздно, а вакцину надо вводить не позже чем через час после интоксикации. Фёдор Палыч ведь не просто учителем в школе был. Он знал очень много, проводил исследования, ставил эксперименты в своей двушке и помогал мне в микробиологии, когда я не медике училась. У него был свой рецепт от любой заразы, которая действует через кровь. Вот только запасов вакцины у него совсем не было. Ингредиенты мне пришлось искать через черные аптеки на дальних иногородних рынках. Мы заготовили партию вакцин на всех жильцов дома, а после заказали еще. Но формула действовала только в двадцати процентах случаев. Я не знаю почему...
- Выходит на меня вакцина подействовала? - говорю, невольно за укушенную руку вцепившись.
- Да, - кивает Ольга с едва взошедшей улыбкой, - Выходит так. Думаю это хороший знак.
-Знак? Знак к чему?
Прежде чем ответить, Ольга по сторонам огляделась, как лиса, наклонилась ко мне ближе и шепчет:
- Мы кое-что готовим против него... Но сейчас говорить рано. Понимаешь? Мы еще очень уязвимы...Я знаю, что тебе можно верить, но некоторые вещи лучше не раскрывать, пока не придет время. Здесь у каждой стены могут свои уши. Но я расскажу, обещаю тебе.
В этот момент в её руках зажужжали часы.
- Пора будить Серафиму, - говорит с сожалением, убирая часы в кармашек.
Она поднялась с табурета, но из кухни не вышла. Встала и на меня смотрит, а я на неё.
- Думаешь, мы плохие? - спрашивает.
- Не знаю - говорю, но глаза не отвожу.
Неожиданно Ольга прильнула ко мне, как любовная голубка, обняла меня поверх плеч, будто парень я её давнишний.
- С Серафимой будь осторожней, - шепчет губами мне прямо в ухо. - Она хоть и нормальная тетка, но иногда психа включить может. Она в молодости в дурке лежала, у неё даже ребеночка отобрали из-за этого. Поэтому она так к Витале относится. За своего принимает. Ты просто будь на чеку с ней.
- Х..хорошо - говорю и тянусь к её спутанным волосам, но дотронуться не могу. Что-то сковывает меня после ужасов всех этих.