Аннотация: Палач скоро проснется.. Старое название "Золотые кадры Коры Ипсвич"
Золотые кадры Коры Ипсвич.
' Тyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry? '
William Blake.
'Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?'
'Тигр', Уильям Блейк, перевод К. Бальмонта
Глава 0. Вводная или Правила игры.
В воображении некоторых малоизвестных племён, обитающих вдоль русла великой Амазонки, Творец представляется, как самый азартный игрок во Вселенной. Южно-американское племя чхута-мова изображает Бога в виде задумчивого человека, склонённого над землей с прутиком в руке, которым он рисует атрибуты своей странной игры. Шаманы чхута-мова уверяют, что эта бесконечная игра и зовется жизнью, но вникнуть в её правила дано немногим (не дано смертным). Этнографы Йельского университета, занимающиеся религиозными верованиями южно-американских индейцев, находят в этом необычном взгляде на устройство мира созвучие с философскими доктринами гностиков. Ценители редких мифов так же полагают, что, несмотря на всю примитивность и сомнительность первобытных суждений, мировоззрение чхута-мова обладает своим зерном мудрости. Бог не стал бы создавать ничего вокруг, заявляют амазонские аборигены, если бы в этом не было живого интереса настоящей игры..
***
Игра, в которую решил поиграть Бог, называлась Большая инквизиция. Началась она ровно двадцать четыре столетия назад. Именно в то время появились первые люди, которые принципиально отличались от собратьев врождёнными способностями проникать в суть вещей глубже, чем это было позволено обычным смертным. Про таких необычных людей в миру говорили, что они наделены даром божьим. Способность видеть мир в иных красках опьяняла многих из них. Но подсудны оказывались лишь те, кто, утрачивая веру в Бога, мнил себя равным Ему и тем клеймил себя печатью гордеца.
В трёхсот девяностом году до нашей эры у северо-восточных берегов Южной Америки на свет появилось существо, принадлежавшее к (вымершему ныне) виду остроухих опоссумов. У шустрого зверька не было ни имени, ни цели в жизни. Как и всё живое вокруг, он стремился лишь к тому, чтобы наполнить свой желудок едой и не стать чьим-то обедом. По ночам опоссум часто не мог заснуть из-за саблезубых кошек, чей страшный рык всякий раз заставлял его дрожать за свою жизнь. В такие ночи мучимый бессонницей зверёк любил выбираться из джунглей на широкую полосу пляжа. Свет луны и звёзд делал это место особенным. В оглушительном прибое ночного океана все страхи забывались. Только здесь зверёк находил покой. Возможно, именно чрезмерный страх сделал из опоссума-остроуха того, кем он впоследствии стал. Страх заставлял его искать убежище вблизи океана и однажды на закате знойного дня на водном горизонте опоссум увидел косой треугольный парус на высокой мачте. Это была двадцатиметровая спортивная яхта, которой правил одинокий странник в синем морском комбинезоне. Рядом с мореходом цепями к палубе был привязан странный платиновый ларец с щелями по бокам.
Вскоре яхта прибилась к песчаному берегу, странник отвязал цепи, взял ларец за верхнюю ручку и вместе с ним спрыгнул в воду.
Опоссум-остроух замер. Незнакомец шел прямо к нему. Мореплаватель выглядел уставшим, его молодое лицо покрывала густая щетина.
Тяжелый ларец рухнул на песок рядом со зверьком. Странник опустился на одно колено и небрежно погладил опоссума по голове, сказав что-то, что житель джунглей понять не мог. Затем, словно делая какую-то важную работу, мореплаватель извлёк из внутреннего кармана небольшой кожаный футляр на молнии. Из футляра он достал шприц и ампулу с ядовито яркой оранжевой жидкостью. Наполнив шприц загадочным раствором, странник одной рукой придавил опоссума к земле, чтобы тот не дёргался и воткнул иглу зверьку чуть пониже затылка. После того, как эта процедура была окончена, странник открыл крышку ларца и велел опоссуму прыгать внутрь.
Затем он погрузил ларец с опоссумом на борт и отчалил от берега. Яхта взяла курс северо-восток, направившись прямиком к старой доброй Европе. Пару недель спустя мореход выгрузил ларец со спящим опоссумом на западном побережье будущей Португалии и немедленно отплыл в неизвестном направлении
За то время, пока зверёк был в плавании, с ним произошли кое-какие изменения, которые коснулись его природы. Внешне опоссум никак не изменился, но, очнувшись, обнаружил, что его зовут Дуг и от кончика хвоста до макушки черепа он наполнен великим предназначением. Отныне зверёк больше не принадлежал себе. Так, опоссум Дуг стал бессменным инструментом Бога на Земле. Его перерождение ознаменовало собой начало суда Большой инквизиции.
Хотя зверь никак не изменился внешне, его внутренние органы работали теперь по своим, совершенно особенным законам. В верхней челюсти маленького хищника имелось две пары клыков, которые ранее служили для разгрызания крупных орехов и панцирей карликовых черепах. После инъекции оранжевого раствора в клыках образовались полости, в которых скапливалось божественное вещество оранжевого цвета.
Первая пара клыков служила Дугу для вербовки будущих членов Большой инквизиции. Состав суда опоссум выбирал из числа обычных смертных. До сих пор не ясно, по каким признакам осуществлялся этот отбор. Загадка эта лежит в пределах понимания Бога. Однако в некоторой степени известна сама физиология данной вербовки. Отыскав нужного человека, Дуг кусал его первой парой клыков. Оранжевая жидкость, попадавшая в кровь завербованного, наполняла его чёткой ясной целью своего существования на планете Земля. Говоря теологическим языком, укус опоссума Дуга нёс с собой откровение и за несколько минут превращал обычного человека в посвящённого. Если не считать самого Дуга, таких посвящённых всегда было трое: судья, обвинитель и синдик. Дуг в этом тайном кругу был четвертым. В составе суда он исполнял обязанности палача.
Большая инквизиция была довольно замысловатым механизмом божественного промысла. Завербованный состав суда выбирался не на все времена. Каждому составу Большой инквизиции отводилось время жизни равное шести столетиям. За это время избранные вершители закона должны были предъявить обвинение пятидесяти необычным гордецам. То есть по одному делу за каждые двенадцать лет. Самым же загадочным в этом творении Бога было то, что в обвинительный процесс сам он не вмешивался. Жертвы, которым предстояло пройти сквозь жернова суда последней инстанции, выбирались исключительно членами суда. Своего очередного клиента Большая инквизиция находила благодаря слухам. Самопровозглашённых миссий хватало во все времена. Вокруг них всегда ходили толки и народная молва служила прямой наводкой для слуг Бога. Однако Большая инквизиция не могла судить простого глупца, кричавшего на весь свет, что он посланец Господа на земле. Осуждённый должен был обладать каким-либо врождённым даром, который действительно выделял бы его из толпы. Формально это давало Большой инквизиции право начать обвинительный процесс. Но ведь не каждый из них был виновен. В этом то и заключалась вся сложность судебного процесса. Вот почему синдик играл в составе Большой инквизиции особую, если не наиважнейшую, роль. Из пятидесяти жертв ему полагалась оправдать и спасти от казни ровно двух подзащитных. Однако выяснить тех ли оправдали счастливчиков, можно было лишь после того, как закончится последнее, пятидесятое дело.
Если суд действовал безупречно, то по завершению цикла в шестьсот лет, члены суда могли выйти из его состава (и стать, тем самым, свободными людьми) или же войти в следующий цикл. Но в случае, когда оправданными оказывались не те люди, суд приговаривался к смерти. Приговор исполнял Дуг.
Первые три состава суда Большой инквизиции были казнены из-за судебных ошибок. Своих коллег палач казнил точно так же, как и тех жертв, на которых указывала грозная рука Большой инквизиции. Опоссум просто прокусывал вену и пускал в неё оранжевую жидкость из клыков. За несколько секунд слюна разъедала тело жертвы до состояния мокрого пятна. Имя казненного полностью вычеркивалось из истории человечества. Если у жертвы были следы в этом мире, то они безвозвратно исчезали. После казни Дуга никто бы не смог вам сказать, что такой-то человек действительно когда-то существовал. Вам может показаться, что эта система слишком жестока и Бог чересчур суров, но это не так. Бог не был бы Богом, если бы не обладал неистощимым запасом милосердия. У каждой жертвы Дуга оставался шанс на спасение, ибо души их направлялись в подземное исправительное учреждение - крупнейший и единственный на планете Земля центр исправления грешников.
...В 1410 году опоссум Дуг собрал четвёртый состав Большой инквизиции. На должность судьи была завербована французская крестьянка, урождённая Клои Абрахам. Обвинителя опоссум нашел в рыбаке Фреде Джонсоне, что жил в небольшой деревушке на побережье Шотландии. Синдиком стал бывший испанский каторжник по имени Боск.
В самом процессе вербовки не было никакой торжественности. Вся вербовка состояла из трёх укусов в вену. Обычно инъекция, которая попадала в кровь завербованного, полностью стирала память о прошлой жизни. Укус Дуга в каком-то смысле превращал человека в машину, без чувств, без эмоций, без желаний. Машина Большой инквизиций строго подчинялась законам, которые установил Бог. Эта машина должна была разыскивать гордецов, судить их, а после выносить приговор. За шестьсот лет - пятьдесят судебных процессов, из которых сорок восемь обязаны были закончиться казнью, а два - оправдательным вердиктом.
Во многом жизнь судьи Клои и её окружения походила на длительное размеренное путешествие с небольшими остановками для судебных дел. В течении шести веков суд переезжал из одного конца света в другой в поисках подходящей жертвы. В поездах, на пароходах или в дилижансах случайные попутчики принимали их за двух братьев и красавицу сестру. Никто не догадывался, что эта троица выслеживает свою очередную жертву, которую беспощадно казнит без права на помилования. В Лондоне, Багдаде, Момбасе, Киеве и в тысячах других городах по всему миру Большая инквизиция снимала лучшие дома и тотчас их пребывание окутывалось дымкой тайны. Каждые двенадцать лет жертва выбиралась из сотен кандидатов, из списков, которые члены суда составляли сообща. Через два года эта сотня сужалась до трех человек. Ещё через год оставался только один.
И с этого момента за ним велось беспрестанное наблюдение, чтобы исключить возможность ошибки. Иногда, очень редко, жертва выказывала склонность к покаянию и тогда, с сожалением на потраченное время, её оставляли в покое. А судья Клои выбирала новую жертву.
Именно в отношении выбора жертв в четвертом составе Большой инквизиции начался конфликт между синдиком и судьей. Вероятней всего имел место какой-то случайный дефект в воздействии слюны Дуга на мозг завербованных членов суда. Четвертый состав отличался от остальных. С самого начала выяснилось, что память о прошлой жизни у судьи Клои и синдика Боска не стёрлась окончательно. Вместе с этой памятью у обоих сохранились некоторые черты человечности, что, в конце концов, привело к разногласиям внутри судейского круга.
Человеческая сущность в судье Клои и синдике Боске породили в них темперамент и страстное желание выжить любой ценой. На судебных процессах судья Клои обладала абсолютной властью в принятии решения: казнить или помиловать. За почти шестьсот лет существования суда эта женщина с лицом ангела ни разу не прислушалась к мнению стороны защиты. Все подсудимые были казнены палачом Дугом. Судья Клои не имела маниакальной склонности уничтожать гордецов, но она выбрала для судейства свою собственную тактику. Зная, о том, что случилось с теми, кто был до неё, она решила твердо верить только личной интуиции и отбросить всякие доводы в пользу защиты. Синдик Боск ни разу не сумел переубедить судью в том, чтобы подзащитному даровали жизнь. С каждой новой казнью в нём накапливалась злость на судью. Становилось всё более очевидным, что она свела его роль к формальности. Мужская натура Боска бунтовала против женского самоуправства.
В 1986 году после казни сорок восьмой жертвы (американский миллиардер, заработавший состояние на клиниках по искусственному оплодотворению), синдик Боск принял решение выйти из состава суда. Это был поступок человека, но не избранного служителя Большой инквизиции. Жажда мести затуманила разум Боска. Он знал, что хотя судья Клои обладает последним словом, оправдательный приговор не состоится без слова защиты, которое мог произнести только синдик.
Самым страшным в коварстве Боска было то, что его поступок вынуждал судью Клои идти против фундаментального принципа Большой инквизиции, а значит - против принципа Бога. Через двенадцать лет придет пора судить новую жертву. Без судебного защитника судья будет вынуждена огласить обвинительный приговор. А как только приговор огласят, жертву от зубов палача спасет только чудо. Если же чуда не произойдет, то соотношение виновные/невиновные рухнет. Никто не знал, что последует за этим, но Боск надеялся, что миру придет конец...
Глава 1. Кое-что о докторе Янге.
Маркус Янг нашёл смысл своей жизни незадолго до того, как ему исполнилось восемь лет. Случилось это в далёком 1946 году в пригороде славного городка Варны, что расположен на берегу Черного моря. С рождения склонный к замкнутости, мальчик мало разговаривал, почти не общался со сверстниками и много времени проводил в одиночных прогулках на песчаном побережье. Его обособленность от мира не имела ничего общего с нарушениями психики. Мальчик принадлежал к тому редкому типу людей, которые с первыми проблесками разума пытаются понять, ради какой великой цели они пришли в этот мир. Первые семь лет жизни Маркус пребывал в состоянии, близком к беспокойному сну. Предметы, окружавшие его, бегло осмысливались и вскоре забывались, как второстепенные. Детские игрушки, картинки в букваре, игры с мячом - всё это представлялось мальчику настолько бессмысленным, что он предпочитал одиночество. Метаморфозы, неожиданно возникшие в нём и определившие всю его дальнейшую судьбу, произошли в один особенно ветреный день на исходе осени. Море штормило и Маркус, опасаясь высоких волн, бродил на почтительном расстоянии от грохочущего прибоя. Никогда раньше он не видел море таким неспокойным. Огромные валы высотой до пяти метров выбрасывались и разбивались о песочный берег. За каждой выброшенной волной тут же возникала другая, не менее величественная. Зрелище захватило мальчика. Грациозные, мощные, пенистые волны очаровали его. Было в них что-то притягательно горделивое, была в них какая-то неуловимая красота. В тот далёкий день Маркус заметил, что волна наиболее неотразима и прекрасна перед самым моментом падения. Миг - и от всего великолепия остается лишь белая пена. Эта мимолетность красоты подействовала на семилетнего Маркуса странным образом. Мальчик, вдруг понял, что предыдущую волну уже не вернуть, что на её место приходит другая, и следующая живет не намного дольше своей старшей сестры. Так, к мальчику пришло понимание невозвратности времени. Но это было не просто понимание одного из фундаментальных свойств мира. Для Маркуса это открытие стало откровением. С ужасом для себя он понял, что люди, подобно волнам, живут и умирают. В тот ненастный день Маркусом впервые завладел страх перед смертью. Ведь пусть он и необычный мальчик, но всё-таки человек, а, значит, ему уготован тот же конец. Этот страх отныне не покидал его ни на минуту. Этот страх сделал из Маркуса того, кем он стал в будущем. Там, на пляже, среди грохота падающих волн Маркус Янг поклялся себе, что найдет способ не умирать и жить вечно.
Несмотря на всю призрачность цели, у Маркуса Янга никогда не существовало сомнений в том, что он добьётся успеха. Страх перед смертью не оставлял в нём места для чего-нибудь другого. Жизнь, мелькавшая где-то на периферии его зрения, была лишь неразличимой суетой. Женщины, развлечения, искусство, деньги - все это проходило мимо Маркуса Янга. Его жизнь превратилась в отчаянный поиск эликсира бессмертия.
Как истинный сын двадцатого века Маркус Янг верил в силу науки. В 1960 году он успешно закончил факультет молекулярной биологии в Оксфорде. Объем накопленных знаний к тому времени позволил ему начать собственные исследования в цитологии.
К тридцати годам он имел докторскую степень и ряд открытий в механизмах внутриклеточного синтеза. Однако не всё научное сообщество относилось к достижениям доктора Янга однозначно. Многим уважаемым мужам от науки он казался выскочкой, возомнившим себя новым Парацельсом. В Англии, известной своим консерватизмом, молодость и дерзость Маркуса Янга оказалась барьером к его дальнейшим исследованиям. Никто не хотел финансировать проекты тридцатилетнего ученого. И всё же революционные пути, которые предлагал доктор Янг в микробиологии, принесли ему некоторую известность в научном мире.
В 1969 году, в возрасте тридцати одного года, доктор Янг получил предложение работать на восьмидесятилетнего австралийского миллиардера Чейни Саренса. Это предложение ученый принял с радостью. Осенью 1969 года он покинул Лондон, где проработал последние годы, и перебрался в город Таунсвилл, Австралия. В новой, просторной лаборатории на побережье Кораллового моря у доктора Маркуса Янга была полная свобода действий. Там прошли наиболее плодотворные годы его жизни.
После двадцати девяти лет интенсивных исследований, проведённых в австралийской лаборатории добряка Саренса, доктору Янгу удалось добиться успеха. Это были годы изнурительного труда. Все свободное время он посвящал науке. Мистер Саренс не дожил до знаменательного дня четыре года. Он умер тихо, во сне, в возрасте 96 лет. Впрочем, результат работы доктора Янга так и остался для всего мира секретом.
Учёный выделил раствор, состоящий из четырнадцати уникальных ферментов. Эти новые органические вещества были получены им искусственно с помощью управляемого белкового синтеза. В природе до открытия доктора Янга этих ферментов не существовало. Жидкость мутно-белого цвета представляла собой тот самый эликсир вечной молодости, который многие века оставался предметом культа всех алхимиков мира. Здесь не было никакого колдовства. Под действием новых ферментов клетка выбрасывала в кровь специфичное вещество гормонального типа, которое попадало в головной мозг. Мозг, в свою очередь, перестраивал весь организм по новым параметрам. Перестройка охватывала все ткани и органы. После приёма препарата организм прекращал изнашиваться. Четырнадцать ферментов воплощали собой ключ, который открывал путь к вечной молодости. Ключ, спрятанный матерью природой от всех людей, живших до и после доктора Маркуса Янга.
Первые испытания учёный провел на старых трехлетних мышах. Одряхлевший организм грызунов после введения препарата претерпевал серьёзные изменения в течении двух месяцев. Аномальный, реакционный метаболизм подопытных к исходу второго месяца испытаний постепенно выровнялся и полностью стабилизировался, когда организм мышей достиг уровня пика жизненной активности. Трёхлетние мыши за два месяца превратились в мышей восьмимесячных. Это был первый настоящий успех учёного. Опыт с мышами дал положительный результат. Теперь оставалось нанести последний штрих - испытать препарат на человеческом организме. Учёный вернулся домой в состоянии сильного возбуждения. Никто в мире не знал, чего он достиг. Он держал в руках тайну, доступную лишь Богу. Множество мыслей, сплетаемых с незнакомыми чувствами, наполняли его разум. Весь остаток дня доктор Янг провел наедине с мыслями в своей вилле, глядя на колбочку с чудесным раствором. К вечеру, когда над Большим Барьерным рифом опускались сумерки, учёный вышел к океану. Несмотря на то, что виски его уже тронула седина, он не чувствовал возраста. Более полувека прошло с тех пор, как он начал свой поиск. Пятьдесят два года пронеслись, словно один день. Глядя на темнеющие синие волны, Маркус Янг поймал себя на мысли, что он все тот же семилетний мальчишка, который однажды испугался смерти. В этой природной идиллии, в тихом тропическом закутке Австралии, 31 августа 1998 года доктор Янг выпил содержимое колбочки до последней капли.
Спустя несколько часов он мирно заснул в своей спальне под звуки прибоя. На его устах сияла улыбка блаженства, в венах учёного отныне циркулировало нечто божественное.
А ещё через пару часов, прямо в спальне, ему предъявили обвинение в преступлениях перед Творцом.
Глава 2. Кора Ипсвич снимает трубку.
30 августа 2010 г., полдень
Август выдался жарким. Кора лежала в просторной круглой ванной, наполненной прохладной водой. Её глаза были закрыты. Ванна занимала добрую часть второго этажа шикарного особняка, в котором она жила одна. В два часа пополудни в сити был назначен смотр очередных моделей для рекламной фотосессии. Кастинг устраивала Маргарет Лекруа, куратор крупного рекламного агентства, в павильоне на 13-ой улице. За две прошедшие недели эта бойкая женщина уже шесть раз собирала мужчин по всей стране. Она просто из кожи вон лезла, чтобы угодить Коре. Но среди трех сотен просмотренных кандидатов не оказалось ни одного подходящего. Лениво двигая толстыми ногами в воде, Кора задавала себе один и тот же вопрос: 'почему модели до сих пор нет?'. Она гадала: причина в людях или в ней самой?
В фотографиях была вся её жизнь. Кору Ипсвич знали, как гениального фотографа. Каждый её снимок превращался в предмет высокого искусства. В кругу фотографов она славилась тем, что умела поймать, так называемый, 'золотой кадр'. Этому невозможно было научиться. Кора обладала даром от Бога. Золотым кадром суеверные фотографы называли особый, неуловимый миг реальности, который наполнен пиком природной красоты. Не все верили в то, что миг такой действительно существует. Поэтому многие под умением поймать золотой кадр понимали просто природный талант художника видеть прекрасное там, где другие его видеть не способны. Но чтобы там не говорили, для Коры Ипсвич 'золотой кадр' был самой настоящей реальностью. Правда, которую знала одна лишь Кора, заключалась в том, что 'золотой кадр' являлся неотъемлемой частью всего, что нас окружает. Любой предмет, растение, животное или человек - всё могло быть поймано в 'золотой кадр'. Это состояние магического совершенства у каждой вещи или живого существа возникало лишь один раз в жизни и длилось от нескольких часов до нескольких месяцев, после чего уходило безвозвратно. Фотография человека, сделанная Корой, становилась лучшим снимком за всю его жизнь. Сколько бы гениальных фотографов не снимало этого человека после, никто больше не смог бы добиться лучшего снимка, чем это получилось у неё. С тех пор, как она завоевала репутацию 'фотографа от Бога', её пытались заполучить все самые могущественные торговые бренды. Её фотография, сделанная для рекламы, означала взрывной успех у потребителей. Ни один фотограф не стоил так дорого, как она. Заказ для Коры со временем стал не возможностью заработать, а лишь поводом отыскать ещё одну драгоценную неповторимость. Искать таких людей было не просто, поскольку состояние 'золотого кадра' приходило к человеку непредсказуемо и в любом возрасте. У кого-то расцвет красоты случался в шесть лет, а у кого-то в шестьдесят. Личность в период 'золотого кадра' обладала необъяснимой притягательностью, причем внешность не имела никакого значения. Человек просто пребывал в идеальной гармонии с окружающим миром, и Кора могла это видеть. Каждый в 'золотом кадре' был прекрасен своей уникальностью. Другая тайна, известная одной лишь Коре, состояла в том, что сразу после снимка, состояние 'золотого кадра' быстро рассеивалась. Кора успевала сделать ровно девять снимков. Все последующие кадры на её глазах начинали меркнуть. По этой причине она никогда не работала с моделью повторно. Но, справедливости ради, следует заметить, что у всех моделей после снимков Коры Ипсвич, карьера быстро поднималась вверх.
Среди тех, кто знал Кору, она слыла женщиной со странностями. Она редко жила где-нибудь больше трех лет кряду. Проведя детство в приюте, Кора питала слабость к шикарным особнякам, где она всегда жила одна. Кора любила путешествовать и хотела пожить в каждом уголке земного шара. Она жила в пригороде Нью-Йорка, жила в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, жила неподалеку от Торонто и теперь перебралась в поселок рядом с Хоуп-сити. К ней обращались актрисы и актеры, люди со статусом звезд, словом все, кому, так или иначе, нужна была любовь публики. Кора, в свою очередь, вежливо отказывала даже самой известной личности, если 'золотой кадр' для человека канул в прошлое. Как наркоман своей профессии, она искала одну лишь безупречность. Несмотря на равнодушие к гонорарам, к тридцати двум годам у неё было сказочное состояние. Люди, не зная истиной мотивации Коры, каждый раз платили ей больше, чем предыдущие заказчики. В итоге её работа оценивалась баснословными суммами. Кора принимала это, как должное. Она думала, что столько стоят все хорошие фотографы. Деньги не могли испортить Кору потому, что она никогда не думала о них. Фотографии - вот была цель её жизни. Кора никогда не умела и не стремилась окружать себя дорогими аксессуарами. Она вовсе не следила за своей фигурой и вес её, как правило, не опускался ниже восьмидесяти килограмм. У неё не было близких друзей, она никогда не делала попыток сблизиться в романтических отношениях с мужчиной. Она любила вкусно поесть, смотрела мультфильмы про уток. Она чётко придерживалась правила употреблять алкоголь только у себя дома. Люди для неё делились на две половины. Те, кто уже прожил 'золотой кадр' и те, кто еще не прожил его. Кора жила в мире людей, но почти не знала этого мира. Вернее, она не хотела его знать. Двухэтажный особняк в пригородном поселке для зажиточных господ был, пожалуй, единственным внешним проявлением её благополучного статуса состоятельной женщины. Этот дом в пригороде Хоуп-сити она купила два года назад у одной пожилой четы, которые уехали встречать старость в солнечной Флориде. В придачу к дому ей достался сад из роз и винный погреб, который она быстро переделала в фотолабораторию. Ей нравилось жить в этой тихой, выделенной для богачей зоне рая, в окружении белостенных особняков на кленовой аллее; в месте, где никогда ничего не происходит. В сити она выезжала неохотно и только по необходимости.
Несмотря на некоторую социальную апатию, Кора была человеком слова. Когда она бралась за заказ, то могла думать только о нём и ни о чем больше. Сейчас даже любимая ванная не могла отвлечь её от этих мыслей. Заказ был от модной фирмы, выпускающий джинсовую одежду. Вице-президент не мог выбрать для неё модель, но они указали ей, что это непременно должен быть мужчина. Кора не любила шумных улиц и обычно ездила смотреть тех моделей, которых ей доставляли кастинговые агентства. Иногда она могла припарковать машину у тротуара одной из оживленных улиц сити и наблюдать за толпой. Проходил час или два и золотой кадр обязательно появлялся. Так происходило многие годы, но сейчас что-то изменилось. Золотого кадра не было ни на улицах, ни на кастингах.
На миниатюрном прозрачном столике рядом с ванной зажужжал её сотовый телефон. Кора открыла глаза, её пышное тело приподнялось из воды. Номер был неизвестен. Телефон продолжал жужжать уже в руке. Секунду-другую она раздумывала, отвечать ли на звонок. Но скоро любопытство вязло верх.
- Алло?
- Кора Ипсвич? - спросил мужской голос в трубке.
- Кто это? - она не узнала голоса и потому несколько растерялась.
- Вы Кора Ипсвич? - настойчиво повторил голос.
- Да... это я.- от волнения Кора еще больше приподнялась из воды - Что вам нужно?
- Моё имя Фред Джонсон. Я юрист...У меня к вам особое дело.
- Если вам нужна съёмка, то я сейчас...
- Нет - поспешил перебить голос - Мы к вам по другому поводу.
Последние слова незнакомца заставили её на время замолчать.
- Какой еще другой повод?
- Это не телефонный разговор. - мягко пояснил терпеливый голос - Вы знаете небоскреб на бульваре Фейнмана?
Небоскреб на бульваре Фейнмана был самым высоким зданием в Хоуп-сити. Горожане называли его Струной. Этажи занимались влиятельными корпорациями и политическими штабами. Небоскреб 'Струна' говорил о статусе. Многие чудаки-миллионеры снимали там офисы только ради того, чтобы соответствовать уровню своего благосостояния. Про это здание ходили городские легенды. Бытовал, например, слух, что под Струной вырыты подземные ходы на окраины города по четырем сторонам света. Ходила так же молва о том, что там живут люди, которые никогда не выходят наружу.
Упоминание главной достопримечательности Хоуп-сити заинтриговало Кору.
- Конечно. - не раздумывая, ответила она - Я знаю это место.
- Не могли бы вы явиться туда сегодня вечером для обсуждения нашего дела?
- Вы снимаете офис в Струне?
- Именно. Так что вы скажите?
- Это как-то связано с налогами? - Кора ломалась между женским любопытством и женским страхом.
- Нет, уверяю вас, это дело другого рода.
- Какого же другого?
- Вы всё поймете, когда явитесь на встречу.
- Когда вы хотите встретиться?
- Сегодня. В девять вечера. Этаж сто девяносто семь.
Кора обещала, что постарается придти. Но мистер Джонсон, по-видимому, не удовлетворенный её ответом, еще несколько минут заверял, что это очень важно, что он рассыпается в извинениях из-за вынужденной скрытности и лишь после того, как Кора твердо пообещала ему придти, он в последний раз выразил надежду, что она непременно явиться и, наконец, исчез с линии.
Сразу после телефонного разговора Кора стала собираться в сити. Мысли о странном звонке на какое-то время отвлекли её от проблемы с заказом. Она была из тех людей, для кого любой жизненный сюрприз равнозначен катастрофе. Каким таким важным делом был обеспокоен незнакомец, если оно не касалось заказа на фотосъёмку? Она думала об этом всё то время, пока сушила свои густые рыжие волосы, после чего, так и не придумав какого-то объяснения, спохватилась, что опаздывает на кастинг. Как только её мысли вернулись к предстоящему смотру, она забыла о звонке.
В начале второго Кора выехала из гаража на зелёную лужайку перед домом. Красная полугрузовая тайота уже много лет была её верной спутницей в многочисленных путешествиях по стране. Выруливая на загородное шоссе, Кора пришла к твердому решению: если и в этот раз модели не будет, то она откажется от заказа.
- К чёрту вас - произнесла она вслух и надавила на педаль газа.
До Хоуп-сити тянулось сорок километров четырёхполосного шоссе. По обе стороны дороги стелилась зеленая равнина с далекой кромкой леса вдоль голубого горизонта. Кора гнала по второй обгонной полосе, выставив локоть в открытое окно. Локоны рыжих волос, собранные в короткий хвост, выбивались от потока встречного ветра на стекла больших солнцезащитных очков. Даже на самые важные встречи Кора одевалась, как беззаботный тинэйджер. Потертые джинсы, кроссовки и цветная майка - таков был её обычный наряд. Однако за рулем громоздкой тайоты она больше походила на состоятельную фермершу.
Глава 3. Хоуп-сити. Полуночники улицы Кракен.
В таком огромном мегаполисе, как Хоуп-сити, можно было отыскать человека любых воззрений и способностей. В этот пятидесятимиллионный город стекался люд со всего света. Хоуп-сити был маяком, символом начала новой жизни для всех тех, кто волей судеб затерялся где-то в отдаленной провинции. Как и Нью-Йорк, Хоуп-сити по большей части был городом небоскребов, окруженный кирпично-серыми окраинами трущоб, которые тянулись на десятки километров вдоль широководной реки Лайм, огибавшей город почти замкнутым кольцом. Через реку высились семь великих мостов, принимающих путников с разных концов страны под названием Свободные Штаты Америки. От бедняцких захолустий к центру облик города менялся высотой построек. Низкие двенадцатиэтажные дома были одними из самых старых и первых зданийй в Хоуп-сити. Несколько десятков кварталов с такими домами и прилегающими к ним грязными заводами занимали рабочие и сомнительные слои населения. Дальше, подвигаясь к центру, дома росли к небу, как по задумке остроумного архитектора. Превосходя по площади в несколько раз любой другой город мира, Хоуп-сити из иллюминатора авиалайнера был похож на огромный муравейник. Городские территории с разным социальным статусом располагались, как концентрические круги на цветной мишени. Иногда эти цвета смешивались, иногда прерывались, но общность архитектурного принципа всё же сохранялась. Многие улицы, вследствие этого, не имели конца и начала, что придавало им удивительное сходство с глубокими каньонами, стены которых выстроены зеркальными стройными башнями. В этих урбанистических джунглях соседствовали жулики и святоши, мультимиллионеры и бомжи, безумные гении и отчаянные гуляки. Среди них, безусловно, были и те, кто жил в 'золотом кадре'. Напрасно Кора опасалась, что её дар погас. Она просто не знала, где искать.
Драгоценные алмазы, как правило, спрятаны от людских глаз в беспросветных толщах земли. Так и 'золотые кадры' Коры Ипсвич пребывали в полной безвестности в одном из самых темных мест Хоуп-сити. Даже в последнюю очередь она не могла предположить, что люди, которые так тесно войдут в её судьбу, живут в кварталах Форестери, в этой обители нищеты и преступности.
Очевидно для того, чтобы оказаться жителем улицы Кракен - главной улицы кварталов Форестери - необходимо было иметь какую-то социальную болезнь. Именно такое впечатление производила узкая длинная улица, состоящая из многоквартирных кирпичных домов грязно-красного цвета. У западных условных границ Форестери располагался химический завод по производству вторичных нефтяных продуктов. На другом конце квартала смердил завод по переработке рыбы. Жители Форестери в своём большинстве вкалывали на этих заводах с утра до ночи. По ночам все запирались в своих каменных норах и ложились без сил спать. Ночью на улицу выходили двуногие гиены - охотники за пьяным кошельком. Разбитые фонари на улице Кракен никогда не горели. Ночью тут воцарялся такой мрак, что дьявол позавидует. Свет в окнах после полуночи был здесь явлением исключительным. Лишь два окна на улице Кракен горели каждую ночь, часто - до первых проблесков рассвета.
Боб не страдал бессонницей. По ночам, с помощью карандаша и воображения, он создавал собственные миры. Боб рисовал комиксы. Склонность к этому не простому искусству обнаружилась в нём ещё в десятилетнем возрасте. С возрастом увлечение это не только не прошло, но развилось в настоящую манию. Реальность со временем стала для Боба только тенью, вся его настоящая жизнь происходила на нарисованных страницах придуманных историй. Сам факт того, что за шесть лет он так и не съехал с улицы Кракен, говорил о том, что художества его оставались миру неизвестными. Боб носил большие очки, перевязанные посерёдке синей изолентой, его немытые волосы напоминали замёрзшие в декабре кусты крыжовника. Это была внешность человека, жившего в мыслях. Однако мысли, сами по себе, не могли прокормить Боба, и ему приходилось искать случайный заработок. В дневное время он работал, где придётся: и грузчиком в доках Лайма и мойщиком машин на окраинах сити и дворником в городском парке.
Но в ночное время Боб творил.
Все его комиксы крутились вокруг семейства говорящих выдр, которые жили в вымышленном городе Хелграде. В начальных комиксах Боб рассказывал, как выдрам приходится туго, оттого что никто их не воспринимает всерьёз. Жители Хелграда думали, что это какие-то переодетые куклы. Вскоре семейство выдр основало клуб взаимопомощи всем тем, кого судьба выкинула на обочину жизни. Клуб со временем завоевал уважение горожан, а позже многие из них стали подражать выдающимся выдрам. Дело было в том, что каждая выдра из семейства имела какую-то уникальную способность, которой никто из людей не обладал. Одна умела ходить по воздуху, другая видела сквозь стены, третья безошибочно угадывала, какая лошадь на скачках придёт первой, четвёртая врачевала любой недуг. Каждую ночь Боб придумывал по одной истории, в которой с выдрами происходили разные неприятности. Чуть больше времени уходило, чтобы историю нарисовать. За шесть лет жизни на улице Кракен у него скопилось столько комиксов, что он начал аккуратно складывать их вдоль стен в ровные стопки, которые росли, из месяца в месяц, как грибы, поднимаясь от пола к самому потолку. С годами бумажные колонны занимали всё больше места, уменьшая площадь и без того крошечной квартирки. По этой причине Бобу пришлось оттащить всю мебель от стен. Письменный стол с ворохом изрисованной бумаги переехал от окна в центр комнаты, старенький диван подобрался ближе к рабочему креслу, платяной шкаф нависал в любовном соседстве непосредственно слева, телевизор с тумбы забрался на подоконник. Комиксы настолько заполонили его комнатушку, что Боб не помнил, какого цвета обои на стенах. Чтобы выйти на балкон с видом на улицу Кракен, ему приходилось протискиваться в узкий проход между письменным столом и бумажными колоннами.
На балконе Боб показывался регулярно, почти каждую ночь. Балкон был местом, куда он выходил поболтать с другим полуночником улицы Кракен. Расстояние между двенадцатиэтажными домами, стоящими здесь друг против друга, не превышало шести метров. Боб жил на девятом этаже в доме ? 43. Его квадратный балкон находился прямо перед балконом Натана, жившего в похожей однокомнатной квартире дома ? 44. Они знали друг друга около пяти лет, с того времени, как Натан поселился на улице Кракен. Отчасти их знакомству способствовала обоюдная привычка не спать по ночам. Натан не обладал какими-то природными склонностями к искусству. Жизнь в Форестери он принимал, как данность, с которой бессмысленно бороться. Единственный его талант был связан с тёмным прошлым, когда он занимался вскрытием чужих дверей и прочных сейфов. С помощью куска проволоки Натан мог вскрыть любой замок. Но после того, как некоторых его знакомых посадили в тюрьму, он решил завязать с этим делом. Вряд ли бы при других обстоятельствах Боб и Натан могли встретиться. Слишком они были не похожи друг на друга. Если голова Боба всегда была занята мыслями, выдумками и фанатичным желанием создавать на листке бумаги цветные миры, то в голове Натана, как правило, свистел ветер. После того, как со вскрытием замков было покончено, он стал зарабатывать себе на хлеб ремонтом авто. Навыки в починке моторов он получил в детстве на ферме от отца, но работа не радовала его. Он относился к тому, по-своему редкому типу людей, которые не знают, какого черта они делают на этой планете. Эта неопределенность в жизни сделала его раздражительным и импульсивным. С таким характером он не задерживался на одной работе дольше двух месяцев. Бесцельность жизни Натана вся целиком выливалась в любовь к кинематографу. Быть может, будь у него чуть больше рвения, он мог бы попасть в этот мир, но Натан предпочитал просто смотреть кино. Всё лучшее, что может себе позволить себе житель улицы Кракен, возможно лишь ночью. Ночи напролёт Натан смотрел кино. В своем роде, это была его вторая жизнь. Жизнь после полуночи. В одну из таких ночей он вышел на балкон и обнаружил, что во всех домах в округе горят только два окна - его и Боба. С тех пор они и стали друзьями. Это была необычная дружба потому, что за все пять лет они не видели друг друга где-то ещё, кроме, как на балконах. Можно сказать, что это была балконная дружба или дружба на девятом этаже.
Боб, конечно, надеялся, что когда-нибудь компания 'Мавел Старс' купит его выдр, и ему больше не придётся думать о деньгах. Однако до последнего времени, Натан оставался единственным читателем комиксов Боба. Он покатывался со смеху от этих историй. Находчивые выдры с первых серий завоевали симпатию полуночного друга. Натан прочел всё, что было в архивах Боба, и с нетерпением ожидал новых историй. Боб был необыкновенно рад найти своего читателя. Близкое соседство позволяло Натану прочитывать комикс уже через пару минут после того, как наносился последний штрих. Так, закончив очередной комикс, Боб туго сворачивал его в рулон, связывал ниткой и затем лихо перекидывал через пропасть между балконами, прямо в руки полуночному другу. После прочтения, тем же путем, комикс возвращался на родной балкон, чтобы занять место в художественных архивах Боба.
Кроме близкого соседства и обоюдной привычки не спать по ночам была у полуночных друзей ещё одна общая черта, которая скрепляла их дружбу сильнее брачных уз. Черта эта звалась романтизмом. Они оба уже перешли тридцатилетний рубеж, но, не сумев вписаться в систему нормальной жизни, продолжали верить во всякую чепуху, вроде параллельных миров или сверхсветовых путешествий в галактические закутки вселенной. Порой, когда голова Боба начинала кипеть над концовкой очередного комикса, он выходил на балкон, издавал позывной свист и с другой стороны кракенского ущелья показывалось хмуроватое лицо Натана.
- Что делаешь? - спрашивал Боб своего балконного друга в третьем часу ночи.
Натан, вырванный из реальности целлулоидного мира, не сразу приходил в себя. Он долго протирал глаза и лишь потом отвечал:
- В киношке.
- О чём же? - бывал следующий вопрос.
- Сигурни Уивер мочит чужих.
- А - кивал Боб - а ты слышал о последних данных космического телескопа Хаббл?
- Нет, а что там за данные?
Спустя пять минут разговор переходил на черные дыры, а ещё через час мог кружиться вокруг экстремофилов - изворотливых существ, которые могут жить там, где и дьяволу станет дурно. Ночные беседы затягивались до самого утра. От постоянного недосыпания под глазами у полуночников улицы Кракен появились синие круги, точь-в-точь, как у енотов. У племени чхута-мова есть поверье, что человек с енотовыми глазами есть живое доказательство того, что непостижимая игра Бога до сих пор продолжается.
Глава 4. Боб начинает расследование.
2010 год, август
Одна из причин, побуждавших Боба создавать комиксы, крылась в его необъяснимой тяге ко всему загадочному. Многие из его историй, происходивших в вымышленном городе Хелграде, представляли собой сложные эзотерические лабиринты, из которых героям-выдрам приходилось очень долго искать выход. Эти лабиринты строились в голове Боба почти всё время, даже тогда, когда он разговаривал об отвлечённых вещах. Много лет Боб искал сюжет-лабиринт, перед которым померкло бы всё, что было придумано в литературном мире до него. Он так же полагал, что такой сюжет невозможно придумать исключительно в голове. По какому-то слепому наитию Боб верил, что его великий сюжет спрятан в самом таинственном месте Хоуп-сити - в небоскребе 'Струна'.
Попасть во внутренний мир Струны, если ты там не работал, было не просто. В течении пяти лет каждые полгода Боба пробовал устроиться уборщиком в клининговую компанию 'Харпер и Ко', следившую за чистотой внутренний помещений небоскреба. В течении этих лет он методично получал отказ. Но Боб не думал сдаваться. В середине августа 2010 года его упорность принесла плоды. Боба взяли уборщиком 196-го этажа.
Сто девяносто шестой этаж был предпоследним этажом Струны. Утром Боб драил полы в коридорах, вечером убирался внутри офисов. В первую половину дня мимо него мелькали пиджаки и галстуки с бумажками в руках, из одного кабинета в другой. Люди, которые работали здесь, жили в каком-то ином мире. Казалось, они играют в тайную игру, в которой за день нужно успеть зайти в определенное количество дверей и вынести оттуда определенное число бумажек. Открытие это несколько разочаровало Боба. Не за этим он устраивался в легендарный небоскреб. На следующий день утром Боб решил подняться на лифте на последний этаж.
Против ожиданий окунуться в похожую суету, 197-ый этаж встретил его мертвой тишиной. Боб имел самые скудные сведения о людях, которые обосновались здесь, под самой крышей Струны. Он знал только, что это была некая юридическая контора 'Четвертый Закон', и переехали они сюда всего дней пять тому назад. 'Вот оно!', радостно мелькнуло в голове Боба, 'вот то место, где я найду настоящий сюжет'. В нарастающей тишине он прошел со шваброй все коридоры, вдоль полусотни массивных лакированных дверей, где вместо старых табличек прежних хозяев бледнели пустые прямоугольники. Ни одна дверь не открылась, никто не встретился ему в коридоре. Единственные звуки он обнаружил за закрытыми дверями конференц-зала. Один голос принадлежал мужчине, другой женщине. Боб не разобрал, о чем они говорили, но когда их говор внезапно смолк, он решил, что будет лучше убраться с этажа.
В тот же день он узнал, что компания 'Четвертый закон' отказалась от услуг по уборке помещений и, что на посещение этажа наложен строжайший запрет. Все это лишь подстегнуло Боба желанием докопаться до истины. Попытки выяснить что-либо у коллег по службе ничего не дали. Компания 'Четвёртый закон' была тёмной лошадкой, о которой никто ничего не знал. Однако Боб и не думал останавливаться. Он навёл кое-какие справки. Вот, что ему удалось выяснить.
Юридическая компания 'Четвёртый закон' нигде не была официально зарегистрирована. О ней никто не слышал, как в Хоуп-сити, так и за его пределами. Контора значилась лишь в списке администрации небоскреба, как арендатор деловых помещений. Боб выяснил так же, что юристы из 'Четвертого закона' никого не принимают. Публичных номеров телефонов у конторы не существовало. К ним можно было обратиться только через портье за административной стойкой.
Портье - старичок с алчным огоньком в глазах - конечно, знал имена, и мог в этом помочь Бобу. За последние пятьдесят долларов, на третий день работы Боб выяснил, кто значится в резидентах загадочной конторы. В коротком списке лиц значились: Фред Джонсон и Клои Абрахам.
- И это всё!? - ахнул Боб, глядя удивлёнными глазами на хладнокровного старикашку.
- Всё - сухо подтвердил седой информатор.
Боб не нашёл имён в телефонных справочниках. У них не было ни адресов, ни номеров социального страхования. Фактически, юристы и 'Четвертого закона' были призраками в современном мире. Тайна 197-го этажа всё больше обрастала вопросами. Боб перестал рисовать по ночам. В свободное от работы время он отправлялся в городскую библиотеку. Логика подсказывала ему, что в названии конторы есть какие-то ключи к тайной деятельности новых постояльцев Струны. Он перебрал пару десятков томов по истории юриспруденции, искал ответы в библейских писаниях, но не нашел какого-то обособленного понятия 'четвёртый закон'.
На четвёртый день работы в Струне Боб приступил ко второму этапу расследования. Для этой цели он взял напрокат старенький мустанг и припарковал его на бульваре Фейнмана так, чтобы вращающиеся двери Струны свободно просматривались. Старичок-портье, не чуждый к наживе, согласился за умеренное вознаграждение предупреждать Боба о всех намерениях сотрудников 'Четвёртого закона' выйти из здания. Первое же сообщение от тайного агента пришло в утреннюю смену, когда Боб заканчивал уборку туалетов на своем этаже. Электронное послание в телефоне гласило: 'Лимузин будет через десять минут.'
Боб в спешке бросил своё грязное дело, и, не переодеваясь, прямо в зеленой униформе побежал к ближайшему свободному лифту. В десятом часу утра он выбежал из небоскреба, чтобы занять наблюдательную позицию в мустанге. Бульвар Фейнмана полнился людской суетой. В медленном гудящем потоке транспорта Боб без труда перебрался на другую сторону улицы. Не успел он хлопнуть дверцей, оказавшись в салоне прокатного авто, как к парадному входу Струны подъехал черный лимузин. Вскоре из зеркальных дверей небоскреба вышел высокий сутуловатый мужчина в очках и в костюме тройке. Этот важный с виду человек прижимал к груди большой черный ящик. За ним показалась стройная привлекательная блондинка. От удивления Боб перегнулся через руль и наклонился ближе к грязному лобовому стеклу. Внезапно клаксон под его грудью истошно завыл на всю улицу. Женщина, похожая на ангела, повернула голову в сторону звука, но шумная улица растворила клаксон в общем гуле. Боб покрылся испариной и сполз наполовину в кресле водителя. Наемный водитель в форменной фуражке попытался помочь мистеру Джонсону с ящиком, но тот вежливо отстранил его. Они поместили ящик прямо в салоне лимузина, между собой. Лимузин мигнул красными стоп-сигналами и Боб в спешке, не совсем твердой рукой, повернул ключ зажигания.
Никогда ранее ему не приходилось вести слежку на колесах. Боб знал об автомобильных преследованиях ровно столько, сколько можно узнать из сказок Холливуда. Он выбрал почтительную дистанцию в автомобильном ряду и весь в напряжении, то и дело приподнимаясь над сиденьем, вступил в роль детектива, который понятия не имеет о цели своего расследования. Скоро деловые районы с презентабельными зеркальными небоскребами остались позади и, миновав еще двенадцать кварталов, лимузин с Бобом на хвосте выбрался на южную окраину Хоуп-сити. Через полтора часа они выехали на многополосное шоссе вдоль длинной набережной реки Лайм. Замелькали бесконечные рыбные рынки, портовые доки, судоходные мастерские. Еще через полчаса лимузин остановился на обочине скоростного шоссе, рядом с открытым городским коллектором, проходящим под асфальтированной трассой. По правую сторону дороги раскинулась почерневшая от выжженной травы пустошь, на которой покоились руины обувной фабрики прошлого века. С левой стороны шоссе тянулся высокий, и преимущественно пологий, берег Лайма. Из черной пасти коллектора тоннеля прямо в реку ниспадал водопад канализационных стоков. На голом участке дороги оставаться незамеченным было весьма трудно. Поэтому Боб проехал мимо лимузина и в трехстах метрах от городского коллектора нашел грунтовый съезд к реке, который вёл к корабельной свалке. Проржавевшие корпуса малогабаритных лодок лежали в мелкой заводи, отгороженной от реки бетонными блоками. Не выходя из машины, Боб наблюдал, как женщина и мужчина спустились по узенькой тропке с трассы к горловине коллектора и вскоре исчезли в сумраке канализационного тоннеля.
Целых полтора часа Боб просидел в машине под жарким августовским солнцем. Выходить из салона он не рискнул. За это время он нарисовал в голове множество гипотез, касательно этих странных людей. По одной из его версий, кстати, они могли быть и не людьми, а, скажем, пришельцами. Но все больше он цеплялся за самое логичное, на его взгляд, объяснение. Он рассудил, что название конторы 'Четвертый Закон' было очень похоже на название какой-то секты. В ящике, вероятно, находиться портативная ядерная бомба, способная снести половину земного шара. Боб думал так какое-то время, но так и не смог окончательно убедить себя в правоте этой версии. Слишком уж цивилизованно выглядели эти люди для религиозных фанатиков. Спустя два часа мужчина и женщина снова показались с ящиком, что совершенно сбило Боба с толку. Дождавшись отбытия лимузина, он вышел из арендованного мустанга и направился к коллектору. В бетонном канализационном тоннеле он наделся обнаружить улики преступления, но нашёл лишь смрадный запах нечистот. Не в силах вытерпеть запах выделений мегаполиса Боб поскорее выбрался наружу.
Он не бросил слежки. В течении последующих двух недель он продолжал тайно сопровождать лимузин на окраину Хоуп-сити. Черный ящик привозился к коллектору в одно и тоже время, но, что они с ним делали, оставалось тайной. В свободное от работы время Боб обычно покупал себе гамбургер и занимал свой наблюдательный пост в мустанге. Страстное желание докопаться до истины превратило его расследование в настоящую манию. Несколько ночей подряд он даже не возвращался домой, до самого утра сидел в засаде и наблюдал за парадным входом небоскреба. И что же ему удалось выяснить? Оказалось, что сотрудники 'Четвёртого закона' сидят в небоскребе всю ночь и выходят лишь один раз в сутки, чтобы совершить таинственную поездку на городскую клоаку. За эти две недели Боб передумал столько разных версий касательно этой парочки, что готов был сойти с ума.
Он не предпринял повторных попыток проникновения на 197-ой этаж только из-за страха быть уволенным. Ведь появляться там, кому бы то ни было, строго запрещалось. Однако без этого риска разгадать тайну 'Четвёртого закона' представлялось попросту невозможным. Кроме того, риск увольнения можно было уменьшить в определенное время дня. Бобу оставалось только найти человека, который смог бы вскрыть без следов замки офисных дверей, а после так же их закрыть. Он, конечно, знал такого человека.
30 августа 2010 года, примерно в то же самое время, когда Кора подняла телефон со столика рядом с ванной, Боб сидел в мустанге, небритый и голодный. Он только что вернулся с городского коллектора и наблюдал, как женщина с лицом ангела выходит из лимузина. За ней появился мужчина с чёрным ящиком и лимузин отъехал. Боб взглянул на часы и отметил, что они возвращаются практически минута в минуту.
Глава 5 Кора находит модель.
30 августа, 2010 г. День.
В то время, пока Боб открывал в себе таланты детектива, Натан занимался более прозаичными вещами. В последние неделю он почти не показывался дома. Хозяин автомастерской, где Натан работал механиком, все чаще отправлял его в отдаленные провинциальные городишки, откуда нужно было пригнать раритетный автомобиль для коллекции босса. Он давно бросил бы это неблагодарное занятие, но ситуация осложнялась тем, что ему позарез нужно было рассчитаться за квартиру, иначе он мог оказаться на улице. Накануне его отправили в город Хонтерс, в пятистах километрах восточнее Хоуп-сити. Поездка с самого начала не задалась. Добираться до Хонтерса пришлось на рейсовом автобусе, где всю дорогу мамаша с астматическим дыханием рассказывала ему о своих бесчисленных родственниках и днях былой юности. Всю ночь Натан выслушивал истории о том, как кто-то из родственников в Монтане внезапно скончался от сердечного приступа или разрыва кровяного сосуда. Утром, после бессонной ночи, он обнаружил пропажу пару сотен долларов из суммы, выданной ему для покупки кадиллака. Чтобы восполнить недостающую сумму Натану пришлось расстаться с половиной приготовленной квартплаты. На обратном пути, в довершении ко всем неприятностям, кадиллак, словно не желая расставаться с прежним владельцем, глох через каждые сто километров. Всю дорогу Натан изрыгал проклятия в адрес босса. Почтенный автомобиль, по всей видимости, не выдержал потока чудовищных ругательств и всего в тридцати километрах от Хоуп-сити обрел вечный покой.
***
Сначала Кора увидела бесхозный кадиллак. Он стоял у правой обочины, из капота валил белый дым. В машине никого не было, как и поблизости от неё. Тогда она чуть сбросила скорость, пытаясь понять, что случилось. Не останавливаясь, она проехала еще километр и увидела того, кого искала последние две недели.
Кора поняла это сразу. Это был человек, который жил в 'золотом кадре'. Она 'увидела' его. У неё отлегло от сердца. Значит, дело не в ней.
Натан шел по обочине в серых джинсах и белой майке, придерживая пальцем за спиной серую курточку. По понятиям кинематографа его внешность подходила под определение 'красавчик'. Он выглядел утомленным от жары и злым оттого, что никто не останавливался, чтобы подобрать его.
Кора пропустила несколько машин с крайней полосы, немного обогнала Натана и прижалась к обочине на его пути. Скоро красавчик наклонился у окошка, сверкнув белозубой улыбкой. Его лицо было измазано сажей.
- Твоя машина? - улыбнувшись, Кора кивнула назад.
С загоревшего лица Натана сходили крупные капли пота. При упоминании о кадиллаке он отвернул лицо в сторону, словно силой сдерживая в себе поток ругательств
- Это вряд ли - бросил Натан, щурясь от яркого солнца - Ты в сити?
- Собиралась туда - Кора снова улыбнулась его измазанной физиономии - Залазь.
Натан быстро оббежал машину спереди и забрался в кабину. Кора кивнула ему на бутылку воды. Натан опустошил её за три секунды.
Машина выехала на прежнюю полосу.
Кора не привыкла ходить окольными путями. Она спросила прямо:
- Заработать хочешь?
Она словно прочитала его мысли. Деньги для Натана сейчас были вопросом крыши над головой. Такая прямота, однако, вызвала в нём недоверие.
- Смотря, что нужно делать.
- Все очень просто. - бодро говорила Кора. Она лучилась счастьем золотоискателя, нашедшего крупную песчинку золота. - Я фотограф и мне нужна модель. А ты...ты, как раз, подходишь.
- Ты это серьезно? - Натан питал необъяснимое отвращение к миру фотовспышек, и такой способ заработка казался ему крайне сомнительным.
- Серьезней некуда. - Кора вновь взглянула на попутчика и увидела, что тот не очень то воодушевлен.
- Да какая из меня модель? - скептически хмыкнул Натан.
- Уж позвольте об этом судить мне, мистер. Слушай, ты нужен мне всего на десять минут. Плачу десять штук за десять минут работы.
Услышав сумму, Натан сразу преобразился. Десять тысяч долларов были для него все равно, что сундук с сокровищами.
- Я что, должен раздеться до гола? - спросил он, все ещё не веря в такой легкий заработок.
Кора повернулась и бросила на него быстрый, оценивающий взгляд.
- Нет - вернулась она к дороге - До гола не нужно.
Она была не намерена отпускать молодого человека, пока не снимет 'золотой кадр'. Кора хотела сделать всё, как можно скорее. Она не знала, как долго красавчик будет пребывать в 'золотом кадре', поэтому медлить было нельзя.
- Нужно сделать это побыстрее - сказала Кора - Ты, кажется, сейчас свободен?
В мыслях Натан уже распрощался со своей прежней работой. Вряд ли бы сейчас нашелся человек свободнее его.
- Отлично - просияв, кивнула Кора, после чего взяла с приборной панели телефон и набрала номер куратора рекламного агентства, которая в эту минуту сверялась со списком приглашенных моделей-мужчин.
- Маргарет - заговорила Кора в телефон - Алло? Маргарет ... Нет, нет, все нормально. У меня есть модель. Готовь вариант третий....Да...остальных отпусти...
Когда Натан услышал о третьем варианте, его бровь поползла вверх.
- Что это значит 'вариант третий'? Вы же не банда извращенцев?
- Нет, мы не банда извращенцев - Кора подавила смех - Третий вариант, это значит, я сниму тебя между суккулентом и лилией импалой на фоне пустынного пейзажа.
- Звучит, как приговор.
- Обещаю, больно не будет.
Вообще говоря, вариантов декораций было множество и обычно право выбора принадлежало заказчику. Вариант номер три был выбран не Корой. Это была одна из привилегий заказчика. Часто они передавали это право Коре, но в этот раз заказчик настоял на вполне конкретных декорациях пустыни.
Что-то начало меняться в его жизни. Натан чувствовал это так же ясно, как старый шкипер предчувствует приближение шторма. Еще час назад, он гадал о том, где ему предстоит провести ближайшую ночь, а сейчас, по меркам Форестери , он стал настоящим богачом и мог не работать целый год. Однако предчувствие перемен исходило не только от денег. В самой Коре чувствовалось какое-то странное напряжение. Она словно притягивала грядущие события, которые должны были внести в жизнь Натана кардинальные перемены. Люди, связанные роком, всегда ощущают некую глубокую связь между собой. Для Коры было не свойственно так легко сходиться с чужими людьми, но она всю дорогу шутила и смеялась со своим попутчиком, не понимая причины этого.
Приближение перемен еще больше наполнило грудь Натана, когда на горизонте длинным серым чудовищем разросся мегаполис. Высокие дома, как острозубые скалы, хищно щерились на фоне синего неба. Издали засверкали длинные блики широководного Лайма. Скоро они оказались над пологим берегом реки, под ними зачернели одноэтажные лачуги нищеты, утыканные на каждом свободном участке неровного берега. Тем, кто в них жил, не оказалось места в Хоуп-сити , но каждый вечер и ночь он загорался для них на той стороне Лайма, как недостижимый рай.
Кора привезла Натана в шикарный трехэтажный павильон , что расположен в деловом квартале Кристи. Здесь он моментально попал в руки бойким шустрым женщинам, которые очень быстро говорили и улыбались. Его провели сначала в одно зеркальное помещение, потом в другое . Он улавливал какие-то тошнотворные похвалы в свой адрес и не успел опомниться, как оказался с ног до головы облачен в джинсовый костюм, ковбойскую шляпу и высокие сапоги. Еще один зал и множество ламп ослепило его. Кора поставила его между искусственными пустынными растениями, сказала поднести руку туда-то, а потом повернутся так-то. Щёлк-щёлк. Девять раз. И он был свободен. Не менее быстро его раздели и внизу выдали красивенький чек с пятизначной цифрой. Он искал Кору глазами, чтобы поблагодарить её за самые быстрые деньги в своей жизнью, но он была уже на улице.
Она ждала его на стояке, рядом со своей машиной. Когда он подошел к ней, она заговорила первой.
- Послушай, Натан, ты должен знать. Я фотографирую человека только один раз.
- О чем ты?
- Эти девять кадров будут лучшими в твоей жизни.
- Вот как!?
- Один из негативов я отдам заказчику. Остальные восемь я вышлю тебе. Сегодня же.
- Зачем? - Натан был совершенно сбит с толку.
- Потому, что они принадлежат тебе по праву. Я настаиваю, чтобы ты их взял.
Натан смотрел в зеркальные стекла солнцезащитных очков, пытаясь угадать выражение её глаз.
- Можно тебя попросить? - он показал жестом, чтобы она сняла очки.
Кора выполнила его просьбу. У неё были голубые глаза с какой-то холодной льдинкой во взоре.
Их глаза были одного цвета.
- Ты хочешь, чтобы я дал тебе свой адрес?
- Да, если тебе не трудно.
Кора снова надела очки и вытащила блокнот с карандашом.
Она не просила его, но кроме адреса ( улица Кракен 44-77) он продиктовал так же и номер своего телефона. Натан не был особо приветлив с людьми. Но в этой целеустремленной девушке было нечто родственное ему. Они оба держались особняком от мира людей.
Глава 6. Кора проявляет негативы с Натаном.
30 августа, 2010 г.
Дома в домашней лаборатории Кора проявила плёнку, получив девять негативов. Пик 'золотого кадра' приходился на четвертый снимок. На этом её работа заканчивалась. Заказчику нужен был тот самый 'золотой негатив'. Кора аккуратно вырезала его ножницами. Затем пинцетом взялась за краешек и вложила его в конвертик, размером в два спичечных коробка. Миниатюрный конверт она вложила в обычный. Оставшиеся восемь негативов он проявила на фотобумагу, сделав стандартные фотографии 9х12 . Все эти снимки вместе с негативами Кора так же запечатала в конверт, на котором написала адрес Натана.
Кора поступала так со всеми людьми, которых она фотографировала. Этот жест стал своеобразным способом выразить благодарность. Она знала, что после её снимков состояние 'золотого кадра' очень быстро исчезнет. Это происходило за какие-то один два дня. Модели не замечали этой разницы. Одна лишь Кора знала, что запечатлевает момент их наивысшей гармонии с миром. Так, закат солнца, застигнутый в определенный час, минуту и секунду, бывает самым красочным закатом в данном месте планеты. Все остальные миллионы и миллионы закатов до и после него никогда не достигнут совершенства того единственного мгновения.
Она делала только девять снимков потому, что в десятый раз 'золотой кадр' становился не чистым. Щелчки её фотоаппарата, подобно огнестрельным выстрелам, сначала возбуждали состояние 'золотого кадра' до своего пика, а затем с каждой новой вспышкой убивали его. Огромная разница между девятым и десятым кадром позволяла говорить о второсортности последнего, не говоря уже о всех последующих кадрах.
В восьмом часу вечера она всунула негативы с фотографиями в конверт и поехала на загадочную встречу с мистером Джонсоном.
Глава 7. Суд над Корой.
30 августа 2010 г. Вечер.
Погода к вечеру испортилась, но Кора пребывала в хорошем настроении. Бремя деловых обязанностей больше не тяготило её. Ей оставалось встретиться с заказчиком , передать конверт и узнать, наконец , что за важное дело у мистера Джонсона. У моста Джексона хлынул ливень.
Встреча с заказчиком была короткой. Востроносый бизнесмен с идеально выбритым подбородком встретил её профессиональной улыбкой в итальянском ресторане, неподалёку от офиса фирмы. Кора прошла туда в дождевике и черной бейсболке, с полиэтиленовой папочкой, где помещался её заказ. С неё отовсюду капала вода. Скованная правилами этикета, она отсидела положенные пять минут за чашкой кофе, передала заказчику конверт, приняла чек и вагон любезностей с настойчивой просьбой поработать на фирму в будущем. Кора уклончиво сказала 'возможно', что означало 'никогда' и распрощалась с ним.
На выходе из ресторана она опустила другой конверт в почтовую урну.
От ресторана она проехала три перекрестка в направлении центра города и припарковалась у кинотеатра на углу бульвара Фейнмана и 17-ой улицы. Высочайший в Хоуп-сити небоскреб Струна возвышался монолитной зеркальной громадой в ряду других небоскребов, составляющих архитектурный пейзаж бульвара Фейнмана. От Струны исходил энергетика золотого кадра. Даже ливень не мог скрыть тайной красоты этого небоскреба. Улица украшалась аллеей из акаций и магнолий. Это было одно из самых деловых и красивых мест в сити. Оставшееся время до девяти часов Кора провела в кинозале. Волнение перед встречей мешало ей сосредоточиться на кинокартине. На экране происходили жуткие вещи, творимые серийным убийцей, но Кора потеряла связку сюжета. Неожиданно пришедшее предчувствие шептало ей отказаться от встречи. Промучившись полчаса в мелькании теней, она вышла на улицу и снова попала под дождь. Она решила оставить машину на стоянке кинотеатра и пройтись до Струны пешком. Обычно дождь успокаивал её, но сейчас она будто не замечала его. Зачем она согласилась приехать сюда?
Без десяти девять она стояла у зеркальных, вращающихся дверей Струны. Дождь мешал Коре закинуть голову и увидеть самые верхние этажи. Кора зашла внутрь и сразу привлекла взоры трех седовласых пожилых мужчин в униформе за стойкой. Она огляделась вокруг. В центре мраморного холла с высокими потолками дугой изгибалась длинная стойка администрации небоскреба. Между стойкой и парадными дверями в два ряда стояли коричневые кожаные диваны. С потолка свисали хрустальные люстры на длинных металлических стержнях. Она прошла между диванами, оставляя за собой мокрый след.
- Что угодно, мисс? - вежливо обратился средний за стойкой.
- У меня встреча - сказала Кора, облокотившись - На сто девяносто седьмом этаже.
Старичок с досадой вздохнул, глядя на маленькие лужицы на поверхности стола, которые только что сотворила Кора.
- Ваше имя?
- Кора. Кора Ипсвич.
- Секунду.
Портье взял трубку телефона и после короткого разговора, в котором прозвучало её имя, разрешил пройти. Все три лифта располагались справа от стойки. Кора вошла в ближайший. Скоростной лифт устремился вверх, её тело покрылось мурашками. Перед последним этажом скорость подъема резко упала, Кора глубоко вздохнула, мысленно называла себя дурой, и лифт остановился.
В открытых дверях её встречал мистер Джонсон. В круглых очках на носу с горбинкой он походил на важного государственного служащего. На вид этому худому лысому мужчине было около пятидесяти. Он был без пиджака, в белой сорочке с полосатым галстуком, заправленным под коричневую жилетку.
- Я Фред Джонсон - с ходу представился мужчина. - Мы разговаривали с вами по телефону.
Она еще не вышла из лифта. В карих зрачках мистера Джонсона проскакивала какая-то хитринка, которая не нравилась Коре.
- Да, я помню ваш голос.
- Прошу вас - Фред Джонсон отодвинулся в сторону и Кора освободила лифт.
Мужчина в очках повел её по хорошо освещенному, офисному коридору. Он беспрестанно оборачивался назад, опасаясь, что Кора передумает и сбежит. От её кроссовок на зеленой ковровой дорожке оставались мокрые следы. Коридор свернул налево, они прошли еще шагов двадцать и, наконец, мистер Джонсон остановился напротив двустворчатых резных дверей конференц-зала. Он пропустил Кору вперед, затем зашел сам и закрыл за собой двери.
Кора оказалась в просторном зале с рядами мягких кресел по обе стороны единственного прохода. Дальний конец зала представляла прозрачная внешняя стена небоскреба. К этой стеклянной стене примыкал невысокий помост с длинным овальным столом. За столом, посередке, сидела блондинка с благородным привлекательным лицом. Когда она увидела Кору, то встала, показывая свою стройную фигуру, подчеркнутую строгим деловым костюмом. Остальные стулья пустовали.
- Проходите - звонким голосом директрисы сказала блондинка и махнула рукой, показывая этим жестом, что Кору давно ждут.
Митсер Джонсон прошел между рядами кресел, бодро взобрался по трем ступенькам на помост и сел рядом с блондинкой.
- Прошу вас, Кора Ипсвсич - вежливо пригласил он, призывая сесть за стол.
Не решаясь идти дальше, Кора стояла в проходе и настороженно оглядывалась по сторонам. Стены были обтянуты темным бархатом. Между горящими бра висели увеличенные дагерротипы мужчин и женщин, которые некогда были её моделями. Кора не помнила имена людей на снимках, но она не могла не узнать собственные 'золотые кадры'. Кора жалела, что пришла сюда.
- Кто вы такие? - обратилась она к блондинке.
- Меня зовут судья Клои - молодая женщина в деловом костюме, размеренно цокая высокими каблуками, прошла вдоль стола и встала у его края. - Мы представляем суд Большой инквизиции.
Последние слова судья Клои произнесла без пафоса, так, словно речь шла, о мусорной кампании.
Несколько секунд тишины. Они потребовались Коре, чтобы убедить себя, что она не ослышалась. Затем резко, в несвойственной для себя манере, она воскликнула:
- Мне это не интересно!
И отступила к дверям, и схватилась за ручку. Все мысли в её голове перемешались. Она судорожно нащупала в кармане телефон. Затем стала дергать ручку двери, но та не открывалась. Кора была близка к тому, чтобы кричать и звать на помощь. Она надеялась, что где-то рядом на этаже должен быть, по крайней мере, уборщик.
- Вы ошибаетесь, Кора Ипсвич - ровным голосом произнесла судья Клои - Как раз вам это интересно.
Кора продолжала отчаянно дергать ручку двери.
- Она не откроется, пока вы не выслушаете нас - пояснила блондинка. - Никто вас здесь не тронет. Прошу вас сесть за стол.
- Что вам нужно? - Кора поддалась её спокойствию и перестала дергать ручку - Вы что, сектанты?