Аннотация: 15.07.09.(подправлены указанные читателями косяки, большое спасибо) Добавлена Глава 7. Ждём комментов и тапков.
Глава 7.
После памятного, первого заседания министров прошло уже больше недели. Признаться после совещания меня не оставляло острое желание пообщаться с отдельными его участниками. Особенно с Николаем Карловичем, благодаря поддержке которого мне всё-таки удалось продавить сквозь Кабинет манифест в почти первозданном виде. Да, да, несмотря на противодействие министров, мне всё-таки удалось заставить шестерёнки государственного механизма крутиться. Я надеялся, что уже к Рождеству законченный вариант документа ляжет мне на стол.
Однако, к моему сожалению, сразу же после заседания адмирал сказался больным и встречу пришлось отложить до его выздоровления. Впрочем, я об этом особо не жалел - дел у меня итак было невпроворот.
Наконец-то начали прибывать адресаты моих писем. Вчера из канцелярии сообщили, что в списке ожидающих приёма значатся граф Николай Павлович Игнатьев и члены правления Московско-Троицкой железной дороги. Графский титул достался Николаю Павловичу совсем недавно. Одним из первых указов я наградил ряд государственных мужей, могущих быть в будущем мне полезными, орденами и почётными званиями. Как мне казалось подобные знаки внимания должны были расположить ко мне этих вельмож ещё до личного знакомства. Игнатьев был одним из первых награждённых.
Подтвердив секретариату своё желание назначить встречи на сегодняшний день, я всё утро провёл в нетерпеливом ожидании. Ещё только составляя письма, я намечал планы своих преобразований. Теперь же, после нескольких декад напряжённой работы, у меня появилась возможность заложить 'краеугольные камни' фундамента будущего Российской Империи. Будущего такого, каким я его вижу.
В предвкушении встречи я сидел в своём кабинете на втором этаже Зимнего Дворца, нервно поглядывая на циферблат больших золотых часов в виде расправившего крылья орла, стоящих на камине. Время, назначенное первому из посетителей, близилось и я не мог сдержать возбуждение. Громкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Просочившийся в приоткрытую дверь лакей доложил о том, что в приёмной ожидает глава Азиатского департамента министерства иностранных дел, Николай Павлович Игнатьев.
Подтвердив, что очень и очень его жду, я распорядился пригласить Игнатьева в кабинет. Лакей выскользнул так же тихо, как и появился. Через пару мгновений в зал чеканя шаг и, держа выправку, вошёл граф. Стукнув каблуками об пол, он поклонился и застыл в ожидании.
Поприветствовав графа и предложив ему присесть на гостевое кресло, я сразу взял быка за рога:
- Николай Павлович я, как уже указывалось в письме, хотел бы предложить вам новое место работы. К сожалению деталей, из соображений секретности, сообщить на бумаге я не мог. Но думаю, вы сами догадываетесь о предлагаемой вам должности. Я выбрал Вас, Николай Павлович, исходя из нескольких причин. Первое - вы офицер, выпускник Академии Генерального Штаба. Второе - ваш успешный опыт дипломатической службы. Третье, - тут я помедлил, - мне нужен человек с опытом секретной работы. Вы же ещё с 56 года хорошо себя зарекомендовали*. (Игнатьев поступил на дипломатическую службу вступил в 1856 в качестве военного атташе в Лондоне. Был отозван из Англии из-за того, что при осмотре военной выставки "по рассеянности" положил в карман английский ружейный патрон новейшего образца). Исходя из вышесказанного, - продолжил я, подходя к столу, - каким Вы сами видите своё назначение?
Николай Павлович немного задумался, подняв взгляд к потолку. В этот момент он напомнил мне шахматиста-гроссмейстера, размышляющего над очередным важным ходом. Я многое знал о том, каким был Игнатьев в нашей истории, но мне интересно было понаблюдать за ним в бытовой обстановке. Высокий, статный, но уже начавший лысеть и обзаведшийся небольшим животиком, внешне он не производил внушительного впечатления. Однако достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять - этот человек далеко пойдёт. Серые, с матовым блеском булата, его глаза буравили насквозь, пронзая как лезвие клинка. В них была видна жёсткость, недюжинный ум и решительность. Идеальное сочетание холодного ума офицера Генерального Штаба и манер искусного дипломата. 'Волчья пасть и лисий хвост', - кажется так называли Игнатьева современники. Это прозвище ему отлично подходило.
Пока я размышлял, граф пришёл к видимо определённому выводу и тихонько кашлянул:
- Я думаю, мне предстоит работа в рамках Третьего Отделения? - спросил Игнатьев, выжидательно глядя на меня.
- Браво! - я пару раз хлопнул в ладоши, поаплодировав сообразительности своего протеже. - Почти в яблочко. Ваши аналитические способности делаю вам честь. Однако я хотел бы поручить вам не подчинённую, а руководящую должность.
-Вы предлагаете мне место Долгорукова? - спокойно уточнил Игнатьев.
-Нет, Николай Павлович вам предстоит возглавить СОВЕРШЕННО, - я специально выделил это слово, - новую структуру, создаваемую в рамках Канцелярии. Она будет сочетать в себе функции разведки, контрразведки и управления общественным мнением.
- Простите, Ваше Величество, управления общественным мнением? - споткнулся на непонятном термине Игнатьев.
Отойдя от стола, я подошёл к окну. Сквозь чуть мутноватое стекло были видны серое полотно облаков, укутывающее небо над Александрийским столбом. Не оборачиваясь, я продолжил:
- Николай Павлович вам предстоит создать невиданную доселе государственную машину. Задача предстоит колоссальная, но я не могу посвящать вас в детали, не получив предварительного согласия.
Я обернулся, скрестил руки на груди и пристально посмотрел на графа.
- Дело сие первейшей важности и абсолютно секретное. Решайте, чувствуете ли вы себя достойным встать во главе структуры, которая в скором времени станет, пусть в тайном, но не явном виде, опорой нашей государственности?
К чести графа, или может тому виной его уверенность в себе, позже сослужившая ему как горькую, так и добрую службу, но не колебался он ни мгновения. Выпрямившись по струнке и стукнув каблуками об пол, он отрапортовал:
- Готов служить Вашему Императорскому Величеству!
- Что ж! - широко улыбнулся я, - пожалуй теперь самое время посвятить Вас в детали, того, чем же вам придётся заниматься.
На этих словах я вновь подошёл к столу, выдвинул первый ящик и достал оттуда несколько стопок прошитых бечевой бумаг. По сути это были рукописи ещё не написанных книг, а также работы известных специалистов в области СМИ, рекламы и PR-технологий. И ещё адаптированные мною выдержки из куча подобной литературы. У меня отняло уйму времени подготовить эти бумаги, да ещё и приведя их в соответствие с эпохой. Конечно, очень многое удалось решить с помощью дневника - например, мне не пришлось переводить орфографию и грамматику с современного мне языка на нынешний, кроме того, как оказалось, дневник был способен работать как принтер, нанося текст прямо на вложенную в него бумагу. Однако уборка анахронизмов, когда приходилось с корнем вымарывать целые главы и разделы книг, целиком легла на мои плечи.
Сделав знак графу присесть на гостевой стул, я протянул ему бумаги.
- Ознакомьтесь. Надеюсь из этого, - я показал на документы, - вы получите основные сведения о том, чем и какими методами вам придётся заниматься.
Игнатьев кивнул, принял бумаги и погрузился в чтение. Читал он медленно, вдумчиво и я немного заскучал. 'Я такими темпами он ещё месяц только с документами знакомиться будет', - подумалось мне - 'Надо бы ему в Зимнем помещение выделить, выпускать его с этими бумагами из здания нельзя, ещё увидит кто...'
Меня прервал приглушённый стук в дверь. Один из лакеев доложил, что в Мраморном зале меня ожидает прибывший по моему велению дирекция Московско-Троицкой железной дороги, во главе Чижовым Федором Васильевичем, на которого я возлагал большие надежды. Радостный, что можно с пользой потратить время, а после продолжить разговор с Игнатьевым, я повелел Николаю Павловичу дождаться меня, а пока продолжать изучение бумаг. После этих слов я поспешил в Мраморный зал.
Федор Васильевич произвёл на меня приятное впечатление. Во-первых, он, как я и просил его в письме, явился на встречу не один, а со своими основными компаньонами по Троицкой железной дороге. Такими как братья Шиповы, инженер и генерал-майор Дельвиг, Иван Фёдорович Мамонтов. То есть с людьми, представляющими собой самую передовую часть русского предпринимательства. Ту часть, на которую я и собирался опираться в дальнейшем.
Особого внимания, кроме самого Чижова, заслуживал один из богатейших купцов России, и основатель знаменитой на всю империю династии, Иван Федорович Мамонтов. Старообрядец по вероисповеданию, он значился среди учредителей общества по строительству железной дороги всего лишь как мещанин Калужской губернии. И это несмотря на то, что Иван Фёдорович был главным вкладчиком акционерного общества. Необходимость срочно менять законы, ограничивающие деятельность старообрядцев, просто бросалась в глаза. По сути такие же русские люди, как и все остальные, вот только отказались пару веков назад принять церковные реформы Никона, и закрутилось. Преследования, гонения, высылки в Сибирь, неподъемное налоговое бремя и прочие притеснения. Стоит ли удивляться, что Мамонтов предпочитал держаться в тени.
Почему вся эта компания оказалась у меня в гостях? Ответ на этот вопрос был прост. Железные дороги, железные дороги и ещё раз железные дороги. Империя остро нуждалась в них. Настолько остро, что сразу после поражения в Крымской кампании, несмотря на пустую казну и огромные долги, было принято решение о создании сети железных дорог, торговых артерий страны. По сути, их отсутствие и, как следствие, перебои со снабжением, стали одной из основных причин нашего поражения в последней войне. А их необходимость для торговли и дальнейшего развития промышленности... Вообщем их строительство было признано мной одним из самых приоритетных направлений.
По признанию современников (пусть и несколькими годами позже от наших дней), Ярославская железная дорога считалась образцовой по устройству и бережливости расходов, а главное - по прибыльности. Эти, только недавно построенные, первые семьдесят верст дороги до Сергиева Посада, уже через три года стали приносить около десяти процентов дохода от вложенных в дорогу средств. Так кого как не Чижова с компаньонами мне приглашать?
Конечно, такая высокая прибыльность была не случайна. Дорога пролегала по одному из самых оживленных в Российской империи маршрутов. Чижов, чтобы доказать своим компаньонам и правительству, от которого зависело получение разрешения на строительство, выгодность своего проекта, предпринял следующее мероприятие - снарядил шесть групп молодых людей, по три человека, для круглосуточного подсчета всех прохожих и проезжающих по Троицкому шоссе в Троице-Сергиеву лавру и обратно. Результаты подсчетов впечатляли. Грузооборот составил более четырех миллионов пудов. А более ста пятидесяти тысяч пассажиров и не менее полумиллиона паломников оказались способны переубедить любых скептиков. Таким образом, имея данные о потенциальном количестве будущих пассажиров и объёмах грузоперевозок, Чижов уже цифрами в руках возражал своим оппонентам, видевшим в сооружении Московско-Троицкой железной дороги лишь 'нерасчётливое предприятие'.
Наконец в 1858 году им было получено Высочайшее соизволение на производство изыскательных работ. Акционерное общество Московско-Троицкой железной дороги не испрашивало никаких гарантий, чем выгодно отличалось от остальных, требовавших не менее пятипроцентной гарантии прибыли от государства.
Также любопытны средства, которыми Федор Васильевич боролся с коррупцией и перерасходом средств. На организационном собрании пайщиков Московско-Троицкой железной дороги, по инициативе Чижова было принято решение поставить за правило, чтобы в газете 'Акционер' не менее шести раз в год правление общества печатало отчеты о своих действиях и о состоянии кассы. Тем самым впервые в практике железнодорожных акционерных обществ в России все распоряжения правления, весь ход строительных и эксплуатационных работ, баланс кассы, в том числе и ежемесячные расходы на содержание административно-управленческого аппарата, делались достоянием гласности и печати. 'Мы того мнения, - говорилось в одной из передовых статей газеты 'Акционер', - что чем более гласности, тем чище пойдут дела и тем скорее прояснится страшно туманный в настоящее время горизонт наших акционерных предприятий'. Пример общества Московско-Троицкой дороги побудил пайщиков других частных железнодорожных обществ в России обязать свои правления поступать аналогично. С удовлетворением отмечая сей отрадный факт, газета 'Акционер' сообщала: 'Везде акционеры начинают мало-помалу входить в свои права и понимать, что не на то они только акционеры, чтобы слепо одобрять всё, что ни поднесут или ни предложат директора правления...
Ранее Чижов неоднократно выступал с обличительными заявлениями в адрес 'Главного общества российских железных дорог' в различных газетах. Писал, что дороги строятся скверно, а десятки миллионов рублей тратятся впустую. Однако его деятельная натура не удовлетворилась одними лишь обвинениями. Для того чтобы доказать обществу свою правоту и прибыльность 'правильно' построенных дорог им было основано акционерное общество и в конце концов построена дорога. Образцовая дорога.
И вот, наконец, в 1860 году началось строительство участка дороги от Сергиева Посада. А уже 18 августа 62 года, состоялось торжественное открытие движения от Москвы до Сергиева. Я знал что затраты быстро окупятся и уже в 1865 году чистая прибыль составит около полумиллиона рублей. Таким образом, я встречался с наиболее успешными железнодорожными дельцами в России.
Приняв пожелания здравствовать и раскланявшись с присутствующими, я начал встречу.
- Прошу вас, господа садитесь. В ногах правды нет, - понаблюдав, как осторожно присаживаются на стулья акционеры, я добавил, - устраивайтесь поудобнее, разговор нам предстоит длинный, но, надеюсь, интересный. Для начала я хочу поздравить вас, Федор Васильевич, с успешным опытом железнодорожного строительства силами только русских инженеров и рабочих. Ваш успех очень впечатлил меня.
Моя похвала очень польстила Федору Васильевичу, хотя он и постарался не подать виду, закашлявшись, спрятав довольную улыбку в кулак.
- Ваш успех впечатлил меня настолько что теперь, когда я удостоверился в выгодности данного вложения средств, у меня не осталось ни малейших сомнений, как лучше распорядиться частью своих личных средств.
Акционеры встревожено переглянулись.
- О нет, я вовсе не собираюсь отбирать у вас ваше творение, - заметив их волнение, поспешил я развеять их страхи. - В мои намерения всего лишь входило стать одним из акционеров, вложив ВАШУ железную дорогу часть своих личных средств.
- Ваше Величество, о какой сумме идет речь? - растерянно переглянувшись с компаньонами, спросил Фёдор Васильевич.
Я немного помолчал. И прожженные дельцы, и наивные обыватели всегда полагали, что русский монарх был одним из десяти самых богатых людей мира. Даже теперь, в моё время, через более чем сто лет после трагической гибели царской семьи, время от времени приходится читать в газетах, что 'Английский государственный банк хранит громадное состояние династии Романовых'. Увы, реальность была не так радужна. Мой совокупный личный капитал едва достигал 140 миллионов рублей. Куда скромнее, чем у Блейхредера или Ротшильдов. Да и среди европейских монархов были многие куда богаче русского царя.
Деньги эти складывались главным образом из моих личных средств, как цесаревича, что составляло около 18 миллионов рублей, и наследства, полученного мною после смерти батюшки - это было около 80 миллионов хранившихся за границей в английских банках. Кроме этого от отца мне достались деньги отложенные на 'чёрный день' - чуть более 30 миллионов рублей, лежащие на анонимных счетах в нескольких европейских банках. Около двух миллионов доходу ежегодно давали принадлежащие мне земли и недвижимость. Так же мне полагались ежегодные ассигнования из средств Государственного Казначейства на содержание императорской семьи. Сумма эта достигала десяти-одиннадцати миллионов рублей, но я не был вполне свободен в её использовании.
Был ещё и 'мертвый капитал'. Под ним я подразумеваю стоимость принадлежащих императорской семье недвижимости, драгоценностей, сотен тысяч десятин пахотной земли, виноградников, промыслов и рудников, лесами и пр. Однако чтобы превратить всё это в деньги требовалось время, коего у меня пока не было. Так что пока что я мог рассчитывать только на личные сбережения.
- Можете смело рассчитывать на двадцать-тридцать миллионов в течение ближайших лет, - после минутного молчания заверил я присутствующих.
По залу пронесся вздох удивления. Сумма была более чем значительная.
- Но, Ваше Величество, вся будущая Ярославская железная дорога вместе с уже построенной частью от Москвы до Сергиева Посада стоит менее 20 миллионов, - последовало аккуратное уточнение от сидящего рядом с Чижовым Дельвига.
- Мне это известно. Однако есть ещё ряд не менее доходных дорог, строительство которых я хотел бы с вами обсудить. Но, прежде всего, мне хотелось бы предоставить вам некоторые карты для упрощения изыскательских работ, - я протянул несколько экземпляров карт со скопированной Ярославской железной дорогой. Такой, какой она и должна была бы стать через шесть лет.
Железнодорожные дельцы, заполучив по экземпляру карты и не взирая на монаршие присутствие, тут в них уткнулись и принялись шепотом обсуждать. Судя по всему, впечатление на них проект произвёл большое. Братья Шиповы, вдвоём уткнувшись в один экземпляр, о чём-то ярко, но тихо, дискутировали. Дельвиг и Чижов сидели задумавшись, видимо каждый о своём, а основатель династии Мамонтовых, глядя на чертёж дороги, улыбаясь поглаживал короткую окладистую бороду и тихонько шептал: 'Добро, добро!'.
- Вам что-то непонятно Федор Васильевич? - обратился я к явно заволновавшемуся Чижову.
- Напротив, все понятно. Превосходнейшая карта! Вот только насколько нам необходимо придерживаться ваших... эээ...
- Пожеланий. Всего лишь пожеланий, Федор Васильевич, - пришел я ему на помощь. - Если будет признано целесообразным проложить дорогу по другому маршруту не буду иметь ничего против.
- Не затруднит ли, Ваше Величество, уточнить о каких ещё дорогах пойдет речь, - прервал начавшее затягиваться молчание, генерал Дельвиг.
- Разумеется не затруднит. Кроме Ярославской, у меня есть ещё планы постройки, пока только одной, Грязе-Царицынской железной дороги, общей протяженностью в семьсот верст.
- Это же десятки мильёнов целковых, - нахмурившись, сказал Мамонтов. - Нам и пять мильёнов с трудом-то удалось собрать. Не потянуть нам, Государь! - развёл он руками.
- Ну, скажем, не более пятидесяти миллионов по предварительным подсчетам, - успокоил я Ивана Фёдоровича. - А вот насчет новых акционеров можете не беспокоиться. Думаю, успех вашего дела и мой пример в скором времени привлекут внимание многочисленных вкладчиков.
- Ваше Царское Величество, когда ж доходу Троицка дорога давать будет десятую долю в год, ежели она сейчас с трудом дотягивает до двадцатой?- всё ещё выражал своё недоверие купец-миллионщик. К гадалке не ходи, было ясно - пока не увидит денег, не успокоится.
- Менее чем через два года, дорогой Иван Фёдорович, если вы увидите прибыль менее десятой части я лично компенсирую вам все ваши затраты и выкуплю вашу долю, - сделал я широкий жест.
Несмотря на внешне щедрое, даже расточительное, обещание, на деле я практически ничем не рисковал - Ярославская дорога действительно могла дать десять и более процентов прибыли, это я знал доподлинно.
Яркая демонстрация уверенности сделала своё дело. Моё предложение успокоило купца, да и остальные, как показалось, прониклись моей убеждённостью в скором успехе Ярославской железной дороги.
- Ваше Величество, я думаю, что выражу мнение всех компаньонов, - обведя глазами присутствующих подытожил Чижов. - Наше общество с радостью принимает Ваше чрезвычайно щедрое предложение. Мы благодарны Вашему Величество за доверие и обязуемся приложить все силы для развития предложенных проектов. Может быть Ваше Величество имеет ещё какие-нибудь пожелания?
Я ненадолго задумался. Вспомнился мой, точнее Николая, опыт железнодорожных путешествий.
- Озаботьтесь только двумя вещами, - подумав, сказал я, - Во-первых, купите нормальные вагоны, а то в ваших носы уже осенью обмораживать начинают. Кстати я бы хотел, чтобы в дальнейшем, паровозы и вагоны тоже производились и закупались в России. Рекомендую разместить заказы на Александровском заводе. А во-вторых, настоятельно рекомендую обратить внимание на американскую систему движения. Движение поезда ни коим образом не должно быть связанно с перерывами ЕДИНСТВЕННОГО машиниста на прием пищи и сон.
'Единственного' я выделил голосом не случайно. Недавно, совершенно случайно, можно сказать вообще непонятно каким боком, мне на глаза попался факт, что в 19 веке существовали две теории эксплуатации поездов - американская и европейская. По первой, на один паровоз приходилось несколько машинистов, разумеется, постоянно сменяющих друг друга, по второй, как вы понимаете, на один паровоз приходился строго один машинист. То есть в Европе пока машинист спал или ел, паровоз стоял! В то время как в Америке сменяющие машинисты обеспечивали круглосуточную работу паровоза. Зная русскую увлечённость Европой, угадайте, какая система была принята в Российской Империи?
- Мне тоже это казалось не совсем рациональным, Ваше Величества, - подал голос один из молчавших до сих пор братьев-Шиповых.
- Возможен преждевременный выход котлов из строя из-за постоянной эксплуатации, - тут же возразил другой брат.
Братья-инженеры яростно воззрились друг на друга. Явно это был не первых их разговор на эту тему.
- И все же я настоятельно рекомендую обратить ваше внимание на американскую систему, - подвёл я голосом черту под начинающимся спором.
- Это все конечно хорошо, - кашлянув, чтобы привлечь мое внимание начал Дельвиг, - однако не будет ли излишне дерзко с моей стороны спросить Ваше Царское Величество, в какие сроки вы планируете предоставить обществу финансы для дальнейшего строительства.
- Чтобы не быть голословным, срезу после окончания разговора я предоставлю вам вексель на два миллиона, а затем ещё десять в течение следующего года. Вас это устроит?
- Более чем, Ваше Величество, - кивнул Дельвиг.
Крикнув адъютанта, я попросил его пригласить к нам Владимира Федоровича Адлерберга, дабы уточнить момент передачи денег. Ответив ещё на целый ряд уточняющих вопросов и переговорив с подошедшим министром о выдаче расписки на получение двух миллионов, я тепло распрощался с акционерами, в ряды которых только что влился.
После беседы с железнодорожниками я, окрылённый добрыми ожиданиями, поспешил к сиротливо оставленному в своём кабинете Игнатьеву. С момента нашего расставания прошло более четырёх часов и я рассчитывал, что граф успел хотя бы предварительно ознакомиться с документами.
Войдя в кабинет, я застал Николая Павловича сидящим на стуле и с пустым взглядом смотрящего в окно. Ворох документов, разобранный наполовину, был разложен перед ним на столе. Воротник мундира был расстёгнут и весь графа вид сигнализировал о внутренней рассеянности. Мне показалось, что он даже не заметил моего появления. Лишь когда за моей спиной хлопнула дверь, Игнатьев обернулся и резко, чуть не свалив стул, встал.
'Ну всё', - подумал я, - 'футур-шок. Переоценил я графа, не выдержал он'.
Однако, взглянув на лицо Николай Павлович, я сразу расслабился. Взгляд его горел огнём и каким-то азартом.
- Ваше Величество, это поразительно! Я бы никогда и не подумал, что возможны столь лёгкие и эффективные способы влияния на людские умы, - от переизбытка эмоций он столько сильно жестикулировал, что я невольно отступил чуть назад, ошарашенный таким напором. - Признаться когда я только начал чтение, - продолжал Игнатьев, - всё предложенное, не сочтите за дерзость, показалось мне блажью, выдумкой. Однако по мере прочтения я всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что методы, предлагаемые вами куда более эффективны, чем применяемые нашими министерствами и ведомствами. Вот подойдите сюда!
Игнатьев, прихватив меня за локоть чуть ли не силой подволок к столу. Выхватив из разрозненной кучи один из листков, он зачитал его вслух:
- Газеты фактически контролируют всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют таким образом все общественное мнение. То, что не попало в газеты, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества. Часто говорят, что пресса не использует прямой лжи - это и дорого, и опасно. Искажение истины достигается скорее через множество мелких оговорок, происходящих всегда в одном и том же направлении, чем решительных, бросающихся в глаза действий.
Условие эффективной манипуляции - контроль над получаемыми человеком сведениями. Хорошо построенная система пропаганды при изобилии изданий и газет, разнообразии "позиций" и стилей, создает и использует одни и те же стереотипы и внушает один и тот же набор желаний. Различие взглядов конструируется - разрешается быть и буржуазным консерватором, и либералов, но при условии, что структура мышления у них одинакова и целей они желают одних и тех же.
Изъятия фактов из газеты и наводнение их стереотипами - есть наиболее эффективный способ создания в обществе какого-либо образа. Например, в европейских газетах практически отсутствует серьезная информация о Российской Империи. А печатуемые сообщения имеют лишь экзотический (масленица, пляски с медведями), либо отвратительный (варварство, грубость, жестокость), либо утверждающе-отсталый (отсутствие цивилизации, комфортных условий жизни, технических новшеств) смысл.
Закончив чтение, Николай Павлович оторвался от листа и, глядя мне прямо в глаза, горячо проговорил:
- Я готов подписаться под каждым словом из сказанного. Не раз бывая на западе, я всегда удивлялся тому как европейская пресса освещает нашу страну. Но я и подумать не мог, - тут он патетически поднял только что прочитанный листок и потряс им в воздухе, - что это может быть спланированная и осмысленная компания. Ваше Величество, - сказал он более спокойно, поправляя воротник, - я думаю, что осознал, какую именно работу вы мне собираетесь поручить. Однако, - тут он замялся, - я не совсем представляю с чего именно мне надо начинать.
- Ну, - я несколько задумался, - для начала не плохо бы создать побольше частных обществ, товариществ на вере и общественных ассоциаций. Зарегистрировать по всей Европе сотню-две организаций типа 'Орлеанское общество любителей флористики' или 'союз мелких землевладельцев Южной Саксонии'.
Игнатьев посмотрел на меня как на сумасшедшего. Явно подбирая слова, чтобы они не показались мне оскорбительными, он спросил:
- Простите, ваше Величество, но я не совсем понимаю, каким образом такие сообщества могут быть нам полезны?
В интонациях этой фразы так и скользили намёк на то, что моё предложение скажем так 'не совсем верно'. Однако подобное отношение не только не оскорбляло меня, а даже льстило. Приятно иногда почувствовать себя в образе гуру.
- О, очень просто Николай Павлович! - широко улыбнулся я. - Скажите, будет ли нам полезно иметь влияние на такие авторитетные западные газеты как La Figaro, Times, Herald или Neue Preussische Zeitung.
- Разумеется, - подтвердил Игнатьев, выжидательно смотря на меня.
- Газеты имеют два рычага давления, - издалека начал я, давая время Игнатьеву 'втянуться' в мою мысль, - подписчиков и спонсоров. Войдя в число спонсоров, любое лицо или организация может, так или иначе, влиять на позицию газеты. Войти напрямую в число спонсоров нам затруднительно. Никто не захочет, чтобы русский царь покупал французскую или британскую газету, не правда ли?
- Безусловно, Ваше Величество, - подтвердил Игнатьев кивком головы. - Не думаю, что такое будет возможно.
- А если в роли вкладчика выступит местное общество? - подтолкнул я его к идеи.
Николай Павлович на секунду задумался, подняв взгляд к потолку.
- Да, думаю, такой вариант куда более возможен, - задумчиво протянул он после недолгого молчания.
- Так же, многочисленные возмущённые реляции от подписчиков всегда будут учитываемы любым изданием, вы согласны? - усмехнулся я.
Игнатьев кивнул, и как мне показалось в его глазах промелькнул огонёк понимания...
- Так вот, - продолжил я, - предположим что в один прекрасный день такая влиятельная газета на английская Times получает извещение о том, что некое сообщество 'садоводов южного Кента' желает оформить подписку на всех своих членов, коих насчитывается скажем... десять тысячи, для ровного счёта.
- И таким образом приобретает рычаг давления на Times, - задумчиво продолжил Игнатьев
- Нет, Николай Павлович, ещё нет, - остудил я излишне забегающего вперёд Игнатьева, - Рычаг она приобретёт лет через пять, из года в год выписывая газету, увеличивая число подписчиков и время от времени посылая в редакцию письма с просьбами больше места уделять филателии и южному Кенту. Но вот потом, если после очередной статьи в редакцию Times придёт разгневанное письмо от их давних подписчиков...
- То она будет вынуждена обратить на него внимание, - продолжил за мной, кивая, Игнатьев.
- Именно, - подтвердил я. - Особенно если подобное письмо будет не единично, а прислано от множества мелких подписчиков. Потому что один подписчик, пусть даже крупный - это не показатель, и множество подписчиков, пусть даже мелких, куда скорее обратят на себя внимание газеты.
Игнатьев усиленно закивал:
-Я понял вашу идею, Ваше Величество. Однако, - тут он остановился и задумался, - как мы сможем создать фиктивные общества численностью в 10 тысяч членов?
Я усмехнулся:
- Граф, а кто вам сказал, что они будут фиктивными?
- Но набрать 10 тысяч человек... - в замешательства не закончил фразу Игнатьев.
Ответом ему был мой немного картинный, полный сожаления вздох:
- Николай Павлович, вы удивитесь насколько меркантильны люди в Европе. Если среднего английского, французского или немецкого буржуа поманить возможностью получать бесплатную газету, а вдобавок раз в месяц новые однопенсовые марки, и грошовый пакетик с семенами для цветов - он без колебаний запишется в любое общество.
- Возможно, этот рецепт пригоден и для внутреннего применения?
- Увы, лишь отчасти, - покачал головой я, - русский человек по природе своей подозрительно относится к новшествам или во всём ищет подвох, нередко отказываясь даже от верного дохода исходя лишь из мнимых подозрения.
- Это свойственно ему в той же мере, как и бросаться в омут с головой ради лёгкого богатства - заметил граф.
Я задумался, Николай Павлович был не так уж и не прав, я во многом переносил на нынешнее население образ 'русского' из моего будущего. У русского человека всегда была мечта о лёгком богатстве, о 'халяве'. Подтверждения этому можно найти в множестве народных притчей и сказок. А наглядные примеры - в лице посетителей столь любимых народом казино и игровых салонов. Да и классики литературы не обошли эту сторону жизни стороной - достаточно вспомнить Фёдора Михайловича Достоевского и его 'Игрока'. При в сём при этом русский человек за многие века жизни при режиме абсолютной власти государственной машины выработал природный иммунитет к любым её посылам. В любом начинании власти он видел подвох, в любом призыве к изменению - желание нагнуть и ограбить. Буйный конец 20 - начало 21 веков избавило нас от иллюзий и по отношению к демократии и к 'рыночным отношения'. Чубайс, МММ, Властелина, многочисленные сектанты приучили нас отказываться от любого, даже самого соблазнительного, 'бесплатного сыра'. Таким образом инстинктивное ожидание от любых перемен лиха и поиск в любых, даже самых безобидных предложениях, скрытого смысла стало нашей второй натурой.
Однако сейчас за окном не 21 век, а 19-й. В народе нет такого мощного иммунитета к 'промыванию мозгов'. Возможно граф верно советовал использовать предназначенные для европейского буржуа меры и 'для внутреннего потребления'...
- Я подумаю, граф, - сказал я ожидавшему ответа Игнатьеву. - Но всё же вам в первую очередь надлежит сосредоточиться на Европе.
Дождавшись означающего согласие кивка головы я продолжил:
- Ситуацию с печатными изданиями мы с вами частично разобрали. Теперь поговорим о финансовом контроле над западным капиталом. Нашёй цель будет добиться контроля над крупнейшими европейскими промышленными предприятиями, не имея в них прямого участия.
Предыдущая тема видимо сильно повлияла на Николая Павловича. Он даже не удивился поставленной задаче. Видимо наш разговор в его голове совершенно утратил своё реальное воплощение и перешёл в разряд 'штабных задач', которые он привык решать в Генеральном штабе. Это было не слишком хорошо но, к сожалению, другого выбора не было, думаю иначе ухватить все нововведения и не получить 'культурный шок' у графа не было.
Продолжая разговор я обсудил с Игнатьевым мошеннические схемы вхождения одной компании в правление другой через контрольный пакет акций. Схема эта на самом деле проста и обычно называется 'матрёшкой'. Вы создаёте фирму, которая имеет уставной капитал скажем 10 тысяч. фунтов стерлингов, и покупаете контрольный пакет акций другой компании, (т.е. 50% +1) у которой капитал уже 20 тысяч. Таким образом вложив 10 тыс. мы можем управлять 20 тысячами. Эта вторая компания в свою очередь покупает контрольный пакет третьей, третья - четвёртой и т.д. Таким образом через контрольный пакет акций наша первая фирма может стать контролером огромных средств, при минимуме вложения. Однако, как правило, эта схема чисто легальным путём не осуществима - только через мошенничество, давление на акционеров и подкуп, но для наших целей она подходила идеально. Часто проще купить человека, чем купить компанию.
Обсуждая тонкости предполагаемого дела, мы засиделись глубоко за полночь. В лице Игнатьева я приобрёл способного ученика. Старт моей кампании за подчинение себе прессы в России и за рубежом был дан.