Смоленская область, село Степанчиково, N-го уезда.
- Шапки долой! Шапки снять! - краснея от натуги орал тщедушный староста, пулей проносясь перед собравшейся толпой.
Иван неторопливо снял шапку, весело глядя на кричащего сухого старика. "Ишь носится как наскипидаренный, едрена вошь. Выслуживается. Откуда только голосище такой."
- Сейчас царский манифест читать будут, - подал голос, стоящий по соседству кум.
"Конечно, будут. С какого ляда бы всю деревню собрали, как не за этим," - подумал Иван и покосился на крестного, приходившегося ему родным дядей по отцовской линии.
Дядю Ваня любил. Пусть тот и был немного глуповат, зато добрейшей души человек. К тому же здоров как бык и силы на пятерых, по две подковы за раз ломал. А если к вышесказанному добавить, что этот, считай единственный Ванин родственник в деревне, души не чаял в своем племяннике... Вообщем, нет ничего удивительного что эти двое оказались в толпе рядом.
Было солнечное январское утро. Валивший всю ночью снег пушистым, белым полотном укутал скованную морозом землю. Яркий свет, отраженный от высоченных, по самые окна, снежных сугробов немилосердно бил в глаза.
Иван ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Слухи о скором оглашении царского указа ходили уже давно. Да что там! В некоторых деревнях по соседству указ ещё осенью зачитали. Вот только ходили упорные слухи, что в деревнях барина Курочкина, что неподалеку, вороватые приказчики указ подменили. Почти вся добрая землица барину отошла. Всем окольным крестьянам было ясно как божий день - не мог царь такой указ подписать! Царь завсегда радеет о своих верных подданных. Где ж это такое видано, чтоб его именем такое непотребство творилось? И так малые земельные наделы урезались, да к тому же худшие обрезки общине выделялись! Царь он ведь милостив, понапрасну мужика забижать не будет. За дело, вестимо, накажет. Ну так оно и понятно! Какой же хозяин без строгости.
"Как бы у нас указ не подменили," - с тревогой думал Иван. "Эвон морду какую себе чинуша отожрал. Такой подменит и не поморщится. Общине соседской, вон только обрезки плохонькие пораздавали, все лучшее себе захапали, ироды. Эх, знал бы про то царь, уж он бы этому князю..." - Иван с силой сжал кулаки.
Все мужское население деревни стояло, переминаясь с ноги на ногу на трескучем морозе, растирая уши и дыханьем согревая мерзнущие руки. Наконец приехавший для оглашения манифеста чиновник поднялся на специально выкаченную для него телегу, развернул лист и прокашлявшись начал.
- Божиею милостию Мы, Николай Второй, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский,...- начал зачитывать полный титул императора чиновник. - Объявляем всем нашим верноподданным...
Когда зазвучало имя царя, Иван тихо перекрестился, краем глаза отметив, как крестится спохватившийся кум.
Все. Казалось, все замерло. Даже ветер утих. Не скрипел под ногами снег, не шуршала одежда, не лаяли даже собаки. Деревня будто вымерла. Было что-то фантастическое в этой замершей в абсолютной неподвижности толпе
Иван не знал грамоты, не знал счета, не знал многих слов. Да и не нуждался в этом. Он вообще мало чего знал и видел. Вся его жизнь протекала вокруг родной деревни. Но сейчас он, как никогда ясно, понимал главное. Человек на телеге зачитывает его судьбу, судьбу деревни, судьбу всей общины. Будет ли село жить сыто и привольно или ему предстоит тяжелый труд в бесплодной земле с голодными зимами. Иван весь превратился во внимание. Затаив дыханье, почти не дыша, он внимал каждому звуку. Сердце гулко билось в груди от жгучего желания навсегда запечатлеть каждое слово.
- ...все общинные земли пользуемые оной[общиной] нашей волей милостиво закрепляются за общиной безо всякого выкупа. Общинные же лесные угодья определяются согласно следующему...
Дальше Иван не расслышал, хотя и стоял в первом ряду. Толпа зашевелилась, зашумела, все переспрашивали друг у друга, верно ли они разобрали.
- Иван, так что же это? И вправду землица вся наша? - спросил дядя толкая его рукой в бок.
- Тише ты, не слышно ничего, - оборвал его Иван.
- Ваня!
- Да, правда-правда. Тетеря глухая ты! Оглох чтоль?!
- Ты как с дядей разговариваешь?!
- Дядь, Федор ты, конечно меня прости, - тут же сменил тон Иван, - но нельзя же так! Послушать-то дай государева человека, чай царский манифест читает!
Подождав пока загомонившие крестьяне успокоятся, государев человек продолжил.
- Общинные недоимки в пользу казны милостиво нами прощаются, с чаяньем впредь такому не повториться...
Что тут поднялось... Толпа не умолкала минут двадцать. Даже староста позабыв о своих обязанностях, о чем-то радостно говорил с сыновьями. Только чиновник застыл на телеге со скучающим видом. Очевидно, наблюдать такую картину ему было уже не впервой. Вот и не стал понапрасну рвать глотку в попытках угомонить разошедшуюся толпу. Наконец толпа начала успокаиваться.
- ...Выказавшему желание выйти из общины, - продолжил чиновник, - оная обязана не позднее чем через три месяца выдать землю, согласно среднедушевому наделу, определяемому старостой или комиссией. Оный крестьянин становится частным лицом с правом покупки и продажи земли...
- Ваня, так что же это делается...
- Дядь, богом прошу, замолчи. Дай послушать, - но послушать Иван уже не смог. Поднявшийся в толпе шум не давал разобрать ни слова из надрывающего голос чинуши.
-...Такова воля наша. Быть по сему.
Управляющий слез с телеги, но бросившиеся к нему мужики тут же обступили его.
- А ну, ша! - отмахнулся он. - Грамотные в деревне есть?
- Осип. Осип, - послышалось со всех сторон.
- Значит так. Осип, поедешь со старостой в город к главному управляющему государевыми угодьями в уезде. Он бумагу составит на общинные земли.
- А можно...
- Нельзя! Мне в другую деревню надобно. Вас много, а я тут один, - и усевшись в сани хлопнул извозчика по плечу. Двойка лошадей резво сорвалась с места и на рысях вылетела вон из деревни.
- Тьфу, едрить его кочерыжку! - сплюнул приземистый мужичек в стеганном тулупчике.
- Да, ну и хрен с ним, Осип! Гуляем! - хлопнув того по плечу радостно заорал кум Ивана.
- Не тебе ж завтра по утряни с перепою в город ехать, - хмуро убирая тяжелую руку с плеча, буркнул он. И тут же непоследовательно добавил. - А-а, где наша не пропадала! Гуляем! - лихо сдвинув шапку вперед и хлопнув себя руковицей по ноге, быстро развернулся и чуть не бегом бросился к своей избе.
- О, так бы сразу и говорил! - захохотали мужики. - Ты, Федор, - обратился седой, но ещё крепкий крестьянин к Ваниному дядьке, - проследи, чтоб по утряни и впрямь Осип со старостой уехали. Хоть как, но в сани их посади. Если только тебя никто не перепьет, - добавил он расхохотавшись.
Смех был радостно подхвачен всеми присутствующими. Перепить Федора, считалось невозможным. Последние попытки победить могучего усача оставили уже бог весть сколько лет назад.
Веселье в Степанчиково развернулось размашисто, шумно и на широкую ногу. Вечно прижимистые крестьяне, разом позабыв природную скупость тащили из закромов праздничные запасы. Не обошел вниманием праздник и поголовье птицы, с мелким, рогатым и не очень, скотом. Какой же праздник без мяса? И конечно, не обошлось без драки. Ну скажите, какая же пьянка на все деревню без доброй драки стенка на стенку? Драчунов дружно поддержало все мужское население деревни, чтобы потом, утирая разбитые в кровь губы, с веселым смехом узнавать у друг друга из-за чего весь сыр-бор. А затем, хотя никто его и не звал, пришло тяжелое, похмельное утро.
Для Ивана, как впрочем, и для большинства жителей села, утро началось с истошного крика с улицы, который был всеми демонстративно проигнорирован. Вскоре крик повторился с утроенной силой. Иван поднял голову и застонал. Перед глазами все плыло, голова трещала, во рту пересохло. Крик не прекращался, превратившись в сплошной поток ругательств.
- Что же ты творишь, ирод окаянный! Дубина стоеросовая! Федор, хватит меня по снегу катать! Тебе говорю! Федор! Федор! - крик прекратился. - Ну, все, сейчас лошадь запрягу и поеду, - уже тише добавил Осип.
Да, у дяди не забалуешь, допив ковш воды и снова укладывая голову на стол, с улыбкой подумал Иван, снова проваливаясь в угар пьяного сна.
* * *
- Кузя, вставай... Кузя... - нежный, но настойчивый голос, наконец, достучался до адресата и выдернул его из крепкого сна о чем-то очень приятном, о чем он тут же забыл, едва уселся на кровати.
- Ну, вот такой сон испортила! - спросонья недовольно в голос сказал муж.
- Тшш! Детей побудишь! - горячим шепотом ответила жена.
Посидев ещё минуту на кровати в тщетных попытках вспомнить, что же он видел во сне. Кузьма откинул одеяло с ноги и поднялся. Почесавшись и потянувшись, Тимохов захватил курильные принадлежности и вышел из комнаты.
- Здорово Макарыч, - закуривая на площадке бросил он выглянувшему соседу.
- Здоров будь, Кузьма, - сладко зевая ответил тот которого назвали Макарычем, накинул тулуп, вставил ноги в валенки и тоже вышел на площадку. - Захворать не боишься, босиком-то?
- Не дрейфь, Макруха! Живы будем не помрем! - Глубоко затянувшись и выпустив струйку дыма к потолку, Кузьма обратился к другу. - Не забыл? Сегодня начальство на завод приезжает. Велено всем в чистое вырядиться, да вести себя примерно, или на улицу выкинут к хренам собачьим безо всякого жалования, - сквозь зубы сплюнул на некрашеный дощатый пол рабочий.
- Ага! Это они могут, - охотно согласился Макар. - Ладно, зябко здесь. Как будешь готов, стукни в дверь - вместе пойдем.
- Добре, Макар.
Кузьма в последний раз затянулся, на мгновенье прислушался к разрывающему ночную тишину заводскому гудку и вернулся в комнату. "Действительно зябко. Зато проснулся. В тулупе и валенках на площадке и заснуть можно." Подумал он.
- Ну, что стоишь! - горячим шепотом прикрикнула на него жена. - Ты есть то будешь?
- А как же! - встряхнув головой и прогоняя так некстати лезущие в голову мысли ответил Кузя. - Каша опять постная? - но увидев полный грусти взгляд любимой жены тут же с улыбкой добавив, - не беда, была б еда! - и принялся за обе щеки уплетать кашу с хлебом. - Детям оставь, - на мгновенье оторвавшись от своего занятия бросил Тимохов, видя как Светлана потянулась к молоку. - Чай закончился? Воды теплой подай.
- Все пора собираться! - тихо охнув подскочила ненадолго задремавшая Светлана. - Вот обед. Хлеб с маслом. Масло последнее. Чай тоже ещё в среду весь вышел. Так что деньги получишь, сразу домой иди. Зиновьевым ещё двадцать копеек за крупу должны. А Михеевым пятнадцать за хлеб. Никуда не заходи. Макара не слушай, он тебя хорошему не научит. В кабак ни с кем не ходи, - застегивая тулуп спешно давала последние наставления жена.
- Ладно, будет тебе учить! - взяв Светлану за плечи и немного отстранив, глядя в красные от недосыпа (или слез?) глаза сказал Кузьма. Затем быстро обнял и вышел на коридор.
- Макарыч, выходь! - стукнув кулаком соседу в дверь он не спеша принялся спускаться по лестнице. Несмотря на недавний завтрак живот голодно урчал и, очевидно, не отказался бы еще от пары таких же порций.
- Ага, уже, - на ходу запахиваясь, вылетел сосед. - Успеваем?
- Первый гудок недавно был. Успеем.
- Сегодня б лучше без опозданий. Получку ещё урежут под это дело.
Дальше шли молча, берегли дыхание. Второй гудок застал их врасплох.
- Вот, сучий потрох! Что ж так рано, пол пути ещё не прошли! Бежим, а то не успеем!
Чем ближе Макаров с Кузьмой подбегали к строящемуся заводу, тем больше встречали, таких же как и они спешащих на завод людей.
- Что за...! Наверняка опять, второй гудок раньше дали. Вот ...! - не сбавляя ходу выругался Макаров и оказался прав.
Быстро строящийся Обуховым и Путиловым завод, уже частично вступил в строй. Вторая партия заказанных из Англии станков уже прибыла и монтировалась рабочими в две смены. А первая уже вовсю работала направляемая руками умелых Златоустовских мастеров. Однако квалифицированного персонала катастрофически не хватало. Одних старых мастеров, перевозимых в Петербург с семьями, явно было недостаточно. Вот и нанимали рабочих, откуда только могли. Впрочем, с неграмотной рабочей силой, точнее, с её количеством, проблем не возникало. Отмена крепостного права разом выплюнула из деревень огромное количество нищих крестьян отчаянно ищущих счастья в городе. Вот как раз к таким крестьянам и относились недавно взятые на работу наши Кузя с Макаром. Идти им было особо некуда, образования никакого, случись с ними что или захоти они уйти, и на их место можно было легко набрать десяток таких же. Впрочем, на условия работы, привыкшие к тяжелому труду деревенские парни, не жаловались. Как не сильно жаловались и на нищенское жалованье- жили хоть и бедно, но голодать, как у себя в деревне, не приходилось. А завод развивался и рос не по дням, а по часам, питаемый безудержной энергией собранных инженеров-энтузиастов, организаторским гением Путилова, конструкторскими решениями Обухова и, конечно, каторжным трудом недавних крестьян. Со дня на день должна была произойти первая тигельная плавка и завод, в будущем названный в честь одного из своих создателей Обуховским, начинал свою жизнь.
Отметившись у управляющего, Кузьма с Макаром отправились к своим, ещё только устанавливаемым станкам. За монтированием недавно прибывших английских станков, семь часов прошли как два дня. Наконец работы бригады были прерваны перерывом на обед.
- Надеюсь не приедет сегодня начальство-то, - блаженно рассаживаясь на лавке в столовой ни к кому не обращаясь бросил Тимохов.
- Ха! Да уже с два часа как прикатило! - бесцеремонно влез в разговор незнакомый вихрастый рабочий с другой бригады. - Заперлись на втором этаже в кабинете и сидят. Два адъютантика каких-то молоденьких из Морского министерства, да Обухов с Путиловым.
- Ну так может поговорят и отстанут?
- Мечтай! Молоденьким все выслужиться надо, найти что-нибудь. Ползавода оббегают, ноги в кровь собьют, а что-нибудь да найдут, - со знающим видом добавил рабочий не забывая уплетать хлеб с луком. - Ого, с маслом! Богато живешь! - увидев извлекаемые Кузьмой бутерброды и не прекращая жевать, оборонил вихрастый. - Небось непьющий?
- Пьющий если нальешь, - хитро улыбаясь и не отвлекаясь от бутербродов жидко смазанных маслом отвечал Кузьма.
- Ишь ты какой, - цокнул языком вихрастый. - Айда в кабак как деньги получим?
- Да, Кузьма, пошли! - подключился в разговор, молчавший до этого Макар.
- А вот как деньги получим, так и посмотрим!
- Все-то ты так, Кузьма. Все в дом да в дом тянешь, - подключился другой рабочий бригады.
- Да ты б видал, какая у Кузьмы жена! Огонь!- с веселым, немного грубоватым смехом, подхваченным остальными участниками беседы, ответил за Кузьму Макар.
Рабочий день, на новом, спешно строящемся заводе был установлен в четырнадцать часов. Начинаясь в пять утра и заканчиваясь в восемь вечера, он был разбит на два равных промежутка с полудня до часу дня. Самыми тяжелыми и аварийными были последние два часа перед концом работы. За все долгие двенадцать часов напряженного труда, не происходило столько несчастных случаев и происшествий как в эти самые злополучные два часа. Уставшие работники получали увечья зазевавшись у небезопасных станков, расшибались срываясь с лесов опутавших высокие стены на только достраивающихся местах завода... А потом уставшие и обессилившие, вынужденные проводить в заводских стенах по пятнадцать часов в день, они приходили домой. Ели, спали и снова шли на завод. И так шесть дней в неделю, кроме воскресенья, единственного выходного.
- Смотри, начальство идет. Смотри, - поворотом головы указал на пробирающихся по заводу богато одетых господ Макар.
По просторному заводскому помещению шли Путилов с Обуховым, почтительно отвечающие на вопросы гостя. За ними на почтительном расстоянии шли с десяток человек свиты, то и дела зажимающие нос, морщившиеся и чихающие от пыли.
Беседующий с заводским начальством господин не отличался крепким сложением, однако был довольно высок и красив. Не производя, правда, при этом впечатления пышущего здорового человека. Хотя бледное лицо, уставшие глаза и высокий лоб придавали ему некую утонченную аристократичность. Только стрижка и чисто выбритое лицо выбивались из образа - короткие стрижки в моду ещё не вошли.
В отличие от топтавшихся позади мелких чинов, шедший первым адъютант грязи и пыли как будто не замечал. Он увлеченно разговаривал с Обуховым... и доувлекался.
- Вот ...!!! - споткнувшись о положенный на полу кирпич сочно выругался до этого внимательно слушавший Обухова адъютантик. - Долбанные кирпичи! - закончил он и тут же извинился. - Прошу вас простить мне мою невоспитанность.
- Да что вы, - взмахнул рукой Путилов, - пустяки. Никто не сомневается в вашем великолепном воспитании.
- Как говаривал мне мой дядюшка, воспитанный человек тот, кто, споткнувшись о кошку, назовет оную кошкой, - с усмешкой ответил адъютантик.
- Что кирпичи делают посреди прохода? - обратился Обухов к подскочившему инженеру.
- Разметка для размещения креплений!
- Временно уберите. Мешают ходить, - распорядился Павел Матвеевич.
- Если нужны, пусть остаются, - тут же возразил адъютантик. И надо же Обухов тут же его послушался. - Всем смотреть под ноги, - перекрикивая шум завода, приказал он своим сопровождающим, - и высокое начальство пошло дальше
- Кузьма слыхал что бають? Говорят сам царь был!
- Лапшу с ушей сними. Разве ж цари так ругаются? Моряк!
- И то верно, - разочарованно вздохнул Макар.- А так царя увидеть хотелось...
Подходившее к концу рабочее время принесло не ждущим ничего хорошего от начальственного визита рабочим, целый букет приятных сюрпризов. Все началось с прозвучавшего почти на два часа раньше гудка и закончилось пламенной речью Обухова. Объявившего о сокращении рабочего дня на злополучные два часа и вместе с тем о вполне солидной прибавкой к жалованью. Также Павел Матвеевич упомянул о начинающемся наборе рабочих на вторую смену.
- Сам государь отметил важность нашего завода, почтив нас своим присутствием, - торжественно объявил он собравшимся рабочим.
- Ну! Что я тебе говорил? - ткнув локтем в бок, победно сказал Кузьме Макар.
- Да. Макар Макарыч, наши вам извинения, - шутливо поклонился другу Кузьма.
Вскоре, получив долгожданное жалованье, рабочие разбрелись кто куда. Кузьма, шутками отделавшись от зазывающих в кабак друзей, как всегда отправился домой.
- Встречай мужа, с подарками, Светка! - шумно вваливавшись, в комнату заорал Тимохов. - Принимай, - накидывая расписанный причудливыми узорами платок, на плечи любимой жене довольно сказал Кузьма. - Ну повертись, повертись! Дай полюбоваться! - хохоча скомандовал он жене.
- Колька, подь сюды. Молодец, мужиком растешь! Держи две копейки. Дарю. Вот всем по леденцу, - доставая из кармана четыре петушка на деревянных палочках протянул он радостно взвизгнувшей детворе. - Что смотришь Светка? Праздник у нас! Прибавку дали, - сказал Тимохов и высыпал медную мелочь на стол. - Сказали теперь всегда рупь семьсят пять давать будут. Накрывай на стол по праздничному, потом рукав пришьешь, - отбирая у жены порванную на работе одежду весело говорил Кузя. - Ну что стоишь Колька? Как грамоте учишься? Не зря деньги на бумагу с чернилами переводим? Что отец Прокопий? Рассказывай, что нового узнал. Что молчишь? Леденец отобрать?
- Не бать, не надо, - шустро достал сосульку изо рта малец. - Сначала молитву учили. После всем классом библию читали. Отец Прокопий на меня поругался. Буквы то я узнаю, а вот как называются, не всегда припоминаю. Зато в счете меня батюшка похвалил и остальным в пример привел. А Матвеевы на то озлились и меня после школы взгрели. Ну я им тоже дал! А если б они меня догнали, я б им ещё дал, - с детской непосредственностью, удобно устроившись у отца на коленях, рассказывал про свои приключения в церковно-приходской школе старшой.
* * *
Возвращающийся из клуба Петр Данилович Красновский был мрачнее тучи. Слыханное ли дело! Молодой государь вознамерился превзойти своего славного предка, Петра Великого, по части государственных преобразований! Информация о затеянных им многочисленных прожектах и реформах, постоянно обрастающая новыми подробностями после каждой встречи закрытого клуба, была просто ошеломительной. Она по настоящему пугала Петра Даниловича. Особенно страшно эти разговоры смотрелись на фоне уже начавшейся земельной реформы, касающейся пока, правда, только удельных крестьян.
Для Красновского, лишь недавно пущенного в высший свет столичного общества, все было ясно как божий день. Ежедневно беседуя с достойнейшими людьми из различных министерств, он без труда разбирался в текущей ситуации. Петербуржский свет ожидал новых свобод и либерализации общества (в первую очередь, конечно, дворянского), отмены старых притеснений. А вместо этого, свет, столь радостно приветствовавший взошедшего на престол, совсем ещё юного императора, получил никому не нужные реформы и новые, ещё большие притеснения. А молодой государь всерьез увлекся преобразованиями и реформами. Теми самыми реформами, которые, как известно, ведут только к переменам и неизбежному бардаку. По крайней мере, Дмитрий Николаевич утверждал именно так, а причин не доверять столь уважаемому человеку у Красновского не было.
Последнее клубное собрание, однако, вместе с плохими вестями, принесло и радостные для любого здравомыслящего человека новости. Все эти соображения и проекты пока только витают в воздухе, не находя своего воплощения даже на бумаге, в отличие от совершенно неприемлемого решения земельного вопроса. Наши многочисленные сторонники в государственном аппарате, понимают всю пагубность затеянной государем спешки и, как могут, оберегают Россию от этого самодурства.
"Ну, скажите на милость, к чему такая спешка?" - горячо восклицая, рубил воздух ребром ладони Блудов на одном из собраний клуба. "Однако же нет, несмотря на значительные недоработки и, как следствие, связанное с этим, вполне разумное и даже вызывающее мое искреннее профессиональное уважение, сопротивление аппарата," - Блудов поклонился в сторону неизвестного Петру Даниловичу чиновника. "Несмотря на все это, работа идет самым полным ходом. Упорству и энергии государя можно было бы позавидовать, будь она направлена в верное русло. Но нет, все его устремления сконцентрировались на достижении каких-то одному ему видимых ценностей! Да без десятка другого обсуждений на разных уровнях и в различных инстанциях, такие проекты просто опасны!" - воскликнул Блудов. На последней фразе его голос дрогнул и сорвался на фальцет, однако никто не улыбнулся. Серьезность момента просто не располагала к веселью. Убедившись, что все его внимательно слушают, Дмитрий Николаевич продолжил, - "Конечно, наше обсуждение несколько затянется. Возможно даже на несколько лет. Но зато подготовленный в нескольких томах проект будет учитывать всевозможные случайности ЗАРАНЕЕ нами рассмотренные!"
"А политическая и социальная подоплека такого проекта?" - возмущался действительный тайный советник Павел Павлович Гагарин. "Тут ведь до волнений бывших помещичьих крестьян всего ничего то осталось!" - защищал свою работу в Главном комитете по крестьянскому делу он. " Это кому же понравится, что одних справедливо и милостиво освободили и наделили землей, а других не просто освободили, но и одарили сверх всякой меры безо всяких на то причин?" - не знало предела возмущение действительного тайного советника.
"Ах, как хорошо сказано," - думал Петр Данилович, как все собрание полностью разделяющий данную точку зрения. "Именно что одарили без меры и без всяких на то причин! Уже за само освобождение сиволапый крестьянин должен в ноги нам кланяться!"
"Нет, конечно, находятся глупцы утверждающие, что данный проект весьма своевременен и спешка в полной мере оправдана," - продолжал Павел Петрович. "Но давайте вспомним, кто из достойных нашего общества людей на этом настаивает?"- обратился с вопросом к притихшему собранию князь. "Да едва ли не только Великий Князь Константин с некоторыми своими сторонниками," - самым приятным для присутствующих образом подобрал им ровню действительный тайный советник. "Впрочем, с чего бы ему и не отстаивать этот проект с его настолько либеральными," - это слово князь почти выплюнул, - "взглядами? Проект, так давно переданный в канцелярию на рассмотрение, что о нем уже все успели позабыть. И если бы сейчас он по какой-то нелепой случайности не попался государю на глаза, кто знает, вспомнили ли он нем когда-нибудь?" - здесь князи бросил взгляд на Управляющего Его Императорского Величества Канцелярии.
"Ума не приложу, как проект попал в руки государю!" - тут же подскочил со своего места Блудов не желающий уступать неформальное лидерство в клубе. "Я лично проверил это вопиющее безобразие и доподлинно установил, что проект из архива был вынесен по запросу государя уже через две недели после оглашения будущего манифеста. То есть, вынесен только тогда, когда удерживать проект в архиве уже не было никакой нужды."
"Согласитесь это, по меньшей мере, странно, граф" - задумчиво протянул Павел Павлович...
- Приехали, барин, - прервал воспоминания Петра Даниловича извозчик.
Расплатившись, раздосадованный своими мыслями Красновский привычно зашел к себе домой.
- Петр Данилович, - услужливо снимая с плеч барина тяжелую соболью шубу, говорил слуга, - не хотите ли чаю? Или может бразильский кофей подать? Все как вы любите, со свежевзбитыми сливками и английским сахаром, - переобувая сидящего на специальном стуле Красновского, угодливо рассыпался в предложениях слуга.
- Давай кофе, Мишка. Устал я сегодня очень.
- Сей момент, - тут же ответил Михаил и повернув голову глазами отправив тут же упорхнувшего сынишку на кухню.
Проследовав в просторную гостиную Петр Данилович занял свое любимое кресло перед камином, скинул домашние туфли и протянул ноги к огню.
"А не поехать ли за границу, отдохнуть? Умотала меня эта работа. Столько треволнений и переживаний! То ли было когда крестьяне по старинке работали на своего барина," - предавался мечтам Красновский. "Эх какое времечко было! Не то, что теперь! Теперь крестьянин обрабатывает землю, да ещё и злится что аренда для него неподъемная, да земля раньше его была!" С содроганием вспомнил он недавний бунт в одной из бывших его деревенек. Хорошо, что товарищ губернатора был его старинным приятелем. Быстро подошедшие войска не дали распространиться беспорядкам. Но неприятный осадок, вызванный пугающими известиями, в душе Петра Даниловича сохранился.
"А и вправду. От всех этих переживаний стоит отдохнуть. А что как не Париж с его прелестными француженками и хрустом французской булки способно доставить истинное удовольствие настоящему аристократу?" - мысленно перенесся во Францию Петр Данилович.
Наконец принесли кофе. Расторопный Мишка быстро расставил вазочки с печеньями на столе и, чтобы не мешать, отошел немного в сторону, готовый впрочем, подскочить по первому слову.
Вволю набаловавшись песочным печеньем, пирожными и сладостями, так любимыми Петром Даниловичем к кофею, он подобрел.
"Стоит ли беспокоиться когда такие уважаемы люди, безусловно радеющие на благо России, взялись за работу," - сыто думал Красновский. "Тем более теперь, когда я перечислил необходимую сумму на счет в банке," - здесь Петр Данилович недовольно поморщился. Воспоминания о том как ему пришлось расстаться с тридцатью тысячами рублей(огромная сумма по тем временам!) к приятным не относились. "Но раз уж для такого дела... Ну и черт с ним, с деньгами! Быть принятым в высшее общество стоит и больших денег."