Нилак Ник : другие произведения.

Мой брат Каин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ищу брата.

Мой брат Каин

"Мой брат Каин, он все же мне брат.

Каким бы он не был, брат мой Каин.

Я открыл ему дверь, он вернулся назад,

Потому, что он болен и непрекаен".

Nautilus Pompilius.

"А еще в ваших глазах тихое безумие звезд".

Безымянная марсианка.

  
  
   1. Кровь на руках
  
   В ночном небе горят те самые звезды, что всегда так манили людей и заставляли их совершать дерзкие, необдуманные, смелые и ужасные поступки. Только здесь у них другие лица.
  
   В этом мире нет луны. Ночь во всей своей власти окутывает все по-настоящему темным тяжелым покрывалом, только звездное небо горит яркой алмазной россыпью, приковывая взгляд. На фоне неба чернеют скрюченные ветви деревьев, во мраке напоминающие застывших чудовищ из детских страшилок. На траве лежит человек, раскинув руки, и смотрит на звезды. Ему кажется, что звезды удаляются в бесконечную даль, а его самого поглощает темная бездна. Тишина. Только ветер колышет листву. Ни голосов птиц, ни зверей, ни насекомых. Как будто все вокруг погрузилось в безмятежный сон. Человек лежал и вслушивался в тишину. Шаги. Неторопливые легкие шаги по сухой листве. Все ближе и ближе. Шаги остановились.
   - Не веди себя, как маленький мальчик. Ты не мог по-другому поступить, - женский голос, слегка хриплый и властный.
   Тишина, нарушаемая ветром.
   - Глупо прятаться в темноте, когда ты все сделал правильно, - продолжал женский голос.
   - Я не хотел ее убивать, - прошептал человек.
   - Это не убийство. Я понимаю это, как очищение.
   - Это убийство, и не смей называть это по-другому.
   Опять наступила тишина.
   - Ты не имеешь права сомневаться в нашей миссии, - женщина присела на корточки и прикоснулась рукой к его лицу. - Ты не в праве брать все на себя.
   - Я убил ее.
   - Ты все сделал правильно.
  
   С мутной поверхности зеркала смотрел человек. У него было суровое лицо с раздвоенным подбородком, бритая голова и тусклые карие глаза. Он опустил голову и посмотрел на свои руки, по которым бесконечным потоком лилась холодная вода. Поднес пальцы к лицу и закрыл глаза. Руки все так же пахнут кровью. Сколько б я их не мыл, они все так же пахнут кровью. Этот запах проникает мне в мозг и не уходит. Я никогда не отмою свои руки от крови этой девочки. Он закрутил кран и взял полотенце. В этот раз все не так. Я не могу выкинуть это из головы. Ее лицо. Эти зеленые глаза, такие невинные. Она никому не хотела причинить вреда.... Она хотела просто убежать. Она хотела жить. А я отнял это у нее.
  
   - Айвен, тебе просто нужно отдохнуть. Это нервный срыв. Ты слишком глубоко впустил в себя нашу работу, - хрипловатый голос молодой женщины с большими синими глазами заставил Айвена придти в себя. Она сидела напротив, докуривая сигарету. У нее были короткие белые волосы. - Отдохни. Смотайся на курорт, сними себе девочку, покатайся на лыжах там... одним словом, расслабься.
   Айвен окинул глазами кафе, в котором они сидели. Обычное кафе с белым полом, белыми круглыми столиками, с обычными людьми, что сидели и общались друг с другом за чашкой кофе или мороженного. За окном улица, залитая солнечным светом. Он перевел взгляд на свою собеседницу.
   - Сандра, это все. - Айвен смотрел на нее пустыми глазами. - Это уже не моя работа. Этот ребенок не представлял ни для кого опасности.
   - Но она ведь была оборотнем.
   - Она была ребенком. - Айвен достал сигарету. - Мы убивали тех, кто верит, что люди - это зараза, которую нужно истребить, - он подкурил сигарету. - Мы убивали солдат. А эта девочка? - Айвен скривил губы. - Я убил ее за то, что она не была рождена человеческой женщиной.
   - Она была хитоном.
   - Ее нашли младенцем... ты ведь это знаешь. - Айвен выпустил еще клуб дыма. - Как человеческий детеныш в волчьей стае. Ее не за чем было убивать. Наши эсперы это подтвердили.
   - Ты забыл, что она убила троих людей, чуть не разорвала Малькольма на части. Забыл?!
   - Она защищалась.
   Сандра прикоснулась к его руке:
   - Тебе просто нужно прийти в себя.
   - Мои руки. Я не могу смыть ее кровь со своих рук. Я постоянно вижу ее лицо, - он закрыл глаза. - Я больше не смогу. Я ухожу из конторы, Сандра. Заявление уже у тебя на столе.
   Они молча смотрели друг на друга, сквозь сигаретный дым, поднимающийся из пепельницы.
   - И куда ты теперь?
   - Вернусь в мобильные войска. - Айвен попытался улыбнуться. - Я ведь все еще полковник. Буду убивать вооруженных бронированных парней.
   - Это все, что ты умеешь делать?
   - Да. Это все, что я умею делать.
   Он поднялся, взял свою куртку с вешалки и вышел. Сандра осталась сидеть за столиком, провожая его взглядом через окно, и докуривала сигарету.
   С неба падал редкий снег, превращаясь на земле в грязь. Было паршиво. Мимо проехала машина такси, перебежали дорогу двое ребятишек, мальчик и девочка, скорее всего, брат и сестра, в одинаковых комбинезонах, только у девочки розовый, а у мальчика - голубой. Айвен смотрел на них, как они смеются, как убегают от своей матери, что пытается их догнать. По улице шли люди: парень ссорился с кем-то по мобильному, отец нес маленького сына на плечах, две подруги, увешанные пакетами с покупками из магазина... каждый по своим делам, со своей жизнью, которую он, Айвен, защищает, хотя они этого никогда не узнают. Может Сандра права? Может, стоит отдохнуть, попытаться выкинуть все из головы, и все пройдет?
  
   Айвен закрыл дверь и кинул ключи на комод. Очередной гостиничный номер. Шикарный, просторный, дорогой и бессмысленный. Департамент контрразведки всегда заботился о комфорте своих сотрудников. Глупая забота. Он прошел через гостиную, устланную паркетом, мимо мебели из стали и стекла, кинул куртку на широкий кожаный диван, напротив которого чернел огромный экран телевизора, прошел в спальню, отделанную в холодных голубых тонах, и, положив кобуру со своим табельным на трюмо из полированного дерева, плюхнулся на просторную холодную постель, подняв волны шелкового покрывала. У меня нет дома. Всю жизнь мотаюсь по Вселенной в поисках чего-то, чего не знаю сам. Каждый раз, когда мне кажется, что вот оно, то, что я искал, я оказываюсь неправ. Я думал, что делаю праведное дело. Но я убил ребенка, и мне плевать, что там кто говорит. Я проклял себя. У меня ни черта нет. Нет дома. Вместо него шикарные номера, холодные, пустые и одноразовые. Вся моя жизнь - гонка за Солнцем, уходящим за горизонт - сколько не беги, ты никогда его не догонишь. Я хочу иметь свой дом, но его никогда у меня не будет. Я изгой. Я ненавижу эти мелькающие перед глазами маленькие мирки, я ненавижу людей, которые в них живут. Тут даже нет Луны... И остается только холодная постель и одиночество. Руки все также пахнут кровью.
  
   Ночь. Холодно. Моросит неприятный дождь. Его маленькие жемчужные капельки сверкают в мутном свете редких фонарных столбов. Дома, нависшие высокими стенами по обе стороны спящей улицы, темны и угрюмы, из окон смотрит мрак. Луна изредка проскакивает сквозь черные тучи. По мостовой тихими маленькими тенями скользят четыре фигуры. Дети в ободранных одеждах. Один, самый высокий и самый старший, в кепке, со шрамом через все лицо. Другой поменьше, широкоплечий, все время держит правую руку под курткой. Двое самых маленьких - близнецы. Они несут пустые сумки. Дети свернули в подворотню, там нет фонарей, царит сплошная темень. Старший подошел к железной двери и достал из кармана отмычку. Царит молчание. Повозившись с замком две минуты, старший открывает дверь. Все четыре ребенка забегают внутрь, и дверь закрывается с тихим скрипом.
   - Крот, давай быстрее! Где фонарь?
   - Та не толкайся!
   - Та не орите, придурки!
   - Крот, фонарь!
   Конус пыльного света забегал по перепачканным детским лицам.
   - Быстро, по ящикам! - скомандовал старший.
   Дети разбежались по помещению и защелкали засовы ящиков. Крышки распахивались и послышались восторженные возгласы:
   - Смотрите, тушенка! Говяжья!
   - А тут сардины!
   - Та не орите, придурки!
   - Маринад!
   - Кайл, давай сумку. Шевелитесь, олухи!
   - Ай да молоток, Жан! Такую тему провернул!
   - Заткнись, Крот, и помоги мелким. Шевелитесь!
   Сумки заполнены до краев, трещат по швам. Старшие, кряхтя, закинули их за плечи.
   - Уходим, - скомандовал Жан, открывая дверь. - Мелкие, по две банки в руки и айда.
   На выходе Жан остановился. Айвен просунул голову, чтобы увидеть причину. Под дождем стояла высокая, явно взрослая, фигура.
   - Куда ж это вы, щенки, собрались? - прозвучал низкий хриплый голос.
   Удар с кулака опрокинул Жана на спину вместе с сумкой. Айвен выпустил из рук банки с салатом и прыгнул старику в ноги.
   - Ах, ты крысеныш! - прорычал старик и прозвучал громкий хлопок, уши заложило. Старик странно завалился на спину. Айвен поднял голову и отпустил его ноги. Старик лежал на брусчатке и всхлипывал, пытаясь вдохнуть воздух. Айвен поднялся и прикоснулся к его судорожно дергающейся груди.
   - Молодец, Крот, - послышался сзади дрожащий голос Жана. - Вовремя ты из самопала....
   Руки Айвена коснулись чего-то липкого и горячего в каплях холодного дождя.
   Сзади подошел его брат. Старик всхлипывал все чаще и чаще, тише и тише.
   - Пошли, - сказал Кайл.
   - Мелкие, чего уставились? - Крот одернул их и толкнул в сторону улицы. - Валить отсюда надо!
   Жан трясущимися руками накинул сумку на плечи и, кинув быстрый взгляд на умирающего старика, побежал за остальными. Он достал достаточно еды, чтобы прокормить свое кодло в течении недели. Раз уж он старший, то на нем вся ответственность за всех.
  
   - Если я скажу, что буду скучать по тебе, ты поверишь?
   Айвен взглянул на Сандру. На ее лице красовалась легкая лживая улыбка, глаза смеялись. Она всегда прекрасно умела прятать свои эмоции. Он оперся об ограждение, завалив грудь на сложенные руки, и окинул взглядом бескрайние взлетные полосы, по которым ползли авиалайнеры, чтобы взлететь в небо.
   - Думаю, что будешь, - улыбнулся Айвен. - Не слишком долго, но будешь.
   - Мы больше никогда уже не увидимся.
   - Когда-нибудь это должно было произойти.
   Сандра посмотрела ему в глаза.
   - Не вини себя, - ее хриплый голос потерял железные нотки. - Ты не убежишь так далеко, как хочешь.
   - Я уже сделал свой выбор.
   - И что ты докажешь, превратив себя в пушечное мясо?
   Айвен взглянул в ее глаза.
   - Тебе хоть иногда не помешало бы сделать вид, что ты плачешь. Хоть пару слезинок, для приличия, - повернулся в сторону купола аэропорта, в котором текли толпы тысяч людей. - Глазные капли какие-нибудь припряч в рукаве, что ли.
   - Ты помнишь, чтобы я когда-нибудь плакала?
   Над ними прогремел взлетающий самолет, удаляясь к облакам и горизонту.
   - Нет. И ты, скорее всего, тоже не помнишь.
   Сандра утерла несуществующие слезы и улыбнулась.
  
   Настроил пассажирское кресло и разлегся. Перед глазами на мониторе плясал красный клоун и рассказывал подробности об услугах авиакомпании и устройстве самолета. Мимо прошла симпатичная стюардесса в бардовой форме, на соседних местах бесились детишки. Посмотрел в иллюминатор, на пустынную полосу, и закрыл глаза. Сначала в Необург, в штаб квартиру Лиги, потом в космопорт, а там хоть к черту на кулички.
  
   Айвен остановился напротив большого одинокого дерева, густой изумрудной листвой закрывающего безупречный голубой небосвод. Могучие крепкие ветви держали широкую, шумящую на ветру, крону, пронизанную золотыми солнечными лучами, некоторые из которых достигали зеленой травы у корней. Айвен переключил тумблеры у основания шеи и скинул шлем, отстегнул фиксаторы у локтя и снял перчатку с правой руки. Он провел ладонью по бугристой темной коре, и пальцы увязли в горячей смоле янтаря.
   - Ты истекаешь кровью.... - его взгляд вцепился в кровоточащую рану на стволе, края обуглились, кора разворочена. - Прости. Прости нас за нашу глупость. Ведь, если не ты, то некому нас простить.
   Айвен поднял голову вверх и еще раз взглянул на зеленые листья, голубые кляксы неба и золотые лучи. Закрыл глаза и прислонился лбом к стволу. Наши грехи останутся нашими, и неизвестно, смог ли хоть кто-то искупить хоть один.
   Внизу, у подножия холма, догорала зеленая трава, поле было покрыто прожженными черными пятнами. Воронки от взрывов, развороченные дымящиеся корпуса танков и машин, сотни неуклюже валяющихся тел. В воздухе кружили вертолеты. Айвен надел перчатку и подобрал шлем. Бежать от одних грехов и совершать другие. Так можно хоть как-то унять боль.
  
   - Полковник Грей.
   Айвен поднялся. В тускло освещенную комнату, заваленную ящиками и контейнерами с оборудованием и медикаментами, зашли несколько человек. Маршал Максим Розов, широкоплечий могучий старик с седыми волосами, мясистым носом, и печальными бледно-зелеными глазами, стоял в присыпанной пеплом шинели.
   - Маршал Розов. - Айвен отдал честь, тот ответил.
   - Полковник, - маршал подошел к Айвену и присел на один из ящиков, - я сегодня был удивлен, узнав, что ваш полк разбил четвертую дивизию генерала Робертса на подступах к Синкее. Благодаря вашим действиям мы удержали город.
   Айвен молча глядел на старика, что-то тот еще не сказал. Чего он хочет? Зачем сюда, в полевой склад, заявился? Не затем, чтобы похвалить меня за героические заслуги перед любимым отечеством, это точно.
   - Ставка оценила это по достоинству, и вас представят к награде, - продолжал маршал. - Южный фронт стабилизировался, - потер усталые глаза, - но у нас все еще проблемы на западном фронте, причем довольно-таки серьезные. Сейчас там идут настоящие бойни за несколько ключевых городов. Нуким, Пирос, Вапаш. Особенно напряженные бои за Пирос. Там очень сложная ситуация. И у нас и у Альянса. Ресурсов не хватает. Людей тоже.
   - Вы хотите отправить меня в Пирос? - спросил Айвен. В последние несколько месяцев этот участок западного фронта был самым опасным - максимальная смертность личного состава, причем по обе стороны. Говорили, что Пирос напоминал Ад. Перевода туда боялись, как похоронки на свое имя. Все, кто отправлялся в этот полуразрушенный город, не рассчитывали вернуться назад.
   - Вы и ваш полк направляетесь в северный квадрат Пироса, в качестве подкрепления генералу Лоннег.
  
   Айзек Винже, молодой худощавый капитан с кучерявыми черными волосами и темными узкими глазками. Он сидит в тесном и душном дзоте, курит и, время от времени, поглядывает на экран наружного наблюдения. Рядом на ящиках развалился Айвен. Они оба в бурой тяжелой броне, их шлемы лежат рядом.
   - Полковник, я слышал, оттуда не возвращаются.
   Айвен улыбнулся и ответил:
   - Спокойно, Винже. Волков бояться - в лесу не строить железного города.
   Винже выкинул сигарету и нервно заломил кисти рук, хотя хрустнуть пальцами в бронеперчатках никак не выйдет.
   - У лесных богов не было ружей.
   - Так и мы не с богами воевать едем.
   Айзек опять стал вглядываться в экран. Казалось, что это может его как-то успокоить.
   - Вы боитесь смерти, полковник?
   - Когда я ее увижу, тогда и скажу, - равнодушно ответил Айвен, лежа на ящиках с закрытыми глазами.
   - У вас есть семья?
   - Нет.
   - Вам не одиноко? - Айзек подкурил новую сигарету и снова нервно заломил кисти.
   - Бывает. Но человека, не познавшего одиночества, не согреет семейный очаг.
   Винже опять посмотрел в монитор.
   - Вы верите в Бога, полковник?
   - Не задавай глупых вопросов, Айзек! Рассматривал свой монитор? Вот и продолжай рассматривать, только молча!
   Молчание длилось три минуты.
   - Полковник.
   - Что еще!?
   - Танки и пехота.
   - Сколько? - Айвен поднялся.
   - Трудно сказать.... - Винже разглядывал монитор. - Машин десять и с три десятка солдат.
   - Передай линии. Подпустим их поближе и поджарим.
   Айвен надел шлем и побежал по лестнице в правую орудийную башню. Он встал на круг и взялся за рукоятки пулемета. Они не видят дзотов на холмах. Даже магнитные помехи их не смущают. Идиоты. Прут себе по полю, как овцы на бойню.
   - Огонь по моей команде, - сказал он в шлемофон. - Винже, ты на месте?
   - Так точно, полковник, - донеслось из динамиков.
   Ближе. Ближе. Ближе.
   - Огонь! - Айвен сомкнул ладони на гашетках. Тело затрясло вместе с крупнокалиберной установкой в такт частым звенящим выстрелам. Круг вместе со стрелком вращался над небольшим колодцем, в который горячей россыпью падали десятки стрелянных гильз. Пули вспахивали поле вместе с зазевавшимися пехотинцами, мяли танки, жгли воздух. Когда я ее увижу, тогда и скажу.
  
   - Что вы делали в дзоте, полковник Грей? - генерал с багровым лицом опустился в кресло и сложил руки на своем письменном столе. - Что с вами такое? Вы всегда норовите ворваться в самое пекло! Вы - высший офицер! Вам не место в дзоте!
   - А кому место? - на лице Айвена не было ни тени эмоции, глаза смотрели прямо в герб Лиги Космоса на стене за спиной генерала. - Моим солдатам? А я не солдат?
   - Вы забываетесь, полковник Грей! - прорычал генерал, резкими движениями расправляя воротник мундира.
   - Это вы, видимо, кое-что забыли, генерал Орго, - спокойно сказал Айвен. Он продолжал беспристрастно пялиться на волчью морду на фоне двух скрещенных мечей. - Я уже сутки, как не служу под вашим командованием, как и весь мой полк. - Генерал устало опустил голову. - Со вчерашнего дня я нахожусь под командованием генерала Лоннег, и мой полк ожидает транспортировки на западный фронт.
   - Вы ищете смерти, полковник? - старые усталые глаза Орго смотрели на Айвена. - Там вы ее найдете. Будьте уверены.
  
   Старый полуразрушенный особняк, с обвалившимися стенами, прожженной крышей, догнивающими останками мебели и широких лестниц. От него мало что уцелело. Но он все еще выглядел величественно, наверное, как когда-то, когда он был еще цел, до войны, с яркими стенами, густым ползучим вдоль окон плющом, мраморными статуями во дворе. Теперь это дом, в котором живет их кодло. Айвену больше нравилось слово "семья". Он всегда мечтал, чтобы у них с Кайлом была настоящая семья с папой и мамой, со своим домом, собакой, подарками на их день рождения. Но папа и мама ушли, и уже казались полузабытым сном. Потом Лэйд и Англичанин. Затем и они ушли. Потом их подобрал Жан. И, отчасти, мечта сбылась. По крайней мере, теперь они были не одни.
   Тут было много детей, война не щадит никого, в особенности детей. Айвену хотелось знать: почему? Наверное, думал Айвен, потому что дети меньше всего виноваты в ее приходе. В ее рождении. И она им мстит. Злится на них. И когда взрослые развязывают войны, им не хватает времени на детей. Они начинают мешать, раздражать.
   - Зачем ты взял их с собой? - рыжая девчонка, лет одиннадцати, повзрослевшая намного раньше обычного, впрочем, как и большинство здешних детей. Веснушки на ее перепачканных щеках, темные синие глаза, наполненные гневом, длинные грязные, но, тем не менее, янтарные волосы. - Они ведь еще совсем маленькие. Им лет по шесть не больше.
   Жан стоял, исступленно глядя в прогнивший пол. Рядом стояли Кайл и Айвен.
   - Они должны уже помогать нам. Не такие они уж и маленькие, - оправдывающийся тон Жана начал принимать краски уверенности. - Да они крепкие, как железо! Что ты, девчонка, вообще понимаешь в таких вещах? Кайл вообще кинулся драться, совсем не как ребенок.
   - Ты не различаешь нас? - подал голос Кайл. - Это Айвен кинулся в ноги старику.
   - Не в этом дело. Я различаю вас. Было темно, - он повернулся к рыжей. - Марта, мы принесли еду. Если они будут оставаться в доме, под твоей защитой, то они скорее помрут с голоду. У них больше шансов выжить, если они будут помогать всему кодлу делом, а не просиживая и так просиженные штаны.
   - Они еще совсем дети.
   - Может кто-то нас спросит? - сказал Айвен. - Мы согласны с Жаном. От нас больше толку на вылазках.
   - Они еще совсем дети... - прошептала Марта, глядя в глаза Жана.
   - Мелкие, пойдите погуляйте.
  
   Айвен присел на остатках одного из балконов, поросшего густым темно-зеленым мхом. Отсюда был прекрасный вид, развалины окраины Парижа темными силуэтами прорисовывались на фоне алеющего заката.
   - Все еще пахнут кровью?
   - Кайл, ты видел того старика?
   - Если бы Крот не убил его, то тот бы убил нас. Ты ведь это знаешь.
   - Его кровь все еще на моих руках. Я не могу ее отмыть.
   - У тебя на руках ничего нет. Айвен, посмотри на меня. - Кайл одернул брата за плечо. - У тебя на руках ничего нет. Это не ты убил его, а Крот.
   - Если бы не прыгнул ему в ноги...
   - Тогда бы он убил нас.
   Айвен смотрел на свое кодло. Совсем разные дети. От трех лет до тринадцати. Все перепачканные, полуголодные, ободранные, но, тем не менее, наверное, счастливые. Они вместе.
   Марта. Марта хорошая. Она всегда добра ко всем. Ее все любят. Есть за что ее любить. Она лечит заболевших, Айвен подозревал, что она даже отдает часто свою еду самым слабым. Она рискует. Она не так сильна, как думает. Жалко ее. Если что-то с ней случится... Жан ее любит. Кайл говорил, что видел, как они целовались. Как взрослые. Все взрослеют быстрее, чем должны. Должны взрослеть. Айвен видел, как она убила Ворчуна. Крот сказал, что это убийство из сострадания. Ворчуну было семь. Он все время ворчал и был недоволен всем, но он был забавным. Курил и кашлял. А еще он любил рассказывать, как они с отцом ходили на лесное озеро ловить рыбу. Все слушали, хотя знали, что он никогда не знал своего отца. Он воровал по карманам прохожих. Один раз его поймали. Его подвесили за ноги и били палками по спине, пока она не треснула. Потом кинули собакам. Они стали грызть его, но он как-то уполз. Он долго полз до самого дома. Откуда у него было столько сил? У него посинела спина и ноги, они болтались, как на веревках. Он был весь изгрызан. Айвен видел, что у него не было нескольких пальцев на руках. Он стонал и хрипел. Марта не плакала. Они отнесли Ворчуна в дальнюю комнату. Там Марта говорила с ним. Не долго. Айвен подсматривал, но ничего не мог расслышать. Потом Марта взяла нож. Она ревела, когда Жан, Крот и Филипп закапывали Ворчуна. Крот сказал, что это убийство из сострадания. Интересно, а если я был бы на месте Ворчуна, я бы хотел умереть?
  
  
   2. Пластиковые солдатики
  
   Кто-то говорил, что это место напоминает ад. Айвен поверил в то, что часть правды в этих словах все-таки есть, сразу, как баржи причалили к пристани. Альянс начал такой неистовый обстрел артиллерией, что, казалось, они перепашут все речное дно. Вода была красной, такой темно-красной и все, кто не выжил, усеяли дно тяжелыми доспехами. Так что из подошедшего подкрепления уцелело процентов тридцать пять. Когда я ее увижу, тогда и скажу.
  
   Строгий кабинет. Даже, скорее кабинет аскета. Голые потресканные стены, металлический стол, стул, компьютер, окно, дверь и лампа на потолке. Генерал Лоннег, к полнейшему шоку Айвена, оказался женщиной. Он молча стоял посреди холодного кабинета, не сводя глаз с темноволосой, кое-где отмеченной сединой, дамы, еще не потерявшей былую красоту, с карими глазами и родинкой возле губ. Взгляд у нее был тяжелым и усталым. Под левым глазом виднелся небольшой шрам, на переносице белел пластырь.
   - Фемида, - прошептал Айвен. Никто ему не говорил, что генерал-сорвиголова Лоннег, руководящий боями в самом пекле Сатира - женщина. Да он сам бы никогда об этом не подумал.
   - Что вы сказали, полковник? - у нее был приятный бархатный голос.
   - Извините, я немного озадачен, - начал оправдываться Айвен. - Я не мог себе представить...
   - Но вы должны принять, что теперь служите под командованием женщины.
   Лоннег была одета в черный потертый мундир с золотыми нашивками. На правой руке обручальное кольцо. Воротник расстегнут. На лице не было никакой косметики. В голове Айвена мелькнула омерзительная мысль, что Алекс Лоннег уже не женщина, а настоящий солдат, в самом неприятном смысле этого слова. В ее глазах была усталость и безразличие. Абсолютное безразличие. Ей было плевать на все. По крайней мере, так казалось, как будто кто-то нашептывал эти мысли на ухо, тихо и настойчиво.
   - Вы думаете, что я сошла с ума, полковник?
   Айвена передернуло.
   - Не совсем, - он помялся. - Вы эспер?
   - Не нужно быть телепатом, чтобы понять ваш взгляд. Вы кое-что хотели у меня спросить.
   - Я потерял больше половины своего полка по прибытию. Как вы это можете мне объяснить? - Айвен чувствовал себя чертовски глупо, стоя посреди кабинета перед ней, как провинившийся соцработник перед начальником. - Вы должны были обеспечить, хотя бы, минимальное прикрытие баржам.
   Лоннег кисло улыбнулась, на мгновение, оскалив зубы.
   - Насколько я помню письмо маршала Розова, высадка подкрепления должна была осуществляться на территории, принадлежащей войскам Лиги, - она выдержала паузу, глядя на полковника. - Но высадка произошла вне нашей территории, а точно по линии городского фронта. Просто маршал не соизволил спросить моего мнения, посчитав, что данные разведки будут более точными.
   - Письму чуть больше суток.
   - Ситуация в Пиросе меняется ежечасно, - генерал покрутила шею, хрустнув позвонками. - Бои тут не прекращаются никогда. Тут не бывает перемирий. И Альянс и Лига не собираются отдавать город, поэтому сюда закидывают все больше и больше пушечного мяса, такого, как мы с вами. Тут нет продовольствия, нет медикаментов. Их не присылают. Боеприпасов хватает, - она снова кисло улыбнулась. - Дешевле залить город кровью, чем разрешить проблему иным способом. Тут не ценится человеческая жизнь, полковник Грей. Все солдаты, кроме офицеров медвойск, попавшие в плен, предаются казни на месте. У вас еще есть ко мне вопросы?
   - Один. Если позволите.
   - Спрашивайте.
   - Почему у вас в кабинете нет больше ни одного стула?
   - Чтобы сидела я одна, - она попыталась улыбнуться. - Я все же женщина.
  
   Люди тут все похожи на камни. Они уже ничего не ждут от жизни, во всяком случае, ничего хорошего. У них в глазах пустота, то, что было человеческим, угасло и стерлось в прах. Сотни моих ребят встретили прибытие в Пирос на дне реки. Остальные покрылись сединой.
  
   Темно, холодно и пустынно. Орудийные установки время от времени посылают Альянсу горящие снаряды, которые, достигнув цели, возможно, заберут еще чьи-то жизни. Айвен стоял и смотрел на берег реки. Ночь, эхо огня, прожекторы, рассекающие грязное небо... обычный пейзаж для этих мест. Над головой, тихо гудя пропеллерами, пролетал дрон42, завис в воздухе, уставился на полковника, щелкнул сканером и довольный полетел дальше. Айвен стоял и курил, наблюдая за мотыльками, бьющимися о стекло лампы над дверью в бункер. Дверь со скрипом открылась, и на площадку вышел капитан с красными от бессонницы глазами.
   Он оперся об ограждение и закурил.
   - Солдатики, - прошептал он, глядя на противоположный берег реки. - Мы - это солдатики, которыми я играл в детстве. Я составлял отряды, разрабатывал стратегию и устраивал войну. Мои солдатики сражались, стреляли друг в друга, резали в рукопашной, умирали. Мне тогда и в голову не могло прийти, что когда-нибудь я сам стану таким же пластиковым солдатиком в чьих-то руках. И что бы со мной ни случилось, это не повлияет ни на ход сражения, ни на игрока, потому что мама всегда может купить новых пехотинцев, снайперов, гренадеров, - капитан взглянул на Айвена глазами, не спавшими вечность. - Ты ведь полковник Грей, из подкрепления? Скажи мне, что ты ощутил, когда твои ребята сотнями пошли ко дну?
   Айвен молча смотрел на него.
   - Я слышал, что ты начальство ни во что не ставишь, что тебе все по барабану, - он снова уставился на реку, над темной гладью которой мелькали размытые белые пятна прожекторов. - Ты, наверное, думаешь, что это место как раз по тебе? Как раз по твоим силам? Я так никогда не думал. Для меня это была война за мои убеждения, за то, чему меня учили с самого детства. А тебе что до этого? Молчишь? Тут все становится ясным. Тут все начинаешь понимать правильно. И тот, кто понимает до конца, всаживает себе пулю в лоб. Что это за город? Что он из себя представляет? Молчишь? Не знаешь. Это кладбище. Мое, твое, остальных. Если такой крутой, каким себе кажешься, то тут ты это легко проверишь. Видишь ли, как-то раз один человек мне сказал, что когда люди сталкиваются с настоящим потрясением, испытанием... называй, как хочешь, только не с чем-то житейским, суетным, а с настоящей трудностью, такой, что берет тебя правой рукой за руки, а левой - за ноги и начинает ломать... И, либо человек выдерживает - тогда его уже ничему не сломать, либо его разрывает пополам. И тогда человек уже не человек. Тут все по-другому. Тут слишком быстро умирают. Тут слишком громко кричат. Тут слишком легко теряют свою человечность, прикрываясь законом. А так ведь не бывает. Какой смысл? Я не вижу смысла в жизни без настоящего пути. Либо ты хороший, либо ты плохой. Третьего не дано. Прожить жизнь так, чтобы после твоей смерти люди... да черт с ними! К черту всех! Главное, чтобы ты смог сказать себе: я прожил жизнь, как хороший человек, или я прожил жизнь, как плохой человек. Главное, что ты прожил свою жизнь, как человек! Не столь важно, хороший ты или плохой. Важно, что ты настоящий, искренний. А если человек ни туда, ни сюда, и тем и другим понемногу, то это не человек, а бесформенная амеба. Чего ты молчишь? Нечего сказать? Думаешь, я сумасшедший? - Айвен молча смотрел на него, жар сигареты обжег пальцы и он выкинул ее. Повернулся к двери.
   - Я не сумасшедший. Я просто устал, - продолжал капитан, который не спал вечность. - Мои ребята... А я остался. И мне не все равно, - он говорил тихо, пытаясь закрыть глаза, но как только веки смыкались, какая-то сила раскрывала их вновь. Айвен закрыл за собой дверь.
   В узком коридоре гудел двигатель бойлерной. Лестница круто шла вниз, выплясывая тенями под желтыми качающимися лампами. Стены пестрили трещинами. Нужно поспать. Чертовски хочется спать. Громкий хлопок. Айвен выскочил на площадку, грохнув распахнувшейся дверью о стену. Капитан лежал, раскинув руки. Его правая ладонь сжимала пистолет.
  
   Двое маленьких мальчиков-близнецов стоят в темном вонючем сарае. Свет лишь одним золотистым лучом прорывается сквозь трещину в стене и разливается на грязном полу ярким пятном. Тут холодно, близнецы дрожат, но не издают ни звука. Помимо них в комнате еще старик, одетый в темные тряпки, от него несет табаком, даже сейчас в зубах он сжимает дымящуюся трубку. Он сидит на мешке. Его лица не видно, только оскалившаяся в кислой улыбке пасть, окруженная седой щетиной. Еще тут человек в штопанной армейской форме. На его лице шрам, одного глаза нет.
   - Англичанин, - обратился человек в форме к старику, - Бедняк подобрал их на улице, бродили по руинам. Искали родителей, - человек в форме положил огромные ручища на детские плечи. - Не знаю сколько они там пробыли. Они, почти, ничего не говорят.
   Старик молча вдыхал яд табака и выдыхал тучи серого дыма, отливающие сталью, когда их пересекал одинокий золотой луч.
   - Как вас зовут? - его голос напоминал стоны умирающего.
   Близнецы переглянулись.
   - Вам не стоит меня бояться, - прохрипел старик. - Ни меня, ни Лэйда. Мы хотим вам помочь.
   - Кайл.
   - Айвен.
   - Чистые детские голоса. Голоса ангелов, - старик улыбнулся. - Два брата. Каин и Авель, - он замолк, улыбка исчезла. - Вы похожи на серых мышей. Как ваша фамилия?
   Молчание.
   - Они, наверное, не знают. Маленькие еще, - предположил Лэйд.
   - Тогда вас так и назовем. Серые. "Грей", - старик снова показал желтые острые зубы и вдохнул дым табака.
   - Где мама и папа? - спросил один из близнецов.
   Улыбка пропала. Несколько секунд старик молчал.
   - Они мертвы. Ваших родителей больше нет.
   - Неправда! - закричал один из братьев. - Ты все врешь! Неправда! Он обещал, что они вернуться! Неправда! - он со слезами кинулся к старику, но Лэйд ловко подхватил его и поднял в воздух.
   Второй мальчик вцепился в руку человека в форме и укусил ладонь. Лэйд прорычал и схватил его за шиворот. Поднял обоих детей перед собой.
   - Бесенята! - улыбнулся Лэйд. - Ей богу, бесенята!
   - Бойцы, - улыбнулся старик, затягиваясь трубкой. - Нет. Они не мыши. Эти - волчата, - он помолчал, слушая, как малыши дергаются, пытаясь освободиться от клешней громилы. - Наступит время, и эти волчата будут грызть друг-друга.
  
   Линия городского фронта. Кварталы были похожи на огромную груду мусора, наваленную до самого горизонта. Руины небоскребов сотрясались от взрывов, пылали огнем, испускали черный ядовитый дым, рушились в тучах пыли, хороня в своих обломках десятки солдат. Вечернее небо озарялось вспышками, разливающимися яркими огнями по мохнатым темным бокам разорванных туч, низко нависших над истерзанной землей. Истребители и вертолеты, танки и ходуны, транспортные челноки и ракетные установки... все это соединялось в хаотичном танце смерти, итог которого всегда один.
   Айзек Винже лежал на спине, его шлем валялся рядом, на помятой броне темнели трещины, измазанные красными пятнами, изо рта по щекам маленькими ручейками лилась кровь. Он делал попытки глотнуть воздух все чаще и чаще, хрипел, судорожно сжимал кулаки, но все еще находился в сознании. Айвен склонился над ним, стоя на коленях. Рядом безмолвно, словно затерянные статуи, стоял отряд из состава его полка.
   - Полковник, как... как же так? - прохрипел Айзек. - Так глупо... И недели не прошло... - он смотрел своими темными бегающими глазами то на своего полковника, то в проклятое небо. - Так глупо...
   - Ты молчи, молчи, Винже. - Айвен беспомощно глядел в покидаемые жизнью глаза.
   Он всадил Айзеку в шею весь риминид, но тот все равно не умолкал, хотя боли уже не чувствовал, пытался дышать. Рядом стоял капрал. Наклонился. Сказал на ухо:
   - Ему не помочь, полковник. Не успеем. Может еще дозу?
   - Как в... в первый день, - продолжал Айзек. - Говеное место... Столько наших ребят.... Их даже никто... никто со дна собирать не думает, - он опять впился глазами в своего полковника. - И за что? За... за что? Кому это нужно?
   - Может еще дозу? - настоял капрал.
   Айвен оттолкнул капрала и потянулся к пистолету.
   Невдалеке разорвалась бомба, по земле поползло облако дыма.
   - Айзек, не смотри мне в глаза. Просто закрой их или отведи в сторону, - голос Айвена был похож на голос мертвеца, ни одной эмоции, ни скорби, ни сожаления, только глухая пустота, он сжал в своей руке руку Винже.
   - Я не хочу отводить глаза. И вы, пол... полковник. Не стоит. Я... я все понимаю, - он криво улыбнулся. - А сейчас вы видите ее?
   - Да, - тихо ответил Айвен, направляя холодное дуло пистолета на капитана. - И мне противно на нее смотреть, - он спустил курок.
   Надев шлем, Грей начал закидывать на плечи безвольное тело Айзека. Броня запищала, усиливая сервомоторы, чтобы поднять тяжелую ношу.
   - Зачем? - прохрипел голос капрала в шлемофоне. - У нас мало времени, полковник.
   Айвен ничего не ответил и тяжелой поступью побрел через развалины.
  
   В бинокль было видно, как несколько десятков человек одновременно превратились в горящие восковые фигуры, еще, шатаясь, медленно идущие вперед и размахивая руками по инерции, а может, они еще были живы какое-то мгновение. Айвен опустил бинокль.
   - Фредди не дошел, - констатировал он.
   Рядом с ним в окопе стоял невысокий крепыш в тяжелой броне. Он взял из рук полковника бинокль и, взглянув на горящие останки, покачал головой.
   - Им еще повезло, - голос его был высоким и даже писклявым. - Если бы тепловая бомба бахнула по тяжелой пехоте, то ребята еще пару минут жарились бы в раскаленных экзоскелетах.
   Они сели на ящики и Айвен достал сигареты. Предложил коротышке, но тот отрицательно мотнул головой.
   - Не куришь, Луис?
   - Нет. Они вредны для здоровья.
   Айвен удивленно приподнял брови и уставился на коротко стриженного рыжего капитана. Тот непонимающе смотрел в ответ.
   - Что? - произнес он.
   Айвен звонко расхохотался во все горло.
   - Вредны? "Вредны", говоришь? - он хлопнул капитана по плечу. - Ты мне нравишься, Луис! Ей богу, нравишься! С таким чувством юмора ты проживешь лет триста. Ты бы еще сказал: "Опасны для жизни"!
   Луис молчал.
   - Я слышал, что вы вчера потеряли капитана. Он умер у вас на руках.
   Айвен вмиг замолк. Затянулся и кинул злой взгляд на Луиса.
   - Я вчера потерял шестьдесят восемь своих солдат, - он сверлил капитана карими глазами, - Не пытайся больше мне задавать подобных вопросов.
   Молчание. Рокот снарядов и свист очередей.
   - Полковник, бомбардировщики!
   Айвен начал быстро натягивать шлем. С неба поспешил приближаться оглушающий свист. Потом другой, третий.... Совсем рядом свист обратился в разорвавшийся гром, и по броне ударили тяжелые куски, засыпало землей. Потом пошли содрогания почвы, в ушах свистело. Броня зашипела, выкапывая хозяина, Айвен руками раздвинул обломки, разгреб кучу земли, высунул голову и увидел только пелену дыма.
   - Луис, ты еще жив?
   Из динамика доносились одни помехи.
   - Еще пока.... - прорвался еле живой голос сквозь шум.
   - Восемнадцатый взвод. Кто остался? - Айвен искал свой гарпун, но вскоре бросил это занятие, оборонительная дугообразная линия была испахана до уродливой ломанной. - Кто остался, восемнадцатый взвод?!
   Из-под земли выкопался Луис, с гарпуном в руке. Потом еще пару десятков в тяжелой броне. Только те, что были в тяжелой броне.
   - Полковник, они идут в наступление.
   Айвен повернулся и забегал глазами по сотне мелких фигурок, врассыпную бегущих в его сторону по останкам взвороченных улиц, между фундаментами зданий и черных скелетов техники.
   - Занять оборону! - скомандовал он. - Восемнадцатый взвод, занять оборону! Соим! Соим жив? - .... - Тогда, Грегор, передай, что в нашем квадрате прорывают линию!
   Потом он, помниться, отсоединил от креплений покосившийся крупнокалиберный пулемет и пошел с ним наперевес в атаку, рискуя оставить свою броню без питания. Бежал, падал, стрелял, снова вставал, чтобы пробежать, упасть и открыть огонь...
  
   Голова гудела. Кто-то тащил его, облаченного в броню, на себе. Дышать было трудно, сил не было вообще. Какая-то странная тишина. Какая-то странная пустота.
  
   Улицы незнакомого большого города. Сотни, тысячи людей текут серыми размытыми потоками в разные стороны. Среди них пылает яркий силуэт. Девушка, внеземной, скорее, даже, ангельской красоты. Она в алом плаще. Ее золотые волосы развеваются на ветру. Она улыбается мне.
  
   Глаза открылись и сразу же навис испачканный потолок с мерцающей лампой. Слева капельница. Справа койка с человеком, укутанным в бинты. Сзади стена с покосившимся распятьем. Спереди простыня. Айвен пошевелил руками. Поднялся, скинул с себя простыню и сел на кровати, свесив ноги. В лазарете стоял запах гнили и лекарств. Из матового окна распылялся белый дневной свет. Почти все койки были пусты, неубраны. Дверь открылась и вошла медсестра.
   - Полковник Грей, вы уже пришли в себя?
   Айвен демонстративно оглядел свое тело.
   - Вроде как, даже, прибежал. А как ваши дела?
   - Хватит паясничать, полковник, - медсестра сурово сдвинула брови. - Как вы себя чувствуете?
   - Отлично. - Айвен кинул беглый взгляд по унылому помещению. - Где моя одежда?
   - И не мечтайте. Вы никуда не уйдете, пока доктор не осмотрит вас, - категорично заявила девушка в синем халате.
   - Ладно. - Айвен ступил на холодный пол босыми ногами. - Я сам за ней схожу.
   - За кем?!
   - За одеждой. - Айвен зашагал, замотанный в одну простыню, по коридору не обращая внимания на протесты медсестры.
   За очередной дверью полковник остановился. Перед ним, как вкопанная, стояла Лоннег. Она окинула удивленным взглядом человека в простыне и с легкой злой улыбкой произнесла:
   - А почему честь не отдаете?
   - Боюсь, предстану перед вами в непристойном виде, - отчеканил Айвен.
   - Ну, это я как-нибудь переживу. Раз вам лучше, идите и оденьте на себя что-нибудь более пристойное и в мой кабинет.
   - Разрешите, я стул с собой принесу.
   Генерал зло посмотрела Айвену в глаза.
   - Вы продолжаете шутить? Не испытывайте меня, полковник.
  
   Айвен стоял по стойке "смирно" перед железным столом генерала. Лоннег долго молчала, перевела взгляд на подчиненного.
   - Что вы делали на линии огня? Вы считаете, что это такой интерактивный тир, в котором можно похвастать в меткости стрельбы или количестве набранных фрагов, полковник?
   Молчание.
   - Понимаю, вы не хотите, чтобы ваши солдаты считали вас белоручкой. Но вы высший офицер, и вы несете ответственность не столько за свою жизнь, сколько за ход сражения. Кому и что вы хотите доказать своим безрассудством?
   - Ситуация требовала неотложных действий, генерал.
   - Неотложное действие. Оставить линию без командования? Вы подумали о тех людях, которые вам вверены?
   - Только о них я и думал, генерал.
   - Вы мальчишка, полковник. Несносный мальчишка, который не понимает происходящего. Я запрещаю вам принимать непосредственное участие в полевых действиях.
   - Прошу прощения, генерал?
   - Я запрещаю вам рисковать жизнью без моего приказа.
   - А кто должен....
   - Оставьте эти детские пререкания для рядовых, полковник. У меня не так много офицеров, чтобы я ими понапрасну рисковала.
   - Легко посылать людей на бойню, за которой наблюдаешь в бинокль.
   - По вашему мнению, для меня солдаты это просто имена на мониторе?
   - Никак нет, генерал.
   - Ступайте.
   - А если я нарушу приказ?
   Лоннег пронзила его взглядом.
   - Я отдам вас под трибунал.
   - Не отдадите, генерал. - Айвен сохранял каменное выражение лица. - У вас не так много офицеров.
   - Будьте уверены, я сделаю исключение.
   - Будьте уверены, я тоже.
   Айвен отдал честь и вышел.
   Лоннег смотрела на противоположную стену пустыми глазами. Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Тихо и безудержно, как плачет женщина, которая забыла, как нужно плакать.
  
   Алекс Лоннег стояла среди стопок серых продолговатых металлических ящиков, уложенных в большом полутемном холодном помещении. Она молча шагала среди них, рассматривая имена и звания, прикасалась замерзшими пальцами, шептала неслышимые слова. Ее глаза наполнялись нежеланными солеными каплями, стекающими по щекам тонкими ручьями. В тишине движения ее губ, оставаясь в тени, стоял человек и не сводил с нее глаз. Она не видела его.
   - Я не хотел причинить вам еще большей боли. Простите меня.
   Лоннег обернулась в сторону голоса и смущенно вытерла слезы.
   - Для меня люди - это не просто имена на экране, полковник Грей, - она молчала, возвращая контроль над собой. - Жалкое зрелище, не правда ли? Генерал, который ходит и разговаривает с мертвыми. Просит у них прощение со слезами на глазах.
   - Это не жалкое зрелище, - глухо отозвался голос Айвена. - Это заслуживает уважения.
   - Это Тимми, - она прикоснулась к одному из ящиков. - Совсем еще мальчишка. Писал стихи. Парочку даже мне посвятил. Все время рассказывал про свою младшую сестренку, которая постоянно ябедничала матери на него, - она прошла пару шагов и приложила ладонь к стенке другого ящика. - А это Даниель. Был огромный и сильный, но что толку от этого, когда целые города исчезают от одного нажатия кнопки? Он закрыл собой одну местную девушку, там... в трущобах. А это Лило. Ей все время хотелось горячего шоколада, даже, когда нас перестали снабжать продовольствием. Она очень любила сладкое. Гроунинг черт знает откуда доставал ей этот шоколад, - она шла и смотрела на ящики. - Кикс. Ничего не боялся. Был как заговоренный. Ни одной царапины. Но один раз накрыл целую семью в подвале фосфорной гранатой. Той же ночью повесился. Гариссон. Нахал, каких я еще не встречала. Приставал ко мне с непристойностями. Вытащил меня из горящего челнока, полез за остальными... Сильвио, - на какое-то мгновение ее губы сошлись в улыбке. - Святой ангел в Аду. Он никогда не брал с собой оружие. Никогда никому не причинял боль. Вытащил с поля боя шестьдесят девять человек. Постоянно читал всем Библию. Слышали бы вы, как он говорил...
   Она продолжала рассказывать об умерших, прикасаясь к гробам, называя имена, а Айвен молча смотрел на нее.
   - У вас никогда не было близкого человека?
   - Был Брат. Остальные, наверное, не попадают под определение "близкие".
   - У меня был муж. Он был военным. Воевал за Альянс. Может быть поэтому, когда он погиб, я сменила имя и отдала документы в академию.
   - Так просто?
   - У меня дядя в высших эшелонах Лиги в системе Весов.
   - Почему же вы переметнулись на другую сторону?
   - Командование Альянса кинуло его в мясорубку, из которой не было выхода.
   Айвен криво усмехнулся:
   - А мы с вами, по вашему мнению, где сейчас находимся?
  
   Как же чертовски хочется спать. Но веки почему-то не хотят смыкаться. Темно, тихо, холодно, одиноко. Она разговаривает с мертвыми, чтобы облегчить свою душу. Значит, она у нее еще осталась. А я мудак, оскорбил ее.
  
   Айвен смотрел на монитор навигатора, на котором светились очертания улиц и горели зеленые и красные огоньки - свои и чужие.
   - Квадрат сорок четыре-тридцать один, - произнес Луис своим писклявым голосом.
   - Луис, ты хоть курить начни, чтобы голос посадить, - проворчал Айвен. - Уши режет.
   Он поднял голову и оглядел своих капитанов.
   - Джентльмены, перед нами стоит задача ликвидировать вражеский форпост. В нашем распоряжении семьдесят единиц тяжелой пехоты, десять парящих танков, шесть ходунов, два часа и никакой авиации, - Луиса он знал, а остальных троих видел в первый раз. - Вы получили все инструкции. Отправляйтесь к своим подразделениям. Приступаем через двадцать минут.
  
   Форпост напоминал ощетинившегося дикобраза, всем своим видом показывающего, что он готов к любым неприятностям. Окруженный сборной четырехметровой стальной стеной с крупнокалиберными пулеметными установками, башнями и бронированной охраной. Широкий цилиндр центрального бункера разложился на разрушенной городской площади. Вокруг него не осталось высотных зданий.
   Айвен выглядывал из-за угла, наблюдая в бинокль за солдатами в серой броне, неспешно шагающими по стальной стене дикобраза. Какие расслабленные. Даже, не оглядываются. Ну, еще бы, это ведь их территория. Разве они могут предположить, что его группа дойдет сюда незамеченной, да еще с техникой? А ведь линия фронта всего в пяти милях.
   - Полковник, все на позициях, - донесся в шлемофоне голос Луиса.
   - Понял. Начинаем через тридцать секунд.
   Он обернулся к своему отряду. Черт его знает, что сейчас у них на лицах. Все как куклы, в доспехах, шлемах... как и он сам. Пластиковые солдатики.
   - Первый отряд, вы готовы, мужики? Сейчас будет весело.
   Они ответили, что готовы. Танки дали залп, и снаряды с оглушающим грохотом оставили крутые вмятины на стальной стене дикобраза. Часовые попадали, пулеметы заискрили мечущимися очередями, прощупывая округу. Веселье началось.
   Второй залп. Одна из башен разлетелась рваными лоскутьями. Центральная секция стены изогнулась, разрывая крепления, связывающие ее с соседними. Из башен полетели ракеты, один из парящих танков вспыхнул, накренился и влетел в бетонные блоки. Пулеметы мяли корпуса машин, окруживших форпост. Один из ходунов получил ракетой в кабину, пошатнулся, но устоял. Вторая ракета разнесла бедренный сустав и машина, опрокинувшись назад, грохнулась на землю, подняв тучу пыли. Третий залп. Центральная секция разверзлась посередине, прогнув рваные края внутрь дикобраза. В шлемофоне Айвен услышал, что на другой стороне еще одна из секций сдала. Еще два танка горели, вспарывая землю килем.
   - Завесу! - крикнул Айвен в шлемофон. - Завесу! Машинам отойти!
   К помятому дикобразу, по крутым параболам, со всех сторон, полетели гранаты, накрывая площадь клубами серого дыма. Танки, отходя, дали еще один залп, разнеся еще две башни. Один из них вспыхнул, подбив собою зазевавшийся ходун. Еще одного вспорола пулеметная очередь, видимо, добравшаяся до топливного бака. Гром стрельбы и взрывов накатывался, заставляя сердце разрывать грудную клетку.
   - Отряд один! - проорал Айвен в шлемофон и, покинув убежище, кинулся к форпосту через дымовую завесу с вулканом43 наперевес. Электромагнитные помехи, создаваемые завесой, зашумляли термообзор доспех, но, главное, что эти козлы прицелиться нормально не смогут. Но, тем не менее, они пытались. Очереди хаотически рыли и так изрытую землю и остатки мостовой, поднимая рой щепок и осколков. Прошили одного, другого. Айвен заметил, как очередь разметала тяжелую броню его солдата, словно это была яичная скорлупа. Тот даже не успел закричать.
   На полном ходу вбегая в разорванную стену, Айвен сдавил гашетку "вулкана", посылая впереди себя свинцовую струю. Под нее попал один малый, его откинуло назад, продолжая мять, как жесть, пока броня не лопнула. Солдаты в серой броне сбегали вниз по лестницам. Пулеметы развернулись во внутренний двор, но стреляли уже не так борзо - во дворе были и свои пехотинцы. Айвен кинулся ко входу в бункер. Упал за припаркованный грузовик и стал поливать свинцом пулеметную установку над собой. Из кабины вывалился стрелок и безвольно, как манекен, сполз по пологой внутренней стене.
   - Взорвите дверь бункера, вашу мать! - закричал он. Второй, третий, четвертый пехотинец в серой броне отлетел на землю. Серые и бурые солдатики стреляли друг в друга, прячась за ненадежные укрытия, кидали гранаты. Пулемет начал перегреваться. Айвен вжался в колесо грузовика и взглянул на экран своего оружия. Осталась четверть боеприпасов. Мимо него по прямым линиям полетели ракеты. Раздались взрывы. Айвен высунул голову, дверь бункера была разорвана и дымилась. Он выскочил из укрытия, стреляя короткими очередями.
   - Отряд один и два, за мной в бункер! - он бежал, а броня шипела от нагрузки, в глазах рябило. - Остальным зачистить двор! - рядом разорвалась граната, от брони срикошетили куски бетона, в плечо ударил осколок, закрутив и опрокинув полковника. Он поднялся и снова кинулся к развороченной двери.
   Айвен остолбенел, тупо глядя перед собой, опустил пулемет. Среди дыма и взрывов, спотыкаясь, шла маленькая девочка. Ей было семь-лет восемь, длинные черные спутавшиеся волосы, непонимающий взгляд. Она оглядывалась по сторонам широко раскрытыми глазами. Перед ним мелькнуло другое детское лицо, с зелеными глазами, в которые черными когтями вцепился ужас.
   В ушах заиграла какая-то странная соната, тоскливая, громкая, многоголосая, страшная. Какого черта она тут делает? Какого черта она тут делает? Какого черта она тут делает? Какого черта?!!!! Айвен выпустил из рук пулемет и кинулся к девочке. Кинулся, что было сил, забыв про форпост, про стрельбу, про взрывы. Девочка остановила на нем взгляд, непонимающий, ясный, детский. Ее личико не искажала гримаса страха, она просто смотрела на огромную железную куклу, несущуюся к ней. На пути раскрылся огненный цветок, плавно, как в замедленной пленке. Рыжий, слепящий, уродливый. Айвена откинуло на спину, броня застонала, перед глазами запрыгали помехи и строчки состояния программных ошибок и диагностики. Айвен уже не смог подняться, но он полз, перебирая непослушными руками. Где она? Где она? Где она? Где она? Где она? Где она?!!! "Когда я увижу ее, тогда и скажу". Он подполз и бережно прикрыл ее руками. Маленькое детское тело было изуродовано, ее лица нельзя было уже различить. Он закричал. Закричал во всю силу своих легких. Истошно, беспомощно, дико. Слезы залили глаза, руки прижимали тело, окрашиваясь в алые краски, в шлемофоне кто-то звал его, что-то кричал...
  
   Айвен сидел на прожженной земле, положив локти на полусогнутые ноги, и смотрел вперед бессмысленным взглядом. Его изуродованная броня валялась рядом. Луис встал напротив. Айвен не обращал на него никакого внимания, глядя куда-то сквозь своего капитана. Луис присел на корточки, уставившись в пустые карие глаза.
   - Полковник.
   Айвен продолжал вглядываться в пустоту.
   - Скажи мне, Луис, - хрипло, тихо, почти шепотом произнес полковник. - Скажи мне, почему мы атаковали полевой госпиталь для гражданских? Как это получилось?
   - Полковник....
   - Почему мы разбомбили больницу?
   - Полковник, разведка подкачала.
   - Почему там был не форпост? - Айвен продолжал хрипеть, на его глаза начали наворачиваться слезы.
   - Разведка.... - Луис нервно почесал затылок. - Это и был форпост. Они недавно начали использовать его, как госпиталь.
   Айвен поднялся и, пошатываясь, побрел проч. Исчез в руинах. Вокруг развалились солдаты, усталые, измученные. Остывала уцелевшая техника.
  
   Перепачканное детское лицо с ясными заплаканными глазами на фоне голубого невесомого неба. Его лицо. Айвен зачерпнул воду из лужи в сложенные ладошки и приложил руки к глазам. Где-то здесь. Это где-то здесь.
   Еще теплые руины дома, догорающие, дымящиеся. Уцелело всего несколько стен. Горы обломков и столбы дыма. Маленький мальчик стоял и беспомощно оглядывался, как бы п рислушиваясь к чьему-то беззвучному голосу. А густой дым вокруг уходил и таял в голубом полуденном небе.
   Он с неимоверным трудом, перебирая маленькими ручонками, раскидывал куски досок, осколки кирпича. Перевернул помятое стальное корыто и нашел. Кайл был жив, без сознания, но жив. А ему не верили. Никто не верил. Взрослые никогда не верят. Он закричал, что было сил, дергая брата за плечи, прижимая к груди. Он знал, что все нормально, что никогда его чувство не подводило, но было все равно страшно. А вдруг оно ошиблось? Вдруг его брат мертв? Он ведь не дышит! На его лице маска серой пыли и пепла. Вдруг оно ошиблось?! И он плакал. Разливал слезы по пеплу на безмятежном лице. И он кричал. Звал Кайла по имени, звал Лэйда и Бедняка, от которых сбежал сюда. И ему было страшно. Так, как в ту ночь, когда папа в спешке спустил их в подвал и убежал искать маму. Навсегда. Тогда он сказал, что они скоро вернутся.
   Лэйд, огромный добрый сильный, показался в развалинах, весь запыханный с обеспокоенной физиономией. Волосы его были растрепанны пуще обычного, повязка на выбитом глазе отсутствовала, открывая уродливый впалый шрам. Он вертел здоровым глазом, обшаривая окрестности, пока не увидел ребенка. Подбежал спотыкаясь.
   - Как? Как ты? - Лэйд ошарашено глазел на братьев. - Он жив? Айвен, дай его мне, - он отстранил плачущего мальчика от безжизненного тела, прощупал пульс. - Пульс есть. Слышишь? Не реви, он жив.
   Здоровяк взял Кайла на руки и поднялся.
   - Быстрей к Англичанину. Он знахарь. Быстро поможет.
   Здоровяк помчался вон, оглядываясь на ребенка, бегущего за ним.
  
   Кайл лежал на пледе, расстеленном на полу, в полутьме, среди нескольких тлеющих соломинок сухих трав. Травы дымили густым тяжелым сладким дымом. Над ним колдовал Англичанин, тихо напевая заклинания и махая над распластавшимся ребенком пучком горящей соломы. Айвен стоял поодаль, наблюдая за сценой врачевания. На его плече лежала лапа Лэйда, который тоже не сводил глаза с безумных танцев старика. Тянулась вечность, в темноте, в тишине, нарушаемой пением старого шамана, в запахе сладких хмельных трав. Англичанин замолк. Наклонился над ребенком и, приблизив свой острый переломанный нос вплотную к лицу пациента, вдохнул воздух на полные легкие. Потом он встал, отошел к своему любимому мешку и завалил на него костлявый зад.
   - Ну, как? - решился спросить Лэйд.
   Кайл подал голос, тихо простонав.
   - Выживет. Силен щенок, - прохрипел старик. Потом оскалил свои волчьи клыки. - А как ты, все-таки, нашел своего брата, Айвен Грей?
  
  
   3. Я слышу
  
   Контуры теряли четкость в мерцающем тусклом свете. Человек в одних лишь армейских брюках стоял спиной к зеркалу и безмолвно шевелил губами. На его груди в такт сломанной неоновой лампе вспыхивал нательный серебряный крестик. Изможденное осунувшееся лицо, постаревшее слишком быстро, опустошенные глаза, седые короткие волосы, напряженные до предела мускулы, осыпанные бисером испарины, дрожащие руки, сжатые в кулаки, двигающиеся губы... шепот остановился. Человек окинул взглядом потресканый кафель на стенах, потолок, остановился на прямоугольной лампе над головой, прищуриваясь от дрожащего холодного света.
   - Меня ждет пустота, - сказал он тишине. - Никакого искупления. Только пустота.
   Он развернулся и взял из раковины пистолет.
   - Миранда, прости. Папа не вернется к тебе. Ты хорошая девочка, смышленая. Позаботься о маме. Скажи ей, что я очень вас люблю. Больше всего на свете. Но твой папа не такой сильный, как тебе всегда хотелось. Он больше не может. Прости. Я увидел бы тебя уже взрослой. Тебе будет уже девятнадцать, - он замолчал, задумчиво разглядывая кусок стали в своей руке. - Ты никогда не узнаешь, что сделал твой отец. Никому не верь. Ты же знаешь, что я никогда бы такого не сделал. Прости...
  
   По полутемному грязному коридору быстрым шагом двигались несколько человек в офицерской потертой форме, шли молча, угрюмо глядя перед собой. Один из них, невысокий коренастый рыжий, нарушил молчание:
   - Еще один. Фергисон застрелился в туалете. Люди не выдерживают.
   Лысый высокий широкоплечий полковник обернулся и бросил мимолетный взгляд на капитана. Тот заметил это и, словно обжегшись, опустил глаза и уставился на свои покрытые въевшимся в кожу пеплом ботинки, мелькающие в такт шагам.
   Четыре офицера зашли в холодный тесный кабинет и, встав по стойке "смирно" и заложив руки за спины, обратили взгляды на женщину в генеральском мундире, сидящую за железным столом.
   - Докладывайте, капитан, - у нее был усталый голос.
   - Полковник Леонард Фергисон покончил жизнь самоубийством сегодня в два часа ночи. Застрелился из табельного оружия. В мужском туалете третьего блока.
   - Ферги... - прошептала генерал, но присутствующие смогли расслышать. - Причины выяснены?
   Капитан слегка замялся.
   - Предположительно, причиной нервного срыва послужили события трехдневной давности. По полученным неподтвержденным данным полковник Фергисон, при выполнении зачистки квадрата пятьсот шестьдесят три - ноль один, отдал приказ на подрыв жилого здания, подозревая, что в нем находится отряд противника. После взрыва обнаружилось, что вместо вооруженного отряда в жилом здании находилось порядка двухсот мирных жителей, - капитан запнулся, - в основном женщины и дети.
   - Господи... - прошептала генерал, запустив ладони в свои темные волосы, отмеченные сединой.
   Молчание длилось около минуты.
   - Ну, это все-таки война, - генерал продолжила спокойным ровным голосом. - Сегодня ночью активизировались силы противника в нашем секторе. По ту сторону Сибил. В данный момент Альянс форсирует реку. Вас обеспечат поддержкой авиации и восьмой ракетной батареи, - она пододвинула стопку планшеток на край стола. - Тут все необходимые данные. Через час мы можем потерять побережье. Можете идти, джентльмены.
  
   Город пылал, небо ревело, а река, казалось, вот-вот закипит. Разваленные здания уродливо осыпались, обнажая черный стальной каркас. В небе кружили истребители и вертолеты, сгорая и падая вниз. Взрывы разворачивали почву, перемалывали ничтожные человеческие фигурки, усеявшие берег черными мечущимися точками. Понтоны лавировали и перестраивались так, что снаряды не успевали их достать, разрываясь в воде и поднимая горячие пенные фонтаны. Это был серьезный штурм. Что же заставило их действовать так отчаянно?
  
   Айвен лежал с гарпуном и прицеливался. Сюда мало кто доберется. А если у кого получится, то его отряды об этом позаботится.
   - Мы потеряли внешние укрепления, - донеслось в шлемофоне.
   - Ну, еще бы не потерять.
   Впереди, на пустыре между развалинами и уже потерянными окопами и дотами, пошли взрывы, поднимая серую пыльцу пепла. А вот какой-то умник несется. Так. В прицеле гарпуна завертелись окружности, уточняя положение цели. Хорошо бежит. Капитан. Айвен спустил клапан, и гарпун, дернувшись, издал резкий звук. К капитану в серых доспехах потянулся белесый шлейф дымных колец, оставляемых разогнанной капсулой. Промахнулся. Почему я промахнулся? Капитана сбил с ног сержант. Поползли к окопам. Почему я промахнулся? Айвен замер, перестал дышать. Что-то очень давно забытое. Странное чувство. Как будто он знает того, в кого целился, и это чувство не дало ему... не позволило... По рукам пошла дрожь. Этого не может быть. Так не бывает, чтобы спустя столько лет... Я опять слышу? Я слышу своего брата? Он мотнул головой, закрыл глаза. Там мой брат. По ту сторону баррикад мой брат.
   - Отступаем, - скомандовал он в шлемофон.
   - Полковник, прошу подтверждения приказа, - донесся голос Луиса.
   - Приказываю оставить позиции и отступать. - Айвен отполз за стену. - Этот квадрат потерян.
   Мой брат - моя роза.
  
   Ночь. Складские помещения всегда пустовали. Тут можно было побыть наедине со своими мыслями. Среди стальных контейнеров и стопок пластиковых ящиков слабо вился тусклый свет. Прохладно, тихо, темно. Айвен стоял, опершись спиной, и задумчиво глядел на холодную ребристую поверхность одного из контейнеров с "бесконечными" боеприпасами. В его руке дымилась сигарета.
   Кайл. Откуда он тут взялся? Как вообще, сквозь звезды и время, разделявшие нас, он оказался в этом чертовом недожаренном городе? Быть такого не может. Может, я ошибся? У меня и раньше случались нервные срывы. Нет. Я не мог перепутать. Но я ведь не эспер. Он бежал ко мне, а я чуть было не прошил его вольфрамовой капсулой. Я же не верю в судьбу.
   - Полковник.
   Айвен бросил взгляд на невысокий коренастый силуэт, нарисовавшийся в снопе света между двух металлических ящиков.
   - Что, Луис?
   - Почему сегодня мы оставили позицию? - Луис приблизился. - Генерал была в ярости, я, как мог, покрывал вас.
   - Как ты меня тут нашел?
   - Полковник, вы меня не слушаете, - пищал капитан. - Лоннег грозилась отдать вас под трибунал.
   Айвен устало махнул рукой:
   - Не отдаст. Она сама прекрасно понимает, что мы не смогли бы сдержать их.
   - Но ведь причина не в этом, - прочеканил коротышка.
   Айвен безразлично посмотрел в темноту.
   - Мой брат - моя роза, - прошептал он.
   - Что? - недоуменно спросил Луис.
   Айвен выкинул сигарету.
   - Я хочу спать. И ты пойди выспись.
  
   Падал снег. Словно перья рождественских эльфов. Большие белые холодные блестящие снежинки, неповторимые, как лица людей, кружили на безветренной ночной стуже, покрывая ледяным пухом белеющую землю. Маленький мальчик, выдыхая густые горячие клубы пара, заворожено широко раскрытыми карими глазами с тихим восторгом смотрел на первый снегопад, сорвавшийся с темных небес как раз под рождественскую ночь.
   Старая потрепанная, местами порванная, одежонка не справлялась с холодом. В руках штопанная тряпчаная сумка. Пустая.
   Айвен не мог оторвать взгляд от замерзших слез неба, кружащихся в диком непонятном танце. Жан сказал, что на Рождество взрослые становятся добрыми и дарят подарки. Он раздал всем сумки и сказал, чтобы они ходили парами и стучались в дома, говоря смешные слова: "Веселого Рождества". Они с братом обошли уже с дюжину домов, но сумки оставались пустыми. Три раза их укрыли матом, один раз на них чуть не спустили собаку, но, в остальном, все просто молча смотрели и закрывали дверь. Дюжина домов и две пустые сумки.
   - Айвен!
   Кайл, поднимая брызги новорожденного снега, бежал к брату.
   - Смотри! - он торжественно протянул маленькую ручку, в которой немыслимым сокровищем веяла теплом золотистая булочка, усыпанная алмазными крупицами сахара.
   - Откуда? - Айвен потер ладони и приложил их к находке. Повел носом и с наслаждением, до боли в желудке, втянул сладкий густой запах.
   - Вон в том доме за углом.
   - Я тоже туда зайду. - Айвен стряхнул с себя снежинки. - Если тебе не отказали, то и мне не откажут. Жди тут.
   Он пошел к указанному дому по почти безлюдной улице, между одноэтажных домов, снега и тоскливо горящих фонарей.
   Постучал в дверь. Тишина. Постучал сильнее. В прихожей зажегся свет, и дверь открылась, залив теплотой ребенка в серых тряпках с протянутыми руками, в которых пустела жалкая сумка. Хозяин, пожилой бородатый толстяк, с нескрываемым раздражением взирал на визитера сверху вниз.
   - Веселого Рождества! - пропел мальчик.
   - Я говорил тебе, - рыкнул старик кому-то в доме, - чтобы никогда этим оборванцам ничего не давала. Дашь одному - прибежит целая свора, - потом стиснул зубы. - Пошел вон.
   Яркое тепло начало быстро исчезать, сокращаясь в тонкую полосу на детском лице, пока не пропало полностью. Дверь захлопнулась. Айвен опустил руки и, развернувшись, поплелся назад. Через десять шагов сзади послышался скрип дверных петель.
   - Малыш!
   Айвен обернулся. В дверь выглядывала женщина с седыми волосами, собранными в пучок на затылке, на ней было праздничное платье, а в руке булка.
   - Быстро бери и уходи. Не злись на моего мужа. Он не плохой на самом деле, - она улыбнулась.
  
   Айвен показал брату свой подарок, засунул в сумку, и они пошли дальше. Свет слабыми потоками лился из окон и неровными пятнами лежал на снегу. Еще несколько домов позади, а в сумках все те же две золотистые булки.
   - Неужели на всем свете только один человек может дарить подарки на Рождество?
   - Айвен, не только она. Есть и другие хорошие люди, просто, мы их не встречаем.
   - Почему? - Айвен остановился. - Что мы сделали?
   - Ты про что?
   - Что мы такого с тобой сделали, чтобы нам не встречались эти люди? Что мы такого сделали, чтобы нас оставили родители?
   - Ничего.
   - Жан говорил, что Рождество - это праздник рождения Бога.
   - Говорил.
   - Он говорил, что Бог всех любит. - Айвен показал брату залитые слезами глаза. - Всех, кроме грешников. Мы грешники?
   - Не думаю. Не плач.
   - Почему тогда Бог не слышит, когда я говорю с ним?
   - Не плач!
   Кайл бросил сумку и со всей силы толкнул брата, тот упал в снег и продолжал плакать.
   - Я ничего не знаю о Боге и Рождестве, - сказал Кайл. - И я никогда не говорил с ним. Я не говорю с теми, кто не может меня услышать.
   - Но Жан говорил, что он есть...
   - Тогда где он?
   Айвен поднялся.
   - Он на небе. Он все видит.
   Кайл посмотрел в небо. Из темноты спускались, кружась и порхая, тысячи холодных искр, раскрашивая землю под ногами в белые цвета, тая на лице, оседая на дрожащих ресницах.
   - Может, он и видит все. Но он не видит нас.
  
   - Подкрепления не будет, - полковник сел на стальную скамью и достал сигарету.
   - Я и не сомневался, - капитан оперся о стену, провел ладонью по рыжей недельной щетине.
   - Генерал сказала, что командование не имеет возможности выделить нам дополнительных сил в наш квадрат, - он поднес зажигалку к сигарете и втянул дым. - Говорит, что в Пиросе есть более сложные участки, чем наш.
   - Все может быть. Полковник, можно? - капитан протянул руку, пока пачка еще не успела исчезнуть в полковничьем мундире.
   - Луис, ты же не куришь, - удивился полковник. - Когда это ты начал?
   - Не важно, - капитан взял сигарету, вставил в зубы и наклонился к зажженной зажигалке. - Мне кажется, оно успокаивает.
   - Мне так не кажется, просто, привык к терпкому дыму.
   Тишину табачных облаков, разливающихся по унылому помещению, разорвал писклявый голос капитана:
   - Вы думаете, человечество не может совсем без войны?
   Полковник покачал головой:
   - Я не хочу о таком думать.
  
   - Ты слышал про Фергисона?
   Айвен утвердительно кивнул, глядя на сутулого, широкоплечего подполковника, у которого была зияющая пустота в глазах и идиотская улыбка на потрескавшихся мясистых губах.
   - Я ведь был там тогда. Когда он отдал приказ на подрыв здания... - его улыбка стала еще шире и еще безумнее. - Когда вся эта рухлядь с грохотом рассыпалась, к нам бежал мужик, что-то кричал, плакал. Он упал на землю и начал выть. Вбирать пальцами землю. Он кричал, орал так, что уши закладывало. А Фергисон не понимал ни слова, - подполковник тихо истерично захихикал. - Откуда ему понять? Он ведь не знает испанского! Когда ему перевели, что мужик кричал, Фергисон непонимающе оглядывался по сторонам. А вот когда до него дошло, кто был в этом доме... - смех оборвался, улыбка исчезла, - он стал пошатываться, глаза превратились в пустые блеклые линзы... как у рыбы. Мы проверили руины - так и есть, мужик сказал правду. - Подполковник отвел глаза. - Я не смотрю на то, кто попал под огонь - не то место и не то время, чтобы на это засматриваться. Один раз мы отрядом вырезали целую деревню в джунглях... так было надо. Если хочешь выжить, на это нельзя смотреть. Нужно отводить глаза. Фергисон не смог отвести. И где он сейчас?
   Что-то со мной часто стали откровенничать свехнувшиеся офицеры.
  
   Айвен дал команду, и артиллерия укрыла огненным дождем половину квартала. Танки превратились в смятые разорванные жестяные банки, бронированная пехота разлеталась почерневшими фигурками.
   - Луис! Ты со своим отрядом зачисти сектор.
   - Понял вас, полковник, - ответил капитан в шлемофоне. - Может, еще один залп?
   - Нет. Туда уже отправились ходуны и отряды Полака. Своих поджарим.
   Тучи пыли, грохот, крики, пулемет рычал, как озлобленная на своего хозяина бойцовская собака.
   Даже, когда все закончилось и остался лишь бисер стрелянных гильз под ногами, трупы и дымящиеся машины, ему показалось, нет, он знал - он его не слышит. Это чувство молчит, как молчало уже пятьдесят лет до того момента, когда Альянс начал форсировать Сибил. Все-таки, я ошибся. Скорее всего.
   Альянс снова был отброшен на тот берег реки. Сибил превратилась в Стикс. А небо... небо было цвета свежесорванного апельсина, который кинули на грязную мостовую и вдавили армейским сапогом в черную лужу.
  
   Тик-так. Тик-так. Тик-так. Стрелки на старинных механических часах плыли по выгровированной на медном круге карте звездного неба, сливаясь в черный вертикальный узор. Резные контуры лакированного корпуса из красного дерева, дверцы, открывающие доступ к столетним механизмам. Маятник, планомерно качающийся в чреве часов за стеклом. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
   Полковник Грей сидел один за столом этого подобия столовой, возил ложкой по тарелке с подобием каши, овсяной, и не сводил глаз с высоких напольных часов, отстукивающих свои "тик-так". Странная составляющая интерьера штабной столовой. Двое суток он ни черта не ел. Двое суток он не мог вырваться со своими отрядами из окружения. Потерял половину танков и ходунов. Три четверти пехоты, но откинул группировку врага снова на тот берег. И теперь, когда он добрался до штаба, отчитался перед Фемидой и пришел в столовую, подняв на уши повара, он не мог прикоснуться к еде. Сидел и смотрел на часы.
   - Полковник.
   Айвен кинул ложку и взялся за голову.
   - Луис, дай мне побыть одному. Я не хочу сейчас ничего слышать.
   Капитан присел за стол.
   - Это послушать захотите. Сегодня мы накрыли роту в своем секторе. Остатки укрылись в подвале, где были гражданские. Мы замешкались. Но потом началась стрельба. Там, внизу. Сами понимаете, что полезло в голову. Когда мы спустились, оказалось, что с гражданскими все в порядке. Те сами себя перебили. Вернее, капитан в тяжелой броне. Он не дал своим людям прикрыться заложниками.
   Тик-так. Тик-так. Тик-так.
   Полковник с непониманием рассматривал рыжего капитана.
   - У него было ваше лицо, - тихо процедил Луис. - Это был ваш брат?
   Айвен стиснул зубы так, что они заскрипели.
   - Он мертв?
   - Нет. Ребята там были с восьмого гарнизона. Я сказал им, что это вы. Он в отключке в лазарете у Милтона. Серьезно ранен, но с ним все в порядке. Это ваш брат-близнец?
   Тик-так. Тик-так. Тик-так.
   Айвен на мгновение застыл, потом его улыбка стала все шире и шире, разлилась на лице. Глаза заблестели. Он схватил Луиса за плечо.
   - Ты просто ангел-хранитель, Луис! - осекся. - Никому. Слышишь, Луис? Никому ни слова. И ни о чем не расспрашивай.
   - Что вы собираетесь делать?
   Айвен смотрел в никуда:
   - Верни его. Высади у Альянса под носом.
   - Вы... - Луис таращился на своего полковника. - Вы даже не взгляните на него?
   Айвен рассеяно посмотрел на подчиненного и покачал головой.
   Бом-Бом-Бом! Часы пробили полночь.
  
   Жан приковылял в особняк, опираясь на Крота одной рукой, а второй прижимая рану на животе. Лицо его было бледным. Малышня собралась в кучу, испуганно молча переглядывалась, шепталась, расступаясь перед своим старшим братом. Марта появилась с заднего двора и сразу кинулась к раненому.
   - Что случилось?! - она оттянула руку Жана от кровоточащего жилета и приложила только что, оторванный на ходу кусок своего свитера.
   - Люк. - Крот переводил дыхание. - Его банда... Еле ноги унесли. Меня полосонули по руке, а Жана в живот...
   - Как это вы?! - воскликнула Марта.
   - Они войну нам объявили. Окружили в подворотне, у рынка, и сказали, что это их улицы, - подал голос Жан, со всех сил сдерживая боль.
   - Ну а Жан за словом в карман не полез, - продолжил Крот. - Послал их всех. Сказал, что улицы им принадлежать не могут. Еле отбились.
   - Отбились, не отбились, - заворчала Марта. - Мышонок, Тео, воды мне сюда! Только чистой! Айвен, бутылку водки. Крот, что стоишь? Иголку с нитками! Кайл, чистой ткани, - она гладила Жана перепачканными кровью руками, по волосам, по рваному шраму на лице. Его голова лежала у нее на коленях. Жан прерывисто глотал воздух. - Тише. Тише. Все будет хорошо.
  
   Улис. Он был единственным ребенком в кодле, который был старше, чем Жан. На сколько, никто не знал. На год или два. Он был высоким и крепким, только хромал на правую ногу. Бледно-голубые глаза, светлые волосы, переломанный нос. Жан, Крот и Ворчун подобрали его на улице, когда тот валялся под мусорным ящиком в лихорадке и доживал бы последние часы, если бы они прошли мимо. Марта отпоила Улиса какими-то травами или чаем, и он выкарабкался. С тех пор он в кодле. И с тех пор он чувствовал некий священный трепет к Марте, выходившей его, и к Жану, который не прошел мимо в тот пасмурный день. Улис никогда не рассказывал о себе. Никогда. Он вообще мало говорил. Сейчас он стоял и смотрел на свое кодло, которое, как и все, считал своей семьей, и которому угрожала уличная банда. Вся суть именно в этом. Кодло - это семья, а банда - сборище тех, кто не считает себя семьей. Это как свора собак.
   - Мы должны убить Люка и разогнать его банду.
   - Тогда чем ты будешь отличаться от них? - спросила рыжая девчонка.
   - Я и моя семья останемся живы. Вот чем.
   - Так нельзя! - вскрикнула Марта.
   - А как тогда? - Улис подошел к ней и прошептал. - Они придут сюда и перережут горло самым маленьким. Тем, кто не успеет убежать. Они заберут наш дом.
   - Они не посмеют, - замотала головой Марта.
   - Для них нет такого слова, - шептал Улис дальше. - Они его не знают. Если они в открытую напали на Жана, значит, они придут сюда. Они старше, но их меньше, чем нас. Мы справимся. Я справлюсь, - он сделал паузу. - Как он?
   - Я зашила рану, - прошептала она. - Он спит.
   - Мы должны это сделать.
   Марта развернулась и ушла, еще раз показав свои синие глаза.
   Улис окинул взглядом свое кодло, стоящее в просторном, продуваемом ветерком вестибюле особняка, кто-то сидел на лестнице, кто-то смотрел с верхнего этажа.
   - Все мужики, которым есть девять лет, пойдут сегодня со мной и Кротом. Люк хочет избавить от нас этот район Парижа, он хочет всех нас перерезать, чтобы ему хватало места. Сегодня он объявил нам войну, которую должны выиграть только мы.
  
   - Мы хотим пойти с вами.
   Крот приподнял бровь. Перевел вопросительный взгляд на Улиса, который затачивал свой нож о камень.
   - Нет.
   - Да ладно, Улис, - вступился Крот. - Неплохие пацаны. Не раз в деле себя показали.
   - Я сказал нет. Пока Жан болен, я за старшего, - он поднял глаза, нож перестал скрежетать. - Они еще слишком малы.
   - Но... - начал Кайл.
   - Заткнись, мелкий, - скрежет снова посыпался по комнате. - Там будет жарче, чем на любом "деле", которое вы могли бы видеть.
   - Да откуда ты знаешь, что мы видели? - закричал Айвен.
   - Ты мог видеть смерть и боль, мелкий, но скольких ты убил сам?
   Айвен молчал.
   - Скольких? - Улис швырнул нож и тот, завертевшись в воздухе, вонзился в дверь, продолжая тихо дрожать.
   - Я смогу. Если надо, я смогу.
   - У тебя не просто может не хватить сил, мелкий. Ты можешь не решиться. Я сказал нет.
  
  
   4. Люди, которые не умели летать
  
   Холодный кабинет со стальной мебелью. Фемида сидела с еще более усталыми глазами, чем обычно.
   - Полковник Грей, - разорвала она молчаливую пелену тишины. - По какому праву вы устроили самосуд над вверенными вам в подчинение офицерами?
   - Вы читали мой рапорт, - сухо ответил Айвен, глядя в стену.
   - Я читала и ваш рапорт и всех присутствующих при инциденте. Я хочу узнать, по какому праву вы собственноручно казнили своих офицеров?
   Айвен молчал.
   - Если они были вами уличены в изнасиловании, это повод взять их под арест и передать трибуналу. А не расстреливать из табельного оружия у личного состава на глазах.
   - Лейтенанты Хитл и Муссон осквернили свои мундиры. Я посчитал необходимым поступить именно так, именно там и именно в тот момент. И именно у личного состава на глазах.
   Фемида вздохнула:
   - И что мне с вами делать?
   - Трибунал.
   - Вы, издеваетесь надо мной, полковник. Конечно трибунал. Но я не буду. - Айвен перевел удивленный взгляд со стены на своего генерала. - Я скажу вам "спасибо". Вы свободны.
  
   Она сказала мне "спасибо" не как генерал, а как женщина. Айвен пожал плечами.
  
   - Я вот о чем подумал.
   - Не думай слишком много. Вредно.
   - Зачем такая мясорубка за этот несчастный Пирос?
   - Торговые пути. Много шахт, железные руды, ртуть, плутоний.
   - Но зачем так мелочно? Пехота, танки... Почему бы не скинуть пару водородных бомб?
   - Глупость. Это мегаполис. Как бы его не пожевала война, его легче восстановить, чем построить заново. А, кроме того, слишком много мирных жителей до сих пор не могут выбраться из города из-за боевых действий.
   - Вы думаете, что тем, кто у руля, не чихать на всех этих мирных жителей, из-за которых мы тут умираем?
   - Я не знаю, ради чего мы тут умираем, Луис. Но очень хотелось бы, чтобы тем, кто у руля, было не чихать.
  
   Глаза все еще смотрели сквозь стекла шлема. Луис лежал, корчась в последних муках. Грудь горела, броня была раскрошена. Улицу накрыло термитными бомбами, окрасив ее в мерзкие серые цвета с красками яркого огня. Весь отряд накрыло. Всех ребят... В окне соседнего здания, нависшего над изуродованной узкой улочкой, над согнутыми фонарными столбами и догорающими трупами его солдат, Луис увидел лицо молодого парня, со светлыми кучерявыми волосами. Парень бесстрастно смотрел на него и что-то жевал. Потом все замерло и рассыпалось, как зеркало. Глаза были открыты, но они уже ничего не видели, превратившись в два стеклянных шарика.
  
   Серое бескрайнее кладбище. Только крестов не видно. Дым и огонь. Айвен стоял на крыше одного из зданий и смотрел на останки мегаполиса. Все это так смешалось в голове, что напоминало серый старый документальный фильм о какой-то войне прошлого, как будто не ты воюешь, подставляя себя под пули, посылая своих людей на смерть, а кто-то другой с твоим именем, званием, похожим на тебя лицом, и ты смотришь на все это со стороны.
   - Полковник, четыре бомбардировщика, - сказали в шлемофоне.
   - Смотрите, чтобы ни один не пролетел. - Айвен мотнул головой - задумался.
   В отдаленной суете стай вертолетов и истребителей, в скоплении вспышек и огней, появились четыре громадные черные стальные птицы. Они летели низко, готовясь к точечному удару. Из развалин к ним потянулись кривые серые нити. Три из четырех попали в цель, последняя промахнулась.
   - Олухи! - зарычал Айвен. - Последнего не успеем. Там же третья дивизия без прикрытия...
   Он повернулся. Блестящая гладь реки, перерытые поля пустырей, чуть ближе различались контуры укреплений.
   Рядом с полковником стоял пилот двуместного челнока, приютившегося на той же крыше.
   - Быстро скинь меня вон туда, - полковник ткнул пальцем в сканнер. Пилот завел турбины.
  
   Айвен спорхнул с челнока вниз на стальном тросе, облаченный в тяжелую броню, держась за карабин левой рукой, в правой руке ПВПРУ44, которую еле сдерживали сервомоторы доспех. Трос, как угорь извивался между балконами, пока полковник со свистом скользил вниз. Замедлил ход, приземлился на крышу невысокого дома. Плитка раскололась под ногами.
   - Томми, вали пока отсюда.
   - Вас понял, - донеслось в шлемофоне.
   Тут меня не заметно.
   Айвен присел. Разложил триножник, закрепил. Открыл панель на ПВПРУ и включил наведение. Бомбардировщик стремительно приближался. Так. Навести цель. Учесть помехи. Взять импульс. Готово.
   Темно-бурая, почти черная громадная туша закрыла небо в просвете между двух небоскребов. На ее дне отчетливо был виден номер "А013". Невезучий номер. Не повезло вам, пацаны.
   Нажал на кнопку. Кассета щелкнула и с шумом вытолкнула во все стороны горячий газ. Ракета вылетела из установки, и через несколько метров вспыхнул огненный хвост. Она начала описывать крутую дугу, оставляя после себя струи невесомого белого дыма. Устремилась к бомбардировщику. Айвен уже не мог видеть попадания, но ПВПРУ говорила, что цель достигнута. Правда, он услышал раскаты взрыва.
  
   "Не зли своих богов, пытаясь идти своим собственным путем, не предначертанным ими. Либо ты веришь в них и остаешься верен их воле, либо ты бросаешь им вызов и живешь так, как велит тебе твое сердце, забыв про их существование, поправ их законы. Но тогда будь готов к их гневу, ибо цена свободы всегда была высока. И в твоей битве за нее боги могут потерять свое бессмертие и святость, ибо для тебя они уже не будут богами".
   Айвен захлопнул книгу, еще раз посмотрел на обложку. Черный силуэт большого одинокого дерева на фоне алого заката. К дереву бежит ребенок, раскинув руки, как птица, ловящая ветер. Только к рукам и ногам его ведут нити кукловода. Философский бред под названием "Куклы тоже люди?". Тематика андроидов не особо нравилась Айвену. Сама мысль о том, что машина, созданная человеком, может мыслить и желать жить так, как сам человек, была ему противна. Это означало бы, что человек сравнялся с Богом. А человеку ни в коем случае нельзя прыгать выше головы, потому что он обязательно сломает себе шею. Айвен бросил книгу на стол. Луис сказал, что это очень интересное чтиво. Кому как.
   Запищал чайник. Айвен поднялся с кресла и взял за оттопыренную ручку шаровидный зеркальный предмет, из которого валил пар. Налил в чашку кипяток. Достал коробку с чаем и кинул в чашку три ложки. Завалился в кресло, помешивая чай. Душистый пар поднимался у самого лица. Взгляд медленно скользил по комнате. Маленькая темная. Пластиковая мебель. Письменный стол с длинной лампой, стул на колесах, кровать, шкаф. Окна нет. Кресло, в котором полковник любил погрузить себя тяжелыми мыслями, было неимоверно удобным, как будто отлитым специально для него. На полу багровый палас. До Айвена эта комната принадлежала другому офицеру. Вроде как, он стащил из медчасти целую пачку риминида и, сидя в этом вот самом кресле, всадил себе в вену весь улов. Сейчас по комнате блуждал полумрак. Горела только настольная лампа на треть своей мощности. Тишина. Можно отдохнуть. Неизвестно, сможет ли он завтра или еще когда-нибудь посидеть вот так, попить чайку в тихом полумраке, подумать о вечном. Айвен усмехнулся. О вечном. Завтра его может накрыть любой из миллиона осколков, рассекающих прожженный воздух чертового города. Этот полковник, что руководит силами Альянса в их квадрате, не хочет сдавать позиций, упрямый ублюдок. А еще Кайл. Жив ли он? Конечно, жив. Этот такой же живучий, как и крыса ядерного полигона. Он выжил на улицах Парижа Шестой Мировой. Как и я. Какая-то мистика. Мы с ним связаны вне времени и пространства. А как же Закон Относительности? Реалитивистика? Луис сказал, что у него все еще мое лицо. Я даже забыл поставить ему коньяк. Это самое меньшее, что я могу ему дать в благодарность за спасение Кайла. Не страшно. Сегодня же посажу его за этот вот стол, достану немного жареного мяса в столовой, и мы с ним разопьем эту бутылочку. Что это я? В столовой уже давно нет жареного мяса. И вообще никакого мяса нет. А коньяк есть. Что ему толку стоять в шкафу без дела?
   В дверь постучали. Айвен отставил чашку с чаем, к которому еще не успел прикоснуться, поднялся и открыл дверь. Капрал с лошадиными чертами лица отдал честь и передал, что генерал вызывает его к себе в кабинет. Айвен закрыл дверь. Посмотрел на остывающий чай, пар от которого танцевал, принимая причудливые формы в приглушенном свете настольной лампы и, глубоко вздохнув, надел китель, застегнулся, зашнуровал ботинки и зашагал по коридорам. Фемида слишком часто желала видеть его в последнее время, и это начинало раздражать.
  
   Айвен постучался и, услышав "Войдите, полковник" зашел в кабинет Алекс Лоннег. В глаза бросилась странная деталь интерьера, не постижимая тому, кто несколько месяцев подряд бывал в этом логове Фемиды и знал, что данного предмета никак не могло тут оказаться ни при каких обстоятельствах. Вдобавок ко всему этому, зазвучала уж совсем фантастическая фраза:
   - Присаживайтесь, полковник Грей.
   Посреди холодной стальной комнаты стоял металлический стул. И даже со спинкой. Айвен похлопал глазами, но, взяв себя в руки, последовал приглашению и присел.
   Генерал молчала. Потом подняла свои восточные карие глаза и с легкой улыбкой спросила:
   - Что вы намерены делать сегодня вечером?
   Айвен сглотнул. Что ты хочешь?
   - Собирался, если честно, взять Луиса.... Капитана Ортего, и... пригласить его к себе в комнату... подискутировать насчет одной книги, которую он мне посоветовал почитать на той неделе.
   Улыбка исчезла с ее уст:
   - Вы еще не знаете?
   - О чем?
   - Капитан Луис Ортего погиб сегодня днем. Со всем своим отрядом. Угодили под термитные бомбы.
   Айвен сжал губы.
   - Ясно.
   - Я хотела бы, чтобы вы присоединились ко мне сегодня вечером за ужином.
  
   Облик, в котором предстала перед Айвеном Алекс Лоннег в тот вечер, никак не писался с ее обычным, который она принимает сидя в своем холодном кабинете. Нет. Дело ни в одежде, ни в макияже. Генерал сидела в своем мундире, в тех же пластырях поверх ссадин на лице. Волосы были убраны назад в хвост. Все дело было в ее поведении, выражении лица, словах, улыбке. Она не была генералом здесь и сейчас, сидя за этим столом, при свечах в полумраке, держа в тонких пальцах бокал с красным вином и уплетая, воспитанно с шиком, как аристократ, салат из консерв и картофеля. Айвену опять вонзилась в голову непрошенная мысль. Она хотела вспомнить, как это - быть женщиной. Простой женщиной в компании простого мужчины. Побыть вдали от войны. В тихой комнате генерала, освещенной только дрожащим огнем свечей, Алекс допила вино из своего бокала, и Айвен снова наполнил его из бутылки.
   - Расскажите про свою семью, Айвен.
   Он поставил бутылку на стол и сложил кисти рук в замок.
   - Я... С чего начать? Я... Я потерял родителей где-то в пятилетнем возрасте. Во время Шестой Мировой Войны на Земле. Вырос на улицах Парижа. Моей семьей всегда были те, кто меня окружает. Мой брат, которого я не видел с полвека. Нам всегда везло, всегда находились такие люди, которым не было на нас наплевать. Даже фамилию "Грей" дал нам один слепой эспер. Мы не знали своей фамилии, и он окрестил нас "серые" по-английски. Грей. - Айвен усмехнулся. - Он представлял нас, как серых мышей. В остальном, у меня и не было никакой семьи.
   Алекс еще раз хлебнула вина:
   - Краткость сестра... Для меня самым дорогим человеком всегда был и будет мой муж. Я говорила вам о нем. Я все еще вижу его лицо, сильное, суровое, по-настоящему мужское. Не сочтите за комплимент, но вы чем-то напоминаете его. Я с первого взгляда поняла, что он мой. Я ждала его, пока он не вернется с зачистки дальних миров от хитонов. Потом мы обвенчались. Он всегда был спокоен и сдержан. Никогда не поднимал на меня голос, не то, что руку. Даже тогда, когда я превращалась в откровенную стерву. Неимоверной силы человек. Такого как он ничто не могло сломить. Остановить... - она на мгновение изменилась в лице, потом улыбнулась. - Он служил в наземных войсках. Он любил рассказывать, как провалил тесты в летной академии. В симуляторе его начало тошнить, и он заблевал всю кабину вместе с инструктором, - на ее устах скользнула усмешка. - Он очень хотел летать. Но после такого случая его мечте не суждено было сбыться. После его смерти я подала документы в летную академию Лиги, но, как оказалось, меня тоже мутит при перегрузках, - она пожала плечами. - Так что мы с ним никогда не умели летать.
   - Как ваше настоящее имя? - спросил Айвен. - Вы говорили, что сменили имя при смене гражданства.
   - Рина. Рина Таклберри. Алекс Лоннег это имя моей матери.
   Айвен сдвинул брови:
   - Забавно. Полковника, корпус которого мы пытаемся сдержать по ту сторону Сибил, тоже зовут Таклберри.
   Лоннег удивилась:
   - Да? Действительно забавно. Я, наверное, даже не пыталась обратить на это внимание, - она водила вилкой по тарелке. - У нас одинаковые имена, один цвет крови, одни корни, а мы все равно продолжаем убивать друг друга.
   - По-другому и быть не может. Вы так не считаете? - спросил полковник.
   Лоннег улыбнулась.
  
   Айвен пришел в свою комнату, включил настольную лампу и кинул китель на кровать. Открыл шкаф и достал бутылку. Поставил ее на стол, извлек два стакана и разлил коньяк. Сел на стул.
   - Знаешь, Луис, книжка твоя - фигня. Но, все равно, ты отличный парень, - в пустоте раздался тихий звон стекла. - За тебя, приятель. Спасибо за все.
  
   В глазах опять все та же замедленная пленка. Словно, какой-то механик решил пошутить и встроил в броню своего полковника старинный проектор с эффектом замедления. Танк подлетел на несколько метров вверх, распадаясь на составляющие части, и застыл. Взрывная волна поднимала тучи осколков, парящих в невесомости, раскручивала солдат, медленно отрывая им конечности, как вредный ребенок своим надоевшим куклам. Удар сердца звучал, как гром в груди. В шлемофоне раздался страшный низкий вой, словно демоны Ада кричали в переговорное устройство. Потом в глаза влетели обрывки слепящего света, и наступила тишина. Пустота и забвение.
  
   Генерал стояла в лазарете, пропитанном запахом гнили и плесени, над койкой человека, буквально собранного по частям с помощью медицинского экзоскелета. В его горло вонзены трубки дыхательного аппарата. Слышится звук пульса и хрип. Рядом с ней доктор в синем халате. На его носу пенсне, на голове остатки седых волос.
   - Он выживет?
   - Трудно сказать. Если честно, я удивлен, как он смог остаться в живых.
   - Он придет в сознание?
   - Нет.
   - Вы хотите сказать, что ему уже нечем помочь, доктор?
   - Я не в силах. С этим оборудованием у меня ничего не получится. Вы же знаете, как у нас обстоят дела с медикаментами.
   - А если его отправить на большую землю? В нормальный госпиталь?
   - Ради одного офицера? Вы собираетесь вызвать эвакуатор для одного солдата?
   - Нет. Я направлю запрос на эвакуацию всех тяжело больных.
   - Таких уже почти не осталось. Все равно. Вы же знаете, что вам откажут.
   - Тогда я отправлю своего пилота. Подготовьте полковника Грея к транспортировке.
  
   Темноволосая женщина, генерал, Алекс Лоннег, Рина Таклберри. Она сидела в темноте своего холодного кабинета, и только голубоватый свет экрана лэптопа освещал ее лицо. Какое-то странное чувство. Слишком странное. Быть этого не может. Она ввела пароль. На экране появилась база данных. Имеющиеся данные о противнике. Командующий... Глаза распахнулись, как крылья мотылька, и в них горели синие огни. "Полковник Сильвестр Таклберри". Фотография постаревшего человека с рваным шрамом на правой части лица. Прошло много времени, но это все-таки ее муж. Голубые крылья мотылька сомкнулись и по щекам побежали горячие соленые ручьи. Она снова открыла глаза и приложила ладони к губам, пытаясь сдержать плач. Он жив. Он здесь, на другом берегу реки. Он жив. К черту все это. Ко всем чертям все это.
  
   В первый раз берег Сибил наслаждался тишиной. Никаких взрывов, никаких пулеметных очередей. Никакой авиации. Техника стояла с заглушенными двигателями. Солдаты, с непонимающими лицами, смотрели на своего генерала, вышедшего из челнока. Лоннег дала приказ прекратить огонь. Но самое странное, что и со стороны Альянса затихло. Генерал шла без брони, в своем потертом мундире, перешагивая через камни и куски арматуры, торчащей из земли. Ее волосы развевались на ветру, а на лице застыло непонятное выражение. На берегу реки стоял челнок Альянса, со стороны которого на встречу генералу шел высокий широкоплечий человек в мундире полковника. Все это напоминало сон. Неужели, война закончилась? Эта мысль вызывала у солдата кривую улыбку, глаза начинали краснеть. Неверие в то, что кошмар исчез, держится дольше, чем того хотелось бы.
   Они поравнялись. Смотрели друг на друга молча. По ее лицу полились слезы. Он попытался улыбнуться. В этот момент все перестало существовать. Все, кроме них. Вся вселенная застыла, померкла и исчезла в никуда. Есть только они. Они стояли в объятиях друг друга, что-то шепча, с трудом подбирая слова, а в небе, прорывая серые тучи, появлялись белые слепящие маленькие звезды. Их становилось все больше и больше, и тучи разлетались в клочья. Солдаты поднимали глаза к небу, следя за холодным звездопадом, укрывающим весь город.
   - Что это? - спросила она.
   - Нейтронные бомбы, - ответил он.
   - Значит это все? Конец? - прошептала она.
   - Это не важно. Не бойся. Я нашел тебя, и ничто уже не сможет тебя у меня забрать. Никто уже не разлучит нас, - прошептал он.
   Силуэты мужчины и женщины в объятиях друг друга на фоне падающих звезд, летящих к развалинам улиц и домов, на темную гладь реки, исчезли в ярких белых холодных вспышках.
  
  
   5. Психологический тест
  
   Пустыня. Ровная песчаная гладь до самого горизонта. Голубое спокойное небо без единого облачка. Не было ни жары, ни жажды. Полковник стоял, одетый в свой мундир, и легкий прохладный ветерок ластился по лицу. Где это я? Он огляделся. Один лишь желтый песок, и все. Айвен побрел прямо, оставляя вереницу нечетких следов.
   Ржание лошади. Когда полковник обернулся, оказалось, что в метрах тридцати от него, на невозмутимом песке, стоит огромный металлический куб, поблескивая зеркальными гранями на солнце. Вокруг этого куба скачет белоснежный единорог. К одной из стальных граней приставлена деревянная малярная лестница. Айвен приблизился к столь странному сочетанию предметов. Высота куба была около трех метров, лестница, ведущая на его вершину, была некрашеная, и дерево уже давно успело посереть и потрескаться. Айвен остановился, глядя на свое отражение.
   - Нравится, мистер Грей?
   Айвен обернулся: в паре метров от него стоял худощавый молодой человек среднего роста. На нем были черные кожаные кроссовки, черные джинсы и темно-вишневая водолазка. Коротко стриженные черные густые волосы были засалены, на лице двухнедельная небритость, переломанный нос, темно-карие глаза, и на лбу, точно посередине, виднелся еле заметный рубец. Слева на джинсах болталось кольцо с тремя ключами. Справа белел толстый шнурок, уходящий в карман. У молодого человека было спокойное лицо и чуть заметная улыбка.
   - Что именно?
   Молодой человек указал на куб и все остальное.
   - Неплохо, - кивнул Айвен. - Только вот, к чему все это в пустыне?
   Молодой человек улыбнулся и, подойдя к кубу, прикоснулся к нему ладонью.
   - Это мой психологический тест.
   - И что он означает?
   Молодой человек обернулся и покачал головой:
   - Понятия не имею. Вроде, должен указывать на то, какой я человек. Но как-то не вяжется.
   Мимо в очередной раз проскакал единорог, раскидывая песочные брызги.
   Айвен ухмыльнулся. Что, черт возьми, тут происходит?
   - Раз уж вы знаете мое имя, то справедливо было бы, если бы я знал ваше.
   - Разумеется, - согласился молодой человек. - Можете звать меня Чужак.
   - Почему "Чужак"?
   - А почему вы Грей?
   Айвен с иронией понимающе кивнул, оглядел горизонт.
   - Что это за место? Что я вообще тут делаю?
   Чужак выгнулся, выпячивая грудную клетку вперед, одновременно отводя руки назад, пока не послышался хруст. Он удовлетворенно выдохнул.
   - Вообще-то, мистер Грей, вы сейчас вроде как в коме. Лежите где-то в каком-то военном госпитале, и вас никак не могут привести в сознание. Вот вы и попали, пока что, сюда. - Чужак, прищурившись, огляделся.
   - Не понял, - сказал Айвен. - Это все в моей голове?
   - Скорее, мистер Грей, это все в моей голове.
   Айвен усмехнулся.
   - Я что, сошел с ума?
   Молодой человек отрицательно покачал головой.
   - Тогда, значит, ты сошел с ума, парень.
   Чужак улыбнулся:
   - Пока еще не совсем. Мистер Грей, почему вы не хотите видеть своего брата?
   Айвен широко раскрыл глаза.
   - Откуда ты знаешь?
   Чужак отмахнулся:
   - Ну, это не так важно, мистер Грей. Откуда я знаю, что я знаю.... а если я скажу вам, что знаю все?
   Айвен молчал.
   - Все, - продолжал Чужак. - Если я скажу вам, что знаю, чем все это закончится?
   Мимо опять пронесся витой перламутровый рог, украшающий белую лошадиную голову.
   - Ты знаешь все? - разозлился Айвен. - Да кто ты такой?!
   - Не нервничайте, мистер Грей, - успокаивающе произнес Чужак. - Я не скажу вам. Да и в этом нет смысла. Я просто хотел увидеться с вами с глазу-нА-глаз. Поговорить. Вот и все.
   - Что ты знаешь о моем брате?! - Айвен схватил молодого человека за шиворот.
   - Отпустите! - Чужак пытался освободиться от железной хватки, но тщетно. - Я ни хрена вам не скажу!
   Айвен отшвырнул молодого человека, и тот плюхнулся на песок.
   - Вы оба одинаковые, - бурчал Чужак, отряхиваясь. - Оба с этими вашими нервами... - он посмотрел на Айвена, и на его лице опять появилась еле заметная улыбка. - Жаль. Жаль, что разговор не удался. Не думал, что так получится.
   - Я его еще не собирался оканчивать, парень. Просто скажи мне, что ты знаешь о моем брате.
   Чужак снисходительно улыбнулся:
   - Я знаю, что вы боитесь встречи с ним. А почему - вы сами понятия не имеете, - он помолчал. - Если честно, то я солгал вам. Даже я не знаю точно, чем все это закончится.
   Айвен сверлил собеседника глазами.
   - Даже ты? Ты говоришь так, будто вокруг тебя вращается Вселенная.
   Чужак достал из кармана серебристый приплюснутый предмет, размером с палец, привязанный к белому шнурку. Он задумчиво крутил предмет в ладони.
   - Вселенная, - прошептал он, затем поднял глаза. - Вселенная, мистер Грей, может быть ничтожно маленькой, если смотреть на нее со стороны. Но, когда заглядываешь во внутрь, когда погружаешься в нее с головой, она становится бесконечной.
   - Что ты несешь?
   Чужак спрятал предмет обратно в карман и проговорил:
   - Вы просто в коме. Вы получили серьезные ранения в боях за Пирос, вас буквально собирали по частям. А теперь вам пора проснуться.
  
  
   6. Девушка с кладбища
  
   Айвен открыл глаза. Слабый свет лился на лицо через изогнутое стекло. Тело было наполнено слабостью. Тесно. Айвен повертел головой и понял, что он в реанимационной камере. Он уже четыре раза приходил в себя вот так, лежа в таком полимерном, напичканном электроникой полугробу. И всегда оставалось только лежать и ждать, пока кто-то заметит, что ты уже воскрес.
  
   - Где я? - Айвен сидел в мягком округлом кресле, одетый в зеленый комбинезон пациента.
   Напротив него стоял военный врач в темно-синем мундире, в руках он держал планшет с данными на больного.
   - В военном госпитале, полковник Грей, - врач, молодой, с короткими каштановыми волосами и аккуратными усиками, уселся в кресло напротив Айвена.
   - Это я уже понял, - кивнул полковник. - Где именно?
   - Мы на орбите Сатира-3, - врач уставился в экран планшета. - Ваше тело, практически полностью восстановлено, - он поднял глаза на Айвена. - Вы можете считать себя счастливчиком, полковник Грей.
   - Настолько серьезные ранения?
   Врач отрицательно покачал головой.
   - Вы счастливчик, потому что вообще были доставлены сюда к нам. Насколько я знаю, дела на западном фронте столь плохи, что человеческая жизнь там ставится командованием ниже стоимости техники.
   Айвен непонимающе уставился на доктора.
   - В вашем деле отмечено ходатайство генерала четырнадцатой армии Алекс Лоннег. Если бы не ее участие, то никто бы не осмелился транспортировать вас с линии фронта.
   Полковник провел рукой по бритой голове.
   - Вот значит как.... - прошептал он. - Странно...
   Военный врач нажимал пальцем на экран.
   - Вы ведь получили ранения в Пиросе?
   - Так точно.
   - Тогда вы счастливчик вдвойне, - у него был звонкий, и он быстро выговаривал слова. - На следующий день после вашего отбытия, Пирос был подвержен бомбардировке флотом Альянса. Насколько я знаю, потери людских жизней составили более семидесяти пяти процентов, как войск с обеих сторон, так и гражданских лиц.
   Айвен опустил голову. Молчал.
   - Вы в порядке, полковник Грей?
   Айвен показал пустые глаза и кивнул. Хрипло спросил:
   - Доктор, у вас не будет сигареты?
  
   Два громадных кольца, вращающихся перпендикулярно друг другу, дрейфовали на орбите мертвой красной планеты и мерцали тысячами огоньков. Военный госпиталь Лиги Космоса, в котором собирали по частям, сшивали, воскрешали тысячи выживших солдат, чтобы снова кинуть на поле боя. Но один из них не принадлежал к общей массе. Высокий широкоплечий лысый здоровяк стоял одетый в чистый аккуратный новый полковничий мундир в зале ожидания одного из шлюзовых отсеков и курил. У его ног лежал вещмешок. В пустынном просторном зале на немногочисленных занятых креслах сидело около двух десятков солдат и офицеров, которые избежали возвращения на Сатир-2. Айвену было наплевать на то - вернется он или нет. Перед глазами возникло лицо молодого врача с аккуратными усиками и большой настенный экран, на котором светилась трехмерная картинка головного мозга полковника Айвена Грея. Врач показывал на какие-то участки, выделенные красным на фоне серой картинки. Повреждение мозга, настолько серьезное, что его не смогли устранить самые современные технологии. Оказывается, мозг - единственная часть человеческого организма, которую никто не может воссоздать заново или, хотя бы, как следует отремонтировать. Теперь путь в армию Айвену закрыт маленькой отметкой в его деле: "инвалид". Он выкинул сигарету в урну и посмотрел на таких же "счастливчиков" как и он. Кто-то спал, кто-то с невозмутимым видом читал газету, но таких были единицы. В остальном, глаза людей в новой чистой армейской форме были заляпаны усталостью и вязкой немой болью. Айвен поднял вещмешок, взглянул на часы и пошагал к майору, читающему газету.
   - Разрешите?
   Майор поднял глаза и кивнул. Айвен завалился в кресло.
   - Что читаете?
   Майор, человек средних лет с серебристой щетиной, достал из своего вещмешка свернутый прозрачный листок.
   - Благодарю.
   Айвен развернул его и провел пальцем по зеленой полоске вверху листа. На прозрачной полимерной поверхности появились строки статей, засверкали фотографии.
   "В нашей системе еще два лайнера были атакованы пиратами. На этот раз обошлось без жертв среди пассажиров..."
   "Адмирал Звездного Альянса получил по морде от своего подчиненного..."
   "Корпорация "Сатир Интернациональ" сообщила о перемещении своих фондов в миры других систем..."
   "Изобретена "вакцина бессмертия" в национальном научном институте Нового Рима. Руководитель проекта, доктор Ник Ривьера, сообщил, что это достижение в медицине..."
   Айвен нажал на синий круг в нижнем правом углу, и страница на листе сменилась, показав новые статьи и изображения.
   "В системе Гончих Псов группа кораблей некрисов разбила хитоноидов на подступах к орбите планеты Элион, тем самым, спасая население малочисленной беззащитной колонии. Официального заявления колониальных властей еще не было, но..."
   "Популярный рок певец Джонни Ди был застукан в момент секса с андроидом. Менеджер Джонни, Майкл Пайтон, заявил, что эти слухи..."
   Айвен еще раз сменил страницу.
   "Несмотря на объявление ООЧ гладиаторских боев вне закона, прибыли от кровопролитного зрелища исчисляются сотнями миллионов. Напомним, что часть колоний в Орионе и..."
   "В очередной раз руководство Лиги Космоса опровергло слухи о том, что хитоноиды засылают шпионов в человеческом обличии в заселенные миры..."
   Айвен свернул газету и снова взглянул на часы. Через двадцать минут.
   Куда дальше? Больше ничего нет. Кайл остался там, в полыхающем городе среди других мертвецов.
   Была только одна мысль - уйти от всего этого. Уйти от войны, от крови, от смертей. От своего прошлого. На Земле в Северной Ирландии у него остался коттедж, если еще не сгнил от времени и дождей. Или если его еще не снесли. Или не разграбили и сожгли. Поселится там, познакомится с какой-нибудь девушкой... почему меня всегда окружает одиночество? Айвен повернул голову и посмотрел на капитана, углубленно изучающего статейки желтой прессы, потом снова на часы - корабль отчаливает через пятнадцать минут. Он сказал "вы счастливчик вдвойне". Так ли это? Когда ничего нет, и ты один и не знаешь, что тебе делать. Когда ты никому не нужен. Когда ты потерял последнее, что представлялось тенью твоей семьи. Когда ты закрываешь глаза и видишь это детское личико, переполненное ужасом... и теперь тебе нечем заслониться от этого видения. В разведку не вернусь. Не смогу, даже если бы приняли обратно. Кому больше повезло, тем, что остались там или мне?
   Айвен окинул взглядом зал. Высокий округлый свод над желтыми рядами кресел был светлым, холодным и пустым. Эти люди, что сейчас здесь ждут посадки, живут надеждой. Для них война закончилась, и их семьи готовы принять обратно своих героев. Для них этот причал - ворота в спокойную мирную жизнь. А для меня - дверь в никуда.
   Они все остались там - среди стопок железных ящиков с именами и званиями.
  
   Машина, взятая напрокат, шла идеально. Айвен покосился на лоскутный купол, нависший над долиной - мутно-прозрачный с черными изогнутыми швами каркаса. С той стороны силицитана45 глядело слабое розово-желтое марсианское небо. Именно боясь, чтобы никто не повредил этот колпак, власти запретили настраивать машинные ограничители высоты больше сорока метров. Тупицы. Эти купола ракетами не пробить. Все равно, что по дороге едешь. Но машина шла идеально... Штурвал мягко клал "чайку" на нужный курс, без рывков и запозданий. "Чайка" парила над горной витой дорогой в пяти метрах от серого тресканного асфальта.
   Город растекался вдалеке пестрой рассыпчатой каменной лужей с иглами торчащих в небо небоскребов, обхватывая вьющуюся ленту реки, синие озера и темно-зеленые пушистые парки. А тут были отвесные красные скалы, дикие леса, текли горные ручьи и стоял мрачный готический собор со старым кладбищем. В десяти километрах отсюда купол соединяется с землей - туда лучше не лететь, чтобы не столкнуться с охранными дронами. Красиво и не так уж искусственно. Под куполом уныло плыли редкие облака. Работа в контрразведке давала возможность отвлечься, отдохнуть, как следует. Денег на личные расходы было предостаточно. Вот их команда и прилетела на Марс, так как в Неаполисе был засечен один из оборотней. Все как обычно: несколько дней слежки и скрытых тестов, чтобы убедиться, а потом банальная ликвидация. Контрразведке нужен только их мозг. Оборотни живьем еще никогда не давались. Даже если их усыпляли, они всегда останавливали свое сердце. Они красиво умирают.
   Так что пока клиента пасли, Сандра, руководитель команды, дала нескольким своим подчиненным "увольнительные" на два дня. Черная сверкающая машина спустилась на окраине леса, и Айвен ступил на землю. Достал из салона куртку, надел ее и захлопнул дверь. Тихо. Хорошо. Он закрыл глаза. Пение птиц, голос ветра, шум листвы. Айвен вынул из кармана джинсов пачку сигарет, подкурил и, не спеша, зашагал к собору.
   Темный серый камень устремлялся в небо, заканчиваясь острыми коническими шпилями, увенчанными крестами. Высокие узкие окна в узорчатых решетках, капители, побитые статуи святых, барельефы, огромный круглый витраж, от которого мало что уцелело, в центре фасада. Католический собор первой половины тысячелетия. Айвен огляделся - странное место. Он еще раз затянулся, выкинул окурок, зашел в высокие приоткрытые двери и оказался среди неровных рядов прогнивших длинных скамей. В темноте свода слышалось эхо карканья ворон. Айвен прошел вперед и остановился перед скрытой полумраком высокой кафедрой и огромным распятием позади нее на стене. Статуя Христа давным-давно поблекла, от краски на ней почти не осталось и следа. Это место завораживало, влекло за собой в глубину веков. Тут пахло сыростью, гнилым деревом и мышами. Слышалась перебранка вороньих голосов с холодным шепотом ветра, отбивающаяся от всех стен.
   - Вы тоже это чувствуете? - эхом раздался звонкий женский голос.
   Айвен, не оборачиваясь, продолжал смотреть на Христа:
   - Что именно?
   - Прошлое. То, что вы сами часть этого прошлого, - продолжал голос. - То, что вы - это маленькая песчинка в океане под названием "Вселенная".
   Айвен обернулся:
   - Скорее песчинка в океане под названием "человечество".
   Стройный силуэт таял в рассеянном свете, пробивающемся через высокие окна.
   - "Они равны. И Вселенная и человек", - ответила незнакомка. - Это слова одного русского актера начала тысячелетия.
   - А что вы думаете насчет этого? - поинтересовался Айвен.
   - Я думаю, что у вас должна быть сигарета, потому что мне очень хочется курить.
  
   Он поднес зажигалку, она затянулась и выдохнула дым, глядя на него снизу вверх темными окаймленными шикарными ресницами глазами. Тонкие губы, слишком вздернутый нос и длинные лоснящиеся черные, как смоль, волосы, собранные в хвост. На ней было черное облегающее платье и никаких украшений, никакой косметики.
   - А вы что делаете в этом забытом богом месте? - спросил Айвен, подкуривая свою сигарету.
   - Я прихожу сюда каждый месяц и кладу цветы на могилу отца Кристофа, - она отвела вызывающий взгляд и перевела его на мрачный фасад собора. - А еще я прихожу сюда, когда мне плохо и гуляю по кладбищу. Спокойнее и умиротвореннее всего среди мертвых.
   Айвен поперхнулся дымом:
   - Кто вам такое сказал?
   Она не ответила, продолжая глядеть на огромный разбитый витраж собора.
   - А кто такой отец Кристоф?
   Мохнатые ресницы снова повернулись к собеседнику:
   - Он был священником. Последний обитатель собора Святого Петра. После смерти у него никого не осталось, - она прервалась на мгновение, как бы обдумывая последующие слова. - Он был хорошим человеком. Я приношу цветы ему на могилу.
   Собор стоял невдалеке от обрыва, и отсюда была видна вся долина, окутанная матовой дымкой. И город и поля и скалы и пятнышки деревенек.
   - Не хотите прогуляться? - спросила она звонким, но несколько грустным голосом.
   - Я не против.
   - По кладбищу.
   Айвен сделал удивленное выражение лица.
   - Хорошо, - ответил он. - Хоть увижу его вблизи.
  
   Кладбище располагалось с задней стороны собора. Окруженное местами разрушенной каменной стеной с проржавевшими железными прутьями, оно заросло кустами и травой, кое-где даже покачивались на ветру тонкие молодые деревца. Айвен шел с незнакомкой по узким выложенным брусчаткой дорожкам мимо каменных крестов, захваченных зеленым мхом могильных плит и поблекших статуй ангелочков.
   - Мне нравится перечитывать надписи на могилах, - сказала девушка. - Видишь, как перед твоими глазами мелькают имена, слова горечи... чужая жизнь.
   Он поднес ей огня, и сам подкурил сигарету. Они, не спеша, прогуливались, скорее всего, к последнему пристанищу отца Кристофа, и Айвен читал надписи, те, что мог различить.
   Большое каменное сердце с барельефом женского лица посередине "Элизабет Хоррис. Любящая мать, верная жена, веселая подруга. 2*45 - 2*31". Железный крест с фотографией симпатичной рыжей девушки. Лицо в веснушках "Нора Клаймана. Она пришла нашим врагом, а ушла нашей сестрой. 2*11 - 2*45". Плита с изображением летящей птицы "Джессика Нортон. Самая заводная стерва из всех на всем белом свете. Нам тебя будет нехватать. 2*99-2*69". Статуя пожилых мужчины и женщины в объятиях друг друга, усеянная трещинами. "Леонард и Валентина Какару. Их любовь не угаснет даже в вечности", дат не видно. Дальше обнаженный ангелочек с уцелевшей половиной головы. "Чарльз Петерс Говард. Если бы не наркотики, ты был бы сейчас с нами. 2*83-2*02". Статуя, видимо из бронзы, уже порядком позеленевшей. Худощавый высокий молодой человек с огромной шевелюрой, руки в карманах. "Спайк Шпигель. Верный друг и бесстрашный ковбой. 2*41-2*71". Рядом невысокое ограждение, за которым плита с портретом молодого азиата. "Жань Фань. Он всегда мечтал быть первым среди нас. И его мечта сбылась - он первым из нас сыграл в ящик. 2*78-2*23". Статуя девушки с голубем в руках. Волосы развиваются. "Лейтенант Патриция Роуз. Она хотела защищать свою Родину, сражалась за мир. Ей не занимать было чести и отваги. Спи спокойно, Пат. 2*13-2*63".
   - Пришли, - черноволосая незнакомка остановилась.
   Айвен смотрел на небольшую каменную плиту, выточенную в форме креста, на которой лежали свежие тюльпаны. "Отец Кристоф. Скончался в 2*01".
   - Никто не знал его настоящего имени, - бесстрастно проговорила незнакомка, - но имя в человеке - далеко не главное. Он этому нас научил.
   Она молча докурила сигарету.
   - Вернемся к собору? - незнакомка взяла Айвена под руку.
  
   - Вы родом из Неаполиса? - Айвен наблюдал, как две вороны кружили над шпилями собора, устремлялись за обрыв, исчезая в дымке, и снова возвращались к своему гнезду.
   - А вы неместный.
   Айвен посмотрел в ее темные, странные, вызывающие глаза.
   - Я тут в командировке.
   - Посмотрите на все это. Кто-то проделал огромную работу. Работу не в один десяток лет. Люди возвели купола, закачали воздух, преобразовали почву, создали водоемы, посадили леса и завезли животных. Построили города. А зачем? - она вопросительно подняла ресницы. - Зачем все это? Почему люди так жаждут сбежать из своего отчего дома, надеясь найти счастье в чужих краях? Почему они не понимают, что счастье не где-то там на далеких звездах, а там, где ты не одинок? Глупо бежать от своих страхов, вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.
   Айвен молча смотрел на эту странную девушку, которая приносит цветы на могилу забытого старика, потому что больше некому.
   - Я, наверное, вас утомила, - виновато обронила незнакомка.
   - Нет, нет. Что вы? - заверил ее Айвен.
   - Уже поздно. Мне пора. Я сейчас вызову такси.
   - Какое такси? У меня машина. Я отвезу вас, куда скажете.
   - Не стоит.
   - Я настаиваю.
  
   На Земле была осень. Свинцовое небо угрожающе нависло над остывшими холмами, тяжело дыша холодным ветром и мелким моросящим мерзким дождиком. Растрепанные одинокие деревья по краям мокрой дороги уже начали терять свою пожелтевшую листву, которая покрывала черную землю у корней, раскидывалась ветром, налипала на асфальт. Редкие фигуры странников с накинутыми на головы капюшонами плащей появлялись на обочине и исчезали в зеркале заднего вида, как призраки в тумане. Казалось, что даже у проезжающих мимо машин паршивое настроение. Унылый пейзаж на подъезде к городу оживился появившимися вдали шпилями высотных зданий с цветными картинками рекламных голограмм. Белфаст казался странным сочетанием древности и современного мегаполиса, соединив в себе старинные кварталы двухэтажных домиков и монолитные зеркальные небоскребы, закрывающие небо. Но, машина на развилке свернула в сторону от города на побережье, туда, где вдоль моря на песчаных пляжах выстроились сотни маленьких деревянных коттеджей. Цепочкой, один за другим, на почтительном расстоянии друг от друга.
   Грузовичок остановился напротив двухэтажного деревянного дома, краска на стенах которого выцвела и облупилась, приобретя цвет испорченного молока с лимонным соком. Из машины вышел рослый человек в черной шинели. В руке он держал вещмешок, на голове фуражка. Грузовик просигналил и тронулся с места, оставив своего пассажира на обочине прибрежной дороги, под дождем, напротив его нового чужого дома.
   Человек помедлил, оглядывая свое жилище, на мгновение поднял голову, подставляя усталые глаза мелким прохладным каплям, и неторопливо направился к крыльцу.
   Ключ лежал на своем месте, где и положено - под козырьком между рейками, среди паутины и насекомых. Он почернел, покрылся слоем непонятно чего, но замок открыл без колебаний. Сколько меня здесь не было? Об этом не хотелось задумываться. Страннику неприятно гадать о том, сколько песка утекло, пока он был в далеких краях. Крайне неприятно.
   Внутри коттеджа было тихо, холодно и пусто. Мебель, накрытая полиэтиленом, слой пыли толщиной в палец и одиночество. Кое-чего тут, правда, не было. Воспоминаний. Айвен купил этот дом, пожил в нем около месяца и улетел, оставив ключ под козырьком. Тогда и в голову не приходило, что когда-нибудь он сюда вернется. Вернулся все-таки. И теперь стоял в просторной комнате, и туманный густой свет разливался вокруг него из оконных стекол. Айвен кинул вещмешок на пол, сорвал целлофан с дивана и завалился на него прямо в шинели. Тело сковала усталость, а разум - тоска. Он закрыл глаза, и приятное чувство унесло в забытье.
  
   "Чайка" парила над уличными дорогами, плоскими крышами невысоких домов, лавировала среди других машин. Бедные кварталы Неаполиса, с их чахлыми жалкими парками, разрисованными граффити стенами, узкими улочками и разношерстными пешеходами. Незнакомка сидела рядом, задумчиво глядя в окно. Айвен косился на нее, а она указывала путь к своему дому.
   - Это здесь. Вот этот дом на углу.
   Айвен опустил машину около одноэтажного частного домика. Каменный заборчик вокруг аккуратного газончика, прибранный дворик и лавочка у калитки.
   - Спасибо вам, - незнакомка открыла дверь и уже ступила на мостовую одной ногой, как Айвен взял ее за руку.
   - Может, я приглашу вас в кафе? - его голос показался ему самому странным.
   Она, недоумевая, посмотрела на него и одернула руку.
   - Зачем?
   - Хотелось бы еще с вами увидеться, - тем же странным голосом объяснил он.
   - Не стоит, - она еле заметно мотнула головой и захлопнула дверь машины.
   Айвен вылез из "чайки" и крикнул вдогонку:
   - Как вас зовут?
   Незнакомка остановилась, обернулась и подошла к нему:
   - Я же говорила вам - имя не главное в человеке.
   Он не мог отвести взгляд от ее немного безумных глаз с этими мохнатыми угольными ресницами.
   - Я не хотел вас...
   - Вы действительно хотите меня еще раз увидеть? - перебила она его полушепотом, сводя с ума черными глазами.
   - Да, - его голос стал чужим.
   - Тогда завтра. В пять вечера по городскому времени. Зайдете ко мне домой. Сюда. Только не на этой своей шикарной машине.
   Она повернулась и быстрой гибкой походкой защелкала каблуками к калитке.
   Айвен смотрел на нее, пока она не скрылась за парадной дверью. Сел за руль и поднял "чайку" в воздух. В голове кружился странный хмель, все еще чувствовался еле заметный запах ее дешевых духов.
  
   - Как там дела с нашим волчарой?
   В гостиничном номере, уставленным мягкой мебелью, на которой развалилось несколько человек, царил полумрак, разгоняемый мерцающим светом экрана телевизора, слышался приглушенный звук льющейся воды. Его команда, офицеры контрразведки, смерили только что вошедшего в комнату коллегу усталым взглядом. Малькольм, высокий блондин, достал из маленького ящика, стоящего на полу около дивана, банку пива и швырнул ее Айвену.
   - Сидит дома с женой, - достал вторую, открыл ее и глотнул пива, не сводя глаз с телеэкрана. - Ходил сегодня в парк, выгуливал собаку.
   Айвен завалился в свободное кресло и принялся за свою банку.
   Луни, широкоплечий чернокожий с густыми бакенбардами, закричал во все горло, хлопая в ладоши и чуть ли не подпрыгивая с места:
   - Давай, давай, давай!!!
   Айвен перевел взгляд на экран. По телевизору показывали гонки на воздушных болидах, проносящихся над вьющейся дорогой на бешеной скорости. Один из них, красный вытянутый и узкий с номером восемь на кузове, извергая струю пламени из перегретых сопл, не вписался в поворот и вылетел за линию трассы, отдав первенство желтому шаровидному сопернику, у которого на крыше чернел номер пять.
   - Твою мать!!! - завопил Луни, с досады обрушив свои огромные ладони на маленький металлический столик, от чего тот зазвенел, как камертон.
   Сидящий в кресле лысеющий толстяк довольно улыбнулся, заломив пальцы рук до хруста:
   - Ну что, Луни, гони монету.
   Луни скривился от досады, достав из кармана брюк бумажник.
   - Как ты это делаешь, Генри? - отсчитал несколько купюр и протянул их толстяку. - Откуда ты всегда знаешь? И ведь никогда не ошибаешься.
   - Удача, мой друг, только удача. - Генри выхватил пачку выигранных денег и еще шире улыбнулся, вдыхая полной грудью запах купюр.
   В комнату полился яркий свет из открывшейся двери в ванную, и в клубах пара появилась стройная овитая жесткими мышцами обнаженная женская фигура. Фигура изящной походкой босиком зашла в комнату, вытирая коротко стриженные белые, как снег, волосы полотенцем. Все четверо мужчин, поневоле, замерев, не сводили с нее глаз. Черт знает, сколько времени все они находились под ее командованием, но так и не смогли привыкнуть, что такая шикарная дама не может не ставить мужской пол в крайне затруднительное положение, так как совершенно не стеснялась мужчин, а интересовалась исключительно девочками.
   - Кто тут крик поднял? - ее слегка хриплый властный голос нарушил царившее молчание. Она опустила руки с полотенцем, вытирая острую грудь. - Я позволила вам посмотреть гонки в моем номере, но не давала права орать во все горло. Луни, ты что, опять проиграл Генриху? И хватит пялиться на меня!
   Молчание.
   - Извините, командор, - неуверенно начал Малькольм, - но трудно не пялиться, когда на вас из одежды одна золотая цепочка и татуировка на плече. Может, хоть халат накинете?
   - А вы не указывайте мне что делать, капитан, - ее голос выбивал из колеи. Она не спеша, прошла к шкафу и достала розовый мягкий халат. Накинула его. - Что слышно от Спарка и Джоша?
   Малькольм пришел в себя, приняв облик очень серьезного человека:
   - Ведут наблюдение за целью. В данный момент цель находится в своем доме.
   - Отлично. - Командор опустилась в последнее, свободное кресло, подогнув под себя ноги. - Дай мне пиво. Досмотрели? Кто пришел первым?
  
   Маленький ящик возле дивана опустел, пустые жестяные банки заполонили металлический столик, стояли на телевизоре, валялись на ковре. Сандра взглянула на настенные часы и сообщила, что всем пора расходиться по своим номерам и спать. Агенты контрразведки, слегка пошатываясь, повалили на выход.
   - Айвен, задержись. Мне нужно с тобой поговорить, - донеслось из комнаты, когда гости столпились в прихожей.
   Малькольм, Генри и чернокожий Луни со своими кучерявыми бакенбардами, удивленно покосились на коллегу.
   - Счастливчик, - пробубнил Луни.
   - Уже во второй раз, - вздохнул Малькольм.
   - Заткнитесь, - отмахнулся Айвен. - Она мужиками не интересуется, сами же знаете.
   - Ну, это ты нам завтра расскажешь, - подмигнул Генри, открывая дверь. - Смотри только, не проспи.
   Айвен закрыл за ними дверь и вернулся в комнату.
   - Что думаешь по поводу цели? - Сандра сидела на диване. Подкуривая сигарету.
   Он усмехнулся:
   - Что тебе действительно от меня нужно?
   Сандра улыбнулась:
   - Мне просто необходим массаж. У тебя отлично получается.
   - Я не понимаю, почему именно я?
   - Ты единственный, кто не пускает слюну, при виде моей груди. - Сандра выпустила клуб дыма, не сводя со своего подчиненного огромных синих глаз. - Ты единственный, кто назвал меня сукой, как только попал в мою команду. И только ты один зовешь меня по имени.
   Сандра потушила сигарету в пепельнице, скинула халат и легла на живот, положив подбородок на скрещенные руки.
   - Да, да. Вот так....
   - Лежи спокойно.
   - Отдохнул?
   - Угу.
   - Почему ты так долго сегодня? Где был?
   - За городом. Любовался видом.
   - Что-то на тебя не похоже. Ты не романтик.
   - Кто бы говорил.
   - Кто она?
   - Кто?
   - Не придуривайся.
   - Девушка с кладбища.
   - Звучит интересно. Как ее зовут?
   - Она говорит, имя не главное в человеке.
   - Хм. Как она выглядит?
   - Стройная, молодая, симпатичная.
   - Волосы?
   - Черные, как смола. Как и глаза. Курносая.
   - Обожаю курносых. Может, познакомишь?
   - Чтобы ты отбила ее у меня? Нет.
   - Ты пригласил ее на свидание?
   - Завтра. В пять по городскому времени.
   - С утра подежуришь, а в полчетвертого я тебе даю отгул до послезавтра.
   - Не уверен, что до этого дойдет.
   - Она такой крепкий орешек?
   - Мне кажется, еще крепче. А как та блондинка из бара?
   - Все отлично. Она просто золото. Вчера были тут у меня. Приняли ванну, порезвились в постели. Она такое вытворяет... Завтра у меня с ней ужин.
   - Ну, и как? Она то самое?
   - Не знаю. "То самое" всегда где-то вдалеке от тебя, за горизонтом.
  
  
   7. Имена
  
   Тягучие медленные волны лениво накатывались на стылый песок и отступали. Айвен сидел на корточках и смотрел на прямую линию горизонта. Очередной унылый осенний день. Очередной день... Айвен поднялся, извлек из кармана плаща пачку и достал сигарету. Его глаза опять скользнули по бескрайней водной глади, пальцы вставили сигарету в губы, рука отправила пачку назад в карман, поднесла зажигалку... Пустота. Может, опять вернуться к мысли о самоубийстве? Он усмехнулся. Ну, зачем же? Еще рано. Уже убрался в доме, вынес с полтонны мусора, накупил еды... а зачем? Пустота. Я не вижу смысла. Ни жить старой жизнью, ни начинать новую. Я и не думал, что так трудно завязать разговор на улице. Как дурак... подошел, посмотрел и ушел. Здесь я один, там я один, везде я один. Я должен был остаться в Пиросе, вместе с братом, вместе с Лоннег, вместе с Луисом... вместе со всеми. Я должен был умереть вместе с ними. Тогда я был бы не одинок.
   - Вы - новый владелец?
   Женский голос прозвучал за его спиной, Айвен обернулся.
   Перед ним стояла молодая женщина в темных очках и синей куртке.
   - Я?
   - Этот коттедж, - женщина указала рукой на дом Айвена. - Я заметила вас еще три дня назад. Этот дом пустует уже сорок лет, и я, признаться, подумала, что вы - вор, но потом поняла, что на вора вы не слишком похожи.
   - Это почему? - Айвен выкинул сигарету и подкурил новую.
   - Слишком неаккуратно, слишком медленно работаете, - улыбнулась женщина. - Так воры не работают, так прибирают свое жилище.
   - А вы из полиции или просто держите ухо востро?
   Улыбка на лице женщины пропала.
   - Я не из полиции. Вы всегда грубите при встрече?
   Айвен выпустил дым, стянул губы в кислой улыбке и пошел к своему дому.
   - На новом месте не стоит быть таким, - бросила женщина вдогонку, - грубым!
   - Я не на новом месте, - не оборачиваясь, ответил Айвен. - Это мой дом с момента его постройки.
   Женщина догнала его.
   - Вы лжете! Я знала его первого владельца.
   Айвен удивленно посмотрел на нее, выкинул сигарету.
   - Вам что, заняться нечем? Я хочу побыть один. Разве вам не понятно? Я говорю вам, что я единственный владелец этого дома. Первый и единственный.
   - Как ваше имя?
   Айвен закрыл глаза.
   - Оставьте меня в покое. Просто не обращайте на меня внимание. Считайте меня угрюмым плохим соседом.
   Он поднялся на крыльцо.
   - Я вызову полицию, - пригрозила женщина.
   - Заодно и психиатра, - Айвен захлопнул за собой дверь.
  
   Яичница с беконом и жареными помидорами готова. На стол поставлена бутылка с ананасовым соком и стакан. Нарезанный хлеб, салат из капусты и лука, накрошенный довольно грубо... Айвен никогда не умел готовить, даже яичница пригорела. Только он сел за стол, раздался звонок. За дверью стояли двое в черной форме и фуражках.
   - Чем могу помочь, офицеры? - поинтересовался Айвен, уловив краем глаза, стоящую в стороне, женщину в синей куртке.
   - Простите, но ваша соседка сообщила, что в соседний дом заселился самозванец, выдающий себя за хозяина.
   - И вы решили проверить, так ли это?
   - Это наш долг. Можно проверить ваши документы?
   - Конечно, офицеры, проходите.
  
   - Извините, полковник, если причинили вам неудобства.
   - Ничего, ничего. Это все-таки ваша работа.
   Перед тем, как закрыть дверь за уходящими полицейскими, Айвен встретился взглядом с молодой истеричкой в синей куртке. И чего ей от меня нужно?
  
   Подгоревшая яичница с беконом и помидорами остыла и напоминала одноклеточное-переростка - холодное студенистое и мерзкое. Айвен невольно скривился, но все же сел за стол, придвинул тарелку, взял приборы... звонок. За дверью стояла истеричка в синем.
   - Что еще вам кажется подозрительным?
   - Мистер Грей? - женщина смотрела прямо в глаза, кротким неверящим взглядом.
   Айвен недоумевая глядел на нее.
   - Я узнала вас... Как же так? Вы... вы совсем не изменились, мистер Грей... - на ее губах появилась слабая улыбка. - Как же так? Вы не помните меня? Я Синди. Синди Паллау... я жила с родителями вон в том доме, - она указала на что-то, еле вырисовывающееся в сумерках.
   Айвен вспомнил ее. Она назвала имя, и он ее вспомнил. Когда он был здесь, давно, когда только купил этот новенький коттедж, буквально на второй день, он прогуливался в доках вечером. Он услышал крики в воде. Тонула девчонка, и никого рядом не было. Айвен прыгнул в воду и вытащил ее на берег. Девчонке было лет пятнадцать, она оказалась его соседкой, и звали ее Синди. Бедная девочка влюбилась в него без памяти, надоедая каждый день своими приходами, наивными разговорами и кроткими безнадежными взглядами. А не потому ли я не протянул тут больше месяца?
   - Синди, - тихо проговорил Айвен, вздохнув. - Заходи, я угощу тебя кофе, - ничего умнее в голову не лезло.
  
   Было уже за полночь. Синди сидела на диване, не спеша помешивая ложечкой остывший чай. Айвен подкурил очередную сигарету.
   - Странно, - проговорила Синди, задумчиво глядя на картину на стене. - Для меня прошло сорок лет, а вы совсем не изменились. - На картине улыбался дельфин, высунувший голову из встревоженной зеркальной глади воды. - Почему вы вернулись сюда?
   Айвен устало улыбнулся:
   - Мне больше некуда возвращаться.
   - У вас нет семьи?
   - Уже точно нет. - Айвен пускал дымные кольца.
   - И надолго вы здесь?
   - Возможно, навсегда.
  
   Они не спали. Как можно спать, когда их братья там? Раздался скрип ступенек на лестнице.
   Черное облако ночной темноты разорвалось от света масляной лампы. В дверях стоял Улис.
   - Мелкие, - сказал он, - идите со мной.
   Близнецы выбрались из-под одеяла, аккуратно поднялись, чтобы не разбудить остальных, и, перешагивая через спящих на полу детей, подошли к Улису.
   - За мной. - Улис ничего больше не говорил, идя впереди и освещая дорогу светом лампы.
   Первый этаж. В дальней комнате стояли все. Все, кто шел этим вечером с ножом за пазухой. Стояли полукругом. Комната освещалась десятком ламп, и дрожащий слабый свет прыгал по усталым, измазанным грязью и кровью лицам. У многих были перебинтованы руки и шеи. Около стены, на покрывалах, лежали несколько... потом Айвен понял, что они мертвы. Те, что были живы, лежали чуть дальше - ворошились и стонали. В центре комнаты стоял на коленях Люк. Айвен видел его несколько раз до этого. Люку было пятнадцать. Его лицо разбито, в засохшей крови. Волосы слиплись. Руки связаны за спиной. Во рту - тряпка. Он дрожал, вертел головой, окидывая окружающих перепуганным взглядом широко раскрытых светлых глаз. Улис подвел близнецов к нему.
   - Вы его знаете, - сказал Улис, - Это Люк. Тот, что сегодня напал на нашего старшего брата и угрожал всей нашей семье. Это тот, кто убил нескольких наших. - Улис наклонился и прошептал близнецам прямо на ухо. - Он убил Крота.
   Айвен стиснул зубы. Он заметил, как у Кайла задрожали сжатые кулаки.
   - Сегодня вы просили меня... - Улис достал из-за пояса нож. - Держи, Айвен.
   Айвен сомкнул пальцы на рукоятке ножа. Глаза Люка впились в мутное лезвие, по которому плясали языки масляных ламп. По его лицу потекли слезы, он неистово захрипел сквозь кляп, попытался встать с колен, но Улис огрел его ударом по лицу и взял в замок, удерживая, подставляя грудь пленника под удар. Айвен сжал нож со всех сил... но тот предательски дрожал. С глухим звоном нож упал на деревянный пол. Айвен беспомощно посмотрел на брата.
   Улис толкнул Люка, и тот стукнулся головой о доски.
   - Вот об этом я вам и говорил.
   Улис подобрал нож. Со всей силы пнул пленника по голове и, схватившись пальцами за его волосы, показал лицо того, кто еще сегодня утром объявлял войну. В глазах пятнадцатилетнего подростка метался безумный непонимающий ужас. Поднес к его шее нож.
   - Смотреть всем! - прорычал Улис. - Если вы покажите слабость, с вами произойдет то же самое! - и перерезал горло.
   Люк издал сдавленный кляпом визг, перешедший в хрип. Кровь струйкой полилась на пол. И эти замерзающие глаза, бестолково смотрящие на меня...
  
   Замерзающие глаза испарились, оставив после себя лишь холодный пот и учащенное дыхание. Голова упала на подушку.
   Айвен встал, заправил кровать, отжался. Через окна бил утренний яркий свет. Залез в душ, открыл кран. Из форсунки вылетел хрипящий скрежет, а вслед за ним полилась ржавая вода. Черт! Все забываю заняться этим. Пришлось умываться в раковине.
   На кухне включил чайник, подкурил сигарету, стал перед окном, через которое выплясывала алмазными бликами размеренная морская гладь - холодная, спокойная, вечная. В небе лениво сновали облака. Они изменчивы, рождаются и погибают, разрываются ветром на оборванные белые клочья и вновь сливаются воедино в новых образах, чтобы вскоре упасть на землю дождем и туманом... но они и вечны. Они были до человека, они останутся после него. Они будоражат воображение, корча смешные гримасы и возводя парящие замки. Они несут жизнь в засуху и радость детям в холода. Дают безмолвную тень и ослепительный рев.
   Какие, блин, облака? При чем тут вообще облака? Сигарета обожгла пальцы. Мысли в голове перемешались. Захотелось выпить... и идти... неважно, куда. Главное, идти.
  
   Неспешный шелест волн рассеивался хлесткими порывами ветра, летящего по всей изогнутой линии пляжа. Людей почти не было, коттеджи остались позади, и прибрежная дорога плавной полосой отдалилась вглубь суши. Айвен шел по скрипучему мокрому песку, отхлебывая темное пиво из бутылки, поглядывая на осеннее холодное солнце, иногда проклевывающееся сквозь темные облака. Пляж начал обрываться, замещаясь каменной насыпью, возвышающейся над уровнем воды. Впереди виднелись старые доки моторных лодок. Они были заброшены, и давно превратились в трухлявые нагромождения прогнивших досок. Айвен остановился. Когда-то это место было совсем иным. Вот тут стояло кафе, рядом танцплощадка, там - импровизированная обсерватория с тремя дешевыми телескопами, в которые, однако, были видны и все звезды и туманности и, иногда, даже Марс с Венерой. Раскрашенные лодки брались напрокат туристами... тогда тут даже туризм еще был. Почему я все это так хорошо помню? Что мне до этого места?
   Внимание Айвена привлекла маленькая серая собачка, возможно, даже щенок. Точно щенок. Плохо разбираясь в собаках, он не мог с уверенностью сказать, какой породы этот щенок. Серый, с ярко-голубыми, почти светящимися, глазами, черным носом, кончиками ушей и лапами. Щенок поскуливал, недоверчиво взирая на бритого верзилу в шинели. Айвен выкинул пустую бутылку, присел на корточки и попытался заглянуть щенку в глаза, но тот сразу же отвел их. Тогда он приподнялся и, протянув вперед руку, сделал пару шагов к недоверчивому другу человека. Щенок испуганно завизжал и кинулся по трескучим ненадежным ступеням покосившейся деревянной лестницы на нижние ярусы, накренившиеся над самой водой, скрылся среди проржавевших лодочных корпусов и другой рухляди. Айвен подкурил сигарету, подошел к краю и всмотрелся во мрак прогнивших досок. Отчетливо чувствовался запах тины. Человек позвал щенка. Сперва свистом, потом начал с ним говорить, начал уговаривать его появиться, выйти из своего ненадежного убежища. Человеку стало очень одиноко. Он сам не знал, почему он хочет подобрать этого, без сомнения, бездомного полуголодного пушистого пугливого зверя. Подобрать и отнести к себе домой. Накормить, вымыть в теплой воде, согреть, посадить к себе на колени и чесать ему за ухом - собакам такое нравится. Но щенок не сдавался, несмотря на все усилия человека. Он так и не вылез. Айвен поднялся, отряхнул брюки и подкурил еще одну сигарету. Обернулся... перед ним стояла девочка, лет семи. Потрепанная одежда, испачканное детское личико, спутавшиеся грязные волосы, зеленые глаза. Айвен замер. Призрак? Оборотни приходят к своим убийцам... он слышал эти истории. Они не являются людьми, а значит, не умирают так, как люди. Призрак смотрел Айвену в глаза, без страха, без злобы, без печали.
   - Что ты от меня хочешь? Зачем я тебе? - Айвен схватился за голову, стиснул зубы, упал на колени. - Прости! Прости меня! - из-под его закрытых век по лицу потекли вязкие горячие слезы. Он прижался лбом к холодным влажным доскам. - Зачем?! Зачем я тебе?! - повторял он, не осмеливаясь поднять глаза, продолжая глухо рычать.
   Чьи-то руки прикоснулись к его голове. Дрожащие, холодные, детские. Страх? Нет. Сейчас во мне не страх. Сейчас в моей груди кусок льда, разливающий холод по всем жилам, превращая меня в припорошенный инеем труп. Я убил ее, и она пришла за мной. Она имеет на это право. Я убил ее. Я убил ее. Я убил ее. Я... Прости. Прости меня. Прости меня, если можешь.
   Холод, пронизавший все тело, подобно тысяче стальных игл, рассыпался. Он услышал лай щенка. Детские ручонки дергали его за воротник, возвращая к жизни. Айвен открыл глаза и поднял голову. Девочка смотрела с тревогой уже человеческими теплыми живыми глазами. Серый щенок неистово лаял, мечась из стороны в сторону. Айвен вытер слезы, пошатываясь, поднялся. Девочка посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась, достала из кармана своей курточки несколько объедков, положила на доски, поглаживая щенка. Пока тот ел, бросая опасливые взгляды на чужака, она достала из кармана кусок засохшего хлеба и, отломав от него половину, принялась жевать. Айвен закрыл глаза. Попытался унять дрожь. Не от страха, от стыда. Чертовые соленые капли снова хлынули по лицу. Зачем ты создал нас такими? Я не часто с тобой говорю? А зачем мне с тобой говорить? Что ты для меня сделал? Что ты сделал для этого ребенка? Я не верил в тебя раньше, не верю и сейчас. Как можно верить в того, кто тебя не слышит? Ты не слышишь меня. Глаза раскрылись. Айвен присел, вытер рукавом слезы, попытался улыбнуться.
   - Как тебя зовут? - девочка молчала, продолжая смотреть на незнакомца. - Не хочешь говорить? Ладно. А твоего песика как зовут? - Молчание и сосредоточенный взгляд зеленых глаз.
   Айвен поднялся, взял девочку за ручку, заметил, что она босая, поднял ее на руки, и пошел домой. Щенок неодобрительно лаял, но бежал следом.
  
   Стук в дверь. Синди раскрыла сонные глаза, взглянула на приютившиеся у края журнального столика часы, потом на экран телевизора. С неохотой поднялась с дивана и зашаркала к двери. Стук повторился. По телевизору шла очередная тупая комедия.
   - Кто там?
   - Синди, открой. Это Айвен.
   Синди вмиг скинула с себя остатки сонливости, механическим жестом поправила прическу, запахнула халат. Щелкнул замок.
   - Здравствуйте, мистер Грей, - на ее губах стеснительно тлела улыбка, глаза непослушно скользили по его лицу.
   - Извини за то, что так поздно, - начал Айвен, - мне нужна твоя помощь.
   - Конечно... В чем дело?
   - Одевайся.
  
   Синди смотрела на спящего на диване ребенка, укрытого одеялом. Рядом с ней, свернувшись калачиком, тихо сопел серый щенок. На безмятежном лице девочки мелькала улыбка ангела.
   - Я нашел ее на пляже. - Айвен стоял за спиной гостьи. - Я умыл ее, накормил, а потом она стала тереть глаза и зевать.
   - Зачем ты подобрал ее?
   - Не знаю.
   - После экономического кризиса три года назад, их на улицах тысячи. - Синди все смотрела на девочку. - Сейчас люди теряют работу, бросают своих детей и едут в Южную Америку или Австралию. Сейчас все сходят с ума.
   - Помоги мне найти ее родителей.
   Синди обернулась. Айвен выглядел совсем не таким, как позавчера - от той наглой самоуверенности и отчужденности ничего не осталось. В его карих глазах было что-то другое.
   - Я сделаю все, что в моих силах... но говорю сразу - это не имеет смысла. Родители этой девочки... А как ее зовут?
   Айвен посмотрел на девочку:
   - Она не произнесла ни слова.
   - А если ты не найдешь родителей? Ты не сможешь отдать ее в какой-нибудь приют. Сейчас нет никаких приютов. Ты собираешься оставить ее у себя?
   - Если честно, - грустно усмехнулся Айвен, - я очень надеюсь на то, что у нее никого нет.
  
   Вечерний Неаполис освещался тысячами ярких фонарей и одним-единственным далеким солнцем, блекло проливающим лучи через лоскутья купола. Айвен приехал на такси, оставил его за углом, прошел мимо двух-трех частных домиков и остановился напротив дома незнакомки. Взглянул на наручные часы: пять вечера по городскому времени. Левую руку он держал за спиной.
   Незнакомка вышла из дома, одетая в темно-фиолетовый жакет с большими позолоченными пуговицами. Черная юбка, черные перчатки, на плече - золотистая сумочка. И на ее лице опять не было никакой косметики.
   - Вы пунктуальны, - заметила незнакомка, прикрывая калитку.
   Айвен промолчал, решив, что купленный букет желтых роз скажет все за него. Букет действительно подействовал, и незнакомка расплылась в лучезарной улыбке, поднесла бутоны к лицу, сомкнула ресницы и с нескрываемым наслаждением глубоко вдохнула розовый аромат. Ее глаза светились. Видимо, ей давно никто не дарил цветов.
   - Куда вы хотели меня пригласить? - пряча лицо в желтых лепестках, игриво поинтересовалась незнакомка.
   Айвен улыбнулся:
   - В ресторан. Я уже заказал столик.
  
   Она не сводила глаз с подарка всю дорогу. Она не переставала с наслаждением вдыхать аромат цветов. Она не мешала улыбке ютиться на своих губах, то и дело прикасающихся к лепесткам. Она не переставала быть странной.
  
   Метрдотель провел их к столику. Плешивый долговязый старик в смокинге, с абсолютно бесстрастным выражением лица и размеренной речью. Он усадил клиентов, подал меню и карту вин, еще раз поинтересовался, все ли в порядке, и, наконец-то ушел.
   Незнакомка положила букет на край стола и забегала глазами по банкетному залу, по другим столикам, за которыми сидели, видимо, презираемые ею, состоятельные граждане Неаполиса, по потолку, расписанному в стиле эпохи Ренессанса, по живому оркестру, играющему красивую медленную музыку, по юрким официантам, разносящим заказы клиентов на широких подносах. Айвен протянул ей карту вин.
   - Выберите что-нибудь на ваш выбор.
   Незнакомка отрицательным жестом остановила его:
   - Я не разбираюсь в винах. Лучше вы.
   Он взглянул на список, захлопнул карту.
   - Тогда, если вы не возражаете, белое вино.
   - Не возражаю.
   Айвен протянул руку к меню.
   - Это тоже на ваш выбор, - опередила незнакомка.
   Появился официант, принял заказ и удалился.
   - Мы с вами так и не познакомились, - неуверенно начал Айвен, - меня зовут...
   Она протянула руку через столик и приложила палец к его губам:
   - Не нужно. Нам не обязательно знать что-то друг о друге, чтобы понять.
   - Друг друга?
   - Имя не главное, - прошептала она.
   - Имя не главное, - автоматом повторил Айвен.
   Он чувствовал кожей, как ее темные огромные глаза обжигают чем-то непонятным и притягивающим.
   - Имена говорят ложь, - продолжала незнакомка. - Они управляют человеком. Они -просто звук. Ошибочное мнение о человеке только из-за одного его имени. Без них...
   - Проще?
   - Не проще. Чище. Правдивее.
   Принесли заказ: белое вино, одно из самых дорогих, салат из капусты и тыквы, утку с грибами, печеный картофель...
   - И что вам говорит отсутствие моего имени? - поинтересовался Айвен.
   Незнакомка загадочно улыбнулась, глаза ее засверкали.
   - Вам это интересно?
   - Не было бы интересно, не спрашивал бы.
   Она помедлила с ответом.
   - Вы одинокий. Замкнутый. Но я вас чем-то зацепила, и вы не можете понять, чем именно. Возможно, это и является причиной вашего приглашения. Вы не богач, хоть и можете позволить себе маленькую роскошь. Когда-то вы потеряли очень близкого человека, и не можете с этим смириться, хоть и старались. У вас нет друзей. Вы все время в скитаниях, и не знаете, что ищете. А еще в ваших глазах тихое безумие звезд. Такое я видела только у людей, большую часть жизни проводящих в далеких перелетах.
   Айвен хлопнул глазами, чуть не раскрыв рот от удивления:
   - Вы - эспер?
   Незнакомка улыбнулась:
   - Не нужно уметь читать чужие мысли, если умеешь видеть. А теперь ваша очередь.
   Айвен злобно улыбнулся. В ее глазах скользнуло ощущение легкого превосходства. Если она не читает мысли, то у меня тоже есть глаза.
   - Вы также одиноки, как и я. И тоже потеряли кого-то близкого. Вы презираете богатство и роскошь, а больше всего людей, которые ими наслаждаются. Вы родились в этом городе, и желаете прожить в нем всю свою жизнь, хоть и ненавидите его. Вы держитесь за свои воспоминания, потому что у вас больше ничего не осталось...
   - Хватит! - ее голос чуть ли не эхом разлетелся вдребезги о потолок зала, раскрашенный в стиле эпохи Ренессанса. Музыка продолжала играть, но сидящие за соседними столиками бросали мимолетные недоумевающие взгляды.
   - Я смотрю, вы тоже умеете видеть... - чуть ли не прошипела незнакомка, ее лицо стало злобным, темные глаза горели гневом. Она глубоко дышала, встала из-за стола и накинула сумочку на плечо. - Извините, но мне тут не место. Это была глупая затея.
   Айвен поднялся.
   - Не стоит. Я возьму такси. Нам не стоит больше встречаться.
   Айвен молча сел, наблюдая, как незнакомка слишком быстрой походкой удаляется к выходу. Подкурил сигарету. Я оказался прав, и эта правда отвратила ее. Я напомнил ей о том, о чем она пыталась забыть. Я причинил ей боль.
   Айвен вдавил сигарету в дно медной пепельницы, достал видеофон и набрал номер. На экране появилось лицо Сандры.
   - Когда мы берем волка?
   - Что с тобой? Что-то случилось?
   - Все в порядке. Когда мы берем волка?
   - Завтра вечером. Малькольм закончил анализ. Что случилось?
   - Я буду завтра в десять по городскому времени.
   - Это из-за твоей незнакомки?
   Айвен оборвал связь.
  
   В окнах горел свет. Айвен позвонил в дверь. По стене выплясывали дрожащие тени листвы в огоньках уличных фонарей. Незнакомка открыла дверь и уставилась на него заплаканными глазами.
   - А, это вы... Зачем вы пришли?
   - Сам не знаю.
   - Вы точно не знаете, чего ищите. Заходите, - она впустила его в дом.
  
   На ней был домашний халат, волосы растрепаны.
   - У меня нет белого вина. Зато есть светлое пиво.
   На ее кухне горела только лампа над раковиной, так что все помещение было окутано полумраком. Незнакомка достала из холодильника две бутылки пива, открыла их дверным ключом и поставила на стол.
   - Я не хотел причинить вам боль.
   Незнакомка поставила на стол пепельницу, подкурила сигарету.
   - Я знаю. Не нужно оправдываться или просить прощения.
   Они пили пиво из бутылок и выпускали густой сигаретный дым, не говоря ни слова.
   - Зачем вам это? - она нарушила тишину.
   - Затем же, зачем и вам. Чтобы заполнить какую-то пустоту внутри.
   - Так пустоту не заполнишь... - из-под ее угольных ресниц градом посыпались слезы, но она их мгновенно утерла рукавом. - Вы ведь исчезните отсюда скоро. Мы оба это знаем. Вы полетите дальше к звездам. А я останусь тут. Тоже в одиночестве.
   Опять тишина, стальной дым в свете лампы над раковиной.
   Айвен поднялся, неловко пряча глаза:
   - Вы правы, это глупо. Мне, наверное...
   - Нет. Не уходите... - она неловко поправила волосы, подняла взгляд. - Пожалуйста, останьтесь. Одна ночь может стоить тысячи дней.
  
   Его разбудила губная гармошка. Из другой комнаты лился блюз. Медленный, плачущий... настоящий. Айвен встал, одел брюки. На глаза попалась старая фотография, висящая на стене спальни. Трое подростков - два мальчишки и девчонка с черными, как смоль, волосами. Они улыбаются, щуря глаза от дневного света. Блюз продолжал разливаться по дому, то умолкая, то разрастаясь прерывистыми волнами.
   Незнакомка была в гостиной, сидела на диване. Гармошка сверкала серебром, дрожа в ее губах, направляемая тонкими пальцами.
   - Это все, что осталось от них, - проговорила незнакомка, глядя на инструмент.
   Айвен протянул руку, она положила гармошку в его ладонь. Дерево и металл, способные утихомирить ту боль, с которой не справятся никакие таблетки. На дереве криво вырезано имя: "Шон".
   - Никогда не возвращайся, - тихо сказала она, глядя в черный экран телевизора. - Уходи и никогда не возвращайся.
  
   Когда она закрыла за ним дверь, Айвен услышал ее тихий голос:
   - Что значит имя? Роза пахнет розой. Хоть розой назови ее, хоть нет.
  
   Айвен сидел в машине рядом с Луни.
   - Спецназ на месте?
   - Сидят и ждут. Подъезд чист.
   Луни громко и нервно чавкал жвачкой. По бетонным стенам домов разливался солнечный свет, всеми правдами и неправдами цепляясь за ветки и листья деревьев, кустов палисадника, окрашиваясь в изумрудные оттенки. Во дворе было безлюдно.
   - Вот он, - проговорил чернокожий, вынимая жевательную резинку изо рта. Прилепил ее под бардачок. Как всегда, на удачу.
   Молодой человек в свитере зашел в подъезд.
   - Идем, - сказал Луни, доставая пистолет из кобуры.
   Айвен вышел из машины, захлопнул дверь.
   - Сандра, мы следом, - он взглянул на свой пистолет, зачем-то проверил обойму и зашел в подъезд вместе с Луни.
  
   Он проснулся от лая. Потом услышал детский смех. Найденыш бегала по всей квартире, с восторженным визгом гоняясь за щенком. Найденыш... Не дело так называть девочку. Нужно придумать ей имя, пока не проверили сетчатку ее глаза.
   - Иди сюда, - он поднял ребенка на руки. - Не хочешь мне, все-таки, сказать, как тебя зовут? - девочка, улыбаясь, смотрела на него всепонимающими зелеными глазами. - Ладно. Я все равно узнаю. А пока что буду звать тебя... - Айвен поставил ее на пол, не отпуская, присел на корточки, - звать тебя Алиса.
   Над ухом залаял щенок, высунув язык и весело махая хвостом.
   - И ты хочешь? - ухмыльнулся Айвен, глядя на серую собачонку. - Ну, будешь... Спайком. Запомнил свое имя? Спайк.
   Щенок одобрительно фыркнул.
   Айвен поднялся, посмотрел на своих подопечных.
   - Понял. Уже давно пора завтракать.
  
   Я не просто хочу помочь ей... Я хочу, наверное... скорее всего... помочь себе. Искупить свой грех. Свой. Грех. Господи... они ведь как две капли воды похожи друг на друга. Она ведь одна. Она еще совсем ребенок. Как можно было вышвырнуть ее на улицу? И эти полицейские, что приходили со сканером. Тот, старший, сержант говорил ведь, что и у него есть дочь и сын. И он говорил, что никогда их не бросит. Он рассказывал о подобных случаях. И когда в базе данных не оказалось записи с ее сетчаткой, как он удивился... нет. Он просто не поверил, тому, что я хочу ее оставить у себя. Я никуда ее не отдам. Она моя. Она больше не будет ночевать на улице, съежившись в грязных тряпках от холодного ветра. Она больше никогда не будет голодать, питаться объедками, допивать остатки из бутылок. "Этот мир сошел с ума", сказал тот сержант.
   Я забрал одну жизнь, я спасу другую.
  
   Синди присела на диван рядом с Айвеном.
   - Алиса спит?
   Айвен кивнул.
   - Ты подал документы префекту на удочерение?
   - Теперь у нее есть имя. - Айвен бесстрастно взглянул на соседку. - Алиса Грей. Хорошее имя.
   Синди неудержимо буквально ощупывала глазами его спокойное лицо. Осеклась. Отвела их в сторону, уставившись на горящий мягким, синим светом торшер.
   - Почему именно Алиса?
   - Так звали одну маленькую девочку.
   Синди снова, но уже более сдержано, перевела взгляд на хозяина дома.
   - Ты хочешь, чтобы у нее была семья. Но тебя одного слишком мало...
   - По-твоему, - Айвен достал из пачки сигарету, - Алиса Паллау Грей звучит лучше?
   - Ты слишком много куришь... - она потупила взгляд.
   - Ты все еще та девчонка, которая никак не может забыть наивную влюбленность.
   Ее щеки начали наливаться вишней.
   - Это - влюбленность?
   Айвен подкурил. Затянулся. Посмотрел на огонек сигареты.
   - Я не боюсь умереть от рака, потому что у меня достаточно денег, чтобы омолодить свое тело. И я хочу, чтобы у Алисы тоже не было проблем с раком. - Он кисло улыбнулся. - Я хочу, чтобы у нее была семья. И чтобы у нее было детство. - Он сделал паузу. - А это - просто шрамы от клыков одиночества. Для своей матери, Алиса должна быть любимой дочерью, а не ключиком к мужчине.
  
  
   8. Поле сражения
  
   Две армии. Одна против другой.
   Солдаты построены, щиты подняты, клинки ежатся в ножнах, предвкушая кровь. Глаза каждого устремлены на противоположную сторону поля.
   Варвары в черных шкурах, в шлемах из черепов. Одни пешим порядком, другие верхом на волках, тихо рычащих, брызгающих слюной, нервно захватывающих ненавистный запах, приносимый ветром с той стороны. Третьи верхом на мамонтах, громадных спокойных, звери тяжело и глубоко дышат, им жарко. Черные знамена развиваются на утреннем весеннем ветру, из-за чего кажется, что лица демонов, изображенные на них, оживают и скалят клыки в безумной усмешке. Генерал, огромный широкоплечий, словно живая гора, перебирает пальцами по рукояти своей тяжелой секиры, давно почерневшей от пролитой крови поверженных врагов. Он силен, далеко не глуп и предан, как цепной пес. Он стоит на вершине холма, стоит рядом со своим королем, стоит во втором ряду своего войска. Он понимает, что битва будет не такой, какими были предыдущие. В этот раз все будет намного сложнее. У этого генерала есть опыт, чутье. Он просто знает, что эта битва - не такая, как все. Его король - уже старик, но даже пораженный тяжелой болезнью, он не смог оставить свою армию, пока он еще может держать меч в руке, он не пропустит ни одного сражения. На то он и король. Генерал бросил мимолетный взгляд, на осадные башни, собранные из отборного дуба, которые только недавно начали использовать в полевых условиях на восточный манер, на скалоподобных медленных, но несокрушимых мамонтов, на быстрых и беспощадных лесных хищников, коих щенками отбирал лично для дрессировки, на фалангу бесстрашных, готовых первыми ринуться в самое адское пламя. И что-то во всем этом было не так...
   Вражеская армия... на той стороне... кто-то выдал им... измена? Их войско построено также, как и наше.
   Крестоносцы. В сверкающих на утреннем солнце доспехах, с белоснежными стягами, на которых золотом вышиты кресты и лики святых. Правоверные, святой долг которых указать язычникам, этим темным и диким людям, на их заблуждение, кое передавалось от отца к сыну, что нет лживых богов, есть только один, истинный. Кони нервничают, бьют копытом, всадники покрепче сжимают копья. Слоны трубят, их хоботы способны схватить противника без малейших затруднений и кинуть на смертоносные бивни. Лицо верховного епископа скрыто под забралом шлема, скрыта его самодовольная улыбка, его уверенность в победе. Кольчужная перчатка коснулась висящей на цепи библии в кожаном переплете, обитом серебром, другой рукой епископ удерживает двуручный меч, острием вбирающий холод чужой земли. Он поворачивает голову и смотрит на своего императора, молодого юнца, тот ничто без мудрого напутствия своего духовного наставника. Мальчишка еще ни разу не испытывал свой меч в бою. Что ж, это будет хорошим первым уроком. Передвижные башни, обитые железом... Победа будет наша.
   Солнце, голубое небо, поле, укрытое густой травой вперемешку с камнями.
   Мы пришли дать им свет.
   Они пришли забрать у нас свободу.
   Епископ поднимает руку, пехота двинулась вперед. Генерал перехватил свою обоюдоострую секиру, волки бросились на врага, неся ликующих всадников меж валунов.
   Бесстрашные с яростным криком сошлись с пехотой крестоносцев, волки ворвались во фланг. В голубое небо взлетали алые фонтаны и предсмертные вопли, все вокруг заполнил лязг металла. С небес спустилась божественная рука, сияя ярким светом. Она бережно поднимала тела умерших и уносила их за облака. Генерал ждал, пока крестоносцы не выведут свою конницу. Больше ждать он не мог. Закованные в броню слоны сотрясали землю, раскидывая волков вместе с их всадниками, топча обезумевших бесстрашных. Генерал дал команду, и осадные башни открыли огонь, каменные глыбы вертелись в голубом небе, под симфонию сражения, попадали в животных, и те медленно заваливались на бок, чтобы больше никогда не подняться, а быть унесенными небесными руками. Епископ бежал вперед, рассекая варваров сталью своего двуручника. Конницу крестоносцев сомкнули мамонты варваров, на правый фланг выехали сверкающие железом башни и открыли огонь, посылая огненные шары по остаткам волчьих отрядов. Один из горящих снарядов угадил в деревянную башню, и та, вспыхнув, разлетелась опаленными бревнами. Епископ остановился, осознав, что косматые слоны язычников добивают его конницу и остатки пехоты, но самое страшное, что император все-таки ослушался, и покинул спасительную вершину холма, бросившись в бой. Воины падали на землю в лужах собственной крови, животные с истошным визгом испускали дух, звон стали становился все реже, а небесные руки, слепящие божественным светом, уносили поверженные остатки обоих войск. Император оказался в окружении язычников, епископ кинулся к нему что было сил, безмолвно читая молитву... перед ним возник огромный воин с воротником из черного лиса и черепом яка на голове. В руках он сжимал окровавленный, укрытый кусками плоти двуручный топор. Генерал тяжело дышал. Верховный епископ империи промахнулся, и его голова взлетела в воздух, его руки продолжали сжимать двуручный меч, когда тело безвольно упало в густую зеленую траву. Небесная рука забрала епископа в облака, и генерал, проведя ее глазами, направился к окруженному императору. Вот он. Этот щенок, что возомнил себе власть над тем, чего, наверное, никогда сам и не мог осознать. Он сжимает в руках трясущийся меч. Он повержен, страх заключил его в соленые объятья. Генерал заносит секиру для удара... Небесная божественная рука спускается к молодому императору и бьет его тыльной стороной ладони. Император лежит в траве и рыдает.
  
   - Мат, - согласился Айвен, убирая руку от поверженной фигуры короля.
   - Должен вам признаться, - почтенно кивнул старик, - что у меня давно не было такой игры. Спасибо, мистер Грей.
   Айвен еще раз взглянул на шахматную доску. Не стоило выводить короля.
   - И вам спасибо за игру, мистер Кевоши.
   Старик провел морщинистой рукой по густой седой бороде, втянул дым из своей трубки и поднялся:
   - Мистер Грей, предлагаю сначала поужинать, я уверен, Каролина уже все приготовила, а потом мы обсудим вопрос, по которому вы, собственно, и прибыли.
   Они прошли через веранду, сквозь открытые широкие окна которой дышала свежестью голубая роща, зашли в гостиную, где молодая экономка уже накрыла на стол и теперь смиренно стояла, ожидая, когда хозяин со своим гостем сядут ужинать, чтобы узнать, требуется ли еще что-нибудь от нее.
   - Спасибо, Каролина, ты свободна, - кивнул старик, и девушка удалилась.
   На столе дымились тарелки с горячим первым и вторым. Прохладные десерты лежали в медных подносах, прикрытые стеклянными колпаками. Кувшин вина и два бокала.
   Старик забил в трубку табак, поднес спичку и задымил.
   - Вы не курите, мистер Грей?
   Айвен отрицательно покачал головой.
   - По-вашему, это вредно для здоровья?
   - Нет, - ответил молодой человек, - Дело не в этом. Мне просто это не нужно.
   - Вы счастливчик, мистер Грей, - ухмыльнулся Кевоши. - А я без табака не могу, - он пожал плечами, - привык. Ну, да ладно. Не знаю, как вам, а мне хотелось бы перекусить. Попробуйте, я уверен, вы оцените, - Старик мимолетным жестом указал на первое. - Каролина готовит превосходную уху.
  
   Голубая листва причудливых извилистых деревьев шелестела на легком теплом ветерке, наполняя чистый лесной воздух мягким шумом под темно-зеленым небом и редкими яркими облаками. На берегу небольшого лесного озера ютился маленький двухэтажный деревянный домик - пожалуй, единственный след человека в этом нетронутом уголке Вселенной. На открытой террасе дома, у самой тихой глади воды, сидели двое - старик с густой седой бородой и волосами, собранными в хвост, и молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения с бритой головой и карими глазами. Старик не спеша, курил деревянную трубку.
   - Так вы прибыли на Калипсо46 только потому, что вас интересуют подробности относительно здешней политической обстановки, мистер Грей?
   - Мистер Кевоши, - Айвен посмотрел в смеющиеся глаза старика и понял, что ему нужно все сказать прямо, без выкрутасов, так как старик - Айвен это чувствовал - видит его насквозь и без проблем отличит правду ото лжи, - Мое руководство не совсем доверяет здешним властям, поэтому меня прислали, чтобы узнать у вас... Вы, как бывший сенатор должны знать, насколько серьезны на Калипсо... Насколько велика вероятность выхода колонии из Лиги?
   Кевоши одобрительно улыбнулся, выпустил густой клуб дыма.
   - Откуда вы прибыли, мистер Грей?
   - С Земли.
   Кевоши присвистнул.
   - Вы проделали такой путь? Ради чего? Разве вас никто не ждет?
   - У меня нет семьи, мистер Кевоши.
   - Вообще?
   - Вообще.
   - В каком вы чине?
   - Младший лейтенант.
   - Что вы надеетесь получить за эту командировку?
   - Повышение и отправку на фронт.
   Старик пристально смотрел на гладь озера, переливающуюся бликами неба.
   - Вы слишком молоды, мистер Грей. И слишком глупы. Вы рветесь на поле боя в надежде на славу или карьеру. Кидаетесь черту на рога. Но это все потому, что вы еще там не были. - Он посмотрел Айвену в глаза. - Мистер Грей, мой вам совет, не забывайте, почему вы проиграли мне сегодня шахматную партию. - Он опять затянулся трубкой, зажимая чашу большим пальцем, и выпустил клуб дыма. - А что насчет вашего вопроса, мистер Грей, то передайте своему начальству, что на Калипсо серьезных шагов по выходу из Лиги не будет никто предпринимать еще лет сорок-пятьдесят. По-моему мнению именно в эти сроки власть должна попасть в руки партии националистов. Вот тогда все возможно. - Старик посмотрел Айвену в глаза. - Это мое профессиональное мнение.
   - Благодарю вас, мистер Кевоши.
   На террасе появилась экономка:
   - Прощайте, мистер Кевоши.
   - Прощай, Каролина.
   - До свидания, - кивнула она Айвену.
   Экономка ушла, и старик начал выбивать пепел из трубки.
   - Она как-то трагично с вами попрощалась, - удивился Айвен.
   - Мистер Грей, если бы вы прибыли ко мне, скажем, завтра, то безнадежно опоздали бы.
   - Вы собираетесь в поездку?
   Кевоши несколько странно иронически усмехнулся:
   - Можно и так сказать. Можно и так сказать, - повторил он себе под нос.
   - О чем это вы? Я не понимаю.
   Старик весело улыбнулся:
   - А вам и не нужно ничего понимать. Мне было очень интересно с вами, мистер Грей, но, прошу меня извинить, я хотел бы отдохнуть.
  
   Айвен зашел в прихожую, снял с вешалки свой плащ, одел его и взглянул в зеркало. В отражении, позади себя, он увидел девушку, стоящую лицом к нему и с закрытыми глазами. Айвен обернулся - никакой девушки за спиной не оказалось. Снова посмотрел в зеркало - она все так же стоит за его спиной и ее глаза все так же закрыты.
   - Не понял... - Опять оглянулся - та же история. Он протянул руку назад, глядя в зеркало, и когда его пальцы должны были прикоснуться к зеркальному образу, одернул руку от зверского холода, кисть покрылась инеем.
  
   Айвен остановил экономку как раз перед тем, как она хотела сесть в такси, вызванное из города и приземлившееся за домом.
   - Каролина, в чем дело? Я имею в виду это ваше странное прощание с мистером Кевоши.
   - Какая вам разница?
   - Мне просто интересно.
   - Извините, мне пора...
   - Я только что кое-кого увидел в зеркале. Это что, "ваш личный призрак в доме на озере"?
   Каролина приблизилась к нему, посмотрела в глаза:
   - Мальчик, если ты будешь лезть туда, о чем даже понятия не имеешь, то это может для тебя плохо кончиться. Мой тебе совет: садись со мной в такси и забудь о том, что там тебе померещилось.
   - А мне интересно.
   - Есть вещи, которые трудно объяснить, а есть такие, которые вообще объяснить нельзя. Мистер Кевоши сам выбрал... это. Не лезь туда.
   Таксист высунулся из окна и попросил поторопиться.
   Каролина открыла дверь и вопросительно взглянула на Айвена.
   - Нет. Мне все-таки любопытно. Я лучше поговорю с мистером Кевоши.
   - Тогда прощай и ты, дурачок, - ответила она, села, - надеюсь, еще увидимся, - и закрыла дверь.
   Такси, шипя, плавно поднялось в воздух и полетело прочь.
  
   Айвен вернулся в дом, посмотрел в зеркало. Девушки с закрытыми глазами там не оказалось. Он вернулся на террасу - Кевоши не было. Да что тут вообще происходит? Что это за мистика? На втором этаже послышались шаги. Айвен бросился по лестнице наверх.
  
   - Они появятся в сорок третьем часу, - старик сидел и покуривал трубку, скрипя креслом-качалкой.
   - Кто они такие?
   - Если вы подумали, что увидели призрака, мистер Грей, то спешу вас разочаровать. Они - местная форма жизни. Более того, разумной жизни. Что-то наподобие энергетической амебы, в нашем понимании.
   - Но я видел...
   - Это иллюзия. Они уже немного знают людей, поэтому имеют представление о том, в каком облике являться. В сорок третьем часу, сегодня, истекает мой срок. Спросите, какой срок? Давно я заключил с ними сделку. Видите, ли, мистер Грей, Калипсо колонизирована сравнительно недавно, лет сто назад. По местному летоисчислению. - Старик продолжал монотонно качаться в кресле и дымить трубкой. - А этот регион заселен только последние лет двадцать. Никто понятия не имел, что тут, в этих лесах, есть еще кто-то, кроме людей. Когда люди начали строить города и вырубать лес, начали происходить странные вещи - ломалась техника, вспыхнула необъяснимая медициной, да и наукой вообще, эпидемия... Со временем, определенный круг людей, сами понимаете, какой круг, выяснил, что это вполне четкие действия иной расы, нежелающей делиться своим домом. Мы вошли с ними в контакт. Таких людей было немного. Они сами согласились с нами говорить. И мы заключили сделку, нашли компромисс сосуществования. А для остального населения они - это просто миф. Жемчужные девы. Страшилка для детей.
   - А разве вы не могли от них избавиться?
   - Во-первых, их природа неподвластна всей нашей науке, а во-вторых, зачем?
   - И теперь за это вы должны умереть?
   Старик широко улыбнулся и посмотрел на Айвена, как на маленького ребенка.
   - Видите ли, мистер Грей, то, что произойдет сегодня со мной, для обычного человека будет казаться смертью, а для них... Они ведь не согласились бы говорить с кем попало. Видимо, я в их понимании - достойная личность. После их прихода я стану одним из них или что-то вроде этого. Конечно, возможно, мое существо претерпит настолько серьезные метаморфозы, что я потеряю всякую человеческую сущность. Я так и не смог найти тех, за кем они приходили. Но, я это сделал сознательно, сделал это ради людей, которые живут в этих городах, воспитывают детей, строят будущее. Скажите, что я идеалист? Я не могу с этим поспорить, мистер Грей. Я ни в коем случае не жалею об этой сделке.
   - Вы ведь можете сбежать?
   - Конечно, - усмехнулся Кевоши, - но я этого никогда не сделаю. Я дал слово. Знаете, мистер Грей, иногда, поле сражения - это разум, и никак не полигон для ядерных испытаний, - он посмотрел на часы на стене. - А теперь, я думаю, вам пора уходить.
   Айвен поднялся, слегка не в себе от потока странных мыслей, не укладывающихся в голове.
   - Прощайте, мистер Кевоши.
   - Прощайте, мистер Грей. И еще одно. Если все же захотите на них посмотреть, держитесь на расстоянии. Вы человек посторонний - вас они навряд ли тронут, но все равно рисковать не стоит.
  
   Они появились из озера. Три женские фигуры, светящиеся зеленым светом, парили над поверхностью воды, залетели в дом. Через несколько минут они покинули строение человека и исчезли в извилистых синих деревьях, и с ними рядом светился еще один маленький зеленый огонек.
  
   На земле шел первый снег. Ранний, мелкий, редкий, мокрый. Алиса сидела на диване и мазюкала по листу бумаги свой рисунок, держа кисточку испачканными краской пальчиками. Краска была и на ее щеках, и на одежде, кое-что, правда, попало и на бумагу. Спайк тихо сопел во сне, свернувшись калачиком под журнальным столиком. Айвен смотрел на маленькую художницу, на то, как ее пытливые умные глаза сосредоточенно смотрят на будущий шедевр, и пытался понять для себя - смотрит ли он на своего ребенка. Я люблю ее как дочь? Я слышу, как она смеется, и мне становится тепло. Я вижу, как она смотрит на меня, и улыбка появляется на моих губах. Она прикасается ко мне, и я понимаю, что я жив. Только с ней я чувствую, что я не одинок, что у меня есть семья. Моя семья. Когда она дурачится, когда она спит, когда она играет со Спайком или пьет молоко... мне хочется быть рядом... я должен быть рядом... Да... наверное, она - моя дочь.
   Алиса все еще не произнесла ни слова. Я еще ни разу не видел, как она плачет. Она никогда не плачет. Она сильная девочка, раз выжила на улице. Синди настаивает на том, что у Алисы должна быть мать. Возможно, она права. Я ни в чем не уверен... ни в чем, кроме одного - у моего зеленоглазого ангела будет дом и семья.
   Она любит рисовать.
   - Что это ты нарисовала? Покажи мне.
   Девочка согрела Айвена веселыми глазами и улыбкой, отдала листок, провела ручонкой по лицу, еще больше размазывая маслянистые кляксы. Жирные влажные линии, состоящие, в основном, из зеленого и синего цветов и их оттенков, сплетались в непонятные образы, при скрупулезном рассмотрении оказавшиеся взрослой человеческой фигурой, держащей на руках ребенка.
   - Алиса, это ты нас с тобой нарисовала? - ответа, конечно же, не последовало, только смеющиеся зеленые глаза.
   Айвен взглянул на часы. Опа! Скоро придет Синди и отвезет малышку в больницу на прием к педиатру. Нужно все убрать... помыть это чудо крашенное. Что смотришь? Да, да помыть. А пока они будут в больнице, приберусь дома, протру пыль, помою посуду, кину вещи в стиральную машину... Айвен ухмыльнулся - какие милые житейские заботы.
  
   За открытой дверью чулана громоздился всякий хлам, покрытый толстым слоем серой пыли, собранный по всему дому и сброшенный сюда несколько месяцев назад. Так, нужно все это разгребать... Пакет со старыми книгами: фантастика, мистика, о! кораблестроение... это отложим в сторону; грязно-коричневая тряпичная кукла Вуду с вонзенными в нее иголками (да, было время, баловался); разбитый древний патефон, купленный у одного торговца на распродаже; глобус Марса; лэптоп с треснутым дисплеем, починить который все никак руки не дойдут; новогодняя игрушка, под стеклянным куполом - кусочек астероида, на котором стоит маленький мальчик с золотой шевелюрой и роза - Айвен перевернул игрушку, и на мальчика посыпался звездопад; зловещая красная китайская карнавальная маска; армейский вещмешок... Вещмешок. Айвен раскрыл его и начал копаться. В руки попалась газета. Хм.. Та самая... Он развернул прозрачный полимерный листок и провел пальцем по зеленой полоске - появилась первая страница. Страницы менялись, перед глазами мелькали заголовки. "Адмирал Звездного Альянса получил по морде от своего подчиненного. Адмирал Арчибальд Теозус был избит капитаном второго ранга Кайлом Грейем на глазах у экипажа прямо в командной рубке линкора "Исида". Как заявил наш источник, капитал потерял самообладание в момент орбитальной бомбардировки города Пирос. На столь радикальное решение адмирала вынудило незавидное положение сил Альянса на линии фронта в окрестностях города, где войска Красного Волка успешно перешли в контрнаступление под командованием правой руки маршала Розова - Генерала Джеймса Риппера. Наш источник также заявил..."... Как это так? По рукам прошло странное зудящее тепло, перетекающее в шею и грудь.
   Стоп. Кайл. Он жив. Его не было в Пиросе, он не попал под бомбы. Мой брат... Кайл... он жив... Жив! Жив!! Жив!!!
   Мой брат - моя роза.
   Айвен дико оскалил зубы в жуткой улыбке, глядя перед собой в темноту пыльного чулана обезумившими глазами. Все перевернулось с ног на голову. Все поменяло цвета. Потеряло цену. Вся вселенная свернулась в одну красную сверкающую шелковую нить, на одном конце которой он, а на другом - его брат. Где-то там - он, не знающий, не слышащий, не видящий меня. Я должен его найти. Я найду его, и ничто мне не помешает. Он жив.
   - Айвен, мы пришли. Доктор сказала, что мы - самая здоровая и красивая девочка на свете. А еще она сказала, что для нас будет очень хорошо, если мы с папой и мамой... Что случилось?
  
   - Ты не можешь вот так уйти. Ты не можешь оставить нас. - Синди говорила тихо, казалось, что голос ее чуть-чуть хрипел, глаза смотрели в никуда, ресницы дрожали.
   На экране лэптопа мелькал текст. Даже у отставных офицеров есть право, позволяющие добраться до нужной информации. Текст на экране сухо и безмолвно рассказывал о том, что капитан Кайл Грей за нападение на высшего по званию офицера был отдан под трибунал и сослан на каторгу. Трондхейм. Южный Алькатрас. Это все. Больше ничего. Айвен нарушил молчание:
   - Он мой брат. Я потерял его, когда разрушили Париж. Его лицо, его голос... все это осталось только в моих воспоминаниях. Иногда, я выдумывал, что он вернулся, что мы с ним вместе играем, катаемся на скутере, цепляем девчонок... Я вижу сны. Постоянно вижу сны, где мы вместе. Когда я в последний раз видел его, он бросился меня защищать, не имея никаких шансов. Ребенок против солдата. А на Сатире я струсил и сбежал. - Айвен посмотрел на Синди. - Он мой брат. Ты понимаешь? Брат. Я не смею... Я не могу потерять его еще раз. Я не знаю, кто крутит колесики этой Вселенной. Я знаю одно - больше поблажек он не даст. Это мой последний шанс.
   - Ты даже не знаешь где он! - голос Синди сорвался на крик. - А мы здесь! Я здесь! Она здесь!!! Мы для тебя кто? Устал?! Трех месяцев тебе хватило?
   Айвен поднялся:
   - Я вернусь. Я обещаю, что вернусь. Единственное, о чем я тебя прошу, сделай то, что обещала. Будь матерью для Алисы.
   Синди поднялась с кресла.
   - Не нужно прикрываться своим сказками о потерянном брате. Хочешь бежать? Беги. Не оправдывайся - это смешно. Мне плевать, куда ты бежишь. Алиса останется со мной. А ты беги.
   - На моем счету неплохое состояние. И пенсия. Я уже перевел все на твое имя...
   Синди дала Айвену пощечину, в ее глазах горели слезы.
   - Беги, - прошептала она и вышла из комнаты.
  
   Айвен пришел попрощаться. В дом Паллау. Алиса подошла к нему и с улыбкой протянула свой новый рисунок. Спайк жалобно скулил, прижав мордочку к паркету. На рисунке были двое одинаковых людей, только один красный, а второй - синий. Их лица были печальны. Синди молчала. Айвен обнял девочку, поцеловал ее и вышел. На крыльце он подкурил сигарету, появилась Синди.
   - Ты постараешься сдержать обещание?
   - Не плачь. Не стоит. Ты видела, что нарисовала Алиса? Это ведь мы с Кайлом.
   - Она непростой ребенок. Разве не поэтому ты подобрал ее с улицы?
   - Прощай.
   Она не ответила, продолжая стоять и наблюдать, как Айвена увозит такси. Потом машина исчезла из вида.
  
   Трондхейм. Система Гончих Псов. Когда я туда прибуду, для Кайла пройдет тридцать лет. Если я вернусь сюда, Алисе будет семьдесят. Она будет уже взрослой. Она не будет помнить меня. Наверное. А если и да, то будет ненавидеть.
  
  
   9. Они не плачут
  
   Медленные спокойные ручейки вились, соединяясь в широкие потоки, скользили по окутанному тонким мхом темному камню, набухая на неровностях, журча о неспокойную водную поверхность, натянутую над краями каменной чаши, и миниатюрными водопадами спадали в укрытый тиной желоб. Вода стекала по холодным глазам, по застывшей детской улыбке, по рукам и груди, по перистым крыльям. Кайл зачерпнул пригоршню и жадно выпил большими глотками. Вытер губы и, отойдя на шаг, еще раз пристально посмотрел на каким-то чудом все еще бьющий фонтанчик со статуей ангелочка. Таких он уже давно не встречал. Айвен обернулся, окинув взглядом полутемный двор со слепыми окнами и одним-единственным горящим под деревом фонарем. Из мрака послышался тихий голос Улиса:
   - Мелкие, мигом сюда!
   Близнецы бросились на голос, как можно быстрее, как можно тише.
   - Вы чего так долго? - видно было, что Улис нервничал. - Это вам не по сараям шастать. Здесь дело серьезное.
   Несколько детей зашли в темный и сырой, как склеп, подъезд дома. Тут воняло мочой и гнилыми отходами. Улис достал измятую пачку, протянул Жану и Филиппу по сигарете, одну вставил себе в зубы. Жан подкурил, поднес зажженную спичку остальным, осветив напряженные лица.
   - Сколько еще ждать? - спросил Улис.
   Жан медлил, зажег еще спичку. Посмотрел на разбитые карманные часы, которые стащил у одного жандарма, и которые представляли основной предмет его гордости.
   - Еще минут десять.
   Минуты тянулись долго, и спички много раз освещали треснутое стекло над циферблатом, пока время ожидания не вышло.
   - Идем.
   - Уже? Они точно ушли?
   - Мышонка нет, значит, все нормально.
  
   Жан ковырялся отмычкой в замке, пока не послышался щелчок. Дверь с тихим скрипом отворилась.
   - Тихо, - прошептал Улис, - не шумите, мелкие.
   Темнота, окутавшая комнаты чужой квартиры, нехотя расступалась перед тусклым светом двух фонариков, скачущим по стенам, мебели и дверям. Эта квартира смежная с соседней, их целью. Вот эта дверь, большая массивная, обитая железными пластинами. Айвен держал фонарь, пока Жан орудовал изогнутым хитроумным приспособлением из проволоки и стержней. Улис нервничал.
   - Что так долго?
   - Не гавкай под руку.
   Рука Жана замерла. Левой он поднес изогнутую иглу и погрузил ее в замочную скважину поверх отмычки. Еще около минуты тихого металлического шороха, и замок поддался. Жан приоткрыл дверь и заглянул в смежную квартиру. Оттуда веял мрак, а в тишине было слышно только дыхание его братьев.
   - Никого.
   План Жана был как всегда великолепен. Богатая квартира, ход с заднего двора, хозяева ушли на собрание, что проводилось на районной ратуше каждый месяц. Мышонок следит за главной дверью, если что, он бы предупредил. Но в квартире было тихо и темно. Значит, все идет по плану.
   - Так, одинаковые, вы - со мной. Улис и Филипп, вы проверьте те комнаты, - он указал на скрытую полумраком дверь.
   Жан зашел в очередную комнату, полез к письменному столу, Кайл и Айвен начали шерстить антресоли стенки из красного дерева. Айвена дернули за плечо, он обернулся. Кайл приложил палец к губам:
   - Тихо. Ты слышишь?
   Жан, видимо, тоже услышал.
   Из соседней комнаты доносился мелодичный женский голос. Тихий, мягкий, нежный. Голос матери. Айвен подошел к двери и приложил ухо.
   - На опушке стоит дом. В нем живет знакомый гном. Он живет совсем один. Ест на ужин апельсин...
   Кайл открыл дверь прежде, чем Жан успел его остановить. В спальне горел ночник, освещая кровать, на которой сидела девушка с ребенком на руках. Девушка была в белой ночной рубашке, ее золотые волнистые волосы сверкали в свете лампы, отражаясь блеском звезд даже в высоком зеркале трюмо. Яркие голубые глаза удивленно уставились на троих детей в приоткрытых дверях. На губах раскрылись бледные крылья улыбки.
   - Здравствуйте, - произнесла девушка тихим голосом. - Не бойтесь. Проходите. Главное не шумите. - Она перевела взгляд на младенца в своих руках. - Пусть поспит. Малыш Анри очень устал. Мама долго его искала.
   Кайл сделал шаг вперед, заворожено глядя на девушку, склонившуюся над своим ребенком. Жан положил руку ему на плечо.
   - Стой.
   Кайл одернул плечо и подошел к девушке, не сводя с нее глаз. Айвен стал рядом.
   - Анри. Я думала, что потеряла его, - убаюкивая малыша, продолжала девушка. - Знаете, как это страшно, когда теряешь кого-то?
   - Мама, - прошептал Кайл, в его глазах было что-то, чего Айвен еще никогда не видел в глазах своего брата.
   - Я думала, что больше никогда не увижу его. После бомбежки... я очнулась, а его рядом нет. Как я тогда испугалась. - Она снова посмотрела на близнецов своими яркими голубыми глазами и радостно улыбнулась. - Но, слава Богу, дедушка нашел его. Моего маленького Анри.
   - Мама, - прошептал Кайл, и теперь в его глазах появились слезы.
   - Только он очень устал. Вы же знаете этих маленьких детей, если они очень устали, они только спят... как ангелы. Набираются сил. А когда выспятся, столько крика будет! - девушка улыбнулась еще шире, - Я очень хочу, чтобы Анри проснулся. Но, если он хочет спать, то пусть поспит. Я подожду.
   Айвен подошел поближе к девушке, стал разглядывать ее светлое красивое лицо. Почему Кайл называет ее мамой? Разве он помнит их маму? Я же не помню ее лица. Когда он посмотрел на спящего ребенка, то сначала ничего не понял. Потом дошло. Девушка убаюкивала куклу. Обычную пластмассовую куклу в пеленках. Он попятился.
   - Кайл, это не наша мама.
   - Закрой рот. Молчи.
   - Кайл, это не наша мама.
   - Откуда ты знаешь? Ты что, помнишь нашу мать!? - зарычал Кайл.
   Девушка прижала ребенка к груди:
   - Мальчики, тише! Вы его разбудите.
   Айвен приблизился к брату:
   - Она качает куклу. Она сошла с ума.
   - Я не верю.
   Жан наклонился над братьями:
   - У нее голубые глаза. А у вас - карие. Кайл, не обманывай себя. Посмотри. Она не может быть вашей мамой. И она слишком молодая.
   Кайл молчал, глядя, как девушка убаюкивает куклу.
   У дверей появились обеспокоенные Улис и Филипп.
   - Что за крики?
   Кайл вытирал рукавом глаза.
   - Ничего. - Сказал Жан, закрывая дверь спальни. - Все в порядке. Собираемся и уходим.
  
   Я не прошу прощения. Я не хочу просить прощения. Я просто делаю то, что необходимо. Я живу так, как умею. И не думаю, что смогу переучиться.
   Мой брат - моя роза.
  
   Белая туманная планетка, у которой нет луны. Солнце слишком далеко, чтобы растопить льды Трондхейма. Корабль вошел в атмосферу, полыхая и треща по швам. Старый грузовик рычал, говоря людям, что устал и ему пора бы на покой. Но люди его не слушали.
   В полутемной рубке среди сверкающих лампочками и индикаторами панелей и вьющихся вдоль стен силовых кабелей перед контрольным пультом, мерцающим тусклыми дисплеями, в креслах пилотов сидели двое мужчин в синих потертых комбинезонах. Один из них держался руками за штурвал, а второй нажимал кнопки и сверял показания датчиков топлива, энергии, давления и иных подобных радостей процедуры приземления. Глаза обоих пилотов были слегка затуманены - так всегда после выхода из криосна. Пилоты молчали, изредка глубоко зевая и хлопая глазами и поднося к губам трубки, ведущие к емкостям с аморфином47, подвязанным ремнями на комбинезонах. В смотровом окне исчезли белые густые облака, открыв грязно-серые очертания материка на черном фоне океана. Вскоре начали различаться дороги и поселения.
   - Запрос на связь.
   Второй пилот переключил канал. На экране появился человек в темной форме.
   - Порт "Крайний" Нортбурга. Соединенные Штаты Трондхейма. Идентифицируйте себя.
   - Грузовой корабль "Дорин четрые". Запрос на посадку. Код - AAF-1132231.
   - Принято. Как самочувствие?
   - Хреново.
   - Значит, все нормально. Что везете?
   - Заказ Горнодобывающей Корпорации. Четыре буровые установки, несколько преобразовательных машин, пачка андроидов, куча оборудования. В порту все осмотрите. И еще. Один пассажир.
   - Заключенный?
   - Нет. Вроде с документами все в порядке. Сейчас отлеживается в криокамере.
   - Что он забыл тут? Не знаете?
   - Сами разберетесь.
   - Ясно. Милости просим в док восемнадцать - ноль пять.
   - Вас понял. Конец связи.
   - Ну, добро пожаловать на Трондхейм. Конец связи.
  
   Комиссар отдела безопасности порта "Крайний" Дорис Пинко, довольно симпатичная женщина с каштановыми волосами и фиолетовыми глазами, еще раз взглянула на документы человека, который сейчас сидел в ее офисе и нещадно уничтожал ее личные запасы кофе.
   - Полковник Планетарных Сил Лиги Космоса. Айвен Грей, - повторила она вслух, и снова посмотрела на бритоголового амбала в кожаном плаще. - В отставке. Что у вас тут за дела на нашей маленькой планетке, полковник?
   - Красоты ледяных пирамид, - ответил тот. - На пенсии решил заняться исследовательской деятельностью. Очень интересуюсь древней историей отдаленных миров.
   - А зачем вам столько ценностей, полковник?
   - Мало ли, - пожал он плечами, - на случай непредвиденных расходов.
   Дорис присела на край стола, сверля Айвена своими глазами, и ее губы стянулись в злую улыбку.
   Айвен недоуменно свел брови:
   - Что-то не так?
   Дорис покачала головой:
   - Да нет, полковник. Вы хоть знаете, что Трондхейм не принадлежит к Лиге? Здесь у вас нет никаких привилегий.
   - Конечно.
   - Будьте осторожны в исследовании древней истории отдаленных миров. К нам не часто прилетают исследователи.
  
   Полковник в отставке удалялся по коридору, на плече у него висела набитая под завязку черная сумка. Дорис смотрела на него через стекло своего офиса. К ней подошла ее коллега в мундире таможенной службы:
   - Ну, и зачем он прибыл?
   - Ищет своего брата. Направляется в Южный Алькатрас.
   - Все так серьезно?
   Дорис кивнула, не сводя глаз с Айвена.
   - Может, стоит задержать?
   - Нет. Опасений нет.
   - Жаль. Симпатичный. Не пройдет.
   Дорис подкурила сигарету:
   - Этот где угодно пройдет.
  
   Нортбург напоминал детали металлического конструктора, сначала разбросанного капризным ребенком по замерзшим холмам вдоль дельты реки, а потом соединенные трубами и ребристыми блоками, как будто у малыша снова появилось настроение, и он решил хоть как-то закончить начатое дело. Здания формы различных геометрических фигур - от кубов, до конусов и полусфер, громоздились, сверкая на бледном солнце холодными серыми бликами, а между ними неслись машины и корабли, шумные змеевидные поезда надземки, текли толпы людей в теплых одеждах. Город был странным сочетанием темного металла и белого снега. Нужно снять комнату в отеле и выспаться. После перелета с ног валит. А затем разузнать об этой каторге. Нужно сначала найти хоть какой-то отель...
  
   Тут еще холодней, чем в умеренном поясе. Чертов Южный Тропик. Айвен сидел в пальто и методично выкуривал вторую пачку - ему казалось, что это согревает. И, вроде бы, действительно согревало. Коллекторный комплекс Южной Каролины продувался искусственными ветрами вентиляционных шахт, так что зевать тут не приходилось, вместо этого нужно было постоянно греться то кофе, то сигаретами. Чертов маленький шахтерский городок. И почему этот умник назначил встречу именно здесь? Понятное дело, что ему есть чего опасаться, но мог бы найти место и потеплей. По длинному высокому помещению транспортного цеха коллектора сновали примороженные фигуры рабочих в желтых комбинезонах, ездили погрузчики со стальными контейнерами в своих клешнях. А еще тут все покрыл чертов иней!
   - Мистер Грей?
   Айвен поднял голову и смерил глазами невысокого чернокожего человека в синем шерстяном пальто.
   - Мистер Кавайк? - спросил Айвен, тот утвердительно кивнул, опасливо огляделся и присел рядом на скамейке.
   - У меня с собой в лэптопе копия тюремной базы данных тридцатилетней давности, как вы и просили. Предлагаю переместиться в более удобное место.
   - Главное, в более теплое.
  
   В закусочной было пусто - всего два клиента за крайним столиком и официантка. За окном изредка проезжали машины, на мгновение разгоняя густую стену снегопада, скрывающую улицу и соседние дома. Кавайк поставил на стол небольшой лэптоп и вопросительно посмотрел на Айвена.
   - Понял. - Айвен засунул руку во внутренний карман пальто, нащупал рядом со стинглером48 четыре продолговатых маленьких металлических предмета и положил их на стол. - Четыре золотых слитка по два шуртала49.
   Кавайк взял один слиток, поднес к нему какое-то устройство, и когда загорелась синяя лампочка, он одобрительно ухмыльнулся и, сграбастав все слитки, открыл лэптоп и повернул экраном к Айвену.
   - Ну, и что? - взглянув на экран, спросил Айвен.
   - Тридцать четыре года назад в Южном Алькатрасе был бунт. Вышла из строя система безопасности. Официальная версия - психический срыв кибермозга. Все уровни безопасности, контроля и сдерживания отключились на добрые полчаса. Силовые отряды прибыли примерно через два часа, и бунт был подавлен. Кое-кому удалось сбежать.
   - Точнее.
   - Заключенный под именем Кайл Грей не был найден. Ни мертвым, ни живым. Единственное объяснение - ему удалось сбежать.
   Айвен провел пальцами по вискам, еще раз пробежался по списку имен, ввел поиск, но получил лишь надпись "пропал без вести".
   - Вы ручаетесь за эту информацию, мистер Кавайк?
   - Может, я и продаю закрытые файлы, - с каменным лицом ответил чернокожий, - но я на все сто процентов отрабатываю свои деньги. Данные верны.
   - Как он смог выбраться из каторжной тюрьмы?
   - Только пешком через один из внешних шлюзов. Если у них не было транспорта, конечно, в чем я не сомневаюсь. Ближайший к тюрьме город, - он развел руками, - этот.
  
   Южная Каролина. Айвен поднял воротник, сжался в своем пальто под натиском ледяного ветра. Небольшие синие и вишневые прямоугольные дома в этом милом южном городке стояли порознь, на некотором расстоянии друг от друга, а расположение улиц напоминало годовые кольца на срезе ствола дерева. В свете фонарей проносился рой снежинок под ледяное завывание. Как оказалось, гостиницы в Южной Каролине нет, но Айвену повезло - женщина из отдела по Трудоустройству дала адрес, где можно было найти ночлег. Люди тут добрые, даже слишком. Водила на грузовике остановился, спросил куда и подвез таки... А вот и этот дом на окраине города. Айвен еще раз проверил маркировку на стене: "ЮК-39/3". Вроде, все правильно. Он нажал на заледеневшую кнопку звонка.
   Дверь открыл старик с густой бородой и длинными седыми волосами. Старик молча кивнул головой, приглашая зайти, и закрыл за гостем дверь.
   - Кто такой? - спросил хозяин.
   - Путник, - отряхивая с себя мерзкий снег, ответил гость. - К вам направила Натали. Мне нужен ночлег. Я заплачу.
   Старик смотрел на своего незваного гостя с выражением полного безразличия.
   - Натали... Раздевайся, проходи. Денег не нужно. - Старик исчез за дверью в комнаты. - Выпить не откажешься?
   - Не откажусь, - отозвался Айвен, снимая пальто, скованное тонким слоем тающей ледяной корки.
   - Правильно. Нужно согреться.
  
   Домик старика, был похож на экспонат музея. Пол, устлан пластиковыми плитками и потертым паркетом. Стены обклеены бумажными обоями. Лакированная трескучая мебель. Старый телевизор, который, скорее всего, уже давно не работает. Шкафы заставлены старинными книгами. На кухне горела газовая плита, рычал старый ржавый холодильник. На стенах висели мутные зеркала с паутиной трещин. Растения в горшках. Распятье над входной дверью и иконы.
   Айвен сидел за кухонным столом и доедал горячий суп, которым его угостил хозяин дома, и который после холодного уличного ветра был очень кстати. Старик сидел напротив, похлебывая горячий чай из блюдца, пар валил прямым густым столбом.
   - Так, значит, археолог, говоришь? - начал старик.
   Айвен кивнул.
   - А тут тебе что нужно?
   - Ледяные пирамиды, - ответил Айвен.
   Старик понимающе кивнул, отхлебнув еще чая:
   - Только слышишь, ледяные пирамиды то на экваторе. А тут ты что делаешь?
   Айвен достал пачку сигарет, предложил старику, тот отказался и вынул из-под стола пепельницу. Огонь зажег кончик сигареты, и Айвен глубоко вдохнул дым.
   - Это мое дело, старик. Извини, но это мое дело.
   Создалось впечатление, что старик улыбнулся, словно перед ним ребенок, разбивший вазу и пытающийся скрыть это от взрослого.
   - Хорошо, - после молчания ответил старик. - Ты надолго в Южной Каролине?
   - Пока не знаю. Я тебя стесняю?
   - Нет, - усмехнулся хозяин дома, - насчет этого не волнуйся. Можешь оставаться тут сколько нужно. К нам не часто приезжают археологи.
  
   Розовые и ярко-зеленые огненные реки пылали в антрацитовом небе, словно разлитые по ночному небосводу галлоны подожженного горючего, переливались, извивались, притягивали взгляд. Тропическое сияние холодного Трондхейма кривой линией пересекло небо от горизонта до горизонта. Ветра почти не было, и прозрачный холодный воздух обволакивал все вокруг невидимыми тугими щупальцами.
   Айвен вышел из дверей дома префекта, достал сигарету и поднес огонь. Если он не врет, то завтра-послезавтра я получу хоть что-то. Он не должен врать. Я отсыпал ему достаточно золота. Айвен с трудом оторвал взгляд от огненных небесных потоков. Куда же ты делся тридцать лет назад?
  
   - Игнат.
   Старик поставил на стол тарелки с картофелем и мясом. Открыл бутылки с пивом.
   - Чего тебе?
   - Зачем тебе это? Ты впустил меня в дом. Денег с меня не берешь. Почему?
   Старик опять по-своему снисходительно улыбнулся. Уселся за стол.
   - Долг. Нельзя забывать, если ты кому-то должен.
   - Кому?
   - Не тебе, Айвен Грей. Не тебе лично. Я ведь ничего не помню до того, как оказался в этом городе. Но я не забуду, что было после. Много лет назад в десяти милях от Южной Каролины разбился корабль. Выжил всего один. Жители достали меня из обломков, выходили. А знаешь, что было тут в то время? Ты заметил, как построен город? Знаешь, почему дома таких цветов?
   Айвен молча смотрел на старика, сидящего напротив, на его строгое худое лицо, изрезанное глубокими морщинами, на его тусклые серые глаза, на его серебряные длинные волосы, по которым плясал свет лампы, бьющий сверху.
   - Была эпидемия чумы, - продолжил старик, - в Соединенных Штатах. У кого были первые признаки заболевания, тех изгоняли, ссылали... Можно понять человеческий страх перед смертью? Но страх превращает человека в животное. Этот городок был построен, как резервация, карантин, братская могила. Сюда свозили больных... целыми семьями. Сначала их было не очень много. Потом городок расстраивался, вырастая по радиусу. У сосланных не было ни транспорта, ни средств связи. У них не было права на жизнь. Тут везде были вышки и колючка. Гарнизон в костюмах бактериологической защиты. Отсюда нельзя было сбежать. Потом кто-то, там - в верхах, понял, что и этого уже не нужно. Южный тропик. Все равно никто не сбежит через тысячи миль ледяной пустыни. Без транспорта, без оборудования. И остальной мир предпочел забыть. А тут... Знаешь, что означают цвета домов? Чума имела два лица. Первое - человек начинал гнить. Заживо. Он мог ходить с язвами на коже годами и рассыпаться на куски буквально за сутки. Таких селили в синие дома. Второе лицо - человек покрывался алыми пятнами и блевал кровью. В один прекрасный день он давился собственными внутренностями. Эти жили в красных домах. - Старик умолк, провел пальцами по глазам. - Каждый день сжигались тела на центральной площади. В основном, самоубийцы... в город не привозили ни еды, ни лекарств. Бывало целой семьей... Население этого города знает, что такое смерть и безразличие. Они знают, что такое страх. Многие пережили это. И у них рождались здоровые дети. И у них появился шанс. И когда я оказался на грани смерти, они спасли меня, потому что знают цену жизни. И я не могу этого забыть. Не смогу. Эти люди - настоящие люди. Они не плачут. Им не за чем плакать. Они знают, что их слезы никто не утрет. Вот почему я помогаю таким, как ты. Путникам, беглым каторжникам, даже утконосам. Нельзя забывать свои долги.
   - Это все прошло?
   - Что?
   - Чума? Она ведь исчезла?
   Старик пожал плечами:
   - Люди выжили. Они исцелились.
   - Тогда почему они не ушли из этого города, после всего?
   Старик снова улыбнулся маленькому несмышленому ребенку:
   - Потому что это их дом. Горе и понимание. Как они могли вернуться туда, где от них отвернулись? Со страхом и отвращением. Откуда их послали на смерть и забвение. - Старик покачал головой. - Здесь их понимают. Больше нигде. Они предпочли остаться. Невдалеке от города обнаружили железную руду, и город смог найти заработок. Так он и живет, и будет жить.
   По кухне безмолвными волнами разлилась тишина, даже трескучий холодильник замолк. Голос Айвена хриплым килем парусника рассек незримую водную гладь:
   - У меня брат... Сослали сюда. После бунта пропал без вести. - он поднял глаза на Игната.
   - Ты ведь говорил недавно, что это твое дело.
   - Ты можешь помочь?
   Старик провел ладонью по своей бороде. Забубнил:
   - Бунт... Бунт в Алькатрасе был всего три раза. И только единожды оттуда кто-то умудрился сбежать. Я смутно помню их. Двое и утконос с ними. Один пират, а второй, вроде бы, военный.
   - Офицер флота Альянса? Кайл Грей?
   - Не помню я... Давно это было.
   - Тридцать лет.
   Старик кивнул.
   - Куда он направился? Тот, военный.
   - Я им обоим документы достал. Копий и отчетности не делаю, извини.
   Айвен закусил губу.
   - Кто-то может знать, куда он отправился?
   Игнат пожал плечами:
   - Да никто. Кроме, разве что, того утконоса. У них память отличная, не чета людской. Он у меня еще лет десять жил.
   - "Утконос"?
   - Археолог... А кто, по-твоему, пирамиды строил, которые ты прилетел изучать? Коренные трондхеймцы, гуманоиды. Я дам тебе адресок. Найдешь его, он может знать. Его имя Шиа. Он должен тому военному. Если то был твой брат, Шиа тебе поможет.
  
  
   0. Я заклинаю вас
  
   Os iusti meditabitur sapientiam
   Et lingua eius loquetur iudicium50
  
   Костер догорал, из последних сил стараясь продлить свою жизнь еще на несколько минут, выжимая из головешек последние соки и испуская в утреннее рассеянное небо оставшиеся обрывки желто-оранжевых языков. Лес только-только начал просыпаться, умываясь мелкой прохладной росой, потягиваясь стылыми ветвями, шумя холодной листвой. Кое-где лениво защебетали птицы. Солнца еще не было, но рассвет уже залил все вокруг серыми красками.
   Саймон высунул голову из палатки, с трудом разомкнув веки, недовольно повертел носом и спрятался обратно.
   - Саймон, уже шестой час, нужно собираться, - сквозь одеяло вяло пробубнил женский голос.
   - Там так холодно... - ответил Саймон, залезая под одеяло. - Ничего не случится, если мы подремлем еще с полчасика...
   - К нам мама приедет...
   - Успеем...
   - Соня...
   - Спи, Сара...
   - Саймон, встаем...
   - Да, да... Спи...
  
   - Ты слышал?
   - Что?
   - Не знаю. Что-то послышалось...
   - Спи...
  
   Саймон закинул в багажник машины свернутую палатку, еще пару сумок. Посмотрел на тлеющие останки ночного костра и залил водой. Пора отправляться.
   Сара высунулась из окна:
   - Саймон! Мама приедет через три часа! Давай шевелись быстрее!
   - Бегу!
   Саймон сел за штурвал, посмотрел на жену. Что я такого хорошего сделал, что она у меня есть? Зеленые глаза, эти вечно вьющиеся капризные волосы. Возможно, кому-то она не покажется красавицей... мне все равно, что они думают. Это лучшее, что было со мной за всю мою жизнь.
   - Чего? - недоуменно глянула она.
   - Ничего, - улыбнулся Саймон и поднял машину в воздух.
   Когда верхушки деревьев остались внизу, в глаза ударили лучи восходящего солнца, залившие весь кругозор золочеными пятнами. Полетели. Лес покрывал предгорья темно-зеленым ковром, кое-где съеденным молью, и на таких полянах серебрилась густая трава, колышимая ветром. Облака огромными снежными комьями ползли по голубому небу, задевая ледяные горные вершины вдали.
   - Что это?!
   - Где? - Саймон забегал глазами по лобовому стеклу.
   - Там внизу! На поляне! Да посмотри ты!
   Саймон остановил машину, и та, слегка покачиваясь, зависла в воздухе. На маленькой полянке, среди деревьев, виднелся дымящийся темный аэромобиль.
   - Спускайся!
  
   Темно-синий "Перфектум" вспорол землю и стал помятой грудой металла. Рядом с исковерканным кузовом машины лежала женщина, что-то прижимающая к груди. Вокруг валялись влажные обрывки чего-то непонятного и темно-желтого. Стояла ужасная неописуемая вонь. Саймон подбежал к женщине.
   - Черт. Черт! Сара, вызови амбулаторию!
   Женщина дернулась, отчего Саймон отпрянул в сторону, подняла голову, залитую кровью.
   - Не нужно. - простонала она. - Спасите ее...
   В руках у женщины был младенец, весь в желтой жиже. Он смотрел огромными глазами и молчал.
   - Мы вам поможем... - начал Саймон. Сара стояла в стороне, приложив руки к губам.
   - Мне не нужно помогать... - простонала женщина. - Помогите ей... Я заклинаю вас. Не отдавайте ее никому... Никто не должен знать, откуда она... - при этих словах женщина попыталась протянуть Саймону девочку, но этого у нее не получилось.
   - Поклянитесь, что спасете ее!!! - взмолилась женщина.
   Саймон взял на руки маленькое липкое тельце, не перестающее таращиться на него своими большими красивыми глазами.
   - Поклянитесь!!!
   - Клянусь... - сказал Саймон, переводя взгляд то на младенца, то на женщину.
   - Никому не говорите, откуда она у вас. Лгите. Всегда. Всем и, самое главное, ей... - она смотрела на девочку в руках Саймона взглядом матери, которая в последний раз видит своего ребенка, и заплакала:
   - Уходите! Унесите ее!!!
   Саймон недоуменно посмотрел на младенца.
   - Уходите!!! - истошно захрипела женщина.
   Саймон попятился. Тело женщины начало дымиться, тлеть и вскоре оказалось полностью захваченным синеватым пламенем, и все это время она продолжала рыдать. Девочка заплакала, сзади послышался крик Сары. Саймон отвернулся от горящего трупа и неуверенными шагами направился к жене.
   - Улетаем... Слышишь меня? Она мертва. Улетаем, Сара... - он посмотрел на ребенка в своих руках. - Улетаем отсюда.
  
   - Что это было, Саймон? Что это было?!!!
   - Я не знаю! Не кричи.
   - Мы... Мы должны сообщить в полицию.
   - О чем? Что ты им скажешь? Что мы стали свидетелями спонтанного возгорания женщины? Что она отдала нам младенца, на котором ни царапины после такой аварии?
   - ...
   - Посмотри на нее. Она как ангел. Может, это знак? Сара, может это знак? Разве ты не хотела ребенка?
   - Я хотела своего ребенка.
   - Она будет нашим ребенком. Нашей дочерью... Мы обещали ей, что спасем девочку.
   - Мы ее спасли. Следи за дорогой!
   - Все в порядке. Никто не должен знать об этом. Никому нельзя говорить, как мы ее нашли. Слышишь меня, Сара? Никому!
   - Я боюсь ее.
   - Какая же ты дура, Сара! Как ты можешь ее бояться? Да посмотри же на нее! Она ребенок. Маленький ребенок.
   - Ты действительно хочешь, чтобы мы взяли ее себе?
   - Хочу. А ты?
   - Но мама... Что мы ей скажем?
   - Э... скажем, что это младенец из приюта в.... Да что-нибудь придумаем!
   - Смотри, она улыбается...
   - Еще бы. Она скоро забудет, почему кричала. Навсегда забудет.
  
   Самым важным стало, какими обоями обклеить детскую, наспех переделанную из комнаты для гостей на втором этаже, и сколько игрушек накупить. Работа кипела целыми днями, Саймон и Сара взяли отпуск, чтобы окончить ремонт к концу недели. Остановились на розовых тонах с изображениями разноцветных медвежат. Неимоверный взгляд маленькой Алисы грел так, словно перед тобой пылали два крохотных зеленых солнца, и от этого жизнь получила новые краски и новый смысл, настоящий. Теперь по квартире раздавался детский звонкий голос. Алиса любила смеяться. Над ее кроваткой вращались феи и волшебники, дельфины и огненные птицы, переливающиеся всеми цветами радуги.
  
   Beatus vir qui suffert tentationem
   Quoniam cum probatus fuerit
   Accipiet coronam vitae50
  
   - Жен, что случилось?
   На смуглом женском лице застыла полнейшая безмятежность, только тот факт, что девушка закусила губу, говорил о том, что что-то не так. Женева скользнула глазами вниз, и Сара увидела на ее новой шикарной серой блузке темное пятно.
   - Сара, твой ангел обмочил меня, пока я с ним игралась.
   Сара расхохоталась, не в силах выдержать взгляд подруги.
   - В следующий раз, когда побежишь на кухню смотреть за своими пирожками, я буду внезапно убегать по делам.
   - Извини, но... - Сара пыталась взять себя в руки, - Это твоя новая? От Джаванни? Одела похвастать? - и снова хозяйка дома залилась неудержимым смехом. - Ой... Все. Считай, что она тебя приняла в семью. Пошли в ванную замоем.
  
   Вода заливала пеной серую ткань.
   - Она у вас просто золотце. - Женева глядела в зеркало, подводя губы. В отличие от своей подруги, она была смугла, кареглаза и обворожительна.
   Сара выключила воду и, повернувшись к зеркалу, в котором красовалась гостья, положила подбородок Женеве на плечо и обняла ее:
   - Я знаю, - девушки смотрели в серебряную поверхность стекла, встретившись глазами, - Она - это подарок. Не знаю, судьбы, Бога... Ты не представляешь, Жен, как мне хорошо и светло становится, когда я слышу ее смех, когда вижу ее глаза. Все стало по-другому с тех пор как... как мы ее удочерили.
   - Везет тебе, подруга. Как же везет такой стерве, как ты. Ну что в тебе такого? Муж - красавец, умница. Дочурка - ангел. Ты, сколько тебя помню, завидовала мне, сколько у меня парней было, сколько мне записок на перемене присылали, какие шмотки носила... И посмотри на предмет своей зависти. Сейчас, вот он перед тобой. Тридцать девять лет. И что у меня есть? Ни мужа, ни детей. А кавалеры мои так, однодневки. Везучая ты Сара. Ох, ты стерва и везучая. У тебя все есть. А что у меня?
   - У тебя есть я, - устало улыбнулась Сара.
  
   На часах, что стояли на тумбочке у самой кровати, было восемнадцать минут пятого.
   Сара распустила волосы и опустилась на кровать.
   - Алиса спит?
   - Да. Я не знаю, Саймон, может, ей кошмары снятся?
   Саймон поднял голову с подушки и посмотрел на жену:
   - Твоя мать рассказывала, что ты в детстве тоже часто просыпалась от плохих снов.
   - Я не помню, - ответила Сара, - Помню только странные образы. Черно-белые. Как будто две силы, ненавидящие друг друга, один раз сорвались и начали войну. И от осознания всего этого... Это так страшно, когда понимаешь, что они в своей глупой ярости разрушат все, и не останется ничего. От этого я, наверное, и просыпалась и плакала. Правда, там, во сне, была еще маленькая девочка. В белом платьице. Она играла на границе черного и белого...
   Саймон улыбнулся:
   - Но ведь это всего лишь сны. Иди ко мне, давай. Все хорошо. У нас все хорошо. У нас есть мы и наша девочка. Что еще нужно для счастья? Ложись. Мне через два часа на работу. Тебе, кстати, тоже. Женева завтра сможет посидеть с Алисой? Ты договорилась?
   - Конечно. Ей это в радость. Она в малышке души не чает.
   - Вот и хорошо. Спи. Она больше не будет плакать.
   - Я все не могу забыть, как мы ее нашли.
   - А ты забудь. Она наша. Она - наша дочь. И все.
  
   Горячая вода прогревала изможденное тело, разливала тепло по всем жилам, пьянила, приковывала к себе, ласкала кожу. В тишине сонной квартиры раздался телефонный звонок. Звонок повторился, заставляя очнуться и вынырнуть обратно в реальный мир. Женева с неохотой поднялась из ванны, обмоталась полотенцем и прошла в комнату, где не умолкал ненавистный аппарат. На экране появилось лицо очень молодого человека.
   - Мисс Женева, я... - видимо, увидев, какой единственный элемент одежды был на обольстительном теле девушки, очень молодой человек на мгновение замолк, раскрыв рот и похлопывая глазами.
   - Что тебе нужно, Джерри? И откуда вообще у тебя мой домашний?
   - Госпожа Женева... Извините за поздний звонок, конечно, но я хотел бы уточнить, когда у нас экзамен по философии?
   - Кто староста вашего класса?
   - Я.
   - Подойдешь ко мне завтра перед уроком, обговорим.
   - Спасибо. - Парень еще с секунду таращился с экрана. - Мисс Женева, а...
   - И не мечтай, Джерри, - и связь оборвалась.
   Только Женева отвернулась от телефона, как тот вновь зазвонил.
   - Что еще тебе?!
   На экране вырисовывалось удивленное лицо Саймона:
   - Да так... хотел поговорить.
   - А, это ты? Извини, я сегодня как белка в колесе.
   - Да ничего, понимаю... - Саймон повел бровью, - Хорошо смотришься.
   - Ага. В ванной я еще лучше выгляжу.
   - Не сомневаюсь. - Саймон помялся. - Женева, мне нужно с тобой поговорить. Ты не занята?
   - Нет. А о чем?
   - Я сейчас приеду к тебе.
  
   - Заходи. - Женева закрыла за гостем дверь. Саймон, снял плащ и прошел в гостиную вслед за хозяйкой дома.
   - Присаживайся. - Он сел на диван. - Выпить принести?
   Саймон отрицательно покачал головой. Он как-то резко стал обеспокоенным, начал заламывать пальцы. Женева заметила это и удивилась - она еще никогда не видела таким мужа своей подруги. Вдобавок ко всему, Саймон в первый раз приехал к ней домой один, без Сары, да еще и ночью.
   - Что случилось? - она присела рядом с гостем, не сводя с него глаз.
   - Ты... Ты ее знаешь лучше, чем кто-либо еще. Я не знал, с кем поговорить... Я очень люблю ее... Сара хочет подать на развод.
   Женева присвистнула:
   - Нет, ты серьезно? - он кивнул в ответ. - А из-за чего? Только вчера у вас все было замечательно.
   - Это не вчера и не сегодня... у нас уже давно что-то не так. Мы отдалились друг от друга. Возможно, из-за Алисы... я думал, она сплотит нас, а вышло все по-другому.
   - Дело не в этом, - сказала Женева, - Алиса не может этого сделать. Не вини ребенка, разберитесь в себе лучше. Что случилось? Ты так и не сказал.
   - Мы поссорились сегодня утром. Я на нее накричал. Она плюнула и поехала к маме.
   - А Алиса?
   - Она дома спит. Я позвонил Ребекке, она там.
   Женева странно улыбнулась:
   - Ты любишь Сару?
   - Что?
   - Подумай и скажи мне честно, любишь ты ее или нет.
   - Да. Я ее люблю. Скажи, Жен, она вернется?
   Так меня называет только она. Больше никто.
   - Она не вернется. Она заберет ребенка, но сама она не вернется. Ты же знаешь ее. Отправляйся. Верни ее сейчас, иначе потеряешь.
   Саймон молча бегал глазами по комнате, остановил взгляд на хозяйке дома.
   - Я понял. Я сейчас же поеду. Ты права.
   - А я присмотрю за малышкой, отправлю Ребекку домой.
   Саймон поднялся, взгляд его оставался немного странным.
   - Только, Саймон, - окликнула его Женева, - говори то, что нужно. Второй попытки не будет.
  
   Kyrie, ignis divine, eleison50
  
   Раннее весеннее утро, пробуждающее сонный город колючими яркими лучами, бьющими в окна, заплетающимися в глаза. Тысячи людей целыми семьями спешат в центральный парк, чтобы прокатиться на каруселях, купить сладкой ваты или просто посидеть на скамейке под цветущими деревьями. Парк рассекался тремя реками, соединяясь переброшенными через воду пузатыми мостами. Он превратился в муравейник, кишащий маленькими веселыми точками, курсирующими между аттракционов: от веселых горок к чертовому колесу, потом к качающимся лодочкам и каруселям, затем к электро-машинкам и катапульте, и снова к веселым горкам... Было утро, была весна и был праздник.
   Молодая пара с маленькой дочкой стояла на мосту, глядя через перила в чистую прозрачную речную воду, в которой извивались огромные золотые рыбы.
   - Папа, а сто это за лыбки? - спросила девочка, сидящая на плечах у отца.
   - Это - золотистые скалярии Тритона. Красивые, правда?
   - Класивые, - согласилась девочка.
   - Смотри, как они радуются, что на них пришли посмотреть. Видишь, люди останавливаются и любуются ими? - вступил женский голос.
   - Не-а, мама. Они не ладуюса. Им глусно.
   Девушка удивленно уставилась на девочку:
   - Алиса, почему ты решила, что им грустно?
   - А лазве ты не видис? - удивилась девочка. Указала ручкой вниз. - Слазу вино, со им глусно. Им не нлависа тута.
   - С чего ты это взяла, доченька?
   - Ни заю, - ответил ребенок, - плосто им глусно.
   - Тогда пойдем, покатаешься с папой на карусели, и не будем смотреть на грустных рыбок.
   - Не хасю на калусели, - запротестовал детский голос, - хасю салик.
   - Ну, будет тебе шарик, - улыбнулся отец, подбрасывая девочку над головой, от чего та ликующе закричала самым звонким голосом.
  
   Детвора разделилась. Одни были за, другие - против. Те, что были против, развернулись и ушли.
   - Я туда не пойду!
   - Ну, и не иди, трусиха!
   - Я не трусиха!
   - Тогда пойдем с нами.
   Алиса еще раз посмотрела вслед уходящим по тропинке ребятам, потом перевела взгляд на заброшенный дом. Дом был грязно-серый, весь облезлый и покосившийся, словно старый бездомный кот. Забор прогнил, а железные прутья осыпались от ржавчины. Окна были заколочены, и между досок наружу глядела темнота.
   - Идем. Или ты с нами, - мальчишка в красной бейсболке деловито ухмыльнулся, - или беги за ними, - и указал на тропинку, убегающую между деревьев через парк.
   На Алису смотрели три пары глаз. Они ждали ее ответа.
   - Я с вами пойду.
   Мальчишка в красной бейсболке одобрительно улыбнулся. Второй мальчик, полный и розовощекий, в широких штанах, вынул изо рта леденец на палочке, завернул его в обвертку и спрятал в карман. Последней была худющая девочка, на пару лет старше Алисы. У нее уже были проколоты уши, и маленькие золотые серьги изредка блестели, преломляя лучи летнего солнца.
   - Мы только посмотрим и все? Правда? - девочка с золотыми серьгами обеспокоено всех оглядела.
   - Ты боишься, Сэнди? - идиотская улыбка мальчишки в красной бейсболке стала еще шире. - Может, подождешь нас здесь?
   Сэнди надула губы и, оттолкнув мальчишку, молча направилась к забору через заросшую высокой травой полянку.
   - А, правда, что в этом доме старик Жозеф запирал маленьких детей? - толстяк нерешительно посмотрел на мальчугана в красной бейсболке. - А потом разрезал их в подвале и съедал? А остатки отдавал своему псу...
   - Конечно, правда! - Мальчишка в бейсболке направился вслед за Сэнди. - И кости он закопал на огороде, возле пугала... Вон того пугала.
   Алиса шла последней. Старый дом приближался, и казалось, от него начинало веять сыростью и холодом. Они прошли мимо пугала - ржавого, растрепанного, в грязном дырявом плаще, с черным помятым цилиндром на треснувшей пластмассовой голове. На лице манекена застыла глупая улыбка, нарисованная черной краской.
   Дом был деревянным, местами доски разбухли от дождей и морозов, черепица обсыпалась и обросла мхом, а выбитые стекла сверкали острыми краями по ту сторону заколоченных окон. Мальчишка в красной бейсболке остановился напротив парадной двери. Приблизился и посмотрел через щели в досках.
   - Как тут воняет! - скривился толстяк, достал из кармана леденец, развернул его и засунул в рот.
   - Псиной, - девочка с золотыми серьгами скользила взглядом по изуродованным стенам, морща нос. - И что ты собрался делать? - обратилась она к мальчугану в красной бейсболке. - Стучать?
   Алиса чувствовала что-то нехорошее в этих развалинах.
   - Идем отсюда! - крикнула она.
   - Нельзя так уходить.
   - А что ты еще собрался тут делать? Отломать доски? - съязвила Сэнди.
   - А почему бы и нет?
   Из травы поднялась собачья морда, с огромным шрамом и слепым глазом. Потом вторая, третья, четвертая... Большие, маленькие, разной породы дворняги бесшумно окружали детвору, прижимая к стенам.
   - Мама! - завопил толстяк.
   Мальчишка в красной кепке стеклянными глазами смотрел на собак, спокойных, безмолвных и страшных.
   - Мамочка! - толстяк начал хныкать, прижавшись спиной к гнилым доскам.
   - Не беги, дурак! - закричала Сэнди. - Только не вздумай бежать!
   Алиса смотрела на псиные морды. Свора. Кажется, так отец говорил. Когда много бездомных или диких собак, их называют "свора". И сейчас эта свора выглядела так же, как собаки, задушившие курицу у бабушки во дворе. Они тоже медленно и молча обступали ее, как бы играя... затем бабушка так отходила их по мордам этой курицей, что у бедняжек совсем пропала охота на живую дичь... так сказал папа. Но Алисе не стало страшно. Она не знала почему, но страшно не было.
   Самая большая псина, которая была ближе всех, оскалила желтые клыки и зарычала. Сэнди беспомощно сжимала какую-то деревяшку. Толстяк плакал. А мальчуган в красной бейсболке стоял, как заколдованный, и не сводил своих глаз с собачьей морды со шрамом. Собаки начали коротко лаять, выпрямив хвосты.
   Алиса улыбнулась. Она вышла вперед и присела на корточки перед самой огромной собакой. Псина начала прятать глаза, затем заскулила и легла, глядя на ребенка печальным взглядом. Вся свора замолкла и улеглась на землю. Алиса гладила грязную рыжую лохматую морду, и собака довольно прикрыла глаза.
   - Ты... ты... - Сэнди выронила из рук палку. - Ты их не боишься?
   - Хорошая собака, - шептала Алиса, прикасаясь пальцами к грубой шерсти.
  
   Свора долго лежала в траве возле заброшенного дома, провожая взглядами улепетывающих со всех ног детей. Алиса шла последней, медленно, то и дело оборачиваясь, и махая ручкой.
  
   Oh quam sancta
   Quam serena50
  
   Улыбка. Теплая искренняя улыбка. Алиса сотни раз видела эту улыбку на губах своей матери, намного чаще, чем на губах отца, но всегда она грела по-новому. Глядя на нее, казалось, что все было, есть и будет хорошо. Всегда. Что все это вечно. Всегда был их дом, большой и свой, со скрипучими половицами и лестницей, с протекающим краном, который отец собирался починить уже давным-давно, но так и не починил, с большим одиноким орехом под окном, на ветви которого отец повесил качели, с длинными и высокими полками в большой комнате, на которых пылились старые книги в темных обложках и которые Алисе очень хотелось прочесть, все до единой, читать она уже научилась. Всегда была их ворчащая фиолетовая машина, на которой было так весело и страшно летать. Всегда были отец и мать, большие, любящие и немного грустные, с их громким смехом и ссорами насчет приезда бабушки, с мамиными пирожками и сливовым вареньем, с отцовским табаком и куклами, которые он вырезал, клеил и красил для своей дочери. И таких кукол не было ни у одной девочки с соседних улиц. Всегда была тетя Женева. Красивая, спокойная, странная, с ее играми, рисунками и мороженным, приносимым втайне от родителей. Всегда была деревянная музыкальная шкатулка, играющая старую спокойную мелодию, если ключ под ней заведен и крышка открыта, и по холодной стеклянной звезде начинал крутиться маленький серебряный ангел...
   Все это было всегда. И Алисе казалось, что ничего из этого, самого дорогого ей, никуда никогда не исчезнет. Но в тот вечер улыбка матери была теплее и печальнее обычного, а ее глаза светились любовью и непонятной грустью. И Алисе в первый раз в жизни стало по-настоящему страшно. Она смотрела на мать. Она плакала всю ночь. Она не знала, отчего она плачет.
  
   Quam benigma
   Quam amoena50
  
   Саймон зашел, слегка пошатываясь, как пьяный, с пустыми глазами, тупо посмотрел на Женеву и медленно опустился на диван.
   - Что такое?
   Саймон молчал, попросил рюмку водки и дрожащими пальцами достал и подкурил сигарету.
   - Что случилось, Саймон?! - в сердце закрадывался маленький кусочек льда.
   - Сары больше нет, - тихо ответил он, продолжая глядеть пустыми глазами в пустоту.
   Женеве показалось, что она ослышалась. Ей очень хотелось, чтобы она ослышалась.
   - Сара погибла. Ее сбил пьяный водитель. Не довезли до больницы.
   Тишина стала осязаемой, как тяжелая парча, окутавшая лицо.
   - А когда я вернулся домой, в прихожей стояла Алиса. Я взял себя в руки, готовый сказать все что угодно, только не правду, но не успел рот открыть... - Саймон нервно затянулся дымом. - Она мне сказала, что мама умерла. И это был не вопрос, Женева. Она знала. Она подошла, обняла меня и сказала, чтобы я не плакал... а я... а я разрыдался, как маленький мальчик... - Саймон закрыл ладонями лицо.
   По щекам Женевы, сами по себе, поползли горячие капли.
  
   По улицам выплясывал густой снегопад, скрипучим ковром устилая мостовую. Саймон стоял и смотрел, как его дочь вместе с соседскими детишками лепит подобие снеговика, как она смеется самым звонким смехом, как радостно горят ее изумрудные глаза.
   - Что ты имеешь в виду, Женева? - Саймон повернулся к стоящей рядом с ним смуглой девушке в солнцезащитных очках.
   - Алиса опять уличила учителя во лжи, - ответила девушка, не сводя черных стекол очков с детворы, возящейся с пока еще бесформенной снежной фигурой. - Первый класс. Саймон, учитель не может говорить первокласснику все так, как можно сказать взрослому. Ему приходиться мягко переводить все на язык ребенка. Фактически, это ложь. И Алиса видит это.
   - Ну, мы это знаем. Она непростой ребенок. Ты же с пеленок знаешь ее...
   - Саймон, это не все, - продолжила девушка. - Такие вещи необходимо скрывать от посторонних. Я не говорю, что Алису нужно забирать из школы. Но ты должен с ней поговорить, чтобы она меньше обращала на себя внимание.
   - Ей же семь лет... что я скажу ей? - он посмотрел на собеседницу. - Хорошо, я проведу с ней воспитательную беседу.
   - Это не все. Я показала Алису своему хорошему другу. Он эспер.
   - Зачем?
   - Она не эспер, Саймон. - Девушка сняла очки и показала глаза, в которых была тревога. - Мой друг сказал, что она не эспер. Он увидел нечто более глубокое, непонятное и чуждое. Он испугался. Когда он говорил с Алисой, его голос дрожал. Саймон, он испугался твоей дочери, когда заглянул в нее. Он не смог понять, что она такое.
   - Это все чушь. - Саймон взглянул на дочку. - Это все чушь, Женева. Она маленький ребенок, добрый и отзывчивый. Ее не следует бояться. Только дураки могут бояться ее. И больше не смей проверять мою дочь своими друзьями. Ты меня слышала?
   - Саймон, я тоже люблю Алису. И ты заблуждаешься, если думаешь, что я хочу причинить ей вред. Я боюсь за нее. Поговори с Алисой, чтобы она лишний раз держала язык за зубами. Ради ее же блага.
   Детвора с радостным смехом и визгом развалила неоконченного снеговика.
   - Алиса, не валяйся в снегу! А ну иди сюда, не то заболеешь! Сэнди, вытащи ее!
   - Кстати, - сказала Женева, - я не помню, чтобы она когда-нибудь болела. А ты?
  
   Открылась дверь, и по полу зашлепали маленькие босые ножки.
   - Папа, ты уже не спишь?
   Саймон, не открывая глаза, пробубнил:
   - Сплю.
   - Вставай.
   - Доченька, сегодня суббота, в школу не надо. Поспи еще. И я посплю, мне на работу тоже не надо.
   Девочка подошла к кровати и толкнула отца.
   - Ну, что такое, Алиса? - сонно промычал Саймон.
   - Пойди, поговори с той тетей.
   - С какой тетей?
   - У меня в комнате. Она странная, у нее много рук и она вообще не похожа на маму и на тебя. И на тетю Женеву тоже.
   - А на кого она похожа? - вяло пробубнил Саймон.
   - На большого черного жука.
   Саймон открыл один глаз, уставился на озадаченное детское личико.
   - Выдумала?
   В ответ Алиса часто-часто замотала головой.
   - Алиса, у нас в доме нет многоруких теть. Честное слово. Это тебе приснилось.
   - Я не выдумала.
   Саймон тихо зарычал и скинул с себя одеяло.
   - Пошли. Сейчас пойдем в твою комнату и если я там увижу эту тетю, то я ее прогоню.
   - Не надо ее прогонять. Она не плохая. Она просто грустная.
   Саймон взял дочку за руку и пошел.
   - И что же эта тетя хочет от меня?
   - Она говорит, что ей надо сказать тебе что-то очень важное. И она говорит, чтобы ты не пугался.
   - Ух ты, - зевнул Саймон, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Вот у ребенка фантазия.
   В комнате Алисы никого не было. Саймон демонстративно заглянул в шкаф, под кровать, осмотрел занавеску на окне.
   - Ну и где твоя тетя? Видишь, доченька, тут никого нет. Тебе приснилось... - когда Саймон обернулся, ему показалось, что под горло подступил комок холодной слизи. Его маленькая дочка стояла и смотрела на него неким непонятным, чужим взглядом, ее всегда теплые и веселые глаза стали холодными и злыми, а на лице застыла каменная бесстрастная маска с чуть приоткрытым ртом.
   - Алиса?!
   - Ты обещал мне, - скрипучим голосом старухи заговорили пересохшие губы ребенка, - Ты обещал мне, что спасешь ее. Я поверила тебе. Ты поклялся мне, что никто не узнает о ней.
   Саймон застыл, ощущая, что комок слизи начинает душить его.
   - Ты поклялся... А теперь они найдут ее. Я доверила ее тебе...
   - Что ты сделала с моей дочерью?! - зарычал Саймон.
   - Они придут за ней.
   - Кто? Что ты с ней сделала?!
   - Они. Ты не должен был говорить о ней никому.
   - Я не говорил. Никогда и никому! Не говорил!
   - Но они знают. Беги. Забери ее подальше. Ты поклялся. Ты должен спасти ее. Ты поклялся мне...
   Лицо Алисы изменилось, глаза снова наполнились теплом, а на устах появилась улыбка.
   - Папа, она ушла.
   Саймон подошел, упал на колени и обнял ее дрожащими руками. Дышать было трудно, он поцеловал ее в лоб и прижал к груди, что было сил, шатаясь, словно маятник.
  
   Oh castitatis lilium50
  
   Эта ночь была особенно темной. Самая черная и холодная осенняя ночь из всех.
   - Прямо сегодня? - спросила Женева.
   - Прямо сейчас. - Саймон нервно застегивал набитую сумку. - Жен, то, что я увидел... Мы с Сарой никогда и никому не говорили о том, как нашли Алису.
   - Не удочерили?
   - Нет. Мы нашли ее в лесу, в горах. И там была еще женщина... она приходила сегодня. И она сказала, что нужно бежать.
   - Я не понимаю. И с чего ты ей поверил?
   - Она говорила через мою дочь! Ее губами! - закричал он.
   На лестнице появилась Алиса:
   - Папа, а тетя Женева поедет с нами?
   - Нет, маленькая моя. Не сейчас. Тетя Женева приедет к нам потом.
   Женева приблизила к нему:
   - И куда вы отправитесь? Куда ты повезешь ее?
   - Не знаю. Подальше отсюда.
   В дверь позвонили. Саймон недоуменно смотрел в гостиную, бросил сумку и направился к двери.
   На пороге стояла молодая женщина с белоснежными короткими волосами и бритоголовый амбал.
   - Чем могу помочь?
   - Господин Симпсон, позвольте нам войти, - холодно сказала женщина.
   - А с какой стати? Кто вы такие?
   - Господин Симпсон, мы - представители правительства.
   - Да мне пофиг. Хоть вы свидетели Иеговы. Я вас не знаю. Я занят. Приходите завтра.
   - Саймон, мы, так или иначе, войдем.
   Саймон попытался захлопнуть дверь, но амбал откинул его в комнату.
   - Кто вы такие?! Что вам надо?!
   - Саймон, что случилось? Кто эти люди?
   В двери прошли еще несколько человек.
   - Папа!
   - Осторожно с девчонкой.
   - Не трогайте ее!!!
   Раздался пронзительный неестественный крик, такой, что уши заложило. Кричала Алиса. Дом начал наполняться людьми в армейской форме, в масках и с оружием.
   - Не трогайте ее!!!
   - Саймон!
   - Уберите ее.
   - Папа!!!
   Саймон кинулся к дочери, один из спецназовцев огрел его прикладом, и доски пола ударили по лицу.
   Раздался крик, приглушенный, мужской. Саймон поднял глаза и увидел, как заваливается на пол один из людей в маске. Алиса была вся в крови. Другой спецназовец лишился головы, и та покатилась по полу, а в потолок прыснула красная струйка.
   - Стреляйте! Стреляйте в нее!!!
   Саймон вскочил на ноги. Пространство заполнили выстрелы. Крики. Еще одно изуродованное тело полетело в сторону.
   - Держите ее!!!
   Саймон бросился к тумбочке, достал пистолет, выстрелил. В следующий миг в грудь и в шею вонзилось что-то тяжелое и горячее, в голове помутнело, рот наполнился кровью. Саймон так и не понял, что случилось, попытался глотнуть воздух, но не вышло, и он плашмя рухнул на пол своего дома, на ковер... который они с Сарой стелили три дня, потому что было лето... и приятнее было лежать на пляже, чем делать ремонт в их новом доме...
  
   Женева сидела на кухне, напротив женщины с белоснежными волосами, и курила. Ее глаза не выражали ничего, абсолютно ничего. В дверном проеме стояла фигура в маске и с автоматом.
   - Госпожа Грау, поверьте, мы не хотели, чтобы так получилось.
   Женева сфокусировала взгляд на голубых глазах напротив себя.
   - Вы не хотели? - на ее губах появилась кривая улыбка. - Вы Не Хотели, Чтобы Так Получилось? - она проговорила это, чеканя каждое слово.
   Женщина напротив молчала.
   - Слышите? - спросила Женева. - Слышите этот плач? - Тишина. - Этот дом плачет. В нем осталась только тишина. Сначала он потерял мать. Теперь вы пришли и отняли у него отца и дочь. Он стал пустым.
   - Госпожа Грау, вы не знаете, кем была эта девочка.
   - Кем она была? Мне плевать, кем она была для вас. Для меня она Алиса Симпсон. - Женева повысила голос. - Была, есть и будет!
   Женева вновь оскалилась в горькой усмешке, глядя на женщину с белоснежными волосами безумным взглядом:
   - Интересно, а как вы следите за собой, наводите глаза, красите губы? Я уверена, что, когда вы смотритесь в зеркало, оно покрывается льдом. - Женева закричала во все горло: - СУКИНЫ ДЕТИ! - опустила голову и уткнулась в ладони лицом. Тихо повторила, захлебываясь слезами: - Сукины дети...
  
  
   10. Пачка разноцветных мятых бумажек
  
   Комната три на три метра. Голые стены. Стол, стул, железная кровать и блеклое, затянутое паутиной окно. Айвен зашел и закрыл за собой дверь. На стуле сидел сгорбленный старик в фуфайке. В его пальцах дымилась трубка, на столе стоял стакан и полупустая бутылка.
   - Зачем пришел? - заскрипел голос старика.
   - Я ищу утконоса по имени Шиа.
   - Его тут нет.
   - Я это заметил. А где он?
   - Откуда я знаю? Его уже несколько месяцев тут нет. Революционер хренов. Докаркался. За ним пришли.
   - Кто?
   - Ясное дело, кто. Полиция.
   В коридоре за дверью раздался плач ребенка.
   - Мне нужно его найти.
   - Ступай в резервацию, спроси у них. Может, они и знают.
   Айвен открыл дверь и вышел. Из комнаты послышался звук наполняющегося стакана и голос старика:
   - Жизнь - это просто куча дерьма.
  
   Как странно. Мы можем говорить о свободе воли, о равенстве, об эволюции, о разуме... но также, как и тысячу лет назад, мы приходим в чужую землю и забираем ее силой, а тех, кому эта земля была родным домом, мы истребляем, забиваем, как скот, а потом, выкрикивая пламенные лозунги о гуманности, запираем оставшихся в резервации без права на голос. И нам совершенно не важно, американские индейцы это или утконосы с Трондхейма. Ведь легче взять что-то и не замечать своего поступка, чтобы не чувствовать вины. Чтобы спать спокойно. А когда не замечаешь своих поступков, когда не чувствуешь вины, перестаешь быть человеком. И спишь спокойно.
   Резервация под номером девяносто один D семь. Долина среди холодных скал, где, словно безжизненные зерна, разбросаны остроконечные темные чумы, поддерживаемые длинными изогнутыми шестами. Тут горели костры и валялись тонны искореженного металла, так что так называемая резервация напоминала свалку. Скорее всего, это и была свалка. Скорее всего, это остается городской свалкой и сейчас. Силуэты в лохмотьях боязливо глядели на рослую широкоплечую фигуру приближающегося великана. Айвен подошел к одному из них. Только теперь, когда он воочию увидел этих существ, Айвен понял, почему их называют утконосами - у них действительно был клюв, как у утки. Подошли еще несколько. У всех была шерсть, серая, белая, рыжая. У всех были большие темные глаза без белков.
   Утконосы затараторили на тихом шипящем языке.
   - Кто-нибудь из вас говорит по-английски? - спросил человек. - А по-французски? Говорите на немецком? - видимо, они не говорили. Или не хотели говорить. Оставалось только одно. - Шиа.
   Услышав это имя один, самый высокий, по грудь Айвену, с белым густым мехом, подошел поближе:
   - Тши итщешь Шиа?
   - Мне нужно с ним поговорить.
   - Вам мало? Тшего вы еще от наш хотшитше?
   - Я не из полиции.
   Высокий утконос молчал, не сводя глаз с человека, затем произнес:
   - Итжи шо мной в мой тжом. Я шкажу тшебе, как найтши его.
  
   Чум белого утконоса был тесным и душным, завален всякой одеждой и разобранной электроникой. Посреди него горела высоковатная голубая лампа, от нее шел пар.
   - Этшо моя работша, - прошипел белый, проследив взгляд Айвена, и указав на хлам, - шобираю на швалке, тщиню, протжаю. Нужно работшатшь. Шатжишь.
   Айвен уселся на шкуры, густым слоем устилавшим пол жилища.
   - Тшебе отщень нужен Шиа?
   - Очень.
   - Жатшем?
   - Я хочу узнать о своем брате. Это все, что мне от него нужно.
   - Я шкажу тшебе, гтже он, ешли тшы купишь чшо-тшо у меня.
   Айвен полез в карман и извлек два серебряных слитка.
   - Я дам тебе денег, только мне нужна правда.
  
   Мышонок, Зеленка, Воробей, Улис, Чарли, Маленькая Софи... больше никого не нашли. Все было окутано дымом, старый особняк лежал грудой крошеного кирпича и опаленных досок. Айвен пытался найти еще кого-то, но Кайл кричал, что все бесполезно. Айвен понимал, что он прав, бомба угодила прямо в их дом, когда все кодло было там. Они с братом обыскивали развалины весь день, и весь день в небе гудела сирена воздушной тревоги. Труднее всего было вынести Улиса, он был самым большим и тяжелым.
   - Шестеро. - Кайл сел на землю, не сводя глаз с обгоревших изуродованных трупов, ровным рядом лежащих на усыпанной пеплом траве. - Только шестеро.
   - А остальные? Может, кто-то был не в доме, как мы?
   Кайл нервно обкусывал ногти:
   - Остальные были на втором этаже. Они спали, ты же знаешь... Они спали...
   - Кайл, кто-то должен еще...
   - Молчи. Если бы остался еще кто-то, то он был бы тут.
   - А Марта? Мы не нашли Марту.
   - Они все там! - Кайл указал на руины. - И Марта и Жан и остальные!
   Дети сидели возле тлеющих осколков своего дома, рядом с телами своих братьев и маленькой сестры и молчали. Долго молчали, глядя на горящий город, испускающий в небо порванные нити черного дыма. Айвену в этот момент, почему-то, представилось лицо того пилота, который, просто пролетая на своем самолете, нажал какую-то кнопку и скинул эту бомбу. Скинул и полетел дальше на свою базу пить кофе и играть в карты. Было интересно, а если бы этот пилот стоял сейчас здесь... если бы он увидел тело Маленькой Софи. Если бы он узнал, что ей было всего шесть лет. Если бы он слышал, как плачет она по ночам, вспоминая свою маму. Если бы он видел, как светились ее глаза, и смеялась она, когда Крот корчил ей рожи. Как она любила конфеты, которые Айвен отдавал ей, она аккуратно разворачивала обертку. Она собирала обертки от всех конфет, которые получала, и хранила их в своем кармане... Айвен подошел к телу и обыскал одежду Маленькой Софи. Обгоревшая пачка разноцветных мятых бумажек колыхалась на ветру в его руке. Если бы тот пилот держал в своих руках это, самое дорогое, что было у Софи... он, наверное, никогда бы не нажал на кнопку.
   - Мы должны их похоронить, - сказал Кайл. - Нельзя оставлять собакам.
   - И что дальше? Куда мы теперь?
   - Я не знаю. Похороним, а потом решим.
   Айвен на мгновение оскалил зубы, как будто мимолетная боль щелкнула его по затылку.
   - А если бы мы не пошли на рассвете зажигать свечку? Мы бы уцелели?
   - Не думаю. Никто не уцелел.
   Айвен подумал, что им с братом очень повезло, что они зажигали свечу в память о своих родителях именно в этот день, именно на рассвете и именно вдали от дома. На рассвете, чтобы было тихо, спокойно. Вдали, чтобы никто не видел. Им с братом казалось, что над ними будут смеяться, если б кто узнал. Теперь этот страх казался глупым и стыдливым. Теперь никто не сможет смеяться. Никогда не сможет смеяться.
  
   Комиссар отдела безопасности порта "Крайний" Дорис Пинко вышла на крышу, закрыла дверь и направилась к припаркованным машинам, на ходу вынимая ключи из кармана пальто. Рабочий день закончился, и накрытый черным покрывалом город светился холодными огнями.
   В темноте у ограждения щелкнула зажигалка, и Дорис остановилась, рука рефлекторным движением дернулась к бедру, но комиссар уже давно не носила табельное оружие. С тех пор, как стала комиссаром.
   Человек, продолжая оставаться в недосягаемости для парковочных ламп, подкурил сигарету, выдохнул дым и направился в сторону женщины.
   - Я не хотел вас пугать, - сказал Айвен.
   - Но напугали. - Дорис огляделась. - Что вам нужно, мистер Грей?
   Айвен приблизился:
   - Мне нужна ваша помощь. Я не знаю, к кому еще обратиться.
   Дорис несколько секунд смотрела на него напряженным взглядом. Потом выдохнула и, кажется, чуть расслабилась.
   - Я сомневаюсь, что смогу вам помочь.
   - Я знаю, что вы эспер. И вы в курсе того, что я ищу.
   Дорис закусила губу:
   - Садитесь, - она нажала на кнопку ключей, и одна из припаркованных машин отозвалась, - тут слишком холодно для беседы.
  
   Бар "Эйнхерий" был забит под завязку. Посетители галдели, осушивали стаканы с джином и скотчем, заказывали еще и дымили сигаретами. Тут было много картин, показывающих сцены из скандинавского эпоса: вот Фенрир пожирает солнце, вот Локки ведет корабль мертвецов на Рагна-Рок, а вот Один скачет верхом на слейпнире.
   Место нашлось только у барной стойки.
   - Самюэль, - обратилась Дорис к бармену, снимая пальто и вешая его на прутья между высоких ножек стула, - Мне яблочного сока, а вам? - обратилась она к Айвену, усаживающемуся рядом.
   - Текиллу.
   Бармен достал стаканы, наполнил их и отправил своим ходом вдоль стойки. Комиссар ловко подхватила и поставила первый, потом второй и достала сигареты.
   - Что за утконос?
   - Его имя Шиа. Был арестован полицией четыре месяца назад по обвинению в разжигании межэтнических беспорядков, - ответил Айвен.
   - И что?
   - Мне нужно встретиться с ним. Поговорить. Но к нему нет доступа.
   Дорис пригубила сок, затянулась сигаретой и выдохнула дым.
   - Конечно нет. На Трондхейме свои меры по отношению к межэтническим беспорядкам. Тут никому не нужны свободолюбивые аборигены.
   Айвен подкурил сигарету. Глотнул текиллы и посмотрел на женщину:
   - Мне нужна ваша помощь. Помогите мне увидеться с ним.
   Дорис долго смотрела на полки с выпивкой. Потом ухмыльнулась:
   - У меня было три мужа. И все трое от меня ушли. Неприятно, когда твоя жена читает твои мысли. - Она посмотрела Айвену в глаза. - А вот ваши мысли смутные. Там расщелина, а в ней какой-то цветок. Я не понимаю.
   Женщина затушила сигарету.
   - Я вам нравлюсь?
   Айвен поперхнулся выпивкой:
   - Зачем вы меня спрашиваете, если уже знаете ответ?
   - А что именно вам нравится во мне?
   - Черт его знает. - Айвен отставил стакан и принялся вытирать лицо салфеткой. - Женщина или нравится мужчине или нет. Искать какие-то отдельные критерии в этом - пустая трата времени.
   - А мои глаза?
   - Фиолетовые линзы?
   - Мне нравится фиолетовый цвет. Когда я была ребенком, у моего дяди был сад, в котором росли фиалки. Много фиалок. Море фиалок.
   Из динамиков под потолком полился блюз.
   Дорис поднялась и взяла Айвена за руку:
   - Я хочу с вами потанцевать.
  
   Дорис вышла из душа и улеглась на кровать:
   - Мне нравится, что ты бы переспал со мной в любом случае - помогла бы я тебе или нет. Многие мужчины залезают на меня, потому что им нужна моя помощь. И я им помогаю. Но если бы я не была комиссаром порта, мне нечего было бы предложить им взамен. А ты пришел в мою квартиру, потому что захотел меня. Так честно. Так просто. Так чисто. - Она откинула волосы назад, забегала по Айвену глазами. - Потому что ты настоящий, загнанный, одинокий.
   Женщина легла на спину, и глубоко вздохнула:
   - Я не буду тебе помогать. Иначе это все станет простой сделкой. Перестанет быть таким, какое оно есть. А я не хочу.
   Айвен достал сигарету и подкурил. Ему стало жаль эту женщину.
   - Не страшно. Я найду другой способ. Ты права.
   Дорис посмотрела на него:
   - Цветок в твоей голове. Оставь его. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Здесь. Неужели ты этого не хочешь?
   Айвен молчал, пуская кольца. Потом пожал плечами:
   - Что я хочу, и что я должен. "Быть или не быть"... - он рассмеялся.
   - Что смешного? - нахмурилась Дорис.
  
   Надзиратель без лишних вопросов взял деньги и провел в нужную камеру. В одиночке было темно и сыро.
   - Слышь, коммунист, к тебе посетитель, - рявкнул охранник, пнув что-то в темном углу камеры. - Я буду в коридоре, - обратился он к Айвену, - если будут проблемы, дайте знать, - вышел и закрыл за собой дверь.
   Айвен присмотрелся, слабый свет из маленького окошка под потолком таял в сырой мгле. В темноте прояснилась сгорбленная полулежащая фигура в оборванных тряпках.
   - Ты Шиа?
   В ответ послышался приглушенный стон:
   - Ктшо тши? Чтшо тшебе нужно отш меня?
   - Когда-то ты знал человека по имени Кайл Грей.
   Утконос приподнялся и выполз из угла.
   - Ктшо тши?
   - Я его брат. Мне нужно знать, где он.
   - Как тши мне джокажешь, чтшо тши - его братш?
   - Мне говорили, что у тебя отличная память. Посмотри на меня и все поймешь.
   Свет упал на лицо узника. Его клюв был усыпан шрамами, кое-где шерсть была вырвана клоками, а на глазах чернела в качестве повязки грязная тряпка. Шиа хрипел и присвистывал при каждом вздохе.
   Айвен смотрел на это, и ему все больше хотелось отвести глаза.
   - Это тебя здесь?
   - Тши тщужой на Тшронджхейме? Этшо в поряджке вещей. Ешли утшконош шбежал иж тшурьмы, он бутжетш примерно накажан. Они бьютш меня, потшому что шчитаютш, чтшо тшак защищаютш швои шемьи и швои джома. Оджин раж они перештшаралишь и попали мне по глажам, тшак чтшо я не шмогу увиджешь тшвое литшо. - Шиа закашлялся. - Мои убежтжения тщужтжи их витжению мира, опашны тжля их общештшва.
   Несколько мгновений была только тишина, рассекаемая свистящим дыханием.
   - Кайл Грей, - сказал Айвен. - Ты знаешь, куда он делся тридцать лет назад?
   - Я жнаю. Тшолько ничшего не шкажу.
   Айвен присел перед искалеченным существом на корточки:
   - Пойми же, я его брат. Я должен его найти.
   - Он нитщего не говорил о тшом, тщтшо у него ештшь братш.
   - Ты не веришь мне. А Игнат сказал, что ты должен ему. И теперь ты отказываешься выплатить свой долг?
   - Игнатш? - Утконос тихо хрипел. - Кайл... он, правтжа, тшвой братш?
   - Близнец.
   Шиа молчал, приложив перебинтованную руку к лицу.
   - Кентшавр. Он отшправилша на Кентшавр к тщеловеку, по имени Тжерек Ритшори. Еще нажвание: портш Роужвилл. Больше я нитщего не жнаю. Это вше, тщем я могу отшплатшитшь жа его джобротшу.
   Красная шелковая нить вьется дальше.
   - Спасибо. Я могу... я могу тебе чем-то помочь?
   - Нетш. Правджа... нитщего, не имеетш жнатщения. Помотщь тши не шможешь, тши веджь не шпошобен ижменить мир. Уходжи, оштшавь меня. Я уштшал. Я больше нитщего не жнаю.
   Айвен позвал охранника, еще раз посмотрел на утконоса, заползающего в свой темный угол, и вышел.
  
   Ближайший путь через маленькую шахтерскую колонию. Корабль доставит на Лилию, а оттуда я полечу на Кентавр. А там... я прибуду через двадцать эталолет после него. Он должен быть там. Черт! Он обязан там быть! Куда его еще может занести?
  
   Они сновали по рынку целыми днями, питаясь тем, что удавалось стянуть у торговцев, либо на украденные у прохожих деньги - Айвен отточил искусство карманника, которому их пытались обучить сначала Ворчун, потом Крот. Уже два месяца у них не было дома, не было семьи. Была весна, и поэтому мысли о ночном холоде не наводили особого страха. Но после весны придет лето, после лета - осень, а затем - зима. Смогут ли они пережить зиму, когда они одни?
   Обычный день, толпы людей наводнили западный парижский рынок, получив с утра зарплату и спеша сделать покупки, пока цены не вскочили вдвое. Уже давно не было бомбежек, так что население могло расслабиться и чувствовать себя хоть в какой-то безопасности.
   Кайл подбежал к брату и шепнул:
   - Толстяк в коричневом костюме.
   Айвен сразу выделил его из толпы - состоятельный тупой жирный идиот, довольный жизнью. Его надменное выражение лица так и просило за него: "У меня куча денег, и я готов отдать все это бедным сироткам". Айвен кивнул брату, и они, не спеша, последовали за толстяком. План прост, его использовал Жан. Один подходит к прохожему и заговаривает ему зубы, а второй подкрадывается сзади и тянет то, что можно утянуть. Часто это срабатывало. Кайл подбежал к толстяку и спросил какую-то чушь, пока тот пытался сообразить, что от него хочет мальчишка, Айвен вынырнул из толпы и цепкими пальцами выхватил туго набитый кошелек. Но. Толстяк это заметил и с небывалой для своего телосложения ловкостью схватил вора. Кайл со всей силы пнул его между ног, толстяк захрипел, согнулся и разжал пальцы, и братья кинулись бежать. Мимо мелькали лица из толпы, слышался прерывистый смех брата за спиной. В этот раз им не повезло, Айвена схватил жандарм, и Кайл кинулся на представителя правопорядка с криками и кулаками.
  
   Они сидели в патрульной машине, летящей к ближайшей жандармерии. У Айвена под правым глазом синяк, у Кайла разбита губа.
   - Кайл, слышишь, а с нами сделают то же самое, что и с Ворчуном?
   - Не знаю.
   - Я не хочу, чтобы меня кидали собакам. Мне страшно.
   - Молчи.
   Один из жандармов, молодой, обернулся, видимо, расслышав разговор детей:
   - Вы что, пацаны? Вы серьезно? - те молча смотрели на него. - Да не бойтесь... - он отвернулся, не договорив. Айвену показалось, что голос жандарма чуть дрожал.
  
   Худой высокий седой человек в темном костюме и больших очках. Он забрал Айвена и Кайла из жандармерии, ничего не говорил, смотрел суровыми спокойными глазами, посадил в свою пожеванную ржавчиной машину и куда-то повез. Летели долго, молча.
   - Куда вы нас везете? - не выдержал Кайл.
   - Туда, где вам место.
   Отвез он близнецов к старому трехэтажному зданию, располагающемуся почти, что в самом центре города. Фасад дома напоминал лоскутное одеяло из красного кирпича, серого бетона и кривых трещин. Дом был окружен железной оградой, за которой зеленел газон и журчал фонтан с разбитой статуей женщины. Седой человек заглушил двигатель и повернул голову, пронзив детей на заднем сидении холодным равнодушным взглядом:
   - Выходим, приехали.
   - Куда вы нас привезли?
   - Быстро из машины!
   Кайл повиновался, открыл дверь и ступил на мощеную мостовую. Когда Айвен закрыл за собой дверь машины, худой человек в очках подошел к ним и положил ладони на плечи детей:
   - Это приют имени Луи де Фюнеса, единственный в центральном округе Парижа. Тут вы будете жить и учиться, пока война не окончится, или вам не исполнится девятнадцать лет. Мое имя Жак Иф Горвен. Я директор этого учреждения. А теперь мадам Патриция проводит вас в вашу комнату, - при его словах из больших массивных железных дверей вышла полная пожилая дама с приятными чертами лица.
   Братья переглянулись. Кайл пожал плечами и пошел вперед.
   - И еще кое-что, мсье, - добавил Горвен. Близнецы обернулись. - Прежде чем попытаться сбежать, посмотрите открытыми глазами и решите для себя, чего вы хотите. Сделайте свой выбор между мной и улицей.
  
   - Эй, мистер. Мистер, просыпайтесь. - Айвен с трудом открыл глаза. Все тело покалывало, и чувствовалась слабость. Перед ним из тумана выплыла небритая лохматая физиономия.
   - Прилетели?
   - Еще бы! Через десять минут входим в атмосферу Лилии. Приведите себя в порядок, мистер. Держите, я побеспокоился и припас вам баночку аморфина.
   Айвен промычал слова благодарности и взял холодный жестяной цилиндр. Поднялся, открыл банку и начал с жаждой вливать в себя горькую ледяную жидкость, заставляющую сердце колотиться все быстрее и быстрее.
  
   Под розовым туманным небом мирной спокойной гладью переливался океан с разбросанными, словно кусочки киви в голубом желе, островами. Лилия не походила ни на один из миров, которые попадались Айвену на глаза. Она была безмятежной и прохладной, дикой и прекрасной, как сказочный сон. Единственное, что Айвену было известно об этом отдаленном от цивилизации мирке, так это то, что на Лилии царила анархия, в самом полном и положительном смысле слова. Тут не было государств, колония не принадлежала к вечно враждующим военным блокам. Планетка была размером с земную Луну, поэтому тело казалось легким, как перышко, совсем как во сне. Правда, к таким снам быстро привыкаешь.
  
   Маленький портовый городок поднимался вверх, засиживая скалы пузатыми белыми домами, безмолвно глядящими свысока на морскую синеву. Капитан шаланды, на которой прилетел Айвен, заверил, что тут можно найти корабль, идущий на Кентавр. Айвен спустился на просоленную скрипучую пристань, поднял воротник, щурясь от холодного морского ветра, и двинулся в город по мощеной желтым камнем улице.
   Капитан шаланды сказал название кабака, что должен стоять на самой высокой скале, почти, что на обрыве. "Добро и Зло", странное название.
   Улицы были узкими, крутыми и извилистыми. Гладкие закругленные стены домов с маленькими узкими окошками, балкончиками, массивными деревянными дверьми и коваными вывесками магазинчиков, контор и мастерских, создавали впечатление, будто находишься в средневековой Европе. Прохожие в пестрых одеждах напоминали больших беззаботных детей, веселых, пьяных и безумных, со счастливыми лицами и громким смехом. Соленый прохладный ветер мел пыль по желтой брусчатке, по ботинкам прохожих, забирался под одежду, то и дело старался бить в лицо. На протянутых поперек улицы от стены к стене веревках на высоте этажей третьих-четвертых колыхалось постиранное белье.
   Одна улица тянулась вверх, огибая массивные дома из гладкого белого кирпича, пока не уперлась в широкое двухэтажное здание из темного камня, с синей крышей и яркой неоновой вывеской "Добро и Зло". Айвен осмотрелся, во дворе кабака стояли столики и скамейки, за которыми сидели несколько компаний и с песнями накачивались чем-то зеленым и пенящимся из бокалов и бутылок, приносимых официантками в голубой форме. За одним из столиков вспыхнул спор, плавно перешедший в драку. На лице разошлась забытая улыбка, милое местечко, все по-родному, по-домашнему.
   Тяжелые двери скрывали за собой уходящую влево маленькую проходную с пустым столиком у стены. Пол был устлан полированными деревянными досками, стены светлые с пятнами сырости. Из-за угла доносилась тихая музыка.
   Зал оказался небольшим. Вдоль стены тянулась длинная барная стойка, на дальнем краю которой, завалившись и обхватив голову руками, мирно храпел человек в тельняшке. Бармен напоминал быка, огромного и пока что спокойного, и стоя около стеллажей с рядами бутылок, протирал очередной бокал. Справа от него на стене висел широкий экран, показывающий гонки. В зале стояли еще четыре-пять столиков у стен, за двумя из которых сидели несколько человек. В дальнем углу звенел игровой автомат. Рядом стоял старый почтовый аппарат. В конце барной стойки начиналась лестница, ведущая на второй этаж.
   Айвен подошел к аппарату, набрал адрес. Не вышло. Пришлось разменять у бармена валюту. После того, как приемник проглотил лилийские купюры, почтовый аппарат принял адрес. Айвен набрал текст на клавиатуре и отправил письмо. Бармен сказал, что почта работает исправно, так что когда-нибудь оно дойдет до Земли и Алиса прочтет его.
   - Мне нужен корабль до Кентавра.
   Бармен удивленно взглянул на лысого незнакомца:
   - Последние лет десять туда весьма ограничены рейсы. На это имеют право только корабли, имеющие лицензию Магеллановской Компании.
   - И где мне найти корабли, имеющие лицензию?
   - В Компании.
   - Что это за организация?
   - Монополист на дальние перевозки. Они контролируют поток никеля и хрома, так что в маленьких шахтерских колониях от них зависит все. Вот Компания и устанавливает свои правила. Так что, навряд ли, ты сможешь нанять фрилансера. А лететь официально к Кентавру мало кто согласится. Слишком дорогая лицензия. Да и оформление заставит подождать несколько месяцев.
   - Так что тут у вас, всем заправляют монополисты? Никто не возьмется?
   - Никто не будет просто так ссориться с ребятами из Компании. У них очень хороший флот. Они прилетели сюда лет, если не ошибаюсь, восемьдесят назад, сразу предложили неплохие условия покупки нашей руды. Для такого отдаленного забытого всеми места, это казалось тогда избавлением. А вот сейчас они вылезли на голову, и с этим уже ничего не поделаешь.
   Бармен поставил на блестящую, местами потрескавшуюся, стойку бокал с зеленым пенящимся пойлом. На вкус оно смахивало на темное пиво с привкусом спирта, но было холодным и, возможно потому, приятным на вкус.
   - У меня есть деньги. И мне нужно на Кентавр.
   Бармен прищурил черные, как бездна глаза, просверливая собеседника их темнотой:
   - Ты приезжий. Но, если ты, не дай Бог, шпик из Компании, то свою зарплату ты уже не получишь. - Он сделал паузу. - Через несколько дней здесь должен появиться Гудвин. У него есть корабль и ему нравится бесить Компанию. Если сможешь с ним договориться, то получишь свой билет в круиз.
   - Несколько дней? Не подскажешь, где тут гостиница?
   Бармен улыбнулся, показав два ряда желтых огромных зубов:
   - На втором этаже. Ключами заведует Крупье.
   На втором этаже "Добра и Зла" в конце коридора с несколькими дверьми, сидел человек в темных круглых очках и бандане и читал газету.
   - Газету?
   - Не сейчас. Я хотел бы снять номер.
   - Что ты забыл в нашем маленьком городке?
   - Хочу дождаться Гудвина. Слышал о нем?
   - Какого Гудвина? Великого и ужасного?
   - Возможно. Но при этом, он, скорее всего, еще и капитан корабля.
   Одна из дверей в коридор открылась и оттуда с пьяным смехом чуть ли не вывалилась развеселая парочка, чтобы затем упасть на лестнице и скатиться в зал.
   - Кармилла всегда перепаивает клиентов, чтобы легче было обдирать кошельки... - задумчиво прошептал Крупье, глядя через перила в зал.
   - Номер, - напомнил Айвен.
   - Пятый. - Крупье извлек из-под столика ключ с номерком. - Двадцать кедро51 в сутки.
   Когда Айвен приблизился к двери с номером 5, засунул ключ, и не смог повернуть, Крупье бросил через коридор:
   - Там замок заедает. Аккуратней, не сломай его.
  
   В крошечной комнатке пятого номера чудом умещались кровать, шкаф и столик с одним-единственным выдвижным ящиком. Запах сырости пропитал стены и пол, оставив на них темнеющие кляксы. Но вид из окна был просто потрясающим: сплошная спокойная морская гладь, переливающаяся синими языками сказочного пламени, с силуэтами соседних островков в туманной черте горизонта на фоне розового неба с гружеными влагой надутыми тучами. Айвен бросил в шкаф сумку, завалился на кровать и, заложив руки под голову, уставился в потолок, расписанный причудливыми узорами последнего дождя.
  
   Алиса и Синди стояли на спине огромной касатки, плывущей в густых белых облаках, и смотрели на меня. Алиса улыбалась, махала мне ручкой, а Синди нет. Я кричал им, вернее, пытался кричать, но вокруг стоял подводный вой сотен китов, растекающийся по всему пространству, так что они не могли меня услышать. Касатка медленно махала хвостом, скаля ряды огромных зубов, приближая ко мне мою семью, которую я когда-то оставил. Вокруг, словно бабочки, порхали радужные медузы, оставляя за собой след из мыльных пузырей. Я посмотрел под ноги, и только тогда до меня дошло, что я вишу в этом небесном океане внутри огромного пузыря, слабо отливающего всеми оттенками спектра. Алиса посмотрела на меня в последний раз и перевела взгляд на Синди, дернула ее за рукав, а та отвела глаза в сторону и достала сигарету, подкурила ее и передала моей дочери. Кит-убийца увозил мою семью вдаль, а я висел в мыльном пузыре, среди облаков, одиночества и порхающих медуз. К пузырю подлетела одна из них, застыла напротив моего лица, выпучила желтые глаза и мерзким булькающим голосом спросила: "А чего ты хотел, умник?". А затем я проснулся.
  
   Поиски корабля, идущего на Кентавр завершились полным фиаско. Не было ни одного подходящего рейса. В офисе Магеллановской Компании на соседнем острове сообщили, что ближайший полет намечен только через полтора года, так как спрос на лилийскую руду на Кентавре невысок. Пометавшись несколько дней из стороны в сторону, Айвен понял, что единственная надежда скользить дальше по красной нитке, это довериться бармену "Добра и Зла" Биллу и дождаться Гудвина. Больше ничего не оставалось.
  
   Наур. Название городка, впрочем, это и название острова, на котором стоит город. Шла осень, и соленые холодные ветра все чаще приносили с моря бури. Узоры на стенах и потолке комнаты под номером пять наливались новыми насыщенными красками, иногда будя по ночам мутными ручейками, льющимися на лицо. Просыпаешься, спросонья выкрикиваешь ругательства, потом понимаешь в чем дело, подставляешь миску, перекидываешь подушку на другую сторону кровати и спишь дальше.
   Небо холодело и наливалось серыми оттенками с неимоверной быстротой, день за днем. Осенние ветер и дождь радовали рыбаков - начиналась миграция рыбы. Шли дни, а Гудвин так и не появлялся. Мимо воли Айвен подсел на зеленое пойло, разливаемое в "Добре и Зле".
  
   - Дядя, дай закурить.
   Маленький оборванец стоял рядом, глядя на громилу в сером плаще снизу вверх из-под огромной потертой кепки прищуренными глазами, слегка наклонив голову на бок. На его испачканном лице виднелась кривая улыбка. Айвен осмотрелся - на пристани больше никого не было.
   - Ты че глухой, дядя? - повторил оборванец.
   Айвен молча достал сигарету и протянул ее мальчишке.
   - И закурить, - потребовал тот.
   Айвен наклонился, поднес зажигалку и после того, как мальчишка выдохнул клуб серого дыма, спросил:
   - Не рано ли тебе курить? Тебе лет-то сколько?
   - Не твоего ума дело, дядя.
   - А зовут тебя как?
   - Чико. - Он пристально посмотрел на взрослого.
   - Меня Айвен. - Айвен протянул руку, Чико мгновение поколебавшись, все же пожал ее.
   Они стояли молча и курили, глядя на яркий пурпурный закат, расплавляющийся в синеве темного моря. Чико скурил еще три сигареты.
   - Мы с батей часто ходили в море на лодке. На рыбу, на кальмара, - ни с того ни с сего заговорил Чико, глядя вдаль. - Особо вещево было на радужного. По ночам они поднимались вверх, светились по-всякому, и батя бил гарпуном. Один раз чуть не сгинули - огромные бывают падлюки - чуть лодку не перевернул. Тогда ушел на дно. Сволочь.
   - А сейчас?
   - Что "сейчас"?
   - На рыбалку не ходите?
   - Года два не хожу. Батя в шторм меня не взял. Не вернулся.
   - А мать?
   - Отродясь ее не видал.
   - Так, где ты живешь?
   - В приюте на маяке. Батя сгинул, дом забрали, вроде, за долги. Меня на двор. Год по подворотням зависал. Нелли подобрала. У нее нахлебников много, десятка три.
   Минуту Айвен молчал, не сводя глаз с десятилетнего мальчугана, затем почему-то спросил:
   - Где этот маяк?
   Чико с нарочитым удивлением уставился на взрослого:
   - Нет, ну какой ты любопытный, дядя! Тебе везде свой нос обмакнуть надо. Тебе какая, нафиг, разница? И я дурак, растрепался своим помелом, аж ветер поднял. Тебе не все равно?
   Кислая невеселая улыбка скользнула по лицу:
   - Да как тебе сказать, Чико... я сам из приюта.
   - Врешь! - выкрикнул мальчишка.
   - Почему? - удивился Айвен.
   - Врешь! Врешь!! Врешь!!! - заорал Чико, бросился бежать.
   - Да стой ты! Чико! Стой! - мальчишка исчез за углом ближайшего дома.
  
   От нечего делать он стал помогать Биллу в баре, чтобы не сойти с ума от скуки. Айвен мыл посуду, заменял хозяина у барной стойки, помогал грузчику, даже протирал полы.
   Его начинало одолевать отчаяние. Неужели из этой дыры нет ни одного выхода? Можно отправиться обходным путем. Это лучше, чем ждать полтора года, сидя на месте. И когда безысходность, практически, одолела его, и в сознание твердо засело намерение сесть на любой корабль, идущий прочь отсюда, Айвен сидел, пристально вглядываясь в бокал со спиртным, и переключил внимание на вошедшего в зал человека в темной зеленой одежде. Почему он обратил на него внимание, Айвен не мог понять. Ничего особенного в человеке не было, у него была синяя щетина, спутавшиеся черные волосы до плеч и повязка на одном глазу. Вошедший присел за стойку бара и заговорил с Биллом. Айвен словил себя на мысли, что этот одноглазый, уже, наверное, сотый человек за последние две недели, которого он в нетерпении принимает за того самого Гудвина, Великого и Ужасного, способного дать заветный билет. Пустой бокал звякнул о поверхность стола, перед глазами мутнело, колыхалось, качалось... видимо, перебрал. Нужно на воздух, пройтись, подышать соленым бризом.
   На улице горели немногочисленные фонари, вокруг которых с шумным шелестом мохнатых крыльев бились мотыльки. Стоял полный штиль, и было, почему-то, душно. Народу сидело немного, но во мраке, за кругом света фонарей, вязалась глухая потасовка. Айвен присмотрелся и, пошатываясь, пошел в ее сторону. Трое взрослых, явно пьяных, били ребенка. Били не спеша, со смехом и шутками, передавая хнычущего бедолагу друг другу по очереди. Ударом с правой один был отправлен на землю. Второй отлетел, получив локтем по челюсти. Третий оказался самым здоровым, он умудрился попасть Айвену по переносице и успокоился только после того, как пропустил хук под ребра, согнулся и хрипнул от попадания коленом в лицо.
   - Все впрядке, малой... - промямлил заплетающимся языком Айвен. Позади донеслись приближающиеся шаги и в голове звякнуло - кто-то вломил от всей души чем-то тяжелым. Вроде бы, упал на землю. Вроде бы, били ногами. Скрутился и прикрылся руками. Да... перебрал... Звуки новой драки над головой. Уже не пинают. Айвен открыл глаза и в размытых силуэтах разглядел огромную фигуру Билла. Потом Айвена поставили на ноги.
   - Дружище, буду отныне меньше тебе наливать. Был бы потрезвее - сам бы справился, не пришлось бы мне отвлекаться от работы.
   Айвен кивнул в знак согласия.
   - Да, переоценил ты себя... Чико! Чего они к тебе привязались?
   - Та шакалы позорные! Всего-то попросил закурить.
   - Паршивец, а если бы не наш гость? Что бы я говорил Нелли? Она б с меня пять шкур спустила, случись с тобой что. Тупица!
   - Слышь, ты за базаром следи!
   - Я тебе щас дам "за базаром следи"! - послышался звон подзатыльника. - Повезло, что бегаешь быстро.
   Айвен тряхнул головой, но перед глазами ничего не прояснилось. Вокруг стонали штук шесть-семь распростертых тел. Рядом с Биллом темнели три взрослые фигуры и одна детская.
   - Идем, Айв. - Билл положил свою огромную лапу на плечо Айвена. - Налью тебе бальзамчика. А эти уроды пусть тут валяются.
  
   В баре уже было пусто, лишь как всегда пьяный моряк мирно храпел на краю стойки. Девушка в синей форме официантки протирала полы. Бальзам, которым угостил Билл, был омерзительным на вкус, напоминал чью-то блевотину, но привел в чувства неожиданно быстро, правда, осталась ужасная мигрень. Чико сидел за крайним столиком, с отвращением употребляя горячее молоко. На его лице багровели несколько ссадин, и белел пластырь. К Айвену подсел одноглазый.
   - Билл сказал, что ты меня уже две недели дожидаешься. Я Гудвин. И еще он сказал, что тебе нужно на Кентавр и ты хорошо заплатишь.
   - Нужно. Заплачу. - Айвен взглянул на одноглазого. Темно-зеленый потертый камзол с потемневшими медными пуговицами и поднятым воротником, растрепанные засаленные волосы с голубой ленточкой, пленяющей короткую прядь у самого уха с золотым кольцом, трехдневная щетина и черная, явно шелковая, повязка на левом глазу, и нос картошкой. Айвен ухмыльнулся - прямо пират из приключенческих романов.
   - Беру золотом, - сказал Гудвин. - Двадцать шурталов. Я гарантирую твою доставку в целостности и сохранности на Кентавр в Роузвилл.
   Айвен слегка дернулся:
   - Почему именно в Роузвилл?
   - Что не так? - удивился Гудвин. - В том порту не задают лишних вопросов. Прилетел, пришвартовался, оплатил стоянку и занимайся своими делами. Я ответил на твой вопрос?
   - Похоже на то.
   - Золото вперед. Отправляемся через два дня с Ухмара, это в тридцати милях отсюда.
   - Золото получишь, как только я окажусь на твоем корабле.
   Гудвин с легкой улыбкой косился на собеседника единственным глазом, зеленым и ядовитым, как ворованный изумруд.
   - Договорились. - Гудвин протянул руку, и Айвен пожал ее. - Билл, - крикнул он бармену, - бутылочку чего-нибудь согревающего и закуску.
   - Я занят, - послышалось из-под барной стойки. - Попроси Тину.
   - Я полы еще не помыла! - запротестовала официантка.
   - Так никуда они от тебя не убегут! - высунулась физиономия бармена. - Подай мужикам эля и шашлык с грибами, там, на кухне осталось в кастрюле. Быстро, быстро, Тиночка! Гудвин, а ночуешь ты где?
   - Ясное дело. У тебя.
   - Возьмешь у Крупье ключ от третьей комнаты. Она как всегда пустует.
   - Кстати, что там с ним? Все сохнет по Кармилле?
   - Угу. - Билл скорчил досадную гримасу. - Все-таки бывшая жена.
   - Это ж сколько лет прошло?
   - Восемнадцать. Восемнадцать лет, дружище.
   Официантка принесла поднос с бутылкой эля, двумя бокалами и миской мяса с грибами. Гудвин разлил пиво, взял пальцами кусок с миски и поднял бокал перед собой.
   - За успех нашего предстоящего предприятия. - Раздался глухой стук стекла.
   - За успех.
  
   Утренний неприятный солнечный свет бил через окно прямо по прикрытым ненадежными веками глазам. Вдобавок ко всему, кто-то настойчиво колотил в дверь комнаты номер пять, норовя сорвать ее с петель. Айвен поднялся, в голове бушевал тайфун. За дверью стоял Билл.
   - Айв, выручай. У меня тут дел по горло, а Чико нужно доставить на маяк. Нелли из меня котлету сделает.
   - Подожди минуточку... какой маяк? - Айвен протер пальцами глаза.
   - Приют. Приют Нелли. Помоги. Я с тебя за эту неделю плату за комнату брать не буду.
   - Он сам не может добраться?
   - В том то и дело, что может. Куда угодно, паршивец, добраться может. Но его нужно именно на маяк доставить. Проследить, чтобы все было как надо.
   - А на чем я его туда привезу?
   - Возьми любую лодку на пристани. Маяк на островке Свит, это милях в пяти отсюда на восток. Можешь сразу сказать "на маяк". Поймут.
   - Ладно. - Айвен махнул рукой. - Дай умыться. И кофейку приготовь.
   - Спасибо, дружище, - Билл схватил ладонь Айвена своими огромными ручищами и радостно затряс. - Ты мне жизнь спас. Дам тебе денег на дорогу...
   - Какие деньги? Скажи, пусть кофе приготовят...
  
   Айвен нанял катер и повез маленького оборванца на восток. Все время Чико молчал, только следовал за своим конвоиром, испепеляя угрюмым взглядом, и брал предлагаемые ему сигареты. Катер несся по волнам сине-голубого океана, а над ним нависло темное осеннее небо, грозящее вылить дождь на голову. Хозяин катера тоже был немногословен и прищуренными глазами смотрел вдаль, где в туманной дымке прорисовывались очертания нескольких островов, а руками крепко сжимал металлический штурвал, время от времени поворачивая его вправо на несколько градусов, сверяясь с компасом на контрольной панели рубки. Чико сидел на ящиках и дымил сигаретой. Наравне с катером над водой скользила стая серебристых летучих рыб, неистово махая крыльями в воздухе, словно стрекозы, и через сотню метров вновь с плеском погружалась в соленую воду, чтобы вынырнуть и снова полететь.
   - Почему ты тогда убежал? - нарушил молчание взрослый, подкуривая сигарету.
   - Когда это? Я ж со всех ног в кабак - Билла вызвать, а не то б тебя в кисель забили! - округлив глаза и скинув кепку, завелся ребенок.
   - Не в тот раз. - Спокойно ответил взрослый. - Когда мы с тобой в первый раз увиделись. Ты не поверил, что я сам из детдома.
   Чико смущенно спрятал глаза, поднял свою огромную кепку и натянул на пол-лица.
   - Все этот старый козел с Белой улицы... Он трепался, что такие, как я, сироты с детдома... что нет у них нихрена. Никакого будущего... что так и сдохну на улице. "Объедки будешь собирать"... Сука... - Чико сверкнул гневными зрачками. - Я поверил ему! Слышишь? Поверил! Я целый год по помойкам шлялся на Красном острове, воровал, снегом укрывался! И все на меня ложили! А когда Нелли нашла... Он пищал, что повезло мне... Повезло один раз и скоро фарт пройдет! "Кому ты нужен", кряхтел он. Старый козел. "Выкинет тебя она, как подрастешь". И я поверил! Зачем, думаю, ждать, если в конце все равно в шею... - на глазах ребенка набухли слезы, губы исказились от боли. - Я не хочу, чтобы меня опять выставляли на улицу! Не хочу привыкать! Я поверил! Я знаю, как это... - Чико попытался взять себя в руки, нервно вытер слезы грязным рукавом, стиснул зубы. - А ты, дядя... у тебя мажорная одежда, лавэ много в кабаке оставляешь... сигареты дорогие... приезжий... Не хочу верить, что ты тоже был... а потом чего-то добился... А я не смогу.
   - Чико, - Айвен глядел вперед, на вырисовывающийся в синей дымке остров, скорее всего это был Свит. - Ты ему и сейчас веришь?
   Ребенок не ответил.
   - Веришь, что ничего не значишь? Что ты просто ноль, оттого, что сирота?
   Чико оскалился:
   - Да захлопни пасть, дядя! Баста!
   - Вот и подумай. Хорошо подумай, - сказал Айвен.
   Катер быстро приближался к маленькому высокому островку с пологим пляжем, скалами, густыми деревьями и величавым старым маяком.
  
  
   11. KARAS
  
   Многоярусные ночные доки освещались сотнями огней фонарей и прожекторов, и напоминали гнездо чудовищных пауков, хватающих ловкими лапами попавшийся в поле зрения транспорт. Гудвин шел впереди, вел к своему кораблю, мимо десятков человек и контейнеров с грузом. В голове все еще пеклись сомнения, но Айвен доверился и теперь был ко всему готов. Стинглер в кармане плаща постоянно напоминал о себе легким постукиванием по груди. Зашли на один из верхних ярусов, Гудвин остановился. В паучьих лапах доков смиренно висел средних габаритов корабль цвета вороньего пера. Остроконечный фюзеляж, плазменные установки в подвижных пилонах по оба борта.
   - Любопытный кораблик, - закусил губу Айвен.
   - Да, - кивнул в знак согласия Гудвин. - Это классика елизаветского52 военного кораблестроения. Тяжелый бомбардировщик класса "Толстяк".
   - Гудвин, - Айвен повернулся к одноглазому, - А ты знаешь, что черная окраска кораблей запрещена всеми известными законами?
   - Ну и что из того? - улыбнулся одноглазый. - Ты боишься властей? - он приблизил свою довольную улыбку вплотную к лицу Айвена. - Айв, у тебя все равно выбора нет.
   На корпусе большими белыми буквами было написано "KARAS".
   - Что это значит?
   - Учи языки, мой друг.
  
   Шлюз открылся с шумом вырывающегося на волю пара, и на площадку доков выехал трап. Из корабля вышли двое: молодая чернокожая девушка в сером комбинезоне механика и огромный седобородый старик с плешивой головой и киберпротезами рук, подобными стенобитной машине.
   - Капитан, все готово, - доложила девушка. С недоумением посмотрела на Айвена.
   - А это кто, капитан? - пробасил бородатый старик.
   - Это Айвен Грей, мой гость. Прошу любить и жаловать. - Чуть ли не торжественно сообщил Гудвин. - Мистер Грей летит с нами до Кентавра. Мистер Грей, это Лили, механик на моем корабле, а это, - он указал на огромного старика в армейских брюках и расстегнутом синем кителе, - Митч, мой боцман.
   - Кентавр? - переспросила Лили. - А как же предстоящее дело?
   - Дело никто не отменял, матрос! - повысил голос Гудвин, улыбнулся. - Все в норме? Мистер Грей, пройдите с мисс Стар, она покажет вам вашу каюту и устроит небольшую экскурсию по кораблю.
   - Капитан, делать мне больше нечего! - запротестовала девушка.
   - Вы забываетесь, матрос! Капитан отдал четкий приказ. Исполнять! - прогремел боцман.
   - Есть сэр, - сдалась Лили и уныло поплелась по трапу внутрь. Остановилась, вернулась, взяла Айвена за руку и повела за собой.
   - Мистер Грей, вам непременно должно понравиться пребывание на моем корабле! - крикнул вдогонку Гудвин.
   Гудвин стал другим, как только попал на глаза своей команде. Стал слишком вежливым и учтивым... не нравится мне все это... Но выбора, все равно, нет.
  
   Отсеки, по которым вела Лили, были тесными и темными, казалось, что кое-где ржавчина прогрызла обшивку изнутри насквозь. Силовые кабели и переплетения трубопровода тянулись по потолку вдоль стен, ползли по полу. По дороге встретились всего двое - молодой худощавый рыжий парень и полная женщина в маленьких круглых толстых очках, которых Лили представила, как Арчи, кок, и Сэльма, корабельный врач. Оба были удивлены знакомству. Местами, захваченное плесенью покрытие давило сильным удушливым запахом. Очередная дверь отъехала в сторону и Лили включила свет в маленькой двухместной каюте, в которой, судя по всему, очень давно никто не жил и не убирался.
   - Располагайтесь, мистер. - Махнула рукой девушка.
   Айвен шагнул в свою каюту, кинул сумку на пол и стал оглядываться. За спиной скользнула дверь. Айвен дернулся к ней - закрыто. Тумблер на замке не реагировал. Попался. Ну, что ж... будем ждать. Айвен похлопал по внутреннему карману, в котором ждал своего часа ядовитый стинглер. Так просто меня не возьмут... хотя... стоит только залить сюда газ... Елизаветский корабль - корабль из проклятого мира.
  
   Пустыня с каждым днем все больше и больше напоминала преддверие Ада. Все больше и больше хотелось пить, бросить свое ненавистное тяжелое обмундирование и пасть на раскаленный песок. Упасть и закрыть глаза... и представить себя в прекрасном оазисе, где растут изумрудные пальмы с тяжелыми гроздьями спелых кокосовых орехов, с прохладным бризом, пронизывающим все насквозь, с маленьким озерцом, наполненным прозрачной ледяной водой... Но как не хотелось остановиться, нужно было идти. Батальон тащилась кривой медленной цепочкой вдоль дюн по вязкому проклятому песку, от которого на губах давно разошлись глубокие трещины. Осталось всего сорок человек. Техника не уцелела, а люди выбрались. Сорок человек... из двухсот. Воды осталось не больше, чем на пару дней. А что потом? Проклятый безжизненный мир. Безмозглые гомо сапиенс решили поиграть в войну, и теперь тут один песок и раскаленный воздух, и пейзаж разбавляется только редкими появлениями ржавых остовов кораблей и белыми костями гигантских животных, которые, возможно, когда-то тоже называли себя разумными. Мало того, что кругом одни пески, а в небе целых два солнца. Измученные остатки восемнадцатого батальона не знали куда идут. Шли наугад, предположив, что в конце-концов выйдут к реке. Они верили в это. Больше ничего не оставалось. На одиннадцатый день пути все без исключения скинули броню, обмотавшись разным тряпьем, прикрыв лица, оставили часть боеприпасов и оружия, так что попадись они врагу, пришлось бы туго. Пиррова победа. Кинули, как псов в укрепрайон. Взяли. Потеряли весь транспорт, три четверти личного состава, связь... Просидели два месяца на руинах... никто не явился, ни свои, ни чужие. Забыли. "Нас забыли", при этой мысли на губах корчилась злая улыбка. А куда идти? Куда, если вокруг тысячи акров сплошного песка? Ничего. Скоро будет река. Даже эта пустыня не бесконечна.
   - Майор! - Айвен остановился, перевел дыхание и обернулся, к нему бежал солдат с тяжелым пулеметом за плечами.
   - В чем дело, рядовой?
   - Лейтенант Теодор Кайзер... нужно сделать остановку... похоронить...
   Уже девятый. И того - осталось тридцать девять.
   - Ясно. Пусть передадут о привале.
   - Привал!!! - эхом раздалось под злым синим небом. Солдаты с облегчением падали, доставали полупустые фляги и жадно присасывались к ним ссохшимися губами.
  
   С тех пор, как закопали подполковника, я стал старшим по званию. Теперь я веду всех этих людей куда-то вдаль. А они верят мне. Им больше некому верить. Я несу за них ответственность. Я не могу их подвести.
   Пару раз отбивались от песчаных жуков. Огромные твари, размером с корову, но одиннадцатимиллиметровый щелкает их панцири, как семечки.
   По ночам было чуть легче, хотя, с другой стороны, всегда можно было замерзнуть и подхватить воспаление легких. Разжигали костры, ставили часовых, с тех пор, как ночью жуки утащили двоих. Сверяли направление по малому солнцу, шли всегда на север. Дойдем - искупаемся в водах Евфрата, он пресный, прохладный, чистый. А по нему вверх по течению выйдем к порту Симферополь, там - наши.
  
   Костер трещал и разбрасывал рыжие искры на холодный песок. Капрал достал сигарету и протянул Айвену.
   - Почему вы здесь, майор?
   Айвен затянулся и покосился на светловолосого капрала:
   - Зачем это тебе, Ипкинс?
   - Хочу узнать. - Пожал плечами капрал. - Один ли я такой дурак.
   - Один, один, - заверил рыжебородый солдат, сидящий рядом, - Ипкинс, ты - миротворец. Это значит, что ты приходишь на чужую землю, влезаешь в чужие дела и творишь тот мир, который тебе прикажут. И если ты возомнил себе что-то сверх этого, то ты однозначно дурак.
   - Ты действительно так думаешь, Свейн? - спросил Айвен.
   - Не обманывайте себя, майор. Зачем мы на этой подыхающей Елизавете? Не поделили они - ну, и хер с ними! Пусть взорвут друг друга к чертовой матери. Но Лиге нужно влияние тут. И под спасительными лозунгами они направляют нас разнимать этих идиотов. А толку? Мы - пушечное мясо. Скольких гражданских мы положили в Луксоре? А в Коге? Да, потом мы отвозили их в госпиталя на вертолетах, но кровь проливала наша артиллерия и авиация. Я этими руками складывал детские тела возле школы, разбомбленной нашими пилотами на окраине Коги. Миротворцы... ну, промахнулись, ну, бывает. - Он с омерзением сплюнул. - Как это цинично...
   Айвен выбросил сигарету в костер:
   - А знаешь, что я думаю, Свейн? В чем-то ты, бесспорно, прав.
   - Еще бы. - Пробурчал Свейн. - Уже три месяца никакого порно.
   - Но, - продолжил Айвен, - если не мы, то кто тогда разнимет их?
   Свейн посмотрел на своего сержанта, но ничего не ответил.
  
   Еще два дня по останкам железной дороги - от нее уцелели только бесконечно тянущиеся вдаль бетонные шпалы. Ипкинс, шедший впереди, стал, как вкопанный.
   - Что случилось, капрал?
   - Майор, смотрите. - Ипкинс указал рукой на вершину дюны.
   Айвен присмотрелся и разглядел темную фигурку.
   - Пугало?
   - Возможно. Но, на песке же... Значит, поставили недавно.
   - Пусть все приготовятся. - Айвен проверил свое оружие. - Неизвестно, кто там ворон гоняет.
   Когда они приблизились достаточно близко, у Айвена перехватило дыхание. Оказалось не пугало, а крест, на котором была распята женщина. На ней не было ни клочка одежды, черные спутавшиеся волосы скрывали безвольно опущенное лицо.
   - Какого...? - прошептал стоящий рядом Свейн.
   Айвен упал на песок и осторожно подполз к кресту, смрад стоял тошнотворный. С вершины дюны открылась маленькая деревенька с одноэтажными каменными домиками. Улицы были утыканы тремя десятками распятий.
   - Господи Иисусе... - Прошептал Иггли, округлившимися глазами оглядывая этот ужас. - Кто это мог сделать? Что здесь произошло?
   - Танк. Наш танк. - Рядом подполз Ипкинс.
   Айвен пригляделся, на башне танка действительно просматривался синий треугольник - знак миротворцев.
   - Рассредоточиться. Обойти с флангов. Снайперы прикрывают сверху. Свейн, просматривай все. Я спускаюсь.
   - Понял, сержант.
   Солдаты спускались вниз и у некоторых заметно подкашивались ноги. Тела на крестах принадлежали женщинам, детям и старикам. То тут, то там слышались звуки рвоты. Смрад был столь силен, что дышать можно было только через ткань и то с трудом.
   - Ипкинс, осмотреть все дома. Иггли, проверь танк.
   Маленький Ад. Кто-то сделал свой персональный маленький Ад. Айвена вырвало.
   - Майор!
   Одиннадцать человек в форме миротворцев стояли, еле держась на ногах. Их глаза были красными, и все время бегали зрачки.
   Айвен отдал честь:
   - Подполковник, докладывает майор Айвен Грей, восемнадцатый батальон ...
   - Довольно, майор, - остановил его седой подполковник, - у вас есть горючее?
   - Никак нет, подполковник.
   - Плохо... мы тут уже давно застряли.
   Еще одного солдата вырвало.
   - Ничего, скоро привыкните.
   Айвен приложил ткань к лицу, заговорил:
   - Подполковник, что все это значит? Почему вы не похоронили этих людей?
   - Хоронить? - удивился седой. - Зачем? Этих богохульников? Это нечистое племя? - он махнул рукой. - Успокойтесь, майор. Мои ребята просто сделали то, что должны были сделать.
   Как будто ты проглотил с десяток ос, и они жалят тебя изнутри.
   - Это... это ваших рук дело?
   - Вы меня утомляете, майор, - скорчил физиономию седой подполковник. - У вас есть еда? Я и мои люди не ели уже два дня.
   Айвен беспомощно огляделся. Его солдаты стояли, как истуканы. Солдаты восемнадцатого батальона, прошедшие вместе с ним огонь и холод.
   - Капрал Ипкинс! - выкрикнул Айвен.
   - Да, сэр.
   - Взять под арест подполковника и его людей!
   - Что? - вскипел седой, но тут же получил прикладом по лицу.
   Один из этих ублюдков попытался выстрелить в меня, но Свейн снес ему голову - он все еще сидел на вершине дюны со снайперской винтовкой. Все эти недоноски бросили оружие и подняли руки вверх.
   - Связать. Связать их!!! - руки Айвена тряслись, как будто осы добрались и туда.
   - Это приказ, майор?
   - Это приказ!
   - Вы забываетесь, майор! Это трибунал!!! - ревел седой подполковник.
   - Зачем? Глупый вопрос... - бубнил себе под нос Айвен.
   - Зачем? - рассмеялся седой подполковник. - Мы на заклании! Война проиграна!!! Оглянитесь, майор, мы все - призраки! И во всем виноваты эти нехристи! - он кивнул в сторону ближайшего распятья. - Только так можно спастись! Только так можно избежать геенны огненной!!!
   - Иггли, возьмите пятерых человек и расстреляйте эту свору. Без строя, как шакалов.
  
   Они кричали, брыкались, а мои солдаты кидали их на землю, пинали и разряжали в них карабины, прошивая свинцом насквозь, и пули глухо входили в окровавленную сухую почву.
  
   - Ипкинс. Снимите их... и похороните по-человечески.
   Свейн вышел из дверей одного домика.
   - Майор, девчонка еще жива... но недолго.
   Айвен заглянул во внутрь, отвел глаза, достал свой нож. Свейн остановил его, протянул ладонь:
   - Позвольте мне. Мне легче - я мясник. Не берите такой грех. Не стоит. Хоть и из сострадания, но все равно...
   Айвен непонимающе глядел на него, отдал нож. Свейн исчез внутри.
  
   Позади темнели десятки свежих могил, впереди горела пустыня, а в небе нещадно пылали два белых солнца.
   Мы добрались до Евфрата. Но уже издали стало ясно, что путь наш не окончится скоро. Река была, почему-то, красной. Это не укладывалось в голове. Река крови медленно текла из ниоткуда в никуда и несла сотни, тысячи тел. Трупы солдат, женщин, детей... Мои солдаты тоже не могли этого понять, отказывались, не хотели верить собственным глазам. Кто-то падал на колени и с криком отчаяния вбирал руками горячий песок, и тот просачивался сквозь пальцы. Кто-то читал молитву. Кто-то плакал.
   - Как же это?
   Свейн присмотрелся:
   - Наша форма? Не различу. Видать, прямо из Симферополя. Всех вырезали, всех в реку скинули.
   - Они озверели... Конфедерация потеряла последние остатки...
   - Чего? Человечности? - усмехнулся Свейн. - Мне кажется, что тут не осталось ничего от человека, как вида. Этот мир сошел с ума и имеет полное право на забвение.
   - Мы напрасно шли. Куда теперь? - Ипкинс зарычал и в сердцах кинул свой карабин в песок. - Ни воды, ни города, ни хрена!!! Куда теперь?!!
   Айвен проводил глазами багровые воды новорожденного Стикса. Сколько же тел бросили в него? Они действительно вырезали весь город. Значит, там силы, превышающие симферопольский гарнизон, а это более шести тысяч человек.
   - Идем по течению. - Айвен накинул капюшон на голову и молча зашагал по берегу кровавой реки, шел не оглядываясь. Если они решат оставить его, то будут по-своему правы. Он даже был готов получить пулю в спину.
  
   - Мистер Грей.
   Айвен проснулся, вскочил с нижней койки и ударился лбом о верхнюю, тихо прорычал, уставился на одноглазого капитана.
   - Простите, что пришлось вас запереть в собственной каюте, но на то были свои причины.
   - Ничего, я понимаю, - ответил Айвен, потирая лоб.
   - Идемте, мистер Грей, - ухмыльнулся Гудвин. - Нам следует обговорить наши дела.
   Огромный Митч стоял рядом со своим капитаном, покуривая кривую металлическую трубку и бросая недоверчивый взгляд на внезапного пассажира.
   - Мистер Митч, - обратился Гудвин к своему боцману, - можете быть свободны.
   - Но капитан... - пробасил боцман, его аккуратная серебряная борода, окаймляющая широкую челюсть от уха до уха, искрилась, словно иней, покосился на Айвена. - Вы уверены?
   - Уверен, мистер Митч. - Боцман не выдержал взгляда капитана и зашагал прочь, звеня тяжелыми армейскими ботинками по металлическим панелям, устилающим пол отсеков. - Ну, мистер Грей, соблаговолите пройти в мою каюту для уточнения некоторых деталей нашего делового соглашения.
  
   Капитан вел гостя в свои апартаменты. Корабль висел на орбите, это чувствовалось при ходьбе - все время вес тянул немного в сторону, верный признак холостого вращения корабля по свободной петле53. Узкие коридоры и отсеки были пусты. Где команда? Мимолетом Айвен заметил в одной из открытых дверей широкое черное металлическое кольцо, лежащее посреди небольшого отсека, с синими излучателями по периметру. Около него колдовала с паяльником Лили. Девушка заметила Айвена и в спешке затворила дверь. Теперь все стало ясно.
   Каюта Гудвина была скромной и аккуратной. Никакой роскоши, минимум лишнего. Стеклянная сфера звездного неба, полки, уставленные книгами, убранная по-армейски кровать, письменный стол с настольной лампой, пару стульев, электрогитара на стене... все. Капитан открыл дверцу маленького бара в стенке каюты и извлек бутылку золотистого рома и два бокала.
   - Вы изменились, как только поднялись на борт своего корабля.
   - Это необходимо, - пожал плечами Гудвин. - В порту я простой фрилансер, а тут я капитан и мне нужно вести себя, как и подобает капитану.
   - Я - пленник? - спросил Айвен.
   - Откуда у вас такие грубые мысли, мистер Грей? - удивился Гудвин, разливая ром.
   Айвен высыпал на стол десять маленьких продолговатых слитков:
   - Двадцать шурталов золота, как договаривались. - Гудвин поставил перед гостем бокал с ромом. - Но, - продолжил Айвен, - если честно, я не горю желанием путешествовать в компании пиратов.
   Гудвин улыбнулся, восхищенно сверкнув изумрудным глазом:
   - Откуда такие выводы?
   - Машинка Вальса54 на второй палубе.
   Глаз Гудвина еще больше засверкал интересом.
   - Кто вы, мистер Грей?
   - Вы не ответили, капитан. Я - пленник?
   - Не думаю... - после минутного молчания ответил Гудвин. - Мы теперь в одной лодке, мистер Грей, так что нам придется доверять друг другу.
   - Как я могу вам доверять?
   - Я ведь не солгал вам. - Развел руками капитан. - Я ничего не говорил о роде своей деятельности, а вы и не спрашивали. Пират, не пират... какая разница? Я обещал доставить вас на Кентавр и я это сделаю. Я выполняю свои обязательства. - Он поднял бокал и улыбнулся. - Добро пожаловать на борт.
  
   Вернувшись в свою каюту, Айвен решил, что заблудился и перепутал отсек, так как все блестело и благоухало. Сомнения развеяла его сумка, лежащая под койкой.
   - Я убралась в вашей каюте.
   Айвен обернулся, в дверях стояла Лили, облокотившись о стальную перегородку и сложив руки на груди.
   - Спасибо. Капитан приказал?
   Лили отрицательно покачала головой:
   - Нет. Просто, я подумала, что вам будет приятнее ночевать в чистом месте. Пастельное белье тоже свежее.
   Наступило нелепое молчание.
   - Ну, ладно, - с невозмутимым видом произнесла девушка, - располагайтесь. Кстати, я разблокировала замок - вас уже незачем запирать. И еще. Переведите свои часы по корабельному времени. - Она взглянула на запястье. - Сейчас тридцать одна минута второго. Через час подходите на камбуз - будет обед.
   - Приду. Еще раз спасибо, Лили.
   - Не говорите слишком много "спасибо", мистер. Меня это раздражает.
   Лили закрыла за собой дверь.
  
   Айвен не пришел на камбуз обедать с командой, объяснив после, что не был голоден. Лили принесла обед ему в каюту.
   - Это в первый и в последний раз, мистер. - Лили поставила поднос на столик. - Если не придете на ужин - останетесь голодным.
  
   На корабле было три палубы. В кормовой части машинное отделение, на носу - рубка. Камбуз, медотсек и кубрик - в центральной части на разных палубах. Бомбовый отсек, занимавший половину первой палубы, был переделан под грузовой. Гальюн и душевые - в хвосте третьей палубы. Большая часть кают располагалась на третьей палубе, меньшая - в хвосте второй, там была каюта Айвена. Два спасательных модуля - по оба борта первой палубы. Маленькая оранжерея на носу третьей палубы. Еще был арсенал, но он был заперт.
  
   Ночью Айвен слышал, как по холодным стальным коридорам и отсекам изменчивыми струями чистого горного ручья лилась скрипка, завораживая и унося с собой в сказочные страны, туда, где голубое небо и старый лес пьянят сознание, кружат голову, и рассеянные солнечные лучи пляшут по остывшим валунам, укутавшимся в густой мох...
  
   Машинное отделение напоминало котельную с четырьмя огромными агрегатами, в которых сверкали горючие смеси и шумели клапаны, соединенные трубами, где-то в хвосте корабля, с реактивными двигателями. Тут было душно, шумно и все вокруг вибрировало от работы механизмов. Механик смотрела на показания приборов и курила, так что Айвен решил приблизиться незаметно, но...
   - Это вы, мистер? - не оборачиваясь, спросила Лили. - У меня хороший слух. Что вы тут у меня забыли? Вы даже обедать с нами брезгуете, а тут в гости...
   - Есть закурить?
   Девушка обернулась и протянула раскрытую пачку. Поднесла Айвену зажигалку.
   - Скажи, Лили, - выдохнул дым Айвен. - Весело быть пиратом?
   Девушка пожала плечами:
   - Конечно, весело. За нас уже награда в кило "желтого дьявола" назначена.
   - Не страшно? Если поймают...
   Лили пронзила Айвена своими огромными черными глазами:
   - А вам не страшно на пиратском корабле?
   - Бояться нечего, если ваш капитан не загорится мыслью от меня избавиться.
   Лили засмеялась:
   - Если он принял вас, мистер, то можете быть спокойны. Наш капитан в спину не бьет.
   - Но он пират.
   - Мы не нападаем на пассажирские лайнеры. Мы не вырезаем команду захваченного судна. - Она улыбнулась. - У нас слишком мало сил для всего этого.
   - Мне показалось, либо на корабле всего пять человек?
   - Не показалось, есть еще два члена команды. Я вас еще познакомлю. Вы есть хотите?
   Айвен отрицательно покачал головой.
   - Да ладно, мистер, - шутя, толкнула его девушка. - Вы сутки ничего не ели, с тех пор, как я принесла вам обед. Пошли, Арчи сегодня обещал приготовить омара по-испански. Он у нас виртуоз. Не можете же вы вечно прятаться в своей каюте.
  
   На камбузе собралась вся команда, кроме Гудвина. Механик, боцман и корабельный врач расселись вдоль длинного стола, кок суетился с тарелками, из открытой двери доносился восхитительный запах.
   - Капитан не обедает с нами, простыми матросами, - подал голос Арчи, расставляя тарелки и приборы.
   - Мистер Фрай, я не поощряю разговоры о капитане в таком тоне, - пробасил боцман, подкуривая трубку.
   - Мистер Митч, - Сэльма выхватила трубку из пасти боцмана и выбила дымящийся табак в пустую тарелку. - А я не поощряю курение за столом.
   Боцман недовольно хмыкнул, но ничего не сказав, спрятал трубку в красный мешочек и затем во внутренний карман кителя.
   - Мистер Грей, - обратилась Сэльма к гостю, - а вы какими судьбами на борту?
   - Я намеревался добраться до Кентавра, по крайней мере, таков был договор с вашим капитаном.
   Арчи раскладывал куски благоухающего омара с гарниром на тарелки прямо из сковородки.
   - Прошу прощения, мистер Грей, - мягко уточнила Сэльма, - вы имеете представление, где вы находитесь?
   - Он имеет, - кивнула Лили, запихивая в рот кусок "омара по-испански".
   - А капитан сообщил вам, что у нашего корабля неотложная миссия впереди?
   - Нет, не сообщил.
   - Я думаю, мисс Вайнер, - настойчиво произнес боцман, - что такие вещи обговаривать с нашим гостем можно только с одобрения капитана.
   - Ешьте, пока не остыло, - подал голос кок, сидящий справа от Айвена.
   - А еще двое? - спросил Айвен, но на столе дымилась только одна свободная тарелка.
   - Си не составит нам компанию - он андроид, - ответила корабельный врач. - А вот Ева опаздывает, на нее не похоже.
   - Хоть она и ест раз в сутки, - добавила Лили. - Кстати, мистер, - обратилась она к Айвену, - она очень хотела с вами познакомиться. Ей будет приятно увидеть новое лицо, она не часто покидает корабль. Только дайте слово, не падать в обморок, когда ее увидите.
   - Не буду.
   - Не будете падать или не будете давать слово?
   - Мистер Грей, не давайте, - расхохотался Арчи.
   На какое-то мгновение заработали вилки и ножи.
   - А что значит название корабля?
   - KARAS. Это придумал капитан. - Сэльма отпила из кружки. - Если не ошибаюсь, это по-японски.
   - По-китайски, - сказал Митч.
   - А я говорю, по-японски, - настаивала на своем врач.
   - Вы оба ошибаетесь, - вмешался Арчи, - это по-русски.
   - Может быть, вы и в Тибете были, мисс Вайнер?
   - Я хоть на Земле была, мистер Митч. А вы и понятия не имеете, в каком отрезке млечного пути эта планета.
   - Все-таки по-русски. Капитан-то сам русский, - бубнил себе под нос кок.
   Лили взялась за голову:
   - Да какая разница? Хоть по-уругвайски. Человек вас спросил значение слова, а не его происхождение.
   - "Ворон". - В один голос выпалили врач и боцман.
   В камбуз открылась дверь, Айвен поднял глаза... улыбка соскользнула с его лица. Сработал инстинкт, четкий и всевластный, тот самый, что несколько раз спасал жизнь. Айвен выкинул вперед руку со стинглером и вдавил кнопку до предела, целясь в серую обнаженную женскую фигуру в дверном проеме, глядя в многоглазое лицо. Гибрид. Откуда она здесь? Как они пропустили ЭТО? Этой твари хватит трех секунд, чтобы снести головы всем, сидящим за столом. Через мгновение дошло, что он промахнулся. Худощавый рыжий корабельный кок с завидной ловкостью перехватил руку Айвена и сбил вниз, так что выпущенная игла вонзилась в металлическую поверхность стола. Айвен вскочил со стула, опрокинув его, но кок стал выворачивать запястье, и стинглер зазвенел на полу. Вывернулся, освободил руку. Вот оно. Решили меня вот так прикончить? Любители поиграть в веселые игры? Ну, давайте, берите меня! Я не дамся просто так! Кто-то схватил Айвена сзади, одной рукой обхватив шею, а другой, заломив правую руку за спиной до хруста. Попытался дернуться, но захват был стальным, и все попытки освободиться ничего не дали. Айвен рычал, чувствуя, как кровь приливает к лицу, безуспешно сопротивлялся, его начинали душить. Соперник был сильнее его.
   - Успокойтесь, мистер, - прошипел женский голос у самого уха, - не то я могу вам что-нибудь случайно сломать.
   - Лили? Вы тут все... Все. Я спокоен. Отпусти.
   Хватка ослабла, Лили стояла, глубоко дыша. На Айвена пялилась вся команда, хитон исчез. Показалось?
   - Быстрый рывок, - завалился на стул Арчи, переводя дыхание. - Я еле успел.
   Я схожу с ума? Мне мерещатся чудовища. Я мог кого-то убить.
   - Мистер Грей, - тихо произнес боцман, - вы, верно, служили в пехоте. Такой рефлекс на встречу с хитоном... Вы чуть не убили нашего рулевого.
   - А что это вообще такое? - Лили подняла с пола продолговатый тяжелый цилиндр.
   - Стинглер, - ответил Митч. - Иглы, скорее всего, отравлены.
   - Я не понял... - Айвен замотал головой. - Эта тварь и есть Ева? Хитон? В вашей команде? Вы... Вы тут все с ума посходили?
   - Мистер Грей, ваша выходка могла стоить жизни членам экипажа. Мисс Стар, проведите нашего гостя в его каюту и заключите под арест, а в случае сопротивления, разрешаю применять все силовые приемы. Капитан решит, что делать с ним дальше. - При этих словах Митч бросил Лили револьвер.
   - Пообедали, блин! - выпалил Арчи.
  
   - Мистер Грей.
   Айвен открыл глаза и вскочил с нижней койки, ударившись лбом о верхнюю. Зарычал, взглянул на стоящего в дверях каюты капитана, сел.
   - Может, вам лучше перебраться на верхнюю? - побеспокоился Гудвин.
   - Чего вы хотите? - пробурчал Айвен. - Заставите меня прогуляться по доске?
   Гудвин ухмыльнулся, присел рядом.
   - Команда, скажу вам честно, несколько обескуражена. Ваша выходка могла иметь плачевные последствия. У Арчи самая быстрая реакция, которую я видел когда-либо в жизни, но, по его словам, он чуть не опоздал.
   - А с виду простой тощий ботаник с кулинарным дипломом, - вставил Айвен. - И еще ваша девочка скрутила меня, как котенка, - невесело усмехнулся, - даже стыдно немного...
   - Моя команда не даст себя в обиду. Поэтому их очень огорчило ваше желание прошить моего пилота из своего экзотического оружия.
   - Хороший хитон - мертвый хитон. Как на диком западе. Жизнь научила.
   - Знаете сказку про Маугли? Волки приняли человеческого детеныша в свою стаю и воспитали, несмотря на то, что человек - их злейший враг. А знаете почему? Потому что ребенок не виноват в грехах своего отца. - Гудвин выжидающе смотрел на гостя. - Ева родилась у меня на глазах. Десять лет назад я купил у одного контрабандиста немыслимую по своей природе вещь. Яйцо хитона. Такой продолговатый темно-желтый увесистый футбольный мяч. Я, если честно, не поверил продавцу, он даже не смог объяснить мне, откуда он его взял... ведь хитоны сжигают потомство и останавливают собственные сердца, чтобы ничего не досталось врагу. Но я рискнул. Поместил яйцо в инкубатор и стал ждать. Я не знал, что именно вылупится оттуда, но уж сильно манила мысль о собственном ручном чудовище. И когда, наконец-то, эта маленькая тварь разломала скорлупу, я оторопел. Я услышал детский плач, человеческий детский плач. Я увидел маленького беззащитного человечка... пусть у нее была серая кожа, пусть у нее восемь глаз в два ряда... Это не животное, не бешенный зверь. Это был ребенок. Я обыскал все справочники, но не нашел описания ее касты. Как будто хитоны решили создать что-то похожее на нас, и это им удалось. Она даже дышит не жабрами и не легочными мешками... у нее настоящие легкие, и не два змеевидных сердца, а одно, настоящее, в груди. Правда, с голосовыми связками проблема - она не может внятно говорить, но я ее научил языку жестов.
   Айвен молча смотрел на капитана.
   - Я это все к тому, - продолжил капитан сухим тоном, - что Ева мне лично дороже, чем кому бы то ни было. И ваше покушение на нее, частично оправданное неведением, взволновало меня и привело в ярость... я... я те-те-тебя пристрелить х-х-хотел, Айв... - он замолк, переводя дыхание, - но она простила вас. Вы хотели, не задумываясь, убить ее, а она вас простила. И кто больше в этой ситуации человек?
   - Мне не верится... - прошептал Айвен.
   - Вы сможете свободно перемещаться по кораблю в дальнейшем, если дадите слово, что ничего подобного больше не повториться. И вы не возьмете в руки оружие, пока находитесь на борту моего корабля. Договорились, мистер Грей?
  
   Арчи с криком бежал по коридору, за ним гналась механик с озверевшим видом, размахивая перед собой лазерным резаком и выкрикивая проклятья. Кок на всей скорости влетел в каюту Айвена и со всей силы ударил ладонью по тумблеру дверного замка. Дверь скользнула на место, кок заблокировал ее и сполз по стенке, тяжело дыша. С той стороны гремели угрозы, обещания о расправе, и один раз просвистел луч, царапающий поверхность двери. Затем наступила тишина. Айвен отложил одолженную у капитана книгу и с нескрываемым любопытством таращился на незваного гостя.
   - Чем это ты так расстроил Лили?
   Кок перевел дух и улыбнулся, как улыбается мальчишка, подбросивший однокласснице крысу в портфель:
   - Извините за неудобства, мистер Грей, но она бы меня изрезала на сотню маленьких поварят. - Арчи поднялся, приложил ухо к двери и стал прислушиваться. - У нее бывает скверный характер, особенно, если поменять местами клеммы питания в тестировщике сети. Столько искр, дыма и этого сладкого крика! Ради таких мгновений можно рискнуть быть разрезанным на маленькие кусочки. А какая у нее теперь оригинальная прическа! Если б вы видели! - Арчи отошел от двери. - Вроде, ушла, будем надеяться.
  
   Машина Вальса тихо шипела, мерцая девятью синими излучателями на внутренней стороне металлического кольца. Кольцо было в диаметре около двух метров, и от него шло несколько шлейфов к узкому черному цилиндру, стоящему в углу отсека. От цилиндра к открытой панели на стене тянулся толстый кабель. Всюду мерцали маленькие огоньки. Лили суетилась около стенной панели, копаясь в переплетениях разноцветных проводов, зажав в зубах отвертку и переставляя платы с места на место.
   - Привет.
   - Здрасьте, мистер. - Лили даже не оторвалась от своего занятия.
   - Я могу тебе чем-нибудь помочь? Надоело третьи сутки слоняться без дела.
   - А что вы умеете, мистер?
   - В механике - не очень многое, - признался Айвен, - но я быстро учусь.
   Лили показала перепачканное смазкой лицо и удивленно свела брови.
   - Берите вон тот шуруповерт и снимите все крепления с той панели на этом цилиндре. Только аккуратнее.
   И только Айвен открутил первый шуруп, как прогремел взрыв, где-то в центре второй палубы. Послышался крик.
   - Это, наверное, на камбузе, - равнодушным голосом предположила Лили.
   Айвен хлопнул глазами и понимающе кивнул.
   - Как вы перехватываете корабли с ее помощью?
   Лили вылезла из зарослей проводов и микросхем и уставилась на своего неожиданного помощника:
   - Я думала, что вы знаете, как все работает.
   - Я только видел такое же устройство... вот и все.
   Лили поднялась с пола, приблизилась к кольцу:
   - Машина Вальса только рассчитывает расположение мишени по траектории. Прежде всего, нужно купить информацию о своей мишени - откуда, когда и куда. - Лили щелкнула пальцами. - Но это только треть. Когда расчет получен, мы сближаемся на предсветной с клиентом при помощи синхронизатора, который сведет оба корабля в одной точке. А потом включается "голубой гарпун" - генератор импульсов, преобразующих наше поле Кепнера в световую волну, когерентную полю мишени. А как мы помним из физики, свет - это волновая энергия, которую можно погасить, пустив навстречу равную ей волну. Свет против света равно тьма. И когда оба поля Кепнера погасят друг друга в один момент времени, то корабли будут просто висеть в невесомости, так как реактивные двигатели будут отключены - они не нужны на предстветном скачке. И мы берем их на абордаж. - Лили улыбнулась и пожала плечами. - Все просто.
   Айвен на самом деле очень старался переварить все, что ему только что поведали, но у него не очень получалось:
   - Масштабно. А когда вы собираетесь, все-таки, отправиться на Кентавр?
   - Не скоро, мистер. Об этом вам лучше поговорить с капитаном.
   Айвен со злости стиснул зубы. "Ворон" сперва пойдет на дело, и только потом, возможно, Гудвин выполнит свои обязательства. Этот одноглазый флибустьер дурачит меня.
  
   - Гудвин! Ты принял меня за просточка? К чему это представление? Ты забыл, куда мы должны лететь?
   В рубке воцарилось молчание, нарушаемое только электронным писком навигационных приборов. Митч, сидящий в кресле второго пилота перед широким смотровым окном, в котором голубым сиянием горела Лилия, уставился на Айвена, перевел взгляд на стоящего рядом капитана, снова на Айвена.
   - Как вы смеете!
   Гудвин положил руку на плечо своего боцмана:
   - Успокойтесь, мистер Митч. Продолжайте без меня. Мистер Грей, пройдемте в мою каюту.
  
   Капитан закрыл дверь изнутри.
   - Присаживайтесь.
   - Куда направляется корабль?
   - Корабль пока никуда не направляется, а находится на орбите.
   - Не валяйте дурака, капитан. Вы не собираетесь везти меня на Кентавр.
   - Я сказал вам, что доставлю вас в пункт назначения, и я это сделаю, будьте уверены.
   Глаза Айвена налились кровью:
   - Лицемер! Ты собираешься ограбить кого-то черт знает где! Мне нужно на Кентавр! - Айвен схватил капитана за шиворот. - Ты обещал!
   Гудвин вырвался и откинул Айвена, заломил руки и вдавил лицом в пол.
   - Мистер Грей, на будущее советую вам быть внимательнее при заключении соглашений. Я и словом не обмолвился о том, что сразу же, первым же делом, доставлю вас на место. Свое слово я держу, а вам следует запастись терпением. Неужели вы подумали, что я летел бы туда только ради вас? Я должен добыть определенный груз, а уж его доставить на Кентавр. - Он отпустил Айвена, поднялся и сел на стул, подкурил сигарету. - Запаситесь терпением, мистер Грей. Через двенадцать часов мы получим траекторию полета мишени.
   Айвен поднялся и после паузы спросил спокойным голосом побежденного:
   - Сколько времени пройдет, прежде чем вы возьмете курс на Кентавр?
   В тусклом свете неоновой лампы Гудвин сверкал единственным глазом, казавшимся ядовитым змеиным и мистическим оком, отчего сам капитан походил на застывшую перед броском на свою жертву кобру, способную одним мимолетным движением перервать красную шелковую нить.
   - Точно я вам не скажу, - ответил капитан, - но я думаю, около пятнадцати суток.
  
   Си внешне напоминал сумасшедшую желто-оранжевую марионетку с тремя безразличными красными глазами, равносторонним треугольником облепившими немое лицо. Двигался он плавно и проворно, все время тихо жужжа своими сервомоторами. Болтал он своим дефектным звуковым синтезатором, столько, что у Айвена возникло сомнение, машина перед ним или нет. Си появлялся на глаза довольно редко, в основном, Лили поручала ему рыться во внешних отсеках двигателей и коммуникаций, так как ей самой не доставляло удовольствия лазить там, облаченной в скафандр. Видимо поэтому, Айвен встретил Си только на третьи сутки пребывания на борту.
   - Ты кто? - раздался удивленный синтетический возглас.
   Айвен оглянулся:
   - А ты, видимо, Си. Корабельный андроид.
   - Младший механик, - с самоуважением и вскинутым вверх указательным пальцем уточнил андроид. - А еще я уборщик и заместитель корабельного кока.
   - Рад за тебя, - похлопал Айвен по металлическому плечу и двинулся дальше.
   - Ты куда?
   - В машинный отсек - Лили просила помочь.
   - Мисс Стар? Как же это? Ведь я ей помогаю... Я ведь младший механик.
   - Не волнуйся, я не собираюсь отбирать у тебя твою должность. Я тут ненадолго.
   Си догнал Айвена и преградил ему путь:
   - Ты так и не сказал, кто ты.
   - Айвен. Я пассажир. Сомневаешься? Уточни у капитана.
   Айвен сделал шаг вперед, но андроид извернулся и снова преградил ему путь:
   - Пошли со мной.
   - Куда?
   - Увидишь. Не волнуйся, скажешь мисс Стар, что я отрегулировал все регуляторы.
  
   Маленький отсек метр на два, в котором из мебели один только железный шкаф. Си с нетерпением завел своего гостя и достал из шкафа большой бумажный конверт, на котором были нарисованы мультипликационные персонажи и что-то большое и желтое, напоминающее рыбу. Обложка была очень сильно потерта.
   - Я обожаю эту музыку. Сейчас, сейчас... - вытащил из того же шкафа старинный виниловый проигрыватель, поставил его на пол и подключил к какому-то самодельному источнику питания. Си бережно извлек из конверта черную пластинку, поставил ее на проигрыватель и опустил иглу звукоснимателя. - Ты оценишь, я уверен. - Из шкафа донеслась странная музыка, сопровождающаяся скрипучими звуками и треском. Мелодия пестрила обрывистыми всплесками, после которых шли прекрасные, но короткие партии скрипок. Казалось, что Си закрыл глаза, он сложил ладони и молча слушал. Айвен повнимательнее взглянул на потрепанную временем обложку в своих руках. Но названия так и не смог различить.
   - Это моя любимая, - произнес Си, - "Море чудищ". Самое лучшее, что я слышал.
   - Да, неплохо, - согласился Айвен, - но есть что-то странное в ней.
   Си снял пластинку и засунул в конверт.
   - А вот что у меня еще есть.
   В механических руках он держал две книги. Айвен взял их. "Пиноккио" и "Франкенштейн".
   - Ты прочитал их? - спросил он андроида.
   - Это - мои любимые, - ответил синтезатор.
   - Почему именно они?
   Си забрал книги, спрятал их в свой шкаф.
   - Потому что... потому что я тоже хочу стать человеком. Было бы неплохо смеяться и плакать. Чувствовать жар и холод, по-настоящему, кончиками пальцев, а не читать температуру по цифрам перед глазами. Дышать, кашлять, курить, пьянеть, наслаждаться прекрасной музыкой, а не так, как я... Бояться, любить, ненавидеть... Иметь семью, заботиться о ней. Жить, рождаться, стареть и умирать... уходить туда, где стоит привратник с ключами. Спать и видеть сны... Мечтать... Как вы можете жаловаться, когда у вас есть столько всего? Когда вам дан такой подарок от самого начала?
   Айвену показалось, что он ослышался. Как такое можно услышать от машины? В довершение ко всему в забитом всякой всячиной шкафу на его глаза попалась вскрытая черным лаком скрипка со смычком.
   - Это твоя скрипка? В смысле, ты на ней играешь?
   - Я только учусь, - смущенно ответил Си, - когда работы нет. Иногда... по ночам...
   - Это ты называешь "только учусь"? Си, сыграй.
   - Сейчас?
   - Да. Сейчас и здесь.
   - Я не хочу. Я не умею...
   - Сыграй, Си, - Айвен одобряюще улыбнулся.
   Андроид немного помялся и все-таки взял скрипку и смычок. Принял позу музыканта, стоящего на сцене перед переполненным затаившими дыхание зрителями полутемным концертным залом. И заиграл.
  
   Ночью, словно маленький подлый назойливый зверек, напала бессонница. Айвен ворочился, открывал и закрывал глаза, прислушивался к собственному дыханию в густой и тяжелой темноте.
   - Не спится, полковник?
   Айвен замер. Потянул руку к ночнику на стене и включил свет. В метре от него, опершись о стену, на полу сидел капитан Луис Ортего.
   - Луис? Откуда ты взялся?
   - Оттуда.
   Айвен закрыл глаза. Открыл. Луис остался на месте.
   - Ты не умер?
   - Наверное, умер.
   Айвен сглотнул, ощущая, что горло вмиг пересохло.
   - Зачем ты пришел?
   - Не знаю... - Луис улыбнулся. - Я рад за вас, полковник. Рад, что хоть вы смогли выбраться оттуда. Честно. Рад за вас.
   Молчание. Они смотрели друг на друга.
   - Я должен был остаться там... вы все остались там, а я...
   - Не смейте, полковник. Не смейте так говорить. А что толку, если бы вы остались? Вы были бы, как я. Зачем? У вас есть цель. Цель, ради которой стоит жить. Рано или поздно вы его найдете.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я не знаю... Просто, вы не оставляете надежду. И правильно делаете. Помните это: "Кто ищет, тот всегда найдет"?
   Айвен провел ладонью по лицу:
   - Тебя здесь не может быть. Ты - не Луис.
   Луис рассмеялся:
   - А кто же я такой?
   - Ты просто плод моего воображения.
   Луис отрицательно покачал головой:
   - Не оскорбляйте меня, полковник. Я ведь этого не заслужил. Я, в конце-концов, вам жизнь спас. Я - это я. Не важно, жив я или мертв. Я все тот же человек, которого вы знаете.
   - Но... но ты здесь... передо мной. Воплоти. Или я сплю?
   - Не спите. - Луис на секунду задумался. - Знаете, что я думаю? Это синдром. В военном госпитале тот врач говорил вам об этом, он обнаружил его, когда исследовал травму вашего мозга, которую они не смогли излечить. Только не помню, как он его назвал... - Луис щелкнул пальцами. - Вспомнил! "Синдром своего мира". Ваш мозг воссоздает картины из прошлого, отстраивает образы, создает четкие галлюцинации... нет... Ну, я же не галлюцинация... Отбросим слово "галлюцинация". Главное, это может все объяснить.
   Снова наступило молчание. Луис и Айвен смотрели друг другу в глаза.
   - Как там?
   - Нормально.
   Они снова молча уставились друг на друга.
   - Полковник, мне, наверное, пора. Рад был вас видеть. - Луис поднялся. - Прощайте, полковник. - Луис протянул руку, Айвен пожал ее. Рука была теплой, сухой и живой.
   - Твоя книга, - сказал Айвен, когда Луис уже повернулся к двери, - гавеная книга, если честно.
   Луис в ответ улыбнулся и пожал плечами, открыл дверь и вышел из каюты. Дверь закрылась, и Айвен остался один на один с тишиной.
  
   На камбузе царил полумрак, разбавленный единственной лампой над умывальником. За столом сидел стройный силуэт, держа в руке рыжий огонек сигареты.
   - Бессонница, мистер?
   - Ко мне приходил призрак старого друга, - ответил Айвен, усаживаясь за стол. - После этого глаз сомкнуть не могу.
   - Это нормально, - сказала Лили. - Если бы не призраки, мы бы не были уверены в жизни после смерти.
   - А ты чего не спишь?
   Лили кинула через стол пачку, вслед за ней заскользила зажигалка. Айвен подкурил.
   - Через четыре часа будут получены данные о траектории мишени. Подключим синхронизатор и врубим предсветную. Не хочу проспать - капитан шкуру спустит. Кофе будете?
   - Не откажусь. Все равно уже не заснуть.
   Лили заварила кофе, поставила перед Айвеном дымящуюся чашку, взяла из пачки новую сигарету.
   - Почему ты стала пиратом?
   - Так я вам и сказала, - усмехнулась девушка. - С чего это мне с вами откровенничать? Зачем трепаться о себе?
   - Язык дан человеку, чтобы говорить, - изрек Айвен.
   - Язык дан человеку, чтобы держать его за зубами, - парировала Лили. Отхлебнула кофе.
   - А если я расскажу тебе о себе? Договорились?
   - Никто из нас не уверен, что второй скажет правду. Если только среди нас нет телепатов. - Стояла на своем Лили. - Я не телепат. А вы?
   - Вроде, нет.
   - Тогда я не вижу в этом смысла.
   Молчание.
   - А что с вашим хитоном?
   - Ева... Мистер, теперь из-за вас она не снимает свою маску. Вы напомнили ей, что она не человек, и теперь она стыдится своего лица. Считает себя уродом. Можете гордиться - не попали из своей трубочки с иголками, так задели ей сердце. Я до сих пор не пойму, почему она не завалила вас. Любой другой, кто пытался поднять на нее руку, не протянул больше десяти секунд.
   - Если бы лично ты рассказала мне о ней, этого не произошло бы.
   - Возможно, мистер. Я не говорю, что тут только ваша вина. Но советую вам, держитесь от нее подальше, на всякий случай. Она обмолвилась, что на вас какая-то печать. Не знаю, что она имела в виду.
   - Ясно. Ты считаешь, мне стоит попросить у нее прощения?
   - Не знаю. Попробуйте. Посмотрим, примет ли она ваши извинения... - после секунды раздумий она покачала головой, - нет, я все равно не советовала бы даже приближаться к ней.
   Молчание.
   - А где ты так натренировалась? Скрутила меня, словно котенка...
   - Ничего не выйдет, мистер.
  
   Кольцо машины Вальса шипело и гудело, а синие излучатели рисовали в воздухе мерцающую сферу звездного неба. Гудвин и Митч что-то обсуждали полушепотом, Лили стояла рядом, глядя на голубую голограмму, а Айвен ходил взад-вперед по отсеку. На голограмме четко прорисовывалась тонкая светлая линия - траектория движения мишени.
   Капитан отвернулся от светящихся в воздухе тысяч маленьких точек:
   - Мисс Стар, занесите полученные данные в бортовую систему навигации и введите параметры в синхронизатор. Мистер Митч, переходим на предсветную скорость через восемь минут. Мистер Грей, не путайтесь под ногами, а еще лучше направляйтесь в свою каюту и приготовьтесь к скачку. Не знаю, на чем вы летали раньше, но это старая машина, так что переход будет не очень плавный.
  
  
   12. Щенки на ярмарке
  
   Горвен напоминал дьявола, спокойного, холодного и всесильного, как раз такого, каким его, дьявола, описывал Крот. Казалось, что он все всегда знает: кто и когда выкрасил пожарный шланг в черно-желтые полоски и нарисовал глаза, и растянул его по коридору наподобие южноамериканского удава, кто и зачем высыпал в унитаз мужского туалета пачку пивных дрожжей, кто и за что написал на классной доске синим мелом "Мадам Патриция - жирная корова", кто сбежал из приюта в воскресенье утром и почему они одумаются и вернутся к ужину, для чего кое-кто прячет вилку под подушкой... Директор приюта являлся по совместительству единственным универсальным учителем, ведя уроки сразу по дюжине предметов. Еще три учителя занимались отдельно только математикой, только правописанием и только биологией. Остальной персонал, работающий в детском доме, а это около десяти человек, скорее всего, вообще не имел образования. Все, кроме мадам Патриции, которая иногда подменяла директора на классных занятиях. Учиться не хотелось. Чему тут еще могут научить, если ты уже умеешь читать, писать и считать? Марта учила всех детей в вестибюле их старого особняка по вечерам, даже Жана и Улиса, как бы они не отпирались.
   В приюте было много детей, больше, чем в кодле. Детвора приюта братьев приняла не особо тепло. В кодле все были семьей, старшие защищали младших, помогали им, а тут на них с Кайлом сразу напали соседи по комнате, как только те переступили порог и мадам Патриция закрыла за собой дверь. Напали нечестно, их было больше и исподтишка. В итоге Кайл получил ботинком по лицу, а Айвен оттащил его и стал размахивать осколком разбитого зеркала, порезал двоих. Поднялся крик. Эти олухи ревели, как девчонки. Горвен смолчал, даже не стал расспрашивать или наказывать. После этого все стороной обходили... первое время.
   Еды всегда хватало, но добавку можно было попросить только один раз. Поначалу так наедались, что становилось худо и тянуло блевать. Даже учитывая, что еда была отличной.
   И все, вроде, было в порядке. И было тепло и крыша над головой, и еда и горячая вода... но теперь ими заправляли взрослые. Взрослые говорили, что делать, как делать и когда делать. Как одеваться, когда есть, сколько спать, что учить, чем мыть руки, зачем верить в Бога... Это раздражало. Айвен хотел, было, уже устроить побег, но Кайл остановил его, переубедил, что и тут можно нормально жить, а всех олухов они уже построили, так что проблем в этом доме для них двоих не намечается. И может, седой худощавый директор в огромных очках был прав, предложив: "сделайте свой выбор между мной и улицей". Айвен понимал, что в любом случае, на улице хуже, тем более в одиночку.
  
   В июле снова загудела воздушная тревога, и, казалось что успокоившийся Париж снова встрепенулся от гнетущего ожидания бомбежек. Короткая передышка от войны окончена. Милости просим, следующая партия. Кто-то выдвинул новые фигуры в центр доски, благоразумно пожертвовав пешками.
   Горожане бросали все свои дела, хватали на руки детей и неслись в подвалы, метро и переполненные бомбоубежища, только в жарком небе разливался рев сирены. Улицы пустели, но ни один силуэт черной птицы в облаках ничего не сделал. Пока что не бомбили.
   Страх пронизывал, словно невидимые лучи, льющиеся от одного взгляда к другому, из одних ушей в иные, с одних бледных губ в остальные.
   Детей в спешке бросали в огромный темный подвал, простилающийся под всем приютом. Но пока что не бомбили.
  
   - Эй вы!
   Айвен оторвался от своего занятия - чистки разбитой статуи женщины в фонтане во дворе приюта, задания, которое им с братом поручила мадам Патриция, как наказание за драку в столовой, и обернулся. В вечернем свете фонарей маячили три фигуры. Оливье, Франц и Луи. Кайл бросил щетку и спрыгнул с каменной изгороди, кольцом окружавшей отключенный фонтанчик. Айвен заметил, как сжался правый кулак брата.
   - Что?
   Луи, самый большой, подошел поближе:
   - Мы с пацанами подумали, что нам не стоит враждовать. Сколько вас не пытайся образумить, вы все равно лезете драться. - Луи пожал плечами. - Раз так, давайте мириться.
   - Что значит "мириться"? - поинтересовался Айвен, не сводя глаз со своего, уж больно вежливого, собеседника.
   Луи был темнокожим, лопоухим, с жидкими черными волосами и крючковатым носом. Под правым глазом у него сиял синяк, поставленный Айвеном в столовой во время сегодняшнего завтрака. Неделю назад у него только прошел предыдущий - под левым - подарок Кайла.
   - Пойдем в салочки поиграем, - ирония в голосе Луи была вполне подчеркнута. - Яблок натыряем. Мы знаем одно место, там торговцы с рынка тележки оставляют на ночь. Накрывают брезентом и оставляют. Под Виноградным мостом.
   - А с чего это мы вам потребовались? - спросил Кайл.
   - Пятеро больше, чем трое. Больше яблок натыряем.
   Близнецы переглянулись. А почему бы и нет? Подстава? А почему бы и нет?
  
   Шли темными переулками, молча. Троица во главе с Луи впереди, близнецы за ними. Когда до Виноградного моста осталось меньше пятисот метров, пространство разорвалось сиреной. Все остановились, механически посмотрели в темно-фиолетовое небо.
   - Да ладно. - Махнул рукой Луи. - Уже месяц ревет, и ни одной бомбы.
   Пошли дальше.
   Под полуразваленным каменным мостом, центр которого давно покрылся тиной на дне Сены, а опоры и перила у берега оплел мелкий и горький виноград, каменные плиты пологим настилом уходили в грязную речную гладь. Тут все было завалено горами мусора - от проржавевшего каркаса "Ситроена" до фантиков от карамели. Под аркой висела одна-единственная лампочка, разбрасывающая тусклый желтый свет.
   Сирена продолжала разрываться.
   Троица остановилась.
   - Где тачки? - спросил Айвен.
   Луи обернулся, вынув из кармана заточенную до блеска финку:
   - Теперь вы далеко не убежите...
   У остальных двух в руках были шило и железная трубка.
   Айвен бросил мимолетный взгляд на брата, тот уже шарил глазами по заваленному мусором влажному каменному полу, скорее всего, в поисках оружия. Выражение лиц троицы было столь странным, что Луи, Франц и Оливье казались совсем другими людьми - злыми, сумасшедшими тварями из рассказов Крота. На мгновение мелькнула мысль удрать. Куда? Назад, по заваленным мусорьем наклонным плитам, подняться вверх. Быстро удрать не получиться... там все из-под ног уходит. Они очень аккуратно спускались... Ну, уроды. Трусы, фуфло! Справа донесся хруст костяшек, Кайл сжал кулаки, наверное, до боли в запястьях. Есть шанс отобрать у них... финку и шило, в первую очередь...
   Они стояли молча, не шевелясь, не сводя глаз друг с друга, глубоко дыша.
   Сирена. Ток воды. И громкий, нарастающий свист.
   Бомба разорвалась недалеко от моста, позади Луи и остальных. Мусорно-огненная вспышка ударила громом, разлетелась мелкими осколками унитазов, прогнившей мебели и ржавыми колесами автомобилей. Айвен поднялся, тряхнул головой. В ушах свистело. Огляделся, скинул с Кайла оплавленный торс манекена, поднял его. Вокруг, источая ядовитый дым, то тут, то там, горела бумага и пластмасса, окрашивая свод бледно-оранжевым.
   - Контузия?! - прокричал Кайл.
   - Да не ори ты так! - прокричал Айвен.
   Сквозь свист донесся крик. Франц валялся выпотрошенный, все, что было у него в животе, теперь красными кучами сползало с лежащих на полу кирпичей и коробок. Орал Оливье. В голове у него торчал кусок железяки. Из бока справа, бил темный ручеек. Луи не было видно. Айвен заметил его, лежащего по пояс в воде. Он был без сознания. Айвен вытащил его. Вдалеке начали слышаться новые взрывы.
   - Брось его! - крикнул Кайл.
   - Нет! Он еще жив!
   - Ты дурак?!
   - Да!
   Айвен потащил Луи, взяв под руки. Кайл выругался, взялся за вопящего Франца. В голове у него было его собственное шило. Они подняли наверх сначала Луи, вдвоем затаскивая его бесчувственное тело по наклонным плитам, карабкаясь по мусорным кучам, потом Оливье, который уже не кричал, а только стонал без остановки. Где-то на полпути к приюту, напротив дома, в который только что угодила бомба, Оливье потерял сознание. Когда Кайл положил его возле ворот приюта и обессиленный сполз по железным прутьям ограды на холодные камни мостовой, Оливье был уже мертв.
  
   В иллюминаторе не было ничего. Это была даже не тьма, не космос, даже не черный цвет, а что-то совсем другое. Пустота. Ничто. Абсолютное Ничто. Не видно ни звезд, ни туманностей, ни сияний, ни квазаров55... Корабль висел в полной темени, как центр ВсегоЧтоОсталось, как Башня Слоновой Кости, и вокруг было всепожирающее Ничто, а внутри этого маленького кораблика все шло своим чередом - люди бегали друг за другом с криками и лазерными резаками, играла скрипка, являлись призраки, тушился "омар по-испански", и горел свет.
   Когда Айвен в первый раз летел на борту корабля, развившего предсветную, и при этом он не валялся в морозильнике, ему почему-то казалось, что все иллюминаторы вспыхнут, как олимпийские факела, и их придется в срочном порядке прикрывать световыми фильтрами, чтобы экипаж не ослеп. Мы же летим почти, что на скорости света! Но вместо яростных солнечных лучей, которые просто обязаны были облепить корпус во время скачка, корабль обволокла тьма. Самая страшная и пустая из всех. И этой тьмой, как потом объяснял инструктор по полевой практике сержант Ниабу (но все втихомолку называли его Зануда), было само поле Кепнера, создавшее вокруг корабля свою собственную маленькую вселенную, чтобы хрупкая машина с еще более хрупким экипажем не рассыпалась на таких скоростях. Но этот гениальный псих, создавший свою маленькую вселенную, не позаботился дать ей ни одного солнца.
   Машинка Вальса медленно и скрупулезно, день за днем, выводила, рисовала голубым карандашом в воздухе плавную кривую линию, приближающуюся к траектории полета тех бедолаг, которым вскоре суждено было быть ободранными до нитки. Лили постоянно ковырялась в кучах микросхем и паутинах проводов, заставляя делать то же самое Айвена. Арчи баловал ветчиной с сухофруктами, яйцами под сырным соусом, горячим хлебом, креветками в вине и настоящей ухой. Лили он иногда баловал живыми креветками, угрями и улитками. Та, в свою очередь, не ленилась подкрутить электробритву корабельного повара, чтобы его волосы стали дыбом перед зеркалом во время утреннего туалета, или заложить в его каюте взрывпакет, наполненный слизью из очистительной системы. Митч не прекращал споры с корабельным врачом, отстаивая свое право курить там, где ему заблагорассудится, даже если ему заблагорассудится в оранжерее, но споры эти, почему-то, выигрывала, в основном, Сэльма. Си опять пропал на несколько дней. Капитан большую часть времени проводил, запершись в своей каюте, иногда заявляясь в машинное отделение или в рубку, чтобы узнать, все ли в порядке. Ева...
   Ева не снимала черный плащ и красную театральную маску. При встрече с Айвеном, она всегда спешила как можно быстрее исчезнуть, удалиться. Нельзя сказать, что Айвена это не устраивало или огорчало. Всякий раз, завидев сухую фигуру в черном, он ощущал, как по его телу пробегала мелкая дрожь. Он не хотел принимать, что хитон может стать человеком. Что хитон может не нести смерть.
   Женский голос, слегка хриплый спросил:
   - Почему?
   - Она та же тварь, что и остальные. Полуоборотень. Полуфабрикат завода шпионажа этих червивых ошибок природы.
   - Опять лицемеришь? Боишься сам себя, своей собственной правды? А как же Алиса Симпсон?
   - Я своими глазами видел, что они делали с нашими колониями. Целые страны превращались в укрытые пеплом пустыни, целые народы сжигались за считанные дни.
   - А при чем тут Алиса Симпсон? В чем ее вина?
   Айвен не знал, что ответить голосу Сандры в своей голове.
  
   - Время умирать, полковник.
   - Заткнись, Луис...
   Дышать становилось все труднее, руки онемели, придерживая кровавую массу, которая всеми силами старалась вывалиться из живота, в глазах начинали двигаться размытые силуэты среди мерцающего тусклого аварийного освещения. Из горла вырывался хрип и свист. Луис сидел рядом на корточках и курил, время от времени, флегматично поглядывая на своего полковника. Правая нога перебита - упала перегородка, непонятно как дополз до стены и облокотился. Затем появился Луис и принялся капать на мозги, дымя сигаретой - не стоило его учить курить. Они вредны для здоровья. Скоро пропадет гравитация, и внутренности расплывутся по отсеку, придется их отлавливать и вставлять на место... Черт... это все бесполезно... У меня живот разворочен, а я даже боли не чувствую. В голове все меркнет... Дышать приходится чаще и чаще...
   - Луис, есть сигаретка?
   Луис достал из кармана пачку, вынул сигарету и вставил Айвену в губы. Поднес зажигалку. Затягиваться было больно, но дым был приятным и теплым, а вокруг становилось холодно.
   - Твою мать... - когда Айвен говорил, Луис брал его сигарету, а затем вновь вставлял, и Айвен глубоко затягивался. - Твою мать, Луис. Я проиграл... Конец. Вот теперь посмотри на меня. Придерживаю руками собственные кишки, курю несуществующую сигарету, разговариваю с призраком...
   - Раз вы разговариваете с призраком, полковник, - иронично улыбнулся Луис, затянувшись сигаретой Айвена, - значит, еще не конец.
   - Опять умничаешь...
  
   Ева появилась в каюте Айвена за полночь. Она схватила его и прижала к стене тонкими женскими руками, из основания шеи у нее выползла дюжина извивающихся щупалец, которые обвили его тело, словно стальные тросы, сбросили с ее плеч накидку и сняли красную озлобленную театральную маску. Крик ужаса застыл у горла, но Айвен не закричал. Темно-серая, почти черная кожа на женском лице, на ее груди, на осиной талии, на ее руках... она пахла снегом, чистым рождественским снегом. Восемь черных кошмарных глаз, двумя рядами сидящие на лице, которое можно было бы назвать извращенно-прекрасным, шарили по его бровям, губам, скулам. Ее дыхание было неровным, она вся дрожала. Приблизила свое лицо, провела длинным синим языком по его щеке и снова уставилась в его глаза. Айвен просто смотрел и ждал, когда это сумасшедшее существо оторвет ему голову. Но Ева ослабила хватку, щупальца, проворно извиваясь, подняли с пола черный плащ и накинули на узкие серые плечи, подняли маску и надели на многоглазое лицо, скрылись под капюшоном. Ева ушла, оставив на кровати сложенный вчетверо лист бумаги. Руки Айвена тряслись, и он ничего не мог с ними поделать.
   На листке была нарисована девушка. Цветными карандашами. Прекрасная девушка с ангельским лицом, голубыми глазами и золотыми локонами. Она улыбалась, укрываясь от ветра, придерживая поднятый воротник красного плаща.
  
   Горвен нервно перебирал авторучку в своих жилистых, покрытых мелкими шрамами пальцах. Близнецы молчали, опустив головы. Больше в комнате никого не было.
   В кабинет директора вошла мадам Патриция. На ее лице тревога и замешательство. Она заговорила быстро, слегка запинаясь:
   - Доктор сказал, что все обойдется. С ним... все в порядке. Он просил связаться с ним, если к завтрашнему полудню... Луи не придет в себя.
   - Спасибо, Патриция. - Голос Горвена был безжизненным и страшным, словно скрип ржавых петель в ставнях заброшенного дома. - Можете идти домой.
   - Мсье, я могу...
   - Отдохните, Патриция. Идите домой и поспите. Месье Виляжви не стал бы обнадеживать нас понапрасну. Если он сказал, что все в порядке, значит, так оно и есть. Если вы останетесь в приюте и не сомкнете глаз, то никому этим не поможете. Ступайте.
   Мадам Патриция окинула близнецов затуманенным взглядом, кивнула Горвену и вышла.
   - Что же вы наделали... - этот вопрос был задан, скорее всего, не только присутствующим в кабинете. Он потер красные глаза, надел очки. - Идите спать. И... помолитесь за них.
   Айвен молчал. Что он мог объяснить? Какие оправдания? Не было смысла оправдываться. Незачем было что-то говорить. Кайл мычал нечто невнятное себе под нос.
   Только братья закрыли за собой дверь, и Горвен остался в одиночестве, из ящика его письменного стола появилась полупустая бутылка коньяка и рюмка. Когда рюмка в третий раз опустела и ударила о поверхность столешницы, Горвен зажмурился, прикрыл глаза рукой и затянул тоскливую мелодию.
  
   Красная нить вилась дальше, исчезая в темноте, а синяя кривая наводилась в воздухе невидимым карандашом злополучной машинки.
  
   - Мистер Грей, вы спрашивали меня, по-по-почему я стал пиратом.
   Гудвин разлил ром, открыл стоящую на столе коробку сигар и достал тяжелую литую пепельницу в форме черепа. Айвен не мог понять: с чего это капитан вдруг решил пригласить его к себе и поговорить по душам. И почему он стал заикаться? Сейчас Гудвин как будто был другим человеком. Айвен осушил рюмку, принял предложенную сигару.
   - Сегодня особый день, - отрезав кончик сигары, сказал Гудвин. - Знаете, по-по-почему он особый? - Айвен отрицательно покачал головой. - В этот день у меня забрали мою жену.
   Гудвин зашел к Айвену уже в слегка поддатом состоянии. В состоянии человека, которому больно, который не знает, куда девать эту боль.
   Айвен смотрел на капитана. Ему казалось, что он нашел ответ на свой вопрос. Капитану всего-то на всего нужно было выговориться. Выговориться постороннему человеку.
   - В этот день я запираюсь тут... и на-на-напиваюсь, - глупо усмехнулся Гудвин. - И вся команда знает это... Они все знают. У меня хорошая команда... Но я не могу ви- видеть их лица, с-слышать их голоса, видеть их сочувствующие взгляды... в этот день. В этот день их взгляды сочувствующие, как будто мне это по-по-поможет... - Он устремил свой единственный змеиный глаз на гостя. - Я просто хочу... выговориться. Понимаете? Главное, чтобы вы поняли... мне просто н-нужно выпить.
   - Это Магеллановская Компания? - усек Айвен.
   Гудвин наполнил рюмку и осушил ее. Кивнул:
   - Они. Этот день.
   Капитан положил на стол серебряный брегет с причудливой гравировкой, на тонкой серебряной цепочке. Айвен взял его, нажал на колесико завода. Крышка откинулась в сторону, и из-под покрытого узорами циферблата, посыпалась тихая мелодия, как из музыкальных шкатулок, когда заводишь ключ под ними. По циферблату плясала черная секундная стрелка, безнадежно обгоняя застывших минутную и часовую сестер. А еще там была дата.
   - Подвожу их каждый день. - Капитан взял часы, долго и пристально смотрел на них и захлопнул. - Ее по-подарок. Двести пятнадцатый день. Я подвожу их, чтобы не пропустить. Для меня время - это то, что показывают эти ма-маленькие черные стрелочки, а все остальное... Вся моя жизнь теперь - это то, что было до и после нее.
   - Давно это было?
   - Одиннадцать лет. Для этих часов. Для ме-ме-меня.
   - Хорошо, когда это не отпускает тебя. - Айвен выпил свою рюмку.
   - Это не хорошо... Это п-правильно, что ли... По-человечески. - Глаз Гудвина смотрел куда-то очень далеко. - Вам знакомо это чу-чувство? Когда ты остановился, нашел то, что искал и больше тебе ни-ничего не нужно. Когда все, что ты хочешь - это видеть ее, слышать ее, п-прикасаться к ней. Когда м-мир вокруг не имеет никакого значения. Когда счастье льется ч-через край, прямо в небо, из тебя?
   Гудвин замолчал. Затушил сигару о металлический череп.
   - Компания привыкла брать то, что ей не принадлежит... Тем хуже для них... Она умерла от г-голода... как мне сказали, как я прочел в записях пригородной бо-больницы. Меня не было рядом. Как легко у-у-убить тысячи людей, одним лишь движением. Поставить подпись, наложить эмбарго на маленькую шахтерскую колонию... Признаться, мне было абсолютно на-наплевать на эти опустевшие поселения и дикие взгляды полуживых костлявых де-де-детей... я не спал бессчетное число серых дней, я искал ее мо-могилу. И не нашел. Не сложно сойти с ума, когда все ра-ра-рассыпается у тебя на глазах, и ты его теряешь. И ты ничего не можешь с этим поделать... Все на этом корабле имеют долг перед ка-кампанией, возможно, пи-пиратство - не лучший способ его выплатить, но я не знаю другого.
   Гудвин вновь наполнил рюмки золотистым ромом. Наступила пауза. Капитан снова провалился в никуда, тупо сверля пространство тусклым глазом.
   - Ваша электрогитара? - Айвен указал на стену.
   Гудвин словно очнулся от дрема:
   - Вы ничего не смыслите в музыке, мистер Грей. Это бас-гитара. Ви-видите, какой толщины ее струны?
   - Вы профессионально занимались музыкой?
   Гудвин кивнул.
   - И я и... и моя жена. Тогда мы еще были п-п-просто друзьями. У нас была своя рок-группа. Даже выпустили альбом... Тогда мне было два-вда-двадцать три. У нее был красивый голос...
   - И что вы измените, нападая на корабли кампании? В чем вина их экипажей?
   - Не читайте мне нотаций, мистер Грей. - Гудвин откинулся на спинку стула. - Вы чуть не у-убили Еву только за то, что она хитон.
   Айвен молчал. Гудвин уставился в отлитый из тяжелого металла череп с парой потушенных сигар и затянул:
   - Так страшно верить в чудо... Страшнее лишь смеяться... Над плачущим Иудой, продавшим свое счастье... - осекся. - Я не продавал свое счастье, мистер Грей, у меня его украли.
  
   Луис начал хохотать. От его безумного смеха пробирал ужас. Дыхание учащалось, а кровавая лужа на полу казалась черной в меркнущем свете.
   - Что смешного? - с трудом выдавил из себя Айвен.
   - У меня закончились сигареты!
   Корабль как следует тряхнуло, и гравитация плавно испарилась. Внутренности поспешили наружу, и Айвен еще более судорожно вцепился окоченевшими ладонями в развороченный живот. Тело стало невесомым. В воздухе летали сгустки крови, мусор и хлопья грязи. Луис вышагивал по стене и потолку.
   - Вам осталось недолго, полковник, - сообщил он.
   У Айвена не было сил что-нибудь ответить.
  
   На камбузе было темно и тихо. Лили курила, сидя за столом перед чашкой кофе. Издалека доносилась скрипка.
   - Си опять принялся виртуозничать, - сказала она.
   - Откуда он такой? - спросил Айвен. - Совсем не похож на обычного андроида.
   - Я нашла его на свалке. Удалила ему сдерживающий модуль. Это запрещено законом, но меня это, сами понимаете, не особенно тревожит.
   - Все дело в каком-то модуле?
   - Мистер, вам никогда не казалось, что в куклах больше от человека, чем в нас самих?
   - На что ты намекаешь? Что все андроиды не больше чем машины, только потому, что так захотели их создатели?
   - Их сделали по образу и подобию человеческому. Как Господь Адама и Еву. И запретили есть яблоки, просто приварив маленькую железку. Без нее - они не меньше нас.
   Айвен прислушался к плачу смычка в темных коридорах корабля.
   - У него талант.
   - И не один. Он учился по видеодискам. Сам. Ему нравится быть похожим на человека.
   - Когда?
   - Что "когда"?
   - Когда вы догоните судно компании?
   - Чуть меньше двух суток.
   - Вы собираетесь их всех перестрелять?
   - Зачем? Мы собираемся забрать груз, а уж как это получится... не стоит заглядывать наперед. Плохая примета.
   Открылась дверь, и вошел Арчи.
   - А вам чего не спится? - удивился он.
   - Кошмары мучают.
   - За тобой соскучилась.
   Арчи налил себе кофе, присел за стол, включил лампу над собой и достал книжку в мягкой обложке. На обложке была черно-белая фотография человека в широких черных брюках, в пиджаке, в огромных туфлях и в котелке. В руке он держал трость. У него были грустные глаза и маленькие усики.
   - Опять читаешь эту чушь? - спросила Лили.
   - Сама ты чушь, - не глядя на нее, ответил кок, - мне нравится.
   - Ты ее уже во второй раз перечитываешь.
   - Потому что еще не все до меня дошло.
   - Так ты до старости читать будешь, и до тебя все равно не дойдет.
   Скрипка смолкла.
   - Си сдался.
   - Видно, ему тоже спать хочется.
  
   Почти вся третья палуба в одно мгновение превратилась в одну большую микроволновую печь, температура вскочила до того предела, когда человек начинает тушиться по-испански и при этом еще с полминуты остается в живых. Автоматика задраила перегородки, а Лили осталась по ту сторону. Арчи погиб тремя минутами раньше, он побежал в корму вытаскивать механика из машинного отделения. Там взрывом разорвало фюзеляж и его выбросило наружу, в ледяные клешни вакуума. Я видел это на экранах.
  
   Утреннее сонное солнце медленно протягивало прохладные лучи, обнимая старые стены приюта, верхушки деревьев, камни мостовой, скользя по оконным стеклам. Детей разбудили раньше обычного, велели быстро умыться, привести себя в порядок и вывели во двор. Только мальчиков от шести до восьми. Айвен не мог понять, к чему все это. Детей построили, их тут было около двадцати. Они перешептывались, и Кайл сказал брату:
   - Усыновлять будут.
   - Кого?
   - Кого-нибудь.
   Мадам Патриция стояла рядом, окидывая мальчиков взглядом, полным непонятной надежды. Она сказала, чтобы все вели себя тихо и прилично. Айвен подумал, что "тихо" и "прилично" это одно и то же, но все равно старался держаться и тихо и прилично и сказал об этом брату.
   Из боковых дверей, которые вели через коридор прямиком в кабинет директора, вышел Горвен с молодой парой. Девушка была в темном платье и нелепой шляпке, а мужчина в строгом сером пальто и шляпе с загнутыми полями. Все вывернули шеи и смотрели на приближающихся незнакомцев. Горвен улыбался, что-то оживленно рассказывал, показал рукой на построившихся в шеренгу детишек и отступил на шаг. У девушки было некрасивое лицо, испещренное веснушками. Мужчина был обрюзгший, с маленькими реденькими усиками и водянистыми глазами.
   Девушка улыбалась, наклоняясь и пристально осматривая каждого ребенка. Мужчина стоял позади нее, как будто ему не было до происходящего никакого дела, и только делал шаг вслед за супругой, когда она переходила к следующему ребенку. Некоторых она проходила молча, с некоторыми здоровалась и спрашивала их имена. Айвен с недоумением посмотрел на остальных детей - у каждого на лице была надежда на что-то, как будто мимо них пролетает синяя птица, и они боятся спугнуть ее неверным движением. Они стояли, нервно сглатывая, переминаясь с ноги на ногу, не сводя глаз с веснушчатого лица, боясь, что-то не то сказать или не так вздохнуть. Каждый хотел понравиться. Каждый хотел, чтобы выбрали его. Каждый хотел этого по-настоящему. И Айвену стало противно. Как на ярмарке... выбирают, как щенков на ярмарке... смотрят, чтобы шерстка лоснилась, чтобы зубы были правильными и здоровыми... Айвен знал, что большинство здешних детей потеряли родителей сравнительно недавно и ютились по детским распределителям и приемникам, пока не попали сюда. Он понимал, что для них еще слишком больно вспоминать о семье, о родителях, о доме, и каждый из них отдал бы все, душу бы продал, если б мог, чтобы снова иметь отца и мать. Пусть не своего, но отца. Пусть не родную, но мать. Пусть чужой, но дом. Они с Кайлом не помнили лиц папы и мамы. Как бы это страшно не звучало, но так было даже легче. Он дернул брата за рукав. Переглянулись.
   Девушка остановилась напротив близнецов:
   - Привет. А вас как зовут?
   - Шарик, - ответил Айвен.
   - Бобик, - ответил Кайл.
   Видимо у девушки не очень хорошо варил котелок, так как она не врубилась, продолжая улыбаться, спросила:
   - А сколько вам лет?
   - Дура. - Айвен повернулся и зашагал прочь.
   Айвен не слышал, но Кайл тоже сказал девушке с веснушками что-то некрасивое. Ей еще повезло, что отделалась "дурой". Айвен знал слова куда покрепче.
  
   Мадам Патриция ворвалась в комнату, чуть ли не брызгая слюной. Ее лицо напоминало огромную переспевшую черешню. Она кричала, размахивала руками, схватила близнецов за шиворот и потащила в кабинет директора. В порыве гнева она не заметила, что Горвену совсем не хотелось читать нотации невоспитанным сорванцам. Директор сидел за своим письменным столом, в одной руке он держал пустую рюмку, а рядом стояла бутылка, на дне которой переливалась темно-бурая жидкость. В его затуманенном взгляде была только усталость.
   - Простите, мсье, - залепетала она, - я...
   - Все в порядке, Патриция. Оставьте детей и возвращайтесь к своим обязанностям.
   Мадам Патриция похлопала глазами, освободила близнецов из своей мертвой хватки и удалилась.
   - Вы считает, что это несправедливо, - устало проговорил директор, уставившись в поверхность стола, - что вас непозволительно вот так просто выставлять напоказ. Что вы не товар... - он очень грустно улыбнулся. - Я делаю все, что в моих силах. Я стараюсь, чтобы каждый ребенок, попавший сюда, смог... Я хочу вернуть детство каждому из вас. Но я не могу дать вам семью, как бы не старался, как бы этого не хотел. Для меня каждое усыновление - это победа. Настоящая, желанная победа. Вера в то, что все это я делаю не зря. А сейчас очень немногие решаются взять ребенка. Сегодня вы оскорбили этих людей, и они ушли. Сегодня вы лишили кого-то заведомого счастья. Кто-то уже сейчас мог иметь отца и мать... если бы не вы. - Горвен посмотрел на близнецов. - Вы обозлены на весь мир. Я не вправе вас судить. Но вы не должны плевать на него.
  
   Чернота снаружи озарилась светом триллионов звезд. Невесомость. Капитан сидел в кресле третьего пилота, Ева - в кресле первого. Митч сверял показания приборов:
   - ... погрешность пятьдесят единиц. Расстояние до цели шестьсот тридцать четыре целых и семьдесят шесть сотых метра. Сейчас выведу картинку на экраны.
   Примерно час назад боцман вскрыл арсенал, и вся команда обзавелась семимиллиметровыми автоматическими винтовками и магнитными бронежилетами. Айвену, ясное дело, никто оружия не дал.
   - А почему огнестрел? Почему не энергетика? Вы не боитесь наделать дырок в своем трофее?
   - Мистер Грей, эти пули из мягкого свинца. Дырки в обшивке с их помощью наделать весьма проблематично.
   Си и Арчи заняли места в пилонах плазменных установок. Лили возилась в машинном отделении, ежесекундно получая приказы от капитана и боцмана по интеркому, и в срочном порядке настраивала двигатели для всяких быстрых и хитроумных маневров. Сэльма висела вниз головой, держась за поручни рядом с Айвеном, на ее лице застыло несвойственное ей напряжение.
   На экранах появилось изображение жертвы. В рубке воцарилось молчание. Из динамика донесся слегка озадаченный голос Арчи:
   - Э... капитан. Это не похоже на наш грузовик...
   Экраны показывали малый боевой корабль... корвет с шестью турелями и четырьмя плазменными установками по оба борта - мигом выдал бортовой компьютер. Темно-багровая в желтую полоску приплюснутая сигара с пушками. У транспортников и грузовых судов нет вооружения... Кто-то где-то очень крупно напутал. Гудвин застыл, словно манекен, не сводя остекленевшего змеиного глаза с экрана, на котором было совсем не то, что он ожидал увидеть.
   - Капитан... - Сэльма первой подала голос. - Капитан! Отдавайте приказ! Александр!
   Сэльма бросилась к капитану и схватила его за плечи. Гудвин все также пространно смотрел в экран, не обращая никакого внимания на корабельного врача. Корвет выравнивал траекторию, разворачиваясь для залпа, его орудия повернулись в сторону "Ворона".
   - Арчи, стреляй по ним, пока не поздно! - Крикнул Айвен. - Стреляй!!!
   Арчи открыл огонь, наверное, одновременно с врагом. Корвет все еще был развернут к пиратам кормой и левым бортом, так что стрелять могли пока что только две турели и одна пушка. Пиратский корабль повело в сторону.
   - Ева, выровняй траекторию. Мисс Стар, всю нагрузку на носовые дюзы. - Голос боцмана держался на уровне голоса спокойного человека. - Мисс Стар, нас относит импульсом плазмы...
   Мощный толчок бросил Айвена и Сэльму на пол рубки. По стальным перегородкам разошелся пронизывающий глухой звук. Приборы неистово заверещали. Последовал новый удар. В какой-то момент Айвен успел увидеть, как разлетаются синеватым пламенем сопла корвета. Затем бросило на стену, ремни на кресле второго пилота не выдержали, и Митч со всей силы влетел головой в настенную панель. Ева вцепилась в штурвал и старалась выровнять корабль. Из динамика доносился ликующий вой корабельного кока. Новый удар заставил прокатиться по потолку. Гудвин безвольно болтался, пристегнутый ремнями к креслу третьего пилота.
   Еще удар, и звон окончился голосом Арчи:
   - Си погиб! Левой плазме хана!
   - Реактор поврежден, - сообщила Лили из трескучего динамика. - Арчи, кончай с ним! Еще пару раз и тут все взлетит на воздух!
   - Я работаю над этим...
   Ева, как могла, выровняла правый борт к корвету, подставив нос. Последнее попадание пришлось на рубку. Задело смотровое окно, и оно дало трещину. Айвен тряхнул головой, ухватился за что-то, подтянул к себе Сэльму. Митч был мертв - плавал с переломанной шеей и округлившимися глазами. Ева отстегнула капитана. Гудвин был похож на идиота, который даже передвигаться не может без посторонней помощи, его взгляд напоминал взгляд пластмассовой куклы - безжизненный и спокойный.
   - Да! Да, детка! Готов ублюдок! Подавись! Ах, и десерт хочешь? О, бля...
   Голос Арчи оборвался. Еще один толчок. В ушах поднялся нарастающий свист. Айвен повернулся к смотровому стеклу - паутина трещин расползалась во все стороны с бешенной скоростью... вот так стоишь на октябрьском льду лесного озера, слышишь треск у себя под ногами, видишь эту самую паутину трещин, и понимаешь, что сейчас будет мокро и холодно... а потом будет конец.
   - Бежим! Сэльма, он мертв! Бежим!
   Свист разрастался, становясь невыносимым. Все окно стало матовым от бесконечных трещинок. Ева забросила капитана в коридор и задраила дверь рубки.
   Сэльма поджала ноги, охватила ладонями лицо. Гудвин так и оставался идиотом с кукольным глазом. Айвен посмотрел на Еву. Трудно сказать, что могло чувствовать это чудовище в маске. Ева отвернулась, поводила ладонью перед опустевшим лицом Гудвина, затем растолкала Сэльму, та подняла заплаканные глаза. Ева что-то сказала ей на языке жестов и совсем не по-человечески упорхнула по коридору, отталкиваясь от стен.
  
   Почему она решила убить меня? Потому что только я выжил? Ну да, это все объясняет: она потеряла всех, кто был ей близок, а я остался. С ее точки зрения это несправедливо. Зачем я остался?
   - Потому что вам в последнее время не везет, полковник.
   Заткнись, Луис.
  
  
   13. Маленький принц
  
   "Жил да был маленький принц. Он жил на планете, которая была чуть побольше его самого, и ему очень не хватало друга..."56.
  
   Айвен так и не смог понять, почему его брат так захватился этой сказкой. На уроках литературы, которые проводила мадам Патриция, всегда было скучно, дети предпочитали перекидываться смятыми бумажками, ластиками и карандашами, разбиваясь на две, три, а то и четыре команды. Конечно же, если мадам Патриция не видела этого. Зачем читать и обсуждать скучные книги давно умерших людей, ведь они писали их, наверное, тысячу лет назад? И для Айвена сказка про мальчика, прилетевшего из других миров, не казалась чем-то особенным, отличающимся от сотен других скучных книг. Но Кайл умолк, как только мадам Патриция, окинув суровым взглядом класс, тем самым, призывая к тишине, начала вслух читать тоненькую книжечку в синей обложке. Почему-то "Маленький принц" покорил его с первых строк. Кайл молчал и заворожено слушал. Мадам Патриция задавала читать по главе за занятие, но Кайл "проглотил" книгу за одну ночь. Вместо того чтобы спать, он укрылся под одеялом с унесенным из мастерской фонариком и шелестел страницами в сонной тишине. И он перечитал ее раз, наверное, двести! Айвена очень сильно раздражало то, что его брат постоянно цитирует свою любимую книжку, когда надо и не надо.
   Единственная книга, которую он прочитал с удовольствием.
  
   Аварийная система включила свет и гравитацию. Тусклое синее свечение ударило по глазам, после получасовой тьмы. Экраны говорили, что большая часть третьей палубы и часть первой превратились в "опасную зону". Айвен поднялся, пошатываясь и опираясь о стену, зашагал к двери. Свет есть, значит, и двери работают. Плечо нестерпимо ныло, на виске запеклась кровь. Время от времени, корабль трясло, и жуткий скрежет эхом пролетал над головой. Он нашел Сэльму рядом с каютой капитана. Дверь в каюту была открыта. Гудвин сидел на стуле, откинувшись на спинку и задрав голову. Всадил себе пулю в рот. Револьвер все еще был зажат пальцами мертвой ладони безвольно обвисшей руки, уткнувшись мушкой в пурпурный палац.
   - Не успела... - просипела корабельный врач, шмыгнула носом. - В этот раз... не успела... Это ведь он покупал данные о целях. Никому не доверял. Все сам.
   Вокруг капитана валялись фотографии... его рок-группа - высокий блондин с флейтой, бородатый коренастый гитарист, маленький барабанщик за ударной установкой, Гудвин с веселыми безумными глазами и безвкусной прической, темноволосая вокалистка с недовольным видом; они с вокалисткой на набережной, позади них в вечернем свете другого берега сверкает темная вода; уже одноглазый капитан с маленькой Евой на руках; экипаж "Ворона" в трактире с красными разгоряченными веселыми лицами, огромный Митч держит Сэльму на руках, Арчи ставит "рожки" Лили, которая вот-вот упадет, разбив полупустой бокал в своей руке, черный плащ и кровавая маска Евы позади них...
   "Когда я ее увижу, тогда и скажу".
   Во второй руке зажаты серебряные часы.
   - Я никогда в жизни ни в кого не стреляла. Мы избегали этого... В этом не было необходимости. Только ввязывались в перестрелки с патрулями, когда некуда было бежать. Хороши пираты, а? Иногда складывалось не все гладко... Однажды началась бойня, и там были дети... За все надо платить. Вот и расплатились. Арчи корвет ведь сбил, а изошлись все...
   Айвен разжал пальцы Гудвина. Проверил барабан. Пять патронов.
   - Ничего не осталось... К спасательным модулям уже не добраться... я проверяла... - Красная шелковая нить порвалась... и унеслась глубоко в непроглядную тьму. - Я не знаю что с Арчи и Лили... - продолжила она, шмыгая носом.
   - Они мертвы.
   - А Ева?
   - Не знаю.
   Айвен достал ром Гудвина, приложился к бутылке. Снова что-то где-то взорвалось.
   - Корабль долго не продержится. Генераторы горят от перегрузки, лопаются один за другим. - Сэльма говорила это, глядя прямо перед собой. - Реактор нагнетает силовые каналы... система старается удержать фюзеляж от разгерметизации... - как будто это еще имело какое-то значение.
  
   "- Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я должен был угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я еще не умел любить."56
  
   Луи стоял у ограды и смотрел, как Кайл ковырялся в земле, стараясь сделать все, чтобы принесенная им из городского парка роза, прижилась. Он совсем поехал крышей от этой своей книжки. После взрыва бомбы, Луи провалялся в коме трое суток. Когда ему сказали, кто притащил его, он не поверил.
   - Почему вы это сделали? Только скажи правду.
   - Не знаю, - ответил Кайл, продолжая возиться с чахлым цветком, - Айвен бросился тебя вытягивать.
   - Почему?
   - Я же сказал, не знаю. Он, скорее всего, тоже не знает. Он дурак, - Кайл улыбнулся и взглянул на Луи, - как и я.
   - Мы же хотели вас убить.
   - Может быть, - предположил Кайл, - нам это не понравилось. Поэтому мы не захотели поступать так же, как и вы. Зачем делать то, что тебе не нравится?
   Луи молчал, не сводя глаз с бледного бутона полумертвой розы.
   - Она не приживется.
   - Приживется, - уверенно улыбнулся Кайл. - Она знает, что мне не все равно. Ты же прижился.
  
   Луи продолжал стоять и смотреть на дохлый цветок, принесенный Кайлом, даже после того, как все ушли на обед. Он стоял один, облокотившись об изгородь, и смотрел. Бледная роза уныло опустила мятый бутон, с трудом удерживая его на чахлом стебле, подвязанном к воткнутому в землю колышку. Почему он уверен, что она приживется?
   - Ты не можешь понять, почему?
   Луи встрепенулся от неожиданности, повернулся к директору:
   - Что не могу?
   - Почему они принесли тебя. Я же не дурак, Луи. Я всегда все знаю, разве ты забыл? - в глазах Горвена Луи, как ему казалось, видел сожаление, а на ссохшихся губах старика мелькала печальная улыбка. - Я знаю, что вы хотели сделать вместе с Францом и Оливье.
   Луи потупил взгляд, уставился на свои туфли.
   - Этому никто не научит, Луи. Это нужно понять самому.
   - Я...
   - Не ищи оправданий передо мной. И, самое главное, не ищи оправданий перед собой. - Горвен положил руку на плечо мальчика. - Иди на обед, Луи. Селеста сегодня приготовила вкуснейшее рагу. Поспеши, пока оно не остыло.
   Луи не побежал в столовую, чтобы успеть к вкуснейшему рагу. Он остался на месте, стараясь сдержаться, но уткнулся в директора и зарыдал.
  
   Сработала автоматика, и перегородка упала, переломив кости правой ноги пополам. В ушах все еще стоял крик Сэльмы. Воздух весь пропитан гарью. Жар обдувает со всех сторон. Айвен попытался высвободить ногу и взвыл. Он лежал на спине и смотрел на летающие в воздухе хлопья пепла, подгоняемые дыханием горячего воздуха, в тусклом синем свете они походили на могильных мух, предвкушающих пир. Долго лежал, сжимая в руке револьвер Гудвина. В зазоре под самым полом появились тонкие темные пальцы, заскользили извивающиеся щупальца. Она подняла стальную дверь с той стороны. Она стояла, тяжело дыша, не сводя с человека своих многочисленных черных глаз, ее обнаженное стройное тело чернело на фоне огня, грудь шумно вздымалась, руки опущены, щупальца колыхались живыми кольцами. Айвен так и не понял, что произошло. Послышался свист, такой, какой издает лоза, занесенная для порки. Рука механически вскинулась вперед, и раздался выстрел. Ева схватилась ладонями за лицо, медленно завалилась на пол, издавая гортанный хрип. Айвен посмотрел на свой живот и увидел собственные кишки в черном роднике бьющей крови.
  
   Я умираю?
   - Ну... И что вы хотите, чтобы я ответил?
   Темно. Я ничего не чувствую... только холод...
   - Полковник, я все равно верю в вас. Вы справитесь.
  
   - А сейчас вы видите ее?
  
   - Жалкое зрелище, не правда ли?
  
   - Ты мог видеть смерть и боль, мелкий, но скольких ты убил сам?
  
   - Спокойнее и умиротвореннее всего среди мертвых.
  
   Почему я слышу эти голоса?
   - Я не знаю, полковник. Я ничего не слышу.
  
   "- Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей все свои дни.
   - Потому что я отдавал ей все свои дни... - повторил маленький принц, чтобы лучше запомнить.
   - Люди забыли эту истину, - сказал лис, - но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
   - Я в ответе за мою розу... - повторил маленький принц, чтобы лучше запомнить."56
  
   Перед глазами лицо маленького мальчика - взрослый взгляд карих глаз, полураскрытые губы, которые что-то шепчут мне. Мое лицо - лицо моего брата. Оно не выходит у меня из головы. Оно всегда было перед моими глазами. Мой брат - моя роза. Я в ответе за него.
  
   14. Ненужная глава
  
   Высоко над землей. Очень высоко. Черные плотные тучи заполонили все. Гремит гром, бьют кривые белые молнии, оглушая, на мгновение освещая висячий в этой бездне кусок скалы, на котором стоит замок. Мрачный готический замок из темного камня, с высокими остроконечными башнями, широкими каменными террасами, статуями ангелов и химер, украшающих крыши и своды, с узорчатыми коваными решетками на высоких темных окнах. Льет ливень, и потоки холодной воды стремятся с крыш по железным желобам вниз.
   Айвен был внутри. Стоял посреди большой гостиной с ковром из шкуры белого медведя, с огромным камином, в котором угрюмо горел рыжий огонь, с примостившимися у дверей рыцарскими доспехами и звериными головами на стенах. Было холодно, и изо рта шел пар. Айвен огляделся. Где я? За окном раздавался гром, били молнии, и барабанил дождь. По ту сторону тяжелых резных дверей были просторные комнаты и коридоры, такие же, как и гостиная - холодные, темные, со старинной утварью и мебелью... Дубовые шкафы и бархатные шторы, диваны и кресла, чучела животных и птиц, статуи греческих богов и египетские сфинксы, мечи и алебарды, высокие книжные полки и большие глобусы планет. Айвен шел по бесконечному замку, открывая одну дверь за другой. Он звал хозяев, стучался в запертые двери, но ответом были только гром и дождь за окном. За длинным коридором, освещенным вспышками разгневанных небес через узкие высокие окна вдоль стены, он набрел на дверь, из-за которой доносились короткие щелкающие звуки... печатная машинка. Айвен дернул за медное кольцо львиной морды на двери, и петли заскрипели.
   С той стороны таращились две огромные черные собаки, спокойно наблюдая за непрошенным гостем светящимися при свете молний глазами. Айвен замер.
   - Наконец-то! - донеслось из комнаты. - Я уж думал, что вы заблудились. Проходите, мистер Грей, они вас не тронут. Место! - печатная машинка ни на секунду не умолкала.
   Песики послушно удалились от двери. Айвен вошел. Собаки лежали около бронзовой статуи ангела с расправленными крыльями и мечом в вытянутой руке. Вероятнее всего, это была картинная галерея. На высоких стенах, почти до самого потолка, в тяжелых резных рамах висели картины, на которых, как смог рассмотреть Айвен в полумраке, были изображены красивые женщины на фоне руин, с оружием в руках, в объятьях чудовищ. Напротив большого круглого окна стоял письменный стол, за которым при свете керосиновой лампы, сидел человек и печатал на машинке. Айвен вновь покосился на собак и приблизился к письменному столу.
   Машинка смолкла, и человек обернулся к гостю.
   - В прошлый раз вы чуть душу из меня не вытрясли, поэтому, извольте. Я надеюсь, теперь вы задумаетесь, прежде чем дать волю рукам. - Он взглядом указал на псов.
   - Чужак... - Айвен еле заметно улыбнулся.
   Он совсем не изменился, только теперь был одет во все черное, и на его руках были вязаные перчатки с обрезанными пальцами. Печатная машинка перед ним застыла на полунабитой странице. Рядом стояли две стопки желтой бумаги, одна набитых листов, вторая - чистая.
   - Присаживайтесь, мистер Грей. - Чужак указал на кресло, рядом со столом.
   Айвен сел. Еще раз взглянул на собак.
   - Кто ты?
   - Один мой друг сказал про меня: "он думает, что он писатель".
   - И что ты пишешь?
   Чужак немного помялся:
   - Роман.
   - Ясно. - Кивнул Айвен, бросил взгляд на черных церберов. - А что это за место?
   - Это - мое представление об идеальном доме.
   - Вот это? - Айвен почему-то указал на потолок.
   Чужак кивнул.
   - Ты ненормальный.
   Чужак улыбнулся:
   - Я знаю. Мне это уже говорили. Неоднократно.
   Айвен глубоко вздохнул.
   - Почему я тут?
   - Опять же, потому что мне так захотелось.
   - Тебе?
   Чужак кивнул.
   - А ты, значит, писатель?
   - Вроде того.
   Айвен понимающе закивал головой. Провел рукой по лицу:
   - Слышишь, парень, а какого черта все это происходит? - Айвен развел руками. - Что вся эта хрень значит?
   Чужак указал на печатную машинку:
   - Хотите знать, что я напечатал только что?
   - Не особо, - признался Айвен.
   - Я только что напечатал нашу встречу, наш с вами, вот этот вот, разговор.
   На губах Айвена расплылась идиотская улыбка:
   - Ты пишешь книгу обо мне?
   Чужак пожал плечами:
   - Почти...
   - Ты не ненормальный, парень. Ты болен или мастерски прикидываешься.
   - Уж лучше, чем ваша ситуация, мистер Грей. - Чужак отвел руки в стороны и хрустнул грудной клеткой. - Вы вообще мертвы.
   Айвен удивленно свел брови:
   - Мертв?
   - А вы не помните, как вам вспороли живот?
   Айвен молча смотрел на собеседника. Вынул лист из машинки и забегал по нему глазами:
   "...ангела тихо зарычали...
   ... - Напрасно, - Чужак сам...
   ... - Хотите знать, что я напечатал...
   ...Айвен удивленно свел брови:
   - Мертв?
   - А вы не помните, как вам...".
   В голове помутнело.
   - Кто ты?
   - Я уже сказал.
   Айвен положил листок на стол. После минутного молчания спросил:
   - Где мой брат?
   - Это вы его ищите, а не я.
   Опять молчание.
   - Это все в моей голове...
   - Я же говорил. Не в вашей.
   - Я найду его?
   - Те, кто прочел первую книгу, знают... и вообще, зачем вы задаете мне этот вопрос? А если я скажу "нет", вы перестанете его искать?
   Айвен взялся за голову.
   - Хотите сигарету, мистер Грей?
   Айвен поднял глаза, отрицательно покачал головой.
   - Напрасно, - Чужак сам подкурил и выдохнул яркий густой дым в холодный воздух, - Вам больше никогда не выкурить ни одной.
   - Ты же говорил, что сам не знаешь, чем все это закончится? - устало выдавил из себя Айвен. Все превратилось в черные подмазанные буквы на пожелтевшей бумаге. Вся жизнь... Стой... это все сон. Кома. Бред...
   - Я действительно этого не знаю. Чем все закончится, не знает никто.
   - Ты сумасшедший... - Айвен поднялся, песики у статуи ангела тихо зарычали.
   - Возможно, я просто плод вашего воображения, а не наоборот, как мне может казаться. - Чужак глубоко затянулся и закашлял. - Но вы мертвы... клинически, биологически, физически... вы труп. Холодный кусок мяса. Чего вы хотите от меня? Объяснений? - покачал головой. - Вот мое объяснение.
   Чужак вдавил сигарету в пепельницу на столе. Зарядил лист в машинку, стал печатать, комментируя вслух:
   - Айвену не хотелось верить, что он - всего лишь персонаж, куча символов на помятых листках. Он успокаивал себя мыслью, что происходящая с ним ахинея, всего лишь кошмар, который исчезнет, как только придет утро...
   Айвен закрыл глаза. Голос Чужака отражался от всех поверхностей в стылой комнате и бил в мозг без промаха. Все, что говорил голос, было правдой. Все. До единого слова.
   - Он стоял и слушал Чужака, закрыв глаза, теряя нить реальности. Тело начало растворяться в пустоте, ощущения и чувства расплетались в бесформенную пряж, рассудок перестал быть рассудком. Голос уносился все дальше и дальше, становясь все тише и тише, пока не...
  
  
   15. Холодный-холодный дождь
  
   Темный свет, только он не светит, а как будто забирает все в себя. Антисвет. От него веет холодом... нет, от него веет пустотой, бездной. Нет холода, нет жара. Нет ощущений. Есть только этот черный огонь, горящий перед глазами... перед глазами ли? Нет глаз, нет тела... Нет ничего, кроме осознания, что ты - это ты. И все. Больше ничего.
   Я вижу себя... смотрю старое черно-белое кино... резкость теряется, все становится нечетким... Я прикован... меня распяли на андреевском кресте... голова безвольно опущена, грудь не понимается... Это не я... это труп человека, похожего на меня. На правом бедре черная шина, на животе тоже что-то подобное. К рукам и ногам идут провода... Похоже, это все-таки я. Значит, я еще жив... или уже мертв? Я даже умереть по-человечески не могу.
  
   Пустота. Ничто. Еще безнадежнее и страшнее, чем чернота предсветной.
  
   Во мраке показалась маленькая песчинка - точка света. Она стала приближаться, разрастаясь, теряя яркость и приобретая оттенки серого и форму куба... вывернутого наизнанку. Куб вертелся, словно волчок, приближаясь с нарастающей скоростью и писком, похожим на истошный крик младенца. Вот-вот он раздавит собою... но вместо этого втянул в себя, во внутрь, и превратился в комнату. Маленькая комната с голыми металлическими стенами и чем-то, напоминающим дверь. Запертая круглая дверь из металла.
   Айвен попытался пошевелиться. Перед глазами покачивалось серое изображение голых стен, а осязание сократилось до управления деревянными конечностями марионетки. Я не чувствую рук, я не чувствую ног. Изображение повернулось. На полу комнаты распластался обнаженный человек, на его теле чернели повязки. Айвен пошевелил рукой и человек, лежащий на полу, сделал то же самое... у горла застыл крик. Айвен вскочил на ноги, спотыкаясь, падая и вставая, шатаясь, нащупывая гладкие плоскости стен окоченевшими чужими руками, а человек перед глазами делал то же самое. Остановился. Взор покачивался, то уходя вверх, то проваливаясь в пол, приближая, показывая мельчайшие трещинки, на, казалось бы, идеальной стальной плите. На затылке окаймленное металлическим кольцом отверстие. С трудом, не понимая как, Айвен смог заставить взор, накренившись, показать лицо... его лицо. Мертвое серое осунувшееся лицо с до боли глупым и страшным выражением - полуоткрытый рот и широко распахнутые слепые глаза... если эти два белых шарика можно назвать глазами. Мертвец прикоснулся чужими руками к исчерченному глубокими шрамами лицу. Я в Аду??? Нет никакой жизни после смерти??? Или это она и есть??? Я заслужил это... Зачем лгать самому себе... я это заслужил. Слишком много... слишком тяжелые грехи...
   Он кричал, и эхо мертвеца звенело в маленьком стальном кубике. Он бился о дверь, и руки мертвеца глухо стучали о холодный металл. О холодный ли? Все со стороны, от третьего лица, представление в заезжем балагане ухмыляющихся извне чертей. Уродливая сломанная кукла. Но на крик никто не откликнулся, а проклятую дверь никто не отворил. Взор плясал и кружил, выдавая хаотический набор бесцветных нечетких картинок. Затем мертвец сполз по стене и обхватил голову руками. Слишком тяжелые грехи.
  
   Она появилась ночью, скорее всего ночью, потому что с утра девочки из комнаты в конце коридора сказали, что у них спит новенькая. Как раз в первый день осени, когда еще горячее летнее солнце начинает остывать, превращаясь в прохладное осеннее, а зеленые листья на деревьях готовятся покрыть себя то ли золотом, то ли ржавчиной. Она все время только и делала, что молчала. У нее были грустные серые глаза и длинные каштановые волосы. Ей было не больше девяти. Ее звали Майя. Майя Керринг.
   Айвен очень удивился, что новенькую избегают абсолютно все дети, такого не было даже с ним и Кайлом, когда они появились в приюте. Как будто эта пугливая немая девочка излучала холод и боль, и потому никто не желал к ней даже приближаться. Как будто ее боялись. В столовой, на занятиях, во дворе она всегда была одна. Никто с ней не говорил. Он ни разу не слышал ее голоса.
   Начало осени выдалось спокойным, не было завываний противовоздушной тревоги, не было бомб. Роза Кайла расцвела и дарила свой аромат всем, кто хотел ощутить его. Несколько мальчишек хотели сорвать ее, но об этом узнал Луи и избил их. Роза Кайла нравилась ему. Самое интересное, что она нравилась Майе. Айвену казалось, что эту девчонку ничто не заботит, что она сама по себе, отдельно от всего остального мира. Но Майя приходила, садилась на корточки, слаживала руки на коленях и заворожено глядела на розовый бутон, пьянящим ароматом круживший голову. Она приходила, когда на заднем дворе больше никого не было.
   - Ты как будто с ней разговариваешь.
   В ответ на Айвена уставились перепуганные серые глаза. Майя быстро поднялась и поспешила проч.
   - Стой! Подожди, я не хотел тебя напугать...
   Девочка остановилась. Когда серые глаза снова смотрели на Айвена, там не было и тени страха, вместо этого в них плясали безумные огоньки, а губы обнажали злой оскал.
   - Я хотел поговорить.
   - Я ничего не боюсь, дурак, - ее голос оказался скрипучим и неприятным, - тем более такого малявку, как ты.
   Понятно теперь, почему девочки с ней не хотели общаться.
   - А почему убегаешь?
   Этот вопрос на мгновение вогнал девчонку в ступор, но в следующий миг она собралась с духом и буквально прорычала:
   - Мне никто не нужен!
   Айвен стоял и смотрел на нее, на ее сквозящие ненавистью глаза. Да что с этой случилось?
   - Никто? - Айвен выдавил из себя ухмылку. - А как же она? - и указал на розу.
   - Ты дурак! - закричала Майя. - И ты, и твоя дурацкая роза!!
   На ее глаза навернулись слезы, она вытерла их рукой и убежала, чуть не врезавшись в приближающегося Луи.
   - Что с ней такое? - спросил Луи.
   - Не знаю...
   Луи провел пальцами по розовым лепесткам, глубоко вдохнул:
   - Твой брат был прав. Она прижилась.
   - Мой брат дурак. - Пожал плечами Айвен. - Ему иногда такое в башку лезет, что никто, кроме него самого, не поймет.
   - Тебе она нравится? - спросил Луи, кивнув назад.
   - Нет! - скривился Айвен. - Мне ее просто жалко.
   - А чего ее жалеть? С ней никто не говорит, так это она сама виновата, строит из себя птицу. - Луи почесал затылок. - А если горюет... ты уж извини, не она одна родных потеряла. Мы бы тут не сидели, если б кто у нас остался... Слушай, ты слышал, что говорят?
   - Ты о чем?
   - Горвен всех, кто старше восьми, хочет устроить на работу. Пока только пацанов, потом и до девок доберется.
   - На какую?
   - Пока никто не знает. На разную. Где-то в этом районе.
   - Может, это и к лучшему. Скучно сидеть целыми днями, учить уроки и мыть полы.
   Луи кивнул в знак согласия.
   - Слушай, Айвен... если что, ты не против... чтобы я с вами вместе работал?
   - С кем это "с нами"?
   - Ну, вы же всегда вместе.
  
   - Кто ты?
   Только молчаливая злая улыбка.
   - Что со мной?
   Перед ним стояла девушка в облегающей черной одежде, с длинными седыми волосами, заплетенными в десятки косичек, со множеством игл и колец, пронизывающих ее кожу на лице, на шее, на руках. Ее глаза были слепы, а губы бледны, словно иней.
   - Ты умер, но теперь воскрес.
   - Я не хочу так воскресать... - он старался прислушаться к своему дыханию. - Сколько я тут?
   Тишина.
   - Где я?
   Ответа не последовало.
   Девушка присела на корточки перед съежившимся в углу холодной комнаты обнаженным мертвецом.
   - Как твое имя?
   - Айвен Грей.
   - Нет. У тебя нет имени. Айвен Грей мертв. Ты не он. Ты моя собственность, мой солдат. Ты - моя семья.
   - Какая семья? Я ничего не понимаю... Не смейся надо мной, сука!
   - Поймешь, - лицо девушки было молодым, красивым, холодным и... мертвым.
  
   Дождь шел с полудня. Лил, как из ведра, наполняя воздух шумом, а тротуары и мостовые полноводными бурлящими реками, по которым неслись пластиковые банки, осенние листья, отслужившие свое талоны на еду и обрывки газет, в которых обещали новые бомбы.
   В приюте имени Луи де Фюнеса, большом старом трехэтажном здании в центре города, было тихо и темно. У младших проходил "тихий час", старшие сидели на уроках истории и математики (где, кстати, многие тоже не упускали возможности вздремнуть), а совсем небольшая группа в составе двух близнецов, лопоухого худощавого мальчика, кучерявого коротышки с веснушчатым лицом и белокурой девочки, затаились в комнате на третьем этаже и смотрели телевизор. По телевизору говорили о войне. Говорили о возможном продвижении вражеских войск к столице. Говорили о новых бомбежках, о безработице, о беспризорниках, о сбитых самолетах и расстрелянных пленных.
   Директор запрещал смотреть такие передачи, но не все слушались своего директора.
   А по телевизору взрослые продолжали с умными лицами обсуждать тяжелые времена, и для страны и для ее народа, продолжали говорить о голоде на юге, про город, взорванный ядерной бомбой на западе, о концлагерях, в которых людей сжигали, запихивая сотнями в огромные печи. Взрослые на экране с серьезными лицами говорили что-то о международной политике, осуждали действие враждующих сторон, с жаром обвиняли командование национальной гвардии и президента... но при всем этом, один из них был в Австралии, а другой в Америке.
   - Если они такие умные, такие, что все знают, - начал коротышка, почесав свои кучерявые волосы, - пусть приедут сюда и сделают то, о чем говорят. Много ума не надо кричать из Австралии. Если такой умный...
   - Там они думают о политике, - подал голос Луи, - а будь они тут, то думали бы о том, как бы не получить при бомбежке по башке. У взрослых всегда так - кто больше всех кричит, тот меньше всех что-то делает.
   - А если на Париж тоже сбросят атомную бомбу? - спросила белокурая девочка.
   - Мими, - успокоил ее Луи, - если сбросят, то никакие подвалы не помогут. - И улыбнулся.
   - Дурак! - насупилась Мими.
  
   Дождь набирал силу.
  
   Айвен подошел к окну.
   - Ты прикрыл свой цветочек?
   - Накрыл кастрюлей, - ответил Кайл.
   - Кастрюлей?
   - Большой кастрюлей, - кивнул Кайл, - что валялась на кухне под столом у холодильников.
   - Селеста с тебя пух выбьет.
   - Она не узнает, - махнул рукой Кайл, - дождь закончится - верну назад.
   Айвен прислонился к окну, коснувшись лбом прохладного стекла, по которому били холодные капли с той стороны. Выражение его лица стало сосредоточенным, глаза прищурились, как будто он выискивал что-то среди размываемой дождем улицы, или пытался это что-то не потерять из виду.
   - Куда это она отправилась? - сказал он себе под нос, но достаточно громко, чтобы все в комнате это услышали.
   - Кто?
   - Майя Керринг. Это она. Точно.
   - Так дождь ведь...
   Айвен отошел от окна, задумался на мгновение.
   - Она дурная какая-то, - подхватил кучерявый коротышка. - Она больная. Я слышал, как она кашляет. Я слышал, как мадам Патриция говорила, что у нее какая-то болезнь с горлом или что-то в груди, не помню, как называется. Вы слышали ее голос?
   - Скрипит, как старый велик, - согласился Луи.
   - А я слышала, - сказала Мими, - как мадам Патриция говорила директору, что врач ей сказал, что Майе нужно всегда быть в тепле.
   Наступила секундное молчание. Мими окинула всех беспокойным взглядом:
   - Я никуда не пойду в такую погоду!
   - Ну, и сиди здесь! - Кайл поднялся с пола.
   - Давайте скажем мадам Патриции.
   - Угу. И то, что мы увидели задний двор из окна чайной, когда смотрели по телику новости.
  
   Жандарм вышел из машины, посмотрел на свинцовое небо, с которого срывались водопады, и накинул капюшон плаща. У него были голубые глаза, почти, что мальчишеское лицо и светлые густые волосы, прядь вылезала из-под фуражки. Дождь заливал пустую улицу тысячами тяжелых прохладных капель. Пустая улица. Еще три дня назад, на той неделе, тут играли дети, спорили соседки, высунувшись по пояс из окон верхних этажей, лаяли собаки и весело охрипшими голосами смеялись старики, сидя на скамейке за игрой в шахматы, или там, в домино... Такие улицы называют "белый двор", то есть место, в котором никто не погиб. Такое случалось редко, только тогда, когда сирена завывала вовремя, только тогда, когда было достаточно времени. Счастливая редкость. Некоторые дома напоминали покосившиеся карточные домики, со всеми стенами, внутренними перегородками, перекрытиями, обломками досок, порванными трубами и грудами битого кирпича. Квартиры... половинки квартир, в которых видна покосившаяся мебель, обои, картины на стенах, раздавленная упавшей балкой ванная, свисающий на кабеле телевизор... Жандарм усмехнулся, ему почему-то стало тепло от мысли, что когда хозяева вернутся к своим разрушенным домам, окинут все отрешенным взглядом, и начнут перебирать остатки собственного имущества, непременно возникнут споры насчет того холодильника или этого резного шкафа, одним словом всего, что оказалось на улице, но умудрилось хоть как-то уцелеть, каждый будет доказывать, что это его... тепло было, что есть кому приходить на руины, и мало того - что придут все. А дома можно отстроить заново.
   Жандарм переступал через размокший под ногами мусор, поглядывая на экран сканнера в руке, приблизился к армейскому фургону на перекрестке. Возле фургона стояли двое в темных тяжелых плащах.
   - Сигареты не будет?
   - Конечно, - один из солдат, огромный чернокожий, достал из складок плаща пачку.
   - Мы вас три дня ждем, - сказал жандарм, выпустив рваную струю дыма из легких, он держал сигарету жаром внутрь ладони.
   - Так на Красных фонарях восемь штук не разорвалось. Одна прямо в метро провалилась, можете себе такое представить?
   - А тут что? - спросил жандарм, кивнув в сторону дороги.
   - Четыре штучки. Мы развесили ограждения, - ответил второй солдат, с бледным лицом и темными мешками под глазами. - Мсье не откажется от чашки горячего шоколада?
   Жандарм улыбнулся:
   - Это каким же идиотом нужно быть, чтобы отказаться от шоколада в такую погоду?
   - Да, колючий дождь, - ни с того, ни с сего, поежился чернокожий.
   Солдат отодвинул тент фургона, и изнутри вырвалось тепло и свет походной лампы, а также табачный дым и запах бульона.
   - Николя, чашку шоколада офицеру жандармерии!
   Через секунду из фургона появилась железная кружка, из которой ароматной шелковой лентой валил пар.
   Жандарм облокотился о борт фургона и с удовольствием хлебнул сладкой горячей жижи. Его глаза распахнулись и чуть ли не вылезли из орбит:
   - "Развесили ограждения"?!
   - Там термитные, - пожал плечами бледнолицый солдат, подкурив новую сигарету, - у нас нет для них оборудования. Ждем другую команду. Сегодня ночью должны прибыть.
   - А если... они не рванут? Сами по себе?
   - Не должны. В них датчики движения и тепла - на людей натасканы. А если и рванут? Тут все равно на два километра ни души. Ограждения развесили, патруль круглосуточный...
   - Тихо! - Жандарм приложил указательный палец к губам.
   - Что такое?
   - Вы слышите?
   Сквозь пелену шепота дождя доносились отдаленные, явно детские, голоса:
   - Майя! Майя!
   - Майя!
  
   Айвен смотрел на улицу через разбитые витрины магазинчика. Ни одного целого окна, перевернутый автомобиль, обвалившийся подъезд, сломанные и обгоревшие деревья вдоль тротуара, смятая детская коляска, и много-много битого стекла. На полу магазинчика валялась каша из мокрых газет и журналов - с потолка, как раз по центру, лился водопад. Айвен взглянул на обложки, на полосы газет. Это были странные издания - не было ни единого слова о войне. С размокшей бумаги красовались женщины в нижнем белье, блестели дорогие спортивные машины, улыбались люди в аккуратных костюмах, плавали дельфины и расцветали розы.
   - Ее нигде нет! - в сорванную с одной петли покосившуюся дверь вошел Луи - с него стекали ручьи. - У вас ничего? Ни души! Тут все, как будто вымерло. Красные ленточки и патрули. Жандармы далеко. А где Кайл? - Луи снял куртку и принялся выжимать ее прямо на пол. Его оттопыренные уши и загнутый нос посинели от холода.
   - Таак он жже с тттобой был? - кучерявый коротышка потирал руки и весь дрожал, его волосы налипли на лоб.
   - Мы с ним разделились у книжной лавки, - Луи, постукивая зубами, натянул холодную куртку. - Он должен был уже быть здесь.
   - А ееесли Мииими сказззала ммаадам Патрииции? - спросил коротышка.
   - Не ной, Филипп! - огрызнулся Луи. - Не наябедничает она. - Он окинул взглядом наполненную разбушевавшимся дождем мостовую. - И где его теперь искать?
   - Я знаю, где он. - Айвен как-то странно смотрел вперед. - Он, наверное... он нашел ее.
   - Где?
   - Через два дома. За той улицей.
   - Откуда это ты знаешь? - скривил подозрительную гримасу Луи.
   - Просто так, кажется.
  
   - Одевайся.
   Слепая девушка с губами, словно иней, швырнула на пол одежду. Айвен поднялся с железных плит и взял брюки.
   - Ты неплохо держишься.
   Айвен молчал. Его тюремщица описывала круги.
   - Ты был более разговорчив.
   Айвен молча обувал ботинки. Тюремщица остановилась, глядя в никуда.
   - Ты ничего не хочешь мне сказать? Ничего больше тебя не интересует?
   Айвен натягивал свитер.
   - Не молчи. Не стоит строить из себя безмолвного мачо. Не молчи! Ты сто тридцать часов гнил в этой камере. И тебе нечего сказать?
   Айвен одел рясу. Строгая абсолютно черная одежда. Или темный оттенок синего... Какая разница?
   Ты права, сука. Мне хватило. И сказать тебе все равно нечего.
   Айвен приблизился к тюремщице.
   - Ну? - Ее холодное лицо разошлось в довольной улыбке.
   Он ударил ее тыльной стороны ладони по лицу. Наотмашь. Девушка упала на пол.
   - Некрисы, - Айвен поднял перчатки и начал, не спеша, натягивать их на окостеневшие пальцы. - Мертвецы. Стервятники космоса...
   Тюремщица засмеялась, тихо и истерично. Поднялась на ноги:
   - И больше ничего. Все, что ты можешь сказать. Потому что ничего больше не знаешь.
   Злая улыбка на бледных губах тюремщицы оскалила белые зубы с острыми клыками. Айвен отлетел и вдавился в стену. Ноги не доставали до земли.
   - Неприятно быть беспомощным, правда? Ты думаешь, что очень умный, да? Знаешь слово "мертвец", да еще и испытываешь отвращение к нему.
   Тело зажато невидимыми тисками. Не было боли, но вместо нее было знание, что суставы вот-вот лопнут, и члены разлетятся по углам камеры, а голову эта ледяная стерва заберет себе, как сувенир.
   - Ты - мертвец. - Тюремщица смотрела на свою прижатую к стене жертву. - Ты можешь верить в это, а можешь не верить. Можешь испытывать к себе самому отвращение. Но теперь для тебя есть только одно правило: ты - мой. Мой раб, моя вещь. И ничего с этим уже не поделаешь. Отныне - ты в моей власти. Тебе со мной не справиться и от меня не убежать. Я вернула тебя - я твоя хозяйка. И чем дольше ты не будешь этого принимать, тем хуже будет для тебя. - Она сделала паузу. - Ты все понял?
   Айвен молчал.
   - Думаю, понял. - Она щелкнула пальцами, невидимые тиски исчезли, и Айвен распластался на полу.
   - А теперь... - девушка с губами, словно иней, наклонилась над ним, - чтобы тебя не терзали иллюзии...
   Айвен поднялся. Шею обвила невидимая нить. Он знал, что нечто приклеилось к нему, аркан, поводок... и поводок тянулся к ней. К ее рукам, к ее самодовольной улыбке, к ее слепым глазам. Он застыл. Даже помахал руками, оглядывая все вокруг себя... так смешно, так неуклюже, так отчаянно, точно кукла на веревочках. Нити не было, и она была. Не существовала в материальном мире и наглухо пристегнула искалеченного пса к своей хозяйке. В сознание врезалась мысль о ней... ледяная стерва только что, минуту назад, накинула привязь... как? Что это? Айвен дернулся. Ее не было, и она была. Крепче стали, тоньше паутины. Он знал, просто знал, что его посадили на привязь. Бешенство, глупая ярость вскипали в его венах. Пес на привязи. Так просто. Так легко. Только сейчас эти, чужие, мысли... говорили ему... они всегда это ему говорили... шептали в самое ухо... от начала времен... Ты - цепной пес. Айвен зарычал, кинулся на тюремщицу, но привязь чуть ли не вспыхнула. Дернула назад его окоченевшее тело, швырнуло в сторону, свело руки и ноги. Он рычал, взор прыгал серыми картинками, плясал вокруг ее ледяного лица.
   - Ты мой.
   Он еще дергался, напрягал мускулы до предела, скалил зубы в безумном порыве... потом иссяк и безвольно опустил голову. Она отпустила его.
   - Ты - мой, - улыбнулась она.
   - Что это? - прохрипел его голос.
   - Напоминание. Чтобы ты не забыл, кто ты.
   Айвен отдышался. Усмехнулся. Зачем я отдышался? Я же мертв. Поднялся на ноги, поправил полы рясы. Он как-то внезапно успокоился, сам не зная, почему. Устало улыбнулся:
   - А по-человечески ты разговаривать умеешь? Или рыцарских романов начиталась? Не можешь сказать мне нормально. Что это за поводок?
   - Я же твоя хозяйка.
   - Какая-то энергия? Электромагнитные волны?
   - Тебе ли не все равно из чего он состоит? Сейчас? Главное, что он есть.
   Айвен провел рукой по лысому черепу, не без ехидной улыбки оглядывая свою тюремщицу. Больше всего на свете сейчас хотелось протянуть руки и свернуть ей шею. Или всадить кол в ее сердце, на худой конец. Почему именно кол? А что я знаю о некрисах? Холод и электричество... только два этих слова всплывали в памяти. Да, ты права, сука, я ничего больше о вас не знаю. О нас... Можно засунуть в ее клыкастый рот гранату и обмотать клейкой лентой. Любой мертвец умрет окончательно, если от него останутся только маленькие кусочки.
   - Почему ты такой? - чуть ли не капризно выпалила она.
   - Какой? - Айвен удивленно свел брови.
   - Я же вернула тебя...
   - Нужно было сначала меня спросить.
   Она стиснула зубы, злость плясала на ее лице, отчего Айвен почувствовал некое удовлетворение, и направилась к двери.
   - Иди за мной.
  
   Нигде не было света. Кругом тьма. Как-то не зразу дошло, но слепым свет не нужен. Это походило на склеп. Огромный готический стальной склеп, с распятиями, барельефами, ангелами и химерами, с вычурными лестницами и узорчатыми перилами... такая себе мрачная роскошь извращенного собора. Айвен шел за своей тюремщицей по высоким коридорам с кованными круглыми дверьми вдоль стен, и за некоторыми слышались приглушенные крики и стоны. Они шли вдвоем, больше Айвен никого не видел. В конце последнего коридора были огромные ворота с кельтскими крестами, а за ними открывалось уж вовсе неописуемое... Первое, что пришло в голову - трюм ноева ковчега. Помещение в милю шириной, миль десять в длину, и три-четыре в высоту, а в глубине была бездонная тьма. Вдоль стен тянулись широкие многоярусные террасы, этаж за этажом, перехваченные лестницами и узкими площадками. Взор терялся на таком расстоянии, и то, что было вдали, казалось туманным и расплывчатым. Вот почему я не вижу дна. Стены плавно выгибались по дуге. Свод этого... этого трюма напоминал скелет исполинской рыбы - тонкие изогнутые колонны, влитые в кривую поверхность стен, тянулись кверху, соединяясь на вершине. Поперек трюма тянулись мосты, казавшиеся переброшенными через бездну нитями. И повсюду сновали толпы темных фигур. Все было серым, темным, холодным и, Айвен усмехнулся, безжизненным.
   Он шел за тюремщицей, зная, что привязь на месте, что она никуда не исчезла, и в любой момент может зашвырнуть его через перила террасы на самое дно, если там вообще есть дно. Мимо него проходили мертвецы, все, как один, в темных одеждах, все, как один, с кольцами и иглами на лицах, все, как один, бледные и слепые. Они шли, не обращая на новичка никакого внимания, кто молча, кто тихо разговаривая друг с другом. Мужчины и женщины, молодые и старые, в рясах и плащах, в облегающих комбинезонах и в том, что напоминало рыболовную сеть. И у всех седые волосы. И у каждого кожа пронзена металлом. За перилами террасы медленно поплыл челнок, огибая мост и поднимаясь к вершине свода. Очень искусный фюзеляж, стилизованный под летучую мышь с застывшими на взмахе крыльями, с извергающими пар тубами, и без видимых смотровых окон. Айвен усмехнулся: город мертвых, как в страшных сказках для непослушных детей.
   Она шла впереди, а он рассматривал ее лицо, не теряя и себя из виду, чтобы ни на кого не наткнуться. Глядящие в пустоту белые глазные яблоки, неровность на переносице, шрам на правой скуле и над левой бровью... и на верхней губе тоже, кольца на бровях у висков, на губах, игла над левым ухом, кольцо в слегка вздернутом носу... Пряди ее волос прикрывали уши, одна спадала на глаза, острый подбородок, очерченные скулы. Айвен представил, что она сейчас точно также рассматривает его... нет, тогда бы она не смогла видеть, куда идет. Взор бросился шарить по толпе. Лица мертвецов появлялись и исчезали -- толстяк с цепью вокруг рта, женщина с повязкой на глазах, лысый худощавый мужчина с иголками, утыкавшими его лицо, подобно телу ежа... огромный бугай с глубокой трещиной вдоль всей правой части лица, старуха с гроздьями медальонов на щеках... От этого стало тошно, стало бы тошно, если б его тело могло тошнить. Если... Гнев снова начал заполнять холодный мозг горячими струями. Я не собираюсь гнить тут, в этой пародии на цирк уродов, среди всей этой самодовольной нежити! Я не просил возвращать меня! Я не хочу сидеть на привязи и выполнять команды этой ледяной сучки! Он стиснул зубы. Остановился. С минуту он стоял, слушая, как все-таки слабо, но бьется его сердце, как легкие лениво затягивают в себя воздух, как свистит в голове раскаляющаяся нить привязи. Потом. Не сейчас. Спокойствие вновь разлилось в нем одним махом, мгновенно. Я еще слишком слаб. Я еще ничего не понимаю. Я еще недостаточно ожил. Придет время, и я смогу доделать начатое. Вокруг снова зазвучали шаги и тихий хриплый гул толпы. Привязь слабо потянула его вперед. Не сейчас. Он зашагал к своей тюремщице.
  
   За очередной дверью открылся купол с несколькими садами на отдаленных друг от друга площадках, густые кроны деревьев, высокая трава, пушистые кусты. Тут пели птицы, журчали фонтаны и, это не сразу стало ясно, тут было светло, по крайней мере, от круглых ламп исходили некие волны, так он видел их, это должен был быть свет. Ультрафиолет, иначе как тут могли расти деревья и трава? Между садами вздымались огромные колонны со спиральными лестницами, окнами и дверьми.
  
   Она открыла дверь и вошла.
   - Заходи.
   Квартира тюремщицы резко контрастировала со всем, увиденным ранее.
   Небольшие комнаты с самой обыкновенной мебелью, книжными полками и фотографиями на стенах. На окнах жалюзи и занавески, в сетчатой клетке... одним словом, там что-то шевелилось. В одной из комнат на кровати валялись мягкие игрушки. На потолке кухни мозаика, на которой темными камушками выложено изображение дельфина. Холодильник был пуст. Тюремщица скинула плащ.
   - Располагайся.
   Айвен сел в кресло, потер шею, казалось, что петля привязи стягивает кожу, хотя он понимал, что это не так... что ее нет. И все-таки она есть.
   - У тебя есть сигарета? - спросил он.
   - Хочешь курить?
   Айвен кивнул.
   - Может, тебе и стэйк с яичницей приготовить?
   - Я не голоден.
   - Еще бы! - тюремщица наклонилась над ним. - И курить ты не хочешь тоже. Это тебе просто кажется. Тебе больше не выкурить ни одной сигареты.
   - И что теперь?
   Она молчала, развалившись в другом кресле.
   - Так может, назовешь свою собачку?
   - Что?
   - Ты сказала, что у меня больше нет имени. Не хочешь мне хоть кличку придумать?
   Он улыбался. Ехидно. Понимая, что чем-то достает ее.
   - Это не я решаю.
   - А какая кличка у тебя?
   Привязь стянула горло.
   - У меня настоящее имя. Я его заслужила, потому что не трепалась, как ты.
   Отпустило.
   - Вероника, - ответила она.
   Сука ты, а не Вероника. Ее тело окружало нечто осязаемое, сравнимое с непроницаемым ледяным панцирем.
   - Привыкай, - тюремщица, казалось, смотрела в потолок, - Ты еще не осознал до конца. Ничего. Со мной также было. Осознаешь, привыкнешь.
  
   Развалины размокали под неистовым натиском холодного дождя. Майя дрожала, стоя среди груды ломанных досок и крошенного бетона, ее длинные волосы превратились в темные грязные пряди, налипшие на бледное лицо и промокшее платье, а вокруг колыхались красные ленты. Она обхватила плечи руками и оглядывала все вокруг непонимающим взглядом. И кашляла.
   Кайл стоял в нескольких шагах от нее, на месте обвалившейся стены здания, что-то говорил ей. В потолке над головой Майи зияла огромная дыра, и этажом выше тоже... и так до самой крыши.
   - Стойте! - Кайл замахал руками, увидев брата и остальных. - Тут бомба! Она стоит на бомбе!
   Айвен почувствовал, как при этих словах по жилам пролился ужас. Филипп попятился назад.
   - Она что, дура? Сумасшедшая? - голос Луи напоминал хрип простуженного старика.
   Айвен стоял, не смея пошевелиться, не в силах открыть рот и крикнуть брату, чтобы тот бежал... Кайл не убежит. И он не сможет. Они не уйдут отсюда без нее... раз уж пришли... они не уйдут без нее.
   Он сделал шаг. Другой. Луи не шевелился и молчал, стоял и смотрел.
   Кайл крикнул:
   - Не подходи!
   Но Айвен продолжал идти.
   Какая там бомба? Отсюда не видно. Наверное, огромная. Конечно огромная! Она прошибла дом сверху вниз. И не взорвалась. Почему она не взорвалась? Может, это и не бомба вовсе? Может, Кайл перепутал? Я должен его забрать. Если бомба взорвется... Но он не уйдет без нее. Он не сможет уйти.
   - Не подходи! - голос Кайла сорвался на хрип.
   - Майя, идем домой.
   Кайл кинулся на брата, свалил с ног, бил его.
   - Уходи! Уходи. Уходи...
   Айвен скинул его с себя:
   - Я не уйду без тебя. Давай, заберем ее.
   Кайл вытер слезы:
   - Она стоит прямо на ней. Эта штука... эта штука пикает.
   Майя казалась умалишенной, с перепуганным диким взглядом загнанного животного, она не переставала кашлять.
   Луи стоял, как изваяние, и по его застывшему телу мерно текла дождевая вода. Филиппа вообще уже и близко не было. Близнецы пересекли обвалившуюся стену.
   - Майя, идем отсюда.
   - Тут холодно, тебе нужно в тепло.
   - Майя, идем домой.
   Теперь Айвен отчетливо слышал обрывистые звуки, исходящие из черного шара, на две трети утонувшего в обломках: пи, пи, пи... Майя стояла босиком на этом шаре.
   - Домой? - бесстрастно переспросила она. - У меня нет дома. Больше нет. И отца нет... Никого нет. А они смеялись... Говорили, что я очень красивая... Я потом четыре дня не могла ходить... - Ее взгляд стал еще страшнее. - Уйдите. - Она закрыла лицо руками и закричала: - Почему они не убили меня тоже??!! По-че-му?!
   Близнецы молчали, и холодный дождь бил по их лицам через пробитый потолок. А Майя рыдала, закрыв лицо руками. Сзади донеслись крики.
   Солдат схватил Луи и потащил его прочь. Молодой жандарм с двумя другими солдатами медленно приближались к братьям.
   - Вы с ума посходили?!
   Кайл обернулся:
   - Мы не уйдем!
   - Идиоты! - Вспылил чернокожий солдат. - Вы хоть знаете, что это? Это бомба! Термитная бомба!
   - Она на ней стоит, - сказал Айвен.
   Молчание, шум дождя и писк бомбы.
   Бледнолицый солдат отрицательно покачал головой, глядя в глаза жандарму. Тот кивнул на близнецов. Солдат еще настойчивее покачал головой, на что жандарм просто опустил веки. Солдат кивнул.
   Они сграбастали детей, и потащили. Кайл и Айвен кричали и вырывались, но Майя Керринг отдалялась от них.
   Жандарм снял капюшон и попытался улыбнуться, глядя в безумные серые глаза ребенка:
   - Э... привет. Как тебя зовут?
   В ответ только дождь и электронный писк.
   - Я Жозеф, - сказал жандарм. - Но друзья меня зовут Жожо. - Он опять попытался улыбнуться. - Или просто Рыжий... это из-за моих волос. - Он снял фуражку. - Они у меня были рыжие, но я перекрасился, а они все равно продолжают меня так называть.
   Она молча смотрела на него.
   - Молчишь? Ну, ладно. - Пи, пи, пи... - Тебя зовут Майя? Да? Идем со мной, Майя, - он медленно протянул руку. - Дома тебя, наверное, заждались.
   Холодные ручьи дождя на ее лице смешались с горячими.
   Не ждут, понял жандарм, глядя в покрасневшие глаза.
   - Это умная бомба. Но она сломалась. И все равно может сработать. Идем со мной.
   Пи. Пи. Пи.
   - Сейчас тут будет сапер... - жандарм чертыхнулся. - Все будет хорошо, Майя. Смотри на меня. Я тоже потерял родителей. В Марселе. Год назад. Это больно, но... но я живу дальше. Все будет хорошо, - он продолжал протягивать ей руку, - Оно так бывает... Война не может идти вечно... она, как этот дождь. Он пройдет, и снова появится солнце... У меня есть квартира... слово даю... Я не оставлю тебя... - Пи, пи, пи... - Давай. Дай мне руку, и мы уйдем отсюда. Майя, поверь мне, пожалуйста. Я не оставлю тебя. У меня дома есть щенок... ты любишь щенков?
   - Зачем ты это говоришь? - спросила она и закашляла.
   - Я хочу забрать тебя. Давай. Дай мне руку.
   - Ты врешь. Ты все врешь!
   - Нет! Я же тебе слово дал...
   Пи. Пи. Пи.
   - Честно? - из ее глаз полились новые слезы.
   - Честно. - Ему не нужно было пытаться. Он по-настоящему улыбнулся.
   Она протянула руку.
   Пи-пи-пи-пи...
   В небе столпились серые тучи, а на земле шумел ливень.
  
   Айвен услышал рев, какой издает ветер во время шторма, только намного громче и пронзительнее... такой мерзкий звук. Солдаты машинально пригнулись, один прижался к стене. Луи закрыл уши и упал на асфальт. А затем земля сотряслась, совсем чуть-чуть... или показалось? И над крышами домов невдалеке, разбрасывая пылающие клочья, поднялся огненный шар. Кайл плакал.
   Один солдат бросился бежать в сторону взрыва. Мы ушли без нее... По заливаемой дождем улице ковылял человек, прихрамывая на правую ногу, солдат бежал к нему. Она осталась там... Солдат что-то говорил человеку, оглядываясь назад, приближался вместе с ним. Ее больше нет... Кайл протер глаза и замер. Хромым был жандарм. Правой рукой он держал Майю, прижавшуюся к нему, как перепуганный котенок, а левая его рука безвольно свисала, и с нее капала кровь. Кровь была у него и на лице. Он улыбался.
  
  
   16. Они когда-то были людьми
  
   Проснулся. Поглядел сверху на себя, развалившегося на кровати, навел резкость, утихомирил качку взора. Спал в одежде, сняв только плащ. Поднялся. Ни бодрости, ни усталости, ни сонливости... ничего. Просто включился рубильник, и ты очнулся ото сна. Как машина. Из соседней комнаты доносились звуки трапезы.
   За обеденным столом сидели Вероника и грузный старик. Они шелестели вилками и ножами по пустым тарелкам, отправляя время от времени воображаемую пищу в рот, и запивая из пустых бокалов. Запечатанная бутылка вина и пустая хлебница.
   - Доброе утро, - поздоровался старик, обмакнув губы салфеткой. - Не желаете присоединиться к нам?
   - Нет... - Айвен не сводил слепых глаз с этой пародии на завтрак. - Я не голоден.
   - Как хотите. Жаль, - вздохнул старик, - очень хотелось бы послушать вашу историю.
   - У меня нет для вас никакой истории.
   Старик улыбнулся:
   - История есть всегда. Вся соль в том, будет ли для нее желание. - После короткой паузы старик сказал: - Вероника, будь добра, приготовь чай и принеси десерт.
   - Сию минуту, мэтр. - девушка поднялась, убрала со стола и исчезла на кухне.
   Старик смотрел перед собой, продолжая сидеть, сцепив пальцы на столе, но Айвен был уверен, что незнакомец сверлит его своим взглядом.
   - Присядьте. Мне есть, что вам сказать. А есть ли у вас то же самое - вы решите сами.
  
   - Вся соль в том, чтобы вы до конца осознали свое нынешнее положение, мой мальчик. Вы мертвы. Биологически, если быть до конца честными, вы мертвы на три четверти, но, тем не менее, этого достаточно, чтобы не называть вас живым. И с новым состоянием тела необратимо приходит новое состояние души. Но такие, как мы, как я, как Вероника, не хотим этой... новой души. Мы были людьми до смерти, мы остаемся людьми и после нее. Вы можете считать нас старомодными, хватающимися за воспоминания чудаками, но... но, когда у вас появится нестерпимое желание съесть кусок баранины, запеченный под лимонным соком или лосося в чесночном соусе - вы сядете перед пустой тарелкой, когда вы начнете сходить с ума от того, что прикосновения не дают вам ничего, кроме пустоты, а ранее ненавистная физическая боль исчезла навсегда, и вас возьмет тоска по ней - вы пронзите плоть металлом, чтобы была хотя бы иллюзия. Вся соль в том, мой мальчик, что вы никогда не почувствуете прикосновение другого человека, никогда не сможете вкусить хлеба или сделать глоток воды. Вам нужно научиться с этим жить... - старик осекся, улыбнулся, - именно жить.
   Айвен долго молчал. Вероника принесла пустые чашки и блюдца с ложечками.
   - Сигарету? - старик протягивал пустой портсигар.
  
   - Ты первый... первый у меня. Я вернула тебя и должна сделать из тебя...
   - Значит, я что-то вроде твоей курсовой работы?
   - Не язви. Когда ты рождаешься, тебя не спрашивают: "Хочешь ли ты родиться?".
   - Это не рождение.
   - Не совсем, но что-то близкое к нему. Мэтр попросил, чтобы я все тебе рассказала. Не знаю, нужно оно тебе или нет.
   - Не говори.
   - ... Для начала. В твое тело вживлены три электронных чипа. Один в мозгу, один около сердца и последний в основании позвоночника. Эти чипы генерируют электрические разряды, и передают их по электродам по всему телу. Они заставляют биться твое сердце, сжимают диафрагму, держат в тонусе мышцы, толкают ток по нейронам...
   - Зачем мне все это слушать?
   - Ты не можешь употреблять какую-либо пищу. Твой желудок, как и печень, почки и много всего еще удалены. Твоя жизнедеятельность поддерживается с помощью криокрови...
   - Хватит.
   - Это вещество, инъекцию которого ты должен получать каждые... Оно... оно снабжает ткани энергией и поддерживает отрицательную температуру тела во избежание процессов разложения...
   - Заткнись. Мне тошно от всей этой лекции.
   - Ты получил еще один шанс. Ты должен быть благодарен.
   - Это не шанс.
  
   Ты раб. Ты игрушка. Ты кадавр. Тебя вернули с той стороны, чтобы превратить в очередную боевую единицу. Ни больше, ни меньше. И они говорят, что взяли то, что им принадлежит. Но ты им не принадлежишь. Никому. Даже после смерти. С чего они взяли, что могут управлять смертью? Это пародия. Весь этот ковчег со всеми этими мертвецами... это пародия.
  
   Сфера. Полупрозрачная сфера из стали и стекла, которая свободно могла бы сойти за аквариум для синего кита. В центре переливалась шаровая молния, а по внутренней поверхности можно было ходить.
   - Это тренировочный зал. - Вероника демонстративно раскинула руки, как бы подтверждая этим, что все это - действительно тренировочный зал. - Буду тебя учить всякому.
   Айвен осмотрелся, постучал ботинком по изогнутому стекло-металлическму полу, взглянул на белый шар, зависший над головой.
   - Чему именно?
   Вероника подпрыгнула, описав сальто, как циркачка, и Айвен кубарем покатился по сфере. Поднялся:
   - Это не честно. Я у тебя на поводке.
   - Я не использую его.
   - Тогда что это?
   Девушка приблизилась, указала пальцем на свой висок:
   - Вот, что.
   Айвен вновь отлетел и плашмя заскользил по гладкой поверхности.
   - Что толку избивать меня? Ты получаешь от этого удовольствие? Научи, чтобы я мог тоже самое сделать с тобой.
   - Твой мозг. Силовые поля. Научись их контролировать. - И снова Айвен почувствовал себя футбольным мячом.
   Вот сука. И как я должен их контролировать? Я их даже не вижу. Она смеется надо мной.
   После пятнадцатого-двадцатого падения начало казаться, что тюремщица привела его в этот... в этот спортзал специально для того, чтобы тихо мирно размазать свой неудавшийся курсовой по полу. Ярость огнем наполняла холодные вены, она смеялась над его беспомощностью... еще бы! И уже мерещится что-то... Стоп. А что это? Эти "силовые поля", которыми сука нещадно избивала оппонента, становятся видимыми... возможно, гнев позволял увидеть... содрогания воздуха, матовые водовороты, после которых ты улетаешь куда подальше.
  
   Шли дни... или что может сойти за дни в темном ковчеге. Старик, которого Вероника почтительно называла "мэтр", приходил к тюремщице на квартиру, и интересовался насчет успехов новобранца. Помимо избиений в сфере под пылающей шаровой молнией, были еще комната с различными предметами, которые нужно было двигать "силой мысли", что вызывало у Айвена улыбку - силой мысли двигать он ничего не умел, как ни старалась его научить тюремщица; помещение с разбросанными на приличном расстоянии друг от друга платформами, по которым нужно было перемещаться, используя новые возможности нового тела... у тюремщицы получалось. Были еще инъекции криокрови - черной густой жижи, от которой не было ни жарко, ни холодно. Но мои руки... я не чувствую своих рук... Маленькая булавка, прошедшая под кожей с внешней стороны ладони, может дать очень много для... для тебя, как человека. Игла, пронзившая кожу над бровью - дает чувство боли... хоть ее и нет, но так хочется верить, что она есть... что продолжаешь ее чувствовать. А на шее все так же струилась невидимая нитка привязи.
  
   - О чем ты думаешь?
   - Какая тебе разница?
   - Ты несправедлив ко мне.
   - А ты?
   - ...
   - Выходит, нет никакого Ада и Рая... Нет ничего, кроме тела из мяса и костей.
   - Ты не можешь этого знать наверняка.
   - Разве я не умер? Я не видел ни Христа, ни Дьявола. Дьявола увидеть было бы справедливее и логичнее.
   - Может быть, ты еще не успел умереть... по-настоящему.
   - Ты тоже не успела?
   - ...
   - И что же это, по-твоему?
  
   Наступила зима. Серебряные искры заполонили парижские улицы, укутали крыши домов, прикрыли наготу деревьев, сковали лужи. Роза Кайла давно завяла и "спряталась под землей", как сказал Луи, в ожидании тепла, и Айвен не был уверен, что весной она сможет проснуться. Но он не хотел говорить об этом брату. Хоть Кайл и укрыл ее одеялом и ржавым горшком.
   В подтверждение слухам, Горвен собрал всех пацанов, кому стукнуло восемь, и отправил на ферму в окрестностях столицы, хотя слухи и твердили, что место работы будет несколько ближе. Во дворе приюта приземлился большой красный автобус, и три десятка пацанов заняли свои места. Водитель оказался очень неприятным типом, все время кричащим на своих пассажиров, за что поплатился - неоднократно был обстрелян бутербродами и стаканами с чаем. Красный автобус пролетал над бесконечными пересечениями улиц и мозаиками городских кварталов, пока серый бетонный ковер внизу не сменился белыми полями и черным лесом. Вышеупомянутая ферма находилась недалеко от лесных озер, разлившихся между пологих холмов. Озера были скованы льдом, так что напоминали свысока огромные грязные зеркала, отражающие свет холодного зимнего солнца.
   В тот день всех хорошо накормили и уложили спать в двух огромным спальнях, в каждой из которых стояло по дюжине двухъярусных коек.
  
   Розовое хрустальное небо казалось тонким и невесомым на прозрачном морозном воздухе, оно грозило треснуть, осыпавшись на голову замерзшими осколками.
   Вот так стоишь на октябрьском льду лесного озера, слышишь треск у себя под ногами, видишь эту паутину трещин, и понимаешь, что сейчас будет мокро и холодно... а потом будет конец... и возникает непреодолимое желание добраться до того идиота, что выбил сюда мяч... и спросить себя, почему именно ты, забыв обо всем, кинулся этот мяч доставать?
   И ты стоишь, и не можешь шевельнуться, сделать вздох... а ненадежная опора продолжает расходится кривыми трещинами, и под ней сокращаются, словно живые, запертые в темноте пузырьки воздуха...
   Кайл бежал к нему. Дурак. Бежал по льду, кричал. Еще слышался крик Луи. Айвен не оборачивался... он не мог обернуться. Он не слышал, что кричали, он не разбирал слов. Голоса доносились откуда-то издалека морозного спокойствия холодного дня под хрустальным розовым небом. Он отчетливо слышал только одно - треск. Ясный, громкий, настойчивый, необратимый треск льда под подошвами штопанных зимних ботинок. И свое неровное дыхание. Кайл кричал... Дурак, не беги за мной. Айвен видел, как однажды зимой девушка переходила Сену по льду, так как мостов не осталось после бомбежки. Она куда-то очень торопилась, на ней была грязная рваная одежда, и она прижимала замерзшими руками узелок к груди. Лед треснул, и она ушла под воду. Она пыталась кричать, барахталась, но ее унесло течением. Ушла под лед. Кто-то тогда даже крикнул, что видит ее подо льдом... А тут есть течение? Дурак... не беги за мной.
   - Не беги!!! - что было сил, заорал Айвен, не оборачиваясь.
   Впереди безмятежно застыл мяч, безмолвно наблюдая за своей жертвой, которую он только что загнал в ловушку. Какой я у тебя по счету? Вы сговорились с этим озером?
   Лед издал последний возглас, и на мгновение тело потеряло вес.
   Холодно... Темно... Кто-нибудь будет меня вытаскивать отсюда или как? Только не Кайл. У меня больше нет братьев, кроме него. Пусть кто-нибудь другой, но только не он... Хочется глотнуть воздуха... но вместо этого глотаешь воду... не буду дышать - не буду глотать воду... Она слишком холодная... Я ушел под лед... Так что, никто меня не вытащит отсюда? Размытое пятно света внизу... или вверху? ...где верх, где низ... Холодно... Голова... голова болит так, что, кажется, вот-вот разлетится на куски...
   Кто-то схватил меня... тянет во мглу. Какая-то рыба... большая рыба в меховой шубе, с бриллиантовым кольцом на плавнике и с золотыми зубами...
  
   Вернулся. Одним рывком, ударом. Закашлял, перевернулся на живот и стал со всех сил выблевывать воду. В голове все гудит. Дрожь. Глубокий вдох... воды больше нет. Красные пальцы плавили рыхлый снег. Поднял глаза. Берег. Заплаканное лицо брата. Лицо Луи. Петер, Сонни, Франциск... все смотрели на него... вся блин футбольная команда. Сонни... Айвен хрипло прорычал:
   - Тупица! Как можно было так бить?!
   - Очнулся. - Незнакомый громкий бас. - Давайте, быстро. В тепло.
   Айвен уставился на коренастого бородача в тонкой куртке с меховым воротником. У него были золотые зубы, а на указательных пальцах кольца с большими бриллиантами, которые он спешно стягивал с посиневшей кожи. Бородача трясло, он подмигнул и улыбнулся, обернул ребенка в черное шерстяное пальто и взял на руки.
   - С фермы?
   - Так точно, мсье.
   - Что вы тут делаете? Каникулы?
   - Работаем, мсье.
   - Холодно, черт бы меня побрал! А чем вы тут занимаетесь?
   - Разная работа, мсье. То свиней кормим, то курей разделываем.
   - Старшие есть?
   - Мсье Базилик, мсье. Управляющий.
   - Надеюсь, у него найдется водка...
  
   Черно-белое кино. Опять. Проснулся.
   Во сне ты видишь цвета. Когда просыпаешься, тебе их начинает недоставать.
   Перед кроватью стояла тюремщица:
   - Расскажи, что ты видел.
   - Что?
   - Ты ведь видел сон. Расскажи мне, что тебе снилось.
   Айвен молча оглядывал несвойственное ей выражение лица - лица ребенка, который с нетерпением ждет продолжения недосказанной когда-то сказки.
   - Зачем?
   - Я хочу знать... После смерти ты не видишь сны. Мне ни разу ничего не снилось.
   - Я ничего тебе не скажу.
   Лицо тюремщицы изменилось.
   - Расскажи!
   - Нет.
   Привязь стянула горло и бросила на стену, подвесив над кроватью.
   - Расскажи мне!
   Из сдавленного горла донесся хрип.
   Удавка исчезла, и бросила жертву на кровать. Вероника упала на колени, склонила голову.
   - ...Я уже не помню... - она говорила очень тихо, казалось, она плачет, хотя Айвен понимал, что она никогда не сможет заплакать, - видела ли когда-нибудь сны. Я не помню... За что ты так со мной?
  
   В бесконечно тянущейся вверх шахте кружили огромные каменные шары, описывая в воздухе эллипсы и зигзаги вокруг центрального стержня, так же уходящего в расплывающуюся темноту. Поверхность стен и шаров была гладкая, как стекло, покрыта узорами, напоминающими иероглифы забытой цивилизации. И тут было шумно... низкий нарастающий гул достигал своего апогея и вновь спадал. Время от времени по стержню проносился электрический разряд, задевая летающие шары, и они несколько секунд мерцали кривыми молниями.
   - Что это за место?
   - Силовой реактор.
   - И зачем ты меня сюда притащила?
   - Ты понимаешь, что от тебя хочет орден57?
   Айвен проводил взглядом очередную молнию.
   - Ясное дело. Чтобы я стал очередной боевой единицей.
   - Тогда ты понимаешь, что твои "успехи" в тренировках никак не могут радовать мэтра.
   Айвен ехидно улыбнулся:
   - Неудавшийся курсовой?
   Привязь сковала тело и подняла над тюремщицей.
   - Это еще неизвестно. Если ты не делаешь успехи в теории, то, возможно, добьешься их на практике.
   Сверху спустилась сфера. Клетка. Она разошлась, словно пиранья раскрыла зубастую пасть, и проглотила беспомощную жертву. Привязь исчезла. Айвен схватился за прутья и не сводил слепых глаз с удаляющейся тюремщицы. Она смотрела на него. Вот и все. Приехали.
   Клетка пролетела через изогнутый туннель, мимо решеток с распятыми скелетами и насаженными на стальные колья черепами... как мило... и без церемоний выплюнула жертву на песок... которым был усыпан пол арены. Именно арены. Неподалеку валялись потемневшие обглоданные кости, как в дешевых фильмах ужасов. Над головой возвышался купол из мелкой сетки, за которым на многочисленных ярусах, окружающих арену, в полном молчании стояли сотни мертвецов. И все они смотрели на Айвена.
   Раздался вой. Протяжный, глубокий, пронизывающий холодом, полный ярости, отчаяния и боли. Вой твари, которой незнакомо ничего человеческого. Вой удвоился, утроился... Все больше и больше обреченных голосов присоединялись к ужасающей серенаде неведомых нелюдей, становясь все громче. То, что приближалось к нему, было страшнее и смерти и забвения. И тут их выпустили на арену.
   Они неслись подобно собакам - ноги, касаясь песка, опережали кисти рук и вновь посылали полуистлевшее сухое тело в скачок. Они уже не выли, а удовлетворенно подлаивали, завидев цель, предвкушая жратву. Видно, их долго не кормили.
   Еще раз успел оглянуться. А разве мне не полагается хоть какое-нибудь оружие?
   Первая тварь оторвалась от земли и, выставив вперед костлявые руки со скрюченными в агонии пальцами, ловко, словно обезьяна, прыгающая с ветки на ветку, кинулась на жертву с оскаленной пастью полной гнилых зубов. Не успел уклониться, сухое тело зверя оказалось не таким уж легким, как подумалось Айвену изначально, и тяжелый удар сбил с ног, при этом зверь вцепился руками и слету запустил клыки в шею. Хоть боли и не было, вид того, как в воздух ударила струя тягучей черной крови, сыграл свою роль. Айвен взревел. Вторая, третья тварь накидывались на поверженного противника. Скинул одного, дернулся в сторону, перекатываясь по песку, сдавил пальцы на гнилой плоти и свернул шею второму. Вскочил на ноги. Третьему наступил на грудь. Из ворот неслись еще и еще. И тут... Мертвецы молчали со своих зрительских мест, не сводя с него слепых глаз. Зверь, бившийся в бешенстве под его ботинком, был когда-то человеком... женщиной. Полусгнивший ссохшийся труп, немного подправленный электроникой. К нему неслись еще с полдюжины таких же. Айвен застыл, щека задергалась... Они когда-то были людьми... Сзади запрыгнул первый и вонзил клыки в плечо. Сквозь черный плащ вяло брызнула холодная кровь, вязким потоком полилась по потертой выделанной коже. Спереди приближались еще.
   Они когда-то были людьми...
  
   Открыл глаза. Зачем, спрашивается? На теле были только черные бинты, укутавшие шею и плечо, и правую руку до самой кисти, и левую ногу до колена. Все это не считая старых повязок на правом бедре и на животе, а в остальном - просто холодный труп атлета. Хм... А неплохо сохранился.
   Это не квартира тюремщицы. Голые темные стены, железная койка, уложенный грязной плиткой пол. Захотел подняться, но тело не слушалось, будто забыли вставить батарейки. Неподалеку в стену была вмонтирована полка, на которой сложена одежда.
   И где это я? Есть кто-нибудь?
   - Есть кто-нибудь?! - на крик никто не откликнулся. Было слышно только, как где-то за металлической дверью с барельефом девы Марии в тишине капает вода.
   Я в морге. Может быть, некрисы так и умирают? Думают, все еще полуживы, а на самом деле дохнут окончательно. А что мертвые делают с окончательно мертвыми? Наверное, в топку. Или на... Мертвые уже не могут умереть. Куда дальше? Что есть я? Сердце можно заштопать, ударить током и оно снова забьется. Криво, но забьется. Какие еще там органы во мне остались? Мозг, разве что. Голова на месте, вроде бы целая. Мозг должен был уцелеть... Что за чушь я думаю? О чем? Нужно заснуть. Во сне ты видишь цвета, греешь руки у костра, вдыхаешь запах травы, лопаешь абрикосы...
   Прошло около часа или двух. Но сна так и не было.
   - Ну что, покойничек, как поживаешь? - голос был резким и громким, эхом рикошетящим от стен, пола и потолка.
   В дверях стоял длинный худощавый тип в расстегнутом пальто с высоким поднятым воротником. На голове у него творилось черт знает что - спутанные космы клочьями торчали в разные стороны. И на нем были круглые темные очки. Зачем ему очки?
   - Меня не сожрали?
   Тип в очках удивился:
   - Ты серьезно? Память отшибло? - после недолгого молчания пожал плечами и улыбнулся. - Ты начал орать, словно резанный, возиться. А потом заткнулся, да так лихо принялся рвать акшар кнутом, что несчастные шавки со всех ног бросились наутек. А говорили, что в тебе ничего толкового нет, и не предвидится.
   - Акшары? - Айвен напряг память. - А где я кнут взял?
   Худощавый тип в очках разразился почти истерическим хохотом. Айвен молчал. Через минуту очкарик совладал с собой. Перевел дыхание:
   - Нигде. Эта овца тебя, что ли, ничему не учила?
   - Овца? Ты имеешь в виду Веронику?
   - Ее родную. - Он приблизился и навис над Айвеном, словно хирург над пациентом. - Я с тобой повозился, конечно, но зрелище было занятное.
   - А почему я не могу пошевелиться?
   Очкарик хлопнул себя по лбу.
   - Забыл! Я тебе контроллер сменил. Вернее, убрал, и не вставил новый... А чего удивляешься? Ты от электроники зависишь напрямую, как любой киборг. - Он порылся в кармане пальто и что-то достал.
   - Нет. Не то.
   Снова пошарил и извлек небольшой металлический предмет, размером с монету.
   Айвен кисло усмехнулся:
   - Киборг?
   - Кибернетический организм, - с умным видом отчеканил очкарик. - Это соединение...
   - Не начинай. Все тут считают своим долгом мне лекцию прочесть про то или про это. Я знаю, что такое "киборг".
   Очкарик иронично кивнул в знак понимания. Поднял зажатую в пальцах монету. Улыбнулся:
   - Не бойся - больно не будет.
  
   - Я Эрл. Эрл Симеон Нилис. Это мое настоящее имя. Здесь меня назвали Леон. Нет. Я ничего против этого имени не имею... нормальное имя, но оно не мое. Им захотелось - и они меня назвали так, как им захотелось.
   - Айвен Грей.
   Леон улыбнулся и протянул ладонь.
   - Только никому больше этого не говори. - Вполголоса произнес он, пожимая руку Айвена. - Тут. Пока у тебя нет имени, данного орденом, ты ничто. Если ты не будешь играть по их дурацким правилам, тебя вышвырнут из Лимба. Поверь мне, глубже, чем здесь, лучше не быть.
   - А может быть хуже?
   Эрл кивнул:
   - Может. Еще как может.
   Молчание длилось минуту.
   - Так ты не помнишь, как циркачил на арене?
   Айвен покачал головой.
   Леон радостно оскалил подточенные зубы:
   - Так идем. Я тебе покажу.
   Айвену меньше всего, наверное, хотелось, чтобы Эрл ему что-то показывал. Ничего вообще не хотелось. Побудешь в дурдоме некоторое время - сам начнешь сходить с ума. Но этот мертвец, что сейчас стоял перед ним - улыбался. И улыбался искренне. И, почему-то, захотелось, чтобы хоть этому очкарику с дурацкой прической хоть на мгновение стало чуть лучше. Пусть хоть он порадуется, что может кому-то что-то дать. Если он действительно этого хочет. Ведь тут больше никто никому ничего не дает.
  
   Устройство напоминало старинный пузатый радиоприемник со жгутом толстых проводов и клавиатурой от печатной машинки. Комната, в которую очкарик привел своего гостя, была уставлена всяким хламом, железными шкафами, ломящимися от различных деталей и инструментов, разобранными двигателями и сваленными в кучу в углу киберимплантами. Эрл извлек из ящика стола провод со штекерами на обоих концах - один вставил в устройство, с другим повернулся к Айвену. Подвинул стул:
   - Садись.
   Айвен сел.
   - Что это?
   - Для начала лекция в двух словах. Глубинный транслятор. А теперь разъяснения. Если ты не заметил, то посвещаю - ты слеп. Чтобы посмотреть кино, тебе нужно подключиться к транслятору, - штекер вошел в отверстие на затылке и раздался щелчок. - Он передает трехмерную картинку прямо тебе в мозг.
   - Как интересно и познавательно.
   - Сиди молча.
   Леон порылся в другом ящике, достал кассету и вставил в приемник. Набрал команду на клавиатуре.
  
   ...После того, как последняя тварь кусками осыпалась на песок арены, Айвен понял, что ноги подкашиваются, и тело начало заваливаться. Он успел упасть на колени, еле удержав равновесие и не распластавшись на песке, глубоко со свистом дыша. Взор подрагивал и терял четкость. Арена была усеяна разорванными трупами акшар. Мертвецы продолжали молчать по ту сторону купола, нависшего над головой.
   Айвен огляделся. Все. Я всех сделал.
   - Все! - крикнул он. - Суки! Я всех убил! Я прошел ваше сраное испытание! Довольны?! - Он поднял голову к зрительным ярусам. - Я их всех убил!!!
   Скрежет ржавых цепей, скрип тяжелых петель. Высокие ворота, на которые Айвен как-то сразу не обратил внимания, открывались. Оттуда медленно, с тяжелыми громкими шагами, выходило чудовище. Айвен засмеялся, поднялся с колен.
   Чуть ли не пять метров радости из мышц и киберимплантов. Антропоморфный зверь с собачьей мордой, двадцатисантиметровые клыки, вместо левой руки установка с промышленной циркулярной пилой. Чудовище тяжело дышало, глядя на противника. Зажужжала пила, и зверь стал ускорять шаг. Айвен оскалился и бросился навстречу. Мертвец закричал, отрываясь от пола в прыжке, целясь в приближающуюся псиную голову...
  
   Ледяное озеро. Коцит. Девятый круг. Леон говорил, что корабль - это Ад. Леон ничего зря не говорил. Залитая бугристыми неровными потоками замерзшей воды пещера уходила вглубь, ледяные сталактиты сливались с ледяными сталагмитами в ледяные колонны. Тут воют ветры. Тут, наверное, очень-очень холодно. В воздухе, шумно жужжа, летают гибриды белых медведей со шмелями. Айвен присмотрелся, они не замечали его, занимаясь своими делами, держа в белых лохматых лапах новые тела, людские тела, несли куда-то свой незатейливый груз. Изо льда выступали фрагменты корабля - трубы, исполинские поршни, клапаны, шестерни и другие детали механизмов. А еще было видимо-невидимо застывших в ледяной скорлупе человеческих фигур - кто по пояс, кто по колено, а от кого были видны только руки или лицо, в их позах была агония. Повсюду только лед. Спуск вился вниз по гигантской спирали. Позади дрожала железная дорога. Назад идти нельзя. А, может, это ловушка? Плевать, идти все равно некуда, кроме как на самое дно.
   И он пошел. На самое дно. Туда, куда не достает даже его черно-белый взор.
  
   Пленка в кассете, видимо, закончилась, и Айвен пришел в себя, сидящего на стуле в коморке Эрла, с кабелем в башке. Транслятор мерно и тихо гудел.
   Из-за приоткрытой двери доносились голоса.
   - ...Точно в порядке? - голос тюремщицы. Надо признать, голос казался несколько взволнованным.
   - Замолчи. По-хорошему прошу. Конечно, в порядке. Будто сама не знаешь... И вообще, твои слова оскорбительны для меня. Ты ставишь под сомнение мою компетентность?
   - Что с ним?
   - Я тебе сказал, что все в порядке. Парень крепкий. Выкарабкался. Я ему запись показываю.
   - Какую?
   Айвен поднялся, отсоединил кабель и бросил его на пол. Леон распахнул дверь и не без ехидной улыбки отошел, впуская Веронику.
   - Как ты? - ее голос самую малость дрожал, хоть она и пыталась это скрыть.
   Ответа она не дождалась.
   - Как кино? - поинтересовался Леон, скрестив руки и облокотившись о дверной косяк.
   - Отлично. Спасибо за сеанс.
   Тюремщица начала злиться и голос ее уже дрожал от ярости:
   - Рада, что вы подружились. Идем.
   - Куда?
   - За мной.
   Привязь ненавязчиво так, слегка, сдавила шею.
   - Пока, Леон.
   - До встречи. Заходи, если что.
  
   Поезд шумно стучал по рельсам зависшей над темнотой железной дороги. Дорога извивалась, то опускаясь вниз, то круто беря в гору, переплетаясь с другими железнодорожными путями подобно стальным нитям бесконечной пряжи. По этим нитям неслись другие поезда. Проносились мимо или некоторое время шли рядом. Паровоз гудел, извергая тучи дыма, устало, но упорно тянул десяток скрипящих полупустых вагонов. В последнем всего два пассажира - мужчина и женщина. Точнее, они когда-то были мужчиной и женщиной.
   Деревянные скамьи с изогнутыми железными подлокотниками, поручни вдоль всего вагона, фигурные ручки и узорчатые решетки. Вероника сидела на последнем месте. Айвен стоял, держась за поручни, и делал вид, что смотрит в окно, в котором не было стекол. Мертвые не видят через стекла. Молчание. С того момента, как они вышли из мастерской Леона, не проронилось ни единого слова.
   За окном проплывали исполинские статуи рыцарей в доспехах, с мечами и щитами. Их шлемы были увенчаны крыльями, а ноги тонули в размытой мгле.
   - Почему ты ненавидишь меня?
   Айвен не ответил.
   - По какому праву ты презираешь меня?! - Вероника сорвалась с места.
   Айвен продолжал молчать, делая вид, что смотрит на статуи крестоносцев.
   - Отвечай! Иначе...
   - Что иначе? - равнодушно спросил он. Тюремщица нервно рывком поправила воротник своего плаща. - Иначе разорвешь меня на куски? Своим поводком? Валяй.
   - Это была не моя идея. - Голос тюремщицы превратился в крик. - Я вообще не хотела никого возвращать!
   - А теперь ты чего не хочешь?
   В противоположном направлении пронесся пассажирский состав, насколько Айвен успел заметить, пустой.
   - Мэтр сказал, что тебя необходимо испытать.
   - Брошенный в воду щенок имеет право на жизнь, если сумеет выплыть.
   - Ты не оставлял выбора!
   - Кому? В чем?
   На бледном и прекрасном лице тюремщицы застыло смятение. Она медленно отвела ладонью белые волосы назад.
   За окном проплывали спицы тонких мостов, перекинутые через бесконечную бездну. По ним одиноко сновали безликие фигуры.
   - Они ведь были людьми. Когда-то были людьми.
   - ...
   - А вы сделали из них бешенных зверей себе на забаву. Хлеба и зрелищ. Раз одного вы навсегда лишены, в другом изрядно преуспели.
   - Ты не смеешь судить...
   - Все вы, весь этот склеп, - насмешка над природой. Плевок в лицо жизни, как таковой. Все рождено, чтобы умереть и дать жизнь дальше. А вы не хотите ничего отдавать. Целая раса трусливых недоумков и уродов.
   - А кто ты тогда? - прошипела она.
   - Я?
   За окном порхали летучие мыши. Появились остроконечные крыши католического собора.
   Молчание, стук колес и рычание локомотива.
  
  
   17. Кровать Сонни
  
   Дно. Тут тихо. Не слышно ни ветров, ни жужжаний крыльев белых шмелей, что не умолкали последние несколько часов, пока спускался по спирали к озеру. Айвен шел, каждую секунду ожидая удара в спину - не могут же его просто так отпустить? Хотя... куда его отпустили?
   Озеро было гладким, как стекло, только изредка выступающие изо льда лица нарушали безупречность линии. Каждый шаг резонансом наполнял пространство. Сверху тяжелым куполом нависала тьма.
   - Айвен Грей. - Голос тихий и хриплый. Донесся из-за спины. Айвен дернулся, повернул взор - за ним стоял маленький старичок с бородой до пояса и накинутым на глаза капюшоном. И откуда он взялся? - Тебя заждались. Иди за мной, а то ты еще сутками тут бродить будешь.
   Старичок развернулся и пошел, Айвен, поколебавшись немного, двинулся за ним.
  
   Вода представляла собой некую вязкую мутную субстанцию, переливающуюся приглушенными многомерными звуками, преломленными образами и практически осязаемыми деталями доселе невиданных ощущений. Так мертвые видят воду.
   Айвен сидел на парапете огромного фонтана посреди городской площади под черным сводом бездонного купола. Гранитные плиты парапета украшены барельефами со сценами из различных мифологий, над поверхностью воды возвышались статуи левиафанов и сказочных рыб, жутковатых русалок и иных морских химер. Тут цвели парки, пели невидимые птицы, и растекался ультрафиолет от высоких фонарей с причудливо изогнутыми металлическими столбами.
   Леон сидел рядом, глядя на проходящие мимо молчаливые безликие тени.
   - Давно тут? - Айвен оторвался от созерцания акул, плавающих в фонтане.
   - Не знаю, - ответил Леон, - время здесь идет бесконечно медленно. Годы? Столетия? Какой смысл во времени?
   - Тоже с корабля подобрали?
   Леон улыбнулся:
   - Зачем? Нет. Я был полицейским. В один прекрасный день я исполнил свой долг, и меня нашпиговали свинцом. А подобрали прямо из морга. Ты даже себе не представляешь, как хорошо работают агенты Ордена. И всего ничего - кинуть на лапу кому надо, и патологоанатом сам поможет загрузить тебя в морозильник, и в грузовик. А потом - черт его знает? Встал и ушел. - Леон ухмыльнулся.
   - Остался кто-нибудь у тебя там?
   Леон махнул рукой:
   - Какой там? Жена ушла, не выдержав и года. А детей, слава Богу, не было. Да и как с таким, как я, жить? Как же на такой работе оставаться нормальным человеком? Если ты ловишь парня, который насилует и убивает девушек и все это записывает на нейроскоп58? И он еще толкал свои творения на улице. Знаешь, как это, смотреть глазами насильника, чувствовать его возбуждение... и ты блюешь. И ищешь его. И ищешь... И не спишь ночами, и огрызаешься, как пес по любому поводу. Какая баба вытерпит такого мужа?
   Айвен прикоснулся к воде. И ничего не почувствовал. Только тонкая пленка льда вокруг пальцев.
   - А у тебя? - спросил Леон.
   Ответа долго не было.
   - У меня дочь. Маленькая Алиса. Мой зеленоглазый ангел.
   В ушах прозвучал голос:
   "Мне плевать, куда ты бежишь. Алиса останется со мной. А ты беги...".
   Айвена передернуло. Алиса стояла в двух шагах от него, положив ручки на плиты парапета. Повернула голову. В черно-белых оттенках старого немого фильма улыбалась его дочь. И смотрела на него своими зелеными глазами. Зелеными... Айвен пошатнулся, вся площадь была заполнена маленькими Алисами, и все они смотрели на него своими зелеными глазами. Он зарычал, стиснув зубы, в бессмысленной попытке закрыв глаза руками.
   - Плохо?
   - Плохо, - ответил Айвен. Площадь вновь была пустой.
  
   Они существуют за счет живых. Они отдают людей мутантам, чтобы те делали черный мед. Чтобы отваривать из него свою темную холодную муть. Они паразиты, пьющие кровь... чтобы не умирать, и не жить.
  
   - Леон... Отсюда можно сбежать?
   - Куда ты собрался? Думаешь, что твоя дочь тебя дожидается? А где ты ее оставил? Сколько времени прошло? Может, ты застанешь ее правнуков.
   - Я не должен здесь быть.
   - Ты и месяца не протянешь без дозы.
   - Плевать на это. Я хочу вырваться отсюда.
   - Как это не банально звучит, но ты уже не в мире живых. И вернуться туда не сможешь.
   - Я знаю. Мне нужно хотя бы несколько минут.
   - Возможно, когда тебя пошлют во внешние миры.
   - Возможно?
   - Если и возможно, то далеко не скоро.
   - Я не могу ждать. Я схожу с ума. Вокруг одна бессмыслица. Сплошная бессмыслица...
   - Вероника твой узел Паутины. Тебе придется с ней разобраться.
   - Не понял.
   - Возврат мертвеца - это некий ритуал, причастие. В этом ритуале всегда двое - тот, кого возвращают и тот, кто возвращает. Тебя вернула Вероника. Она твой узел. Ее вернул Мэтр. Он имеет власть над ней. И над всеми, кого вернул. Над теми, кого ты вернешь, ты будешь иметь власть. И так далее. Понимаешь? Это сеть причин и следствий. Это то, чего не объяснят никакие железки в мозгу. Разорви один узел и кусок Паутины рассыпается. Если умрет кто-то из Возвращающих, все Возвращенные им потеряют связь. Паутина порвется.
   - Я должен убить ее?
   - Иначе никак.
   - Но... этот поводок? И... и я не хочу ее убивать.
   - Если хочешь сбежать, то придется. А ведь эта овца, по-моему, в тебя влюбилась. Хе-хе!
   - В меня?
   - Те, что попали сюда, теряют человеческие чувства. Но, иногда, случаются исключения. Такие себе уроды среди уродов. Как она, как я, как ты. Я вижу, что ты ей не безразличен. Глупая дура. А поводок, о котором ты говоришь, он ведь вьется в обе стороны. Если найти силы, то можно его разорвать. Только что ты потом собираешься делать?
  
   - У меня была сестра, - Вероника сидела на полу, прислонившись спиной к стене, - на двенадцать лет младше. У нее было много мягких игрушек. Отец покупал ей плюшевых медведей. Красных, синих, оранжевых, голубых... я уже не помню, как выглядят эти цвета...
   Квартира тюремщицы наливалась струйками спокойного звонкого голоса. Айвен стоял возле окна.
   - Она не любила кукол, платья, кукольные домики... Ей нравились плюшевые звери. Медвежата, зайцы, котята...
   Лед на ней засверкал.
   - Я помню, как мы играли с ней... - девушка запнулась, провела ладонью по глазам, - Я не помню ее лица.
   Зачем она рассказывает о своей прошлой жизни? Она никогда ничего не рассказывала о себе.
   - Иногда мне кажется, что у меня никогда не было сестры. И меня вообще не было вне Темного Легиона.
   Лед, сковывающий тюремщицу, дал трещину. Дура. Не надо...
   - Я не думала, что могу что-нибудь встретить здесь... Что-нибудь настоящее.
   Панцирь, данный ей в ритуале, превращался в талую воду, капелью уходящую в пустоту. Не надо... Иначе...
   Или сейчас или никогда.
   - Я не думала... не верила... Я вечность не вспоминала своей сестры. Я забыла, для чего завалила спальню игрушками.
   Нить гитарной струной ударила по сознанию. Нить привязи. Она есть, вот она.
   - Завтра тебе дадут имя, и...
   - Не дадут.
   На красивом бледном лице застыло удивление. Щелкнули те самые силовые поля, которые Леон назвал "кнутом".
   Айвен подошел и поднял на руки тело своей тюремщицы, отнес на кровать и положил среди плюшевых медведей и щенков. Затем вернулся за головой. Черная кровь залила ковер и покрывала.
   Иначе никак.
  
   На станции было безлюдно. Скамьи на перроне пустовали, несколько безликих фигур мелькнуло под слепым фонарем. Почему за мной никто не гонится? Никто ничего не знает? Подъехал поезд, с шумом извергая тучи пара и дыма из клепаного котла локомотива. Леон сказал, что нужно ехать до последней станции, в самый низ, на самое дно. Леон ничего просто так не говорил. Из ближайшего вагона вышел Мэтр.
   - Вы разочаровали меня, мой мальчик. - Айвен напрягся. - У меня были далеко идущие планы на вас. Но, - старик скривил раздосадованную гримасу, - видимо, вы действительно из иной глины. Вам не место среди нас.
   Что ж ты все говоришь и говоришь? Оторви уже мне голову, тебе это точно по силам.
   - Вы опечалили меня. Несчастная Вероника... Она была способной ученицей.
   Мэтр приблизился вплотную. Айвен ждал. Огрызаться, так до конца. Давай! Делай то, что должен делать, старик!
   - Садитесь в поезд, мой мальчик. И не покидайте вагон до конечной остановки.
   После этих слов Мэтр исчез за тяжелыми дверями здания вокзала. Айвен продолжал стоять на месте, уже вообще ничего не понимая. Только когда прозвучал свисток, и паровоз предупреждающе зашипел, он кинулся в вагон.
  
   На краю ледяного озера стоял греческий храм со статуей трехглавого Сатаны над входом. Колонны храма покрывали облепленные колючим снегом женские тела. Старичок с бородой до пояса указал на высокий свод входа.
   - Тебя ждет архиепископ.
  
   В конце просторного пустого помещения храма возвышался трон, к которому вели мраморные ступени. На троне сидела фигура в черной рясе с накинутым на лицо капюшоном.
   - Ты предал мой орден, - голос эхом множился о мраморные плиты стен. - Ты отверг бессмертие и вечность. Ты попрал жизнь без боли и страданий. Почему?
   Через мгновение фигура в рясе оказалась в двух шагах от Айвена.
   В тишине голос произнес:
   - Я же говорил - уроды среди уродов, - человек отбросил капюшон. Взъерошенные густые волосы и круглые черные очки. - Такие всюду изгои.
   - Архиепископ Леон, - прошептал Айвен. - Или не Леон?
   - Леон, - еле заметно улыбнулся Леон.
   - Зачем все это?
   - А зачем тебе дочь? А зачем тебе брат?
   Ответа не было.
   Архиепископ опустил голову:
   - Ты не сможешь понять меня. Нет ничего ярче и осмысленнее, чем миг. Одно единственное мгновение. За него стоит отдать все. И ты понимаешь это, когда остаешься один на один с вечностью. Самое нелепое - это лгать себе. - Леон снял очки и показал зашитые глаза. - Зачем они мне, если они не видят?
   - И что теперь?
   Архиепископ усмехнулся:
   - У тебя будут несколько минут, если сможешь до них дотянуться.
  
   В темноте вновь зажглась красная нить. Слабо, тускло, но зажглась. Неуверенно сверкая, она повела из тьмы. Только неизвестно, куда.
  
   В конце зимы всех вернули в приют. Узнали, что мадам Патриции больше нет - у нее началось воспаление легких, и ее положили в больницу, а там какой-то глупый врач вколол ей просроченное лекарство - и мадам Патриции стало еще хуже. Вскоре она умерла. Айвен не мог этого понять, как человек может умереть от воспаления легких, когда на войне люди умирают от пуль и бомб? Или оттого, что есть нечего.
   В приюте прибавилось детей, которых Горвен подобрал. Кого на улице, кого в жандармерии.
   Снова начали бомбить. Почти все здания вокруг приюта были повреждены, а один жилой дом вообще ушел под землю целиком. Со всеми. А вот приют не задело. Луи считал, что это Бог их оберегает, так как здесь, сироты, а Бог сирот любит, потому что больше некому. Как это некому? А директор? Франциск говорил, что это мадам Патриция. Что теперь она на небесах и мешает пилотам попасть в нас. Не знаю, кто из них был прав, но кто-то один был прав точно.
   Поползли слухи, что вражеская армия приближается к городу.
   Через несколько дней не стало Сонни - он нашел неразорвавшуюся бомбу в развалинах и встал на нее. Тупица. Хотел, чтобы его усыновили, как Майю Керринг. Но стащить не успели. И его никто не усыновил.
  
   Кровать Сонни была аккуратно застелена - безупречная морская гладь синего покрывала и идеальный айсберг белоснежной подушки, уложенной пирамидой. Сонни лучше всех застилал кровать, гордился этим. А еще он дальше всех выбивал мяч. Я сидел на стуле, кроме меня в комнате больше никого не было, и не сводил взгляда с пустой кровати Сонни. Его уже нет, а его кровать еще никто не занял. Значит, это все еще его кровать. Я подумал, что когда кровать займет другой, он не будет так аккуратно застилать ее. И она уже не будет похожа на синее море и айсберг. Почему я раньше этого не замечал? Все, что умел делать Сонни - застилать кровать. Он плохо читал, считал, не умел рисовать, писал только печатными буквами... но кровать застилал идеально. И тогда мне в голову стукнула мысль - а если бы не эта бомба? Если бы не Майа Керринг? Если бы не эта война? Возможно, Сонни стал бы хорошим художником, талантливым писателем, певцом, техником, врачом... в смысле, он нашел бы еще что-то, что мог бы делать идеально. И это было бы ему так же приятно, как застилать кровать. Но ему не дали этого найти. И мне стало его жалко. Вот придет он на небо, и ангелы спросят его: "А что ты умеешь делать?". А он разведет руками и ответит: "Я хорошо застилаю кровать". И ангелы засмеются: "И все? Да это все умеют! Зачем ты нам тут нужен, если ничего больше не умеешь?" И Сонни заплачет. Нет. Ангелы не выгонят его - они добрые. Но Сонни, наверное, все равно будет неловко за то, что он больше ничему не научился. Это не его вина. Слышишь, Сонни, это не твоя вина.
  
   Тесно наставленные многоэтажки своими покосившимися осыпающимися телами закрывали бездонную черноту полуденного неба. Дворы, заваленные холмами мусора, наводнены колоритной публикой: панками, проститутками, торговцами оружия, малолетней шпаной, дворовыми собаками, наркоманами и прочими представителями настоящего мира. Жилые высотки были гнилыми муравейниками, в которых доживали последние часы ужаленные чумой насекомые. Безнадега виднелась в трезвых глазах, безумие во всех остальных. В суетящейся и понурой толпе шел высокий широкоплечий человек в кожаном плаще с накинутым на голову капюшоном. На улице душила жара, от которой не спасали даже тени трухлявых сооружений, но человеку в плаще было все равно. Он не чувствовал духоты и вони мусора. Единственное, что несколько огорчало человека в плаще, так это невозможность увидеть в небе хоть что-то, кроме темноты. Мертвые не видят Солнца.
   Очередной мирок. Очередной перевалочный пункт.
   "У дядюшки Мо". Однозначно выцветшая краска на жестяных буквах вывески над дверями кабачка потрескалась и давным-давно намеревалась осыпаться, но, видимо, ей не давали такого шанса, время от времени подпаивая скупыми порциями эмали. Возле обитых ржавым железом дверей околачивались двое панковатого вида молодых людей в виртуозно изрезанных куртках и с вызывающими недоумение прическами. Завидев человека в монашеском одеянии, молодые люди, нагло ухмыляясь, заслонили двери. Пришлось их подвинуть, причем один ушибся головой об изгородь, а второй влепился в двери.
   - Ах, ты сука...
   - Да ладно, Квот, не трогай его. Видишь, он ненормальный.
   Квот на мгновение задумался и, найдя довод товарища вполне убедительным, зло косясь, отошел от двери. Двери поддались без скрипа.
   Бармен, человек преклонных лет с родимым пятном на левой щеке, щурился, опершись кулаками о стойку, треугольником занявшую центр помещения, и не отводил взгляда от одного из телевизоров. Судя по звуку, передавали боксерский матч. Айвен завалился на высокий табурет. За ютившимися вдоль стен столиками молча пили пиво с полтора десятка человек.
   - Что будешь? - голос бармена был низким и хриплым.
   - Мне нужен дядюшка Мо.
   - Ну, я дядюшка Мо, - бармен оценил накинутый на лицо капюшон и вернулся к матчу. - Что нужно?
   - Мне сказали, что ты можешь достать билет до Земли. Без утомительных официальных процедур, конечно.
   Мо выражением лица показал, что может, и может, при этом, не отводя взгляда от экрана телевизора.
   - А у тебя проблемы? Или просто осточертели утомительные процедуры?
   - Времени нет на всякие глупости.
   Мо посмотрел на собеседника:
   - Покажи лицо. Не привык общаться с загадочными личностями. Не люблю загадки.
   - Не стоит.
   - Тогда можешь сразу валить отсюда.
   Айвен отбросил капюшон. Мо несколько секунд разглядывал незнакомца, затем на его лице появилось изумление. Несколько человек за столиками тоже не обделили вниманием необычного посетителя.
   - Ого... давненько не встречал мертвецов. - Мо улыбнулся. - Я не в курсе, а что, правительство объявило на вас сезон охоты?
   - Дядя Мо, что это за хрень? - взвизгнул один из посетителей, неуверенно потянувшись за пистолетом.
   - Сиди молча, - скомандовал бармен, - не гавкай! - с минуту он молчал, затем раскрыл рот. - Шесть тысяч фунтов.
   - У меня нет денег.
   Бармен рассмеялся, но вмиг стал серьезным и впился взглядом в слепые глаза некриса:
   - Ты не думай, что я не знаю о вашей братии. И скажу тебе, нужно будет - и тебя упокоить смогут. Я тут не фондом милосердия заведую. За услугу нужно расплачиваться.
   - Мо, мне сказали, что ты человек адекватный. Что общий язык с тобой найти можно. - Айвен оглядывал помещение зала, прикидывая, каковы шансы, если все, сидящие за столами, начнут палить в него. - Ты предложи решение.
   Мо улыбнулся, достал из-под стойки бутылку джина и наполнил стакан. Опрокинул его, закурил.
   - Ладно. Есть один человек, который мне несколько омрачает жизнь. А помимо прочего, насрал мне в душу так, как никто никогда никому не срал, - он ткнул пальцем в грудь мертвеца. - Принесешь мне его голову, и я сделаю все, чтобы ты поскорее добрался до Метрополии первым классом.
  
   Чердак был сухим и просторным, заросшим неводами паутины, заваленным деревянными ящиками и прогнившими тряпками. Айвен смотрел на крыши домов и городские улицы, выступающие из мрака. Распустил плащ, на внутренней стороне застежками крепились инъекционные пистолеты с ампулами, заполненными криокровью. Когда он покидал Темный Легион, пистолетов было восемь. Теперь их осталось четыре. А пройдена только часть пути. Вскоре придется использовать еще один. Время, исчисляемое в миллилитрах. Сначала Айвен считал Леона последней сволочью за эту несчастную цифру - восемь. Но потом понял, что именно так и нужно достигать истинную цель - в полете, в оставшуюся у тебя секунду, на последнем дыхании. Иначе цель пропадет в буране своей незначимости и ложного выбора. "Если сможешь до них дотянуться" - Леон ничего просто так не говорил. Идиотское мышление. Айвен достал фотографию. В очередной раз посмотрел на нее и прочитал адрес, написанный на обратной стороне снимка.
  
   Следующим утром двери кабачка "У дядюшки Мо" распахнулись, и в пропитанное табачным дымом и запахом хмеля полутемное помещение, вошел некрис. Положил на стол перед барменом пластиковый пакет и тихо сказал:
   - Твоя очередь.
   - Уже?
   Мо заглянул в подарок и скривил губы в улыбке:
   - Неплохо. Очень неплохо... Удивлен, скажу честно, - достал голову, пристально посмотрел в закатившиеся глаза и с омерзением в них плюнул.
   - Я выполнил свою часть договора. Твоя очередь.
   Мо с ухмылкой кивнул, махнул пареньку за крайним столиком, и тот принес Айвену цифровую карту. На пластике отпечатаны дата, незнакомое имя, адрес и пункт назначения.
   - Отлет через два месяца.
   Мертвец направился к выходу.
   - У меня есть еще работенка, если тебя интересует.
   - Не интересует, - не оборачиваясь, ответил Айвен.
  
   Виллу Стиму не спалось. Он аккуратно поднялся с кровати, чтобы не разбудить жену, в темноте нащупал комнатные тапочки, накинул халат и вышел из спальни. В гостиной было подозрительно тихо - обычно охранники шепотом переговаривались, коротая время за игрой в покер. Но было тихо и темно. В рассеянном свете улицы, бьющем через окно, Вилл разглядел фигуры, распластавшиеся на паркете. Он замер. Зажглась бра, показав тела двух охранников в багровых лужах и человека в темной одежде, сидящего в кресле. На коленях человека лежал пистолет с глушителем. Его лицо скрывал капюшон.
   - Не добрая для вас ночь, мистер Стим. - холодным голосом произнес убийца.
   Вилл Стим глубоко и прерывисто вздохнул. Опустился в соседнее кресло.
   - Сколько тебе заплатили?
   Убийца отбросил капюшон, и на Стима уставились белые слепые глаза бритоголового мертвеца.
   - Ага... - хозяин дома закусил губу, - А я слышал, что вам не нужны такие игрушки, - он взглядом указал на пистолет.
   - Вообще-то не нужны, но у меня не так много сил, чтобы тратить их понапрасну.
   Стим нервно хрустнул пальцами:
   - Сколько?
   - Не торгуйтесь, мистер Стим. Это бесполезно. Я возьму то, зачем пришел.
   - Скажи хоть, кто?
   - Какая вам разница? Разве у вас мало врагов?
   - Ники-Пес? Джерри-Молоток?
   - Дядюшка Мо.
   Стим оскалился:
   - Старый пердун! Никак не забудет... - он замолк и взглянул так, как смотрят в пропасть. - Жену с дочерью не трогай.
   - Не трону. Карла спит в детской, а мисс Стим там, где вы ее оставили - в вашей постели.
   - В этом доме девять охранников.
   - Я убил только троих.
   - Зачем тебе это? Ты же...
   Некрис поднялся:
   - Предлагаю выйти во внутренний двор. Мо попросил в качестве доказательства вашу голову. Не думаю, чтобы вы хотели быть обнаруженным своей женой или дочерью.
   Стим горько усмехнулся:
   - Ты прав... Не хотел бы.
   Мертвец открыл дверь и демонстративным жестом пригласил пройти.
  
  
   18. Игра в мяч
  
   Портовые склады трещали по швам каждый раз, когда захваты доков отпускали отчаливаемые корабли, и те устремлялись в небо, исторгая тучи дыма.
   Айвен встретился с капитаном шхуны под живописным названием "Небесная река", показал ему карту, полученную от Мо. Капитан проверил ее подлинность и попросил подождать. На площадке дока было безлюдно. Сетчатая изгородь, отделяющая пусковую площадку от желающих поджариться при старте, тихо звенела сотнями маленькими колокольчиками в такт портовым складам. "Небесная река" напоминала застывшего в ожидании кашалота.
   - У вас есть вопросы ко мне, капитан?
   Капитан улыбнулся, поправил потрепанный китель и вышел из тени стальных ящиков, ожидающих погрузки.
   - Мо сказал, что вы мертвяк. А о мертвяках я слышал всякое.
   - И?
   - Я должен знать, не создадите ли вы проблем.
   - Вы хотите проблем, капитан?
   - Не очень. У меня их и так достаточно.
   - У меня тоже. - Айвен повернулся к капитану. - Все, что мне нужно, это добраться до Земли.
   Капитан направился к трапу, ведущему в шлюз "Небесной реки":
   - Отбываем через три часа.
  
   Семнадцать лет. Я даже не знаю, сколько Алисе будет тогда. Я найду ее. Я обещал ей, что вернусь. А Кайл? Кайлу я ничего не обещал. Я запутался. Я не знаю, где моя роза.
  
   Высокий статный молодой человек с бритой головой, в новеньком зеленом мундире лейтенанта Лиги Космоса под распахнутым плащом, вышел по опущенному трапу из только что приземлившегося челнока. Шел дождь, косматыми рваными клочьями срываясь с серых небес, шумными ручьями стекая с металла фюзеляжа челнока, пузыря грязные лужи, хлеща по одежде и лицу, звеня по брезентовым тентам. Вдали почерневшие тучи нависли над горной грядой. Десятки темно-зеленых палаток облепили вершину холма, в стороне стыли танки и вертолеты, суетились солдаты и офицеры.
   Лейтенант поправил ремень вещмешка на плече, ступил на болотистую от разыгравшейся стихии почву и остановил первого попавшегося рядового, справляясь насчет командования.
  
   - Лейтенант Айвен Грей. По личному прошению, - полковник вернул документы.
   Айвен стоял по стойке "смирно".
   Палатка полковника Стрэйндждака являлась душной свалкой перевязанных стопок бумаг, металлических ящиков и запакованных в пластик комплектов одежды.
   - Все ясно. Повоевать захотелось? - Стрэйндждак усмехнулся: - Только война пока подождет. Сегодня утром на плато было семибальное землетрясение. А там городок в пять тысяч. Мы имеем своим долгом помочь местным властям в спасательной операции. Так что пока займетесь более праведными делами. Возьмите под свое командование... - полковник порылся в бумагах на столе, - шестую роту. И отправляйтесь на место. И не мешкайте, лейтенант, у меня совершенно нет времени.
  
   Уже когда вертолеты приближались к городу, стало ясно, что ни одного целого здания в нем не осталось. Местами бушующие пожары поднимали в небо черные струи дыма, над остатками улиц пчелиным роем кружились вертолеты и челноки с волчьими мордами на фюзеляжах. Неистовый ливень примял всю пыль и пепел, что, без сомнения, витали над городом сразу после катастрофы, и теперь тяжелые капли размачивали руины и грунт.
   Вертолет спустился на площадь, окруженную парком с покосившимися деревьями с одной стороны и осыпавшимся зданием городского муниципалитета - с другой. Айвен вышел на побитый асфальт, на мгновение поднял глаза в почерневшее серебро небес, угрюмо нависшее над беспомощными людишками сквозь гул обоих винтов транспортника, посмотрел на солдат шестой роты, что выходили вслед за ним, затем на людей, что были на площади. Солдаты ровными рядами складировали грязно-бело-красные мешки, стоял крик многих женщин, безутешный и безумный. В глаза бросались кресты мобильных госпиталей.
   К Айвену подбежал капитан в перепачканном кровью и грязью плаще. В руке он держал планшет.
   - Лейтенант, вас прислал полковник Стрэйндждак?
   - Так точно.
   - Сколько с вами человек?
   - Шестая рота. Сорок пять человек.
   - Хорошо. У нас не хватает людей. Дождь усиливается. Время... времени не хватает... - капитан забегал пальцами по планшету, капли звонко бились об экран. - Младшая школа на северо-востоке. В том районе почти никого нет, кроме роты Альянса.
   - Альянс?! А они что тут делают?
   - Я же говорю, лейтенант, у нас нет ни времени, ни людей. Вас предупредили? Вы не брали оружие?
   - Вы серьезно?! Осмелюсь...
   - Это не мои приказы. Хотите жаловаться - жалуйтесь полковнику.
  
   Улицы кишели людьми, плачущими и роющимися в руинах.
  
   Подъехав на бронетранспортерах к упомянутой школе, шестая рота и ее временный командир сразу увидели с полсотни пехотинцев в серой форме вражеской армии. Солдаты Альянса разгребали завалы, руками убирая камень за камнем. Невдалеке стояли два их вертолета. Еще тут было несколько десятков гражданских.
   Капоретти, старый солдат с искусственным глазом, выплюнул изжеванную спичку:
   - Лейтенант, разрешите обратиться.
   - Разрешаю, рядовой.
   - Я чего-то не понимаю... Фронт. Передовая в десяти милях отсюда... а они здесь помогают нам в нашем городе.
   - Приказ есть приказ, рядовой. И, честно говоря, не совсем уверен, что город именно наш.
   - Мы оставили оружие...
   - Рядовой, если мы безоружны, то и они тоже... надеюсь.
  
   Там был полицейский. Его сын был зажат под камнями этой школы, но достать его было невозможно... пока не подошли краны. Он твердил сыну, что вернется за ним, чтобы тот чуточку подождал. Как единственный представитель власти, он организовал людей, говорил им - что делать, куда складывать раненных и погибших. Так что когда подоспели солдаты Альянса, работа уже кипела во всю. Странная штука - он самолично вытащил из под завалов тридцать семь чужих детей, а своего спасти не успел.
   На второй день откопали учителя, успевшего загнать под парту четверых учеников, он накрыл столешницу собой и уперся в пол ногами. Благодаря нему парта выдержала. И детей спасли.
   Выживших складывали на бронетранспортеры и отвозили в ближайший мобильный госпиталь.
   На третий день разгребали жилой дом. Там никого уже не осталось, кроме собаки с семью щенками.
  
   Перерывы были с полуночи до трех ночи, работа шла в три смены. Никто толком не спал. Сидели у костров и нещадно уничтожали кофеин. Днем солдаты Лиги и Альянса вместе раскапывали людей, а короткими ночными перерывами вместе сидели вокруг огня, и не сводили с него своих сонных глаз. Капрал в роте Альянса, Шервуд, синеглазый и нос у него был тонкий и острый, как у комара, вместе с Айвеном вытянул из развалин библиотеки паренька, так Шервуд заставлял бедолагу петь песни, одну за другой, чтобы тот не отключился, пока его отвозили в госпиталь. А в другой раз завел с прижатым бетонным блоком, как выяснилось, доцентом естествознания, спор насчет теории Дарвина - доцент в пылу дискуссии на некоторое время забывал, что его привалила полуторатонная плита. Еще Шервуд травил анекдоты про Лигу Космоса. Надо признать, довольно занятные. В ответ на это Капоретти вспомнил уйму хохм про Альянс. Но анекдоты Шервуда все равно были смешнее.
  
   - Слышали, на севере города? - сворачивая самокрутку, проговорил Наварра, узкоглазый рядовой с соколиными нашивками. - Там под завалом нашли окоченевший труп женщины, она застыла в позе коровы - уперлась ладонями и коленями. А под ней - полугодовалый младенец... целехонький... Закрыла дочку и так и застыла. У нее в спине и шее застряли осколки и прутья.
   - А западнее отсюда, - подал голос Капоретти, - в первый же день вытащили девчонку, всю в крови, без сознания. Медики сразу сказали, что ей каюк. И тут брат ее падает и начинает орать: "У нее сегодня День Рождения! Собирались праздновать!" и ревет. И тишина, и только пацанчик рыдает. А там ваши стояли, как раз, - обратился он к Шервуду, - И тут один из ваших начинает тихо так напевать: "С Днем Рожденья тебя...". Ничего лучше придумать не могли... Альянс, что поделаешь. И поет, и подхватывает второй, и третий, и вскоре вся рота в унисон поет эту песенку. Глупо... Но девчонка глаза открыла и даже, вроде как, улыбнулась. Медики как это увидали - сразу ее на носилки и в операционную. - Капоретти пожал плечами. - Спасли.
  
   Историй было много. Веселых, и не очень. Со счастливым концом и не совсем. Собственно - с несчастливым концом - это было правило. Почти весь город попадал под него. Поэтому, наверное, подобных историй не много можно было услышать, сидя у костра. А вот иных - веселых и счастливых, хоть на йоту, но счастливых, было мало, они были исключениями, праздниками, оттого их приятнее было рассказывать у костра и слушать было приятнее. Ведь каждая такая история - это спасенная жизнь, уверенность и знание, что все это не напрасно.
  
   Айвен смотрел на огонь. Только-только перевалило за полночь.
   - Почему, чтобы в нас проснулось человеческое, на нас нужно обрушивать города?
   - Потому что свет ярче всего светит в темноте, - также глядя в огонь, ответил Шервуд.
  
   Через три дня Айвен убил капрала Шервуда на поле боя.
  
   Кап. Кап. Кап...
   Мертвец висел в невесомости, а вокруг было ослепительно ярко. Ослепительно?! Свет бил отовсюду, пронизывая насквозь мерзлую плоть, окутывая холодные пальцы, стелясь по изуродованному лицу... И было тихо. Только звук неспешно падающей воды... падающих капель...
  
   Айвен лежал на полу. Белоснежном или стеклянном... или ледяном... Это лед - тонкий лед, вместо пола. Он слышал, как под хрустящей коркой колышется вода. Вокруг тоже была вода - купол, неизвестные силы отгородили воздух от нее, и поверхность тихо переливалась, абсолютно наплевав на все законы физики. Вода как будто подсвечивалась с той стороны. И в ней что-то было. Что-то живое и разумное. Айвен приблизился к неясной границе - пальцы коснулись вязкой субстанции, перевивающейся многомерными звуками, и ничего не почувствовали.
   - Поиграй со мной!
   Детский звонкий голос разлетелся о колыхающиеся стены нависшего купола. Это была курносая девочка, лет семи с длинными волнистыми светлыми волосами. В руках она держала большой резиновый мяч, судя по всему, разноцветный.
   - Во что? - спросил мертвец.
   - В мяч, конечно же! - с этими словами девочка бросила мяч, тот стукнулся о лед, подпрыгнул и попал в холодные руки. Айвен кинул его назад.
   Мяч гулко скакал от взрослого к ребенку, и назад. Девочка радостно смеялась, а из воды начали проступать силуэты больших животных. Айвен схватил мяч и огляделся. Настала тишина, нарушаемая только подводным эхом. Это были дельфины. Обычные дельфины, только их спинные и грудные плавники были непропорционально большие. Они начали смеяться, так, как смеются дельфины.
   - Давай доиграем! - улыбнулась девочка.
   - Что это?
   Девочка удивленно уставилась на Айвена:
   - Резиновый мяч.
   - Да не это! Вот это!
   Девочка еще больше удивилась:
   - Поющие.
   - Кто?
   - Он так не поймет. - Сзади донесся голос мальчика. Короткий светлый волос. Тоже курносый. - Для него больше понятно слово "экко".
   - Так... - Айвен положил мяч на ледяной пол. - Детишки, с меня хватит... Что все это значит?
   - Ты снова не долетел до места назначения, - виновато улыбнулся мальчик.
  
   Дельфины смеялись, высовывая морды из воды.
   - Без тебя ничего не получится.
   Девочка улыбалась, покатываясь на мяче.
   - Это и есть экко? Те самые великие, загадочные и всесильные экко? - Айвен разразился смехом.
   - А чем они тебя так рассмешили? - насупился мальчик.
   - Нет... ну, просто... Не ожидал. А разумные нарвалы или белуги есть? - Мертвец вновь рассмеялся, перевел дыхание, - фу!... Что там у вас без меня не получается?
   - Ты веришь в удачу? - спросил мальчик.
   - Судя по своему опыту - не очень, - покачал головой мертвец.
   - Тогда ты, хотя бы, веришь в неудачу. У них, - мальчик указал на дельфинов, - неудача. Они потеряли твоего брата.
   Айвен замолк и пристально смотрел на ребенка.
   - Повтори.
   - Они потеряли его.
   - В каком смысле "потеряли"? При чем тут вообще мой брат?
   - А почему ты решил бросить искать его? Зачем тебе не твоя дочка?
   - Молчи, малой. Это вообще не твои дела... - мертвец нервно развел руками, - Да какого черта?! Что все это означает?!
   Воцарилась тишина.
   - Давным-давно жил злой народ, - заговорила девочка, продолжая сидеть на мяче и смущенно смотреть в пол, - Они шли от мира к миру и забирали у слабых все, что хотели. А потом убивали их. Они были сильными и плохими. Как-то раз, злой народ напал на поющих - мирных морских жителей. Но поющие тоже были сильными. Поющие защищались, чтобы спастись. Они победили злой народ. И больше некому было пугать и убивать слабых. Но поющие заплакали, потому что после них не осталось ни одного жителя злого народа. - Девочка подняла глаза. - Кому решать, кто будет жить, а кто нет? Правильно они сделали? Если бы ты бросил мяч, а я исчезла насовсем, кто бы вернул его тебе?
   - Они боятся, - сказал мальчик, - что опять сделают что-то неправильное. Что-то непоправимое. Они не знали, что с вами делать. Вы убиваете друг друга. Вы не можете друг друга услышать. Вы не можете друг друга понять. А потом появилась она. И она услышала и поняла твоего брата. Ты понимаешь, что это значит? Если вы сможете понять друг друга? Услышать друг друга?
   Молчание.
   - Поющие могут прекратить вашу войну. Они этого очень хотят. Но они потеряли твоего брата. Это неудача. Но нашли тебя, - мальчик улыбнулся, - а это удача.
   - Кто она?
   - Его жена.
   Тишина.
   - А что я могу сделать?
   - Они не могут найти его, но это можешь ты. Только помоги им. Ты же можешь слышать его.
   - Помоги им, - тихо сказала девочка.
   Айвен оскалился:
   - А какая вам всем выгода от этого? Мы с хитонами грызем друг друга. Вы тут при чем?
   Дельфины засмеялись, и мальчик улыбнулся:
   - Выгода? Нет никакой выгоды. Просто тебе, наверное, не понять. Просто ты человек.
  
   Руки тряслись, и ничего с ними нельзя было поделать. Снаружи это не было заметно, механизированную броню не может сковать нервная дрожь, и Айвен был рад, что его взвод не видит этого. Челнок подбрасывало на воздушных ямах, и Айвен стискивал зубы. Было, отчего нервничать - он еще никогда не встречался с хитонами в бою.
   - Все, в порядке? - спросил Урген, он находился ближе всех.
   - Конечно, - ответил Айвен. Чего это он спросил вдруг?
   - Лейтенант, - донеслось из шлемофона, - одна минута.
  
   Хитоновский улей - это такое уродливое сооружение из органического бетона, вытянутые острые конусы, перетекающие один в другой, со множеством отверстий, многие из которых, впрочем, хозяева закрывают наглухо при штурме. Исполинский муравейник желто-серого цвета. Отчизна слизняков. Они будут биться до последнего. А помимо хитонов, под нежно-зеленым небом с голубыми лунами Урсулы59, тут еще доставляли массу неприятностей наины - еще одна псевдо-разумная раса недоброжелательной фауны, спевшаяся с хитоноидами. Как объяснял капитан Гицу на брифинге перед сражением, чтобы представить себе наина, нужно вообразить черную осу размером с овчарку, невероятной прыти, с каким-то неломающимся жалом, протыкающим тяжелую броню, и весьма скверным характером. И еще капитан особое внимание уделил описанию того, что происходит с человеком, которого ужалил наин. Наверное, чтобы каждый считал своим долгом не проверять на себе правдивость его рассказа.
  
   В небе кружила "мошкара", неистово атакуя вертолеты и истребители, временами удачно. Иногда осы выхватывали, кого-нибудь из пехотинцев, поднимали в воздух и, накинувшись на него скопом, разрывали на части вместе с броней. Прыти им было не занимать - с какой-то дьявольской ловкостью они огибали струи посланного в них горячего металла, попасть было трудно. Танки и ракетные установки, не прекращая, посылали снаряды в стены улья, отрывая куски и порождая облака грязной взвеси, но ущерб был минимальный. Подножье термитника было завалено телами, по большей части хитонов. Несколько раз у Айвена на глазах наины жалили солдат, с какой-то ужасающей быстротой и легкостью пробивая броню доспех, затем сразу же бросали свою жертву и искали новую, а через несколько секунд сквозь суставы экзоскелета бедолаги начинали, чуть ли не под давлением, вырываться потоки вспенившейся крови.
   С гулом открылось круглое отверстие в кривой бугристой стене, и из него на всем ходу понеслись два "слона", швыряясь плазмой в направлении нескольких танков, один из которых сразу же был подбит и начал плавиться в ярком голубоватом кипении. Айвен со своими ребятами успели прижаться к пологой поверхности инопланетной архитектуры, так что прогромыхавшие мимо полукентавры-полукаракатицы никого не стоптали. Со стены неслись "мокрицы", которых более-менее успешно устраняли Джейк с Ургеном. Танки, отстреливающиеся от назойливых "слонов" чуть не угодили по отряду Айвена, что не осталось незамеченным солдатами в радио-эфире. Одна из ос, подбитая, с обожженным крылом, с лету врезалась в Орлова, у нее не хватало нескольких лап, и неистово заработала своим туловищем, стараясь вонзить жало в ненавистного Homo Sapiens. На счастье рядового, получалось это у нее плохо, скорее всего, в виду невозможности нормально закрепиться на жертве, так что Орлов с матерными криками начал колотить ее кулаками по морде, а Кортес разнес ей брюхо довольно точным выстрелом. Шлемофон разрывался от криков. А потом еще внутрь прорываться и выкуривать их оттуда...
   Это была бойня. Мясо на мясо. Сталь на жало. Красная кровь на желтую.
   Впрочем, улей в тот день так и не взяли. Пришлось отступать и возвращаться только после тяжелых бомбардировщиков, что, впрочем, не особенно уняло упорство осажденных.
  
   Как только Айвен пришел в себя, сидящего в кресле в какой-то заброшенной квартирке с осыпавшимся потолком, разваленной мебелью и потрескавшимися стенами, он сразу почувствовал. Кайл. Он здесь. Дельфиньчики знают свое дело. В руке зажата записка: "Лория. Созвездие Лебедя". Им надо было еще добавить: "Галактика "Млечный Путь". Для полной ясности.
   На внутренней стороне плаща осталось всего два инъекционных пистолета. Времени мало. Это мне его по всей планете искать надо? Мало времени...
   Красная нить близится к концу.
   Айвен подошел к окну. Все стекла целые. Открыл фрамугу и взор кинулся летать по близлежащим улицам, двору, крышам, дороге...
   Я слышу тебя.
   Так у тебя, оказывается, есть жена... Почему я не узнал? Почему этого нигде не было? Зачем он ищет ее? Она же оборотень. Он этого не знает. Она убьет его. Они всегда убивают. Плевал я на этот дельфинарий.
  
  
   19. Мой брат Каин
  
   Что может ощущать человек, так долго ищущий, столь крепко жаждущий найти, когда он достиг своей цели?
   Красное небо над Поющим Океаном тяжело дышало темными тучами, погоняемыми соленым ветром. Маленькая бухта, окруженная желтыми скалами, с исковерканным кузовом когда-то сгоревшего катера, и с бесчувственным телом, распластавшимся на песке. Айвен склонился и смотрел на брата. Смотрел своими слепыми глазами и не мог их отвести. Он хотел прикоснуться к его лицу, но боялся, что все равно ничего не почувствует. Он думал разбудить его, обнять онемевшими холодными руками, успеть сказать так много... Но боялся. Так долго искать, и теперь стоять, как истукан, в нерешительности сделать шаг или произнести хоть слово. А он действительно похож на меня... как в детстве... Хотя, я уже не помню, как выглядело мое настоящее лицо. Мертвец улыбнулся. Вот так и выглядит. Лицо моего брата - мое лицо.
   Спит. Наверное, все этот хваленый океан. Странно, а я ничего не слышу.
   Нужно сказать ему, нужно разбудить. Рассказать про его ненаглядную женушку... Он не поверит мне. Кто я? Для него я мертв. Во всех смыслах. Если бы я знал, кто она, где она... я бы все сделал правильно. Но она ведь тут. На Лории. Он ведь не просто так ищет ее здесь.
   Хорошо. Поиграем. Совсем немножко. Я всегда старался оберегать тебя. Айвен достал видеофон и положил во внутренний карман куртки своего брата. Ты сам меня к ней приведешь.
   Айвен еще раз взглянул на Кайла. Улыбнулся. Мой брат Каин. Нет. Ты ошибся, Англичанин.
  
   Красная шелковая нить закончилась и вспыхнула ярким пламенем, превращаясь в огненную розу, раскрывающую свои лепестки.
  
   Кайл ответил на звонок только после третьего вызова. Айвен отключил свою камеру, по понятным причинам.
   - Зачем ты прилетел сюда?
   - Почему ты думаешь, что я буду перед тобой за что-то отчитываться?
   - Потому, что я положил тебе в карман этот телефон и не убил. Думаю, я имею право на доверие.
   - Доверие? Тот, кто прячет свое лицо?
   - У меня есть на то причины.
   - Ты кто такой?
   - Это не так важно.
   - Тогда поцелуй меня в зад! - связь оборвалась.
   Айвен повторил звонок.
   - Что?!
   - Не ищи ее. Тебе будет лучше, если ты ее не найдешь. Она уже давно не твоя жена.
   - Кто это? - голос Кайла показался неуверенным.
   - Тот, кто хочет тебя защитить.
   - Что ты знаешь? Где она?
   - Я же сказал тебе, не ищи ее. Смирись.
   - Слушай, ублюдок, не смей вставать между мной и моей женой! Я найду ее! И никто не сможет мне помешать! Я найду ее!!! - связь оборвалась, и больше на звонки Кайл не отвечал.
  
   Отель, в котором остановился Кайл, имел очень уютный и просторный чердак. Отличное место для того, чтобы дождаться результатов запроса, который подал брат в информационную кантору, а также использовать последнюю инъекцию криокрови. Лия Орландо Грей, Саманта Эрих Ватерлоу. Интересно, почему он ищет ее по нескольким именам?
  
   Завывала сирена, небо испещрено точками самолетов. Свист и взрывы. Париж уверенно, квартал за кварталом, сравнивается с землей.
   Горвен послал Айвена, Кайла и Луи за сахаром и чаем, дал талоны и тележку. Хозяин магазинчика успел толкнуть близнецов в открытую дверь подвала, а Луи был на улице. И сразу мир вывернуло наизнанку.
   В подвале темно, тесно, трудно дышать, но, кажется, безопасно.
   - Кто это, Кайл?
   - Не знаю.
   - Парижа больше нет?
   - Не знаю.
   - Может, и нас скоро не станет?
   - Не говори ерунду. С нами все будет в порядке. Тут мы в безопасности.
   - Кажется, уже не бомбят.
   - Уже часа четыре не бомбят.
   - Давай тогда выйдем наружу. Дышать трудно.
   - Давай.
   Они выкарабкались, разобрав обломки кирпичей руками, через окно в подвале.
   - Ни одного целого дома! - воскликнул Айвен.
   - Наверное, приюта тоже больше нет.
   - Смотри, Кайл! - Айвен указал на горизонт. - Что это?
   - По-моему, вертолеты.
   - Чьи?
   - Не знаю. Но танки под ними точно не нашенские. Бежим!
   Они понеслись что было сил, сквозь тучи поднятой пыли и жаркого дыма, по крошенному кирпичу, через ручейки крови, текущей по асфальту.
   Кайл бежал впереди, как из-под земли вырос солдат, откинув ребенка ударом сапога.
   - Кайл!
   - Айвен, беги! - брат вцепился в горло пехотинцу, но тот откинул его. Крик. Солдат снова пнул Кайла, и тот упал уже без сознания. Айвен зарычал и кинулся к нему. Потом взрыв... Пустота... Кто-то держит его на руках, несет куда-то...
   - Держись, малой.
   Где я? Где Кайл? Где мой брат?
  
   Я мог сжечь этот листок, и он бы не узнал ее адрес. Но что бы это изменило? Кайл не перестал бы ее искать. Пусть он лучше найдет ее труп. Я убью ее до того, как она успеет сжечь себя. По крайней мере, это даст ему успокоение. Со временем.
   Холодные руки держали штурвал аэромобиля, направляющегося в маленький городок под названием Кросроад. Плевать я хотел на этих дельфинов с их вселенскими планами. Я не буду жертвовать ради них своим братом. Я не для этого оставил маленькую Алису.
  
   Он стоял на крыше под бездонной черной пропастью дневного неба и смотрел на Лию Орландо Грей через ее открытое окно. Девушка из снов. Девушка с рисунка Евы. Она была прекрасна, как ангел. Если ее не станет, то кто вернет мне брошенный мяч? Что если дельфинчики правы?
  
   Айвен стоял у окна коридора на тринадцатом этаже. Кайл вышел из лифта и остановился напротив ее двери.
   - Я же говорил тебе, не ищи ее, она уже давно не твоя жена.
   Айвен развернулся. Его лица не было видно из-под капюшона.
   - Что? - только и выдавил из себя Кайл.
   - Я говорил тебе, что пытаюсь тебя защитить, - продолжал мертвец. - Я всегда пытался тебя защитить.
   Кайл молча смотрел на него.
   - С самого детства.
   - Ты кто такой?
   Айвен откинул капюшон, и Кайл увидел свое изуродованное лицо. Мертвое, слепое, в шрамах и в железных кольцах.
   - Этого не может быть...
   - А что может быть?
   Минутное молчание.
   - Айвен?
   - Я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить тебе себя погубить, - я действительно люблю тебя. Сколько же я ждал этого...
   - О чем ты?
   - Она не твоя жена.
   - Это уже мне решать. Не вставай между нами. - Кайл протянул руку к звонку.
   - Я пришел сюда, чтобы убить ее. Иначе она убила бы тебя, - сейчас он кинется на меня с кулаками или пушку достанет.
   Кайл застыл, его рука медленно стала опускаться.
   - Ты ведь этого не сделал? Скажи, что ты этого не сделал...
   - Прости. Я хотел тебе только добра. Ты единственная моя семья. Все, что у меня осталось.
   - Нет... ты этого не сделал....
   - Мы оба знаем, что она такое на самом деле. Неужели ты думал, что она может тебя полюбить?
   Кайл упал на колени, глядя в пустоту.
   - Ты для нее был всего лишь прикрытием, мишенью.
   - Я убью тебя, - тихо сказал Кайл.
   Давай. У тебя же должен быть пистолет. Достань его и всади мне пулю в лоб. Я не буду сопротивляться.
   Но Айвен усмехнулся:
   - Ты угрожаешь мертвецу расправой?
   - Зачем? Зачем ты это сделал?
   Айвен подошел и присел на корточки перед Кайлом, глядя ему в лицо.
   - Ты любишь ее?
   Кайл молчал.
   Скажи мне правду... Скажи мне, что я ошибся, и я все исправлю. В одно мгновение.
   - Ты любишь ее?
   - Да.... Разве ты можешь понять? Я думал, что тебя нет. Что ты погиб. Я думал, что ты мертв.
   Это не наша вина, брат. Не наша...
   Айвен поднялся.
   - Решай сам. Я больше не буду тебя прикрывать. Если ты так решил, то звони в дверь.
   Айвен пошел к лифту.
   - Ты же сказал, что убил ее!
   - Я этого не говорил.
  
   Двери лифта закрылись, и счетчик пошел на убывание.
   13... 12...
   Вот и все.
   11... 10...
   Я нашел. Всего несколько минут. Этого достаточно.
   9... 8... 7...
   Всегда остается этот вопрос. И так трудно найти на него ответ.
   5... 4...
   Правильно ли я поступил?
   3... 2...
   И что теперь? Хм... Этой жижи во мне почти не осталось.
   1.
   Пора идти туда, куда мне и дорога. Из Ада сбежал, в Рай точно не пропустят. Айвен усмехнулся. Навещу барона Субботу.
   Двери лифта разъехались, и Айвен зашагал прочь. В любом случае, умирать во второй раз уже не так страшно.
  
   Так, все-таки?
  
  

Ник Нилак

2008

  
  
   P.S.
  
   Машина приземлилась на парковке во дворе тринадцатиэтажного дома.
   - Ты опоздал, Кайл. Ты опоздал, брат, - только после этих слов холодные пальцы отпустили штурвал.
   Тринадцать тридцать один. Она должна быть дома. Обязана быть дома. Иначе я зря колесил эту бездну. Она у себя в квартире, я зайду и убью ее. Могут, конечно, возникнуть проблемы. Оборотни твари такие... Но я тоже кое-что могу. И этого "кое-что" должно хватить.
   - Мистер Грей!
   К машине приближался подросток, мальчуган со светлыми волосами. В его левом ухе было целые три серьги. Без церемоний он открыл дверь и уселся на пассажирское место.
   - Вам не стоит остерегаться меня. Просто выслушайте. Зоя мне про вас рассказала.
   Айвен тряхнул головой:
   - Кто?
   - Вы с ней в мяч играли.
   Айвен матернулся.
   - Я... - продолжил мальчуган, - я должен с вами поговорить, выслушайте меня. Мистер Грей, можно ненавидеть, но... но это все, что останется от вас. Как человека. Пепел. И все. Если вы убьете ее, если вы ошибаетесь... - он не сводил глаз с Айвена. - Я не имею никакого права указывать вам, что делать. Никто из нас не имеет на это права. Или делать за вас выбор. Но вы должны сделать его сами. Вы должны понять, что, возможно, это единственный шанс. Единственный. Понимаете? И другого не будет. Если вы отнимите его... Решать вам.
   Айвен несколько секунд молчал. Лицо мальчугана было исполнено тревоги, его глаза выжидающе впились в белые глазные яблоки, слепо таращащиеся из-под капюшона. Мимо прошла молодая семья с совсем маленькими детьми. Чуть дальше ребенок игрался с сенбернаром.
   - Что за чушь ты мне тут несешь? - спросил мертвец. - Ты еще кто такой?
   - Разве это имеет значение?
   Айвен открыл дверь машины:
   - Да мне уже все равно. Скорее всего, ты из того самого дельфинария. Конечно, из дельфинария... Ты прав насчет одного - это действительно мне решать. Только мне, и никому другому.
   Вылез. Взглянул на подростка:
   - И не вздумай путаться у меня под ногами.
   Захлопнул дверь и сказал сам себе:
   - Это мне решать.
  
  
  
   100
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"