Сначала на берегу появилась трефа из черного мрамора. Потом - невысокая походная церквушка на двух столпах. А еще через день отец Корнео пригласил рыбоедов на первую проповедь.
Приказать он пока что не мог - местный гарнизон был невелик и почти безоружен. Но рыбоеды пришли, и Корнео счел это пусть и плохоньким, но все же знамением.
- Заблудшие дети мои! - обратился он к бордоволицей толпе, - да пребудет с вами Святая Яга, кормящая, поящая и согревающая!
Отец Корнео не был искушен в туземных языках, и вместо "заблудших детей" у него получился "ходячий приплод", но рыбоеды все поняли и вежливо закивали в ответ. Один из аборигенов, широкий и разрисованный, как военная карта, поднялся с травяной подстилки и звонко захлопал в ладоши.
- Тише, дети мои, - улыбнулся Корнео, - нынче поведую вам о конце времен...
По совести, начать следовало с жития и подвигов Яги. Но в обиходе рыбоедов не было ни печей, ни ступ, а без этих орудий история о жестокой казни апостольши и об ее вознесении на небеса просто-напросто теряла смысл. Что уж говорить о пустынях, по которым бродил едва ли не каждый пророк - на острове Пшолнак таких больших песчаных полян никогда не водилось. Зато водились фрукты и орехи, да еще в таком изобилии, что патер начал стыдиться своих райских садов с их убогими яблочками.
"Орбокалипсис", последняя глава "Откровений на чистоту" стала для отца Корнео спасительной соломинкой.
- Придет с далекого юга крокодил, - вещал патер, - и поглотит дневное светило, и тьма падет на землю. И возрыдают звери в норах и птицы в гнездах, но некому будет унять их плач! И побегут по полям рыбы, и полетят жабы по небесам! И загорятся воды морские, и будут полыхать, подобно смоле. Тогда придут цари земные к берегу и станут кидать в огонь плоды и хлеба, золото и жемчуг, дабы умилостивить стихию - но не насытится пламя, а лишь пуще того воспылает. И выйдет из моря огромный кит...
Рыбоеды заскучали. Легкий интерес, вызванный словами "конец времен" (на диалекте отца Корнео это прозвучало еще интересней), сменился недоумением и досадой.
- Хватит, жрец, - не выдержал толстяк со звонкими ладонями. - Знаем о крокодиле. О горящей воде знаем. Хватит.
- Откуда? - опешил Корнео, - я у вас что, не первый?
Поводов для ревности у патера не было. Племена, уже знакомые с кихотскими монахами, вряд ли подошли бы к нему так близко.
- Нет, - сказал коротышка, - и так знали. Всегда знали. О конце времен - нет. Ты расскажи. Обещал ведь!
Рыбоеды смотрели на патера молча, спрятав руки в густые, непролазные бороды. Уши туземцев невпопад шевелились, а глаза были черны, как пепел сгоревшего моря. На какой-то миг патер сам поверил во всех этих крокодилов и китов.
- А я что делаю? - крикнул Корнео, сбрасывая наваждение, - Это вам что, не конец? Тьма, ужас, море горит - не конец, да? А что?
- Это не конец, - тихо ответил расписной толстяк, - это начало.
Вопли Корнео услыхали даже в крепости - из окошка, будто пушечный ствол из бойницы, выдвинулся чей-то нос. Длинный и не менее грозный, чем пушка.
- Все в порядке, Ла Сунья! - пастор помахал рукой, - проповедую понемножку!
Нос язвительно сморщился и уполз обратно в окно.
- Что вы там говорили о начале?
Толстяк широко улыбнулся, узоры на буром лице сместились, будто стеклышки в калейдоскопе.
- Начало мира, - сказал он, - море горит, красное. Из жидкого камня. Горы огонь плюют, дым. Много дыма, солнца нет - тьма. Зверей нет, людей нет. Начало!
- Конечно, нет людей! - Патер ожесточенно рылся в "Откровениях", - их убил каменный дождь. И с неба звезда упала - я же говорю, конец!
- Не убил дождь, наоборот, - упирался дикарь, - он жизнь принес. Камень, лед, внутри - жизнь. Маленькая еще, потом выросла. Начало!
Закат догорал, догорало море на горизонте. А нежданный диспут полыхал все ярче и ярче. Погреться у этого необычного костра собрались едва ли не все рыбоеды Пшолнака и даже несколько солдат из гарнизона.
- Коне-ец! - ревел патер, - потоп, всеобщий потоп! Все земли скроются под водой!
- Начало! - твердил неутомимый толстяк, - сначала - одна вода, потом - земля.
- Коне-ец! Драконы, змеи из бездны!
- Начало! Сперва драконы, потом - люди. Мезазай! Ивалутсы!
Последнее перышко, как говорят на Пшолнаке, ломает павлину хребет. Для отца Корнео таким перышком стало загадочное "ивалутсы". Отец побагровел, став темнее любого из рыбоедов, и возрыдал:
- Вот и кланяйся своим мезазаям, дрянь! Болваны, макаки, что вы знаете о мире? Ваш мир - жалкий пупок посреди вонючего озерца! Только и есть, что бананы с орехами, так вы же и их не жрете, только рыбу! Рыбу, рыбу, тухлую рыбу! Вместо начала у вас конец, а вместо голов - задницы!! Ягу им подай, "Откровение"! Вот вам мое откровение, рыбоеды!
Вдоволь накричавшись, отец Корнео кинул в толпу потрепанной книгой и скрылся за дверями церквушки.
Проповедь закончилась.
В ту ж ночь от покатого пшолнакского берега отплыла стая пирог. Лодки, обшитые мехом с кошачьих лапок, бесшумно рассекали воду. В передней лодке ехал Великий Пшолнак, от скуки листая "Откровение на чистоту".
- Тучи стали обходить наш остров, - прошептали с правой пироги, - волны больше не добегают до берега. И звезды над островом не светят. Ты просто не заметил, Говорящий, потому что слишком много говорил...
Стало совсем тихо. Только шуршали на ветру пышные бороды, похожие на рваные паруса.
- Скажи, вождь, - произнес Говорящий, - зачем мы привели сюда демонов? Они ведь даже не вкусные, а их гром-палки не лучше наших...
- Затем, что боги не дураки, - ответил Великий.
И, выкинув за борт надоевшие "Откровения", добавил:
- По крайней мере, не все...
- Только прошу, ради Яги, без крови! - повторял Корнео.
- Конечно, отец, мы же не звери. Стреляем только по идолам.
Ла Сунья улыбнулся, целясь в патера своим колоссальным носом. У святого отца не было большого опыта конкисты, и он не догадался спросить: сквозь кого будут стрелять по идолам? А опытный командор решил не расстраивать Корнео раньше времени.
Они брели по широкой тропе - дюжина солдат с новенькими тесак-ружьями суперборейской системы "Рашколников", присланными накануне из Сан-Трефо. Пополнения вице-маркиз не дал - в Дотлакотле снова восстали монтеки, и каждый кихотец был на счету.
- Не беда, - сказал командор, - будем брать не числом, а порохом.
Но пока что брать было некого. Утренний лес затих и опустел. Не мяукали дикие кошки, не фыркали с веток ежи-летяги, даже бескрылые колибри, чирикавшие день и ночь напролет, внезапно замолчали.
- Ты где их посеял, дьябла? - Ла Сунья подскочил к солдату, - сейчас я сам тебя, в маму Ягу, искрошу...
Рука командора метнулась к мушкету - точнее, туда, где минуту назад был мушкет. Не найдя, ущипнула ногу.
- Не сплю, - сказал Ла Сунья, оглядывая безоружный отряд, - а вы? Всем щипаться, я сказал!
Солдаты поморщились, но исполнили. Не проснулся никто.
- Колдовство! - заявил обиженный Салаго, - вы, патер, разозлили ихнего рыбоедского бога, и теперь он всех сожрет! Будет вам Орбокалипсис!
- Чушь! - отрезал командор.
- Погодите...
Корнео вспомнил вчерашнюю проповедь, толстого болтуна и его глупые мифы. Которые теперь воплощались на глазах.
- А если он прав? - задумчиво сказал патер, - если мир и правда начался с конца... то кончится он должен - началом!
Пока все обдумывали патеровы слова, случилась еще одна пропажа.
- Прикрыться! - скомандовал Ла Сунья, - воин может потерять штаны, но не присутствие духа!
Пришлось оборвать ближайший текильник. Салаго, недовольный тем, что ему достался самый маленький листок, и тем, что этого листка хватило, не удержался и съязвил:
- Все, как патер сказал! Началом кончаем - голые в лесу стоим, как Агдам с женой. Сейчас бог рассерженный придет: что, мол, зелень нацепили?
Видимо, Салаго накаркал. Бог явился, и какой: крылатый, двухголовый и с авокадо в когтях. Каждый коготь был толще дерева, а из авокадо можно было сделать новую крепость - тем более, что старую бог успел раздавить.
- Вот так боженька... - пробормотал командор.
- Изыди, - пискнул отец Корнео, едва не уронив листок.
- Вот! Вот идол, - Салаго бесстрашно ткнул в сторону бога пальцем, - которого крошить велели! Только тот поменьше!
Командор чувствительно пихнул Салаго носом, но было поздно. Бог заметил кихотцев.
- Мои детишки, - обе головы расплылись в улыбках, одна другой шире, - вы так побелели!
- Это ошибка!! - заголосил, опомнившись, Корнео, - тебе нужны не мы!
- Не слышит. Может, на земле написать? - предложил Ла Сунья.
- Я не умею писать, - ответил патер, удивляясь самому себе, - уже не умею...
Между тем бог загибал многочисленные когти, оглушительно бормоча:
- ...от орудий освободил, письму и счету разучил, женщин... женщин нет, значит, одним делом меньше. Осталось последнее...
Отец Корнео хотел закричать, но понял, что и кричать не умеет. Хотел убежать, но тело не слушалось. Хотел помолиться, но на ум пришло только "мать твою Ягу".
Через минуту остров Пшолнак исчез.
Через год на берег озера вынесло деревянную фигурку. Сделана фигурка была грубо, будто звериным когтем, но с изрядным умением: на крохотном лице можно было различить круглые выпученные глаза и тонкую бородку с усами.
Смуглый малыш, что копался в прибрежном песке, заметил человечка и попытался разгрызть.
- А ну брось деревяшку! - крикнула мать, - лучше рыбу съешь, она для ума полезна.
- Иначе придет крокодил и солнце проглотит, а потом море загорится, - отец улыбнулся, наморщив татуированные щеки, - и это только начало!