СОДЕРЖАНИЕ:

Превентивно

Она прекрасна

Путь трутовика

Глупость / Суранские наёмники

Сина'ану понравилось лицо эльфа, когда тот, потянув на себя поводья, обернулся на его окрик -- угловатое, подвижное, умное, с живыми проницательными глазами. Золотистую кожу прорезали морщинки, резко обозначавшиеся, когда эльф говорил или улыбался -- а обернувшись, он сделал и то, и другое.

-- Чем могу служить, уважаемый?

-- Не скажешь ли, -- спросил, подъезжая ближе, редгард, -- далеко ли отсюда до Эльсвелла?

-- Деревушка на холме? -- Альтмер окинул Сина'ана и его гнедого мерина быстрым взглядом. -- Рысью доберёшься до Эльсвелла к ужину -- и ещё успеешь дать отдых лошади и пропустить стаканчик в таверне, что виднеется впереди.

-- Стаканчик? Хорошо бы. -- Сина'ан, прищурившись, взглянул в безоблачное небо, и полуденные лучи вызолотили его покрытый испариной лоб. -- Молодое вино согревает в стужу и освежает в зной, а солнце так палит, как будто спутало Сиродиил и Хаммерфелл.

-- Тогда нам по пути. Моя фляга с водой прогрелась, кажется, настолько, что в ней можно выводить големов.

-- Я Сина'ан из Гильдии Бойцов, -- представился редгард.

-- О. -- Брови альтмера, и без того высокие, приподнялись ещё. -- Выходит, это о тебе судачили в тавернах Имперского Города.

***

Как оказалось, слухи о редгарде ходили и в таверне "Рокси".

Хозяйка, выяснив, кто он, мгновенно подобрела и предложила выпивку за счёт заведения.

-- Настрадались они там, в Эльсвелле, -- сказала она, подавая Сина'ану обед и вино. -- Вот избавите их от напасти, глядишь, перестанут подвоз задерживать. И моё баранье жаркое опять станет лучше столичного -- из всего свеженького-то. Ну а вы, господин Эленглинн, -- обратилась она к альтмеру, -- что будете пить?

-- Мне снова, душенька, молодую тамику пополам с водой. Хотя... -- Эльф взглянул на Сина'ана. -- Пускай в честь нашего знакомства будет неразбавленная тамика. Ах да, душенька, -- он выудил из своего дорожного мешка тонкий полупрозрачный платок. Не такой изысканный, как те паутинки, что украшали нежные шейки аристократок, он всё же, как отметил про себя Сина'ан, стоил явно дороже, чем груботканый дорожный наряд самого альтмера. -- Ваш заказ. От той же портнихи, что у хозяйки "Короля и Королевы". Мне кажется, эти цвета вам будут к лицу.

-- Славная женщина, -- пояснил эльф, когда хозяйка исчерпала запас благодарностей и отошла. -- Примерно раз в полгода бываю здесь проездом до столицы и обратно, и всякий раз она стелет мне свежие простыни, если случается заночевать.

-- Хорошо бы эти славные люди поменьше болтали, -- ворчливо отозвался редгард.

-- О чём это ты? -- удивился эльф. -- А! Недоволен нарушением, ээ, конфиденциальности своей миссии?

-- Вроде того. Сеп знает, как далеко могли растрезвонить.

-- Опасаешься, что могло дойти до этого обитателя форта Кра... Кара...

-- Карактакус. Предупреждённый, -- боец пожал плечами, как бы извиняясь за банальность, -- вооружён.

-- Мм, -- эльф пригубил свою тамику, слегка скривившись -- видно, всё же вино было для него крепковато. -- А кто он, кстати, извини за любопытство? В столице судачили, какой-то некромант?

-- Спасибо, хоть не говорили, что сам Король Червей. Не могу сказать. Зомби эльсвелльцы не упоминали. Так, обычный фермерский набор: в основном сглаз да порча, да отраву ветер от форта на огороды несёт. Некто Д. Серети, составитель жалобы, среди прочего плачется, что имеет трёх сестёр в возрасте, и все, цитирую, сидят в девках не иначе по причине колдуна, потому как зол на нас сильно.

Эльф прыснул в кружку.

-- А может, просто девушки, ну, не очень?

-- Может, -- улыбнулся Сина'ан.

-- Послушай, но это же, прости меня, глупость какая-то.

-- А это уж мне судить, приятель, -- нарочито небрежно, как всегда, говоря о делах с теми, кого они не касались, сказал боец. -- Гильдия заключила контракт. У меня есть задание. И меч. И пара свитков, поскольку известно, что этот волшебник может становиться невидимым. Была там история. А некромант он, или мизантроп другого толка, как говорит один мой знакомый орк, ясно станет только тогда, -- он вгрызся в сочное ягнячье бедро, -- когда чёрные камни душ на трупе найдёшь.

Сказанное, видимо, эльфу не слишком понравилось.

-- Хм. А если не найдёшь? Если там, на месте, только дозволенные существа, книги, оборудование? Если это ошибка?

-- Летящие в тебя молнии осмотру не способствуют. А ошибок на моём веку не случалось. Но слышал, в таких случаях в отчёте пишут: "превентивно".

-- Ох. Из-за трёх незамужних сестёр, -- улыбнувшись, альтмер поцокал языком.

-- Нехорошо прозвучало, наверное, -- задетый его ироничным тоном, отозвался Сина'ан. -- Но на деле оно... -- отложив в сторону обглоданную кость, он облизал пальцы, собираясь с мыслями. -- Работала с нами как-то баба-бретонка. Вполне толковая. Взяла однажды контракт от одной деревушки, фермеры на нового соседа донесли. Вернулась с задания, пишет в отчёте, мол, необоснованные жалобы. Мужик -- обычный учёный-затворник, перебрался на свежий воздух по здоровью. Для местных, конечно, чудак и чужак, на которого можно свешать все беды от неурожая до ревматизма. Кляла за кружкой эля идиотов-фермеров: "... с лица он бледный, как немочь, глядеть страх. Подкрался со спины к старостиной дочке, тихо, как какой каджит, и сильно через то девку напугал, так что стала дура дурой. Тишина у его в доме, ровно как на кладбище, и могилой смердит. Собаки его не любят и завсегда подымают лай, как почуют".

-- Благой Ауриэль! -- Альтмер фыркнул.

-- Ага, -- сказал Сина'ан, мрачнея, -- вот и мы посмеялись. Посочувствовали нашей бретонке: зря моталась, награды шиш, а на обязательный минимум за контракт только зубы на полку. Зато совесть у неё была спокойна. Пока в той деревне не пропали без следа два, не то три сборщика податей, и мы всем составом не пошли её зачищать.

-- Как? Деревню? -- поразился эльф. -- Фермеров?

-- Да не были они больше фермерами. -- Сина'ан зло сплюнул. -- У некоторых уже и от головы по половине осталось... А, скамп, ненавижу некромантов!

-- А... бретонка?

-- А её там же мертвяки и порвали. Ну, хоть не внутренним дознанием кишки повымотали. -- Он осушил свою кружку. -- Подозрение в подкупе, преступная халатность... Так что в нашем деле к жалобам лучше прислушиваться. Даже к самым нелепым. И писать: "превентивно".

Он ожидал возражений. Ожидал слов о том, что отдельные случаи, как любил говорить обучавший его когда-то грамоте отшельник, нельзя принимать за правило. И, чувствуя, как в нём растёт злость, готовился дать отпор.

Но эльф не возразил. Слегка нахмурившись, он уставился на нацарапанное кем-то на столешнице ругательство и потёр пальцами лоб между бровями.

-- Да, -- подавленно сказал он, помолчав. -- Да, наверное... это... это больше соответствует здравому смыслу...

Боец смутился.

-- Нынешний случай, впрочем, ясный, -- сказал он, чувствуя себя виноватым и злясь за это на себя же. -- Рецидив. После известной оказии с Чемпионом Сиродиила фермеры жаловались на своего колдунка ещё дважды. В первый раз Гильдия отправила бойца из Чейдинала, второй -- из Брумы. Оба достигли Эльсвелла. И не вернулись из форта.

Альтмер молчал. Не умея загладить неловкость, Сина'ан взял грубоватый тон.

-- Извини, -- буркнул он. -- Я, кажется, задел тебя. Ты ведь, наверное, и сам маг?

-- Сиродиильцы говорят, что нордлинги рождаются с кружкой, босмеры с луком, редгарды с мечом, а альтмеры с посохом. Мы с тобой оба из этой пословицы. Да, меня можно назвать магом.

-- На боевого не похож. Алхимик? Мистик?

-- Исследователь. Грызу гипотезы и ставлю опыты. Похоже, я из тех, -- альтмер грустно усмехнулся, -- на кого рано или поздно пишут... жалобы. Не извиняйся, -- добавил он, -- знал, на что иду.

-- Зачем?..

-- Что "зачем"?

-- Ну... сознательно подвергать себя опасности? Тем более, с этими вашими чистками в Гильдии... по слухам, не все, кто от них пострадал, совались в гробы. Оно того стоит?

-- Смотря для кого. Для не-альтмеров, может, и нет. Для нас -- да.

-- Почему?

-- Трудно объяснить. Мировоззрение, впитавшееся в кровь. То, что делает нас единым целым, одним народом. Ты знаком с нашими... с тем, что люди считают религией?

-- И со своей-то толком не знаком. Так, бабка сказками баюкала.

-- Ладно. Где же помудрствовать, как не за стаканчиком. -- Альтмер забарабанил по столу узловатыми длинными пальцами и шмыгнул носом. -- М-да. Так вот, мы понимаем мир по-своему. Для вас, не-меров, как и для отщепенцев-кимеров, создание мира было безусловным благом. Для нас -- нет. Если объяснить коротко... -- тут он заговорил так гладко, как будто читал. -- Смотри, вначале был Ану. "Ану", как и "чистое знание" конечно, просто слова, на деле исчерпывающих определений для изначального нет. Поскольку оно им не поддается в принципе. Однако, как и для всего, что обладаёт разумом, для него характерна саморефлексия. Сущности, которые мы называем эт'ада, появляются как результат этой саморефлексии. Они едины с Ану, но нетождественны ему. -- Альтмер снова пригубил свою тамикиу, и тут, заметив недоумённый взгляд Сина'ана, замялся. -- Прости. У меня никогда не было учеников, я не привык... Попробую сказать иначе.

***

-- Представь себе вспыхнувшую свечу, -- сказал он после короткого раздумья. -- Пламя -- это Ану. Свет, который оно распространило вокруг себя -- эт'ада. Это уже не само пламя, но порождение пламени. Представь, что свет распространяется не сразу, а медленно и постепенно. Одни сущности возникают вслед за другими, и каждая из них причастна Ану. Но чем дальше от пламени, тем тусклее становится свет. То место, та граница, где он уже перестает быть светом -- это Лорхан.

-- Неясная граница, -- заметил редгард.

-- Как раз годится для метафоры, -- ответил эльф, -- поскольку сам Лорхан неуловим. Он не может нигде существовать длительно. И потому задумывает место, где мог бы... быть постоянно. И соблазняет обманом других на создание этого места.

-- Обманом? Разве не из милости...

-- О, нет. Нет. Это был дурной сюрприз. Несовершенный мир, оторванный, отпавший от Ану, созданный не вне его ведома, но без его позволения... блаженны, кто, как Магнус, успел бежать. Восемь, стремясь удержать неизбежный распад, стали Костями Земли; оставшиеся выродились в нас. Они оказались в клетке.

-- Мы зовём это место не клеткой, а домом.

-- Раб может восхвалять свои наручники, но это не изменит их сути.

-- Да почему наручники?

-- А ты не замечал? Не видел их? Мы скованы здесь -- ограничены временем, пространством, увечностью своих знаний, своими желаниями, своим телом...

-- Как?

-- Попробуй пару дней не есть. Перенести сюда Эльсвелл. Согнуть колени назад. Желать женщину, которая никогда не будет твоей. Поговорить об иерархии дремор с нашей хозяюшкой.

-- Если во всём этом видеть наручники, -- проговорил Сина'ан, -- так проще сразу сдохнуть. Чем не выход из клетки?

-- О, это слишком очевидно. Что может слабый дух? Вернуться, чтоб стонать в шкафу у недруга, покуда не будет изгнан? Быть игрушкой для дейдра? Нет, зная о своей природе, припомнив свою истинную суть, сильнейшие стремятся стать собой здесь и сейчас.

-- Собой?

-- Разве я не сказал? Мы -- эт'ада.

-- О, боги.

-- О, боги? Раз уж так, то вспомни, кого ты называешь богами. Где пропасть, которую вы положили меж ними и собой? Её нет. Мы -- эт'ада. Кто помнит об этом, освобождается.

-- И сгибает колени назад?

-- Смеёшься? Хочешь говорить о фокусах? Вот фокус, совсем детский: госпожа Рокси, так чудно тебя угостившая, всегда отзывалась о хозяйке столичной таверны "Король и королева", как о тщеславной, расфуфыренной щеголихе. Какая вещица могла бы порадовать нашу скромницу больше, чем такая же, как у особы столь предосудительного поведения? Вот ещё один фокус: захоти ты сейчас убить меня, тебе бы это удалось.

-- Может и так, но к чему ты...

-- Что дало мне власть над радостью женщины? Что даёт тебе власть над моей жизнью? Знание. Ты знаешь, как я буду двигаться, если ты нападёшь. Знаешь, как лучше воспользоваться этим для удара. Ты даже можешь не задумываться об этом, если ты достаточно часто... применял своё знание. Так разве в этом ты не свободнее меня?

Сина'ан смолчал. Эльф снова шмыгнул носом и прикончил остатки тамики в кружке одним глотком.

-- Знание даёт свободу, -- сказал он немного нетвёрдо. -- Хотя бы в малом. Любое. Воспоминание о собственной природе даёт направление. Вместе они разбивают оковы. А магия... просто самый удобный путь.

-- Почему?

-- Магнус успел бежать. -- Волшебник посмотрел на бойца удивлённо и добавил присловье, которое хоть раз в своей жизни слышал любой. -- Поэтому в магии ограничений нет.

Вздрогнув, редгард подумал о свитках у себя за пазухой, заставлявших жизнь являть себя глазу через любые преграды.

-- Ты спрашивал, стоит ли это опасности. Для альтмера такой вопрос не существует. Мы всегда будем магами. Большинство из нас. Мы помним, как Ауриэль молил забрать его назад, и как оказалось, что уже поздно. Эта память старше рождения. С ней ничего не поделать.

Волнения в голосе эльфа не уловил бы только глухой. Оно передалось Сина'ану и на какой-то миг охватило его, разбудив в нём неясное, древнее горе, глубокую тоску его родных колыбельных и песен изгнания. Он сам, таверна, Красная Дорога, форт Карактакус и все, что он когда-то делал и задумывал, свернулось в невесомую пылинку, затерянную в бездне.

-- А, ты услышал, -- проговорил негромко альтмер. -- Сколькие из вас, оплакивая призрак пропавшей Йокуды, на самом деле тоскуют по подлинной родине? Здесь, в этом месте за пределами света.

Но наваждение уже рассеялось. Была середина лета. Солнце перевалило за полдень. Редгарда ждали в Эльсвелле.

-- Приятель, не серчай, -- он улыбнулся, приходя в себя, -- но, кажется, тебе тамика в голову ударила.

Эльф вспыхнул.

-- Я трезв, -- промолвил он, неловко поднимаясь.

Лавка качнулась. Его походная сумка упала на пол. По половицам с дробным стуком покатилось с полдесятка камней душ.

-- Ох.

-- Чёрных нет? -- подначил мага Сина'ан, помогая ему собирать рассыпанное.

Один из поднятых камней -- клетка чьей-то души, невольно подумалось редгарду -- мгновенно согрелся в его тёмной ладони. Он выпустил его с неохотой, отдавая хозяину.

-- Чёрных -- нет, -- тот, сунув принятый камень в карман, взглянул Сина'ану в глаза. -- Никогда в своей жизни я не занимался некромантией.

***

Когда с пошедшей под уклон дороги открылся вид на руины, очертанья которых мгновенно выдавали руку строителей-айлейдов, Сина'ан остановил свою лошадь и велел альтмеру сделать то же.

-- Гляди.

Возле развалин сражались.

Стражник в форменном доспехе дозорных, успевший уже прикончить одного молодца из тех, что неизменно устраивали засады у проезжих дорог, оборонялся ещё от двоих.

-- Сепова задница, -- выругался боец, оценив обстановку, -- надо помочь.

Он потянул меч за рукоять, проверяя, легко ли тот выходит из ножен, и тронул было лошадь, но в этот момент один из бандитов упал, настигнутый выпадом стражника, а ладонь альтмера легла на высвобожденную часть клинка, придержав его.

-- Ты далеко. -- Маг вытянул другую руку в направлении сражающихся. -- Скажи, когда бандит отступит.

Краем глаза редгард заметил, как сосредоточился эльф -- ни следа опьянения, собранность взявшего след пса -- и ощутил тяжело прокатившую по телу пульсирующую, давящую волну -- силу, которую тот, похоже, собирал протянутой вперёд горстью. Дозорный был как на ладони. Его противник наступал, занося стальной молот. "Удар. Сбив". -- Сина'ан уже знал, что будет дальше и сам невольно шевельнулся вместе с контратакующим стражем.

-- Сейчас.

Бандит наискось двинулся назад, уходя от удара и высвобождая пространство для молота. На втором шаге его настигли алые щупальца заклятья, вырвавшиеся из пальцев волшебника.

-- Мёртв? -- хрипло спросил Сина'ан, прищуриваясь, чтоб лучше рассмотреть происходящее.

-- Нет. -- Альтмер убрал ладонь с его меча и помахал озирающемуся дозорному. -- Я всё же мог попасть в этого. Простая усталость. Похоже, молот был тяжеловат для парня, ему и самому уже хотелось лечь. Я только немного помог его телу... выиграть.

Он тронул бока коня шенкелями, посылая его шагом. Редгард двинулся следом.

-- Немного? А самому сейчас прилечь не хочется? -- он указал на лоб мага.

-- Что? А, -- тот тыльной стороной ладони стёр испарину. -- Да... Сложно было всё рассчитать как следует. Тоже подводит... -- он продемонстрировал редгарду руки. -- Увы.

-- Говоришь, как о враге.

-- А ты?

-- Как все. Как о себе.

-- Нет. Ты скажешь "моё тело", а не "я". Если утратишь какую-то его часть, разве перестанешь быть собой?

Сина'ан рассмеялся.

-- Да, -- сказал он. -- Перестану. Если бы я остался без рук, не смог бы больше быть Сина'аном из Гильдии бойцов. Послушай, приятель. Я прост. Люблю хорошо выпить, хорошо пожрать, выспаться после тяжёлой работы, баб красивых люблю. И мне нравится, что я к этому всему приспособлен. Скамп, если бы я этого лишился, то жил бы уже не я, а какой-то малость другой я, не находишь?

-- Ты говоришь о личинах, -- с усталостью и какой-то излишней грустью сказал маг. -- Но неважно. Да и в чём-то ты, кажется, прав.

Тут они добрались до дозорного, перекидывающего бесчувственного связанного бандита через седло, и разговор заглох.

Вечером, у развилки, собираясь свернуть к Эльсвеллу, Сина'ан распрощался с магом.

-- Слушай, -- сказал он, -- та женщина, про которую я тебе рассказывал... бретонка...

-- Что?

-- Ничего. До встречи.

-- Ох. В свете наших занятий не уверен, что это хорошая идея, -- промолвил эльф.

-- Если поступит жалоба на тебя, -- пошутил редгард, -- обещаю подумать, прежде чем ударить.

-- Непредусмотрительно, -- альтмер покачал головой. -- Я бы при такой оказии, пожалуй, постарался предпринять что-нибудь... превентивно.

Он поднял руку в прощальном жесте и, ударив лошадь каблуками по бокам, тронулся в путь.

***

Из хижин высыпало, верно, всё население деревни. Сквозь толчею прорвался тёмный эльф в сопровождении трёх фурий своего же племени -- не иначе, подумалось редгарду, тот самый грамотей Серети, составивший коллективную кляузу.

-- Благослови вас Девятеро, сэра! -- произнёс эльф, кланяясь согласно торжественности момента. -- Уж мы вас так ждали, так ждали, надёжа вы наша!

Редгард спрыгнул с коня под хохотки и перешёптывание женщин и негромкий говор угрюмых мужиков, оглядывавших его, будто прицениваясь.

-- И вам поклон, уважаемые. Найдутся ужин и ночлег?

-- А как же ж, сэра, всё, что могём, и вам, и скотинке вашей... Кыш, окаянные! -- прикрикнул эльф на наседающих фурий. -- И глядите, чтоб ни одна душа сэре ужин да спаньё не попортила! Сэра, знамо дело, уставши с дороги-то... А вон уезжает отсель, -- показал он рукой вдаль, обращаясь к Сина'ану, -- с позволения, попутчик ваш?

-- А что?

-- Чой-то длинный какой... никак, альтмер?

-- Ну да.

Серети зло сплюнул на землю:

-- Вот же ж, дейдрино семя!

***

Уже в таверне, выставив перед отужинавшим гостем бутылку эля и оловянную кружку, он вдруг пустился в объяснения:

-- Наш-то супостат, скукожиться ему, тоже альтмер.

-- Вон как, -- понимающе протянул Сина'ан, и без того знавший об этом факте из инструкций.

-- Да уж. -- Эльф, покряхтев, опустился на стул. -- Иэ-э-эх, одни беды, одни беды от их, сэра, от некромантов холеровых.

-- Ого. Так уж сразу и некромантов?

-- А то, -- многозначительно хмыкнул Серети. -- Знамо дело, что ни некромант, то альтмер. Расплодилися, желтозадые, что твои пецицы после дождя. В кажной пещере, или инакой какой дыре шмыгают да черепами трясут.

-- Чушь говоришь, уважаемый, -- сказал боец холодно, -- я некромантов навидался по это место, -- он постучал ребром ладони по горлу. -- Всякие они бывают. И тёмные эльфы, не обессудь, уважаемый, бывают.

Серети, сбитый с толку, вхолостую пошевелил челюстями.

-- Но и высокие тоже попадаются, конечно, -- смилостивился Сина'ан, глотнув эля.

-- Вот и я говорю, сэра, -- оживился эльф. -- Альмеры, они же ж того-этого... и сам Чемпион Сиродиила говорил.

-- Что говорил?

-- Что альтмеры! Вон, в Гильдии Магов при прежнем-то начальстве, что ни некромант, всё альтмерского племени был. Сам Манни... ох, не к ночи будь помянут, ну, вы, сэра, знаете про кого я, так вот он, говорит, тоже из длинных был. И этот, пляши его кости треклятые в могиле, Макар Канроман -- тоже. Так то.

-- Специалист, -- буркнул боец в кружку, оставив при себе сомнения в принадлежности Манкара Каморана к некромантам.

-- Да какой же ж он спецылист, -- горько вздохнул Серети, заскрипев стулом. -- Спецылист, тоже мне... добром просили извести дуропляса Анкотара, а он, вона, невидимость снял -- и вся работа. Халтура одна! Его ищи-свищи, а дуропляс как пакостил, так по сей день и пакостит. Овцы-то, овцы, сэра, -- голос данмера дрогнул, -- пропадают! Не дале как нонче утром ещё одна брык с копыт. А вы говорите, спецылист. Знаем мы таких!

-- Овцы? -- нахмурился боец. -- Овец ему зачем морить, колдунку вашему?

-- А как же ж, сэра, кому ж ещё? Овец-то наших... Как есть, его работа! Управы на его нет, подступиться к ему больше не моги, на порог не пускает. Мешаем, вишь ты, ему! А сам творит, что втемяшится. Град вот на той неделе. Туча-то, сэра, свалилась нежданно-негаданно. И град, батюшки светы! Тюкает и тюкает, тюкает и тюкает, и всякая градина с кулак! Всю капусту порешил, всю кукурузу. Ботва у картошки побитая лежит. Тоже, скажете, не он?

-- Капусту?

-- И кукурузу! Иэ-э-эх... И вот что скажу, ежели недоверие у вас какое: туча та, когда град падал, была ну вылитый Анкотар, будто что с его портрет срисовали.

Чувствуя, что утопает в глупости, Сина'ан пил.

-- Да ну?

-- Верно говорю. По мне-то, вправду, туча смахивала больше на кучу навозу, а сосед сказывает, что на кабаний окорок, но вон старшая моя, девка головастая, твердит, что, как углядела, мол, сразу опознала, что туча, как есть -- копия колдун. И как же ж ей, девке, не поверишь, ежели медведя к нам в гору снизу лезут...

-- Экхм... -- поперхнулся боец. -- И как... много ли лезет медведей?

-- Да сколько б ни было! Почто вот оне лезут? Знамо дело, он им внизу спокою не даёт своими фокусами, вот оне и лезут! А может статься, и науськивает. Крыс своих, этих, раболаторных науськивал, а теперича медведя пошли. Овец, -- голос Серети опять предательски задрожал, -- овец-то дерут, сэра, иэ-э-эх! Собаку соседу задрали. А в прошлом годе, скажу, один медведь, как примостилась моя старшая поправиться в кустах, собираючи хворост...

"Как он там говорил? -- вспомнилось бойцу. -- За пределами света...".

-- ... вот оне, альтмеры! -- закончил тираду Серети. -- Все оне... того-этого. Топить бы их, племя проклятое.

-- И канцлера верховного топить? -- усмехнулся Сина'ан.

Данмер ахнул.

-- Я хочу, -- сказал боец, -- получить свой задаток, уважаемый.

***

Форт встретил редгарда молчанием.

Высокие стены, наполовину разрушенные, всё ещё были величественны.

"Старая вдовствующая графиня", -- сказал Сина'ан про себя, обходя форт так, чтоб, по возможности, не быть замеченным из пробоин и разломов, щербативших серую кладку.

Защищённый стенами круг зарос травой. Напротив входа, в глубине форта, виднелась ведущая в крепость дверь. Тряхнув одним из свитков обнаружения жизни, редгард двинулся к ней. Лёгкий доспех из кожи позволял идти без лишнего шума.

Дверь висела, скособочившись, на одной петле, полуоткрытая, местами прогнившая, зарывшаяся в землю нижним краем. Толстый слой грязи, нанесённой ветром в коридор, не был отмечен ничьими следами. Похоже, волшебник обосновался в каком-то из сохранившихся помещений на верхних ярусах. Боец окинул взглядом местность, но жизнь, если она и была здесь, не выдавала своего присутствия. "Слишком далеко. Отсюда не достать".

Он пошёл вдоль стены к широкой лестнице, замшелой, но, кажется, ещё довольно крепкой. Воздух нёс запахи: едкие, кислые, пряные, оставляющие на языке металлический привкус, щекочущие в носу, свербящие в горле. Ничего похожего на гнилостный дух разложения. Ничего похожего.

Боец со злостью подумал о корзине, в которую Серети, кряхтя, укладывал с утра пораньше свежие продукты. "Ведь ежели ж этот чёрный там голову сложит, -- внушал он какой-то из своих засидевшихся в девках сестёр, уверенный, что Сина'ан его не слышит, -- так надыть изверга получше подкормить. Оно и думать страх, чего он с нами сотворит, со злобы-то. Незнамо что сотворит. А брюхо набьёт, глядишь, смилостивится. Не чужие ведь мы ему!". "Благо хоть, не мне её всучил, свою корзину. Хорош бы я с ней был". Он вдруг остановился и сжал кулаки. "Что я защищаю? Боги, куда я иду?".

Ему снова вспомнилась Марелле, бретонка, о которой он вчера рассказал -- нет, недорассказал -- в таверне альтмеру. Её первое задание, деревенская ведьма. Не лучше ли было послать в ту пещеру, где приютился тролль, не разберётся ведь, зелёная, сказал он тогда командиру; вот и хорошо, нечего там разбираться, услышал в ответ. Распоряжение графа. Не первый год в приёмной воют, в печёнку сели. Хороший правитель -- довольный народ. Невозможно втолковать толпе необразованных простецов, что молоко быстрее скиснет от плохо вымытых горшков, чем от бабьего наговора. Пускай получат свою ведьму. Вопрос благополучия графства, сынок.

Среди густой травы редгард приметил серую плешь. Кучка пепла, выжженное место. Разворошил пепел носком сапога. На него глянула оголённая челюсть. Человеческая. Той... ведьмы не стало, а Марелле, вопреки его ожиданиям, похоже, разобралась, что к чему. Со временем. Взбрыкнула. И поступила опрометчиво в похожем случае. Но он -- он опрометчивым не будет.

Туча с лицом колдуна -- ерунда. Но то, что их эксперименты с заклинаньями могут свести с ума погоду -- правда. И то, что ополоски от их зелий способны испоганить почву, отравить траву, убить сожравшее траву животное -- правда.

Боец привычно проверил, легко ли выходит из ножен меч, немного вытащив лезвие, неожиданно ярко вспыхнувшее на солнце, и в тот же миг заметил краем глаза розоватое свечение там, где недавно стоял. Волшебник не скрывался наверху. Он прятался где-то снаружи. Он вошел в форт уже после Сина'ана.

Редгард развернулся мгновенно, готовясь атаковать, прокляв цепляющийся за ноги бурьян. Волшебник, вместо того чтоб отступить глубже в тень стен, сцепляя жесты и слова в заклятье, вдруг сделал шаг к свету и оказался весь на виду. Мгновение боец смотрел в его угловатое, подвижное, умное лицо с живыми проницательными глазами.

-- Не надо, -- сказал Эленглинн.

Сина'ан выхватил из ножен меч. Волшебник не двинулся.

Так оба сделали то, что обещали, прощаясь.

***

Анкотар, за пределами Эльсвелла называвший себя Эленглинном, вытер со лба пот.

Редгард был крупным, а утяжелённого смертью оттаскивать его за форт было и вовсе трудно. Несмотря на то, что волшебник оставил на нём только портки и рубаху. Под ногой хрустнула челюсть. "Рецидив", -- вспомнил маг.

Хозяина челюсти он убил, почти не глядя, инстинктивно, приняв его, внезапно вынырнувшего из темноты, за медведя. Последнему варвар не уступал ни весом, ни комплекцией. Ни рыком, который издал напоследок. Ему, ребёнку ледяных ветров, зачатому, верно, в сугробе, хватило одного заклятия огня, чтоб умереть почти мгновенно, вскипев внутри доспеха. Доспех был хорош. Очень хорош. Им Анкотар, трясущийся от страха, при помощи кое-как сплетённого вывихнутыми пальцами очарования, смог откупиться позже от другого гильдийца -- беспринципного, в меру жадного будущего пирата, болтливого, как пресловутый Чемпион, не сумевшего отказать себе в удовольствии поиграть с жертвой.

"Рецидивист. Убийца. Теперь наверняка. После того, как зачаровал его меч, там, у руин". Он слизнул с губ солено-горькие капли -- пот дотёк до рта, -- и поволок свою ношу дальше, туда, где между кустов сделал в земле углубление. "Предсказуемо. Я поступил предсказуемо, как... как животное. Удобный момент, чтоб добраться до лезвия... и этот дремора в камне так просился к нему... сильная душа, мгновенная смерть... Ауриэль, какая духота".

Отдуваясь, эльф сел на камень рядом со свежевыкопанной ямой. Утро пило росу, утоляя свой жар. Форт, переставший быть надёжным убежищем, готовился стать кладбищем.

-- Ты мне нравился, -- проговорил волшебник, обращаясь к мёртвому, -- но я никак не могу сказать, что мне жаль. Посетовать на этот исход. Наоборот, сейчас я рад даже тому, что могу потеть. Двигаться. -- Он продемонстрировал мёртвому свои руки, сжал и разжал кулаки. -- Чувствовать тяжесть и уставать. Хорошее ощущение. Ощущение жизни. Она переполняет. Мне кажется, сейчас я смог бы сплести одновременно не то что два, а целых три заклятья.

-- Но вот то, что я рад, -- добавил он после короткого молчания, -- мне не нравится. Не могу понять, почему мёртв ты, а жив я. Может, потому что ты решил идти не туда? Выбрал тех, кто предаёт свою природу. Или потому, что поднимающий меч гибнет от меча. Нет. Упоительный самообман. Всё не так. Я тебя хороню, а ты победил меня. Повёл на поводу. Убедил. В необходимости бить превентивно. В необходимости беречь свою клетку. Ты загнал меня в тело, Сина'ан из Гильдии Бойцов. Я -- тело.

-- Старуха рехнулась, -- сказала Трерайна Дален из Великого Дома Телванни.

По аванпосту Тель Браноры прошёлся вздох.

-- Мы знаем, Трерайна. Это не новость, Трерайна.

-- Новость в том, что совсем. Окончательно. Полностью. Если у кого-то остались сомнения, ступайте в башню и принюхайтесь.

Ни у кого такой охоты не возникло. Гнусный душок начавших портиться яиц уже впитался в поры помещений, и перебить его не в силах были все воскуряемые благовония.

Аванпост загудел, адресуя проклятия старой Теране. Только те из законников Дома, кого Дален сочла достаточно лояльными или достаточно озлобленными, чтоб пригласить на встречу, молчали.

"Молчи-ите, -- думала Дален, глядя на них. -- Ах вы, мерзавцы. Лизоблюды. Замотали морды шарфами с жучиным мускусом -- и ладно, лишь бы чего не случилось. Ну и молчите себе дальше. Просто не смейте мешать".

-- Я говорю: с меня хватит! -- С силой сказала она. -- Я говорю: протухло слишком многое! Я говорю: долой тухлятину из башни!

Аванпост был согласен. На аванпосте не было любителей тухлятины. "Ты только убей нам Терану, Дален, -- молча просил аванпост. -- А уж там мы поддержим тебя. Мы -- с тобой".

-- Мне нужен доступ в верхние покои, -- продолжила Дален. -- Дайте мне доступ -- и я избавлю вас от обезумевшего монстра.

-- Там чародей Марион, -- услышала она сквозь одобрительные выкрики. -- Он крепко держится за юбку кочерги. Он может помешать.

-- Слуга Дома! -- С презреньем сказала Дален. -- Жалкая мумия в жалком чине -- в его летах! Неудачник. Смешно.

-- Слуга. Но с посохом Волшебника.

-- А кто-то видел этот посох в действии? Ну, кто из вас? Ещё вопрос, умеет ли сморчок владеть им. Пфф!

-- Ты же не хочешь проверить на опыте? Так ведь, Трерайна?

Дален обвела аванпост испепеляющим взглядом. "Желе вы скрибовое. Все - желе".

-- Так прикройте мне спину, -- бросила она с вызовом. -- Что, желающих нет? А за дрейки? Не бойтесь. Когда я приду убивать Терану, у старого хрыча не будет палки.

***

Когда же это началось?

В лектории, когда Марион... Э, нет. Пожалуй, нет. Уже до этого дня три Терана была, как лунатик. Покинув покои, она бродила по башне, распугивая слуг, порскавших прочь -- и иногда не без подпалин, оставленных магическим огнём. В лекторий она вошла всё так же -- опасной сомнамбулой.

Фелен Марион любил теорию, а слушатели -- нет. Но они замерли при виде Тераны.

-- ... образом, малые звёзды имеют ту же сущность, что и Солнце, -- в звенящей тишине закончил фразу чародей. -- Всё это отверстия на внутренней плоскости Обливиона, ведущие прямо в Этериус, магический План бытия.

Хозяйка башни разъярилась.

-- Сам ты отверстие! -- Свирепо крикнула она.

-- Ворота, -- заменил он слово, чуя: зря.

-- Не ворота, а старый дурак! -- Завизжала Терана. -- Вон отсюда! Все вон, идиоты! И ты тоже, Мехруна кусок! -- И она запустила туфлей в чинно точащего когти дремору.

***

-- Хотите загадку? В башне без башни -- как бы вы думали, кто?

-- Болтают, это из-за пирога с грибами...

***

Под дверью в верхние покои потерянно стоял Гильс Дрелас, алхимик.

-- Марион! -- Воскликнул он, завидев чародея. -- Ты можешь с этим что-нибудь поделать? -- И он беспомощно помахал в воздухе ключом. -- По-моему, нас выселили.

-- "Запор Фенрика?"

-- Ну, это уж тебе видней... С другой дверью то же. Я зря извёл два свитка отпирания. Послушай, у меня тут соли пустоты. Вернее, будущие соли пустоты. Мне нужен кальцинатор. Мне нужно наверх, Марион.

-- Отойди-ка.

-- Что? А...

Поддёрнув повыше рукава мантии, Марион раскрыл ладонь, чуть подождал и стал тихонько приближать её к замку. В полулокте от двери ладонь остановилась.

Он цокнул языком.

-- Открыл? -- Без особой надежды спросил Дрелас.

-- Не смеши. Даже пытаться не буду.

-- Да что ж... и именно сейчас, а?

Вздохнув, Гильс Дрелас сунул ключ в карман, воровато оглянулся и прислушался. Было тихо. Тогда он неуклюже разбежался и, как сумел, ударил в дверь плечом.

-- Ну, ну, -- промолвил чародей. -- В твои-то годы.

-- Что ж нам, по-твоему, так и торчать здесь, как пни?

-- Почему же "нам", "как пни"? У меня, например, в покоях "пометка".

Алхимик обречённо застонал.

-- Ты старый подлец, Марион. Скажи ты мне раньше, что стоит поставить "пометку"!.. Треклятая карга, -- добавил он в сердцах. -- Я отравлю её. Мои соли! Как больно, однако, плечо...

Фелен размышлял.

-- Вот что. Если сейчас ты спустишься в посёлок и купишь пару самых сладких печёных бататов, то у тебя будет шанс завоевать расположение сэры Релас.

-- Как, Серайн Релас здесь?

-- Слышал, вчера объявилась в трактире.

-- Марион! Ох, Марион!

Фелен Марион остался ждать у двери. Растрачиваться на заклятие возврата взамен давно привычной левитации, почти не отъедавшей маны, казалось глупостью. И ещё большей глупостью казалось пропустить работу Релас.

-- Да это просто чудо, -- сказал он с удовольствием, когда после первого же безупречного пасса мастера изменений невидимое глазу, не поддающееся никакому измерению, но непременно как-то ощущаемое имеющими опыт магами упругое, подвижное напряжение, облекавшее дверь, на долю мгновения заколебавшись, распалось.

***

-- ... посыльный ей: мол, Голос хочет знать, чем может послужить и как именно нужно представить в Совете интересы мутсэры Тераны, а она ему: юбку! Пусть добудет мне новую юбку!..

***

Запах дыма они уловили прямо под поднимавшимся вертикально вверх ходом, ещё не успев взлететь. Где-то в покоях пыхтело сердитое пламя.

-- Мы горим, -- сказал чародей. -- Мы сгорим?

-- Вряд ли, -- ответил алхимик. -- Башня живая и в ней столько со...

Его прервал подобный катастрофе звук. Казалось, трещит насквозь прорываемый всеми даэдра План. В ужасе Дрелас схватился за стену, не сомневаясь, что сейчас вместе с ней разлетится в мельчайшую, неощутимую пыль. Краем глаза он видел, как оседает на пол Марион. И вдруг всё кончилось; алхимик понял, что это там, наверху, смеялась Терана.

-- Марион, -- еле слышно позвал он. -- Вставай.

Чародей поглядел на него.

-- Ты это чувствуешь?

-- Что?

-- Не знаю, как сказать. Мы даже не называем это одинаково. Течение. Прилив. Пульсация.

Дрелас, и вправду что-то уловивший, кивнул.

-- Да. Это... это сама башня? Башня разрастается?

-- Не думаю, -- сказал Марион. -- Ох, мои кости. Бедные мои.

Алхимик помог ему встать.

-- Вот что. Давай поднимемся ко мне и выпьем, -- сказал он. -- А, Марион? Давай. У меня превосходный ликёр.

-- А соли?

-- Не учи. Они не помешают.

За ликёром зашёл разговор -- обо всём, но не о госпоже Теране. Иногда до стола долетал её отвратительный голос, глумливо цитирующий отрывки фундаментальных трудов по магическим школам, или звук раздираемых книжных страниц, которыми она подкармливала свой костёр -- алхимик вздрагивал и подливал себе ещё. Наконец он решился спросить:

-- Как ты считаешь, что с ней?

-- Не тот вопрос, мне кажется, -- ответил чародей, разглядывая дно стакана. -- Я бы спросил, что она. Что же она теперь такое? Вот так. Ты... ты подходил когда-нибудь к своему пределу?

Гильс Дрелас промолчал.

-- Я вот всё думаю, -- тихо проговорил Марион. -- Она ведь скверная старуха, Дрелас. Брюзга. Чудовищная скряга с невыносимым характером. Склочница. Я бы сказал, далеко не светило ума. Лорд Нелот, наверное, мог бы разделать её под орех, даже не почесав лишний раз свои ревматические коленки. Почему же такое случается? Почему с ней?

Дрелас молчал. Безнадёжно перекалённые соли пустоты, придя в негодность, стыли в погасшем кальцинаторе.

***

-- Ходит слух, что Дален заказала посох Мариона гильдии воров. Похоже, она не отступит.

-- Доволен?

-- Ну! Как по мне, у нас не башня, а дыра. Глушь. Захолустье. Тьфу! И это с нашими доходами от шахты. А ты посмотри, как сейчас развернулся на севере лорд Арион.

-- О. Полагаешь, Трерайна потянет подобное?

-- А ты что, нет? Зачем тогда было давать ей расписание дежурств?

-- За изумруды. И потом -- какая разница, кто. В конце концов, теперь у нас есть шанс проветрить башню.

***

Фелена разбудил скандал.

-- Что? -- Резко каркала Терана. -- Как ты сказал? Яйца? Яйца?!

В ответ забормотали.

-- Яйца квама! -- Повторила Терана так, как будто бы ей сообщили о неожиданном визите двемеров.

"Ну вот. Сейчас здесь будет труп, -- подумал чародей. -- Какой шутник впустил беднягу к госпоже?"

-- Что ж, очень кстати! Очень, -- неожиданно приветливо сказала старуха. -- Подай-ка мне одно. -- До ушей Мариона донеслись треск, смачный хлюп и -- почти сразу -- захлёбывающийся мужской кашель. -- Вот так! А остальными декорируй зал внизу, яйцеголовый. Живей, живей! Когда я была маленькой...

Марион вытащил из-под головы подушку, накрыл ею лицо, плотно прижал и разразился адским хохотом.

"А ведь её убьют, -- проносилось в его голове. -- Ну, кто сможет это терпеть? Убьют. И меня заодно. Что за волшебное время!". -- От смеха у него из глаз без перерыва текли слёзы.

***

-- Вы уже слышали? Рабы восстали в шахте!

***

Дален не опасалась смерти. Её ладонь, сжимающая посох, чуть дрожала совсем не от страха.

Дален не опасалась смерти совсем не потому, что за её спиной готовились взлететь двое вооружённых наёмников. Она просто знала, что ей суждено повергать и владеть.

Чёрную тень Мариона все трое увидели сразу. Он стоял у проёма в покои Тераны: один, без посоха, лицом к вторженцам.

Воскликнуть -- как многажды раз про себя -- "Убирайся, старик!", Дален не успела. "Прочь", -- не успел приказать чародей. В его магическом щите увязли арбалетные болты. В ладонях вспыхнули и замерцали колючие искры "призыва". И, как от боли вскрикнув, Трерайна Дален, сминая наёмников, бросилась вниз.

Фелен Марион погасил заклинание.

"Ах, девочка! Принять это за мой "призыв"... Да если б я так мог".

Он оглянулся. Терана брала из шкатулки большие алмазы и, поглядев на каждый, один за одним отправляла в костёр.

Этериус тёк сквозь неё.

"Её убьют", -- подумал чародей. Потом: "Карга".

Потом: "Она прекрасна".

Он был уже пожилым, и глаза у него слезились. В поседевших волосах, торчащих возле ушей двумя клочками -- увы вам, скудные остатки роскошества молодости! -- едва проглядывала пламенными нитями былая рыжина. Лицо, вылепленное богами безо всякого удовольствия, не имело ни единой черты, на которой взору захотелось бы задержаться. Постное выражение физиономии находило соответствие в одеянии. Прикрывавшая долговязое тело мантия, судя по фасону, приходилась ровесницей моему деду, и когда-то яркие краски её почти совсем вылиняли. Однако, хоть и не будучи образчиком опрятности, она производила впечатление о владельце как о создании довольно чистоплотном.

Таков был его вид.

Пожалуй, встреться мы в толпе, я миновал бы его, не сумев и заметить.

-- Учиться? -- Переспросил он. -- Учиться, юноша? У меня? -- Во все слова, истекавшие из его уст, намертво въелась ворчливая, брюзжащая интонация, как то бывает с некоторыми стариками. -- Чему же вы хотите учиться?

-- Акробатике, господин.

Ответ мой произвёл на него впечатление поистине устрашающее.

-- Акробатике! -- Повторил он, как громом поражённый. -- Акробатике! -- Казалось, он не верит собственным ушам.

Признаться, в ту минуту я и сам не верил, что прошу его об этом. Глаза говорили мне, что стоящее на пороге существо, не рискнувшее растворить передо мною дверь своей обители более чем наполовину, походит паче на в хворях доживающую последние дни даггерфольскую летучую мышь, чем на выдающегося акробата. Однако ошибки быть не могло: его стоявший в отдалении от прочих дом единственный соответствовал указанным приметам, да и альтмеров в округе можно было пересчитать по пальцам. Склонностью же к розыгрышам мой благодетель не отличался.

-- Вот что, -- проговорил альтмер после затянувшейся, весьма неловкой для меня паузы, -- вы, верно, считаете, юноша, что за сотню-другую септимов любой стеснённый в средствах учёный с радостью согласится исполнять перед вами нелепые телодвижения и кувыркаться, как какой-нибудь битый молью сутай на ярмарке, забыв про свой почтенный возраст и подобающее оному приличие. Такого рода заблуждения иной раз свойственны не получившей должного воспитания молодёжи. Поистине, плачевно! Но впрочем, я, возможно, поторопился сделать выводы о вас. Возможно, вы стали жертвой какого-нибудь гнусного навета. Возможно, вам кто-то сказал, что я обучаю желающих противоестественно скакать и вертеться. Тогда позвольте заверить, что это не так! Уроженец острова Саммерсет не позволит себе таких недостойных выходок!

Вы вправе упрекнуть меня в малодушии, но в тот момент я подспудно хотел, чтобы после этих слов он захлопнул дверь перед моим носом, и наше знакомство, так неприятно завязавшееся, на сём и подошло к концу. Однако он считал, по-видимому, что после уничижительной отповеди вправе ждать проявлений раскаяния с моей стороны, и теперь глядел на меня, подбоченившись -- скорее задиристо, нежели величественно.

-- Прошу простить меня, господин, -- поклонившись, сказал я со всем возможным почтением. -- Мне стоило начать с рекомендаций.

Узловатые, длинные пальцы его сухопарой руки сцапали протянутое письмо. Какое-то время он вглядывался, часто моргая, в оставленный на воске отпечаток перстня моего благодетеля, затем развернул пергамент и углубился в чтение.

-- Да, -- пробормотал он наконец и распахнул дверь пошире. -- Думаю, вас можно впустить в дом.

Я воспользовался этим пусть и не слишком любезным предложением, чтобы войти и осмотреться.

Снаружи казавшийся двухэтажным, дом обманывал ожидания. Возможно, некогда деревянный настил и лежал на пересекающих его балках, но сейчас они поддерживали только многочисленные связки золотистых головок лука, белых -- чеснока, испускавшие травяной аромат мешочки, а ближе к очагу -- копчёности. Всё это свисало с высоты в два нордлингских роста, придавая жилищу вид не то кухни, не то мастерской травника. В пользу второго предположения говорили и замеченные мною в дальней части этой необычной комнаты, значительно более высокой, нежели широкой или длинной, остеклённые книжные полки, пестревшие разноцветными, хотя и порядком облезшими корешками книг. Обстановка в целом производила впечатление крайней аскезы и привычки к уединению. Стул, предложенный мне хозяином, был единственным в доме.

-- Грызуны, -- пояснил он, заметив, что я разглядываю гроздья припасов. -- Как их ни трави, со временем они появляются снова. Стараюсь держать снедь повыше. Впрочем, слава Ауриэлю, что пока они проявляют больше интереса к ней, чем к книгам.

Он извлёк из буфета пару оловянных стаканов и бутылку молодой Тамики. Я не стал отказываться от угощения.

-- Вы, стало быть, имеете удовольствие знать графа? -- Спросил он.

-- Его сиятельство оказывает мне честь покровительством. Как видите, я вовсе не имел в виду досадить вам своим визитом, а лишь следовал рекомендации его сиятельства. Он отозвался о вас как о непревзойдённом мастере акробатики.

-- Акробатики! -- Простонал он, закрывая ладонью лицо.

Я вновь почувствовал себя так, будто сказал чудовищную грубость.

-- Простите, -- сказал я, -- мне казалось, после знакомства с письмом нет смысла скрывать, что вы владеете этим искусством.

-- О! Искусством! -- Произнёс он с глубоким презрением, устремив взор на куда-то на балки и обращаясь, вероятно, к копчёным окорокам. -- И это называют искусством! Послушайте, юноша. Я весьма обязан графу. Ради этого достойного мужа я возьму вас в обучение. Позже вы подыщете себе ночлег в городе -- как видите, мой дом мало приспособлен для приёма гостя. А покуда послушайте меня.

Обрадованный, что мы пришли к соглашению, я приготовился выслушать его со всем вниманием, убеждая себя, что уважение моего благодетеля -- бесспорная гарантия того, что у этого альтмера, пусть и несколько эксцентричного, есть, чему поучиться.

-- Гриб-трутовик, -- мечтательно проговорил тот и надолго замолк. Затем внезапно продолжил: -- Гриб-трутовик паразитирует в основном на деревьях северной и северо-восточной частей Сиродиила -- то есть, в гористых графствах Брума и Чейдинал. Да, на лиственных деревьях. Любые шляпки его, за исключением совсем молодых, либо трухлявых, либо источенных червями -- а черви, к сожалению, лакомы до трутовика -- пригодны для сбора. У вас хорошая память, юноша? На одном стволе может развиться с полдесятка шляпок. Однажды мне посчастливилось собрать дюжину с одного дерева. Не сойти мне с этого места, дюжину!

-- Удивительно, -- холодно сказал я.

-- О да, удивительно! Но только однажды. Такой случай выпадаёт раз в жизни. Целая колония отличных шляпок трутовика, сидящих тесно, будто бородавки на лице у старого гоблина! -- Заблестевшие в глазах альтмера искры азарта сделали его моложе на десяток лет. Он довольно потёр руки, а затем вздохнул, возвращаясь к действительности. -- Однако я не стану утомлять вас своими охотничьими байками. Великий Аслиэль Диренни... вам, без сомнения, известно, кто это?

-- Стыжусь своего невежества, господин, -- сказал я, но, решив, что разговор свернул наконец к интересующему меня предмету, рискнул добавить: -- Это имя, вероятно, одно из тех, что составляют славу акробатики?

-- Акробатики! -- Завопил он, в ярости швырнув свой стакан о стену.

Руки у него затряслись, и -- о, да, -- я расслышал, как он скрежещет зубами.

-- Вот что, юноша, -- проговорил он после нескольких глубоких вдохов, по-видимому, отчасти успокоивших его гнев. -- Я очень, очень сильно обязан графу. Только поэтому я не выгоню вас немедленно. Но больше вы не станете произносить это слово. Вы видите, оно оказывает на меня весьма скверное воздействие. Меня сводит с ума сама мысль о том, что существо, наделённое разумом, способно посвятить жизнь такому отвратительно бездумному, умерщвляющему интеллект занятию. Поэтому вы замолчите и наберётесь терпения. И будете слушать. Так вот, Аслиэль Диренни. Он был первым, кто смешал прах вампира с цветами редворта в необходимых пропорциях. Прекрасная находка, отличный эффект. Рецепт этого эликсира невидимости считается классическим. У него есть только один недостаток -- для его приготовления вам понадобится убить вампира. Ха, ха, ха!

Я молчал, слушая этот отрывистый, скрежещущий смех и чувствовал, что необратимо тупею.

-- О, конечно, некоторые столичные аптекари скупают прах у профессиональных охотников на вампиров. Но, благой Ауриэль, сколько же они за него просят! Грабители, юноша, это просто грабители! А цветы редворта? Не так-то часто в наше время встречается Домика Редворт. И этим аптекари тоже бессовестно пользуются. А ведь малейшая ошибка в технологии производства приводит к безнадёжной порче зелья! Одним словом, проще расплавить золото и пить его, чем изготовить невидимость по этому рецепту. Так-то! И здесь мы возвращаемся к грибу-трутовику.

-- Опять! -- Вырвалось у меня.

-- Именно. Специалист алхимии при третьей возгонке извлечёт из шляпки гриба-трутовика то же вещество, что можно получить из праха вампира при четвёртой. Из этих грибов и ростков пустырника -- вы только подумайте, юноша, того самого пустырника, который будет путаться у вас под ногами, в какую бы часть Сиродила вы не направились, -- можно приготовить эликсир с тем же эффектом, что получил Аслиэль. О, да одно только это делает гриб-трутовик бесценным! А ведь он, кроме того, укрепляет иммунитет и восстанавливает истощённую силу воли!

Голос моего экзекутора звучал необычайно торжественно.

-- Рассказанное вами весьма поучительно, -- сказал я, испытывая острую потребность удавить его на месте, -- но как честный человек я должен заметить, что не питаю особой приязни к каким бы то ни было грибам. Я не способен восхищаться ими. Они никогда не вызывали у меня восторга. В том числе -- увы! -- и гриб-трутовик.

Он долго, долго смотрел на меня своими слезящимися глазами.

-- Вы полюбите его, -- сказал он затем как о решённом деле. И продолжил: -- Гриб-трутовик имеет шляпку, обращённая кверху сторона которой покрыта круговыми волнообразными наростами, образующими что-то вроде годовых колец, какие мы можем видеть на срезе древесных стволов. Наросты эти, тёмно-серые у основания шляпки, ближе к краю становятся всё светлее и приобретают оттенок нежный, розовато-коричневый, как мочка уха молодой босмерки. Такой же розоватый цвет присущ исподней, губчатой стороне шляпки. Это описание легко запомнить. Вооружившись им, завтра вы отправитесь на сбор гриба-трутовика и через месяц принесёте мне полсотни годных для использования шляпок.

Это было больше, чем могло вынести моё бедное терпение.

Я поднялся со стула. Я сказал:

-- Вы мне отвратительны. До этого момента я даже не думал, что способен испытывать настолько сильное отвращение. Знайте, что отныне я равно ненавижу и альтмеров, и грибы. В особенности же сильную ненависть я питаю к грибу-трутовику. Мне остаётся только проклинать тот час, когда я постучал в двери вашего дома. Должно быть, благодетель мой ошибся в вас. Я вижу, что вы просто старый, прижимистый пустозвон, не заслуживающий доверия. Шарлатан! Вы сказали, что будете учить меня, а сами отправляете за грибом, не имеющим ни малейшего отношения к акробатике!

Вопль, исторгнутый им, казалось, принадлежал какому-то зверю. Лицо его свела ужасная гримаса. Он забегал по комнате, словно ища орудия, чтоб проломить мне голову, и вдруг без всякого заметного усилия взвился -- увы, мой скудный язык не в состоянии найти иного слова, чтоб выразить увиденное глазами -- взвился к ближайшей балке и, в мгновение ока подтянувшись на руках, оказался на ней. Оттуда-то, давая выход ярости, он принялся осыпать меня градом крепких луковиц из своих припасов, истошно крича:

-- К акробатике? К акробатике?! Горы, вы, болван! Вы что, не слушали меня? Гриб-трутовик встречается в горах Брумы и Чейдинала! В горах! Вам придётся лазать по ущельям, карабкаться по склонам, прыгать с уступа на уступ, цепляться пальцами рук и ног за расщелины не глубже тех, что пролегают по коре вашего слабого мозга, образуя рисунок извилин! Вы взберётесь по отвесной скале к дереву, на стволе которого обнаружатся драгоценные шляпки, и подпрыгнете на высоту собственного роста, чтобы добраться до них! Глупец! Кто может обучить вас вашей дурацкой акробатике лучше, чем гриб-трутовик? Тупица! Кто обучил меня? Гриб-трутовик, прекрасный гриб-трутовик, в тысячу раз более ценный, чем вы, безмозглое ничтожество!

С трудом -- и должен к своему стыду признать, что не всегда удачно -- увёртываясь от съестных снарядов, я поражался той ловкости, с которой стареющий альтмер метал их в меня, бегая по своей балке, чтоб постоянно занимать более выгодную для ведения обстрела позицию. Снизу я смог хорошо разглядеть под подолом его мантии голые икры, крепкие, как у двухгодовалой пумы.

Я чувствовал, как во мне разрастается и пускает глубокие корни любовь к грибу-трутовику.

-- Эля! Бесплатного эля! -- загорланил Фьоргейр, прорвавшись к стойке сквозь толпу гуляк, сменивших храм на трактир в первый же час Новой Жизни. Тут же, у бара, гнездились наёмники -- сказать верней, наёмницы Сурана. Фьоргейр немедля втиснулся меж ними, благо, худоба позволяла.

-- А нет у меня эля, чучело солстхеймское! -- ответила ему хозяйка. -- Так что заказывай или проваливай!

-- Зачем ты с ним так, Ашаману? Сегодня же праздник, -- с упрёком сказала темнокожая Джамиэ. -- Фьоргейр, она бесплатно разливает грииф. Очень вкусно с печеньем. А что с твоим нанимателем, мальчик?

-- Я мужчина, -- привычно напомнил ей мальчик, из чьих подбородка и щёк уже год или больше лезла щетина такой густоты, какой эльфы могли лишь завидовать. -- А наниматель мой сбежал.

Мовиса Андас разразилась хриплым смехом.

-- Да ты сам сбежал, Два Кабанчика, -- сказала она, -- затрусил идти в Бал Ур и сбежал. Так и говори!

-- Молчи, лопоухая, -- немедля откликнулась грузная Була гра-Мук, -- мой Форгир похрабрее тебя будет. Раз он так говорит, то так и есть. Да дай же ему выпить, Ашаману!

-- Сбежал! -- повторила Мовиса. Она была пьяна, как деревенский староста в день сбора урожая. -- И больше я ему своих клиентов не уступлю! Сбежал!

Була рыкнула зверски, обнажая клыки, и поднялась в бойцовскую стойку. Стало видно, что поверх тяжёлых поножей на ней сидит -- не иначе, в честь праздника -- тонкого синего шёлка юбка, вся в золотую звёздочку. Язвительный хохот Мовисы стал похож на икоту.

-- Сядь, Була, сядь, -- улыбаясь своей простоватой улыбкой сказала Джамиэ, положив руку на предплечье орчихи. -- Ты же видишь, Мовиса расстроена, вот и задирается. Мальчик, держи свой грииф и расскажи, как было дело.

-- Никак, -- буркнул обиженный норд, отпив из стакана и размазав ягодную брагу рукавом по бледным веснушкам, в то время как Була бубнила под нос, что вот-де кой-какие курицы не разумеют в правильном веселье и что ни разу не подраться в честь Новой Жизни просто варварство какое-то. -- Нечего мне рассказать. Мы и до места не дошли: этот чудик только завидел развалины издали -- ну, как к ним вывернули -- так всё, говорит, парень, хватит, я, говорит, уже вижу, где это, не надо дальше, парень. Тут где-то кагути возьми и взреви; он дрожит, впечатлительный. Пришли обратно, так он сразу к Дезель под фонарь завернул; не иначе, испуг полечить. Но честный, деньги отдал, как договор был... вот...

-- Всемилостивые Альмсиви, неужто ты наконец расплатишься за постой, -- встряла трактирщица. -- А кто хоть он был, чудик твой?

-- Сказал, что кар... капто...

-- Картограф, -- подсказали откуда-то справа.

Фьоргейр выглянул из-за широкой, как двемерский мост, спины Булы. Данмер в плаще с опущенным на лицо капюшоном приветственным жестом приподнял стакан.

-- И, видимо, очень разумный картограф, -- добавил данмер. -- А вам, молодой человек, так уж хотелось погонять атронахов в развалинах?

-- Ничего мне не хотелось, -- ответил юный норд, которому хотелось ещё как. -- С Новой Жизнью вас, уважаемый.

-- Да ладно тебе, птенчик, -- сказала орчиха и потрепала белый колтун на птенчиковой голове, -- кто ж в твои годы не хочет гонять атронахов? Ты нос не вешай, будет ещё случай мужество-то показать...

-- Мужество! -- вдруг прокричала Мовиса, выныривая из стакана. -- Да что б вы понимали в мужестве? Вот я вам расскажу... ах вы, н'вахи несчастные, мужество! Чтоб вас. Вот, слушайте. Когда жалкие... нет, немногочисленные силы наших братьев стояли насмерть против имперских легионов в Чернотопье...

-- У-у, как набралась, -- без осуждения сказала Джамиэ, забрасывая в рот бисквит, пропитанный гриифом.

-- К западу от Крегенмура случилось сражение, -- продолжала Мовиса. -- Жалкие... ах, скамп! небольшой отряд ополченцев вместе с элитным отрядом аристократии... да мало что осталось от того отряда, по правде-то сказать, схлестнулись на марше с сиродскими псами на рассвете третьего дня месяца Огня очага. Солнце било нам в спину, слепя врагов; позиция была хорошей, приметы -- благоприятными, но имперцы превосходили нас числом, превосходили впятеро... всемеро...

-- Позвольте, сэра, -- вставил данмер в капюшоне, приподнимая свою острую, по моде подкрученную бородку. -- Я немного смыслю в истории и...

-- В моей истории ты ничего не смыслишь! -- резко сказала Мовиса. -- И говорю я не с тобой. Так вот, наши жал... аррр, наши силы возглавлял полководец из Дома... не помню, какого. До этого он не участвовал в крупных сражениях, хотя выиграл несколько стычек и заслужил уважение воинов. В тот день мутсэра Сатил из Дома Индорил, второй по рангу после полководца, был отозван от прущей в атаку стены щитов имперцев в арьергард. Там он увидел предводителя; тот выглядел неважно. "Послушай, Сатил, -- сказал он, -- я нездоров и ног не чувствую. Ты должен взять командование на себя". "Бери отряды под своё начало, Сатил, -- так он сказал. -- Я буду наблюдать за ходом битвы вон с того холма. Пусть наши люди видят, что я не покинул их". Ещё гриифа, Ашаману!

-- Так вот, -- продолжила данмерка, сделав долгий глоток, -- Сатил из Индорилов возглавил войска. Благодаря ему тот день обошёлся без крупных потерь. Всё время, пока длился бой, он мог видеть знамёна и блеск доспеха своего командира, сидящего на холме поодаль, и все это время он думал, что командир этот попросту струсил. Конечно, скампы вас дери, что он ещё был должен думать? Сиродских гадов было впятеро... всемеро больше. Только когда пришло время отступить, и он лично поднялся на холм, то увидел, что полководец крепко привязан верёвкой к походному стулу. Несколько офицеров из его охраны сохраняли спокойствие, как бы не замечая, что он безнадёжно, совсем, окончательно мёртв. Под его поясом Сатил нашёл две торчащие из живота стрелы с обломленными древками, сделавшие из него мертвеца ещё в самом начале сражения. Вот так вот, так вот, н'вахи вы несчастные...

В трактир входили стайками и в одиночку, выходили наружу, поздравляли друг друга, иногда осыпали горстями сухого соленого риса, брали с трактира сладкую бражную дань.

-- Не плачь, Мовиса, -- попросила Джамиэ, придвинувшись поближе к данмерке, -- ну, ну, не плачь, хорошая моя.

Мовиса Андас залпом допила остатки гриифа и уронила голову на свою согнутую в локте руку, лежащую на стойке.

-- Готова, -- констатировала Була.

-- Должен, однако, заметить, престранный рассказ, -- промолвил данмер в капюшоне, когда не осталось сомнений, что его соплеменница спит. -- Мне доводилось читать о сражении, в котором полководец передал полномочия Индорилу Сатилу, но обстоятельства там были совсем другие. Сам военачальник, будучи легко ранен, бежал. Позже он был осуждён и казнён, останки переданы семье... И потом, Чернотопье и Крегенмур -- они довольно...

-- Ах, сэра, оставьте, -- отмахнулась Джамиэ. -- Я сама рассказала ей этот случай сегодня, верней, теперь уже вчера, в Старую Жизнь, когда она пошла в храм помянуть своих предков и позвала меня за компанию. Только, вы понимаете, сэра, это была история не о тёмных эльфах и Чёрных Топях, а о песках и Поющих Мечах, и все детали, конечно же, были не те; она переиначила по-своему.

-- Вот оно что.

-- Да всё равно, хорошая история, -- сказал вызывающе Фьоргейр, у которого при словах про стрелы свело живот. -- И уж получше той, что вы из книжек вычитали, уважаемый.

-- Да, молодой человек, -- усмехнулся данмер, -- пожалуй, бардам бы она пришлась по нраву. Вот только, чтобы вы не впали в заблуждение, она не о мужестве, а о банальной глупости. Если бы военачальник из рассказа вашей товарки вовремя сдался целителям вместо того, чтоб устраивать сцену, и если б среди тех нашёлся хоть один достаточно искусный, то, может быть, мертвец не стал бы мертвецом и смог бы отличиться в битвах -- ещё не раз.

Он поднялся, одёрнув плащ, и, пока парень собирался с мыслями, вложил ему в руку несколько полновесных, приятно тяжёлых монет.

-- Это за то, что вернули мне картографа в целости, наёмник. С праздником. С праздником, дамы.

Слегка поклонившись, данмер смешался с покидавшими трактир.

-- Будешь так рот разевать, клифф залетит, -- пообещала трактирщица над ухом у оторопевшего Фьоргейра. -- Хоть бы спасибо сказал мутсэре губернатору, дубина белоглазая, эх ты...

-- Губернатор? Никакой это не губернатор, -- сказал бородатый мальчишка. -- Врёшь, Ашаману, размечталась. Ха, губернатор в жизни не придёт в такой притон, даже в трёх капюшонах. Даже под зельем невидимости.

Трактирщица не стала злиться и бить его полотенцем.

-- Да что ты знаешь, чучело, -- сказала она. -- Держи-ка, вот, скрибятину и больше без закуски не пей.

Фестиваль был в разгаре. Сбросив ушедший год, как опостылевшую ветошь, новый встречали яростно, как будто требуя, чтоб он был лучше.

Джамиэ -- крепкая -- ещё боролась с пропитанным бренди печеньем, уже давно сломившем бы кого-нибудь другого. Одно оно, проверенное средство, безотказно изгоняло из доброго сердца редгардки завитую бородку и белозубую улыбку губернатора.

Мовиса Андас не спала на стойке, спрятав пепельное лицо в сгибе локтя. Правой рукой она сжимала свисающий с шеи простенький амулет предков, несколько раз спасавший ей жизнь. "Я знаю, ты так бы и сделал, -- как заклинанье, твердила она про себя. -- Будь у тебя ещё одна возможность, будь другой случай, ты так бы и сделал".

Фьоргейру было беспокойно, и грииф его не утешал.

-- Никакая это не глупость, -- сказал он, обращаясь к орчихе. -- Их было всемеро больше, ты слышала, Була. Если бы воины решили, что командир сбежал, они бы хуже сражались. Может, была бы паника, и перебили бы всех.

Була гра-Мук ласково хлопнула юношу между лопаток, и тот закашлялся.

-- Конечно, Форгир, -- сказала она. -- Хлыщ в плаще ни бельмеса не смыслит в сражениях.