Аннотация: Роман - размышление о связи двух миров реального и трансперсонального.
Главы из романа "Письма из желтого дома"
(выборочно)
No Ниделя Александр, 2011 г.
--
2.0 Мир видений
18.8.1993 г.
Тишина. Прохладный свет настольной лампы выхватывает из темноты стеклянную столешницу журнального столика, на ней остывает кофе, наспех заваренное кипятком, наполняя своим ароматом утопающее в темноте пространство.
Видения прекратились, Санчо выпрямился в кресле и, склонив голову, замер в задумчивости. Лицо его выражало усталую озабоченность. Отпив два глотка кофе из прозрачной чашки, он, завороженный, вернул ее на стол, и ватная темнота тут же поглотила короткий стеклянный звук. Он не любил ни само кофе, ни его запах, ни, тем более, его вкус: оно, просто, облегчало мысль. Вырвавшись из оцепенения, он обратился к кому-то рядом:
--
Ну, и как тебе материал?
--
Да, что тут говорить! Это старая загадка, которую мы с тобой никак не можем решить, - также устало и без оптимизма ответил собеседник.
--
Кофе хочешь? - довольно формально спросил Санчо.
--
Нет, ты же знаешь, я не люблю кофе.
--
Я тоже не люблю, привычка.
--
Зачем же пьешь? Тем более, то, что ты предлагаешь, навряд ли можно назвать кофе, скорее, это кофейный напиток.
--
Не вижу разницы, то, что мне от него нужно, я получаю.
--
Оно дает тебе некоторое преимущество надо мной? - пошутил собеседник Санчо.
--
Если бы преимущество?! Так кто же устраняет нужных нам людей?
--
Ты имеешь ввиду доктора, инженера и его сына?
--
Разумеется, нетолько их. Те, кто родится в одно время со Смоляниновой, все плохо кончат! А ведь это еще три человека. Один также станет наркоманом, вторая погибнет от несчастного случая, у четвертой фатальная болезнь. Выживет только ребенок Палий, но он родится позже.
--
Это известный астрологический прием, - обреченно произнес Санчо, - да и то, тут наш доктор попал пальцем в небо. Неправильно рассчитал положение солнца, тем не менее, от беды отвел, - без оптимизма пояснил Санчо.
--
Не понял, так что помогло Палий? - заинтересовался Собеседник.
--
Доктор тогда совершил астрологическую ошибку. Да, собственно, астрология тут, вообще, не причем: он блефовал. Но то, что Палий родился в другое время, действительно, сказалось на его судьбе. На мой же прагматический взгляд, тут, скорее, дело в его матери, в ее характере и натуре! А светила, что? Они стоят над всем этим и, просто, показывают, как оно будет.
--
Я не понимаю тебя? Ты скажи проще, помогла ему тогда астрология или нет? - теряя терпение настаивал Собеседник.
--
Можно бесконечно долго заглядывать в бездонный колодец истины: это завораживает, но есть ли в этом польза?! - задумчиво и сосредоточенно уклонился Санчо от ответа, - попробуй отнестись к астрологии также, как я к кофе.
--
Хорошо, перейдем к насущной проблеме. Да, пока что, как мы с тобой ни старались, приурочивать тяжелых рожениц к дежурствам нашего покойного доктора, не давая свернуть шею детишкам при родах, но, все равно, до них добрались, не сразу, так потом истребили! (пауза) А доктору жестоко отомстили! Кесарев план по той же причине не даст нам успокоения. Жаль, жаль, хороший был человек, - с неподдельной горечью и сожалением вспомнил доктора Собеседник.
Санчо, казалось, не расслышал реплики, только взгляд его, остановившись, ушел в себя.
--
Не совсем понятна их мотивация? - озабоченно спросил Санчо.
--
Ну, почему же, в случае с Солиными и Смоляниновыми вся мистика началась с этой злосчастной усадьбы. В остальных случаях работает принцип - чем культурнее и приспособленнее человек к жизни в городе, тем меньше у него шансов выжить и оставить потомство.
--
Да, не много для решения проблемы. Может быть, еще какие-нибудь на этот счет соображения имеются? - неформально, словно, цепляясь за соломинку, спросил Санчо, - и, не дожидаясь ответа, предложил, - я думаю, нам без тщательного исследования психики и трансперсональности не обойтись, все в это упирается? Ты как к этой идее относишься?
--
Даже не знаю, это для всех ящик Пандоры. Как бы это не подтолкнуло нас к очередной катастрофе: каждый прорыв в науке - и человечество на краю бездны. Мы, словно, мчимся в машине с плохим рулевым управлением, которую всегда кидает из стороны в сторону. С другой стороны, останавливать научно-технический прогресс нерационально? - растерялся в мыслях Собеседник.
--
Вот именно! Останавливать научно-технический прогресс нельзя, но его достижения становятся все опаснее и опаснее для нас всех. И проблема не в плохом "рулевом управлении", а в том, что "машиной" управляет еще кто-то, помимо нас, какой-то невидимка. Поэтому нас не просто кидает из стороны в сторону, нас пытаются отклонить в выгодную кому-то сторону, а она, судя по нашему опыту, катастрофична. Поэтому значимость поиска Невидимки гораздо шире только темы социальной отблагодаренности, с защитой социально эффективных людей, ну и снижения непроизводительных затрат на медицину и различные форсмажоры, не говоря уже об уроне для авторитета небесной власти. Неопределенность управления делает невозможным дальнейшее развитие научно-технического прогресса. Как видишь, цена вопроса очень высока.
--
Да эти убийства все наши усилия сводят на нет. Мне в глаза этим людям смотреть стыдно: они стараются, лишения терпят, и в итоге ни какой, ни персональной, ни социальной благодарности, одно мученичество и отсутствие социальной справедливости!
--
Ну что, будем собирать группу исследователей? - уже решительно предложил Санчо.
--
Только подумать, сколько хлопот с ними будет?! Глаз с них не сведешь: они же как дети малые, а мы при них словно няньки. Невидимка их сразу выявит и начнет травить. Придется их защищать, а это снова кровь и боль.
--
Говоришь кровь и боль? А все, то, что мы только что видели, это не кровь и боль?! Ты говоришь, трудно таким, как доктор, в глаза смотреть. Мне тоже трудно, но наши сантименты их убийц не останавливают, и боятся они, к сожалению, только крови. Это не наш выбор, его нам не оставили, это - вынужденность. Это то, что мы можем сделать для тех, кого кинем в это пекло. Пусть это будет искуплением за благополучие будущих поколений. И я мечтаю и надеюсь, ты разделишь мое мнение, в случаеудачи покончить с этими отвратительными жертвоприношениями. А пока, к сожалению, за каждый успех мы платим нашей кровью!
--
Санчо, ты, совершенно, прав! Прости, это эмоции, мне очень тяжело это делать, но в, конце-концов, это наш долг перед людьми.
--
Серьезное нам мероприятие предстоит! Покоя с ними, конечно, не будет: придется дать им максимальную свободу действий, открыть массу опасных для всех возможностей, закрывать до поры до времени на многое глаза, прятать и изолировать их от ненужных контактов; быть готовыми к тому, что то, что мы им дадим, и то, что они найдут в процессе исследований, может обернуться против наших же интересов.
--
Что тогда начнется?! - посетовал Собеседник.
--
Без этого, к сожалению, не обходится ни одно из наших мероприятий. А это значит, никакой им общественной благодарности, любимых ими научных публикаций; попробуй объясни нашим наивным исследователям, что, возможно, им придется умереть в безвестности, а все их работы пойдут в стол, ждать своего времени, да кто на такое пойдет? А потому придется использовать наших исследователей до поры до времени для них самих незаметным образом, - озабоченно закончил Санчо. - Да, и все особые возможности, которыми мы их наделим, кроме профессиональных преимуществ, в их личной жизни нередко оборачиваются проблемами.
--
Да, эту задачу мы пока не решили. Тут как тут появится наш Невидимка и начнет их перекупать: деньги, слава и т.п. Так было всегда, и далеко не все выдерживали, в чем их даже не обвинишь: ни о нас, ни о задачах, ни о нашей стратегии они ничего не знают, а в голове одни искренние "благие намерения"! Только это меня и останавливает: слишком велик риск. Ведь нам же придется их к устройству мозга допустить. Ты представляешь, чем это нам грозит, если то, что они найдут, попадет в плохие руки?!
--
Меня это тоже больше всего пугает. Знания - всегда палка о двух концах, - Санчо замолчал и уже сдержанно продолжил, - а если мы частично откроемся исследователям? - чуть неуверенно спросил Санчо.
--
Да, ты что? - Собеседника, словно, встряхнули, - это крайняя мера, в лучшем случае, пользы от нее не больше, чем вреда. Ты же знаешь, Невидимка быстро обучается нашему языку: сначала подстраивается под нас, потом морочит голову посвященному. Конечно, мы можем заставить его не вмешиваться, но какой дорогой ценой! Вспомни хотя бы Жанну Д`Арк.Нам нужно было всего-то с ее помощью ситуацию из равновесия вывести, надежду французам дать и постепенно покончить с этой бессмысленной столетней бойней между королевскими родами. В общем, ситуация вышла из под контроля. А сколько времени понадобилось, чтобы Жанне ее честное имя вернуть.
--
Помнишь, как подсказывали ей? А твой меткий выстрел в Орлеане, и как рану обезболил, а потом заживил быстрее обычного...
Лицо Санчо светилось ностальгической улыбкой.
--
Да, что там говорить, интересное время было! - грустно отметил Собеседник, - она нам как ребенок доверилась, как тут же желающие воспользоваться ситуацией появились. Ну, в общем, не совсем то получилось что хотелось. А насчет метко выпущенного ядра, признаюсь, я - стрелок отменный! Хотя, твоего настроения Санчо я не разделяю. Ты же знаешь, стрелять я не люблю. Это была вынужденность. Но не прими за упрек, я знаю, ты у нас толстокожий, и знаю, как ты к боли относишься, - и Собеседник, посмотрев на Санчо, по-доброму улыбнулся.
--
Насчет голосов, согласен, попробуй разбери, чьи они? В итоге те, кто поверил в чудо, восприняли это таким образом, что с нами лучше не связываться: мы ненадежные. А вот если бы она знала, что мы не одни, то была бы осторожнее. Мы Жанне власть дали через особое знание, нами открытое, без него бы ей не поверили. Чем Невидимка и воспользовался. Поэтому я отдаю себе отчет в том, что давать человеку особые возможности выгодно и одновременно опасно.
--
Я вот тоже о том Санчо, пока мы не найдем надежного канала общения с избранным человеком, это средство навряд ли допустимо. Они воспринимают нас как чудо и либо бегут от нас, считая себя сумасшедшими, либо доверяются нам без оглядки, даже не понимая, с кем они имеют дело! А мы не одни, в лучшем случае, наших людей перехватят коллеги, они посвященных ценят! Только представь, даже если это благие нужды, но заказчик одновременно не один, а их трое или четверо, а человек думает, что имеет дело только с одним заказчиком, тогда он сойдет с ума от противоречивости приходящих к нему просьб. К сожалению, даже эта конкуренция не всегда добросовестна. Ты же знаешь, как мы раздражаем их своей "непоследовательностью" и "противоречивостью", а все от того, что они, просто, не понимают, что общаются сразу с несколькими ангелами.
Аргумент Собеседника был неотразим. Люди не понимали ангелов, раздражаемые их непоследовательностью и противоречивостью, нередко делали вид, что их не замечают. Ангелы, в свою очередь, тоже раздражались на людей, не в силах донести до них свои пожелания, теряясь в сонме похожих на них голосов. В итоге, ангелы пришли к решению, что им лучше уйти в тень, подальше от людских глаз, тем самым не давая возможности своему невидимому противнику пользоваться налаженным ими с людьми контактами. С тех самых пор ангелы стараются без крайней надобности не выходить из тени, оставив людям напоминание о себе в виде множества религий, а интеллектуализированным социальным кастам они оставили атеизм, как не сковывающую их мышление форму управления людьми. Парадоксально, если религиозность ограничивала человека догматами и ограничениями, что затрудняло работу с таким человеком даже ангелам, то именно атеизм давал ангелам максимальную свободу действий, а самому ученому-атеисту - свободу мысли. Атеизм, одновременно отсекая мешающие ангелам суеверия и давая иллюзию полной свободы, облегчал управление мыслями и мотивациями человека. Но даже в этом случае, при их конфликте с "родом", управление человеком напоминало басню "Лебедь, Щука и Рак". Желание управлять избранным человеком, не деля его с "родом", оставалась для них несбыточной мечтой, если не брать в расчет редкие формы поражения головного мозга, дававшие слуховые галлюцинации, а с ними возможность устойчивого диалога с человеком, но и это не давало гарантий от нежелательных вмешательств. Если их общение ограничивалось только языком символов, то он был очень сложен и неоднозначно интерпретировался. Общению с человеком мешали и эмоции, оттесняя ангелов и давая преимущество его "роду" -- Невидимке, в управлении им. Поэтому лучшим для ангелов было не обнаруживать себя без особой нужды. Невидимка, обладая хотя и ограниченной, но, при этом, огромной властью над вверенными ему людьми, легко заглушал собой голоса ангелов.
Читателю может показаться, что автор, упоминая ангелов, как-то совсем забыл про Бога. Но поверьте, в любой истории меньше всего очевиден ее создатель, что, тем не менее, не умоляет его роли во всей этой истории!
--
2.1. Доверие
Откуда-то из-за стены сумрака веяло ночной прохладой, и молчание, завороженной мириадами звезд ночи, нарушал только ненавязчивый стрекот цикад.
--
Вернемся к моей сумасшедшей идее, - с надежной в голосе Санчо вернулся к теме, отпив еще несколько глотков уже холодного кофе, поморщился от его горечи, к которой он так и не привык, - а что, если мы разрешим человеку разобраться в нашем бытии, конечно, частично? Быть может, это даст ему возможность понять тонкости нашего языка, наши потребности, и тем самым позволит ему различать нас?
--
Санчо, но стоит ли так рисковать? Ты только представь, какие это даст человеку возможности?
--
Думаю, в этой ситуации нам лучше подумать о своих возможностях, которые пока серьезно ограничены Невидимкой, ставящим нас и людей в унизительную и опасную зависимость от себя. Он ловко списывает на нас все свои непопулярные акции, тем дискредитируя наш ангельский менеджмент. Он перехватывает, буквально, все наши начинания, превращая их в не пойми что! И не нужно забывать, это всего лишь эксперимент, который мы всегда можем прекратить. Насчет особых возможностей, людям мы интересны, но они не любят с нами общаться, особенно всерьез! Масштаб наших деяний подавляет человека и невыносимо тяжел для него. Даже если бы мы и захотели быть с ними искренними и открытыми, то это раздавило бы их душу нечеловеческой ответственностью в считанные годы. Так что не волнуйся, я думаю, они быстро устанут от нас и постараются про нас забыть, - с нотками безнадежного оптимизма закончил Санчо.
--
Что ты имеешь в виду под фразой "закрыть"? Как ты, сначала позволив человеку узнать о нас слишком много, сможешь отнять у него это знание?
--
Ну, во-первых, от нас не уйти и не сбежать: наш контроль очень влиятелен и вездесущ, хотя хотелось бы большего. Возможно, человек разумно отнесется к тому, что обнаружит и будет осторожен. Тем более, что ничего плохого мы от него не потребуем. Конечно, придется поискать принципиального, знающего цену деяниям Невидимки не понаслышке, чтобы он его не перекупил. Но, как раз, в таких недостатка нет. Собственно, в этом и есть суть эксперимента: сможет ли человек с помощью знаний и технологий, без специального нашего вмешательства, различать нас, понимать наши интересы и вести себя рационально и разумно, не попадая под тотальное влияние Невидимки.
--
Как же ты собираешься их посвятить, сразу или в процессе?
--
Я думаю, что в начале, чтобы работали безоглядно и не боялись, им о нас знать не к чему, люди плохо относятся к соглядатайству. На самом деле, мы будем стоять у них над душой и глаз с них не сведем, так как это вопрос их безопасности, и делать мы это будем незаметно. Скажу больше, вся их жизнь станет одним большим экспериментом. Нам придется по максимуму использовать их ресурс, себе они принадлежать уже не будут. Когда появятся серьезные результаты и интересные находки, к исследователям проявит интерес Невидимка. К этому времени наши люди уже будут владеть массой очень полезных навыков, инструментов и знаний, и тем самым станут интересны нашим коллегам, которые постараются использовать их в своих интересах или даже присвоить себе ловя их как "рыбу в мутной воде". На этом этапе очень легко их упустить, поэтому нам придется начать постепенно выходить из тени, показывая коллегам, чьи это люди. А дальше будем действовать по обстоятельствам.
--
Ну, что же, интересно, попробуем. А кандидатов уже подобрал?
--
Да, уже давно.
--
А кто это?
--
Калмыков.
На что Собеседник, оживившись, улыбнулся, и его настроение стало резко налаживаться.
--
А, тот самый, конфликтный? - эпатировал Санчо Собеседник.
--
Это не просто конфликтность, а с обостренное чувство собственного достоинства, - искренне заступился за Калмыкова Санчо.
--
Да, я так, к слову, я его неплохо знаю, это не мое мнение, а его репутация в миру, - у Собеседника было приподнято-шутливое настроение.
--
2.2 Репутация
--
Ах, да, репутация! - Санчо, словно, муха укусила, - для нас, ангелов, это слово равносильно ничто. Сколько отъявленных негодяев, аферистов, воров и насильников имело безупречные репутации?! Зло редко ходит с открытым лицом.
--
Я лишь хотел сказать, не помешает ли это нашему проекту?
--
Напротив, кому нужен скандальный подчиненный? Нам начальники над ним и не нужны: они только будут нам мешать им управлять. - бодро и деловито решил Санчо.
--
Знаешь, Санчо, я бы предпочел не иметь Калмыкова среди своих непосредственных подчиненных. Больно, уж он вспыльчив, боюсь не выдержать! - и в голосе Собеседника появились нотки нетерпимой решительности.
Санчо изобразил рассеянное удивление и улыбнулся.
--
Я понимаю твои чувства, у этого человека очень трудный характер, и он совершенно не подготовлен для общения с ангелами. Но все это необходимые условия для решения поставленной ему задачи. Это как твердость для инструмента, которым придется бурить гранит. Гипноз - жить как все, среди людей велик, он рождается из ложного мифа, что общество требует от человека послушания, а взамен дает ему покой. Но это всего лишь миф, внутри которого мы находим старый, как этот мир, пыльный чиновничий механизм, с его ленью и нежеланием оптимизировать общество. Только вот больное, неразвитое общество ничего, кроме страдания, дать человеку не способно. Само общество, безусловно, нуждается в оптимизации и развитии, но заступиться за себя оно не способно, и помочь ему в этом можем только мы. Поэтому, не факт, что наш исследователь не захочет пожить для себя, экономя усилия и затраты, как это стремятся делать многие, и нам придется, ему в этом помешать. И лучше всего, чтобы для этого нам не пришлось прикладывать особых усилий, - Собеседник обмяк и успокоился, видимо, убедившись, что "испорченность" Калмыкова тоже дело рук Санчо.
--
А что касается репутации, ты прав, это слово уже давно стало неким социальным компромиссом, типа, ты можешь не быть хорошим человеком и даже можешь быть плохим, но ты можешь не показывать или даже скрывать это от всех. От тебя требуется только социальная производительность. Вроде бы, ничего принципиально плохого в этом понятии нет, ну, не совершенно оно, как, впрочем, не оно одно, тем не менее, в межличностных отношениях оно девальвировано.
--
Я думаю, просто, оно не предназначено для личных отношений. Мы забываем, что есть широкий круг социальных взаимодействий, и есть личные взаимоотношения, а это различные уровни, как многоклеточный организм и отдельная клетка. А потому эти понятия обслуживают лишь уровень социальных отношений. Но у Калмыкова этих отношений будет немного.
--
2.3 Неизвестный герой
--
Тем не менее, меня не очень успокаивает твой оптимизм. Вспомни хотя бы Маркиза Де Сада. Эта исключительно противоречивая фигура, которая не только пошатнула ценность понятия репутации, но и выявила всю нетерпимость к ней. Поначалу его сексуальная распущенность, на пару, с искренностью создали ему отвратительную репутацию и даже держали его за решеткой. Он, буквально, взорвал собой христианский пуританизм, к тому времени ставший таким же обманчивым и неискренним, как и само понятие репутации, - осторожно инициировал новую тему Собеседник.
--
Интересно от тебя слышать об этом человеке. Я внимательно выслушаю твою точку зрения, - очень заинтересованно и чуть язвительно заметил Санчо.
--
Де Сад, не в силах реализовать многие из своих болезненных фантазий, наполнял ими свои столь же сумасшедшие, сколь и талантливые рукописи. Им зачитывались не менее порочные, но неискренние поклонники, нередко с хорошей репутацией.
--
А ты сам, случаем, не поклонник его сумасбродств? - с наигранным удивлением съязвил Санчо и улыбнулся, - нет, нет, не отвлекайся, продолжай, очень интересно, - у Санчо, стало улучшаться настроение, а в глазах появился интерес.
Собеседник, тщательно скрывая улыбку, нарочито перешел на лекторский тон:
--
Его поклонники, воплощая в собственной жизни самые смелые фантазии короля сексуального садизма, с нетерпением ожидали очередной порции его наставлений. Конечно, метру, стесненному тюремными обстоятельствами, был неприятен такой несправедливый расклад. И он, с естественной злостью умного человека, посмеивался над своими гибкими последователями, когда, смакуя, описывал хардкор с поеданием фекалий проститутки. И знаешь, многие его юмора не поняли! - Собеседник еле-еле удержался от срыва в смех.
--
Не думал, что ты так основательно изучал его творчество, - съязвил Санчо, но тема его забавляла, - очень интересно! Я заметил, когда ты смеешься, мы обязательно находим что-нибудь новое и интересное. У тебя удивительное чутье на проблемы, и что самое интересное, оно у тебя с юмором! Но не буду тебя отвлекать, продолжай.
--
Его поклонникам не помогла даже авторская ирония, которой было так много, что она заглушала собой изобилующий на страницах запах дерьма, - Собеседник, как мог, раскрашивал свое повествование, пытаясь задеть Санчо, - но, что больше всего меня заинтересовало в этой истории - ее парадоксальность и трагикомическая запутанность. Когда символ отвратительной репутации и, просто, больной, и социально безответственный человек, многих научивший тому, без чего можно было бы вполне обойтись, в итоге оказывался чище осторожных и безупречных адептов своей веры.
--
Тех, что с хорошей репутацией, я правильно понял? - уточнил, улыбаясь, Санчо.
--
Да, именно так! Причем настолько, что наивное время дало ему бессмертную популярность. Его резонерства, в перерывах между вымышленными оргиями, возведены в ранг философии, ему стремятся подражать, его идеи живее всех живых, и, наконец, у него сегодня, просто, отличная репутация. Он известнее многих великих и, действительно, заслуженных людей, сделавших для общества несравненно больше, чем наш маэстро, - у Санчо улыбка сменилась на изумленную задумчивость.
--
Я, кажется, понял! Де Сад, несмотря на всю, как ты говоришь, противоречивость и испорченность, сделал одно важное и социально полезное дело - положил начало избавлению от пуританизма. Пуританизм, к тому времени, превратился из полезного средства профилактики венерических заболеваний в оружие борьбы власти с инакомыслием и недовольными. Но именно инакомыслие, недовольство и критика и есть средства развития общества. Пуританизм опутывал, как паутиной догматов и запретов, жизнь человека, превращая ее в затхлое повиновение. Чтобы сильным мира сего можно было не напрягаться, спрятавшись за грозными сутанами святой инквизиции, и забыть про тех, кто питал это общество своим трудом, нередко презирая их труд и их естественные человеческие потребности. Извечный поиск неполноценного раба - так было всегда. Человеку, в своем большинстве, свойственно экономить свои силы и затраты, и неважно из какого он социального слоя.
--
Санчо, извини, я иногда чувствую себя лозой в твоих умелых руках, - довольно и заинтересованно пошутил, улыбаясь, Собеседник, - но только ли Де Сад был первым в этом движении за личную свободу и против диктата и морали общества? А Оскар Уайлд со своим дендизмом?
--
Конечно, же, нет, но пока меня интересует именно это крайнее направление.
--
Суть пуританского механизма в том, чтобы найти законный повод поработить человека, а для этого нужно было отказать ему в том, в чем отказать невозможно. Например, разве, можно отказать стихиям ветра или воды в движении, так и нельзя отказать сексуальному. Сдерживаемое, оно сломает любую плотину. Да, собственно, на это и рассчитывали образованные в монастырях пастухи человеческих стад. Они решили использовать неиссякаемую энергию сексуального в своих интересах, как воду в мельнице.
Собеседник внимательно слушал.
- И пуританизм заработал. Если ты тихо и раболепно повиновался и заискивающе доносил на соседей, зарабатывая баллы лояльности к власти, ты мог заниматься тем же запретным сексом, хоть на глазах у грозного надсмотрщика - пастыря, который тоже себя ни в чем особо не ограничивал. Потому что сдерживаемая "вода" сексуального уже подмыла само основание общества, и оно стало заболачиваться. Захлебнулась и антивенерическая идея, оставив от себя один формальный механизм, уже переориентированный на иную задачу, но, разве, природу обманешь? Тем не менее, если ты выражал недовольство властью или демонстрировал свободолюбие, и даже, просто, не заискивал перед нею, тебя можно было смело брать за минет или содомию, да, что там, хотя бы за прелюбодеяние, так как это все не переводилось никогда, потому что это стихия. Вот Маркиз Де Сад и помог справиться с не целевым использованием важного социального инструмента.
--
Но, Санчо, я не понимаю, как же быть с пуританизмом?
--
Вот в этом вся и проблема: после определенных успехов его использования популяция парафиликов или привычнее "извращенцев" перестала уменьшаться, причем, замечу, они не были плохими людьми, разве что, способствовали распространению венерических заболеваний. И стало ясно, что силой это проблему не решить, и тут нужны тонкие инженерные решения, должные безболезненно поставить все на свои места, которых у нас, к сожалению, пока нет. А это уже задача для науки, но и тут все быстро стагнировало: тема оказалась, словно, заговоренной. В итоге венцом успехов сексологии и их даром нормальной семье стала адская смесь имплантантов, виагры, с причудливым сплавом средневековых предрассудков под лозунгом "назад к природе", и если тебе что-то нравится, то уже естественно, ну, и, конечно, антибиотики помогли. А по естеству хорошо получается это, как и прежде, у тех, кто ни в чем себе не отказывает. Так что локализовать эту энергию только рамками семьи, где она с одним партнером неопасна и укрепляет семью, нам не удалось. В общем, грустная тема, не то что наш Маркиз, - мрачно пошутил Санчо.
--
Санчо, тема, конечно, интересная, но ты не закончил про Де Сада и личную свободу.
--
Дело в том,что личная жизнь человека так и осталась той неприступной крепостью, захватив которую, ты вдруг обнаруживаешь, что человека-то, собственно, уже и нет. Это как разрушить стенку живой клетки. Данную проблему не решить силой: попытка давить на сексуальное чьими-то стараниями объединила его с насилием, и оно стало по-настоящему страшным. Для нежного, основанного на платонических принципах, общества, этот союз стал как червь для яблока. Невидимка играл с обществом как кошка с мышкой, руками своих ручных сексуальных маньяков, показывая ему на свое первородное право, управлять человеком и, самое главное, свою непреклонную силу и упрямство, не давая о себе забывать новыми жертвами, умно используя все слабости общества и прекрасно ориентируясь в нем. Он первым заселил перспективный интернет, взявшись его финансировать, и в итоге купил его, по настоящий момент продолжая лидировать в нем, взяв эту сеть в свои заложники вместе со всеми ее благами, без которых обществу уже не выжить. Тут то и нужна психология: она должна найти способ примириться со стихией, отдать ей должное, тем более, что много ей не нужно.
Довольный голос Собеседника, словно бы, он поучил то, что хотел от Санчо:
--
Так, все-таки, твое мнение о Де Саде? Ты, как обычно, начинаешь с одного и соскальзываешь на другое.
--
Де Сад стал свежим ветерком в унылых и затхлых катакомбах Европы. Его, как обычно, приняли за сумасшедшего и посадили в тюрьму, попавшись на чей-то крючок. Они лишили сексуально одержимого человека возможности тихо реализовывать свои желания, воспроизведя на нем ту же модель с плотиной, которая была ими реализована в обществе. В итоге, его странности, оторвавшись от удовлетворяющей их реальности, стали еще горше. Таким образом, сдерживаемое в нем сексуальное объединилось с естественной для этой ситуации злостью, сформировав культ садизма. Сексуальное маркиза, слившись со злостью, сублимировались в сексуальный бред, что ядом его талантливых строк, сквозь решетку, попал прямо в верхушку общества. - Лицо Санчо, озарилось находкой. - Кстати, что интересно, только сейчас заметил, это же было интеллектуально выверенное решение, ударить туда, откуда исходила сама угроза. Тот, кто стоял за ним, мало волновался за само сексуальное: его волновала свобода, и этот кто-то был на все готов. Де Садом был синтезирован мотив свободы с сексуальным раскрепощением. В его лице кто-то объявил войну обществу. Это был не, просто, сексуальный бунт, а призыв к эмансипации, свободе и индивидуализму. Ты прав, было и множество других ответвлений этой борьбы, без насилия и откровенного сексизма. Важно и другое, Де Сад стал прославлять не обычное сексуальное, а извращенное, соединив его с насилием - ход был очень точный, так как был нацелен на вкусы изнасилованного пуританизмом и тем самым изуродованное сексуальное европейца. То есть, все было сделано с умом. Он до сих пор держит женщин -- соль земли в ужасе, заставляя их в тайне, под гнетом страха за своих девочек, поклоняться ему и ненавидеть беспомощную власть. Не сказать, чтобы он победил: попытки общества влезть в личную жизнь человека и контролировать ее не прекращаются и поныне, разве что, другими средствами. А потому этот кто-то не отступился от своего, даже когда свернул голову пуританизму, выплеснув очередную порцию яда -- педофилии, которую подозрительно долго никто не замечал.
--
Санчо, а ты уверен, что причиной стали посягательства общества на личную жизнь человека? Может быть, дело ограничивается только сексуальным?
--
Я почти уверен в том, что камнем преткновения в этой истории стала неприкосновенность личной жизни человека. Если бы заказчиком этого было само сексуальное, оно бы не пострадало, а тут, как раз все наоборот, причем пострадала вся репродуктивная сфера общества. Ее и общество можно поставить в аналогию с физикой энергий ядерных и химических взаимодействий. Личная сфера содержат энергию такой огромной силы, что с ней очень трудно справиться, и еще труднее утилизировать побочные эффекты этого процесса. Неосторожно вторгаясь в личную сферу человека, можно заработать что-то, вроде, лучевой болезни, а вмешательства в массовых масштабах станут подобны Чернобыльским последствиям. В общем, неосторожные вмешательства в личную жизнь должны вызывать стихийные социальные взрывы индивидуализма.
--
Санчо, а это не слишком ли смелая аналогия?
--
Нет, система, развиваясь по спирали, наследует общие принципы с прежних уровней, но в новых условиях, следуя принципам аналогии и гармонии. В итоге Да Сад стал торпедой с ядерным зарядом в корму слишком властного общества. До сих пор его хозяин методично напоминает о себе, дискредитируя светскую и духовную власть сексуальными эксцессами, а общество, как защитника человека, леденящими душу убийствами, находя все новых и более жестких адептов этого сексуального терроризма (Чикатило, Джек Потрошитель, ...). Ты говоришь, время его очистило и сделало суперпопулярным, ну, мы то знаем, просто так ничего не бывает без чьей-то поддержки, вроде нас. О нем бы никто не узнал, не будь за ним сильного продюсера. Сколько таких было, были и жестче, но где они?! Я думаю, даже будучи очень противоречивой исторической фигурой, он заслужил эту известность и память, хотя бы тем, что один из немногих кинул на алтарь освобождения свою судьбу и свободу, продолжая даже из темницы подтачивать тюремные основы Европы. И, разумеется, у него был очень сильный и влиятельный покровитель. Замечу, именно Де Сад с Захер Мазох, вопреки общепринятому мнению, серьезно дискредитировали и изуродовали сексуальное, превратив его в глазах обывателя из естественной биологической потребности в изощренный противоестественный порок, придав ему культовый оттенок, и связав его с эмансипацией от общества. Тем не менее, их до сих считают символами сексуального раскрепощения, хотя именно они и им подобные заточили сексуальное в тюрьму порока и дискредитировали его. А это говорит лишь о том, что целью того, кто стоял за Де Садом, было не сексуальное, а освобождение. Неужели, это так ничтожно для человека!?
--
Да, Санчо, твоя версия событий интересна! Можно я задам тебе вопрос, только пообещай, что не обидишься на меня. Но ты можешь на него и не отвечать.
--
Конечно.
--
Я, вот, думаю, а кто стоял за Де Садом и сейчас стоит за его последователями? Ты не принимал участия в этом проекте? - чуть робко, боясь задеть Санчо, решился Собеседник.
--
Нет, не обижусь. Я мог бы и тебе задать этот же вопрос, но действия этого Некто очень жесткие и не изобретательные, с множеством повторов. Это стиль не нашего уровня, это какая-то третья сила. Уж больно жестко он действует, это даже не стиль Невидимки: тут холодное упрямство, с огромной силой. Когда этот Некто наносит очередной удар, нам очень сложно ему противостоять: он, словно бы, нас парализует. Он прекрасно защищает своих людей. Посмотри на его воинство: Джек Потрошитель, Чикатило и многие другие. Огромная армия писателей и режиссеров облизывает его героев, словно, работает на него, делая из маньяков культовые фигуры, которых любят, потому что боятся их. Некто, совершенно асоциальный, постоянно напоминая людям о себе и запугивая их со страниц или экранов, делает свое дело еще и доходным. Так что у него есть и свой, очень доходный, бизнес.
--
Да, я заметил, даже когда пытаешься указать на его людей, их, просто, патологически не замечают.
--
Видимо, из-за обладания огромной силой, он не страдает тонкостью. Он запугал людей так, что немалая часть из них уже поклоняется ему, лишь бы он пощадил их, в глубине души презирая беспомощные правоохранительные органы да и само общество. А значит, он социально деструктивен. Что важно, он безжалостен даже к своим. На нас он, словно, даже не оглядывается, только методично делает одно и то же - это почерк гиганта. Невидимка -- другой, он реагирует на нас, пытается подставить, уязвить, он бывает сильным, но лишь временами и местами, и умеет нас бояться. Гигант, повторюсь, безжалостно держит людей в страхе, настраивая их против общества. Он не дает людям полностью довериться обществу, постоянно указывая на его бессилие, защитить его людей, фактически Некто дискредитирует его, общество. Одно лишь это полностью исключает наше с тобой участие в этом. Тут речь, скорее, идет не столько о нашем участии в его деятельности, сколько о нашей позиции, а она у меня не однозначная. В чем-то я даже разделяю его требования по части личной свободы. Но его методы для меня неприемлемы: тут щепок не считают, действуют безоглядно и результата добиваются любой ценой. Его методы крайне грубы и оставляют после себя долго незаживающие социальные раны, по типу радиационных ожогов. Он уже изуродовал сексуальное, и мн. др. И эти последствия надолго лягут на наши с тобой плечи. Гигантом должны будут заняться наши исследователи. Он будет, пожалуй, самым опасным. Он легко убивает, умен, хотя и недальновиден, расчетлив и совершенно хладнокровен.
--
А ты точно уверен, что это не Невидимка?
--
Я думаю, что тот, кого мы называем Невидимкой, может оказаться многоликим. Если собрать все, что мы не можем понять, то получается очень размытая картина, которая указывает на то, что Невидимка это, возможно, не одно лицо, не говоря уже о Гиганте.
--
Санчо, какая-то, зловещая картина получается. Сам то ты веришь, что это можно исправить?
--
Ты же знаешь, я не верю, я думаю, что есть законы гармонии, в которых все уравновешивается. Если у Гиганта огромная сила, то его потребности должны быть очень просты, о них нужно узнать и не заходить на его территорию. Конечно, придется приводить в порядок все, что пострадало в этой войне, особенно досталось от него сексуальному и репродуктивному. Конечно, есть риск, что выработанные Гигантом привычки могут оказаться устойчивыми и трудно преодолимыми, - озабоченно закончил Санчо.