Незванов Андрей Семенович : другие произведения.

Повесть о настоящем человеке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Христианство знает только одного человека - Христа..." (Макс Штирнер, "Единственный и его собственность".) Исполнился век, долгий век Средиземноморской Ойкумены. Настала пора ему прейти. И застучали в скорлупы яиц своих кукушкины птенцы. - Что шумите? - сказали им. - Настало время исполнения пророчеств, - отвечали они. - Откуда вы знаете?

  
  
  
   Брат Якоб Ангелов
  
  

ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  

НЕЗАВИСИМОЕ НЕКОММЕРЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

  

И О С И Ф

2 0 0 4

  

РОСТОВ-НА-ДОНУ

  
  

0x01 graphic

  
  
  

Содержание

  
   ПРОЛОГ...............................................................3
   ХИЛЕР................................................................10
   УЧИТЕЛЬ МУДРОСТИ...........................................15
   ВНУТРЕННЕЕ И ВНЕШНЕЕ....................................20
   ЦАРСТВО БОЖИЕ.................................................23
   МЕССИЯ..............................................................37
   ИЕРУСАЛИМ........................................................41
   ПАСХА...............................................................50
   ПИЛАТ................................................................56
   СВЕРШЕНИЕ........................................................54
   ПРИЛОЖЕНИЕ. БЕСЕДА ПЕТРА С ИИСУСОМ...........59
  
   "Се человек" (Понтий Пилат, прокуратор Иудеи, из речи в судебном присутствии.)
  
   "ХРИСТИАНСТВО знает только одного человека - Христа..." (Макс Штирнер, "Единственный и его собственность".)
  

ПРОЛОГ

  
   Исполнился век, долгий век Средиземноморской Ойкумены. Настала пора ему прейти. И застучали в скорлупы яиц своих кукушкины птенцы. - Что шумите? - сказали им. - Настало время исполнения пророчеств, - отвечали они. - Откуда вы знаете?
   Знаемое нами как История, помимо периодов явных, отмечаемых летописцами, содержит периоды скрытые, истинные, в которые зачинают и вынашивают бремя Матери Великие. В конце этих периодов приходит время разверзаться миру, как утробе богов, и выпускать детей Божиих в жизнь другую, в единение с Отцами их. Об этом неизбежном событии, конце времён, разрыве ткани мира и отшествии детей Божиих ко Отцу, в надмирные сферы духов, пророчествовали прозорливцы, возвещая истину эту на языке исторических судеб народа избранного, Израиля; избранного на то, чтобы своею религиозно-политической жизнью он явил бы Образ, пригодный в качестве языка для откровения о сущности человека и надмирных смыслах мировой истории; языка, на котором Сыновья, рождающиеся для Вечности, смогли бы осознать себя колосьями на Божьей Ниве, созревшими в конце времён для Жатвы. И будут срезаны, значит умрут во времени, и этим освободят своё вечное.
   Наступило Лето Господне, благоприятное. Жатвы много, а делателей мало. Молите Господина Жатвы, чтобы выслал делателей на Жатву Свою.
   Вот, посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему! Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Своё, и соберёт пшеницу Свою в житницу.
   В те дни приходит Иоанн Креститель и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное, да простятся вам грехи ваши, чтобы не быть вам осуждёнными Судом Божиим. Тогда из Иерусалима, Иудеи, и окрестности Иорданской выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои.
   В кипящем котле политических и религиозных страстей, который являл собой Израиль, весть о конце времён, возглашённая Иоанном, прошла почти незамеченной, оказавшись в многочисленном ряду самых невероятных пророчеств и воспалённых религиозных ожиданий. Но теми, кому она действительно предназначалась, весть была услышана, - по связности Космоса, в котором единое по субстанции обнаруживается как соединённое и в явлении. Так Иоанн и Иисус, соединённые промыслом Божиим, оказались связанными и родственными узами, - оттого Иисус знал об Иоанне не только от сообщества духовной интеллигенции, к которой принадлежал, как назорей и приверженец школы Иуды Галилеянина, но и от родственников.
   Усталые скептики в Иерусалиме, бывшие в курсе всех сплетен и доносов, прослышав об Иоанне, кивали многозначительно головами, усматривая здесь ещё одно проявление разброда общества и подтверждение своему мизантропству. Для них подвиг Иоанна мог дать повод к салонной беседе или придворной игре, не более. Жертвой такой игры при дворе Ирода вскоре падёт и сам Иоанн Захарьин. Но пока что он жив и зовёт к последнему покаянию. И есть во Израиле те, для кого зов этот, как зов Трубы Архангельской. И как он важен для них! Этот долгожданный повод к перемене судьбы...
   Иисус поверил безусловно. Нет, даже не поверил, он знал, знал всегда, но как будто позабыл, потому что казалось: это будет, но не сейчас, не завтра. Но вот, уже объявлено, и секира у корня дерева лежит. Чего же ещё ждать? Ведь бессмысленно всё: строительство, невесты, которых постоянно предлагают ему родители и родичи, хотя он сказал им твердо, что не будет жениться, что он принял обеты в Храме, пред Завесой. Слепые люди. Что здесь делать дальше? Нет, ему быть только с Иоанном, в пустыне, вдали от грешных городов, на которые Яхве скоро обрушит серные дожди.
   Мать и слышать не хотела о том, чтобы Иисус ушёл к Иоанну на Иордан, креститься в покаяние. Она чувствовала, что этим не кончится, что это - навсегда, что какой-то жестокий дух хочет отнять у неё сына. Отец, в общем не возражал, так как считал Иисуса взрослым, но видно было по нему, что не одобряет. Иисус никогда не выказывал особой фарисейской праведности, но в сердце высоко ценил заповеди Бога и своё самоуважение основывал в главном на верности Завету. Почитание родителей - одна из главных заповедей, а здесь, в деревенской глуши, среди простых людей, так это точно - главнейшая. Мог ли Иисус нарушить её? Он любил родителей, особенно мать. Причинять матери боль - это было выше его сил. Но, с другой стороны... Ведь потоп! Он пытался говорить с родителями, хотел убедить их идти к Иоанну всей семьёй, но красноречие изменяло ему. Он смотрел на их лица и видел: они не верят. Хуже того, он читал в них сострадание: ведь думали, будто он повредился в уме. И голос Иисуса тускнел. Он замолкал, уходил на гумно. Ложился в копну соломы и смотрел в небо обречённо.
   Несколько раз Иисус пытался уйти. Но мать вцеплялась в него, рыдала, рвала на себе волосы, волочилась по земле за ним. Отец и братья сбегались, стояли вокруг, смотрели укоризненно. И Он сдавался. Это было выше его сил. Несмотря на то, что Иисус любил родителей и старательно изгонял из себя всякую непочтительную в отношении их мысль, в нём помимо его воли нарастали отчуждение и раздражение. Он ловил себя на том, что злится на мать, за её непонимание и нежелание понять и поверить, и тут же раскаивался и горячо молился, прося Яхве простить ему этот невольный грех. Злился он и на отца, который не вступался за него и не усмирял мать, а понуро молчал, теребя нервно бороду. Так пребывал Иисус в нерешительности, не смея преступить заповедь. Возможно, ему было бы легче, если бы мать раскрыла тайну его рождения, но Мария хранила молчание. И что могла сказать она ему? Что, мол, ты, первенец, принадлежишь Богу, и я должна принести тебя в жертву? Не правы мы, если ожидаем от неё добродетели Авраама, - ведь она мать! Иосиф был единственным, кто знал. И потому молчал - он понимал Марию. Так что родители здесь были не помощники Иисусу.
   И вот однажды, когда в томлении духа Иисус бесцельно бродил по окрестностям Назарета, не зная на что решиться, он вдруг услышал внутренним слухом своим несомненный и крепнущий в своей отчётливости голос, говоривший ему: "ты должен идти к Иоанну, твоё место там; иди к Иоанну, немедленно, он ждёт тебя". Как бы хотел Иисус, чтобы отец Иосиф сказал ему эти слова, укрепил бы его своим авторитетом перед лицом плачущей матери...
   И по мере того, как Иисус благодарно прислушивался к этому голосу, как бы соглашаясь с ним, в его грудь и члены вливались сила, крепость, и он чувствовал, что его колеблющаяся доселе воля наполняется решимостью, как парус свежим ветром. - Да, это правильно. Нечего ждать, и нечего оглядываться на родителей, - он уже не маленький.
   Радостно стало Иисусу. Он готов был отправиться прямо сейчас, прямо с этого места, никому не сказавшись и ни с кем не прощаясь... А как же заповедь? - шепнул ему другой голос, - Ведь это твои родители, они дали тебе жизнь.
   Лицо Иисуса омрачилось вновь, и сила стала покидать его. И тут же вновь услышал он прежний голос, повторявший негромко, но отчётливо, нараспев: "Сын мой возлюбленный, Израиль, днесь родил Я тебя!" И верно. Разве я не израильтянин? Разве не Яхве наш отец? Отец наставляет сына, и Он наставил меня сейчас. Мать питает сына, и разве не напитала меня силой Ашера, супруга Благословенного? Она - Мать моя.
   Иисус нашёл решение: да, мать Мария и отец Иосиф - мои родители, но и Бог Израиля - мой Отец, и Его Ашера - моя Мать. Их я также должен чтить. И, кроме того, старшая заповедь: Возлюби Бога своего..., повелевает прежде слушать Бога, и Его прежде чтить. С этой минуты ничто уже не могло остановить Иисуса. Со стороны он мог показаться грубым и жестокосердым. Но Мария так не думала. Она покорилась судьбе.
  
   Иоанн предрекал грядого за ним Мессию, который будет крестить Огнём, каковым явится на земле Дух Божий, и с ним небесный огонь середины, сожигающий всё мирское, временное и грешное, и потопные воды, которые смоют с лица Земли кровь на него пролитую; и тогда наступят новые времена, когда все исполнятся Духа Свята, и станут как боги, и поистине будут зваться сынами Божьими..; и уже наступили, ибо многие уже и теперь причастны духу и по праву могут зваться сынами Вышнего.
   Иоанн предрекал Христа и верил в Его скорое явление, но, конечно, не предполагал, что Он придёт к нему креститься на Иордан, как простой грешник, и уж конечно не готов был к тому, чтобы признать Мессию в своём племяннике, сыне Марии Иосифовой. Разумеется, сам приобщившись Богу, явившись последним и величайшим в старом человечестве пророком (как скажет о нём Иисус впоследствии), он способен был узреть в Иисусе сына Божия, но такое развитие концепции Мессии, которое позволило бы ему выступить в роли нового Самуила и увенчать Иисуса венцом царя нового человечества, выходило за рамки того, что он брал на себя по соизволению Божьему. Поэтому и вопрос, переданный Иоанном Иисусу из темницы через учеников, "ты ли тот, которого чаем?" звучал для Иисуса как строгое предостережение Учителя ученику: проверь, дескать, себя хорошенько, понесёшь ли то, что берёшь на себя? Иисус, впрочем, и не брал на себя роли, которая ответила бы ожиданиям толпы: всё, что он хотел сказать, это что время настало и на нём исполнилось пророчество о сынах Божиих, которых Яхве рождает себе из среды израильтян... Но всё это позже, а пока...
  
   Иоанн был рад Иисусу, и сразу полюбил его. Свет Славы Божией, истекающий от Иисусова чела, свидетельствовал Иоанну о благословении Божием, почивающем на отроке сём, и Иоанн с радостью принял Иисуса в свою покаянную семью, то есть в число тех его последователей и учеников, которые, крестившись водою в покаяние, уже более не возвращались в жилища свои, но оставались в пустыне, в молитве и посте, - чем свидетельствовали себе и всем скорое пришествие Мессии.
   Иисус повинился пред Богом в том, что он так долго колебался, получив несомненную весть о Грядущем, и в результате мог бы оказаться неподготовленным к Встрече. Раскаяние это привело его к известной мысли о том, что "враги человеку домашние его". И во искупление своей вины и доказательство верности Иисус, стоя по колено в струях иорданских, дал пред лицом Яхве обет не возвращаться более в родительский дом.
   - Отрекаешься ли от дел Сатаны, от всякого искривления путей Божиих? - вопрошал Иоанн, погружая Иисуса с головою в воду.
   - Отрекаюсь.
   - Отрекаешься ли...- вторицею вопросил его Иоанн.
   - Отрекаюсь.
   И в третий раз... И трикраты ответствовал Иисус: отрекаюсь. И когда в последний раз запрокинул Иоанн главу его и погрузил в светлые струи Иорданские, тогда сквозь покрывало водное воссиял в очи Иисусовы свет с небес, и ослепил его, и узрел он черноту ночи посреди дня и звезды, закрепленные на тверди. И вот, от пределов неба воссияла жена, прекрасная видом, в одеянии из сапфиров и яхонтов и жемчугов, и глава её - как руно золотистое, и диадема алмазная на власах её, и ласка в очах. И протянула она руку свою и коснулась Дива дланью чела его, и молвила: Ты еси сын мой возлюбленный, днесь родила тебя, и много приятен ты Отцу твоему, и благоволение Его на челе твоём.
   Когда же восставил его из воды Иоанн, сын Захарии, был он словно слепой от света небесного и не видел, куда идти. Иоанн же, держа его за руку, возвёл очи горе, чтобы восславить Единого, и узрел Духа Божия, сходящего с неба в виде голубицы на главу Иисусову. И возгласил громко славу Всевышнему и сказал: Блажен ты, Иисусе, сыне Иосифов, ибо Дух Божий почил на тебе. Отныне не аз, но Мать Небесная, Супруга Благословенного, водительствует тобой. За нею последуешь, да приведёт тебя ко Отцу. Днесь настало для тебя свершение времен, и пройдёшь ты по морю, яко посуху. Для прочих же Суд скорый грядет. Иди и возвести Суд людям, свидетельствуя о Правде Божией, которая исполнилась о тебе, и оправдание пророков.
   Сие же благословение Иоанново слышал стоявший тут же Андрей Симонов, галилеянин из Вифсаиды.
   Заутра, перед восходом светила дневного, удалился Иисус на возвышение, помолитися жертвою уст чистых, и снова явилась ему Жена, как бы в отдалении, и подала знак ему мановением, да последует за нею. И он подвигнулся, и ускорил шаг, и не мог приблизиться, но на одном удалении была она от него всё время. И привела его в пустынь заиорданскую, и оставила его там одного. И был Иисус в уединении сорок дней и постился, и размышлял о целовании сём. И оком совести прозревал всю жизнь свою от младенчества до сего дня, и в новом свете виделись ему странности ея. И верилось ему, что он - сын Ветхого деньми, рождённый в Израиля, что исполнение Завета на нём; и ужасало его это сознание. И приходило к нему сомнение, и являлся Дьявол, и искушал его о Сыновстве его. И просил он прощения за то, что в молитве своей дерзнул называть Бога своего - "Отче"...
   По завершении искуса вернулся Иисус к кущам учеников Иоанновых и к трапезе своей, которую делил с земляком своим, Андреем Иониным из Вифсаиды Галилейской.
   - Брате Иисусе, камо грядеши отсель? - спросил Андрей, ждавший присоединиться к кому-то одаренному большей силой, чем он. Иисус же, отвечая, сказал: Пойду в Галилею, в землю нашу; хочу ближних своих прежде спасти...
   - Я с тобой, Равви, научи меня от духа твоего и Духа Божия.
   - Да будет!
   К закату того же дня Андрей привёл к Иисусу брата своего, Симона. Иисус же, приняв его, сказал им обоим: доныне были вы рыбари и таскали рыбу из моря галилейского, теперь же будете доставать человеков из моря страстей мирских. Ибо прежде разлития вод земных разливаются воды душ человеческих и затапливают мир, оттого что мехи ветхие не могут удержать молодого вина, и в водах сих тонет муж праведный, и надобно ему спастись. Поздно ведь будет спасаться, когда разверзнутся хляби небесные и реки эемные выйдут из берегов и сольются с океаном-рекой. Тогда никто не сотворит себе ковчега. Теперь же, когда Отец подаёт нам Слово и Силу Дыхания своего, сотворим лодку из слова и духом святым наполним парус, и примем на борт тонущих, но чающих спастись, и переправим их на другой берег Времени.
   Во знамение же сей водной погибели и спасения от нея будем пребывать на лодках в море, и провещевать народу с лодок. Закинем сеть Благой вести, и вытащим рыбу, и мелкую бросим обратно в море, крупную же и красную соберем в сосуд нетленный.
  
  
  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
  

ХИЛЕР

  
   Галилея утопает в садах. Но отчего-то Иисуса с самого детства преследуют сны, в которых горят сады Галилеи; и огонь этот, возгоревшись у Филистимского моря, движется к Иерусалиму. Раньше эти сны пугали его, теперь стали понятны. Изъяснилась к тому и миссия его: грозное провозвестие о гибели Израиля не обязательно должно сбыться - его можно и должно предотвратить. Но для этого братья его во Отце небесном должны понять, как далеко заблудились они от дома Отчего, полагая, что живут в законе Божьем, на деле же закон давно отдан на откуп Египту: делатели плинф толкуют его, рабы своего строительства, - разве не от них бежал Моисей в пустыню с остатком народа?
   Пока же жар приходит к людям изнутри, вот, лихорадка охватила тёщу Симонову. Иисус зашёл к ней на половину, чтобы выразить своё участие. И когда взял её за руку, почувствовал истечение силы из воли его. И к изумлению всех тёща тут же встала вполне здравой и начала прислуживать за трапезой, хотя минуту назад едва поднимала веки на присутствующих. Иисус, однако не радовался сему: его беспокоило, что сила утекала безвозвратно, как в бездну, оставляя его опустошённым. "Это болезнь греха" - думал он.
   И оттого, что причиной болезни был грех, в крещении покаяния, которое принимал Иисус при море Галилейском, часто бывали исцеления. Иисус же не отпускал грехов, вопреки клеветам законников, - он только свидетельствовал о прощении, даруемом Отцом; для внешних же именно исцеления служили доказательством прощения.
   По субботам Иисус приходил в синагогу и проповедовал там покаяние и очищение сердца, как жертву, угодную Богу. И многие из присутствующих тут же каялись в сокрушении сердца и в радости правды услышанной, и недужные из кающихся тут же исцелялись; и Иисус имел немедленное откровение от Отца о прощении грехов кающегося и свидетельствовал о том вслух, говоря: "отпускаются тебе, чадо, грехи твои" - где слово "чадо" свидетельствовало, что он говорит от имени Отца, но не от своего. Эти исцеления в субботу, которые злолюбивыми фарисеями понимались как обыкновенное хилерство, - а ещё пуще эти ужасные богохульные отпущения, приводили ортодоксов в ярость такую, что собирались они уже схватиться за камни; и только заступничество родных Иисуса и друзей, которых он приобрёл здесь, на галилейском взморье, спасало его от изгнания и казни. Обстановка настолько накалилась, что Иисус начал нервничать и некоторые знаки почитания, оказываемые ему стал воспринимать, как провокацию. Так, когда один экзальтированный юноша в приступе благоговения назвал его благим, Иисус резко оборвал его, говоря: что зовёшь меня благим, никто же не благ, только бог.
   И в одну из суббот был в собрании некто Барух, расслабленный жилами от детства своего, и слушал проповедь Иисусову и покаялся о сердце своём необрезанном, и просил Иисуса: равви, очисти меня от грехов моих. Иисус же взглянул на него и сказал: ты чист, и болезнь твоя не властна над тобой, посему встань и ходи! И расслабленный встал на ноги свои, на которых до того дня никогда не стоял.
   Законники же в заблуждении своём наместо радования таковому явлению Славы Божией осердились и кивали головами, и пеняли Иисусу на то, что творит исцеления в субботу и тем субботу сквернит. Он же сказал им: не я творю, но Отец мой творит, от себя же ничего не делаю. Рассудите здраво, ежели Бог, который дал вам закон Субботы, в субботу исцеляет недужного, можете ли вы ему возбранить? Он вам дал закон, а не себе закон поставил, как если бы раб был самому себе; и ваше дело блюсти закон. Но не богохульствуете ли вы тем, что от себя возвращаете закон Богу и связываете Его? И нечего им было отвечать на правду его, и оттого возненавидели Иисуса, потому что были надменны и детьми Божьими себя почитали ради праведности своей.
   Ученикам же сказал Иисус: внимайте и примечайте, яко Царь Небесный есть Господин субботы, ибо власть Его в субботе бывает; и не трудом, и не искусством, лекарским или другим каким, власть Он свою оказывает. Оттого, и творя дела, субботу не рушит.
   Иудеям же, роптавшим на него, за то, что исцеляет в субботу, сказал: Не Моисей ли дал вам закон? И ни кто из вас не исполняет его в духе любви Божией, но только по внешности. Ибо, знаки святости творите, самоё же святость оставляете за спинами вашими. Не за то ли ищете меня убити, что Аз исполняю Закон не по внешности только, но в существе его? Иудеи же отвечали: бес в тебе, кто ищет тебя убить? Никто же хочет убивать тебя, но закон, который ты нарушаешь, он тебя судит к смерти. Иисус же сказал: не по виду судите, а судите праведным судом. Моисей повелел вам обрезание, которое от отцов совершают в субботу, и в субботу вы обрезываете крайнюю плоть человека. И это знак Завета, который Бог заключил с отцом вашим Авраамом. Сердце же человеческое остаётся необрезанным. И так этим обрезанием субботним вы только один уд человеческий святите, человек же в целом остаётся не освящённым. Аз же обрезываю сердце человека в субботу, через покаяние и прощение грехов, и этим всего человека освящаю. Не за то ли вы на меня злобствуете, что Аз всего человека делаю здравым в субботу, через обрезание сердца. Но разве не этого хотел от вас Бог, когда давал закон обрезания через Моисея? Или вы мните, что только о здоровье удов срамных была забота его? И произошло тогда из него разделение в толпе, и стали иудеи спорить меж собой. Он же, исшед вон, удалился от них.
   Когда же быти им в Кане Галилейской в те дни, некие из исцелённых пригласили Его с учениками на брак. И, возлежа за трапезой брачной, сказал Иисус Ученикам: верьте, что скоро будете званы на брак великий царский, где Жених небесный будет брачеваться с Невестой своей; и многие званы будут, но не все придут, отвлекутся на заботы мира сего, не ведая, что погибнет мир в тот час, пир же царский вознесён будет на небо с пирующими. Вы первые из званых, которые оставили за спинами злобу века сего, ради пира брачного, наблюдайте же, чтобы прийти вам на пир в одеждах брачных; ныне готовьте их, убеляйте ризы свои. Вскоре пошлю вас в веси израильские, да призовете людей на брак царский; им же скажите, пусть блюдут препоясания свои, и светильники свои держат полными маслом, ибо не знают, в какой день и час жених придёт, чтобы взять их с собой, как друзей своих...
   Когда же Он говорил всё это, мать его, Мария, возлежа с ними за трапезой, повторяла: мало, мало вина, сыне! И явилось ему видение будто жена, облечённая солнцем под древом райским держит в руке сосуд глиняный и почерпает тем сосудом из источника Жизни посреди Рая. И снимает с себя пояс серебряный тонкий, и на поясе том спускает сосуд, полный водою, с небес на землю. И видит Иисус дом, в котором родился, и очаг; и вот сквозь отверстие в крыше спускается в очаг сосуд, и мать его, Мария, принимает сосуд на руки свои, и в тот же миг вода в сосуде претворяется в вино...
   Тут въяве, слышит он голос матери в ухе своём, который возвращает его в себя:
   - Мало, мало вина, сыне!
   Она же сказала это, не ведая, что говорит, захваченная духом Иисусовым; была же не в себе, но, пребывая несознательно в видении сына, изрекла жаление своё: мало, дескать, крови в тебе, сыне, но слишком много духа...Когда же он не отвечал ей ничего, она хотела загладить свою неловкость и сказала, угождая ему: дай им испить из источника воды живой! Он же сказал ей: что мне и что тебе, жено.
   И было больно Марии, что так отдалился от неё Иисус. Настало время, которого она так долго ожидала и боялась наступления его - когда нужно отдать такое близкое и дорогое, но тебе не принадлежащее. Как жесток закон иудейский! Все эти годы она ни на час не забывала о том счастливом и ужасном дне. Когда Бог наградил её сыном, чтобы тут же забрать его. Она была одна в своей светлице, и веретено в руке её, когда явился этот гость и позвал её:
  -- Мария!
  -- Да, господин мой - отвечала она, и душа её трепетала.
  -- Что имеешь во чреве твоём, первенец, принадлежит Богу Израилеву, по завету, заключённому отцами вашими. По рождении наречёшь имя ему: Иисус, и он - удел Бога в роде вашем.
   Она не могла возражать. Она знала древний закон: жребя осляти должно выкупать первенцем человека. Иными словами, чтобы жил сын Бога, нужно принести в жертву сына человека. И вот пришла расплата - небо забирает своё, независимо от её воли. Она может богохульствовать, но не отдать не может...
  
   Вскоре, после сих, пришло известие об аресте Иоанна Крестителя четвертовластником Иродом Антипой. Несомненно, Иоанн не был бы собой, если не призвал бы к покаянию царя, и не обличил его о грехах его.
   Ироду же обличения Иоанна были смешны. Он вовсе не находил ничего дурного в своём браке с сестрой. Но было что-то другое, более важное, с чем он не хотел бы предстать на Суд. Предчувствие конца не было ему чуждо: он чуял носом политикана, что всё это смятение добром не кончится, - и с этой стороны находил Иоанна правым. Но его долг, как царя, противостоять смуте, иначе он действительно будет непростительно грешен. Иоанн же сеет смуту, разрушает у людей волю к продолжению жизни, к работе, жертвоприношениям, к выплате податей... Несомненно, этот Иоанн должен быть обезврежен. И пусть толпа думает, что вот история повторяется: неправедный царь побивает пророка. Он согласен играть в эту игру, лишь бы история не прерывалась, - он ведь совсем к этому не готов. И Ирод издал повеление, посоветовавшись с первосвященником и приближёнными из саддукеев, которые терпеть не могли всей этой пророческой экзальтации; и была выслана стража - схватить Иоанна.
   Иисус сильно огорчился, ибо любил Иоанна, как отца, но, вместе с тем, он ощутил себя свободным, самостоятельным и ответственным: то, что раньше было поручением Иоанна, учителя его, теперь стало поручением Бога. И масштаб этой миссии был другим - если до сего дня Иисус ограничивал себя Галилеей, то теперь весь Израиль за ним. Потому нужно было идти в Иерусалим.
  
  
   0x01 graphic
  

УЧИТЕЛЬ МУДРОСТИ

  
   В школе Иуды Галилеянина Иисус вкусил основ эллинской мудрости. То было время распространения философских школ, как древних эллинских, так и позднейших римских: собственно философских и сопряжённых с культами новых синкретических богов, или оккультных. Школы эти действовали во всех провинциях и в самой Метрополии, так что любой встреченный вами тогда римский подданный, без различия сословий, раб и ремесленник, мог оказаться на поверку философски образованным. И это образование было тем более успешным, что сословные и национальные перегородки отсутствовали в догмах и стенах школ. Иудейская диаспора почти сплошь эллинизировалась, так что Тору по большей части не читали, а кто читал, подобно Филону, читал между строк, как зашифрованную мудрость. Здесь, в Иудее, вся верхушка общества тоже держалась эллинства, прибегая к отчему закону лишь в политических видах и окорачивая рьяных фундаменталистов. Простому народу это добавляло ненависти к власти. Простой народ эллинство отвергал, а добровольно принявших римский закон извергал из среды своей, - в частности, мытарей, служивших на римских таможнях. Иисус с грустью смотрел на соотечественников, продолжавших жить варварски, держась жестоких обычаев, закреплённых в Пятикнижии. Грустно было видеть эту месть, побивание камнями, деление людей на чистых и нечистых, на друзей и врагов, на евреев и прочих; грустно было видеть храмовую коррупцию, надменное тщеславие левитов и сектантов начётчиков.... Поэтому, толкуя закон, Иисус смягчал его, гуманизировал, стараясь перенести акценты с духа возмездия, стяжания и соперничества на дух прощения, жертвенности и любви.
   Приходивших к нему от народа учил Он из лодки, стоявшей на водах у берега. Сия лодка означала собою закон, держась которого не утонешь в волнах моря житейского. Ученикам же говорил, что будут шествовать по водам, яко по суху, водимые Богом, не нуждаясь в лодке закона. Когда же хотел учить их философии, удалялся с ними от толпы, поднимаясь на гору, - каковым поднятием означал возвышение в духе. На горе же садился на камень белый, как на омфал, уподобляясь великому богу, наставнику людей в общежительной гармонии, ученики же восседали о нём правильным кругом. И, отверзши уста, учил их мудрости эллинской.
   Изъясняя же природу благого, сказал: Блаженны нищие от избытка имения своего.
   И вопрошал его Иоанн Зеведеев, говоря: изъясни нам, равви, как может быть нищета при избытке? Он же, отвечая, сказал: Которые от Бога получили многое имение жизни вечной, не успевают в обретении благ временных, ибо их богатство в Боге мешает им в этом. Невозможно ведь одинаково усердно служить двум господам разом: Богу и Мамоне; ежели одному угождаешь, то другому не радишь. Потому имеющие сокровище на небесах в этой жизни бедны. Но как раз они суть обладатели блага истинного, не ветшающего, потому суть блаженны. Отселе говорю вам: не собирайте себе сокровищ на земли, где моль и ржа источают, воры же подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровище не ветшающее на небесах, которого никто же не в силах отнять у вас.
   И, продолжая поучение своё, сказал: блаженны скорбящие.
   Некий же из учеников вопросил: какое же благо в скорби, господи? И отвечая Иисус сказал: скорбит праведный в веке сём, да примет утешение в веке грядом, по воскресении из мертвых; скорбит о неправде рода сего, прелюбодейного и о злах века сего, скоро преходящего, удручаемый Любовию неразделённою, ибо не находит достойного ея. Болит сердце обрезанное, живое. И это есть благо - живое сердце. Люди же с каменными сердцами не скорбят, но нечестиво радуются стяжаниям своим. Однако радость их скоро преходяща и обратится в скорбь вечную, потому что нет в них блаженства истинного, сопричастного Единому. Праведник же скоро утешится в скорби своей и обретёт вечную радость в бозе.
   Блаженны несправедливо гонимые, алчущие правды. Жажда их благая, хотя и мучительная, ибо сама Правда алчет в них.. Таковые насытятся скоро, ибо узрят Суд Божий, на котором оправданы будут. Пророков гнали за правду. Скорбна доля их, но тем большее содержит благо. И если вас также гнать будут, то радуйтесь и ликуйте, ибо получили благую часть.
   Завершая же учение своё о благе, сказал: Блаженны пребывающие в кротости и умиротворении, ибо довольны они Судами Божьими: не ропщут, не воинствуют, не утверждаются в мире сём. Благо покоя их пребывает. Воскреснут они в земле новой, на которой будет Воля Отца их небесного. Никакое же царство, кроме Божия, не устоит на земле. Сии же блаженны, потому что уже теперь в воле Бога пребывают.
   Далее учил их о справедливости, говоря: Сказано в Законе: око за око, и зуб за зуб; и отсюда укоренились грешники во мнении, будто справедливость в равном возмещении. И хулят тем Моисея, приписывая ему это невежество. Тот же лишь по жестокосердию народа- идолопоклонника дал им такой закон. Чтобы хотя бы равную меру в мщении соблюдали. Потому что в злобе своей готовы были они за око голову снять, и за зуб искалечить. И тогда Моисей ограничил их ярость равным возмещением. Совсем же отказать в возмездии нельзя было, ибо восстали бы тогда Израильтяне на Бога, и убили бы Моисея, как египтяне, - каковыми они и были тогда. Я же говорю вам, что мщение есть удел неразумной твари. Вы же пребывайте в Судах Божиих, которые единственно справедливы. Бог же говорит: Мне возмездие и Аз воздам. Поэтому не противьтесь злому. Но кто ударит тебя в правую щёку, обрати к нему и левую. Ведь ежели зло есть сама несправедливость, то как может стать справедливым равновесие зла?
   Быв же спрошен учениками о красоте, учил их, говоря: Телесные очи видят наружность и красоте внешней радуются, духовные же очи видят сердце и красоте сердца радуются. Бог дух есть, наблюдает сердце человека. Посему будьте красивы в глазах Бога, который зрит сердце ваше. Что пользы, ежели наружность красива, а внутренность безобразна? Ежели о внешнем благообразии заботитесь, а о внутреннем небрежете, будете в очах Божьих как гробы лакированные: снаружи гладки и блестящи, а внутри полны смрада и тления. Посему говорю вам: не наружно только воздерживайтесь от любодеяния, но и в помыслах своих будьте чисты. Ибо, если ты только помыслил о женщине с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём. Сердце же видит Бог ваш.
   Праведность красива, а грех безобразен, однако ежели выставите праведность вашу пред людьми напоказ, оборачивается она внутренним грехом, потому что не ради Славы Божией дела творите, а ради похвалы человеков. И когда молитесь, не будьте как лицемеры, которые любят молиться на углах улиц, чтобы показать себя людям. И когда поститесь, не делайтесь, как лицемеры, сумрачными, ибо искажают они лица свои, чтобы показаться людям постящимися, и так ищут награды не у Бога, а у Князя мира лживого. Вы же, постясь, умащайте головы ваши и лица умывайте, чтобы показать себя постящимися не людям, но Отцу небесному, который знает души ваши.
   Итак заботьтесь о красоте внутренней, тогда наружная сама приложится. Ведь добрый побег от доброго корня приносит плоды добрые, а от дурного корня не может быть доброго плода. С репейника разве соберете смоквы или с терния виноград? И богатая одежда не сделает вас красивыми. Но взгляните на лилии полевые, - говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как любая из них наряжена. Посему не заботьтесь об одежде, но оденьтесь исполнением услышанного, ибо через исполнение обнаруживается живущее в сердце Слово Божие. И эту одежду вашу видит Бог, и почитают люди. Слушающий же и не исполняющий подобен нагому в глазах Бога. И не поможет ему препоясание листвяное, как не помогло оно праотцу Адаму в Раю.
   О любви же учил их, говоря: Истинная любовь у Бога. Ему уподобляйтесь. Он же солнце своё возводит над злыми и добрыми, и дождь изливает на праведных и неправедных. Потому говорю вам: любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас, не гневайтесь на братьев и простите людям согрешения их, потому как вы и сами грешны и надеетесь на прощение.
   Быв же спрошен о рассудительности, сказал: Муж рассудительный не поставит дома своего на песке, но утвердит его на скале крепкой, - да не снесёт его ветром и не смоет водою высокой. Это значит, что не будет он самонадеян, но поспешит о всяком деле спросить совета у человека мудрого, знающего Закон Божий, чтобы на основаниях испытанных утвердить храмину души своей. Не будет муж рассудительный клясться пред Господом, ибо не знает, сможет ли исполнить клятвы свои. Также не побежит он вослед толпе, ибо широк путь, ведущий в погибель, и многие идут им, но узок путь, ведущий в жизнь, и немногие им проходят. Не станет он судить о ближнем, ибо не знает, каков суд Божий о нём самом. Легко ведь увидеть соломинку в глазу друга своего, в своём же глазу и бревна не видно. Если же глаз твой крив, то и суд твой крив будет. Так не лучше ли тебе закрыть этот глаз, чем подвергнуться наказанию за несправедливость?
   Муж рассудительный прилежит больше дню сегодняшнему, ибо сегодня в завтра переходит. Безрассудный же в завтрашнем живёт, а сегодняшним небрежёт, и нет ему от этого никакой пользы, так как из завтра в сегодня ничто не переходит.
   Муж, отличающийся сказанными доблестями, любезен богам. В человеках он - как соль земли. Говорится же о нём: "соль", потому что в земле любезна богам соль. И Гомер называл соль "божественной". Ведь Пифагорово начало земли - куб. И частица соли имеет форму куба. Известно также, что земля живёт смертью воды. Если возьмём первичную воду моря и подвергнем её действию огня, то из воды получится соль. Так и муж доблестный выпаривает влагу души и получается соль, в меру сухая и в меру влажная, впускающая в себя как воду, так и огонь. И эта соль знаменует его устойчивый и гармонический характер, так как куб фигура устойчивая, сообщающая устойчивость земле, и справедливая, так как равна со всех сторон, и тождественна себе при вращении. Поэтому будьте в человеках, как соль в земле.
   В таких и других словах обучал Он их эллинской мудрости популярной. Но главным в философии его было Платоновское учение о переменном вращении Космоса. О том, что близок день, когда Космос, однажды раскрученный Богом, остановится и начнёт вращаться в обратную сторону. И тогда время потечёт вспять, и мертвые восстанут из гробов, мужи обратятся в младенцев, пока Век не вернётся к своему Началу. Земля вновь соединится с Небом, и будут Сыны Божии ходить с людьми, исправляя всякую ложь и неправду, подавая жизнь и побеждая смерть. И когда таким образом в нулевом году, или безвременьи, исправятся пути всей твари, Космос начнёт новое прямое вращение, и начнётся новый век, исправленный, который жив будет свежей памятью о Начале своём. До той поры, пока память эта не изгладится, и вновь извратятся пути всей твари и человеков, и тогда будет опять возврат к Началу и новое присутствие Бога в человеках, или парусия.
   Поэтому, когда увидите, что мёртвые восстают, и младенцы изрекают истину, так что муж зрелый поспешает к младенцу семи дней вопросить его об Аиде, знайте, что пришло время вам умалиться. И тогда станете детьми, и опростится сердце ваше, и узрите Бога, и будете ходить с Ним. Он же благословит вас и вложит в сердца ваши Любовь. Когда же увидите вознесение Бога от вас, знайте, что Небо вновь отделилось от земли, и начался новый век, которого вы будете счастливые насельники.
   Этим учением приуготовлял Он их к тем великим событиям, которых участниками и свидетелями должны были они вскоре стать.
  
  
   0x01 graphic
  
  
   ВНУТРЕННЕЕ И ВНЕШНЕЕ
  
   Уединяясь для молитвы, в которой он восстанавливал и укреплял связь с Отцом своим, что всякий раз терялась в увещаниях и спорах с начётчиками, Иисус размышлял о людях века сего. И горестно было ему видеть, что не верят они в воскресение и суд, но думают, будто есть у них договор с Богом, как с князем мирским; и как князю платят они подать, и за то охраняет он их и судит споры их здешние, так и Богу несут они подать жертвами храмовыми, десятиной и делами закона, и мнят, будто обеспечены этим от осуждения в муку и смерть огненную. И потому не блюдут сердца своего. Не разумеют, яко сердцем жив человек, а не наружностью; и что о сердце человеческом ревнует Бог, как об уделе своём в человеках. Ведь именно сердце, эфирную имея природу, не истлевает вместе с плотью в смерти плотской. Но судится Богом. И от того, каково есть сердце, зависит судьба человека - возродится ли он в потомстве и наследует землю в роде своём, вознесётся ли на небо к воинству Благословенного, или низвергнут будет в геенну и предан смерти мучительной.
   Книжники, те вообще не верят в воскресение мёртвых для суда, но мыслят суд политически: будто явится во Израиле великий князь, который мечом рассудит Израиль с соперниками его на этой древней земле. Фарисеи же хоть и верят в воскресение, но думают будто делами закона оправдается человек, - потому соблюдают всё с отчаяньем, что есть в законе внешнего, внутренним же, ради которого внешнее бытует, небрегут. И те и другие примером своим развращают народ, так что одни жаждут войны, и ищут вождя, другие, желающие спастись, стонут под бременем закона непоносимым, третьи же, отчаявшись и в первом и во втором любодействуют, живя самовольно по хотениям своим.
   И на этот предмет много спорил Иисус с фарисеями и книжниками, упрекая их в том, что заградили врата рая, сами не входят и других не пускают, но направляют в тупик и лабиринт без выхода.
   И было так, что пригласил Его некий фарисей на трапезу свою. И пришед, возлёг Иисус у триклиния. Фарисей же удивился, что не умыл он прежде рук своих. И вопросил Иисуса: учитель, почто велишь Закон Божий блюсти и не умыл еси рук своих прежде еды? Разве не предписал нам Бог чистоты через Авраама, отца нашего? - Ответь прежде ты мне, - сказал Иисус, - сотворивший внешнее человека не Он ли сотворил и внутреннее? - Так, - отвечал фарисей. - Тогда скажи мне еще, что важнее внутреннее или внешнее? - Внутреннее, ибо есть душа, дыхание Божие. - Верно говоришь. Итак, не подобна ли душа лампаде, зажжённой внутри дома, освещающей весь дом, и свет её через окна виден? Ибо никто, зажегши лампаду, не ставит её под спудом. - Так, - сказал фарисей. - Ответь же мне тогда, каковы суть окна тела, чрез которые душа человека светит. - Эти окна суть очи. - Верно отвечаешь, сказал Иисус. Итак, если светло око твоё, значит и весь дом твой светел, если же темно око твоё, то и весь дом твой тёмен, и нельзя осветить его снаружи, ибо темно будет в углах его, где всякая нечисть хоронится. Посему блюди огонь внутренний, поддерживай свечение лампады сердца и масла имей в достатке, тогда око твоё будет светло, внутренним огнём освещённое, и свидетельствовать будет о чистоте твоей полной. Когда же очи блестят во внешнем огне, они лишь отражают свет, и сердце твое остаётся неосвещённым. Тогда вопроси себя, не есть ли свет твой лишь отблеск светила ночного, ибо в ночи ходите.
   Изумился же фарисей словам Иисусовым, и отселе стал ходить с ним, чтобы слушать поучения его. И случилось им идти в собрание, и встретился им на дороге нищий, просящий на дороге милостыню. Фарисей, проходя мимо, подал ему от достатка своего. Иисус же ничего не дал, ибо милостыню не подавал он вовсе, но Иуда, который носил ковчежец с казною. Фарисей же удивился, видя, что не подал милостыни Иисус, и спросил его: учитель, почто милостыни не подал нищему? Иисус же сказал в ответ: горе вам фарисеям, что подаёте от мяты, руты и всяких овощей, и не радите о правосудии и любви Божией. Лишь бы вы дали как милостыню то, что внутри, и вот не будет нужды в милостыне внешней. Но уподобляетесь вы гробам, которые снаружи имеют надгробия большие украшенные, чтобы людям в глаза бросались, внутри же полны тления и костей мёртвых. И тяжелы были фарисею слова Иисусовы, и отошёл от него.
   Ученикам же сказал Иисус, чтобы береглись закваски фарисейской, - ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и не возможно за внешней красивостью сокрыть внутреннее уродство. Радейте же о внутреннем, ибо внутреннее переживёт внешнее. Посему же говорю вам, друзьям моим, не бойтесь убивающим тело, и затем неспособных ничего больше сделать. Но укажу вам, кого бояться. Бойтесь того, кто по убиении имеет власть ввергнуть душу вашу в геенну. Да, говорю вам, его бойтесь, противника Божия и врага человека исконного. День Суда близок, и всяк, имеющий разум, время сие распознаёт. Оттого, надлежит вам скорее избавиться от сатаны. Ибо когда ты идёшь к начальству с противником своим, то дорогой постарайся освободиться от него, чтобы не повлёк тебя к судье, а судья отдаст тебя стражу, а страж бросит тебя в темницу.
   И болезнуя о народе, который уловили фарисеи в сети внешней набожности, он проповедал:
   Не за то вас будут судить по воскресении, что немытыми руками хлеб брали, или прикоснулись к нечистому, или не омылись, а за то, что в себе носите, что снаружи не видно и внешнему омовению недоступно. Посему, горе тем, которые очищают сосуд снаружи, внутри же он полон всякой нечистоты. Слушайте же и разумейте, истинно говорю вам: не то, что входит в уста оскверняет человека, а исходящее из уст сквернит человека. Ибо входящее в уста, не в сердце, а во чрево проходит и извергается вон, всегда оставаясь снаружи сердца, и не затрагивая его. Исходящее же из уст, есть слово. Оно из сердца исходит, и в нём обнаруживается сердце человеческое. Слово же из уст исшедшее продолжается в делах. Ибо из злой думы исходит убийство, прелюбодеяние, кражи, лжесвидетельства, хулы и прочее зло. Поэтому надлежит очистить прежде сердце. Ибо чистота пред Богом есть чистота сердца, а не рук. И чистота эта обнаруживается пред людьми, как правосудие, милосердие и верность. Горе же вам книжники и фарисеи, что даёте десятину с мяты аниса и тмина, о правосудии же и милосердии же скупитесь. Лучше бы вы дали Богу то, что внутри, но нечего вам дать. Ибо кубки ваши очищенные снаружи, внутри полны хищения и невоздержания, так что только снаружи вы кажитесь людям праведными, внутри же наполнены лицемерием и беззаконием. Но Бог зрит сердца, а не наружность. Змеи, отродье змеиное! Как же думаете вы чистотой своей бежать от осуждения в геенну?
  
   0x01 graphic
  
  
   ЦАРСТВО БОЖИЕ.
  
   "Чадо, прощаются тебе грехи твои, иди и не греши впредь!"
   Но не успевает чадо принять благословение, как оно уже согрешило в сердце своём. Иисус видит это: он видит, что прощение рождает в людях жажду жизни, и что в грядущем веке видят они продолжение этой жизни в виде одних сплошных радостей, отделённых от горестей, в виде блаженства без трудов: "и будет всякая лоза давать тысячу отпрысков, а на каждом отпрыске - тысяча кистей виноградных; и будет колос хлебный - в человеческий рост..." Они мыслят по-старому, в рамках Завета, заключенного с Богом отцами их. Продолжение в роде и благоденствие на земле в обмен на исполнение закона - вот их договор. И не более того. Им обещана земля, текущая молоком и мёдом, а по смерти - лоно Авраамово, то есть новое рождение, возвращение в ту же счастливую землю в юном теле, опять готовом наслаждаться жизнью. Но договор этот не вечен. Он подобен смоковнице: какое то время она обкладываема туком и поливаема водой, и радуется садовник росту ея, но потом она должна принести плод. Если же она не принесёт плода в срок, её срубают и бросают в огонь. И вот кончилось время, отведённое ей садовником, и договор теряет силу. Век Израиля завершён. Другие деревья, более молодые, будет пестовать Бог. А ведь говорили пророки, предупреждали: не зарывайте таланта в землю, отдавайте в рост, да принесёт лихву хозяину.... Так нет же, влачились по кругу, как волы молотящие, уста которых заграждены для манны небесной. Теперь закон бесполезен, потому что бесплоден: не рождает сердца. Что толку резать крайнюю плоть, если при этом не обрезается сердце? Проспали евреи своё счастье. Пока собирались, да ждали, когда же Бог отдаст обещанную землю, закончился век, и с концом его исчезает сам предмет договора - земля и народы ея. А с разрывом завета исчезает также и еврейское небо с еврейским богом, и лоно Авраамово больше не плодоносит. Остаётся лишь память. Что ж, нужно собрать те скудные плоды, которые всё же принесла израильская смоковница, да не сгинут вместе с деревом.
   Размышляя над этим, Иисус начинает понимать, что ветхий человек, человек завершённого века сего, вместе с его сердцем, его миром, его законом, и его богопочитанием, не годится для Царства Божия, которое есть Жизнь вечная, без тлена и смерти. Что человек ветхий может обновиться, чтобы затем вновь ветшать, но не может жить вечно, для Вечности нужно родиться в Вечности, в ином Эоне, и получить другую, бессмертную душу. Смертная душа носит только образ бессмертной, и сколь бы ни был образ беспорочен, всё равно это - тварный человек, - "и сотворили Элохим человека по образу и подобию Божию". Но Сын Божий - человек нетварный, но рождённый: живой от Живого. И он вдруг увидел духовными очами, что живое будет жить, а мёртвое принадлежит смерти по праву, и значит Царство Божие - это не град праведных, а град живых. Дышащий Духом Святым жив, ибо вечно Жив Дух Господень. И не о детях ли Духа Божия пророчествовали пророки, говоря, что в последнее время на всех почиет Дух Господень? А как царство праведных Царство Божие просто невозможно. А может быть и так, что праведность хуже порока, потому что созидает она образ, Яхве же заповедал не творить ему изображений.
   Чтобы жить вечно, нужно быть живым в Боге. И поначалу Иисус думал достичь этого путём интроекции закона в душу: чтобы не только поведение отвечало закону, но сама воля содержала бы в себе закон, и так слилась бы с Волей Божьей. Отсюда его ужесточение требований к исполнению закона: чтобы не только в поступках, но и в помыслах не нарушать его. "Аз же говорю вам, если кто только посмотрел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём". И много такого, подобного. Нужно ли говорить о безнадёжности попыток исправить волю человека, изначально порочную, помощью разумного убеждения? Иисус скоро понял это, и увидел, что жизнь вечная пребывает в другом измерении, независимо от разума.
   Он увидел Бога, как Древо живое, проницающее мир ветвями, и на них листвие многое, опадающее и вновь распускающееся, или как реку воды живой со многими рукавами и истекающими из неё ручьями; и во всяком отпрыске Древа течёт эта вода...
   После этого откровения Иисус перестал быть евреем, ибо Отец, Живой Дух, это не Бог торгового договора, который меняет тленные блага на поведенческие формы и образы; на ритуальные формулы и знаки... Он понял, что нынче Договор - это только обман, служащий тому, чтобы мёртвые, узнав истину о себе, не наложили бы на себя рук в отчаянии, но послужили бы живым в мёртвости своей; что бог Договора, Демиург, есть раб Бога живого: но раб мятежный, увлекший за собой большую часть народа израильского; и что этот Демиург, Князь мира сего тварного, в своём бунте есть враг ему и братьям его, отпрыскам Лозы Истинной.
   Здесь впервые явилось ему ясное сознание себя Сыном Бога живого уже не в составе народа избранного, который есть только образ братства сыновей истинных, но персонально, как возлежащий на чреслах Матери, Духа Свята, в присутствии Отца, и питающийся молоком Её вечным, обнаруживающимся в нём как Сила жизни. Сила духовная. С этим самосознанием изменяется и его понимание своего места в мире тварном, среди человеков-образов, идолопоклонников по природе. Он не находит более интереса в том, чтобы усовершенствовать мёртвое, которое всё равно не имеет наследия у отца, - как раб не имеет наследства у хозяина своего, - но начинает чувствовать свой кровный интерес в том, чтобы спасти своих братьев в Духе, спасти живых от умертвления царством образов, которое чуть не умертвило его самого, если бы он и далее оставался у Иоанна. Не порицая Иоанна прямо, отныне он вспоминает о пустыне заиорданской, где постился он в надежде заслужить тем в глазах Бога, не иначе, как о месте, где искушал его Сатана. Иоанна, впрочем, он величает, отделяя его от мыслящего тростника. Что искали вы видеть в пустыне? Трость ли, ветром колеблемую?- говорит он людям. Иоанн у него - историческая веха: закон и пророки - до Иоанна. Теперь же явлена сама Сила Божия. Жених пришёл с силою, и насильно возьмёт строптивую невесту. Исполнилось чаемое Давидом: в силе твоей спаси меня, Боже мой.
   В проповеди его теперь появляются новые мотивы. Не избавить от грехов и тем послужить Демиургу, создателю образов праведности, хочет он теперь, а обнаружить в человеке Семя Отца и помочь ему прорасти. Он начинает рассказывать загадочные притчи о семени, которое Сеятель сеет, и о Царстве, подобном семени горчишному, вырастающему в древо велие. Поведение его явно меняется. Он перестаёт поститься и молиться, начинает почти открыто манкировать предписаниями галахи; он ест, пьёт и веселится; дружит с грешниками, общается с женщинами, чья репутация небезупречна в глазах общины. На недоумение учеников своих, Иисус отвечал, что праведность от закона более не спасает. И спросили Его ученики: откуда же тогда спасение? Разве Спаситель не праведный царь, который право рассудит по Закону пред Богом? И как же тогда закон и пророки, выходит тщетны? И отвечал им Иисус яко закон и пророки - до Иоанна. После же приходит Царствие Божие, и человеки входят в него, потому что познали себя достойными, ибо пришло искупление, и силою Божией разодралась завеса, и вошёл человек во Святая святых и обнаружил там Сына человеческого. От таких слов отшатывались даже и ученики. Он же, толкуя, сказал: читаемое вами в Писании о человеке - правда, но не полная. Чрез Иоанна открылось, что у человека две природы: одна тварная, эта душа мирская творимая словом, и другая не тварная, но божественная, по рождению от Отца Небесного. И вот, кто откроет в себе эту вечную природу и, полагаясь на неё, войдёт к Отцу, тот спасётся.
   Тогда же научил он учеников обращаться к Богу со словами: "Отче наш".
   Отселе с близкими Он не говорит уже о Царстве, как о грядущем во времени, ибо время исполнилось, - но утверждает, что Царство Божие внутри вас есть: толцыте в дверь, которая в вас и вам отворят, а вовне не ищите Царства.
   Это было настолько ново и разочаровывающе для многих, что многие отошли от него, плюнув в сердцах, и он не жалел о мертвецах. С ним же остались те, кто хотя и не понимали его до конца, но любили его и были лично к нему привязаны; кому с ним было хорошо; кто нутром, а не умом ощущали истину его слов. Это настроение оставшихся выразил Симон Ионии, когда Иисус, поддразнивая их, спросил: или и вы хотите отойти? Он сказал: куда пойдём. Учитель, если глаголы жизни вечной слышим от тебя. Иисус отметил, что братья его, приведенные к нему Отцом, хотя по младости духа и не разумеют слов его, но любят в нём Жизнь и живое в себе, те спасутся. И тогда критерием Спасения Иисус объявил не покаяние, но любовь к нему. Не потому, чтобы любовь к нему вменялась, как заслуга пред Отцом, но потому, что любовь к нему была обнаружением братства, присутствия семени духовного, принадлежности к семье Бога. И оттого теперь, когда дела закона были вменены им в ничто, каким бы грешником не числился человек, если он проявлял любовь к нему, Сыну Божьему, Иисус с радостью сходился с ним и пировал, празднуя обретение брата. О таких он говорил иносказательно, как об овцах потерянных и вновь обретённых, что было не слишком понятно и звучало двусмысленно, так как люди эти оставались грешниками в глазах Закона.
   Все, кто жаждал высокого идеала праведности, разбегались от Иисуса, и многие из них стали его врагами, и Он ходил теперь в толпе грешников, которые любили его. Это приводило фарисеев в недоумение: с одной стороны, человек этот был непрост и сведущ в Законе и побивал их в диспутах их же оружием, а с другой стороны, он был нечист и общался с проклятыми людьми; кроме того, ходили слухи о чудесах, совершаемых им. Такой человек - соблазн народу, который и так склоняется к эллинскому безбожию, - шептались они меж собой,
   Иуда из Кариот тоже хотел отойти. В нём боролись противоречивые чувства. Но он был человеком общины, прижился в ней, заботился об общих делах, заведовал кассой. Куда было идти ему, - домой? Ряд преданных Иисусу людей, поверивших в него, служили ему своим имением. Иисус не нуждался, и даже мог позволить себе одаривать нищих; так что хождение с Иисусом давало жизненное обеспечение. Поэтому Иуда остался. Иисуса он не любил, но умел быть как все, и целовал Иисуса, делая вид любви, хотя не мог не отметить про себя, что тот предпочитает поцелуи Марии Магдалины.
   Впрочем, такое мнение об Иуде, которое многие из учеников составили себе, могло быть только поверхностным. За показным смирением его скрывалась великая гордыня, на деле Иуда мнил о себе высоко, и замахивался на великое. Был он умён, и имел суждение обо всём. Скептический разум освободил его от стеснительного иудейского закона, и в этом пункте ему удобно было совместиться с Иисусом, - но, конечно, только отрицательным образом, так как свобода его не наполнялась любовью, а только обличительным пафосом. Достоинство своё имел он в идеализме, в истоке которого лежало ревнивое высокомерие. И в идеализме этом он исповедовал собственное представление о мессии и прилагал его к Иисусу, находя частые несоответствия. Это позволяло ему чувствовать известную независимость, готовность отойти, и он слегка презирал беззаветно преданных учеников, таких как Кифа или Воанергесы. Тем не менее, его несколько задевала близость их к учителю, и то, что Иисус не оценивает по достоинству его, Иуду. Ему казалось, что Иисус слишком обращён на себя самого и, как ребёнок, любит лесть и внимание.
   Но ошибся бы тот, кто подумал, что Иисус почил на мягком ложе Сына Божьего. Его религиозный пыл отнюдь не угас, но религиозность его стала совсем иной, чем это могло представляться правоверному иудею или эллину. Старая религия была религией дистанции и разносущности Бога и человека: в ней выражалось отношение зависимой твари к своему абсолютному Владыке, чья непредсказуемая прихоть могла дать недостойной твари преимущество. Религия же Иисуса, сознавшего себя Сыном Божиим, стала религией доверительной близости. С того момента как Иисус уверился в своём предвечном существовании, неподвластном смене тварных эонов, судьба твари и созижденного ею мира перестала его интересовать, - настолько, что со стороны это могло казаться крайней чёрствостью. "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов"-резко сказал он, когда ученик просил его об отлучке, чтобы похоронить умершего отца. Это вопиюще расходилось с законом Моисея и с первоначальной проповедью самого Иисуса. Такие выходки дали повод считать его безумцем и бесноватым. Его речи
   стали настолько странны и оскорбительны для слуха, что его не раз хотели побить камнями. Оттого близким, сопровождавшим его, приходилось брать на себя защиту, говоря, что он, дескать "вышел из себя", и они пришли забрать его, - то есть, попросту говоря, что он - якобы сбежавший из дому сумасшедший.
   Агрессивность иудеев в синагогах, где он позволял себе высказываться диссидентски, и дурная слава нечестивца, распространявшаяся о нём, и закрывшая для него многие собрания в поселениях на берегах Тивериадского моря, побудила Иисуса задуматься о "тайнах Царствия", не случайно сокрытых от людей за образами. И если вначале радость освобождения от стеснительного еврейского благочестия и торжество познанной им Истины давали себя знать в открытых и подчас вызывающих высказываниях, каковые всегда присущи новому убеждению, то теперь он становится осторожнее и начинает говорить исключительно загадками и двусмысленностями. Тем более что ортодоксы, уже знавшие о богохульствах его, и саддукеи, ненавидевшие еврейский пророческий дух, старались вызвать его на недозволенные речи, чтобы иметь основание для предания суду. Вследствие этого Иисус научился уклоняться. Его положение в мире и Израиле, раньше столь ясное, имевшее целью подготовку Израиля к скорому пришествию Мессии, теперь стало двусмысленным. Он оказался аутсайдером, по существу неевреем, как бы лазутчиком, засланным в стан врага. Такое положение не могло не сопровождаться известным стрессом, О стрессе аутсайдерства у Иисуса свидетельствуют многие запальчивые его высказывания, намекающие на его божественное достоинство и приведенные во множестве у евангелиста Иоанна.
   В сущности, он оказался на кладбище, среди гробов, лакированных снаружи, но с тлением внутри, которое смердило ему. Что ему делать здесь, где мертвецы ищут убить его? Он должен был задать этот вопрос Отцу. "Отче, зачем я здесь?"
   И ответ не замедлил. В мире ходят не только мёртвые, но и живые, сродные ему: всходы семени Божьего, посеянные в мире, которые должны созреть с Его помощью, ибо Он Сын предвечный посылается в мир, как жнец созревшего и сеятель нового семени. Он должен собрать урожай прежнего посева и засеять поле новым семенем. Но что есть божье семя? Кровь жертвы, был ответ. Но кто же будет жертвой? - Господь усмотрит себе жертву, - отвечал Отец устами Авраама. Это был первый грозный намёк Отца, Иисус содрогнулся от этих слов. О посеве ему более не хотелось думать. Первой задачей была жатва. Здесь тоже не было ясности. Что собственно делать? Как собрать в житницу зерно и отсеять плевелы? Где искать своих братьев, рассеянных в мире, и как помочь им узнать Отца и соединиться с Ним? Ау-ау... Пока что он не имел ответов. Ясно было одно - пора прощаться с узкой ролью местного галилейского пророка и идти в Иудею. Тем более что кровные его братья, восприявшие его славу и ходившие с ним, уже намекали ему на это, так как им не нравилось что здесь их слишком многие знают и поэтому не готовы поверить в их достоинство членов пророческой семьи. А они, как настоящие провинциалы, хотели бы иметь почёт в столицах, и миссия их брата, Иисуса, казалось, открывала им эту возможность. Поэтому они торопили Иисуса идти в Иудею, - там де много образованных людей, которые лучше подготовлены к принятию проповеди о Духовном Царстве, нежели здесь, в полуязыческой глуши.
   Идти в Иудею... Но с чем? В какой роли? Там и без него довольно было проповедников и пророков. Там продолжали свою работу ученики Иоанна, там фарисеи возвещали воскресение мёртвых, там ревновали о Законе зелоты... И всё это было бесплодно. Суета. Мир не спасётся. Все праведники набиты соломой, - топливо для геенны. Евреи ждут Мессию, который устроит их Царство, даст победу над язычниками. Но Мессия не придёт. Царство Отца всегда здесь. Оно рядом, но не даётся им, ибо они - не от Его корня, - семя Веельзевула. Только дети Божии могут открыть дверь в Царство Отца. Им не нужен еврейский Мессия, губитель своего народа; их Спаситель тот, кто укажет Дверь. Но где она. Дверь? На что можно указать, - вот она!? Только Бог есть дверь. Но Адам отвернулся от Бога и обратился к твари. И образ Бога распался для него, раздробился в твари, как в разбитом зеркале, и Адам не в силах его собрать, возродить свою любовь к Нему, в которой его спасение. Ведь в твари Бог явлен в законах, и человек закона есть тварь; воля его - вода, и закон как русло для неё; она видит один изгиб, другой..., но всей реки жизни не может охватить. Только тот, кто явит Бога в полноте, чьей формой будет не творящее Слово, само Имя Бога, тот может быть дверью, ибо в нём люди Бога узрят, как Он есть...
   Иисус понял, что пока что он может указать только на себя. Узнаёте ли Меня? Я ваш истинный брат. Мой Отец - ваш Отец. Оставьте свой земной род и соединяйтесь со Мной! Тот, кто оставит всё и последует за Мной, тот спасётся, ибо он засвидетельствовал свою неотмирность, признал Отца небесного. Кто узнает Меня, ощутит своё родство со Мной, полюбит Меня по родству, тот ощутит в себе поток воды живой и сможет держаться этого Потока, и Я буду лодкой для него.
   То была внутренняя сторона дела. Она прояснилась. Но какова должна быть при этом внешняя сторона? В каком обличьи должен я выступить в мире? Дети Божии затеряны в миру, они не знают себя, - такие же евреи в уме своём они так же верят в Закон и ждут Мессию. Тот, кто захочет просто игнорировать традицию, будет безъязыким, и к тому же шагу не сделает из-за предрассудков толпы. Кроме того, нельзя открывать тайны Божии тем, от кого они благоразумно сокрыты завесой уподоблений. Не зря Отец сокрыл то, что лежит за порогом смерти человека и пред рождением его. Если грешникам показать Рай и Ад, и Древо Жизни, то они, конечно, обратятся и покаются в надежде на прощение. Но это не принесёт плода, так как они останутся плотскими идолопоклонниками и не родятся в Духе, ибо их ведь обратит открытое и видимое. А плоть не может войти в Царство Отца, ибо Отец есть Дух. Истинно рождён в Духе лишь тот, для кого реально то, что не может быть увидено и доказано. Нет, нельзя разрывать Завесу и тем подавать соблазн рабам, так как в разрыве не откроется ничего, кроме дыры, через которую в мир проникнет хаос, и пустота заполнится всякими языческими непотребствами. Всё должно оставаться как есть, иначе просто разрушится "мировое яйцо", в котором вызревает семя Бога. Образ сокрывает истину, но и открывает её: образ не пуст, он похож на истину, истина выскажется на том же языке: символы будут те же, но смысл - иной!
   Они ждут Мессию, и это ожидание, - ранее уместное, - теперь стоит препятствием перед Дверью в Царствие. Свершение, которое должно произойти теперь, всё время откладывается в неопределённое будущее, и длится век, который уже завершился в Боге. И нет иного пути разрушить это ожидание, кроме как исполнить его! Нет способа устранить с дороги это неверное отражение, этот спектакль, кроме как окончить его, - доиграть до конца. Нужно обернуть их лицом к настоящему, поставить перед фактом: вот, Мессия пришёл, Он есть Дух, живущий в сердце человека, принимайте Царя и живите в Царстве Его, но живите! - в вас есть жизнь. Нужно, чтобы Мессия пришёл, иначе не будет конца этому уклонению в ложь подобия Жизни. Те, кто созрел для Царства, войдут в Него, ибо это - Царство свободы от коллективного образа Сына, от религиозного закона. Им нужно твёрдо сказать, что Оно здесь, уже пришло, - и указать колодец воды живой со снятой крышкой. Нужно завершить Историю Израиля, народа избранного, и тем освободить детей Божиих от еврейства, не разрывая при этом времён, не разрушая их исторической личности. Дети томятся в тюрьме всеобщего принудительного образа Служения, и им нужно лишь указать выход, как они тут же выйдут на Свет.
   Да, нужен Мессия, чтобы привести к концу обветшавший век. Это должен быть царь который своим властным посохом укажет на Сына Божия: вот вам Свет, в Нём поступайте! Но кто может претендовать на эту роль? Кто согласится исполнить её? Сыновья Зеведея? Симон Ионин? Они простодушны для этого. Не посмеют, и я не смогу им объяснить, что от них требуется. Братья, Иаков, Осия? Они думают только о мирском, - тщеславные провинциалы. Предел их мечтаний - иерусалимский раввин. Может быть Иуда из Кариоты? Но разве он подставит себя под град камней? Кажется, если бы сейчас он получил наследство в Иудее, он тут же оставил бы меня. На кого же указать мне - вот Он, которого вы ждёте?
   Мысля так, Иисус всё ещё оставался в маске Иоанна Крестителя, потому что выход на свою собственную роль был отнюдь не лёгок, - ведь те, кто только предсказывал и искал Мессию, оставались в ткани реальности еврейской жизни; а живой Мессия - это была уже область Чуда. Все верят в чудо, пока не увидят его. А когда увидят, начинают подозревать фокусы.
   Между тем мысль его вновь обратилась к Иуде: пожалуй, всё таки он; ведь честолюбив и властен, и представителен; он привлечёт толпу и тогда укажет на Сына Твоего, Отче. И Ты, верю, прославишь его, прославишь Имя Твоё. И тут Иисус услышал гром с неба, в котором почудилось ему: "прославлю, прославлю, ещё прославлю...!". Странным, однако, показалось ему знаменье, и поселилась в нём неуверенность. Но он не хотел поддаваться слабости, и чтобы преодолеть её тут же позвал к себе Иуду, и поделился с ним своим планом. Иуда согласился, потому что где-то в тщательно скрываемой глуби души своей он и впрямь считал себя неузнанным мессией, и ждал судьбы, которая чудом вознесёт его на трон. И вот эта судьба приблизилась к оправданию. И окрылилось дыхание его. Чело осветилось, так что во учителе братья его заметили это.
   Ну вот, дело сделано, - облегчённо вздохнул Иисус, после того, как отпустил Иуду. Но вскоре удовлетворение рассеялось, сомнения одолели его.
   Иисусу понадобилось уединение. По своему обыкновению, он сел в лодку и переплыл на другой берег моря, где можно было побыть в покое. "Отче, пошли мне разумение", - такова была его краткая молитва. Ответ был так же краток: "Я тебя послал спасти чад Моих! Яви имя Моё, да возлюбят Меня в Тебе, ибо Ты и Аз - одно".
   В сущности, Иисус знал заранее, что ему не уклониться от роли, на которую он искал кандидата, но, - видит Бог! - как не хотелось ему взглянуть в лицо этому испытанию. "Я Мессия. Сын Давида. Где мой меч Голиафов? Иду разить врагов Израиля!" Что может быть глупее? Но уклониться нельзя. Невозможно далее обманывать себя и других и проповедовать скорое пришествие Мессии, который не придёт никогда, - разве что Сатана осмелится на отчаянное самовольство... У Бога нет царства, у него - Семья. Я Сын, и я призову своих братьев; придите к Отцу! И тот, кто признает меня, кто узрит Бога за моей спиной, кому Отец будет свидетельствовать обо мне, тот спасётся, получит от Отца жизнь: не вкусит смерти, но укрепится на Древе Жизни, станет ветвью Его, родителем поколений существ. Это и будет Суд, Каждый выберет свою долю - жизнь или смерть безвозвратную. Воссоединение с Отцом, отрезание себя от древа добра и зла и прикрепление к Лозе истинной, и для этого - явление Бога в человеке - вот событие, в котором сосредоточились упования людей, начиная от Адама, первого соблазненного Образом. А царство... - причём тут царство? Они хотят иметь своим царём самого Бога, будто воля Бога им неизвестна, или её нельзя узнать. Что ж, я напомню им волю Бога, устами их же пророков высказанную не раз, - пусть исполнят ее, если они и вправду хотят быть подданными Отца, как Господина. Чудесно! Всё правильно. Вот, Я Сын Божий, вы ждали Меня? Я пришёл. Вы хотите Меня на царство? Хорошо. Я принёс вам указы Отца небесного. Исполняйте их! Посмотрим, что они скажут на это. Итак, Я мессия. Быть по сему. Слава Тебе, Боже мой истинный, что просветил и укрепил меня на пути Твоём!"
   После принятого таким образом решения Иисусу сразу стало легче. Цель пути обозначилась: Иерусалим. Разумеется, Иисус ни словом не обмолвился о том, что отныне он самоотождествился с Мессией, но начиная с этого времени он стал загадочно выспрашивать учеников, за кого они его принимают, и за кого почитают его внешние люди.
   Ученики обрадовались, когда Иисус объявил им, что они идут в Иудею. В Галилее уже нечего было делать, - тем более что в иные местечки они не могли уже и носу казать, и болтались на берегу моря, всегда имея наготове лодку, чтобы бежать от гнева правоверных евреев.
   Галилейские сикарии тоже уже наточили зубы на Иисуса за то, что он приблизил к себе отверженного общиной Матфея мытаря. Хорош пророк, - говорили они, - который считает, что платить дань римлянам это нормально, что это совместимо с Законом. Они даже пытались публично изобличить Иисуса в этом нечестии и тем подорвать его авторитет в народе. По своей экстремистской прямолинейности они не нашли ничего лучшего, как спросить его прямо в лоб: Учитель, скажи нам, достоит ли платить подать кесарю?
   "Дураки несчастные, - думал Иисус, глядя на них и медля с ответом, - Будто Богу нужны деньги! Кому же ещё платить подать как не кесарю? Все эти разговоры о том, что еврею господин только Бог, и этот казус с податью, суть ничего больше, как попытка священства удержать за собой полноту власти, не делиться ею со светским государем. Все беды Израиля отсюда: от неразделённости гражданского и священного". Ответ Иисуса мы знаем: "Отдайте кесарю кесарево, а Богу - Богово". Про себя он сожалел об их глупости и думал: как они не понимают, что если они впутаются в дела кесаря, то и кесарь впутается в их дела; раз религиозный закон запрещает платить подать кесарю, значит кесарю есть дело до религиозных законов. Сами себе яму роют!
   Сикарии, конечно, не поняли его ответа, хотя сказать им было нечего, по неповоротливости ума, - тем более что Иисус весьма ловко ввернул в спор изображение на статире. Они решили, что он ловко выкрутился, и не оставили мысли посчитаться с ним. Это было ещё одним поводом для того, чтобы собираться в дорогу.
  
   Путь их пролегал через Самарию. Иисус чувствовал себя окрылённым. Сомнения последних дней рассеялись. На ближайшее время всё было ясно. Путь до Иерусалима и, значит, до времени испытаний был ещё долог, Иисус радовался, что ему удалось соединить свою волю с Волей Отца, найти себе, человеку, тот единственный путь в мире, который был бы выражением служения Сына Божьего. Имея двух отцов, земного и небесного, и, соответственно, две души - в крови и в воде Райских рек, - Иисус уже разбирал себя как Сына Божия и сына человеческого. И ту свою волю к подвигу, которая ранее бытовала в нём синкретическим религиозным порывом, он видел теперь как подчинение сына человека Сыну Божию, и шёл на это подчинение прямо и сознательно, а не косвенно - через образ праведности и душевную склонность,- как то было раньше. Отныне он мог видеть свой земной путь, как судьбу сына человека на путях его служения Сыну Божию, пребывающему в общении с Отцом. Эта умная рефлексия укрепляла его в минуты потери духовной опоры, помогала восстановить Дыхание. Земная его доля не обещала быть лёгкой, но теперь Иисусу не хотелось думать об этом.
   Самария была прекрасна. И к обитателям её Иисус относился теперь куда как мягче, чем тогда, когда был правоверным иудеем. Раньше то были люди, заведомо обречённые погибели в Судный День, и Иисус не заходил в их города, чтобы призвать к покаянию. Но с тех пор, как он увидел Отца в образе Мировой Лозы и всех живых существ листьями на ней, и всякое дыхание как росу живую, точимую Лозой, его уже не смущали Самарянские нравы и Храм на горе Гари зим. Что за беда? Сион ли, Гаризим ли... Дух веет, где хочет, в Иерусалиме, может быть, менее всего, ибо там Его не хотят.
   Как это обычно случается, мы скорее откровенничаем с посторонними людьми, чем с близкими. Неожиданно для самого себя Иисус открылся самаритянке у колодца, и эта женщина была первым человеком, которому намекнул он о своём Помазании на царство. "Если бы ты знала, - сказал он ей, - кому ты подала напиться, ты попросила бы у него воды живой, испив которую, не возжаждешь вовеки..."
   Будучи Сыном живого Бога, Рода родов, Иисус обладал неотразимой привлекательностью для женщин. Благодаря тому, что богоявление в мужчине более открыто, по природе, для женщин, чем для мужчин, женщины скорее могли боготворить его, нежели мужчины. Иисус чувствовал это и потому охотнее открывался женщинам, принимая от них знаки богопочтения, которые в глазах других могли выглядеть как языческий культ, совершенно недопустимый для иудея. Именно сходство с языческой оргией тех любовных отношений, которые установились между Иисусом и женщинами его сопровождавшими, более всего бесило и отвращало Иуду из Кариоты,- да и не только его; в этом пункте Иуда чувствовал глухую поддержку себе и в других учениках, аскетизм которых оскорблялся сценами неги и женской ласки, которой одариваем был Иисус.
  
   По пути в Иудею не случилось ничего примечательного, если не считать мелких стычек с законниками по поводу нарушения субботы и несоблюдения ритуальной чистоты, - и это в то время, когда именно строжайшее соблюдение Закона могло побудить разгневанного Яхве призреть наконец на Своего сына, Израиль. Так же, как и в Галилее, Иисус исцелял недужных из числа приходивших послушать его, и так же возвещал скорое наступление Царствия Божия. Но с теми, кто допытывался у него, что есть это Царство, он говорил уже иначе, чем прежде, - потому что теперь сам видел дело иначе. Глупо было ожидать, что спустится наяву и во плоти небесное воинство во главе с Помазанником и поразит врагов Израиля и грешных из народа и восставит Царство Правды, и откроются тогда заключённые грехом источники изобилия обетованной земли, которая должна бы течь молоком и мёдом, - по обетованию, - но течёт в основном кровью. Этой сказкой могли утешаться только простаки, Иисус же вышел из их числа. Он знал теперь, что Царство, как познанное присутствие Отца и взятие на шею свою ига Господства Его, вызревает медленно и неприметно в сердцах человеков и не обнаруживает себя до времени. Поэтому в интимных беседах с учениками стал он уподоблять Царство закваске, брошенной в тесто, доколе не вскиснет всё, или семени горчичному, разрастающемуся от малости во древо великое. И напоминал, что Бог Дух есть, поэтому Дом Божий не из камня и дерева, а Царство Его - не от мира сего. И уподоблял он "мессию" хозяину дома, стерегущему доброе наследство Отца от разбойников, - разумея под "домом" внутреннее человека, а под разбойниками слуг Князя мира сего, Созидателя Образа. Внешне эта притча была похожа на притчу о винограднике и виноградаре, которую употреблял он, говоря с фарисеями, но по смыслу она отличалась, ибо под виноградником в ней разумелся Израиль, а под наёмниками неверными - священство его.
  
  
  
  
   0x01 graphic

МЕССИЯ

  
   Радость от согласного с Отцом решения постепенно утратила свою свежесть и, по мере приближения к святому граду всё настойчивее подымалось в душе требование дать полный отчёт себе о последствиях смелого шага, а именно: о том, что реально может ожидать в Иерусалиме, городе священства и политики, человека безвестного, выдающего себя за Мессию. Сознание этих последствий ещё можно было отодвигать от себя, пока Иерусалим лежал далеко, за холмами, но теперь, почти в виду горы Сион, оно стучалось в двери реальности с нарастающей силой.
   В один из дней, на привале, беседуя с учениками о грядом Мессии, Иисус вдруг сказал странные вещи: что придётся, дескать, Мессии пострадать и быть убиту от народа и священников. Это было воспринято со смущением и даже с негодованием. Врагами Мессии считались язычники, эллины и халдеи, но никак не народ Божий во главе со своим священством, которые должны были радостно встретить Мессию, имеющего несомненные знаки своего достоинства. Пётр осмелился даже возразить энергично: нет, мол, не будет так, ибо никто ведь не устоит перед знамениями и силой Божией, которой наделён будет Мессия, и все враги будут рассеяны, а неверующие посрамлены. Иисус резко заткнул ему рот. Ему тяжело было наблюдать неразумие в любимых учениках, да и оскорбляло его это поверхностное убеждение перед лицом того, что ему предстояло, - как он предчувствовал, - пережить. "Человечески судишь, а Божьего не разумеешь!" - сказал он Петру, который тогда ещё не принял этого прозвища.
   Ученики приуныли. Значит, никакого Царства не будет? Мессия не победит грех в этом мире. Не будет, значит, ни конца света, ни воскресения мёртвых, ни Суда? Для чего же тогда и возвещать всё это? Смущение угрожало разбродом. Иисус поспешил утешить учеников, разъяснял им с опорой на Даниила пророка, что это только первое явление Мессии окончится неудачей, потому что он придёт под видом обычного человека для того, чтобы отобрать из народа своих, которым одним дано будет Отцом небесным узнать Его. Этим будет уготовано особая честь в Царстве Сына: они воссядут на престолах Славы одесную Царя и будут с Ним судить народы. Обетование это исполнится после того, как Мессия по страдании своём и смерти от рук нечестивых воскреснет из мёртвых, вознесён будет на небо и подведён ангелами к Ветхому деньми, - как то и написано у Даниила, - и Тот вручит Ему инсигнии власти и Суда над живыми и мёртвыми. И вот тогда воскресший Мессия грядет на облаках небесных с небесным воинством и освободит народ свой.
   Такое вольное развитие пророчества Даниила не было спасительной ложью. Всё было правдой. Одно только оставалось двусмысленным для имеющих уши - где это небо, и что за облака, и кто суть народ Его. Позже, уже в Иерусалиме, прощаясь с учениками перед закланием своим Иисус предупреждал их против профанных толкований, говоря, что придёт Он, хотя и во Славе Отца своего, но тихо и неприметно и в день нежданный и в час неурочный, и чтобы не верили они тем, кои скажут: вон Христос там, или тут. Но пока что он молчал об этом, предоставляя ученикам самим проникать за завесу внешнего образа. Да и то сказать, совсем новое то было слово о Мессии, новое какое-то учение, неслыханное доселе, и время требовалось, чтобы ученики усвоили его.
   Рано или поздно ученикам нужно было открываться, ведь им уготовалась важная роль в предстоящем спектакле. Без них Иисус ничего не мог сделать. Но если бы он сразу так, без подготовки, объявил им, что он и есть ожидаемый Мессия, то они сочли бы, что он и в самом деле спятил, и родственники во главе с матерью Марией отвели бы его связанного домой, и там держали бы взаперти. Они всё время тащились за Иисусом в некотором отдалении, так как мать Мария слишком боялась за своего любимого Иисусика, и ни за что не хотела отстать от него. Когда в собраниях Иисусу напоминали о родственниках, стоящих вовне, Иисус сердился, но не мог прогнать мать и братьев. В конце концов, это их дело. Пусть идут за ними, если хотят, но отдельно! Он так и сказал братьям, - чтоб держали дистанцию и смотрели за матерью.
   Только теперь, когда учение о Мессии было соответствующим образом модернизировано в двухэтапное пришествие Сына человеческого, можно было намекнуть на то, что он, Иисус, и есть тот Сын человеческий, которому надлежит после мученичества, согласно Исайе, быть вознесённому к Ветхому Деньми за своей Державой, согласно Даниилу.
   Теперь Иисус ждал только знака от Отца о дне откровения, в который явит Он свидетельство Своё ученикам его. И вот ночью видит Иисус сон, когда отдыхали они в пути у подножья горы Фавор, будто лежит тело его бездыханное на вершине горы, и орлы возле тела, и облак светлый осеняет всю сцену. И он понял, что это - знак. И заутра взял с собою самых близких из учеников, кроме Иуды, и взошёл с ними на гору Фавор, помолитися.
   И егда быти им на горе, и моляшеся, исступиша оне из ума своего и узреша Иисуса на горе стояща в сиянии света бестелесного Славы Господней. И вот два мужа по сторонам его, в одеждах белых, как снег, Моисей и Илия, берут его под руки и подводят к ним, и молвят: сей есть Господин вам, от Бога данный, да царствует вам и судит вас в жизни сей и последующей; в свете Его узрите правое. И поклонились они ему до земли и молвили: Господин наш, мы слуги твои.
   Были же с Ним на горе Фавор Симон Ионин, Андреев брат, и братья Зеведеевы, Иоанн и Иаков. Отсель составили они ближайшую свиту тайного пока Царя Израильского. По каковому поводу нарёк Иисус им новые тайные имена. Симона Ионина назвал Кифой, сиречь "камнем", Иоанна же с Иаковом нарёк Воанергесами, сиречь "сынами грома". И так хорошо было им на горе, что, не разумея сказываемого, говорили они Иисусу: равви, поселимся здесь на горе, соделаем себе кущи три: тебе, нам и Илии.
   Вечером же, Иоанн, возлежа на персях Иисусовых, спрашивал Его, говоря: равви, ежели ты был раньше Моисея и Ильи, расскажи, как было в Начале. Иисус же сказал ему: слушай и разумей, если имеешь уши к тому, яко в Начале были двое, муж и жена, божественная двоица, Элохим, о которой можем знать по подобию их, человеку, который суть двое: муж и жена, по подобию Божию. И они стремились друг к другу, желая соединиться. В любви взаимной зачали они сына, бестелесным образом, не по плоти, но так, как соединяются два ума, рождая слово в слух друг другу. Во взаимном стремлении они, Элохим, вместе изнесли:
   Мати, Отче, как единое слово. И это слово, которое от Бога и к Богу, есть третий, сын. Который соединил их нераздельно и неслиянно, и стала Троица; она же - в начале всего сущего, ибо основа всякой сущей вещи есть слово Божие; оно же не истлевает николи, но облекается плотию, и отрешается плоти, и возвращается в сферу чистого божественного ума, в беседу богов. И это - Слово истинное, сущее от века. В человеках бывает слово ложное, не в обращённости к Богу износимое, самовластное. Оно слышммо плотским ухом, но для ушей духовных есть блеяние, ибо нет бытия Божия, и оно мертво, но живёт в нём плоть. Живое же Слово, истинный человек, есть Имя Божие, в котором нет нарицания, но - бытие. Он есть Сын Божий. И таков промысел Отца о Нём, что поселяет Он его в доме души живой, которая в крови. Да будет господином дому, и соделается мужем, Адамом, и возьмёт душу себе в жену, и станут боги, и будут в Раю; они же суть Первые, и так соединяются начало и конец, и бывает вечность. Сын же, прежде чем соделается мужем, должен пройти испытания тяжкие. Тайна же сия велика, и сокрыта до времени. Тебе же открываю, упреждая должное быти, да изъяснишь остальным, когда всё свершится; до тех пор же молчи и храни в сердце слова мои эти.
  
   Как войско Иисуса Навина перешли они Иордан вброд и вступили в пределы иудейские. Здесь учил Иисус учению уже новому о Мессии еврейском, и учил уверенно, со властию, что побуждало людей прислушиваться к нему. Хотя и странное то было учение, но с другой стороны, чувствовалось в нём нечто правильное: должен ведь Бог испытать свой народ, прежде чем придёт с Судом окончательным. Справедливо будет отделить овец от козлищ вначале, и пусть спасутся те, кто соберутся вокруг Царя праведного, человека святого, а остальным - Суд. И опять же пророк Даниил не лгал ведь.
   В пользу нового учения говорило и удачное соединение древних пророчеств с новым учением о воскресении мёртвых, которое также естественным образом, без натяжек, соединяло в Мессии естество божие и человеческое, как обожение по воскресении, что было понятно и снимало метафоричность титулатуры "Сын Божий". Разумеется, такова была логика только неискушённого в Писании простого народа, которого больше убеждали знамения исцелений, сопровождавшие Иисуса, и его живой облик, нежели хитросплетённая аргументация из Пророков. Не то учёные мужи. Они смеялись и плевались на новое учение, находили в нём искажение пророчеств.
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic

ИЕРУСАЛИМ

  
   И приходят они в Иерихон. И когда выходили из Иерихона Он и ученики Его, у дороги сидел Вартимей (сын Тимея то есть), слепой, просящий подаяния. И Бог Израиля открыл ему об Иисусе, кто есть. И когда они проходили мимо, сей начаши кричать: Иисусе, сыне Давидов, помилуй мя! И многие возбраняли ему, да замолкнет, но тот кричал еще сильнее: Сыне Давидов, смилуйся! И остановившись, Иисус сказал: Позовите его. И зовут слепого и говорят ему: Смелее, вставай, Он зовёт тебя. И, обратившись к нему, Иисус сказал: Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? И слепой сказал Ему: Раввуни, чтобы я прозрел. - Зачем тебе это? Ты хочешь из счастливого стать несчастным? Что ты хочешь увидеть? Блуд, удавленину на алтарях, мерзость запустения, распутство под видом закона, ненависть подменившую любовь? Или ты хочешь видеть последний день, в который все закроют очи свои, чтобы не видеть ужаса его? Отвори прежде свои умные очи! Подойди сюда. И Он возложил на него руки и спросил: видишь ли что-нибудь? И тот, взглянув, сказал: вижу людей, как деревья.
   - Хорошо видишь, молодец! Так помни же отсель, что всякое дерево, не принёсшее к сроку доброго плода, срублено будет и брошено в печь огненную. Посему, принеси Отцу своему добрый плод покаяния за себя и за предков твоих, отростком древа которых ты являешься.
   Затем Он плюнул ему на глаза, возложил на глаза руки, затем отнял их. Вартимей же увидел свет, и всмотрелся и стал видеть всё отчётливо.
   Иисус же сказал ему: смилостивился Бог над тобой, чтобы ты увидел знамения Суда. Тогда, ежели будешь в поле, не возвращайся в город.
   После сих Он многих ещё исцелил и привёл к покаянию на подступах к Иерусалиму.
   Были некоторые из исцелённых, которые догадывались и вопрошали: не ты ли царь наш? А иные бесноватые так прямо вопили: Сыне Давидов, будь благословен! Но Иисус прещал им.
   Один одержимый недугом, что тридцать восемь лет не вставал на ноги свои, увидев Иисуса возле Овечьих ворот, возопил: Равви, ты сосуд избранный, Божий; вижу - сходят к тебе ангелы с неба; и вот посланный от Бога духов возмутил душу твою; так впусти же меня, омой в цистерне души твоей, обними, да исцелюся!
   Возмутился тут дух Иисусов, и вскричал он криком Силы, так как ангел, сошедший с неба, поистине двинул воды души его, и услышал он глас Отца: яви Славу Мою на страждущем сём! И тогда Иисус обнял недужного, и тот исцелился тут же от недуга своего.
   Слухи, которых давно ждут, легко распространяются в народе, и стали поговаривать об Иисусе, будто он Христос. Более трезвые головы успоряли, говоря, - как то и предвидел Иисус, - что согласно Писанию Христос придёт из Вифлеема, града Давидова, а этот из Галилеи пришёл. Другие же, ссылаясь на то же Писание, говорили, что Христос неизвестно откуда придёт. Иисус не уклонялся от дискуссий с фарисеями на этот предмет, не объявляя, разумеется, себя Мессией, но косвенно отстаивая эту возможность путём разрушения их аргументации по поводу явления Мессии. Один богатый юноша, видя, что Иисус силён, как Учитель Слова Божия, пришёл тогда к нему и просил: научи меня, Равви, как мне войти в Царствие Небесное, как приблизиться к Царю? Иисус же видел, что юноша богат, и сказал ему: всё, что имеешь, раздай, и тогда приходи. Смутился юноша от слов таких. И когда отошёл он, Иисус сказал ученикам: если бы я часть попросил, даже большую часть, он отдал бы, я же попросил всё, и он обнаружил себя, ибо хотел он купить Царство Небесное, Оно же не покупается, но даром даётся тому, кто истинно Его ищет.
   Многие, однако, были и такие, что возражали, недоумевая, что такое говоришь ты о Сыне человеческом; кто этот сын человеческий, укажи нам его... И, не получив удовлетворения, плюясь отходили. Иисус же положил себе не говорить открыто никому: Аз есмь Христос, - но если кто сам узрит в нём помазанника и воздаст ему почесть тайную, не вопия прилюдно, как юродивые, тому не прекословить, а благословлять и приглашать следовать за собой.
   Ученики его уже были совершенно убеждены свидетельством Кифы и Воанергесов о Преображении Иисуса, а главное своей любовью к нему и соблазном чести быть приобщёнными к Мессии и участниками главного события изо всех случавшихся во Израиле и во Вселенной. Все были воодушевлены, кроме одного. Иуда из Кариоты не поверил Иисусу и решил про себя, что Иисус хочет обманным путём попользоваться теми почестями, что полагаются Мессии, соблазнив легковерный народ, и этой своей авантюрой, пожалуй, всех их подведёт под побитие камнями. Разумеется, он не посмел бы изобличать Иисуса, но его слишком раздражала глупая телячья радость товарищей, которые поздравляли друг друга со словами: "обрели Мессию! Благословил нас Бог отцов наших!" - и он говорил им при случае: рано вы радуетесь, неужто думаете слуги первосвященника и римские власти встретят вас лавровыми венками?!
   Эти слова Иуды возымели своё действие: ученики несколько протрезвели, разочли возможные последствия и приуныли. Когда же они с Иисусом вплотную приблизились к Иерусалиму, будучи в виду его предместий, всех объял страх, - они инстинктивно сбились в кучку как овцы. Иисус оглянулся на них и подумал с горечью: отымется пастырь, и овцы рассеются. Только Кифа и братья Зеведеевы не теряли бодрости духа. Эти были особами, приближёнными к Царю. Иуду они недолюбливали, и тому даже в голову не приходило делиться с этими простаками своими сомнениями насчёт помазания Исусова. С тех пор, как учитель объявил себя Мессией, Иуда в душе отвернулся от него: не так представлял он себе всё дело, и не таков настоящий мессия: где величие, где слава, где рать непобедимая? Кучка нищих рыбаков во главе с незаконнорождённым сыном плотника, - хорош Царь!
   И когда вошли они в Вифанию близ Иерусалима, у горы Елеонской, велел Иисус Воанергесам найти молодого осла, на котором бы въехать ему в Иерусалим, во исполнение пророчества "Не бойся, дщерь Сиона! Се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле". Вправду сказать, Дщери Сиона бояться пока было нечего, ибо войско Царя было жалким. Кроме учеников в него входило небольшое число почитателей из числа исцелённых и членов их семей. Во главе всего дела въезда Царя в Иерусалим стояли Филипп Галилеянин и сёстры поднятого Иисусом из мнимой смерти Лазаря. Ученики заготовили в близлежащих полях пальмовые ветви и вручили их женщинам и детям. Воанергесы привели наконец и осла. За приготовлениями день склонился к вечеру. На осла возложили расшитую попону. Иисус уселся на него в своём цельнотканом хитоне из белой шерсти. Воанергесы повели осла под уздцы. Пётр пошёл впереди, воздевая руки к небу и восклицая: Осанна Сыну Давидову! Ученики постилали под ноги ослу свои плащи. Женщины осеняли Иисуса пальмовыми ветвями; дети бежали гурьбой, крича во весь голос: Осанна Сыну Давидову! Случившиеся тут горожане не поняли, что происходит, так что торжественный въезд в Иерусалим Царя прошёл почти незамеченным. Впрочем, соглядатаи Совета донесли первосвященнику об этом деле, и оно взято было на заметку, и поручено было провокаторам за Иисусом следить и вызывать его на то, чтобы он обнаружил себя, кто он есть. По въезде, ослёнок был возвращён хозяевам, которые ссудили его Воанергесам за небольшую плату. Марфа с Марией возвратились в Вифанию, чтобы приготовить вечерю и ночлег. А Иисус с учениками беспрепятственно добрались до храма. Поскольку солнце уже садилось, храм опустел, Иисус сидел на древних камнях, сохранившихся в составе Иродовой новостройки, и думал, что делать дальше. Царь въехал в Иерусалим. Теперь об этом должен был узнать весь город, а через паломников и весь Израиль. Но как? Со въездом они замешкались, и поэтому въезд, можно сказать, не получился. Теперь если просто начать рассказывать людям, что вот, Мессия пришёл в Иерусалим, все будут просто смеяться над такой баснею. Нет. Царь здесь, и Он просто должен заявить себя; заявить свою власть. И, как Сын Божий, Он прежде всего Царь Закона, Судия праведности человеческой.
   Каким образом он заявит свою власть Иисус ещё не знал, и положился в этом деле на Отца, который укажет ему место и время, и на Мать свою, которая сообщит ему Силу. А пока что нужно было возвращаться на ночлег в Вифанию.
   На следующий день Иисус о учениками пришли в Храм, и здесь, при дневном стечении народа, Иисус громогласно начал обвинять присутствующих в осквернении храма своими кровавыми жертвами, которые, в сочетании с жестокосердием их, равны человекоубийству в глазах Бога, - как то говорил пророк Исайя, "Дом Мой - дом молитвы, а вы соделали его вертепом разбойников!"- возгласил Иисус, и затем приказал торговцам жертвенными животными покинуть храм. Те было засмеялись, но тут ученики Иисуса, вооружённые бичами, а кто и ножом, бросились с криком опрокидывать лотки и гнать торговцев. Те побежали.
   Этот неслыханный скандал немедленно стал известен всему городу. Иисус разом приобрёл Геростратову славу. Дело было сделано, - он заявил себя публично в роли Помазанника Божия, имеющего власть от Духа Господня. Теперь начался Суд. Всякий, услышавший о делах его, волен теперь прийти к нему и убедиться лично, и признать или не признать в нём Сына Божия, Кто истинно от Отца рождён, тот признает. Или отречётся, и тогда - смерть огненная. А кто от Велиала, - у тех роль иная: те убивать его будут.
   Выгнав торговцев, которые тут же понесли жалобу властям, Иисус возвестил Царство Божие наступившим и пребывающим здесь. И каждый может войти в Него узкими вратами правды и любви к Богу и ближнему. Оставьте теперь ваше стяжание и ищите Царствия Божия, пока дверь здесь. Спешите на брачный пир, пока двери не затворились и число званных не исполнилось. Не ждите, когда Сын человеческий придёт во Славе Отца своего на облаках, - тогда поздно будет каяться и возмещать неправедно добытое. Тогда вострубят трубы ангельские, и падут домы созижденные, и не будет спасения от огня. И погибнут все живущие на земле, и воскреснут вместе с мёртвыми на Суд. И не принявшие Сына Божия, пришедшего в Духе, и тем похулившие Духа Свята, будут осуждены и отброшены во тьму внешнюю, - равно праведники и грешники. Те же, кто примет Сына человеческого, ради Духа Свята, пребывающего на Нём, - им простятся грехи их, и воссядут они на престолы Славы судить все народы, и сделаются они Отцами нового века и насельниками нового Града.
   Так говорил Иисус, и многим запало в душу слово его. Нелёгким было слово это и не могло принести оно немедленного плода. Иисус и не ждал того, чтобы кто-то сразу пришёл и сложил к ногам его всю жизнь свою. Нищие только столпились вокруг Иуды, раздававшего милостыню.
   Книжники, однако, не преминули вступить в спор богословский:
   - Следует ли учение твоё понимать так, Учитель, что и Храм Предвечного, Благословенного, разрушен будет? Разве не вечен Дом Бога Израилева, и не уготовано Ему торжество над миром?
   - Дом сей отныне содеялся пуст, - отвечал им Иисус, не смутившись нисколько, ибо видел лукавство их, - Бог Израилев отныне избрал себе другую Храмину, которую разрушат нечестивцы, и в три дня восставит её Бог. Разумел Иисус под "храминой" душу сына человеческого, которую воскресит Мать Силою своею. Ответа его не поняли законники, но удовлетворились тем, что вынудили галилейского лжепророка на слова, которые можно было посчитать богохульственными. Соглядатаи Синедриона также сопоставили известный им въезд Галилеянина в Иерусалим и его речи и дела в Храме Господнем, и донесли первосвященнику о святотатстве. Тот послал, было, слуг схватить Иисуса, но те остановились пред толпою, окружавшей Его, и донесли Первосвященнику, что неудобно того взять из-за стечения народа, так как могут произойти беспорядки. По сему, в этот день Иисус с учениками беспрепятственно вышел из храма и, пройдя по улицам в окружении нищих и любопытных, вышел из города.
   Во время вечери в доме Марфы, некто из галилеян, приставших к ним здесь, которому нравился новый храм, отстроенный Иродом Великим с большой пышностью, спросил, не разумея: как же, учителю, разве не жалко, такую красоту разрушить? Иисус же в ответ подтвердил серьёзно: Истинно говорю вам, что вскоре разрушено будет место сие, так что не останется здесь камня на камне.
   Иисус с учениками нарошно пришли в Иерусалим в предпасхальную неделю, когда паломники стекались сюда со всего Израиля, чтобы иметь весь Израиль аудиторией своей: никто да не возможет сказать, яко не слышал он ничего о пришествии Сына человеческого. Родня его кровная с матерью Марией тоже вошли в город и поселились отдельно от Иисуса у дальнего родственника именем Иосифа, родом из Аримафеи Галилейской.
   Между тем, пасха приближалась, толпа паломников увеличивалась каждый день, пополняясь из многих паломнических таборов, раскинутых вокруг города. Первосвященники опасались народных волнений, и меж ними решено было обезвреживать смутьянов. Один такой политический смутьян, популярный в народе, разбойничавший против римлян и объязычившихся евреев, именем Бар Раба, был уже схвачен ими и выдан римлянам для суда и казни. Настоящее имя его было Элиезер. Но имя это он оставил, когда сделался учеником Иуды Галилеянина. Тайное имя, полученное от Иуды не разглашал, по обету, и поэтому все звали его нарицательно: сын учителя, или бар Раба. Иисус знал его, так как и сам учился у Иуды Галилеянина, но не знал пока, что жизнь свою обменяет на его. В глазах властей иудейских Иисус Назаретянин казался ещё более опасным, и особенно раздражал их своей безумной проповедью, которая представлялась им чистой демагогией и соблазном для народа, нежелающего нести свои тяготы. Поэтому на другой же день, после "очищения храма" Иисусом, решено было на Совете схватить его и предать суду первосвященника по обвинению в богохульстве.
   Иосиф Аримафейский, у которого остановились родные Иисуса, был членом Совета и, узнав о таком решении, сообщил Иисусовой родне. Несчастная мать Мария тут же потребовала от братьев его Иуды и Осии, чтобы они разыскали Иисуса и предупредили. Они, однако, не знали, где тот остановился и, найдя в городе, у храма. Иуду Искариота, раздававшего милостыню, передали тревожную весть ему. Иуда тут же обещал известить Иисуса об опасности, что искренно и намеревался сделать, так как опасность угрожала и лично ему: и, может быть, больше всех ему, так как именно его все видели раздающим милостыню при храме от имени Иисуса Назаретянина и потому легче всего могли его опознать. Он было бросился бежать, чтобы им всем успеть уйти за Иордан, но тут вдруг вспомнил слова Иисуса о том, что "должно пострадать Сыну человеческому и быть схвачену, мучиму и убиту потомками побивателей пророков". И он понял, что Иисус уже решился умереть и поэтому бежать не станет и из города не пойдёт, - потому что никакой он не Мессия, и скорая смерть для него - единственный выход избежать разоблачения. И вместе с собою он всех погубит! Это последнее сознание занозило Иуде душу, и он смекнул, что если поможет властям схватить Иисуса, то отведёт этим гнев их от себя. Мысль мелькнула, но он тут же спрятал её от себя, - пока что он не мог пойти на предательство открыто для самого себя, ибо это значило пасть слишком низко в собственных глазах. Ему нужно было как-то слукавить, чтобы сохранить лицо, поэтому он не пошёл в Совет, но отправился в дом Симона Прокажённого, где отдыхал Иисус с учениками, готовясь внутренне к тому, что ему предстояло, ибо знал Он уже, что эта пасха - последняя в теперешней его жизни.
   Иуда вошёл, но об известии, полученном от братьев Иисуса, смолчал. Иисус, как всегда находился в тесном окружении любящих его женщин, которые ласкали его, как ребёнка. Одна из них, в порыве чувства возлила на главу его целый флакон драгоценного мирра. Иуда усмотрел в этом акте желанный повод для скандала. Он возмутился и набросился на женщину с громкими упрёками о растрате такой, неподобающей тем, кто сам живёт на пожертвования. Иные из учеников поддержали его. Иисус утихомирил их, опять намекнув на то, что скоро покинет их. Эти намёки были для Иуды подобны красной тряпке для быка; ему казалось, что Иисус спекулирует грозящей ему опасностью, как будто она грозила только ему одному. Этот сластолюбивый эгоист разве может быть Мессией, который справедлив!
   Перенеся для себя таким образом этот казус в плоскость идеологического разногласия, Иуда пожал плечами, вздёрнул подбородок, и, сохраняя на лице непримиримое выражение, вышел вон. Иисус наблюдал его, и ему открылось, что Иуда решился предать его. Тень набежала на лицо Иисуса, - с этого момента он вступил в полосу неотвратимой судьбы.
   Говорят, в эту минуту вошёл в Иуду Кариотского Сатана. Вошёл в дом души его легко, привычно, потому что имелось у него там место своё, и не последнее. В горницу взошёл он и нашёл её приготовленной, ибо сидели там ложь и клевета на Иисуса, которой отгородился он от величия Его, - не мог бо выносить никого и ничего превосходного себя.
   Искусственно раздувая в себе негодование на Учителя и становясь в позу принципиального несогласия, скорыми шагами отправился он в Совет. Разумеется, не для того, чтобы предать Учителя, а чтобы сдаться самому, отречься, публично заявить своё несогласие с самозванцем, - чтобы отныне его не смешивали с этим Галилеянином и его шайкой нищих; он ещё имеет принципы, он готов пострадать, но за настоящего Спасителя Израиля, а не за этого обманщика. Не нести же ему ответственность за безумства других! Да ещё, таким образом, он спасёт этого сластолюбивого назорея от верной гибели. Ведь он вовсе не желает смерти Иисуса, - вполне достаточно будет, если этого безумца просто выдворят из Иерусалима и отдадут родственникам, чтобы они препроводили его назад в Галилею... Так обманывал себя Иуда.
   В Совете Иуду выслушали и быстро оценили свой шанс. Да, это хорошо, что ты пришёл, Иуда; ты поступил как подобает еврею. Но как верить тебе? Ведь ты один из них. Докажи же нам, что ты искренно предан Закону: помоги схватить смутьяна, а там суд решит его участь по справедливости. Ведь ты веришь в справедливость священного суда? Ты же будешь достойно награждён, В противном случае Совету очень трудно будет отделить тебя от партии Назаретянина и уберечь от праведного гнева народа, который оскорблён надругательством над Храмом. Ведь все видели тебя, что ты один из них, и все скажут, что ты отрекаешься слишком поздно.
   Искусные ловцы душ слабых, они без труда уловили лукавого Иуду в свои сети. Теперь и он тоже вступил в свою полосу неотвратимости. Ещё, в принципе можно было изменить судьбу, покаявшись перед Учителем, но душевных сил на это не хватало, - трусливое тщеславие, пустая гордыня оказались сильнее реальности. Крушение своего "Я" в глазах других страшило его больше, чем страшные последствия его поступка, которые он как-то удалял из поля сознания. И он молчал, вернувшись к своим, и думал, что, может, всё обойдётся.
   Иисус же знал, что не обойдётся и велел ученикам приготовиться к сопротивлению и бегству, купить мечи и дорожные сумы. Он полагал, что если Иуда хотя бы в последний момент одумается, то они должны избегнуть ареста и суда и понести весть о Царстве; о том, что Сын человеческий, о котором возвещал Даниил, уже пришёл, и что больше ждать нечего, кроме Страшного Суда.
  
  
   0x01 graphic
  
  

ПАСХА

  
   И вот, в день опресночный, в час последней вечери, когда Иисус прощался с учениками, ещё не подозревавшими ни о чём. Иуда лежал как на иголках, зная, что именно в эту ночь намечено священниками схватить Иисуса, и что стража уже готова и ждёт его, Иуду, чтобы он указал им место. Нужно было идти. Иуда душевно был уже полностью во власти Первосвященника и ни за что бы не посмел не выполнить своего уговора с ним, но, в то же время, как это трудно было, как невозможно, вот так взять подняться из-за общего стола и уйти за стражниками! Время, однако, шло. Иуда готов был бежать очертя голову от страха перед первосвященником, и не мог пошевелиться на своём ложе. Иисус, возлежавший с ним за братской трапезой видел мучения Иуды и понимал их причину. Он знал, что для Иуды единственный выход - признаться в своей слабости, и он будет выкуплен, и тогда всё изменится. Но он знал также, как это трудно для него - преодолеть ложный стыд. И тогда Иисус решил помочь Иуде, дав тому понять, что он всё равно уже всё знает, поэтому откровение истины никак уже не повлияет на облик его в глазах Учителя... И он опять завёл разговор о том, что должно пострадати Сыну человеческому и быть убиту вскоре. Ученики стали спрашивать его, как это будет, Равви? Иисус же ответил: омочивый хлеб с Ним в солило предаст Сына человеческого. Это был намёк, понятный Иуде. Но он не воспользовался этой протянутой рукой. Он переглядывался вместе со всеми, пожимая плечами, молча вопрошая, как и прочие, "кто? кто?" Он не понял этого жеста Иисуса как приглашения к покаянию, но напротив, воспринял как сигнал к тому, что пора идти, так как он разоблачен. Он сам так осудил себя, что не предполагал милости к себе в других, потому что сам был жестокосердым.
   Иисус же сказал тогда ученикам своим: пока аз с вами, есмь свет очей ваших, в котором можете право ходить. Но вот близок час, в который отнимется свет от вас, и будете во тьме; однако утешитесь, ибо испрошу вам от Отца духа светлого, которого Отец пошлёт в Моём Имени, - он научит вас всему и во всякое время, ибо пребудет с вами вовек; Дух истины, которого мир не видит и не знает, но вы знаете и видите, потому что Он теперь с вами и пребудет потом. Не оставлю вас сиротами, но приду к вам в духе святом. И с каждым из вас пребуду в духе сём, и каждого провожу ко Отцу Небесному. И один из вас духа друга своего да не испытует, и будете едины в Боге, если же нет в ком Духа Божия, то пусть держится закона отцов в немощи своей, но свободного в духе пусть не судит и не спрашивает о вере. Если же хочет спастись, то пусть призовёт Имя Божие в истине, как оно явлено сейчас теперь и тогда непременно обретёт друга благого и в слухе, и в духе, и во сне, и наяву, - из уст которого услышит слово верное о всяком деле своём, и последует за ним и спасётся. Таков Завет Новый, который даю вам и скрепляю кровью жертвенной, да не порушиться вовек.
   Глядите же, чтобы не ошибиться вам касательно Завета сего, ибо он не в законе, а в духе, и правда его по ту сторону лежит и не обещает Он вам ничего от мира сего и не требует. Придёт же время и явится посланник Велиара, и объявит себя посланником Божиим. И вот меч его в руке его. И будет спрашивать вас о вере вашей, и будет насиловать совесть человеков угрожая мечом. И привлечёт к себе сынов тьмы, тем, что разрешит убивать во имя Божие, и соблазнит многих обещанием царств мира сего. И соберёт вкруг себя людей с сердцами каменными, в которых семя Божие не прорастает, и станет предводителем разбойников, которые будут грабить и убивать ради веры. И нападут прежде на иудеев, под предлогом испытания веры их, и захватят домы их жён и скарбы. Мимо жирного куска не пройдут ни коли, но будут стязаться с собственниками жира во имя Божие, и так пока весь мир не захватят. И будет это последнее царство века сего. Придёт же всё это от того, что не хочет сатана спасения людей из власти его, и потому так ненавидит Духа Божия, в котором он бессилен; но хочет, чтобы люди оставались в законе, который не спасает. И обнаружит лжепророк себя тем, что будет воевать за новый закон, против старого, уже после того, как всякий закон исполнится в Духе Божием. Отселе помните: закон и пророки - до Иоанна. После же - царство Божие, чья власть не от мира сего. Никто же впредь властью века сего закона Божия да не установит. Теперь же властью данной мне Отцом, вручившим мне души ваши, завещаю, да храните свидетельство о явлении Имени Божия, и поведайте людям, чтобы спастись им чрез призывание его.
   После вечери все пошли с пением псалмов на гору Елеонскую, для праздничной молитвы. И когда остановились они в Гефсиманском саду, Иуда отделился от них и пошёл звать стражу первосвященника. Он не мог удержаться от этого, ибо грех гнал его. Про себя он думал, что это - судьба, что писанного у пророка не изменишь: Высшая воля, связавшая воедино его и Иисуса, избрала его своим орудием. Так ложно трактовал он для себя намёк Иисуса о том, что Он знает о предательстве. Знает и не убегает, не возмущается, не изобличает, а ест с ним, предателем, один хлеб, - значит, даёт санкцию на его действие. Но это была ложь. Поскольку в цепи злой судьбы Иуда был звеном сознательным и свободно-волящим, он мог и должен был хотеть и пытаться изменить судьбу, насколько она от него зависела.
   Между тем, туга смертная объяла Иисуса. Тело его трепетало в составах своих, предчувствуя муку и смерть, душа его страшилась и тосковала, и не было сил достаточных для того, чтобы тугу эту унять. Иисус взмолился к Отцу: "Отче, если возможно, мимо неси чашу эту!"
   Ученики мирно спали под оливами. Когда стража приблизилась и Иисус увидел факелы и услышал бряцание оружия, силы воротились к нему. Он растолкал Петра и Иоанна, а те подняли остальных. Толпа вооружённых, кто чем, слуг архиереевых остановилась чуть поодаль. Иисус выступил вперёд и спросил: Кого ищите? - Иисуса Назорея - отвечал нестройный сонм голосов. Аз Есмь! - произнёс Иисус, что по-еврейски звучало как Йахве. Они отпрянули, некоторые пали ниц. Тогда Иуда отделился от них, подошёл к Учителю и, делая вид, что он по-прежнему любит его и действует по тайному соглашению с ним, поцеловал Иисуса в ланиту. Получив сей знак, стража приступила к Иисусу, чтобы взять его, но ученики заслонили его и вытащили ножи. - Что это, словно на разбойника вышли с оружьем, - сказал Иисус. И затем, обращаясь к ученикам, - Вложите ножи в ножны, не препятствуйте им. Ничто не может произойти с Сыном без воли Отца на то.
   Ученики отступили, и стража схватила Иисуса и скрутила вервием. Ученики, видя это и устрашившись, бежали. Иисуса же повели в суд Совета. Там свидетельствовали против него соглядатаи и истинно и ложно, как то полагается по закону еврейскому. И свидетельств этих было достаточно для обвинения.
   Но оставался один важный пункт, мимо которого первосвященник не мог пройти. В народе об Иисусе распространялся слух, будто он и есть Мессия. Слух совершенно нелепый, - что было ясно всякому, сколько-нибудь сведущему в Писании, - но опасный из-за невежества народа. Этот слух нужно было решительно пресечь, иначе мученическая кончина Галилеянина, которую они уготовили ему, могла послужить к укреплению этого слуха, и этот Иисус мог бы опять появиться в этой беспокойной из-за множества зелотов Галилее в другом уже обличии, как чудом избегнувший казни или как воскресший из мёртвых. Поэтому Первосвященник выступил вперёд и обратился к Назаретянину: Отвечай! Ты ли еси Христос, Сын Благословенного?
   Любой ответ работал на первосвященника, - Иисус понимал это. Он никогда не заявлял о себе прямо, как о Мессии, но никогда и не произносил формул отречения от своего Достоинства. Здесь, перед Синедрионом, когда вопрос был задан прямо и самим первосвященником, невозможно было отвечать двусмысленной притчею. Теперь неуместно было думать, не соблазнится ли кто о нём. Это была последняя его трибуна и прямая схватка за истину о Мессии. Иисус не испугался очевидной нелепости, ибо это была правда, которую собравшиеся здесь просто не могли вместить.
   - Да, Я Христос, - сказал Он. - И вскоре увидите Меня, грядущего на облаках небесных во Славе Отца Моего, Бога Авраама и Иакова.
   Неслыханное богохульство было произнесено. Священник разодрал одежды свои, в знак скорби пред лицом такого греха. Мнение членов Совета было единым - смерть.

0x01 graphic

ПИЛАТ

   Судебное дело было неприятное. Сенатор Понтий Пилат был воспитан на римском праве и хорошо понимал разницу между справедливостью правовой и "справедливостью" в понятиях этого тёмного и беспокойного народа. Состава преступления не было: всё пустые слова. Но хитрый первосвященник Каиафа нащупал место, в которой римское право само теряло своё лицо; где оно расплывалось в нечётком и неразумном "божественном праве", которое вне культа - пустой звук, - если быть честным. Это царское достоинство кесаря, исходящее не из Права, а из божественности кесаря. Разумеется, власть кесаря была законной и правовой: император Рима избирался сенатом и народом и правил на основе закона и в соответствии с нормами права во мнениях лучших юриспрудентов. Но что есть право и закон в глазах грязной толпы варваров и разнузданной черни? Вот для них-то и нужен сакральный царь, который будет казнить и миловать их по произволу. Такому царю они подчинятся. Пилат понимал политическое значение культа императора. Но судить дела об оскорблении Величия ему не хотелось: в них не было чёткости: не было общепризнанных прецедентов. Как тут судить и оставаться справедливым? Уподобляться же этому глупому Соломону, про которого рассказывают иудеи всякие басни, ему претило. Однако, подлый первосвященник как раз в такое дело его и ткнул носом. А хитрая лиса Ирод отвертелся, под тем же предлогом - не в его, дескать, юрисдикции дела об оскорблении Величества. Хотя причём тут кесарь? Как могут оскорбить кесаря смешные претензии провинциального безумца на власть над Ойкуменой? Чем этот несчастный галилеянин насолил первосвященнику? Непонятно! Хотя, надо признать, Галилея область неспокойная. Досада. А тут ещё и Юлия со своим сном. Приснился ей, видите ли сон, в котором боги советуют не трогать этого человека. как тут быть? И Пилат решил допросить галилеянина ещё раз.
   - Так ты царь?
   - Я царского рода.
   - Но этого недостаточно, чтобы быть царём. Много людей имеют царственных предков. Мой род тоже ведёт своё начало от Геракла через царя Тарквиния Гордого. Однако, я не царь. Где твоё царство?
   - Моё царство не от мира сего.
   - Что это значит?
   - Это значит, что я - Господин субботы.
   - То есть?
   - В субботу евреи оставляют всё мирское и посвящают себя Богу. Вот этим служением я и руковожу.
   - То есть ты священник. Понятно теперь, отчего Каиафа на тебя взъелся, - ты ему конкурент. Но ведь ты не священнического рода, как можешь быть священником иудейским?
   - По чину царя Мелхиседека.
   - Это кто такой?
   - Древний царь, служил предку нашему Аврааму, как священник.
   - Ну хорошо, довольно. Скушно мне всё это. Хочешь отпущу тебя?
   - Не можешь ты отпустить меня: нет на то воли моего Бога.
   - Дерзишь прокуратору! Я всё могу именем кесаря, попомни слова мои. А теперь уходи.
   Пилат махнул рукой, давая знак страже увести узника.
  
   Раздосадованный Пилат вышел к народу. Из троих приговорённых к повешению один мог быть освобождён по случаю Пасхи.
   - Хотите ли, отпущу вам "царя иудейского", ибо не нахожу на нём ничего достойного казни? Но клака первосвященника на сходке выкликнула Бар Рабу и перекричала хотевших освобождения Иисуса. Пилат же не посмел настоять ради только тщеславия своего, ибо был благоразумен. Но умыл руки свои, в знак того, что не повинен в смерти человека сего.

0x01 graphic

СВЕРШЕНИЕ

   Осуждённых бичевали крепко, так как священники просили Пилата, чтобы казнённые не оставались на виселицах в канун Пасхи. После такого бичевания Иисус, хотя и был крепок, не мог нести своего креста. К концу дня казни Иисус умер, сидя на сидении позорного креста, больше от бичевых ран, чем от распятия. Ученики бежали из города. Только родственники сопровождали Иисуса на Голгофу. Они же через Иосифа Аримафейского, члена Совета, забрали тело Иисуса и похоронили его в одном из пустующих склепов за городом. Ученики не знали, где похоронили тело Иисуса, так как не присутствовали при сём.
   Вслед за этим вера Иисусова Отцу своему достигла исполнения. В день 15 нисана, после субботы, рано утром, пробудился Иисус ото сна своего, в который впал на кресте, и нашёл себя сидящим в склепе, рядом с телом своим запеленутым, которое видел он ясно, хотя и не было в могиле света. И захотел он встать и выйти, и вышел беспрепятственно из гроба, будто и не было камня приваленного ко входу, - просто оказался снаружи, и всё. Здесь встретил он Марию Магдалину и Марию Клеопову, искавших, где похоронили его. И сказал им: кого ищете? Они же, узнав его, обрадовались и с возгласом "Раввуни!" бросились к нему. Он же остановил их жестом руки и сказал: не прикасайтесь ко мне, не пришёл ещё час мой отойти к Отцу Моему: передайте же остальным, пусть идут в Галилею, там буду их ждать. Так сказал он, потому что был ещё во власти смерти, и не должно было им оскверниться прикосновением к мёртвому, и хотелось ему также быть теперь в Галилее и видеть отца своего Иосифа и дом свой и домочадцев, и прочих ближних. И после являлся он ученикам своим и другим людям в продолжении сорока дней, и по прошествии сего срока был взят ко Отцу в истоки рек Райских. О сём свидетельствовали те, кому Бог открыл. И в день Пятидесятницы собрались ученики его, и Он присутствовал незримо в собрании их, и Его присутствием открылись очи их духовные, и узрели они Истину Господа Иисуса, бывшего во плоти Учителем их и Мессией еврейским, и отсель понесли Весть об Иисусе и обо всём, чему свидетелями были, что деялось о Нём. От них же и мы получили ясное свидетельство, подтверждаемое Духом Святым об Откровении Рода Родов, бывшем в начале века нашего. АМИНЬ!
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  

П Р И Л О Ж Е Н И Е

  
  
   Брат Андрей
  
  
   БЕСЕДА УЕДИНЕННАЯ ХРИСТА ИИСУСА
   С ПЕТРОМ АПОСТОЛОМ
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  

ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ ИСПРАВЛЕННОЕ.

J O S E P H.

  
   0x01 graphic

I.

   -- Скажи, Иисусе, помнишь ли, как претворил Ты воду в вино тогда, в Кане Галилейской? Отчего теперь не творишь такожде,-- чтобы могли мы во всякое время иметь вино для трапезы нашей?
   -- Ходишь со Мною и не пьян еси, Симоне? Или не напояю я вас от лозы Отца Моего? Или сухи сосуды ваши? Разве не ради Моего вина оставили вы браки мира сего?
   -- Никто, Равви, не утолял жажды моей как Ты
   -- За слова сии, Кифа, введён будешь в Место,
   где вовек не изведаешь жажды.
   -- Кое это место, Равви?
   -- В обители Отца Моего.
   -- Аминь! (...) Но ответь всё же, Иисусе, не от Лозы ли Отца наполнил Ты сосуд в Кане, милосердуя о бедных, по слову матери твоей Марии?
   -- Истинно говорю тебе, Симоне, что более следует милосердовать о богатых, чем о бёдных, ибо труднее первым оборотиться и пойти вспять, нежели последним. Жаждущие чуда поклоняются ведунам, но узревший Истину, тот испил от Лозы Моей, ибо получал он истолкование притчи, явленной очам телесным.
   -- Открой же, Равви, кую притчу явил Ты на браке в Кане?
   -- Не ведаешь разве, Симоне, на каком браке воссядет Жених Небесный, и с какой Девой сочетается браком? Тогда будет радость велия, и будут други Жениха пить Воду жизни, и будет та Вода заместо вина,-- ибо не о плоти радуется человек поистине а о том, что Жених здесь и брачуется с Девой в Жизнь Вечную.
   -- Люблю тебя, Раввуни!
   -- Так ли, Кифа?
   -- Ей, Господи! Со дня, как вошёл Ты в мою лодку, утихли все ветра, и научил Ты меня бросать сети одесную корабля,-- и теперь в сетях моих рыба, которой единою можно накормить тысячи алчущих. И сеть моя не бывает пуста. Я тонул в море, по неверию своему, и Ты спас меня...
  
   -- Истинно говорю тебе, Симоне, что всяк не имущий веры в Меня, утонет в море житейском.
   -- Но не Ты, Равви; ты ходить по воде, не омочив ног твоих! Открой, что за знамение явил Ты нам, когда оставил еси лодку нашу и сошёл к берегу по воде?
   -- Знай, Симоне, что Сын человеческий пройдёт по морю житейскому из края в край, и ни одна капля моря сего не пристанет к стопе его; и будет он яко беззаконник, и не имет греха. Вам же надлежит держаться лодки Закона. Но если полюбите Меня истинно, то сможете и вы выйти из лодки и шествовать об руку со Мной по волнам, и придёте на берег твёрд.
   -- Но Ты сказал, Раввуни, что пришёл исполнить Закон, а сам ходишь без Закона. И мы вслед за Тобою. А фарисеи кличут нас беззаконниками и проклятыми людьми. Ежели Ты ходишь без Закона, то в чём же тогда исполнение Закона?
   -- Хотение Отца-- вот Закон для любящего сына. Чего хочет Отец, то Я творю. Возлюбившие же жизнь пуще Жизни не разумеют, чего хотел от них Отец Небесный, посылая к ним Моисея пророка.
   -- Верно хотел Он, чтобы чадца дому Израилева ходили путями Правды,-- ведь так, Равви?
   -- Нет, Симоне, скудно мыслишь ты об Отце. Разве не того же хотят друг от друга дети Адама? Разве не хочет всякий, чтобы ближний его ходил путём Правды,-- хотя сам и сбивается с этого пути? Может ли такое быти, чтобы любящий чад своих Отец хотел того же, чего хотят ненавидящие друг друга дети мира сего?
   Нет, Отец хочет много большего. Ответной любви хочет Он от человека и доверия беззаветного. Добился ли Моисей такой любви к Богу от соплеменников своих? Нет. Иначе бы хлеб фараонов не показался им слаще хлеба, посылаемого Отцом. Всё, чего добился от них Моисей, это готовность воздержаться от некоторых смертных грехов,-- но не бескорыстно согласились они на этот завет, а лишь в обмен на обетование земли, теку щей молоком и мёдом, во владение им и потомству их. Так вместо беззаветности явился Завет, и вместо доверительного послушания Отцу -- исполнение Закона. Но Закон не спасает. Он оберегает от смертного греха в поступке, но от греха в духе не может уберечь.
   -- А что есть "смертный грех", Иисусе?
   -- Смертный грех, Симоне, это такой поступок, коим пресекается в человеке Дыхание, посылаемое Отцом Небесным. Смертным грехом человек умирает в духе. Истинно говорю тебе, Симоне, что мертвее такой человек многих во гробах лежащих.
   -- И воскреснути ему невозможно?
   -- Нет, Симоне,-- потому и зовется: "смертный грех".
   -- И даже Ты, Господи, не можешь воскресить такого грешника?
   -- Разве ты не видел, Кифа, как мёртвые восстают к жизни? Для чего же тогда ходишь со мною?
   - Ты сказал мне, Равви,-- иди за Мной,-- вот я и хожу.
   - Если бы ты воистину исполнил то, что Я сказал тебе, то, может быть, не был бы здесь, рядом со Мною.
   -- Не понимаю тебя, Равви.
   -- Уразумеешь после всех сих, ежели будет на то Благоволение Отца.
   -- Значит можешь Ты воскресить того, кто мертвее всех во гробах лежащих?
   -- Мною одним возможно Воскресение ибо Мне вручил Отец всякую власть в Жизни Вечной. Мною входят в Неё и Мною Меня выходят.
   - И мы воскреснем, Учителю?
   -- Не говорю вам: воскреснете, но -- не вкусите смерти. В Саду Отца Моего Аз есмь Древо Жизни, стоящее посреди.
   -- То самое?
   -- То самое, Кифа. И вы, ежели произрастёте в ветвие Моё, то не вкусите смерти. А кто не произрастёт, не имет Жизни Вечной.
   -- Скажи, Господи, отчего же Адам не восхотел вкусити плода Твоего?
   -- Он испугался.
   -- Чего он испугался?
   -- Смерти, Кифа.
   -- Но, разве на Древе Жизни...?
   -- Висят плоды Жизни и Смерти, Симоне,-- и, не вкусив смерти, нельзя вкусить и Жизни. Адам побоялся смерти. Плохо знал он Отца: не поверил, что всё, от Него исходящее, во Благо есть.
   -- И смерть во благо?
   - Да, Симоне, и смерть во благо. Разве не говорил Я вам, что не может зерно принести плода, не умерев прежде?
   -- Ей, говорил, Раввуни!
   -- Не поверили Адам и Хева; захотели отделить Жизнь от смерти, захотели знать наперёд, что будет с ними, и нет ли в Райском Саду ещё каких опасных плодов. Захотели они выбрать из даров Божьих угодное себе, и так произросли в древо познания доброго и злого, корень которого -- Люцифер, мнящий исправить Творение и отделить в нём "хорошее" от "плохого". От времён Адама не могут люди согласиться в "хорошем" и "плохом", ибо доброе для одного дурно для другого. И через это нестроение Князь мира сего силой приводит их к единой для всех границе между добрым и злым, то есть, к закону мира сего. Так люди и смерти не избегли и Жизни лишились, и вместо смерти-в-Жизнь обрели смерть-в-исчезновение.
   -- Значит в Законе нет Жизни?
   -- Не более, чем во гробе. Оттого несть польза исполняющему закон, и не имеет он заслуги в Царствии.
   -- А как же Моисей, Равви?
   -- Или не читал ты, Пётр, что сказал Моисей, когда привели к нему человека, собиравшего дрова в субботу?
   -- Читал, Раввуни. Сказал он: "да потребится душа сия!"
   -- А Я то же вам говорю или иное?
   -- Ей, иное, Господи!
   -- К тому говорю, что не знал Меня Моисей. А не Знающий Меня не возможет знать и Отца.
  
  

II.

   -- Со дня первособлазна человек -- в плену у Князя мира сего. От Господина своего знает он "хорошее" и "плохое' и это знание ему -- наместо благодати общения с Отцом. Стремится он к "хорошему" без пользы для души своей, и боится наказания Геенны. Раб, принужденный к службе силою и обманом, откликается он на зов господина своего и спешит содеять внешнее добро, которое горшее зла пред очами Господа Живого. Сын же Бога Живого, обитающий в глубоком сердце каждого сына Адамова, откликается только на Голос Отца, а делатель, послушный Люциферу, оставляется им в неподвижности. Если кто любит Сына, то становится ОДНО с Ним и Воля Отца сотворяет в нём Жизнь. Ради единения со Отцом принимает он разлуку с миром и жизнью ближайшей... Веруешь ли, Симоне, что Сын есмь?
   -- Ей, Господи!
   -- Истинно говорю тебе: только тот, кто любит Сына самого по себе, в бесславии его и в поругании, и нищете, в обетовании безвестной и позорной смерти, тот лишь достоин войти в Царствие Божие, ибо возлюбил он Духа Свята, а Бог Дух есть.
   -- Мы, кто с тобой ходит, мы войдём в Царствие?
   -- Паки говорю тебе, Симоне,-- лишь тот из вас, кто любит Сына в бесславии Его, не по вещанию пророков бывших прежде, не за чудеса и знамения, не за обетование Жизни Вечной, не за Царство Его и не из страха пред последним Судом, тот лишь пребудет с Ним вечно в лоне Отца Его.
   Кто почтит Сына Человеческого, встретивши Его на перекрестии дорог, не ведая, кто он и откуда, не обретая в нём никаких знаков царского достоинства, никакой пользы ни теперь, ни в будущем,-- тот будет прощён. Что мнишь себе, Симоне,-- или не веришь в Прощение?
   -- Скажи, Господи, отчего Иоанн звал к покаянию и очищению водой, а Ты отпускаешь грехи без покаяния? Ученики Иоанновы пеняют нам на то.
   --Кто пребывает в любви ко Мне, на том нет греха. Если кто сильно алкал и не имел хлеба, и сорвал плоды в саду чужом и ел,-- вменится ли это ему в вину? Разве жестокосердыми... И если кто сильно жаждал и, не имея источника воды чистой, нашёл лужу и пил, попеняют ли ему на это? Разве жестокосердые... Ежели кто любит Меня, то пребывает в сокрушении от разлуки со Мной,-- это ли не больше покаяния.
   В ответ на любовь ко Мне раскрывается Лоно Отца Моего, и истекают из Него реки живые, омывающие от всякой скверны. Не больше ли Иордана река, истекающая из Лона Отца Небесного?
   - Ей, больше, Господи!
   -- Так в какой же реке лучше креститься?
   -- Воистину Равви, твоё крещение больше Иоаннова. Крести меня водою живою,-- я тоже хочу, как и ты, исцелять недужных.
   -- Неразумен ты, Пётр, и плачет о тебе душа моя. Давно уж крестил я вас, и не уведали того.
   -- Отчего же тогда не можем врачевати, как ты? Мы тоже хотим сотворить чудо, чтобы
   поверили нам люди, яко от Бога исшёл еси.
   -- Разве лекарем послан Я к вам? И разве исцеление недужного -- чудо? Если и есть в том чудо, то малое весьма. И как же вы в мале видите, а великого чуда не разумеете? Истинное чудо Аз есмь!
   -- Ты чудный, чудный, Иисусе, и восхищаюсь я тобою, но скажи всё таки, как врачуешь ты болящих?
   -- Эх, Пётр, ничего--то ты не разумеешь. Видишь там, у источника жену, наполняющую скудель свою водою?
   -- Вижу, Раввуни.
   -- Разумей, что так же наполняет Отец плоть Сына человеческого Водою Жизни. Истинно говорю тебе, что нет на Земле плоти, более живой, чем плоть Сына Человеческого. И от плоти Его перетекают воды Жизни во всякую иную плоть, иже коснется Его с верою. Род же сей неверный хочет иметь плоты свою целу, а о душе небрежёт. Но кая польза в целом теле, ежели душа увечна? Не говорил я вам разве, что лучше отсечь члены свои и вырвать глаз свой, если идёт от них пагуба душе? Рассуди сам, не больше ли члены духовные членов телесных? И что легче, уврачевать тело или уврачевать душу? Не всякий ли знахарь, воскуряющий бесам, врачует тело? Душу же никто не уврачует помимо Меня. И что пользы в телесном исцелении, если душа осталась боляща? Верно говорю тебе, Симоне, что исцеление телесное временно есть, ибо от больной души и тело недужится. И как же вы, ходящие со Мною, чудо исцеления плотского видите, а много более великого чуда исцеления духовного не видите? О прозрении каких слепых и хождении каких хромых велел Я возвестить вам, как о делах Отца Моего Небесного? О восстании каких мёртвых должно проповедати? Разве не знаете вы, что мертвые не живы, а живые не умрут?
   -- И мы не умрем, Равви?
   -- Если войдете в дверь отверстую, кою невозможно затворити, то не умрёте.
   -- Где сия дверь, Равви.
   -- Здесь, Симоне.
  

III.

   -- Ты, Раввуни, повторяешь нам часто, что должно тебе пострадати,-- отчего так? Отец твой так велит?
   -- Нет, Симоне, Отец любит Меня, и Я являю Отца миру, ибо Имя Его есмь, - Логос начальный, предвечный и всеобъемлющий. Но, изгнав Отца из сердец своих, изгонят Его и из градов своих, и с лика Земли. На Сыне Человеческом явят они сущность Богоубийцы. Не иначе может мир быти, неже умерщвлением Бога Живого, ибо разрушает Творец то, что созидают люди. И к тому, убьют они плоть Сына человеческого, чтобы уничтожить явление Воли Божьей на земле; потому что по своему усмотрению связывают здесь, не разумея, что не связать человеку того, чего прежде не связал Бог, и также не развязать связанного Им. Заботятся о благе народном, будто в их руках благо. Не знают также, что из любви к Отцу и верности союзу с Ним, аз прежде судов их уже принял смерть, отказавшись от утех земной жизни, дарованных человеку, и, взяв ношу Сына Божия, которого назначил Отец в жертву, как Исаака Авраам; отвергнувшись царств земных, как уделов Сатаны, где друг друга связывают неправдой, не надеясь на правду Божию; и приняв венец Царства Небесного. Но как же тяжек и колюч венец этот здесь, на земле! Не служу аз Змию и не соблазнился посулами его. Не пью аз крови, но Отец живит меня влагой рек, истекающих из чресел Его. Потому нет Меня во плоти, и плоти нет во Мне. Но послушна мне плоть, как Господину, ибо не от себя властвую, но имею власть от Творца плоти сей. И убьют они плоть мою смертью лютой и не достигнут цели своей. Ибо, когда воссяду я на трон свой небесный, многие встанут под руку мою, и в их плоти будет воля Моя. Так умножится плоть Бога, ибо телом Его будет церковь Его.
   И содеются страдание и смерть Сына Человеческого во спасение ваше и обличение грешного мира. Чтобы увидели вы воочию и убедились, что смерть, - которую принял я волею прежде, нежели мир, предавшийся Дьяволу, обнаружил меня как врага, - к Жизни есть. Дабы узрев, что не убегаю аз смерти, могли бы и вы избрать благую часть и, умерев, возродиться для Жизни вечной ещё при жизни сей. Чтобы смогли вы возлюбить смерть, поверив в живот, грядущий за нею.
   -- Не разумею, Равви, что говоришь ты...
   -- По воскресении Моём приведу к вам Мужа, смертию моей рождённого к Жизни, который разъяснит вам вся сия.
   -- Значит, ты воскреснешь, Равви?
   -- Да будет, ибо не вкусит смерти тот, кто уже прежде умер для временного и возродился к Жизни Вечной, и на Небо принят ещё при жизни сей; и воздвигнет он Себе человека в сына, и гражданина - в поданного.
   -- И мы увидим тебя?
   -- Увидите, но не всем дано будет узнать Меня, а лишь тем, кто и теперь уже Меня знает.
   -- А я знаю, тебя, Иисусе?
   -- Аз сущий в тебе знаю Себя. Но предан ли ты Мне, и не отречёшься ли в час испытания?
   -- Ни за что, Раввуни!
   -- Не торопись, Симоне, не зарекайся, не искушай Господа твоего.
   -- Но после всего, что должно приключиться, ты будешь с нами опять, Иисусе?
   -- Прежде ответь мне, Кифа, - всегда ли с человеком то, что вовне его, хотя бы и принадлежало ему?
   -- Пожалуй, нет.
   -- Верно. Ибо всякой внешней вещи и всякого внешнего присутствия может быть лишён человек. И скажи мне ещё, что ближе человеку: то, что вовне его, или то, что внутри его?
   -- Думаю, то, что внутри.
   -- Верно разумеешь, Кифа,-- ибо от полноты внутренней является внешнее человека, а иначе -- ложь. И так внутреннее предшествует внешнему. Теперь отвечу я на твой вопрос. Да, Аз буду неотлучно с каждым из вас, хотя бы рассеялись вы по лику Земли. И не Учителем пребуду с вами, как теперь, а во Славё, коею прославит Меня Отец мой; и со властью, которую принесёт мне Слава Божия. Мною спустится Небо на Землю и войдёт в человеки. В вас пребудет оно, как гражданах Небесного Иерусалима.
  

IV.

   --Иисусе!
   -- Чего тебе, Кифа?
   -- Вот возвещаем мы о тебе с кровель домов Израиля и на стогнах городов его проповедуем Помазание твоё, но люди не верят нам. Они спрашивают, кое знамение явил Бог Воинств о нём? И как мы узнаем Помазание его? Не ведаем мы, что отвечать людям сим. Отчего не просишь ты Отца своего, чтобы явно возвестил Он о тебе народу Израиля?
   -- Род сей неверный ищет знамения, но не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка. Разве не говорил я вам этого?
   -- Помню слова твои, учителю, но прошу, истолкуй мне слова сии, ибо не согласились мы меж собой о смысле их.
   -- Знаешь ли книгу Ионы пророка?
   -- Знаю, Раввуни.
   -- Тогда скажи мне, Кифа,- ты ведь рыбарь, - есть ли где у нас море, в котором водилась бы рыба столь великая, что могла бы проглотить человека, не повредив членов и самой жизни его?
   -- Нет поблизости такого моря, учителю. И в Земле Филистинской такого моря нет Разве от Нубийского берега к Восходу может обитать такая рыба...
   -- А не больше ли Змей Левиафан всякой рыбы?
   -- Пожалуй, что и много поболее будет Левиафан любой рыбы.
   -- Верно, Кифа. А скажи, далеко ли надобно плыть, чтобы повстречать сего Змея?
   -- Того не ведаю Равви.
   -- Так знай же, Кифа, что плыть за ним не надобно вовсе. Ко всякому приплывает он сам, ибо не в морских, а в житейских водах обитает тот Змей. А в море -- лишь образ его. Не видишь разве, как шевелится плоть его на улицах городов израильских и под кровлями Иерусалима?
   -- Не разумею притчи твоей, Иисусе.
   -- То не притча, Кифа, то -- явь. Скажи мне, ежели несть Бог в человецех сих, то кем же тогда скрепляется воедино народ?
   -- Помни, Кифа, что скажу Я тебе: кто не принимает Меня и слов Моих не послушает, неминуемо поглощается Левиафаном и погибает вместе с ним для Царствия Божия. И почувствует он себя в плену, и не возможет выйти. И будет сей плен ему во знамение обо Мне и о Власти, данной Мне Отцом -- разрешать узы мирские, ради ига Царя небесного.
  

V.

   -- Прошу, поведай мне Равви, како вселяются бесы в человека? Или воля Отца Небесного есть на то?
   -- Не может, Кифа, быть таковой воли у Отца твоего и Господа Сил. Но свобода дарована Им человеку: иметь волю неущемлённую и отношения со Отцом непринужденные. Низвергнул Бог-космократор бесов в Преисподнюю, по сотворении человека, Кифа, и заключил ту Бездну печатью Имени своего, которое свято есть, - да не коснётся ему нечистое! Но не сокрыл Господь ничего своего от человеков, ибо их предназначил взять от Земли в Царствие Свое, в Сыновья Себе. И ключи от Бездны доверил Он человеку, ибо не возможно ключи от Неба дать, а от Бездны утаить, яко на едином стержне суть. Но возбранил Господь отмыкать Бездну и выпускать оттуда духов, боящихся Света Лика Господня, сиречь духов Тьмы.
   Человек, коего родила Земля, одушевляемая Господом, назначен Богом к тому, что бы сочетаться браком с Духом Святым. Но за невесту должен он послужить отцу её, подобно тому, как служил Иаков Лавану, тестю своему. И в конце первого срока служения получит он в жёны Лию, у неё же глаза гноятся; в конце же второго срока получит Рахиль, со взором чистым. Но человек не знает, какому Духу он помолвлен. Взрывает он вёслами воды моря и рождает водяных духов. Преступает закон и вызывает духов Бездны. Он -- ребёнок в Царстве духов: не знает, сколь опасны они. Играет ключами, полученными от Бога на погибель себе: сочетается с духами Преисподней.
   Господь дал человеку всё, чтобы он мог познать себя,-- кто есть? Если бы не так, не дал бы ему свободы, так как стала бы она ему -- к верной погибели.
   -- Научи, Господи, как нам распознать духов, с какими сочетаться?
   -- Говорил вам уже: по плодам их познаете их.
   -- Я помню, Равви. Но где суть плод их? Во благе ли? Но ведь и неправедные богатеют. Во зле ли? Но разве Иову не было зло во благо? В добрых ли и злых делах? Однако и поклоняющиеся Ваалам добро деют, а дети Авраама зло творят.
   -- Не говорю вам " в делах", яко дела добрые и злые -- токмо листвие наружное, плоды же зреют в глубине, у корней. По Воде, текущей через сердце твое, суди: не мутна ли?, не к смерти ли омывает жилы твои?
   -- А ежели беснуется ближний мой, то как изжену бесов из него, Равви?
   -- Чтобы ближнего от беса освободить, первее надо самому от них очищену быти, и разобрать у себя ключи горние и дольние, и не путать их впредь.
   -- А что есть "ключ", Равви?
   -- Аминь говорю тебе,-- яко всякое слово человеческое есть ключ, и всякое помышление и раскрытие ока, и внемление ушей, и движение уст. Нет иного средства отогнать беса, кроме как явить Лик Господень. Но бес отогнанный возвращается, прихватив с собою и сотоварищей. И будет тако, дондеже человек, неосторожно Бездну отомкнувший, не научится сам замыкать ее.
   -- А как замыкать её, Равви?
   -- Сие всяк из вас должен уразуметь на опыте своём, если устремление ко Господу изберёте водителем вашим. Помните к тому, бесы распущены,-- оттого говорил вам: блюдите препоясания ваши, кои суть замки. Бесы извивисты,-- к тому держите стан свой прямо и не уклоняйтесь на поприщах ваших. Бесы гугнивы и болтливы,-- к тому держите уста сомкнутыми и не давайте глазу вашему блуждать направо и налево.
   Но пуще всего блюдитесь от Князя мира сего, который есть противник Господу, подражающий Ему во всём. Маскируется он под Господа и ведёт человека к погибели, уничтожая в нём семя Небесного рождения. Творения его пусты. Кто видит внутреннее, видит, что творения его пусты суть.
   -- Если низвергнул Господь бесов в Бездну и заключил, то как ты говоришь, что видел Сатану, спавшего с Небес, когда пришли к тебе некие от семидесяти, посланных тобою возвестить Царствие?
   -- Или совсем не разумеешь Слова моего, Кифа? Сынам человеческим передал Отец Небесный всё Царство своё. В воле человека возвести и низвергнуть, заключить и отворить. Не Господь, но человек, становясь с ног на голову, возводит Сатану на Небо своё и поклоняется ему, как Богу. Кто не свергнет Веельзевула с Неба своего, не возможет заключити Бездну, но сам будет той Бездной, кишащей гадами, прикрытой ложью, как завесой расшитой ликами ангелов на ней. К тому говорил Аз, что видел Сатану, спавшего с Неба, когда узнал, что бегут бесы от лица семидесяти. И видел Я падение Сатаны раньше, прежде всех век.
   -- Ещё истолкуй мне, Равви, как может такое быти, что Господа хулящий наказанию не подлежит, но токмо, аще кто на духа Свята воздвигнет хулу?
   -- Не говорил Я вам разве, что не всяк зовущий Меня "Господином" , внидет в Царствие Божие?
   -- Ей, говорил, Равви.
   -- А скажи мне, Кифа, что мнится тебе, кто из двух больший грешник: отвергающийся Господа устами, но сердцем чтущий, или устами чтущий, а сердцем отвергающийся?
   -- Мнится, яко второй.
   -- Верно разумеешь, Симоне. А кем пребывает Господь в сердце человеческом, не Духом ли? К тому глаголю вам, что отвергающийся Господа устами, но дающий место Духу Святу в сердце своём, оправдан будет в Царствии. И, напротив, изгнавший Духа Свята из сердца и усердно проповедующий Имя Господне, тот будет осуждён,-- ибо не сосуд живит, но Вода, иже в нём обретается.
  

VI.

   -- Просвети разумение моё, Иисусе,-- вот, отошли мы от пути иудеев и возвещаем поклонение Богу в Духе и Истине, как Ты учишь, но всё таки неведомо мне в точности, что есть поклонение в Духе?
   -- В спорах с книжниками расточаете себя всуе, повторяя слова, смысла которых не разумеете. Ведомо ли тебе, что Бог Дух есть?
   -- Ты сказал, Равви.
   -- И что же значить может поклонение в Духе, кроме: не приносите Мне более овнов и козлищ; ни возлияний, ни воскурений, ибо не плоть Аз есмь; и не приносите Мне более дел Закона, ибо не царь Аз земный; не приносите славословий, ибо не герой есмь,-- но ищите единения со Мною в духе. Коего ты духа, тот и Господин тебе. Аминь говорю вам, что выбирая между светом и тьмою, не между днём и ночью выбираете, но между духом тьмы и Духом Света. Выбирая между жизнью и смертью, не плотски выбираете, но между духом Живым и духом мертвым. И такожде, желая исполнить Закон, не букве следуйте, но поселите в себе Духа Жизни, от коего Закон исходит. И что значить может, к тому, поклонение в истине, кроме того, что держитесь уверения Истины, получаемого в Духе, а не установлений человеческих и священнических,-- и будете Мои. А кто Духом Моим не дышит, как возможет считаться Моим, хотя и весь Закон соблюдёт? И кто Правду мою нарушит, хотя и в законе, может ли в моём Суде оправдан бытии? Ответь, к тому, что первее: Творец или творение, Бог или заповедь Его? Не от Закона к Духу идут, но, от Духа к Закону. Или, что первее: корень аще же листвие? Имея в себе корень, листвие всегда взрастите, не имеюще же корня, засохнет листвие. А что есть корень, как не любовь к Сыну Человеческому, которого узрел пророк на небе?
  

VII.

   -- Скажи, Иисусе, отчего бы 0тцу не взять нас к себе сразу? Для чего даёт Он нам это тело плоти и понуждает жить на грешной земле, терпя страдания и поношения? (Отвечая, сказал ему Иисус:)
   -- У некоего Отца было три сына. И когда отрочество их исполнилось, купил отец три пары сапог и дал каждому по паре, наказав явиться пред лицо его не прежде, чем сносит каждый свои сапоги. И обулся первый из них и пошёл по блудницам и по корчмам искать развлечений. И обулся второй, и по на торжище, сколачивать деньгу. И обулся третий, и отправился в дальний путь, к Учителю Мудрости, чтобы тот научил его.
   И сносил каждый сапоги свои, и явились сыновья к отцу своему. Первый сын в непотребствах истратил себя прежде, чем сапоги, и не узнал его отец. Второй скопил богатство, но не собрал достояния, которое видно, если заглянуть не в мошну, но в глаза человеку. Третий же пришёл и сотворил поклон, и принес свет, что в глазах. И сотворил его отец наследником мимо двух первых. Тех же прогнал от лица своего.
   Так вот, Симоне, и тело наше подобно сапогам, которые даёт нам Отец,-- да износим их ради научения нашего.
   К тому и иную притчу сказал ему Иисус:
   Погляди, Кифа, на тритона, который сам на земле, но в воде рождает детёнышей своих,-- и те обитают воде, подобно рыбам, пока не придёт Время оставить воду и выйти на сушу. Но, как дети тритона не рыбы суть-- хотя и обитают в воде,-- так и дети Света не твари земные, хотя и пребывают на Земле до Времени.
  
  
  

VIII.

   -- Скажи, Господи, почто хочешь Ты покинути нас и принять муку от нечестивых? Разве мало у нас убежищ за Иорданом и в земле Ефремовой, где не достанут ненавидящие Тебя?
   -- Неразумен еси, Симоне, -- что мне прятаться от нечестивых? Они сами бегут от лица моего. Не нечестивые но праведные, блюдущие Закон, те убьют Сына Человеческого, яко нарушителя Закона. Но Сына Отца не возмогут убити. Бегая смерти, кого спасу? Сына человеческого? И погублю тем Сыновство Моё небесное? Да не погублю! Удел же человеков -- смерть. Се, грядет день, который близок есть, и вылетит бабочка из кокона своего. Тому быть должно. Подобны бо дети Отца живого кукушкиным птенцам: возрастают они в чужом гнезде, где и пища припасена Отцом их. Хозяева гнезда пищи той не могут потребити, но гнездо сложено ею. Дети Неба приходят, пищу потребляют гнездо разоряют. За то побивают их хозяева гнезда. И так будет, пока не кончится лёт, и не населится Небо. Тогда умрёт Земля, и всё, что на ней, ибо прейдёт тогда срок жизни ея. Так перерезается пуповина, и младенец идёт в жизнь. Послед же бросается псам, яко нет в нём более нужды.
   АМИНЬ.
   Беседа сия по соизволению Божьему услышана и записана Братом Андреем. Да свидетельствует Дух Свят об истине ея. А ежели в чём погрешил против Духа Свята, иного духа дыханием соблазнясь, то пусть простит Господь!
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   54
  
  
  
  
  
   54
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"