Тусклые снежинки застывали на шершавом рыжем воротнике, которым Лисицын глушил упрямые толчки кашля. У вымазанного снегом города было чахоточное лицо - как у жителя, оказавшегося на эшафоте за непропорциональность мысленных форм. Пальцы в дырявых перчатках всё ещё чувствовали укусы холода, находя временное убежище в потайных карманах джинсовых брюк. Морозный ветер дирижировал сбивчивыми мыслями бродяги, но не мог стереть память; где-то за нависшими над рассыпанной землёй облаками поднимался туман. Игорь немигающим взглядом следил за фигурами новорождённых призраков, оставляющих ледяные поцелуи на излучине его лба, и опустился на колени, ощутив неприятное жжение в груди. Над изрезанным фьордами берегом кружились суетливые птицы; звуки, лишённые музыки, щекотали уши. Лисицын упал на лёд, раскинув тяжёлые руки, казавшиеся ему самому теперь неподъёмными.
Метель готовилась накинуть на тело путника ловец снов; человек не мог пошевелиться, под прозрачной кожей обозначились сине-бурые пятна, а мир сжимался до размеров карточного домика. Мокрый ветер плевался оскорблениями, но одиночка, не внимая ни слову, смиренно склонил голову перед стихией.
Сложно представить, что ещё несколько дней назад Лисицына интересовала наскальная живопись, ради исследования которой он и затеял этот гибельный поход. Игорь не знал цену, которую придётся заплатить его совести. Но теперь не мог вернуться: разве способен человек, потерявший близкого друга, простить случайного выжившего? Игорь забрал чужое тепло, чтобы оставить самого себя, и пусть он никогда не искал такой судьбы, человечество не найдёт для него оправданий. Лисицын посмотрел на свои замёрзшие, но живые пальцы: наверное, Настя думает, что он погиб. Когда она согревала равнодушные руки мужа и доверчиво прижималась к его груди, он только исполнял скучный обряд прощания, нетерпеливо отстраняя надоедливую жену. С первого взгляда Настя напомнила ему нашкодившего ребёнка; большие синие глаза смотрели на Игоря с пугающей преданностью. Казалось, она была готова взять всю его боль на себя, даже не разобравшись в её масштабах. Эта готовность к самопожертвованию вызывала у мужа аллергическую сыпь, и он только хлопал дверью перед встревоженным лицом. Таким же глупым ребёнком она выглядела, когда пришла сообщить о своей беременности. Робко постучала, облизала сухие губы, тронула Лисицына за рукав, неуклюже задев локтём дорогую вазу, и с вечной виноватостью во взгляде пробормотала:
- Ну как бы... вот... - да ещё и пожала плечами, растянув губы в слабой улыбке.
Настя вообще ограничивалась короткими фразами, так и не научившись строить из них предложения, но он понимал без слов, потому что она всегда оставалась на поверхности, которую можно было видеть, слышать и осязать.
Лисицын женился в тридцать девять лет на курносой блондинке, вечно чем-то пристыженной и чего-то стесняющейся; Насте ещё не было даже девятнадцати, и их союз заведомо отдавал трагикомедией. Игорь никогда не любил жену, но ему нужен был человек, который не исчезнет, а Настя служила ему с безраздельной покорностью, точно задавала риторические вопросы - не требующие ни прямого ответа, ни эмоционального отклика.
Но почему-то сейчас, не смея пошевелить ни одной частью придавленного усталостью тела, Лисицын вспоминал о Насте с необъяснимой нежностью. Когда она узнает о его невозвращении, то, конечно, заплачет, красивые глаза припухнут, и острая боль их уже не покинет. Однажды вдова покачает головой и возьмёт всю вину на себя - ту, что теперь грузом прижимает его к земле, ту, что сейчас перекрывает ему дыхательные пути. Где-то в глубине себя Настя примет как данность проклятие убийцы, стоически вынесет все удары судьбы и со свойственным послушанием положит голову на плаху.
Помнится, тогда он сказал:
- Воспитай моего сына.
Она только затрясла головой, отрицая саму идею невстречи, и на глазах уже показались первые слёзы. Лисицын понял, что они предвосхищали, но не смел признаться самому себе - трусу перед лицом закипающего в чайнике частных судеб апокалипсиса.
"17 января группа археологов из десяти молодых учёных во главе с профессором И. В. Лисицыным поехала в экспедицию с целью исследования наскальной живописи. Ни один из них не вернулся. В результате проверки были найдены тела десяти человек. И. В. Лисицын в настоящее время объявлен пропавшим без вести. На данный момент ведётся расследование по делу", - Игорь криво усмехнулся, выдумывая, как преподнесут события местные средства массовой информации. Может быть, в скором времени он замёрзнет или умрёт от истощения, но даже тогда Настя не сможет оправдаться: жена зачинщика, жена предателя, бедная девочка, случайно залетевшая в сачок, когда он ловил гибкого махаона.
Если верить прочитанным книгам, которые оставили только бледные очертания цитат на задворках предсознательного, его жизнь должна пронестись перед глазами за несколько минут до смерти. Она должна перестать вызывать компульсивный страх, сопровождавший беднягу при жизни, он должен прийти к высшему смирению, пройдя длинную лестницу от абсолютного отрицания до полноценного принятия. Лисицын едва удержался от смеха, хрипло откашлявшись в кулак: кто выдумывает подобные небылицы? Никто не сможет дать истинное описание смерти, кроме уже умершего. Но мёртвые, к счастью или к сожалению, лишаются Слова - первоначала того мироздания, которое вызволил из плена черновой тетради один творец, названный Богом. Не смея в этот решающий момент избавиться от художественной предзаданности, Лисицын закрыл отяжелевшие веки, чтобы пробудить память. Сквозь заиндевевшие воспоминания тонкими штрихами очерчивалось одно лицо - той, кого он по-настоящему любил.
Это случилось несколько веков вчера, когда крушение его корабля казалось таким отдалённым, что порой смело выглядеть и вовсе невозможным. Подогревая слабые надежды на бессмертие признания и славы, молодой и талантливый кандидат исторических наук обедал в дорогом ресторане и со скептицизмом читал сообщения юного помощника. Лисицын готовился к проведению крупных археологических раскопок за границей, которые должны были сыграть решающую роль в его научной судьбе. Помощник, веснушчатый студент с восторженно приоткрытым ртом, сообщал о том, что ему, лучшему специалисту в России, придётся работать в паре с какой-то молодой англичанкой Линдой Джонсон. Эта высокомерная особа якобы добилась немалых успехов на поприще археологии и потому не собирается уступать лавровый венок сопернику из России, но готова на дружеское рукопожатие. Лисицын не подал ей руки во время первой встречи, ещё не зная, что однажды она поставит его на колени.
Линда Джонсон - наверное, самая яркая противоположность его скромной Настеньки; грациозная и женственная, уже познавшая все прелести данной ей во владение красоты, энергичная и уверенная в себе, сильная и упрямая, она с первого презрительного взгляда опрокинула самолюбие Лисицына на дно фарфоровой тарелки и разбила, со звоном бросив под ноги. И он зайцем проскочил мимо, всё-таки изранив не защищённые теплом осенних ботинок стопы. Она действительно была талантливой и начитанной, но подчёркнутая надменность образованной женщины не раздражала Игоря, но и не оставляла равнодушным. Он всегда вздрагивал от громкого стука её каблуков, потому что Линда ненавидела тишину и даже по ночам не умела оставаться одна. Она много выпивала и всегда в компании мужчин, часто смеялась, запрокидывая кудрявую голову, никогда не прикрывая рот, удивительно напоминающий красивое ювелирное украшение.
- That joke is just awful, my dear! - выкрикивала, скрещивая длинные пальцы, - I can"t hear it anymore!
- Линда, - говорил иногда Лисицын, перебирая пряди густых каштановых волос, - Как я хочу, чтобы ты принадлежала только мне! Но нет, ты ведь ветер, который невозможно удержать. Рядом с тобой я чувствую себя ничуть не менее одиноким, чем эти звёзды... Глупые, небрежные швы на чёртовой чёрной ткани!
- Close the window, please. I"m cold. I feel a shiver run down my back... I"m afraid because you speak a lot... - звуки её мелодичного голоса постепенно ускользали, и она засыпала на его плече, превращаясь в беззащитного младенца.
Игорь открыл глаза: звёзды казались такими же недружелюбными, как и тогда; они насмешливо поглядывали на одиночку, всем своим видом выражая непоколебимое превосходство. Он приподнялся, слепил из снега шар и бросил в их издевательские физиономии, но снежок рассыпался раньше, и неуклюжие хлопья плюхнулись прямо на лицо своего создателя. Лисицыну пришлось долго кашлять, чтобы выпустить из себя маленькие угрозы из внешнего мира, не опасные, но досаждающие.
...а потом Игорь взял её за руку, чтобы поднести к лунному свету и проверить на прозрачность и отражаемость. Линда Джонсон предательски рассмеялась, и где-то под рёбрами, куда уместилась в этот момент вся его личная вселенная, взревела страшная боль, оставившая частицу себя даже в сегодняшнем дне.
- This is my revenge, - хищный взгляд разъярённой орлицы. Линда ударила Лисицына клинком того самого ножа, который им удалось обнаружить на месте раскопок и который, с высокой долей вероятности, принадлежал древним скифам. Тогда Игорь почувствовал себя важным звеном в цепи сменяющих друг друга исторических событий, и это вдруг возродившееся в нём чувство неистребимой связи времён заставило опуститься перед предательницей на колени. Она хотела всего лишь быть лучшей и носить лавровый венок как украшение для волос, а он в первый и последний раз познал выпущенную из клишированных объятий кинематографа любовь - ту, что бросила вызов его эгоизму и навсегда пошатнула врождённую веру в собственное превосходство.
Воспоминание заставило Лисицына застонать; он ощутил внезапную боль в том месте, где красовался теперь шрам, и подумал, что, должно быть, пришло время расплачиваться. Заклеймённая неисправимыми ошибками, его жизнь острой проволокой скользнула по коже; конечно, он нёс часть собственной вины, но ещё одна часть пришла как будто извне, из глубин других веков и иных поколений. Может быть, он согрешил многим ранее, когда ещё был не вполне Игорем и не вполне Лисицыным; душа продолжала напоминать об этом опыте, но тело отказывалось вслушиваться в голос памяти и потому считало наказание незаслуженным.
- Ну, ну, вставай же!
Лисицын вздрогнул: шрам болел вовсе не от воспоминания, а от крепких зубов нетерпеливого волка. Игорь впервые видел хищника на таком близком расстоянии, и страх за ничтожное своё существование на пороге небытия, который он вот-вот собирался переступить, мухой забился в паутине живота. В кармане историк нащупал перочинный нож и сделал неловкое движение, сломав оружие о голову животного. Волк разозлился ещё больше, вцепившись путнику в колено и потащив за собой. Каждый шаг доставлял Игорю такую физическую боль, что он забыл о своих расчётах с несправедливой судьбой; жалкое желание жить сконцентрировалось в каждой клетке измождённого тела, и инстинкты одержали верх в единоборстве со страхами.
- Хватит, Пушок, достаточно с него, - незнакомец, голос которого Лисицын уже
как будто слышал, принялся отряхивать лыжи от снега. Волк послушно освободил ногу бродяги и спрятался за спиной хозяина, где проворно расправился с куском свежего мяса.
- Пу...Пушок? - Игорь поперхнулся и долго кашлял; он всё ещё лежал на снегу и
с недоверием разглядывал странную парочку. Сложно было поверить, что в рассказах о приручении диких животных есть доля истины.
- Поднимайся, я приготовлю нам мяса, - сухо сказал лыжник и махнул рукой
в сторону бедной хижины.
Игорь с удивлением обнаружил, что волк стащил его с горы, за которой, как оказалось, живут люди; он посмотрел на свою ногу - она выглядела устрашающе - и, поморщившись от отвращения, предпринял попытку подняться. Пушок неожиданно оскалил зубы, Лисицын невольно отстранился, не удержав равновесия, и рухнул на колени.
- Не беспокойся, он не нападёт, пока я не прикажу, - раздался бесцветный голос
незнакомца, который едва ли успокоил уставшего археолога.
В хижине было просторно и пусто; землю покрывало тёплое одеяло, на котором по-хозяйски расположился Пушок. Лисицын сел на корточки у костра, протянув руки к огню. Тепло подействовало как целебный нектар, уже скоро Игорь почувствовал приятную истому и зазевал, на миг вообразив себя в безопасности. Вид жареной медвежатины заставил его желудок издать победный клич. Убийца голода молча наблюдал за поведением путника, сделавшегося вдруг таким бесстрашным, и продолжал прятать лицо за капюшоном. Лисицын на время забыл о существовании немого созерцателя и вспомнил только, когда окончательно насытился. "Хорошо бы теперь подре..."
- Не интересно, кто я? - прервал его громкие мысли хозяин Пушка.
Лисицын пожал плечами. - Наверняка ты живёшь в этих местах и решил помочь
умирающему человеку.
- Помочь умирающему человеку? - он рассмеялся, и этот смех вызвал неприятную дрожь на спине Игоря. - Всё не так просто, милый друг, - собеседник расстегнул куртку, снял капюшон и, оказавшись в длинной полосатой кофте, повернул к собеседнику своё лицо.
Он вскинул густые брови, контрастирующие с холодной бледной кожей, за которой, кажется, не циркулировала кровь. Глаза прирождённого лидера - тёмно-зелёные и самовлюблённые - полупрезрительно сузились. Энергия такого высокомерного взгляда оплёвывала случайного зрителя и держала на расстоянии. Одно веко казалось многим больше другого, и потому этот человек выглядел немного задумчивым, точно всё время решал в уме задачи и вёл ему одному понятные расчёты. Опущенные уголки губ и раздувающиеся ноздри держали наблюдателя в постоянном ожидании срыва. С минуту Лисицын разглядывал это лицо и едва сдерживался, чтобы не закричать, не сорваться с места, не убежать прочь. Вот только язык прирос к нёбу, лишая звуков свободы, а ноги как будто парализовало, лишь капли крови бесшумно скатывались с изуродованного колена на горячую волчью шерсть.
- Как такое может быть? - губы Лисицына затряслись. - Кто ты такой?
Один уголок рта незнакомца поднялся кверху.
- Тот, кто убил твоих друзей.
- Нет, нет, это была лавина... снежная лавина...
- Я этого хотел, жаждал их смерти. А знаешь почему? Я единственный имею
право быть лучшим. Я не позволю, чтобы кто-нибудь взял мои лавры себе. Тот паренёк, который нашёл древние рисунки... Знаешь, что было бы, если бы он выжил?
- Как ты можешь такое говорить! Он был моим студентом, и я хотел, чтобы он...
- Умер.
- Нет!
- А все остальные мне просто мешали. Они рассказали бы правду.
- Ложь!
Лисицын держал руки на поясе, с каждой собственной фразой наступая на противника и с каждым его доводом отступая на несколько шагов назад. Его глаза отражали бессильный страх, желание ударить незнакомца, топтать ногами жестокие слова, но Лисицын не мог собраться с духом: он разговаривал со своей точной копией.
Человек в полосатой кофте внешне был абсолютным двойником Игоря, как будто его отражение вдруг отделилось от зеркала и обрело самостоятельность. Только черты лица, слегка намеченные у Лисицына, приобрели резкие, отчётливые линии у близнеца, как будто художник-график обвёл карандашные наброски чёрной ручкой. Все потайные, тщательно скрываемые даже от самого себя мысли Игоря двойник вытащил наружу и обнажил сущность. Чувство вины он положил в освободившееся место и запер на ключ. Лисицын понял, что оказался в ловушке.
- Послушай, я должен идти. У меня нет времени, - затравленно пробормотал
Игорь, опасаясь смотреть собеседнику в глаза.
- Куда? К Настеньке, которая заменяет тебе мать? Ну да, ты цепляешься за
людей, потому что боишься одиночества, а на самом деле ни во что их не ставишь. А я не боюсь. Одиночество - моя стихия, вот почему я сильнее тебя.
- Ты не прав! Может, я и боюсь одиночества, но ценю людей. Я умею любить! -
Лисицын стукнул себя в грудь, сам осознав, каким жалким выглядит его жест и слабый выкрик.
- Любить? Может быть, ты о Линде Джонсон? Пока ты хотел привязать её к себе,
как собачонку, я вдоволь насладился своей страстью. Да, это была моя страсть - то, что ты перепутал с любовью, - двойник оставался невозмутимым; он выглядел человеком, который ни разу не терял самообладания. Лисицын не ответил на последний выпад; он повернулся и захромал по направлению к выходу.
- Тебе отсюда не уйти, - уведомил равнодушный голос.
- Я собираюсь вернуться, - Игорь толкнул дверь.
- Ты ошибаешься. Это я собираюсь вернуться.
Лисицын ощутил ледяное прикосновение двойника и понял, что больше не может
пошевелиться.
- Пушок!.. - услышал он за спиной.
Волк послушно поднял морду, встал и уверенно зашагал навстречу жертве.
***
- Хорошо поработал, - хлопнул по плечу режиссёр; от его тяжёлого дружеского
удара у человека долго болела рука, но сейчас актёр не почувствовал боль.
- Да уж, я даже на миг тебе поверила. Удивительно удалось передать эмоции,
похвалила хорошенькая блондинка.
- Да и ты молодец! Хотя роль эпизодическая, а всё-таки как сыграла! И эти
виноватые глаза, и это "ну как бы вот!". Аплодирую стоя! - режиссёр едва удержался от любимого жеста, но вовремя вспомнил, что перед ним девушка.
- Ох, чувствую, сорвём большой куш, - размечтался продюсер, - а для
Лёнькиной карьеры это может стать Олимпом!
- Поэтому сегодня надо обязательно выпить! Ты как, Лёнька?
Актёр продолжал стоять, прислонившись к стене, сжимая в руках полосатую
кофту, и не участвовал в разговоре. Ему казалось время от времени, что он слышит какие-то голоса, но они были слишком далёкими, чтобы ловить безынтонационные смыслы.
- Эй, Зайцев, ты чего, из роли не вышел? - на этот раз режиссёр
припас такой удар, что актёр пошатнулся.
- Кажется, это до сих пор Лисицын, - шепнула девушка с громкостью,
достаточной, чтобы её услышали.
Леонид Зайцев не отреагировал на реплику партнёрши, бросил полосатую кофту в лицо режиссёру и торопливо вышел из комнаты. Он думал только о том, что должен двигаться как можно быстрее, пока, наконец, не сорвался на бег.