Сцепив замерзшие руки в замок, директор в кожаном пиджаке, немного широком в плечах, переминался с ноги на ногу у окна, как будто пытался выключить дождь. Учитель, скрестив ноги, курил сигару и думал о чем-то далеком от сегодняшнего пасмурного вечера. Развалившись в кресле-качалке и свободно раскинув руки, он насвистывал надоедливую мелодию, и осторожные, вкрадчивые звуки прятались за изгибами спины застигнутого врасплох директора. Просеянный через сито дождевой влаги ветер щедро раздавал пощечины и без того испуганным стеклам, но вдруг ругань грозы прервал дикий рев мотоцикла. Директор обернулся, нижняя губа едва заметно дрогнула, а учитель умолк от неожиданности, сигара застыла в его крепких полных пальцах.
- Ты кого-нибудь приглашал? - бесцветным тоном спросил он, лицо как будто не выражало эмоций, и только случайная складка между бровей выдавала смятение и легкую растерянность.
- Нет, но я ждал его появления. Мне снился сон...
Раздался уверенный стук в дверь. Мотоциклист оказался обыкновенным мальчишкой лет четырнадцати-пятнадцати с обиженно поджатыми губами и чуть вздернутым носом. Взлохмаченные волосы и грязное лицо подтверждали, что путь, который он проделал, был достаточно долгим. На директора юный мотоциклист смотрел голодным и недоверчивым взглядом, нижние веки напряглись, подросток как будто готовился ринуться в рукопашный бой, если почувствует опасность. Директор сделал приглашающий жест, уголки рта дернулись в почти неуловимой насмешке, но гость ее почувствовал, и ему это совсем не понравилось.
- Ручку газа заклинило. Байк не двигается, и я не могу уехать отсюда, - резко, с вызовом заговорил мальчишка, не собираясь просить о помощи, но предполагая, что и так помогут; едва ли этим прилично одетым интеллигентам хочется, чтобы под их окнами ходил оборванный бродяга.
- Как ты нашел сюда дорогу? - учитель нахмурился, качнув головой; мальчик не заметил этого движения, он посмотрел на собеседника снизу вверх, губы растянулись в асимметричной ухмылке.
- Думаете, я мечтал оказаться в компашке старичков-зануд? У меня сломался байк! Просто сделайте свое дело, и распрощаемся.
- Почему два занудливых старичка должны помогать такому невоспитанному оборванцу, как ты? - брови директора приподнялись. - Либо уходи сам, либо оставайся здесь. Правда, в таком случае уйти ты уже не сможешь.
Мальчик невольно отвел взгляд, но директор заметил, как расширяются его ноздри.
- Хотя, знаешь, тебе тут не место, - продолжил директор как бы небрежно и с безразличным видом заходил по комнате, - лучше возвращайся домой, откуда ты сбежал, пусть мама вымоет твои нежные щечки и накормит сладостями.
Учитель откашлялся в кулак, приготовленный специально для того, чтобы скрыть непроизвольный смешок.
- Я туда не вернусь! - почти закричал мальчик, топнув ногой, зрачки расширились, и он часто задышал.
- Значит, все-таки сбежал, - поймал на слове учитель, - почему? Тебя не понимают родители?
Байкер закусил губу.
- Я... я не собираюсь с вами это обсуждать! - на одном дыхании выпалил мальчишка, как будто заглушая очередной грубой репликой настоящий голос, задержанный в одном из порталов на пути к озвучиванию мыслей.
- Что ж... проходи в комнату. На столе ты найдешь засохшую корку черного хлеба. Воду можешь налить из-под крана. Стакан предварительно тоже сполосни. Ляжешь на коврик у двери. Ночью могут беспокоить мыши, но ничего страшного, если они немного порезвятся на пальцах твоих ног. Я починю мотоцикл, и наутро мы с удовольствием расстанемся.
Байкер, с недоумением подняв левую бровь, внимательно следил за непринужденными жестами директора, которому все-таки пришлось поверить. Мальчик зашел в тесную каморку, освещенную тусклым светом единственной лампочки. У двери действительно лежал ковер-дорожка, а на деревянном табурете стоял пыльный граненый стакан и валялась черная корка едва ли аппетитного вида. Больше в комнате не было никакой мебели и посуды. Отрывающиеся от холодных стен пожелтевшие газеты создавали еще более устрашающую атмосферу.
Директор, подавляя улыбку, потянул на себя дверную ручку, мальчик перехватил ее. Его широко распахнутые глаза и дрожащая нижняя губа молили о большем уюте, но байкер озвучил совсем не то, что хотел:
- Почему вы не спрашиваете мое имя?
Директор, выдержав паузу, не шевельнул ни одной мышцей лица.
- Потому что для меня у тебя нет имени.
Дверь со скрипом захлопнулась.
***
Тяжелое дыхание и капли горячей слюны на щеках - нападение было неожиданным и резким. Юноша лежал на земле, предпринимая тщетные попытки ползком переместиться на безопасное расстояние, но хищник наступал на свежие следы и смотрел прямо в глаза - напряженно и беспощадно. Человеку в какой-то момент показалось даже, что зверь собирается что-то сказать, быть может, посмеяться над последними минутами жертвы. Страх смерти, такой экстремально близкой, щекотал горло, и мальчик почувствовал, что задыхается от несправедливости скорого конца. Разумеется, он знал, что смертен, как и другие жители этого крошечного земного шара, помещающегося на ладони Высшего разума, но не был готов принять дары судьбы прямо сейчас. Юноша поднял голову и уже смелее взглянул на волчицу, ведь он знал, что самое главное - не обнажать страх. Но животное казалось непокорным и как будто отказывалось понимать противника не потому, что не обладало необходимой для того чуткостью, а потому, что могло жить только согласно своей природе. Волки не умеют носить маски, как люди, которые могут сдирать одно лицо за другим, при этом оставаясь вполне приятными на вид, без намека на шрамы от предыдущего обличья. С твердым намерением оставить след на переплетающихся дорожках вен волчица с гулким рыком бросилась на онемевшего противника. Он уже чувствовал сильное жжение в области груди и привкус крови во рту потому, что случайно прикусил язык, но это не было схваткой, а соединением, когда две сущности суть одна. На миг мальчик потерял зрение, но все еще ощущал прикосновение холодных клыков; руки, превращенные в бесформенный кусок мяса, продолжали защищаться и неуклюже, но с заметным усилием обнимали шершавые гигантские лапы. В этот момент юноша сам превратился в зверя; не понимая даже, с кем и за что сражается, придавливал волчий хвост к земле. Два крика слились в единый рев, и можно было подумать, что это рыдает Вселенная, пригвожденная к кресту и на нем же распятая. Оба в крови, обессиленные, но не смеющие сдаться, враги-двойники катались на земле, оставляя длинные багровые следы, и разрывали друг друга на части. Это была обнаженная месть природы за разрастающееся за пределами восьмерки эго человека, и это была мучительно острая обида последнего на спрятанный в недрах бескрайнего мира секрет.
Пауза между партиями в шахматы: осталось несколько ходов, которые решат твое настоящее. Волчица поставила липкую лапу на изрезанную ранами грудь соперника; ее пасть снова открылась, показав наблюдателю ряд ровных мраморных зубов, но на этот раз зверь как будто не собирался нападать. Юноша не мог сдвинуться с места: кажется, у его тела не осталось ни одного подвижного органа, но даже в таком далеко не выигрышном положении человек не смирился с исходом.
- Да, я умею проигрывать, но не имею привычки сдаваться, - захлебываясь словами и в то же время презрительно ухмыляясь, юноша обхватил лапу волчицы обеими руками, но не сдвинул - она поставила рядом вторую.
- Ты слишком слаб для того, чтобы выдержать вес своих громких слов, - неожиданно заговорило животное, голос его звучал твердо и уверенно.
- Кто ты такая? - хриплым полушепотом произнес человек, почувствовав сухость во рту.
Волчица прищурилась, не переставая пристально и немного с вызовом смотреть на собеседника.
- Прежде чем задавать подобные вопросы, загляни в себя. Ты ведь даже не знаешь, как звучит твое имя.
Она наклонилась над самым ухом юноши, и тот опять ощутил запах ее горячей слюны, напомнившей, однако, что перед ним вовсе не человек, а хищный зверь.