Поэт-охранник Казимир Бобров страдал психоэмоциональной нестабильностью. Когда на него находило, он оскорблял людей, скатываясь на пошлости, а потом, сжавшись в комок, прятался в туалете, потому что Яйцеслав Самогонов и другие ипотечники, с которыми он работал, периодически давали ему тумаков.
Бобров считал себя тонкой натурой. Он писал стихи, которые нигде не печатались, носил потрёпанный пиджак с бархатными лацканами и говорил, что "охранник - это тоже своего рода страж искусства". Но когда его охватывала злоба, он выкрикивал такие вещи, что даже грубые мужики из охраны морщились.
- Бобров, ты опять! - кричал Яйцеслав, сжимая кулаки.
И Казимир, чувствуя, как кровь отливает от лица, бросался в уборную, захлопнув за собой дверь и дрожжа садился на крышку унитаза.
Но и здесь его подстерегал страх. Ему казалось, что из тёмного отверстия вот-вот выползет змея. Он знал, что это глупо, что в их убогом служебном туалете никаких змей быть не может, но каждый раз, едва услышав лёгкий шорох воды, вскакивал и прижимался к стене.
- Господи, да когда же это кончится? - шептал он, глядя на дверь, за которой уже топали разъярённые коллеги.
А снаружи стучали и смеялись:
- Бобров, вылезай! Или змея тебя съест?
И он сидел, затаив дыхание, между двух страхов - перед людьми и перед вымышленной змеёй, - понимая, что хуже того, что есть, уже не будет. Но это была неправда.