В губернском городе N, где даже вороны каркали с оглядкой на начальство, произошло событие, всколыхнувшее умы обывателей: депутат Пиванов, человек с лицом, напоминавшим недоеденный пирог с капустой, предложил запретить украшения с пиратскими черепами, заменив их на иконы, цветы и птиц.
- Черепа наводят ужас на детей! - вещал он с трибуны, сам при этом пугая окружающих своим взглядом, будто только что проснувшегося филина. - Нам нужны символы жизни, а не смерти!
Весть эта достигла ушей Казимира Степановича Боброва, поэта-охранника склада гвоздей и подков, человека тихого, но с душой, полной противоречий. На шее у него болтался старый кулон - серебряный череп с костями, подарок дальнего родственника, моряка, пропавшего где-то в кабаках Одессы.
- Вот те на! - воскликнул Казимир, читая газету. - Да разве ж я пират?
Но закон есть закон, и вскоре по городу начались облавы. Чиновники в черных пальто, похожие на скворцов в трауре, выискивали нарушителей, отбирая у детей значки, у женщин - брошки, а у мужчин - пряжки с "недозволенной символикой".
Казимир спрятал кулон под рубаху, но тревога не покидала его.
- А вдруг обыск? - думал он, нервно поглядывая на дверь каморки.
Вдруг вбежал мальчишка-рассыльный:
- Казимир Степанович! Вас требует начальник!
Сердце поэта упало. В кабинете начальника, среди портретов важных персон и пыльных папок, стоял сам депутат Пиванов.
- Вот он! - указал начальник. - Бобров. Человек тихий, но... сомнительных взглядов.
Иванов прищурился:
- Гражданин Бобров, вам известно о новом постановлении?
- Известно-с... - прошептал Казимир.
- А что это у вас на шее?
Казимир вспотел.
- Это... семейная реликвия...
- Покажите!
Дрожащими руками поэт расстегнул ворот. Череп блеснул в луче света.
- Ничего просто не бывает! - отрезал депутат. - Череп - символ смерти, а нам нужна жизнь!
Казимир попытался возразить:
- Но ведь и на иконах есть черепа... Адамова глава... Голгофа...
Пиванов покраснел, как рак.
- Это другое!
- А в чем разница?
Разницы, конечно, не было. Но закон есть закон.
К утру Казимир сидел в участке, рядом с пьяницей, носившим серьгу в виде якоря, и старушкой, у которой конфисковали платок с "излишне мрачным" орнаментом.
- За что?! - вздыхал поэт.
- Молчать! - рявкнул надзиратель.
А за окном пели птицы, светило солнце, и где-то вдалеке звенел колокол.