В губернском городе N., где время текло медленнее, чем слюна у спящего чиновника, жил да был поэт-сторож Казимир Бобров.
Казимир стерег лавку колониальных товаров купца Сидорова, но в душе он стерег нечто более возвышенное - свою непризнанную гениальность. По ночам, когда лавка запиралась на огромный замок, а крысы начинали свой балет, Бобров вынимал из-под прилавка потрёпанную тетрадь и изливал в неё свою душу.
"О, жизнь! Ты - как селёдка в уксусе: кисла, скользка и оставляет после себя неловкое послевкусие!" - записал он однажды и задумался. Мысль казалась ему глубокой, почти шекспировской, но купец Сидоров, случайно прочитавший это во время учёта, только фыркнул и сказал: "Бобров, ты бы лучше за жуликами следил, а не за музами".
Но Казимир не сдавался. Он верил, что рано или поздно его стихи оценят. Однажды он даже отправил несколько произведений в столичный журнал, сопроводив письмом: "Господа редакторы! Примите сии строки, ибо они - глас народа, запертого в лавке колониальных товаров!"
Ответ пришёл через три месяца: "Уважаемый г-н Бобров! Ваши стихи так же колониальны, как и товары вашего купца, но, увы, не столь востребованы. Попробуйте писать о чём-нибудь менее избитом. Например, о погоде".
Казимир был оскорблён, но не сломлен. Он решил, что проблема не в его стихах, а в людях, которые их не понимают. Особенно в женщинах.
Была у него когда-то возлюбленная - Анфиса, девица с глазами, как мокрый крыжовник, и душой, как выветренный флакон духов - с виду ещё блестит, а открываешь - пустота да слабый отзвук былого аромата. Она сначала восхищалась его поэзией, а потом вдруг заявила: "Казимир, ты либо сторож, либо поэт. А то и то вместе - это уже смешно".
И ушла. К приказчику из галантерейной лавки, который не писал стихов, зато умел красиво подсчитывать барыши.
С тех пор Казимир возненавидел женщин. "Они могут любить, - думал он, - но потом что-то у них внутри переворачивается, как гнилая бочка с капустой. И если ты, поэт-сторож, будешь подыхать в канаве, сбитый пролёткой, они лишь пройдут мимо, поправляя шляпки".
Однажды ночью, когда луна висела над городом, как жёлтая заплатка на рваном небе, Казимир решил устроить поэтический вечер. Он вывесил объявление: "Сегодня! Только сегодня! Казимир Бобров читает свои стихи перед лавкой колониальных товаров! Вход - 5 копеек или кулёк семечек!"
Пришёл только пьяный извозчик Панкратий, да и тот уснул на третьем стихотворении.
На следующее утро купец Сидоров, обнаружив у лавки спящего Панкратия и рассыпанные семечки, только вздохнул: "Бобров, ты либо сторож, либо поэт, либо наоборот".
Казимир вздрогнул. Эти слова звучали слишком знакомо.
С той поры он стал писать ещё больше, но уже не показывал никому. А однажды утром его нашли мёртвым возле лавки - сердце. В руке он сжимал последнее стихотворение:
"Жизнь прошла, как прокисший квас,
Любовь - как вчерашний борщ.
А смерть - лишь смена декораций:
Сегодня ты творец, завтра - тлен и прах".
Купцу Сидорову стихи показались мрачноватыми, но он всё же велел положить тетрадь в гроб - вдруг пригодится на том свете.
Анфиса на похороны не пришла. Говорят, в тот день она выбирала новую шляпку.