Конференция, согласно общепринятому до войны представлению, была официальной встречей для обсуждения, обычно - спора. Московская конференция 1941 года полностью отошла от этой старой формулы. Спора не было. Стороны заранее договорились о том, что Соединённые Штаты и Великобритания будут давать, а Советский Союз - получать помощь в борьбе против Германии. Обсуждений почти не было - всего две встречи и несколько заседаний комитетов. Даже один из фундаментальных законов природы оказался нарушен: дающие давали с радостью, а получающие принимали без особого энтузиазма.
Если и был какой-то единственный вопрос, нарушивший гладкое течение этой исторической конференции, так это вопрос о черной икре для Черчилля, а не о поставках для Сталина.
Первое предчувствие грядущей конференции у меня появилось утром 30 июля, когда позвонил друг и спросил:
- Вы не знаете, где Гарригопкинс?
"Do you know where Garrigopkins is?"
Мой слух, настроенный уже несколько дней на Ворошилова, Тимошенко и Будённого, не сразу уловил имя. Потом дошло.
- Гарри Гопкинс, вы имеете в виду? - спросил я. - Судя по последним сообщениям в русских газетах, он был в Лондоне.
" Harry Hopkins, you mean?" I asked. "The last I saw, by the Russian papers, he was in London."
Русская привычка заменять нашу "H" на "G" - ближайшую букву в их алфавите - постоянно вызывала путаницу. Они говорили о Гитлере, Гиммлере и Гессе. Теперь вот - Гарри Гопкинс. Скоро будет Аверелл Гарриман.
- Гарри Гопкинс, если вам так угодно, - сказал голос. - Но он не в Лондоне. Он в Москве.
"Harry Hopkins, if you like," said the voice, "but he's not in London, He's in Moscow."
Я одновременно проглотил своё удивление и слова благодарности, повесил трубку и поспешно набрал другой номер - Наркоминдел, где Роберт Магидофф работал над выпуском новостей. Он быстро напечатал фразу:
-------------------------Гарри Гопкинс летающий представитель Рузвельта директор программы ленд-лиз прибыл в Москву без объявления-----------------
, - цензор поставил штамп, Павел отнёс её на телеграф, и мы первыми дали эту новость. Я отправился разбираться в ситуации.
Мне подтвердили, что Гопкинс действительно в городе, но об этом не должно быть никакой огласки. Почему - ведь цензор уже подписал материал? Ну ладно, всё равно он встретится с корреспондентами через несколько часов. Из таких эфемерных вещей и рождались сенсации в Москве.
Он встретился с нами в тот вечер в резиденции посольства, в Спасо-Хаус, в 8 вечера. Он выглядел бледным и уставшим, одна тонкая нога болталась на другой, пока он ссутулившись сидел в кресле. Он говорил тихо, его голос порой превращался в беззвучное бормотание. Но то, что он сказал, было потрясающим. Он был в Москве всего несколько часов, но уже успел встретиться со Сталиным. Он только что вернулся из Кремля и был готов поговорить с нами. Вот это был прекрасный представитель для Президента и для корреспондентов!
Он сообщил нам, что информировал Сталина о восхищении президента Рузвельта стойкостью, которую Россия проявляет в борьбе с Германией, а также о намерении Соединённых Штатов оказать помощь России как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе в поставке необходимых материалов. От Сталина он получил выражение благодарности и уверение, что доверие Америки не окажется напрасным. Они подробно обсудили оружие, боеприпасы и материалы, которые Америка могла бы предоставить.
На следующий день он снова встретился со Сталиным, в необычно ранний для Кремля час - в 6 вечера, а сразу после этого снова встретился с нами в Спасо Хаус. На этот раз общие вопросы были уже решены, и два человека обсуждали более конкретные и более секретные темы.
"Мне нечего добавить к тому, что я сказал ранее, кроме того, что моя короткая поездка сюда укрепила мою уверенность в том, что Гитлер проиграет", - сказал он нам.
На третий день, 1 августа, он вернулся в Лондон, завершив свои дела с рекордной для Москвы скоростью. Его визит стал первым эпизодом в долгой и драматичной истории помощи союзников России. За ним последовала трехсторонняя конференция по поставкам.
15 августа американский посол Стейнхардт и британский посол сэр Стаффорд Криппс совместно посетили Сталина, передав ему послания от президента Рузвельта и премьер-министра Черчилля, предлагая созвать в Москве конференцию для обсуждения "распределения сырьевых материалов и оружия". Они прибыли в Кремль в 6 вечера, в тот самый час, когда Гопкинс дважды звонил, и вручили Сталину идентичные экземпляры совместного личного послания, подписанные как президентом, так и премьер-министром. Сталин сразу же продиктовал свой ответ и вручил копии послам. Ответ, разумеется, был положительным. Сталин оказался в необычной ситуации: его пригласили стать принимающим на его собственной территории, для гостей, несущих подарки.
Гости прибыли в Москву в воскресенье, 28 сентября - Авирелл Гарриман возглавлял американцев, лорд Бивербрук - британцев. Во время пути в них несколько раз выстрелили из зенитных орудий, но в остальном их встретили дружелюбно. Красная армия, флот и авиация, Народный комиссариат иностранных дел, в лице первого заместителя народного комиссара Андрея Вышинского, а также сотрудники американского и британского посольств встретили их в аэропорту. Флаги трёх стран развевались на флагштоках, военный оркестр исполнил три национальных гимна, и перед ними прошёл почётный караул. Делегаты направились к резиденциям своих посольств.
Корреспонденты были вызваны в Спасо-Хаус в тот день, чтобы встретиться с миссией Гарримана. Мы были довольно уставшей и измотанной группой, только что вернувшись с нашей первой поездки на фронт, изнурённые нашим круглосуточным режимом - ежедневными сводками и воздушными налётами, и, возможно, не слишком заинтересованные в деталях конференции, завершение которой было предсказуемо. В любом случае, мы заставили Гарримана заметить: Вы - самые кроткие корреспонденты, которых я когда-либо встречал. Позже мы с удовольствием услышали, как Сай Салцбергер из The New York Times сказал ему на заключительной пресс-конференции: Вы - самые кроткие делегаты, которых мы когда-либо встречали. Тем временем, нас приятно удивило, когда мы узнали, что Квентин Рейнольдс из Collier's, отличный репортёр, но несколько слабоватый в дипломатии, был пресс-атташе на конференции.
В тот же вечер послы Стейнхардт и Криппс отвезли главных делегатов - Гарримана и лорда Бивербрука - в Кремль на встречу со Сталиным. Присутствовал и Молотов, как глава советской делегации на конференции, а Литвинов появился в качестве делегата и переводчика.
Конференция открылась в понедельник, 29 сентября, в Особняке Спиридонова - официальной резиденции комиссариата иностранных дел - своим первым и предпоследним полным заседанием. Это было закрытое собрание, на котором были назначены комитеты для проведения работы конференции. Рейнольдс и Вернон Бартлетт - член парламента, корреспондент London News Chronicle и комментатор British Broadcasting Corporation - склонились над пишущей машинкой и выдали коммюнике, в котором ощущался скорее журналистский пыл, чем дипломатическая тонкость. В нём говорилось:
"Торжественное открытие Трёхсторонней Московской конференции состоялось сегодня утром под председательством Молотова. В своей вступительной речи он высоко оценил лорда Бивербрука и г-на Авирелла Гарримана.
"Я надеюсь, - сказал он, - что конференция будет руководствоваться высокими идеалами, выраженными президентом Рузвельтом и г-ном Черчиллем 15 августа. Я предлагаю сегодня назначить шесть комитетов - по армии, флоту, авиации, транспорту, сырьевым материалам и медицинским поставкам. Время дорого. Давайте приступим к делу.""
Лорд Бивербрук и мистер Гарриман были столь же кратки в своих ответных речах. Ограничения и длинные выступления, обычно сопровождающие дипломатические конференции, отсутствовали полностью. Выразив добрые пожелания от имени своего правительства, лорд Бивербрук упомянул американскую помощь.
"Мы в большом долгу перед нашими американскими друзьями, - сказал он. - Наше нынешнее выгодное положение на поле боя во многом обязано им. Сегодня мы в партнёрстве с русскими. Мы здесь для того, чтобы показать, что готовы на любые жертвы ради победы над нашим общим врагом. Мистер Молотов сказал, что время дорого. Он прав. Мы дадим уроки тем, кто затеял войну. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы повергнуть захватчика."
Мистер Гарриман, чья речь переводилась Мистером Литвиновым, был традиционно краток. Он сказал, что возглавляемая им миссия была направлена президентом Соединённых Штатов, и что это - исторический момент, поскольку Америка находилась в статусе невоюющей страны.
"Но мы прибыли вместе с вашим союзником - британцами, - сказал он, - с той же целью: оказать вам всевозможную помощь в отражении жестокого и ничем не спровоцированного нападения Гитлера и его приспешников. Ваш успех значит всё для американского народа. Я уполномочен заверить вас в самой полной поддержке - сегодня, завтра и до тех пор, пока продолжается борьба и не будет одержана окончательная победа. А теперь давайте возьмёмся за работу."
Лорд Бивербрук и мистер Гарриман назначили членов своих делегаций в шесть комитетов, и заседание, продолжавшееся всего полчаса, было завершено. Комитеты немедленно приступили к работе. Лорд Бивербрук и мистер Гарриман поручили своим представителям трудиться день и ночь и подготовить полные доклады о потребностях России к утру пятницы.
Доклад Рейнольдса и Бартлетта завершался перечислением присутствовавших русских и добавлением, что американский и британский послы находились на заседании "на протяжении всей сессии".
Два дня комитеты проводили заседания, а руководители делегаций каждый вечер встречались со Сталиным. И вдруг - бомба, а точнее, рыбная фрикаделька - была брошена в самый разгар обсуждений. Она оставила после себя прискорбный запах икры.
Филип Джордан из News Chronicle, чьи материалы также направлялись в London Times и в газету самого лорда Бивербрука - Daily Express, где-то раздобыл информацию о том, что его милорд якобы послал человека купить икры на двадцать пять фунтов стерлингов, чтобы доставить её премьер-министру Черчиллю. Это составляло около ста долларов - много икры. Филип написал об этом небольшую заметку. Премьер-министр её прочёл и отправил лорду Бивербруку короткую телеграмму.
Лорд Бивербрук немедленно отбросил всю работу по конференции, как горячую рыбную котлету - если можно продолжить аналогию - и вызвал Филипа. Разговор прошёл примерно так:
Бивербрук: Вы отправили тот материал о том, как я покупал икру?
Джордан: Да, сэр.
Бивербрук (громче): Зачем вы это сделали?
Джордан: Потому что это как раз тот тип заметки, который нравится вашей газете.
Бивербрук (ещё громче): Кто вам об этом рассказал?
Джордан: Как журналист, можете ли вы требовать от меня нарушить неписаный закон нашей профессии и предать конфиденциальность моего источника?
На этом разговор закончился. Лорд Бивербрук в гневе ворвался в британское посольство, обвиняя некоторых младших сотрудников в утечке информации. Никто не мог вспомнить, чтобы говорил об этом вслух. Споры продолжались несколько дней: кто выпустил икру из банки? Загадка так и осталась неразгаданной.
Справедливости ради следует признать, что истина была на стороне всех участников. Премьер-министр был прав в том, что он никакой икры не заказывал, а история о миллионах рыбьих яиц, якобы купленных за границей для него, вряд ли могла вызвать одобрение у британцев, которые в те дни радовались и одному куриному яйцу в день. Лорд Бивербрук был прав в том, что количество икры, по-видимому, сильно преувеличили, и что, в любом случае, это было личное дело, и человеку необходимо немного личного пространства. Филип Джордан тоже был прав - это была интересная новость, полученная им без каких-либо обязательств, и, как профессионал, он обязан был её отправить. Если кто и был не прав, так это тот, кто выдал информацию. Кто этот злодей - Филип никогда не сказал, и никто другой так и не узнал.
Очередной кулинарный кризис едва не разразился, когда Сай Салцбергер узнал, что лорд Бивербрук завтракал горячими блинами с кленовым сиропом вместе с послом Стайнхардтом в Спасо-Хаусе, пришёл в восторг от этого деликатеса и на следующее утро получил ещё одну порцию в своём отеле - горячую, из американского посольства, с ещё одной банкой сиропа. Однако эта порция уже не вызвала такой реакции, как икра. Постепенно внимание снова переключилось с еды на поставки для России.
Конференция вновь собралась на своё второе и заключительное полное заседание в среду - на два дня раньше запланированного срока - на очередном закрытом совещании. Господа Рейнольдс и Бартлетт встретились, чтобы составить ещё одно коммюнике, на этот раз столкнувшись с задачей привести его в соответствие с русским текстом. Им удалось создать документ, который стал настоящей жемчужиной в своём роде. Когда его передали мне, он выглядел так:
Конференция представителей трёх великих держав - СССР, Великобритании и Соединённых Штатов Америки, открывшаяся в Москве 29 сентября, завершила свою работу 1 октября.
Конференция была созвана на основании совместного послания, направленного господином Рузвельтом, Президентом США, и господином Черчиллем, Премьер-министром Великобритании, Председателю Совета Народных Комиссаров СССР Сталину, и, в соответствии с выраженным им согласием, имела целью, как сказано в упомянутом послании, решить вопрос о "наилучшем способе оказания помощи Советскому Союзу в его выдающемся сопротивлении фашистской агрессии". А также решить вопросы, касающиеся "распределения общих ресурсов" и "наилучшего использования этих ресурсов с целью наибольшего вклада в их усилия".
Делегации трёх держав, возглавляемые лордом Бивербруком, господином Гарриманом и В. М. Молотовым, вели свою работу в атмосфере полного взаимопонимания, доверия и доброй воли. Их объединяло осознание важности своей задачи - оказания поддержки героической борьбе народа Советского Союза против пиратской гитлеровской Германии, от успешного исхода которой зависит дело возвращения свободы и независимости народам, порабощённым фашистскими ордами. Их вдохновляет высшая цель освобождения других народов от угрозы нацистского порабощения.
Конференция, в работе которой активное участие принял И. В. Сталин, успешно завершила свою работу, приняла важные решения в соответствии с поставленными перед ней задачами и продемонстрировала полное единодушие и тесное сотрудничество трёх великих держав в их общих усилиях добиться победы над смертельным врагом всех свободолюбивых народов.
Членам конференции было поручено рассмотреть потребности в поставках из Соединённых Штатов и Великобритании, необходимые для снабжения Советского Союза, ведущего борьбу за поражение держав Оси.
В настоящее время было принято решение предоставить в распоряжение Советского правительства практически всё, что запрашивали советские военные и гражданские власти. Советское правительство, в свою очередь, поставило в Великобританию и Соединённые Штаты большие объёмы сырья, остро необходимого этим странам.
Транспортные возможности были всесторонне изучены, и разработаны планы по увеличению объёмов перевозок во всех направлениях.
Господин Сталин уполномочил господина Гарримана и лорда Бивербрука заявить, что он выражает благодарность Соединённым Штатам и Великобритании за щедрые поставки сырья, станков и боеприпасов. Эта щедрая помощь позволит Советским войскам немедленно усилить свою неустанную оборону и развить мощные атаки против вторгшихся армий.
Господин Гарриман и лорд Бивербрук, выступая от имени Соединённых Штатов Америки и Великобритании, выразили признательность за обильные поставки советским правительством российских сырьевых материалов, которые значительно увеличат производство их собственного вооружения.
Завершая свою сессию, конференция подтверждает приверженность резолюции трёх правительств о том, что после окончательного уничтожения нацистской тирании будет установлен такой мир, который позволит народам жить в безопасности на своей земле, в условиях, свободных от страха и нужды.
Корреспонденты получили коммюнике в 17:00 в комиссариате иностранных дел. Пока мы ждали три часа, чтобы цензор одобрил наши материалы, мы устроили своего рода игру в угадайку: какие две из четырёх свобод, провозглашённых в Атлантической хартии, были опущены в Московском заявлении. Правильный ответ был: свободы слова и религии.
Если я показался слишком резким по отношению к Квенту Рейнольдсу и Вернону Бартлетту в их роли пресс-атташе, позвольте добавить, что после конференции они остались работать как корреспонденты и были лучшими друзьями и коллегами.
Четыре пассажирских самолёта Douglas доставили делегатов на север 3 октября, и в ту полярную ночь дипломаты поднялись на борт британского эсминца Harrier в Белом море. Эсминец, который дикие волны швыряли как бутылку, доставил их к крейсеру London, который грохотал корпусом о борт меньшего корабля, когда приблизился. Сначала предлагалось использовать подъёмный кран с платформой, чтобы переправить людей на крейсер. Однако в итоге был выдвинут трап, и адмирал Стэндли, всё ещё бодрый моряк в свои семьдесят лет, первым пересёк его, ловко спрыгнув на палубу крейсера. Лорд Бивербрук, как полный салага, пересекал трап, привязанный верёвкой на случай падения. Все члены делегации были пересажены, и корабли разошлись, а громкоговоритель крейсера London драматично произнёс в ночь:
- Хорошая работа, Harrier, хорошая работа.
После себя делегаты оставили протокол на английском и русском языках, в котором фиксировались объёмы поставок, которые Соединённые Штаты и Великобритания обязались предоставить Советскому Союзу в девятимесячный период - с 1 октября 1941 года по 1 июля 1942 года. По окончании этого периода, как мне сообщили, Великобритания доставила в свои порты каждый обещанный предмет. Соединённые Штаты немного дали слабину - после того как японцы разбомбили Пёрл-Харбор и Америка вступила в войну (что само по себе обещало оказать России помощь куда более значительную, чем любые поставки), - но даже несмотря на это, большая часть слабины была подтянута.
После истечения срока действия первоначального протокола в Вашингтоне было подписано новое генеральное соглашение. За первый год официальной реализации плана помощи России, поставки союзников, направленные северным морским путём, по сообщениям из Лондона, составили:
Самолёты - 3052
Танки - 4048
Автотранспорт - 30031 единица
Бензин - 42000 тонн
Топливный мазут - 66000 тонн
Грузы общего назначения - 830000 тонн
Девятнадцать конвоев доставили эти грузы в Россию, начиная с четырёх или пяти грузовых судов под охраной нескольких малых военных кораблей и заканчивая мощными караванами от сорока до сорока пяти судов, защищённых миниатюрными флотилиями, включая авианосцы. Первые конвои достигли своих пунктов назначения без помех. Летом 1942 года немцы, встревоженные потоком поставок, развернули скоординированную кампанию по их пресечению. Торпедоносцы ежедневно пикировали на грузовые суда, подводные лодки шли по их следу, надводные корабли выходили на перехват - но, несмотря на всё это, моряки Америки, Британии и России доставляли грузы.
По сообщению из Вашингтона, к 1 января 1943 года Соединённые Штаты отправили в Советский Союз по всем маршрутам:
Самолётов - почти 2600
Танков - более 3200
Автотранспорта - около 81000 единиц
Великобритания дополнила этот поток поставок более чем 2000 самолётов и 2600 танков.
Важной особенностью этих цифр было то, что они отражали не фактические поставки, поступившие в Советский Союз, а объёмы материалов, отправленных в его направлении - так же, как и первоначальное соглашение касалось не поставок, а оборудования, предоставленного советским властям для отправки из Соединённых Штатов и Англии. Часть из этого была утрачена в пути после медленного старта, однако объёмы поставок стабильно росли в 1942 году и в начале 1943.
Внутри Советского Союза эффект от этих поставок начал ощущаться. Я видел истребители Airacobra, Kittyhawk, Tomahawk и Hurricane, находящиеся в эксплуатации на одном из аэродромов под Москвой. Я видел американские средние и лёгкие танки M-3, а также британские Матильды и Валентайны, переданные бригадам Красной армии в тылу. Я ездил на джипах в артиллерийском лагере. Я наблюдал, как казачье подразделение использует американские полевые телефоны на учениях. Я ел американский кусковой сахар в армейской столовой Красной армии и видел американский смалец на кухонных полках в Москве.
Как и следовало ожидать в любом предприятии такого масштаба и сложности, возникали трудности. Трёхопорное шасси Airacobra иногда ломалось на неровных российских аэродромах. Клёпанный корпус танка M-3 оказался более уязвимым, чем сварная конструкция советских танков, а его гусеницы - слишком узкими для некоторых участков российской местности. Джип набирал слой грязи внутрь мотора через раму без поддона. Для значительной части техники требовалось больше запасных частей, инструментов и инструкций на русском языке.
Когда особенно остро встал вопрос о втором фронте, начали звучать даже жалобы на объёмы союзнической помощи. Я слышал, как один известный советский публицист утверждал, что Америка и Британия оказывают России меньше поддержки, чем Венгрия оказывает Германии, и что они поставляют меньше товаров, чем производит Саратов - обычный российский промышленный город на Волге. На самом деле, то, чего Россия хотела больше, чем поставок для Красной армии, - это хорошо оснащённой союзной армии, сражающейся в поле и пресекающей чудовищное германское давление у его истока.
Когда проходила Икорная конференция, один важный американский участник сказал мне, что не может понять, с какой обыденностью советские делегаты воспринимают предложения союзников о поставках. Но когда русские, наконец, поняли, что могут рассчитывать как на поставки на востоке, так и на разгрузку фронта с запада - это уже было совсем другое дело.
У конференции были странные, мало освещённые, но весьма значимые результаты. Она привела к тому, что впервые состоялась откровенная дискуссия между Советским Союзом и другими странами Объединённых Наций на деликатную тему, посвящённую послевоенным целям. Именно Советский Союз проявил инициативу в открытии этой дискуссии.
История, которую вполголоса пересказывали в дипломатических кругах, была такова:
Сталин, во время одной из своих вечерних встреч с лордом Бивербруком и Гарриманом в ходе конференции, задал Бивербруку вопрос о планах Британии на послевоенное устройство мира. Бивербрук, сосредоточенный на других делах, отмахнулся от вопроса, заметив, что даст Сталину советы по этому поводу позже - и тут же забыл об этом. Но Сталин не забыл.
Спустя некоторое время после конференции Сталин задал тот же вопрос Криппсу. Посол, не будучи осведомлённым о предыдущем разговоре, мог лишь ответить, что он проконсультируется со своим правительством и с Бивербруком. Он направил телеграмму в Лондон по этому поводу и получил ответ, что ему будет передан меморандум от Гарримана по этому вопросу. Но на это ушло время.
Тем временем у Сталина начало складываться впечатление, что британцы уклоняются от обсуждения этого вопроса, и советско-британские отношения стали охлаждаться.
Чтобы исправить эту ситуацию, успокоить Сталина относительно намерений Британии и, наконец, начать обсуждение послевоенного устройства мира, в Москву в декабре 1941 года прибыл Энтони Иден - министр иностранных дел и предполагаемый преемник премьер-министра Черчилля.
Его приезд стал одним из важнейших шагов войны. По сути, Советский Союз был втянут в войну на стороне Объединённых Наций Германией. Останется ли семья союзных государств, обьединённой после войны - в значительной степени зависело от таких бесед. Иден положил хорошее начало.
Коммюнике, завершившее переговоры Идена со Сталиным и Молотовым, было, как и следовало ожидать, проникнуто оптимизмом:
Переговоры, проходившие в дружеской обстановке, продемонстрировали единство взглядов обеих сторон по всем вопросам, касающимся ведения войны, и особенно - по вопросу необходимости полного разгрома гитлеровской Германии и принятия впоследствии мер, полностью исключающих возможность повторения германской агрессии в будущем. Обмен взглядами по вопросам, касающимся послевоенного устройства мира и обеспечения безопасности, дал много важного и полезного материала, который будет способствовать дальнейшей проработке конкретных предложений по этой теме.
Обe стороны уверены, что московские переговоры являются новым и важным шагом вперёд на пути к более тесному сотрудничеству между Советским Союзом и Великобританией.
Я видел Идена в его номере в гостинице Националь после переговоров, и он был так же оптимистичен, как и коммюнике. Было уже позднее послеобеденное время, потому что он только что выспался после одного из тех поздних банкетов в Кремле, которые традиционно завершали такие встречи. Но он выглядел свежим и бодрым. Здесь он был не тем Иденом в чёрной шляпе-Хомбург,с изогнутым зонтом, а настоящим, почти грубоватым Иденом в высоких коричневых сапогах с войлоком, коричневом свитере и чёрном костюме, с белым носовым платком, свисающим из нагрудного кармана. Но всё равно он сохранял свою привычную, несколько мальчишескую улыбку.
Он сказал, что посвятил значительное количество времени вопросам "мира и послевоенного периода" и что чувствует, что переговоры были "довольно полезными", особенно учитывая, что это были первые прямые обмены мнениями по этим вопросам между Сталиным и членом британского правительства. По его словам, обе стороны объяснили свои позиции по затронутым проблемам.
Во время этих переговоров никакие соглашения не были достигнуты, так как и не было намерений их достигать. Тем не менее, Иден и Сталин вели очень конкретную и детальную беседу о послевоенных целях их правительств. Что именно хотел Сталин, Иден не мог и не хотел раскрывать. Позже мне стало известно, что Сталин не высказывал никаких амбиций по поводу частей Ирана или Турецкого пролива, но ясно дал понять, что Советский Союз намерен сохранить за собой те территории, которые он контролировал на 22 июня 1941 года, а именно три прибалтийские республики - Латвию, Литву и Эстонию, а также территории, ранее принадлежащие Финляндии, Польше и Румынии. Как я понял, советские планы "совпадали не слишком плохо" с британскими, как изложил их Иден.
Из Москвы Иден вернулся в Лондон, чтобы доложить британскому кабинету министров и проконсультироваться с доминионами Королевства Великобритании и другими странами Объединённых Наций. Очевидно, там всё шло не так гладко. В любом случае, это было не то дело, которое можно было уладить быстро. Спустя более чем год, в феврале 1943 года, Иден должен был отправиться в Вашингтон с той же миссией, с какой он ездил в Москву. Но события на Русском фронте развивались куда стремительнее - там приближался великий кризис.