Их разделяли каких-то реальных пятьсот километров и ужасно долгая неделя одиноких ночей.
- Я приеду утром 26 числа, в 11 утра. Ты будешь встречать меня с улыбкой. Договорились? А сейчас я положу трубку.
- Хорошо. Я буду встречать тебя! С широченной улыбкой! - он говорил с ней, но ее голос был уже голосом совершенно другого человека,какого oн знал еще совсем недавно.
- С широченной не надо. Просто с улыбкой. Я хочу чтобы все шло от сердца... Пока, - короткие гудки напомнили о реальности того, что что-то страшное и непоправимое поселилось горем в ее ставшей необходимой ему душе. Ощущение беды то расширялось, то сужалось как черная дыра.
От сердца... Признаться честно, у нее было очень больное сердце. Порок. От нормально работающего органа осталось только половина. Зато какая это была половина!.. Однажды в нем поселилась боль. Постоянная боль тысячами иголок, впивающихся в грудь, заставляющая отказаться ото сна. Ночь стала страшным испытанием. Той зыбкой гранью, когда становятся ватными ноги, когда отнимается правая рука и невозможно дышать. Когда мир вокруг кажется нереальным. Желто-оранжевые едкие круги перед глазами заставляют соприкоснуться с тем, что возможно и есть смерть. Она была сильная. Прикусив нижнюю губу, скорчившись от боли, она сейчас должна была жить. Она хотела жить. У нее была цель. Увидеть еще раз его. Она не имела права сдаться, перестать дышать и умереть.
Когда рассыпались иголки звезд, приходила боль. Она не стучалась. Наглым гостем затекала внутрь ее тела. Оставалось только терпеть. Ждать утра. Утро приносило уверенность. Страх растворялся с первыми трелями веселых птиц. А в промежутке между болью она смотрела в окно. И совершенно не спала. Это очень странно для людей не спать. Она научилась сидеть и мечтать вместо сна. Бывали дни, а точнее ночи, когда она понимала, что предел ее терпения истощается, сознание проваливается в какую-то глубокую бесконечную и глухую пропасть. В такие минуты страх куда-то уходил в сторону. Просто становился в уголок ее комнаты и смотрел, что же будет дальше. Рядом потирала руки смерть.
"Теперь пора, - еще могла уловить свою мысль Она, - больше терпеть невозможно".
Потом проваливалась полностью в пустоту. По другому и не скажешь. Скорее не совсем в пустоту. В этой темноте ярким лучом все-таки притягивал ее суть ослепительно белый свет. То кем Она была раньше, уже не воспринималось ей по обычному человеческому понятию.
Боли не стало. Смотреть на себя со стороны не доставляло ей большого удовольствия. Трудно понять, что это ты, видеть знакомые черты своего физического тела, с которым она жила, любила и иногда ненавидела 25 лет. Странно ощущать себя плавающей среди своих мыслей.
"Наверное, это и есть моя душа, - родилась еще одна мысль".
Мысли туманом висели и слегка колыхались вверх-вниз отчего-то похожего на дуновение ветра.
Чья-то теплая рука вдруг дернула все ее существо, не осязаемое на ощупь, но уже до боли реальное. До боли... Боль опять рвала ее на тысячи мелких кусочков. Боль вырывала опять ее наружу, в этот реальный и неспокойный мир. Открыть глаза не получилось. Звуки идут как из дна колодца.
"Что это? Она не одна! Как же тяжело заставить себя поднять веки! Сейчас это не получается".
Звуки из этого мира становятся все сильнее, острее и отчетливее, теперь с каким-то металлическим отливом, эхом они отражаются где-то в середине головы, успев осесть и, наконец, формируются в мысль: "Это - врачи..."
" Все-таки успела набрать номер "скорой помощи", или это мама вызвала?"
"Она могла терпеть. Никогда не говорила маме о том, что ей невыносимо больно".
"Ей нельзя расстраиваться, у нее совсем слабое здоровье. Больные ноги. Я не имею права делать ей больно", - рассуждала Она.
- Слава богу! - уловила Она слова доктора. - Открой глазки.
Ее большие бесконечно красивые божественные глаза открылись, слезы покатились сами собой. Потом продолжалась обычная процедура. Пять уколов успокоительного или еще чего-то, название чего она не хотела знать. Главное, что в эту ночь ничего страшного не случится. Она знала, что доживет до утра. Врачи, собрав чемодан с медикаментами, прощались.
Иногда это повторялось на следующий день, то есть следующей ночью. Она смирялась и привыкала, если конечно можно привыкнуть к боли и мысли, что завтра ты можешь НЕ ПРОСНУТЬСЯ.
Вечером повторялись удары пьяного отца по лицу, по спине. Его нецензурная брань. Она проглатывала и это. Терпела. Знала, что с мамой отца уже ничего не связывает кроме формальностей, называемых обществом семьей. Мать. Он любит свою любовницу. Молоденькую женщину. Его можно понять. И пожалеть. Он сам запутался. Плел паутину, которая самому сейчас противна. Она жалела мать и молчала.
"Нет не надо думать сейчас об этом, чтобы не повторилось вчерашнее. Как будет, так и будет. Надо собираться на работу".
Работа согревала ее. Не давала расслабиться, лечь и плакать. Дети в школе радовались, когда Она входила в класс. Она любила свою работу учителя музыки. То, что она делала, придавало ей силы.
"Не сдавайся!" - говорила она себе. Улыбка расплывалась на ее лице, и она смело шагала в класс.
Она смотрела на мир из окна четвертого этажа обычной серой девятиэтажки спального района обычного города. Люди спали и не знали, что сейчас хочет открыть окно и шагнуть вниз Она. Сегодня Она уже не хотела жить. И бороться за свое будущее.
" У меня нет уже ничего. Нет ничего... Надо заставить себя сделать шаг, который разом разрешит все проблемы, избавит от невыносимого страдания и боли. Соскользнуть с короткого оконного карниза, жадно глотнуть напоследок полной грудью поток пролетающего мимо воздуха и... умереть".
Страшное и отрезвляющее слово. Сегодня ей было уже не страшно умереть. Это ощущение порога было не ново. Нельзя сказать, что приятно. Но легче ничего не ощущать. И перестать жить. На столе лежали ленты упаковок с таблетками. Сейчас мысль, как проглотить их все сразу отошла на задний план. Не то. Душа выгоревшими черными пятнами рыдала и рвалась наружу. Она стояла у окна на пороге неизвестности, за которой притаилась смерть.
"Это решит все разом", - воробьем вертелась назойливая мысль.
Сейчас ей казалось, что эта мысль похожа на ответ. Разрастаясь, она заполняла весь ее мозг, все сознание этого человека. Слезы непроизвольно капали из больших выразительных глаз.
* * *
Он запомнил эти глаза навсегда. Мечтательно раскрытые, по-детски наивные, чистые. Ее мечтательно вздернутые вверх брови. Она не была моделью. Фигура полненькая. Но море обаяния, ума, любви и терпимости к людям не оставляли равнодушным никого, кто когда-либо общался с ней. Первого сентября, на день рождения и 8 Марта ее засыпали цветами. Она любила цветы. Она сама была похожа на цветок, который вырос из асфальта и бетона, на который иногда не без удовольствия бросают взгляд прохожие и удивляются, как он растет там, где его быть не должно. На тротуаре, где бетон и асфальт.
Слезы капали непроизвольно уже несколько часов подряд.
" Через несколько минут меня не будет", - Она представила, как будут рыдать все ее знакомые. А потом нести на руках то, что совсем недавно было ею.
Она представила, как душа будет лететь над домом, над этой опостылевшей ей квартирой, где свершилось Это...
* * *
Странные сны не давали ему покоя.
" Что это было? -Перед глазами отчетливо проплывала странная фигура в темно-зеленом балахоне из сна.
Страх противной дрожью пробежал по телу. Фигура настолько реально проползла перед ним, спящим на кушетке. Слабое освещение лампы сигнализации. Длинная тень от фигуры в темно-зеленом двигается по стене. Лица не видно. Этот человек оборачивается и смотрит на него. Из-за капюшона, наброшенного на голову, и полумрака невозможно рассмотреть лицо. Нет, глаза были видны. Черное лицо. Нехорошая улыбка. В глазах чернота. Таких глаз Он никогда не видел. Это не глаза живого человека. Страшные глаза, зловещая фигура.
" Почему он молчит? Почему так улыбается? Нервы ни к черту! Что за наваждение! Чертовщина какая-то!"
Назавтра Он рассказал Ей об этом странном сне.
- Ничего, надо просто было посмотреть в окно и сказать: "Куда ночь, туда и сон" и посмотреть на небо. Сон улетучится. И это не плохой сон, - пыталась Она успокоить Его.
Он вроде бы успокоился, но впечатление от плохого сна осадком выпало где-то внутри. Ощущение назревающего чего-то было очень явным. От него невозможно было избавиться.
Она звонила каждый день. И Он уже не представлял своего мира без нее. Она вошла в него спокойно и ненавязчиво, не напрягая. Заботливо будила Его в 6.15 в день дежурства. Каждый вечер желала спокойной ночи. Рассказывала иногда все, что у нее произошло за день, когда было больно, могла поплакать. Он тонко чувствовал, все интонации ее неповторимого чарующего голоса. Они договорились говорить друг другу правду всегда. Ему казалось, что "всегда" имеет размытую границу. Она тонко чувствовала, когда у него была женщина. Женская интуиция. Про это можно писать научные труды. Он знал и поэтому даже не пытался сопротивляться и не верить того, что она все равно почувствует. Они составили для себя свои правила игры. Она приняла его таким, какой он был - противоречивым и непонятым людьми, порой неуверенного в себе и иногда жесткого. Он не возражал против ее попыток научить его снова полюбить жизнь. Она помогала ему делать снова первые шаги вперед. Сопротивляться ее заботе, участию и нежности не было никакого желания. Странное дело, но как-то незаметно, безболезненно, внутри его души поселились ростки новых чувств. Без таких чувств он не мог жить. Любовь для него была необходимостью жизни. Где-то в глубине он боялся, что снова никогда уже не полюбит, не испытает сладкого трепета в сердце. Теперь даже та, что когда-то внушала надежду на будущее, утонула где-то в Ее тени. Все происходило без напряга. Это радовало. Он удивлялся про себя, что можно получать столько внимания, тепла и заботы, просто разговаривать по телефону. Пару раз он срывался. По пьяни кричал в трубку, чтобы Она оставила его в покое, не лезла в его прошлое, которое он оберегал, его, как ему казалось светлую любовь с несчастливым концом. Но потом он отходил, искренне жалел, что обидел Ее своими жестокими словами.
"Как ты не понимаешь, что я люблю ее! И буду любить только ее!" -Снова и снова болью повторялись его слова в ее памяти.
Она помнила, как Он бросал трубку. Не брал минут десять. Считал, что возьмет телефон после ее семи попыток дозвониться. Она была терпеливая. Настойчивая. Потому что полюбила. Его. Как это произошло - трудно понять. Рационально разложить по формуле, это вряд ли получится. Просто полюбила, почувствовала однажды, что Ей нужен такой человек. И начала бороться. Против водки, озлобленности на всех, попыток уйти от людей в "бункер". Как Ей было нелегко достучаться до Него, знает только Она сама. Иногда Ее оставляла надежда пробиться через глухую стену Его молчания, достучаться. Тогда он брал в руки телефон и звонил Ей. Потому что Ему нужно было все это. Нужно чтобы Его как маленького ребенка вытаскивали к жизни. - Я бы узнала тебя из тысячи, - однажды сказала она. - Узнала бы твои глаза. Я тебя люблю-ю-ю!.. * * * В тот день заплакала икона в ее комнате. Слеза появилась в правом глазу божьей матери, держащей в руках семь стрел. Изображение, напечатанное на обычной бумаге, заплакало. Капля за стеклом была отчетливо видна и не оставляла никаких сомнений в реальности произошедшего чуда. Они плакали вместе. Она и икона. Выливая боль прошедшего дня. Зверь действовал рассчитано, напористо и хладнокровно. Дверь в тамбуре не закрывалась. Она щелкнула замком входной двери. Звонок тревожно переливался своими стандартными трелями. Она опять увидела зверя. Зверь стоял на пороге и нагло улыбался. Скорее это даже была не улыбка, а 100-процентное зло. Нога ее уперлась в дверь. Назад дороги нет. Все происходило быстро. Зверь сорвал с себя огромную мешковатую кожаную куртку. Она не помнила о том, что он говорил в этот момент ей слова любви. Произносил звуки, облекаемые в словесную оболочку. Слова были его любви. О том, что они должны быть вместе, о том, что он хочет ее до сумашествия. Часы мирно тикали, лениво двигая стрелками. 11.45. Она запомнила это время как стоп-кадр кино. После время потечет вспять. Мир станет черно-белым, без оттенков. Зверь сделал свое страшное дело, застегнул штаны на ходу. На лице его опять расплылась улыбка зла и превосходства. Напоследок он опять ударил ее с размаха своим широченным кулаком по лицу. Ему показалось этого мало. Бил ногами долго и с удовольствием...
Кровотечение не останавливалось до утра. Болело сердце, но боль внизу живота перетягивала. Что было на душе... Эта боль была невозможной. Обида, страх, жалость. Она когда-то безумно любила зверя. Любила до фанатизма. Она не могла ни дня прожить не слыша его, без его милого ей обращения "малыш". Она ждала его всегда. Прощала его встречи с другими. Потому что любила так в первый раз в жизни. Зверь бросался ею как хотел.
Однажды он ее сломал. Сломал пополам. Предал. Самое страшное было не то, что он спал со всеми подряд. Он предал ее в душе. Растоптал. Потом была больница, страшный диагноз: порок сердца. Жизнь на грани... Год. Прошел год. Когда он превратился в зверя, в жестокое животное, желающее только одного - отомстить, унизить и уничтожить ту, которая любила, а потом отказалась от своих чувств. Не было ему дела до того, что половина сердца загублена им. Он решил идти до конца. Только месть и похоть.
Она жалела его. Иногда он все же звонил. Молчал. Ей было тогда 25. Даже когда было нестерпимо больно, она твердила про себя слова, засевшие в душу, произнесенные одной монашкой: "Нет тех испытаний и боли, которую не мог бы вынести человек". И она терпела. Натягивала маску радости и шла на работу, когда хотелось выть. Черное и белое.
Она не умела мстить. Не хотела. Возлюби врага своего. Она так и жила, даря всем радость и нежность. Иногда силы покидали ее. Она дважды умирала. Врачи вытягивали ее из комы. Она привыкла к иногда немеющим и отнимающимся рукам и ногам. Это страшно лежать и не чувствовать своих пальцев, беспомощно лежать и не мочь двигаться. Острия тысячи иголок, впивающихся в сердечную мышцу. Жар и боль внутри. Постоянный холод, тяжесть в ногах. Опять окно, ночь, темнота. Сна нет. Последний год его совсем нет. Страшно уснуть, потому что неизвестно, проснешься или нет.
* * *
Неприятно дрожало все внутри. Он не находил себе места. Проснулся необычно рано. Вчера случилось непоправимое. ЭТО повторилось опять.
В него было развито какое-то внутреннее чутье. Интуиция. Вечером захотел услышать ее близкий и нежный голос. Позвонил.
- Привет! Как дела? Что творишь?
- Лежу. Вышла из ванной. Ты как?
- Я то нормально. А ты? Как самочувствие, настроение?
- Нормально, -в ее голосе он почувствовал с трудом скрываемый надлом. Перепутать он не мог.
- Эй, что случилось?
- Я видела его в городе.
- Где, как? Он тебя видел?
- Нет, я видела его из окна автобуса. Он разговаривал с какими-то людьми. Да ладно, все хорошо. Все очень хорошо, все супер!
- Какое, к черту, супер!? Он не уехал! Я прошу тебя, будь осторожна!
- Я умоляю тебя, давай не будем об этом говорить. Я не хочу об этом говорить! Хочу забыть, понимаешь?
- Ты должна об этом думать. Он ведь животное. Он обманул тебя, что уедет из города навсегда. Он не остановится.
"Он не уехал" - вертелось в голове. В висках противно запульсировала, напоминая о реальности, кровь.
- Да все ерунда! Он просто не знает, что творит. Его надо пожалеть.
- Это не ерунда! Понимаю, что тебе больно это слышать, но я должен сказать то, что я сейчас чувствую. Он опять сделает ЭТО. Понимаешь!? Он звонил?
В трубке повисло молчание.
- ...Да.
- Что он говорил? Говори честно. Я должен знать всю правду.
- Я не хочу об этом говорить. Я не хочу бояться. Он никогда больше ЭТО не сделает.
- Откуда у тебя такая уверенность? Он маньяк. Он не сможет остановиться. Я боюсь за тебя, чтобы ЭТО снова не повторилось.
Она заплакала. На расстоянии пятисот километров раздавались всхлипывающие тихие звуки.
- Я устала бояться. Так можно свихнуться, шарахаясь от каждого скрипа двери, от любого мужского взгляда. Я не хочу так жить.
- Откуда, откуда у тебя такая уверенность, что он не тронет тебя снова? После того дня Он пытался убедить ее написать заявление в милицию. Но
Она была не тем человеком. Носила все в себе. Говорить о заявлении было бесполезно.
- Я это чувствую, - наконец-то успокоилась она.
- Чувства могут обманывать нас. Мы не совершенны. Мы не знаем и не можем знать, что есть человек. Мы идем на ощупь с завязанными глазами. Нельзя полностью доверять интуиции.
- Я знаю, что этого не будет.
Она вселила в него слова уверенности, что ЭТОГО не будет, но проклятое ощущение, что ЭТО повторится не давало ему покоя.
За пару месяцев их странного знакомства Она стала Ему дорога. В общем день без ее звонка превращался в пытку. Черная мысль противно всплывала на поверхность.
- Все будет хо-ро-шо!
- У меня ощущение, что ЭТО снова произойдет. Даже скоро. Я не могу избавиться от этого ощущения. Понимаешь?
Он хотел спросить о том, есть ли у нее балончик и сказать о том, что ей просто необходим газовый пистолет.
- Давай сменим тему.
- Давай...
Его пророчество сбылось на следующий день.
Щебетали веселые птицы, а она уже не хотела жить. Так больно и пусто ей не было никогда. Прошло десять дней после того страшного дня. Десять дней борьбы с собой, собственным бессилием, с борьбой добрых врачей за жизнь.
Утром он сдал дежурство. На душе какая-то хмурь.
"А не выпить ли мне водки?" -почему-то ему захотелось выпить именно водки. Ощутить во рту горечь и жжение спирта, - Уж не алкоголизм ли это?
За эти последние десять дней он пил почти каждый день, исключая суточные дежурства. Дома выпил полбутылки и уснул. Проснулся в семь вечера. За окном уже горели фонари. - Почему она не звонит?
Обычно она будила его днем часов в пять. После дежурства всегда спится много и глухо. Он взял вруки телефон. Набрал любимый номер.
- Привет! Как дела? - Нормально. Я в полном порядке, - в трубке ее голос был неузнаваем. "Что-то случилось!" - промелькнуло в мозгу.
- Что с тобой?!
- Все в порядке...
- Врешь. Я же чувствую. Говори. Только правду. Я слышу по голосу, что что-то не так! Давай, говори...
- Мне не хочется жить. Мне совершенно не хочется жить. Я знаю, что так нельзя говорить, но это все, что мне осталось. Меня больше нет! Я уничтожена.
- Говори, выговорись. Ты должна все рассказать. Мы договорились говорить друг другу только правду.
- Ты хочешь это знать? Я ничего не скажу. Скажу только, что тогда мне было больно. Но то, что случилось сегодня, было в два раза большее. Я сломалась! Я не хочу жить!
Рыдания и всхлипы вырывались из телефона в страшном откровении. Она всегда была сильная. Даже когда зверь разорвал буквально ее тело. За эти десять дней Она нашла в себе силы встать и идти дальше. Работать. Слышать пение птиц.
"Я не хочу жить" - эта фраза эхом гремела в его черепной коробке.
"Господи! За что убивают этого человека? Сильного, честного и доброго. Но беззащитного, как темя маленького ребенка". Да, он готов был убить этого человека - зверя. В нем давно боролось толстовское непротивление и необходимость защищаться и защищать любимых дорогих ему людей от этого жестокого и иногда безумного мира.
Сейчас он ощущал реальность произошедшего. Как будто его самого изнасиловали, избили, уничтожили. Начиналась война. Она начала десять дней тому назад, десять тяжелых, мутных, весенних дней. За окном шел дождь. Птицы настойчиво призывали встречать весну. Но сейчас он этого не слышал. Десять дней. Стало по-настоящему жутко. И не до весны.
- Так, сейчас ты скажешь его фамилию, адрес, телефон. Быстро. Считай, что он сделал это со мной. Он будет наказан. Это война. На войне не должно быть жалости. Это зверь. Животное. Понимаешь? Он почувствовал кровь. Он не остановится. Он будет насиловать других девчонок. Этого нельзя допустить. Понимаешь? Теперь у меня цель моей жизни отомстить ему, зверю. Он задел меня, мою душу. Я не прощу его. Его накажут люди, о силе которых ты даже не можешь догадаться.
- Не надо. Дай мне слово. Иначе я просто исчезну из твоей жизни. Навсегда.
- Хорошо. Я даю тебе слово. Я сделаю все, что ты попросишь. Только прими одно мое условие: он должен быть наказан и исчезнуть из города.
- Да, завтра он будет наказан по полной. Машина уже запущена и назад дороги нет.
- Кто эти люди?
- Скажу лишь одно, что они очень влиятельные люди в городе. И пообещай мне еще об одной вещи: забудь навсегда о том, что было. Я тоже должна забыть.
- А они смогут... наказать?
- О да! Даю двести пятьдесят процентов, что все будет так. Да, у него оказывается есть жена и маленький ребенок...
- У меня просьба. Сообщи мне завтра, что он наказан. И о том, что он творил, должна знать жена.
- Она здесь не при чем. Я обещаю, что завтра позвоню и расскажу, как это было.
- Я буду присутствовать при этом.
Ночью он не спал. Допил водку. А на душе все равно было хреново. Что будет завтра, он не знал. Уснул в четыре утра. Снился очень страшный сон.Он шарахался, бродил пьяный по суетливому городу. Ехал в трамвае и разговаривал с матерью своей бывшей любимой девушки. Потом с размаху ударился лбом в фонарный столб. Реальное ощущение удара долго оставалось после сна. Из головы не выходило, что когда он спал после дежурства, в этом время в другом городе насиловали его девушку. Что он мог предпринять? Он прокручивал свои слова, произнесенные им за день до трагедии: "Ты должна быть жесткой и жестокой. Мы живем в миру. Мир жесток, и в нем борются темные и светлые силы. Черное и белое. Это как на войне - выбора не остается, когда нужно мстить за убитых родителей, братьев и сестер. Чтобы выжить.
Его опять тянуло в монастырь. Туда, где нет всей этой грязи.
Тогда Она сказала: "Я никогда не стану жестокой. Я есть Я".
Вчера этот святой цветок растоптал зверь. Сегодня было страшно и больно зверю. Его выкинули из города вместе с семьей.
* * *
Он встречал маршрутку на вокзале с улыбкой, которая могла согреть только ее. К нему ехал самый дорогой на свете человек. Она.