- Итак, положение безвыходное, - мрачно подытожил Изя. - Через несколько месяцев наступит крах.
Петр и Слава тяжело переглянулись. Накачанный, коротко стриженный Слава был неузнаваем: в его широких карих, всегда уверенных глазах светился желтенький страх. Петру стало противно. Молодой компаньон привык, что все в жизни доставалось ему без особых усилий, и теперь напоминал ухоженного домашнего песика, с которого вот-вот сорвут ошейник от блох и пинком вышвырнут в чужой и враждебный мир помойки. Сам Петр был похож на провинциального поэта - длинные, редко встречающиеся с водой волосы, тощая нескладная фигура и гибкие, нервные пальцы рук составляли его облик, вот только романтических иллюзий, которыми, как худеющие дамочки глистами, заражены все подобного рода субъекты, он не имел и в помине. С головы до ног, от кожи и до кишечных ворсинок Петр был дельцом, вне коммерции он себя не мыслил и не имел интересов.
- Есть какие-нибудь лазейки? - обратился он к Изе. - Что говорит Кабан?
- Кабан сдулся, - злобно пыхнул сигаретой тот, - говорит, что помочь ничем не сможет. Охрана у "Ленты" экстра-класс, не чета кабановской шпане - говорит, имеют право стрелять без предупреждения. Ни поджечь, ни запугать. Сто пудов чей-то оффшор.
- Суки, - простонал Слава, отчаянно давя бычок в кружке из-под кофе. - Ну почему именно здесь-то?
- Хорош ныть! - прикрикнул на него Петр. - Истерики закатывать и нервного интеллигента строить будешь перед девками. А тут надо действовать!
- Как действовать? - огрызнулся тот. - Лохов на покупку нема! Под "Ленту", что ли, подкоп делать с пороховой миной?
Секунду Петр почти всерьез обдумывал эту идею. Слава заметил это и уже собрался ехидно изрыгнуть какую-нибудь гадость, но тут стол со звоном подпрыгнул от удара Изиного пудового кулачища.
- А ну хватит, мать вашу пять раз через оглоблю!
Под железобетонным взглядом старшего компаньона русские умолкли. Шутить Изя Фельдман любил, однако не в подобной ситуации и не подобными вещами. Он весь напоминал наведенную на цель торпеду: длинный, сильный, жилистый, весь обтекаемый - попробуй ухвати, руки пугающе и неестественно большие и красные - если вцепится, не оторвешь. Даже странные, словно сошедшие со страниц гоголевских рассказов жиденькие пейсики не делали его комичным, что бы об этом ни думал сам Изя, отчаянно их стесняющийся - его отец был раввином и воспитывал сына в большой строгости и набожности, хотя в последнем так и не преуспел.
- Детки малые, пионеры-октябрята, - терзая пальцами подлокотник, Изя снова огрел их взглядом. - В песочнице сидите? Совочек не поделили? Взрослых дел не нюхали? А?!.
И тут Изю прорвало. Черные и серые слова посыпались из него, как навоз из дырявого бака. Он вскочил и пинком опрокинул кресло под стол. Он разбил графин с водой. Он рвал на себе волосы и метался по комнате, как пойманный барс. Потом он высунулся в окно и долго орал в сторону ненавистной стройки грязные ругательства на русском, иврите и идише. Петр и Слава, не дыша, следили за этой бурей праведного гнева.
Наконец Изя немного успокоился, поднял многострадальный предмет гарнитура с пола, плюхнулся в него, выхватил сигарету и свирепо затянулся. Некоторое время в комнате стояла тишина, а потом Слава начал рыться в портфеле.
Бегая глазами, он выхватил лист бумаги, покрытый мелкой печатью, торопливо подписал и толкнул на середину стола.
- Господа, я вынужден вам сообщить, что не могу продолжать вести дело. Я продаю свои акции и уезжаю. Примите мое заявление и выдайте сумму.
Петр поперхнулся и чуть не свалился со стула. Изя тускло посмотрел на Славу, потом на лист, потом снова на Славу.
- Что это? - без выражения произнес он.
- Подпишите договор о выкупе моих акций, господин Фельдман, - с трусливым вызовом ответил Слава.
- Ах ты, гнида! - обрел дар речи Петр. - Бежишь с корабля, крысеныш? Да я же тебя...
- Подпишите, господин Фельдман, - рот Славы зло и плаксиво искривился. Правая рука нырнула в карман и вырвала оттуда тяжелый кастет с шипами. Петр потянулся за ножом для бумаги...
- Петро, оставь его в покое, - таким же вареным голосом остановил его Изя. - Гражданин Говяжич, ваше заявление удовлетворено. Получите у Ирочки деньги.
Не отрывая затравленного взгляда от неподвижных буровато-карих глаз Изи, Слава попятился к двери и исчез.
Секунду остатки команды гибнущего корабля молчали.
- Изя, какого хрена... - начал Петр.
- Пусть уматывает, - густо сплюнул в чашку Изя. - От крыс в таком деле все равно толку чуть. А работать с ним дальше, если мы каким-то чудом выкарабкаемся, нельзя.
- Ты считаешь, что надежда есть? - мрачно приподнял бровь русский. - У тебя, пардон, богатый дедушка в Бердичеве помер, или сам в туалете на золотую жилу наткнулся? А может, ты нашел способ обойти это долбаное условие?
Изя угрюмо зыркнул исподлобья, но смолчал. Условие действительно было несокрушимым и понемногу превращалось в удавку.
Небольшой гастроном Изя Фельдман потихоньку приобрел у государства по бросовой цене в конце совковой эпохи, когда под общий шум и неразбериху можно было осуществить и более крупную аферу. Единственным малоприятным условием договора была невозможность перепрофилировать магазин в течение довольно долгого периода времени. Впрочем, невозможность торговать мочалками и красками вместо мяса и молока Изю не очень пугала. Со временем у магазина появилось еще два совладельца: друг детства и предприимчивый коммерсант Петр Кукушкин и молодой экономист Вячеслав Говяжич. Торговля пищевой продукцией позволила компаньонам сколотить маленький, но крепкий капитал, продолжавший увеличиваться, и понемногу у Изи начинали складываться планы комбинации по расширению торговли, когда произошло непредвиденное.
В один далеко не прекрасный день неизвестная строительная фирма, оттяпав у лежащего в двухстах метрах от магазина городского дендрария изрядный кусок земли, начала постройку гипермаркета "Лента", причем сама приватизация земли изрядно напоминала разбойное нападение. Никаких бумаг на землю неведомый хозяин не подписывал, зато, очевидно, имел крупные связи в руководящем аппарате области, потому что строительство продолжалось, и никаких санкций к нарушителям применено не было.
Для компаньонов это было как гром среди ясного неба. Конкурировать с огромным гипермаркетом скромный гастроном, понятное дело, не мог. До конца действия проклятого условия оставалось еще долгих четыре года. Изя и Петр неделями оббивали пороги разнообразных инстанций, однако чья-то конкурирующая рука уже щедро смазала чиновникам глотки. Это был крах.
Первым делом Петр попытался найти лохов для сбыта гибнущей торговой точки. Таковые действительно вскоре нашлись в лице неких братьев Юцевич, коммерсантов из Архангельска. Однако в последний момент какой-то городской доброхот из знакомых осведомил братьев о провальности заключаемой сделки, и те смазали лыжи, распустив напоследок слух о деловой нечистоплотности компаньонов. Это уже была самая настоящая гибель.
И вот сегодня с корабля сбежала первая крыса. Петр уже давно потерял надежду, но держался с упорством смертельно раненого берсерка. Изя яростно жевал сигарету, шаря глазами по страницам газеты и ища выход из разверзающейся под ногами денежной ямы.
И вдруг русые брови над болотистыми бурыми глазами озадаченно нахмурились, а затем взвились вверх, затирая и разглаживая прочертившую лоб морщину. В мутно-коричневой глубине сверкнула лукавая и веселая искра.
Он бросил газету на стол.
- Петя, мне нужно уехать на пару дней к себе домой. Я скоро вернусь. Будешь в мое отсутствие вести дела.
- Ты что-то придумал? - подскочил на месте коммерсант.
- Слабый, мизерный шанс, но другого у нас нет. Когда я вернусь, я все объясню...
И Изя вихрем вылетел из кабинета.
- Чего? - не поверил Петр, когда загорелый, пахнущий молодым вином Изя закончил рассыпаться.
- Не бзди, - отмахнулся тот, торопливо щелкая замками кейса. - Дело верное.
Наконец хитрый шифр был набран, газетная бумага развернута, и глазам русского предстал позеленевший бронзовый молоток с короткой деревянной ручкой.
Некоторое время русский молча смотрел то на молоток, то на торжествующего Изю.
- Это - наше спасение, - гордо произнес сын Израиля.
- Молоток?!
- Молоток. Но для тех, кто нас спасет, это молот. Молот Зехиэля. Теперь заткнись и слушай. Такой шанс выпадает раз в тысячелетие, и дурень я буду, если его упущу, Петя...
И Изя рассказал Петру очень странную историю. Оказывается, давным-давно, еще в эпоху феодальной раздробленности, жил во Франции один склочный и злопамятный раввин по имени Зехиэль. Был он знатоком магии и алхимии, и этим, равно как и дурным характером, имел широкую известность в городе Меце, в коем и обретался. Инквизиции тогда еще не было, поэтому сжечь алхимика никто не пытался, а на него самого смотрели скорее с любопытством, чем со страхом. Существо весьма легендарное, занимался он набившими оскомину сонму алхимиков до него поисками "философского камня" и прочей мистикой. Все попытки предприимчивых феодалов заключить с раввином сделку неизменно проваливались: злобный и подозрительный, Зехиэль терпеть не мог, когда его занятия прерывали, и с помощью своей магии буквально "вгонял в гроб" бедолаг - проштрафившиеся дипломаты надолго уходили по щиколотку, лодыжку, а то и по самое бедро в землю, в зависимости от степени дурного настроения раввина. Даже сам король Франции - кажется, это был Карл Толстый, - имевший неосторожность побеспокоить Зехиэля, погрузился по колено в мостовую славного Меца. Как его оттуда извлекли и что было потом, в точности неизвестно, но через некоторое время раввин таинственным образом исчез, то ли не сумев "урыть" очередного настырного клиента, то ли просто устав от бесконечного потока оных. Дом его был перерыт с чердака до подвала любителями легкой наживы и через пару лет окончательно развалился.
Как и всякого волшебника, легенды наделили его большим количеством разнообразных магических прибамбасов вроде исцеляющего от горячки камня или посоха-самолета. Однако наиболее часто упоминался некий "молот Зехиэля". Если верить преданиям, именно с его помощью мерзопакостный раввин производил вышеупомянутые хамские вбивания в землю - для этого ему нужно было произнести некое волшебное слово и ударить молотком по гвоздю. Предмет этот иногда упоминался и в более поздней истории, однако ни одному из его последующих владельцев, по-видимому, не удалось разгадать это самое слово. По утверждению Виктора Гюго, некоторое время молотом владел Клод Фролло, каноник Нотр-Дама и герой романа "Собор Парижской Богоматери", личность, кстати, реально существовавшая и в высшей степени таинственная. Как пользоваться наследием раввина, он так и не додумался, хотя старался ужасно. А вскоре погиб. Звонарь Квазимодо его с парапета сбросил.
И молот тоже пропал.
- И вот, читаю я, значит, газету, - продолжал Изя, - и вижу объявление: "Корпорация "Зевс" ищет памятники старины, предметы религиозного поклонения на предмет создания исторического музея." А "Зевс", братуха, это ого-го... Серьезные ребята. Я не я буду, если меньше пятисот с них срублю.
- И что, ты хочешь сказать, что это и есть молот этого... как его... Захарии? Зехерилы?.. А, пес с ним... Ну так как? - недоверчиво покосился на молоток Петр.
- Ты что, смеешься? - выразительно переломил бровь Изя. - Конечно, нет! У отца в сарае валялся. А сарай старый, еще прадед мой ставил. Дерьма там всякого навалом. Вот я и вспомнил, как этим молотком в детстве играл... Но в "Зевсе"-то этого не знают!
- По-моему, ты пил морскую воду, - печально констатировал Петр. - Ты представляешь, сколько проверок пройдет эта хреновина? Да этому молотку максимум лет сто! И что с тобой сделает "Зевс", когда обнаружит обман? Я не большой любитель дайвинга с бетоном на ногах, знаешь ли...
Не договорив, коммерсант сам понял, что ляпнул лепешку.
Изя снисходительно улыбнулся.
- Петя, скажи, как долго я еще буду учить тебя ориентироваться в торговле? Да будь это настоящий молот Зехиэля, думаешь, я сумел бы его продать? Кому это нужно - покупать н а с т о я щ у ю реликвию, которую надо охранять, как зеницу ока? Которая стоит, как половина Москвы! Которая, наконец, от одного случайно произнесенного слова может натворить в музее черт знает что... "Зевсу" нужен артефакт с историей, а не какая-то там мистическая хрень. И мы им этот артефакт дадим.
Петр задумался. Впереди было банкротство и нищета. Изя предлагал выход - опасный и узкий, но все же выход.
Конечно, он согласился. А что ему еще оставалось?
Изя был неузнаваем. Мало того, он был ужасен. Темно-серая фетровая шляпа и длинное пальто того же цвета, словно сошедшие со страниц американского журнала мод 1920 года, делали его похожим то ли на Дика Трейси из комиксов тех годов, то ли на мафиозную шестерку. Горло было обмотано легким синим шарфом. Правая рука была в кармане пальто - там лежал пневматический псевдо-"Макаров". Левая, с надетым на нее телесного цвета кастетом, сжимала ручку черного кейса, где лежал молот. Прислонившись к затененному участку облупившейся стены, он курил сигарету.
Петр наблюдал за ним из неосвещенного тупичка невдалеке. Ему Изя не разрешил даже курить, чтобы не привлекать внимания, и сейчас это изрядно действовало на нервы. У него в руках был "Дрозд" - качественная российская переделка израильского "узи", тоже пневматическая. Петру было холодно и скучно. Он не мог понять, на кой черт старший компаньон затеял всю эту ночную гангстеровщину, когда можно было встретиться где-нибудь в кафе и все обсудить. Впрочем, некоторые Изины поступки были понятны только ему самому, да и то не всегда, судя по всему...
Изя отбросил окурок и посмотрел на часы. Почти в ту же секунду в переулке раздались шаги, и Петр увидел двоих здоровенных парней и невысокого худого человека между ними.
- Здравствуйте, господин Фельдман, - его голос был сух и официален, слова он выговаривал с легким акцентом.
- Здравствуйте, - странно хриплым голосом ответил Изя. - Деньги при вас?
Петр поморщился - от такой дешевой конспирации попахивало паранойей, - а потом сообразил, что компаньон просто курил на морозе и охрип.
- Покажите товар, - в ответ потребовал тощий.
- Покажите деньги, - в упор глядя на него, повторил Изя.
Щелкнули замки двух чемоданчиков. Тощий снял с молота полихлорвиниловую пленку и придирчиво осмотрел "артефакт". Изя быстро пересчитывал деньги.
У Петра засосало под ложечкой.
И точно: представитель "Зевса" сокрушенно вздохнул и сунул молот обратно в чемодан.
- К сожалению, я вынужден отклонить ваше предложение, - печально сказал он. - Это не молот Зехиэля. Я не вижу ни на одном из бойков Соломоновой Звезды. Так дела не делаются, господин Фельдман.
Петр вздрогнул и рефлекторно подобрался, однако Изя лишь насмешливо прищурился:
- Из каких источников вы черпали эту непроверенную информацию, господин Мальмгрен?
Швед не подал виду, однако Петра тряхнуло от радости: Изя ловко обошел расставленную "на фальшь" ловушку. Очевидно, у представителя "Зевса" не осталось сомнений в том, что молот все же был настоящим.
- Вы неплохо знаете историю, господин Фельдман. Однако...
- Однако я торчу здесь с одиннадцати часов, господин Мальмгрен, - прервал его Изя. - Давайте мне эти паршивые деньги, берите молот и разойдемся.
- Деньги? - задумчиво протянул Мальмгрен.
- Деньги, - поднажал Изя.
Мальмгрен некоторое время задумчиво молчал. Изя нарочито заметно стрельнул глазами за его спину - в тупичок, где стоял Петр.
У коммерсанта по спине забегали мурашки. Он невольно сглотнул и взял спину шведа на прицел.
Представитель "Зевса" заметил взгляд Фельдмана и понял все. У него хватило выдержки не прослеживать его: взмокший, теряющий сознание от напряжения и страха Петр разрядил бы в него весь магазин "Дрозда".
Оценив ситуацию, Мальмгрен больше не колебался.
- Ну конечно, деньги. Они ваши, господин Фельдман. Было приятно иметь с вами дело.
Когда швед и его телохранители удалились, унося чемоданчик с молотком, Изя буквально за шиворот выволок окончательно раскисшего Петра из подворотни и погрузил в свои "Жигули". У них в руках были двести тысяч долларов - цена полутора таких магазинов, как их гастроном...
Дальше дело пошло, как по маслу. Старую торговую точку благополучно закрыли, создав новую в другом районе, где стройка, подобная "Ленте", была просто невозможна по причине забитости его жилыми домами до отказа. Матерый коммерческий волк, Изя в несколько месяцев разорил вчистую местных "акул бизнеса" - торговцев-пищевиков, установив почти полную монополию на двух больших параллельных проспектах, пересекавших весь город. Одна за другой, частные торговые точки на проспектах присоединялись к его ОАО на правах сателлитов. С особо упертыми же торговцами, вовсе не намеренными идти в работники к заезжему молодцу с внешностью записного ворюги, Фельдман заканчивал переговоры, бессильно вскинув руки вверх - и посылал Петра с Кабаном устранять затруднение. Пылали склады, опрокидывались грузовики-рефрижераторы, разбрасывая по окрестностям аппетитную снедь. Обращаться в милицию не было никакого смысла: против Изи не было ни единой улики, а связь его и Кабана была недоказуема, равно как и причастность последнего к каким-либо незаконным действиям. Петр заметно окреп, перестал нервничать, когда новое поручение оказывалось на грани закона, а то и за ней.
В этот вечер он возвращался из офиса домой чуть навеселе: очередной договор был заключен на их условиях. На проспекте царил обычный час пик: стальное море машин еле двигалось, разрывая густой душный вечерний воздух возмущенным визгом клаксонов. Перспектива стоять в пробке до поздней ночи Петра, однако, не волновала: он давно уже привык проезжать домой дворами. Свернув в нужную арку, он проехал по небольшому тоннелю. Впереди замаячил выход, Петр чуть сбавил газ...
И тут сзади взревел мотор, и вылетевший из-за спины черный "шевроле" самым наглым образом его подрезал.
Рефлекторно Петр успел вывернуть руль, и машину занесло. Весь хмель сразу вылетел у него из головы. С какой-то странной отрешенной злобой коммерсант увидел, как пляшущая вокруг него стена тоннеля несется ему прямо в лицо: "Ремонтировать буду сто лет..."
В следующий момент его швырнуло вперед.
К счастью, подушка безопасности не подвела. Невнятно промычав что-то бранное, он оттолкнул заткнувший ему нос упругий колыхающийся шар, потянулся в дверной ручке... и замер.
Через опущенное стекло водительской дверцы ему в левый глаз смотрело дуло короткоствольного автомата.
- Пикнешь - убью, - раздался негромкий, властный голос. - Вылезай из машины, лапы за голову.
"Дрозд" лежал под сиденьем. Тянуться было поздно. Стараясь не делать резких движений, Петр выбрался из автомобиля, успел увидеть молодое равнодушное лицо в очках с квадратными стеклами, джинсовый костюм... а потом ему на голову опустился дурно пахнущий мешок, по лицу посыпалась труха, и чьи-то руки, немилосердно согнув его пополам, защелкнули у него на запястьях холодные металлические браслеты.
Сопротивляться он не стал.
Мешок с головы сдернули, и в глаза брызнул омерзительный голубой свет. Петр чуть разжал веки и увидел небольшую комнату без окон и стоящего возле стены Изю в разорванной рубашке. Изя поздоровался взглядом и снова, прищурившись, перевел глаза на кого-то у него за спиной.
- Ну, здравствуйте, Петр Андреевич, - с издевкой произнес голос Мальмгрена.
Петр на секунду вновь закрыл глаза. Что ж, этого следовало ожидать.
Представитель корпорации "Зевс" вышел у него из-за плеча и посмотрел ему прямо в глаза. Петр впервые увидел его лицо - смуглое, скуластое, совсем не нордическое.
- Здравствуйте, - осторожно ответил торговец. - Чему обязан знакомством?
- Исключительно своей коммерческой нечистоплотности, гражданин Кукушкин, и ничему более... Сбывать нам фальшивую реликвию - это то ли слишком глупо, то ли слишком дерзко, чтобы оставаться безнаказанным.
- Фальшивую? - пожал плечами Петр. - Я не понимаю вас.
- Да, фальшивую. Неужели вы думали, что если вы не знаете необходимого волшебного слова, то его не знает никто? Спешу вас огорчить - мы его знаем. И это слово не сработало. Кусок бронзы на деревяшке, который вы нам продали - не молот Зехиэля.
- Вы или пьяны, или бредите, господин Мальмгрен, - холодно заметил Петр. - Прекратите эту гангстеровщину и подайте на нас в суд, если хотите.
- О, мы не преминем, - усмехнулся швед. - Но прежде чем вы ответите перед законом, вам придется ответить перед нами. А мы очень не любим, когда всякие еврейчики пытаются натянуть нам нос. В любом случае, этот разговор вы будете вести не со мной. Вернее - пока не со мной. С ю д а!
Петр развернулся к двери. Послышался звон ключей, дверь отворилась, и в комнату уверенным шагом вошли двое коренастых джинсовых парней. Мальмгрен печально улыбнулся и отошел в сторону...
На этот раз Петр честно попытался сопротивляться. Первые пять секунд.
Через оные же пять секунд жестокий удар ногой швырнул его на бессовестно твердый пол. В глазах заплясали звонкие зеленые звезды. "А ну вас всех к чертям свинячьим, - уже знакомая скучающая злоба накатила волной. - Помру..."
...Когда звезды перестали звенеть и превратились в пятна, а потом - в точки, русский отважился приподнять голову. Джинсовые молодчики неуверенно топтались в трех шагах, бросая вопросительные взгляды на Мальмгрена. У одного нос сочился красным, второй сверкал внушительным фонарем размером с блин. Посмотрев вверх, Петр увидел Изю, стоящего над ним в боксерской стойке. Поводя налитыми кровью глазами, он слегка пружинил на ногах из стороны в сторону. Костяшки его пальцев были разбиты в кровь.
- Это ОЧЕНЬ впечатляет, - с расстановкой произнес Мальмгрен. - Вы неплохо знаете французский бокс, Иосиф Яковлевич. А теперь в коридор. Быстро.
В руке у шведа поблескивал крохотный "Дерринджер".
- А ты гнида, Мальмгрен, - нервно рассмеялся Изя. - Может, опустишь пушку и поговорим по-мужски?
Мальмгрен улыбнулся.
- В коридор, - сказал он.
Крыть было воистину нечем...
Послышалось щелканье замка и тихий скрип двери. Петра толкнули вперед, потом еще раз. Он почувствовал, что его сажают на что-то холодное. Слышно было, как Изя заскрипел зубами. Браслет на левой руке на мгновение разошелся и тут же вновь защелкнулся, обхватив цепью прохладный металлический прут.
С головы сдернули вонючую дерюгу, и Петр увидел Изю, прикрученного к железному стулу почти в такой же позе, однако он как-то странно выпирал грудью вперед, словно хотел выдрать руки из суставов и спрыгнуть с негостеприимного предмета гарнитура. Приглядевшись, Петр заметил упершийся одним концом в спинку стула, а другим - в позвоночник Изе между лопатками, металлический стержень, выгибавший его дугой. Едва измученный болью в спине человек делал движение вперед, как потерявший опору стержень соскальзывал чуть ниже и продолжал сверлить хребет еще немилосерднее. Шейные мышцы Изи вздулись, ладони так стиснули спинку злополучного Прокрустова ложа, что казалось, будто металл сейчас сомнется у него в руках, блуждающий взгляд был страшен. На секунду Петр ощутил к товарищу жалость.
Потом жалость уступила место злобе. Фельдман привел гастроном к краху, затеял дурацкую авантюру, облажался в ней, как лажался всегда и везде, да еще вдобавок ухитрился втянуть в это дерьмо его, Петра. Дурак, баран, олух, рохля! Всю жизнь от него были одни неприятности. Надо было сразу рвать когти. Славка молодец, сразу раскусил этого типа. А он остался, как последний лох, и теперь сидит в этом гадючнике, и его избили, и изобьют, и будут бить...
Петр уже почти убедил себя в том, что во всех бедах его жизни, включая постройку "Ленты", виноват только Изя, когда негромкий голос с тем же шведским акцентом, что и у Мальмгрена, прервал его мрачный поток сознания:
- Добро пожаловать, господа аферисты. Наручники не жмут?
Пелена злобствований задрожала и порвалась, превратившись в едва заметное темно-серое бурчание на периферии мышления. Ненависть к компаньону сразу пропала. Петр моргнул, прокашлялся и наконец осмотрел место действия.
Они находились в почти такой же маленькой полупустой комнате, что и раньше, но здесь, в отличие от предыдущей, было небольшое окно, затянутое техническим полиэтиленом. Стены были оклеены рыжеватыми обоями, что коммерсанту сразу не понравилось, вызывая смутные и неизвестно откуда возникающие ассоциации с Лубянкой и местом последнего пребывания семьи Романовых. У окна стоял стол, и за ним сидел лысоватый плотный человек с азиатскими чертами лица.
- Вам что-нибудь нужно, сэр? - произнес из-за спины голос Мальмгрена, почему-то на русском языке.
- Спасибо, Генрик, не стоит, - пожал плечами сидящий за столом. - У меня все есть. Все, что нужно.
Вновь щелкнула собачка замка, и незнакомец поднялся из-за стола.
- Мое имя вам знать недолго, поэтому скрывать его необязательно. Я - Пер Расмунсен, если вам о чем-нибудь говорит это имя.
- Ну как же, - прохрипел Изя. - Председатель совета директоров корпорации "Зевс", недавно с какого-то рожна покинувший родную Свериге и приехавший в Россию... Какая честь...
- Да, для вас это честь, - невозмутимо кивнул нордический азиат. - А для меня честь - беседовать со столь достойно боровшимся врагом, господин Фельдман. Мои поздравления.
Он сел на корточки возле Изиного стула и заглянул ему в глаза снизу вверх.
- Вы блестяще сражались, мой дагагой, - он не слишком удачно спародировал еврейский акцент. - Когда мой гипермаркет начал выдавливать вас с позиций, все указывало на то, что вы тривиально прогорите и вылетите в трубу. Однако в самый последний момент вы вывернулись, восстановили силы и даже ухитрились натянуть нам нос. Ваш молоток действительно очень похож на молот Зехиэля. Мои поздравления.
- "Лента"... - вырвалось у Петра. Не поворачиваясь, Расмунсен довольно кивнул.
- Да, именно "Лента". Так я называю все свои предприятия, которые открываю с этой целью - магазины, банки, рестораны. Вас наверняка удивляет, с какой стати корпорация "Зевс", дела которой вообще никоим образом не касаются пищевой торговли, вдруг приезжает в вашу занюханную страну, начинает постройку дорогого магазина на заведомо нехлебном участке, да еще и идет при этом на такую наглую приватизацию земли у бедных биологов. Да, это было бы странно, мало того, это было бы дико, если бы мы были пищевыми оптовиками. Но мы и не собирались там торговать. Нашей - а точнее, моей - целью были вы, господин Фельдман.
Петр выпучил глаза.
Изя оскалился.
Расмунсен встал и короткими пухлыми пальцами ухватил Изю за подбородок.
- Знаете, почему я это сделал, Иосиф Яковлевич? - тихо произнес он. - Потому что вы жид. Потому что таким, как вы, не место среди чистых народов. Потому что вы опоганили своей вонючей лимфой алую кровь других людей. Потому что отродья вашей гнусной расы отец моего отца снопами швырял в топки Бухенвальда и завещал это своему сыну и сыну своего сына, и так до скончания времен, пока хоть один унтерменш топчет своими сивыми лапами землю!
В его глазах дико плясали красные огоньки. Внезапно он ухватил Изю за пейс, рванул раз, другой, Изя вновь скрипнул зубами. Отбросив в угол клок волос, Расмунсен повернулся на каблуках, отошел к окну и некоторое время с интересом изучал поверхность своего стола. Когда он снова говорил, его голос снова звучал спокойно и размеренно:
- К сожалению, люди стали слишком мягкотелы для того, чтобы просто схватить унтерменша на улице и кинуть его псам, даже если каждому ясно, что с жидами надо обращаться только так. Поэтому мне приходится действовать легально, - он буквально выплюнул это слово. - Сколько раз мои "Ленты" обвивались вокруг глоток коммерсантов, банкиров, рестораторов с нечистой кровью, медленно душа их, а затем исчезая так же внезапно, как и возникли! Рано или поздно они разорялись и опускались на самое дно, до той точки, когда наше излишне щепетильное правосудие решает, что заботиться о них уже невыгодно. Тогда их вылавливали и привозили ко мне. Я судил их - судил обезьян по праву человека высшей расы. Сколько их ползало передо мной на коленях - оборванных, немытых, обросших, мерзких - выскуливая позволение поганить собой землю и дальше, превращать своими гнусными легкими наш чистый воздух в яд, нести свое грязное семя в чистый северный генофонд! Я судил их по делам их - неважно, тем, что они уже совершили, или же тем, что только хотели, но не признавались в этом - и приговаривал. К смерти!
В эту минуту он не был похож на существо, способное родиться в этом мире.
Уже на середине его монолога Петра начало мутить. Генеральный директор "Зевса" вел себя как злодей из второсортного триллера - те тоже выбалтывали все свои секреты плененным героям, будучи уверенными в том, что уж теперь-то можно выговориться всласть, вознаградить себя за долгое вынашивание планов в полном молчании. Вот только Расмунсен, в отличие от них, был по-настоящему страшен, потому что был реален. Коммерсанты не были ни пленными принцами, ни героями комиксов. Никто не мог им помочь, да никто и не хотел.
Оставалось только умирать.
Хищно подергивающаяся рука Расмунсена нырнула в ящик стола и извлекла оттуда прямоугольный молоток на короткой деревянной рукоятке.
- Все шло по выверенному плану. Узнав условия вашего контракта, я решил отыграть старый сценарий "Конкурент". "Лента" уже нанесла свой удар, оставалось только дожать вас. И вдруг, совершенно неожиданно, я - человек, раздавивший сотни обезьян, человек, которому принадлежит половина Европы - был повержен в нокдаун. Меня побили, сыграв на моем же проекте.
Да, меня дернули за нос! Этот остолоп Мальмгрен даже не удосужился оповестить меня о том, что купил молот у вас - он до сих пор думает, что я просто расправляюсь с чересчур обнаглевшими конкурентами, служака - так что я узнал об этом гораздо позже. Я был в шоке. Только дьявольская хитрость жида могла измыслить подобный ход. Однако, когда я раскопал-таки в наших архивах волшебное слово Зехиэля, и оно не сработало, я понял, что извлек победу из поражения. Вы сами дали повод схватить себя. Но я должен признать, что такого противника я не встречал еще ни разу.
Изя хрипло засмеялся, словно заскребли кремнем по железу:
- Ты... представитель высшей расы... Взгляни на свое лицо в зеркало и увидишь там унтерменша. Ты такой же неполноценный, как и я. Даже неполноценнее... потому что мои предки сохраняли чистой иудейскую кровь.
Намек ударил в цель с силой пушечного ядра - Расмунсен побледнел, точнее, пошафрановел. Рука, сжимавшая молот, взлетела вверх. Петр невольно зажмурился.
Секунду в комнате стояла тишина, затем шовинист, по-прежнему бледный, рывком выдрал из-за Изиной спины стержень и швырнул его в окно. Послышался треск полиэтилена, через мгновение раздался отдаленный удар. В Изиных наручниках щелкнул ключ, и они со звоном упали на линолеум. Неживым голосом азиатский швед произнес:
- Несмотря на вашу хитрость, я выношу вам смертный приговор, господин Фельдман. Но я честнее вас, чьи предки плевали в моего Господа. Вы будете драться со мной, как дрались многие до вас, или пытались отбиваться, что ближе к истине. Несмотря на возраст, я неплохо знаком с борьбой без правил. Я разбивал им головы собственными руками, душил, ломал кости и разрывал связки. То же самое я сделаю и с вами - но голову я вам размозжу вашим же молотком. Встать!
Изя с наслаждением выпрямился на стуле и помассировал отекшие запястья.
- А какой мне резон с тобой бодаться, Расмунсен? Если проиграю - умру, если даже выиграю - меня пришьет твой Мальмгрен. Мне проще сразу выброситься в это окно, тем более, что там даже стекла нет. Авось да и выживу...
Ай да Изя! Ай молодца! Петру заметно полегчало. Не успел освободиться, а уже пытается взять дело в свои руки. Швед насмешливо сощурил узкий глаз:
- Под окном стоит охрана с оружием. А для вас у меня стимул есть, ведь слова "честь воина" для вашей расы пустой звук...
Он вытащил из того же ящика подписанный документ с печатью.
- Вот этот стимул. Если вам каким-то чудом удастся меня победить, вы его заберете. Здесь написано, что наша корпорация к вам претензий не имеет и судебного преследования не начнет. И вас, и вашего пажидка, - он кивнул в сторону Петра. - никто больше пальцем не тронет.
Изя бросил взгляд на документ, на Петра - и неуверенно поднялся.
У русского сразу тяжело ухнуло в животе. Изя пошел на это из-за него, и это тоже было стимулом (во всяком случае, Петр на это надеялся), но с первого взгляда было ясно, что он не мог победить. Стержень и наручники немилосердно ломали его без остановки почти час, не считая драки в камере, в то время как на пухлых ручках Расмунсена, когда он пригнулся, внезапно вздулись бильярдные шары мускулов. И все же он слегка присел и занял боевую стойку.
- Итак, высокий суд, - издевательски произнес его противник, - представленные улики неопровержимы, и подсудимый приговаривается к смерти через избиение, как жид, унтерменш, полукровка... ах, простите, чистокровный выродок, а также вор, насильник, убийца и просто необрезанный еврейчик, черти бы меня взяли!
Движением, полным пафоса, он, подобно судье, с размаху опустил молоток на столешницу.
Вспышка ярко-голубого света была такой, что Изя и Петр едва не ослепли. Раздался треск электрического разряда и громкий вопль Расмунсена. Кажется, само здание порядком тряхнуло. За окном раздались испуганные крики.
Когда Петр открыл глаза, первым, что он увидел, была блестящая лысина шведа, возвышавшаяся на уровне стола.
Генеральный директор корпорации "Зевс" ошеломленно созерцал свои ноги, по колено ушедшие в бетонное перекрытие.
Молчание нарушил удивленный голос Изи:
- А ведь сколько времени у отца в сарае валялся... Необрезанный еврейчик, значит? Ну-ну.
- Изя, - просипел Петр голосом простуженной курицы. - Изя, это что, и правда?..
- А собственные глаза для тебя не авторитет? - неожиданно зло огрызнулся Изя. - Ну так ушами гляди, если не веришь.
Двумя широкими шагами коммерсант пересек комнату, отобрал у Расмунсена лист и молоток, задержался у угла стола, где прямоугольный след бойка отпечатался на дереве вокруг шляпки гвоздя.
Затем перевел взгляд на искаженное страхом лицо шовиниста, на его дрожащие губы, побагровел и вдруг замахнулся молотком. Петр отвернулся.
Когда они, ткнув в нос телохранителям Расмунсена охранный лист, подошли к трамвайной остановке, Петр первым нарушил застоявшееся молчание:
- Как думаешь, нам и правда ничего не будет?
- Хрен его знает... - сплюнул Изя. - Кажется, этот Мальмгрен не слишком сильно любил своего шефа. Может, и не будет. Что я теперь знаю точно, так это в том, что нельзя верить до конца официальным источникам и недооценивать чувство юмора средневековых раввинов.