Ой ты, Хурин сын Галдорович,
Не служи ты князю Тургону,
А служи ты мне, собаке Морготу...

На страну до край-света поглядывай,
На людей-то ейных позыркивай
Да собаке облезлой докладывай.
А не станет да Хурин Галдорович
Служить службу собаке Морготу,
Псу паршивому, погорелому.
И потерпит он цепи тяжкие,
Цепи ржавые, но не сломится.
Не сломается, не поклонится
Псу облезлому, собаке Морготу".
Говорит тогда Хурин Галдорович:
"Ой собака ты Моргот поганая,
Собака грязная, шелудивая,
Не пугай ты цепями тяжелыми,
Не пугай мученьями тяжкими,
Не боятся тебя люди Хитлума".
А затопал тогда Моргот лапами
Да по полу каменну. да когтистыми;
Да затряс башкою рогатою,
Закричал, своих слуг созываючи.
Приказал приковать непокорного
На вершине горы, да под ветрами.
Наложил заклятья жестокие,
Кандалами сковал неразъёмными,
Проклинал словами ужасными.
А бесстрашным витязям Хитлума,
Что на поле том пали с славою,
Приказал поотрубливать головы,
Да сложить из них гору страшную,
Гору страшную, себе в счастие.
Тщетно ждёт хоть вести княгинюшка -
Лишь вороны над севером кружатся.
Да зима средь лета нагрянула,
Тучи скрыли да солнце ясное,
А поля да градом повыбиты.
Не вернулся никто с войска Хитлума.
А потом нагрянули половцы,
Что ещё прозывались вастаками.
Темнолицые, жесткосердные,
Насмехались они над вдовами,
Разграбляли дворы богатые,
А свободных - рабами делали.
Кто сумел - те за горы скрылися.
Кто был смел - тот погиб со славою.
Кто был слаб, да с детьми малолетними -
Тех в полон гнали вороги лютые.
А княгини боялись подлые -
Пышет взгляд её страшным пламенем.
Говорят меж собой захватчики,
Что ведь ведьма она эльфийская!
Зачарует, удачу вытянет,
А и то обратит мерзкой жабою.
Потому-то её не тронули.
Ездил грабить её Бродда-половец.
А как глянул в глаза её страшные -
То забыл, что в дворе том надобно.
Повернулся и прочь повыскочил.
А ночами княгине грезится,
Что заржал под окном конь Хурина.
Что вернулся пропавший без вести,
Что шаги его уж на лестнице.
Но напрасно да в сени выбежит:
То лишь ветер шумит меж соснами,
Да лишь доски во всходе скрипнули.
И дитя под сердцем шевелится.
Вот уж солнце склонилось к осени,
По утрам да ледок на озере.
Потянулися гуси с севера.
Будь он весь лишь владеньем Моргота -
Не лететь косякам бы по небу.
Значит, где-то есть земли вольные,
Где не знают о тёмной нечисти.
Иль не всё для людей потеряно?
И свободен ведь тайный Дориат...
И сокрыт от зла тайный Гондолин,
И свободен пока Нарготронд стоит...
И все больше княгиня задумывалась -
Не пойти ли искать лучшей долюшки?
Но держали её дети малые,
Сын да дочь ещё не рожденная...
В княжий дом старики собралися,
Что захватчикам да не надобны.
Молодые нужны да сильные -
Чтоб хоромы вождям их строили,
Шили да одежды шелковые,
Да запястья ковали с смарагдами.
За конями, скотом ходили бы,
Поклонялися повелителям.
Хуторов без счёта разграблено,
По лесам люд разбойный шастает.
Негодяи, что были изгнаны.
Беглецы, что от рабства скрылися.
Да и те, что в побоище выжили.
А вернулись - вернуться некуда.
За дровами опасно выбраться.
Печи топят уже да стульями.
А зима эта будет страшною.
Ведь не знает ещё Бродда- половец,
Что сынишку княгиня прятала.
Что наследник есть князя Хурина.
И за дверь не дают ему выглянуть,
На глаза попасться проклятому.
Потому что знает княгинюшка:
Эта встреча будет последнею.
Если встретится княжич половцам,
Будет дело нехорошее, страшное...
И все больше стала княгинюшка
Думу думать да задумываться:
Нет укрытья от половцев в Хитлуме,
Нет надежды сокрыться да спрятаться,
Но стоят ещё царства эльфийские,
И хоть нет пути в тайный Гондолин,
Хоть закрыта в Нарготронд дороженька,
Но стоит ещё Дориат, не колеблется
И сильны там государь с государыней,
Не помогут ли они в беде неминуемой,
Не чужой Тингол-князь роду Беора,
Из которого вышла княгинюшка...
Как однажды лесной хутор пограбили,
Захватили в полон людей-халетрим.
Гарцевал на хорошем коне Улвир-половец,
Да кнутом своим всё пощёлкивал,
Да смеялся в усищи чёрные.
А княгиня всё это видела.
Толковала недолго с жадиной:
Из кармана колечко вынула
(Не носить же теперь, чтоб все видели).
Золотое колечко с яхонтом
Поменяла на пленных халетрим.
Языком аж вастак прицокивал,
На мизинец напялив яркое.
Крикнул злобно своим помощникам,
Напоследок хлестнул кнутом пленника;
Повернулись и в ёлках скрылися.
Глушит топот коней хвоя палая.
Да девчонка из халадин всхлипнула,
Прижимая к себе дитя малое.
Так избавила Морвен пленников,
Обменяв свободу на золото.
Есть ещё у ней сребро ясное,
Есть ещё камни алые.
Но зима эта будет страшною.
Среди лета поля градом выбиты,
А скотину вастаки отняли.
И дитя под сердцем шевелится.
И, пока листва на деревьях держится,
Пока дни стоят ещё тёплые,
Пока тропы ещё прохожие,
Пока сына вастаки не видели -
Нужно скрыться ему в тайный Дориат.
Ведь король теперь родич княгинюшке -
Зять его Берен из рода Беора.
Не покинут мальчишку эделрим,
Не оставят в беде отчаянной.
Говорит тогда сыну княгинюшка:
"Уходить пора тебе, сын любимый мой"
Но ответил матери Турин сын Хуринович:
"А куда уходить нам, матушка?
К югу ли за Горы отправиться?"
Отвечала сыну княгинюшка:
"Да, за Горы, сын мой, за высокие,
За высокие, неприступные, - 
Может, там ещё надежда осталася,
Может там ещё спастись получится.
Только "нам уйти" не сказала я - 
Ты пойдешь один, я ж остануся".
Отвечал матери Турин сын Хуринович
"Как тебя мне оставить, матушка,
Одному мне с дорогой не справиться,
Почему бы вместе нам не отправиться?"
Плечи гор да укрыты туманами,
Чужой лес тёмной хвоей щетинится.
Позади дни пути тяжёлого,
Впереди что - ещё не изведано.
Что Завесой сокрыто да спрятано - 
Не увидишь, хоть прямо мчись к тому.
Заплутает, завьётся тропиночка,
Всё кругами поводит да выбросит.
А не знать, что там - тайный Дориат,
Не увидишь, хоть с гор заглядывай.
Иль пройдёшь, не видя, иль чарами
За три дня пути вдруг окажешься.
А плутали странными тропами
Старики-следопыты с Турином.
Хорошо сокрыт тайный Дориат - 
Самый лес чужому противится.
У Завесы ни места, ни времени.
Вроде утром пробиться пробовал -
Глянь, а солнце уже закатное,
А ещё и версты не пройдено.
Покружит-повертит завесою,
Да на то же место и выкинет.
Тут уж впору и вовсе отчаяться,
Руки сложить, и ждать, что станется.
Не пройти бы вовек тут Турину
Сыну Хурина с провожатыми,
Но удача им случилась нежданная.
В те поры охотнику Белегу,
Что служил преславному Тинголу,
Был у Тингола того в пограничниках,
В том лесу случилось охотиться.
Ясным золотом небо вышито,
Алым бархатом ветви выбраны.
Опустели мешки заплечные,
А и дичи давно не видели.
Хоть зима не пройдёт завесою,
Всё окрест уже снегом спрятано.
Не пробиться - врата затворены.
Не вернуться - да ведь и некуда.
Всё крутило, путало чащами,
А с утра к стае гончих вывело.
Рыжебокие да голосистые,
Черноспинные да белогрудые.
Окружили, как след облаяли.
А потом привели охотников.
А охотники все высокие,
Да могучие, да прекрасные.
Видят Турин тогда со товарищи - 
То не люди в лесу их встретили,
То эльфийские лесные охотники,
Пограничные тинголовы стражники,
Все с рогами они охотничьими,
Да все с луками дальнострельными,
Самый первый же среди охотников,
Да и среди всей стражи тинголовой - 
Белег, Луком Могучим прозванный.
Встретил он путников с милостью,
С милостью большой, да с жалостью, - 
Их отвел в свою сторожку охотничью,
Накормил их хлебом с дичиною,
Напоил их медом да травами,
А потом их начал расспрашивать - 
Кто такие они, да откудова?
А сказали ему провожатые,
Что княгинею Морвен посланы
Провести да тайными тропами
Её сына, наследника Хурина.
Потому что захвачен Туманный Край,
Потому что проклятые зарятся
На наследие рода Хадора.
Защитить-то деревни некому-
Не вернулся никто с войска Хурина.
А король теперь родич княгинюшке- 
Не откажет он кровным в помощи.
Не откажет - то верно сказано.
Но гонца посылать не надобно - 
Лишь помыслить довольно нужное,
Лишь позвав короля по имени.
Знают эльдар искусство тайное,
Что зовётся словом неслышимым.
И тогда отзовется позванный, 
И ответит на вопросы заданные.
Но король - и у эльдар высокий лорд, 
Даже если услышит неслышимое,
К нему лично являться надобно.

Незнакома зима краю светлому - 
До весны здесь осень задержится.
Обвивает тропа осинники,
Лес дубовый листвою шепчется.
Никогда по землям запрятанным
Не ступала ещё нога смертного.
До тех пор,пока дева вечная
Не ввела сюда мужа-Берена.
Дубы древние, неохватные,
Буки да шепчут листьями.
Среди леса гора да запрятана.
А в горе проходы подземные,
Залы да покои высокие.
А в горе дворец царя Тингола.

А дворец тот - краса да заглядение,
Мог равняться бы даже с заморскими,
Что в благой земле строили нолдоли,
В камне светлом дворец тот высечен,
Да ещё ста камнями украшен он,
Изобилен богатыми залами, - 
Да одна другой пороскошнее,
Не считают там злата и серебра,
Не считают алмазов с рубинами,
Не считают смарагдов да яхонтов,
Стены дивными цветами расписаны,
Потолки высоки, изукрашены, - 
Что небесный свод, полный звездами.
Не видал прежде Турин каменных
Сводов с залами,
Палат эделрим.
Сбит из брёвен отцовский дом - 
Далеко, за горами-долинами.
А удастся ли с матерью свидеться?
Под землёй ручейки запрятаны,
И колонны - стволы да с ветками.
Привёл Белег да своих спутников
В зал высокий под звёздным куполом.
И собрались там эльфы многие.
И вошли царь Тингол с царицею.
Оробел, изумился сын Хурина - 
Ведь случалось попреж того мальчику
Видеть эдельрим лишь единожды,
Когда жил он еще в доме батюшки:
Видел Хурина сын единожды,
Как Владыка Фингон со свитою 
Проезжал над рекою быстрою,
Да и то разглядел сын Хурина
Лишь одежды бело-серебряные,
В лучах солнца ярко сверкавшие.

А спросил гостей царь-да синдарский,
Что искали они за завесою?
Рассказали тут Гетрон с Гритниром
Про беду, их Хитлум постигшую.
Хоть живёшь ты в краю запрятанном, 
Но о Битве Слёз, верно, ведаешь?
Там растаяла сила голодрим,
С честью пали и эдайн хадорин.
Не вернулся никто с войска Хитлума,
Злые слухи, как ветры, веяли.
Набежали в Дор-Ломин захватчики,
Смуглолицые чуждого племени.
И себе всё добро присвоили,
А свободных рабами сделали.
Послала к тебе Морвен-княгинюшка
Сына Хурина, чтоб сберег его.
Не откажешь ведь родичам в помощи - 
Верно, дочь твоя теперь с рода Беора.
Царь не стал тут долго раздумывать.
Как слова гостей только выслушал - 
Вспомнил Берена он Однорукого,
Мужа дочери, дивной Лютиэн,
О его царь воспомнил доблести.
Вспомнил он и отважного Хурина,
Эдайн воина наипервейшего, 
Вспомнил прочих из рода Беора,
И решил тогда Тингол, царь синдарский - 
Недостойных нет средь беорингов,
Сын же Морвен и князя Хурина
Заслужил от него всяческой помощи.
Обратился тогда Тингол к Турину,
Говорил с ним спокойно да ласково, 
А потом совершил неслыханное - 
На колени царь Тингол взял мальчика,
И дивились тому эльдар Дориата,
Ибо знак то был, что Тингол-царь
Не как гостя встречает Турина,
Но берет в сыновья приемные,
А до той поры не случалось ведь
Никому из князей из эльдарских,
А тем паче - царю эльфийскому
Человека назвать дитем своим.
И сказал тогда Тингол-царь Турину:
- Здесь останешься ты, сын Хурина,
Домом будет тебе тайный Дориат,
Здесь ты вырастешь и возмужаешь здесь,
Эльдар же и люди Белерианда
Будут чтить тебя, сына Хурина,
И моим, царя Тингола, детищем.
Здесь ты мудрость узнаешь эльфийскую,
И оружьем владеть научишься,
И, быть может, во дни грядущие,
Отвоюешь ты земли отцовские,
Отомстишь за своих ты родичей, 
За убитых и за поруганных.
Но покамест живи, сын Хурина,
В моих землях, светлых и радостных,
О печалях своих не думая.

Стороной зима обходит Потаённый Край.
Лишь метели бьются в полотно Завесы.
Под высоким дубами,
Под вязами сильными,
Под липами ясными
Дремлет весна.
Но тревожно-то Турину-княжичу,
Что доносят ветра вести страшные,
Что приводят дожди вести тяжкие.
Что-де там, на родимой сторонушке?
А послал король в Хитлум вестников - 
Рассказать княгине о Турине.
Что как сына его здесь да приняли,
С честию да с заботой великою.
Да позвать княгиню с собою в путь,
Прийти в Дориат, к сыну юному.
Неужели она да откажется?
Облака над деревьями кружатся,
Дышат травы, что в сон-да погружены.
Волчьи песни летят над дубравами,
А и дни ровно прочь уносятся.
А как глянет на Турина Мелиан - 
Так ей сын Лутиэни вспомнится.
Не видала она внука юного,
Внука - Диора сына Берена.
Чуть постарше да княжич Диора.
Не о том ли король задумался?

А в те дни, что весной привечены,
Что снега плавит солнце ярое,
Да вернулись в Дориат вестники.
Ждал их Турин да с нетерпением,
С нетерпением да с надеждою.
Что же нету с ними княгинюшки?
Отвечают тогда-то посланники, 
Что княгиня их в доме приветила,
Да два дня от вастаков прятала.
Разродилась она зимою от бремени,
Нарекла дочь Ниэнор - Печалию.
Ибо много в тот год она плакала.
И ответила Морвен вестникам:
- Не пойду я да горными тропами.
Зимним лесом, пещерами стылыми.
С малой дочкой какие странствия?
У груди да в люльке ей прятаться,
А и труден путь и для взрослого.
Передайте приветы сердечные
Королю, королеве да Турину.
А ещё - шлем драконий для княжича.
Древний шлем-да всего рода Хадора.
Как войдёт сын родной в силу полную - 
Отомстит он жестоким захватчикам!
А сейчас же - идите, не медлите!

Вот такие вот вести с Хитлума.
А и Турин тогда опечалился.
Всем хорош Край Сокрытый Дориат - 
Не заменит одно дома милого.
А со шлема дракон грозный скалится.
Впрочем, был тогда сын Хурина мал ещё,
И о шлеме недолго задумывался,
Надевать же и вовсе не мог его - 
Слишком тяжек тот шлем был для мальчика.

Так и жил в сокрытом царстве сын Хурина,
Обучаясь наукам всяческим, 
Обучался у эльдар охоте он,
Обучался и делу он ратному.
А ещё сказать здесь надобно,
Что жила в те времена в славном Дориате
Дева некая, Неллас по имени,
И заботилась та дева о княжиче
По веленью пресветлой Владычицы,
По лесам с ним гуляла с охотою,
И играла с ним, пока он был мальчиком,
И учила его наречью эльфийскому,
На манер, что был принят в Дориате.

А и день за день годом сложится.
Сплели ветви берёзы стройные,
В платьях розовых стоят яблони,
Да ручьи шепчут песни тихие.
Среди эльфов живёт княжич Хитлума.
Грусть-печаль хоть меркнет, но помнится.
Всё опричь ходят стаи хищные,
Всё вокруг рыщут орки злобные,
На свободные земли зарятся.
Воевать или молча спрятаться?
Ждать Великих иль спорить с судьбиною?
Далеко, за лесами хмурыми,
За широкими реками бурными
Города эльдалиэ спрятаны.
Частоколами да оврагами,
Буреломами, камнями, засеками
Поселения эдайн окружены.
Да ещё стоит тайный Дориат.

Есть друзья у Турина-княжича:
эллет Неллас да Белег Куталион.
Как звериные тропы сплетаются,
Как леса меж собою шепчутся,
Как поют травы да песнь весеннюю.
Как сады клонят ветви тяжкие,
Как пшеница волнами стелется.
Как слова древней речи скажутся,
Как на небе да звёзды кружатся,
Как безмолвная речь доносится.
А и всё же упрямый Хуринион,
Хоть не злой, но легко ему гневаться!
А, бывало, работу долгую
Разбивал, ошибившись силушкой.
Не однажды гонцы в Хитлум ездили,
Пока тропы ещё были тайными.

Вырос Турин и юношей сделался.
На границы сражаться отправился,
Разогнать мечом орды лютые.
Хоть Завеса и злу преградою, 
Но не дремлет да стража эльфская.
Дорог нынче мир в годы тёмные.
А гроза небесами катится,
Мечет молнии в землю влажную.
Далеко, за густыми туманами,
За волнами моря широкими,
Есть у Мелиан-майэ родичи.
Как зщнать, что они нынче думают?
Ждать ли можно с Запада помощи?
Или только самим с лихом ратиться?
Не доносятся вести с Запада,
Только тучи от моря движутся.
Со снегами, с дождями , с туманами,
Да с весенними ярыми ливнями.

За высокими тёмными елями,
За грядою холодной каменной,
Где граниты мхами расцвечены,
Лежит край, называемый Димбаром.
А за ним идут тропы с севера.
А по ним злые орки движутся.
Промышлять идут за добычею,
Покорять идут землю вольную.
И крепки их шлемы железные - 
Для острастки рогами украшены.
Да кривы их сабли булатные.
В арбалетах тетивы взведены.
А куяки усилены бляхами,
А поножи - щитками железными.
Их ведут вожаки-да жестокие
За добычею да за поживою.
За добром, за скотом, за пленными
Для величия злого Севера.
Вот идут орки, Тени воины,
Да крадутся тропами тайными,
Пробираясь лесами хмурыми.
А у края. что звался Димбаром,
Их встречают стрелы калёные, 
Что украшены алыми перьями,
Что из длинных луков отправлены.
Их встречают мечи узорные,
Их встречает кончина лютая.
То не дремлют да стражи эльфские,
То воюет дружина Белега.
Не вернутся те орки к северу,
Не прорвутся те твари к западу,
Не сбегут да к востоку тропами,
Не уйдут да на юг дорогами.
Не едят орчье мясо поганое
Ни вороны, ни лисы, ни волчий род.
Только крысы, бывает, не брезгуют.
Тяжела та служба у Димбара.
Но стоит ещё тайный Дориат,
И в лесах люди-Халетрим прячутся.
За рассветы те дорого плачено.
За закаты, за зори ясные.
Да за каждый день да без горести.
А средь воинов этих синдарских
Да сражается друг лорда Белега,
Богатырь то Турин, сын Хурина.
И глаза его горят пламенем,
И бояться его твари Севера.

А граниты там мхами расцвечены,
А стволы да сосен янтарные,
А и небо стоит синим куполом.


А обед грядёт - 
То да пиршество.
Собираются
Много эделрим.
Короля же нет - 
Король странствует
С королевою.
Не живут они летом под сводами.
Средь деревьев ночами звёздными
Да по травам днями пригожими
Средь своих лесов
Путешествуют.
И вот в зале, резном, украшенном,
Собираются славные эделрим.
А меж ними и Турин, сын Хурина.
Не надел он нарядов шёлковых,
Не украсил он руки перстнями,
Бороды не убрал человеческой,
Так решил - что оно не надобно.
Он в простой одежде невышитой,
Да тесьмой подхвачены волосы,
Да глаза, как алмазы, светятся.
Как давно было детство милое,
Что теперь будто дымкой подёрнуто.
Менегрот словно сказкой кажется.
А привычен ночлег под звёздами,
Иль в шатре, у костра иль под ёлкою.
Где граниты мхами расцвечены,
Где холодные речки ярятся.
Где опасность достойными делится;
Мир ещё их тщанием держится.
Вот садится за стол Хуринион,
Не раздумав, да стула не выбравши.
Да не все ли места здесь равные?
Но приходит вослед Саэрос-эльф,
Всё молчит да недобро щурится.
Здесь сидел бы- а место занято.
Углядел в том обиду великую, Против турина сел, локти выставил.
Задаёт он вопросы дерзкие:
Что ж явился сюда непраздничным?
У Саэроса косы в жемчуге,
В яркой нити одежда справная,
Серебра из запястья тонкие.
Холодны глаза да зелёные,
Тёмной гордостью мысли полнятся.
Пироги поедает рыбные,
И лепёшки жуёт пшеничные,
Да вином запивает ягодным.
Задаёт он вопросы Турину,
О делах на границах не справившись:
Верно, люди - народ обыденный,
Что нарядов в дворце чуждаются?
Не надел жемчугов Хуринион,
Серебром да не весь увешался?
Отвечает адан Саэросу:
- Не нарядами честь измерится,
И не сребром доблесть взвешена,
А делами славы и доблести.
Не ответил Саэрос Турину,
Только пуще тучи нахмурился.
Говорит адан с стражем Маблунгом
Об охоте да об оружии.
Говорит он с травницей Каранмир
О паучьих ядах в лечении,
Да о нитях паучьих, "шёлковых",
Для сшивания ран столь надобных.
Говорит с следопытом Гаэлом
Он о новой зверюге с севера,
Без названья творенье Моргота.
А Саэрос вареньем давится.
Наконец, говорить решается.
Говорит: - Верно, дик ты, Хуринион:
Волосами лицо поросшее; Не так с эльдар.
А эдайн звериные
Знать, привычки в дебрях усвоили.
Помрачнел тут лицом Хуринион.
Как Саэрос в советниках держится
Короля, преславного Тингола?
Дураку да ответ ли надобен?
Отвечает всё же адан ему:
- Не пригожим лицом честь измерена.
Бородами же наугрим славные.
Звал ты зверем когда-нибудь гоннхира?
Тут смутился Саэрос, задумался.
Всё же зависть змеёй свернувшейся
Сердце жмёт чешуёй холодною.
"Что воздумал себе щенок Хитлумский?
Мне по осени лет три да тысяча,
А ему-то 20 без месяца.
Мне ли ровня отродье аданское,
Сколько б он там мечом ни хвастался?"
Помолчал всё ж нандо, поморщился.
А и всё ж говорит, чтоб все слышали:
- Верно, женщины рода Хадора
Столь дики, что по лесу бегают
Волосами прикрывшись, не платьями.
А вперёд них всех мать твоя носится.
Не ответил Турин Саэросу,
Только кубок швырнул серебряный.
Словно камень. И даже не целился.
И попал. Да под стол бесстыжего
Сшиб одним тем ударом яростным.
ТРонул меч, но из ножен не вытянул,
Да и прочь сам шагнул из трапезной.
На полу сел обидчик Турина,
Рукавом кровь с лица стираючи.
Прошипел вслед:
- Ещё мы свидимся!
Устыдили Саэроса эделрим:
- Да ещё легко ты отделался!
Что ни ссора - веселье Морготу.

Не забыл Саэрос злопамятный - 
До утра обиду растравливал.
То удаче адана завидовал, 
То своею важностью пыжился.
А к утру задумал недоброе.
Будь король дома -
так разве б подумалось?

А и звёзды небесной сеткою
Над лесами тёмными кружатся.
Над берёзами, дубами, над липами.
А сова-то в ночи охотится, Настигает добычу вёрткую.
А и рысь с бесшумными лапами
Меж стволами могучими скроется.
Мотыльки-то, ночные бражники,
Распахнут тусклоцветные крылышки,
Понесутся да по-над лужами,
Над травою, росой украшенной.
Вот уж небо светлеет восточное,
Вот прохлада с рассветом тянется.
Вот сова в дупле на день прячется,
И волчица из логова вылезла.
Пахнут хвоею ветры рассветные,
Тростники шелестят у озера,
И ветвями берёзы шепчутся.
Через лес идёт Турин Хуринион.
Меч булатный в ножнах узорчатых,
Можжевеловый лук спрятан в налучи,
Краснопёрые стрелы разящие
В деревянном туле уложены.
Непривычно-то без оружия.
Неуютно - будто забыл чего.
Вроде свой же лес - не охотою, 
А неспешной дорогой занятый.
ЧУток слух пограничника с Химлада:
Пусть и малая ветка подломится,
Пусть неясная тень мимо кинется - 
А и ей не уйти незамеченной.
... Над плечом меч чужой просвистывал.
Кто напасть посмел, тайно спрятавшись,
Из кустов зайдя, да негаданно?
Щит ошую да меч одесную.
Шлем закрытый не скроет имени.
Да чего тебе, Саэрос, здесь надобно?
Так скрестились клинки булатные,
Искры яркие равно высекли.
Сталью крепкой кольчуга звякнула.
Кто привёл смерть да в мирный Дориат?
Был Саэрос в бою в время давнее,
В битве с нечистью да под звёздами.
У холма, что зовётся теперь Амон-Эребом.
А с тех пор лишь уменьем тешился.
Ну а Турин три года полные
У границ на орков охотился, 
Да на троллей безмозглых каменных,
Да на прочих тварей без имени.
Он быстрее, ловчей Саэроса
И в бою, ясен свет, куда опытней.
Разрубил он щит у противника,
Вышиб меч - отшвырнул в боярышник.