Двое сидели в тени платана. Их беседа длилась уже давно. Спором это не выглядело, но и взаимопонимания явно не наблюдалось.
- Ну, что ты все анализируешь? - вопрошавший поднял ясный взгляд и не нервничал,- Ведь ясно одно, что непонятно ничего из того, что происходит в этом мире под Луной.
- Раз непонятно, так и не спрашивай, пока не разберешься.
- Я не об этом. Я о том, что, сколько бы ты не взвешивал, к гармонии этот результат не приведет.
Оба подышали в удовольствие.
- Ты придумал, что являешься неким мерилом. Вон, с весами вечно ходишь. Но ведь сам знаешь, что мерилом эти весы являются только у тебя в руках. Во всяком случае, никакие законы физики к твоим весам отношения не имеют. - Рафаил подышал,- они вообще ни к каким законам отношения не имеют.
- Весы - они и в Африке весы, - Иеремиил явно наслаждался фактом того, что затронули его личное.
- Слушай, люди придумали себе некие правила и нормы в отношениях.- Рафаил сорвал травинку и закусил ее в зубах,- Ни ты, ни я, ни кто бы то ни было еще, к ним не имеет никакого отношения. Но это работает. Работает, потому, что основано на их собственном опыте. На опыте того, что мешает, а что нет их комфорту во взаимоотношениях.
- Уж, часом, не положил ли ты свой глаз, уважаемый, на мои весы?
- Во-первых, украсть можно только что-то материальное, либо то, что можно как-то использовать. Ничего материального у тебя нет, как и вообще чего-то твоего, тем более я не могу это никак использовать. Мы же не люди, сколько бы ты не считал себя человечески подобным. А, во-вторых, прекрати этот великосветский тон. Мне неприятно, - говоривший улыбнулся, - Я не могу понять одного, это же так просто признать, что мы от них в определенной степени зависимы более, чем они от нас. Мы им и помочь то толком не можем. Ну, как можно помочь человеку научиться вытаскивать, к примеру, занозу из пальца, если ты понятия не имеешь не только об этих ощущениях, но и о боли вообще?!
- Можно подсказать направление, - казалось, Иеремиила посетило озарение,- ведь не Бог весть, какой сложный процесс - вытащить из тела инородное тело. Препятствие одно - боль, и оно существенно. Но часть работы людей можно за них выполнить, просто подсказать направление...,- архангел поморщился и задумался,- Кроме того, люди многое забывают. Точнее, они забывают все, что их не волнует в данный момент. А опыт предыдущих обо всем, или почти всем у них есть..., - вздохнув пару раз, как человек, что волнуется перед решением, он продолжил,- подсказать надо!
- Что-то Агасфера давно не видать, - Скрипач был так занят изучением жизни муравейника, что даже головы не повернул,- вот ты мне скажи, какой из человеческих пороков тебе отвратителен более всего?
- Мне вообще человечество отвратительно, - Скрипач пытался прутиком спровоцировать процесс совокупления боевых муравьев с маткой, которую он выкопал откуда-то из недр кучи. Муравьи провоцировались исключительно на процесс обороны матки от прута Скрипача.
- Ты не хами мне, а постарайся рассуждать позитивно. К чему ведет твое мрачное настроение - известно.
- А с моста тоже я прыгал что ли?!
- Ладно, ладно... Не будем ссориться. Так ты мне ответишь?
- Поскольку я знаю тебя уже бесконечно долго, несложно предположить, что мой ответ тебе нужен как светофор зайцу. Тебя рвет поделиться гениальным озарением? Так, делись, и не приставай с занудными вопросами.
Собеседник от возбуждения даже слегка привстал.
- Смотри, во всех странах с континентальным правом в уголовном кодексе в общей части прописана характеристика вины.
- Ты знаешь уголовный кодекс?- Скрипач явно веселился.
- Ну, почитывал...
- Поздравляю, дружище, у Вас, наконец то, появилось имя. Отныне величать Вас следует Юрист.- ликование на лице было столь очевидным, что, казалось, Скрипач только что доказал теорему Ферми.
- Кодексы - открытая информация. И в той или другой степени с ней сталкивается каждый.
- Имя уже прилипло и прикипело, Юрист. Смиритесь.
- Ладно, хватит. Так вот, в определении вины присутствует понятие действия и бездействия. Но бездействие стоит всегда как бы на втором плане. - Юрист поморщился, подбирая слова, - А если, к примеру, анализировать мое личное, человеческое отношение к действию, каким бы оно ни было, и к преступному бездействию, то я прихожу к выводу, что последнее вызывает у меня значительно больше омерзения.
- Объяснитесь, светило юриспунденции.
- Мы, что перешли на вы? Впрочем, как тебе угодно. - Юрист уселся поудобнее, - Вот смотри, человек убил другого человека. Отвратительно, очень плохо - вся мораль человечества вопит и требует осуждения.
- Ты хочешь подвести меня к идее необходимости истребления себе подобных?
- Я хочу тебе рассказать об оценке порока. Слушай и не перебивай! - Юрист почесался,- Другой пример: человек видел, как убивают. Мог помочь, да и должен был со всех точек зрения. Хотел, наверное, но не помог, не спас. Неважно, почему. Просто бездействовал. С моей точки зрения, это значительно более омерзительно
- То, что ты говоришь, очень по-человечески. Практически каждый похожее вытворял в своей жизни.
- Все тебя к судилищу тянет. Я вовсе не намерен с помощью твоих выводов и моих умозаключений уничтожить всех людей. Защитник человечества из тебя никудышный. Адвокат, знаешь, это тебе не на скрипке играть.
- Ой, ой!.. Я тебе щас альт сварганю, посмотрим, как ты на нем мне Вивальди спиликаешь!
- Успокойся, - самое ужасное, что в этом раю для философов невозможно было убить насекомое. Они просто не убивались, сколько не лупи по ним. А вот ползали и щекотали вполне по земному. Правда, не кусали. Хвала Всевышнему. Юрист чесался не по детски. - Я тебе говорю о том, что любое действие, даже отвратительное, находит некое оправдание в том, что человек его совершил. Сделал что-то. Напрягся, подготовил там что-то, обдумал, решение, в конце концов, принял. Бездействие же в этом смысле попахивает вещами, оправдать которые мы, люди, не способны. Тут тебе и лень, и равнодушие, и гнусность души в виде трусости. Словом, полное отсутствие движения, а, стало быть, и развития.
Скрипач молчал и думал. Последнее происходило к явному удовольствию Юриста, который непрестанно чесался и с улыбкой поглядывал на результат своих изложенных идей.
- Похоже, я опоздал, - голос Агасфера, как всегда, был мил и заискивающ. Он возник, как всегда, из ниоткуда и совершенно незаметно.
- Опоздали к чему?- оба спросили одновременно.
- К определению направления, - толстяк улыбнулся, остальные недоуменно вскинули брови, - мыслей, естественно.
Повисла неловкая со стороны Скрипача и Юриста, и развеселая, со стороны Агасфера, пауза.
- То есть, - Юрист довольно хмыкнул,- направление наших со Скрипачом мыслей Вы считаете не нуждающимся в Вашей со товарищи корректировке?
- Ну, что-то в этом роде, - вечный заерзал, поудобней устраиваясь возле муравейника.
Муравьи, почуяв новый объект для исследования, с энтузиазмом ринулись на обследование обширных телес. По выражению лица Агасфера было видно, что никакого удовольствия этот энтузиазм у него не вызывает, зато вызывает смирение. Кажется, нравиться и муравьям, тоже входило в его задачу.
- Тем не менее, некоторые корректировки вам необходимы. Я кое что упустил при предыдущей с вами встрече в своем повествовании, - нос толстяка не выдержал нахальных лапок насекомого и чихнул. Владелец носа отчаянно смахнул букашку, но тут же улыбнулся. Извинялся, стало быть.
- Как ты думаешь, перед кем? - иронии Скрипача не было предела. Юрист тоже неприкрыто улыбался.
- Люди, люди.... Никакого сочувствия! Впрочем, это вам свойственно. - Агасфер, тем не менее, продолжал смотреть на собеседников ласково. - Итак, что я хотел... Да, так вот, чуть более или чуть менее шести тысяч лет тому назад на Земле появился человек. Эти "чуть" зависят от тех, кто как считал, но, поскольку время не имеет никакого значения в данном случае, не будем ссорить конфессии...
Адам сидел на камне возле построенной им хижины и думал. По его лицу было видно, что мысли не приносят ему никакого удовольствия. За спиной было восемь сотен лет прожитой жизни, и Адам размышлял именно о них. Как любой человек, он понимал, что это весьма подходящий возраст для того, чтобы подводить итоги и делать выводы. А еще увидеть и понять ошибки. Чтобы хоть что-то успеть за то время, что осталось.
"Что это было?" - в сотый раз он задавал себе этот вопрос. Ответ на него он знал еще тогда, в самом начале пути. Сомневаться ему нравилось. Даже сейчас, когда почти все, что задумал, выполнил.
Все вокруг вопили: "Предал! Пошел на поводу у женщины!"
А он только улыбался и молчал. Он даже не осуждал их. Они были правы. Нельзя ослушиваться Отца. Тут все так тонко и сложно, в этом мире вокруг него, что, если не слушаться Отца, все рухнет. Кроме него, никто и не понимает- то ничего ни в устройстве, ни, тем более, в управлении всего этого. Значит, надо слушаться. Это, как Ева детям: "В огонь руку совать нельзя!". Правда, впоследствии оказалось, что сунуть то можно, главное, отдернуть вовремя. Но это был уже личный опыт....
Да и не было это никогда предательством. Это был выбор. Вполне осознанный и достойный. А главное, оцененный Отцом. Если бы это было не так, вообще ничего бы не было.
Быть игрушкой тому, кто создан "по образу и подобию", может и приятно при любом уровне интеллекта. Но с его уровнем хоть миг сомневаться в том, что долго этот праздник продолжаться не может, было сродни суициду. Зная почти все, он не мог себе позволить даже не понимать причину такого вывода.
Причина то банально проста!
Да потому, что скучно! Банально скучно иметь долго дело с одной, пусть лучшей, но застывшей, игрушкой.
Да и знал Отец все, предвидел и планировал. Он иначе не может. Дело даже не в том, что не допустил бы. Или не выпустил бы.... Просто ничего бы не было.
Выбор это был! Продуманный выбор. Потому, что не выживать он пришел сюда, а развиваться и завоевывать.
А завоевывать было, что. И куда развиваться стало понятно, как только вышли с женой из сада. Сорока девяти тысяч километров в окружности шарик лежал перед ним девственный и ожидающий его прихода.
Ева молодец! Сразу схватила суть. Поняла, одобрила и поддержала. А, главное, всю вину на себя взяла. Они долго, после сада, это обсуждали вечерами. Все спрашивали друг у друга, зачем она это сделала. Им так нравились эти обсуждения, что скоро оба все поняли.
С первой поставленной перед собой задачей он справился быстро. Во всяком случае, на уровне решения ее реализации.
Планету надо заселять разумом.
Но сразу встал вопрос, как справиться с проблемой повтора. Многократность повторений одинакового неизбежно приведет к ошибкам в деталях. Даже на физиологическом уровне.
Неожиданно первое проявление этого он получил в первенцах.
Каин, весьма сообразительный мальчик, первым ухватил идеи отца. "Я тебе покажу, отец, разнообразность векторов развития! В частности, новой для мироздания будет идея разрушения. Или убийства себе подобного, что суть одно и то же".
Адам увидел в этом совсем другое отклонение. Или детальную ошибку. Ее сейчас называют - зависть.
Не имея опыта в таком сложном деле, а его никто не имел, он не мог не совершать ошибок.
Потом были сторукие и циклопы, титаны с титанидами и олимпийцы. Всех их объединяла одинаковость мыслей и страстей. Зато разделяли физиологические различия. Вплоть до войны!
Последние победили, хоть и были проходимцами почище всех остальных. Победили потому, что Отцу были угодны только люди в стопроцентном понимании этого слова. А сто рук либо рост под три метра - это уже не очень человек.
От того времени осталась приятное ощущение того, что тебя считали, хоть и поверженным, но богом. И имя-то, какое дали - Кронос. Быть богом времени, это вам не мешки с картошкой таскать! Да еще и победителем неба считали. Потом они еще поймут, какая гадость этот Уран и сколько бед он может принести в их жизнь, даже если пишется без заглавной буквы. Но это уже суета и амбиции. И совсем не интересно.
Толстяк был странным рассказчиком. Он вдруг переходил на родной арамейский. Потом говорил на латыни. А то и вовсе не шевелил губами.
Скрипач ушел за сухими дровами, а Юрист суетился вокруг костра, где жарилась картошка, и пахло чем-то неуловимо вкусным из детства.
Тем не менее, каждый из них не пропустил ни слова. Даже если губы рассказчика не шевелились.
Сначала ребята думали, что лукавит, бестия. Рассчитывает сказать важное, но чтоб не поняли. Или врет чего да маскирует премудро. Потом поняли - волнуется. А от волнения в рассказе не морочиться на условностях: в каком виде мысль пришла, в таком и выдает без экивоков. Уж в чем-чем, а во лжи Агасфера, когда повествовал, обвинять было явно неуместно. Оттого и безумный интерес к каждому сказанному слову.
- Вы поймите сложность задачи, которую он перед собой поставил! Попробуйте, для начала, придумать десять да хоть названий одной и той же вещи. А сто?.. А сто тысяч названий!? Да оступитесь уже на пятом десятке! Ему же детально следовало избегать буквальных повторений вплоть до валентности атома в молекуле гена, когда население планеты уже давно перевалило за сотни тысяч. При этом на темпы его роста он сам уже буквально влиять не мог. Чему, кстати, был очень рад. Таким образом, сам собой решался первый, поставленный им перед собой, вопрос -как наполнить все эти безумные территории разумом. Скрипач! Перестаньте издеваться над боевиками из муравейника. В данной ипостаси это практически евнухи. У них же просто "не стоит", - вечный внимательно разглядывал огрызок картофеля, зажатый в пальцах. Потом съел.
- Притом, он знал, что будет в случае буквального повтора генома. Помимо прочего, просто жалко людей, что после такого получаются. Самое ужасное в том, что убедить остальных в сопереживании этим уродам, мол, не виноваты они, сам напортачил, невозможно. Боятся и чураются, как больных.
А циклопы эти. Их боялись и не любили. Вот они, в конце концов, и стали есть тех, кто их не любил. Тролли тоже....
Гномы одни и смирились. Да, похоже, и поняли. Терпят, но без вызовов другим. Кажется, их одних из "ошибочных" Отец не извел.
Юрист в задумчивости жевал картошку и пытался представить безумство территорий, которые, по ошибке, были заселены троллями. Скрипач озаботился новым вопросом: а если в качестве "заманухи" использовать жареную картошку, возгорится ли по этому поводу либидо боевых муравьев к матке?
- Плюс, постоянная проблема с ресурсами. Сперва в еде. А после и во всем остальном, - еврей усмехнулся каким-то собственным мыслям, так и не понятыми слушателями, - Отец не скупился с затратами материи, пространства и творчества в течение приснопамятных шести дней создания. Но это была не та материя, чтобы ее можно было проглотить на завтрак. Пространством, как и творчеством, сыт не будешь. Замкнутый круг: чтобы продолжалась жизнь, эта жизнь должна жрать саму себя. Одна надежда на фотосинтез. Но ой-йой-йой как пришлось ему попотеть, чтобы весьма ограниченный при нем фотосинтез не иссяк напрочь в связи с тем, что ночи пришли холодные и надо греться. А кроме результатов этого самого фотосинтеза жечь-то, собственно, в очаге нечего. Прошу иметь в виду, что эти самые результаты и являются единственными, способными фотосинтез производить. Замкнутый круг!
Агасфер задумчиво взял рукой со скворчащей сковородки картофелину покрупней, с которой сбегало шипящее масло, и так же задумчиво положил ее в рот. Потом внимательно посмотрел в глаза слушателей, смутился и неожиданно быстро заработал челюстями.
- И что, ни разу не получил помощи? -Скрипач подсуетился где-то и нынче сидел уже по-турецки, с палочками для еды в руках и уплетал суши, периодически закусывая их картошкой со сковороды. Видать, идея организации борделя в муравейнике потерпела полное фиаско.
- Да он и не рассчитывал на нее! Он знал, что интерес вызывает вовсе не вопрос: сможет ли? Интересно: как сможет?!
Все помолчали, переваривая. Кто что.
- Знаете, - вдруг встрепенулся толстяк,- очень раздражают дети!
Подвигал бровями и губами, пробуя на вкус свои мысли.
- Причем, чем меньше малыш, тем больше раздражает.... Так и хочется спросить: "Ну, что ты пялишься на погремушку, как на чудо невиданное?! Ведь все ты знаешь. Придумал, что чистый лист, а на самом деле и рассказать то тебе нового в этом мире под Луной нечего!". А он в ответ: "Не-е-ет, мне так неинтересно. Мне подавай, чтоб все как с нуля. Только тогда я себя личностью осознаю. И будет о чем подумать там, откуда пришел".
- Ты что, и васаби раздобыл? - спросил с надеждой Юрист.
- А то... - Скрипач зажевал с еще большим смаком, - и соус соевый тоже имеется.
- Пройдоха ты, - Юрист явно симпатизировал, - Ну, и чем же все это закончилось? К какому грандиозному выводу пришел первый на этой планете?
- Ничем это не закончилось, - Агасфер, похоже, тоже любил японскую кухню. В пиалу с соусом, перемешанным с васаби у Скрипача, макал палочками усердно и весьма умело, - Если бы закончилось, мы бы с вами тут не сидели и не беседовали.... Суши, вот, тоже проблема. Говорят, еда диетическая. А она диетическая, если, сколько суши съесть? Я вот от них вовсе не худею.... Не получается.
Все помолчали и послушали с удовольствием треск костра. День и ночь здесь менялись, по-видимому, так же как и на всей остальной территории под Луной. Но субъективно, в силу абсурдности всего, что происходило в зоне нынешнего обитания Скрипача и Юриста, свет с тьмой для них менялись весьма неожиданно. А, может, виновато время. Им и в голову не приходило считаться с ним здесь.
Оба, неожиданно для себя, осознали это очень явно.
- Меня всю жизнь тянуло строить корабли. Слышь, Скрипач, давай построим корабль.
- Какой? - Скрипач лениво почесал пятку.
- Каравеллу, например, или авианосец с фантомами и яками.
- На хрена тебе флот здесь?.. Тут и моря то нет. Хотя кто его знает, может и плещется за холмом чего-нибудь. Тут всякое может быть.
- Ну, чего-то же меня тянуло делать корабли. К тому же я понятия не имею, с чего начать. Значит, будет интересно. И я, то есть мы, будем очень горды собой, когда сможем.
- Ты сейчас ерничаешь или серьезно?
- Не знаю.... Выбор направления развития, то есть набивания себе шишек, такая же головоломка для меня, как и все остальное.
- Придумай вон суши для толстяка. Такие, чтоб упорол три десятка с имбирчиком да и сбросил пару килограмм. Он будет счастлив!
Агасфер сидел сытый и счастливо улыбался на их болтовню.
Двое продолжали свою нескончаемую беседу.
- Вы что, коллега, всерьез считаете, что они начнут переделывать свою реальность?
Весы на боку Иеремиила брякнули. Он повернул голову.
- Не будут они ничего переделывать. Да и не смогут. Им Ева для этого нужна.... И Отец.
Оба понимающе помолчали.
- Зато будут по-новому смотреть на все, что их окружает. Глядишь и занозы научаться вытаскивать лихо.
Маленький мальчик стоял в подъезде своего дома у лестницы и с вожделением смотрел в темноту прохода под ней. Мама возилась с почтовым ящиком.
- Мам! А что там, - малыш показал пальчиком в темноту.
- Там грязно, темно и страшно. Ни в коем случае не лазь по подвалам этого жуткого дома. В лучшем случае, я тебя потом не отстираю, - мать внимательно читала буклет, предлагающий курсы прорыва самосознания за три дня. Расценки прилагались.
- А в худшем, что?
Мама рассеянно оторвалась от рекламы.
- А в худшем попадешь во всякие нехорошие истории. Пошли домой ужинать.
Они стали подниматься, но мальчишка то и дела прикипал к перилам и все заглядывал в темноту прохода.