Кажинный год летом я совершаю путешествие в страну моего детства, а именно я еду в район Усачевского рынка, где много лет назад пятилетним мальчиком я жил с моим беднягой отцом в доме номер 18 по ул. Усачева.
Я говорю себе
- поехать к папе.
Кто такой Усачев? Хрен его знает, не имею понятия. (Cм. Примечание).
Отец мой Матвей может и знал.
Мы жили с ним вдвоем в коммунальной квартире (мне она тогда казалась большой), а мама у нас болела и к этому времени, кажется, уже умерла, царство ей небесное!
Так что мы жили в основном вдвоем. По поздним рассказам уцелевших родственников он меня очень любил. Да я и сам это чувствовал.
А с кем же он меня оставлял, уходя по делам или на работу - этого я не помню.
В тридцатом (примерно) отца посадили.
Куда меня девать? Он нашелся и отвез меня к тетке (сестре матери).
Там я и вырос.
В сорок втором его расстреляли.
Мы с теткой и ее семьей жили далеко от Усачевки в разных местах.
Я вырос, слава Богу, под ее родственным материнским присмотром. И ни о какой Усачевке понятия не имел.
Но в девяностые годы прошлого века новые власти открыли материалы нашей охранки по невинно схваченным и убиенным, из которых я и узнал про Усачевку и места своего раннего детства.
И вот недавно (конец июля 2012 г.) я снова выбрал время и поехал на Усачевку.
Усачевка неуклонно меняется. Ее промышленная часть сведена на нуль. Заброшенные предприятия медленно умирают, всюду зияют какие-то проломы и дыры в недоступных и непроходимых когда-то заборах и стенках.
Но на фасаде одного из зданий много лет стояла таки интересная скульптурная группа алюминиевых (или дюралевых) бойцов - двое алюминиевых мужчин и женщина с развевающейся алюминиевой юбкой - все вооружены и имеют очень грозный и озабоченный вид.
Группа была поставлена явно в военное время.
- Вставай, страна огромная!
И никакой рядом ни таблички тебе, ни подписи.
Хотел было сфотографировать, да так и не собрался.
И вот однажды эта скульптурная группа исчезла, остались только алюминиевые следы.
А сегодня, смотрю, снесено и само здание, которое она украшала. Осталась только одна передняя стена, украшенная металлическими лесами. Неужели эту фасадную стенку хотят сохранить?
Ну, да плевать мне-то.
Усачевского рынка знаменитого в его естественном виде тоже уже нет.
Все лавки, закутки и палатки и всякие ходы, выходы и проходы, создававшие естественную старую традиционную структуру этого рынка, где можно было походить, посмотреть, поторчать, выпить пивка и т.д. и т.п. - все снесено!
В центре сооружено круглое помещение крытого рынка.
Чтобы все было цивилизовано.
Иду по Усачевке дальше в сторону трамдепо им. Артамонова.
Ха-ха!
Его уже тоже несколько лет как нет.
Все на хрен снесено и на эфтом месте громоздятся кварталы больших коробок-домов.
Что таки вы хотите?
Столько лет прошло, аж почти под столетие тянет.
Странно, что и что другое еще уцелело!
А ведь я когда-то в этом депо работал, как говорили "на канаве".
И оттуда мы после смены шли, бывало, на Усачевский рынок, брали полбанки и яблок свежих на закуску.
Спустя время я покинул родное депо им. товарища Артамонова. Служил в армии, работал в разных других местах, но периодически захаживал на Усачевку и выпивал пивка в ларьке напротив "родного депа".
Стоял, смотрел, думу думал, с отцом беседовал.
Шло время.
Депо стало сначала троллейбусным, а затем, как вы знаете, и вовсе ку-ку.
А еще позже и ларька того не стало.
В этот раз доходя до того места - смотрю - палатка появилась. Правда, другого более современного дизайна.
Снова напротив бывшего депа. Святое место пустым долго не бывает. Думаю
- Пива-то небось нет.
Оказалось есть!
Взял банку "Сибирской короны" и отошел в сторонку.
Там на этом тихом перекрестке напротив бывшего депа, сзади палатки и перед видневшимся далее кирпичным домом угнездился небольшой палисадничек, огражденный низеньким металлическим заборчиком.
Там в тени дерев важно сидел черный кот.
Когда я примостился со своей банкой пива возле заборчика между палаткой и мусорным устройством, он и ухом не повел.
Зато подскочил ко мне голубь с круглыми глазами. Посмотрел, может отломится ему что-нибудь.
Так я стоял и попивал свое пиво в компании важного черного кота, любопытного голубя и мусорного бачка.
Вспоминал об отце, пытался как-то во что-то проникнуть во тьме времен и поведывал это важному коту.
- Насколько важно то, что было когда-то давно, неизвестно когда?
Вероятно, подумал кот.
- Кто знает.
Тут подошел Павел. Совершенно неожиданно.
- Чего ты тут торчишь?
- Прошлое воспоминаю, друг мой.
- Х-ммм!
Я поглядел на него. Бросил, можно сказать, пару беглых взглядов.
- Бедный, бедный Павел! Столько лет прошло, а ты все не меняешься.
- Заливаешь, Тиба!
- Все пьешь?
- Не все и все, а знов.
Вот ведь почти каждый визит на Усачевку я натыкаюсь на этого типа.
- Ну, как - скептически спросил Павел - причастился?
Но Павел умудрялся выглядеть не совсем бомжом. И не пахло дурно от него. Молоток!
Как это у него получается?
Через баб, поди, думаю. А как же иначе? Но этой темы мы не затрагиваем.
- Как же ты Павлуша при новых-то порядках?
Мы когда-то работали с ним в депо.
Это был тогда такой молоденький парнишка.
- Иэх-ма! Что за вопрос?..При священной памяти о родителе кто же пьет "Сибирскую корону" из жестянки? Не все еще повывел закутки наш новый полицейский мэр! Пойдем-ка по рюмашке. Выражаясь на американский манер - я ставлю!
- Редкий случай!
Пауза.
- Ну, дык что?
- Эх, Павлуша, нам ли быть в покое!
- Там было не Павлуша, а Андрюша. Где все эти Андрюши военных лет?
- Перемерли, поди, все.
- Жернова времени мелят медленно, но верно.
Возникла грустная пауза.
- Нельзя мне, Павлуша, особо пить. Старый я совсем хрыч! Мне уже сто лет в обед!
- А кто сказал пить, и тем более "особо"? Но по сто грамм - это ж совсем не особо.
Я заколебался.
- Ну, если только по чуть-чуть?
- Только по соточке! А на большее я и не вытяну.
Что тут сказать? У мужиков вечно одно и то же. Алкоголизм!
Да и то сказать, душа простору просит.
Как-то отдохнуть хочется от будней, которые кругом и всюду как непроходимые заросли жизни.
Таковы ли мотивы человеческой тяги то ли к выпивке, то ли к прекрасному полу, или потолку, или святому искусству?
Нужна разрядка международной напряженности и перезагрузка компов!
Но только при перезагрузке не перегрузиться бы!
- После первой и второй - перерывчик небольшой!
- Нет, усе, хватит...Хватит, черт его возьми!
- Бу-бу-бу...
- Что "бу-бу-бу"? Что ты бубнишь? Вот нажрался, блин, хуже меня!
- Бе-ма-Ти-тиба, помоги же мне выбраться из.. из ка-ка-ка...
- Что ты лопочешь, что "ка-ка-ка"?
- Из канавы.
- Ну, алкаш, давай-ка, э-э-х, еще раз, вот так.
-Тиб-ба, спасиба. Н-не бэ! Я .. я сейчас. Вот так!
- Бедный ты Павел! Алкогольная интоксикация!..Ну давай, опирайся на меня. Идем к твоей Фроське! Имя антикварное.
- Ан-ан-тиквариат, д-д-действ...(Икает несколько раз.)
- Где ты ее откопал?
- От-от-копал-ик!
Чуть снова не падает.
- Стоять! Стоять, я сказал! Вот так!
- Так вперед, я помню немножко.
- Тиба, тиба.. Н-нет не сюда. Ик! ... Немного л-левее!
- Ну, слава Богу, немного очухался! Так, так...Теперь куда?
- В-вот в проулок! С-с-стой! От-тпусти меня, пжалста!
Отшатывается к соседней стенке. Его "слегка" тошнит как из ведра. Я еле успеваю увернуться и отделываюсь только мелкими брызгами.
После профилактических мероприятий, проведенных организмом, и некоторой паузы больному значительно легче. Мы уверенно продолжаем путь. Амплитуда шатаний бедного "императора" уменьшается, он уже не тщится удариться по очереди об обе стены переулка, по которому мы держим путь.
После несколько усилий, одного нечаянного падения и т.п. недоразумений, мы наконец достигаем заветной двери. Я и сам-то еле жив.
Полчаса мой визави ищет ключ в ворохах своих штанов, и находит таки его, несмотря ни на что. У алкашей есть такая особенность.
Он отпирает и открывает дверь.
Мы предстаем пред очами Фроси, разбуженной копанием у входной двери.
Женщина средних лет с сильно помятой физиономией, неисправимо помеченной следами алкогольной интоксикации, однако с лицом, не лишенном приятности.
Я не бывал здесь раньше (и, вообще говоря, и не собирался), было неловко, ожидал брани и весь как-то интуитивно съежился, собираясь извиняться.
Но она не сказала ни слова упрека в мой адрес.
Молча съездила моему собутыльнику пару раз по шее, подтолкнула его в сторону комнаты, из которой вышла (он при этом тоже молчал, даже не пытался что-то промычать) и сказала мне
- Вы в метро уже опоздали, поэтому можете немного поспать до утра вот в этой комнатке на диване, я вам сейчас принесу одеяло.
Я принялся было благодарить ее (как вы понимаете, от всей души), но она сделала знак рукой, показав, что это было бы лишнее в данной ситуации.
Чувствовалось по всему, что она вообще была молчалива. Замечательное качество!
Утром, как только пробили шесть часы на Усачевской башне, я потихоньку смылся из сей гостеприимной квартиры, прикрыв входную дверь с древним защелкивающимся английским замком, однако щелчка избежать не удалось.
Голова трещала с похмелья. Постоял у двери, прислушиваясь, словно сыщик какой. Однако все было тихо. Мир безмолствовал.
Уходя, я непроизвольно оглянулся и увидел в окне первого этажа, на коем и было расположено данное жилье, над занавеской с цветочками, лицо наблюдателя, точнее наблюдательницы. Наши взгляды на миг встретились. Ее любопытный и мой испуганный. Это было всего мгновение, но оно оставило след в душе обеих сторон.
Жизнь у Фроси не заладилась. А у многих ли она заладилась?
Постоянные неурядицы, неустройства и неприспособленность склоняли к выпивке.
Работы путевой не было. Не на кого было опереться.
- На себя надо опираться, на себя! - Твердила она себе.
Но плохо получалось.
Плохо, плохо и плохо.
Как-то нигде не смогла пристроиться. Молчаливая и неуступчивая - никому не подходила. Вот теперь пристроилась обслугой в общественном туалете.
Пала на низшую ступень общественной лестницы. А ведь когда-то работала инженером-программистом на МЭЛЗе. Был такой Московский электроламповый завод, делал неплохие лампы накаливания на 127и 220 В (слава Эдисону!). Славился своим ДК (домом культуры) и заводским клубом при нем. Сейчас от всего этого остались только рожки, да ножки.
Этот приятель Пашки произвел на Ефросинью впечатление. Было в его взгляде что-то такое по человечески надежное, ободряющее, что-то такое, которого так мало увидишь у большинства затрушенных жизнью людей, на которых взглянешь - и выпить хочется!
А ведь в душе каждой женщины (я думаю, каждой без исключения) жива детская надежда на принца на белом коне, который умчит ее в мир, полый безоблачного счастья, который не как все, и полон необыкновенных достоинств и качеств, каковые немедленно положит к ее ногам вместе с рукой, шикарной квартирой и сердцем.
И на меня новая знакомая, как я ее себе легкомысленно назвал, хотя наш с Павлом визит трудно было назвать знакомством, произвела большое впечатление.
Ее сдержанность, несмотря на ситуацию, молчаливость и достойное поведение, а также своеобразная красота облика, не слишком испорченная следами алкоголя, меня подкупили.
Этому весьма способствовала и полуподсознательная надежда избавится, наконец, от одиночества, отчасти благодаря терзаниям которого я, собственно, и совершал ежегодное паломничество на нашу Усачевку.
Однако, с другой стороны, возраст. Мой возраст!
Правда, как говорил "наш замечательный сатирик Аркадий Райкин"
- Если меня прислонить к теплой стенке, со мной еще очень можно поговорить!
Может, я выгляжу не таким уж древним старцем, но часто со всех сторон слышу "дедушка". Правда, мужики говорят иногда уважительно "отец". Это несколько ободряет.
Неожиданно для обеих сторон между нами протянулась некоторая ниточка.
Несколько взглядов недавнего гостя, причем почти мельком, постепенно породили в душе Фроси некоторые надежды.
Что-то такое вошло в ее душу, бодрое и жизнеутверждающее.
Все ее страхи, неудачи, неуверенность, недомогания и сомнения и даже тяга к выпивке вдруг показались ей такой чепухой, которая рассеивается с рассветом после дурацкого сна.
Однажды вечером она отказалась пропустить по стаканчику, когда Пашка притащился с четвертинкой.
Он вытаращился на нее с удивлением, переходящим в овацию.
- Что так?
- Не хочу.
- Ты не заболела часом?
Фрося молчала.
- Хм, мне больше достанется!
Когда бедный Павел закончил трапезу, Фрося села к столу напротив него.
- Паша, у тебя есть его телефон?
- Чей телефон?
- Ну, нашего позавчерашнего гостя.
- Какого гостя?... А, Тибы! М-м-м, откуда?
- Жаль.
- А зачем он тебе?
- Хочу его снова увидеть.
- ???
- Мне надо с ним поговорить.
- О чем?
- Это не твое дело.
- Вот так раз!
- Паша, мне надо с ним поговорить!
- Фрося, зачем тебе...А я как же?
Бедный Павел посмотрел на свою сожительницу изумленно.
- Паша, ты можешь как-нибудь его отыскать?
Павел в смущении полез в карман за платком, чтобы просморкать это дело, и вдруг из кармана выпала маленькая карточка. Фрося подняла ее.
- Что это?
Павел взглянул на нее.
- О, так это ж его визитка! Он мне оставил в пошлый раз по пьянке. А я и забыл. Вот и номер мобилы его здесь!
- Отлично, Паша! Позвони ему и пригласи как-нибудь в гости.
- Пригласить...в гости?
- Я тебя очень прошу, Павлуша!
Она уже сто лет его так не называла.
Пришлось подчиниться.
Я, как было отмечено выше, тоже частенько думал о мадам Ефросинье. И у меня тоже необъяснимым образом с этим связывалось ощущение и предчувствие чего-то светлого и доброго.
Но идти просто так прогуливаться туда-сюда по Усачевке в надежде встретить бедного Павла казалось мне глупым и бесперспективным делом. Да и к тому же что я ему скажу? Давай, мол, пойдем к твоей подруге?
Заявиться прямо к ним в гости просто так?
Я вряд ли решился бы на это, тем более, что и не запомнил точно этого переулка и адреса.
Оставалось только "забить" на это дело.
Но судьба-злодейка прихотлива и своенравна. Это знаю все смертные, рожденные женщиной, и на любом уровне общественной лестницы. К тому же, чем выше ты угнездился, тем больнее будешь лететь. Разве что за друзей-мошенников на ходу зацепишься. На родственников, как правило, не надейся, так как они и сами на тебе висели.
Ну-с, короче, однажды погожим осенним днем мне по мобиле позвонил незнакомый как будто голос
- Тиба! - сказал.
Но обычно на работе меня так не кликали.
- Это ктой-то? - спрашиваю.
Прежде, чем последовал ответ, я догадался, что это был мой давний как бы знакомый бедный Павел.
В ответ на мои вопросы он мялся, что-то мямлил на разные темы, и в конце концов пригласил как бы в гости "зайти по рюмочке". Это был прецедент, так как на таком уровне знакомства мы еще не находились.
Я заколебался.
- А Ефросинья нас не погонит?
- Что ты, наоборот! Она сама просила, блин!
- Ну, раз так, я не против.
- Елы-палы, ты, Тиба, ей чем-то понравился.
- Но я в тот раз с ней почти не общался, да и не говорили-то мы ни о чем.
- А кто их разберет, этих баб?
- Это конечно, спору нет. Но я толком не запомнил вашего логова.
- Обижаешь, Тиба, нормальная двушка, можно сказать. А что первый этаж, так это даже удобно. Давай встретимся на Усачевке в том же месте, как и прошлый раз, я тебя провожу.
- Ладно. Я, как гость, захвачу с собой торт и пузырь, так что водки не покупайте. Мне не хотелось бы "знов" набираться, как тогда.
- Знамо дело, о чем разговор. Все будет в шоколаде!
Мы предварительно условились о дне встречи, который он следовало уточнить у Фроси.
В воскресенье в середине сентября, в осенний погожий день, мы встретились с Павлом на Усачевке у той же палатки, с которой все началось не так давно, и торжественно направились в гости к моим новым знакомым.
Я говорю торжественно, потому что необычность ситуации интуитивно так ощущалась нами всеми.
Произошло что-то новое и необычное для всех нас, и в особенности для них с Фросей, которое как бы поднимало их на уровень обычного среднего мещанина и чего так им не хватало, и от этого они постоянно были подсознательно крайне ущемлены, ощущая себя своего рода изгоями.
Это перманентное состояние удрученности по существу лишало их жизнь психологического комфорта.
И они пытались избежать этой повседневной пытки и вернуть себе хоть как-то ощущение комфорта с помощью алкоголя.
Хорошо, хоть не с помощью наркоты.
Все это почти в той же мере касалось и меня по причине моего фактического одиночества, хотя во мне хватило здорового физиологического начала не опуститься до алкогольных интоксикаций (о потребляемой иногда кружке-другой пива я умалчиваю).
Все это так, но жизнь наша далеко не безоблачна.
Идти до места встречи, которого, похоже, изменить нельзя, оказалось гораздо дольше, чем я ожидал. Это и понятно, по пьянке все это раньше протекало спонтанно и совершенно незаметно.
Мне показалось, что по дороге Паша вел себя несколько странно. Он ухмылялся и то и дело поглядывал на меня сбоку скептически.
- Что, Тиба, теперь ты будешь наш "Милый друг"?
Паше, как видим, была не чужда мировая литература и знавал он Мопассана.
- Паша, это не совсем правильная аналогия.
- Почему неправильная?
- Там не тот сюжет, дорогой.
- Сюжет сюжетом, но ведь общего много.
- Ну, конечно, общее есть. Что тут спорить. Но все-таки у нас совсем не тот компот, и фрукты не те. Мы же все можем быть просто хорошими знакомыми.
- Эти басни мы знаем, - и он противно так хихикнул.
- Но ведь она сама меня пригласила, - в некоторой растерянности ответил я.
Через некоторое время, когда мы уже подходили к дому, он вдруг сказал с досадою, которой не смог скрыть
- И что она в тебе нашла?
Зайдя, мы обнаружили в квартите чистоту и порядок. Я, как редкий гость, мог бы, может быть, этого не почувствовать, но заметил это по изумленной физиономии Павла. Всюду было прибрано, подметено и пропылесосено, на столе постелена чистая (не скажу, что белоснежная, но тем не менее) скатерть, усеянная по белому ее полю луговыми цветочками, исполненными в несколько современной арт-манере, но теперь от этого никуда не денешься, куда бы ты не повернулся. Этот современный дизайн, напоминающий очень подозрительно детские каракули, не добрался, пожалуй, еще только до водочных этикеток. Думается, господа хищники-коммерсанты, это у вас явное упущение. Кстати, в центре стояла красивая ваза, щедро наполненная спелыми румяными яблоками, а рядом, красовалась пузатая бутылка превосходного армянского коньяку (совершенно долго выдержанного, если верить этикетке). И, заметьте, к нему приставлено было блюдечко с нарезанными тонко дольками лимона.
Прямо бомонд какой-то!
Сама хозяйка тоже выглядела, как мне показалось, как свежий пирог, подаваемый к чаю.
Но это вы, конечно, знаете. Какая более или менее нормальная женщина упустит случай принарядиться во все тряпки, какие только ни есть у нее в наличии, и даже на последние деньги прикупит что-нибудь.
Но, увы, не всякая женщина обладает вкусом. И если у нее нет доброжелательной подруги, она так всю жизнь и может ходить этаким чучелом. И такую же кару несут рядом с ней и детишки ее, пока не вырастут, каковые примеры каждый из нас может видеть на каждом шагу.
К счастью, это не касалось нашей хозяйки. Ее чутье подсказало ей нарядиться в духе Кустодиевской купчихи со всеми полагаемыми атрибутами: сарафаном, красным платочком, усеянном белыми звездочками, этакими высокими чулками и т.п.
И у нее получилось, хотя, вообще говоря, она была недостаточно полна для такого маскарада.
Не хватало только самовара. Но, видимо, она справедливо рассудила, что его вполне компенсирует отличный коньяк.
Мужики обомлели!
И, я бы сказал, даже несколько оробели.
Я поднес ей свой скромный дар - поллитра (побоялся купить большую емкость по понятным причинам) и сравнительно небольшой торт - и это совершенно не смотрелось на описанном фоне, так что мне стало даже несколько неловко.
Пашка вообще таращился на все и как бы потерял дар речи.
Я тоже как-то растерялся и спешно придумывал, что же такое сказать, уместное в данной ситуации.
Возникла некоторая пауза, которую естественно и непринужденно нарушила Ефросинья. Женщины, как вы знаете, вообще гораздо более практичны, чем мужики, и всегда могут без труда разрядить ситуацию.
Она обратилась к нам приветливо, больше обращаясь ко мне