Судьба преследует меня по пятам, изничтожая мои памятные места.
Я в детстве и юности лет двадцать прожил на Домниковке, дом 20, квартира 1.
И позже, уже отселившись от материнского гнезда, часто захаживал навестить родные пенаты. Но в семидесятые годы прошлого века наш домишко, вместе с целой половиной квартала, снесли, так как здесь прокладывали некий проспект. Некуда стало приходить.
Затем, после окончания техникума, я работал в славном трамвайном депо им. Артамонова около четырех лет. И эти годы оставили глубокий след в моей жизни.
По прошествии времени я сменил много специальностей и мест работы, но неизменно заходил в депо.
Сначала к старым знакомым слесарям, кто еще уцелел, а потом и просто поглядеть на него, как на память свою овеществленную.
В восьмидесятые годы депо стало троллейбусным, но остатки трамвайных рельсов все еще змеились из деповских ворот.
Увы, в начале двадцать первого века депо тоже снесли, и на его месте нагородили целый квартал идиотских домов, в которых пока никто не живет. И здесь не к чему стало приходить.
И что же вы думаете? Намедни пробегаю по Подколокольному переулку, где на месте знаменитого Хитровского рынка стоял наш техникум (кстати, приличное пятиэтажное здание внушительных размеров, еще довольно неплохо сохранившееся) - вижу остатки и обломки. Его тоже снесли. Кому он мешал? Тем более, что еще летом там шли занятия. Это ревнители культуры несколько лет ныли, что историческую "Хитровку", видите ли, портит вид этого здания.
И что же, на этом месте теперь будет чахлый скверик?
Лучше уж бы в этом помещении устроили бесплатную ночлежку для бомжей, и тем самым почтили память об историческом месте.
И здесь стало некуда приходить.
Судьба словно преследует меня, снося один памятный мне уголок старой Москвы за другим.
Что же теперь остается ей снести?
Если, думаю, был бы у меня биограф, то, увы, он не смог бы пройти по памятным местам моей жизни, чтобы, так сказать, лично взглянуть на все это и удостовериться.
Вот так я удрученно размышлял, как вдруг загудел и запел мой мобильник. Я взглянул на его дисплей. Кто вызывает, не понял по номеру. Он был какой-то странный.
- Алле! - Говорю.
- Ну, - загремело в трубке, - Ты и загнул, ничтожнейший мотылек, слабая былинка или даже пылинка. Равнять себя со зданиями, вознестись так своим безмерным самомнением! Этого мы от тебя не ожидали. Какой биограф может быть у Вашей Бездарности? Разве, что родственнички, но ты сам видишь, насколько им плевать на тебя с Эйфелевой башни!
- Хорошо, пусть я былинка, самая малая тростинка, но мыслящая тростинка!
- Много вас, мыслящих стебельков! От ваших занудных мыслей у Меня уже много столетий голова болит! И как ты, несчастный муравейчик, можешь так самонадеянно связывать снос целых кварталов со своим Его Величество Ничтожеством. Если, как ты считаешь, очередь дошла до тебя, то тут не требуется ни скреперов, ни бульдозеров, ни решения Моссовета, тьфу-ты, то есть мэрии. А достаточно только слегка дунуть, то есть просто моргнуть уголком брови - и нет тебя!
- Но, Господи, я согласен, согласен. Позор на мою голову! А нельзя ли все же "дунуть" комфортно?
- Об этом две тысячи лет назад и сам император Август просил. Помнишь? Он был такой же язычник, как и ты...Можно, но ты, чтобы узреть меня и получить прощение, должен уверовать!
- Уверовать. Но как? Я не могу.
- Можешь!
- Но как?
- Для начала, возлюбленное чадо мое, ибо я все же люблю вас, и нет такого грешника, которому не уготовано бы было прощение! Для начала иди в церковь Евангельских христиан баптистов, что на Чистых прудах, расскажи там о нашей беседе. Ты ведь бываешь там?
- Бываю.
- Поведай братьям и сестрам обо всем, что ты услышал, и несите миру слово Господне!
- Господи, ты шутишь!
- Шучу.
Голос замолчал и на экране появилось
- Абонент недоступен.
Я пытался посмотреть, что же за номер там был. Но он исчез.