Алые от заходящего солнца отвесные скалы, но которых покоится плато Сонного Крюка, обрываются в песчаное море. Горячий воздух поднимается от бесконечных дюн и плывет знойным маревом. Выложенная серыми плитами дорога ведет из холмов, петляет между обломков скал, вливается в Главную улицу маленького городка и упирается в гигантский подъемник. Когда-то он работал, переправляя путешественников из окрестных городов вниз, к началу Пустынной тропы. Сейчас внизу еще можно видеть остатки вокзала да занесенные песком рельсы, теряющиеся вдали. Городок мертв. Высушен солнцем, выдублен ветром, отполирован проникающим повсюду песком. Качаются на ветру ставни, поскрипывают двери, потрескивает рассыхающееся дерево.
На дороге ниоткуда появляется всадник. Ниоткуда? Конечно, нет. Он просто поворачивает из-за холмов, выныривает из жаркого марева так внезапно, что кажется, будто он появляется ниоткуда. Серый конь идет размеренной рысью, покачивает головой в такт шагам. Его совершенно не беспокоит окружающий зной, дыхание жеребца ровное. Вот он всхрапывает и трясет головой, словно чего-то испугался. Всадник трогает бока серого пятками, понукая идти вперед, и одновременно поднимает голову. Из-под полей широкой шляпы сверкает бритвенно-острый взгляд. Глаза цвета блеклого неба прищурены. Тонкие морщинки говорят о том, что этому человеку привычно и яркое солнце, и бескрайние дали, и, возможно, ему так же привычно видеть мир через прицел. Тонкие губы сжаты в линию, руки расслабленно лежат на луке седла, к которому приторочены кобуры пистолетов. Рукоятки, похоже, из полированного дерева, они словно сияют, отражая солнце. Конь слушается всадника, выравнивает шаг и вновь движется вперед, к мертвому городу.
***
Она не помнила, сколько дней, месяцев или лет просидела здесь, в этой пустой комнате, единственным украшением которой было помутневшее зеркало в тяжелой раме. За раму когда-то давно были вложены роза и фотография. Роза давно засохла и покрылась пылью, а фотография, изображающая смеющуюся молодую женщину в горностаевой мантии, пожелтела. Она не помнила, может быть, она сама и украсила зеркало, и подписала фотографию летящими буквами. Она была стара. Ее кожа сморщилась, руки, похожие на птичьи лапы, лежали на подлокотниках кресла-качалки, глаза невидяще смотрели в угол комнаты. Она уже давно ничего не ждала, ее мысли занимал только шелест песчинок. Иногда они шептали чуть слышно, иногда ревели в разъяренной буре, но всегда она слышала в их голосе голос далекого моря. Она уже не помнила, что именно туда, на побережье, вели блестящие рельсы со станции внизу, да и о самой станции она не помнила. Может быть, она должна была умереть давным-давно, вместе со всем остальным городом.
Что-то изменилось. Старуха отвела взгляд от пыльного угла и посмотрела на дверь. Кто-то поднимался по лестнице на второй этаж. Рассохшиеся ступени скрипели под неторопливыми шагами.
- Герой, - просипела старуха, с трудом разомкнув ввалившийся рот.
Ее руки сжались на ручках кресла, хищно и неожиданно сильно. Дверь распахнулась, заржавевшие петли протестующе застонали, и тот, кто поднимался по лестнице, вошел в комнату. Шпоры на его ковбойских сапогах позвякивали в такт уверенным шагам. Облачка пыли поднимались с пола, искрясь в лучах солнца.
- Ты пришел поздно, герой, - каркнула старуха, жадно следя за каждым движением пришедшего.
Ее глаза наполнялись блеском жизни, из них медленно уходила старческая муть. Мужчина словно не замечал ее, удостоив лишь беглым равнодушным взглядом. Подойдя к окну с давно выбитыми стеклами, он внимательно осмотрел улицу, дом напротив и плоскую крышу одноэтажного склада. На лице его не отразилось никаких эмоций, когда он все так же не спеша отвел взгляд от окна, порылся в карманах и извлек на свет небольшой блеснувший металлом и стеклом предмет. Мужчина поднял предмет на уровень глаз и внимательно осмотрел его. Миниатюрная видеокамера выглядела чужеродной в этой пропыленной высохшей комнате, где давно царили лишь умирание и покой. Инвентарный номер, выгравированный на сияющем боку камеры, означал, что произведена она за тысячи световых лет отсюда.
На удивление ловко мужчина закрепил видеокамеру так, чтобы угол обзора охватывал большую часть улицы и приготовился ждать.
- Ты ничего не найдешь здесь, герой, - сипела старуха, все оживленнее ворочая сухим языком. - Что ты ищешь? Чего ты хочешь? Не молчи, герой, поговори с одинокой старой женщиной. Я так скучала здесь в одиночестве.
Мужчина молчал, щурясь от яркого солнца, пропекающего городок. Ждать пришлось недолго, как он и рассчитывал.
- Кейн! - взорвал тишину города молодой восторженный голос.
Старуха выпрямилась в кресле, уперевшись ногами в пол, и застыла, напряженно впитывая давно забытые впечатления.
Мужчина в комнате все так же не спеша достал револьверы и проверил барабаны. Сияющие янтарным светом пули занимали все гнезда. Камера зафиксировала, как воздух над улицей сгустился в полупрозрачное полотнище, из которого на землю шагнули еще несколько человек. Мужчина поджал губы. Пространственные тоннели по-прежнему оставались самым быстрым, экологически чистым и самым дорогим способом добраться с орбиты на поверхность планеты. Впрочем, у партии Ренессанса всегда хватало денег. Мужчина предпочел бы расстрелять этих подонков сразу, как только они ступили на землю, но инструкции имперской службы сохранения были четкими.
- Зафиксировать нарушение, предупредить о нарушении, пресечь нарушение, - едва слышно проговорил мужчина, держа револьверы наготове.
Он не собирался тянуть с выполнением инструкций.
- О, герой, - рот старухи округлился, она подалась вперед, - говори еще. Еще!
Мужчина молчал.
- Кейн! - снова донеслось с улицы. - Ты только посмотри на этот город!
- Потише, Тед, - осадил пылкого юнца его старший товарищ, настороженно осматривая местность.
- Ой, да ладно, - протянула стройная девушка. - Похоже, наша группа ускользнула от законников. Не будь занудой, Кейн. Представляешь, если именно нашей партии удастся возродить прошлое! Мы станем знамениты! Эти улицы наполнятся жизнь, со станции поезда пойдут к морю, а потом оживет вся планета. Зачем ты вообще присоединился к Ренессансу? Неужели тебя это не трогает?
- Меня трогает, как при этом и самому остаться в живых. Не хочу быть мертвым героем, знаешь ли.
Кейн настороженно осмотрел улицу, но стоящий рядом с окном на втором этаже мужчина почти физически чувствовал, что Кейну, как и его молодым спутникам, слишком уж не терпится начать.
- Вроде все нормально, - признал Кейн. - Заноси аппаратуру.
- Тед, Тед, Тедди! - девушка кружилась вдоль улицы, подставив лицо солнцу.
Сара хотела жить здесь, среди суровых просторов, среди мужественных людей, быть уважаемой всеми замужней дамой, женой владельца небольшого участка земли и лавочки сувениров рядом с подъемником. Она хотела каждое утро начинать с чашки свежесваренного кофе, а каждое лето путешествовать к морю.
Тем временем воздух снова сгустился, и на Главную улицу заброшенного города начали один за другим выкатываться сверкающие полированным металлом машины. Кейн взял с панели одной из машин электронный планшет и методично отмечал каждое устройство. Тед быстро вводил программы работы, а Сара фиксировала изменения реальности. Над городом плыла радужная дымка, в которой постепенно проявлялись картины прошлого: вот по деревянному настилу быстро прошла женщина в длинном платье, отделанном кружевами; вот прогрохотал по улице дилижанс, направляющийся к подъемнику; из бакалейного магазина вышла семейная пара, ребенок лет десяти держался за руку матери. Сара сияющими глазами смотрела, как воплощается в жизнь ее мечта.
- Внимание нарушителям, - разнесся над улицей холодных голос, усиленный динамиком.
- О, нет, - прошептала Сара, прижимая к груди руки.
- Сара, быстро в тоннель! - быстро сориентировался Тед и бросился к девушке.
- Согласно пункту тридцать восемь закона о неприкосновенности заброшенных земель Имперского свода законов ваша деятельность признана мной противоправной, - монотонный голос внушал неконтролируемый ужас.
Все трое прекрасно знали, какое наказание предусматривает пункт тридцать восемь.
- Заткнись, законник! - проревел Кейн, выхватывая дробовик из крепежа одной из машин.
То, что рядом оказалась именно машина, подвозившая местное оружие, Кейн посчитал большой удачей. Он не строил иллюзий насчет того, что ему удастся подстрелить законника, но надеялся, что выстрелы дадут ему немного дополнительного времени, чтобы добраться до мерцающей дымки пространственного тоннеля. Сара испуганно смотрела, как по ободу тоннеля пробежал ряд мерцающих янтарных огоньков, и воздушная завеса быстро растаяла.
- Тед, - прошептала девушка, прижимаясь к подбежавшему возлюбленному, - у него глушилка...
Тед обнял девушку, растерянно глядя вокруг. Все рушилось, и он просто не знал, что ему теперь делать.
Мужчина в комнате бросил на пол использованный подавитель пространственных перемещений и продолжил говорить в миниатюрный микрофон:
- Сложите оружие, сдайте машины, и правосудие будет к вам милосердно.
- Да пошел ты, законник! - прокричал Кейн. - Где ты прячешься? Выходи, если ты мужчина!
- Сопротивление бесполезно, - в последний раз предупредил страж закона.
Ответом ему был выстрел дробовика, разнесший покачивающуюся над салуном табличку с названием. Кейн передернул затвор. Мужчина в комнате понимающе кивнул и шагнул к проему окна. Теперь закончилось время слов закона, и пришло время говорить револьверам. Первый выстрел достался Кейну. Пуля разворотила правое плечо реставратора, дробовик упал в дорожную пыль. Зажимая рану, словно так можно было остановить хлещущую кровь, Кейн с ненавистью уставился на законника:
- Будь проклят ты и твой закон! - закричал Кейн. - Будь ты проклят...
Голос реставратора слабел, кровь ручьем лилась на иссохшую землю.
- Во имя бога-императора, - вторая субъядерная пуля разнесла голову Кейна.
Мертвое тело тяжело опрокинулось на мостовую.
- И милости его, - два выстрела слились в один, и Тед с Сарой умерли, так и не разжав объятий.
- Герой, - голос старухи журчал, как вода, заполняющая высохшее русло реки, - ты останешься со мной. Защитишь меня.
- Я так не думаю, мэм, - мужчина вежливо коснулся края шляпы, аккуратно отсоединил камеру и вышел за дверь.
Позади салуна стоял его верный дроид, чья внешняя оболочка безупречно повторяла облик древней лошади, а за холмами ждал посадочный бот. Здесь у мужчины больше не осталось дел. О трех трупах на Главной улице позаботится ветер и солнце. Мужчина не исключал, что и существо со второго этажа салуна не откажется от заботы об умерших, но это уже не имело значения. Законник легко запрыгнул в седло и, не оборачиваясь и никуда не торопясь, поехал по дороге к холмам.
Город снова замер в тишине и безмолвии. На этот раз навсегда.