В стоявшем перед ним оборванце сложно было узнать бывшего спецкора "Московского папарацци". Он сильно похудел, осунулся, лицо заросло густой черной бородой. От прежнего Рахимова остались только веселый взгляд и голос. И все-таки это был он!
" Господи! Живой!" - сумел только произнести Александр. Первым желанием было обнять воскресшего, но, сделав шаг, остановился. Вспомнил, что проявление дружеских чувств сейчас вряд ли уместно.
- Никак рад меня видеть? - удивился Рахимов. Взгляд тут же стал жестким и сосредоточенным. Александру показалось, что он прикидывает расстояние для удара.
- Я, честно говоря, тоже рад. Но, понимаешь, какая штука! Смертный приговор за предательство никто с тебя не снимал.
Голос его звучал спокойно и даже велело, но Александр не сомневался, что бывший товарищ по партии приведет приговор в исполнение, если сочтет нужным. В голове беглой строчкой пронеслось:
" Пистолет надо было в бардачке возить!"
Но сейчас, когда чувства и нервы были предельно напряжены, он вдруг осознал, что даже под угрозой опасности выстрелить в человека, будет очень тяжело. Тем более в того, кого искренне уважал и любил. А потом вдруг пришло спокойствие:
" Будь, что будет!"
Не чувствуя за собой вины, он все-таки посчитал нужным объясниться:
- Можешь считать меня предателем. Но я тогда вас всех спасти хотел. Пригрозил, что в полицию заявлю, только чтобы покушение остановить. Тебе, кстати, Филин письмо мое передал?
- Письмо? - снова удивился Рахимов. - Когда ты не появился, я думал, сбежал Феникс, струсил. А ты, оказывается, смертоубийство предотвратить хотел!
На последней фразе в голосе послышалась издевка. Окончательный вердикт тоже прозвучал весьма обидно:
- Все-таки я в тебе ошибся! Может ты и не трус, и не предатель, но для нашего дела человек не пригодный. Ручки кровью боишься запачкать. Таким как ты помидоры растить, чаи с супругой на веранде распивать, детей нянчить. А мир от дерьма пусть другие очищают!
- Каждому свое! - с вызовом ответил Александр. И тут же подумал:
" Откуда он знает про супругу, про помидоры, про ребенка?"
- Ну да ладно, не за этим пришел! - неожиданно сменил тему Рахимов - Просьба есть, как к бывшему соратнику. Я уже почти полмесяца, у одной сочувствующей делу революции скрываюсь. Загостился слишком долго. А на днях сожитель ее приревновал. Боюсь, как бы, не донес. Так что, пора менять дислокацию.
Александр, не раздумывая ответил, что попробует его спрятать. Воскрешение человека, о котором так искренне скорбел, казалось настоящим чудом. Отказать сейчас было все равно, что выставить за дверь посланного к тебе ангела. Однако, он счел должным предупредить, что сам на крючке у охранки. Выслушав про Кречинского, Рахимов усмехнулся:
- Вот так-то, товарищ Феникс, и рад бы в обывательский рай, да революционные грехи не пускают! Ну, ничего, придумаем как на этого штабс-капитана управу найти.
Последние слова всколыхнули в душе надежду. В тот момент он снова вдруг почувствовал себя не безвольной жертвой садиста, а солдатом под началом отважного и мудрого командира. Однако, ему тут же напомнили, что ситуация изменилась и они больше не бойцы одной когорты. Поблагодарив за то, что не отказал, Рахимов окончательно расставил точки:
- А потом ты вернешь мне половину партийной кассы. Той самой из ячейки на Николаевском вокзале. Поможешь сделать документы, ну а дальше наши пути дорожки разойдутся. Думаю уже навсегда. Каждому свое!
- Договорились! Ложись на заднее сидение, ко мне поедем. - распорядился Александр. Оказавшись в роли спасающего, он теперь держал себя более уверенно. Правда, когда уже выезжали на дорогу, почувствовал запоздалый укол жадности. Но быстро прогнал это недостойное чувство. По неписаным законам Рахимов имел право на большую часть этих денег. И то, что он претендовал только на половину, с его стороны было актом щедрости и доброй воли.
Большую часть дороги они молчали. Александр спросил только, почему и полиция и Кречинский упоминали о нескольких беглецах. Оказалось, что сначала их действительно было трое:
- Товарищи на днях перебрались в соседнюю губернию, ближе к финской границе. А я вот задержался, тебя хотел повидать, - сообщил Рахимов .
- Ну а потом куда? Тоже в Финляндию? - поинтересовался Александр. Услышав "не знаю", подумал, что Рахимов, скорее всего, лукавит. Наверняка уже сто раз все продумал и принял решение. И вряд ли благочинная буржуазная Финляндия может привлечь пламенного революционера. А вот бурлящий и готовый взорваться китайский котел, для таких, как он, вполне подходит.
Сознавать, что Рахимов ему не доверяет, было обидно. Но тот имел на это все основания. Отвратительная недостойная благородного человека мысль, сдать беглеца , уже промелькнула:
"А если встанет вопрос - судьба твоей семьи или этот борец за идеалы, которые ты, кстати, не до конца разделяешь?" - спрашивал себя Александр. Понимал, как, скорее всего, поступит, и от этого на душе становилось совсем мерзко.
Миновав ворота, он, царапая о ветки машину, обогнул флигель, по заросшей бурьяном колее доехал до заброшенного сарая. Небольшое строение с еще крепкими бревенчатыми стенами находилось на дальних задворках чангаровского хозяйства. Подогнав поближе к стене машину, Александр вышел. Осмотрелся, открыл покосившуюся дверь и только после этого позвал Рахимова.
Внутри сарая пахло перепревшим навозом. Когда-то, еще во времена деда, здесь была конюшня. С тех пор стены хранили этот запах, а по углам лежали не истлевшие до конца охапки соломы.
- Вот здесь пока поселю. Не Лондон-клуб конечно. Но извини, чем богаты!
- Да уж точно не Лондон-клуб, - протянул Рахимов. Александру показалось, что он уловил в его голосе ностальгические нотки.